Ведьмин ключик от медвежьей клетки

Ехидна

Интересно, и чего это меня в глухой лес забросило?

"Мря-а-а-ау-у!!!"

Я обернулась на этот истошный вопль и встретилась с янтарными глазами, горящими не хуже, чем у демонов.

"Мря-а-а-ау-у!"

Кошка в лесу? Странно… Наверное, где-то рядом деревня…

"МЯ-А-АУ!!!"

Снова завопила эта черная демоница так, что неожиданно для себя самой, я наградила ее голосом.

– Чего так орёшь, ненормальная?

– Девочку мою…– заслышав свой новый голос, кошка сбилась с фразы, но быстро взяла себя в лапы, и закончила: – Спаси! Скорее!

– Какую девочку? Мы же в лесу, – пропустила мимо ушей тон животного, чувствуя в нем неподдельное волнение.

– Эти бестолковые людишки выбросили нас… То есть ее. Спаси, скорее!

– Веди. И объясни по дороге, что произошло?

– У моего Лучика волос рыжий. Дар ведовской, конечно, тоже есть, но слабый ещё, да и не проявленный толком. А эти деревенщины решили, что она беды на их деревню притягивает. Собрались трусы окаянные, да и бросили ее в болотах, как будто случайно забыв. На погибель. Но я-то слышала их, в отличие от матери Лучика. И пыталась ей сказать. А она меня метелкой из дома! Глупаяу! А потом что-то случилось в том болоте, и мы здесь оказались. В лесу этом странном. Но вовремяу, конечно, не поспоришь. Малышка мояу тонуть начала – оступилась, пока яу выводила ее, и ухнула в топь…

И как это создание умудряется на бегу рассказывать, не прикусывая язык?

Уже через несколько минут мы вышли к нужному месту. Осенняя полянка, не такая яркая и огненная, как макушка слабого, полуживого комочка грязи, лежащего в центре ведьминой грибницы, а серая и унылая, чуть покрытая изморозью. Скоро зима.

– Кажется, стихийный портал сработал и выбросил вас здесь. Вряд ли вы найдете дорогу домой.

– Да нужен нам тот дом! – зло фыркнула черная, хотя, скорее, бурая от подсохшей болотной грязи. – Сами справимсяу! Нам бы к людям только попасть. Не могу же яу кормить ее грызунами…

Я присела на корточки рядом с ребенком. Действительно, дар есть. Только вот не темный, а светлый. Видать, доброе сердечко у Лучика. Хм…

– Лучик? Интересное имя, – подметила я, пробуя влить в нее магию, и отогреть замерзшее тельце.

– Да они все там… Розы, Васильки, Ветряны, Снежки и все в этом духе. Когда она меняу подобрала, ее уже звали так, поэтому истории не знаю. Но рядом с ней всегда уютно, а взглядом, словно солнечным лучиком, согревает.

– И давно подобрала?

– Да две весны как.

Малышка вдруг закашлялась, и, не открывая глаз, свернулась клубочком.

– Жива-а-ая-ау!

– Успокойся, бестия, – шикнула на голосистую и задумалась ненадолго. – В этом мире вам тоже делать нечего. Давайте-ка, – я подхватила невесомое тельце на руки, – провожу вас к одной знакомой.

Нужный мне статичный ведьмин круг нашелся неподалеку, выдавая себя легким мерцанием. Ну что же, навестим Аглайю. Заодно и свой вопрос задам…

При переходе вернула себе истинный облик, на что кошка отреагировала шипением и вздыбленной шерстью. Эх, молода ещё! Но ничего, пусть теперь учится на своих ошибках.

– Не шипи, поздно уже.

– Так ты змеяу?! – возмущенно выпалила животинка.

– Нет, Ехидна я. Просто в вашем мире не была, вот и не знаешь ты меня.

– А яу все понять не могла, отчего мне змеиным духом тянет.

– Не змея я.

– Так хвост!..

– А что – хвост? Хвосты и у драконов имеются, но они же не змеи, – я улыбнулась наивности молодого фамильяра.

– Не бывает драконов! Сказки это!

– Это в вашем мире не бывает, а в других очень даже. Ты ещё не поняла, усатая? Миров множество…– я решила рассказать легенду сама, зная, что Аглайя из вредности может и свое придумать. Или вообще не рассказывать. Сложная она женщина. Не любит свой дар. —…так и появилась Тар-данария…

За разговором мы дошли до избушки. Забор покосился от времени, став серым и отпугивающим, как окружающая природа. Да и сам домик стал более приземистым и словно пустил корни, постепенно обрастая мхом. Мда… Время не щадит.

– Эй, хозяйка, выходи, – позвала сквозь улыбку, зная, что она услышит.

Дверь скрипнула протяжно, и на пороге появилась седая сгорбленная старуха. Да только меня не обмануть внешностью, знаю, что сила в ней бурлит, и глаза все так же остры.

– Явилась, пакость… – Подбоченилась ведьма.

Я лишь улыбнулась, распознав в голосе скрытую радость. Значит, помнит. Значит, скучала.

– Явилась. А ты, небось, скучала за мной?

– Вот ещё! Дел у меня других нет, кроме как скукам придаваться. И чего там принесла? Что за лешего выловила?

– Са…сама ты леший! – возмущенно вздыбилась черная.

– А ну кш! – шикнула старуха на кошку, и обернулась ко мне. – Неси сюда горемычную. Сейчас подлатаю, и уходите. Не любы мне гости…

А я только улыбалась, слушая это ворчание с нотками горечи. Устала она одна. Как бы не храбрилась, а устала. Вот и пусть теперь учится ладить с кем-то, кроме своего ворона.

– Ка-ар-р-р! —упомянутый, словно почувствовав, что о нем вспомнили, явился. Уселся на конек дома и склонил голову набок, осматривая нас красной бусиной глаза.

– Не зыркай, не из пугливых.

– Так это ты! Кар-р! Вер-рнулась! – птица тут же прикрыла красный, и повернулась черным глазом.

– Вернулась. С подарком. А вы, смотрю, одичали здесь совсем.

При моих словах, ведьма наградила подозрительным взглядом, но продолжила колдовать над девочкой прямо на крыльце.

– Не возьму, – выплюнула старая через минуту.

– А я не спрашивала. От моих даров не отказываются, да и вариантов нет. Их выкинуло из нового мира, похоже. Обо мне там не знают, но вот рыжих не любят.

– Светлая она. Попорчу.

– Не думаю. Сердечко доброе и сильное. Так что это еще она тебя "попортит"! – Я рассмеялась. – Скучала я, вредина Аглайя.

Старушка только губу прикусила, видимо сдерживая слова.

– Хор-рошая! – высказался ворон, спрыгнув на перила и осматривая ребенка.

Кошка жалобно мяукнула и прижалась к спящей хозяйке.

– И как умудрилась такая маленькая так крепко фамильяра привязать?

– Теплом и светом? – ответила я, словно спрашивая. А потом задала свой вопрос: – Скажи мне, Аглайя, вот ты о травах все знаешь, а есть ли такие, которые помогают от недугов сердечных?

– Да здорова же ты… – начало было обеспокоенно ведьма, но потом замолчала, подумала, и наклонив голову набок, в точности как птица ее, вдруг улыбнулась. – Али влюбилась, пакость? Да не отвечает?

– Что сразу не отвечает? – Мне даже вдруг обидно стало. – Отвечает. Просто мне это не нужно! Вот и хотела ему подсунуть, чтобы отстал.

– Ой ли? – ведьма тут же спрятала свою улыбку, которую я и так видела очень редко, и хмуро закончила: – Нету. Любовь это сила! И нечего убивать ее, когда взаимна! Выдумала…

– Но сама-то…

– Что сама? Предательство пережила? Так после такого она сама умерла! Вот как предаст он тебя, тогда и приходи, будем думать вместе! А пока уходи. Надоела. Так и быть, подарок оставляй, пристрою куда-нибудь в деревню. Не выйдет из нее ведьмы. Слабая.

Вот вроде ведьма, а любовь защищает… Может, обманывает, что умерла она? Просто загнала ее в самый дальний уголок души и заперла на все засовы? Ладно… Главное, малышку пристроила. На прощание нарисовала знак на лбу девочки – пусть будет сильной. Нечего из-за неудавшихся чувств в старых ворчуний превращаться.

Уже встав в ведьмин круг, я услышала шепот: "Прощай, пакость. И не губи силу свою…". И так же шепотом ответила: "Прощай, вредина Аглайя. Позаботься о малышке."

Ведьмин ключик от медвежьей клетки

1.Лучанка

– И не фырчи на меня! Думаешь, не знаю, что это ты рассказала матери?! Ух! Я тебе по секрету, а ты? – высказывала я Мяве, в это же время выплетая нить.

– Мяу, – жалобно мяукнула черная красивая кошка с белым пятнышком на задней лапке.

– Лучанка! Поди сюда! – снова раздался тихий, но строгий голос.

Рыкнув от досады, я развернулась и побрела к наставнице. Мява – кошка, мой фамильяр и самый близкий друг, посеменила следом.

– Да не говорила яу ничего. И когда бы успела?

– А я откуда знаю?

– С тобой была ведь. Да и самой интересно, что в том лесу находитсяу…

– Тш! – шикнула я на кошку, и тут-то сообразила, кто меня сдал.

– Ну, рассказывай, – выжидательно спросила наставница, на плече которой сидел разноглазый ворон. Один нормальный, черной бусиной, а вот второй глаз красный и как будто видящий тебя насквозь. Бр-р-р!

– К озеру ходила, вот, – показала охапку орянок – озёрных цветов, из которых получается хорошее средство от похмелья. Деревенские периодически захаживают, скупают все что есть, чтобы не бегать часто. Побаиваются все же госпожу ведьму Аглайю.

– Вижу, не слепа пока ещё. Куда тропку заговариваешь?

– Никуда. Только на луг завтра хотела сходить, за лунянкой и рынью.

– Да? И что же, туда лишь?

– Да, наставница, вот и тропку уж начала готовить.

Я кивнула влево, указывая на еле светящуюся ниточку, уводящую в сторону луга.

Наставница в сомнении посмотрела на своего ворона, потом, прищурившись, проследила путеводную нить.

– Подтяни заговор отвода глаз, просвечивает. И не забудь про лешего.

– Да, наставница. Сейчас испеку для него угощение, чтобы на медвежью ягоду обменять, – протараторила я, и получив ещё один подозрительный взгляд, была отпущена.

Услышала вслед глубокий вздох, и произнесенное усталым, но добрым голосом: "Лучана-Лучана… И что мне с тобой делать, непоседа?"

Вообще-то, меня когда-то Лучиком звали, а уже потом, когда я попала сюда, ведьма, ставшая мне матерью – просто я не говорю ей об этом, чтобы не сердить – дала новое имя. Может я и не вспомнила бы о старом, но Мява рассказала недавно историю, как я попала сюда. Уже три раза слушала ее, а мне все равно интересно. И про мир интересно. Вернее вселенную – Тар-данарию.

– И когда ты успела нить бросить? – удивилась Мява, когда мы остались одни.

– Да как зов услышала. Значит, глазастый нас подслушивал…

– Точно! Он это! – У кошки даже шерсть вздыбилась.

Эх… Вот ведь птица назойливая. Постоянно следит и вынюхивает что-то. Хоть я и понимаю, что он фамильяр наставницы, и обязан выполнять ее поручения, но… Никакой свободы! А мне так хочется заглянуть в медвежий лес…

Слышала от деревенских, что там медведи просто огроменные живут. И стра-ашные-е-е… И девиц едят! Но ведь это сказки? Чего вдруг им приспичило девиц есть? Не поверю, пока сама не увижу! Вот бы ещё какую девицу с собой заманить…

– А может не стоит? – Словно подслушав мои мысли, засомневалась кошка.

– А ты что, трусишь? Ты знай, что мне трусливый фамильяр без надобности!

– Ничего не трушу! Просто у тебяу такое лицо сейчаус было, что чует мой хвост, что-то нехорошее задумала. – Насупилась хвостатая.

– Да подумаешь – немножко девку с собой по лесу потаскаем. Ничего ей не сделается. А я бы ей ещё и в награду чего дала…– и тут же задумалась, чем там деревенские интересуются?

– А ты помнишь, что сама девка? А если на тебяу позаритсяу?

– Пф, – фыркнула я усмехаясь. – Я ведьма! А не девка.

