Грязные уроки. Моё наваждение

Глава 1. Кристи

…А ведь ничего не предвещало. Было второе сентября, и я болтала на перемене с девчонками-однокурсницами. Учеба на экономфаке не доставляла мне сложностей. Учитывая положение моего отца и количество нулей на его счете, мне было всё равно, где учиться. В любом вузе, на любом факультете мне были бы рады и подобострастно рисовали бы мне «отлично» в зачётке, но я выбрала эконом. Наследница же, всё такое.

Я разглядывала новый маникюр, когда Меланья, моя соседка по парте, завела этот разговор о новом преподе:

– Да он просто зверь!

– Страшный и волосатый? – уточняю, чвякая жвачкой. Всё же маникюрша закосячила мне мизинец!

– Злой как чёрт! Особенно к девкам, – выдаёт она. – Наверное, не дают.

– Да пусть идёт сосёт! – кривлю губы. – Они все страшные, пока с ними декан не поговорит.

– Тебе-то хорошо… – завистливо гундит Лизка, сидящая перед нами. Ей тоже не даётся математика. Но она хотя бы пытается её взять!

– Есть такая штука, Лизавета. «Карма» называется. Видимо, в прошлой жизни я была трудолюбива и добра. А в этой жизни оттягиваюсь!

– Ну посмотрим, посмотрим… – бросает оценивающий взгляд на мои ноготки Настя, Лизина соседка по парте.

И как в воду глядела.

Только поняла я это гораздо, гораздо позже.

Он вошел в кабинет практически сразу со звонком.

Высокий, сухощавый, с широкими плечами, длиннорукий, длинноногий, какой-то весь нескладный. Негибкий. Будто плечи к позвоночнику гвоздями прибиты. В классической белой рубашке с расстёгнутым воротом и в не менее классическом костюме. Но пиджак на нём сидит, как на вешалке. Рукава слегка коротковаты. Крупные кисти выступают из них целиком.

Лицо тоже словно наспех вырублено. Кожа грязновато-смуглая, какой бывает у людей, легко хватающих загар, но редко бывающих на солнце. Крупный прямой нос. Прямые черные брови над карими глазами, очерченными неожиданно длинными ресницами. Две упрямые морщинки меж бровей. Линия твёрдых губ тоже прямая, будто он никогда не улыбается.

– Здравствуйте! – приветствует он и ждёт, пока все замолчат и встанут. Удивительно: замолчали все. – Меня зовут Глеб Евгеньевич Колесов, и я буду вести у вас анализ финансово-хозяйственной деятельности. Можете садиться.

На камчатке послышится какой-то гомон, который мгновенно стихает под чёрным взглядом преподавателя.

– Вы обязаны посещать все мои занятия. Пропуски, опоздания и двойки должны быть отработаны. Всё, что вы не успели сдать в течение семестра, уходит на экзамен, поэтому советую не затягивать. Сейчас я буду вас называть по фамилии, вы поднимаетесь и говорите «я». Всем понятно?

– Да! – хором отвечают эти дебилы, будто вопрос не риторический.

Колесов идёт по алфавитному списку, и мои однокурсники подскакивают навытяжку, будто новобранцы перед генералом.

– Лисицкая Кристина! – доходит очередь до меня.

– Ну я, – лениво выползаю из-за парты.

– Жевательную резинку изо рта уберите, когда с преподавателем разговариваете. – Его губы недовольно кривятся.

– А то что? – презрительно хмыкаю.

– А то выглядите, как особа пониженной социальной ответственности, которая страдает умственной недостаточностью, – без капли юмора в голосе отвечает этот козёл.

Группа дружно ржёт. Прихлебалы гонимые!

Вынимаю жвачку.

– В карман, пожалуйста. Или в волосы. Куда угодно, только не под парту, – комментирует он мои действия. – Лосев Валерий!

Лосик сусликом подскакивает с первой парты. Он – убеждённый зубрилка и всегда пресмыкается перед преподами.

Закончив перекличку, Колесов начинает лекцию. А я смотрю на него и думаю, что он не из тех, кому дают или не дают. Он из тех, кто берёт. И такому не отказывают.

Мысль зацепилась за край мозга и благополучно рассосалась, как и любая другая в моём мозгу. В конце концов, какое мне дело до его сексуальных игрищ? Меня занимали другие. Как быстро он сломается и станет рисовать мне пятёрки, как все остальные? Сколько продержится в своей принципиальности против декана и ректората? Неделю? Месяц?

Принимаю ставки!

Лекцию я просидела, наблюдая за его повадками. Завершив перекличку, он подошёл к кафедре и начал вещать. Без бумажки, что говорило в его пользу. Приводил какие-то примеры, довольно живые и актуальные. Похоже, сам в теме бизнеса. Значит, не книжный червь. Впрочем, по Колесову и так было видно, что он из отряда плотоядных и далеко не мягкотелых.

