Тени за спиной

Глава 1. Творческий кризис

Анна сидела за тускло светящимся экраном ноутбука, её пальцы едва касались клавиш, будто сама мысль о том, чтобы напечатать ещё одно бессмысленное слово, вызывала у неё физическое отвращение. В комнате царила давящая тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием старого радиатора. На письменном столе, заваленном кипами исписанных блокнотов и смятых листов бумаги, стояла наполовину пустая чашка остывшего кофе, который она варила ещё на рассвете, надеясь, что крепкий напиток оживит её сознание.

Но вдохновение, как назло, упрямо обходило её стороной. В который раз за последние месяцы она ловила себя на одной и той же мысли: стоит ли вообще продолжать? Её первые попытки писательства, которые когда-то казались многообещающими, теперь тонули в бездне нерешительности и разочарования. Каждое новое начинание заканчивалось преждевременным срывом, а экран компьютера вновь наполнялся пустотой.

Она вздохнула и поднялась из-за стола. Слабый свет зимнего утра, пробивавшийся сквозь пыльное окно, лишь усиливал угнетённое настроение. За окном тянулись облетевшие деревья, чьи голые ветви казались неестественно тонкими, словно пальцы какого-то древнего существа, пытающегося добраться до её окна. Она отвела взгляд.

«Может, я действительно сделала ошибку?» – пронеслось у неё в голове. Она бросила работу, вложила все свои сбережения в иллюзорную мечту стать писателем, но теперь эта мечта казалась пустой и бессмысленной.

Её телефон тихо завибрировал на столе, выведя её из глубокого раздумья. Сообщение от подруги, короткое и невесомое: «Как дела? Как роман?». Эти слова, написанные с добрыми намерениями, словно вонзили нож в её раненую гордость. Что ей ответить? Что она уже несколько недель не может написать ни строчки, что ей становится физически плохо от одного взгляда на пустую страницу?

Анна закрыла глаза, пытаясь унять охватившую её тревогу. Она чувствовала, как мир вокруг неё сжимается, поглощая её в замкнутом круге отчаяния. «Нет, так дальше нельзя», – твёрдо решила она. Нужно было что-то изменить, иначе эта стагнация полностью разрушит её. Возможно, ей действительно нужна была новая обстановка, новое место, где воздух будет свежим, а воспоминания о прошлом не будут душить.

И тут она вспомнила о старом доме её родителей. Провинциальный городок, где прошло её детство, всегда казался ей местом, полным тайн и уюта. Там, в тени заброшенных улиц и влажного леса, когда-то начиналась её первая мечта стать писательницей. Разве это не идеальное место, чтобы начать всё заново? Анна почувствовала слабую искру надежды, словно где-то на краю её мрачных мыслей появился крошечный свет.

– Да, я уеду. Это единственный способ что-то изменить, – сказала она вслух, пытаясь убедить себя в правильности этого решения. Ей казалось, что за спиной уже тянется густая тень её провалов, но она сделает всё возможное, чтобы убежать от неё. Хотя бы на время.

Она подошла к окну и посмотрела на горизонт. Вдалеке, за чередой серых домов, небо постепенно становилось светлее. Новый день обещал перемены, но пока это оставалось лишь пустым обещанием. Анна чувствовала, что её ждёт что-то большее, чем просто смена обстановки. Но что именно? Пока что ей это было неведомо.

Завтра она уедет. Завтра она попытается начать всё заново.

Квартира Анны напоминала её саму – выцветшую, изношенную, словно застрявшую в зыбкой паутине времени. Стены, некогда белые и свежие, теперь обрели едва уловимый сероватый оттенок, а тёмные шторы, давно не распахивавшиеся, придавали комнате угрюмый, застывший вид. Она шагала из угла в угол, пытаясь побороть неотступное чувство тревоги, которое свивалось тугим узлом где-то внизу живота.

Надо было что-то предпринять, и Анна знала это. Каждый день, проведённый здесь, погружал её всё глубже в омут безразличия, и теперь она отчётливо осознала: продолжать так жить – значит обречь себя на бессмысленное существование. Мысленно она вернулась к разговору, который однажды произошёл у неё с матерью, когда Анна ещё была подростком.

«Когда у тебя будет темно внутри, уходи туда, где свет, – сказала тогда мать, задумчиво смотря в окно их старого дома. – Иногда нужно просто сменить место, чтобы найти себя». Эти слова всплыли в её памяти неожиданно, словно пробудившись ото сна, и вдруг обрели значение, которого ей так не хватало.

Анна остановилась у окна и подняла жалюзи, пропуская в комнату немного бледного зимнего света. За стеклом, внизу, застыл город, серый и равнодушный. Он казался ей чужим, как будто она никогда не жила здесь. Эти асфальтовые улицы, угловатые силуэты домов, шум машин, пробивающийся сквозь стекло, – всё это больше не было частью её жизни. Ей нужно было выбраться отсюда, уехать туда, где тишина будет звенеть в ушах, а воздух пахнуть сырой землёй и старым деревом.

Мысль о доме родителей вернулась к ней снова, но на этот раз уже с другой, более осязаемой силой. Анна представила этот дом – высокий, угрюмый, стоящий на окраине маленького провинциального городка, окружённый лесом. Она давно не была там, но память о доме осталась яркой, словно затёртая, но не забытая картина. Воспоминания о детстве, проведённом в тех местах, всегда вызывали у неё смешанные чувства – что-то между щемящей тоской и тёплым покоем.

Она вспомнила, как долгими летними вечерами, сидя на крыльце, смотрела на лес, который начинался сразу за их участком. Тогда ей казалось, что этот лес дышит, живёт своей загадочной жизнью, полной тайных троп и невидимых существ. «Дом знает больше, чем мы», – однажды сказала мать, и Анна, будучи ребёнком, верила, что в этом есть правда.

Теперь же этот дом манил её как последний шанс. Он обещал тишину, уединение и, возможно, новую историю, которую она так долго пыталась найти. В глубине души она надеялась, что там, среди пыльных вещей её детства, среди старых книг и фотографий, она наконец сможет обрести вдохновение и вернуть себе желание писать.

Решение пришло само собой – без надрыва, без долгих сомнений. Анна словно приняла его в момент, когда впервые подумала о доме, а теперь ей оставалось лишь осуществить задуманное. Она подошла к шкафу, достала большой дорожный чемодан и молча начала складывать вещи.