Кошка обреченно прикрыла глаза лапой. А я начала исполнять задумку: амулет заговаривать. Хочу такой, чтобы не только глаза отводил, а и голос менял. Матушке хорошо, у нее свой скрипучий и ведьмовской, а я пока не доросла до такого. А ходить по деревне и молча подслушивать не интересно. Ведь хочется иногда уточнить что-то. Например, что имели ввиду мальчишки, когда рассказывали друг другу о том, какие аппетитные булочки у Ладки. А то дошла я до неё, но как не принюхивалась, а булочками из их дома не пахло. Только мясом. И сыром козьим. А ещё картошечкой… В общем, до того донюхалась, что бежала домой, подгоняемая ворчанием желудка. А про булочки так и не узнала.

Наложив один заговор, убрала будущий артефакт в сторону, прикрыла полотенчиком, и отправилась готовить пирог для лешего.

– Мява, веточку хумари принеси пожалуйста. Помнится, в прошлый раз он говорил, что любит ее аромат.

Кошка послушно скрылась, а я замешала тесто, приговаривая слова, которые помогут сохраниться пирогу свежим надолго. Знаю, что леший не ест его сразу, а растягивает удовольствие. Ведь не каждый день ему перепадает такое лакомство, да еще и пропитанное силой. Ведь здесь и яйца, и молочко, и травки всякие. Матушка говорит, что в них больше всего силы. Сырой. Вкусной для нечисти.

Оставила тесто настояться, а сама занялась начинкой.

– Во-тхы! Хватит? – Вспрыгнувшая в окно кошка, жалобно посмотрела на маленькую веточку перед собой.

– Хватит, спасибо, Мявочка.

Почему-то она не любит эту травку. В отличие от нечисти, к которой относится и леший.

Положив маленький кусочек маслица, аккуратно защипнула краешки, как учила матушка, и поставила угощение в печь. А сама, чтобы не терять времени, вышла к калитке, дабы ниточку путеводную укрепить. Права наставница – заговор отвода глаз слабый вышел.

Мява о прогулке в запретный лес больше не спрашивала. Либо глазастика, который умудряется засунуть свой клюв в любую щель, засекла, либо смирилась с моим решением и ждёт. В любом случае, я в этот лес уже решила попасть.

Закончив плетение, всмотрелась в даль. Небольшой кусочек медвежьего леса виден в стороне от болот, а между ними топь. Правее начинается наш лес-кормилец, который окружает со всех сторон и нашу избушку, и деревню со странным названием "Берлога". Почему так называется? Ну, наверное, потому, что первым старостой деревни был оборотень-медведь. Место его потом занимали дети и внуки… Пока однажды род их не прервался. Говорят, лет тридцать назад молодой сын старосты уехал в город, и не вернулся. Кто-то шепчет, что женился он там, а кто-то, что пропал. С тех пор его не видели. А Старый Медведь, как зовут старосту в деревне, никак не может найти себе преемника. Вроде и хватает пригожих мужиков, но какая-нибудь червоточина да найдется в каждом.

– Я на болота вечёр пойду. – Наставница подошла так тихо, что я вздрогнула. Вот умеет же она застать врасплох. – К утру вернусь. У лешего спроси, не знат ли, кто пакостит на окраине соседней деревни?

– А что там случилось? – тут же поинтересовалась я, вспоминая, что слышала от деревенских.

– Да девку…– матушка сбилась, но быстро сплюнув через плечо, продолжила:– перепугали до смерти. Ужо третью. Сама не суйся туда! Поняла?

– Ага. – Я закивала, понимая, что теперь точно хочу узнать, что там происходит.

– Леший-то, пироги теперь черненые любит? – ехидно добавила старушка, и я сообразила, что совсем в своих раздумьях забыла об угощении.

– Ага, попросил уголька добавить. Полезно, говорит, иногда, – ответила я, стараясь сохранить спокойный вид, и пошла доставать пирог.

Но стоило наставнице отвернуться, как я рванула со всех ног, костеря себя за забывчивость. Что за головушка бестолковая?! Как начну думать о чем, так и пропадаю из этого мира. Мява смеётся, говорит, сюда я пока попала, память растеряла по кусочку в предыдущих мирах. Да-да! Я ведь сюда с приключениями попала.

Достала пирог вовремя, лишь один краешек чуть поджарился. Переложила на стол и накрыла полотенчиком, дозревать оставила.

– Ну что, безголоваяу, опять прокараулила? – Мява, дремавшая на подоконнике, широко зевнула и потянула лапками.

– Опять… – вздохнула, понимая, что отпираться смысла нет. Уж кто-кто, а Мявочка меня знает.

– Мяв, расскажи ещё раз, как мы здесь оказались?

– Так недавно рассказывала, – кошка склонила голову и прищурила глаза.

– Мне кажется, что когда ты рассказываешь, я немного вспоминаю.

– Лучше бы не стоило. Нечего там вспоминать. Здесь ты… мы прижились, здесь мы к месту. А там… Тьфу!

– И все же…

– Проголодалась яу.

Кошка, навострив ушки, уставилась в одну точку, в стороне сарая с инструментами. Хвост ожил, выписывая свой охотничий танец.

Понятно. Мышь увидела, и теперь она потеряна для меня. Что за животное, стоит почуять добычу, как сразу забывает обо всем.

Так может пока в деревню сбегать? Вдруг что услышу о случившемся…

Набросив на плечи заговоренную шаль наставницы, я, не теряя времени, рванула к калитке, где чуть не столкнулась с тёткой Марной. Она в деревне молоком торгует, и остальной домашней снедью. Меня-то она не заметила – благо, я отскочить успела в сторону и замерла.

– Госпожа Аглайя! Госпожа Аглайя, на поклон я к вам! Маренка захворала, а ей телиться на днях. Не посмотрели бы вы, что за пакость прицепились к ней? – Женщина сложила ладони на груди, моляще глядя на вышедшую из-за домика ведьму.

И на моей памяти, это, наверное, единственная селянка, что смотрит на матушку без страха, но с доверием. А вот от других не раз тишком слышала, что побаиваются, а то и вовсе грешат на ведьму в своих бедах. Да только все равно идут за помощью, когда прижмет. А на мои слова о подслушанном, матушка только посмеялась и махнула рукой со словами "глупые, что ж с них взять?".

– Что стряслось с твоей Маренкой?

– Лежит. Не встаёт. Пена жёлтая изо рта каплет.

– Молока надо чуть. Ее же. Сейчас кликну Лучанку, отдашь ей.

– Поняла, госпожа, сделаю, – ответила женщина, уже пятясь к калитке.

И стоило той скрыться из виду, как прямо на меня направили негодующий взгляд.

– И куда собралась, озорница?

– Так в деревню я. До тетки Марны. – и моргнула пару раз для пущей убедительности, делая невинное лицо.

– Ну-ну… Али дар прозрения открылся?

– Чего это?

– Так и шаль, смотрю, успела надеть…

– Привычка, – пожала я плечами.

– Иди уж, бестия. Не лезь там никуда! – крикнула уже вдогонку наставница.

А через пару минут меня догнала Мява.

– Что, не удалось сбежать?

В ответ я только фыркнула. Ну и ладно, в следующий раз разведаю. Хотя…

– Уважаемая Марна, а скажите, вы не слышали, что случилось на окраине Медвежьего леса? – спросила я, догнав женщину и приспустив с плеч шаль. Видеть меня женщина не может, но так хоть чувствует, что я рядом, а то разговаривать с пустым местом сложно.

– Ох, Лучана! Не знаю даже, но говорят, медведь подрал девку. Возможно, не один. – Марна вздохнула и сделала отгоняющий беды жест.

– Медведь?

– Уж очень крупные… Так, а что же сама-то Аглайя не спросила? Не для детских ушек такие разговоры.

– Я уже не маленькая, – возмутилась я, слегка топнув ножкой.

– Я-то верю тебе. А вот остальные…

Стоит признать, что не вышло у меня разговорить женщину. Марна так и не рассказала больше ничего, как понимаю, опасаясь гнева матушки. Но ничего, где наша ведьма не пропадала? Разберемся!

До деревни добежали быстро, видимо, селянка по-настоящему любит своих коровок…

В деревне я снова натянула шаль повыше, чтобы не привлекать внимания. То есть видеть меня могут, и не врежутся, но вот сосредоточиться и запомнить – нет.

Марна открыла калитку, пропуская меня во двор. Сразу прошла к сараю, и опять же не закрывая дверей, присела подле своей кормилицы. Женщина с такой нежностью погладила ту, что даже постороннему стало бы ясно – у нее доброе сердце.

Я обошла их по кругу, пока хозяйка сдаивала молоко в крынку. Осмотрела кормушку, наполненную свежим сеном. Душистым. Пахнущим лугом и ветром. И… принюхалась сильнее, не понимая, откуда взялся чужеродный аромат цветка, не должного здесь оказаться. Потянулась за ним, даже не заметив, как оказалась стоящей на кормушке ногами. Интересно.

– А вот и нашла, – прошептала себе под нос, словно боясь спугнуть подсохшее растение, повисшее под балкой.

Тонкий стебелёк с редкими листочками и мелкими желтыми цветами зацепился за торчащий из балки гвоздь, и успел подвялиться. Явно висит здесь со вчерашнего вечера. Чуть выше заметила щель. Кто-то выдрал кусок прокладки из мха между бревен, и, видимо, в эту щель и затолкал цветы.

Люцифина солнечная. Ядовитая, несмотря на красивое название и трогательную внешность полевого цветка. Растет на болотах, в основном там, где обитают кикиморы. Но не кикимора же принесла ее сюда? Хм…

Я вышла из сарая, обошла его. Ага, с обратной стороны загон, с уже покосившимся забором.

– А у вас там забор покосился, – сказала я хозяйке.

– Так напасть какая-то просто, ещё на той седьмице стоял. Радан помог, поправил. А вчера вот…

– С соседками не ссорились? – вспомнила я уроки наставницы, что большая часть бед у людей от самих же людей.

– Не ссорилась, – ответила и нахмурились женщина.

– А дворового ничем не расстраивали? – спросила я, обдумывая: ему бы не нужно было мох выдирать, так бы зашёл и накормил скотину с руки.

– Нет, что ты… Вы, – вдруг поправилась женщина, а я уловила в ее тоне что-то новое. Раньше она ко мне проще обращалась.

– Точно?

Хозяйка задумалась, а потом поднялась.

– Нюрку пожурила на днях, что скотину почём зря охаживает вицей. Да я же со всеми мирно живу. Даже Руза вечёр на чай заходила.

– Ладно, передам наставнице. А вы, если вспомните ещё что, так сообщите сразу. И дворовому молочка парного налейте сегодня. Миска где его? – Я прошла в указанный угол, и осмотрев пустую посудинку, указала на нее пальчиком. – Поменяйте только. Негоже дворового кормить из битой посуды. Они уважение любят. Хлебца свежего ещё положите. И на двор не пускайте посторонних.

Женщина охнула, сказала, что миска целой была, но дальше только слушала и кивала, соглашаясь со всем, и бросая тревожные взгляды на буренку.

Возвращаясь с крынкой молока, от которого исходил еле уловимый аромат люцифины, я на секундочку задержалась у колодца. Очень уж рьяно спорщики обсуждали что-то.

– А я тебе говорю, волки то были! – доказывал седой мужчина, гневно глядя на собеседника.

– Да какие волки?! Ты что, ослеп ужо? Там же когти такой длины, что не меньше медведя матерого, – спорил с ним молодой.

– Форму и расположение следов видел? Не медведь то. Уж я пожил, знаю.

– Не бывает таких волков. Говорю тебе.

– Тьфу на тебя! Бестолковщина. Зелен ещё, спорить, – седовласый мужчина развернулся, и ещё раз сплюнув в сторону, отправился восвояси.

Молодой ещё постоял, поскреб макушку. Но, видимо, все же придерживаясь своей версии, махнул рукой, вздохнул, и подхватив ведра с водой, пошагал в сторону дома.

Вот, опять… Мне бы уточнить, где то место со следами и что точно произошло, а разве же ответят девке? Нет. Обидно-то как… Ну ничего, скоро закончу заговаривать свой амулет, и тогда уж…

– Ой!

Чуть не споткнулась о корягу, и выплеснула несколько капель молока на землю.

– Вот же леший! Помню я про угощение, нечего напоминать. Ух, – погрозила я кулаком в сторону леса, – проказник!

Мява рядом закашлялась, округлив и так большие янтарные глаза. А я отпихнула корягу в сторону и поспешила дальше.

– Ну что ты, опять шерсти наелась?

– Какой шерсти! Лучанка, ты совсем безголоваяу девка! Ну разве можно так с лешим?! Накажет ведь, глупаяу, – тараторила кошка, забегая вперёд и оглядываясь, стараясь поймать мой взгляд.

– Я ему пироги пеку, чего это накажет? Не-ет. А то и без угощений остаться может!

Последнюю фразу я произнесла громче, и заметила, как с тропинки тут же начали исчезать камешки. Так-то! А то распоясался.

Вернулись мы быстро. Сразу рассказала наставнице все, что заметила, и про забор покосившийся, и про трещинку на миске дворового, и про щель меж бревен, явно рукотворную.

– Умница, Лучана. Молодец, что все смекнула да соединила в ниточку. С молоком я сама разберусь, а ты пойди, приготовь отвар из ромашки, остицы и ладури. Сейчас посмотрю, где-то была ещё веточка люцифины. Помнишь как выводится яд?

– Да, наставница. Веточку не надо, вот, – я вытащила из кармана ту, что сняла с гвоздика в сарае Марны. – Она и повисла на гвоздике у той щели.

– Свежая. Вчера только с болот принесенная.

– Так я и думала! Значит нужно узнать, кто ходил на болота вчера!

– Циц! Не лезь в это, мала ещё. Отвар приготовь, и отнести сразу надобно. А с зачинщиками не тебе разбираться.

Вот так всегда: чуть что, так сразу мала…

С отваром справилась быстро. И что интересно, в конце варки вдруг вспомнила, что корова к отелу готовится. По наитию добавила туда каплю живицы. Эта вытяжка очень хорошо сил придает, но и добыть ее сложно. Травка растет в горах, куда не каждый готов отправиться, поэтому матушка ее только в особых случаях использует. Но ведь теленочка-то жалко. Не задерживаясь, сразу унесла Марне, и объяснила как использовать.

– Думаешь, успели? – спросила у кошки, вышагивающей рядом.

– Думаю, да. Вот если бы та веточка тоже была съедена, то, возможно, и нет. А так… – Мява задумалась, а потом, осмотревшись по сторонам, шепотом спросила:– Ты ведь не передумала?

– Нет. Если боишься, то можешь остаться!

– Вот ещё! И отпустить тебяу одну?

– Тогда не ворчи. Расскажи лучше, как мы сюда попали…

– Ну-у-у… – вздохнула кошка, и все же начала рассказ: – Когда тебяу оставили на болотах, яу попыталась позвать на помощь твою мать. Только она не поняла меняу и прогнала прочь. А больше в деревне негде было искать помощи. Поэтому, яу решила сама тебяу вывести. Маленькаяу ты ещё была. Неуклюжаяу. Оступилась и ухнула в трясину. Из которой странным маревом нас перебросило в лес. Яу снова отправилась помощи искать, так как ты была после трясины без сознанияу. И нашла женщину-змею, которая Ехидной назвалась. Так вот она и наградила меня голосом.

– Вот просто раз – и наградила? – заинтересовалась я этой деталью.

– Ага. Сказала, что не понимает кошачьего, и спросила, чего ору?

– А какая она?

– Да сначала женщиной была, а потом, когда к ведьме нас привела, стала змеёй. С Аглайей они, оказываетсяу, давно знакомы были. Посторонние так не разговаривают друг с другом. Вроде и ворчат, а тепло от того ворчанияу. В общем, оставила нас Ехидна на попечении ведьмы, перед тем что-то тебе шепнула. Только я не помню что. А Аглайяу уже вы́ходила тебяу. Поперву ещё ворчала иногда, что в деревню отдаст, а потом сама, видимо, привязалась, да так и оставила у себяу.

– Интересно, что она мне шепнула?

– Может и доведетсяу ещё встретитьсяу. Кстати, она и легенду рассказала о мире этом. Сказала, что тот мир, из которого мы попали сюда, молодой совсем. Только попал в эту вселенную, поэтому в нем не слышали о Ехидне и других хранителях Тар-данарии.

– Расскажи ее. Эту легенду.

– Когда-то давно старый ворон, служивший великому богу, чье имяу давным-давно позабыли, пролетал в пустоте и во мраке. Он нёс своему хозяину ценный дар – семена для огромного сада, который так любила супруга творца.

Да только вот магическаяу буряу застала ворона в этой пустоте. И птица обронила мешочек со своей ношей, и потеряла одно семечко. Которое, напитавшись древней магией, тут же проросло.

Ворон не заметил пропажи, подхватил свою ношу и улетел.

А выросшее из семечка Древо Тар-дан упорядочило древнюю магию, скитавшуюсяу в пустоте, и создало для себя колыбель. Его корни ушли далеко вглубь, а ветви вздымаются вверх.

Постепенно целые миры стали примагничиваться к ветвям Тар-дана. Светлые миры тянулись вверх, к густой кроне, и грелись в лучах плодов, заменявших солнце, тёмные же облепляли причудливо скрученные корни.

Мировое древо стало символом единства самых разных миров и вселенных. Постепенно оно стало похоже на магическое поле, которое поддерживало и соединяло сотни миров. Оно для всех возможных рас являетсяу символом жизни. Вечной, яркой, счастливой.

Так появилась огромнаяу вселеннаяу, связаннаяу великим древом – Тар-данарияу.

Ещё есть у границ между Корневыми и мирами Кроны свой страж. Вечный Странник, или же просто Ник, как он представляетсяу при встрече. Он помогает сохранить баланс, оберегает и поддерживает не только миры, но и их жителей.

Есть у него извечный конкурент. Огромный белый кот, который может обретать даже человеческий облик. Другие же рассказывают, что это обычный котик, способный вызвать умиление даже у самых чёрствых сердец.

Он, как и Странник, приходит в трудной ситуации, но только к тем, чья душа чиста, как слеза младенца…

– Интересная легенда.

– А я ей поверила, – гордо ответила Мява. – Она нас спасла, значит ей незачем обманывать. Да и легенду эту она попросила сохранить в памяти. Да и попали мы сюда теми самыми переходами, соединяющими миры как нити.

– Ммм… Это как роса на паутинке?

Кошка задумчиво махнула хвостом и протиснулись в щель под калиткой.

– Возможно. Только паутинки располагаютсяу хаотично, и к тому же могут перемещаться от росинки к росинке.

– Значит, сохраним. Но мне бы все равно хотелось встретить ее хоть разочек, – протянула мечтательно, представляя себе эту женщину-змею. – Все же она спасительница наша.

Придя домой, я приготовила все к походу… на луг. И улеглась отдыхать.

2.Спаситель

Первые лучи солнца мы с Мявой встречали уже на лугу. Быстро собрали необходимые травы, пока солнце не встало над горизонтом. Ведь на то они и рассветные травы, что особую силу на восходе содержат. Другие травки – закатные, собирают, естественно, на закате. Есть и обычные, которым важен только сезон.

Задерживаться не стали, направились к лешему.

– Леший! Выходи, коряга ты старая! – крикнула я, не обращая внимания на кошку.

Она каждый раз переживает, что такая фамильярность мне аукнется. Но не собираюсь я плутать его тропками. Знаю, хаживала. Любит он путников кругами водить.

Я, когда впервые одна пошла, без наставницы, полдня плутала в трёх соснах, пока разноглазый не явился. Наставница ещё как-то могла совладать с этим шутником, а вот я мала еще была. На следующую встречу я метки оставлять придумала, да только ещё пуще запуталась. А однажды, смирившись с участью, взяла с собой пирога кусок, чтобы плутать не так грустно было, и тут-то все случилось: остановилась я, чтобы поесть. Кусочек ко рту поднесла, да от шума сбоку, словно кто-то невидимый воздух втянул громко, вздрогнула и выронила. А он и исчез в тот же миг. Мява вздыбилась, зашипела на то место, куда крошка упала. Я же вторую отломила, задумавшись над происходящим. Нет, испугаться не успела, так как наставница уже объяснила, чего можно страшиться, а где нужно просто подумать.

Снова шум у самого уха. Снова вздрогнула, выронила крошку. А вот на третий раз сообразила, и сама предложила угоститься. Да только этот пакостник явил себя, как за бороду его прихватила, и высказала все, что думала. Обиделся горемычный! Но потом пирогом, конечно, тоже поделилась, и даже пообещала впредь приносить с собой, в обмен на обещание: не путать мою дорожку. Так и подружились.

А вот Мява до сих пор с настороженностью к нему относится. Не доверяет.

– Чаго орёшь, шабутная? Тутась я. – Передо мной появился невысокий старичок с седой бородой, если бы не кожа, на кору похожая больше – да и на ощупь такая же.

– Ждёшь, значит?

– Да ужо с луга чую мою усладу, слюной весь изошелси, а ты все медлишь! У-у-у, улитка нерасторопная! – Блеснул бусинками глаз лесной смотритель, да на мою суму уставился, заухаф филином. – Ух! Ух-ух-ух! Неужтась хумари добавила? Дай-кась скорее! – Протянул дрожащие от предвкушения рученьки-веточки.

Да нет, они не веточками, но уж больно худые. Как, впрочем, и ноги лешего. Может, конечно, и другой облик принимать, но почему-то любит этот.

– Ай-яй! Погоди ручешки протягивать. Скажи мне лучше, что там с девками творится? Ведь слышал, небось?

– Вообще-то, мяу, мы за медвежьей ягодой пришли, – напомнила Мява, и прикрыв глаза, начала вылизывать лапу.

– Не слыхивал я. От не знаю ничегошеньки. Ни о чем.

– Таки ничегошеньки? – уточнила я, сомневаясь в его словах.

– От те слово лешего! – И плюнул через левое плечо. Только вместо плевка на землю шишка упала.

– Врёт, – меланхолично вставила кошка, и тут же округлила глаза, кажется ещё пуще, чем они есть на самом деле.

Леший оказался позади нее, и смачно так, со вкусом провел языком по ее загривку, прилизав против шерсти.

– А не вру я, зараза ты черная! И невкусная ты! Тьфу! Чего, спрашивается, облизывать себя постоянно?

Кошка зашипела, но уже поздно – леший снова передо мной появился.

Я рассмеялась, заработав обиженный взгляд фамильяра. Как же мне нравится, когда эти двое вместе…

– Ладно, не буду пытать. Вот здесь оставлю свои травки, будь так добр, сохрани. Заберу на обратном пути. И не моргай удивлённо, иначе не получишь больше хумари. И матушке не смей говорить ничего – слово дай! Только настоящее! Живое!

Леший нахмурился, продолжая с жадностью глядеть на угощение, но вскоре сдался. Понял, видать, что таких лакомств от наставницы не дождется, а я могу и пакость сделать.

– На тебе слово, шабутная, – протянул он ладонь, прежде плюнув на оную.

– Беру твое слово, леший.

Я, уже привычная к такому, пожала тонкую кисть в ответ. После чего с его ладони взлетел жук. Красивый и усатый. С фиолетовым отливом на крыльях.

– Токма не лезь там никуды, – ворчал сторожила, провожая нас в сторону медвежьего леса.

– Изыди, пень бородатый! – фыркнула Мява. – Лучше тропку открой короткую.

Как ни странно, но леший послушался, и мы тут же вошли на чуть подернутую маревом тропинку. Если бы я не знала, как она выглядит, то приняла бы за обычное небольшое испарение, клочок тумана, не успевшего растаять на солнце.

– Спасибо, леший, – поблагодарила я, довольная, что так успею вернуться гораздо раньше, и матушка не догадается о моей прогулке.

– Осторожнее там. И… смотри за хозяйкой, зараза, – послышался ответ, и марево исчезло.

Кошка фыркнула, но промолчала. Значит, дуется, что я смеялась.

– Мяв, не сердись. Просто вы такие потешные оба, что мочи нет сдержать улыбку.

– Так улыбку… А ты же хохотом хохотала!

– А ты не хохотала бы?

Я присела на корточки, и собрав волосы в хвост поднесла их к затылку так, чтобы самые кончики торчали над головой как корона. Округлила глаза, скосив на нос, и моргнула.

Кошка сперва показательно закатила свои янтарные глазищи, но потом не выдержала и фыркнула от смеха.

– Что, вот так и торчит?

– Ага. Корона прямо-таки.

– Эх… Ладно, дома причешусь. Давай скорее закончим с этим делом.

Я только кивнула согласно, и подхватив фамильяра, зашагала вперёд.

Идти долго не пришлось. Тропка лешего за несколько минут довела до границы Медвежьего леса А вот дальше он бессилен. Нет у него прав распоряжаться здесь. Чужая территория. Хотя, проходя несколько раз вдоль кромки, я ни разу не встретила местного сторожилу.

– Интересно, тоже леший, или, может, кикимора тут командует? – спросила у Мявы, чтобы разбавить тишину.

Какая-то она здесь давящая. Вот в Кормильце она нежная и приятная. Слушаешь – душой отдыхаешь. А здесь… Да ещё чувство это странное, словно наблюдает кто-то, а на свет не выходит.

– Не знаю, но мне не нравитсяу здесь. Мяужет домой вернёмсяу?

– Мявочка, возьми хвост в лапы, и давай посмотрим. Когда ещё сможем так удачно забраться сюда?

– Удачноу? – жалобно мяукнула кошка, и дёрнув ушами, пошла вперёд.

Лес оказался не только мрачным, но и жутко интересным. Я тут же увидела очень даже нужные травки, и не раздумывая, начала собирать, углубляясь все дальше.

Через какое-то время я заметила движение справа, и замерла, не торопясь оборачиваться. Ведь если леший – местный сторожила, то прямого взгляда лучше избегать, пока не дозволит. Но опять же, если он, то и не показался бы… Кикимора?

Послышался хруст веточки, и я всё-таки повернулась в сторону звука. Повернулась и обомлела от страха – на меня не мигая смотрели два огромных жёлтых глаза. Смотрели нехорошо так. Не по-звериному. Ведь обычный хищник если сыт, то избегает столкновений с человеком, и уж тем более ведьмой. Да, звери чувствуют нашу силу. А этот монстр смотрит так, словно ему тут не просто пир закатили, а мечту всей жизни исполнили.

– А ну пойди, куда шел, окаянный, – проговорила я, стараясь не показывать страха, и вкладывая в слова частицу силы убеждения.

Мява стояла рядом, угрожающе шипя и топорща шерсть. Да только ведь защитница из нее слабая.

Волк же, вместо того, чтобы послушаться и скрыться, ухмыльнулся невообразимым образом клыкастой пастью, и начал медленно приближаться.

Я, словно заледеневшая, не могла и шага сделать, слыша, как грохочет сердце где-то в горле. И самое смешное, что вместо мыслей о том, что нужно бежать и спасаться, я сопоставляла слышанное о замученных девушках и понимала, о чем спорили мужики у колодца. Этот волк по размеру и медведю не уступит. И странный он. Не наш. Местных волков я видела и не боюсь, а этот…

Хищник остановился в шаге от меня и склонил голову набок, с любопытством осматривая… Вот точно так же, как матушка на рынке товар осматривает!

– Чего уставился, блохастый? – подала голос Мява, встав перед ним. И шепотом добавила: – Я отвлеку, а ты беги. Поняла?

Волк, будто поняв слова, хохотнул. После чего снисходительно и даже как-то брезгливо фыркнул на кошку. А я наконец вернула себе способность двигаться.

– А ты не простыл случаем, серый? Чего расчихался? Смотри, у меня тут есть лекарственная травка, как раз-таки от…

Зверь раздраженно зарычал и взмахнул лапой, пытаясь выбить у меня из рук суму, в которой я, собственно, и искала нужную мне травку – ведь с краю же клала…

Я отшатнулась и шлепнулась на задницу, но таки успела достать искомое. За пару мгновений произнесла нужные слова и швырнула в ощеренную пасть пучок чахотницы. Мява в этот же момент прыгнула на хищника, вцепившись в морду, и все же попав в глаз одной лапой. Но только убежать я все же не смогла.

Кошку он отшвырнул, как назойливо лезущую в лицо пушинку, и кинулся на меня, не забывая чихать, зло сверкая глазищами.

Ох ты ж, Ехидна Великая! Кажется, зря я не слушала матушку, ведь не могла она просто так запрещать походы сюда… И из-за моей упертости я так и не дождусь встречи со своей спасительницей…

В момент, когда клыки были у самого моего носа, они вдруг резко отдалились, вместе со своим обладателем. А мои глаза, наверное, расширились до размера чайного блюдца – по поляне катался рычащий коричнево-серый комок шерсти. Серый волк. И коричневый, вернее, бурый медведь.

Я сидела, завороженно наблюдая за схваткой хозяев леса. Хотя… Хозяин здесь медведь, а вот волк такой странный откуда взялся? Да ещё и бешеный, кажется. Агрессивный.

– Чего расселась, убогаяу, поднимай скорее свой неугомонный зад, и бежим! Пока они друг друга дерут, глядишь, и успеем до Кормильца добежать!

Для пущей убедительности, Мява даже куснула меня за лодыжку.

– Ай!

– Вставай, говорю!

– Да встаю, ненормальная. Или это лес такой, что все звереют?..

– Ага. Вот наставница узнает, и тоже озвереет! Пошевеливайсяу, Лучанка!

Я попыталась подняться, и поняла, что упала не очень удачно, приземлившись ягодицей на что-то твердое. Бо-ольно…

Обернулась на кошку, и застонала.

– Не могу…

Мява вдруг снова вздыбила шерсть и зашипела. Я проследила за ее взглядом. Волк лежал под сосной, окровавленный, но ещё живой. А медведь стоял в паре шагов от нас, смотря своими огромными карими глазами прямо на меня.

Я сглотнула, понимая, что ему ведь только на укус сломать меня. Он рыкнул, сделал шаг, принюхиваясь, и, кажется, осматривая.

– Она не вкуснаяу! Не смотри на нее, косолапый. Я бы даже сказала – ядовитаяу она! Вот да! Точно ядовитаяу! Отрава та ещё! Несварение заработаешь, изжогу и колики одновременно, – трещала кошка, опасливо вставая между нами.

Взгляд медведя стал до того удивленным, что я улыбнулась. Даже захотелось протянуть руку, чтобы дотронуться до его уха. Почему уха? Сама не понимаю, но кругленькое, мохнатое, оно привлекало к себе внимание.

Я почти решилась протянуть руку, как заметила за его спиной движение. Волк! Он жив!

Видимо, прочитав в моих глазах испуг, медведь обернулся. А потом ещё раз грозно рыкнув на меня, брызнув при этом слюной, бросился на противника.

Поднялась с трудом. Но, сжав зубы, припустила за кошкой, прихрамывая.

На границе видимости дерущихся хищников, я вдруг остановилась, и не знаю зачем, обернулась. Они оба были в крови. Оба дрались насмерть. Только вот волк хотел моей смерти, а медведь… защищал меня? Мысленно пожелала ему победы, и вдруг перехватила взгляд карих глаз, который почувствовала даже на расстоянии.

– Мяв, может он и есть хранитель этого леса?

– Бежим уже, Луча! Хранитель или нет, но мне он нравитсяу не больше свихнувшегосяу волка.

– Так тебе все, кто имеет клыки и когти больше твоих, не нравятся, – поддела я боевую подругу, ковыляя к границе, где уже мерцал короткий путь лешего.

– Надеюсь, ты поняла, что твое любопытство чуть…

– Да не любопытство, – перебила я кошку. – Не-даль-но-вид-ность, – произнесла по слогам подслушанное недавно в деревне слово. И на непонимающий взгляд фамильяра пояснила:– Говорила же, девку надо было брать с собой. Вот пока она визжала, я бы с травами разобралась быстрее…

Кошка вздохнула, опасливо оглянулась и ступила на тропу.

Мы вернулись домой вовремя. И даже леший сдержал свое слово, не проболтался наставнице. Мява тоже старательно избегала этой темы.

А вот я не могла выкинуть из головы тот медвежий взгляд, что перехватила, убегая. Он казался таким… понимающим? Словно не хищник смотрел на меня в тот момент, а человек. Но ведь если бы у нас жил оборотень, люди бы уже знали? Ан нет – тишина в деревушке. И даже про нападения не стало слышно. Хотя, может, оттого, что мишке удалось победить волка?

Вообще-то нужно бы сообщить наставнице о происшествии, но… меня тогда накажут. А мне оно надо? Сидеть несколько недель и перетирать чешую омутных в ступке? Не-ет. Это же самое тоскливое занятие в мире! Разговаривать-то в это время нельзя, чтобы не нарушить… Опять забыла, как называется эта штука. Но если в тишине прислушаться, то действительно слышится мелодичный гул, исходящий от мутно-зеленых пластинок.

Вообще, омутные – это тихие, спокойные существа, обитающие в водоемах, где есть омут. Людям не показываются, но пошалить с ними могут, да так, что икота потом не отпустит до конца дней. Хвост у них рыбий, а вот остальное тело хоть и чешуйчатое, но имеет руки и голову. Так-то они мирные, игривые, в основном поют что-то на своем, рыбьем. А как это, сама не знаю. Но матушка говорит, что поют красиво. Она у них чешуйки, которые сами выпадают во время линьки, выменивает. А из них получается порошок для приготовления настоев редких.

Решительно промолчав о случившемся, я продолжала заниматься своими делами, постепенно забывая о странной встрече в лесу. Хотя взгляд медвежий часто снился, и напоминал о ней.

О нападениях на девушек больше не было слышно. Значит, мишке удалось справиться с волком. По крайней мере, именно так я для себя решила. Уж очень не хотелось, чтобы косолапый пострадал.

В деревне стало спокойнее. И буренка, кстати, у Марны поправилась и отелилась здоровеньким бычком рыжего окраса. Женщина на радостях хотела Лучиком его назвать в честь спасительницы, но увидев мое "счастливое" от такой чести лицо, передумала, и назвала Огоньком. Я облегченно выдохнула, а вот наставница похохотала от души. Как и Мява, впрочем.

Лешему я постаралась испечь пирог ещё вкуснее. То есть, не подгорелый, как обычно, а ответственно караулила у печи. Все же он хороший, хоть и вредный.

Амулет свой я закончила заговаривать осенью, да только снова что-то не то вышло. Вместо скрипучего и страшного, он делал голос писклявым. Да таким высоким, что когда я впервые опробовала, Мява с подоконника рухнула от неожиданности, а ворон матушки вздрогнул и каркнул, чем выдал свое укрытие, из которого незаметно следил за мной. Хотя это даже хорошо, ведь теперь я знаю точно, где его нужно искать.

– Ну что, не пропадать же добру? Оставлю его, вдруг да и пригодится, – утешала я сама себя, чтобы не разреветься из-за неудачи. Столько надежд, и все прахом!

3. Несколько лет спустя

– Госпожа Аглайя, спасибо вам огромное! Ведь прошла хромота, и даже следа не осталось!.. – тараторила Маниша, не забывая кланяться матушке. – А я ведь грешным делом думала – все, калекой останется.

Жена лесника нашего, Маниша, женщина видная да ладная, но вот к нам всегда с подозрением относилась. Их сын старший, Рагдан, ещё в прошлом году ногу поранил, пока отцу помогал. Да сколько ни лечили, а хромота усиливалась. Пока лесничиха не решилась прийти к местным ведьмам на поклон. То есть к нам.

Не хотела матушка принимать ее, и даже ворона своего попросила спугнуть гостей незваных. Обычно его красного глаза боялись все, а эта выдержала пронзительный взгляд, только разрыдалась пуще прежнего. Пришлось помогать.

Я удивилась нежеланию наставницы, ведь редко она отказывает в помощи, да причины всегда имеются. А тут непонятно что к чему, и помалкивает, не объясняет сути. Лесничиха сама по себе женщина вроде спокойная, да и сын парень пригожий да видный. Слышала не раз, как девчонки деревенские обсуждали его кудри русые, да глаза ясные.

– Будет тебе, Маниша. Не забывайте отваром ещё неделю натирать. Бегать будет пуще прежнего. Все, уходи. Некогда нам.

Женщина послушалась и ушла, счастливо улыбаясь.

Ещё пару дней после этого, наставница ходила хмурая, пока на третий день не прибежала женщина из одной из соседних деревень, просить помощи.

– Госпожа Аглайя, выручайте! У сына моего жена молодая. Роды уже должны вот-вот начаться, а дитятков-то двое будет. Да ежели ж как мой остолоп, то тяжко ей придется. Спасайте, ради… – женщина сбилась, видимо поняв, что стоит перед знахаркой, которую все ведьмой считают, и Светом ее упрашивать не с руки.

– Ради Хранителей, – подсказала Мява, как раз сидящая на покосившемся столбике забора. – Хранители присматривают за вселенной нашей. Ехидна например…

Деревенская отшатнулась, но не сбежала. Хотя и потребовалось ей несколько мгновений, чтобы вспомнить, зачем пришла. И сопоставив слухи, по которым кто-то изредка слышал, что кошка у ведьмы говорящая, только кивнула.

– Ради… Хранителей, и Ехидины той…

– Е-хид-ны, – поправила Мява, закатив глаза.

– Е-хид-ны, да! – моргнула ещё раз женщина, и снова обернулась к наставнице.

Я-то стою рядом, опять-таки не успела убежать, и наблюдаю молча, чтобы не выдать себя. Хотя за хвост кое-кого дернула бы сейчас.

– Что же, ваша знахарка не справится? – уточнила матушка, и нахмурились пуще прежнего. Все же путь не близкий до Улейки, весь день на телеге добираться. А там ещё ждать, когда роды начнутся.

– Уехала она. Третий день как не воротилася из Уток. Ни слуху, ни духу. Тама лесник дитятку в лесу нашел, худущего. Ток ревмя ревёт, тятьку зовёт. Да все обшарили, а ни следа не нашли…

На этих словах, мы с Мявой переглянулись. Уверена, что и подумали об одном.

– А не рыжий ли тот ребенок? – спросила все же кошка.

– Белый. Как снег белый! Говорят, не наших краев. – Женщина развела руками, да опомнилась: – Так что, госпожа ве..знахарка, поможете нам? Некуда же больше бежать. Волнуюсь я за первенцев остолопа-то своего…

– Жди.

Ответила ей матушка, и развернувшись, отправилась за дорожной сумой. Не может она отказать в помощи. Хотя раньше, по пересудам в деревне я слышала, что отказывала всем, кто не по нраву. Добрее, говорят, стала. Но для меня-то она и была такой: доброй, хоть и строгой.

– Луча!

Донеслось из избушки, и я рванула туда, да в обход, чтобы не показать, что во дворе была, да слышала все.

– Где тебя носит, неугомонная?!

– В огород собралась, прополоть хумари пора.

– Вот вымахала ты, Лучанка, а все такая же рассеянная, – проворчала наставница, сосредоточенно готовя необходимое на стол, а потом в суму укладывая. – Давно в огород сапоги выходные носишь, да юбку добрую?

Я только губу закусила, понимая, что опять оплошала.

– Так…

– Ладно, чудо непоседливое, поеду я в Улейку. Ты тут смотри, в приключения не лезь. Огородом вот и занимайся – все же безопаснее будет. И для тебя, и для деревни. Фамильяра своего научи, чтобы людей не пугала без необходимости…

– Да она же о Храните…

На меня посмотрели прищуренным глазом, и язык к нёбу присох.

– Так что это, ты из огорода услышала о чем твоя кошка речь вела?

Сложно передать словами, как я в этот момент себя ругала. Вот сдержанность моя, как заметила однажды Мява, видать осталась в родном мире, али в болоте том застряла. За что я сейчас и страдаю. Ведь уверена, как только матушка вернётся, так наказание мне и придумает за то, что обмануть пыталась. Эх!

– Ага, – кивнула я.

– Значит, слушай: отвар на печи стоит, который нужно будет, как луна взойдет, снять. Перельешь в тот вон горшок, добавишь настоя из синей бутыли, и веточку хумари. Завтра отнесешь Манишке. Скажешь: это последний. До дна используют когда, и достаточно. И будь осторожна, отвод глаз проверяй чаще.

Оставила матушка наставления, и уже вышла было из избы, как задержалась и добавила:

– Медальон мой возьми, когда пойдешь. Исказитель. От греха подальше.

И вышла, тяжело вздохнув.

А мне так вдруг тревожно стало. Не удержавшись, тихо шепнула ей в дорогу: "да поможет тебе сама хранительница, Ехидна".

Все наставления по поводу зелья я выполнила. И уже с рассветом бежала в сторону домика лесничего.

Деревня начала просыпаться: люди ходили по дворам, бряцая ведрами. Кто-то шел доить своих кормилиц, а кто-то напоить и выпустить животин на пастбище. Птицы сновали тут же, успевая распеваться, и подбирать крошки и незамеченное курами зерно.

На один из заборов вскочил сытый толстый кот и вальяжно потянулся, проводив меня взглядом. А вот заметив Мяву, тут же нервно дёрнул хвостом и навострил уши, принюхиваясь.

– Кажется, ты ему понравилась, – прошуршал мой скрипучий голос, искаженный матушкиным амулетом.

Мява только фыркнула, даже не обернувшись. Но голову задрала выше.

Подойдя к домику лесничего, я постучала пяткой по калитке – входить во двор не стала. Пару минут пришлось подождать, пока Манишка отнесла полный подойник в дом, а потом вышла ко мне.

– Доброго утра, госпожа Манишка. Вот, наставница передала, чтобы использовали это последнее зелье до дна. И на том хватит.

– Спасибо большое, Лучана! Сделаю, – согласно закивала женщина, тут же отходя в сторону. – Может зайдешь? Молочком парным напою. А то обратный путь не близкий.

– Спасибо вам, но нет. Тороплюсь я, – отказалась, припоминая слова матушки.

Поэтому задерживаться не стала, и сразу направилась обратно.

Дойдя до конца забора, услышала за углом разговор лесничего с мужиком из соседней деревни. Приходил он однажды, просил зелье от мелких ран, так как напоролся в лесу на гнездо диких пчел. Я остановилась как вкопанная, разобрав слова о найденных им следах. Они вернули меня на миг на ту поляну, по которой несколько лет назад катался серо-бурый ком шерсти.

–…Да нет же, волчий то след. Огромный, конечно, для этих саблезубых, но точно говорю – волчий! – Запальчиво говорил мужик, периодически жестикулируя.

– Несколько лет уж тихо. Я думал, сгинул окаянный… Соркай, ты уверен? Ой как не хочется повторения истории, – ответил вздыхая лесничий.

Это что же выходит? Выжил тот волк? Мишка… Ох! Даже думать больно о том, что мишка мог пострадать. Почему? Не могу объяснить даже себе, но все эти годы я верила, что он победил серого.

– Луча, ты чего? – спросила Мява, которая все это время молчала. – Ты что-то побледнела вдруг… Уж не прокляла ли тебя лесничиха?!

– Тьфу ты! Мява, скажешь тоже, – проскрипела я, шагая вдоль деревни. – Помнишь… медведь тот… Он ведь победил?

– Ой чего вспомнила-то. Так. Ну-ка рассказывай, чего я пропустила, пока завтракала? – Кошка даже облизнулась, наверное вспомнив тот завтрак. Видимо, мышь попалась откормленная.

– Да разговор услышала. Говорят, следы волчьи видели в соседней деревне. Кстати!

– Нет! Даже не начинай. Никуда не пойдем, пока не прояснится все это. Не дай Хранители, опять столкнуться с тем зубастым!

– Ох и трусиха ты у меня, – вздохнула я, в общем-то не споря.

С серым, действительно, не хотелось бы встретиться.

Добрались домой быстро. Теперь уже позавтракала я. Потом пошла в огород, выполнять задания матушки. И что интересно, даже не заметила, как время к обеду приблизилось. А все потому, что мысли мои гуляли где-то в Медвежьем лесу, ведь руки выполняли заученную работу. Да я вообще часто так, пока делаю что-то монотонное, погружаюсь в свои мысли, переставая замечать окружающий мир.

На руку мне вдруг села черная бабочка, с красивой белой каемкой по кончикам крыльев. Тревожница. Примета есть в народе: тревожница на крыльях своих хрупких, носит события тревожные. Поэтому люди стараются не спугнуть красавицу, чтобы не уронила она этот груз нелегкий. Вот и я полюбовалась на нее, и потянулась осторожно ссадить тонкокрылую на кустик хумари.

– Луча, там эта… Марна принесла корзину!

Мява поднырнула мне под руку, немного толкнув локоть, и хвостом смахнула мою гостью.

Я даже сказать ничего не успела, бабочка вспорхнула, и быстро замахав бархатистыми крылышками, умчалась за ограду. Оставив только досаду, что так нехорошо получилось.

– Ой, Лучанка, только не говори, что веришь в эту глупость?! – поддела меня усатая бестия, заметив расстроенное лицо. – Это просто бабочка, котораяу не виновата, что такой родилась.

– Да ну тебя! Я, может, подружиться с ней хотела.

Поднявшись, я отряхнула подол домашней юбки, и отправилась встречать Марну. Женщина каждую неделю, с тех пор, как мы ей помогли с буренкой, приносит нам молоко, сметану, масло, а иногда даже сыр. И надо признать, что вкуснее я не пробовала ещё.

– Здравствуй, Лучана! Вот возьми продукты, и передай госпоже Аглайе, что капли от бессонницы у меня закончились…

– А наставницы нет дома. Она ещё вчера отправилась в Улейку, и когда вернётся – не знаю. Но вы не волнуйтесь, сейчас я вам принесу новые.

Я забрала корзину у селянки, и протянутый пустой пузырек от капель. Но только и шагу не успела сделать, как женщина остановила:

– Ой, чуть не забыла, тут вот!.. – она протянула руку, и с краю корзины, вытащила маленький свёрток. – Для Мявочки это.

Я кивнула и убежала в дом. Быстренько выложила продукты – в погреб позже спущу, и принялась составлять капли от бессонницы. Пузырек наполнила, и прибрав сразу все ингредиенты по местам, вынесла.

– Вот, добавила туда вытяжку свежую, – начала объяснять протягивая склянку Марне. – Думаю, что должно действовать лучше прежнего…

Когда женщина ушла, я обернулась к довольной кошке, которая уже справилась с угощением в виде рыбных голов, и вылизывала мордочку.

– Вот избаловала Марна тебя, так и мышей ловить перестаешь скоро.

– Ну нет, мышей яу люблю. Но и рыбку уважаю.

Проводив селянку, закончила домашние дела. Стало как-то тоскливо, а слышанные с утра разговоры разбередили память. То и дело со стороны леса мерещился взгляд медведя.

Не отдавая себе отчёта, начала замешивать тесто для пирога.

– Что это? Неужто к лешему собралась? Так рано ещё для сбора травок-то, – протянула кошка с подоконника.

Тут я сообразила наконец, что действительно хочу лешего увидеть. Расспросить, вдруг он что-то слышал…

Ага. А у самой сердечко забилось скорее, а мысль, которую отгоняла столько лет, вдруг четко определилась: хочу попасть в Медвежий лес, чтобы убедиться, что не сон это все, и медведь там был. Но что делать, если и волк тот был? Есть. Ох…

– Луча, что-то мне твое выражение лица не нравитсяу, – Мява подозрительно сузила глазки.

– Да ничего. Правда, думаю надо навестить его. Сходи за хумари, пожалуйста.

Фамильяр задумчиво повела ушками, но все же отправилась в огород. А я почувствовала какое-то облегчение, что ли, словно сделала давно мучивший меня выбор. А может и сделала? Ведь за столько лет я не забыла эту историю, а периодически к ней возвращалась. Ну что же, раз решение принято…

К вечеру пирог был готов. На этот раз я сразу собрала все травки и порошки, которые могут пригодиться для защиты. Мява, наблюдавшая за моими сборами, обреченно молчала, понимая, что отговаривать бесполезно. Хотя нет-нет, да и подсказывала о моих упущениях.

– Слушай, безголоваяу, давай утром хоть пойдем? Мы же к темноте туда явимсяу, и не страшно?

– Мне? – я удивлённо посмотрела на кошку, распластавшуюся на перилах крыльца.

– Луча, но это ведь не бегать тайком на озеро, это же неправильные медведи и волки! – припомнила она тот случай, когда я все же не удержалась и впервые нырнула в самый омут озера Глубокого.

Каюсь! Нарушила запрет матушки. Но мне было до жути интересно услышать пение омутных. Уж не знаю, то ли они поняли, что я ведьма, то ли народ приукрашивает их опасность, но на меня не напали, и даже не напугали. Нет. Они просто попрятались сами, и я успела увидеть лишь скрывающиеся от меня силуэты сквозь мутноватую толщу воды.

Уже потом, когда я выведала у матушки, что омутные рыбу любят, проходила мимо рыбаков по мосту. Увидев в корзине одного из них свежевыловленную, ещё живую рыбку, я неожиданно решила попробовать ещё раз нырнуть. Незаметно подхватила трёх трепыхающихся рыбешек, и рванула к озеру. Успела. Вошла в воду, и с колотящимся сердцем, дрожащими руками опустила серебристых в озеро, наблюдая, как они оживают.

– Эй, омутные, это вам, – прошептала я тогда, и медленно, набрав воздуха полные лёгкие, погрузилась с головой.

Рыбки из моих рук поплыли, хотя и коряво как-то. Но зато вскоре передо мной появилась очень необычная мордашка, покрытая бледно-зеленой чешуей и с жабрами. Рот этого чуда, который осторожно ощерился в улыбке, до жути пугающей наличием острых зубов в три ряда, не имел губ как таковых. Это было что-то похожее на клюв. Короткий совсем, но видно, что жёсткий и опасный. Плоский нос и чуть заметные раковинки ушей. Толстая, не очень поворотливая шея. Плечи и грудь, как и все остальное, покрыты чешуей.

С одной стороны, эти существа казались чудовищами. Монстрами из страшилок, что деревенская ребятня травит по вечерам у костров. Но первый испуг быстро прошел, и его место заняло любопытство, которое, кстати, я заметила и в рыбьих глазах напротив. Не совсем, конечно, рыбьих, но сходство очень сильное. В итоге, когда я погрузилась в воду после третьего вдоха воздуха, мы уже спокойно разглядывали руки друг друга, сравнивая пальцы и кожу.

Ещё моя новая знакомая очень пристально осматривала мои волосы, задумчиво поглаживая свою чешуйчатую голову. Именно поэтому я и решила, что она девочка, когда она вдруг дернула прядку моих волос и приложила к своей голове. Не представляю, как я тогда сдержалась и не взвыла от боли наглотавшись воды, но вот слезы выступили на глаза мгновенно. Пришлось всплыть. Наставнице я ничего не рассказывала, благо утери заметно не было.

А вот когда я решилась нырнуть в следующий раз, меня сразу встретили, словно ждали. Ная – как я назвала омутную позже, протянула мне целую горсть чешуек, вперемешку с ракушечками, и даже парой жемчужинок. Дар я приняла, заметив, что рыжая прядка, не знаю уж каким чудом, держится на виске омутной. Мне вдруг стало стыдно за то, что в этот раз я повязала волосы платком. И не долго думая, я вернула сокровища опешившей Нае, после чего стянула платок, и в него их потом завязала. За мной следили с небывалым любопытством, а потом она вдруг взяла, и вырвала чешуйку со своей головы. По воде сразу поплыли розовые кровавые разводы, а я выпустив узелок, протянула руки к ране. Говорить под водой проблематично, поэтому я просто очень громко старалась думать, произнося мысленно заговор заживления плоти.

Ная, в первый момент виновато опустившая свои плечи, дернулась, а потом ее глаза стали совсем уж по-рыбьи круглыми от удивления.

Кровь остановилась. А я погрозила ей пальцем, пытаясь донести, что так делать не нужно. Тогда омутная улыбнулась, и лизнув острым язычком только что вырванную чешуйку, протянула ее к моей голове. Осторожно, наверное боясь снова меня напугать, она приложила пластинку, размером с мой большой ноготь, к виску, где та и осталась как приклеенная. "Что же, ладно" подумала я тогда, решив убрать украшение подальше от озера, чтобы не обидеть дарительницу. Но… на удивление так и не смогла. И на сегодняшний день у меня уже три чешуйки, украшающие правый висок.

Не знаю, каким таким образом они держатся, но когда матушка увидела первую, то сначала очень ругалась, а потом и сама с интересном пыталась разгадать эту загадку. Хотя и про наказание не забыла, заставив перетирать принесенные мной же дары – омутные достали со дна мой узелок, и вернули.

А пение их, кстати, оказалось действительно очень красивым. Когда они приоткрывают рот, их шея слегка утолщается, и по воде распространяются очень мелодичные звуки. Приятные и расслабляющие. После такой музыки хочется просто лечь и не шевелиться, рассматривая плывущие по небу облака. Чем, впрочем, я и занимаюсь, перед тем как отправиться домой. Зато отдохнувшая и полная сил настолько, будто неделю спала.

С тех пор добыча такого ценного ингредиента, как чешуя омутных, на мне. Да мне, признаться, и нравится это. Матушка рассказала, что рыбку она им приносила тоже свежую, но вот нырять не решалась, и обменивалась с берега. А пение услышала лишь раз, когда ее приход не заметили, и она тайком опустила голову в воду.

Так за воспоминаниями мы дошли до луга, у кромки которого и обитает леший.

– М-м-м… А чем это пахнет-то…– протянул смотритель леса, потирая свои тонкие ручки и облизываясь. – Чтось моей солнечной ведьмочке надобно сегодня?

– Какая я тебе солнечная? Обычная я ведьма, леший, – возмутилась я такому обращению.

– Так ведь яркая и теплая, как солнышко совсем, – улыбнулся подхалим. – Да и имя…

– А ну цыц! Вот как сейчас не дам ничего…

– Понял, молчу.

На меня уставились хитрые, ничуть не раскаивающиеся глазки.

– Придумал тоже… Да у меня вон… фамильяр черный!

– Ага. С белым пятном на лапе, – не остался в долгу этот бородатый вредина.

– Луча, а давай узнаем у омутных, может они тоже пироги любят? – Мява наклонила голову набок, и пристально уставилась на нашего собеседника.

– Да чего же сразу омутные-то? Не любят они! А я… Да говорите ужо, чегось хотели-то? Совсем заговорили старика, – насупился тот самый "старик".

– К Медвежьему лесу проводи. Да мы туда и обратно, – начала я уговоры, видя что он нахмурился.

– А не провожу?

– Сама пойду.

– А не успеешь?

– А наставницы нет. Уехала.

– А ну как волк?

– Да не слышали о нем в деревне давненько. Сгинул уже, небось, – успокоила я лешего, старательно контролируя голос, и игнорируя взгляд Мявы. Ага. Вот прямо до утра и не слышала. Но лешему не обязательно знать об этом.

Получив наконец желанную тропку, я отдала пирог хозяину леса, и направилась к цели. Мява не отставала, хотя и помалкивала так… угнетающе.

Вышли мы вроде там же, где в прошлый раз, а вроде и не там. Лес встретил спокойствием и тишиной, периодически нарушаемой птичьим щебетом и кряхтением вековых деревьев. А в прошлый раз было пугающе тихо.

– Мяв, как думаешь, это хороший знак? – спросила я у кошки.

– Вообще, конечно, хороший. Но все равно нужно быть аккуратнее, – не убавила настороженности она.

Через несколько минут прогулки я начала сомневаться, что лес тот самый. Хотя лет прошло достаточно, и возможно, он ожил под заботливой лапой хранителя? Или…

От мысли об этом "или…" сердце похолодело. Нет! Медведь был сильнее, я уверена, что он победил того волка. Да и сейчас здесь порядок, нет посторонних.

– Ну что, убедилась, что здесь тихо? Идём домой?

– Мяв, так ведь правда тихо, чего ты боишься?

– Пфр! Не боюсь. Но мы здесь чужие.

– Не правда. Ведьма не может быть чужой лесу. Давай лучше травки собирать. Смотри, вон кручиница растет, да как пышно!

Возвращались мы с добычей в виде трав, но вот на душе у меня почему-то кошки скребли. Не знаю даже, чего ожидала от этой затеи, но…

– Ну?.. Нагулялися? – У самой своей тропки появился леший.

– Ну, нагулялисяу. А тебе-то чего? – Мява дернула хвостом, и подняв голову выше, прошла мимо.

– Оть язва хвостытая!

– Да вот, травок собрали, – постаралась я смягчить разговор, и приоткрыла суму, показывая.

– И чаго же, никого не встретили? – с прищуром поинтересовался хранитель. – А травки, да, хорошие. У меня что-то они все реже встречаютси.

– Никого, – ответила я улыбаясь такой заботе, и стараясь скрыть разочарование в голосе.

– Ну, тоды домой, что ли?

– А знаешь, к малиннику выведи.

Домой что-то не очень хочется, пройтись нужно. Обдумать, что же со мной не так? А от малинника до дома немного больше расстояние.

В малиннике, к своему удивлению, нашла спелые ягоды. Целую горсточку собрала, и поесть успела. Вот знала бы – лукошко взяла с собой.

– Ай! – вскрикнула я запнувшись, когда собралась домой.

– Да чтоб тебя! Полено деревянное! – зашипела кошка, чудом успевшая отскочить из-под моих ног.

– Леший, зар-раза ты этакая, а ну покажись!

– Ась? Заплутали? – возник перед нами упомянутый.

– Я тебе сейчас так заплутаю, пень ты…

– Мяв, успокойся. Не нужно злиться – от этого блеск шерсти пропадает. А ты, заноза-переросток, когда свои шутки бросишь? Хочешь ягод, иди и собери!

Хранитель насупился, и вдруг сознался. И вот не знаю даже, поверить, или очередная его шуточка?..

– Так оно же как? Сам-то могу снять ягоду, да только из ведьминых рук она вкуснее. Ты же ж коды снимаешь, душой веточку благодаришь, да силой делишьси. И кустик тебе в благодарность ягоду ещё слаще даёт. А мне…– тут раздается тяжёлый вздох, —…мне же ж покорно что есть скидывает.

Тут я задумалась. А ведь действительно. Замечала, как деревенские травки для себя собирают, простые совсем, от простуды. Матушка научила некоторых, чтобы нас реже беспокоили. Так вот их травки отличаются от наших, хотя и те же самые. А значит…

– А что же ты раньше не сказал? Чего изводил и подшучивал постоянно?

Начала я ворчать, хотя скорее для виду. Сердиться не получалось уже. Протянула сладкоежке несколько ягод под фырканье фамильяра, и пошла в сторону тропинки, забыв на время о тревоге, и обдумывая новую информацию. Интересно, а матушка знает?

4. Мальки

Проснулась на рассвете, резко. Словно кто-то толкнул меня, и я падать начала. Выдохнула, ощутила под ладонью чуть колкую ткань одеяла, и начала подниматься. Мява в это же время запрыгнула на подоконник, вернувшись с ночной охоты.

– Уже встала? Могла бы выспаться, пока наставницы нет…

Кошка принялась вылизывать свою и так лоснящуюся шкурку.

– Да. Ясного дня тебе, Мяв. Проснулась, будто толкнул кто. Может случилось что-то в деревне? – я отвечала, продолжая сборы.

– Ничего не слыхивала, – не прерывая умывания, продолжила черная. Потом замерла, видимо осененная догадкой, которую и озвучила: – Луч, а может это она так следит за тобой? На расстоянии. Мол, нечего отлынивать, делами занимайся?

В первый момент я даже нахмурились, вспоминая, замечала ли у матушки такие умения – общаться на расстоянии. А потом рассмеялась.

– Да ну скажешь тоже! Наставления она оставила, зачем ей приглядывать? Может, это ты окно не закрыла, вот от сквозняка я и проснулась.

Выслушав ответный фырк, я старательно отогнала мысли о пробуждении, и отправилась заниматься утренними делами.

После завтрака почувствовала покалывание в виске. Попыталась зацепить ногтем одну из чешуек, что уже не один год украшают мою голову. Безрезультатно, как и всегда. Но покалывания прекратились.

– Интересно, что это было? – задала вслух вопрос, ни к кому не обращаясь. Но пришлось пояснить для заинтересованно навострившей уши Мявы. – Кожу под чешуйками сейчас покалывало.

– Мигрень?

– Ты же знаешь, ведьмы не подвержены мигреням, да и болеют, вообще, редко.

– А может тогда спросить у Наи? Чешуя-то ее.

На том и решили прогуляться к озеру. Но сначала к деревенским рыбакам наведались, что прямо на мосту рыбачат, который в деревню ведет. Так и не показываясь им, я как обычно вытащила несколько рыбешек из улова, и оставила взамен монетку рядом с корзиной.

– Ная? – шепотом позвала я, как только ступила на берег озера.

Из зарослей цветущей сейчас койвы, что склонила ветви к самой воде, тут же показалась чешуйчатая голова с рыжей прядкой волос, заплетенной в тонкую косичку, и встревоженным взглядом.

– Что случилось? – я тут же поинтересовалась, решив отложить свои вопросы.

Омутная подплыла, даже не взглянув на рыбешек в моих руках, и указала взглядом в воду.

– Хочешь, чтобы я нырнула?

– Луча, я ещё не видела ее такой взволнованной. Наверное и правда что-то случилось, – Мява подобралась поближе, и повела носом, принюхиваясь.

– Хорошо. – Я тут же, не раздумывая больше, скинула матушкину шаль и вошла в воду.

Погрузившись с головой, дождалась, пока Ная возьмёт за руку. Не знаю, как это действует, но когда мы с ней контактируем, я начинаю видеть под водой четко, несмотря на глубину. И это при том, что с появлением на виске ее чешуек, зрение и так стало гораздо лучше. И дыхание задерживать намного легче.

Тонкие перепончатые пальчики обхватили мое запястье, и потянули вперед. Не сопротивляясь, доверилась своей необычной подруге. А вскоре тревога окутала меня с головой – в воде начали появляться мутные бледно-розовые "облачка". Мы опустились на самое дно. Раньше мне не дозволялось так далеко забираться, а сегодня все встречные омутные уступали дорогу и провожали странными взглядами.

Сдвинув шторку из водорослей, Ная втянула меня в небольшую пещерку. В горах я видела подобную, но эта находится под водой. И наверное, в другой день я кинулась бы рассматривать все вокруг, но сейчас…

Меня резко дёрнули вверх. К потолку. Где я вдруг смогла вдохнуть воздуха. Оказывается, под потолком его накопилось много, только интересно, откуда? Но сейчас не время. Отдышавшись, снова набрала полные лёгкие и опустила руку Нае.

Через пару мгновений мы оказались перед омутной, лежащей в углу прямо на камнях. И вроде бы не мое это дело, как они спят, но…

Веки подводной обитательницы вдруг дернулись, и на меня посмотрели полные боли глаза. Ее рука с неимоверным усилием начала тянуться в мою сторону, но тут же упала обратно, на круглый животик. А ниже, под этим животиком, чуть разошлась чешуя, и по воде снова поплыло розоватое облачко.

В первый момент я даже растерялась, не понимая, что происходит вообще. Но услышав выворачивающее душу наизнанку пение, доносящееся со стороны входа в пещеру, наконец сообразила. Ная опустилась рядом с лежащей, и положила руку ей на живот, а потом подняв к тому месту, где когда-то я останавливала ей кровь, запела. И как ей объяснить, что я всего лишь ученица, что многого не знаю, что здесь нужна взрослая понимающая ведьма?

Так! Мысленно собралась! Магическому зрению матушка учила меня, хотя пока лишь для того, чтобы я потоки видела. Но ведь сила есть во всем? И живое, и неживое имеет силу, просто она отличается от магической. Она имеет более естественные оттенки и тонкую структуру. Да, ведь я видела ауру Мявы. Скорее всего, она и является этой силой. Так, попробую…

Я всмотрелась в несчастную, которая, похоже, потеряла сознание, но не увидела ничего. Попробовала с закрытыми глазами – ничего. Кроме как у самой голова стала ватной и захотелось дышать. Дернула Наю, показав наверх. Она поняла сразу, и помогла подняться за новой порцией воздуха.

Так долго я ещё не находилась под водой, ведь обычно ныряла только немного послушать пение. Наверное, поэтому сейчас такое странное состояние в голове, словно туман какой-то. Но лишь взгляда на будущую мать мне хватило, чтобы взять себя в руки. Вспомнила, как помогала наставнице с деревенской скотиной – просто к роженицам она меня пока не пускала. Рано – говорила.

Снова опустившись на колени, я протянула руки к животу водяной девушки. Не знаю, что сыграло решающую роль, но в этот же момент я увидела едва заметные линии силы, которые пронизывали все ее тело. А под моими ладонями их было особенно много. Всмотревшись, поняла, что совсем тонкие, мерцающие принадлежат двум малышам, что сейчас делят тесное для них пространство в мамином животике. И, кажется, им дышать тяжело. Да, поэтому они так беспокойны.

Не открывая глаз, начала “громко” думать слова заговора на спокойствие. Для начала нужно утихомирить этих шалунов, чтобы сосредоточиться на их маме. И действительно, как только они притихли, дыхание омутной стало ровнее.

Дальше, снова глотнув воздуха, я начала всматриваться в родовые пути, ища причину кровотечения. Было бы гораздо легче, если бы я хоть примерно знала, как у них это происходит. Но я даже детей их ни разу не видела. Прячут? Почему?

Через несколько минут мучений я плюнула на поиски причин, и решила действовать интуитивно. Проследила одну линию. Другу. Третью, запутавшуюся с четвертой, я осторожно расправила, легонько подтягивая своей силой. И какой-то странный узелок из темных потоков, едва видимых, но ощущающихся холодом. Хм… Странный он. Словно чужеродный.

Решительно проследила, откуда он тянется, и увидела на хрупком плечике темнеющий отпечаток ладони. Такое бывает, когда человек желает зла всей душой. Иногда, даже не осознавая, из-за своей зависти и злобы, которые испытывает в момент касания, он оставляет такой вот след-проклятие. Только кому же могла помешать слабенькая беременная омутная? Как и у людей – сопернице? Ох уж эти любовные треугольники…

Избавилась от жутко-неприятного отпечатка, и продолжила поправлять последствия. Вскоре мне удалось восстановить родовые пути, но вот девушка вряд ли в состоянии справиться с родами.

Я обернулась к Нае, которая продолжала сидеть рядом со мной тихо-тихо, и внимательно следить за моими действиями.

Без ее поддержки я не смогла бы спокойно сидеть на одном месте, ведь полные лёгкие тянут вверх. А она держа меня за плечо, видимо, своей магией удерживает на месте. Улыбнулась ей слегка, и показала наверх. Омутная уже привычно потянула меня к воздушному облачку под потолком. А я вдруг, всё ещё глядя магическим зрением, обратила внимание, что ее аура в месте касания словно обволакивает меня. Как тонкая масляная пленка на воде. Но эту мысль пришлось отодвинуть на потом, ведь я поняла ещё кое-что: Ная помогает мне легко добраться к желанному воздуху и обратно. Так ведь и я могу попытаться показать малышам путь…

Положила ладонь над тем малышом, который был ближе головкой к выходу. Начала вливать в него живительную силу, которая, к сожалению, частично впитывалась в саму роженицу. Но малыш вдруг начал тянуться к моей ладони ближе, словно котенок, ищущий ласки.

Медленно, боясь спугнуть, я как будто выманивала омут…хм… омутненка? Улыбнулась этой мысли. Никогда не задумывалась над тем, как могут называться дети омутных. Потому что не видела их. Наверное, мальки? Головастики?

Снова улыбнулась, и, наконец, поймала в ладони головастика. Тьфу ты! Малька. То есть ребенка!

Обернулась, спрашивая взглядом "куда его положить?" у Наи, но малыш вдруг сам активно начал елозить в моих ладонях, и в итоге вырвался и поплыл к воздуху. Ная с испуганным лицом проводила его взглядом, но осталась сидеть. Ладно – подумала я, берясь за помощь второму.

Этот оказался гораздо слабее, и пришлось порядком постараться, чтобы вывести и его. Вместе с ним на руках, мы поднялись наверх. Первый малыш так и крутился у поверхности, хватая воздух маленьким ротиком. А как только и второй оживился, и смог самостоятельно держаться на плаву, Ная потянула меня обратно, показывая руками какие-то круги. Нет, шары. Снова на чуть осевший живот так и не пришедшей в себя роженицы, и опять изображала шары руками, и показывала вверх.

Ох ты ж Ехидна Хранительница, помоги! Это что же, малыши должны были родиться в икринках? Это, получается, они лопнули ещё внутри? Я ужаснулась последствиям. Матушка рассказывала мне, что может случиться…

Тужиться омутная не в состоянии, и первое, что пришло в голову – вытолкнуть остатки оболочек икринок надавливанием на живот. К счастью, после первого же надавливания молодая мамочка очнулась. Ная издала резкий звук, после которого омутная начала тужиться, насколько сил хватало. К счастью, этого оказалось достаточно, и вскоре все разрешилось хорошо.

Я остановила кровь. Прочитала заживляющий заговор. И обессиленно, но счастливо улыбаясь, попрощалась кивком головы с маленькой семьёй. Малыши уже сладко сопели, прижавшись к материнской груди.

Выбравшись из пещеры, мы проплывали мимо переживающих за свою подругу омутных, которые провожали меня благодарными взглядами. Кроме одной.

Я заметила ее в тени от подводного растения, очень печальную, с темными пятнами на ауре. Обернувшись к Нае, я указала на нее взглядом, и показав на пещеру, постаралась жестами объяснить, что им с молодой мамочкой лучше не встречаться. По крайней мере, пока время не успокоит душевные метания завистницы.

Добравшись до поверхности, Ная позволила мне лишь вздохнуть, а потом снова потянула вниз. И стоило лишь погрузиться в воду, я поняла причину. Все омутные собрались здесь, и пели так красиво, что у меня слезы выступили на глазах. А через мгновение к нам приблизился, видимо, тот самый новоиспеченный отец двойняшек, с крупной красивой раковиной, наполненной золотистой чешуей и жемчугом. Интересно, где они берут такие ракушки, в озере-то? Никогда таких больших и необычных улиток не видела здесь. Хотя я и о пещере не знала до сегодняшнего утра.

Выбравшись на берег, первым делом сняла всю одежду с себя, отжала и развесила на удобных для этого ветках кустарника. Нижнюю сорочку все же натянула обратно, и привычно устроилась на теплой поляне.

Мява, нетерпеливо размахивающая хвостом, прижалась ко мне, согревая и выжидая, пока мои зубы перестанут стучать.

– З-знаешь, Мяв… у н-них там… пещ-щера есть. И та-а-аум…– тут я зевнула, и слабость взяла свое. Сон накрыл тяжёлым одеялом, не позволяя вырваться.

– Эй, ну чего ты так смотришь на меня постоянно? – спросила я у медведя, немного сердито. – Вот если сказать что хочешь, так и сказал бы!

– Р-р-р-р…

– И нечего виновато рычать! Ты же мне всю душу вымотал. Смотришь и смотришь постоянно. Снишься. Преследуешь. Даже… А-ай… Что с тебя взять?..

Расстроенно опустила руки. Медведь, что сидел передо мной, снова виновато рыкнул, и ткнулся мордой в ладонь.

– Ласки что ли хочешь? Или я тебя поблагодарить забыла? Я могла. Мява говорит, что я до жути рассеянная порой. А тогда ещё волк тот… Наверное, я просто испугалась очень, вот и не сказала спасибо.

Я продолжала ворчать, хотя на губах уже улыбка растянулась, а пальцы запутались в бурой жёсткой шерсти. Теплой. Пахнущей травами и… озером? Хм… странно. Не думала, что медведи любят купаться в озёрах.

Ощутила, как ладоням стало ещё теплее, и как будто даже мокро. Подняла их к глазам, и похолодела от ужаса. Кровь! Открыла рот, то ли закричать хотела, то ли спросить что-то. Но встретилась с янтарными глазами, и резко проснулась.

5. Попутчики

– Луч, Лученька, что с тобой? Ты плачешь? – услышала я обеспокоенный голос Мявы, и открыла глаза.

Сердце в груди билось гулко, взволнованно. Словно не спала я сейчас, а курицу по двору ловила, чтобы перо вырвать для обряда. Да. Имеется опыт: наставница отправила однажды в деревню, принести перо от рябой курицы. Вот, наверное, ребятня потом потешалась, передавая друг дружке об увиденном. Шаль, что для отвода глаз, пришлось снять после первого же забега, чтобы не испортить, а силу применять нельзя было. Вот и сейчас…

Снова перед глазами встали окровавленные ладони, и я вздрогнув, посмотрела на них. Чистые. Травинка только пристала – впечаталась в кожу, пока я лежала на ней.

– Лучана? – снова позвала моя кошка, заглядывая в глаза.

– Все хорошо, Мява. Просто сон… странный приснился. Идём?

Я поднялась, отряхнулась и начала одеваться. Мысли так и кружили вокруг медвежьего взгляда, пока Ная не показалась из воды. Омутная подплыла, и попыталась что-то сказать мне жестами. Сначала показав на меня, потом махнув в сторону моего дома, потом на небо и снова на меня.

– Я приду завтра, узнать как малыши. Хорошо? – спросила, не уверенная, что поняла ее правильно. – Лучше бы матушке посмотреть их, но она вернётся неизвестно когда.

На это Ная лишь помотала головой, и показала пальчиком на меня. А я вспомнила, зачем вообще пришла сюда на рассвете.

– Ная, скажи, – я положила пальцы на висок, накрыв чешуйки, – это ты меня так звала?

Последовал кивок.

– Ощущения, признаться, были не из приятных. Но если что-то случится, ты всегда зови! Хорошо? Я очень рада, что смогла помочь.

Омутная прижала ладони к груди и искренне улыбнулась своей странной улыбкой. Наверное, простой человек испугался бы, но я уже настолько привыкла к ней, что лишь улыбнулась в ответ.

Покинув берег, я начала рассказывать фамильяру о том, что произошло под водой. О своей догадке, что пещера у них используется именно для родов, ведь малыши недаром сразу же тянутся к воздуху. Инстинктивно. Значит тот воздушный пузырь как-то пополняется. Любопытно… Жалко, что нет возможности общаться с омутными, ведь столько вопросов!..

– Ну-у, я думаю, что так безопаснее. Ведь их малыши шустрые, юркие и скользкие. За ними сложно уследить, а на поверхности опасно – даже птица может напасть. Вот их и держат на дне.

– Ты права. Я даже новорожденного не смогла удержать, – немного расстроенно ответила кошке, и мельком глянула на руки.

Снова вспомнила о сне, и по сердцу пробежал мороз. Да что же мне так неспокойно?

– Мявочка, пойдем в лес? – позвала я жалобно, не понимая, что со мной происходит. Но с другой стороны, если меня смогли позвать омутные, то медведь…

Судорожно вздохнула, готовясь к объяснению причин, но кошка удивила. Она снова с беспокойством посмотрела в глаза, заметила, что я сегодня сама не своя, и направилась в сторону луга.

Через несколько шагов я уговорила ее пойти прямо в Медвежий, чтобы не беспокоить лешего. Дорога, в принципе, от озера почти одинаковая, что до леса, что до лешего. Да и до болот, что граничат с ним, тропа хорошо натоптана. Деревенские за мхом на болота ходят, а то и на телеге ездят. Для строительства его используют. Ну и по-осени по ягоду ходят. Вот. А от болота до Медвежьего уже рукой подать.

– Кто-то едет, смотри, – Мява навострила ушки обернувшись.

Действительно, нас догоняла лошадь, запряженная телегой. Вот как раз за мхом, наверное.

– Доброго денечка, госпожа, – раздался скрипучий голос лесничего с поравнявшейся с нами телеги.

И до меня дошло, что шаль-то я забыла натянуть, так и шлепая от озера, держа ее перекинутой через суму.

– Доброго, красавица, – поздоровался второй, молодой и чуть надменный голос сына лесничего. Парень сверкнул глазами, осмотрев меня с ног до головы. Словно кобылу перед покупкой. Бр-р-р!

Его-то я не заметила сразу, так как лежал в телеге.

– Чтоб тебя.. – фыркнула тихонько Мява, сообразив о моей растяпости.

– И вам доброго, – ответила я, не останавливаясь.

– Мы на болота вот путь держим. Подвезти куда?

Хотела отказаться, но подумав, что ещё и половины пути не прошла, кивнула, и запрыгнула на край повозки, проигнорировав протянутую Рагданом руку.

– А вы, видать, травы собирать отправились? – продолжал донимать мужчина.

Я лишь кивнула, и так расстроенная промашкой с шалью. Видимо, утреннее Озёрное приключение совсем меня вымотало. Да и сон этот… Но, кажется, мои ответы и не требовались особо, ведь мужчина продолжал болтать.

–…Рагдану уж скоро жинку молоду вести, так вот, дом изладить нужно. Сейчас вот мох запасем. Лес-то уже приготовили. Ладный домик будет, понравится молодой жинке. Манишка моя придумала на чердаке ещё комнатку сделать, чтобы, говорит, не пропадало место-то. А так и хранить что можно. А то и травки там сушить, так ведь? У хозяйственной-то жинки, все в дело будет!

Мужчина продолжал, в то время как я все острее чувствовала на себе взгляд его сына. Косоглазие наслать, что ли?..

Но тут мы добрались наконец до развилки, и я спрыгнула с повозки, поблагодарив попутчиков. На нахмуренный взгляд лесничего пояснила, что травки мне нужны, рядом с топью растут которые. Он ещё пожевал губу задумчиво, а потом кивнул и сказал:

– Вы, госпожа, ежель что, кричите. Или как по своему зовите. Мы ж тут рядом будем…

Забота мужчины немного пристыдила мои мысли о его назойливости и болтливости, поэтому ещё раз поблагодарив, пообещала быть осторожной, и чуть отдалившись, накинула шаль. От греха подальше. А то день сегодня с утра полон сюрпризов и неожиданностей.

Остаток пути прошел без приключений. Лес встретил спокойствием. Не было вчерашнего щебета, но и гнетущей атмосферы тоже. Хотя сердечко продолжало взволнованно биться. Я шла вперед осматриваясь и прислушиваясь, хотя и сама не понимала, что ищу.

– Лучана, здесь никого нет. Идём домой, а? – Мява позвала не настаивая, но беспокойство в голосе читалось все отчетливее.

– Да. Пожалуй. Не понимаю я, что происходит, но меня словно тянуло что сюда.

– Тянуло? А сейчас?

– Вроде нет. Не пойму, – я остановилась и прислушалась к себе. Да, дальше идти не хочется. Домой?

Развернувшись, я начала неуверенно шагать обратно, чувствуя какое-то разочарование, что ли. И матушки нет, спросить совета не выйдет. Да и как тут спросишь, ведь о медведе она не знает… Эх…

Моя хвостатая подруга поддержала возвращение с большим энтузиазмом, и даже хвост перестал дергаться резко и нервно.

Бродя по лесу, мы немного сместились в сторону топи, которая располагалась у границы с болотами. И если на болота ходят деревенские, то в Медвежий решаются идти не все. А вот в топь вообще желающих отправиться не сыскать. Все потому, что хоть и выглядит она очень спокойно, да только обманчивое, опасное это место. Гиблое.

Однажды я подслушала… то есть, случайно услышала, как две бабули у колодца обсуждали девку молодую. Она на болота ходила с подругами по осени, да видать к топи близко забрела, и подружки ее с трудом успели увести. Так вот, старушки громко тогда вспоминали о том, сколько там успело людей сгинуть. А началось все с Алейны, которую любимый предал. Уж не знаю, достоверно ли, но одна вспоминала историю так:

–…На сеновале-то повалял, да в жинки соседску девку взял. Вот Алейна с горю да позору в болота кинулася. Это еще моя бабка рассказывала. А ей ее бабка, которая знала ту горемычную.

– Бедна девонька…– начала было причитать более младшая собеседница жалостливым тоном, да старшая перебила.

– Бестолкова девка, а не бедна! Надо ж было додуматьси в болота лезть?

– Так ать с горю ж.

– Так ать жива да здрава! Подумашь, порчена… Авось и таку взял бы кто? Увальней в деревне всегда хватало. А и нет, ушла б в соседню, али дальню, да нову жись начала. А она чегось устроила?

– Чегося?

– Сама утопла в болоте, – проговаривая, старушка начала загибать пальцы. – В топяницу обернуласи. Люд начала губить. О! – Вздернула она суховатый палец кверху.

– Как в топяницу?

– А так – жись свою духу болотному отдала силой. Вот он ее и наказал, в топяницу обернул, да к телу привязал. Дюжа не любит он слабых духом. С тех пор и топь появиласи, и заманивает ента пакость дивчин, думая, что они жинки любимого. Да и молодцами не брезгует. Все своего любимого предателя ищет.

К концу рассказа та, что помоложе, качала головой да охала. Но я так и не поняла, то ли ей по прежнему жаль Алейну, то ли она, как и старшая, теперь винит ее?

У матушки я потом спрашивала, и она подтвердила, что тоже слышала историю эту. А вот правдива она или нет – не ведает. Но при ней, сказала, никто туда не ходил. Боятся. Ведь говорят, что народу-то успело там сгинуть немало, пока узнали, что топяница там появилась. Она жертв зазывает голосами любимых. А у кого сердце пусто, тому не показывается.

В общем, вышли мы с Мявой у самой топи. Переглянулись, да пошли дальше, вспомнив, как однажды по глупости своей – а точнее, моей, ведь кошка, как обычно, отговаривала – сунулись сюда. Захотелось мне тогда увидеть ту топяницу. Да только она так и не показалась, и мы разочарованно вернулись домой, где матушка уже ждала с розгой. Позже я, конечно, поняла, за что получила, а вот тогда обижалась, хоть и не показывала виду.

Поэтому сейчас мы лишь хихикнули, да мимо пошли… пока не услышали шорох.

– Что это?

Мява навострила ушки и вытянула шею, ища, откуда звук донёсся.

– Там-мяу, – чуть слышно сказала черная, и сделала шажок в сторону кустов.

– Топяница? – шепотом уточнила я, даже обрадовавшись.

– Не думаю.

– Почему?

– Так она должна голосом любимого тебяу зазывать. А не…

Кошку прервал тихий захлебывающийся не то стон, не то рык.

Нет, на голос любимого точно не походит. Да и какой у меня любимый, когда меня без отводящей взгляд шали только сегодня и увидели впервые. Узнали потому, что видели меня, хоть и мельком, когда я с матушкой была в деревне. Видеть-то меня видят в ней, а запомнить не могут. То есть, отвернулся человек, и забыл кого видел сейчас, разговаривал, или просто чуть не столкнулся. Хотя образ в памяти остаётся, и в другой раз он узнает меня, но лишь когда снова увидит.

– Я проверю!

Остановила меня Мява, когда я шагнула на звук, и сама отправилась на разведку.

Она лёгкая, и имеет больше шансов свободно пройти по топи.

– Эй, кто здесь?

Тихо позвала кошка, аккуратно ступая вперёд. Ответа не последовало, но буквально через несколько секунд она фыркнула и отшатнулась.

– Что там?

– Это… знакомец наш, кажетсяу, – затравленно ответила черная, оглядываясь с опаской по сторонам. А потом на мой недоуменный взгляд добавила: – Медведь это. Тот самый. Только пожеванный.

В первый миг я замерла, прокручивая слова фамильяра. А потом чуть не рванула вперёд, забыв, что передо мной топь раскинулась, и неверный шаг может стоить жизни.

– Угомонись, дурехау! – Мява даже зашипела останавливая меня. – Вон с той стороны обойди. А вообще, нам бы сейчас уйти домой тихонько, и забыть обо всем…– Кошка продолжала ворчать, меж тем показывая мне тропинку в обход, по которой, видимо, и мишка пришел сюда.

Или же приполз…

То, что я увидела, мне совсем не понравилось. Лапа разодрана. Кровь стекает по шерсти и когтям, и густыми каплями падает в болотную жижу, в которой, кстати, косолапый уже наполовину утоп. Торчащее из болота бедро вообще все в крови, и похоже на что-то ужасное.

– Очнись уже, Луча!

Мне в ногу впились острые коготки, и я наконец поняла, что забыла как дышать. Сердце тут же ударило таким громом, что даже мишка услышал, и приоткрыл один глаз. Не уверена, что он смог рассмотреть меня из-за пелены боли. А мне хватило мгновения, чтобы понять – я его не оставлю здесь!

– Мява, нужно его вытащить!

– С умау сошла?

Я обернулась, и заглянув в круглые непонимающие глаза, попросила:

– Мяв, пожалуйста. Я не знаю почему, но чувствую, что должна помочь. Он…

– Ладно. Но как? Мы же не справимсяу…

– Может лесничего позвать? – Я было развернулась, но тут же замерла. – А если они уже уехали?

– Я сейчас! А ты… будь осторожна.

Кошка умчалась, а я осталась перед раненым медведем, до сих пор видя его взгляд, наполненный болью. Похожий на тот, что во сне привиделся.

– Так это ты звал меня? Во сне звал? – начала я разговаривать с ним вслух, чтобы… Нет, не боюсь я леса или болота. Но вот сейчас мне стало страшно, что чуть слышное дыхание этого зверя прервется. И чтобы отвлечь себя же от этих мыслей, сгодится и свой голос. – Не понимаю, как тебе удалось, но я услышала. Не бойся, мы поможем. Ты ещё бегать будешь, и лес свой оберегать. Да, он у тебя уютным стал. Знаешь?..

Я продолжала говорить все, что приходило в голову, не задумываясь, что кто-то может услышать. Говорила, и снимала с грязно-бурой шерсти траву и веточки. Пыталась хоть немного очистить мех, чтобы видеть раны. Осторожно. Подмечая, что мой давнишний спаситель погружается все глубже.

– Шаль! – Голос Мявы раздался неожиданно. – Быстро, надень шаль!

Послушалась, и натянула, оказывается, спавшую с плеч накидку.

Послышался шум, потом голос лесничего: