Хоум-ран!

Original h2:

Stealing Home by Grace Reilly

Научный редактор Владимир Полозов

На русском языке публикуется впервые

В тексте неоднократно упоминаются названия социальных сетей, принадлежащих Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright © 2023 by Grace Reilly

All rights reserved.

This is a work of fiction. All of the characters, organizations, and events portrayed in this novel are either products of the author’s imagination or are used fictitiously.

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024

Всем, кто сейчас сомневается:

ваши мечты важны и стоят всех приложенных усилий.

Не сдавайтесь

Примечание автора

Работая над этой книгой, я старалась передавать реалии студенческого бейсбола и спорта в целом со всей возможной достоверностью. Тем не менее в тексте все же присутствуют неточности, допущенные как намеренно, так и случайно.

Я настоятельно рекомендую читателю предварительно ознакомиться с предупреждениями о содержании данной книги на моем сайте, так как в ходе повествования затрагиваются довольно сложные темы.

1. Себастьян

18 февраля

Я клянусь, Мия Ди Анджело надела эти джинсы, только чтобы помучить меня, черт возьми!

Лучшую подругу Пенелопы Райдер можно описать многими словами, но «чертовка» – единственное, что приходит мне на ум в данный момент.

Она танцует с Хулио, и его ладони лежат так низко на ее бедрах, что едва ли не касаются ягодиц. Ее длинные темные волосы падают на обнаженные плечи. Я не могу отвести взгляда от полоски оголенной кожи между ее светло-зеленым топом на бретельках и джинсами, которые облегают ноги так плотно, будто попросту нарисованы прямо на теле. Ее движения зачаровывают. Единственная проблема – танцует она не со мной, а с моим товарищем по команде.

Я смотрю на ее загорелый живот, вслушиваюсь в ее смех. Она соблазнительно крутит бедрами перед своим партнером. Я крепче сжимаю бокал.

Два дня назад она смеялась, пока я, касаясь языком ее живота, спускался еще ниже.

Две недели назад она увлекла меня за собой в кабинет на пятом этаже библиотеки и целовала до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание.

Два месяца назад она впервые улыбнулась мне. Взглянула на Пенни, на моего брата Купера и улыбнулась – и, я клянусь, на секунду мне показалось, что Земля сошла с орбиты. Я не мог дышать, не мог двинуться с места – не мог сделать абсолютно ничего, а лишь смотрел на нее, улыбался и млел. Ее лицо всплыло у меня в памяти до мельчайших деталей. Небольшая щербинка между передними зубами. Черная губная помада. Подведенные карандашом темно-карие глаза.

Она бросала на меня хмурые взгляды, будто я был в ответе за то, что ее расстроило, и вдруг неожиданно одарила улыбкой.

Ангельской улыбкой.

Я слышу, как смеется Купер, который стоит неподалеку в окружении своей команды. Его друг Эван Белл, ухмыляясь, интересуется у остальных: как они думают, сможет ли он «приструнить» Мию?

Нет уж.

Я отлично знаю, кому под силу ее «приструнить», и это не ему. И уж точно не Хулио.

Я делаю глоток и хлопаю Эвана по плечу.

– Дружище, уважаю твою уверенность, но Мия сожрет тебя живьем – одна только защитная накладка на пах останется.

Майки, еще один парень из команды Купера, присвистывает.

– Я б с такой поразвлекся!

Я даже не пытаюсь скрыть раздражение. Да, пожалуй, Майки мог бы затащить Мию в постель – вот только чтобы задержаться там, ему пришлось бы чертовски попотеть.

Я был с ней уже четыре раза.

И каждый раз она говорила, что этого больше не повторится.

Но если кто сегодня с кем-то и «поразвлечется», то это буду я. Я осознаю, что мне не следует препятствовать ее встречам с Хулио, или Майки, или другими парнями, которые ей интересны: она ясно дала мне понять, что между нами возможны лишь плотские отношения, а меня это вряд ли устроит, поэтому лучше будет оставить ее в покое.

Но легче сказать, чем сделать.

Когда Купер отправляется на поиски Пенни – чтобы сыграть с ней в пив-понг или вроде того, – я покидаю свое местечко у стены и, пройдя через весь танцпол, подхожу к Мие и Хулио.

– Не против, если мы потанцуем? – обращаюсь я к нему.

Он приподнимает бровь, но, кажется, мой вопрос его не особо задевает. Я не рассказывал товарищам по команде о наших с Мией «приключениях». Об этом известно лишь нам двоим.

– Как дама пожелает, – отвечает Хулио.

Мия смотрит на меня, не переставая пританцовывать. Благодаря умелому макияжу ее лицо буквально мерцает в темноте. Блестки образуют сияющую тропинку от шеи к округлой груди.

Ее голос предсказуемо сочится ядом – но это лишь маска. Надеюсь.

– Смеешься?

– Всего один танец.

Звучат последние ноты песни. Когда начинается новая, я протягиваю Мие руку.

– Ну ладно, – говорит она, демонстративно целуя Хулио в щеку, а затем, обращаясь к нему, добавляет: – Ты знаешь, где меня искать.

Я притягиваю ее ближе. Мы начинаем танцевать, но меня занимает лишь то, что она наконец оказалась рядом, что я ощущаю тепло ее тела.

– Решила подразнить меня… Ты бы еще кого-нибудь из хоккеистов выбрала.

Мия поворачивается ко мне спиной и продолжает танцевать, вертя своей соблазнительной попкой. Я, сбиваясь с ритма, накрываю ее голый живот своей ладонью и привлекаю к себе.

– Подразнить? – спрашивает она, развернувшись. Ее губы практически касаются моего уха. Я сильнее сжимаю ее талию. – Хулио – один из моих парней.

– Эван тоже?

– Нет.

Я раскручиваю Мию за руку, и это неожиданное, живое движение вызывает у нее улыбку. Я видел на ее лице много эмоций, но улыбки нравятся мне больше всего. А они так редки.

– А я?

– С чего ты взял, что все еще мне интересен?

Я жарко выдыхаю ей в ухо – и чувствую трепет ее тела.

– Это, черт возьми, очевидно, Ди Анджело!

Мия, изгибаясь, заглядывает мне в глаза – благодаря туфлям на высоком каблуке это не вызывает у нее труда. Мне хочется снять с ее ног эти туфли, невыносимо медленно стянуть с нее обтягивающие джинсы. В ее подведенных глазах полыхает огонь.

– Пенни останется здесь на всю ночь.

– Купер с нее глаз не сведет.

– Ты мог бы заглянуть ко мне в комнату.

Я довольно ухмыляюсь. Возможно, в глубине души – даже если она и пытается сопротивляться этому – Мие все же нравится моя улыбка.

Мне не следует слишком надеяться, но, черт возьми, я отдаюсь надежде целиком.

2. Мия

6 мая

Я, запыхавшись, врываюсь в Браггский научный центр – до встречи с профессором Санторо остается всего минута. Я знаю, что она совершенно не выносит опозданий, поэтому бегу по лестнице на пятый этаж. Не следовало вчера принимать от Эрин, старшекурсницы с кафедры физики, предложение выпить: все, естественно, закончилось тем, что мы поехали к ней. А теперь я вынуждена расплачиваться за свою беспечность.

Уже к третьему этажу я еле дышу. Вот уж действительно расплата. В голове гудит, как будто по ней долбят кувалдой. Вдобавок ко всему я вдруг понимаю, что вчерашний вечер всего этого абсолютно не стоил.

У меня всегда было полно дурацких идей. Эксперименты со взрывоопасными веществами на курсе химии в Академии Святой Катерины. Вечеринки у костра в лесу на южных окраинах моего родного Нью-Джерси. Случайные связи во всевозможных чуланах, учебных аудиториях и общественных туалетах. Но в последнее время количество подобных идей переходит все границы.

С другой стороны, я лучше отдамся мимолетным романам и вечеринкам, чем буду все время думать о нем. О Себастьяне Миллере-Каллахане… Отвратительно мил. Отвратительно умел в постели. Да и в бейсболе отвратительно хорош – а уж этот-то факт просто обязан стать для меня сигналом «стоп»: со спортсменами всегда невероятно сложно.

А кроме того, он еще и брат парня моей лучшей подруги Пенни. Да уж… Видимо, нужно признать, что мистер Суперзвезда Бейсбола в моей жизни надолго и, сколько бы интрижек я ни заводила, это не изменится.

Вот только все это не мешало мне забываться ими весь этот месяц. Как и не мешало мечтать быть совсем другой девушкой. Если бы я была лучше, если бы заслуживала такого парня, как Себастьян, то, наверное, не сбежала бы в тот день, когда его брат весьма не вовремя зашел в комнату, где мы планировали уединиться.