Потом лектор подошёл к доске. Но перед тем аккуратно снял пиджак и повесил на стул. Расстегнул манжеты рубашки. Причём этот жест так шарахнул по моей нижней чакре, что стриптизёры бы удавились за эффект. Затем подтянул рукава, обнажая тугие жгуты мышц предплечий. В таком виде препод неожиданно выглядел гораздо естественней, как хищник в родной среде обитания. И даже руки его смотрелись не длинными, а брутальными. Мелок казался в его пальцах невесомым стилусом.

За всю лекцию никто в аудитории ни разу не зашептал. Не было слышно ни шороха разворачиваемых шоколадок, ни глухого стука пальцев по монитору смартфона, не говоря о вибрации приходящих сообщений. В кабинете было тихо, и только скрип ручек отражался эхом от белоснежных стен…

– Лисицкая, подойдите, – обратился Колесов, когда звонок развеял его злые чары, и студенты зашевелились, собираясь на выход.

– Слушаю, Глеб Евгеньевич. – Подхожу с победной улыбкой. Наверное, до него всё же дошло, с кем имеет дело.

– Покажите конспект сегодняшней лекции, – небрежно бросает он, старательно отряхивая руки от мела, и вынимает кончиками пальцев из нагрудного кармана пиджака упаковку влажных салфеток. Ты посмотри, какие мы аккуратист!

– Что, простите?.. – Даже не понимаю сначала, глядя, как завороженная, за движениями грубых, на первый взгляд, ладоней.

– Конспект. Конспект! Его пишут в тетрадках, – он изображает указательными пальцами прямоугольник. – Ручками пишут. В ручках держат такие штучки, которые тоже называются ручками, только шариковыми. Understand?

– Yes, of course. I understand you.

– А на первый взгляд не скажешь, – иронизирует он. – Покажите конспект.

– У меня его нет, – заявляю со скрытым вызовом. Надо же, какой козёл глазастый! Я думала, он только на доску смотрит да на Лосика, который всю лекцию выслуживался.

– Почему? Боитесь ногти о ручку сломать? – не скрывая сарказма, интересуется препод.

– Нет. Мне просто не нужно.

– Да?! – Теперь препод расправляет рукава рубашки и застёгивает манжеты, и я снова залипаю. – С чего вдруг?

– У меня прекрасная память! – вру.

– А. Это очень хорошо. Потому что на практической у вас будет проверочная. – Он надевает пиджак, на котором нет ни единой молекулы мела, и одёргивает полы. – С удовольствием прочитаю ваши ответы.

Берёт со стула кожаную папку и уходит, не попрощавшись.

Экий невежливый тип!

Ничего, администрация университета пояснит ему за жизнь!

Глава 2. Кристи

Стоит ли говорить, что к проверочной я не готовилась? Принципиально. Я мечтала увидеть его размазанным катком по асфальту, а для этого нужно было создать достаточно конфликтную ситуацию по оценкам. Проверенные работы Колесов принёс на следующую лекцию.

– Кристина Лисицкая, – обращается он ко мне в начале лекции. Ага, сработало! Ровно неделя. – На прошлой лекции я сказал, что вы выглядите как особа с умственной недостаточностью. Я должен извиниться.

Я вся во внимании его извинений.

В аудитории зашушукались.

– Я должен извиниться, – продолжает он громко, поднимая в руках листок, исчёрканный красным, – перед особами с умственной недостаточностью за нанесённое им оскорбление, – заканчивает скотина Колесов, теперь не скрывая злорадства, и мои одногруппники весело ржут, кони непуганые. – Кристина, вы как вообще дошли до третьего курса со своим лексиконом блондинки-ч-ч… – демонстративно спотыкается он на шипящей согласной, – в некоторой части человеколюбивой блондинки, – завершает он свою речь изысканным эвфемизмом, в котором без труда распознаётся эпитет «членососка».

Судя по повторному взрыву смеха, его распознала не только я, хотя чисто формально оскорбления не было, всё в пределах собственной испорченности слышащего, и придраться не к чему.

– Вообще-то, – встаю из-за парты, – я на отлично училась до этого момента!

– Видимо, вас подменили, – кривит губы препод и делает паузу, как актёр в стэндапе. – Причём ещё в роддоме.

Мне показалось, или это был намёк на то, что он в курсе, кто мой отец, и только что намекнул, что я его недостойна?

– Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Уши развешивайте поудобнее. У вас же память отличная? Готовьтесь запоминать дальше.

Села и полезла в сумку за единой на все предметы тетрадью.

Я честно записала всю лекцию. Но всё равно почти ничего в ней не поняла. Не потому что Колесов рассказывал путанно. Нет, я осознавала, что он всё разжёвывает буквально на пальцах. Просто внезапно выяснилось: чтобы его понять, нужны знания из других, пройденных мимо предметов. Я осознала, какой глубины пропасть лежит между мной и моими однокурсниками.

И в эту пропасть падали и падали двойки…

К концу месяца стало понятно, что администрация бездействует. Я подошла к декану.

– Виталий Александрович, – обратилась я. – У меня проблемы с АФХД.

– Да, Кристина. Вам нужно что-то с этим делать.

От такой формулировки у меня упала челюсть. Мне? Мне нужно что-то делать?! Это его обязанность – защищать студентов от нападок зарвавшихся козлов!

– Глеб Евгеньевич показывал на кафедре ваши письменные работы. Должен сказать, что не вижу никакой возможности поставить под сомнение его компетентность и объективность как преподавателя, – с намёком заканчивает он.

То есть этот козёл меня не только в группе на смех поднял, но ещё и перед кафедрой обгадил?!

– Но ничего, до конца семестра ещё время есть. Вы, Кристина, главное не затягивайте с хвостами. – Он утешающе похлопал меня по плечу. – Не затягивайте!

Я вышла из деканата не то что раздавленная – вес у декана не тот. И не сломленная. Не ломай меня, да не ломаем будешь, как говорили великие. Но озадаченная. Я ожидала быстрого и простого решения вопроса. Однако по-простому не вышло.

Пойдём сложным путём…

– О, Кристи, ты чего такая опущенная? – слышу голос Лосика.

– Лосик, ты о чём? – Оборачиваюсь и тукаю ему указательным пальцем меж бровей. – Рога последние потерял?! Я тебя сейчас сама так опущу!..

– Т-с-с-с! Тихо, тихо. – Он защищается от меня поднятыми ладошками. – Чё ты агришься? Ты, Кристина, в последнее время напряжённая какая-то. Может, того?.. – дёргает бровью камикадзе. – Расслабимся?

– Лосик, ты к рогам и фаберже потерять хочешь? – Замахиваюсь коленкой, но он прикрывает самое ценное, как защитник на пенальти.

– Крись, ну не злись! Хочешь, я тебе с АФХД помогу?

– В жопу себе засунь свой АФХД, понял? Как-нибудь сама разберусь!

Разворачиваюсь и ухожу в закат.

Не разберусь я – разберётся папочка.

– Папа, у меня траблы. – Вхожу в рабочий кабинет отца, поскольку в другом месте дома его застать нереально.

– Ноготь сломался?

– У меня серьёзные проблемы, папа. С учёбой. Один козёл понаставил мне неудов по предмету.

Тут отец отрывает взгляд от ноутбука и смотрит на меня, удивлённо вскидывая брови:

– У вас в университете появился настоящий мужик?

– Он меня оскорбляет.

– Как? – Папа складывает руки на груди и удостаивает заинтересованного взгляда.

– Говорит, что я веду себя как особа с пониженной социальной ответственностью.

– Не веди себя так больше, – советует чадолюбивый отец.

– …и что я страдаю умственной недостаточностью!

– Да он у вас ещё и правдоруб!

– Папа!

– Что «папа»?

– Я не сдам сессию!

– А от меня ты чего хочешь?

– Хочу, чтобы он со мной позанимался. – Мысль вынудить Колесова служить мне вспыхивает в голове внезапно и тут же выжигает предвкушением все внутренности. – Индивидуально.

– В чём проблема? Тебе не хватает денег на оплату его услуг?

– Папа, он вообще считает, что мне нечего делать в вузе! Думаешь, он будет со мной разговаривать?

– А ты что, действительно собираешься учиться? – Отец поднимает левую бровь.

– Ну придётся.

– Ладно. Договорюсь. Всё? Больше проблем нет? Я могу работать дальше?

– Да, папа, спасибо.

Я мысленно потёрла руки.

Ну что, Глеб Евгеньевич? Посмотрим, как вы запоёте после беседы с Дмитрием «Питбулем» Лисицким!

Глава 3. Глеб

Мой преподавательский опыт утверждал: в каждой бочке мёда обязательно найдётся ложка дёгтя. В любой академической группе обязательно будет хотя бы одна паршивая овечка. Даже если это баран. Опыт владельца не очень большого, но вполне процветающего бизнеса, добавлял: а если нет, её нужно назначить. Чтобы остальные боялись и беспрекословно слушались.

Кристина Лисицкая была просто создана для этой роли.

Правда, на фоне остальных овец и баранов Кристина была явной козой: тупой, упрямой и бодливой. Из достоинств Лисицкой следовало признать одно: она умела держать удар. Не устраивала показательных истерик, не ныла, не грозила страшными карами… Хотя как раз она могла бы, если бы захотела. Папаша Кристины был серьёзным дельцом с отягощенным прошлым. У нас закон един для всех. Но к некоторым он чуть более снисходителен. В отношении прошлого Дмитрия Лисицкого закон был снисходителен даже более, чем чуть.

Если честно, я не понимал его позицию в отношении дочери. Кристинка была как картинка. Такой бы подиумы покорять и косметику в модных журналах рекламировать. С папашиным кошельком она давно взлетела бы первой звездой и сейчас получала бы гонорары под стать отцовским доходам. Серьёзно: встреть я такую среди эскорт-барышень, забил бы на все принципы и забашлял, сколько попросит, за возможность вставить. Вся ладная, ухоженная… Там на одних стилистов по МРОТу в день уходит, не меньше. Коротенькие юбочки чуть прикрывают тугую попу, а идеально ровные, стройные ножки не прячут совершенно. Я всё ждал: когда же она наклонится?

Не повезло.

У меня пунктик на ножки и задницу. Готов вообще в лицо не смотреть. Когда сзади, его всё равно не видно. Но у этой и личико было, что надо. И ротик, чувствуется, рабочий…

Всё у неё было.