– Значит, всё-таки уезжаю, – прошептала она, как будто стараясь закрепить это решение словами.

Её движения были плавными, почти машинальными. Она складывала одежду, ноутбук, несколько книг и папку с набросками своих идей. Ещё недавно она считала эти наброски бесполезным хламом, но теперь, собираясь в дорогу, чувствовала, что каждая из этих записей может стать частью новой истории.

Закончив с вещами, Анна села на кровать и посмотрела на чемодан, стоящий у двери. Завтра утром она купит билет на автобус, а пока ей оставалось лишь попытаться уснуть. Однако сон не спешил приходить. Её мысли были заняты предстоящей поездкой, домом, который она давно не видела, и воспоминаниями, которые неожиданно обрушились на неё.

Перед тем как лечь, Анна прошла в кухню, налила себе стакан воды и медленно выпила его, стоя у окна. Город всё ещё был погружён в предрассветную тьму. Где-то вдали, над крышами домов, уже вырисовывались слабые очертания приближающегося утра. Она смотрела на эти первые признаки нового дня и чувствовала, как внутри неё зарождается странная смесь тревоги и нетерпения.

Ей предстояло вернуться в прошлое, чтобы найти своё будущее. И, возможно, это будущее будет совсем не таким, каким она его себе представляла.

Монотонный шум автобуса, рассекающего пустынное шоссе, действовал на нервы. С каждой новой милей Анна всё больше погружалась в гнетущие размышления, словно эта дорога вела её не в старый провинциальный городок, а куда-то глубже – в самые тёмные закоулки её собственной памяти. За окном тянулись серые, обнажённые от листвы деревья, их ветви, словно костлявые пальцы, изломанные и усталые, тянулись к небу, которое давно утратило солнечный свет. Облака тяжелой свинцовой массой застилали горизонт, создавая ощущение вечного сумрака.

Анна пыталась сосредоточиться на книге, которую взяла с собой, но слова расплывались перед глазами, сливаясь в бессмысленный поток. Её взгляд снова и снова ускользал к окну, за которым мелькали одинокие придорожные столбы и редкие дорожные знаки. Казалось, что сама природа вокруг этой дороги мертва – ни одного живого существа, ни одного проблеска зелени. Даже время здесь словно застыло.

Она крепче сжала пальцами обложку книги, но это не помогло унять нарастающее внутри беспокойство. Поездка, которая ещё вчера казалась спасением, теперь выглядела как нечто пугающее и неизведанное. «Почему мне так не по себе?» – мелькнула у неё мысль, но ответа на неё не было.

Меланхолия и страх всегда сопровождали её воспоминания о детстве, проведённом в том доме. С одной стороны, это было время тишины и уединения, время, когда её фантазия рисовала самые невероятные миры, а каждая книга, прочитанная ею, становилась дверью в новое приключение. С другой стороны, этот дом хранил тайны, которые оставили в её душе незаживающие раны. Она помнила, как по ночам слышала странные звуки за стенами, как мать иногда просыпалась с криком, а потом долго сидела у окна, молча глядя на лес.

Эти воспоминания вернулись сейчас, обрушившись на неё тяжёлым грузом. Она старалась их отогнать, но они, подобно теням, скользили за её спиной, шептали ей на ухо невнятные слова.

– Приезжаем через двадцать минут, – раздался голос водителя, глухо прозвучавший через громкоговоритель.

Анна встрепенулась, словно очнулась от тяжёлого сна. Автобус уже пересёк границу городка, и за окном показались первые старые дома, стоявшие вплотную к дороге. Их потрескавшиеся фасады и тёмные окна, за которыми не горел свет, казались немыми свидетелями чужих историй. Это место не изменилось. Оно всё так же вызывало в ней смешанное чувство тоски и страха, как и много лет назад.

Когда автобус остановился у небольшой, полуразрушенной станции, Анна подняла чемодан и вышла наружу. Холодный воздух тут же ударил ей в лицо, пробираясь под тонкую куртку. Она поёжилась и подняла воротник, окидывая взглядом пустую улицу. Город был удивительно тихим, почти безжизненным, словно существовал в своём собственном, изолированном времени.

Она сделала несколько шагов вдоль дороги, стараясь не думать о том, что ей предстоит. Груз воспоминаний, который она несла с собой, казался тяжелее чемодана. Ещё немного, и она увидит тот самый дом. Тот самый, о котором думала все эти годы, но боялась вернуться.

– Добро пожаловать домой, – прошептала она, сама не заметив, как это сорвалось с её губ.

Её ждала дорога, ведущая в прошлое. Дорога, с которой не будет лёгкого пути назад.

Глава 2. Встреча с прошлым

Анна остановилась перед старым домом, который казался ей знакомым и чужим одновременно. Время наложило на его облик свой неумолимый отпечаток: фасад, когда-то окрашенный в светлый бежевый цвет, выцвел и покрылся сетью тонких трещин; массивная дубовая дверь, украшенная резным орнаментом, потемнела от сырости, а петли проржавели так, что, казалось, при первом же прикосновении они болезненно заскрипят. Дом словно ждал её возвращения, но ждал молча, безрадостно, будто бы обвиняя её в долгом отсутствии.

Тихий шорох за спиной заставил Анну обернуться. На узкой тропинке, ведущей к соседнему участку, стояла пожилая женщина. Её лицо скрывал глубокий капюшон шерстяного плаща, но тусклые глаза, сверкающие из-под его тени, смотрели прямо на Анну – внимательно, испытующе, с каким-то непонятным выражением, от которого по спине побежали мурашки.

– Вы… та самая? – спросила женщина хриплым голосом, делая шаг вперёд. Её ноги, обутые в массивные ботинки, едва слышно скрипели по гравийной дорожке.

– Простите? – Анна невольно отступила на шаг назад, чувствуя, как холодный воздух сковывает её грудь.

– Дочь Елены Ковалёвой, верно? – продолжила женщина, не сводя с неё пронизывающего взгляда. Её губы искривились в некоем подобии улыбки, но в этом движении не было ничего дружелюбного. – Мы думали, вы больше сюда не вернётесь.

Анна почувствовала, как её ладони становятся холодными и влажными от пота. Этот город, этот дом, эти люди… Всё здесь, казалось, пропитано тайной, которую она боялась узнать, но от которой не могла отказаться.

– Да, – наконец ответила она, собравшись с духом. – Я решила… пожить здесь некоторое время.