Я несусь по коридору, одновременно приглаживая волосы. Пожалуй, разбитое сердце и утреннее похмелье причиняют мне намного больше страданий, чем я готова признать, но все же это не сорвет мою встречу с профессором Санторо. Этим летом я буквально выбила себе место в ее лаборатории – притом что учусь всего лишь на третьем курсе – и относиться к своей работе с пренебрежением не собираюсь. В старших классах я пахала как проклятая, чтобы попасть на одну из пяти лучших кафедр астрономии в МакКи, – и все ради этого. Ради шанса провести настоящее исследование, которое положит начало тому, что, как я надеюсь, в будущем станет моим призванием. А еще чтобы попасть в программу студенческого обмена и изучать астрофизику в Женевском университете.

Я отлично помню, как однажды влюбилась в космос. Конечно, я и раньше видела ночное небо, но тем летним вечером, во время семейного ужина у костра, я по-настоящему разглядела его. Мой дедушка – единственный мечтатель в нашем прагматичном семействе – принес на побережье, где мы тогда отдыхали, телескоп. Пока все сидели у огня, смеясь и попивая вино из одноразовых стаканчиков, он отвел меня в тихое местечко за песчаной дюной.

– Давай-ка отыщем какую-нибудь планету, – сказал он, устанавливая прибор. – Может, нам даже удастся увидеть Марс или Юпитер. Лето – отличное время для охоты за планетами.

Это было настоящее волшебство – видеть небо через телескоп. Мы быстро отыскали Марс и Юпитер, а затем – Сатурн. Я смотрела в окуляр, словно приклеенная, не в силах оторвать от него круглых от восторга глаз.

– Возможно, – сказал дедушка, пряча руки в карманы льняных брюк и глядя на звезды с таким же благоговением, какое отражалось на его лице, когда он молился, – однажды выяснится, что где-то там кто-то тоже смотрит в телескоп, отыскивая на небе Землю. Возможно, это даже будет твоя заслуга, Мария.

Он всегда говорил мне, что я на многое способна. Когда я повзрослела и увлеклась космосом всерьез, он прислал мне статьи НАСА, которые мы вместе читали в моем детстве. Благодаря его поддержке я решила углубленно изучать математику, занялась научной деятельностью и даже записалась на курсы робототехники. За день до своей смерти от сердечного приступа дедушка встретил меня из школы – монахини тогда снова были недовольны моим поведением – и сказал, что уверен: меня ждет великое будущее.

Оказавшись перед кабинетом профессора Санторо, я стучу в дверь. Ожидая приглашения войти, я стараюсь незаметно и быстро расчесать взлохмаченные волосы. М-да… И чего я вообще решила поехать к этой Эрин?

Себастьян Миллер-Каллахан никак не идет у меня из головы – вот чего!

Этому нужно положить конец. Мне следует сосредоточиться на выполнении своих обязанностей в лаборатории профессора Санторо, на программе научного обмена. Следует спланировать свое будущее. Меня ждет карьера в НАСА, а это значит, что рано или поздно я окажусь очень далеко от Нью-Джерси – и, слава богу, семейства Ди Анджело.

И никаким зеленоглазым бейсболистам в моей дальнейшей жизни места нет.

Тем более я ясно дала ему понять, что у нас ничего не выйдет.

Уверена: он обо мне и не вспоминает.

– Войдите! – зовет профессор Санторо из-за двери.

Я осторожно заглядываю в кабинет.

Беатрис Санторо – главная причина, по которой я решила поступать именно в Университет МакКи, хотя кое-где предлагали более выгодные условия обучения и даже стипендию. Эта слегка стервозная пожилая итальянка разгадала меня при первой же встрече, безошибочно определив мои и сильные, и слабые стороны. И вот спустя два года усердной работы я наконец-то заслужила ее доверие и выбила себе место в лаборатории. Она редко берет под крыло новичков – отдает предпочтение старшекурсникам, – но я добилась своего. Безупречная посещаемость лекций и семинаров. Точность расчетов. Владение Python и С++. Волонтерская деятельность в университетском планетарии. Участие в каждой научной конференции.

Лишь мой дедушка по-настоящему верил в меня. Точнее, так я думала, пока не познакомилась с профессором Санторо.

Вас ждет великое будущее, Мия. Будущее астронома, как вы и мечтаете. Если, конечно, ради этого вы готовы потрудиться.

Два долгих года я работала не покладая рук, чтобы доказать ей, что она не ошиблась во мне. И теперь я готова.

– Ну, Мия, – мягко произносит она, – как вы?

Стол профессора Санторо располагается в углу комнаты. На всех пригодных для этого поверхностях здесь расставлены книги, на стенах красуются изображения космоса и звезд, а на стене за креслом развешаны дипломы и сертификаты. Все пометки, несмотря на обилие специальных компьютерных программ, профессор делает от руки в небольших блокнотах, которые аккуратными рядами разложены у нее на столе, словно выстроившиеся в линии часовые.

Я сажусь на стул, и она надевает очки, за толстыми стеклами которых ее изящное пожилое лицо кажется немного причудливым. Распущенные седые волосы спадают ей на плечи серебристыми локонами.

Мне хочется без сил упасть на ее стол, но вместо этого я выдавливаю улыбку и говорю:

– Замечательно. А вы?

Профессор Санторо откидывается на спинку кресла, соединяя кончики пальцев рук.

– Неплохо. Очень рада, что этим летом вы будете работать у меня в лаборатории. Думаю, вам понравится – учитывая ваш интерес к экзопланетам.

От возбуждения я начинаю машинально дергать ногой, но, заметив это, призываю себя к порядку. Официально об открытии экзопланет было объявлено сравнительно недавно – лишь в девяностые (до этого их существование считалось только гипотезой), и сегодня ученые находят их буквально тысячами. Объясняя простым языком, это планеты, которые вращаются не вокруг Солнца, а вокруг других звезд – а ведь их в космосе миллиарды и на какой-нибудь из них вполне может быть жизнь. Профессор Санторо давно занимается их изучением – с самого появления теории, – и, по-моему, одной лишь этой мысли достаточно, чтобы лишиться чувств от восторга.

– Элис вышлет вам расписание по электронной почте, – говорит она. – Также вы получите список литературы. Отнеситесь к нему серьезно: эта информация понадобится вам на наших общих встречах. Вместе с Элис вы должны переписать программу, с помощью которой мы изучаем атмосферы планет. Думаю, ваши знания в этой области будут нам крайне полезны. Нужно успеть до того, как опубликуют данные с «Джеймса Уэбба»[1]: это необходимо мне для статьи, над которой я сейчас работаю.

– Конечно, – киваю я.

Профессор вдруг бросает на меня проницательный взгляд.

– Мия, у вас все в порядке? Как дела дома?

– Все нормально.

– Там всё так же уверены, что вы будущий преподаватель?

По моим щекам расползается румянец. Я опускаю глаза и смотрю на свои колени. Моя семья считает, что женщине лучше всего быть учителем, а затем, со временем, заняться воспитанием собственных детей. Так жила моя бабушка. Так жили мои мать и тетя. Моя старшая сестра пошла у них на поводу: проработала учителем несколько лет и занялась продолжением рода, отказавшись от мечты стать юристом. Они все думают, что я тоже учусь на преподавателя, и разуверять их в этом я не спешу. Вот когда попаду в Женевскую программу обмена, тогда и скажу им – в конце концов, я же не собираюсь обманывать их всю жизнь! Мой успех только подтвердит, что я рождена изучать звезды, это все им объяснит.

– Так проще. Им… им этого не понять.

– Ну и пусть, – возражает профессор. – Они ведь ваша семья. Мои родители тоже не разделяли моего желания просидеть всю жизнь, уткнувшись в окуляр телескопа, но со временем всё же приняли его.

– Ваш отец был врачом, – не соглашаюсь я. – А мой работает установщиком кондиционеров.

Она снимает очки и аккуратно складывает дужки.

– В конце июня я планирую провести научную конференцию. На ней соберутся мои коллеги из других университетов, и я хочу, чтобы вы выступили с докладом о нашем исследовании. – Она смотрит мне прямо в глаза. – Вам это понятно?

– Да, – отвечаю я, не в силах даже вдохнуть.

– Если вы хорошо себя покажете, то для того, чтобы попасть в Женевскую программу обмена, вам даже не понадобится моя рекомендация: вашим слушателем будет сам Роберт Мэйер. Я обещала ему, что он сможет познакомиться с моей самой многообещающей студенткой. – Профессор Санторо поднимается с места, давая мне понять, что время консультации подошло к концу. – Надеюсь, вы подумаете над тем, чтобы пригласить своих близких послушать ваше выступление.

