Подаренная жизнь

Размер шрифта:   13
Подаренная жизнь

Глава 1 . Работа в юности и служба в армии.

В шестьдесят шесть лет я получил приглашение пройти диспансеризацию от страховой инспекции в железнодорожной узловой больнице. На пенсии я уже восемь лет и лет десять, я не проходил медкомиссию. Я попал под сокращение в пятьдесят семь лет. Год пробыл на бирже. Потом оформил пенсию. Работал я с четырнадцати лет. Начинал рабочим связи.

В 1974 году окончил БИИЖТ и получил специальность инженер-строитель. Уехал по распределению в Куйбышев и всю дальнейшую трудовую жизнь занимался строительством. Отслужил в армии. Всю жизнь отработал в одном министерстве МПС, потом нас добровольно принудительно передали в ОАО «РЖД». В тресте, как и в институте, я был на хорошем счету и в случае необходимости меня перебрасывали на самые ответственные участки работы. Работать мастером, прорабом, начальником участка. В двадцать семь лет меня уже назначили работать главным инженером строительного управления и перевели в Пензу в СМП-536 .

Даже в армии, после прохождения курса молодого бойца, после принятия присяги, меня солдатика с роты связи забрал к себе в округ полковник Пугачев Валентин Иванович. Произошло это чисто случайно. Меня салагу бросили к дембелям на строительство нового типового командного передающего узла связи дивизии ПВО. Его строили два года до этого, и никак не смогли собрать даже каркас из бетонных арок. Призвали меня служить в знаменитую на весь Союз дивизию, воины которой в своё время сбили американский самолёт-шпион с лётчиком Пауэрсом. Узел строили на самом высоком холме в этой местности. Мы солдатики делали дурную работу, в котловане на глубине десять метров копали глинистый грунт по колено в воде под фундамент, для бетонных арок. Отрытая траншея на утро заполнялась глинистой жижей, и мы снова начинали её копать, не успев засыпать щебень под основание для фундамента, тем более выполнить цементную стяжку.

Мне стало жалко командира передающего центра капитана Машнова Игоря Николаевича, и всю его команду. Ей кроме строительства приходилось нести на своих плечах ещё и боевое дежурство. Все «дембеля» были с Прибалтики, они уже полгода не несли боевого дежурства, их не брали в наряды. Дембеля потеряли всякую надежду, уйти в первой партии домой, потому что проваливали дембельский аккордный наряд по вводу объекта. Выглядели они уставшими и злыми. Ежедневный тяжёлый труд, однотипная еда из каш, дополнительный паёк из банки говяжьей тушёнки и не ограниченный сон, превратили их из заморенных в подземелье бойцов роты связи, в настоящих Гераклов. Уставшие "деды"ложились в кровать сразу после ужина, и не ходили даже на вечернее построение. Ящики с оборудованием полгода лежали под навесом. Капитан Машнов Игорь Николаевич, как то на утреннем разводе заявил:

– Я вам создал все условия, а вы меня под монастырь подводите.

После этих слов я решил помочь капитану. Ведь в случае срыва сроков ввода, он первый попадал под раздачу. Капитан был человек семейный. Говорили, что он рано женился, у капитана было два мальчика. Его семья жила в военном городке в трёх километрах от части, а капитан только два раза в неделю бывал дома, большее у него не получалось. Игорь Николаевич окончил среднюю школу, где-то в Алтайском посёлке и сразу поступил в училище связи. Он честно нёс службу, был командиром передающего центра, занимал майорскую должность. Игорь Николаевич мужщина крепкого телосложения, но невысокого роста. Он поддерживал в части дисциплину, если наказывал то за дело. Все уважали и любили его, но и не на шутку побаивались, особенно младшие офицеры и прапорщики. Я искал удобный случай для разговора. Однажды после обеда в столовой нас отпустили на отдых на двадцать минут. Я увидел, что в одной из беседок сидит капитан и нервно курит, меняя одну папиросу за второй. В такие минуты ему лучше не попадаться на глаза, так говорили старослужащие. Поэтому в беседках никого не было. При настроении он сам подходил к нам, присаживался покурить, интересовался, не обижают ли нас старослужащие.

Но я решился.

– Товарищ капитан, разрешите, обратится!

Выпалил я, и отдал честь.

– Что случилось?

– Ничего. Просто я знаю, как ускорить работы по строительству нового узла связи.

– Ты кто?

– Рядовой Солнечный.

– Докладывай рядовой Солнечный.

– Нужно понизить уровень грунтовых вод хотя бы на период работы. Для этого по периметру здания нужно проложить дренажную канализацию, собрать всю воду в приёмный колодец и откачивать её на поверхность насосом, она сама дальше уйдёт по склону. Канализацию выполнить из асбестоцементных труб для телефонной канализации, предварительно насверлив в ней отверстий, диаметром пять миллиметров. Материал в наличии, насос имеется. Котлован отрыт на три метра шире здания. Роторный траншейный экскаватор стоит без дела. Траншея будет глубиной от полу метра до метра всего, шириной на одну захватку. Почуяв недоверия к своей особе, я сказал:

– Я инженер строитель и за свои слова отвечаю.