Женщина одобрительно кивнула, словно ожидала именно такого ответа. Её глаза на мгновение потухли, и в их взгляде появилось что-то иное – не то жалость, не то укор.

– Я живу рядом, – добавила женщина после короткой паузы, когда её глаза на миг потухли, сменив испытующий блеск на выражение, в котором Анна уловила то ли жалость, то ли укор. – Меня Ниной зовут. Если что, обращайтесь. Только не выходите по ночам. Здесь бывает… странно. – Последние слова она произнесла почти шёпотом, но в их звучании было что-то настораживающее, почти пугающее.

Анна молча кивнула, не зная, что ответить. Имя Нина прозвучало как нечто обыденное, но при этом чуждое, словно оно давно вписалось в эти места и хранило их секреты. Женщина ещё мгновение постояла, словно оценивая её, затем развернулась и неторопливо зашагала в сторону своего дома. За её спиной по тропинке тянулся длинный тёмный шлейф плаща, который казался частью её самой, будто бы она была тенью, обречённой бродить по этим местам вечно.

Когда фигура старухи скрылась за углом, Анна обернулась к своему дому. Дверь встретила её всё той же безмолвной тяжестью, словно взирая на неё из глубин далёкого прошлого. Она вынула ключ, который казался неожиданно тяжёлым в её руках, и вставила его в замочную скважину. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом раздался тихий скрежет, и дверь поддалась.

С первого шага внутрь Анну окутало знакомое, но давно забытое чувство – запах старого дерева, сырости и чего-то ещё, неуловимого, что всегда было частью этого дома. Холл встретил её полумраком: свет, проникающий сквозь узкие окна, был слабым и рассеянным, а тени ложились так густо, что казалось, будто они жили здесь своей собственной жизнью.

Анна сделала несколько шагов вперёд, всматриваясь в знакомые очертания мебели, покрытой тонким слоем пыли. Её взгляд упал на старый комод, возле которого лежал небольшой ворох засохших листьев, занесённых ветром через щель в оконной раме. Комод выглядел так же, как и много лет назад, но теперь он казался ей каким-то угрюмым, словно хранил в себе тайны, которые лучше было не трогать.

Оставив чемодан в доме, Анна вышла на улицу, надеясь глотнуть свежего воздуха и осмотреть двор. Стоя у крыльца, она огляделась. Дом выглядел таким, каким она его помнила, но окружение будто изменилось, покрытое невидимым налётом времени. Её взгляд скользнул по старому забору, покосившемуся сараю и кустам, что, казалось, росли хаотично, скрывая неведомое. Анна решила обойти дом кругом, словно пытаясь отыскать здесь свои воспоминания, спрятанные в тенях прошлого.

Она шла медленно, проводя рукой по шершавой поверхности стен, на которых время оставило свои следы. Заглянула за угол, где детство рисовало ей сказочные картины в этих кустах, а теперь ветви выглядели угрюмо, словно укрывали от неё что-то важное. Когда она обошла дом с другой стороны, взгляд её наткнулся на старый гараж. Он казался запертым навсегда: ржавые створки со стёршимися ручками плотно прилегали друг к другу, а на стенах цеплялись клочья паутины, словно природа пыталась окончательно поглотить это место.

Анна осторожно шагнула в тёмный, пыльный гараж, где воздух пах старым маслом и сыростью. Свет из окна, забрызганного грязью, едва проникал внутрь, отбрасывая бледные пятна на покрытые пылью стены. В углу, прикрытая выцветшей тканью, стояла старая машина. Её очертания были едва различимы, но Анна сразу узнала силуэт – это был автомобиль, который её мать водила в последние годы. Анна помнила, как в детстве мама сажала её на переднее сиденье, и они вместе отправлялись в маленькие путешествия – в магазин на окраине, на берег реки или просто в центр городка за мороженым.

Она подошла ближе, осторожно потянула за край ткани, и перед её глазами открылся знакомый вид: выцветший кузов, облупившаяся краска, зеркала, давно потерявшие блеск. На пассажирском сиденье лежала старая плюшевая игрушка – заяц с одним оторванным ухом. Анна взяла его в руки, и воспоминания нахлынули потоком: она, маленькая, сидит рядом с мамой, крепко прижимая зайца к груди, пока мама рассказывает истории или напевает старую песню, чтобы успокоить её страх перед громким дождём, барабанящим по крыше машины.

– Кажется, это было так давно, – прошептала она, и её голос эхом отразился от стен гаража. – Но почему-то такое чувство, будто это было вчера.

Она ещё немного постояла, гладя плюшевую игрушку, затем аккуратно вернула её на место и снова накрыла машину тканью. Возвращение в этот дом пробуждало что-то важное, что-то, что она не могла пока до конца осознать.

На улице прохладный ветерок качнул длинные, обветшавшие цепи старых качелей, стоявших во дворе. Их скрип разнёсся по тихому участку, вызывая в Анне одновременно тревогу и странное тепло. Она вспомнила, как в детстве проводила здесь часы, пока мама осторожно толкала её вперёд, а цепи тихо звенели.

– Держись крепче, моя девочка, – звучал в голове голос матери. – Лети к звёздам, только не забывай возвращаться на землю.

Тогда она смеялась, зажмуривая глаза от ветра, который трепал её волосы. Каждое движение качелей вверх казалось полётом в небо, а каждый спуск – возвращением в надёжные мамины руки. Анна медленно провела рукой по прохладному металлу сиденья, теперь уже покрытому ржавчиной.

– Ты всегда держала меня крепко, мама, – тихо сказала она, чувствуя, как внутри неё рождается странная смесь грусти и благодарности. Эти качели, эти простые моменты были всем миром её детства, который теперь казался таким далёким и недосягаемым.

Она стояла во дворе, окружённая зимней прохладой, думая о том, как время изменило всё вокруг. Но в этих переменах были и проблески неизменности – в запахе морозного воздуха, в скрипе качелей, в самом чувстве дома, который снова стал для неё не просто местом, а чем-то гораздо большим.

Она вздохнула, ощущая, как усталость от долгой дороги начинает давить на плечи и вернулась в дом.

Старая лестница жалобно скрипнула под её ногами, когда Анна осторожно поднялась на второй этаж. Свет, проникающий сквозь узкие оконные рамы с потрескавшимися стеклами, ложился на стены тонкими полосами, как плети давно забытого времени, оживляя пыльные тени, копившиеся здесь годами. Воздух был тяжел и застоялся, пахнул сыростью, сухим деревом и чем-то ещё, неуловимым, словно остаток чьего-то присутствия, растворённого в слоях прошлого.