«Маловероятно. Единственный человек, которого я бы хотела пригласить на конференцию, давно мертв», – проносится у меня в голове, но вслух я говорю, кивая:

– До понедельника.

Профессор уже повернулась ко мне спиной и что-то ищет среди множества стоящих на полках книг: решает очередную научную загадку.

– До понедельника, – не оборачиваясь, вторит она.

3. Себастьян

В такую рань дома тишина.

Отстояв в планке, я поднимаюсь на ноги, тяжело дыша через нос, и беру в руки пару шестикилограммовых гирь для следующего упражнения. Купер делает то же самое. Тренировка проходит в молчании: мы занимаемся вместе столько лет, что разговаривать нам не обязательно. Иногда мы включаем музыку, но не сегодня. И меня ничего не отвлекает – кроме навязчивых мыслей.

Мы могли бы пойти на тренировку в университетский зал, который спортсменам разрешается посещать круглосуточно (Купер состоит в хоккейной команде, а я – в бейсбольной), но через несколько часов ему и его девушке Пенни предстоит небольшое путешествие по случаю окончания учебного года, и он предпочел задержаться дома, чтобы провести побольше времени с нашей кошкой, которая в данный момент сидит на лестнице.

Она наблюдает за нами, моргая своими огромными, пугающе умными янтарными глазами. Вообще, я больше люблю собак, но Мандаринка буквально украла мое сердце. Прошлой осенью Купер и Пенни подобрали ее на улице, и с тех пор она живет с нами. Она милашка, хотя я еще не вполне простил ее за то, что она как-то оставила дохлую мышь в моем кроссовке. Теперь мы с ней останемся дома вдвоем: Купер уезжает с Пенни, а наша младшая сестра Иззи проходит стажировку на Манхэттене, и я рискую либо привязаться к этой кошке еще сильнее, либо быть зацарапанным до смерти во сне.

Она все так же наблюдает за нами, помахивая хвостом взад-вперед, будто соглашается с моими мыслями. Выполнив последний подход, я опускаю гири на пол и провожу рукой по волосам. Иззи часто шутит, что у меня типичная прическа бейсболиста. Мои волосы длиннее, чем у Купера: после того как их команда попала в «Ледяную четверку» (и в итоге вышла на первое место), Пенни буквально заставила его сбрить бороду и постричься.

Купер бросает на меня внимательный взгляд.

– Какой-то ты сегодня притихший.

– Не выспался.

Я потягиваюсь. Да уж, последний подход на плечи был явно лишним… Пару дней назад во время игры я упал на бегу и неплохо шмякнулся о землю. Мяч все же схватил (как и здоровый синяк), вот только мы все равно продули – уже четыре раза подряд. Если мы хотим выйти в плей-офф, ситуацию нужно исправлять – и поскорее.

Купер сочувственно вздыхает.

– Я думал, тебе стало легче.

Я делаю глоток воды и пожимаю плечами.

– Раз на раз не приходится. Например, сегодня ночью я так и не смог заснуть, зато отточил навыки шинковки и посмотрел документалку про хлебопекарное производство во Франции.

Купер качает головой.

– А я-то еще думал, почему у нас весь лук на кусочки порезан… Ну и странные же у тебя хобби, братишка!

– Не порезан, а нашинкован. Смейся сколько угодно, но я же вижу, с каким аппетитом ты уплетаешь все, что я готовлю.

– Еще бы! Кто же виноват, что ты, черт возьми, кулинарный гений!

Купер ставит гири на пол и потягивается. Мандаринка тут же подбегает к нему и трется о ноги. Он подхватывает ее на руки и прижимает к груди – та сразу заходится довольным мурлыканьем.

– Да уж, дерьмовая у тебя вышла ночь. Хочешь об этом поговорить?

– Ты точно собрал все вещи? Помню, ты вроде хотел еще заглянуть к Джеймсу и Бекс перед отъездом, да?

– Себастьян.

Брат смотрит на меня своими глубокими синими глазами, и я вижу, что они полны тревоги. Он кладет руку мне на плечо.

– У тебя снова был…

Кошмар? Один из тех навязчивых, удушающих снов, от которых мне так и не удалось избавиться спустя долгие годы дорогостоящей терапии? Которые не отпускают меня, даже несмотря на всю поддержку моих приемных – и родных для Купера – родителей?

Я судорожно сглатываю. В горле встает неприятный ком.

– Брось. Никаких кошмаров, – говорю я.

Никакого скрежета металла и звона бьющегося стекла. Никакой крови на коже автомобильных сидений. Никакого прерывистого предсмертного хрипа. Я за секунду могу вспомнить все, хотя с того дня прошло уже десять лет. Будучи одиннадцатилетним ребенком, невозможно просто развидеть, как задыхается от разрыва трахеи твоя мать, как потухают ее глаза. Как будто кто-то вскрыл твой череп и запечатал там этот день.

Пальцы Купера сжимают мое плечо. Однажды он сказал, что может безошибочно угадать, когда мной овладевают воспоминания. Нам было по четырнадцать, когда мы сидели под трибуной, стащив по бутылке пива, в одну из игровых пятниц Джеймса. Тот редкий осенний вечер, когда ни у него, ни у меня не было тренировок: хоккейных у Купера, бейсбольных у меня. Стоял октябрь, и на уставшем от жары бабьего лета Лонг-Айленде наконец становилось прохладно. Думаю, тогда мои воспоминания спровоцировал внезапный дождь. В нашем укрытии было тепло и сухо, а на стадионе продолжалась игра, но я, будто оцепенев, неотрывно смотрел на поток воды. Куперу пришлось встряхнуть меня, чтобы вернуть в реальность.

Я убираю его руку.

– Мне просто… Просто не спалось, вот и все.

Брат изучает мое лицо.

– Все из-за нее.

Я никогда не говорил Куперу (потому что только в последнее время его напряженные отношения с отцом начали улучшаться и потому что не так давно в наших собственных отношениях выдался сложный период из-за появления в Нью-Йорке его мерзкого дядюшки, попытавшегося обманом вытянуть из него деньги,), что, делая такое лицо, он становится до ужаса похожим на своего отца, Ричарда Каллахана: тот точно так же хмурит брови.

Все Каллаханы похожи как две капли воды: темные волосы и глубоко посаженные синие глаза. Нельзя не принять их за одну семью. Ричард Каллахан, легендарный квотербек. Сын Ричарда Джеймс, двумя годами старше меня и уже год как играет в Национальной футбольной лиге. Купер, мой лучший друг и в каком-то смысле почти близнец. Наша младшая сестра Иззи, сгусток чистейшей энергии с талантом к волейболу и суперспособностью то и дело попадать в неприятности.

Меня же, несмотря на то что на моей спортивной форме с двенадцати лет красуется надпись «Каллахан», легко отличить по светлым волосам и зеленым глазам погибших родителей. Прошло уже десять лет с тех пор, как семья Купера стала и моей. Благодаря обещанию, которое Ричард дал моему отцу, Джейкобу Миллеру, когда они оба были еще молоды и полны надежд о будущем в НФЛ и в МЛБ[2], после трагической смерти моих родителей Ричард и Сандра Каллаханы приняли меня как родного сына, за что я буду вечно им благодарен.

Иными словами, мы с Купером живем бок о бок достаточно долго, так что он отлично понимает, когда я что-то недоговариваю. Я чешу Мандаринку за ухом. Мое молчание подтверждает догадку брата: я так и не смог выбросить Мию Ди Анджело из головы.

Счастливо оставаться, Каллахан! Я ухожу.

Эти слова, сказанные ею месяц назад, до сих пор эхом отдаются у меня в голове, по-прежнему причиняя боль. В одно мгновение она оказалась так близко – буквально таяла в моих объятиях, – а в следующее уже упорхнула, оставив меня в растерянности наблюдать за ее уходом, как будто это наша последняя встреча. Конечно, потом мы виделись: все же она лучшая подруга Пенни, да и в целом игнорировать человека, с которым учишься в одном университете, практически невозможно, – но она каждый раз вела себя так, будто все, что между нами было, ничего для нее не значит.

– Ты не хочешь рассказать мне, что у вас произошло?

– Ты видел: она просто ушла.

Купер вздыхает.

– Ничего не понимаю. Пенни, конечно, просто обожает Мию, но все же характер у нее слегка… трудный.

– Она что-нибудь говорила обо мне?

Этот вопрос звучит настолько жалко, что мне становится противно, но не задать его я не могу. Я беспокойно тереблю висящий на шее медальон, когда-то принадлежавший моему отцу.