Кроме мозгов.

И если для эскортницы это плюс, то для студентки, увы…

Что она в вузе забыла?

Декан пару раз пытался намекать, что неплохо было бы проявить гуманизм к сирым и богом обиженным. И, может, если бы она не лезла на рожон с самого начала, типа, она такая крутая, а все вокруг – пыль с её ног, я вошёл бы в положение. Но меня закусило. И если честно, меня вштыривало от того, как она морщилась всякий раз, когда справедливо получала неуд. Морщилась, но покорно внимала.

Покорность вообще была ей к лицу. Непривычна, оттого плохо уживалась с мимикой. Но тем сильнее меня вставляло.

И всё же я понимал, что рано или поздно её терпению придёт конец.

– Глеб Евгеньевич, вас вызывают в деканат, – прощебетала в аудиторию секретарша декана на одной из пар. – Немедленно.

Я дал задание студентам, чтобы не слишком радовались, и вышел в коридор. Вариантов не было – сейчас мне будут делать харакири за предвзятое отношение к девочке из хорошей семьи.

Но я с самого начала знал, на что иду и чем рискую.

В приёмной сидели двое в штатском с характерными стрижками и лицами бодигардов. Если бы у меня и были какие-то сомнения, то теперь они бы окончательно рассеялись. Но их и не было. Один из телохранителей встал и жестом попросил поднять руки. Меня обхлопали на предмет оружия и так же молча показали на дверь к декану.

– Здравствуйте, Сергей Иванович, – здороваюсь, входя в его обитель.

На деканском столе стоит пузырь нехилого ненашенского коньяку, а в гостевом кресле сидит он – Лисицкий.

– О, вот и Глеб Евгеньевич, наша восходящая научная звезда. Кандидат наук, доцент. Научные статьи в ведущих журналах, – расписывает гостю декан, будто продает меня в рабство, а не вызвал для экзекуции. – А это…

– Да кто ж меня не знает, – широко и очень доброжелательно усмехается Лисицкий. Настолько доброжелательно, что ниже пояса всё сжимается и кукожится. – Дмитрий Анатольевич, как Сам, – многозначительно показывает указательным пальцем вверх, намекая на тезку-политика, и протягивает ладонь ребром.

– Глеб Евгеньевич, – представляюсь в ответ и приветствую будущего экзекутора рукопожатием.

– Наслышан, Глеб, наслышан, – приспускает мою планку Лисицкий. Впрочем, думаю, он может себе такое позволить. – Сергей Иванович, не оставите нас ненадолго?

– Конечно-конечно, сколько угодно. Мне как раз нужно сходить утрясти одно дельце в учебном управлении, – отчитывается декан и быстро, не оглядываясь исчезает из кабинета.

– Время – деньги, – сходу начинает Лисицкий, потирая правой рукой кулак левой. – Поэтому сразу к делу. Я хочу, чтобы ты индивидуально позанимался с моей дочерью.

У меня падает челюсть, но я ловлю её в полёте.

Разговор представлялся мне немного другим.

– То есть вы хотите заплатить мне за репетиторство, чтобы у Кристины волшебным образом нарисовалась пятерка за семестр? – уточняю.

– Если бы я хотел купить ей оценку, я бы так и сказал. – Собеседник растягивает губы в улыбку джокера. – Но я хочу, чтобы ты с нею позанимался. Послушай. – Он поднимает руку, предупреждая любые попытки возражения с моей стороны. – Криська – не дура. Понимаю, ты сейчас думаешь, что я как отец не могу её объективно оценить. Но это не так. Она объективно не дура. Просто ей ничего не нужно. Не интересно. Даже ноготки-реснички ей по большому счёту безразличны. Как и все эти тики-токи, ютюбы и прочие жвачки для мозгов. Ей на всё плевать. Кроме – внезапно! – АФХД.

Изображаю на лице «Неожиданно!».

– Поэтому я хочу, чтобы ты с нею позанимался. Прекрасно понимаю, что знаний у неё сейчас с гулькин хрен, и учить придётся с азов. Да и характер у неё тоже… не сахар и не мёд. Избалована она у меня слишком.

– Вот-вот. Ей бы не индивидуальные занятия, а по заднице надавать, – продолжаю его мысль.

– Глеб, вот твои педагогические методы меня вообще не волнуют. – «Сечёт» ладонью воздух Лисицкий. – Хочешь – «по», хочешь – «в». Мне нужен результат! Если у тебя получится поддержать её интерес к учёбе – всё, что захочешь.

– Я в милостыне не нуждаюсь. – Вот эта откровенная попытка меня купить цепляет за живое. – Всё, что я хочу, у меня есть.

– А я и не подаю, – саркастически оброняет Лисицкий, сцепляя пальцы в замок. – Но раз у тебя всё есть, то если справишься, то ничего у тебя не будет. Никаких неприятных проверок внеплановых… Налоговой, типа. Пожарников. Прокуратуры. Роспотребназора. Знаешь, такая это головная боль для бизнеса… – Он мотает головой и корчит огорчённую физиономию.