Комнаты наверху казались меньше, чем она их помнила, но всё в них оставалось почти нетронутым: та же выцветшая обивка кресел, та же низкая тумбочка у окна, те же потрёпанные книги на полке, чьи корешки давно поблекли. Войдя в первую комнату, Анна остановилась, внезапно ощутив, как воспоминания начали медленно просачиваться в её сознание, будто бы невидимая рука приоткрыла дверцу давно запертого шкафа в её памяти.

Она обвела взглядом стены. Здесь когда-то была её спальня. Она помнила, как вечерами, перед сном, лежала на узкой кровати, смотрела на этот самый потолок с тёмными балками и прислушивалась к звукам ночи. Тот тихий шорох за стенами, те отдалённые, еле уловимые шаги, которые иногда раздавались в коридоре, тогда казались ей обычными шумами старого дома. Но теперь эти звуки всплыли в её памяти иначе, с налётом необъяснимого страха, который она когда-то не осознавала.

Анна подошла к окну и опёрлась на подоконник. За стеклом расстилался унылый пейзаж: серое небо, голые деревья, едва виднеющийся вдали лес, простиравшийся плотной стеной. Она вспомнила, как в детстве часто сидела здесь, смотрела на лес и представляла себе, что там, в густой чаще, скрываются таинственные существа, невидимые для человеческого глаза. «Лес видит больше, чем люди», – как-то сказала ей мать, и эти слова всегда оставались в её памяти, как нечто загадочное, пугающее и манящее одновременно.

Внезапно её взгляд упал на полку у стены, где стояли старые книги. Она подошла ближе и провела рукой по их пыльным корешкам. Многие из них она помнила: сказки, детективы, старые романы, которые когда-то заполняли её дни. Анна сняла с полки одну из книг, открытую ею много лет назад в совсем другом настроении. Тогда это было время любопытства, время, когда каждый день казался длинной дорогой, полной открытий и приключений. Но теперь всё это казалось лишь далёким отблеском прежней жизни, ускользающим, как свет уходящего солнца.

Открывая книгу, она обнаружила внутри тонкую, пожелтевшую от времени закладку, сделанную из листа бумаги. На нём был аккуратно выведен детский рисунок – дом с маленькими окнами и высоким крыльцом, за которым простиралась густая лесная чаща. Внизу, детским почерком, было выведено слово «Тень». Анна невольно вздрогнула, хотя точно помнила, что это был её собственный рисунок, сделанный много лет назад. Почему она назвала его так? Она не помнила. Возможно, тогда это было просто игрой, бессмысленным детским порывом. Но теперь это слово вдруг обрело для неё пугающий оттенок.

Отложив книгу, она прошлась по комнате, снова и снова оглядывая знакомые предметы. И вдруг её взгляд зацепился за старую коробку, стоявшую в углу, наполовину прикрытую покрывалом. Сердце заколотилось чуть быстрее, когда она подошла ближе и осторожно подняла крышку. Внутри лежали её детские игрушки – потрёпанные куклы, мягкие звери с выцветшей шерстью, мелкие безделушки, которые когда-то были её сокровищами. Но среди этих вещей было ещё кое-что – старый фотоальбом, который она не видела уже много лет.

Сев на пол, Анна открыла альбом и начала перелистывать страницы. С каждой новой фотографией, с каждым знакомым лицом память всё отчётливее возвращала её в прошлое. Вот она с матерью, стоящая на крыльце этого дома. Вот её отец, который ушёл из семьи, когда Анна была ещё ребёнком. Вот её первые дни в школе, где она всегда была тихой и немного замкнутой девочкой. Но на одной из последних страниц что-то заставило её остановиться. Это была странная фотография – старая, выцветшая, с изображением дома, снятого с заднего двора. На первый взгляд в ней не было ничего необычного, но Анна почувствовала, как по коже пробежал холодок. В левом углу снимка едва заметной тенью виднелся силуэт человека. Он стоял на краю леса, почти сливаясь с деревьями. Лицо его было неразличимо, но Анна ощутила, как её охватывает странное, необъяснимое чувство, будто этот человек смотрит на неё сквозь время.

Она попыталась вспомнить, кто это мог быть, но память упрямо молчала. Положив альбом обратно в коробку, Анна встала и посмотрела на окно. Лес за домом, казалось, подступал всё ближе, его тёмные стволы образовывали густую стену, за которой скрывалась тьма.

«Почему я вернулась сюда?» – спросила она себя, чувствуя, как страх, смешанный с тоской, начинает переполнять её. Но ответа снова не последовало. Лишь шёпот ветра за стеклом, тонкий и протяжный, словно голос самого дома, тихо звучал в её ушах, оставляя холодный осадок на сердце.

Лес за домом Ковалёвых встречал его неприветливым шёпотом ветвей. Григорий держал фонарик, его свет выхватывал из темноты лишь узкие полосы пространства. Дождь, прошедший накануне, оставил землю влажной и скользкой.

Одна из местных женщин, старая Нина, указала на это место:

– Я видела её в последний раз там, у края леса. Она стояла, как будто ждала кого-то.

Но в её голосе слышалась неуверенность, словно она боялась сказать больше. Григорий не стал настаивать, но в записной книжке сделал пометку: “Ковалёва могла пойти в лес добровольно. Причина?”

Когда он углубился в чащу, ему показалось, что за ним следят. Лесной воздух, тяжёлый и влажный, напоминал дыхание чего-то невидимого.

Скрип двери эхом разнёсся по пустому дому, отражаясь от его старых, промёрзших стен. Анна, держа в руках стакан воды, замерла на мгновение. Звук показался ей слишком громким, неестественным, словно его усилили невидимые уши, притаившиеся в тёмных углах. Она обвела взглядом коридор, из которого только что вышла, и, ничего не увидев, медленно вернулась в гостиную.

Здесь, как и в остальном доме, царил полумрак. Единственный источник света – лампа с мутным стеклом, стоявшая на старом комоде, – лишь слабым сиянием разгоняла густые тени, скрывавшиеся в углах комнаты. Время, казалось, остановилось здесь много лет назад: тяжёлые шторы на окнах не двигались, даже когда снаружи поднимался ветер; мебель оставалась на тех же местах, где её оставили после исчезновения матери, а пыль, покрывавшая всё вокруг тонким слоем, напоминала саван, окутывающий забытые вещи.