– Вот именно одни слова, а с меня спрашивают дело.

– Пять солдат, даже узбеков с нового призыва, и через неделю воды под фундаментом не будет. В противном случае работы можно будет вести только осенью, и то если не будет дождей.

– Спасибо, я подумаю.

Дела были так плохи, что он ухватился бы даже за соломинку, как тот утопающий. Капитан плохо разбирался в строительстве, даже не мог сам прочитать чертежи, но идею он понял. На всякий случай решил свои действия согласовать с заместителем начальника дивизии по форд сооружениям полковником Пугачёвым Валентином Ивановичем, который находился в Куйбышеве в округе. Но того вызвали в Москву для очередного вливания. Позвонить ГИП-у в Военпроект, он не решился. Заранее зная ответ:

– Проект согласован во всех инстанциях. Делайте всё по проекту. Если вы такие умные, то согласуйте изменения в проекте!

Как всегда ни какой помощи. А там подписи генералов. Кто на такое решится?! И все терпели. Что делать?! Что я теряю? Если не получится, зароем всё обратно, и никто не узнает, может хорошо, что полковника нет. А если получится у этого солдата, то он тогда костьми ляжет, но сдаст объект к намеченному сроку. Всю ночь капитан не спал, а к утру решился. После развода капитан вызвал меня к себе и сказал:

– Давай попробуем рядовой.

Как я и обещал, канализация через неделю была сделана. В ночь насосом откачали скопившуюся в колодце воду и работа пошла. Ежедневно насос по мере поступления автоматически откачивал скопившуюся в колодце воду. Когда вода прибывала, поплавок поднимался, и включался насос, когда воду откачали, поплавок опускался и насос отключался. До призыва в армию у меня уже был большой опыт в строительстве.

Ещё в школе, на летних каникулах после восьмого класса, я работал у отца рабочим связи на автоматизации станций и железнодорожных переездов с бригадой монтажников из Минска. Рыл траншеи, устанавливал светофоры, принимал участия в монтаже оборудования. После девятого класса, я с той же бригадой, менял деревянные опоры связи на железобетонные, натягивал провода, красил светофоры. После первого курса института у нас была геодезическая практика, знаменитый доктор геодезических наук профессор Купчинов И. И. назначил меня старшим по факультету ПГС за прохождение практики, и я оправдал его доверие. За это он меня устроил работать в экспедицию к своему бывшему ученику, где я вместо каникул прошёл хорошую геодезическую практику в экспедиции. Его ученик был начальником экспедиции по прокладке сетей триангуляции в Белоруссии. Там мне даже платили какие-то деньги. После второго курса в стройотряде, мы в совхозе миллионере построили коровник, хранилище для яблок, небольшой зерно ток с элеваторным комплексом и зернохранилищем.

Осенью меня, в числе двадцати выбранных студентов из нашего института, добровольно – принудительно сняли на ликвидацию стихийного бедствия, срыва платины на осушительной системе мелиоративного комплекса. Здесь я проработал почти месяц в каторжных условиях, пока не ликвидировали последствия разрушения после прорыва платины. Валили большие деревья, обрубали ветки и перетаскивали на себе стволы к платине, по временной дороге на болоте. И всё это под проливным дождём. Укрепляли канавы, забивая деревянные колья, стоя по колено в воде, металлическими кувалдами весом не менее пяти килограмм. Так натрудишься, что уже к концу дня не слушались руки, и кувалдой иногда промахивались по колья, обдавая друг друга водой с головы до ног.

Спали в близлежащей деревне, в продуваемом сарае, сделанном из досок, на ветках сосны и привезённой с ближайшей скирды соломы. Одежда сохла прямо на молодом теле до утра. Жители деревни жалели нас, но пустить к себе в дом не решались, да и войти к ним в таком виде нам не позволяла совесть. Через неделю пошли ночные заморозки, и многие ребята заболели, их увезли в железнодорожную больницу г. Гомеля, хотя кормили нас по высшему разряду. Каждый день свежее мясо, консервы по выбору, фрукты и сухофрукты. В день на человека вечером привозили бутылку красного сухого вина. Иногда местные приносили первач, жалея нас. Наконец, мы устранили последствия прорыва платины. Из института нас осталось всего четыре студента, трое из них после армии. Там прямо на платине, нам доработавшим до конца добровольцам, какой-то партийный работник из правительства вручил простенькие, но хорошие часы типа Победа. После чего нас отмыли в районной городской бане, выдали нам нашу одежду, в которой мы приехали, а нашу рабочую сожгли прямо здесь в котельной бани, и автобусом привезли прямо к институту.

