Мачеха поневоле

Глава 1. Алиса

В лицо щедро бросило песком – резкий ветер не поскупился. Песок заскрипел на зубах, защипало в глазах. Я сморгнула. Правильно, я плачу не от того, что вдруг именно здесь, в родном городе вдруг осознала, что Аньки и правда больше нет. Это все песок.

Аньки не стало. Я не общалась с ней много лет, но от этого не легче. Я всегда знала, что она есть. А теперь нет её…мне позвонила баба Нина, соседка, она нашла мой номер в записной книжке сестры.

– Приезжай, – выдохнула она. – Аня…умерла. Похоронили уже, не знала я, как до тебя дозвониться, номера не было. Приезжай скорее, Алиса, детей забрали… У них же кроме тебя нет никого.

Вот так и получилось. Некоторые получают в наследство миллионы, или хотя бы квартиры от стареньких бабушек. Я получила детей, зато трех сразу. Богатство неописуемое, меня буквально от страха тошнит – своих детей у меня нет.

Страх такой, что трясет. Ну, куда мне дети? Я их не знаю даже. Когда я уезжала, старшей девочке два месяца было. Маленький комочек, а не человек. Сейчас ей двенадцать. Двойняшкам по пять, скоро шесть. Я их не видела – Анька если рвала, рвала по полной. Просто вырвала меня из своей жизни, как будто и не было.

Сейчас у меня в кармане мятая уже фотография – юрист прислал. Он работал от моего имени по доверенности, пока я спешно решала вопрос с работой.

Потому что я не знаю, что делать с детьми. Но оставить их в детском доме не могу.

Я сбросила туфли и босиком, по мягкой дорожной пыли, поднялась на лысую гору – так мы называли её в детстве. Она торчала над городом, нависала над нашим домом, который словно робко жался к её изножью. Внизу – бескрайняя степь, с зелёными пятнами леса у реки, сама река широкой лентой течёт к горизонту и вливается в море. Море отсюда тоже видно – бескрайнее, соединяющееся с небом, в такую погоду кажущееся гранитно-серым.

– Анька, – печально сказала я далёкому морю. – Что же ты со своей жизнью наделала? Почему не написала, не позвонила, даже когда умирала?

Ответов не было. Зато были документы, которые подтверждали, что теперь я являюсь опекуном трех совершенно незнакомых мне детей. Вышла на дорогу, махнула рукой останавливая попутку.

– На Советскую…

В нашем маленьком городке все самое важное сосредоточено на Советской. Там же маленький приют временного содержания детей, куда я направляюсь. От страха снова замутило, я кулаки сжала и вздохнула поглубже.

– Пришли наконец, – хмыкнула женщина на входе. – Долго же вас носило…

Я проглотила слова оправданий – я ей ничем не обязана и виноватой себя не чувствую. Я прилетела сразу, как смогла.

– Матвеевых готовьте! – крикнула она же. – А вы садитесь, ваши подписи нужны…

Дети стояли по росту дурака. Старшая девочка, Ангелина, потом девочка Соня, а следом Миша. Младшие были двойняшками, но совершенно разными. Соня радовала мир рыжими кудрями и была значительно выше брата. Миша был очаровательным блондином и робко смотрел огромными глазищами.

А старшая…старшая усиленно делала вид, что в упор меня не видит.

– Ну, что, – выдавила я из себя максимально жизнерадостно. – Давайте знакомиться? Я ваша родная тётя. Меня зовут Алиса. Здравствуйте!

Дети как будто ещё кучнее друг к другу прижались. А я заметила, что на мальчишке носки разные.

– Здрасьте, – сказал он.

А рыжая Соня в бок его толкнула. Старшая ничего не сказала, рюкзак свой закинула на плечо, взяла двойняшек за руки и повела к выходу. В дверях Соня обернулась, косичка рыжей змейкой переметнулась на грудь. Посмотрела глазами, которые зелёные, как свежая зелень, салатовые практически.

– За нами папа придёт. И заберёт нас.

Я вздохнула – легко не будет. А кто отец детей знала только сама Аня, и боюсь унесла свой секрет в могилу. Папочка если и был, детьми явно не интересовался – ни разу за все время, пока я носилась с бумажной волокитой он так и не появился.

Ах, знать бы мне тогда…хотя, куда бы я делась? С тремя то детьми.

На улице оказалось, что детей не на чем везти. До нашего дома от автобусной остановки пешком далеко, такси заранее я вызвать не додумалась, мы стояли на улице и ждали. Дети молчали, молчала и я. Единственное, на что я надеялась – со временем станет легче. Может они хотя бы разговаривать со мной начнут.

– Я все глаза проплакала, – запричитала баба Нина, встречающая нас на завалинке. – Всё смотрю и смотрю на дорогу…наконец вернулись, сама бы вас забрала, да кто отдаст мне старой…

Дети высыпали из машины и кубарем понеслись к старушке, что жила с нами по соседству всю свою жизнь. Такая старая, что ещё мать мою нянькала. Иногда мне казалось, что она вечная, и слава богу. Мир без бабы Нины стал бы куда тусклее.

Я украдкой смотрела на детей. Они прижимались к старушке, плечи Ангелины тряслись от слез. Я её понимала, я знаю, что такое терять мать. И знаю, что утешить невозможно, нужно просто пытаться жить дальше.

Я отошла – быть свидетелем чужого горя было неловко. Посмотрела на дом, в котором выросла. В три этажа, длинный и тонкий, словно скворечник, он достраивался этаж за этажом много лет. Пожалуй, он напоминал дом семейства Уизли – такой же нелепый. Раньше мать сдавала комнаты курортникам, но у нас они жили неохотно. Мы ютились у самой горы, далековато от города. К реке нужно было спускаться по каменистому крутому откосу, усыпанному острыми камнями, а до моря трястись на автобусе добрый час.

Но я любила наш берег. И лысую гору. И песчаную тропинку, что вела к дому. Узкие спальни с высокими окнами. И даже рев, с которым смывал наш допотопный унитаз – мёртвого подымет.

– Здесь жить будешь? – спросила баба Нина, обнимая меня со спины и поглаживая по плечу.

– Не знаю, – честно ответила я. – У меня в Москве крошечная студия… куда там трех детей? Но там работа, там вся жизнь моя… Не знаю, что делать.

В холодильнике было пусто. Вернулся косматый рыжий кот, которого соседка прикармливала, заорал требовательно. Такая же рыжая, как он, Соня, схватила его в охапку и утащила в свою комнату. Я смахнула пыль с обеденного стола – пылью все заросло, прошла в гостиную.

Ангелина стояла ко мне спиной и гладила поверхность старого трюмо. У меня сердце сжалось. Представила, каково ребёнку разом лишиться не только матери, но и дома. Колючка Ангелина встретила мой взгляд вздернув подбородок и горло ушла.

А я весь вечер пыталась организовать быт. Что вообще едят дети? Во сколько им ложиться спать? Я не знала ничего. Анька местами сделала ремонт и поставила новую электрическую плиту. Я не успела к ней приноровиться и сожгла мясо. На ужин пришлось яичницу есть, а это наверняка вредно…

– В душ и спать? – с надеждой спросила я, посмотрев на часы.

Десять уже, наверняка уже можно спать. Я вот после перелёта, потом долгой дребезжащей маршрутки просто умираю от усталости. Дети переглянулись. Миша сделал ко мне шаг, но Соня дернула его за футболку, вынуждая остановиться. Я подавила соблазн закатить глаза.

– Ты что-то хотел сказать?

Он замялся, сестры явно на него давили, затеяв против меня войну. Ангелина шикнула, а мальчик упрямо мотнул головой. А потом протянул мне крепко сжатый кулак. Я тихонько разжала маленькие пальчики. На ладошке лежал зуб. Крошечный. Молочный.

– В приют зубная фея не прилетает, – объяснил Миша. – А зуб у меня уже три дня, как упал. Я его прятал, потерять боялся…

– А что надо делать? – испугалась я.

– Положить под подушку. В приюте я ложил, а она не прилетела.

У меня снова сердце сжалось – с таким-то сердечный ритмом и до инфаркта недалеко. Этот мальчишка безумно трогал, а сейчас зуб его держу и реветь хочется.

– Сегодня непременно прилетит, – заверила я дрогнувшим голосом.

Ангелина резко со стула встала так, что он жалобно заскрипел ножками.

– Не прилетит, – сказала Ангелина, которая вовсе не была ангелочком. – Потому что фей нет, я тебе сто раз говорила.

– Неправда! – закричал Миша, лицо его сморщилось предстоящим плачем. – Когда у нас была мама, фея всегда прилетала!

Ангелина ушла, хлопнув дверью. Соня за ней. Я решилась, и притянула мальчишку к стулу, на котором сидела. Робко, со страхом прижала его к себе. Он доверчиво уткнулся лицом в моё плечо, я успела коснуться его шелковистых волос. А потом он вырвался и убежал.

Я сначала немного поревела, а потом вытащила из сумки сникерс, что приехал со мной ещё из Москвы и сотенную купюру. Положу Мише под подушку. Иду, сердце замирает, страшно. Удивительно, но мне хочется, чтобы этот мальчик, которого я вижу в первый раз в жизни сегодня, продолжал верить в зубную фею. Мишка не проснулся, я осторожно нашарила зуб под подушкой, а под неё положила немудреный подарок.

Зуб выбросить не решилась.

Утро наступило куда скорее, чем мне хотелось. Мечталось выспаться, но спала я чутко, поэтому услышала тихие детские шаги по коридору.

– А мама на завтрак готовила кашу, – порадовала меня Ангелина. – Или блинчики. А ты снова приготовила яичницу. На ужин, на завтрак…

– Я не мама, – как можно спокойнее ответила я.

Ангелина поднялась, посмотрела мне в глаза. Маленькая ещё, пусть и не по годам стервочка. Я буду спокойной. Я знаю, как ей плохо сейчас.

– Да, – согласилась она. – Не мама. Мачеха.

Слово хлестнуло, словно кнутом. Обожгло пощёчиной. Я не сдержалась, в комнату к себе сбежала. Поревела снова. Как же я хотела домой! В свою маленькую уютную квартирку. Пить кофе на лоджии и смотреть на вечерний город. Наслаждаться покоем. Я не хочу внезапного материнства!

Но я знала – не откажусь. Не смогу просто. Это как крест, который непременно нужно тащить, бросить никак нельзя.

Следующая неделя была адом. Я сто раз хотела схватить чемодан и сбежать. Девочки продолжали войнушку против меня. Дети просыпались очень рано. По ночам Мишка часто ревел, а один раз – описался. Из-за этого ему стало стыдно, он разревелся ещё сильнее, хоть я и пыталась утешить его неуклюже. Ангелина назвала его слабаком. Позвонил шеф, напомнил, что пусть я и перешла на удаленку временно, проект надо сдать вовремя, а я файлы не открывала даже… Времени нет, как матери вообще выживают?

А больше всего пугало то, что это – навсегда.

Той ночью на далёком море штормило. У нас то лил дождь, то порывистый ветер стучал в окна, принося пыль и песок с лысой горы. На сердце было неспокойно, как же иначе? Я тихонько прошла мимо детской – Соня и Миша спали в одной комнате. Прислушалась.

– Хватит плакать, – сказала Соня, впрочем, не так категорично, как при мне говорила. Мягче. – Надо просто подождать, ты же знаешь. Мама сказала, что за нами приедет папа. И заберёт от неё.

– Я боюсь чужого папу, – всхлипнул Мишка. – Он может и наш, но совсем чужой. А Алису я уже знаю…

– И папу узнаешь, – отрезала Соня.

Я вздохнула, решила не вмешиваться в детские фантазии. Хочется им мечтать о папе – пусть мечтают. Главное чтобы больше жуков в мою постель не бросали. Прошла на кухню, налила себе чаю, насыпала коту корма и наконец села. Успела первый глоток сделать, когда в дверь постучали.

Испугалась сразу. Вдруг, у бабы Нины случилось что-то? Кто кроме неё в такой глуши может вообще ночью прийти к нам? Бросилась к дверям, открыла не раздумывая, сразу.

Он был мокрым. Дождь порядком вымочил его тёмные волосы. Рубашка прилипла к телу, отчётливо обрисовывая торс. Но жалким не выглядел, нет. Улыбнулся, сверкнув белыми зубами. Смерил меня оценивающим взглядом зеленых глаз, с ног до головы, я мигом пожалела, что огромный халат не надела, что вообще открыла дверь незнакомцу.

– Вы кто? – удивилась я. – Что вам нужно?

– Папа, – сказал он, голос у него сильный и приятный. Уверенный. – Двойняшек.

И тогда я поняла, почему он кажется знакомым. У Соньки рыжей глаза – такие же зелёные.

Глава 2. Максим

Письмо было потрепанным. Его явно помотало за мной по миру. Сначала оно пришло на адрес моей квартиры, но я там давно не появлялся. Соседка собрала всю мою почту и переслала за мной, я за границей был, но мы снова не встретились. В догонялки я явно играл лучше.

Я нашёл его во временном офисе, который представлял собой вагончик на колёсах, эдакая будка. Сюда меня тоже по работе занесло, нужно было сформировать проект будущей застройки у черта на рогах.

Коробка с запылившейся и не очень нужной корреспонденцией стояла на столе – все нужные документы пересылались либо электронной почтой, либо заказными письмами. Я планировал выбросить все, а потом в ворохе писем от рекламных агентов и прочей лабуды увидел конверт. Я таких сто лет не видел, если только у матери, что до сих пор получала письма от тётки, живущей во Владивостоке.

Стандартный конверт, старательно оклеенный марками. Адрес отправителя, совершенно мне незнакомый, выведен аккуратным округлым почерком. А оборот с полоской клея наверняка облизан языком.

Письмо привлекало внимание, я все же его открыл. Прочёл. Постоял минутку. А потом сказал короткое:

– Ха!

Ибо в написанное не очень верилось. Выходило, что у меня дети есть, ни много, ни мало, сразу два. Двойняшки пятилетки. А мама их умирала и, конечно же, нуждалась в моей помощи. И наверняка в моих деньгах.

С детьми я ещё не попадал, я всегда предохранялся, но уже привык к тому, что всем людям, узнавшим о том, что я богат, сразу становится что-то от меня нужно. И здесь наверняка то же самое.

Я даже матери этих детей не помнил. А с фотографии на меня смотрит рыжая кудрявая девочка и мальчик блондинистый.

Я мог бы просто выкинуть это из головы. Или звякнуть юристу – он бы все пробил.

Но я перечитал письмо. В нем… Столько безнадёжности было. Словно она и не просит ни о чем дня себя. Ни денег, ничего. Только помочь детям, хотя и это по факту тоже огромное дело.

– Наивный старый пень, – сказал я себе. – Ты до сих пор веришь в лучшее в людях?

Не верил, нет. Давно. Но зудело изнутри, не давало покою. И на проекте, как раз, запара – городские власти вздумали судиться за этот клочок земли, стало быть, пока все не решится, я не очень то и нужен. У меня юристов и прочих умных людей тьма, я их для таких дел и нанимаю.

И я…поехал. Уже там, в небольшом городке в стороне от моря вспомнил – было дело. Был я тут проездом, меня постоянно по работе мотало. И девушку вспомнил. Невысокая такая, милая брюнеточка, работала на ресепшен в гостинице. Такие случайные связи явно не мой формат, но все же…ночью штормило, выл ветер и дождь по крыше стучал, девушка была хорошенькой, и все печалилась о дочке, которую с соседкой оставила. И случилось то, что случилось. Если все сойдется, так и не без последствий случилось.

Гостиница не изменилась ни на йоту.

– А где у вас такая, – я обрисовал руками. – С грудью… Темненькая.

Дородная женщина за стойкой вздохнула, подперла солидную щеку такой же солидной ладошкой.

– Анька? Так померла она… больше месяца уже как.

– А дети?

Женщина глянула на меня подозрительно, но по традиции уже, в этом городке бушевал шторм, ей явно скучно было, и она продолжила.

– Их сначала в приют забрали. Есть у нас временный, живут до распределения. Потом нарисовалась сестрица и их забрала. У самой похоже, ни кола, ни двора, так и живут в избушке. Хотя знаете, когда уезжала, двенадцать лет назад, тут такой скандал был… Анька сказала, что на порог родного дома её больше не пустит. А эта, значит, профурсетка ей говорит – и не надо, я все сама куплю и заработаю. Видать, не очень-то и получилось, а гонору сколько…

Я озадачился. Можно было уехать, меня явно не ждут. Но вопрос надо решить, он, как нарыв, может просто созрев лопнуть. И тогда всем плохо будет, а мне особенно. А я люблю, чтобы хорошо.

Номер был тёмным, и вроде тот же самый, что и в прошлый мой приезд, когда я застрял тут по воле случая и шторма. Ветер стучал я в окно, спать бы, да никак не спалось. Куртки я с собой не захватил – весна в этих краях обычно жаркая, поэтому до машины бежал под дождём. Все узнаю на месте. Адрес у меня есть, настроил навигатор и поехал, сражаясь с ветром.

Дом тоже тёмный – ночь. Одно окно только светится, за ним едва заметное движение, значит – не спит. Машину пришлось бросить за забором и пробираться к дверям под раскаты грома. Стучу требовательно, и удивительно, мне открывают сразу, словно ждали.

– Вы кто? – выпалила удивленная девушка. – Что вам нужно?

А я стою, смотрю на неё, как дурак. Совсем на сестру не похожа. Блондинка. Руки на груди скрестила, словно прячется от меня. Глаза серые, глубокие. Красивые губы чуть изогнуты, словно она раздумывает, улыбнуться ей, или не стоит.

А в глазах все же страх.

– Папа, – улыбнулся я, хотя в мыслях не было взять и вот так ошарашить. – Двойняшек.

Она отшатнулась. Красивый рот округлился буквой О, наводя на крамольные мысли. И вообще вдруг подумалось – хорошо, что приехал. Сидел бы там, судился. А здесь шторм и девушка, которая явно заслуживала места в моих мыслях.

Только она так явно не считала.

– Убирайтесь! – изо всех сил делает вид, что ей не страшно. Что ей не нужна помощь, будто она и не тянет трех детей одна в нищете. – Нам ничего не нужно!

И дверь захлопнула перед моим лицом. Я постоял и минуту посозерцал обшарпанную, побитую невзгодами дверь. И что вот сейчас делать? Она, похоже, опасается покушения на её девичью честь, впрочем, судя по моим мыслям, она в чем-то права. Начну стучать, вызовет, чего доброго, полицию, перепугавшись, а у меня никаких оснований на отцовство, кроме смутных воспоминаний и мятого письма.

– Я вызову полицию! – закричала девушка в то самое светящееся окно, открыв его на мгновение и подтверждая мои опасения.

А потом закрыла раму, рывком задернула шторы. Спряталась, значит, в домик. Соломенный, как у одного из трех поросят, имена которых я путал и в детстве.

– Чудесато, – задумчиво ответил я.

На следующее утро светило солнце. Так ярко, что если бы не лужи, посверкивающие в его свете и не разбросанный тут и там хлам, принесенный ветром, можно было бы подумать, что ночной непогоды вовсе не было. Показалось.

Проснулся я рано и удивительно бодрым.

– Как спалось? – подмигнула давешняя женщина.

Я подавил порыв перекреститься – значит, не показалось, в номер и правда стучались ночью. Нет уж, хватит с меня любовных приключений, тем более, настолько сомнительных.

На свою беду, я явно выиграл в генетической лотерее, и мама произвела меня на свет более красивым, чем я этого заслуживал. От этой смазливости – одни беды. Чего стоило моё детство, в котором каждая встреченная тётка, со словами "ути-пути, какой хорошенький" норовила потрепать по щеке, а то и ущипнуть.

К счастью, я вырос, и щипать меня за щеки теперь боятся.

Приятно быть богатым – к десяти утра я развил бурную деятельность. Опекунша детей, возможно моих, жила в пригородном посёлке, на машине несколько минут ехать. Посёлок, как никому не нужный, давно уже почти повымер, домов заселенных раз-два и обчелся. Один из них сдавался. Выглядел он отвратительно – весь какой-то серый, просевший. Хозяин умер в прошлом году от старости, его дочь уже отчаялась продать недвижимость и с удовольствием сдала дом в аренду. Мне. А этот домик буквально через забор от нужного мне. Пока не разберёмся, что делать, будем соседями.

Я открыл окна, выпустив свежий воздух, сделал пометку позвонить в клининговую компанию. Затащил сумку со своим барахлом. Вышел в заросший сад и с удовольствием потянулся.

И тогда я увидел их.

Девочка с фотографии, такая рыжая, что смотреть больно, рисовала перед домом мелом. Классики, сразу детство вспомнилось. Светленький мальчик стоял рядом и задумчиво разглядывал творение сестры, словно пытаясь что-то постичь.

Рыжая девочка была не похожа ни на кого. А мальчик, что удивительно, очень походил на свою опекуншу, пусть она и профурсетка, по словам местных жителей.

Я не знал ещё, мои ли это дети. Нужно будет судиться, вряд-ли упрямая девица предоставит добровольно материалы для генетической экспертизы. Но тем не менее, смотреть на этих детей было…странно.

Об отцовстве я никогда не задумывался, и жениться то в ближайшие годы не планировал, хотя скоро тридцать пять стукнет. А тут – уже готовые. Мои, чувствовалось. И это…невозможно просто.

– Обед! – крикнула из дома блондинка. Я на часы посмотрел, и правда, пока переехал и все решил, время подобралось к полудню. – Домой!

Девочка подняла голову, прислушиваясь, но с места не тронулась. Тогда блондинка показалась на пороге.

– Обед, – повторила она.

– Снова яичница? – спросила рыжая девочка явно с издевкой.

Блондинка закатила глаза, вздохнула. А потом голову повернула и меня увидела. Чуть тронутая загаром кожа моментально побледнела. Слетела со ступеней, схватила обоих детей в охапку и с ними домой. Дальше, все как ночью – дверь закрыла, окна все заперла и зашторила.

Наверное, если окна зашторить, то никто в дом уже пробраться не сможет. Это как под одеялом прятаться от монстра.

– Ну, раз уж шторы, то мне крепость точно не взять, – задумчиво пробормотал я.

Извлёк из шкафа пыльный чайник – нужно съездить в магазин. Нужно позвонить своему юристу – пусть достаёт согласие на экспертизу. Собственно, на этом можно и покончить, юрист сам решит все. Но…уезжать не хотелось.

Хотелось сидеть на завалинке, пить дрянной растворимый кофе, думать про хорошенькую блондинку-соседку, что так и не решается выйти из дома, а ещё – про её маленьких подопечных.

Глава 3. Алиса

Жук копошился на соседней подушке. Крупный, красивый, рогатый. Хитиновый панцирь лоснится – жук был явно в самом расцвете сил.

Когда мне подбросили жука в первый раз, я заорала, больше от неожиданности, это привело детей в восторг. Даже разочаровывать их жаль, но вообще я жуков боюсь не очень – я и сама тут выросла, а дети об этом факте забывали.

Дом словно позабыл меня, чужим стал, я даже комнату сестры постеснялась занять, ютилась в самой маленькой комнатушке.

– Иди сюда, красавчик, – позвала я жука.

Он, конечно же, не пошёл. Я осторожно, чтобы не повредить лапы взяла его в руки, и открыв окно, посадила на подоконник снаружи. Пусть летит себе по своим жучьим делам.

И потом до меня дошло. Если дети с утра отловили жука, значит уже выходили на улицу. А там он – красавец волоокий. Конечно, вряд-ли он всю ночь под окнами караулил, но вдруг… Я галопом понеслась в гостиную – все вверенные мне дети были на месте. Сидели, привычно делали вид, что меня нет. Только Мишка поглядывал.

– Уже девятый час, – заметила Ангелина. – А мы встали в семь. Мы голодные.

Я подавила желание сказать, что двенадцатилетний ребёнок вполне мог бы соорудить бутерброды. Я в двенадцать лет ведра от колодца таскала, потому что водопровода нормального тогда не было, огород поливать нужно, а мамку жалко.

– Сейчас будет, – вяло отозвалась я.

И только через час вспомнила, что нужно ещё умыться и волосы расчесать, в сотый раз подумав о том, что мамы вообще героини. А тем, кто ещё и расчесан, и сил хватает улыбаться, вообще памятник ставить надо.

Убедившись, что все сыты, я пошла к бабе Нине. Объявившийся вдруг папаша вызывал у меня вполне объяснимые опасения.

Потому что Анька всегда находила себе не тех мужиков. Её буквально тащило к тем, у которых на лбу написано – я буду отвратительным отцом и мужем, я пропью все твои деньги, втравлю тебя в неприятности, а потом сбегу, утащив твой телик и золотую цепочку.

Раз за разом она наступала на эти же грабли, одуматься у неё и в мыслях не было.

– Ты ничего не понимаешь, – вспыхивала она. – Это любовь, а ты просто ребёнок.

Она старше меня на четыре года, но даже в мои пятнадцать я только диву давалась, как же так можно. Неужели она не видит, какой он говнюк?

А потом, когда мне восемнадцать стукнуло, приключилась та история. Вспоминать о ней я не очень люблю, но сейчас у меня перед глазами живое напоминание – Ангелина. Она очень на папу похожа.

Тогда только матери не стало. Умерла она рано, внезапно, нелепо… Несчастный случай. Нас из колеи выбило, Анька пузата дочкой, папаша жениться и не думает, тем не менее поселился у нас.

Ночами он пропадал, днем спал, смотрел телевизор, жрал, как не в себя. Пил.

– Он ищет работу, – защищала его Аня. – Просто он очень ранимый. И красивый…

Он и правда красивым был. Только Аньку на сохранение положили, а мы с ним одни дома остались. С каждым днем становилось все хуже, я думала сбежать, а потом вернулась Аня. В очень неоднозначный момент – её "муж" меня в углу зажал, пытаясь поцеловать. О том, что могло произойти, не приди сестра я и думать боялась, а так отделалась оторванным на рубашке рукавом.

Только Анька мне не поверила. Решила, что я хочу отбить её мужчину, разрушить её жизнь. Кричала, рыдала. Я тогда ушла, практически, в чем была. Жила в общаге института, потом, через два месяца вернулась, думала, поговорим. Не тут то было. Даже дочь свою подержать не дала.

А я в Москву уехала. Первые несколько лет училась, на хлебе и воде жила, потом работала везде, где только можно. На квартирку копила семь лет. А теперь…прошлое догнало, да ещё и с тройным бонусом.

Баб Нина сразу завозилась, поставила чайник, я в окно поглядываю, отсюда наш двор хорошо видно. Ангелина в доме, ей с младшими играть неинтересно. Мишка сидит на крыльце, а Соня возится в кустах. Наверное, жуков ищет.

– Папаша объявился, – призналась я. – У двойнят. Я теперь не знаю, что делать.

Соседка на стул осела, ладони к морщинистым щекам прижала. Вскипевший чайник требовательно засвистел, но она и не заметила, я встала и выключила сама.

– Это что, он теперь их отнимет? – ужаснулась она. – Нельзя, нельзя отдавать, ты же знаешь, каких мужиков наша Аня любила!

Я вздохнула, кому, как не мне знать, насмотрелась в былые годы.

– Но этот вроде приличный, – принялась вспоминать я. Но кроме того, что он был красивый и мокрый ничего не вспоминалось. – Может, обойдётся?

Баб Нина явно так не считала, руки затряслись, я понеслась капать в стакан терпко пахнущую валерьянку, затем давление мерить, потом искать таблетки от давления…

– Анька ведь звонила ему, – наконец сказала старушка. – Когда УЗИ двойню показало. Боялась не справиться, да там ещё такие страсти были, Сонька в утробе все соки тянула, Мишка чах, операцию делали прям на пузе. Анька говорила, что иначе Мишка бы инвалидом был.

– А он? – подалась вперёд я.

– А он сказал, чтобы аборт делала! – потом голос до шёпота понизила, обернулась даже. – Они тут недалеко из деревни курорт делали… говорят, кто уезжать не хотел, пожгли, прямо в домах!

Я постаралась сделать скидку на возраст, ибо быть такого не может, все же, не в средневековье живём.

– А ещё Анька ездила к нему, как родила… С синяком вернулась. Алиса, ты ему деток не отдавай. Вдруг он их на органы? Такой-то злодей…

А я вернулась домой с полным пониманием – все плохо. Анька снова вляпалась, да я вместе с нею. Вот что мне теперь делать? Везти их в Москву, на свои тридцать потом и кровью заработанных квадратных метров? Но я не могу так сразу…учебный год ещё не кончился, ну, куда я колючку – Ангелину увезу? Они и так страшный стресс пережили. Мама умерла, месяц в приюте… Ужасно даже думать.

А потом оказалось, что злостный злодей и обидчик трепетных дев поселился аккурат по соседству, прям в доме дяди Юры, ныне покойного. Я всех детей домой загнала, окна закрыла.

–Никуда не выходим!

– Как это? – удивилась Ангелина. – Меня Светка в гости ждёт.

Я не могла им правду сказать. Отчасти потому, что Сонька только этого папу и ждёт – сразу сбежит. Отчасти потому, что Ангелина тогда вроде как, никому не нужной окажется, это её больно ранят. У близнят папа есть, а её то ли сидит где, то ли сгинул давно.

– Никуда! – решительно отрезала я.

А сама наверх поднялась, на третий этаж. Тут раньше комната для курортников была, с отдельной ванной, а теперь ванну выдернули, а комната стала хламосборником. Зато соседский двор отсюда был, как на ладони.

Злостный злодей явно не собирался никуда деваться. Сначала приехала машина с уборщиками, которые дружно мыли окна. Потом выгрузили целый грузовик барахла. Потом все уехали, а злодей…вытащил во двор шезлонг. Поставил его на самом солнцепеке, и улегся загорать, прикрыв лицо панамой и сверкая идеальным торсом.

Он явно никуда не спешил. Если он настолько злодей, насколько я думаю, зачем ему вообще дети? Совесть проснулась?

А Ангелина сбежала к подружке через окно. Сонька тоже хотела, но я успела ухватить её за толстые детские бока и назад в комнату втянула.

– По соседству поселился бандит, – решила признаться я. – А вы мне слишком дороги, вы, вроде как, моя единственная родня.

Сонька губы обиженно надула, но реветь не стала, слава всем богам. Убежала в комнату, зашуршала чем-то. А Мишка ко мне прижался, он начал ко мне привыкать, если бы не сестры ещё…

– Ты мне нравишься, – вдруг признался он. – А на девочек ты не обижайся, они хорошие, только глупые. Всё девочки глупые, – потом перепугался и поспешно добавил – ну, кроме мамы и тебя конечно. И бабы Нины, только она очень старая девочка.

Я погладила светлые пушистые волосы. Ну, как я их отдам? Он когда вот так ко мне жмется, у меня сердце замирает. С девочками, конечно, сложнее, но они тоже родные мне…

К вечеру дети, которые привыкли целый день торчать на улице, играть с детьми, которых в сезон тут было много, откровенно ныть начали. Ангелина молча вернулась в окно, ругать я её не стала, я пока боюсь их ругать. А я поняла, что прятаться вечно не смогу. Нужно поговорить с соседским негодяем.

Он рвал крапиву. Её, на дворе, за которым давно не ухаживали, развелось видимо невидимо. Выглядел препотешно – на лице маска, в которой дядя Юра работал, а он сварщик. На ногах болотные сапоги. На руках – перчатки по локоть. А сам в огромном халате. И дрет с остервенением эту крапиву, словно она ему что плохое сделала.

– Нам нужно поговорить, решительно сказала я.

– Да неужели? – скептически отозвался он из-под маски.

А потом снял её, и я снова поразилась тому, насколько совершенна его красота. И глаза эти зелёные, Сонькины…а негодяй тем временем и перчатки скинул, и халат. Под ним торс, чуть тронутый свежим загаром, на боку, чуть выше резинки шорт ожог от крапивы – вот видимо, за что он ей мстит.

Я отвела взгляд, не хватало ещё мужиков разглядывать, тем более, злостных злодеев.

– Я не отдам вам детей, – заявила я, глядя на носки своих резиновых тапочек. – Но если вам не безразлична их судьба, так и быть, можете дать немного…денег. Но потом сразу уезжайте!

Подняла все же взгляд, вижу, идеальная бровь чуть изогнута. То ли удивление, то ли скептицизм.

– Вот оно как, – задумчиво протянул он. – А я уж подумал вдруг, что вы существо бескорыстное.

Глава 4. Максим

Она покраснела. Так, как умеют только очень светлокожие люди – густой краснотой. Мне подумалось, от излишней скромности. Оказалось – от злости.

Так даже интереснее.

– Ну, знаете, – рассердилась соседка. – Существо пытается найти хоть какой-то компромисс! Что-то мне подсказывает, что если уж вы приехали в эту глушь, то так просто не уедете!

– Не уеду, – согласился я. – Вы правы.

Посмотрел на неё, чуть склонив голову. Она была забавной, моя нечаянная соседка. И очень красивой.

– Я не могу позволить своим детям, если это мои дети, жить в такой дыре.

Она шагнула назад, потом спиной ко мне повернулась так, что светлые волосы взметнулись и осели на плечи гладкой волной. Её волос хотелось коснуться и это желание меня удивляло.

Уходила соседка воинственно, но потом все же обернулась.

– К вашему сведению, – процедила она. – У меня квартира есть в Москве. А здесь я потому, что перевозить так сразу детей, которые недавно потеряли мать, это жестоко. Родные стены лечат.

Ушла. При ходьбе чуть бёдрами покачивала, я давно заметил, что в моём присутствии преображаются женщины любого возраста – подсознательно хотят мне понравиться.

Впрочем в этой глуши, оказывается, это правило давало сбой.

– Ирод! – крикнула старушка из-за забора. – Чтоб тебя черти уволокли в самое пекло!

Я растерялся – данную старушку я видел последний раз в жизни и надеюсь, в последний. Она стояла, чуть сгорбившись, опираясь о деревянный штакетник, смотрела на меня подслеповато щурясь.

– Мы знакомы? – вежливо поинтересовался я.

– Черти с тобой знакомиться будут! – сплюнула бабушка.

Я долго смотрел ей вслед. Кем они вообще меня воображают? Людоедом? К счастью, вскоре приехал мой юрист, я вызвал его прошлым вечером.

– Матвеева Алиса, – сказал он. – Квартира и правда в Москве есть, студия у черта на рогах. Детей не усыновила, оформила опеку, и правильно сделала, я бы ей детей не доверил. Вы уверены, что они ваши?

Я задумчиво постучал пальцем по старому, выщербленному столу. Мой юрист никак не вязался с этим домом, лощеный, кругленький весь, он нервно промокал лоб платком, оглядываясь по сторонам.

– Процентов эдак на семьдесят.

– Постановление суда я выбью, – продолжил адвокат. – Но гораздо быстрее будет просто надавить…если за детей боится, припугнуть соцзащитой и детдомом, побежит на анализы, как миленькая.

Идея припугивать соседку мне категорически не нравилась.

– Ну нужно, – решил я. – Она и так вся зашуганная. Давайте я по-хорошему попробую…

Адвокат торопливо кивнул и убрался из некомфортной ему среды. А мне нормально было – я по работе где только не мотался. Здесь хоть соседи…симпатичные. Если отбросить в сторону странную старушку, конечно.

По-хорошему не получалось – блондинка Алиса от меня пряталась. Я покатал имя на языке. Алиса…оно удивительно ей подходило. Вечером, отчаявшись на повторный разговор, я вышел снова сражаться с крапивой. Делать все равно было нечего, нормальный интернет мне ещё не провели, а проводить совещания, усевшись на козырёк крыши – только там три джи ловил, так себе затея.

Крапива была колкой, в ней тонко жужжали комары. Вились вокруг меня, но сесть не решались – я как следует облился репеллентом. Иногда один, самый удачливый все же находил единственное незащищенное место на затылке и атаковал.

С соседнего двора доносилась негромкая музыка, иногда детские, едва различимые разговоры. Я пробурил в крапиве целый тоннель, до самого соседского забора, и теперь стоял, прислушиваясь.

За забором – кусты. На них висели мелкие, зелёные ещё, не известные мне ягоды. Внезапно, ветки зашевелились, вылезла одна любопытная мордашка, потом другая. Двойняшки. Возможно, мои. Я замер, не зная, что делать. Не спугнуть бы, да если честно, и самому страшновато, в такой ситуации я ещё не оказывался.

А дети, в отличие от опекунши, меня не очень-то и боялись.

– Вы чего тут делаете? – спросил наконец я.

– Жуков ловим, – ответила рыжая девочка. – Для Алисы. Одного поймали.

И показала жука на ладошке. Толстый, зелёный. Жук шевелил лапками и пытался сбежать, но девочка ловила его, сажала на место и накрывала второй ладошкой.

Мальчик молчал, только поглядывал на меня искоса.

– Ей что, жуки нравятся?

Девочка хихикнула и я понял, что за этим скрывается проказа.

– Дети! – крикнула Алиса от дома. – Немедленно возвращайтесь!

Девочка закатила глаза, а мальчик её за рукав дёрнул, видимо, убеждая вернуться.

– Идите, – сказал я. – Она же волнуется.

Они взялись было за руки, чтобы идти через бурелом заросшего сада вместе, а потом девчонка обернулась.

– А правда, вы бандит? – бесхитростно спросила она. – И злодей. Злостный.

Я даже поперхнулся, прокашлялся. Бандитом я явно не был. А злодеем… Если только капельку. Но девочка смотрела с такой надеждой, что разочаровывать её не хотелось.

– Да, – подтвердил я. – Я злостный бандит международного уровня, а здесь скрываюсь от интерпола.

Девочка удовлетворенно кивнула. Между тем, кусты снова затрещали и явили на свет божий Алису.

– Да что же вы…

И меня увидела. Глаза сверкнули, губы сжались. Такой сердитой она мне даже больше нравилась.

– Нельзя разговаривать с незнакомыми дядями, – сказала она. – Идемте домой.

Выбрала травинки из светлых волос мальчишки, одернула платьице девочки, сама на меня посмотрела поверх них, и головой покачала, словно прося ничего не говорить.

Мальчишку взяла за руку. В её немудреных хлопотах столько заботы было… они ушли, а я ещё несколько минут стоял, прислушиваясь к жужжанию комаров и своим мыслям.

Если дети мои, я не могу оставить их здесь. Придётся оформить отцовство, забрать их. Не знаю, школу нормальную найти, садик. Я, даже если перестану мотаться по миру в общем и России частности, все равно работаю очень много. И вот на кого мне детей бросать? На круглосуточную няню?

Я сам с нянями рос, несмотря на то, что у меня, в отличие от этих детей мама имелась. Я знаю, каково это. Няня может обеспечить уход и заботу, да. Но любить чужого ребёнка, пусть даже за деньги, способен далеко не каждый.

А тут – есть девушка, которая их любит, несмотря на то, что они повисли на её шее неподъемным грузом. Несмотря на то, что они ей жуков подкидывают. Возможно, она ещё сама не осознает, что любит их.

К тому же она красива. И так забавно сердится…

Мысль, которая сформировалась в моей голове, на первый взгляд была такой дикой и нелепой, что я сам не верил, что к такому выводу пришёл.

Если это мои дети, а они мои, им не только папа нужен. Ещё мачеха. Но только такая, чтобы любила, как родная мать…

А мне в конце концов, скоро тридцать пять. Мама будет в восторге. Только, что-то мне подсказывает, что блондинка от предложения выйти за злостного злодея будет не в восторге.

Я и сам…пока в него поверить не могу.

Глава 5. Алиса

Я так волновалась из-за негаданного соседства, что всю ночь толком уснуть не могла. Вставала, проверяла двери. Их две было, одна передняя, вторая в огород, на котором в этом году ничего не растёт – сестра болела, ей было не до огорода этой весной. Местами только повылез щавель и зелёный лук, нужно будет надрать…

Снова отвлеклась. Проверила окна. Всё заперты. Но что остановит детей, которые их уже открывать умеют?

Ибо я не знаю, чего ждать. Денег сосед не предложил, косвенно подтвердив то, что их у него нет – очередной неудачник, до каких Аня была весьма охоча. Но он кажется таким серьёзным… Хотя глаза смеются, уверена – надо мной смеются. Да ещё столько деятельности развёл… Уборщиц вызывал. Вроде не употребляет алкоголь, это огромный плюс.

Вездесущая Ангелина сказала, что видела, как он машину в гараж загоняет. Значит, не так уж нищ.

Но я боялась. Я в страшном сне не могла представить, что с тремя детьми делать, а теперь ещё страшнее. Что, если я проснусь, а их нет, похитили? Нет, нужно что то решать.

Ото всех этих тревог я проснулась в шесть – не виданная рань для меня. Когда-то я и в пять вставала, когда сразу на двух работах пахала, пытаясь накопить взнос на квартиру. Но теперь, слава богу, отвоевала право приходить на работу к десяти. Наслаждалась, я прирожденная сова. А теперь снова все сломалось.

Кот, увидев меня требовательно мяукнул, собираясь гулять. Его я выпустила – если похитят, только спасибо скажу, кот ещё вреднее своей маленькой рыжей хозяйки. Вышла в сад. Солнце уже поднялось, но ещё не высушило росу на траве, и вообще, так сладко – горько вдруг на душе, и не поймёшь, чего больше.

Недалеко от порога, у поросли подорожника возилась, пытаясь закопаться поглубже, земляная жаба. На редкость гадкое существо, но безобидное, я на них нагляделась, на нашем огороде их было полно, целая семейка.

– Ты-то мне и нужна, – заключила я.

Подхватила на руки, стараясь не морщиться. Сполоснула под струёй тёплой воды и понесла в детскую. Сначала хотела Соньке под одеяло засунуть, потом поняла, что так мне хорошей матерью не стать точно. Ограничилась тем, что посадила в банку и поставила на тумбу, прямо перед в изголовье ребёнка.

– Ого, что это, завтрак? – поразилась делано Ангелина. – К нам снова фея прилетала или это ты проснулась пораньше?

Я хотела бы поставить девчонку на место, но опять же – боялась ранить. Рядом с бабой Ниной она совсем другой становилась. Мягкой и нежной. Она просто переживает потерю матери. Мне нужно подождать.

– Садись и ешь, – скомандовала я.

У меня сегодня даже не яичница. Из детской комнаты донесся короткий вскрик, потом по полу протопали босые ножки. Даже топали сердито, я подавила улыбку.

– Совсем не смешно, – сказала Соня.

Маленькое личико с круглыми щеками и следами от подушки насуплено. В руках банка с жабой.

– А по-моему очень даже смешно, – отозвалась я. – Я просто сажала лягушку в молоко, чтобы тесто для оладушек скисло, не выпускать же её так сразу…

Ангелина фыркнула и выплюнула оладушек. А Соня… Рассмеялась.

– Ну вот, – снова смешно, отозвалась я, а жаба гулко заорала из банки.

После затянувшихся выходных Ангелина снова пошла в школу. До остановки топать с километр, но разумеется, она не хотела, чтобы я её провожала. Я стояла и смотрела ей вслед. Быть мамой – волнительно. Отпускаешь вот так ребёнка, а сама сидишь и переживаешь, не случилось бы что…

Стало искренно и до боли вдруг жаль нашу с Аней маму. Мы любили её, но как и все дети, относились к ней довольно эгоистично. А жизнь не дала нам времени повзрослев все переосмыслить и исправить – мамы нет больше.

Проводив Ангелину взглядом, я вернулась к двойнятам. Спровадила их к бабе Нине, нервно поглядывая на спящий дом соседа и отправилась в магазин. Ели трое небольших детей очень много. Сумма, которую я выделила на месяц проживания уже утекла за две недели.

Наш городок был не таким уж большим и значительным, но красивым, я его тоже любила, по своему. В последние годы он разросся. У моря покупать жилье дорого, а у нас – пожалуйста. А до побережья на автомобиле за полчаса доехать можно.

А мне полчаса, не меньше топать пешком. Потомилась на остановке, дождалась автобуса. Обратно так не повезло, а на такси я уже не поеду. Уже экономить можно. Ушлые таксисты нашу деревню считают другим населённых пунктом и ломят втридорога, по умолчанию думая – раз из Москвы приехала, значит деньги есть.

А денег было мало, один перелет сколько сожрал. За работу на удаленке мне много не заплатят… за само опекунство платят – слезы. Да и переведут только в следующем месяце.

В общем, не дождавшись автобуса я пошла обратно пешком. В руках два тяжёлых пакета. Молоко, сосиски, сыр, бананы, хлеб, печенье, яйца…всего не счесть. Пройду метров пятнадцать, останавливаюсь отдохнуть. На пальцы смотрю, подушечки пунцового цвета, пересеченные белыми полосками – ручки в кожу впились. Отдохну, иду дальше.

Машины равнодушно мимо пролетают. Пока одна не остановилась. Я сначала обрадовалась – тащить пакеты уже никаких сил не было. А потом увидела его.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался сосед. – Подвезти?

Я то на него смотрю, то на автомобиль. Сразу видно – очень дорогая игрушка. Даже странно, что это Аню потянуло на обеспеченных мужчин? Может он все же не их папа?

– Нет, – сказала гордая я. – Я сама.

Это во мне мама проснулась. Она всю жизнь так старалась сильной быть, одной, без мужика, никого не прося о помощи никогда. Она считала, что все сама сможет. В противовес ей Анька наверное такой и стала.

Сама отказалась, сама думаю – ну, уговори меня, пожалуйста! Потому что сил нет уже никаких, а заветный поворот на наш посёлок ещё даже впереди не показался.

– Давайте, – мягко позвал он. – К незнакомым не садитесь? Я Максим, вы Алиса, очень приятно. Теперь можете садиться.

Я подозрительно на него глянула – откуда знает? Хотела было отказаться, да поняла, что совсем глупо будет. Никого кроме себя я не проучу.

В машине пахло дорогой туалетной водой и натуральной кожей сидений. Она была вся такая красивая и уютная – я бы тут жить осталось. Взгляд на него скосила – желательно, с ним. Но то мысли совершенно неправильные, и вообще, мне никто ни мужика, ни машину не предлагает.

Ехали мы молча. И правильно – в том состоянии я любое его слово могла в штыки принять. Дорога до обидного быстро закончилась, пешком бы я вечность шла. Максим открыл багажник, достал мои пакеты и направился к нашему дому.

– Не надо, я сама, – испугалась я.

Вдруг двойняшки вернулись уже? Я все боялась, что он им свою-правду матушку вывалит и моя жизнь станет совсем невыносимой. Сонька так отца ждёт…

Максим хмыкнул, и пакеты мне передал. Они повисли на руках уже привычным грузом, я замерла. Не от тяжести. Мы нечаянно коснулись, кончиками пальцев, на мгновение… Но за это мгновение я успела понять, почему Анька обратила внимание на этого мужчину вопреки своим непонятным правилам.

– Спасибо, – пробормотала я и торопливо пошла к себе.

Двойняшек ещё не было, прибежали через несколько минут, зашуршали пакетами, помогая разложить покупки. Я смотрю на их макушки, такие разные, одна рыжая, другая белая, и умиляюсь. Помогают. Хорошие такие, хоть Соня и колючка.

И вообще… Люблю я их? Странное такое открытие. Да, они мои племянники, но я же их не знала совсем…

Сердце тревожно сжалось – теперь будет ещё тяжелее. Сколько бы я не боялась, согласиться на экспертизу придётся. И досадно даже, что он не очередной неудачник с криминальным прошлым – такому бы детей не отдали. А этому отдать могут.

Может, все же найдём компромисс?

– Я дома, – крикнула Ангелина.

Соня ушла выпускать свою жабу в сад. Мишка сел рядом, рисует. Меня рисует – коряво написал большими буквами моё имя. По его версии у меня огромные, в пол-лица глаза и волосы до полу, и вообще я похожа на инопланетянина. Но рисунок трогает до глубины души.

К соседу вечером приехала девушка. Каблуки длинные в землю проваливаются, ну, кто в таких в деревне? Красивая. Я поневоле гадаю, кто она? Его жена, девушка, коллега? Мне до этого никакого дела нет, но выбросить из головы не могу и поневоле себя с этой девушкой сравниваю.

На прощание он поцеловал её в щеку. Это хорошо или плохо? А потом поймал мой взгляд. Я смутилась, покраснела, пойманная, на месте преступления. А Максим постучал по циферблату своих дорогих часов и сказал.

– Я даю вам три дня. За это время вам надо решиться. Если что, мои двери всегда для вас открыты…

Эта фраза, на фоне того, что я сейчас за ним следила, звучала весьма двусмысленно.

Три дня это не много и не мало. Но это три дня безопасности. Я так расслабилась, что не заперла двери, как детей спать отправила. Сижу, пью чай, торопливо набираю текст на ноутбуке – работу никто не отменял. А потом услышала стук. Затем лёгкий скрип открываемой двери. Выскочила сразу в прихожую, кого там принесло?

– Вы кто? – удивилась я. И привычно добавила – Я вызову полицию.

И правда, телефон в кармане нашарила. Потому что этот тип доверия не внушал. Долговязый, нездорово худой, из-под ворота футболки видно краешек татуировки. Взгляд донельзя цепкий, оценивающий. Волосы светлые так коротко стрижены, что он лысым кажется. Тонкие губы в улыбке кривятся.

– Да не надо полицию, – широко улыбнулся он. – Хозяюшка, тут же все свои. Я это, близняшек папаша, как только выпустили, так сразу и приехал…пожрать есть что?

