Мир меняется.

I

.

«Чемодан без ручки».

Всегда были люди недовольные существующим общественным строем. При социализме: нет свободы говорить и печатать чего хочешь. При теперешнем капитализме: не выдают бесплатно квартиры, нет профсоюзных путевок в санаторий в Крыму.

Некоторые люди, теперь уже не молодые и с определенным багажом прожитых лет, были при социализме ярыми до мозга костей «хулителями» общественного строя страны, одной ногой, стоящей в развитом социализме, другой ногой, уверенно вступающей в коммунистический рай. Так вот теперь они же до какой – то болезненной желчи всеми доступными средствами ругают теперешнюю страну.

Жаль, что у них такая короткая память. Все эти потрясения в стране восьмидесятых и девяностых годов лично у меня на памяти. Вот уж чего я бы не хотел так их повторения. Да, страна не идеальна, но я за стабильность.

Вот было время, когда я был абсолютно всем доволен, это было не в детстве. В детстве главное – чтобы рядом были родители и тебя любили. Что может понимать ребенок? А вот я в середине семидесятых годов двадцатого века был как раз абсолютно всем доволен.

Лет мне было шестнадцать, было лето, каникулы в Школе только начались. Родители еще не старые, бабушки тоже живые и здоровые. Друзья – вот они: одного друга звали «Добрый» и мы оставили его в песочнице в нашем дворе, а со вторым, его звали «Дикий» мчались на своих велосипедах по летнему березовому лесу вдоль дороги в Академгородок. Меня, в то время, звали «Синица».

Дорога до Академгородка была нам знакома, расстояние в две автобусных остановки для нас были просто «баран чихнул». Знали наизусть где трамплины, где торчащие из земли корни, где ускорится и где притормозить.

Березовая роща, по которой мы с Диким лихо мчались, была для нас вторым домом, зимой катались на лыжах и на санках с горок, летом, вот как тогда, крутили педали на велосипедах. Если год был урожайным, то летом ели землянику, а осенью собирали грибы.

Для бодрости духа мы на разные голоса горланили патриотические песни:

Будет людям счастье, счастье на века,

У советской власти сила велика.

Сегодня мы не на параде, мы к коммунизму на пути,

В коммунистической бригаде: с нами Ленин впереди.

Почему пели: хорошее настроение, вся жизнь впереди, есть шанс дожить до этого коммунистического счастья. Над текстами тогдашних патриотических песен особо никто не задумывался, как, впрочем, и над содержанием патриотических лозунгов, висящих везде.

Ну есть они и есть. Вот как прикажете понимать: «Выше знамя социалистического соревнования». Или: «Экономика должна быть экономной». Иногда доходило до полного абсурда: на наш трехэтажный магазин, обслуживающий весь студгородок, повесили следующее: «Религия опиум для народа. Ленин В.И.»

В студгородке в наших пяти кирпичных, пятиэтажных, тогда только построенных домах, жили не студенты, а преподаватели. Они объяснили администрации магазина по тексту: «Религия опиум народа» и это не Ленин В.И., а Карл Маркс «Капитал». Транспарант сняли.

Ехали мы в Академгородок, вот кому скажи, покопаться в мусорных ящиках. Непростых, а в которые выкидывали различное ненужное барахло из лабораторий Института Физики. В студгородке, где мы все жили, ходили слухи о несметных сокровищах, которые за ненадобностью в эти мусорные баки попадали.

Советская наука передовая, значит и отходы то же должны быть на мировом уровне.

Дикий хотел поискать болтики, гаечки, подшипники. В механике он был ас, чинил все. Это его увлечение началось с двух велосипедов, которые его дедушка- участник и ветеран войны в качестве трофеев привез из поверженного Берлина. Почему он оттуда не привез какой-нибудь легковой автомобиль история умалчивает. Хотя нет, по информации от того же дедушки, разрешение на вывоз автомобилей получали только высший и средний офицерский состав Красной армии, к коему тот не относился.

Велосипеды были: один мужской, второй женский. Оба в родной краске хоть и сильно поцарапанной. Техническое состояние отличнейшее, отчасти из – за, немецкого качества. Но, в основном, из – за технического обслуживания, ухода, который выполнял дедушка. Дикий с малых лет к этому и приобщился. С игрушками в нашем детстве было как – то не густо.

А я для Доброго хотел посмотреть радиодетали. Ну или чего похожего. Добрый был радиолюбитель, собирал радио, разбирал, собирал новое. Предоставь ему в то время кинескоп – он и телевизор бы собрал.

Тотальный дефицит в стране был всего. Слово «достать» было в разы чаще употребляемое чем «купить». Очереди вообще за любым товаром. Чрезвычайно ценились познания где и когда будут что – то давать, что это можно съесть или одеть.

Вскоре мы подкатили к пункту назначения. Находилось это место за последним корпусом Института Физики, во дворе, напоминающем каменный мешок с нечастыми окнами с решетками. Солнце там появлялось редко, было мрачно, сыро, неуютно. Даже сорной травы на газоне не было.

Но, к нашему удивлению, был бомж, который медленно ковырялся в крайнем из четырех огромных железных ящиков с отходами. Выглядел бомж как бомж: грязный пиджачок, штаны местами с дырками, плетенки на босу ногу. Еще прядь грязных седых волос на глаза.

С нашим появлением, он что – то пробормотал себе под нос и присел на бордюр.

Решив не обращать на него внимания, мы с Диким прямо на велосипедах подъехали к бакам. Баки были высокие, и не слезая с велосипедов, приготовленными заранее палками стали брезгливо копаться в отходах передовой Советской науки.

Интересного там было не много: тряпки, стружки, железки. Кое – что все же мы оттуда выудили. Дикий как всегда решил меня подбодрить:

– Чего ты там копаешься, как будто женщину по попе гладишь?

В то время процесс глажения этой самой да по тому месту виделся только чисто теоретически.

Я тоже ему ответил:

– А вот эта гаечка как раз подойдет к твоему болтику, который в штанах.

И вот тут из вороха старых газет выпал фонарик. Так мне тогда показалось. Длинная алюминиевая ручка, в которую вставляют батарейки и стеклянный отражатель. Чисто машинально я его поднял и заглянул со стороны где должна быть лампочка с целью изъятия оной при её наличии.

Но вместо лампочки был кристаллик абсолютно красного цвета размером с четвертинку спичечного коробка. Я еще тогда подумал:

– А вдруг этот рубин украли из оправы кремлевской звезды, за такую антисоветчину можно огрести по полной.

Отражатель за рубином был из сплошного толстого и мутного стекла, исключающего любую возможность попадания света из рубина на руку, получается мою, держащую фонарик. Дикий молча наблюдавший за моими манипуляциями предложил:

– А давай его включим, вон сбоку выключатель. Только направь его в сторону, может это устройство для травли клопов, неизвестно чем эти Физики – лирики тут занимаются.

К моему удивлению, батарейки в рукоятке были. Недолго подумав, молодость сродни безрассудству, я направил фонарик в сторону и произнес первую попавшуюся на ум фразу, отчасти для храбрости, так сказать:

– Ты пела так что выли все собаки, а у соседей обвалился потолок.

При этом нажал на кнопку сбоку. В глубине рубина появилась искорка, за считанные секунды она разрослась и весь рубин накалился. Выглядело это красиво.

И тут мы с Диким увидели, как со своего бордюра важно поднимается бомж, про которого мы совершенно забыли. Сам того не желая, я направил фонарик четко на бомжа, и только сейчас это понял.

Глаза бомжа были закрыты, и вдруг он запел арию из оперетты «Мистер Икс», красиво и чисто, просто как Георг Отс в одноименной телевизионной постановке. Нет хрипотца немного была, но это видимо были последствия ночевки на свежем воздухе:

Снова туда где море огней, снова туда с печалью своей.

Светит прожектор, фанфары гремят, публика ждет

Будь смелей акробат.

Мы с Диким чуть не грохнулись со своих велосипедов. Краем глаза я заметил, что рубин в фонарике погас, тут же ария бомжа прекратилась.

Дикий со злостью посмотрел на меня:

– Ну Синица, с тобой не соскучишься.

Не сговариваясь, мы покидали наши трофеи в сумки, притороченные к багажникам велосипедов, и покрутили педали обратно в родной Студгородок подальше от этого шизанутого, но несомненно талантливого бомжа, вон из мрачного задворка передовой Советской научной системы.

