Размышляя о вечном

Размер шрифта: 13

Дизайнер обложки Яндекс "Шедеврум"

ISBN 978-5-0065-2680-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Я, Акулов Егор Владимирович, родился 24 декабря 2001 года в городе Лиски Воронежской области.

Учусь в магистратуре ВГПУ на преподавателя высшей школы, 1 курс, г. Воронеж.

Окончил бакалавриат в ВГПУ по специальности «Учитель английского и французского языка».

Стихотворения пишу с восемнадцати лет.

Вдохновляюсь всем, чем только можно и пишу в основном о любви, пытаясь раскрыть, определить, описать это очень сложное чувство.

Ни в каких объединениях не состою.

Дважды был опубликован в университетском сборнике стихов «Учительская муза».

Автор трех поэтических книг.

В своих произведениях затрагиваю насущные личные проблемы и проблемы общества и мира в целом.

От автора

Здравствуй, дорогой читатель!

Я рад приветствовать тебя на одной из первых страниц очередной поэтической книги. За прошлый год изменилось многое, а именно мое мировоззрение и мироощущение. Я понял несколько вещей. Первое – поэт – это исследователь любви во всех ее проявлениях и вечных, подчеркиваю, вечных, неразрешимых проблем поколений и их конфликтов. Второе – смирение – лучшее состояние души, которая позволяет принять все происходящее и не сойти с ума, так как это осознанный выбор. Жизнь очень многогранная штука. Она то повернется острой гранью и уколет, как следует, то коснется тупой, как бы делая вид, что все хорошо. Еще и смерть, поджидающая каждого из нас… Печаль, боль, счастье, радость, тоска, грусть, любовь – такие, казалось бы, примитивные слова, но какой смысл они несут, какими символами являются для человека, особенно для русского человека, человека фаталиста, человека любящего, человека мыслящего. Если вникнуть в суть простого, то ты понимаешь, что все гораздо сложнее и неподвластнее обывательскому мышлению. Впрочем, слишком много философии. Об этих огромных словах можно говорить без остановки. Сборник стихов назван «Размышляя о вечном» не просто так. Название соотносится с содержанием. Я пытаюсь ответить на злободневные вопросы, волновавшие народ не один век. Я стараюсь показать, что значит любить, что такое чистая, искренняя, неподдельная и, к сожалению, безответная любовь. Почему название именно в форме деепричастия? Все просто. Мысль, размышление – это не что иное, как движение. Оно сопутствует нам даже в то время, когда мы чем-то заняты другим, необязательно творчеством. Оно как бы движение, которое дополняет движение.

С названием разобрались. Теперь перейдем к содержанию самой поэтической книги. В сборник вошли все стихотворения, написанные мной за 2024 год. Первая часть книги наполнена любовной лирикой, кипящей страстью, граничащей с унынием и безысходностью, безнадежностью и безответностью. Что еще написать, даже не знаю. Сам все поймешь, читая этот раздел. Вторая часть книги, менее обширная, посвящена вечным проблемам бытия, а именно войны, жизни и смерти, неоднозначной любви к Родине большой и малой и т. д. В третьей части я решил поэкспериментировать и попробовать себя в «свободных стихах» или «верлибрах». Что из этого вышло, увидишь сам. Не во всех стихотворениях я – это я. Где-то все написано от лица лирического героя, а герой, как ты знаешь, не всегда автор произведения. В стихотворениях присутствуют моменты употребления алкоголя, табака и наркотиков. Ни в коем случае не призываю к этому, и сам веду здоровый образ жизни. Все географические и политические совпадения случайны.

Приятного чтения!

01.01.2025

Любовная лирика

Поджигатель

Не надо слов. Я поджигатель
Всех этих мечт, глухой души.
А ты, блуждающий каратель,
Меня изрезать не спеши.

Оно живешь, как в Алькатрасе:
Решетка, вопли, кандалы,
Пойми, родная, по гримасе —
Я просто сглаживал углы.

Неосторожно, номинально
Что не положено нигде,
Мы страсть зажгли первоначально,
Сгоревши искрами в звезде.

А я, как понято, пожарник,
А ты – пожарная во мгле.
Я в жизни влюбчивый ударник,
А ты – начальница в Кремле.

Ждущий

Пройду под музыку блатную
Туда, в неведомые дали.
Тебя безудержно ревную.
Дни бесконечно увядали,
И наконец они увяли.
Я прогниваю вместе с ними.
Похоже, тело расстреляли
Все с автоматами лихими.
Мне карандаш бы в эти руки,
Как финку старому чекисту.
Царап себя. Судьба и муки.
Любовь – подарок мазохисту.
Сквозь строк читай: есть смерть в мундире
Под патронатом этой ночи.
Я умираю в новом мире,
Тебя все ждущий, между прочим.

Мощеный путь

Мощеный путь, что – до Луны,
Не может змеем извиваться,
Но мы открыты и честны,
От ран готовы улыбаться.

Одной ногою наступлю
На свет лучистый и лазурный,
Я ощущу, что я не сплю,
И век пустеющий, гламурный.

Но, растворившись между туй,
Да птицей вылетев повыше,
Я твой рассею поцелуй
Над этим городом на крыше.

Лучом согреюсь, как тобой,
Но тем, кто скажет об обратном,
Я брошу вызов, вечный бой.
Ведь счастье кроется в приятном.

На лунный путь ступлю ногой,
Но неуверенно-дрожащей.
Ты – шум, мой ангел, и покой,
И нежный лик осенней чащи.

Сконструированная любовь

Работавши в конструкторском бюро,

Любовь я сконструировать пытался,

Смотрел на глянец и Мэрлин Монро,

Но, видимо, небрежно просчитался.

И размалеванные чертежи

Мне очень безобразными казались,

Но, как узнал, что чувства – миражи,

Обрадовался – может, не остались.

Как будто бы все кто-то подменил,

Неужто мертв во мне изобретатель.

Тебя я совершенством возомнил.

Теперь смотрю, обычный созидатель.

И все-таки однажды докажу

Уволенным ученым с произволом,

Что я иначе все изображу

И что любовь рифмуется с глаголом…

Прости за нежные слова

Прости за праздные слова
И за влюбленческие речи.
Но эта милая молва
Весь мир взвалила мне на плечи.
Почти полгода тебя нет,
Ты растворилась, стала паром.
Я вспомню стройный силуэт,
Как отдал многое задаром,
Как отпустил, как потерял,
Не удержал и не сдержался.
Я будто горы покорял
И с ними в крайности остался.
Прости за горе, за печаль.
Но ты не чувствовала вовсе
Любви надетую вуаль,
Меня, влюбленного чертовски.
И что же стало? Вечный ноль,
Математически уместный.
Отнимем страсть, прибавим боль.
Ответ до ужаса известный.
Прости, я, право, виноват,
Что говорил такие речи.
Вопрос ребром – он угловат —
На что умножить наши встречи?

Молю тебя

Молю тебя, мой ангел, я молю:
Сопровождай меня до самой смерти,
Дай лично выжить в этой круговерти.
Одну по-настоящему люблю.

Крылом касайся выбоин души.
Неужто умер ты, телохранитель?
Прошу. Открыты двери. Заходите.
О миг счастливый, в вечность не спеши.

Я небеса за все благодарю,
А потому, присевши у окошка,
Взгляну на звезды пристально, немножко,
И в них узрю незримое, узрю.

Вот, например, там каждая искра,
Как будто человека отраженье
Мерцанье, чувства, даже обнаженье.
Вослед я крикну радостно «Ура».

Я прослежу, где радость и где грусть,
Где ты, мой ангел, в белом притаился.
Я мертвецом для многих притворился,
Ты плачешь, я выдавливаю «Пусть».

Мой милый друг

Мой милый друг, я одинок
Столбом полночной остановки
И жду ответа на звонок,
И жизнь не вижу без обмолвки.
Но глухо все. Она молчит.
Попытки выглядят, как нечто.
Гудками голос прозвучит,
Ушедшим вскользь, уже навечно.
Мой милый друг, я утонул
Однажды в девушке печально.
Наверно, разумом уснул,
Проникшись ею досконально
И пробудился. Все не то.
Во сны нелепо возвращаться,
Зато так хочется, зато
Я рад от мира защищаться.
Мой милый друг, я без любви
Зачах задымленным заводом.
Пойми. Улыбку не криви
Под этим серым небосводом.
Дождусь ответа на звонок,
На SMS дождусь ответа.
Неужто правда одинок,
И нет любимой силуэта?

Красное в синем

Где-то красное в синем взошло,
Все, что было, внезапно ушло.
Ты красавица, нежный палач.
Из-под глаз вырывается плач.
Невесомым мне кажется дом,
Как и облако в небе седом.
Расстилается в сердце тоска,
И болит, и болит у виска.
Малый город ведь умер давно,
И меня он забрал заодно.
Я тебя второпях обожал,
Ну а ты ненавистный кинжал
Мне вонзила до куда нельзя.
«Это чушь и не наша стезя», —
Кто-то скажет. А я отстранюсь.
Утопая в тебе, захлебнусь.
Буду видеть лишь только мосты.
Что построил, разрушила ты.
В эту зиму я так тосковал
И во снах я к тебе прибывал.

Красота как награда

Вот одним – красота, как награда,
А другим – красота, как печаль.
Но ты, детище рая и ада,
Под красивые звуки причаль.

Начинай, заводи свою песню
Этим лоском каштановых глаз.
Я в тебе растворюсь и исчезну
Ювелиром, держащим алмаз.

Возвратись после таянья снега,
То есть завтра, сегодня, вчера.
Соберем наши души, как «Lego»,
Разберем в тишине вечера.

Мне б разок докоснуться до ада
И до рая, изведавши даль.
Но в тебе красота, как награда,
Только ты для меня, как печаль.

Не покидай меня

Не покидай меня, звезда,
И даже после бурной ночи.
Идут с вокзала поезда,
Но я не вижу блеск и очи.

Тупятся острые края,
Интриги в небе без ответа,
Но душу с сердцем не тая,
Ты стала музой для поэта.

Погасла летним угольком
В ладонях поля на просторе,
А я там плюхнулся ничком
И будто выкинулся в море.

На деле – некогда всплывать,
Мой берег волнами затянет.
Цветов пахучая кровать
Воспрянет снова и завянет.

Ничтожно плохо в городах,
И жить изрядно неуютно.
Мерцают звездочки в садах,
Но ты их ярче абсолютно.

Счастья нет

Так жизнь разбрызгивает свет:
Игриво, с хохмой, расторопно.
Но подскажу вам – счастья нет,
Я разобрался в нем подробно.
Умом разгладил черный лист,
Который на́ душу ложился,
И там был текст предельно чист:
«Мир иллюзорен. Он приснился».
Пустил сюда бы облака,
Чтоб чернь легонько растворилась.
Тоска обманчива, легка,
Пером иль пухом притворилась.
Но жизнь мелькает между строк,
Проходит грузно и печально.
Я прогулял юнцом урок,
Где учат счастью изначально.

Ушел в стихотворенье

Отдал бы все на искупленье:
Хочу подарок от судьбы.
Но я ушел в стихотворенье
Ворочать красные гробы
И видеть в зеркале печали
Любовь пропавшую без крыл.
Меня не ждали, не встречали,
И незаметно как-то жил.
Я просто гением с приветом
В ногах валялся у одной,
Но страсть не сделаешь на этом
Хотя бы в душу глубиной.
Мне, впрочем, многого не надо
И разных штучечек извне.
Я стал участником парада
И славил честь твою в огне.
Я был одним, держащим знамя,
И маршем землю отбивал,
А ты со зла гасила пламя,
Как будто многое скрывал.
И, правда, строчками сердечно
Я утаил тупую боль.
И если любят, то навечно,
А коль не любят – ставят в ноль.

Без лишних слов

Без лишних слов и горьких фраз,
Мечтая в сумрачной вуали,
Ты вспомни лучшее про нас,
Но звезды видимо солгали.
Сначала будто бы сошлось,
И было сказано: «Навечно»,
Но вечность месяцем пришлось
Сменить внезапно, скоротечно.
Все годы – бронепоезда —
Несутся с бренностною тягой,
И наша общая звезда
Сравнима с высохшей корягой.
Как будто сад там наверху,
Слегка заброшенный и летний.
Он стал похож на чепуху,
О коем вспомнилось намедни.
И ты, родная, вспоминай,
Уснув в объятиях другого.
В душе пусть вечен месяц май
И август томный у порога.

Благодарю за светлый дым

Благодарю за светлый дым
И разговоры под луною.
Любовь ребеночком грудным
Прижата к сердцу тишиною.
Молчит, отправившись ко сну,
Ей нету шансов пробудиться.
Представим поле, где усну,
Чтобы с тобою очутиться.
Звезда родит плеяды строк,
Лишь только избранным понятных,
И наш осудится мирок
В словах исконных и нарядных.
Еще припомнится мне то…
А, впрочем, этого не знаешь,
Ведь на тебе сейчас пальто,
И с неким под руку гуляешь.

Блестящий воск

Хребты домов укрыты снегом,

Крупа присыпала с небес,

И древним ноевым ковчегом

Мне показался зимний лес.

Он будто вечное спасенье,

В котором выстрою шалаш,

Чтоб стихотво́рить в наслажденье,

С судьбою выйдя баш на баш.

И мне одно для счастья надо:

Я губ твоих блестящий воск

Хочу, и чтоб твоя помада

Любви поддерживала лоск.

А там пусть спит проклятый город,

И снег морозит кожу крыш.

Я отвернул на куртке ворот,

Иду и жду вниманье лишь.

Спустя три дня

Спустя три дня со снегопада
Я закурил уж о тебе.
Мне непонятно, где пощада,
А где пощечина судьбе.
Да вот и сквер многострадальный,
Да руки сосен и берез,
И план заведомо провальный,
Что я в могилу бы унес.
Но этот случай не случаен,
И прятать нечего нигде.
Тебя от боли замечаю
Во снах, на фото, в пустоте.
Я признаю, прими за слабость:
Я жизнью раненый солдат.
А ты моя былая радость,
Любовью веющий закат.
Но даже после снегопада
Осталась малым огоньком
На сигарете. О досада!
Зато люблю тебя тайком.

Зима – не сказка

Не сказкой кажется зима,
Не чем-то крайне нереальным,
А это белая тюрьма
С режимом внутренним провальным.
И на щеках застыла кровь.
Я брошу взгляд не горделивый
На уходящую любовь,
На образ твой самолюбивый.
Хлопочет в сумерках мороз
И колит иглами до дрожи.
Россия вгонит в коматоз,
Но и добить меня не сможет.
Вокруг рассыпан порошок
Слегка белесый, синеватый.
Я книги глажу корешок
Под томный вечер мрачноватый,
И ощущаю в ней тебя,
Как будто глажу твои ножки,
Довольно ласково, любя.
Ведь в книге все не понарошку.
Там строки только для двоих,
И суть понятна, и разумна.
Да к счастью ветер поутих.
Зима по-прежнему безумна.

О нынешних делах

Скорблю о нынешних делах,
В кармане – мятые купюры.
Но я покаюсь во грехах
И не пойду на авантюры.
Да кто ж мы, сударь, без любви,
Хмельные вечно человеки?
Отбрось интриги, разорви.
Нас три чумы и две калеки.
Я, еле выживший, распят,
Где столб единственный фонарный.
И плащ висит почти до пят,
И в голове гудок фанфарный.
Без перерыва гул и гул,
Мой мозг с ничтожностями сгинул.
Я бы отправился в загул
Да сотню стопок опрокинул.
Но, слушай, счастье не в пивных,
И горе – в городе сокрыто,
Где я любил в годах былых,
А ныне – треснуло корыто.
Глухие улицы, мосты
Мне так близки, аж несуразно.
И только ты, да только ты
К себе влечешь своеобразно.

Два экспоната

На площади в десять квадратов,
Где свет потускнел и погас,
Фигуры двоих экспонатов
В окне показались в анфас.
И лица их томно горели,
И город сгорал от стыда.
Девчонка – в солдатской шинели
На голое тело. Звезда
Немного шалила, играла,
Как опий, дурачила мозг.
И радость потехи увала:
Солдат от напряга промозг.
И в этом счастливая доля,
Есть счастье сливаться в одно.
Любовь, словно яд алкоголя,
На ум подливает вино.
Стояла кирпичная крепость,
Два тела смотрели в окно.
И это не мрак, не нелепость,
А просто немое кино…

Лишенный любви

Лишенный всяческих прикрас
Твоей притупленной любовью,
Я часто думаю о нас,
Чернила смешивая с кровью.
И, как несчастный пилигрим,
Кочую в домыслах и мыслях.
Ты – город мой, священный Рим,
Богиня в разных, разных смыслах.
Я прихожанином молю:
Вернись однажды и внезапно,
И на вопрос «За что люблю»
Ответ срифмую поэтапно.
Ведь ты посланница с небес —
Я заявляю атеистам.
О август знойный, летний лес
Понять под силу романистам.
Я, лирик с каменной судьбой,
От боли всяческой скрываюсь,
Но этот бой – фатальный бой,
Я проигравшим улыбаюсь.
И та улыбка, как тоска,
За ней усопшее зарыто.
Но жизнь моя в горсти песка
Надежно в гранулах сокрыта.
Прости за нежность, за слова —
Я их лишен и безоружен.
Права поэта голова:
Я изначально был не нужен.

Пропали бархатные руки

Пропали бархатные руки,
У сердца – драка с темнотой,
Но я мелодию разлуки
Нарочно слышу за чертой.

Она играет у порога
И плавно движется в подъезд,
Затем – мой двор, потом – дорога
И много-много здешних мест.

А я, безумец и бродяга,
Ищу свой главный опохмел,
Но ум подпитывает брага,
Которой нынче не имел.

Исчезло главное творенье,
К нему в довесок – серый мир.
Смотрю на солнце – помутненье.
Сейчас чума, а нужен пир.

Но вот проносятся по нотам
Начала встреч, конец разлук.
Я вспоминаю по субботам
Твой пылкий взгляд и бархат рук.

По волнам

На белой вымерзшей земле
Нет больше импульса и страха.
Остался я на корабле,
На мне – дырявая рубаха.

Тут больше нечего ловить,
Из рук синица улетела.
Зарифмовал бы слово «жить»,
Но жизнь обманывает тело.

От брега к берегу плыву.
Я – просто так. Я – по теченью.
Жалею, плачу и зову,
Но не предал тебя забвенью.

Вот флаги реют в твою честь,
Они белы и так воздушны.
На мачту снова бы залезть,
Мои мечты изрядно душны.

И все ж кочую по волнам,
Здесь словно земли затонули.
Я путешествую по снам,
Они надежду мне вернули…

Штучка

В личину сердца вставив ключ,
Я в механизме разбирался,
Который сложностью могуч,
Что мне простейшим показался.
Не все легко, везде изъян:
Шурупы, гайки и шурупы.
Прости, родная. Вечно пьян.
Хватаюсь вяло за уступы,
Чтоб удержаться, не упасть.
Я много в жизни оступался,
Но ведь любовь всегда напасть.
Не каждый стойким оставался.
Валяюсь днями напролет
Один в загаженной квартире.
Тебе не нужен рифмоплет,
И я никем являюсь в мире.
Я лишь непризнанный поэт
И литератор – самоучка.
Неутешительный ответ.
А ты такая «штучка-дрючка».

Один

На кровати, в квартире – один,
Мне сопутствует холод январский.
Я игрок и поставил «all-in»:
Проигрался достойно, по-царски.

Мелкой свечкой считаю звезду,
А тебя называю Вселенной.
Я – один после фразы «Уйду»,
И любовь обозначена тленной.

Простынь белая вновь без тебя.
Рядом шкаф со столом, пара стульев.
Я остался один у себя
На седьмом этаже чело-ульев.

Неприятен до боли квартал,
Даже парки, сады и аллеи.
Без любви безвозвратно пропал.
Я – один. Я – никто без идеи.

Догорают январские дни,
Пустота разгулялась в квартире.
Тусклый свет, и погасли огни.
Я один без тебя в этом мире…

Триумф поражений

Я был рожден не для побед,
Я был рожден для поражений.
Зима и лето прошлых лет —
Сезоны глупостей, решений.

Диаметрально все равно,
Тебе же противоположен.
Любовь – трагичное кино.
Я, как поэт, печально сложен.

Нет смысла в прошлом ворошить,
Судьбу тиранить и врываться.
В руке – разорванная нить,
Ей суждено со мной остаться.

Она ведь символ мастерства,
Черед триумфа поражений.
На иве слезная листва —
Как монумент пустых решений.

Стараюсь многое забыть.
Но имя – Ад, и с ним созвучно.
И потому не смог остыть,
Обосновать не смог научно.

Я снова в мире заточен,
Любовью бредя беспробудно.
Я был тобою увлечен,
Но отвлекаться очень трудно.

Границы любви

Границы мысленны у ног,
Но жизнь – строка неловких пауз.
Я б понял Канта, если б смог,
И осознал душевный хаос.
Вдруг в букинистике погряз
Представ чтецом прелестных фикций,
Но я не понял новояз
Любви и всяческих традиций.
Найдя когда-нибудь ответ
О том что плохо и нелепо,
Я напишу тебе завет,
В который верить сможешь слепо.
И есть ли ангелы во тьме?
И есть ли дьявол за окошком?
И почему ты на уме
С мгновенной радостью немножко?
Вот завещал нам скандалист,
Пиит серебряного века,
Что жизнь одна как чистый лист,
И в ней рисуешь человека.
Условлюсь: строчки прочитал,
Не осознал природу Канта.
Я зря границы начертал,
Любовь как грань у бриллианта.

Райский страж

Пейзаж размазан, как во сне,
Растекся заводью далекой,
И ты наведалась ко мне
Раскрепощенной, волоокой.

Я похвалил волосный шелк,
Похожий с веточами ивы,
И сердцем счастье не нашел,
Прождавши взгляд неприхотливый.

Взросла, возвысилась тропа,
Там не видать конца и края.
А подо мною черепа,
Но ты стоишь, не замечая.

Тоскливо глянувши в глаза,
Я рад размазаться с пейзажем.
Бежит последняя слеза
Перед тобою, райским стражем.

Город тоски

На улицах чувствуя город,
Распавшись на хрупкие части,
Я был безобразно распорот.
И был, так сказать, «не по масти».

Здесь веет химозой и дымкой
Завод четырех поколений.
Ты стала, как Бог, невидимкой,
И плодом моих вожделений.

Малюю судьбу. Я художник.
Встаю рисовать спозаранку.
Я, твой одинокий заложник,
Любовь не считал за обманку

Но в зиму живу без улыбок,
Равняясь на камень надгробный.
Я б стер очертанья ошибок
И город тоски неудобный…

Журавлем

Побуду спокойствием дня
И ярким созвездием ночи.
Люби, умоляю, меня,
Люблю твои карие очи.
Мне помнятся ива, и дом,
И таинства летнего поля.
Я думаю нынче о том,
Что нет на Земле хуже горя,
Чем жить, забываться во сне,
И видеть тебя, как потерю.
Но может вернешься ко мне?
Я юношей в это поверю.
А если сей пепельный бал
Не будет, как раньше и прежде,
Я в горы пойду, но обвал
Накроет в ущелии, между.
И стану парить журавлем
Над пропастью прошлого лета.
Любовь выливает дождем
Вопросы, что в нас без ответа.

Кинозал

Сидящих в креслах кинозала
Не видно из-за темноты.
Порою, света очень мало,
Но я найду твои черты.

Все будет снова, но не сразу:
Кино, поэзия и мрак,
Да скорбь по этому отказу,
Да просто чувства кое-как.

Живи, красавица, и властвуй.
Пройдут череды кинолент,
И я, прохожий, брошу «Здравствуй»
С лицом как вечный монумент.

А ты прижмешься к кавалеру,
Забыв про зал и про кино.
И света будет явно в меру,
Мой облик – лишним заодно…

Выпил небо

Я б выпил небо на закате
В тени великих тополей,
Чтобы исчезнуть в аромате
Твоих шатеновых ветвей.
Я стану пьяным разгильдяем,
А ты – девчоночкою-пай.
Мой ангелочек, засияем
И не потухнем невзначай.
Уйду к полночи на поруки
В объятья лунной тишины
И зацелую твои руки,
Придя в изнеженные сны.
Да будет небо вне печали,
Сыграет музыкой в душе.
Мы вспомним: многое начали,
Пытаясь выжить в шалаше.
Сады раскинутся сиренью,
К себе приманивая тлю.
Ты любишь уж по настроенью,
А я всегда тебя люблю.

Короткий век

Короткий век, короче суток,
Рождает новый балаган,
И мой потерянный рассудок
Сгнивает кожицей от ран.

Кровоточат, и просто больно,
И с ними – давняя любовь,
И я скривился подневольно
По нисходящей будто вновь.

Вот по аллеям ходят пары,
А я в пространство заключен.
Кровать – как лагерные нары,
Опять «не теми» увлечен.

В миру, где ангелов немного,
А то и нет – их нет нигде —
Я б попросил любовь у Бога
И посвятил стихи звезде.

Да просто б жил и улыбался
Коротким суткам и векам.
Я без тебя никем остался,
И дрожь осталась по рукам…

Надежды потерял

Я в городке надежды потерял,

Но центр сам в надеждах потерялся.

Он фонарями ночью улыбался,

А я бесшумно в доме умирал.

Мне было грустно, сумрачно, темно.

Не выходил. Не совершал ошибку.

Портрет осматривал, висевший хлипко.

Надеялся, что станет все равно.

Проспект был узковатый и дворы,

А я так ждал, что ты протянешь руку

Чрез всю страну, чрез боли и разлуку,

Открыв по-настоящему миры.

Молчало небо – вечное собой —

Рождало блеск в сиреневой глазури.

Ей бесконечность села по фигуре.

Звонил тебе: гудки, гудки отбой.

Сходились звезды в странный полукруг,

Они казались пьяными глазами,

Омытые моими же слезами.

И тут тебя я вспоминаю вдруг.

Точнее помнил, просто не хотел

Вживаться в август, в прошлое, и лето,

И ты была безумием поэта,

Но быть безумным – радостный удел.

Но я надежды глупо растерял,

Теперь уж всматриваюсь в фото,

Там не хватает, вроде бы, чего-то,

Того что безответно покорял.

Вернуться в никуда

Я был бы рад вернутся в никуда
И прикипеть безжизненно к порогу,
Где ждал тебя, но плакал иногда,
Высказываясь долго и помногу.

Там порывалась ивовая дрожь,
Там, видно, Бог прогуливался с ветром,
Усиленно навеивая ложь,
Пронзающую плоть по миллиметрам.

Стал символом разлуки и эпох
Забор вишневый, тянущийся к саду.
Бардак. Бессвязности. Переполох.
Запомнил я бордовую помаду.

Тобой сожжен, как злостный еретик,
Зато восстал из жаркой преисподней.
Пусть прошлое осветит черновик,
Я может быть хоть стану посвободней…

Нота февраля

Вечерней нотой февраля
Отпеты будничные беды,
И я с величьем короля
Чужие праздную победы.

Стихи откладываю в стол —
Архивы грусти, возражений.
Вино, разлитое на пол,
Символизатор поражений.

Я красной нитью на снегу
Твои нашью инициалы,
Ведь без тебя уж не смогу
Принять сугробы и завалы.

И речь, как облако, чиста,
Замысловата и печальна.
Целуй во влажные уста,
Как было летом изначально.

Сыграй мелодию зимы,
Скорби, поплачь об уходящем,
Но дай прекрасное взаймы
Для будущего в настоящем.

Вдогонку снегу

Вдогонку выпавшему снегу
Вбегу, поскальзываясь, я
В людьми набитую телегу,
На них ни капли не смотря.
Я позабыл о всем на свете,
И непонятен новый день:
Читаю новости в газете,
Но разбираться тупо лень.
Мелькают улицы, бульвары,
Тобой сожженные мосты,
А я прогуливаю пары,
Примчав ко времени, но ты…

Не надо алостей, лазури
В едва морозном феврале.
Я след и мир в литературе
Оставил ярким в полумгле.
И нет троллейбусов, трамваев
И город узок, как-то мал.
Плеяды урок, негодяев:
Я всех лирически собрал.
Но на контрасте вспомню нежно
Твоих волос манящий шелк.
Любовь потеряна небрежно,
Я так тебя и не нашел…

По старому Дону

По Дону, по старому Дону
Течет, утекает любовь.
Она не дана по талону
И не возвращается вновь.
Рыбак с бережка ожидает
Улов, и к обеду успеть,
Но сердце уставшее мает
И хочет, наверно, запеть.
А я обошелся бы криком
С моста в зеленящую водь,
Поскольку несчастье – в великом,
Поскольку – усопшая плоть.
Мне побоку многие беды,
Но ты – не щадящий каприз.
Пустые слова и беседы
Летят безошибочно вниз.
Я снова в дырявой телаге
Ступил на залуженский мост.
Тебя сохраню на бумаге,
А сам отпрошусь на погост.

Услышьте молчание

Услышьте молчание, люди,
Вам слушать не хочется, лень.
Мечтая по-детски о чуде,
Я умер в назначенный день.
И, правда, оно неизменно:
Уснешь, и все сбудется вновь.
А ты возражаешь надменно,
Кошмаря слепую любовь.
Печальна минута прощанья,
Последняя мирная ночь.
Я в землю зарыл обещанья.
Ты, дьявола первая дочь,
Достанешь меня из могилы
И будешь у ямы стеречь.
О Боже, я выпрошу силы,
Чтоб в рифму укладывать речь.
Отвечу без доли обиды,
Что нравится явственный ад.
Твой голос, как звук панихиды,
Наводит на траурный лад.
Но я восхищен, убиенный,
Поскольку тобою убит,
Карателем, в миг вдохновенный,
Теперь ничего не болит.
Услышьте молчание, люди,
Оно поприятнее нот.
Я больше не мыслю о чуде,
Хватает небесных хлопот.

Прошу простить

Прошу простить за мой уход
По тропам близящейся смерти.
Я – сочинитель дивных од —
Иду по вечной круговерти.

Смешавшись с водами дождя,
Я разольюсь тебе на плечи,
Уйду немного погодя
И обернусь грозой под вечер.

Другою кажется мне грусть,
И ты какая-то другая.
Саксофонист сыграет пусть
На нотах будущего мая.

Он пусть сыграет вам, двоим:
Тебе и, может, кавалеру.
Такой воронежский интим.
Прими прекрасное на веру…

Как обычно непривычно

Все как обычно непривычно,
И воздух пламенем горит,
Но мне размашисто, эпично
Весь город тайну говорит.
Вот я устал. Вот я не пойман
За кражу сердца твоего.
Но кто-то выпустил обойму:
Предупреждение всего.
И площадь устлана цветами,
Я полагаю – в твою честь.
Закат смешался с этажами,
Такая будничная лесть
За то что вовремя не сдался
И что с гитарой у окна
Тебе во многом признавался,
Как похитительнице сна.
Но потемнели вдруг аллеи
И безнадежные мечты.
Я бы входил в оранжереи,
Где б расцветала вечно ты.
И как обычно непривычно
Вдыхать из воздуха огонь.
Но пусть играет мелодично
Души тревожная гармонь.

Не верю

Не верю в расстояние и смерть,
Не верю в спор мелодий с тишиною,
И под ногами каменная твердь,
Которую не чувствую порою.

Сентиментально я в тебе погиб,
Но это как одно из доказательств,
Что верю лишь в любовь, в ее изгиб
И в череду каких-нибудь предательств.

Я как бы жив: гуляю, сердце повело,
Но нужное ни капли не на месте.
Не верю в бумеранговое зло.
Я возношу тебя, как дело чести.

В тебе сейчас расслабленный интим,
И, может быть, не сетуешь о прошлом,
О мне, мой белокрылый херувим.
Не верю в искренности в пошлом.

И этих километров словно нет,
И смерти для меня не существует.
Вот бы тебя, да счастье в двести лет,
Но вот беда – другой тебя целует.

Не гасни

Не гасни, я тобой горю
До пепла, как до самой смерти
И облака благодарю.
О вы, товарищи, поверьте!

Но, из окна махнув рукой
Тебе и блеклому пейзажу,
Я догорю над синевой,
Таща любовную поклажу.

И на газетных полосах,
На первой очереди сводках,
Я напишу о небесах,
О неземных перегородках.

И о барьерах напишу,
Где сажа следует пожару.
Пока не умер, я спешу,
Обнять кленовую гитару.

Сыграю что-нибудь для нас:
Высоцкого и Окуджаву,
А снег стареет – седовлас.
Оно прекрасно и по нраву.

Пройдет безмолвие души
Болезнью трудноизлечимой.
Не гасни больше, не спеши.
Тобой живу неповторимой.

Мечты о мае

Вот – школа, майская сирень.
Каникулярное начало.
Орут-визжат, кому не лень,
Им лета розового мало.
Сад распустился под окном,
И он черемухой украшен.
Закат, облившийся вином,
Горит уже на фоне башен.
Я малость счастье приобрел,
Невмоготу и целоваться.
Как будто заново расцвел.
Я рад к тебе бы приласкаться
И прикасаться, говорить
О чем-то важном и великом,
И проводить тугую нить,
Чтобы любить с весенним шиком.
Не то ли ждали для души:
Цветы, рассветы и закаты?
Ты признаваться не спеши,
Мы ныне вольные солдаты…

Сумерки не те

Здесь как бы сумерки не те:
Тобой наполнены некстати.
И пусто, холодно в кровати.
Нет места выпавшей мечте.
Подкралась ночь, и во главе
Поднялся месяц суматошно,
И без тебя мне очень тошно.
Хочу поближе с синеве.
Не проходи, не покидай
И не рассеивайся с ветром,
Стремясь за каждым километром.
Мою судьбу не забывай.
Где неуютно строить жизнь,
Разбей стихи уж на цитаты
Про солнце, небо и закаты,
И просто, веря, удержись.
Пройдут и сумерки, и ночь,
И день, и ночь, и все сначала,
Но одиночеству все мало.
Тебя мне хочется невмочь…

Планета

Преодолею скорость света,
Представлюсь атомам Земли
И осознаю – ты планета,
А все другие – корабли
Когда-то сделанные кем-то
И не коснувшиеся звезд.
Несется вихрем кинолента
Признаний, радости и грез.
Однажды скажут марсиане
О внекосмической мечте,
Но мы с тобою, россияне,
Мечтая, любим в темноте
Не через эти логарифмы,
Не через вычурный язык,
А просто складывая в рифмы,
Не знаю – как, но я привык.
Но ты, значительней Вселенной
И части Млечного Пути,
Вовек останься совершенной.
Такой планеты не найти.
Я долечу, минуя космос
И стану спутником твоим,
Как марсианский серый Фобос,
Как рядом с Богом херувим.

Весенний сторож

Весенний сторож лучиком тепла
Лица коснулся вновь невозмутимо.
Россия нас с тобой уберегла,
Но время пронеслось неумолимо.

Вступая в милосердную борьбу,
Я встретил март довольно по-хозяйски.
Ох чую пограничную стрельбу,
Но пусть уже мечтается по-майски.

Цветы сокроют видимость от пуль.
Тебя опять смущенно поцелую,
Как будто после явится июль.
Я нашу жизнь слегка перетасую,

Пересмотрю, чем пахнут небеса,
Какое ты безмолвное созданье
И как поверить сердцем в чудеса.
Любовь дана от черта в наказанье.

Но есть же послабления в плену,
Весна – надежда чувственных амнистий.
Я, как природа, больше не усну,
Ты расцветешь, как ивовые листья.

Весенняя сказка

Давай сейчас расстанемся, сойдемся
И глупости возьмем приулыбнемся,
Поскольку необдуманно и вшиво
Порвать и сшить все заново, но криво.

Давай-ка лучше мы закроем веки,
Уснем, проспим пол дня, как человеки,
И уж потом, возможно педантично,
Решим, что разрываться нелогично.

Пофантазируй: мы в лесу у дома,
Где нет вокзала и аэродрома.
И к нам приходит зверь, чтоб прокормиться,
Не беспокоят мерзостные лица.

Вот наша сказка нежная в квадрате.
Тогда зачем в горячке и разврате
Теряться в суете фальшивых будней.
В печали мрак казался беспробудней.

Мы словно две парчовые перчатки,
Не растерять бы теплоты зачатки.
Мы не расстанемся и не сойдемся,
А лишь останемся и улыбнемся.

Литературный белогвардеец

Я эмигрант для вас и для страны,

Литературы всей белогвардеец.

С оттенком безобразия, вины

Убил судьбу небесный совладелец.

Он невзначай меня похоронил,

Поставив к стенке, выстрелив из ружей.

О милая, о как тебя любил,

Но оказался попросту не нужен.

И наказанье высшей меры – казнь —

Не может быть печальнее на свете,

Чем от любимых эта неприязнь,

Чем грусть о прошлогоднем нашем лете.

Однажды я нарву тебе сирень,

Ромашки, розы, лилии, фиалки

И буду благодарен каждый день

За небо, воздух, жизнь не в катафалке.

Я все ж вернусь в новейшую страну,

Страну любви, где можно изъясняться.

Я отыщу сердечную весну,

В глазах моих ты станешь отражаться.

Город из отвергающих

Изо всех, кто в любви отвергал,
Кто поил из отравленной чаши,
Я построил столицу и ждал,
Где твои, где мои и где наши.

Вот объявится с часу на час
Желтый месяц над городом ада.
Будто он утопающих спас
И спасает в искре звездопада.

Я в квартиры людей заселил,
И райончик показан спокойным,
Потому что я многих любил
Несмотря на терзанья и войны.

Покоряю безлюдный проспект
И кварталы весенней печали.
Может, фикция, может, эффект,
Но меня ни черта не встречали.

Я напрасно построил дома
И вернулся к прожитым истокам.
Этот город – сплошная тюрьма,
Даже чувства разнятся по срокам.

Ждал полночи

Я ждал полночи снегопад,
Похожий чем-то с магаданским,
Но был воистину не рад
Слезам соленым океанским.
Я пожелал зажечь звезду
На белом небе над квартирой.
Подумал: ангела найду
И поражу никчемной лирой.
Я будто умер в эту ночь,
Но выпадал в зачатках снега,
Оберегал тебя, как дочь,
Как ценность нашу оберега.
Я обнимал усталость ног,
Стелясь ковром по тротуару,
До плеч дотрагиваться смог,
Что привело судьбу к пожару.
Снег было малость поредел,
Но это важная ремарка.
Ведь, как снежинка, охладел
На плитке заспанного парка.
Я растворился наконец
В твоем пальто, на нежной коже.
Услышь биение сердец,
Как, помнишь, вечером в прихожей…

Воспоминание

Своей рукой отперши дверь

И громко хлопнув по уходу,

Ты мне сказала, что «не верь

В меня и в пагубную моду».

Тебя послушавшись, не стал

Я верить многому и многим,

За барной стойкой утопал

Матросом раненым, безногим.

Когда же чертов этот диск

Всходил над городом обмана,

Как уркаган я шел на риск,

Украв твой образ из тумана

И с каждой строчкой бастовал,

Черкая каждые полслова,

Но сам себя не узнавал,

Не понимал значений слова.

Я был в плену у карих глаз,

И слезы горькие пролиты.

Но без тебя и нету нас:

Мы разошлись и стали квиты.

Наедине с собой

Наедине с собой и зеркалами,

И со стаканом тоже из стекла,

Я любовался черными цветами,

Но под ногами – жгучая зола.

Я обходился пеплом и печалью,

Заметно мутным пламенем зрачков,

Где никогда с любовью не встречали,

Как пестуют отрадных дурачков.

И музыка навязчиво играла,

Во тьме ей позволительно играть.

Ты знала жизнь и все прекрасно знала,

И каково не тлевших обжигать.

Теперь я с одиночеством на равных,

Глаза у страха – выяснил – малы.

Я резкое нашел в движеньях плавных,

Квадраты – непонятливо круглы.

Ты просто мир уходом разломала,

Разрушила привычную тоску,

Но началось все грубо и сначала,

Как будто ствол приставило к виску.

Кровь застывает по венам

Будто кровь застывает по венам

И сгущается, чтобы не течь.

Восприимчивость их к переменам

Позволяет свободу сберечь.

Она кроется в пристально малом:

В белой простыни слезных разлук,

Коих сжег ты однажды навалом,

Позабывший о бархате рук.

Она скрыта в саду по-над домом,

На местах обольстительных встреч

В малом городе больно знакомом.

Он решился тебя уберечь.

Ровно дышит ноздрями заводов

И готовится небом обнять

Вечных юношей, нас, идиотов,

Чтоб не взяли ножа рукоять,

Чтобы кровь не застыла по венам,

Не сгущалась, продолжила течь.

Я готов прошагать к переменам,

За любовь в этом городе лечь…

Ангел рукотворный

Люби, мой ангел рукотворный.

Тебя ночами смастерил,

Когда ходил в шалман тлетворный,

Где бессердечно водку пил.

И я выкуривал помногу

Друг с другом схожих сигарет,

Но серый дым шел на подмогу,

Туманя жизнь ушедших лет.

В мои то годы шебутные,

В пока живые двадцать два

Я все придумал, и блатные

Стихи выписывал едва.

Любил, как помнится, немногих

И просто так не флиртовал.

Пусть флирт – игра для одиноких.

Я не по правилам играл.

И в гуще низменных событий,

Казалось, можно утонуть,

Покинуть все, из жизни выйти,

Иль просто пива отхлебнуть.

Я признаюсь, что обожаю

Твое же имя на руке.

Я словно выбежал к трамваю,

Но оказался вдруг в тайге,

Где вместо крон – прямые крыши,

Где вместо елей – тополя.

Я – атеист, но хоть бы свыше

Мне кто-то б крикнул «Все не зря».

И слов, пожалуйста, не надо,

Я буквы все бы исключил,

Оставив две, как капли яда,

Тех, что однажды полюбил.

Сил больше нет

Сил больше нет. Я – на мели.
Земля уходит из-под ног.
Из чувств дурманом конопли
Моя башка рождает смог.

Я будто странник, пилигрим,
Душой богат, но телом нищ,
И был бы рад предстать другим
В низинах теплых пепелищ.

Я был бы рад тебя обнять
И встать с разодранных колен,
Поцеловав в уста опять,
Затмив любовью жизни тлен.

И, ставший попросту ничем,
Скитаюсь: дом – учеба – дом,
А после думаю, зачем
Врываться в душу напролом.

Ты вспомни, милая моя,
Меня, как выгнанного прочь
В глухую данность бытия.
Закат. Фонарь. Окошко. Ночь.

По лужам

Ботинки хлюпают по лужам,
И брызги в стороны летят.
Весны хождения по душам
Хохмят решительных ребят.
А я стихи все лью реками
Вчера померкнувшей любви,
Уже сливаясь с дураками,
Кричу истошно «не реви».
Еще капель упала с крыши.
Я поцелован был лучом,
Как будто выпорхнул повыше
И облака достал плечом.
Среди районных междурядий
Упрятан серый лабиринт.
Не густо сердцу без объятий.
Подайте марлю, дайте бинт.
Я кровью выкрашу закаты,
Чтоб отражались в водах луж,
И напишу в них постулаты,
О том, как мир наш неуклюж.

Город излюбленной прозы

Мой город излюбленной прозы
Умолк, но, по следствию, жив.
Антенны, как иглы у розы,
Поймали весенний мотив.

Пишу снова строки, диктую
В романтике новых квартир,
Окраин, стоящих вплотную
С лесами – воротами в мир —

В котором с тобой пропадали,
Подростки шестнадцати лет.
Теперь в невесомые дали
Пришлось передать им привет.

Луна все такая, как прежде:
Златой полумесяц и диск.
Нет места вчерашней надежде,
Есть только ночной обелиск.

Шлагбаум. Закрытые двери.
Парковка. Подъезды. Забор.
Мы словно забитые звери
Желаем отправиться в бор.

Мы в этой бетонной темнице
Немного «полюбим», и – спать.
Не хочется, правда, ложиться,
Но хочется просто мечтать…

Трагедия мира

Каждый вздох как трагедия мира,
Угнетенных и тех, кто убит.
Разонравилась слезная лира,
Небоскребов глухой монолит.

Но панельные блоки двоятся,
Будто целая улица – дом.
Дорогая, кварталы не снятся:
Они стали стеною, столбом.

По режиму готовятся к ночи:
Помолчать и остаться в тени.
Я люблю. Я люблю тебя очень.
Не люблю домовые огни.

Этим утром проснемся по новой,
С городами не будем дружить
И от ветви сбежим тупиковой.
Я хочу кое-что предложить.

Заберемся на крыши в ладони,
Словно к Богу придем погостить.
В небе скачут воздушные кони.
Оседлаем. Чего их дразнить?

И нагайкой слегка подстегая,
Жеребцов мы погоним вперед,
До ворот, мягко сказано, рая,
Где элегию нищий споет…

Июльский перрон

Когда вдруг станешь одинокой
И одновременно усталой
Без блеска с томной поволокой
И без фигуры захудалой,

Ты обозначишься желанной,
Моей фантазией глубокой
И первородной, первозданной,
Изящной, нежной, кареокой:

Какою в общем-то предстала
В июле прошлом на перроне.
Воспоминания мне мало,
Любовь звучит в душевном стоне.

Я вновь у центра, на вокзале
Иду, в карманах руки пряча,
И так хочу, чтоб как в начале,
Чтоб обняла меня удача…

Беззвучными шагами

Беззвучными шагами
Мы движемся к мечте
И радуемся гамме
В полночной пустоте.

Приманивают крыши
Забраться и любить
От низа до «повыше»,
И памятно хранить.

Туман над головами,
Но в разуме – тепло,
Рожденное словами,
Что холод превзошло.

В душе тоска по маю,
Хоть царствует весна.
Я многое не знаю,
Но ночью – не до сна.

Вдали мерцает небо —
Нам нечего сказать —
Возможное плацебо,
Чтоб руки развязать.

Почувствуем затишье,
Биение сердец,
Окажемся на крыше,
Обнявшись наконец.

Вино заката

Иссякло терпкое вино
В бокале нежного заката,
Нам наслаждаться суждено
Узором пышного агата.
Но губ целованных рубин
Алеет сказочно, не тает,
И, прогорев костром рябин,
Беспрецедентно томно мает.
Из неподдельной красоты
Вдали рисуются пейзажи,
И я хочу, чтоб знала ты,
Как миг мгновенностями важен.
А под ногами – изумруд,
И он по-летнему бесценный.
Неподалеку старый пруд
Стоит себе достопочтенный.
Напротив омут карих глаз:
Позволь немного потеряться.
А в них как будто бы алмаз,
И я не против улыбаться.
Но мы неопытно пьяны
Вином невинного заката.
Не покидай цветные сны,
Как точку места невозврата.

Усложненная теорема

Была значительной поэмой,
Моей мелодией души,
Но усложненной теоремой,
Вчера доказанной в тиши.

И я вычерчивал квадраты,
Где надо вырисовать круг.
Углам, как выяснил, не рады
В кругу друзей, в кругу подруг.

Но ты – особая фигура,
Без острых граней и границ,
Новаторов архитектура
И образец для прочих лиц.

Ты – непрерывна, лаконична:
Дуга, дуга, дуга, дуга,
Но мне доказывать привычно,
Как бесконечность дорога.

Она разлита по тетради
Предмета «Вечная любовь».
Дышу тобой тебя же ради
И начертить мечтаю вновь.

Нет тебя в моем альбоме

И нет тебя в моем альбоме,
Звучит надрывная печаль.
Тебя люблю без всяких «кроме»,
Но ты становишься как даль.

Легко таинственное завтра,
Но новый день – он без тебя.
Двадцать восьмое будет марта:
Я – безобразен, вне себя.