Глава 6. Максим

Просто так и вот так жениться я не мог, это противоречило бы всем моим принципам. Я ко всему относился предельно серьёзно, а женитьба мероприятие серьёзное, донельзя.

Даже ради детей.

Я решил составить список, в котором раскидать по пунктам, какие качества от жены мне требуются. И посмотреть, подходит ли Алиса вообще.

Пункт первый – она должна быть красивая. Хмыкнул, сразу поставил галочку. Алиса была красива не классической красотой, но было в ней что-то притягательное.

Пункт второй – попа. Попа должна быть небольшой, но приятно округлой. Подошёл к окну. Когда я входил в дом, Алиса смелела и выходила в сад. Вот сейчас игрушки собирает по двору, наклонилась… Так, тут тоже ставим галочку.

Она должна уметь готовить, это ещё нужно проверить. У меня, конечно, повар есть, но все же, любая уважающая себя женщина должна уметь готовить и точка.

Что дальше? Высшее образование. Воспитанность. Тут, конечно, вопрос спорный, смотрела она на меня так, словно я хочу детей её похитить и сожрать.

По дороге из магазина я её подвез, заодно полюбовался на ножки в открытых сандалиях. Удовлетворённо кивнул – большой палец был длиннее, все остальные ниже идут по порядочку.

А то знаете, отец всю жизнь ругался, что все его беды, оттого, что у мамы на ногах второй палец длиннее большого. Дескать, значит мужа ставить ни во что не будет. А мне нужно, чтобы ставили.

Вечером я долго ворочался и уснуть не мог. Думалось о детях, с которыми я побеседовал. Такие разные, пусть и двойняшки. Такие…удивительные. Затем злился на сверчка, который впрыгнул в открытое окно, и теперь разорялся трелями прямо в комнате, а найти этого подлеца, чтобы выбросить на улицу я не смог.

Наконец сон навалился тёплой тяжестью. Я скользил на самом его краю, ещё не уснув до конца, но уже видя смазанное сновидение. Снилась мне Алиса. Улыбалась обольстительно, манила пальчиком. Но смотрел я на её ноги. Она на земле стоит, тапочки эти её открытые, пальчики красивые в рядочек. И тут, тот самый пальчик, которому положено быть короче большого, вдруг шевелится. Растёт. Обгоняет всех своих братьев, тянется ко мне… Я давлюсь воплем и бегу в свою избушку, захлопываю дверь, но Алиса стучит в неё своим мутантским пальцем…

Тук. Тук. Тук.

Вздрагиваю и просыпаюсь – и правда, стучат. Господи, приснится же ерунда такая… потягиваюсь, иду к дверям. Щелкаю светом, открываю дверь. Алиса влетает, глаза круглые, словно плошки, взъерошенная.

– Там… – начинает она.

Останавливается переводя дыхание, я смотрю, на её халат, который немного распахнулся, обнажая плечо. На ключице родинка, маленькая, тёмная, такая заметная на светлой коже. Мысленно вписываю в список пункт – родинка на ключице, и тут же ставлю галочку.

– Где там? – интересуюсь в ответ.

– В моей кладовке.

И снова замирает.

– Ну вот, уже какая-то определённость, – хвалю я. – Что в вашей кладовке? Кстати, у вас есть высшее образование? А вредные привычки?

Алиса смотрит на меня, как на сумасшедшего. А потом огорошивает.

– Там, в моей кладовке, запертый…папа двойняшек.

Тут уже не до разговоров становится. На ходу Алиса объясняет – он покушать попросил. А она его заманила в кладовку, помочь… Ну, и заперла. А кладовка эта, вместе с погребом, отдельно от дома стоит.

Конкретно заперла – на засов, ещё и бревно подтащила, подперла. Ставлю галочку – старательная.

– Это что за беспредел! – кричал запертый. – да я вас…

Дальше такие выражения, что я даже поморщился. Бревно пнул, оно откатилось в сторону.

– Осторожнее, – предупреждает Алиса. – Он может быть опасен.

И пятится чуть в сторону. Вот, как хорошо, ещё и осторожная. Дверь распахивается рывком, оттуда вываливается мужик, которого я бы, например, своим отцом видеть не хотел.

Мало того, я вдруг понимаю, я не хочу, чтобы он был отцом моим детям. За эти дни я настолько сроднился с мыслью о том, что они мои, что сейчас этому в морду готов дать, за то, что он подвергает сей факт сомнению.

– Ты кто? – спрашивает он меня набычившись.

– Папа двойняшек, – любезно сообщаю я.

Он чешет затылок, смотрит на нас растерянно.

– И я папа… У меня и письмо есть, сейчас, покажу.

Достаёт мятый конверт. Такой же, какой и мне достался. Даже марки такие же. Текст, подозреваю, тоже не отличается.

– Мои они, – отвечаю я. – Катись отсюда, пока полицию не вызвали.

Ах, если бы я был так в этом уверен… мужик уходит, но постоянно оборачивается. Я буквально вижу блеск его глаз, несмотря на темень. Такие люди чужие деньги за версту чуют, я знаю. Теперь он просто так не уйдёт, вернётся, попытается выжать хоть что-нибудь. Гордости и принципов у них тоже нет.

– Испугалась?

Алиса кивает и вдруг ко мне прижимается. Ставлю галочку – на ощупь она весьма приятна. Трясётся, наверное, и правда страху натерпелась.

– Пойдём… Дети там одни.

Она от меня отстраняется и кивает. Идём до дома, молчим. У крыльца останавливаемся. Тёмный дом смотрит на нас единственным светящимся окном.

– Спасибо…

А я решаю дожать ситуацию, пока горячо. Нет, я не посягаю на девичью честь, хотя, конечно, хотелось бы. Я хочу изучить маленькую странную семью изнутри.

– Ты же знаешь, что он может вернуться? – она кивает, я продолжаю. – Может мне у вас переночевать, в гостиной, на диванчике, на всякий случай?

Вот теперь она смотрит подозрительно. А у меня вид – сама невинность. Нимба только не хватает и крылышков для полноты образа.

– Только на диване, – предупреждает Алиса.

Я сдерживаю порыв закатить глаза. Дома приходится идти тихонечко – дети спят. Надеюсь, мои. Диван жутко неудобный, но к удивлению, я вырубаюсь на нем сразу, слышу ещё сквозь сон, как ходит Алиса. И снится мне снова она, только теперь сон гораздо приятнее…

Просыпаются здесь рано. Я проснулся от шума, увидел старшую девочку – заспанная и лохматая она брела мимо меня через проходную гостиную. Меня увидела, остановилась.

– Ты кто? – потом сама же себе ответила – а, бандит…

И дальше пошла себе. Следом проснулись двойняшки. Фыркали, выглядывая из своей комнаты, но выйти боялись. Смеялись там, переговаривались. Алиса встала последней, явно не жаворонок.

Вышла, споткнулась об меня взглядом, торопливо запахнула видавший виды халат ещё сильнее.

– Завтракать будете?

А по глазам вижу – ну, очень рассчитывает на отказ. А я не откажусь, надо же мне узнать, умеет ли она готовить.

– Обязательно! – и улыбаюсь белозубо.

Алиса глаза закатила и пошла на кухню. Я – в очередь к единственной ванной, чтобы умыться. Передо мной стоит рыжая, то и дело оборачивается поглядеть, сзади, блондинчик, он более робкий и смотрит только втихаря. Ну, как я уступлю пальму отцовства тому сомнительному субъекту?

– Жрать дадено, – объявила Алиса.

Сидим за столом. Все дети на меня смотрят в упор, хихикают, словно я клоун цирковой. Алиса на меня не смотрит принципиально.

А готовить, она, кстати, не умеет – овсянка, и та подгорела.

Глава 7. Алиса

Я не могла уснуть до утра. Не боялась того, что тот тип вернётся, все же, какой-никакой, а сопит на диване охранник. Я боялась того, что тот и правда их отцом окажется. Максим с шикарной машиной казался просто идеальным кандидатом теперь. Жрать он конечно тоже просил, но Господи боже, это же не сравнимо…

Он мне даже время дал. А теперь эту экспертизу делать ещё страшнее, чем раньше.

– Всё, теперь из дома совсем не выходим, – объявила я, проводив в школу Ангелину. Теперь стояла до тех пор, пока её школьный автобус не забрал, мало ли… – Если только до бабы Нины, и то под конвоем.

Соня недовольно скривила губы, надулась вся. Я рисовать их усадила, сама демонстративно рядом сижу, а то знаю я эту Соньку, только отвернешься, а она в окно.

– Бандит у нас на диване ночевал, – уклончиво сказал Миша. – Он вроде не страшный…

Ну, что я ему скажу? Что его мама, по которой он до сих пор ночами ревёт, всех нас запутала?

– Папа приедет, – завела свою волынку Соня. – И от всех нас спасёт.

И на меня покосилась, словно подразумевая, что спасёт от меня в первую очередь. Я же мачеха, злобная гадина.

Детей отчислили из садика, когда в приют забрали, я поленилась снова бегать со справками, ведь уедем, наверное. Теперь об этом остро жалела – сидеть весь день взаперти с пятилетками то ещё развлечение.

– Ну, жди папу, – пожала плечами я. – Пусть тебя спасает.

И на кухню ушла. Не смотря на обижалки, кушать дети любили по расписанию, а я готовить просто ненавидела. Во времена студенчества просто ели, с девчатами, что придётся, потом полуфабрикаты и служба доставки еды. Жить одной было необременительно, с тоской подумалось мне. Представила, какого размера будет чек, вздумай я заказать роллы на всю эту ораву.

Вздохнула и принялась разделывать курицу. Дохлая курица была отвратительно скользкой, но я помнила, что куриный суп детям необходим, мама нас есть заставляла… Поэтому пострадаю немного за правое дело.

На стадии нарезки лука я заплакала с полным на то основанием. И по своей уютной квартирке, и по мужчине, который сказал, что ему не нужны трое чужих детей. По Аньке, по всей своей прошлой жизни, в которой пусть и тяжело было, но так хорошо… Ещё немного по соседу. Мало того, что всю нашу жизнь на уши поставил. Так он потом из неё уйдёт…. А к хорошему быстро привыкаешь.

– Вот и не привыкай, – сердито сказала я и хлюпнула носом.

Он так быстро уснул вчера, так легко, словно у себя дома. А я, дурочка, остановилась им любоваться. Телефоном ещё посветила, чтобы лучше видно… Одно слово – дурочка. А он красивый такой, где его Аня вообще нашла? Нога торчит из под одеяло, крепкая, сильная, умеренно, по-мужски волосатая. И знаете, ногу погладить хотелось, а меня вообще раньше не тянуло гладить мужицкие ноги.

– Выбраться бы без жертв, – снова сказала я, но уже без хлюпа, лук закончился.

– Алиса…

Обернулась, Мишка стоит в дверях. Тихий такой, маленький. Я подняла карту медицинскую – он весь год лечился после рождения, как только сестра вытянула одна… Тяжёлая операция внутриутробная была, делили кровеносные сосуды – Сонька не давала ему питаться. Вообще это на Соньку похоже.

Сейчас он выправился, Соньку почти ростом догнал, но все ещё слабенький и болезненный. Такая ответственность… И если уж папы нарисовались, то явно надо брать того, что побогаче, он хотя бы детям больше дать сможет. А тот, второй, кроме проблем и не даст ничего.

– Чего, мой хороший?

Мишка посопел немного, не решаясь сказать – носик смешно сморщился. А потом огорошил.

– Сонька в окно сбежала снова.

Я руки о полотенце вытерла, и решительно вперёд устремилась.

– Сейчас я ей задам!

И правда, задам. Сколько можно уже? Я, конечно, не мама, но можно же меня хоть немного слушаться. На улицу пошла, Мишка за мной увязался.

– Время истекает, – любезно напомнил сосед.

Я только рукой махнула – сделаю я эту экспертизу, теперь то тем более, пока блондин не вернулся.

– А есть ли у вас татуировки? – вдруг сказал сосед. – Или пирсинг?

Я так удивилась, что остановилась даже, про Соньку на мгновение позабыв. Что ещё за вопросы?

– Есть, – отчиталась я. – В пупке колечко и на попе сердечко.

Сердечко и правда на попе было. На спор пришлось набить, на третьем курсе ещё. Я его свести хотела, потом подумала, не на лбу и ладно. Пусть будет.

Максим удивлённо вздернув бровь. Так у него это филигранно получалось, что я на днях полчаса перед зеркалом тренировалась – и близко не похоже.

– А покажете?

И голос такой низкий, вкрадчивый, у меня аж мурашки.

– Только после свадьбы, – отрезала я. – Я девушка порядочная. Мишка, пошли.

И в этот момент Сонька завизжала. У меня сердце ухнуло. Вот и случилось что-то страшное, не уберегла, не справилась! Бегу, и сердце колотится, прямо в ушах, перепонки раздирая.

Сквозь кусты несусь, у нас весь дом смородиной оброс. Ветки меня сначала терпим ароматом обдали, потом оцарапали, да разве имеет какое-то значение?

Сонька была целая и невредима. Только красная вся – так орала громко.

– Я же говорила тебе…

И осеклась. Успею поругать. Главное – все в порядке. Главное – успела. Потому что папа номер два, который сейчас бежал сверкая пятками, Соньку утащить пытался. Да только сосед быстрее бегает…

– Слава богу! – упала на колени я. – Всё хорошо? Не обидел? Молодец, кричишь громко.

К себе ее прижала, а она ревёт и не вырывается, первый раз. У меня сердце щемит, до боли, глажу её по макушке, а поверх неё смотрю, как сосед второго папу волочет за ухо.

– Бегите домой, – скомандовала я двойнятам. – И дверь закройте.

Они в кои то веки послушались. А я приблизилась к мужчинам.

– Есть у них папа, – твёрдо сказала я. – У Соньки глаза зелёные, как у него.

– А у мальца серые, как у меня! – завопел мужик и сморщился, ему сосед ухо чутка прикрутил. – Может мы её того, в один день, и совместное оплодотворение вышло…

Я глаза только закатила. И вот что с ним делать теперь? Я же не могу заставить соседа держать его за ухо, пока результат экспертизы готов не будет. И жить не могу спокойно, пока он вокруг бродит. Страшно становится от мысли, что Соньку увести мог, даже сердце замирает от ужаса.

– Мама не такая! – я обернулась и Ангелинку с портфелем увидела у ворот. – То что вы про неё говорите, все не правда! Она хорошая была, и нас любила больше всего в мире… А ты…ты сама моего папу хотела…

Не договорила и в слезах домой бросилась. Я застонала – как с этим справиться я тоже не знаю, Ангелина меня и так не любит…

– Иди к ней, – велел Максим. – а я этого в полицию отвезу, его за небольшую плату несколько дней в обезьяннике придержат.

Я пошла. Ангелина в комнате закрылась, не открывает. Двойняшки, которые разговора не слышали, сидят тихонечко и глазами круглыми смотрят испуганно. А я стучу и открыть уговариваю. Не было у меня детей вовсе, а теперь сразу три, и один из них подросток…

– Мама, роди меня обратно, – попросила я.

С кухни понесло горелым – там начал жариться суп.

Глава 8. Максим

Про старшую девочку я не думал. Я вообще еще несколько дней назад о детях не думал, ни под каким соусом, а тут…получайте, распишитесь. С мыслью о младших я не то, чтобы смирился, свыкся. Но старшая тоже имела место быть, отмахнуться от этого факта невозможно.

Я отвез папашу номер два в отделение, там его приняли с радостью – давний знакомец. Именно отсюда его пять лет назад и забрали. За воровство. Мысль о том, что мы с ним несколько лет назад невольно делили одну женщину, вызывала приступ брезгливости. Там где то, в идеальном будущем, которое грозило не наступить, мои дети рождались от здоровой высокоморальной девушки. По пунктам выбранной, тщательно, по списочку.

– Либо ты сейчас открываешь, – кричала девушка, которая подходила сразу под несколько пунктов списка сразу.– Либо я вызываю полицию! И вообще…

Следом громко загрохотало, а Алиса присовокупила несколько таких слов, что я поморщился. Подошел к распахнутой двери, заглянул осторожно. Сердитая и красная от натуги Алиса тащила чемодан. Несколько светлых прядок прилипло к потному лицу. Шортики короткие, стройные ноги напряжены, что у неё там, кирпичи отчего дома?

И вообще, что, уехать собралась? Это вот точно на идеальную маму никак не похоже, а это минус галочка из списка. Оказалось, не уезжает. Старшая собралась уехать, теперь они сражались за чемодан. Ну, как сражались. Тянули его в разные стороны.

Нужно срочно вмешиваться, но бабских разборок я боюсь прямо с детства.

– Хватит! – раздался детский голосок, когда я только внутрь шагнул. – Если что, я лучше сам уйду! Прямо в лес! То есть, сначала через речку, потом в поле, а потом в лес!

Миша, чтобы его было заметнее, встал на табуретку. Взъерошенный, тоже красный, только он от рёва. Маленький и храбрый, пусть и испуганный.

– Иди дальше жди своего папу, – буркнула Ангелина.

И на меня сердито зыркнула. Точно, она же слышала разговор и уже знает, что я тоже на отцовство претендент, наряду с тем, что в обезьяннике сейчас…

– Я тут мужчина! – сказал Миша. – Я авторитет! И я сказал, хватит ругаться!

Авторитет был самым мелким ребёнком. Не знаю, почему, но он был заметно меньше своей сестрёнки по росту. И сейчас вижу – страшно ему. Но кулачки сжал, на табуретке своей стоит, маленький боец невидимого фронта.

– Кто-нибудь хочет мороженого? – не к месту ляпнул я.

Я когда маленький был, очень любил сливочный пломбир. Мама моя всегда работала, сколько я себя помню, причём больше за идею – пьесы она ставила в небольшом театре. Денег ей толком не платили, но на работе она горела. Папа оплачивал и няню, и мамину работу.

Но иногда, она вырывалась на редкие выходные. И тогда мы в парк шли. Там, в самом начале аллеи стоял автомат с мороженым. За несколько копеек давали хрусткий вафельный рожок, а потом автомат жужжа заполнял его густым мороженым, таким холодным, что зубы ломило. И ничего не было вкуснее тогда. И казалось, не было лучшего лекарства от детских невзгод.

Видимо, за последние тридцать лет все поменялось и мороженое не работало. На меня разом посмотрело три пары глаз и я почувствовал себя весьма глупо с этим специально купленным и начинающим уже таять мороженым.

Но в какой-то степени оно сработало. Ангелина фыркнула, отпустила чемодан и снова ушла в свою комнату. Соня глядя на меня покачала головой. Мишка спрыгнул со стула взял сестру за руку.

– Не до тебя сейчас, – сказала Алиса, разом делая меня лишним в этой семье. – Давай все потом? Завтра?

Пакет в моей руке тоже казался лишним и никому не нужным. Я к себе вернулся, затолкал его в морозилку. Подумал, что я делаю тут? У меня там застройка. Новый жилой комплекс, но не очередной спальный район, а чудо современных технологий. Эти здания могут быть полностью автономны от города, в самом высоком из них тридцать шесть этажей, я столько сил в этот проект вложил, что уже решил – пентхаус оставлю себе. Буду поглядывать оттуда на внешний мир, и никаких тебе проблем. Там лоджия будет огромная, куплю себе пальму в кадке и качели поставлю.

Представил, как такой же красный, как девчонки, тащу свой чемодан к машине. Понял – никуда пока не поеду. Подождут и пальма, и качели.

К вечеру позвонил Пашка. Пашка, это друг детства. Нам обоим повезло с отцами, которые пытались выражать родительскую любовь строго в денежном эквиваленте. Я все же перерос родительские подачки, себя нашёл. А Пашка… В общем, остался Пашкой.

– Ты где пропал? – не здороваясь выпалил он.

И я сказал ему. Никому, кроме юриста не говорил, а тут на тебе… Тем более, причина была. Пашка сейчас на побережье, всего в часе езды от меня. И буквально через час уже приехал, музыка из машины на всю округу, в багажнике бутылки позвякивают.

А на пассажирском сиденье Юлька. Сестра Пашки, с которой у нас когда-то могло получиться, но не получилось, несмотря на то, что у неё высшее образование, манеры и никаких сердец на попе.

– Ого у тебя тут, – воскликнул Паша. – Деревенский релакс. Баня есть?

Баня была. Такая же неказистая, как дом, тёмная, с чуть вогнутой острой крышей – словно устала и ссутулилась. Тем не менее, Пашку она восхитила, он даже дрова нашёл, правда, чуть палец себе не отрубил, при попытке разрубить пополам одно полено.

К тому времени, как наступила темнота, моя избушка была полна незнакомых мне людей. В этом – весь Пашка. На улице жарился шашлык, баня коптила и дымила, отказываясь нагреваться, то ли что-то не так делают, то ли она и правда устала. Музыка грохочет, все смеются. А я себя одиноко чувствую. Ни туда и ни сюда.

На соседский дом поглядываю – светится одно окошко на кухне. Наверное, Алиса чай пьёт. Может клацает с деловитым видом по своему ноутбуку, который явно видывал лучшие времена. Наверное дети спят уже. Музыка им мешает… Пошёл, выключил, несмотря на возмущенные вопли.

– Что-то не нравится? – спокойно спросил я. – Тогда вон отсюда.

Оказалось, что всем все нравится. Я сварил себе кофе, не успел, кофейная пенка выползла шапкой из турки и сползла на газовую плиту.

– Давай я, – оттеснила меня Юля.

Дверь в комнаты закрыла, приглушив гомон чужих голосов. Перелила мой кофе в кружку. Намочила тряпочку, оттерла кофейное пятно.

– Лучше сразу, пожала плечами она. – Пока не высохло.

Вот чего я на ней не женился? Полтора года же встречались. Была бы двойнятам готовая мачеха, а если повезёт – мама. И красивая, и хозяйственная, и лицо брезгливо не морщит на деревенский быт глядя. И готовит кстати отлично. Идеальная кандидатура.

– Макс, – повернулась ко мне, глянула, чуть склонив точеную головку. – Вот чего ты тут потерял? У нас же Пашка тоже попал на отцовство… Мудрить не стали, посадили на фиксированные алименты… Ни забот, ни хлопот. Юристы у тебя толковые, а клуша эта сама не понимает ничего. Всё оформите, чтобы не припёрлась с претензиями, как дойдёт, что упустила. Будешь бросать по несколько тысяч в месяц, Максим. Рублей, я серьёзно. Пашка так и делает, он официально только у папы и числится в штате…

И ладошку мне ободряюще на плечо положила. Ноготки аккуратные, не вульгарные, нежно розовые. У Алисы маникюр уже оброс и облупился, хотя красивые, ухоженные руки тоже один из списков моего пункта.

Так гадко вдруг стало. Наверное и правда – все, что не делается, к лучшему.

– У меня звонок, – сказал я, плевать, что час ночи. – И вообще, совещание. Сорян, Юль, занят.

Кофе допил одним глотком, и в комнату пошёл. Поймал за шкирку двух парней, на улицу выволок. Потом ещё одного отловил. Нетрезвые девушки, заполошно визжа метнулись следом.

– Трезвые есть? – спросил я.

– Я, – пробасил толстый парень. – Я вообще-то водитель.

Вот и славно. Бросил ключи ему, пусть выметаются из моей избушки на курьих ножках. Поймал проницательный Юлькин взгляд. В нем – сожаление. И меня жалеет, и о своих словах. Неверную ты стратегию выбрала, Юль, неверную.

Они тронулись на двух машинах, вторую Юля повела. Та, что могла бы стать моей женой тоже не пила, пьяной я её редко видел. У неё на жизнь другие планы.

В доме накурено и кисло пахнет пивом. Открыл все окна, так сразу не помогло. Бардак. Баня, слава богу хоть чадить дымом прямо во двор перестала, шашлык уже догорел. На улице темно, хоть глаза выколи, сверчки надрываются. Комаров нет, наверное, дымом разогнало.

Находиться в доме было неприятно. Вытащил из морозилки пакет с мороженым, вышел на улицу. Там, за воротами лавка. Дома напротив нет, поэтому впереди крутой спуск к реке, которую сейчас не видно. Сел, развернул обёртку, откусил кусок мороженого, никогда не понимал, какой смысл облизывать.

Сзади галька захрустела шагами, я мог сказать кто это, не оглядываясь.

– Что это у тебя? – спросила Алиса, садясь рядом. – Мороженое? А ещё есть?

Я хрустнул пакетом, достал ещё одно, протянул.

– От невзгод не лечит, – пояснил я. – Зато вкусно.

Глава 9. Алиса

Мороженое таяло, капало на руки. Я тихо радовалась тому, что темно – не видно ничего ни черта. Всегда поражалась людям, которые умеют красиво есть мороженое, точно душу дьяволу продали.

– Хорошо, да?

Я кивнула. Мороженое кончается, скоро уже светать станет, птички проснулись, зашебуршали в кустах и кронах деревьях. Мы сидим и чуть соприкасаемся ногами – его колено бесцеремонно уперлось в моё бедро. Он этого факта как будто и не заметил, а я истерзалась. Отодвину, покажусь ханжой. Не отодвинуть ногу, тоже кратко странно… Потом решила сделать вид, что тоже ничего не вижу.

Тем более, сидеть так было приятно… Фантазировалось о разном и несбыточном. Там, в мечтах я была молода, прекрасна, богата. Анька жива. А такое дело, как прицеп из трех детей мужчин волновало мало. В моих мечтах детей любили, как своих.

Эх… мечты, мечты. Я видела сегодня девушек, что к нему приехали. Озирались так, словно в зоопарк приехали. Юбки короткие, а ноги длинные. Я рядом с ними моль, просто хорошенькая, в меру милая моль.

– О чем думаешь? – спросил сосед, подвинулся, устраиваясь удобнее на жёсткой лавке, колено чуть проехалось по моей ноге.

– О том, что спать уже надо, – трусливо пискнула я и сбежала.

У меня забот полон рот. Я за эти дни ни разу нормально не выспалась, и сегодня не высплюсь. Мишка просыпается каждую ночь, Сонька спит, как убитая, зато в шесть вскакивает на ноги… Ангелина объявила голодовку. Хотелось жрать, спать и домой, в уютное одиночество моей квартирки.

Дома было тихо, только тихо урчал, нализывая хвост, кот. Его наверное тоже забрать придётся… Или приютит баба Нина? О том, что она тут останется без маленьких соседей, что росли на её глазах, думать не хотелось. Слишком грустно.

Проснулась я с удивительным ощущением. Я выспалась. Потянулась за телефоном, посмотрела, который час – мама дорогая, одиннадцать! Я представила, как Ангелина утром выкатила чемодан, закидала туда своих вещей, прихватила двойняшек и утопала в закат. Сердце похолодело. Слетела с кровати, понеслась на кухню.

На столе – крошки. Много крошек. Кляксы варенья, ополовиненный, криво порезанный хлеб. Завтракали. Сонька сидит в гостиной и смотрит телевизор. Ну вот, одна точно на месте.

– Сестра твоя где? Брат?

Сонька повернулась ко мне, на щеке пятно варенья, кончик косички явно побывал в банке со сладким лакомством, слипся.

– Спят, – пожала плечами она. – Я Мишку будила, а он не захотел вставать.

Я сначала к старшей метнулась. Дверь была не заперта, из под одеяла торчит не очень чистая пятка. На месте, спит. Потом к Мишке. Он тоже спал, с головой в одеяло закутавшись. Я было успокоилась, ушла, поставила чайник. Потом вернулась. Стою над ним, спящим, думаю, ну, никогда же так долго не спал. Ангелина в выходные могла, да. А двойняшки всегда рано просыпались и весь дом на уши ставили.

Лоб ему потрогать? Так у меня детей нет, не умею я ладонью температуру мерить. Отогнула край одеяла, прикоснулась ко лбу и вскрикнула. Особых умений не требовалось. Мишка был такой горячий, что буквально обжигал.

У меня сразу паника. Не справилась. Не уберегла. Детей у меня точно заберут, Ангелину вредную в приют, двойняшек папе. В то, что взрослый мужик с детьми будет возиться, мало верилось. Пусть даже такой красивый. Деньги у него водились, сбагрит в пансионат… Сонька то везде справится, она боевая. А Мишка нежный такой…

– Скорую, – заключила я. – Соня, ты мой телефон не видела? Скорую нужно срочно!

Сонька поднялась, головой покачала, измазанная в варенье косичка маятником туда-сюда мотнулась.

– Стой, – властно сказала она.

И удивительно, я подчинилась. Мелкая властная девочка пошла в комнату, приложила пухлую ладошку ко лбу брата и резюмировала:

– Не надо скорую. Надо нашего врача, телефон на магнитик прилеплен к холодильнику. У Мишки…так бывает.

Врач, которая ещё мои простуды лечила, пришла только через сорок минут. Я пыталась Мишку растормошить, но реагировал он вяло. Глаза открывал, улыбался слабо, засыпал обратно. Одеяло я с него стянула, надела на него мокрые носочки – может хоть немного остудит.

– Вернулась, значит, – резюмировала Вера Анатольевна, входя. – Я как раз с курсов приехала, собиралась до вас дойти.

Я кивнула и принялась томительно ждать. Пожилая педиатр не спешила. Разулась, по сторонам поглядывая. Помыла руки, потратив на это добрую минуту. Затем только к мальчику пошла. Температуру померила, языком цокнула.

– Высокая, в этот раз. Лекарства я тебе сейчас выпишу, купи, давай. Если к ночи ничего не поменяется, то звони мне. Приду.

– А что с ним?

Вера Анатольевна на меня посмотрела, казалось, осуждающе. Весь город меня осуждал. Как же, сестру беременную бросила, земля на могиле матери осесть не успела, сбежала в Москву свою и носа не казала.