На обратном пути мы с Диким пели уже другие песни:

Вот мы слышим, вот мы слышим мотора стук.

Это с крыши, прямо с крыши спешит к нам друг,

Веселый друг.

Поднимает настроение, дразнит, тормошит,

Ест клубничное варение и ребят смешит:

Толстый Карлсон.

Буржуйская песня, но веселая.

Так мы и докатили до песочницы в нашем дворе, где нас поджидал Добрый. Как всегда, при свободной минутке, он читал очередной научно- популярный журнал.

Я вручил ему добытые из мусорного бака радиодетали, часть которых он тут же выбросил со совами:

– Где были твои глаза, Синица перелетная птица, эти детали перегорели еще во времена политики военного коммунизма.

– Ладно, – миролюбиво согласился я,– а вот что скажешь про это?

Я протянул ему фонарик. На вопрос Доброго: – а что это? – мы с Диким вкратце рассказали про случай с бомжом на свалке:

– Оказывается, Синица повелитель Бомжей, – поведал Дикий, – стоило навести фонарик на мирно сидящего безобидного Бомжа и скомандовать спеть, при этом включив этот безобидный с виду аппарат, как бедный Бомжара на три секунды возомнил себя солистом с погорелого Театра, исполнителем роли «Мистера Икса», встал в позу оперного певца и спел куплет из арии «Мистер Икс». И что характерно, когда рубинчик вскоре погас, тогда и песенка Бомжа оказалась спетой. И хорошо, что рубинчик погас, а то немного погодя, и Бомж войдя окончательно в образ Шута и Циркача, полез бы со скрипкой на проволоку.

– Скажи спасибо, – ответил я, – что я фонарик навел на Бомжа, а не на тебя. Такие Дикие животные, такие как ты, занесены в «Красную книгу», вас надо беречь.

Воцарилась тишина. Добрый продолжал осмотр фонарика, но при этом видно было как он занервничал. Впрочем, полной тишины не было: из квартиры со второго этажа нашего дома, как раз напротив песочницы, кто – то слушал на магнитофоне песни в то время широко известного в узких кругах почитателей блатного шансона, Владимира Высоцкого. Качество записи оставляло желать лучшего, магнитофон то же был так себе. Но характерный с хрипотцой голос и раскатистое р- р- р спутать было не с кем.

Наконец Добрый произнес:

– Эта штука вырубилась потому что сели батарейки, они дают напряжение на колебательный контур, вот эти транзисторы, они расположены перед отражателем, который передает сигнал на рубин. Дальше рубин генерирует какие – то лучи, подавляющие волю людей и заставляющие их делать то, что им скажут.

Дикий спросил:

– И что это за лучи?

Добрый с грустью посмотрел на Дикого, потом на фонарик:

– Если бы я знал. Вообще – то, это или военное, или шпионское. Мне кажется, лучше от этого избавится. Засуньте его обратно туда где взяли.

С этими словами Добрый передал фонарик мне.

– Что за бред? Что за мистика? – удивился я, – мы воинствующие материалисты, а ты утверждаешь о наличии каких – то лучей, влияющих на людей.

– Есть многое такое, друг Гораций, что не понятно нашим мудрецам. Как сказал великий Ленин, то есть, я имел в виду, сказал Александр Сергеевич Пушкин – неожиданно поддержал цитатой от великого классика Доброго Дикий, при этом чисто машинально и не к месту помянув Ленина.

– Я больше в этот «гадюшник» с мусорными баками не поеду, – сказал я, – да и невменяемый бомж скорей всего еще там.

– Тут вот еще чего,– продолжил Добрый после небольшой паузы, – моя мама любитель всяких спектаклей, следит за новыми постановками, особенно любит оперетты. Папа мой, правда, на них сидит и зевает, но с мамой не поспоришь. В театре Пушкина они ходили год назад на оперетту «Мистер икс». Там блистал молодой солист как раз в роли Мистера два нуля семь. Ну там цветы, поклонницы молодые. На этом спектакле был наш Краевой глава с супругой. Этой уже не молодой супруге, молодой, перспективный сладкоголосый солист понравился, и она напросилась на банкет, устраиваемый для актеров. Который обычно устраивают после спектакля, накрывая столы прямо на сцене. Наш Краевой глава передал супруге литр коньяку и коробку шоколадных конфет «Мишка на Севере», ну не идти же в самом деле на банкет с пустыми руками, а сам поехал домой спать. Супруга по итогу банкета упилась до «изумления» и стала цепляться к молодому солисту. А тому она, «старая вешалка» зачем? Вон кругом сколько молодых женщин, и балерины с театра тут же. Короче он ее послал, при чем довольно в грубой форме. Та, поехала домой, и к утру, когда проспалась, нажаловалась нашему Краевому главе на солиста, при этом все перевернув на 180 градусов. Якобы это он ее домогался, а она, бедная овечка, кое как вырвалась из его похотливых рук. Тот без всяких вариантов, указал солиста с театра выгнать и больше ни в какой театр не принимать. Солист, говорят, запил. Где теперь он никто не знает.

– Это точно, – вставил свою реплику Дикий, – как говорит дядя Вова – От баб все проблемы.

– Это от каких баб проблемы, – вдруг услышали мы девчачий голос.

За обсуждением последних событий мы не заметили, как к нам подошла Юлька.

Это была четвертый участник, ну или участница нашей компашки. Она жила с родителями в поселке железнодорожников – представляющих собой две улицы с несколькими десятками деревянных двухэтажных жилых домов, правда со всеми удобствами, расположенного за березовой рощей. Когда мы были по моложе вместе вчетвером лазили по заборам, играли в футбол, в «войнушку». С ее слов, с нами было интереснее, чем с одногодками девочками, строящими из себя «Василис Прекрасных» в отрочестве. Знакомы мы все были еще с детского садика.

– К тебе это не относится, – пояснил Дикий, и продолжил, – ты же свой пацан.

– Я уже давно тут стою, вы так увлеклись обсуждением поющего бомжа, что сними я трусы вы и этого бы не заметили, – едко заметила Юлька. Она действительно была иногда острой на язык.

– А этот Бомжара, не есть ли тот самый пропавший и загулявший солист? – предположила Юлька.

– Ну это точно нет, – возразил я, – Бомжу лет много, а солист наоборот был молодым мужиком.

– Вот тут я не соглашусь,– опять возразила Юлька, – будешь в нашем Поселке подойди к магазину, возле него как раз сидят такие молодые мужики, которые выглядят стариками.

– Чего я там не видел, – ответил я. Все пацаны Студгородка предпочитали без особой нужды в ее Поселке не появляться.

– Уже возле магазина никто не сидит, – возразил Дикий, – по последней информации их задействовал новый житель Поселка. Это бывший «Кандидат технических наук», сам запойный, пропил у себя все что мог. Но буржуйская коммерческая жилка у него осталась. Подключил этих выпивох к сбору «Пушнины».

«Пушнина», если кто не в курсе, это в просто наречье, пустые бутылки из-под всего.

– Так вот, – продолжил Дикий, – те эту «Пушнину» собирают, приносят к нему домой определенное оговоренное заранее количество, а этот бывший Ученый выдает им одну бутылку водки, батон хлеба, пачку папирос и одну рыбную «консерву».

– Ну и какой смысл в этом всем, – усомнился я, – они могут точно так же эти бутылки сдать в пункт приема стеклотары, а уже потом купить в магазине то же самое богатство.

– Ну не скажи, – подключилась к разговору Юлька, – каждый день вижу большие очереди в этот пункт приема, люди бывает стоят часами – нет тары, да и в магазине водка в продаже не всегда.

Дикий согласно кивнул головой:

– А тут занес свой улов, через пять минут и сыт, и пьян и нос в табаке.

Когда поселок железнодорожников построили, а это было сразу после войны, там действительно жили железнодорожники. Трудолюбивые, работящие и спокойные люди. Водить поезда, обслуживать паровозы и должны люди с таким железным характером.

Но со временем произошла некоторая ротация. Старые жители кто разъехался, кто по умирал. На их место заселились другие жильцы, не очень любящие трудится, были и отсидевшие.

В нашем возрасте были уже второе поколение этих новых жителей, с молодыми представителями которых с нашими пацанами из студгородка, периодически происходили драки, в которых мы участие обычно не принимали, так как считали это время провождение совершенно без полезным.