Тут я восхитился. Вот это мотивационный талант! Вот тебе пряник. Вот тебе кнут. И выбирай, что хочешь, никто не неволит. Полная свобода!

Поразительно, как при таких талантах у него дочь так распустилась…

– В общем, будем считать, что мы договорились, – подводит итог встречи отец моей двоечницы и кладёт на стол старомодную визитку. – Это контакты моего бухгалтера. Скажешь, сколько переводить за занятия. Ну и если ещё что-то по бизнесу нужно – с ним же можешь обсудить. Приятно было познакомиться.

Он встаёт и снова протягивает мне руку.

– Взаимно. – Снова её пожимаю. – До свидания.

– До встречи, – оптимистично заканчивает Лисицкий и выходит.

А я сижу, кручу в руках картонный прямоугольник и пытаюсь собрать мысли в кучу.

Ничего себе, чести удостоили!

Что мне теперь с нею делать? Куда совать?

Глава 4. Кристи

Отец прислал короткое сообщение в мессенджере: «Сделано». Так как ничего, кроме Колесова, он должен не был, значит, папа мне его купил.

На следующий день я готовилась к практике по АФХД с особенной тщательностью. Впрочем, я неожиданно поймала себя на мысли, что вообще в те дни, когда у нас стоит АФХД, я собираюсь в универ, как на фотосессию.

Фотосессию 18+.

Я одевалась не как на панель. В моём представлении о панели. Мои луки для клуба были фривольнее. А в университет я ходила в приличном. На грани, но всё же приличия. Сегодня я надела чёрные ботфорты на такой шпильке, что ноги уходили в бесконечность, короткую кожаную юбочку в цвет и обманчиво-простенький лонгслив с мысом поверх шикарного бюстика. Просто образцовая ученица.

Иногда я ловила «мужские» взгляды Колесова на себе. Ну мне нравилось думать, что он смотрит на меня как мужчина. То есть он совершенно точно был не женщиной. И у него определённо что-то было в штанах. В некоторых ракурсах это что-то прекрасно обрисовывалось тканью брюк, и, судя по рельефу, природа его не обидела.

Я как последняя дура пялилась преподу на ширинку, вместо того чтобы слушать лекцию!

Ну дура! Дура и есть! Пялилась и представляла, какой у него член, и как этот козёл Колесов им пользуется. И от этих неакадемических мыслей в моей нижней чакре становилось горячо и влажно. Стоит ли удивляться, что на практике я ничего не понимала от слова совсем и смотрела на доску, как овца на новый мерседес? И как вы думаете, что я тогда делала? Правильно! Снова пялилась Колесову на ширинку!

Мне определённо требовались индивидуальные занятия, чтобы он не стоял передо мной, выпячивая своё достоинство!

Впрочем, когда он подходил ко мне и наклонялся, чтобы посмотреть, чем я занята и что нарешала в тетради, у меня вообще крышечка с чайничка слетала. Я слышала его дыхание, в мозгах туманилось, зато нижняя чакра…

И вот сегодня я была во всеоружии. Сегодня мы должны поговорить, он должен признать меня хозяйкой, которая платит ему деньги, и меня должно отпустить. Наверняка меня так колбасит, потому что он отказывается подчиняться, как другие. Как только мне удастся его сломать, всё сразу станет обычным, банальным, и я наконец смогу вернуться…

А к чему вернуться-то?..

Я, вроде, до него ничем и не занималась.

…Вхожу в аудиторию с опозданием. Специально задерживаюсь на несколько минут, дождавшись, пока он пройдёт в кабинет. Вхожу как королева с ослепительной улыбкой на сахарных устах.

– А вот и Лисицкая. – Реагирует на моё появление препод. – Её-то мы и ждали! Сидели и всей группой решали, кого же я тут буду первого… – Тут он делает провокационную паузу, вызывая смешки. – А она как раз и одета соответствующе, – заканчивает он для группы.

Разумеется, тупой стэндаповский юмор Колесова трогает сердца и неокрепшие умы моих товарищей по учёбе. Он вообще любит публично выстёгивать жертву, тролль парнокопытный. Стоит ли говорить, что в качестве жертвы он обычно избирает меня?

– А чем вам не нравится моя одежда? – Вскидываюсь, поставив сумку на свободный стул. Ближайший оказывается на первой парте, рядом с Лосиком.

– Кто сказал, что не нравится? – Он демонстративно раздевает меня взглядом снизу вверх, и чакра снова начинает подтаивать. – Белый верх, чёрный низ! Я же говорю: идеальная одежда. Прямо к доске.

– Глеб Евгеньевич, вам с утра ещё не дали?.. – любопытствую и получаю очко от хихикающих зрителей, – …слить кипучую энергию в конструктивное русло?

– Нет, Лисицкая, всю ночь не спал – мечтал о том, как буду сливать её в вас. Публично. Сейчас мы с вами этим и займёмся. Не возражаете, Кристина Дмитриевна?

Ого! Всё же папаша ему вчера что-то отдавил! Причём конкретно!

– Если честно, Глеб Евгеньевич, я бы предпочла делать это в интимной обстановке, – отвечаю с намёком.

– Все хотели бы в интимной. Но кто-то должен стать тем чужим, на опыте которого будут учиться умные люди, – между делом опускает он меня на дно, как враги «Варяг», который погибает, но не сдается.

Я бреду к доске, понимая, что в очередной раз стану всеобщим посмешищем. Наверное, Колесов отрывается напоследок. Цену набивает. И вообще. Если он будет заниматься со мной персонально и продолжать ставить двойки, значит, хреновый из него педагог.

Но сегодня придётся потерпеть.

После звонка я намеренно собираюсь медленнее, чем обычно, позволяя основной толпе схлынуть из аудитории. Колесов тоже не торопится, совершая свой обычный ритуал завершения занятия: вытирает с доски, обтирает салфеткой руки, раскатывает рукава по тугим предплечьям… Интересно, а как он снимает рубашку? Также неспешно расстегивает пуговку одну за другой?..

Пока я медитирую на его руки, препод заканчивает своё священнодействие и берётся за неизменную кожаную папку.

– Глеб Евгеньевич! – окликаю я его. – Я хотела с вами поговорить!

Он оборачивается и ждёт, пока я подойду.

– Так и говорили бы. Со мной. Или без переводчика вам, Лисицкая, не хватает лексикона?

Ну вот зачем он сейчас меня заводит?! И смотрит так своими прищуренными гляделками, как санэпиднадзор на таракана?

– У меня всего хватает!

– Кроме мозгов, Лисицкая. Ой, простите, знаний!

Извиняющийся Колесов – страшный Колесов.

– Так поделитесь. Или жалко? Самому мало? – Я по-блондински похлопала наращенными ресницами.

– Вы зарываетесь, Лисицкая, – с угрозой в голосе предупреждает он.

– Я бы зарылась. Но вы же всё равно откопаете… Когда вы сможете найти для меня время?

Вынимает телефон, что-то в нём тыкает, видимо, онлайн-планер.

– Послезавтра после седьмой пары.

– У меня три.

– Придётся подождать, – тоном «это не мои проблемы» заявляет Колесов.

– Ладно, – смиряюсь я. – Буду сидеть в библиотеке и фантазировать о встрече.

– Лисицкая, в библиотеке нужно читать книги!

– Хорошо, выберу почитать что-нибудь такое, чтобы фантазировать было сподручнее, – с намёком завершаю разговор. – До свидания!

– До свидания, Лисицкая. До свидания. Папе горячий привет передавайте.

– Вы уж как-нибудь сами, – натягиваю на губы улыбку и ухожу походкой от бедра. Он же правда смотрит вслед?

Ну ведь смотрит же?

Что, я зря стараюсь?!

Глава 5. Глеб

В принципе, втиснуть в своё расписание час дополнительных занятий без затраты времени на дорогу я мог хоть сегодня. Но Лисицкая не должна испытывать радость победы. Она должна страдать и сожалеть о плохом поведении. Потому я выбрал четверг, когда мне выпали заочники.

Правда, вызывающее поведение студентки намекало, что «страдание» и «сожаление» это вообще не про неё. Про неё – «провокация».

И я ведусь. Не знаю, чем я думаю, общаясь в том же духе. Когда я вижу девушек в ботфортах и кожаной ультра-мини-юбке, я способен думать только инстинктами. «Глеб Евгеньевич, вам с утра ещё не дали?..» Не дали. И вчера тоже. И вообще неделя не задалась по части времени. А повышенное давление в районе ширинки намекало, что зря. Нельзя откладывать на завтра то, что можно трахнуть сегодня.

…А вот на послезавтра откладывать – запросто можно!

Вообще то, что папаша Лисицкий дал официальное добро на любые методы воспитания, включая сексуальные, несколько… нервировало. Будило неуместные фантазии. Но как ещё можно истолковать вот это его «хочешь – «по», хочешь – «в»»? Это когда речь идёт о лбе, между «в» и «по» никакой разницы. А когда речь идёт о заднице, очень даже есть.

Плюс поведение, минус одежда. Что остается?

Промискуитетство остаётся.

И повышенное давление в тестикулах.

И я набрал по телефону Ольгу, коллегу с кафедры ‐ одинокую бизнес-леди, которая всегда рада скоротать вечерок в нашей хорошей компании: меня и члена…

Четверг наступил внезапно. Моя главбухша слегла в больницу с гипертоническим кризом, а её замша, приятная барышня, мирно отвечавшая до того за свой фронт работ, с непривычки расплющилась под грузом ответственности. Встряхнувшись на работе двумя истериками и тем, что занятия поставили в такие Дальние Закуи, что искать их пришлось минут пятнадцать, я явился к заочникам, извергая дым и пламя. Те смекнули, что преподаватель не в духе, и сидели, как мыши. Однако помогло это слабо, потому что на сием их интеллектуальные потенции кончились. Ну спасибо, хоть тупые, но безропотные. Но когда со звонком они выкатились из аудитории, и в двери показалась Кристина Лисицкая, я отчетливо осознал: не сдержусь. В такой день тупая и наглая – это перебор.

Но в методах воспитания меня никто не ограничивал.

– Добрый вечер, – говорит Лисицкая, застревая в проходе и упираясь руками в дверной проём, отчего белая блузка просвечивает. Верхние пуговки ворота расстегнуты, позволяя разглядеть край кружевного бюстгальтера. – Миленько тут у вас.

– Тут – не у мен. – Я привычно вытираю руки влажной салфеткой.

– Глеб Евгеньевич, а можно мы в первый раз по-быстрому? – просит она, отталкиваясь руками от косяка и шагая к парте.

– Мы можем вообще обойтись без первого раза.

– Сразу перейти ко второму? – заинтересованно спрашивает она, поправляя всё ту же кожаную мини, и усаживается на стул.

Из-под края юбки проглядывает резинка черных чулок. Затем студентка демонстративно закидывает в проходе левый ботфорт на правый и всё это сооружение прячет под парту.

Мне любопытно: на что рассчитывает девица, которая является на дополнительное индивидуальное занятие в наряде проститутки?

Мне кажется, на профессиАНАЛЬНОЕ отношение.

Член взбодрился. Ольгиного внимания ему так и не досталось. Чем-то она была жутко важным занята. Или я попал на критические дни. Но сути это не меняло. В голове и мудях звенело знатно.

– Итак. – Я опираюсь бедром о преподавательский стол и скрещиваю руки на груди. – Как вы представляете наши занятия?

– Представляю?.. – Она изображает задумчивость и постукивает по выпяченным красным губам толстой ручкой, что сразу вызывает непристойные ассоциации.

Член мгновенно тянет нос в сторону поживы. Внутри вспыхивает злость. Очень не люблю, когда мною пытаются манипулировать. Особенно – в сексуальной сфере.

«Не люблю», – это очень, очень скромное слово.

– Лисицкая, давайте договоримся: моё время – деньги. И я не намерен тратить его впустую на удовлетворение ваших амбиций. Я говорю на понятном вам языке, или нужно попроще мысль выразить?

Она садится ровнее и стирает с лица простилядское выражение.

– Мы с вами или занимаемся предметом, или выход там. – Я показываю рукой на дверь. – Не тратьте моё время и нервы. Нервы – особенно. Плату за них я беру в той же валюте. И расплачиваться будет не ваш отец. Надеюсь, мой намёк достаточно прозрачен?

Выдыхаю про себя. Эрекция отпустила.

– Да, Глеб Евгеньевич, – неожиданно нормальным тоном отвечает Лисицкая. – Я хочу заниматься предметом. Но не уверена, что смогу. Слишком многое пропущено. Мне чисто математических знаний не хватает.

– Так нашли бы себе репетитора по математике! – Вроде, самокритичность в наличии, когда захочет.

– Глеб Евгеньевич, давайте на чистоту: вы знаете многих репетиторов, которых я не прогну на первом же занятии? – усмехается она.

По внутренностям разливается лава подогретого тщеславия. Ведь Лисицкая сейчас намекает, что я не такой.

А я – не такой.

Но в глубине души она надеется, что такой же, как все.

– А вы, Кристина Дмитриевна, думайте не о том, как прогнуть, а как знания получить.

– Не могу, Глеб Евгеньевич. – Разводит она руками, и сквозь образ дурочки проблескивают отцовские гены. – Заточена я так. Загнобить всех, кто показал слабину. Не дать никому стать выше меня в иерархии. Понимаете?

Понимаю. Вся эта история с её отличными оценками и нулевыми знаниями поворачивается новым ракурсом.

– Лисицкая, мне нет никакого дела до вашей «заточки». Мы с вами или работаем, или… Не буду повторяться. – Показываю на выход.

– Мы работаем, – поднимает она руки, показывая, что сдается.

– Хорошо, диктуйте свой номер. – Достаю из кармана телефон и ловлю на лице студентки «понимающее» выражение. – Сейчас я буду отправлять вам задачи, а вы – говорить: можете их решить или нет. Будем искать границы ваших компетенций.

Лисицкая выдаёт скептическое выражение.

– Что-то же вообще вы умеете? Помимо манипуляций?

Она пожимает плечами и лезет в сумку за своим телефоном.

Через двадцать минут бесплодных попыток мы доходим до заданий из школьной математики, которые – аллилуйя! – она решает. Теперь я знаю, отчего отталкиваться, и начинаю рассказывать.

Она слушает. Кивает. Сбрасываю ей на мессенджер задачи. Лисицкая пыхтит, грызёт ручку, к чёртовой матери вновь и вновь заставляя член ворочаться в поисках удобного положения.

– Я не понимаю! – выдаёт она, поднимая на меня растерянный взгляд. – Помогите, пожалуйста.

Глава 6. Глеб

Обхожу парту и склоняюсь к ней. Распущенные волосы пахнут чем-то очень дорогим и умопомрачительным. Беру себя в руки и погружаюсь в её записи. Указываю на ошибки. Она не понимает, поворачивается ко мне, и наши лица оказываются в непристойной близости, а её намалеванные красным губы приоткрыты и влажны. Я залипаю на них взглядом, как муха на клейкую ленту, но всё же говорю о формулах твёрдо и уверенно.