Повеет холодом с балкона,
Я утром выйду покурить,
Чтоб перебить душевность стона,
Который просит не любить.

Но не смогу теперь иначе,
И пуст прижизненный альбом.
Но ты в моем осталась плаче,
И я останусь быть рабом.

Воля случая

Изнуренной, тебе не сидится,
Воля случая дымом горька.
Я бы рад в одиночку напиться
Рядом с тенью пивного ларька.

Егозишь и щекочешь больное:
Лей спиртягу на кожную рвань.
Но любовь говорит про другое,
Я однажды влюблюсь в глухомань.

Но тебя никогда не испорчу,
Как испортил мой рок алкоголь.
Наводи уж цыганскую порчу,
Все равно перетерпится боль.

Отсидеться в треклятой квартире
И сновать от двери до двери —
Мои цели в трагической лире
По-над жерлом пунцовой зари.

«Обожать» – наколю это слово
Возле сердца, на тлевшей груди.
Но гореть от любви мне не ново.
Возвращайся, со мной посиди.

Городская нелепость

На южной окраине – крепость,
На северной – пала ограда.
Мой город наметил нелепость,
У окон звучит серенада.
И я, не меняя традиций,
Не руша святые обряды,
Предстану такой бледнолицый
И телом как будто помятый.
Затем подыграют на скрипке
Качели, подъездные двери
Тем листьям, рожденным на липке,
Их шелесту, радости, вере.
Живем без метро и трамваев.
Растут, вырастают кварталы
На месте вчерашних сараев,
Которые сносят вандалы.
Напротив – аллея, пролесок.
Кажись, я – ожил у окраин,
Тобою плененный в довесок,
И город наш горд и бескраен.

Дождливая ночь

Город замер афинской скульптурой,

И колонны-столбы – у дорог.

Ты мне кажешься грубой и хмурой:

Я едва заступил на порог.

В неглиже, в обнаженном пространстве,

И до плеч устремились шелка —

Вижу страсть я в былом постоянстве,

Где течет молодая река.

За стеною – мятежники ночи:

Звезды-ангелы, дева-луна,

Нам которых нельзя опорочить,

Пусть хоть завтра начнется война.

Улыбнись, словно статуи Зевса,

Скоро грохнет прерывистый гром,

Заливая пристанище леса,

И начнется дождливый разгром.

Затем кончится ливень под утро,

Но рассвета не будет в окне,

Как не будет небес перламутра,

Как не будет печали в огне.

Будут только тяжелые тучи,

Чтоб сливаться с прохладой твоей.

В этом городе ночи дремучи,

Но и дни, я скажу, не новей…

Спокоен

Лицом сроднившись с серой глыбой,
Я стал по-каменному тверд
И замолчал озерной рыбой,
Где наверху толстенный лед.
Смотри: я, кажется, спокоен,
Не облюбованный тобой,
Напротив дома, серых троен.
Грабеж, по-нашему, разбой.
Ты словно непоколебима,
Что поострей – вонзила в грудь.
Затем царила пантомима:
От жестов было не вздохнуть.
Как будто лезвием по венам
Прошлась дрожащею рукой.
Пусть не подвержен переменам,
Но принял ласково покой,
Покой, граничащий с ответом
И без нейтральной полосы.
Тобой болел я прошлым летом,
Со мной – застывшие часы.
А я по-прежнему спокоен
И в механизм не стану лезть.
Но мир у ног твоих построен:
То ль наказанье, то ли месть.

Выжженый поэт

Земля – хранилище людей
И преисподняя для бесов —
Омытая водой дождей
И разных прочих интересов.
Я прискакал на жеребце
На беловато-златогривом.
Он будто символ о конце
В кино реальном, молчаливом.
По обе стороны реки
Все стало выжжено и мерзко,
Потухли в мире огоньки,
А я к тебе примчался резко.
Но вдруг изранила коня,
Взяла безжалостно убила.
И, голоском своим звеня,
Меня степенно разлюбила.
Ты – та, которая из муз
Предстала главной моей музой,
На мне набила крести туз.
Я стал рифмованной обузой.

Недалеко от перрона

Вагоны, сходные с гробами,
Стучат, освистывая вслед,
Нам, ставшим некими рабами.
Мы несвободные. Нет-нет.

С попутным ветром улетая,
Я зацепляюсь о тебя,
Как будто важная, святая,
Примерно месяц погодя.

Ты руки ныкаешь в карманы
Со мной не хочешь полетать.
Давно распущены тюльпаны,
Как повод снова помечтать.

Вот не хватает сил для взлета:
Пожалуй, хватит пары крыл.
Но ты не любишь рифмоплета,
И я под солнышком остыл.

И рельсы-рельсы, шпалы-шпалы
Дорогой выстланы в закат.
Уходит поезд запоздалый,
Везущий тонну химикат…

Одиночество в подъезде

Спускаюсь с пыльной лестницы,
Шатаюсь, скорчиваю рожу
И лопастями мельницы
Покой я мысленно тревожу,
Где нарушаю тишину
И глубь спокойствия подъезда,
А ты готовишься ко сну,
Но для меня в нем нету места.
Нет места даже по бокам,
С другого края – безнадега.
Разряды жалят по рукам,
Как будто гнев прошел от Бога.
Я словно в омуте погиб,
В стенах с шелушенной побелкой,
И твой чарующий изгиб
Представил чудом, не подделкой.
И я решаю не идти,
Но к одиночеству подняться:
Оно повсюду (и в сети).
Пусть небеса тебе приснятся.
А ты – под ними да со мной,
И впереди – громады лестниц.
Покой и только лишь покой.
Ты королева из прелестниц.

Воплощение тоски

Вот черное – и я тебя люблю.
Вот белое – и я тебя молю
Без слов остаться в этой суете
Подобно нескончаемой мечте.

Квадрат неописуемый, квадрат,
Когда глаза смыкаю в аккурат
Со звездами и главною звездой,
Но небеса мне кажутся водой.

Вот где-то лодка наша проплывет,
И океан нас завидно зовет.
И парус нов, по-дественному бел,
А я робею, в прошлом оробел.

Мелькает черное, и белое опять,
Я рад во сне, как в августе, обнять,
Но только руки… Руки далеки.
Ты стала воплощением тоски…

Страшно закрывать глаза

Мне страшно закрывать глаза,
Но если после открываю,
То резко жму на тормоза,
И будто в мозг вбиваю сваю.
Еще мне трудно говорить,
Цепляясь струнами за имя.
Я не хочу судьбу винить
И оставлять тебя с другими.
Послушай, милый ангелок,
На что нам земли, небо, море,
Когда развязан узелок,
Что не завяжется уж вскоре.
На что мне сон, когда лежу
Я с одиночеством в кровати.
И вижу солнце, и баржу,
Когда глаза смыкаю, кстати.
Там человечки, облака,
Часовня, хижины, дороги
И между – древняя река,
Что по поверью влили боги,
Но этот мультик иль кино

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры