Дочь всех городов

Глава 1. Встреча

Ярмарка была в самом разгаре, и вино из разбитой бочки уже лилось рекой прямо по мостовой, когда на площади, украшенной лентами и флажками, появился загадочный бордовый плащ, а над ним – шляпа с перьями. Бордовый плащ уверенно тёк вглубь толпы, а шляпа грозно покачивалась. Но красные сапожки на резвых каблучках и острая улыбка, сверкающая из-под перьев, говорили о том, что хозяин шляпы гораздо менее серьезен, чем пытается казаться.

Фигура в плаще с ходу влезла в очередь за лотерейными билетами, не задумываясь, вытянула самый счастливый из них, о чем и сообщила всем собравшимся:

– Господа, расходимся! Выигрыш достанется мне, так что не тратьте время. Ступайте лучше есть эклеры!

Сказав это, фигура вальяжно отправилась дальше по площади, полной народу нарядного, веселого и, конечно, не пьяного совсем. Вскоре стали объявлять победителей лотереи:

—…и главный приз – а это у нас медный самовар – достается… Приготовьте свои ладошки… Достается нашей дорогой гостье в лоскутных штанах, имя которой и называть не нужно, вы и так его знаете!

«Черт, – подумалось под шляпой. – Не повезло, – подумалось под шляпой».

Но на ярмарках события мелькают, как стеклышки в калейдоскопе. И лотерея была в миг забыта, едва послышались звуки кадрили. Вся площадь вдруг превратилась в танцующий вихрь из платьев, цветов, лент, косичек, сплетенных рук и улыбок. Даже торговые шатры кружились в своих неуклюжих расписных юбках и отбивали такт деревянными столбами. Все пели, смеялись и усердно оттаптывали друг другу ноги.

Фигура в плаще не плясала, но плыла куда-то в потоке танца, пока ее не вынесло на противоположный конец площади, туда, где верхом на ящике с красками, весь с ног до головы облитый гуашью, сидел художник. Он болтал ногой, курил трубку и угощал комплиментами барышень.

Вокруг него громоздились картины – по большей части луга и крохотные домики, утопающие в сиреневых садах. Но одна картина была больше и ярче всех других. На ней была нарисована девочка в разных носках. Она бежала по полю и была вся овеяна каким-то едва заметным хихиканьем. Ее растрепанная коса тянулась по ветру куда-то за горизонт, лоскутные штаны были забрызганы водой и грязью, а в рот залетали бабочки и цветы. Но лучше всего были нарисованы глаза. Похоже, художник с них и начал. Они были зеленые, с прищуром и смотрели так, как будто бы уже знают о тебе всё и им от этого весело.

Под шляпой бродили раздумья: «где-то я видел этот лукавый прищур… Уж очень он мне знаком. Но у кого?»

– Кто это?

– На этой картине? – переспросил художник. – Неужели ты не знаешь, загадочный господин?

– Я повторяю свой вопрос, – сурово ответили из-под шляпы.

– Судя по всему, ты из очень дальних стран, – художник сочувственно покачал головой, – иначе бы ты точно ее узнал. Это же Дочь всех городов.

Секундная пауза.

– Я беру эту картину.

– Пожалуйста. Она стоит двадцать медных монеток.

– Двадцать монеток? А может, один волшебный камушек?

Из-под плаща высунулась ладошка, на которой лежал круглый молочно-голубоватый камушек.

– Это лунный камень. Он приносит удачу, здоровые суставы, совет в семье и богатый урожай. При определенных условиях дарует бессмертие.

– Хе-хе, – прокряхтел художник. – Ты опоздал, дружок. Здесь уже лет двести не верят в такие сказки.

– А ты поверь. Забирай камень, а мне картину. Нарисуешь себе новую. Что ты теряешь?

– Если ты так хочешь отдать кому-то этот чудо-камень, отправляйся в Мшистую долину. Говорят, там в дремучих лесах обитает ведьма. Она, пожалуй, единственная в этих краях еще верит в такие штуки.

(Это было враньё, потому что не ранее, чем две недели назад, торговец картинами сам возил к той, кого он назвал ведьмой, свою больную дочь. После чего она, невзирая на то, верит ее отец в «такие штуки» или нет, резко пошла на поправку).

– Хорошо, – согласился плащ. – Тогда отдавай мне картину за право позвать на помощь.

– За право позвать на помощь?! – воскликнул торговец. – Почему я вообще должен тебе верить? Я вижу тебя, а точнее только перья твоей шляпы, впервые в жизни. Либо сними шляпу и докажи обратное.

Плащ слегка колыхнулся, и под ним мелькнула золотая сабля.

– Да, ты видишь меня в первый раз. Отдавай картину, и, обещаю, мы больше не увидимся.

– Ах, вот ты кто, – сказал художник, совершенно не впечатлённый этой угрозой. – Сверкаешь саблей. Знаем мы тут одного такого. Да только он смел и благороден, мы зовем его Рыцарем, а ты кажешься злым и жестоким. Будь проще, сынок. Сабля не добудет тебе добра.