Она кивает, но в глазах читается пустота. Мысли, которые я героически пытаюсь до неё донести, теряются на полпути и даже не долетают до одного уха, чтобы вылететь в другое. Я ловлю взглядом её поднимающуюся от тяжёлого дыхания грудь и даже слышу его, хотя она старается выдыхать бесшумно. Но именно эти задержки в дыхании её и выдают, подстёгивая обострённое либидо похлеще хвалёной виагры.

Хотя виагру я пока не пробовал. Но вроде как рекламодатели обещают.

– Кристина, вы вообще слышите, что я вам говорю?

Она мотает головой. Потом, опомнившись, кивает.

Я повторяю снова.

Она смотрит мне в рот. Но членом чувствую: вовсе не в привычном значении этого слова. Взгляд затуманенный, чёртовы зрачки во весь глаз.

Как, как можно работать в таких условиях, объясните мне?! Сегодня же позвоню её папаше и пошлю к чёртовой матери это репетиторство. Пусть он там хоть перероет всё своими наведёнными проверками! У меня же сейчас всё взорвётся в штанах к едреней фене!

Выпрямляюсь, шумно выпуская воздух из лёгких, пытаюсь успокоиться и не наорать.

– Глеб Евгеньевич, – обращается она ко мне, – а у вас член стоит!

Я пытаюсь удержать лицо, и, кажется, мне это удаётся.

– Лисицкая, – одёргиваю полу пиджака и застёгиваю его на пуговицы, – вы бы поменьше членами интересовались и побольше головой работали!

– Головой я тоже умею! – Она старательно обводит губы языком, демонстрируя, какой именно часть головы и как именно владеет.

Член бессильно дёргается, благо в плотных боксерах это не заметно. Сучка малолетняя!

– Вы ртом, Лисицкая, умеете. А вот головой – очень сильно сомневаюсь. – Иду к преподавательскому столу и сажусь, чтобы не палиться.

Взгляд студентки упирается в ту часть стола, за которой спрятан мой пах, как стрелка компаса на север. Потом поднимается к лицу. Губы изгибаются в торжествующую улыбку, а рука расстёгивает ещё одну пуговку на блузке. Теперь нижнее бельё практически открыто на показ. Красивое, затейливое бельё. Мы с членом такое одобряем.

Через тонкую ткань блузки и бюстгальтера выпирает острый твердый сосок. Девочка, однако, завелась.

Это тоже мешает бороться с физиологическими потребностями.

– Лисицкая, я так понимаю… – Бужу телефон и вижу, что прошло уже больше часа. – О, правильно понимаю! Время занятия истекло. The lesson is over. Goodbye.

Поднимаюсь, иду проверить окна под вертикальными жалюзи. Все закрыты.

Оборачиваюсь.

Кристина стоит у парты.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего. – Она наклоняется, якобы чтобы смахнуть что-то с сапога, и не стесняясь демонстрирует выбритое всё, слегка прикрытое стрингами.

Меня начинает потряхивать.

Беру со стола папку, прикрываясь ею от бесцеремонного взгляда и иду к двери.

– Лисицкая, вас долго ждать? – Удерживаю руку над выключателем, и она недовольно бредёт к двери.

Подходит.

Я выключаю свет.

Она застывает в дверном проёме, и её блузка насквозь просвечивается лучами из коридора.

Оборачивается:

– А член-то у вас, Глеб Евгеньевич, всё ещё стоит. – Её губы презрительно усмехаются. – Вредно это для мужского здоровья. Знаете?

Кажется, на моём лице на мгновение мелькает животный оскал гнева, потому что Лисицкая пугается. Искренне. На долю секунды.

Это оказывается последней каплей.

Я швыряю папку на стол, хватаю её правой рукой за космы, притягиваю к себе, а левой затыкаю рот, не позволяя издать ни звука, кроме глухого мычания.

– Думаешь, тебе всё можно? – рычу ей в ухо и вжимаю левым плечом и грудью в стену. Ловлю левую руку, придавливаю локтем и снова затыкаю рот. – Нет, дорогая моя. Со мной этот номер не пройдет. Я считаю, что если человек на что-то очень сильно напрашивается, значит, он не против. Даже если это она.

Девчонка мычит и пытается дёргать свободной правой рукой, но я расстегиваю ремень, и она замирает подо мной. Не верит, что я всерьёз?

А я всерьёз.

…Что самое страшное, меня это заводит. Меня заводит темнота незапертой аудитории, освещенной только уличными фонарями. Извивающееся молодое дело подо мной. Мычащий в ладошку рот, который безуспешно пытается прокусить загрубевшую кожу. Всё это меня заводит так, что я забываю, с чего всё началось. Мне нужно скорее. Скорее войти, скорее обшарить руками тело, скорее заставить её стонать и корчиться совсем от другого…

Не знаю, почему я так уверен, что так и будет.

Лезу свободной рукой в карман, в котором, на удачный случай с Ольгой, лежит презерватив. Зубами надрываю уголок, и тут, видимо, до Лисицкой доходит, что её собираются не пороть.