Брат неопределенно пожимает плечами, явно размышляя о той сцене, когда он так не вовремя вошел в комнату. Мы тогда просто целовались, не успев перейти к самому главному, но все же в ту секунду, когда Мия увидела Купера, все ее доверие, которого я с таким трудом добивался, испарилось. После этого она будто закрылась от меня непробиваемой стальной броней.

– Если и говорила, то попросила Пенни не рассказывать мне об этом: она ведь знает, что я все передам тебе.

– Просто замечательно…

– Ты тоже особо не горел желанием рассказывать мне, что случилось.

Я строю гримасу.

– Не-а. Как, впрочем, и теперь.

– Вы двое просто смешны, – раздается с лестницы.

В комнату входит Пенни – босиком, в широкой футболке с принтом дракона, явно принадлежащей моему брату. У него столько одежды с изображениями фэнтезийных героев, что можно было бы одеть целый Комик-кон. Ее рыжие волосы, так непохожие на по-вороньему черные локоны Мии, напоминают птичье гнездо.

– К вашему сведению, она ничего мне не сказала. Отказывается об этом говорить.

В тоне Пенни сквозит явное беспокойство: все-таки Мия – ее лучшая подруга. У меня же в голове крутятся совсем другие мысли: судя по всему, она сейчас неплохо проводит время, но это, черт возьми, не мое собачье дело. Конечно, как и я, Мия имеет полное право встречаться с другими, но… После всего, что между нами было?

Я вспоминаю тот момент в моей комнате: ее смазанную помаду, яркие карие глаза. В перерыве между поцелуями я пригласил ее на ужин. Попросил об одном-единственном свидании – и это после целого месяца перепихонов, – и она сказала да. А примерно через минуту после этого в мою комнату заявился Купер, и в результате она, закрывшись, словно щитом, своей сумкой с надписью «NASA», ушла – ушла, черт возьми!

Счастливо оставаться, Каллахан! Я ухожу.

С тех пор она ведет себя так, словно без капли сожаления вычеркнула меня из своей жизни. Я не нашел в себе сил рассказать брату, что, несмотря на все произошедшее, я пришел в день свидания в назначенное место и, стараясь не терять надежды, прождал Мию больше двух часов, но она так и не явилась. Разве мог я признаться в этом Куперу? Все же его девушка – лучшая подруга Мии.

– Ты точно в порядке? – спрашивает он, глядя на Пенни. – Может, нам остаться с тобой? Побудем твоей группой поддержки. Думаю, Мия…

Я качаю головой.

– Не стоит – поезжайте. И передайте привет Джеймсу и Бекс. Со мной все будет нормально.

Пенни целует Купера в щеку. Он притягивает ее к себе и обнимает, упираясь подбородком ей в макушку. Я подавляю внезапную искру зависти. Когда Джеймс встретил Бекс, это показалось мне совершенно естественным. Я будто всегда знал, что его ждет большая любовь: жена, дети, собака, дом с красивым белым забором. Когда же в жизни Купера появилась Пенни, это стало сюрпризом решительно для всех, однако мы не могли не заметить, что, сосредоточив свой мир вокруг одного-единственного человека и отдавая ему всю свою любовь, он явно оказался в своей «зоне комфорта». Я никогда не видел его таким счастливым – вот только переносить потерю постоянной компании мне стало еще тяжелее.

Мои братья действительно заслуживают настоящей любви. И плевать, что я из-за этого остался в полном одиночестве, а девушку, которая мне нравится, мое присутствие обрадовало бы даже меньше, чем прилипшее на подошву обуви собачье дерьмо.

– Мы обещали моему отцу, что позавтракаем с ним перед отъездом, – говорит Пенни.

Я прочищаю горло.

– Конечно, идите. Мне все равно уже пора на тренировку.

– Появятся новости насчет драфта – сразу пиши, – просит Купер, едва заметно улыбаясь.

У футболистов сейчас период отдыха, и поэтому мой брат, располагающий огромным количеством свободного времени, переключил внимание со своих спортивных успехов на мои – а именно на драфт Главной лиги бейсбола, который должен пройти в июле. Я же стараюсь не слишком много о нем думать, потому что в противном случае чувствую себя так, будто мой желудок завязывается в узел.

– Отец говорил тебе о «Марлинс»? Поедешь в Майами – вот будет круто!

Я выдавливаю ответную улыбку. Я не нашел в себе сил признаться брату – да и кому-либо еще, – что жду неумолимо приближающегося драфта с содроганием, словно неизбежно надвигающуюся бурю. Это до ужаса смешно, ведь я прирожденный бейсболист. В надежде, что однажды сын станет его преемником, мой отец позаботился о том, чтобы я влюбился в этот спорт с того самого дня, как впервые взял в руки биту. Бейсбол всегда был для меня самым важным в жизни, и июльские отборочные должны стать моим билетом в светлое будущее.

Вот только в последнее время какая-то часть меня (судя по всему, все же недостаточно крошечная для того, чтобы я мог ее игнорировать) начала задаваться вопросом: а то ли это будущее, которого я хочу?

Отклонив приглашение поучаствовать в драфте после окончания школы в прошлом году и поступив вместо этого в МакКи, я автоматически лишил себя права проходить отборочные испытания до тех пор, пока мне не исполнится двадцать один год. Так действуют многие бейсболисты: идут в университет, чтобы получить время на размышления о будущем и отточить мастерство. Если данные, которые мне чуть ли не каждый день присылает Ричард, верны, то у меня есть все шансы попасть в весьма неплохую команду: или в «Марлинс», или в «Рейнджерс». Вроде был разговор даже о том, что мне подумывают предложить контракт «Цинциннати Редс»: хотят, чтобы в команде снова был Миллер.

Отец был бы рад этому. Стоит мне закрыть глаза и сосредоточиться, я слышу, с какой страстью он говорил о бейсболе: о его красоте, его истории, его невероятной гармонии, благодаря которой этот вид спорта стал неотъемлемой частью американской культуры. Папа был очень терпелив: всегда выжидал мяч с холодной уверенностью, готовый ударить в любую секунду. Рекорд хоум-рана, который он поставил, играя в Национальной лиге, остается не побитым до сих пор.

Многие ждут, что я смогу это сделать.

Представьте, как было бы красиво: спустя десять лет после трагической – и такой несвоевременной – гибели одного из лучших бейсболистов всех времен место в команде занимает его сын. До смерти Турмана Мансона в авиакатастрофе гибель моего отца считалась самым знаковым несчастьем в мире бейсбола. Вчера «Спортсмен», старейший спортивный журнал в стране, запросил у меня интервью, но я еще не решил, какой дам ответ.

Как бы сильно мне ни нравился бейсбол, какой бы воодушевляющий азарт я ни испытывал, летя по полю наперегонки с мячом и наконец касаясь ногой базы, эти чувства принадлежат не только мне. А если я стану играть в Главной лиге, от сравнений и вовсе не будет покоя. Я навсегда останусь для всех лишь сыном великого Джейка Миллера.

Мне не хотелось бы идти наперекор воле отца, ведь он желал для меня такого будущего больше всего на свете. Он погиб ужасной, совершенно несправедливой смертью, вместе со своей женой. Он пытался заслонить ее рукой – как будто это могло помочь. Сейчас на моей форме красуется фамилия Каллахан, но, если бейсбол станет моей профессией, от меня будут ожидать миллеровского успеха.

Поэтому я продолжаю натянуто улыбаться.

– Точно, – отвечаю я Куперу. – Будет отлично, если попаду в «Марлинс». А вам – удачной поездки! Вы заслужили этот отдых.

4. Мия

13 марта

Я пробегаю глазами сообщение от Пенни: «У ребят все в порядке, переночую у Купа», – как вдруг раздается стук в дверь.

Я соскальзываю с кровати и поеживаюсь от холода, когда мои босые ноги касаются пола. Голова раскалывается от количества выпитого в «Рэдс». После бара я долгое время провела в темноте, щурясь в экран ноутбука, за которым корпела над заданием по звездной астрономии, и это явно не улучшило ситуацию. Временами я отвлекалась, начиная тупо пялиться в потолок, но потом снова принималась за работу: меня не возьмут в НАСА за красивые глаза.

Ну и, пожалуй, благодаря всему этому из моих мыслей пропадал он.

Себастьян Миллер-Каллахан.

Себастьян, который улыбается каждый раз при виде меня с той самой встречи в кинотеатре прошлой осенью.

Себастьян, который приветствует меня словом «милая».

Себастьян, который дрался за меня.

Кто так вообще делает?

Судя по всему, это отличительная черта всех Каллаханов. Пенни рассказывала мне про своего парня Купера, брата Себастьяна, – вот мерзость-то. Тем не менее я держу свое «фи» при себе, потому что обожаю ее и рада, что она счастлива. Пенни – одна из тех девушек, которых парни без колебаний знакомят с родителями. Из тех, кто заслуживает настоящей любви.

Не то что я.

Мне не стоит сближаться с Себастьяном – я лишь причиню ему боль. Такое уже случалось: однажды я надела на хоккейный матч свитер одного парня из команды Купера, хотя Себ просил меня этого не делать. Он тогда лишь мельком взглянул на меня и ничего не сказал. Был терпелив, как и всегда. Или еще тот случай в баре: какой-то придурок пытался снимать нас с Пенни на телефон, и, когда у нас завязалась потасовка, Себастьян отвел меня в сторону, а сам вместе с Купером отправился на разборки.

Я толчком открываю дверь.

– Привет, – сипло выдыхает Себастьян.

Причина его хрипа – удар в шею, который он получил во время драки. А еще последствие похода на хоккейный матч: они с Пенни тогда кричали громче всех болельщиков, вместе взятых. Мы с ней всегда удивлялись тому, что братья Каллаханы нечасто показываются вместе.

– Можно войти?

В его потухших глазах отражается усталость, на опухшем лице уже начали проступать синяки, а на лбу под копной непослушных волос виднеется порез.

Я беру его за руку и втягиваю внутрь. Он робко опускается на диван в общей гостиной. Я достаю из морозильной камеры мини-холодильника пакет со льдом и, обернув футболкой, протягиваю ему.

– У тебя точно нет сотрясения? – спрашиваю я, стоя в дверях.

Поморщиваясь, он медленно поворачивает ко мне голову – это движение явно причиняет ему боль. Я прилагаю все усилия, чтобы подавить тревогу.

– В больнице сказали, что со мной все в порядке. А вот Куперу пришлось наложить швы…

Моя тревога усиливается, засасывая меня, словно огромная черная дыра.

Он дрался за меня.

Но это ничего не меняет.

Я придаю лицу сердито-высокомерное выражение. В отличие от улыбок, из-за которых я вечно попадаю в неприятности, это безопасно.

– Я не просила о помощи – мне не нужен рыцарь на белом коне.

– Я не собирался ждать, пока этот урод покалечит тебя. Или Пенни. Или Купера, раз уж на то пошло, – резко отвечает он не допускающим возражений тоном.

Я тут же начинаю спорить, хотя какая-то часть меня, маленькая, но невообразимо надоедливая, признаёт, что ей нравится этот многообещающий тон.

– Тот парень уступал Куперу в весе килограммов на десять – тот еще заморыш. Я бы и сама с ним справилась.

– Именно этого я и постарался не допустить.

– Я в состоянии о себе позаботиться.

– А я и не говорю, что это не так.

Себастьян поднимается с дивана, подходит ко мне и прижимает к двери. Я судорожно сглатываю, не в силах оторваться от его завораживающих зеленых глаз, в которых тону при каждой нашей встрече. Мы договорились держать то, что между нами происходит, в тайне, а теперь из-за его идиотского героизма – да еще на глазах у всех – это может выйти наружу. Нужно сказать ему, чтобы он ушел и больше никогда не писал мне.

– Просто не мог бросить тебя одну.

Между нами лишь секс. Лишь эти мгновения страсти, когда я сгораю в его объятиях и все остальное меркнет, будто мы остались одни на целом свете. Лишь эта химия, соединяющая нас реакция. Я нежно касаюсь синяка на его лице, и он резко выдыхает от боли, крепче сжимая меня в объятиях.

Наши губы разделяют всего несколько сантиметров – и мы летим в эту пропасть. Вместе. Притянутые друг к другу, словно магниты.

Я слегка прикусываю губу Себастьяна, и у него вырывается стон, заставляющий мой желудок сделать сальто. Он улыбается и, не оставаясь в долгу, кусает меня в ответ, нежно сжимая пальцами мои бедра – так же бережно, как привык держать бейсбольную биту. Я впиваюсь ногтями ему в спину и тяну за тонкую ткань свитера. Мы оба резко выдыхаем и размыкаем губы – но тут же снова сливаемся в страстном поцелуе. Он прижимается ко мне сильнее, и я ощущаю его желание. Я запускаю пальцы в его волосы. Его светлые пряди, так отличающие его от остальных членов его семьи, всё еще сохраняют прохладу мартовского воздуха.

Мне хочется увлечь его в спальню. Пенни сегодня не придет: в конце концов, ее парню наложили швы, так что она останется с ним, чтобы окружить заботой. На самом деле между мной и Себастьяном сейчас происходит почти то же самое, но все же у меня хватает сил отогнать эту опасную мысль. Практически. Я предпринимаю слабую попытку отстраниться, но упираюсь спиной в дверь. Ловушка.

Хотя в целом положение весьма удобное.

– Мия, – начинает Себастьян.

Я не даю ему ни единого шанса договорить. От моей комнаты нас отделяет лишь небольшой коридор – там нас точно никто не увидит, а я не в состоянии выставить его вон. Не теперь, когда по моей вине его лицо в синяках и когда он так нежно обнимает меня за талию, будто я что-то хрупкое. Как будто я из тех девушек, которым нужен рыцарь в сияющих доспехах и с мечом на плече – прямиком из любовных фантазий Пенни.

Меня такое никогда не привлекало, но, по-видимому, где-то глубоко внутри мне это все же нравится. Я беру Себастьяна за руку, увлекаю за собой в спальню и, закрыв за нами дверь, прошу довести меня до исступления.

5. Мия

Когда на следующий день я иду по кампусу со стаканчиком кофе, то слышу звонок телефона – это Джана.

Обычно она звонит только по двум поводам: хочет либо пожаловаться на нашу семью, либо о чем-то меня расспросить, чтобы потом передать это родственникам. И ни один из этих поводов для разговора мне сейчас не по душе – в особенности после того, что сказала профессор Санторо. Все мои мысли сосредоточены на проекте – исследовании, которое она проводит при поддержке НАСА. Этот проект позволит обнаружить миллиарды еще не открытых экзопланет, скрывающихся в бескрайней темноте Вселенной. Главная цель – найти еще одну Землю, хотя и каждая экзопланета сама по себе может рассказать много нового.

Поскольку наше оборудование на настоящий момент не позволяет нам увидеть экзопланеты непосредственно, мы вынуждены искать их любыми другими способами. Сейчас профессор Санторо разрабатывает новый метод измерения атмосферных свойств, и, если мне удастся усовершенствовать созданную для этого компьютерную программу, мы сможем получить более точные сведения об уже открытых экзопланетах.

Бескрайний космос, его причудливая красота… Забывшись, я останавливаюсь и мечтательно смотрю на утреннее небо, пусть сейчас на нем нет ни звездочки. Перед тем как принять видеозвонок, я возвращаю лицу нейтральное выражение.

Хорошо, что летом в университете почти никого нет – разговор с сестрой точно останется только между нами. На небе тут и там виднеются пушистые облака, напоминающие сахарную вату. Пару лет назад ученые обнаружили WASP-121b – экзопланету, на которой облака состоят из металла и проливаются дождем из расплавленных самоцветов. Казалось бы, дождь такой же, как на Земле, но в то же время совершенно другой – и на расстоянии восьмисот пятидесяти пяти световых лет. Когда я рассказала об этом Пенни, она пошутила, что будь я планетой, то это была бы я.

– Привет, Ми-Ми, – говорит Джана. В начальной школе Нью-Джерси еще идет учеба, так что у сестры, должно быть, сейчас обеденный перерыв. Стена позади нее вся в ярких постерах; волосы собраны в конский хвост, глаза сияют, словно два бриллианта. – Ну как ты?

Я изо всех сил стараюсь подавить улыбку, когда слышу свое детское прозвище. Ми-Ми меня называет только Джана, как и я ее – Джи-Джи.

– Неплохо.

– У тебя там очень мило.

– На улице ужасно жарко, – отвечаю я, не сбавляя шага.

– Это уж точно! Дети, похоже, решили, что летние каникулы уже наступили – совсем не хотят учиться. – Я слышу, как Джана делает глоток воды. – Ты уже дала своим студентам домашнее задание? Мама спрашивала.

– Эм, еще нет, – я бросаю взгляд на деревья. – Это курс для отстающих, так что нужно сначала дождаться, пока закончится семестр. У них, я имею в виду.

– Обязательно приезжай погостить на пару дней! Ты ведь в этом году даже на Пасху не заглядывала.