Анна поставила стакан на стол и опустилась в старое кресло. Оно встретило её мягким, но прохладным прикосновением, будто бы впитав за долгие годы холод, которым теперь делилось со своей новой хозяйкой. На секунду ей стало уютно, почти спокойно. Однако это чувство длилось недолго. В тишине дома было что-то неправильное. Это была не обычная, успокаивающая тишина, а густая, осязаемая тишина, от которой закладывало уши, словно вокруг неё находился невидимый вакуум, вытягивающий из воздуха любые звуки.

Она закрыла глаза, пытаясь отдохнуть хотя бы немного, но едва её веки опустились, как из глубины дома донёсся тихий, почти неслышный шёпот. Сначала она подумала, что ей это просто почудилось – дом старый, может, ветер прошёл сквозь трещины в стенах. Но шёпот повторился. Он был тонким, пронзительным, словно произносил слова на грани слышимости.

Анна резко открыла глаза, ощущая, как её сердце начинает биться быстрее. Шёпот стих, но теперь она уже не могла списать это на воображение. Она встала с кресла, стараясь действовать спокойно, но её руки дрожали. Сделав несколько шагов, она остановилась у порога гостиной и прислушалась. Тишина. Но стоило ей повернуть голову к лестнице, ведущей на второй этаж, как шёпот снова зазвучал – уже отчётливее, словно исходил откуда-то сверху.

Холод прошёлся по её коже. Анна знала, что наверху никого нет. Она была здесь одна. Или… нет? Она заставила себя сделать шаг вперёд, затем ещё один. С каждым новым шагом шёпот становился всё слабее, а когда она оказалась у подножия лестницы, он вовсе прекратился. Её охватило странное ощущение, будто дом следит за каждым её движением.

Она стояла, не двигаясь, и смотрела на тёмный пролёт лестницы, уходящий вверх, в тень. Вдруг из-за двери, ведущей на чердак, послышался едва различимый скрип, как будто кто-то тихо двинулся внутри. Анна инстинктивно попятилась, стараясь не издать ни звука. В её голове мгновенно возникли десятки мыслей, но ни одна из них не приносила облегчения. Может, это просто ветер? Может, старая дверь рассохлась и поэтому скрипнула?

Но глубоко внутри она знала, что дело не в этом. Дом словно жил собственной жизнью, дыханием которого были эти шорохи и скрипы, а голосом – этот странный шёпот, обращённый к ней.

Анна обернулась и, почти не осознавая своих действий, вернулась в гостиную, стараясь не смотреть на лестницу. Когда она села обратно в кресло, её дыхание было прерывистым, а руки всё ещё дрожали. Она хотела убедить себя, что это просто усталость, нервное перенапряжение после долгой дороги, но не могла. Это место всегда было пропитано странной, гнетущей атмосферой, и теперь она чувствовала это сильнее, чем когда-либо.

– Просто усталость… – прошептала она, словно пытаясь убедить не только себя, но и сам дом.

Но даже эти слова, произнесённые ею вслух, звучали здесь неуместно, словно чужое вмешательство в некую давнюю, неприкосновенную тайну, о которой знали только стены этого дома.

Тишина снова окутала её, и в этой тишине Анна услышала собственное сердце, колотящееся в груди, словно предвещая, что эта ночь будет долгой и беспокойной. Она взяла с журнального столика книгу, одну из тех, что прихватила с собой в дорогу, и попыталась сосредоточиться на чтении. Но даже строки, выведенные на страницах, казались чуждыми и не приносили ни малейшего утешения.

Через некоторое время она поднялась, выключила лампу и направилась в свою спальню, оставив гостиную погружённой в полумрак. Поднявшись на второй этаж, Анна остановилась у двери своей комнаты. Пальцы коснулись холодной дверной ручки, и в этот момент она снова услышала шёпот – на этот раз он прозвучал у неё за спиной, едва различимый, словно исходящий из самого воздуха.

Она резко обернулась, но, конечно, никого не увидела. Лишь тени на стенах тихо шевелились в слабом свете, пробивающемся из окна. Анна вошла в спальню, закрыла за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, прикрыла глаза. Всё, что ей оставалось сейчас, – это пережить эту ночь. Завтра она постарается убедить себя, что это были лишь игра её воображения и усталости. Но глубоко внутри она уже знала, что вернулась не просто в дом своего детства. Она вернулась в место, где стены хранят тайны, которые, возможно, не следовало будить.

Глава 3. Зловещий дневник

На пожелтевшей странице старого блокнота лежали аккуратные записи:

"15 сентября 1995 года. Получил заявление об исчезновении Елены Ковалёвой. Местная полиция безуспешно занимается этим делом уже неделю. Женщина, по словам её дочери, просто исчезла из дома. Без следов, без причин. Единственное, что остаётся – провести собственное расследование."

Детектив Григорий Соколов сидел за своим столом, изучая материалы дела. Его взгляд снова и снова возвращался к фотографии: молодая женщина с задумчивыми глазами стояла на крыльце старого дома. Дом казался мрачным даже на снимке, с облупившейся краской и темнеющими окнами, будто наблюдающими за ним.

Его сын, ещё совсем юный Виктор, сидел на полу рядом и возился с машинками. Иногда он бросал на отца короткие взгляды, понимая, что его мысли заняты чем-то важным и тревожным.

– Папа, ты ищешь потерявшуюся женщину? – спросил мальчик.

Григорий на мгновение поднял глаза, почувствовав укол совести за то, что работа снова отвлекала его от сына.

– Да, Виктор. Она пропала. Но мы её найдём. – Его голос звучал твёрдо, словно он пытался убедить самого себя.

Анна проснулась внезапно, как будто её вырвали из сна невидимой рукой. В комнате стояла серо-синяя мгла рассвета, а воздух казался особенно холодным, пронизывающим, словно из щелей старых окон пробивался ночной ветер. Она почувствовала, как по её коже пробежали мурашки, и, взяв с кровати старый плед, накинула его на плечи.

Тихо ступая босыми ногами по ледяному деревянному полу, она подошла к окну. Снаружи всё было недвижимо: голые ветви деревьев, чьи силуэты напоминали изломанные руки, тянулись к светлеющему небу, а редкий иней блестел на почерневшей траве в саду. Всё выглядело спокойно, даже слишком спокойно, но это спокойствие не приносило облегчения – напротив, оно навевало чувство тревожного ожидания.