– Вот так без тебя было спокойно, – добавил я, – обсуждали этот фонарик, вели неспешные умные беседы на физико- механические темы, искали лучи какие – то. Возможно, через эту нежданную находку, поймаем местного шпиона, а нам всем в школе на торжественной линейке дадут по грамоте. А наша Завуч, расчувствовавшись, пустит скупую учительскую слезу, каких детей она вырастила!

– Ха, ха, догонят и еще поддадут, – посмеялась Юлька, – ну ко дай сюда эту дюралевую штучку.

Я протянул ей фонарик.

И тут Юлька заметила то, чего мы втроем не увидели. С торца фонарика на круглой закручивающейся крышке она увидела нацарапанную надпись.

Буквы было еле видно, но зрение у всех было в то время хорошее, и мы прочли:

«Моей любимой Елочке на память от Ильи».

– Новое дело, – сказал я, – этих Илиев пол города, если фонарик возвращать владельцу, то где же его искать?

– А зачем его искать, – опять возразила Юлька, – это подарок «Елочке», какой – то девушке.

– Понятно, что не деревцу с иголками, – сказал я, – но все равно искать смысла нет.

– А вот и есть смысл, – возразила Юлька, – может девушка ждет этот подарок, может он ей дорог.

– Вот, вот, – тут уже по ерничал я, – очень напоминает свадебный подарок, направила фонарик на жениха, нажала кнопочку и делай с ним чего хочешь. А жених при этом будет приговаривать: в лесу много елочек, но ты самая зеленая и колючая, несравненная. А может и песенку спеть- «из лесу Елочку взяли мы домой».

Дикий и Добрый, слушавшие наш диалог, стали хихикать.

– Так, Синица, сейчас я буду тебя убивать, – с возмущением произнесла Юлька.

– Тихо вы там, – сказал Дикий, – кажется я знаю, кто такая «Елочка».

Воцарилось тишина. Никто от Дикого, таких познаний не ожидал.

– Мой младший брат Николай занимается в младшей группе Туристического клуба «Марина». Ну там учат ставить палатку, разводить костер, вязать узлы. У них намечается сплав по реке «Кан» в эти выходные. Он рассказывал про инструктора Ирину, которую некоторые туристы со стажем зовут «Елочка».

Ни один туристический поход без нее не обходится. Да и был у нее друг, то ли Санек, то ли Илия, не помню.

– Вот это уже интересно, – спокойным тоном сказала Юлька, – а где находится этот Туристический клуб «Марина»?

– Точно не знаю, – ответил Дикий, – где-то в старом деревянном купеческом особняке с резными ставнями в центре города, напротив парка «Горького».

– Ничего, найдем, – быстро ответила Юлька, – кто со мной на поиски «Елочки»?

– Нет, я пас, – сказал Дикий, – у меня встреча с братом в гараже нужно подготовить амуницию к сплаву.

– Я тоже не поеду, – сказал Добрый, – в ваши шпионские игры я не играю.

– Придется ехать с тобой мне, – со вздохом сказал я, – тебя отпускать одну опасно, ты можешь, если и не найдешь ту самую «Елочку», можешь назначить ею другую девушку. А потом и наломать дров из деревянного особняка, где расположен Туристический клуб «Марина».

Юлька восприняла это решение как должное, все хоть какое – то разнообразие в ее жизни. Повторюсь, с нами ей действительно было интересно. Сколько можно выслушивать разговоры подруг на тему где делать вырез на юбке: сбоку или сзади, потому что через вырез спереди мальчики могут увидеть, когда присядешь, теплые трусы, которые мама сегодня утром со скандалом заставила надеть.

Из квартиры со второго этажа нашего дома, напротив песочницы, кто – то продолжал слушать на магнитофоне песни Высоцкого. Даже при том низком качестве записи, тексты песен были вполне понятны, действительно заставляли прислушиваться даже нас, в то время шансоном совсем не интересующихся. Чтобы полностью понять и осознать тексты тех песен нужно быть «под градусом», чтобы исполнять самому – пить водку десять лет.

Решение принято, надо действовать. Только сначала избавиться от велосипеда.

Делалось это путем затаскивания этого аппарата на собственном плече на четвертый этаж в квартиру, где он и должен был находиться, пока у меня не появлялось настроения куда- ни будь съездить. Лифтов в наших домах не было. Какое это полезное изобретение мы узнали гораздо позже.

Юлька стала инициатором поездки на поиски какой – то «Елочки», но денег на троллейбус, как я понял, у нее не было. Деньги были у меня. Мои родители оба в то время оба работали и получали неплохо. На карманные расходы мне выдавались вполне нормальные деньги. Сходить в кино, съесть мороженое, я мог вообще не напрягаясь.

Положив в сумку фонарик, я спустился вниз где возле подъезда меня нетерпеливо поджидала Юлька. Ни Дикого, ни Доброго уже след простыл.

– Ну ты и собираешься, как «красна девица», я тут чуть не уснула, – сказала Юлька подпрыгивая. Видно, что у нее просто пятки горели, как хотелось побыстрее куда – то бежать за чем – то новеньким.

– Ничего успеем, – невозмутимо ответил я, уже в то время прекрасно зная: нечего идти на поводу этих «шмякодявок». Как я, мужик, решу, так и будет. Вот только говорить это им не надо. Меньше будут знать крепче будут спать.

Быстрым шагом мы направились к нашей конечной троллейбусной кольцевой остановке. И уже совсем бегом припустили к стоявшему на погрузку троллейбусу номер «5».

Пассажиров было немного, и мы удобно расположились на одном сидении, Юлька у окна я рядом.

Ни с того ни с сего, вдруг Юлька, глядя в окно троллейбуса, стала давиться со смеха. На фасаде дома висел плакат с тематикой, восхвалявшей труд сталеваров, то есть «алюминиевоваров». На окраине города действительно недавно запустили первую очередь Алюминиевого завода.

С этого времени, с экологией в этом районе города стало плохо, но, похоже, никого из руководителей города, это никак не напрягало.

Главное отрапортовать в столицу, что стране стал поставляться «крылатый металл».

На плакате был изображен брутальный мужик с какой – то кочергой и ниже была надпись: «Наша сила в наших плавках».

Ну почему, женщины, все понимают не так, как мужчины. Плавки на плакате имелось в виду: плавки в печах металла с названием «Алюминий». Юлька по женскому непониманию сути вопроса, решила, что у этого здоровяка на плакате в плавках, которые под штанами, находится своя, особая сила.

Каждый судит в меру своей испорченности.

Троллейбус бодренько катил с нашей Студгородской горки, которая стала нам родной, и где, как потом мы узнали, была стоянка людей тысячи и тысячи лет назад. Так что, наш район был уже давно обжит. Люди в то время, как выяснили археологи, жили здесь европейской внешности, прям как мы ныне живущие.

Неторопливо троллейбус вкатил в исторический центр города. За окном замелькали добротные купеческие усадьбы, чудом сохранившиеся в советское время, не попавшие под бульдозер. А и хорошо.

На против парка «Горького» на троллейбусной остановке мы с Юлькой вылезли и стали осматриваться по сторонам, ища тот самый деревянный двухэтажный купеческий дом с резными наличниками и башенками.

И сразу же нашли. Как раз слева от недавно установленного памятника вождю мирового пролетариата Владимиру Ильичу Ульянову (Ленину).

Этот памятник до сих пор там стоит. Хорошо, что до нас в Сибири не докатилась волна борьбы с памятниками. Какой смысл воевать с историей. Что было то было. Пусть и был этот товарищ основатель тоталитарного государства.

Взять тех же фараонов в древнем Египте. Что они не угнетали своих подданных? Угнетали, да еще как. И что теперь сносить пирамиды в долине царей в Египте? Память про этих фараонов уничтожать? Скажете абсурд. И будете правы.

Судя по табличке, установленной возле входа в Особняк, туристический клуб «Марина» находился на втором этаже, куда вела узенькая деревянная лесенка.

Все входные двери были открыты. Весь день туда – сюда люди, смысла запираться нет никакого.

Поднявшись на второй этаж, мы сразу попали в атмосферу активной подготовки к очередному недельному сплаву, намеченный на эти выходные на реке «Кан». Молодые парни и девушки готовили палатки, спальники, плав средства. Спальники должны быть сухими, палатки комплектными, плав средства, представляющие собой разномастные байдарки и надувные плоты, без дыр.

Они указали на ту самую «Елочку», которую в самом деле, звали Ирина, и которая была занята очень важным делом- собирала и подсчитывала продукты. Перед ней стояли картонные коробки с консервами, макаронами, крупой, чаем и прочим, без чего ни один поход просто не возможен.

Была Ирина ростом ниже среднего, даже по тогдашним, более чем лояльным отношением к избыточному весу, полноватой. Черты лица крупноватые, не смотря на двадцать с небольшим лет, в уголках глаз морщины, руки с обстриженными по ноль ногтями.

Но всегда улыбчивая, приветливая, готовая всегда прийти на помощь. В смысле перевязать рану, выправить вывих на ноге. На сплаве бывает всякое.

Что касается кухни, за которую отвечали девочки под командованием Ирины, то все делалось быстро и слаженно. Причаливают все плав средства на место ночевки, через пол часа горит костер и на нем висят котелки с водой. Еще через час ужин готов. Пусть даже из макарон или гречневой кашей с тушенкой. С чаем, киселем или какао. С конфетами вместо сахара. Но всегда в дозах, достаточных чтобы накормить всю голодную туристическую братву.

Так что, в городе Ирина была не очень на виду – на работе в лабораторном халате, вне работы в простом платье и босоножках. Но в походе, где на одну женщину приходится пять мужиков, и от нее зависит питание и медицинское обслуживание всех, она «королева».

После ужина, все собирались вокруг костра, пели под гитару, общались. Все происходило на фоне естественных природных декораций. Когда заходило солнце, никакого освещения кроме костра не было. Как будто последние люди на планете. Все это при полном контакте с природой- ароматы таежной травы, стрекот кузнечиков, шум воды. И заметьте- ни капли спиртного.

В то время туристическое движение повсюду было на подъеме. Это и отдых, и проверка себя на прочность. Всю амуницию таскали на себе, гребли веслами что бы плав средства двигались. Когда проходили пороги можно было со страху и в штаны наложить. Когда проходишь там первый раз, а потом привыкаешь.

А какие виды природы во время похода присутствовали! Где еще такое в то время увидишь.

Не успели мы с Юлькой рты раскрыть, как Ирина с улыбкой стала от нас обороняться:

– Нет, нет, нет, ребята, мест у нас в этот поход на реку «Кан» уже нет. Сейчас каникулы. Нет мест ни в плав средствах, ни в палатках, спальник остался только один, и он на двоих, вы все равно вдвоем там спать не будете.

При этом предложении, я покосился на Юльку, та слегка повела носом, что означало: напугали, ежа голой попой.

– Но если это все есть у вас свое, то, пожалуй, можно, – продолжила Ирина.

– Здрасьте, – наконец вставил я слово, – вообще – то мы не за этим, мы хотели вернуть вам вещь, которая, судя по этой надписи на рукоятке, ваша.

Я вытащил из сумочки фонарик и протянул его Ирине.

С лица Ирины медленно сползла улыбка. Видно было что эта вещь ей знакома, но даже взять ее в руки она боялась. Повисла неловкая пауза. Как говорили в то время – слон родился.

– Или это не ваше, – желая выручить девушку из неловкой ситуации продолжил я.

– Теперь нет, – ответила Ирина, – откуда он у вас взялся?

– Нашли мы его случайно в мусоре за Институтом Физики, – вкратце рассказал я историю нахождения фонарика, опустив при этом эпизод с Бичарой. Девушка и так напугана, чего же еще сгущать краски.

Ирина грустным взглядом посмотрела куда – то вбок. Я проследил за этим направлением и увидел на стене коридора стенную газету. На огромном листе ватмана были наклеены фотографии последнего похода по реке «Мана», с веселыми комментариями, написанными разноцветными красками.

На некоторых фотографиях рядом с Ириной был парень. На некоторых фото этот парень был с голым торсом. Эдакий голубоглазый блондин.

Красавец, ну что тут скажешь. Юлька молча его рассматривала, по тому как загорелись ее глаза, было понятно, что парень ей очень понравился.

– Это мой бывший. Звать его Илья, – пояснила Ирина, присев на стул.

На первых фото, в начале и середине похода, Ирина и Илья смотрели друг на дружку совершенно влюбленными глазами, а вот на последних фото если и сидели в одной лодке, то Илья был какой – то задумчивый.

Видно было, что эти воспоминания даются Ирине не легко. Но из уважения к нам, проявившим, возможно, излишнюю об ней заботу, стала рассказывать:

– Ходили мы с Ильей в походы два раза, все время были вместе, полюбили друг друга, хотели этой осенью сыграть свадьбу, – выпалила Ирина на одном дыхании, – он даже записался участником на эксперимент в Институте Физики, чтобы заработать на свадьбу. Эксперимент на выживание – его и еще троих добровольцев будут помещать в герметичную капсулу в подвале Института, где они будут сидеть несколько месяцев. Космонавты, так сказать. Проверка на совместимость для полетов на планету Марс. Здоровье у него есть, ума тоже много. В Институте ведет такие темы, которые военные заказали. Секретные в общем.

Ирина еще раз посмотрела на фото.

– Любила как умела, – с нажимом продолжила Ирина таким тоном, показывающем, что любые возможные сомнения в этом просто неуместны.

– Мы были в походе, сначала все шло хорошо, потом оказалось, что река петляет гораздо больше, и оказалась намного длиннее, чем было нарисовано на нашей несовершенной карте. Из графика прохождения мы выбились на несколько дней. Но еще хуже, закончились почти все продукты. Осталось немного сухарей, крупа, соль, чай. Чтобы было чего есть парни ловили рыбу, собирали грибы, ягоды в лесу. На одной из последних стоянок, после ужина, Илья взял удочку и пошел на реку – наловить рыбы на завтрак. Все вскоре залезли в палатки, в спальники, улеглись спать. Что Илья не пришел с реки обнаружилось только утром. Искали его весь день, пока не стемнело. Удочка его так на берегу и валялась, а сам как сквозь землю провалился. Или утонул. Но это невозможно – плавал он как дельфин. А под следующее утро Илья пришел сам, парни обнаружили его спящим в своей палатке. Радости нашей не было предела. На вопрос, – где ты был, – отвечал, что вечером съел какой – то гриб, видимо ядовитый, «вырубился» и проспал под кустом сутки. Быстро свернули свой лагерь, и на возможной большей скоростью погнали на базу. Там нас потеряли. Но знали, что мы туристы опытные – не пропадем.

Мобильных телефонов в то время не было, всю информацию о происходящем в мире такие вот туристы в походе получали из маленького транзистора, который работал пока не садилась батарейка. Забирались в такие места, где плохо было слышно даже радиостанцию «Маяк».

– Я ему не поверила, – со вздохом сказала Ирина. Видя наших глазах с Юлькой немой вопрос – ну ведь нашелся же, живой здоровый, чего же еще?

Продолжила:

– Изменился Илья, стал задумчивым, на меня не смотрел как раньше. Но это не все. Вся одежда его была как после химической чистки, а ведь мы неделю в походе: где-то песок, зола, рабья чешуя. А тут ничего. Даже на кедах резина как новая. И главное запах. Чистого тела, одеколона или какого – то антисептика. Как у меня в лаборатории для уничтожения болезнетворных микробов, только запах горазда приятнее. Поначалу я молчала, думала сам все расскажет. Не дождалась. Пришлось выпытывать информацию с боем.

Тут в первый раз за весь разговор в глазах Ирины мелькнул стальной огонек. Понятно, в процессе достижения своей цели, которую она сама себе и ставит, для женщины преград не существует.

– Поначалу Илья все отрицал, потом стал рассказывать про какую – то «Русалку» и подземный город. Я ничего не поняла. Но про «Русалку» не врал. Или еще какую «Кикимору». Я женщина, я чувствую, что – то там у него с ней было.

Вдруг решившись, Ирина быстро взяла фонарик, который я положил на ящик с консервами. Взяв его левой рукой, правой рукой к нашему изумлению, быстро выдернула рубинчик из гнезда. Рубинчик оказался не камнем, а чем – то типа транзистора с торчавшими сзади двумя плоскими проводками.

– Вот эту штуку Илья предъявил мне в качестве доказательства своего рассказа. С его помощью он и от «Русалки» сбежал, и из подземного города выбрался.

С этими словами она положила фонарик и рубинчик обратно на коробку.

– Это потом, – продолжила Ирина, – Илья на своей работе его усовершенствовал, и решил подарить его мне в качестве примирения. Но меня этим не купишь, я женщина гордая.

Последние слова дались ей не просто. В глазах заблестели слезы.

– Бери, говорит, с этой штукой сможешь кому угодно, даже мне, внушить свою волю, – помолчав сказала Ирина, – но мне этой дьявольской игрушки не надо. Уж сами, как ни – будь.

– Как сами, что, без меня? – услышали мы сзади мужской голос. Мы и не заметили, как в комнату вошел здоровущий парень и, услышав концовку крайнего предложения, задал свой вопрос.

По тому как Ирина подскочила и засияла улыбкой мы с Юлькой поняли, что теперь этот парень и есть ее новый «хахарь». Да и простоватое лицо, этого здоровяка, повернутое в сторону Ирины, выражало совершеннейшее счастье и благодушие.

Девушки часто предпочитают сильных парней вместо умных. Этот сможет нести рюкзак Ирины, свой рюкзак, палатку, два спальника и саму Ирину не напрягаясь.

– ну все ребята,– закончила разговор Ирина,– день идет к вечеру, а у нас с Колей ничего не собрано.

Значит этого «громилу» звать Коля. Поняв, что разговор закончен, я положил фонарик и рубинчик обратно в сумку, мы направились к выходу. И так было понятно, что в присутствии нового жениха, никакие прежние свои похождения с предыдущим избранником, Ирина рассказывать не будет.

На некоторые события девичья память бывает совсем короткая.

Мы с Юлькой вышли из Особняка и направились на троллейбусную остановку. День действительно подходил к своему логическому завершению. Мы торопились поскорей добраться до дому. Погода портилась.

По небу поползли тучки, стало душно и темно. Мы почти не разговаривали, переваривая в голове, по своему тогдашнему разумению, все ранее услышанное.

Троллейбуса долго не было. Сидя на скамеечке, я наконец высказался:

– вот чего она до парня докопалась, ведь ей же все объяснили. Она совершенно напрасно вытащила с Ильи эти никому не нужные признания. Есть такие ситуации в жизни, когда лучше помолчать. Тем более он же мужчина. Не должен давать отчет о своих действиях. Да они с Ириной еще и не были на тот момент женатые. Это еще хорошо, что теперь у Ирины новых хахаль – Коля, а ведь могло этого случиться.

– а вот и нет, – возразила Юлька с неожиданной серьезностью,– ведь у них панировалась свадьба, а тут такое. Начинать совместную жизнь с вранья плохо. Женщина такой же человек, как и мужчина. Имеет право все знать.

– конечно,– согласился я,– у нас в стране равноправие, да только вы женщины, особенно молодые, не думаете о последствиях своих действий. Наверное, думаете, что всегда правые. А если чего- то делаете неправильно, так это виноват кто- то другой, вот тот же Макс. Может он и вправду проспал сутки под кустом, а Ирине наговорил всякого, чего пришло на ум, просто чтобы она от него отстала.

– женщина ближе к природе,– опять возразила Юлька,– природу не обманешь, а вам мужикам всем только с железками ковыряться. И сами такие же простые, как семь копеек.

– женщины бывают очень упертые,– вспомнил я слышанную от отца мысль,– особенно если чего- то себе нафантазируют, а потом в это поверят.

Тут подъехал битком забитый троллейбус. Кое – как мы в него втиснулись. Я передал кассирше плату за проезд. Кассирша при этом, важно восседала на своем креслице возле задней дверцы, покрикивала на входящих на первую площадку, что – бы не забывали передавать плату за проезд. При этом она ни в коем случае не собиралась отправиться пешком вдоль салона троллейбуса за этим сама. Такой ненавязчивый Советский сервис.

Так мы и ехали зажатые со всех стон, пока трудяги, а это были в основной массе они, не стали потихоньку выходить на своих остановках. Это у нас были каникулы, а люди работали на заводах, фабриках и конторах.

Ближе к концу поездки салон троллейбуса освободился настолько, что мы с Юлькой уселись на диванчик. За окном неторопливо проплывал пейзаж советского промышленного города с безликими квадратными домами с серыми стенами и отсутствием любой какой- либо рекламы, кроме вывесок «Магазин продукты» или «Аптека».

– что- то с этим фонариком пока вопросов больше чем ответов,– в задумчивости продолжил я разговор,– может прав был Добрый, и надо от него избавиться?

– я в технике не разбираюсь,– возразила Юлька,– но, если и вправду он обладает такими способностями, может вернуть его обратно Илье. Ребята в клубе сказали где его в институте искать. Фамилия его Масковских, а звали его в походах коротко- Макс. Ведь вещь его. Ирина от нее решительно отказалась.

– ну что- ж,– подытожил я разговор,– значит поищем этого Макса. В любом случае про фонарик лучше помалкивать. Народ у нас встречается разный, вдруг кому взбредет в голову магазин ограбить.

Зная Юльку, я не надеялся, что она в обозримом будущем все наши поездки не расскажет, со всеми надуманными подробностями, своим недалеким подругам. Но так – же я знал, что они все равно ничего не поймут. И вряд ли у них вызовет искреннее сочувствие история с Ириной, которую обманул ее несостоявшийся жених.

И тут я получил бесцеремонный толчок сзади в спину. Обернувшись, мы увидели сидящего за нами толстого стриженного под ноль пацана, развалившегося сразу на два места. Этого пацана я не знал, но его наглая ухмылка показалась мне знакомой.

– Эй, пацан, – сказал тот, – дай закурить.

Я и теперь бывает, со всем своим жизненным опытом, теряюсь от неприкрытого хамства и наглости.

В том случае, я вообще впал в ступор. Больше от неожиданности конечно. И этот толстый прекрасно это увидел. Ему было скучно ехать, решил немного размяться.

– Не курю, – промямлил я, понимая, что разговор с толстым продолжится на конечной остановке троллейбуса, куда мы неспешно подкатывали.

Так и вышло. Юлька пошла на выход первой, я следом, за мной по пятам шоркая ногами по полу троллейбуса и подталкивая меня в спину двинулся Толстый.

Отойдя от остановки, мы встали друг против друга. Толстый действительно был намного меня, в то время худобы, крупнее. Наглая ухмылка стала еще шире.

– Ну так чего ты там, – продолжил толстый, – нет закурить, сбегай, достань!

Я, не трогаясь с места, молча передал стоящей за мной Юльке сумку с фонариком. Та отошла от нас на несколько шагов. Опыт проживания в Поселке Железнодорожников приучил местных девочек в «пацанские» разборки не лезть. Как – то предотвратить или отложить все равно не получится, а вот самой попасть под раздачу запросто. Объясняй потом маме откуда у тебя синяк на руке.

Видя, что я не трогаюсь с места, Толстый лениво поднял правую руку для замаха и двинул ее в мою сторону. Я левой рукой поймал его правую руку одновременно упал на левое колено, правое подставил ему под ноги, при этом со всей возможной силой дернул эту «тушку» на себя. Ноги толстого запнулись о мое правое колено, он грохнулся на землю. Как куль с картошкой или еще с чем. Только мелькнули в воздухе его ноги в вытянутых на коленках трико и стоптанных плетенках.

Я вскочил на ноги, при этом услышав в мозгу голос своего тренера по самбо: – Ну и что это было?

Да знаю, знаю. Провел этот прием я коряво. Получилось, как получилось. Все равно я не смог бы толстого даже приподнять.

Толстый продолжал лежать на дороге, только оседали фонтанчики дорожной, растолченной в пудру сотнями ног пыли, которую он при падении поднял. Как правильно падать его, похоже, не учили.

Что произошло дальше меня удивило еще больше. Вместо того чтобы встать и броситься на меня, толстый лежа стал орать:

– Что сильный, сильный да? Скажу Хрящу он тебе рожу то набьет.

И дальше в том же духе. Поняв, что представление окончено, мы с Юлькой быстрым шагом пошли восвояси.

– Мог бы его и не бить, – вдруг сказала Юлька, – это пацан с Поселка и местные пацаны его посылают за газировкой и спрятанными недокуренными «бычками». При этом, бывает, ставят пинки под зад, чтобы ходил быстрее.

– Мог просто сказать ему: «а по фени ботаешь?» – продолжила Юлька, – он бы понял, что ты свой. Или ты мог бы просто уйти.

В переводе на русский язык это означает: «а по блатному понимаешь»?

– Ну и чего ты мне об этом раньше не сказала, – искренне удивился я.

– Ну я думала, ты его знаешь, – скромно произнесла Юлька.