Я уезжал на прорыв уже с большими волосами, хотел постричься, но не успел, нас увезли среди занятий. Там у меня отросла такая шевелюра, что я не узнал себя в зеркале, как и студенты на факультете, куда я явился после длительного отсутствия. Девчонкам, а их было большинство в нашей блатной группе, состоящей из дочек городского начальства, сюда я попал по иронии судьбы, причёска понравилась. Они даже придумали мне кличку Хиппи ПГС. Походил я с ней не долго, до первой встречи с ректором Сыцко Петром Алексеевичем в коридоре. Он был на голову выше меня, и в два раза тяжелее. Ректор остановил меня, и повёл к себе в кабинет. Там он в первый раз познакомился со мной лично. Строго спросил, кто я такой, почему слоняюсь по институте в таком виде? На это я ему ответил, что я не слоняюсь, а учусь и вид у меня нормальный, для студента прожившего почти месяц в изгнании. Тогда он сказал, что с ректором не стоит так разговаривать, спросил с какого я факультета и мою фамилию. Попросил секретаря принести мою ведомость успеваемости за прошлый год, увидев отличные отметки, ректор немного успокоился. Спросил, о каком изгнании я говорю? Я честно рассказал ему о работе на платине и показал подаренные часы. Тут ректор удивился и сказал, что ему доложили, что все вернулись две недели назад.

– Все, да, как видите не все, – ответил я.

Вдруг, лицо ректора подобрело, расплылось в улыбке, он полез в карман и достал из него бумажку, три рубля, протянул мне и велел к завтрашнему утру подстричься.

– Спасибо, со стипендии верну! – Поблагодарил я ректора.

В этот вечер, ребята в комнате подстригли меня под расчёску. А через две недели, получив стипендию, я зашёл к ректору в кабинет отдать долг. Он рассмеялся и не взял деньги, а я поблагодарил ректора и положил три рубля на стол, приставленный к его столу. Сказал уходя:

– Долг платежом красен.

Производственную практику после третьего курса, я проходил в Ленинграде на строительстве Кузнечного цеха Вагоноремонтного завода. После практики вернулся в Гомель. На каникулах меня приняли временно мастером в один из строительных трестов города Гомеля. Здесь я работал на секретном объекте. Меня и прораба забирали в шесть утра от здания треста. Автобусом увозили за город, на крупнейший свинокомплекс в республике. Привозили обратно в шесть вечера, тем же автобусом. Дело в том, что этот объект был сдан два месяца тому назад. На его открытие приезжал даже сам Машеров Пётр Миронович. Телевиденье показало открытие комплекса на всю страну. Даже свиньи в свинарнике хрюкали. Оказалось, что один из двадцати свинарников был готов, его и показали. Даже свиньей завезли. После сдачи свиней пустили под нож. Рабочих перевели на новые объекты..

С наружи весь комплекс, сети и благоустройство были сделаны. Вся территория по периметру была обнесена высоким бетонным забором, через который невозможно перелезть. Кормовой комплекс находился с внутренней стороны забора, и тоже был смонтирован полностью. В нутрии в остальных свинарниках были сделаны только канавы, и то не закрыты чугунными крышками. В некоторых свинарниках ещё не было бетонных полов. Нашими рабочими были уголовники.

Ежедневно, утром автобусами привозили пятьдесят заключённых, их доставляли двенадцать охранников с автоматами. Автобусы с охраной уезжали. Никуда не убегут, до ближайшего населённого пункта двадцать километров вокруг леса и болота. Въездные ворота были закрыты. Автоматика отключена. Контингент на территорию комплекса, запускал старший охраны, через калитку выездных ворот. Охрана, закрывала её на засов и уезжала. Дальше за них отвечал трест. Цемент, щебень, песок и другие строительные материалы были завезены заблаговременно рабочими треста и оставлены в свинарниках. Заключённым было строго настрого запрещено подходить ближе ста метров к калитке. И всю эту не управляемую свору, оставляли на нас с прорабом. Обед привозили четыре охранника и раздатчица. Выдавали его через специальное окошко, сделанное в калитке. Только один заключенный мог подойти к калитке, остальные ждали его отхода от неё. Прораб дорабатывал последний год перед пенсией и боялся входить в зону. Он смотрел через окошко в калитке, запускал меня и закрывал калитку. Так, что мне доставалось с лихвой. Выдать задание, заставить работать, проверить и принять работы. Было очень тяжело, но я выдержал. Нужны были деньги. Управляющему тресом понравилось, как я работал. Он предложил мне остаться у них работать, но когда узнал, что я студент и мне ещё два года учится, то очень удивился и взял меня на карандаш. Когда в тресте через десять месяцев случилась беда, Управляющий попросил меня у ректора на шесть месяцев. Ректор вызвал меня и спросил:

– Хочешь ли ты, юноша, поработать не далеко от Ялты на строительстве нового корпуса правительственного санатория «Белоруссия» в Мисхоре?

– Я хочу, но сейчас апрель месяц, как же моя преддипломная практика? – Спросил я.