Анна провела рукой по запотевшему стеклу, оставив на нём едва различимый след. Её мысли были спутанными: воспоминания о вчерашнем вечере и странные звуки, которые она слышала ночью, казались ей одновременно реальными и вымышленными, будто это была не действительность, а смутный сон. Но тягостное ощущение не исчезало. Она чувствовала, что дом словно впитывает её мысли, реагирует на каждое её движение.

Стараясь отогнать тяжёлые мысли, Анна направилась к старому сундуку, который она заметила вчера в углу спальни, но тогда не решилась открыть. Теперь же, ведомая непонятным импульсом, она хотела узнать, что скрывается внутри. Подойдя ближе, она присела на корточки и провела рукой по крышке, покрытой толстым слоем пыли.

Сундук был массивным, сделанным из тёмного дерева с металлическими уголками, которые уже начали ржаветь. Замка на нём не было, лишь крепкая застёжка, которая легко поддалась её руке. Открыв крышку, Анна почувствовала, как в нос ударил лёгкий запах старой бумаги и сырости – запах времени, который бывает только у вещей, забытых на долгие годы.

Внутри она увидела несколько старых книг, пожелтевшие листы бумаги, аккуратно сложенные в стопку, и небольшую деревянную шкатулку с потускневшими металлическими вставками. Но её внимание привлекла толстая тетрадь в кожаном переплёте, лежавшая на самом дне сундука. Кожа переплёта потемнела от времени, а края страниц стали шероховатыми и хрупкими. Анна осторожно взяла её в руки, стараясь не повредить ветхую обложку.

Она устроилась в кресле у окна, раскрыв тетрадь на первой странице. Почерк был аккуратным, но старомодным, с завитками и наклоном, который придал записям особую, почти интимную атмосферу. Внизу страницы стояла дата: 3 апреля 1993 года. Это был дневник её матери.

Анна почувствовала, как её сердце замерло на мгновение, а затем забилось сильнее. Она никогда не знала, что её мать вела дневник, и теперь, держа его в руках, она ощущала, что держит нечто гораздо более значимое, чем просто старую тетрадь. Это было окно в прошлое, в ту часть жизни её матери, о которой Анна ничего не знала.

Она начала читать, и с первых строк дневник захватил её целиком. В записях мать описывала свои ощущения, связанные с домом, рассказывая о странных чувствах, которые она испытывала после переезда сюда. Сначала это были лишь краткие упоминания о том, что дом кажется ей «слишком тихим», а ночи «слишком долгими». Но чем дальше Анна углублялась в чтение, тем мрачнее становились записи.

– «Я чувствую, что за мной кто-то наблюдает», – читала Анна вслух шёпотом, ощущая, как её голос разрывает тишину комнаты. – «Иногда я слышу шаги за стенами, но когда выхожу в коридор, там никого нет. Я стараюсь не думать об этом, но это чувство становится всё сильнее. Дом словно живёт своей жизнью, а я лишь гость в нём».

Слова матери отдавались в её голове эхом. Чем дальше она читала, тем более явственной становилась тревога, вплетённая в записи. Мать явно испытывала страх, но, судя по записям, пыталась с ним бороться, не признавая его реальности.

Она медленно перелистывала страницы, оставляя на них следы от кончиков пальцев. Слова, выведенные чётким, но торопливым почерком, выглядели как живые, будто боялись быть прочитанными.

"Сегодня ночью я услышала шаги за домом. Они были осторожными, почти неслышными, но я знала, что это не просто ветер. Я стояла у окна и смотрела в темноту, но не увидела никого. Только тени двигались среди деревьев, словно там кто-то был. В такие моменты дом кажется совсем другим – будто он наблюдает за мной, а не я за ним."

Анна замерла. Её пальцы, державшие страницы, дрожали. Она чувствовала, как по спине пробегает холод.

"Шаги за домом," – прошептала она себе под нос, ощущая, как слова матери находят отголоски в её собственных страхах.

Анна остановилась на одной из последних записей, сделанной за несколько дней до исчезновения матери. На этой странице почерк был более неровным, как будто писавший торопился или был взволнован.

– «Сегодня я видела его снова. Человека без лица. Он стоял у края леса, и я знаю, что он смотрел на меня, хотя у него не было глаз. Я чувствую, что он приходит за мной. Нужно что-то сделать, пока не поздно».

Сердце Анны забилось быстрее. Человек без лица. Эти слова прозвучали, как эхо далёкого прошлого, которое вдруг настигло её здесь, в этом доме. Она вспомнила ту старую фотографию в альбоме, где на краю леса виднелся едва различимый силуэт. Теперь это казалось ей вовсе не случайностью.

Закрыв дневник, Анна откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Её мысли были хаотичными, переполненными тревогой и непониманием. Что случилось с её матерью? Почему она писала о каком-то человеке без лица? И главное – почему эти записи заставляли Анну чувствовать, что она тоже находится в опасности?

Снаружи ветер заскрипел в ветвях деревьев, и этот звук напомнил ей о ночных шорохах, которые она слышала. Анна глубоко вздохнула, пытаясь справиться с охватившим её страхом. Она поняла, что дневник матери может быть ключом ко всему. Но также она чувствовала, что чтение этого дневника будет не просто воспоминанием о прошлом, а чем-то гораздо более пугающим.

Дом хранил свои тайны, и теперь они начали открываться перед ней, медленно и мучительно, словно желая, чтобы она поняла: это возвращение не будет лёгким.

Анна сидела в кресле, сжимая в руках дневник матери. В комнате по-прежнему царила густая тишина, нарушаемая лишь редким потрескиванием старых половиц под её ногами. Тонкие полосы света, пробивавшиеся сквозь щели в ставнях, едва освещали страницы дневника, создавая странные узоры из света и тени. Каждая запись, сделанная рукой её матери, казалась проникнутой каким-то невидимым страхом, тревогой, которую нельзя было выразить словами.

Она вновь перевернула страницу, чувствуя, как её ладони становятся влажными от напряжения. Почерк становился всё более неровным, строки часто обрывались, будто её мать не могла довести мысль до конца. На одной из страниц было написано:

– «Каждую ночь мне снится один и тот же сон. Я стою в коридоре, и за мной тянется длинная тень. Она не принадлежит мне, но движется в такт моим шагам. Когда я поворачиваюсь, чтобы увидеть, кто это, я ничего не нахожу, кроме тьмы. Но эта тьма смотрит на меня, я это знаю. Я боюсь оглядываться, но не могу остановиться».