Потому что мне было не до Пасхи. Служба в католической церкви, бабушкин ягненок с розмарином, мамин неаполитанский пирог, маленькие кузины в нарядных накрахмаленных платьицах, загребущими ручками обшаривающие каждый сантиметр заднего двора в поисках яиц. Вместо этого я посвятила весь день учебе. После смерти дедушки каникулы потеряли для меня всякое очарование.

– Не получится, я взяла дополнительные смены в кафе – оно скоро закрывается.

На самом деле университетская кофейня «Лавандовый чайник», в которой я работала весь прошлый семестр, закрылась на лето два дня назад. Еще одна ложь, которую с такой легкостью проглатывает моя семья… Они думают, что я занимаюсь со старшеклассниками, провалившими экзамен по естествознанию, в рамках педагогической стажировки, но в действительности я не провела там ни минуты. Если когда-нибудь я и стану преподавателем, то только таким, как профессор Санторо. Причем преподавание будет лишь дополнением к моей исследовательской работе, но уж никак не профессией. Ни за что не стану объяснять школярам принцип формирования облаков или еще какой бред – все то, на что, по мнению моих родственничков, я только и гожусь.

– Ну, если все же выдастся свободный денек, обязательно приезжай – все будут очень рады. Кстати, Мишель снова беременна, но это не точно.

Слава богу! Мой братец, конечно, время от времени ведет себя как полный кретин, но жена у него замечательная.

– Здорово!

– Это уж точно! Надеюсь, в этот раз мы станем тетушками прелестной девочки. Мальчишек у нас в семье хоть отбавляй.

– Уверена, что Энтони понятия не имеет, что значит быть отцом девочки.

У нашего брата двое сыновей-близнецов: оба словно маленькие торнадо. Джана с мужем не станут отставать. Готова поспорить, что, если Мишель действительно ждет ребенка (да еще и девочку!), Джана не будет тянуть до Рождества, чтобы тоже забеременеть.

От этой мысли меня передергивает. Бескрайние просторы космоса не пугают так, как беременность… Ответственность за жизнь маленького человека… Я никогда этого не хотела. Честно говоря, не могу думать об этом без ужаса. «Конечно, я просто не могу дождаться, когда выйду замуж и рожу детей!» – еще одна ложь для моих родных. В тот единственный раз, когда я заикнулась при матери о том, что не уверена насчет всего этого, она грубо отчитала меня, заявив, что замужество и материнство – моя прямая обязанность как женщины и вдобавок долг, который я должна отдать своей семье.

– Это уж точно! – соглашается Джана. – Ну, если не получается навестить нас сейчас, то, может, тебе удастся хотя бы приехать на барбекю в июне? Бабуля будет рыдать, если ты не приедешь.

– Да бабуля не проронила ни слезинки за всю свою жизнь!

Это одна из многих вещей, за которые я ее уважаю, хотя наши отношения вовсе не простые. До сих пор помню, какой она была на дедушкиных похоронах: безупречная, как и всегда, осанка, идеальное черное траурное платье, сухие, словно два опустевших от засухи озера, глаза. Она не плакала ни во время погребения, ни во время поминок, ни даже во время семейного застолья, на котором мой отец и дядюшки напились до беспамятства, поднимая тосты за дедушку.

Я таким самообладанием похвастаться не могла. В тот день я заперлась в своей комнате и рыдала до тех пор, пока не начала задыхаться.

Я преодолеваю крутой подъем, каких немало в кампусе МакКи, держа телефон повыше, чтобы мое лицо оставалось в кадре. Комната, которую мне выделили на лето, находится в одном из самых старых зданий, в общежитии для первокурсников, на краю кампуса, на высоком холме. Забавно, но именно там мы когда-то познакомились с Пенни. Я заселилась первой и уже прикидывала, куда повешу постер с изображением галактики Андромеды, когда в комнату ввалилась она – вихрь рыжих волос, веснушек и неудержимой энергии, с чемоданом, забитым вместо одежды книгами, и перекинутыми через плечо коньками. Оценив взглядом мою черную кожаную косуху, берцы и выражение лица «пошло оно все к черту», она моргнула и протянула мне руку.

Уже тогда она поняла меня лучше, чем кто-либо другой. Лучше, чем моя родная сестра. Так было и есть.

Джана вздыхает. Я понимаю, что мне вот-вот будет прочитана очередная нотация, поэтому говорю:

– У меня сейчас встреча кое с кем. Созвонимся позже?

– Ты же приедешь на барбекю? – не сдается она. – Ради меня, Ми-Ми, пожалуйста! А насчет родителей, бабули и кузин не волнуйся.

Я прикладываю пропуск к турникету на входе в общежитие и проскальзываю внутрь. Здесь тоже слишком жарко. Летом без кондиционера тут просто невыносимо.

Повезло хотя бы, что я живу на первом этаже – ведь, как известно, чем выше, тем жарче.

– Ну хорошо, – соглашаюсь я.

Целый день в окружении всех моих многочисленных родственников, соседей и прихожан нашей местной церкви – придется потерпеть. Не знаю, как и почему мои родители завели этот обычай, но он соблюдается уже больше двадцати лет: большая вечеринка с барбекю у Ди Анджело. Я не виделась с сестрой с самого Рождества, да и тогда она почти половину времени провела с мужем и его семьей.

– Ура! – сияет Джана. – Люблю тебя, Ми-Ми.

От ее улыбки перехватывает дыхание.

– Я тоже люблю тебя, Джи-Джи.

Это правда: я действительно люблю сестру и всю свою семью. Так сильно, что мысль о том, каким огромным разочарованием я для них стала, причиняет мне невыносимую боль. Не о такой дочери мечтали мои родители. Я честно пыталась подогнать себя под их стандарты, подавить свои интересы – но ничего не вышло. Оставаться втиснутой в те рамки без возможности вдохнуть полной грудью было невыносимо. Только дедушка по-настоящему понимал это.

Будь он жив, он бы поддержал меня в желании посвятить жизнь изучению космоса, и мне не пришлось бы путаться во всем этом дурацком вранье. Раньше Джана заступалась за меня, но после замужества стала вести себя в точности как наша мама и все тетушки.

И все же я по-прежнему люблю их и даже нахожу в себе силы время от времени «дозированно проявлять дружелюбие», как говорит Пенни.

На пути к своей комнате я поскальзываюсь, и мне чудом удается устоять на ногах. Пол буквально залит водой. Видимо, какой-то идиот забыл закрыть кран.

Я добираюсь до комнаты и рывком открываю дверь.

«Твою мать!» – невольно срывается с моих губ.

Внутри настоящий потоп!

Через дверь, до этого служившую шлюзом, вода устремляется в коридор, и мои кроссовки тут же становятся насквозь мокрыми. Я поднимаю голову и вижу, как вода хлещет из трещины на потолке, заливая абсолютно все вокруг: кровать, одежду, которую я еще не успела достать из чемодана на полу… Сверху мерно покачивается обувь.

Мои роскошные замшевые ботфорты, самые любимые, абсолютно мокрые – теперь только на выброс.

Я делаю шаг вперед, но тут же теряю равновесие и, провалив попытку схватиться за изголовье кровати, приземляюсь прямо в мерзкую холодную лужу.

Не в состоянии больше сдерживать злость, я извергаю поток очень неприличных проклятий.

6. Себастьян

– А вот эта тебе как? Вроде классная.

Я бросаю на Рафаэля хмурый взгляд. Этот любопытный подонок заглядывает в экран моего телефона через плечо. Я не спрашивал его мнения, но девушка из приложения действительно привлекательна – от ее улыбки парни наверняка сходят с ума.

Вот только она брюнетка.

Свайпаю влево.

– Чувак, – говорит Рафаэль, – ты уже с десяток красоток влево свайпнул!

Хантер, в паре метров от нас развалившийся на скамейке, будто на мягком диване, приподнимает бровь. Снимает бейсболку с эмблемой МакКи и вытирает пот со лба. Несмотря на то что сейчас лишь начало мая, в Нью-Йорке невероятно душно. Тренировка уже закончилась, но мы задержались, чтобы обсудить тактику завтрашней игры, первой в сезоне, против команды Брайантского университета, а также дальнейшую стратегию. Матч пройдет ближе к вечеру и на нашем поле, так что сегодня мы вполне можем заглянуть в «Рэдс», посмотреть игру «Метс» и попить пива – и это никак не помешает нам подготовиться.

Хантер очень суеверен, поэтому перед каждым матчем проводит целый ряд особых ритуалов. Лично я в такие штуки не верю: не думаю, что, надев черные трусы, я вернее сделаю хоум-ран, чем если надену синие, – но ему об этом, конечно, я ничего не говорю. Пусть делает что угодно, лишь бы это сработало: мы не должны снова проиграть. Если мы не начнем забивать, то не сможем участвовать в турнире. Это, конечно, никак не отразится на приглашениях на драфт, которые я получаю от известных команд, но все же перед отборочными мне бы хотелось расширить свой послужной список.

На экране телефона появляется новое фото. Блондинка. Классные сиськи. Шаловливая улыбается одним уголком рта. Свайпаю вправо. Мэтч – что ж, неудивительно.

– Ну! Совсем другое дело! – одобрительно заявляет Раф, толкая меня плечом. – Готов поспорить, она напишет тебе через три, два…

Тут же приходит новое уведомление.

– Я же говорил, – ухмыляется он.

Проигнорировав его слова, я читаю сообщение. Ее зовут Регина. У меня появляется смутное ощущение, будто мы знакомы, но долго гадать не приходится. Она пишет, что мы сидели за одной партой на занятиях по этике в прошлом семестре. Готова встретиться со мной через час – в одном из общежитий, куда она перебралась на лето.

Слишком просто.

– И как только тебе это удается… Даже с разбитым сердцем умудряешься охмурять обалденных девчонок, – говорит Хантер.

За веселой непринужденностью этой шутки я чувствую некоторую осторожность – похоже, он боится меня задеть. На его гладком загорелом лице читается тревога.

Я поднимаюсь на ноги. У меня нет никакого желания слушать советы на тему того, как выбросить Мию Ди Анджело из головы, чего мне не удается сделать уже полтора месяца. Как будто мне мало наставлений Купера. Хантер – еще ладно, у него хотя бы есть девушка (они начали встречаться еще в школе, но сейчас общаются на расстоянии). Что до Рафаэля, то его советы содержательными не назовешь, хотя, говоря откровенно, это меня устраивает. Помню, как он, выслушав мою историю, с невероятной серьезностью сказал: «Да, черт возьми, нужно с этим как-то разобраться».

Интересно, чьим советам следует Мия? Уж точно не Пенни.

Счастливо оставаться, Каллахан! Я ухожу.

Пожалуй, единственный способ на какое-то время забыть эти слова – отвлечься на другую. Иначе остается только страдать. Я действительно не могу упрекать Мию за постоянные интрижки, потому что, по сути, занимаюсь тем же самым… С одним лишь условием – никаких брюнеток.

– Это трудный путь, – говорит Раф, – но, думаю, он справится.

– С чем? – смеется Хантер. – У него что, цель – перетрахать всех блондинок в нашем универе?

– Ну да, я не прав, – признает Раф. – Брюнеток обделять тоже не следует.

Я перекидываю сумку с формой через плечо.

– Я это учту.

– Она не единственная итальянка в мире – тебе наверняка еще встретится кто-нибудь поадекватнее.

Услышав это, я задерживаюсь возле двери.

– Она адекватная.

– Она та еще стерва, – бормочет Хантер.

– Хватит! – огрызаюсь я. – Если она решила расстаться со мной, это не значит, что она неадекватная стерва. Не смей ее так называть – вообще никого не смей, это ужасно грубо, черт тебя побери!

Рафаэль и Хантер переглядываются. Раф вскидывает брови так высоко, что они скрываются под копной густых волос.

– А разве можно расстаться с человеком, с которым не встречаешься? Она ведь не хотела признавать, что у вас отношения. При этом все-таки согласилась на свидание, но в итоге просто взяла и продинамила тебя.

Мои щеки заливает румянец. Как же жалко я, должно быть, выгляжу в их глазах.

– Перестань.

– Я всего лишь задал вопрос.

– Хватит, – уже резче повторяю я.

Я чувствую, что должен защитить ее – даже несмотря на то, что между нами произошло. Я ничего не смог рассказать Куперу, но мне нужен был хоть кто-то, чтобы не держать все в себе, поэтому я поделился со своими лучшими друзьями. Иногда я жалею, что вообще открыл тогда рот, – в особенности в те моменты, когда отчетливо понимаю, какие чудеса самообладания приходится демонстрировать Рафу, чтобы не начать крыть Мию самыми последними словами. Вот как сейчас. Чувства такта для него будто не существует. Не стоило мне говорить, как я два часа прождал ее у «Везувия» в надежде, что она все же придет на свидание.

– Не будем о ней.

Раф бросает на меня печальный взгляд.

– Она отвратительно с тобой поступила. Это нельзя так оставлять, – настаивает он.

– Она ведь не уехала на лето, да? – осторожно говорит Хантер, как будто боится, что я могу в любой момент выйти из себя. – Одна случайная встреча, и ты снова будешь мучиться. Нужно что-то придумать, найти способ жить дальше.

– Да все у меня нормально. Честно.

Я снимаю бейсболку и убираю ее в сумку, взъерошиваю мокрые от пота волосы. Все, что мне сейчас нужно, – это прохладный душ, чистая одежда и утешительные объятия Регины, с которой я сидел на этике. И мне сразу полегчает. Да, Мия осталась в кампусе, чтобы вместе со своей наставницей продолжить работу над исследованием, но я уверен, что, встреться мы с ней в кофейне или где-то еще, она и бровью не поведет. А вот я при виде ее прекрасных черных волос места себе не найду от внезапно нахлынувших воспоминаний. О наших ночных переписках. О том дне, когда мне выпал шанс приготовить ей завтрак, – не бог весть что, но она уверяла, что этим я доставил ей даже больше удовольствия, чем в постели. О взглядах, которые мы бросали друг на друга, пока никто не видит: ни Купер, ни Пенни, ни кто бы то ни было.

Может, Рафаэль прав: мне действительно нужно трахнуть брюнетку.

– Увидимся в «Рэдс», парни!

– Я забронирую столик, – говорит Хантер. – Хулио, Левайн и Большой Мигги тоже хотели прийти. И Хопс с Оззи, может, заскочат.

– Это почти половина команды, – сухо констатирую я. – Думаю, нам нужно два столика.

– Сейчас ведь май, – отмахивается Раф. – В «Рэдс» будет тихо.

– Мы же не возмущаемся, когда ты тусуешься с парнями из хоккейной команды Купера, – ухмыляясь, говорит Хантер.

Его ухмылка – что-то вроде белого флага, и это значит, что теперь я могу спокойно уйти. Я киваю и бегом устремляюсь через поле в раздевалку.

У старого общежития я уже снова весь обливаюсь потом: прохлады автомобильного кондиционера хватило ненадолго. У дверей меня ждет Регина. Она ничуть не изменилась со времен курса этики: волосы цвета «лимонный блонд», озорная улыбка. Оранжевое летнее платье соблазнительно подчеркивает изгибы тела.

– К сожалению, кондиционера тут нет, – извиняется она, увлекая меня за руку вверх по лестнице.

Ее комната на третьем этаже. В общежитии, должно быть, ни души: наши шаги отдаются в пустом здании гулким эхом. Подошвы ее шлепок при каждом шаге характерно причмокивают по потертому деревянному полу, мокрому по непонятной причине. Я уверен, Мия ни за что бы не надела шлепки, максимум босоножки – и то только в том случае, если бы для туфель было слишком жарко. Я точно помню, что она красит ногти на ногах черным лаком.

Я тут же одергиваю себя. Нашел время думать о ногтях Мии Ди Анджело… Стоящая передо мной Регина – черт знает, какая там у нее фамилия, – буквально раздевает меня взглядом. У нее карие глаза, довольно красивые. Намного светлее, чем у Мии. Глаза Мии напоминают по оттенку свежевспаханную землю. Естественно-прекрасный цвет…

Регина задерживается у входа в комнату и, убирая бретельки платья, чтобы обнажить свои загорелые плечи, произносит:

– Видела вчера, как ты играешь. – Ее губы расплываются в хитрой улыбке, когда она проводит ногтями по моей груди. – Это у тебя после матча такой синяк?

– Да, – отвечаю я, подавшись вперед и практически касаясь ее губ своими.

– Хочешь, поцелую, чтобы не болело?

Регина наклоняет голову, и я чувствую ее мятное дыхание. Она прикусывает мочку моего уха, и внутри меня тут же разгорается томительно-сладостное желание – хоть рядом со мной не та девушка, что мне нужна. Ее руки нащупывают низ моей рубашки и тянут вверх, пока я не понимаю намека и окончательно не снимаю ее сам через голову.

– Это не единственное местечко, где мне хочется тебя поцеловать, Себастьян, – шепчет девушка.

Все снова слишком просто – до смешного просто. Даже не пришлось решать, чего я хочу больше: чтобы она отсосала мне или чтобы я трахнул ее как следует. На всякий случай я захватил из машины резинку, поэтому теперь уверенно закидываю ее ногу себе на бедро и жадно целую. Из моей груди вырывается нетерпеливое рычание. В голове невольно снова начинают мелькать сравнения: целуется слишком влажно; грудь мягкая, но не такая упругая, как у Мии; вместо жасминового аромата – нотки цитруса.