– Это и будет твоя преддипломная практика, – ответил ректор.

– А экзамены за четвёртый курс? – Не выдержал я.

– У тебя неделя, что бы сдать все зачёты и экзамены, сейчас основной курс пройден, идёт повторение. Я скажу, чтобы у тебя начали принимать зачёты и экзамены, а стипендию и подъёмные выдадут в кассе, когда принесёшь в деканат зачётку с отметками о сдаче экзаменов,– ответил ректор.

О таком можно только мечтать. Но и повышенную стипендию хотелось заработать. Пришлось пахать. Ночью спал иногда даже по два часа, но сдал все экзамены на отлично. На небесах, наверное, увидели, как я работал на комплексе, и решили наградить поездкой в Крым в курортный сезон. Вот мы с Главным инженером треста Валентином Фёдоровичем едем в поезде менять на вахте начальника строительного управления, который уже три месяца провёл на объекте вдали от семьи. Федорович высокий, тощий мужчина пятидесяти пяти лет оказался человеком порядочным и рассказал всё без утайки.

Оказывается, скала, на которой строили новый корпус, дала трещину. Произошла незначительная, неравномерная осадка здания. Случилось это из-за вымывания карстовых пород в теле скалы. Виноваты, конечно, проектировщики, что не правильно посадили здание и не пробурили скважину по центру здания. Пробурили три скважины по периметру, начали бурить скважину по центру скалы. Пробурили три метра и сломали последнее сверло. Нарисовали геологию наугад, как скальный грунт, а там оказалась небольшая пазуха, которая за шесть лет после изысканий увеличилась в размерах. Корпус почти готов в октябре сдача. Московские мастерские ведут отделку. А тут такое. Получается, выбросили миллионы рублей на ветер. У прораба оторвался тромб, и он умер прямо на стройке. У начальника участка от расстройства через неделю случился инфаркт, его успели, доставить в Ялту и спасти. Он ещё долго будет проходить реабилитацию. Так что нам с тобой придётся нести вахту.

Проектировщики разработали проект усиления. Сейчас Мостотряд из Ленинграда нагнетает бетон марки восемьсот, в образовавшуюся пазуху. Батальон стройбата делает монолитный армированный пояс вокруг здания, из бетона марки пятьсот сечением: четыре на восемь метров. Солдаты долбят отбойными молотками скалу, Рабочие Мостотряда варят металлический каркас из тридцатой периодической арматуры.

Транспортный цех Мостотряда разгружает по два вагона цемента в день в Симферополе. Остальные грузы также поставляются вагонами, их выгружает и поставляет на объект бригада отдела снабжения управления. На стройплощадке соорудили временный бетонный узел. Три кубовые бетономешалки. На участке одна нормировщица. Все рабочие треста работают по аккордным нарядам. Мастерские работают по процентовке. Одна иностранная бригада из Чехии делает бассейн, в который двумя насосами будет подаваться морская вода. Всего более тысячи человек. Кормить нас с тобой будут бесплатно три раза в день вместе с отдыхающими в столовой санатория. По приезду напишешь заявление на имя начальника строительного управления:

– Прошу принять временно на работу в качестве прораба. Будешь получать двести рублей в месяц

– Ты когда у нас работал, заполнял анкету?

– Да.

– Года ещё не прошло, значит не надо писать новую анкету.

– Ты, что там написал в графе образование?

– Незаконченное высшее.

– Молодец! Значит через месяц, если будешь хорошо работать, приказом по управлению переведут тебя начальником участка. Ставка свободная. Будешь получать на двадцать рублей больше. Так распорядился управляющий.

Так всё и получилось. Корпус был сдан в срок. Свободное время в основном у меня получалось вечером. Я надевал ласты и уплывал один, в лучах заходящего солнца, на два часа далеко в море на встречу с дельфинами и сторожевыми патрульными кораблями, как получится. При строительстве нового корпуса правительственного санатория, я получил колоссальный опыт инженера строителя. Меня ждала завидная карьера и объекты по всему Черноморскому побережью.

В институте я до последнего принимал активное участие в спортивной жизни факультета и института. Был не плохим наподдающим в сборных командах института по футбол, и ручному мячу. Бегал кроссы, и ходил на лыжах за факультет. Даже, иногда, был разыгрывающим в сборной факультета по баскетболу, не смотря на свой малый рост. Играл в шахматы за факультет. В футбол я играл ещё с детства, а все остальные навыки приобрёл уже в школе от физруков, которые приезжали к нам по распределению после окончания физкультурных факультета, имели разную специализацию. Они менялись у нас, как перчатки, отработав свой срок по распределению, уезжали. И каждый из них таскал меня по соревнованиям, как более обучаемого. По инерции я продолжал заниматься этими видами спорта в институте. Я расходовал за день столько энергии, что съедать за завтраком и обедом по два вторых блюда вместе со стаканом сметаны. Два беляша на большой перемене между лекциями, для меня стало нормой.

Ректор любил спорт и сам заботился о своих спортсменах. Раз в семестр он бесплатно отправлял отдельных спортсменов на месяц в лечебный профилакторий, чтобы поддержать бедных студентов. Спасибо ему за это. Это всё же лучше, чем разгружать вагоны. Этим я занимался два первых года, когда не хватало стипендии. Я уже оканчивал дипломный проект, когда по наводке тренера мастера спорта Школьникова Олега, который вел у нас обязательный факультатив по вольной борьбе, мне пришлось побороться за институт. Ректор попросил меня съездить в Минск на соревнование по вольной борьбе между вузами республики. Дело в том, что парень моего веса, который профессионально занимался борьбой, тяжело заболел, после поездки на соревнования за границу и тренеру не было кого в этом весе везти на соревнования.

Боролся я не плохо, и вес только у меня одного последние два года из группы не менялся. Тренер решил меня зачислить в команду, зная, что не будет проблем со сгонкой веса. До этого я никогда не принимал участия в соревнованиях по вольной борьбе на таком высоком уровне, но ректору я не мог отказать, ведь он сделал для меня столько хорошего. Неожиданно для себя вышел в финал, и заставил себя последние две схватки бороться с повышенной температурой. Эта поездка изменила мою судьбу. Оказывается на соревнованиях, я умудрился подхватить редкий для того времени Гонконгский грипп. Не зря говорится, что за всё надо платить.

Последствие болезни, осложнение на сердце, воспаление сердечной мышцы, блокада Левой ножки пучка Гиса. На печень и почки тоже были осложнения. Врачи в Гомеле в железнодорожной больнице месяц боролись за мою жизнь. Беда не приходит одна. Учитывая несколько трагических событий у моих друзей в последние три семестра моей учёбы, я не смог дальше жить в городе Гомеле. Отказался учиться в предложенной мне аспирантуре. Из-за болезни я явился в Дорстройтрест на шесть месяцев позже. За это время я успел жениться, и вынужден был уехать по распределению с молодой женой в Куйбышев, там доли нам комнату с соседями в трёхкомнатной квартире. До призыва в армию я успел сдать профилакторий «Березка» в Куйбышеве на берегу Волги.

Глава 2. Встреча с Пугачёвым.

Пугачёв Валентин Иванович приехал нежданно с проверкой. В округе было много разных объектов, сдать наш он уже не надеялся. Полковник не был здесь месяц, потому что понимал, до осени здесь делать нечего. Да и капитан Машнов Игорь Николаевич наверное расписался в своём бессилии, потому и не звонит. Он вышел с уазика не доезжая части, и зашел на объект с тылу, минуя проходную, а машину отправил в часть.

В это время мы со старослужащими монтировали очередную арку и не обратили внимания на гостя. Работа кипела: делали фундаменты под внутренние кирпичные стены и перегородки, заканчивали возведение наружной торцевой стены из бетонных блоков. Заливали полы и устанавливали в них закладные детали под оборудование, делали наружную гидроизоляцию арок из горячего битума и стеклоткани, и ни одного офицера поблизости. После строительства канализации, стройкой по распоряжению капитана командовал я. У солдат старослужащих я пользовался большим авторитетом, мои команды они исполняли. У них появилась надежда уйти на гражданку в первой партии. Я уже два раза по выходным съездил к жене в увольнение. Мы ждали ребенка. Полковник долго наблюдал за нами, пока не появился капитан. Ему доложили с проходной, что появилась машина полковника, и он побежал сначала туда. Только потом, узнав от водителя, что полковник сошёл, не доезжая части, прибежал на стройку. Капитан подбежал, посмотрел на нас, вытянулся по стойке смирно и подал команду:

– Рота смирно!

Затем подошёл к полковнику строевым шагом и отдал честь. Мы исполнили команду.

Полковник:

– Вольно!

Капитан повернулся к нам и отдал команду:

– Рота вольно! Продолжить работу.

Они поздоровались за руку. Полковник:

– Молодец! Такие сдвиги. Я доложу генералу. Хорошо устроился ни одного офицера, а солдаты работают да как! Я здесь десять минут стою, меня даже не заметили, душа радуется. Я всегда в тебя верил и приводил в пример другим командирам, говорил: «Поучитесь у капитана Машнова у него порядок в части».

Военные спустились в котлован и продолжили разговор:

– А офицеры твои где?

– Готовят к монтажу оборудование. Что им здесь торчать, без дела. Надо сроки навёрстывать,– пояснил капитан.

Они прошли мимо приёмного колодца, в это время сработала автоматика, и включился насос. Вода по гофрированной сто миллиметровой трубе начала подниматься с колодца и выливаться в дести метрах от котлована в деревянный лоток и уходить самотёком дальше по склону не повреждая траву. Полковник осмотрел стройку не нашёл замечаний, и ещё раз подошёл к приёмному колодцу. В это время сработала автоматика и насос отключился.

– Кто придумал? – Спросил полковник.