Толстого, как потом выяснилось, я действительно не знал, но потом вспомнил, у кого видел его наглую ухмылку. Его, то же толстая по комплекции мама, работала в нашем трехэтажном магазине «Стекляшка», в «Продуктах» на первом этаже. Сидела обычно в отделе «Хлеб», в котором я почти каждый день отоваривался.

Когда у нее было плохое настроение, а оно у нее было почти всегда, сидела как раз с такой наглой ухмылкой. При этом она так швыряла батоны хлеба об прилавок, что если это были бы хрустальные вазы, то они разлетались бы при этом вдребезги.

Любой город – это большая деревня.

Погода стремительно портилась. Небо совсем закрыли тучи, со стороны «Афонтовской» горы сверкали молнии и отдаленно долетали звуки грома. Внезапно молния сверкнула совсем близко и от удара грома мы с Юлькой выронили сумку с фонариком, которую она передавала мне, собираясь двигаться домой с возможно быстрым шагом. Было уже очень поздно, темно, стал накрапывать дождь.

Сумка упала на дорогу. Из нее выпал фонарик и рубинчик. И только я их подобрал, полил дождь. Как из ведра. Мы мгновенно вымокли.

К моему удивлению, Юлька никуда не сдвинулась с места, где мы с ней только что попрощались, и где начиналась дорога, идущая через кусты и лес, в сторону Поселка. Быстрым шагом, а другим мы в то время не ходили, Юлька была бы дома минуть через пять.

Стояла прямо как остолбеневшая. Остановившийся ее взгляд пристально всматривался куда – то в темноту.

– Ты чего домой не идешь, – спросил я, сам собираясь побыстрей бежать домой и переодеться в сухую одежду.

Опять рядом сверкнула молния, тут и я увидел огромную черную собаку, неподвижно стоящую как раз посреди дороги в поселок. Ошейника на ней не было, передняя правая лапа была перебинтована. В густой черной шерсти сверкали капельки дождевой воды. Собака так – же, как и мы на нее, неподвижно смотрела на нас, никак не реагируя даже на молнии и гром.

Причем, Юлька собак не боялась, у них в Поселке во дворах стояли деревянные стайки, под которыми жило много разных собак. Но эта собака была не с Поселка.

А вот я собак побаивался. Когда- то в детстве, меня чуть не покусал пес моей бабушки по кличке «Верный». С моими родителями мы приехали к бабушке в гости. Она живет в одноэтажном столетнем деревянном доме в слободе «Николаевка». Дом этот с бабушкой пес и охранял. И только я по привычке направился к этому псу чтобы пожать ему лапу, тот накинулся на меня. Не узнал, что, ли. Старый пес был уже. Но покусать не успел. С тех пор я к собакам стал относиться настороженно: кто его знает, чего у этого пса в голове.

В этот момент, как я потом вспоминал, мысли у нас Юлькой, сошлись: нам дубликатом очень захотелось, чтобы это пес куда – ни будь сгинул.

Я не сразу понял, что это у меня в ладони стало горячо. Машинально раскрыв ладонь, я увидел покрасневший рубинчик, который к тому же стал жутко горячим. Так продолжалось не долго, секунды две. После чего рубинчик опять погас, а дождевая вода, обильно поливавшая все вокруг, быстро его охладила.

Когда мы с Юлькой, а она тоже пристально следила за всем происходящим с рубинчиком, перевели глаза в направлении собаки, собаки там не было. Как будто действительно сгинула. Можно идти домой, дорога свободна.

По выражению Юлькиного лица, да и по всей ее напряженной фигуре, было видно, что ни за какие «коврижки» она по этой дороге не пойдет.

Делать что – то было надо, становилось совсем поздно.

– А давай, пойдем ко мне домой, там и переночуешь, – неожиданно даже для самого себя, произнес я, чувствуя, что начинаю замерзать.

То, что моя Мама в Санатории, Юлька знала, а что мой Отец на рыбалке и будет домой завтра, нет.

– Папа мой на рыбалке, – как смог стал я успокаивать Юльку, – будет дома завтра. К вечеру.

Ситуация была без вариантная. Юлька поплелась за мной.

Перед своей Мамой у Юльки отмазка была: в поселке по соседству жила ее подруга, у которой якобы она в очередной раз заночевала. Когда дело не касается биологического соперничества за парней, девочки бывают очень дружны.

Через некоторое время, совершенно вымокшие, мы с Юлькой ввалились в коридор моей квартиры.

Убедившись, что ни моей Мамы, ни моего Отца действительно дома нет, Юлька решила, что раз на сегодняшний день хозяйки в этом доме нет, то хозяйкой в этом доме на сегодня будет она.

Я, наконец – то переоделся в сухое, мокрую одежду при этом засунул в круглую стиральную машинку, стоявшую в ванной. Чего напрягаться? Через две недели приедет с Санатория Мама и все постирает.

К огромной Юлькиной радости, у меня дома была и горячая и холодная вода. У них в поселке уже неделю холодной воды не было, а горячей не было две недели. Юлька быстро освоилась в моей ванной, нашла и мыло, и шампунь, только спросила, – можно ли взять банный халат твоей Мамы?

– Да пользуйся, – мне было все равно.

По просьбе Юльки, я вытащил из – под ванны начатую картонную коробку со стиральным порошком, после чего был из ванной выдворен.

Как радушный хозяин, я поставил на газовую плиту чайник, достал из холодильника баночку сгущенки, и вытащил из хлебницы огромный молочный батон белого хлеба, купленный сегодня утром у той самой продавщицы, сына которой пришлось сегодня вечером ронять в дорожную пыль.

Было уже действительно очень поздно. Я включил наш черно- белый телевизор. Шел концерт. Четверо грузин очень красиво, складно, с чувством, прямо со слезой в голосе, пели про Русские березы.

– Вот надо же, – думал я, – грузины, а как любят Русские березы.

Тут с шумом распахнулась дверь из ванной и в банном халате моей Мамы оттуда вышла Юлька. В руках у нее был тазик с постиранной одеждой.

– Где вы сушите одежду, – поинтересовалась Юлька. Я молча показал на балконную дверь. Дождь прекратился, и на нашем небольшом открытом балконе, было уже довольно сухо.

Юлька быстро туда проследовала и стала ловко развешивать чистую мокрую одежду на висевшую поперек балкона бельевую веревку.

К моему удивлению, у Юльки, следом за своими шортиками и маечкой, на бельевую веревку были повешены и мои, снятые мною и закинутые в стиральную машинку, штаны и рубашечка. Но что меня удивило еще больше, следом на бельевую веревку были вывешены Юлькины трусы и Юлькин смешной бюстгальтер.

Не сразу, но все же до меня дошло, что у Юльки под бельевым халатом моей Мамы ничего одето не было.

Свист закипевшего на кухне чайника, вернул меня к необходимости исполнения роли гостеприимного хозяина. Чай я заварил, баночку со сгущенкой открыл. Юлька ловко порезала столовым ножом молочный батон.

Жутко голодные, мы с Юлькой сами не поняли, как быстро выпили весь чай, съели и батон, и сгущенку.

Допив чай и доев батон со сгущенкой, Юльке пришло желание поговорить: – Это что же получается: рубинчик оказывается может действовать на собак? – в задумчивости то ли сказала, то ли спросила она.

– А с чего это ты решила, что собаку прогнал рубинчик, ты же смотрела на собаку, и не видела, как он светился, – засомневался я.

– Видела, видела, я на секунду перевела на него глаза, – когда ты разжал кулак. Красиво он в темноте светился, прямо как уголек, – продолжила Юлька, – а где кстати, рубинчик, ты его случайно не потерял ли?

– Этот рубинчик для нас теперь, похоже, как «чемодан без ручки», лень поднять и жалко бросить. Вот ведь «мелкая», – сказал я, – как это тебе удается все замечать?

«Мелкой» мы называли Юльку раньше, пару лет назад. За последний год она подросла. Да в общем то все наши девочки подросли. И набрали женского очарования. У некоторых это женское очарование было видно за километр. Особенно на уроках физкультуры.

Юлькины округлившиеся формы мы парни конечно же давно заметили и обсудили. Как в прочем и то, что теперь делать с этими отросшими женскими прелестями ни наши девочки, ни Юлька в том числе, пока представляли себе не очень. Официальное, в том числе школьное, половое воспитание подростков, вступающих во взрослую жизнь, в Советском Союзе было на очень низком уровне. Что – то расскажут родители, что – то парни постарше. Бывали иногда статьи в журнале «Здоровье».