Анна ощутила, как её дыхание сбилось. Она всегда знала, что её мать была склонна к тревожным состояниям, но никогда не думала, что это могло дойти до такой степени. Эти записи походили не просто на размышления обеспокоенного человека – это была хроника медленного погружения в безумие.

Она медленно перевела взгляд на окно, за которым всё ещё виднелся лес. Те самые деревья, о которых мать писала в своём дневнике, теперь казались ей куда более мрачными, чем прежде. Анна вдруг вспомнила, как в детстве её мать часто сидела у этого самого окна, подолгу глядя в сторону леса, словно пытаясь увидеть что-то, скрытое от глаз других людей. Тогда это казалось странной привычкой, но сейчас, держа в руках её записи, Анна поняла, что для матери это было чем-то большим – чем-то, что разъедало её изнутри.

Она вновь обратилась к дневнику и начала читать следующую запись:

– «Я больше не могу спать. Каждую ночь я слышу шаги за стенами, слышу, как кто-то ходит по коридору. Я несколько раз вставала и проверяла, но никого не находила. Вчера, когда я открыла дверь на чердак, мне показалось, что там что-то шевельнулось. Я знаю, что это звучит безумно, но я уверена, что дом скрывает что-то. Что-то тёмное. Что-то, что хочет выбраться».

Анна почувствовала, как ледяной холод прошёлся по её спине. Чердак. Она ещё не поднималась туда с тех пор, как вернулась в этот дом. Воспоминания о чердаке всегда были для неё размытыми, словно её сознание старательно пыталось забыть о чём-то, что произошло там в детстве. Но теперь, читая эти строки, она ощущала, как воспоминания начинают медленно подниматься из глубин её разума, подобно теням, пробуждённым дневным светом.

Мать явно испытывала страх перед этим домом, но почему она никогда не говорила об этом? Анна отчётливо помнила, что мать всегда старалась скрывать свои тревоги, словно боялась, что кто-то узнает её секрет. Теперь же этот секрет буквально кричал с каждой страницы дневника. Она сделала ещё несколько глотков холодного чая, стоявшего на столе, но жидкость не приносила утешения, оставляя горечь во рту.

Следующая запись была ещё более короткой, но от этого не менее пугающей:

– «Сегодня я снова видела его. Он стоял у края леса и смотрел прямо на меня. У него нет лица, но я знаю, что он видит меня. Он ждал чего-то, а я просто смотрела на него, не в силах пошевелиться. Когда я наконец оторвала взгляд, он исчез, но я знаю, что он вернётся. Он всегда возвращается».

Эти строки, написанные дрожащей рукой, казались Анне особенно зловещими. Человек без лица. Что это за видение, которое преследовало её мать? Почему оно казалось ей таким реальным? Анна вспомнила рассказы о ночных кошмарах, которые она слышала в детстве от соседских детей, но её мать никогда не говорила о том, что её что-то пугает. Наоборот, она всегда пыталась быть спокойной, уверенной, словно старалась оградить дочь от своих страхов.

Но сейчас, держа в руках эти записи, Анна чувствовала, что её мать боролась с чем-то гораздо большим, чем просто одиночество или депрессия. Этот дом, этот лес, эта странная фигура без лица – всё это было частью какой-то тайны, которую Анна теперь должна была разгадать.

Она закрыла дневник и посмотрела в сторону двери. Тишина дома вдруг показалась ей ещё более густой и давящей, словно сама тьма вокруг сгущалась, пытаясь проникнуть внутрь её разума. Анна глубоко вздохнула и встала. Она знала, что если долго оставаться на одном месте – это только усилит её тревогу. Ей нужно было отвлечься, осмотреть дом, найти хоть какие-то ответы.

Но прежде чем уйти, она снова посмотрела на дневник, лежащий на кресле. Его потёртая обложка казалась странно угрожающей, словно хранила в себе нечто большее, чем просто слова. Анна поняла, что дневник – это лишь начало, первый шаг к тому, чтобы понять, что произошло с её матерью. И она не могла остановиться теперь, когда уже начала погружаться в этот омут тайн и страхов.

Снаружи подул ветер, и его холодный, протяжный звук наполнил комнату, заставив шторы едва заметно колыхнуться. Анна почувствовала, как внутри неё снова поднялась волна страха. Она знала, что впереди её ждёт нечто большее, чем она могла себе представить, и понимала, что это путешествие в прошлое только начинается.

Сумерки спустились на дом внезапно, словно густая тёмная ткань, наброшенная на мир невидимой рукой. Анна стояла у окна, держа в руках чашку с остывшим чаем, но даже горячий напиток не смог бы согреть её сейчас. Снаружи серый зимний день угасал, уступая место тени, которая медленно, но неотвратимо охватывала всё вокруг. Где-то далеко в лесу ветер шевелил обнажённые ветви деревьев, и их тонкий скрежет, доносящийся через стекло, звучал как шёпот множества невидимых голосов.

Анна попыталась сосредоточиться на своих мыслях, но разум её был переполнен хаотичными образами. Дневник, лежащий на столе, словно притягивал её взгляд, манил своей мрачной тайной. Она чувствовала, что в этих пожелтевших страницах заключён не просто рассказ о страхах её матери – там скрывалось нечто большее, что она ещё не могла понять, но что должно было стать частью её собственной жизни.

Она вновь вернулась к креслу и села, положив дневник себе на колени. Её пальцы скользнули по потёртой обложке, оставляя лёгкие следы на тёмной коже, будто бы сама тетрадь хранила память о тех, кто прикасался к ней прежде. Внутри неё зарождалось странное чувство – смесь страха, любопытства и какого-то неясного предчувствия, что эта находка изменит её судьбу.

Анна долго смотрела на дневник, прежде чем открыть его снова. Она понимала, что чтение этих записей пробудит в её душе что-то забытое, но не могла остановиться. Каждое слово, написанное её матерью, звучало в её голове эхом, отзываясь болезненной тоской по прошлому. И вдруг, в какой-то момент, ей пришла мысль: может быть, это именно та история, которую она искала?

Её рука невольно сжала край обложки. Всё это время, с тех пор как она решила стать писательницей, Анна искала сюжет – нечто, что было бы достаточно глубоким, чтобы тронуть сердца читателей, и достаточно загадочным, чтобы удерживать их внимание. Но каждый раз её попытки оказывались неудачными, и теперь она знала почему. Она пыталась выдумывать, а ей нужно было просто вспомнить. История была уже написана, вписана в стены этого дома, вплетена в судьбу её матери и, как теперь казалось, в её собственную.

Дневник был ключом. Но не просто к прошлому её матери – он мог стать ключом к её будущему. Если она сможет рассказать эту историю, если сможет понять, что происходило в этом доме, то, возможно, найдёт не только вдохновение, но и ответы на вопросы, которые терзали её долгие годы.

Анна открыла дневник на одной из последних страниц, где почерк матери становился особенно неровным, почти лихорадочным.

– «Он всё ближе. Я не знаю, сколько мне ещё удастся скрываться, но чувствую, что времени остаётся мало. Я пыталась рассказать кому-то, но никто не верит. Они думают, что это всё у меня в голове. Но я знаю – это не просто страх, это не просто тени. Это что-то настоящее, и оно здесь, в этом доме».

Эти слова прозвучали как предостережение, оставленное ей через годы. Анна ощутила, как холод пробежал по её коже. Она попыталась унять дрожь, но пальцы предательски выдавали её внутреннее состояние. Дневник был полон не только страха – он был пропитан ощущением приближающейся опасности, которая могла стать и её собственной.

– «Использовать дневник…» – прошептала она, словно сама себе, словно боялась, что дом услышит её слова.

Эта идея пугала её, но в то же время казалась единственным возможным выходом. История её матери – это не просто воспоминание о прошлом, это тайна, которую нужно раскрыть. Если она сможет сделать это, если сможет рассказать эту историю так, чтобы её услышали, она не только справится с собственным страхом, но и, возможно, освободит себя от гнетущих теней прошлого.

Но было что-то ещё, более тревожное, что Анна боялась признать. Используя дневник как основу для своего романа, она словно приглашала те самые тени, которые преследовали её мать, вернуться. Она не знала, к чему это приведёт, но понимала одно: теперь у неё не было пути назад. Она должна закончить эту историю, как бы страшно ей ни было.

Анна закрыла дневник и, переведя дыхание, встала. Она подошла к столу, где лежал её ноутбук, открыла его и, набрав несколько первых слов, замерла. Строки дневника продолжали звучать в её голове, переплетаясь с её собственными мыслями, превращаясь в нечто новое. История начинала оживать, медленно и мучительно, словно сама тьма этого дома требовала быть услышанной.

Снаружи ветер усилился, и его завывание наполнило дом, заставив ставни задрожать. Анна снова почувствовала, как тени сгущаются вокруг, но теперь она не собиралась останавливаться. Этот страх станет частью её книги, частью её истории. Она знала, что это будет не просто роман – это будет её попытка разобраться с прошлым, вернуть себе покой и, возможно, найти ответы на те вопросы, которые так долго мучили её.

Слово за словом, она начала писать, вплетая в текст каждую деталь, каждое воспоминание, каждое ощущение. Дом за её спиной оставался неподвижным, но Анна чувствовала, что он словно наблюдает за ней, ждёт. Эта ночь будет долгой, но теперь она была готова встретить её. Она знала, что впереди её ждёт ещё больше тайн, но уже не боялась. История началась, и она должна была быть закончена.

Глава 4. Необъяснимые явления

Нина пришла к нему на следующий день. Её взгляд блуждал по комнате, а руки теребили подол старого платья.

– Здесь был другой мужчина, давно. Он тоже искал кого-то в этом доме, – проговорила она. – Потом исчез.

– Кто он? – спросил Григорий, чувствуя, как внутри него поднимается волна беспокойства.

Нина молчала несколько секунд, прежде чем ответить:

– Я не знаю. Но после его исчезновения в доме больше не было покоя.

Утро встретило Анну ледяным, колким светом, который едва пробивался сквозь плотные серые облака. Дом, казалось, затих в ожидании, словно удерживал дыхание, наблюдая за её первыми шагами в новом дне. Она проснулась с глухим ощущением тяжести в груди – будто ночь, с её тревожными снами и тёмными тенями, оставила внутри неё холодный осадок, который никак не желал растворяться.

Она долго сидела на кровати, обхватив себя руками, стараясь вернуть себе ощущение спокойствия. Но мысли путались, а сердце то и дело сжималось от какого-то необъяснимого беспокойства. Дом был слишком тих. Эта тишина уже не казалась обычной. Она стала осязаемой, густой, словно невидимая ткань, оплетавшая каждый уголок. Анна чувствовала, что за этой тишиной скрывается что-то невидимое, но живое.

Оглядев комнату, она заметила, что дверь, ведущая в коридор, была слегка приоткрыта, хотя она отчётливо помнила, что закрывала её на ночь. Этот факт заставил её насторожиться. Память упрямо утверждала, что она не могла забыть о такой простой детали. Подавив неприятное ощущение, Анна встала и подошла к двери. Пустой коридор встретил её мрачной неподвижностью, свет из окна на его дальнем конце был тусклым и блеклым, делая пространство ещё более гнетущим.

Стараясь не обращать внимания на нарастающее чувство тревоги, Анна направилась на первый этаж. На кухне она поставила чайник и достала чашку. Её движения были механическими, словно привычный утренний ритуал мог вернуть ей ощущение реальности. Но даже здесь, в этой, казалось бы, обыденной обстановке, что-то было не так. На столе лежала старая книга, которую она точно не оставляла здесь вчера вечером.

Она остановилась, чувствуя, как в груди растёт тревога. Подойдя ближе, она заметила, что книга была открыта на странице, где когда-то рукой её матери была сделана пометка. Анна узнала этот почерк сразу: ровные, уверенные буквы, немного наклонённые влево. Это была цитата, но её смысл показался ей странным:

– «Тени живут только там, где есть свет. Чем ярче свет, тем глубже тьма».

Эти слова прозвучали как предупреждение. Анна не помнила, чтобы раньше читала эту фразу, но теперь она словно ожила перед её глазами, обретая новое, зловещее значение. Она снова оглядела кухню, пытаясь найти объяснение тому, как книга оказалась здесь. Но объяснений не было. Дом, казалось, жил своей собственной жизнью, и теперь Анна ощущала это особенно остро.