– Что-то ты заболтал меня, старик. Отдавай картину, а? И пойдем обедать. Все что хочешь отдаю: лунный камень с удачей и бессмертием, свою верность с правом позвать на помощь…

– Двадцать монет.

В тот же момент сабля взвизгнула и оказалась в секунде от шеи девочки на картине.

– Она не останется у тебя. Либо я ее заберу здоровой, либо она погибнет.

– Да зачем, черт побери, она тебе так нужна? – воскликнул торговец, просыпав табак из трубки себе на штаны.

– Я буду ею любоваться, – хитрая усмешка из-под шляпы.

– Найди ее саму и делай с ней что хочешь: любуйся или тыкай в нее саблей, а картину оставь, мне семью кормить надо.

– Отдай мне картину сейчас, и твоя семья никогда не будет ни в чем нуждаться.

Пока торговец искал подходящие слова, чтобы выразить свое возмущение, наш удалец спокойно обнял картину, чинно поклонился и растворился в пляшущей толпе и струнном зное праздничного дня.

Он вышел из города по восточной дороге и отправился по ней вместе с картиной. На ближайшей развилке без раздумий свернул налево и не пожалел: вскоре ему повстречался до слез наивный паренек-пастух, который счел за счастье поменять свою молодую лошадь на шляпу с перьями, а маленький ключик с зеленым камушком на бордовый плащ. Правда, пастух так и не смог внятно объяснить, откуда ключ, потому что нашел его на дороге, но наш взъерошенный теперь уже знакомец (наконец он без шляпы и мы можем увидеть его спутанную шевелюру с медным отливом), наш знакомец был уверен, что любой ключ открывает какую-нибудь дверь, а то и сундук с сокровищами, а это всегда неплохо. Он сунул ключ в карман и забыл о нём.

Пока он не спеша едет по желтой дороге среди лугов, мы можем его разглядеть. Теперь нам видно, что плащ и шляпа его невероятно старили, потому что на самом деле он юн и гибок, как вьюнок, что оплетает низенький заборчик вокруг того кружевного домика, который приходит к тебе во снах и зовет обратно в детство. Мы видим, что на нем цветастая рубашка и широкие шорты до колен. Удальские его сапожки мы уже замечали, но полюбуемся еще раз. Кстати, носочки у него тоже под цвет костюма – один рыжий, другой зелёный.  Золотая сабля, разумеется, при нём. Тёмно-русые локоны залихватски взъерошены на макушке. Уверенный разбойничий взгляд, хитрая полуулыбка на обветренных губах. Вот он полез в сумку и что-то извлек из нее… Ах да! Он нахлобучивает на голову скомороший колпак с двумя рогами и серебряными бубенчиками, на звук которых слетаются феи и прочие чудеса. Теперь мы видим его во всей красе, и нам становится ясно, кто он такой и как его зовут. Это же Шут!

Глава 2. Встречи

Лошадь Шут решил назвать Незабудкой. У нее между ушей было белое пятнышко в виде цветочка. Следующие две, а может три недели они провели в бесконечных поисках девочки с картины. Днями и ночами они ехали куда глаза глядят и вежливо беседовали с каждым встречным. В конце концов Шут знал про девочку с картины больше, чем про самого себя:

– Так это же Ола! Дочь всех городов! Она ходит в ковбойских сапогах и вечно теряет свою сумочку, – поведал хозяин фруктовой лавки в одном маленьком городке.

– Эта девочка, – зловеще прошептал какой-то старик, пыхтя луком и рябиновой настойкой прямо Шуту в лицо, – дружит с колдунами и ведьмами. Держись от неё подальше. Нехороший они народ. Погубят девчонку и тебя вместе с ней.

– Ты про Олу? Ой, я страшно люблю ее! Ты слышал ее новую песню? Как – нет? Давай спою, – и маленькая девочка очень трогательно и весьма сопливо пела песню, которая наверняка звучала бы получше, если б девочка потрудилась натянуть на гитару недостающие струны.

– Ола? Как же, гостила у нас где-то месяц назад. Она спит на сеновале и всегда приносит с собой чудесные туманные рассветы. Я в честь нее обычно пеку клюквенный пирог, а она сидит на подоконнике и болтает без умолку. Передавай ей привет, как встретишь! – рассказывала румяная полная женщина, старательно намыливая белье в розовом тазу.

Некто в усах и рваных холщовых панталонах полдня мучил Шута бесконечной историей, которая начиналась примерно так:

– Дочь всех городов – существо магическое, неземное. Она находится одновременно сразу в нескольких местах. А откуда она взялась – никто не знает. Но я расскажу тебе по порядку. Итак, когда-то на свете не было ни людей, ни зверей, ни деревьев, а только одна сплошная вода…

Возможно, он и не врал. Судя по свидетельствам других очевидцев, загадочная Ола появилась в разное время и в нескольких местах:

– Хе-хе! – Шуту везло на веселых стариков. – Вот, сынок, говорят детям, что их в капусте нашли, да? Да. Но все брехня. А вот кого действительно нашли на огороде, так это ее, Олу. Крохотная такая была, а уже с косой. А было это… Дай-ка вспомню. Лет пять назад. Да, тогда еще наша старуха-знахарка померла, светлая ей память. Вот она в Олу и переродилась и на огороде спряталась.

Здоровенный лесоруб, не снимая с плеча бревна, утверждал совсем иное:

– Знаю такую. Дочь мельника и жены его Марьи. Вечерами сидит на заборе и поёт. Хорошо поёт, кстати! Она и сейчас небось на мельнице.

Жена мельника Марья прижимала к груди платочек и говорила:

– Бог с тобой! У меня пятеро ребятишек и все парни. И Олу я, как бы ни хотела, родить бы не смогла – она старше всех нас, вместе взятых, ей лет пятьсот или даже пятьсот восемь, она появилась из пасти огнедышащего дракона, которого потом победил ее дружок в железной шапке.

Сама природа позавидовала бы богатству фантазии наивного, но доброго народца, проживающего на этих зеленых холмах. Какие только способы рождения детей они не перечисляли!

– Она пришла из песни, – самое распространенное убеждение.

– Прилетела на падающей звезде!

– Ее нашли в животе у рыбы.

– Да она придумана из головы! Никакой Олы не существует!

– Ее испек наш весельчак-пекарь, а она возьми да убеги.

– Она двести лет томилась, заколдованная в дереве.

– Сбежала с пиратского корабля, прихватив мешок с проклятым золотом.

– Вылупилась из кукушкиного яйца под солнечным затмением! Ей богу, так и было. Вылупилась и прям как на дрожжах начала расти до неба, а потом раз – и исчезла! Жизнью клянусь! Я сам не видел, но мне рассказала троюродная бабка тёщи брата моей соседки, а она врать не станет.

Все это превратило голову Шута в огромную тыкву, и он уже ничему не верил, а лишь пытался всеми силами своей обворожительной улыбки напасть на след этой вездесущей Олы, но это было еще труднее: в трех разных деревнях она праздновала Макушку лета, в одном и том же городе ее сначала не видели целых полгода, а потом вдруг видели вчера. Как минимум двое были свидетелями ее гибели: на охоте в лесу и в шторм на море. И бесчисленное количество тех, кто пел ее песни. Шут уже выучил их наизусть.

В конце концов Шуту в строжайшем секрете рассказали, что пару недель назад заметили Олу на ярмарке в Пряничном городе, но ее было почти не узнать, потому что была она закутана в бордовый плащ и спрятана под шляпу с перьями. После этого известия Шут перестал разговаривать с кем бы то ни было, удалился в луга, положился на волю Незабудкиного аппетита и задремал в седле.

Глава 3. Встреча

О том, что она вылупилась из яйца, была заколдована в дереве и погибла на охоте, Ола не знала. Она просто сидела на корточках на берегу ручья и полоскала свои лоскутные штаны в ледяной воде. И ни о чем не думала.

Вода заполняла штанины, и они тяжелели и тянули Олу в дальнее плавание вниз по течению. Она была не против. Она, вопреки легенде, не сбегала с мешком золота с пиратского корабля, а очень бы хотелось.

Ее собственная история была куда проще и скучнее: в один прекрасный день она просто оказалась на опушке леса. Что было до этого, она не знала. Кажется, не было ничего. Она помнила только, как лежала в травянистой ямке и тыкала пальцем в небо. И по небу расползались круги, и звезды колыхались и подмигивали, а пять из них даже всплыли на поверхность ночи, и Ола собрала их в ладонь, как изумрудные виноградинки. Но постепенно вставало солнце, небо светлело, и ночь мелела, и скоро стала совсем по щиколотку где-то далеко наверху. Ола спрятала в карман изумрудные камушки и заснула.

Разбудила ее чья-то песенка. Веселая такая песенка. Кажется, в ней пелось так:

Мир – он добрый и хороший.

Небо – в крапинку, в горошек.

Море вышито из шёлка.

Поле будто свитер колкий.

Пахнет мокрый сад гуашью,

Ночь – лакрицей или сажей,

А луна всегда из сыра…

Всё, что надо знать о мире.

Песенка прервалась, и веселая девочка с двумя каштановыми косичками и красным узелком на палочке остановилась рядом с Олой и протянула ей руку.

Вот что Ола помнила про тот день. И про тысячи последовавших за ним чудесных дней, когда они бродили по свету с девочкой с двумя косичками, находя по пути новых друзей.

И мир был прост и ясен, молод и зелен, и не было в нем таких страхов, которые бы не мог развеять ветер, и не было в нем таких печалей, которые не смыло бы море, и не было в нем таких вопросов, на которые не нашлось бы ответа у леса. Кроме одного. Что с носками?

Глава 4. Встреча

– Ты опять про эти свои носки? – спросила Нора, заткнув карандаш за ухо и ставя на печку чайник.

– В том и дело, что не мои, – задумчиво ответила Ола, сидя на подоконнике. – Когда ты нашла меня в травянистой ямке, я была в одном зеленом носке. А в кармане у меня был второй носок, но, внимание, рыжий! С какой стати?

– Ты рассказываешь об этом сотый раз, – перебила ее Нора, – и я никак не пойму, почему тебя не волнует ни сегодня, ни завтра, ни вечность, зато беспокоит какой-то носок, случайно оказавшийся у тебя в кармане черт знает сколько лет назад.

– Но ведь на ком-то есть второй зелёный носок и второй рыжий! Тебя это не впечатляет? Хотя можно посмотреть и с другой стороны – возможно, рыжий носок положил в карман владелец штанов. Тогда чьи, в таком случае, на мне штаны?

Так они и болтали о глупостях в сосновой Нориной кухне, где все стены завешаны акварельными картинками и множеством странных вещиц, когда-то кем-то откуда-то принесенных, подаренных или просто забытых. Везде по дому, на столах, подоконниках, табуретках и стопках книг громоздились диковинные растения в горшках и кадках, а снаружи маленький домик с желтыми окошками обступал вечерний фиолетовый лес.

От крыльца в темноту еловых лап убегала тропинка. Она была уверенная и даже наглая и часто позволяла себе делать крюки и петли, подшучивая над путниками. Но так было не всегда.

Когда-то лес был наполнен дикостями и странными шорохами, овеян легендами и болотной хмурью и назван Дремучей Чащей или, как это место обычно обозначено на карте, Мшистой Долиной. Чтобы отважиться пройти через этот лес, нужно было либо вооружиться до зубов, либо проиграть в споре, либо совсем уж отчаяться в жизни, либо быть Норой.

Давным-давно, безо всякой тропинки, Нора впервые вошла в этот лес, не зная ни его названия, ни страшных сказок, ни своих планов на завтра. Она была уставшая, злая, и за ней всю ее долгую дорогу тянулся шлейф печали и обиды, длиною в несколько лет, а может и во всю жизнь. И только тут, в этом лесу, шлейф за что-то зацепился, запутался в ветках, оторвался и наконец отпустил Нору. И она пришла на лужайку, сотканную их прозрачных розовых цветочков, и заснула. А потом построила настоящий дом с верандой, окном на крыше и витой трубой. Сложила печку, раздобыла чайник и развесила по стенам акварельные картинки и множество странных вещиц, у каждой из которых есть интересная история, чтобы рассказывать по ночам.

Глава 5. Расставание

В этих краях были простодушные жители холмов, гордые обитатели гор, странные лесные человечки и всегда лохматые люди с побережья. Кто-то жил в своей деревне и горя не знал. Другим на месте не сиделось, и благодаря им между городами шла торговля и оживленное общение. А некоторые всё время куда-то шли, ехали и стремились, с горящими глазами и стёртыми ногами, не зная ни покоя, ни отдыха. Они были вечно голодные и уставшие, но дорога давала им новые силы. У них не было дома нигде, но также он был у них всегда с собой. И благодаря им в стране случались праздники и чудеса.

А ещё была Принцесса Фарфорового Королевства. О том, какое оно – её королевство, она понятия не имела. Выходить за пределы замка было как-то не по-королевски, а старинные карты были одна другой страннее. Да и какие могут быть карты в стране, где деревни ходят с места на место, подвигаясь то поближе к плодородным садам, то поближе к рыбной реке – в зависимости от времени года. И разве можно создать карту королевства, где одно и то же место каждый зовет как ему вздумается: например, село Вьюшки соседи по ту сторону реки называли Заречьем, соседи по ту сторону леса называли Залесьем, приезжие издалека купцы по неведомой причине обозвали словом «Сковородино», а кто-то обозначал фразой «ну, это, помнишь, где Ола с моста в реку упала?»

Принцесса Фарфорового Королевства даже не знала, как её зовут в народе. Ее так обозвали люди, которым случалось, задрав голову, проходить под стенами замка, который упирался небу в живот. Издалека замок выглядел неприступным, но вблизи его белые башенки и ажурные балкончики казались сделанными из хрупкого фарфора. Фарфор или действительно камень? Это можно было бы легко проверить, если ударить по стене чем-нибудь тяжелым и посмотреть, что будет. Но никто не решался. Поэтому ограничились названием – Фарфоровое Королевство.

Когда-то давно, когда она была еще малышкой в розовых панталонах, Принцесса гуляла за пределами замка со своими друзьями и даже купалась в реке. Но, конечно, не там, где Ола с моста упала, поближе.

Друзей у Принцессы раньше было много! Но лучше всех были двое: Артур и Ашим. Как же с ними было весело! Ашим мог целыми днями болтать не замолкая, так, что у Принцессы болел живот от смеха. Ашим умел кувыркаться по лестнице и играть на всём, что попадётся под руку. Он мог даже специально споткнуться и глупо упасть, роняя мебель, чтобы только рассмешить Принцессу на каком-нибудь серьезном званом обеде и заставить ее величественную мать делать страшные глаза.

Артур таким не занимался. Он вообще мало говорил, но зато как пел! Хотя это было редко. Пока Ашим наводил суету, Артур мастерил для Принцессы свистульки и деревянных котиков. Он делал для неё ожерелья из ракушек, с риском для жизни украденных с клумбы. Он чинил всё сломанное Ашимом. Он придумал, как провести систему из ниток и трубочек, чтобы они могли общаться, находясь в разных концах замка! А ещё он водил Принцессу за руку по тёмным страшным коридорам, в то время как Ашим мог только прятаться и с дикими криками выскакивать из-за угла.

Хоть Ашим и трещал без умолку, поговорить по душам можно было только с Артуром. К счастью, иногда Ашим куда-то девался (вероятно, на кухню – выпрашивать сахар и сыр с дырками). И тогда Принцесса с Артуром могли залезть на самую высокую стену, свесить ноги и, стараясь смотреть не в головокружительный каменный низ, а на закатный малиновый верх, молча поговорить.

Как-то раз, когда они уже прожили довольно много лет, Принцесса рассказала Артуру о том, как он очутился в замке:

– Однажды мои родители и еще толпа придворных ездили на охоту. Я тогда была совсем крошкой и меня с собой не взяли. Хотя кому я рассказываю? Меня ведь никогда не брали на охоту, потому что это очень опасно: лошади, болота, насекомые… Да мало ли что! Ты понимаешь?

– Понимаю, – ответил Артур, болтая ногами над пропастью.

– Так вот, они уже возвращались с охоты, – продолжила Принцесса, – когда вдруг увидели маленького беленького мальчика, который бежал за ящерицей через кусты папоротника. Мальчик был такой малюсенький, что папоротники колыхались у него над головой. Был вечер, и в сумерках было видно только его вихрастую макушку, мелькающую в зарослях. Он очень быстро бежал за ящерицей, – слово «очень» Принцесса произнесла большими буквами и сделала круглые глаза, – понимаешь?

– Понимаю.

– Ему очень нужна была ящерица. И он почти её догнал и уже мог бы схватить за хвост, но почему-то не хватал и продолжал бежать. Откуда я это знаю? Уж точно не от моих дорогих мамочки и папочки. Они не раз рассказывали эту историю гостям, чтобы позабавить их. Но, надо отдать им должное, они никогда не уточняли, что этим мальчиком был ты. А еще в их истории не было про ящерицу. В их истории сразу после вихрастой макушки шёл эпизод, где мой дядюшка хватает мальчика за штанишки и благородно увозит в замок, чтобы отмыть, накормить и положить в постель ровно в то время, когда детям положено быть в постели.

– А дальше? – спросил Артур, стараясь оставаться как можно более спокойным. Волноваться, когда сидишь над десятиэтажным обрывом, – так себе затея.

– Дальше тебя оставили в замке, потому что так и не удалось найти того, кто еще на этом свете готов следить, чтобы ты был в постели в то время, когда это положено.

Они посидели молча, а потом Принцесса продолжила таинственным шепотом:

– Так откуда я знаю про ящерицу? На охоте среди гостей была одна странная дама. Я не уверена, что её вообще кто-то звал, но она была из тех, кто сам приходит. Я запомнила её длинное зелёное платье и острую улыбку. Она была ведьмой.

– Ведьмой? В зеленом платье? – перебил Артур. – Сколько ей было лет?

– Понятия не имею, – удивленно сказала Принцесса, – кажется, в её тёмных косах были седые пряди. Но история не про это! Ведьма была на охоте с дочкой. Или внучкой, правнучкой, племянницей… Не знаю, как у них там, у ведьм. С маленькой девочкой. И пока взрослые занимались своими делами, эта девочка  подошла ко мне и сказала:

– Сегодня ночью тебе нужно вывести этого мальчика из замка. У него очень важное дело в лесу. Ему надо догнать ящерицу. Сейчас ящерица отдыхает в папоротниках, но кто знает, куда ей вздумается побежать потом? А еще она может вырасти, это уже будет ой-ой-ой как нехорошо, и потом это ему аукнется. Ночью. Выводишь его за ворота. Запомнила?

– Судя по всему, ты запомнила, – ухмыльнулся Артур.

– Да.

– Но не сделала.

– Нет, – тихо призналась Принцесса. – Я растерялась. Со мной никогда прежде никто не разговаривал так зловеще. Я убежала в зал к своим друзьям и стала с ними танцевать.

– А ящерица, значит, убежала куда-то ещё, – мрачно заключил Артур. – Вот что. Мне нужно всё-таки её отыскать. Я знаю, что прошла куча лет. Тем более. Черт знает, чем сейчас занимается эта ящерица. Я же не дурак!

Артур вдруг замолчал, схватил Принцессу за руку и посмотрел ей прямо в серые, как стены замка, глаза.

– Я не дурак, дорогая. Я не стал бы гоняться за кем-либо просто так.

– Что за вздор! – рассердилась Принцесса и выдернула руку. – Ты был маленьким ребёнком, скорее всего, тебя потеряли родители и ты просто куда-то убежал. Знаешь что? Мы вообще-то тебя спасли. Тебя в этом лесу мог сожрать кто угодно. Лес – не место для маленьких детей!

– Да, так всегда говорил твой папа. Он построил для тебя огромный замок, и здесь, правда, очень хорошо и безопасно. Слишком хорошо и безопасно, и это не похоже на настоящую жизнь. Откуда я знаю про настоящую жизнь? Да я ни черта не знаю! Я перечитал все книги в этом замке. По большей части, это дешевые романы, где герои творят такие безрассудные глупости, что волосы дыбом встают. Мы вместе с тобой над ними смеялись. Но эти герои ходили по лесам, переплывали моря, и им было не до того, кто там над ними смеётся, сидя у камина в восточной башне, пока они терпят кораблекрушение или получают страшные раны в битве с овцами в тигриных шкурах. То есть, наоборот… Ты поняла.

– Я ничего не поняла, – капризно захныкала Принцесса.

Она вдруг обнаружила, что они уже стоят на кипарисовой аллее, ведущей к выходу из замка. Часы пробили время, когда детям положено быть в постели.

– Слышал? Пора спать. Давай поговорим об этом завтра.

– Мне нужно идти, – спокойно сказал Артур.

– Ну куда ты пойдёшь? – Принцесса закатила глаза, прямо как мама.

– Совершать свои безрассудные глупости. И первая из них: догнать ящерицу.

– Это похоже на сумасшествие, – Принцесса схватилась за голову. – Что тебе эта ящерица? Ты был маленьким, потерял маму, испугался и просто убежал куда глаза глядят, я десятый раз тебе объясняю.

– Нет, неправда. Я не потерялся, я сам ушёл. Я не испугался, так было нужно. И мне нужно уйти теперь.

– А о взрослых ты подумал? Что я им скажу?

– Скажи, что я вспомнил.

– Что ты вспомнил? – устало вздохнула Принцесса.

– Этот день. И эта ящерица всё это время лежала у меня на душе. Она, кстати, тяжеленная. Но я никак не мог понять, что это такое. Я знаю, это страшно – общаться с ведьмами. Потому что они говорят правду, а правда – это обычно страшнее, чем танцы в розовом зале… Я что-то не то говорю, прости. В общем, я хочу почувствовать, что это такое.

– Что такое – что?

– Каково это – догнать ящерицу. Каково это – потерпеть кораблекрушение. Каково это – по-идиотски проиграть битву с овцами. Встретить прекрасную даму…

При этих словах Принцесса встрепенулась:

– Что это значит? Неужели ты ещё не встретил прекрасную даму?

– Нет, – рассмеялся Артур, – ты, конечно, самая прекрасная дама. Других я пока не встречал, но уверен, что ты самая-самая красивая на свете. Я имел в виду другое. Я хочу встретить кого-то, кто заставит меня что-то почувствовать. Я хочу прожить жизнь так, чтобы в конце сказать: вот это было круто!

Он обнял её крепко-крепко, как дом обнимает печную трубу, и прошептал на ухо:

– Пойду посмотрю, что там, в лесу. Проверю поговорку «не так страшен чёрт, как его малюют». Может, я об этом пожалею, но каждый должен наступить на свои грабли сам.

На выходе из королевского парка Артур внезапно встретил Ашима. Тот возвращался неведомо откуда, и вид у него был весьма загадочный.

– Куда путь держишь? – спросил он.

– Пойду поищу приключений, – хмыкнул Артур.

– Ого! Ты что, благородный рыцарь из замусоленной книжки? – задиристо и лукаво.

– А ты что, придворный шут? – с улыбкой и беззлобно.

Так и попрощались.

Глава 6. Встреча

Однако, выйдя за ворота, Артур оказался не в замусоленной книжке, а в самой настоящей чаще. Только тут он задумался о том, что, наверное, время, когда детям положено быть в постели, придумано неспроста. В лесу была непроглядная темнотень.

Но вариантов было мало. Артур напомнил себе о безрассудных глупостях и пошёл куда-то, гадая о том, что ему повстречается в первую очередь: тонущий корабль, прекрасная дама или стадо овец в тигриных шкурах.

Первой случилась дама. И, как он и мечтал, сразу же заставила его испытать незабываемые чувства – она уронила на него сапоги.

Артур вскрикнул от неожиданности. С ветки дерева свесилась длинная коса и послышалось смешливое:

– А можно ли узнать, кого здесь черти носят в такое-то время?

Прямо перед носом Артура чирикнула спичка, и напротив вспыхнули лукавые глаза. Артуру показалось, что он где-то уже видел эти глаза, причем совсем недавно.

– Меня зовут… – произошла пауза. – Меня зовут Рыцарь.

– Это враньё? Почему так неуверенно? Своим именем надо гордиться! Ведь именно так тебя запомнят в легендах и сказках.

«Ну и дама мне попалась, конечно, – в восхищении подумал Рыцарь, – вот бы на неё посмотреть».

Пока он об этом думал, руки сами наломали веток и сложили костёр, и уже после второй спички Рыцарь увидел Олу целиком. Она уже спрыгнула с ветки и с интересом разглядывала его.

– Я ушел из замка. Там меня звали Артур, но я подумал, что мне нужно новое имя.

– И правильно сделал! – одобрила Ола. – Если откуда-то захотелось уйти, надо уходить. Значит, ничего хорошего там уже не будет.

– И Артур – действительно никудышное имя для этих мест, – чуть-чуть подумав, добавила она, – такие имена годятся только для Фарфорового Королевства.

– А разве здесь не Королевство? – удивился Рыцарь.

– Здесь? Да что ты! Это Лес. Здесь нет никаких правителей и законов, здесь бродят чудовища и можно делать все, что хочешь! – и Ола перекувырнулась.

– Прям что угодно? И ложиться спать во сколько хочешь?

– Можно не ложиться вовсе! А фразу про чудовищ ты услышал?

– Да, а что?

– Не боишься? – Ола испытующе смотрела на него сквозь пламя костра.

– Нет, – рассмеялся Рыцарь, – Я же Рыцарь. Я пришёл побеждать чудовищ!

Это он придумал на ходу и, честно говоря, прозвучало это глупо. Но рядом с этой девчонкой было так спокойно и весело, что хотелось болтать глупости и не стесняться этого.

– В таком случае, тебе нужен шлем и меч, – вдруг сказала Ола серьёзно. – А ты как хотел? Я знаю, где всё это взять. У Норы.

Она натянула сапоги, затоптала костёр, потом сняла их и повесила на дерево.

– Кому-нибудь пригодятся, – объяснила она. – Пойдём.

– Прямо сейчас?

– А ты хочешь спать? Можем и поспать. Но уже светает, самое время срываться с места.

– Нет, пойдем. Я уже наспался в замке, пуще спящей царевны.

На поле они вышли ровно в тот момент, когда солнце высунуло нос из-под пухового одуванчикового горизонта.

– Слушай, – сказала Ола, пытаясь поймать солнечный осколок кончиками пальцев, – я рада, что ты ушёл из замка. Тебя здесь не хватало.

И Рыцарь почувствовал что-то хмельное и вечное. Наверное, так пахнет свобода. Ему казалось, что раньше он жил какую-то не свою жизнь, а теперь вдруг зажил свою. И ему захотелось кричать, как будто он только что родился и сделал первый вдох. И он заорал во всё горло!

Глава 7. Встречи

Сколько месяцев, лет или столетий прошло с момента их встречи? Время в этих краях тоже не подчинялось никаким законам. Оно то ускорялось, то замедлялось, то вообще оборачивалось вспять. Но когда ты ни о чем не жалеешь и ни о чем не тревожишься, время над тобой не властно.

Рыцарь занимался своими рыцарскими делами – помогал слабым, спасал несчастных и водил через лес трусливых. Вероятно, с чем-то более страшным ему тоже приходилось бороться. По крайней мере, он временами заваливался домой к Норе в таком виде, что ей оставалось только штопать его штанишки, мазать мазью ссадины, оттирать шлем от каких-то красных пятен и не задавать вопросов.

Нора делала не только это. Она много времени проводила в своём лесу, собирала растения, общалась со зверями и бесконечно готовила в кухне что-то такое, от чего дым висел коромыслом и звенело в ушах у каждого, кто в это время проходил неподалеку. В лесу обычно находились как раз те, кто шёл к Норе за советом, помощью или лекарством. И для каждого у неё была припасена минутка и несколько добрых слов за чашкой пряного сбитня, после которых и лекарство-то не требуется. Такой вот у неё был дар.

А Ола… А Олу болтало по свету. Она была то тут, то там, никогда не знала, где будет ночевать завтра, и носила с собой суету и веселье. А ещё гитару. Когда она приходила в какой-нибудь город, там мгновенно начинался праздник. Начинались песни, которые не стихали по меньшей мере до утра. Игры, в которые затягивало даже тех, кто считал себя ужасно взрослым. И воздушные змеи, которые постоянно путались в веревках для сушки белья, натянутых высоко над улицами, и полгорода помирало со смеха, пока Ола с детьми их оттуда снимала.

Только Ола могла случайно провалиться в трещину в мостовой и обнаружить тайный подземный ход. Только она могла, облепившись листьями, незаметно утащить лодку из-под носа у рыбака. Только она могла придумать всенародное купание в грязевой луже и катание с глинистой горы на старом дырявом матрасе. Только она умела варить черничное варенье в ржавой консервной банке. Только она разводила костёр до небес и звала всех прыгать через него в белых платьях. Только с ней матери отпускали детей бегать по крышам. Только у неё был миллион историй, которые она рассказывала так, будто они происходят прямо сейчас и прямо с тобой. И только ей прощались все шалости.

Ола была из тех, с кем вы сразу «как сто лет знакомы». Она в любом месте была своя, и её любили везде: от севера и до юга, от запада до востока, отсюда и до неба, от пупка и до макушки. За что? А вот этого никто не знал.

Рыцарь, Нора и Ола оставляли друг другу письма в дуплах, когда их пути расходились, но даже в разлуке каждый из них, по привычке, называл себя словом «мы». А когда они оказывались вместе, то просто шли куда глаза глядят и на всё соглашались. А на перекрёстках кидали монетку.

Их спрашивали:

– А куда вы теперь?

И они отвечали:

– Как карта ляжет.

А карта ложилась очень по-всякому. Но если играла Ола, то ей всегда везло. Иногда ей забредало в голову, что надо, как честным людям, заработать денег. Тогда она оставляла друзей пастись на брусничной полянке, а сама хищно ныряла в город. Мелькая золотисто-рыжей косой в сумраке переулков, она отыскивала самый грязный и вонючий на свете кабак, находила там самых отпетых бродяг и играла с ними в карты. На деньги. Каким путём они появились у бродяг, она даже знать не хотела. Она играла честно и всегда, всегда выигрывала! Ни разу в жизни не проиграла. Всегда возвращалась к друзьям довольная, с добычей – с карманами, полными монет. Но распоряжаться ими они не умели и, накупив шипучих леденцов, оставшиеся деньги раздавали по дороге всем, кому они были нужны. И снова оставались без гроша в кармане. Без гроша в кармане было так удобно и легко!

После очередного Олиного выигрыша вдруг выяснилось, что она за все эти годы так и не поняла, во что они играют. Наблюдавший за игрой мальчишка увязался за ней на улицу и стал приставать с вопросами:

– Почему ты решила отдать козырного туза с первого же хода? Это же такой риск! Или это такая стратегия? Если бы у тебя на руках был трефовый король, ты бы побила им?

– Что? – поморщилась Ола. – Какой ещё трефовый король?

– Но ведь у тебя все остальные были шестерки… Ты очень сильно рисковала, отдавая единственный козырь. Ты могла бы со свистом проиграть и остаться без золотого кулона твоей бабушки.

– Милый мой, я не вникаю в такие подробности. Я просто кладу первые попавшиеся карты, а шестерки ли, короли – пусть разбираются соперники.

Она совершенно не боялась проиграть кулон своей бабушки, потому что у неё не было кулона, как и бабушки. И это, пожалуй, была единственная причина, по которой бывали чертовски тоскливые вечера.

Когда им доводилось ночевать на берегу какого-нибудь бескрайне печального озера, где грех было не загрустить, они не отказывали себе в этом удовольствии. Особенно Ола.

Рыцарь валил дерево и разводил костёр, Нора добывала какой-нибудь корм, Ола набирала воду для чая в рыцарский шлем. Полночи они сидели у костра и вспоминали всё, что с ними быть могло и было, а потом Рыцарь просил Нору рассказать сказку.

Норины сказки были почти всегда про ее бесчисленных родственников, которые все существовали в далеком прошлом, и с большинством из них Нора была даже не знакома. Но кто кому был брат, сват и свёкр она помнила прочно. Только про родителей своих Нора никогда ничего не рассказывала. А бравые деды и лихие бабки, а также их троюродные племянники, дети дядьёв, зяти, тёщи и их соседи то и дело влезали в такие передряги, что даже Рыцарю и Оле казалось, что они живут слишком скучно.

Да, у Норы за спиной стояла толпа удивительных, сильных, потрясающе жизнелюбивых (иначе как бы они выдержали все то, о чем она рассказывала) людей. Они привели ее в этот мир и передали ей всю свою силу, всю свою мудрость, чтобы она здесь жила. И по ней было видно. Нора твёрдо стояла на земле, знала всё про деревья и травы, умела лечить любую боль, и у неё даже был свой дом!

Лежа около костра и наблюдая из-под ресниц за тем, как Нора увлеченно, с тихой гордостью говорит о своей родне, Ола чувствовала, как сильно она любит Нору и как же ей повезло иметь такого друга: надежного, как корабельная сосна, в которую можно вцепиться во время бури и знать, что она выстоит, потому что корни ее уходят глубоко в древность, в ней сила и мудрость целых поколений.

У Рыцаря тоже было какое-то интересное прошлое, но он почему-то не горел желанием о нём рассказывать. Он дремал, положив голову Норе на колени, а когда она тоже засыпала около усталого костра, Ола шла на берег озера и думала о том, что она ведь понятия не имеет, кто она такая. Ей казалось, что она просто свалилась с неба, появилась как будто случайно, в пустоте, и сама пустая, и ни с чем не связана, и ничего не значит, потому что она не звено цепи, и у нее нет никакой истории, и так это ужасно – не иметь никого за своей спиной.