– Да есть тут у меня один солдатик,– нехотя ответил капитан.

– Позови мне его сюда, я хочу с ним побеседовать.

Капитан подозвал меня к себе. Я подбежал, отдал честь, стал по стойке смирно и произнёс:

– Товарищ капитан, рядовой Солнечный по вашему приказанию прибыл!

– Товарищ полковник хочет с тобой побеседовать,– произнёс капитан.

Я повернулся в сторону полковника, щёлкнул грязными сапогами, подчеркнул стойку смирно.

– Внимательно вас слушаю,– произнес я.

– Давно служишь?– Спросил полковник.

– Никак нет, товарищ полковник. Скоро два месяца будет,– ответил я.

– Ты придумал? – Спросил полковник и показал на насос.

– Так точно. Мы с товарищем капитаном сделали,– ответил я.

– Тебя здесь не обижают? – Поинтересовался полковник.

– Никак нет, товарищ полковник,– ответил я.

– Образование? – Поинтересовался полковник.

– БИИЖТ, факультет ПГС, инженер-строитель,– ответил я.

– Я хочу забрать тебя к себе, в штаб округа в Куйбышев будешь работать со мной. Как ты на это смотришь?

– Я не против переезда, как же товарищ капитан, ему ведь надо сдавать объект? – Спросил я.

– Хорошо, оставляю тебя ещё на неделю. Через неделю приеду сам с проверкой или пришлю за тобой машину. А капитан сейчас костьми ляжет, но объект сдаст, в срок, и досрочно получит звание майора, я его знаю, – похвалил капитана полковник.

Три дня спустя, у меня заболел зуб. Он у меня болел и на гражданке. Первый раз заболел он давно ещё в стройотряде, я тогда ночь не спал, а утром пошёл к врачу в местный здравпункт. Где молодая женщина – врач просверлила мне дырку в зубе, и заложила туда мышьяк, на следующий день она удалила из него нерв, и поставила временную пломбу, и велела прийти через неделю, если зуб не будет болеть, то она поставит постоянную. Когда я пришёл, то моего врача не было, оказывается, сегодня ночью её увезли в больницу с приступом аппендицита. Там была молоденькая симпатичная девушка. Я видел её и первые разы, она лечила пациентов на соседнем кресле, но я выбрал врача постарше.

– От судьбы не уйдёшь! – Сказала девушка, когда я сел в её кресло.

Она была моя сверстница. И пока ставила пломбу, она умудрилась рассказать всё о себе, мне заезжему студенту. Она родилась в Гомеле, после восьми классов окончила зубопротезный техникум и сейчас работает в этой дыре, хотя она заслуживает не такой участи. Работала она медленно. Постоянно совало в дупло иголки, и говорила:

– Лучше потерпеть сейчас, чем оставить корешок нерва. Потом, что – то щёлкнуло в дупле зуба.

– Ой, наверное, я отломила вам маленький осколок зуба.

Потом она долго его искала, но не нашла.

– Показалось!– Решила молодой специалист.

Через полчаса она окончила свою нелёгкую работу, и нехотя отпустила меня. За время её работы, я не проронил ни слова, и не только потому, что держал открытым рот. Пломбу она поставила, наверное, неплохо, потому что до этого года он о себе не напоминал. Незадолго до ухода в армию я раскусывал лесной орех жене, и резкая боль мне ударила под зубом и в голову одновременно. Это был зуб в верхней части рта с левой стороны. Зуб день поныл, потом успокоился, а голова изредка побаливала. Я перетерпел, осмотрел его в зеркало, не нашел изъянов и решил по пустякам не тревожить врача, и тут снова через три месяца. Один солдат из молодого призыва из Коканда, когда понял, что я мучаюсь от того, что у меня болит зуб и голова, в знак сочувствия и уважения к моей персоне, размял кусочек разогретого на солнце битума, протянул мне и сказал:

– Брат, на, жуй, моя зуба болела, я жевала, прошло.

Я в душе посмеялся над ним, но из-за вежливости начал потихоньку жевать, слегка надавливая на зуб. Жевал я долго, и чудо, боль потихоньку успокаивалась.

– Вот черти не русские и всё-то они знают, что не знаем мы? -

Подумал я, когда мы строем шли с работы в столовую, и вынул битум изо рта.

В столовой я нечаянно надавил коркой хлеба на больной зуб, и сильная боль ударила мне в голову. Я чуть не потерял сознание. Если бы я стоял точно упал бы. Я перестал кушать, дождался, когда наш взвод поужинает и строем ушёл в казарму. Сразу обратился к сержанту-здоровяку нашему медбрату. Он измерил мне температуру 36.6 градусов. Осмотрел зуб и пломбу и нечего не нашёл. Сунул в рот две таблетки, заставил запить водой в его присутствии. Я ушёл, лёг на кровать, мучаясь от боли, в конце концов, ослабел и уснул. Проснулся я через два часа. Я уже не чувствовал зубной боли, весь горел, майка и простынь мокрая, хоть выжимай. Нетерпимая, головная боль. Шатаясь, я дошел до койки медбрата. Медбрат увидел меня и испугался. Левая сторона лица над верхней губой опухла. Медбрат измерил температуру 40,2 градуса. Он доложил дежурному по части, тот дал ему уазик и медбрат с двумя солдатами повёз меня в военный госпиталь в Куйбышев. Я уже не мог сам идти, солдаты под руки завели меня в машину и положили на сидения. По дороге я начал замерзать и бредил, что мне холодно, хотя был весь мокрый, а температура приближалась к 41 градусу. На улице летняя ночь и всего восемнадцать градусов. В госпитале дежурный врач – майор мне сделал снимок, и срочно послал машину за зубным врачом. Приехала крепкая, высокая, типичная женщина Поволжья, лет сорока пяти с развитыми, как у мужика руками. С помощью медбрата она усадили меня полуживого в кресло, и заставила того держат мою шатающуюся голову. Тот двухметровый крупный богатырь с Прибалтики по непонятным причинам попавший медбратом, после окончания медицинского училища, в роту связи. Как любил говорить капитан Машнов Игорь Николаевич, когда злился на него:

– Морская пехота по тебе плачет, а ты тут в белом халатике у меня отсиживаешься, да двойной поёк получаешь.

Медбрат обнял мою голову своими ручищами через кресло за лоб и прижал её к спинке кресла. По просьбе врача, я открыл рот. Женщина – врач сказала:

– Я знаю, что тебе очень больно солдат, потерпи, пожалуйста, ещё немножечко, тебя нельзя делать заморозку.

Врач взяла инструмент похожий на плоскогубцы, ещё раз взглянула на снимок и выдернула мне зуб. Боли я почти не почувствовал. Только что-то жидкое, теплое заполнило мой рот, да противный гнойный запах ударил мне в нос. Женщина гордо держала серебристым инструментом мой зуб с пятнадцати миллиметровой кистой на конце, которая росла прямо с корня зуба. Я ещё долго сидел в кресле и сплёвывал поступающую жидкость, состоящую из крови и гноя. Мне значительно стало легче, я перестал дрожать от холода и постепенно голова просветлела. В это время врач показывала медбрату снимок и рассказывала:

– Ему когда-то лечили зуб, сломали кончик иглы полтора сантиметра, оставили в канале и поставили пломбу. Со временем корень загнил, образовалась киста, которая росла, а он всё терпел, кончик иглы вышел за пределы зуба, вокруг его образовался нарыв, ещё бы чуть – чуть и вы понимаете, это верхняя часть головы. Снимок останется у нас, если всё хорошо будет, пусть отмечает второй день рождения.

Врач поставила мне градусник под мышку.

– Где тебе лечили зуб, солдат, ты помнишь? Судить за такое надо! – Обратилась она ко мне, доставая градусник.

– В стройотряде в Белоруссии, пять лет тому назад. Бог ей судья, -

ответил я.

Женщина посмотрела на градусник и сказала:

– Температура падает 39,3 градуса. Сейчас, переодевайте его в больничную одежду, девятая палата, любая свободная койка. Завтра в восемь здесь у меня в кабинете. Врач закрыла рану тампоном. Я распрощался с сержантом и пошёл устраиваться на ночлег. Неделю я провёл в госпитале и вернулся в свою часть. Через две недели я тепло распрощался с капитаном Машновым Игорем Николаевичем, и меня отвезли к полковнику Пугачеву.

В округе проверили всю мою родню до третьего колена, взяли подписку о секретности. Полковник устроил меня в комендантскую роту, и оборудовал моё рабочее место в своём кабинете. Для меня поставили новый стол с телефонами. Полковник постепенно ознакомил меня с документацией объектов строящихся в округе. В документации я нашел столько ошибок, что главный инженер института Военпроект со своими ГИП-ами замучался исправлять их. Пугачёв Валентин Иванович оказался человеком хорошим и требовательным, если он уверен, что прав, то заставит любого работать, как надо. В нём была заложена, какая – то мужицкая чуйка. Он был в меру хитёр, добродушен и помнящий добро человек. На баталии с институтом он всегда брал меня и говорил:

– Ты нашёл, тебе и защищать свою правоту. Да и документацию, кому – то нести надо. У других полковников офицеры, адъютанты. А у меня ты вместо них. Я думаю, не прогадал, когда попросил солдата. Да и лишнюю ставку офицера для части сэкономил, – после этих слов Валентин Иванович смеялся во весь рот своих крепких зубов, довольный своим поступком.

Полковник заставлял меня предварительно готовить его к каждой встрече с институтом, красным карандашом делал пометки на листах чертежей и смет. Особенно тяжело институт исправлял свои ошибки в сметах, когда не хватало денег за счёт непредвиденных работ. Это и понятно, их генералу приходилось ехать в Москву и утверждать сметы в сторону увеличения. А за это по головке не гладили. Пугачёв часто посылал меня инспектировать объекты. Делать геодезические работы. Обязал отвечать по телефону с фразой:

– Инженер отдела форд сооружений слушает.

В частях считали, что у аппарата офицер и представлялись по уставу, а мне было велено его тревожить, когда не могу вопрос решить сам, или звонит чин выше майора, тогда я передавал трубку Пугачёву Валентину Ивановичу. У нас всё было на доверии. Пачка подписанных увольнительных с печатью

лежала в моём столе, я их выписывал сам, когда выходил за пределы части по делам службы. Я прикрывал полковника, когда он возил врачей к болеющей жене или отлучался по другим причинам. Однажды он меня спросил:

– Ты сможешь привязать типовые проекты нескольких объектов в военном городке в посёлке Мирный?

– Смогу! Съёмка местности и геология у нас есть, на месте я бывал много раз и хорошо помню этот район,– ответил я.

– А то, генерал Военпроекта, мне передали, включил наши объекты в последнюю очередь. Сказал, если хотят быстрее, пусть сами проектируют, они со своим солдатом такие умные, почти все проекты заставили нас переделывать. Штамп института мы поставим, да они сразу подпишут, проверять не будут. А мы проверим, проверять ведь легче,-

проинформировал меня полковник.

Объекты были простые, я привязал три за два месяца и отдал полковнику.

Однажды я пошёл в увольнение и явился на три часа позже. В ночь у жены начались схватки. Хорошо, что я поехал с ней, со скорой помощью. В роддоме требовали какие-то документы, я в этом ничего не понимал. Паспорт жены был, свидетельство о рождении её было, даже свидетельство о браке было. Что им ещё надо? В первом роддоме из-за не полного комплекта документов жену не приняли, послали в роддом на окраине города. Там так же начали требовать, какую-то карту роженицы и закрыли дверь. Врачу скорой, молодой девчонке сказали:

– Не примем, езжайте за документами, знали, куда ехали,-

и закрыли входную дверь.

Водитель сказал девчонке – врачу:

– Я не поеду, она родит в машине, что тогда делать?

Услышав его слова, я снёс дверь с петель. Тогда старшая акушерка испугалась и дала команду:

– Примите роженицу, пока её муж не разнёс род дом. А тебе будущий папаша задание, до прихода на работу главного врача найти карту и привезти мне. Дверь починишь, сейчас, не май месяц, или мне вызвать милицию?

Я попросил у водителя инструмент, починил дверь. Водитель помог мне её навесить. Одна из акушерок приняла у меня работу. Водитель молодец, подождал меня, по дороге довёз до дома и сказал:

– Прости солдат, всё, что могу! Дальше нам на вызов, и так столько времени потеряли.

Я целый час искал злополучную карту, а она лежала приготовленная на стуле у кровати, ученическая тетрадь, с записями наблюдений врача и смеялась надомною. Первым автобусом я уехал от школы. Мы жили тогда недалеко от платформы Толевой, заехал в роддом, потом в Округ, с множественными пересадками, вот и опоздал. Сейчас ждал самого сурового наказания. И всё честно рассказал полковнику.

– Всё!?– Строго спросил полковник.

– А самое главное то утаил? – продолжал допытываться полковник.

– Никак нет, товарищ полковник! – Ответил я.

– Утаил, утаил. Кто же родился? – Одолело любопытство полковника.

– Мальчик два семьсот. Максимом назовём, – ответил я.

Полковник поздравил меня с рождением сына, а уже к обеду зачитал приказ о досрочном отпуске на десять суток за отличное несение службы и в связи с рождением ребёнка. Так, что жену я забирал во всеоружии в подготовленную комнату. После рождения сына, полковник в основном гонял меня в командировки. Он сам сначала ездил по объектам, если организация работ его не устраивала, он посылал туда меня, и я подсказывал командирам, как организовать работу. В свободное время я готовил документацию к сдаче, и был у полковника за палочку выручалочку. Я всегда выкраивал денёк другой, чтобы заскочить домой, поэтому меня такие командировки устраивали. Даст мне полковник задание на десять дней, а его выполню за восемь, два дня мои. Но и работал я иногда даже после отбоя по ночам, чтобы выкроить время. Командиров на местах это даже устраивало. Да и сухой паёк я не ел, а привозил домой. Что было подспорьем безденежной молодой семье в чужом голодном городе. В армии я научился ни от кого не ждать помощи, набил руку на вводе объектов, почувствовал силу и уверенность в своих решениях. Это очень помогло мне в моей дальнейшей работе. Особенно в лихие девяностые, когда отдельные личности, умышленно разваливали страну, армию, беспокоясь только о своей личной наживе. Мы со своим коллективом в это время продолжали строить бесплатное жильё, для наших работников, несмотря на помехи со стороны бандитов, жулья и проходимцев.

Глава 3. Ошибки врачей приводят к серьёзным послед

Продолжить чтение