Регина открывает дверь в комнату и тут же опускается на колени, глядя на меня снизу вверх своими сияющими, словно искрящимися глазами, и тянется рукой с длинными розовыми ногтями к пряжке моего ремня.

Я смотрю на нее, не зная, что сказать.

– Регина, милая…

Откуда-то доносится крик.

Он буквально разрывает воздух, заставляя меня содрогнуться. Едва не сбив Регину с ног, я мчу к двери. Она что-то кричит мне вслед, но я, не обращая на это ни малейшего внимания, лечу вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Сердце бешено стучит где-то в горле, не давая мне вдохнуть.

Я уже слышал этот крик. Вот только тогда он был криком удовольствия, а сейчас явно свидетельствует о панике.

Это голос Мии.

7. Себастьян

Даже мокрая, как канализационная крыса, Мия Ди Анджело остается самой красивой женщиной на свете, какую я когда-либо видел.

Мой пульс, подскочивший до небес, когда я услышал ее крик (тот чертовски знакомый крик из моих кошмаров), возвращается в норму, и я вновь обретаю способность здраво оценивать ситуацию.

Она не ранена. Не зарублена топором. Просто промокшая. Стоит по колено в мутной воде в комнатке старого общежития в окружении своих вещей, которые я столько раз видел у них с Пенни. По щеке девушки сбегает прозрачная капелька. Заметив это, она яростно вытирает лицо, ее грудь тяжело вздымается.

Я выдыхаю с облегчением. Мия хмурится – можно даже сказать, скалится. Я смотрю в ее горящие бешенством глаза, и она кажется мне прекрасным ангелом. Она напоминает сейчас Мандаринку в тот день, когда Купер решил искупать ее: разъяренная и недовольная, но целая и невредимая.

Я ухмыляюсь – методом проб и ошибок мне удалось выяснить, что это самый лучший способ добиться от нее хоть какого-то ответа.

– Решила искупнуться, Ди Анджело?

– Какого черта ты тут забыл?

– Гулял неподалеку.

Мия окидывает меня оценивающим взглядом. Я вдруг вспоминаю, как она касалась губами татуировки в виде кельтского узла у меня на груди (мы с братьями набили их в один день), и на мгновение ощущаю напряжение в паху.

– С голым торсом? – ее голос сух, как ветер в пустыне.

– Позволь мне помочь тебе.

– Ну и к кому же ты пришел? – насмешливо спрашивает она. – Уж не к жизнерадостной ли потаскушке с третьего этажа с голосом, как у дельфина?

– Боже мой! – восклицает Регина, влетая в комнату. Перепрыгивая с ноги на ногу, она вручает мне забытую рубашку. – Какая гадость!

Мия скрещивает руки на груди.

– Ты до ужаса предсказуем, Каллахан.

Неужели на мгновение на ее лице мелькнуло выражение боли? Или мне попросту показалось? Я натягиваю рубашку и бреду по холодной воде. Чуть не спотыкаюсь, но ухитряюсь удержать равновесие, схватившись за кровать. Мне на лицо шлепается большая капля.

– Давай я помогу тебе вынести вещи?

– Слава богу, потоп случился не на моем этаже! – радуется Регина.

– Это уж точно! Не помешал вам потрахаться, – огрызается Мия.

Регина молча моргает. Еще до того, как она успевает придумать ответ, я говорю:

– Регина, можешь позвонить в управляющую компанию и попросить, чтобы в здании общежития перекрыли воду?

– Но…

Я сжимаю ее руку.

– Я буду очень тебе благодарен.

– Я оставила телефон наверху. – Она хлопает ресницами.

Я одариваю ее самой лучезарной из своих улыбок, от которой дамочки постарше обычно начинают глупо хихикать, а мои ровесницы – придумывать, как бы затащить меня в постель.

– Прошу тебя.

Регина подается вперед и, погладив подбородок, целует меня в губы. И даже слегка прикусывает губу – собственнический жест.

– Для тебя что угодно, Себастьян. – Прежде чем уйти, она бросает взгляд на Мию и добавляет: – Это так благородно с твоей стороны – помочь одинокой девушке в беде. Надеюсь, это не займет много времени.

Мия выглядит так, будто перебирает в уме способы наиболее мучительного убийства Регины. Снова скалится. Но как только мы остаемся наедине, принимается нервно покусывать ногти: видимо, жалеет, что так неразумно вышла из себя, потеряв лицо.

– Твою мать! – Ее голос срывается. – Что же мне делать?

Я смотрю на вещи в воде: красивая черная куртка на шелковой подкладке, которую я совсем недавно с нежностью снимал с плеч Мии, без сомнения, безвозвратно испорчена.

– Как я уже сказал, для начала давай уберем все это барахло отсюда. У меня с собой спортивная сумка – кое-что туда поместится.

– Я ни за что не положу свою одежду в эту вонючую сумку!

– Не обижайся, но твоя одежда теперь тоже вонючая.

Кончиками пальцев я подхватываю кружевной бюстгальтер. Она бросает на меня холодный взгляд.

– Да ладно тебе! Давай вынесем все это на улицу, а потом придумаем, что делать дальше.

– У меня тут недалеко машина припаркована. Отнесем все туда, – наконец произносит она.

– Лучше все равно сходить за сумкой.

Я, не оглядываясь, выхожу в коридор. Может, сейчас Мия и не хочет иметь со мной ничего общего, но она вовсе не глупа, так что отказываться от помощи не станет.

– Уверен, для тебя найдется другая комната.

Она раздраженно фыркает, но все же идет за мной.

– Не знаю. Почти все общежития сейчас закрыты на ремонт. Пожалуй, этому тоже не помешало бы обновление, а?

– Мия, а что с твоим ноутбуком? Он цел?

Она заглядывает в сумку.

– Он в чехле, так что вряд ли промок. И телефон вроде тоже в порядке. – Она вводит пароль, напряженно вглядывается в экран. – Да, все хорошо, – облегченно смеется Мия. – Слава богу! У меня сейчас совсем нет денег на покупку новых гаджетов.

Я открываю багажник моей машины и роюсь в нем в поисках сумки. Вытряхиваю из нее бейсбольные биты, перчатки и другой спортивный инвентарь.

– Жаль твою одежду и книги.

– Спасибо. – Она снова принимается грызть ногти.

В пару заходов нам удается перенести все вещи Мии из затопленной комнаты на заднее сиденье ее машины. Кое-какую одежду просто нужно постирать, но вот черную куртку и пару замшевых сапог на высоком каблуке, которые, как мне известно, Мия очень любит, придется выбросить. Некоторые из ее учебников тоже уже не спасти – думаю, для нее это большая потеря. И книги по истории, которые были нужны мне для подготовки к экзаменам, сильно пострадали. Я решаю ничего об этом не говорить: знаю, что, заикнись я о них, она сожрет меня живьем. К тому же не хочу тратить время рядом с ней впустую: его может оказаться не так много.

Я буквально слышу в голове голос Купера: «Влюбился – и теперь лезешь в неприятности из-за девушки, которая и видеть тебя не желает?»

При взгляде на нее я испытываю беспокойство: темные круги под глазами, осунувшееся лицо. Вместо того чтобы сражаться с наводнением в комнате, ей бы отдохнуть там, где она сможет спокойно заняться своим исследованием или просто расслабиться. Я смотрю, как она захлопывает дверь машины и приглаживает мокрые волосы пальцами, ногти на которых под корень изгрызла.

Абсурдное желание пригласить ее пожить у меня усиливается, но я спешу отмахнуться от него: она не примет такую помощь, да и я на самом деле не в состоянии дать ее ей. Приглашать домой девушку, которую пытаешься забыть, – ужасная идея. Это все равно что, решив бросить курить, тут же пойти купить новенький вейп.

Вижу, как на парковку заезжает машина управляющей компании. Да уж, чтобы устранить потоп, им придется изрядно попотеть – не говоря уже о ремонте проводки и потолков. В общежитии мы на всякий случай заглянули в ванную, расположенную по соседству с комнатой Мии, и оказалось, что ее тоже затопило.

– Я уж и не думал, что мне выпадет еще один шанс увидеть твое нижнее белье, Ди Анджело.

– Заткнись, – говорит она, но со слабой улыбкой на губах.

Я едва заметно сжимаю кулак в победном жесте.

– Себастьян. – Мия, вздыхая, прислоняется к машине. – Я… я очень ценю твою помощь. Спасибо.