– Я все видела, – продолжила Юлька, – даже то, как шипели и испарялись капли дождя, когда попадали на камешек.

А ведь она была права, капли дождя падали на рубинчик, испарялись, как на раскаленной плите, но на моей ладони никаких следов не осталось.

– Хорошо, – продолжил я, – а чего он сам без батареек заработал?

– А потому, что у нас обоих возникло одновременно желание, чтобы собака исчезла, – высказала версию Юлька, – сила сдвоенной мысли оказалась сильнее батареек.

То, что мы оба хотели, чтобы эта черная собака свалила побыстрее, и больше не появлялась, сомнений не вызывало.

– Если бы собака на нас напала, то первым ее «ужином», был бы ты, – продолжила разговор Юлька.

– Какая разница, – возразил я, – собака бегает быстрей нас, убежать бы не получилось у обоих.

– А вот и нет, – возразила Юлька, – ты стоял первым и пока тебя, как мужчину, собака грызла, я как девочка, спокойно могла бы убежать.

От удивления таким поворотом женской логики, я просто не знал, что возразить.

– Я девочка, – продолжила Юлька, – мне детей рожать, продолжать человеческий род, а ты мужчина, мужчин в стране много. Ну и съест тебя собака: одним больше, одним меньше.

– Ну, ты змея, «мелкая», – наконец, нашелся я чего сказать, и продолжил:

Я маленькая девочка,

играю и пою,

я Ленина не видела,

но я его люблю.

Произнес я четверостишье, прекрасно зная, что Юлька его терпеть не может.

Но сегодня, Юлька была в отличном настроении, и моя шутка на нее не подействовала.

Вопрос, где Юльке спать, не возникал. У моих родителей на случай ночующих гостей, была заготовлена раскладушка и прочие постельные принадлежности, хранящиеся в кладовке.

Пока Юлька мыла посуду, я приготовил ей это постельное место.

Раскладушку пришлось ставить в углу зала рядом с балконной дверью. В родительской спальне места не было. Мой диванчик, на котором спал я, находился в этой же комнате в противоположном углу.

В нашей двухкомнатной «хрущевке», комнаты площадью были не большие. Хотя, в то время, это был новый дом и вполне приличная отдельная квартира со всеми коммунальными удобствами.

По выражению лица Юльки, стало понятно, что ее спальное место устроило. Про Юлькину ночевку в родительской спальне речь вообще не шла.

Она подошла вплотную ко мне, секунды две посмотрела в мои глаза. В ее глазах читалось: ты парень хороший, но для меня прежде всего друг. Взгляд был совсем не детский. Такой оценивающий. Прямо взрослой женщины. Где же Юлька этого нахваталась, может повзрослела раньше нас, пацанов.

Потом повернула меня за плечи и подтолкнула к выключателю света.

– Все, спим, до завтра, – сказав при этом.

Ну спать, так спать.

Я выключил свет в комнате, в темноте стал раскладывать свой диванчик.

Было слышно, как Юлька сбросила халат, краем глаза я заметил мелькнувшую в темноте Юлькину белую не загорелую попку. Следом скрипнула раскладушка, следом я услышал ровное спокойное дыхание. Все спит ребенок.

День реально был насыщен разными событиями. Я, то же мгновенно заснул, лишь только уложив свою голову на подушку.

Через несколько лет, за кружечкой пивка, рассказывая своим друзьям про этот случай, я наслушался в свой адрес много нелицеприятный эпитетов. Из них «лопух» и «олень» были самыми мягкими.

Это же надо: ты девчонку накормил, напоил, в бане напарил, в смысле в ванне помыл, ладно сама помылась. И никак не воспользовался тем, что абсолютно голая девушка спит у тебя дома на расстоянии вытянутой руки от тебя. «Раздолбай», не сказать хуже. Я и сам в то время так думал.

Еще через несколько лет, я пересмотрел свое отношение к тому случаю. По женской мудрости, Юлька была права. Начинать взрослую жизнь с таким неопытным любовником, каким несомненно я тогда был, было не разумно. Да и перспектив для дальнейшей совместной супружеской жизни не было никаких.

II

.

«Контурные карты».

Утром я проснулся вовсе не с первыми лучами солнца. Было часов около девяти утра, и разбудил меня звук, который был мне знаком, с этим звуком Мама гладила белье.

Заспанными глазами, я увидел, как Юлька уже одетая во все свое только что видимо поглаженное, гладила теперь мои вещи. За ночь на балконе наши постирушки высохли.

– Вставай, «Спящая красавица», – не преставая гладить сказала Юлька.

– Я побежала домой, но сначала заскочу к Люське, ведь я ночевала сегодня ночью у нее. Ты меня не видел, понял? Не вздумай никому ничего рассказывать, задушу собственными руками, – закончила свой монолог Юлька, закончив при этом и гладить.

– Скажешь то же, – ответил наконец я, – буду нем как рыба.

Произнеся слово «рыба» я кое – что вспомнил, – да, и поторопись, сейчас должен приехать с рыбалки Папа, не думаю, что он правильно поймет: что здесь произошло прошлой ночью.

– А чего ты молчал до сих пор, – возмутилась Юлька, фыркнула носом и быстро ушла, хлопнув, при этом нашей входной деревянной дверью.

Так, от Юльки избавились. Мне как раз жутко приспичило в туалет.

Сделав то, что обычно все и делают со сна, я совершенно случайно увидел в ванной, где вчера мылась Юлька ее не длинные русые, выгоревшие на солнце волосы. Видимо, помывшись, она и не думала их убрать, может просто забыла.

Я представил себе, как мой Отец заходит в ванную и видит эти волосы. Понятно, что они не мои. Определенно какой – то девушки. И что я ему скажу, когда он спросит: кого я приводил к нам домой.

В ужасе от такой перспективы, я проснулся окончательно, став судорожно весь этот компромат убирать. А вот банный халат моей Мамы висел на прежнем месте, как будто никто его и не трогал.

Тут, как всегда с шумом, в квартиру ввалился мой Отец. Усталый, небритый, но довольный.

– Клева нет, – с порога пожаловался Отец, – погода меняется, всего то бидончик наловил.

При этом Отец сунул в угол удочки, бросил туда же резиновые сапоги. Мамы дома нет, можно разбрасывать вещи куда душа пожелает.

Я заглянул в бидончик,– слушай, а чего это он наполовину пустой? – спросил я, больше из любопытства, чем из жадности. В отличие от моих родителей, я речную рыбу не любил. Я и эту – то есть не хотел. При этом прекрасно знал, что сегодня на ужин эта рыба и будет.

– Так я немного отсыпал соседям, пока поднимался по лестнице, – сказал Отец, – есть известная истина, – продолжил он, – пессимист говорит, что стакан наполовину пуст, а оптимист что наполовину полон. Я оптимист, говорю, что бидончик наполовину полон.

Отец направился в ванную, а я на кухню, заваривать чай на двоих, теперь на нас с Отцом.

Позавтракав, Отец вытащил из кармана штанов ключи от нашей машины и талоны на бензин, положив все это на стол.

Наша машина это: «Запорожец», в последствии в народе получивший название «Горбатый». По тем понятиям вполне хорошая машина. Пусть шумный, медленный, деревянный по подвеске. Но в этой машине были и несомненные плюсы: проходимость, ремонтопригодность, экономичность. Для моего Отца, любителя природы, грибов, ягод, рыбалки, и различных путешествий, «Запорожец» был в самый раз. Все лучше бывшего у него до этого, мотоцикла с коляской.

Машин в личном пользовании в то время было не много: на один подъезд пятиэтажного жилого дома одна, две. Нет, не на одну семью, как сейчас машин одна, две, а на один подъезд. Так что, по мнению соседей, наша семья считалась не бедной.

– Вот тебе «партийное» задание: бери ключи и талоны на бензин, съезди до заправки, заправь, можешь ее и помыть на ручье, вот тебе еще один рубль за это, – строгим голосом сказал Отец, – я спать, сегодня ночью на реке был дождь, а потом налетели комары, поспать у реки мне не дали.

Вот это удача: я чуть не подпрыгнул от радости.

Дали порулить на машине, дали денег на газировку. Ну все, можно теперь ехать к Наташе.

Наташа: это моя одноклассница. В школе наша классная руководительница перед каникулами попросила завести ей «Контурные карты». Географические. Домашнее задание ей на лето. Выполнять это поручение я не спешил, лень матушка. Да и идти к ней пешком не хотелось. А вот подъехать, как бы между прочим, к дому, где она жила с родителями, на Папином «Запорожце», было бы совсем другое дело.

Наташа уже в то время была «Звезда». Училась почти на одни пятерки, вне школы изучала с репетитором английский язык, занималась музыкой и еще чем – то.

Выглядела она тоже «супер»: длинные каштановые волосы, длинные ноги, белые зубы. Еще любила подчеркнуть своим плоским животиком выше расположенные две выпуклости. Чувство стиля и моды, видимо у нее было врожденное. Родители ее были уже довольно возрастные. Мама, видимо, красила волосы, Отец, на моей памяти, был уже весь седой. Дочка у них была одна, они в ней души не чаяли.

В школе все были одеты примерно одинаково, ну может у кого воротничок побелее или туфельки поновее. А вот вне школы, детишки одевались в соответствии с финансовыми возможностями своих родителей.

Наташу, в смысле одежды, родители снабжали хорошо.

Этой весной с ней произошел забавный случай: она пришла в школу с маникюром. Вернее, просто обработанными ногтями, покрытыми бесцветным лаком. Незамеченным это не осталось. Некоторые, более возрастные учительницы, пришли в «ужас». Вызвали в школу Наташину Маму. У них с Завучем, как женщина с женщиной, произошел примерно такой диалог:

Завуч: – а вы знаете что Ваша дочь пришла в школу с маникюром, который может себе позволить далеко не каждая взрослая женщина?

Мама: – да знаю, но девочка должна быть чистоплотной, следить за собой, ведь так?

Завуч: – да конечно, грязь под ногтями надо убирать, но это вопрос не гигиены, а воспитания подростка. Если Ваша дочь уже в таком возрасте позволяет себе такие выходки, то что же будет с ней дальше.

Мама: – нужно воспитывать у девочек умение стильно одеваться, пользоваться косметикой. Ведь в Школе этому не учат.

Завуч: – в Школе есть предмет «домоводство», где девочек учат всему, что будет им нужно по домашнему хозяйству и в дальнейшей, взрослой жизни. А косметикой им пользоваться еще рано. Если лицо или руки обветрились после занятий физкультурой на улице, их можно смазать кремом фабрики «Свобода».

Мама: – Наташа все это знает, да и с успеваемостью у нее порядок.

Завуч: – к учебе Наташи вопросов нет. А вот Вы знаете сколько стоит такой маникюр в парикмахерской?

Мама: – конечно знаю.

Завуч: – а вы знаете, что заплатить столько денег за маникюр некоторые наши учительницы не могут себе позволить? По разным причинам.

Мама: – так вот в чем дело.

Обычная бабская зависть- подумала Наташина Мама, но вслух такое не произнесла. Ее дочке в этой школе заканчивать десятый класс.

В общем, Завуч с Наташиной Мамой остались каждая при своем мнении, но мудро решили считать инцидент исчерпанным.

Я положил в сумку, где продолжал находиться фонарик с рубинчиком, «Контурные карты», взял ключи от машины, талоны на бензин, и быстро вышел во двор.

В абсолютно пустом дворе, одиноко стоял наш «Запорожец». Весь по крышу грязный. По каким «буеракам» мой Папа на нем катался, не понятно.

Водить «Запорожец» я умел, меня научил Папа. Хотя Прав у меня, понятное дело не было. В город, где можно было нарваться на сотрудника ГАИ я не ездил, а на нашей окраине такие люди в погонах появлялись не часто.

Здорово, конечно, ехать пусть и на «Запорожце», мимо людей на остановке, ждущих свой автобус, при этом смотрящих на тебя с неприкрытой завистью, граничащей с ненавистью. Они прекрасно видели, что за рулем этого транспортного средства сидит какой-то парнишка, чего по их понятиям, быть не должно. Вот что действительно, не имеет никаких границ, так это людская зависть.

Дорога в нужном мне направлении была одна, потом она разветвлялась: направо на АЗС, налево в Академгородок к Наташе, и прямо на ручей, где в скрытном месте можно помыть машину. Автомоек в то время не было.

На АЗС пришлось постоять, машин было немного, но отпускали бензин не быстро. Заправив машину, я с облегчением оттуда уехал. Люди, персонал АЗС, работали по своему распорядку: могли закрыться в любой момент на «обед» или «учет».

На ручье никого не было, я спокойно помыл нашу «Ласточку». Потом некоторое время стоял и любовался на нее: вся белая, хромированные детали блестят, колеса чернят. Отец знал, что делал, когда посылал меня мыть машину. Сам это он делал редко.

Вот теперь к Наташе. Еще подъезжая к ее пятиэтажке, я увидел их красный «Москвич», в багажник которого Наташин Папа засовывал вещи, которые Наташина Мама выносила из подъезда.

Небрежно припарковавшись, я, не открывая дверь помахал из окна Наташе, которая сидела на скамеечке и молча наблюдала за этой суетой.

В то время, мы слышали, что самая популярная кукла в Америке называется «Барби», но никто эту куклу еще в глаза не видел. Но если бы мы эту куклу видели, то несомненно сразу же нашли несомненное сходство Наташи с этой «Американской поделкой».

Одета Наташа была в коротенькие шортики и блузочку с короткими рукавами. Ее шикарные каштановые волосы, в Школе, обычно, уложенные в косу, здесь струились мягкими волнами на плечи. На своих длинных, красивых ногах, она не торопясь подошла к «Запорожцу» и открыв правую дверь, небрежно уселась радом со мной. Пахло от нее утренней свежестью.

Повернув ко мне свое «кукольное» личико и закинув ногу за ногу, она поздоровалась: – привет «Бездельник».

– Как отдыхается? – продолжила Наташа неторопливую беседу, – а мы с родителями собрались на Озера на неделю. Папа взял у знакомых палатку, Мама у других друзей спальники.

Наташа кивнула головой в сторону красного «Москвича».

– Да нормально, сплю до обеда, вот катаюсь по разным делам, – ответил я, изобразив из себя крутого прожигателя жизни, – к тебе заехал: «Классная» просила передать «Контурные карты».

С этими словами, я повернулся налево и наклонился, чтобы достать лежащую на заднем сидении сумку. Куда смотрит Наташина Мама. Верхняя пуговица Наташиной блузки оказалась расстегнутой. Поскольку, Наташа сидела неподвижно, даже и не собираясь от меня отстраниться, то я перед своим носом увидел ее груди. Тут у меня, как у любого нормального парня, произошло помутнение сознания, и я забыл, зачем эту сумку достал.

Машинально, пытаясь собраться с мыслями, я вытряхнул из сумки все ее содержимое. Вместе с «Контурными картами» выпал фонарик и рубинчик.

– А это что? – сразу заметив рубинчик и проигнорировав «Контурные карты», задала вопрос Наташа, – какой красивый камешек.

Не дав мне опомниться, Наташа взяла его в руки и стала рассматривать на свету в лучах солнца. И правильно, лучи солнца попадая внутрь рубинчика разлагались как маленькая радуга.

– Это такое устройство для отпугивания собак, – не найдя другого объяснения, все еще пытаясь собраться с мыслями, ответил я.

– Вчера вечером провожал Юльку, – начал я рассказ, правда при упоминании Юльки, Наташа поморщилась, – на тропинке в поселок появилась черная собака. Когда я достал рубинчик и он загорелся, собака сбежала.

Про то, что было у нас с Юлькой дальше, я конечно, умолчал. Как в прочем и про то, откуда у меня взялось все это. Ну не буду же я рассказывать про то, как мы с Диким копались в мусорных баках.

– Так эта вещица и красивая, и полезная, – предположила Наташа.

Не обращая более на меня внимания, Наташа ловко загнула торчащие сзади рубинчика проводки вокруг своего указательного пальчика левой руки. Получился перстень.

– Так ты говоришь, что это камешек отпугивает собак, а комаров он отпугивает? А то на Озерах, говорят, вечером их полно, – продолжила разговор Наташа.

Невольно мои глаза косили на Наташины ноги, я терял при этом нить разговора. Чтобы собраться с мыслями, я посмотрел в зеркальце на дверке машины и увидел идущего к нам Дикого. Вот откуда только у Дикого способность появляться в самый неподходящий момент.

– А вот и я, а вы не ждали ни х…, – тут Дикий увидел сидящую в машине Наташу, – ни хвоста, – закончил свое приветствие.