Удача мертвеца

Название: Удача мертвеца

Автор(-ы): Геннадий Борчанинов

Ссылка: https://author.today/work/30983

Часть 1

– Очухался? – прозвучал голос в темноте.

Голова гудит как после весёлой ночки, а глаза никак не получается разлепить. Даже этот голос, смутно знакомый, доносится как будто издалека, сквозь толстое одеяло.

– Плесни-ка воды, Джим.

На меня обрушивается поток солёной морской воды. Хочется пить. В глотке пересохло, и вместо слов получается только сипение и кашель.

– Дайте ему попить, проявим милосердие, – произнёс кто-то. С нескрываемой злобой и усмешкой в голосе.

С трудом у меня получается открыть один глаз. Яркий отблеск на морских волнах заставляет снова закрыть его. Передо мной только песок, море и чьи-то ноги.

– Откройте рот, капитан, – юный Джим поит меня водой из фляги.

Живительная влага придаёт сил, но встать не получается. Я по самую шею закопан в песок. Закопан так, чтобы видеть море и мой бриг. Тут же на берег вытащена шлюпка.

– Он уже не капитан, Джимми, – напоминают ему. Старший помощник, боцман и квартирмейстер. Первые после капитана, и теперь первые на всём корабле.

– Мистер Картер, благодарите Господа, что вас не решили вздёрнуть или бросить за борт. Вас всё-таки уважают, и мы решили высадить вас здесь, – улыбнулся квартирмейстер, сидя передо мной на корточках. – Доминика, райский уголок. Вам здесь понравится, полагаю.

– Хватит с ним церемониться, Пит. Он с нами не церемонился, – рыкнул боцман.

– Где остальная команда? – сиплым тихим голосом спросил я.

– На корабле. Они думают, что мы тебя просто высадим. Они же не знают, что ты утаивал часть добычи, Эдвард, – произнёс старпом, глядя на мой корабль.

Я плюнул ему на сапоги.

– Ты не жилец, Эд, поэтому я на тебя не сержусь, – улыбнулся он, подставляя сапог морской волне. – Скоро начнётся прилив. А потом твою лживую башку обглодают крабы. Но по обычаю берегового братства мы оставим тебе пистолет и пулю. Нельзя нарушать традиции, правда, Джек?

– Святая правда, старина Уилли! – отозвался боцман, осеняя себя крестом.

– Я приберегу эту пулю для тебя, Уильям Мур, – произнёс я, пытаясь пошевелить плечами.

– Желаю удачи, капитан, – Уилл снял шляпу и согнулся в насмешливом поклоне. Я попытался плюнуть ему в рожу, но промахнулся.

– Удачи, кэп. Не забывай нас, – заржал боцман.

– Он нас на всю жизнь запомнит, – произнёс старпом, выталкивая шлюпку на воду.

Квартирмейстер попросту встал и ушёл, а юный Джим оставил мне флягу с водой.

– Прощайте, капитан, – вздохнул он.

– До встречи, Джимми.

Я смиренно наблюдал, как мои бывшие офицеры садятся в лодку и оставляют меня по горло в песке. На пустынном берегу Доминики. Где-то на западном побережье есть французский посёлок, но здесь меня никто не найдёт.

Ещё одна попытка пошевелить плечами – и снова безуспешно. Джим закопал меня достаточно небрежно, но песок никак не хотел выпускать меня из объятий.

– Попался, как кур в ощип, – пробормотал я.

Шлюпка наконец достигла корабля и её втащили на борт. 'Удача мертвеца' теперь больше не моя. А вот возможность стать мертвецом вполне реальна.

Я чертыхнулся и снова попробовал выбраться из плена, но песок, хоть и рыхлый, не давал пошевелиться, заодно вытягивая из меня тепло. Волны подступали всё ближе, обдавая солёными брызгами.

Лихорадочное дёрганье плечами ни к чему не привело, а руки и ноги онемели настолько, что я уже не чувствовал пальцев. Представляю, как сейчас злорадствуют старпом с боцманом. Уильям всегда был скользким, как угорь, и амбициозным, как Цезарь. Опасное сочетание. А Джек, боцман, попросту не смог простить мне килевания. Они тоже не заслуживают прощения.

Прибой уже лизал мне бороду, и по расчётам, уже скоро будет скрывать меня с головой. Нужно либо выбираться, либо срочно отращивать жабры.

Я быстро осмотрелся, насколько мог. Фляжка, которую мне оставил Джим, пистолет, и больше ничего. К счастью, фляжка достаточно близко. Я ухватил её зубами, вытянул пробку и выпил остатки воды. Крепко держа флягу за горлышко, я попытался копать, двигая головой. Если вы когда-либо пробовали долго смотреть вверх, задерживая дыхание и одновременно плясать джигу, то ощущения, наверное, примерно похожи.

Песок убывал крохотными горсточками, но всё-таки убывал. Перед моим лицом появилась неглубокая борозда, которая тут же заполнилась водой. Размокший песок копать оказалось тяжелее, но эффективнее. Вскоре я уже мог свободно двигать плечами. Челюсть давно уже болела от непосильного труда, а шея просила пощады. Но воля к жизни заставляла меня копать дальше.

Волны били меня в лицо не хуже профессионального бойца, но я копал до тех пор, пока копать уже стало нечего. Я вырыл перед собой небольшую ямку, но этого хватило, чтобы освободить плечи. Я тут же стал барахтаться, как лягушка в молоке. Онемевшие руки удалось вытащить, уже когда вода подступила к губам. Теперь я нырял и откапывал мокрый тяжёлый песок руками.

Когда вода скрыла меня с головой, я был зарыт по колено. Гостеприимная земля Доминики не желала отпускать меня. Перед глазами пошли круги от нехватки воздуха, но всё-таки я успел вырваться из смертельных объятий этого берега.

Я выскочил из ямы, как ужаленный, вдохнул свежего морского воздуха и плюхнулся на водную гладь, сжимая в руке оставленный мне пистолет. Теперь вода не пыталась убить меня, а только лишь убаюкивала, качая на волнах. Меня вынесло на берег.

Проснулся я только к вечеру. Даже не верилось, что я жив, и в очередной раз выпутался из скверной истории. Теперь оставалось только выйти к людям и выбраться с этого клочка суши.

Тропический ливень хлестал как из дырявого ведра, от земли поднимался пар. Низко висящие тучи скрывали за собой горы, занимающие большую часть острова. Море, бывшее спокойным и тихим сегодня утром, теперь бушевало, поднимая огромные волны. Если бы меня закопали сейчас, то не осталось бы никаких шансов.

Я ещё раз огляделся и осмотрел себя. Руки-ноги на месте, с собой только пистолет с промокшим порохом, пустая фляга и штаны с рубахой. Проклятые мятежники не оставили мне даже сапог. Я вздохнул и отправился вдоль берега. Подниматься в горы без мачете и проводника-индейца казалось совершенной глупостью.

А где-то вдалеке, на волнах Антильского моря, качался мой бриг, 'Удача мертвеца', на котором я грабил испанцев последние несколько лет. Верная команда и надёжные офицеры, побывавшие со мной в десятках сражений, отвернулись от меня сразу же, как только наступила чёрная полоса. Последние месяцы на горизонте не попадалось ни одного судёнышка, и первый же испанский галеон, который мы взяли на прошлой неделе, оказался пустым как барабан. У команды мы забрали оружие и личные драгоценности, а у капитана я обнаружил неплохой сборник Аристотеля, который взял себе. Как оказалось, зря. Старпому нужен был только повод, чтоб обвинить меня во всех смертных грехах. Несомненно, сейчас его выбрали капитаном, и он идёт куда-нибудь подальше отсюда и поближе к испанским колониям.

Дождь промочил меня до нитки, а от душного тропического воздуха болела голова. Но я упрямо шёл вдоль берега, изредка чертыхаясь, когда под ноги попадались острые камни или ракушки. Солнце давно село, луна скрылась за чёрными тучами, и мне приходилось идти почти вслепую. Желудок недовольно бурчал, проклятые мятежники вытащили меня из каюты ещё до завтрака. А идти ночью в джунгли, чтоб пособирать какие-нибудь плоды – ещё глупее, чем идти ночью в чужое поселение без денег и оружия. В конце концов, я отошёл от воды, улёгся прямо на голую землю и попытался уснуть.

Утром я проснулся совершенно разбитым. Болели все кости и суставы, словно неведомый палач выкручивал их всю ночь. Сон на жёсткой земле после уютного гамака в своей каюте не располагал к хорошему самочувствию.

Я ополоснул лицо морской водой, и пошёл дальше, моля Бога, чтобы французское поселение оказалось не слишком уж далеко. Шум прибоя немного успокаивал, но меня всё равно переполняла злость. Я оказался отвратительным капитаном, если не смог разглядеть мятеж у себя под носом. Уильям подговорил самых влиятельных членов команды.

К обеду я вышел на мыс, где береговая линия поворачивала к северу. По моим прикидкам, идти оставалось всего несколько часов. Главное, чтоб французы не приняли меня за беглого каторжника, иначе на лбу мне выжгут буквы Б.К., закуют в кандалы и отправят на ближайшую плантацию, даже не разбираясь, кто я такой.

Впереди показался серый дым, и ветер донёс до меня запахи человеческого жилища раньше, чем я увидел само поселение. Французы основали в этой бухте небольшой городок, Лубьер, на западном побережье, поближе к морским путям из Гваделупы на Мартинику, и теперь на острове, кроме индейцев-карибов, проживали около сотни поселенцев, выращивающих хлопок, кофе и сахар.

На рейде стояло несколько рыбацких баркасов, по единственной улице фланировали немногочисленные местные дамы, а где-то на плантации слышались крики надсмотрщика. Лубьер оказался типичной колониальной глухоманью, затерянной посреди океана.

Я раньше здесь не бывал, но сходу узнал все важнейшие точки. Я заткнул пистолет за пояс, прикрыл рубахой и направился на рынок, намереваясь украсть хоть кусок хлеба. Воровское ремесло, которое привело меня из Лондона на отдалённые острова южных колоний, в очередной раз поможет не умереть от голода.

Небольшие прилавки, заполненные фруктами, рыбой и тем скудным пропитанием, что родила здешняя земля, теснились друг к другу, словно осиротевшие дети. Торговки, прикрываясь от полуденной жары, лениво болтали о немногочисленных здешних новостях.

– Bonjour, мадемуазели! – вспоминая французские слова, поприветствовал их я и развёл руками в воздухе, жестом показав, словно снимаю перед ними шляпу.

Торговки переглянулись между собой. Немудрено, ведь встретить в маленьком городке на отдалённом острове человека, который выглядит так, будто только что встал из могилы и к тому же, с трудом говорит по-французски – достаточно для любых подозрений.

– Bonjour, monsieur, – нестройным хором, наконец, отозвались женщины.

– Я бы хотел узнать, когда отсюда идёт ближайший корабль до Мартиники, – на ломаном французском произнёс я, но меня, кажется, поняли.

Я бы предпочёл, чтобы они немного посовещались и отвлеклись на разговор, и я бы тем временем стянул хотя бы парочку бананов, но торговки сориентировались моментально.

– Со следующим приливом, вестимо, – ответила одна из них.

Мой желудок издал протяжный низкий рык.

– А ты, поди, из беглых? – прищурилась одна из торговок, глядя мне прямо в лицо.

– Не похож он на каторжника, – возразила другая, помоложе. – Чересчур здоровый.

– Нет, нет, я не из каторжных, – замахал я руками. – Я… Эмм… Потерпел кораблекрушение.

Женщины снова переглянулись.

– Так ведь ни одного шторма не было с прошлой недели, – возразила та, что приняла меня за беглого. Похоже, я ей не понравился.

– Шлюпка моя на рифы наскочила, не справился, – я картинно вздохнул. – Сейчас бы хоть до Мартиники добраться.

– Контрабандист что ли? – нахмурила брови торговка. Остальные о чём-то быстро зашептались.

– Путешественник, – солгал я, осознавая, насколько хрупкой и неправдоподобной оказалась моя наспех придуманная история.

– Ну-ну, путешественник, – фыркнула другая женщина. – Мари, зовите стражу.

Такой вариант развития событий меня совсем не радовал. Очень многие знали меня как капитана пиратского корабля, а болтаться на виселице после всего пережитого не очень-то хотелось.

– Мари, мадемуазель, право, не стоит, – пока одной рукой я активно жестикулировал, вторая рука словно сама по себе стянула с прилавка несколько фруктов. – Я, в таком случае, прогуляюсь до пристани, спрошу у них, не надо беспокоить стражу.

Торговки, кажется, немного успокоились, и я поспешил удалиться и, наконец, хоть немного поесть. Как глупо получилось. Навёл на себя подозрения, как будто впервые вышел на промысел.

Я сидел на берегу, разглядывая набережную и любуясь пейзажем тихого провинциального городка. Баркасы, стоящие в бухте, так и манили к себе, но я старался не слишком глазеть на них. Украсть корабль дело непростое, а я и так уже привлёк к себе слишком много внимания. Нужно дождаться ночи, и незаметно доплыть до нужного баркаса. Я уже приметил себе один, побольше. Настоящему капитану нужен настоящий корабль, но в моём случае сойдёт и такое корыто. Всё-таки, из капитанов меня сместили.

Весь остаток дня и вечера я провёл, прячась от патрулей стражи, которые так и норовили заглянуть в моё тихое укрытие между зарослями акации. Похоже, торговки всё-таки наябедничали. Но я предусмотрительно избегал любых контактов с местными.

Когда солнце утонуло в морской пучине, и короткие тропические сумерки быстро сменились светом луны, я вышел на дело. В кустах стрекотали цикады, горожане гасили огни в домах и отходили ко сну, а я готовился к заплыву. Тёмные корпуса баркасов качались на волнах почти невидимые, но я ещё днём тщательно продумал свой маршрут. В жилах играла кровь, как и перед любым другим важным делом, и я был готов на всё, лишь бы выбраться с этого проклятого острова.

Набережную освещали несколько фонарей, и редкие ночные патрули проходили мимо причалов. Дождавшись, пока стражники вернутся на свой пост, я привязал пистолет себе на шею, снял рубаху и нырнул в беспокойное море. Тихий плеск скрылся за шумом прибоя, и я постарался как можно дальше проплыть под водой.

Луна серебряной кистью красила морские волны, которые так и стремились отбросить меня назад к берегу. Я плыл изо всех сил, жалея, что не решился украсть шлюпку или соорудить плот, и мои усилия постепенно приближали меня к цели. Рыбацкая лодка тихо качалась на воде, но эта тишина оказалась обманчивой.

Я уже почти подплыл к борту, когда услышал чью-то молитву. На баркасе остались люди, к своему ужасу осознал я. Другая лодка осталась далеко позади, а до следующей мне попросту не хватит сил доплыть.

Молитва закончилась, я услышал два пожелания доброй ночи на французском. Похоже, что рыбаки решили заночевать на баркасе и ранним утром отправиться на промысел.

– Сейчас, отлить схожу, – раздался голос в темноте, и я понял, что это мой шанс.

В свете луны я увидел, как человек прошёл на корму и отвернулся, и я в тот же момент перевалился за фальшборт, размахивая пистолетом, держа его за ствол. Наверное, рыбаки подумали бы, что это сам морской дьявол появился на их баркасе, если бы я дал им хоть секунду на размышления. Я с размаху врезал рукоятью пистолета ближайшему рыбаку, который даже не успел встать со своей лежанки на палубе, и пулей бросился на корму, тяжёлым пинком отправляя незадачливого моряка за борт. Теперь я могу с чистой совестью хвастаться, что в одиночку захватывал корабль с командой.

Больше на баркасе никого не было, и я со скоростью ужаленной кошки принялся ставить паруса и поднимать якорь. Нужно удирать отсюда как можно скорее. Я уже выбирал последний фал, когда рыбак, оставшийся за бортом, очнулся и завопил о помощи на всю бухту. Я надёжно, как и подобает хорошему моряку, закрепил фал, и свежий ночной бриз потянул мой баркас в сторону открытого моря. Один удар подобранным на палубе тесаком – и якорь больше не держит меня.

Я оглянулся на берег, где уже спускали шлюпки на воду. Похоже, им моя выходка не понравилась, подумал я и улыбнулся.

– Будь проклята, Доминика! Будьте прокляты, лягушатники! Будь проклят, Уильям Мур! – заорал я во всю глотку, радуясь, что снова смог ускользнуть от неминуемой гибели.

Вслед мне раздались ответные крики и проклятия, но свежий ветер уносил мой корабль прочь от этого острова, этих криков, и этой острой стали, что ждала меня в том случае, если меня поймают.

Рыбак, которого я вырубил первым ударом, зашевелился и застонал, ворочаясь на своей лежанке. Наконец, он пришёл в сознание и попытался встать, но его закачало, и он выплеснул содержимое своего желудка за борт. В таком состоянии он даже краба разделать не сможет, а уж мне-то он не соперник и подавно.

– Прости, друг, но мне пришлось тебя ударить, – произнёс я на французском. – В ближайшем порту я тебя отпущу, клянусь своей шпагой. А пока придётся немного потерпеть мою компанию. Иначе какой же я капитан без команды?

Француз промычал что-то невнятное, держась за голову, и снова согнулся над фальшбортом.

– Повезло, что не убил, – хохотнул я.

Пока рыбак страдал от внезапного похмелья, я быстро обшарил кораблик от носа до кормы. Самый обыкновенный рыболовецкий баркас, без каких-либо особенностей или примечательных свойств. Похоже, даже для контрабанды его не использовали. Нестерпимо воняло рыбой, но это и не удивительно.

Я заглянул в трюм, где обнаружил лишь мешки с песком, уложенные для правильной осадки этого корыта, рыбацкие сети и небольшой запас подгнивших сухарей. Больше ничего. Ни запасных парусов, ни рангоута, ни инструмента. Радость от обретения корабля постепенно сменялась тревогой.

Рядом с пустой лежанкой на палубе я нашёл непромокаемый свёрток, в котором рыбаки хранили судовой журнал, перо и баночку засохших чернил. Читать на французском я умел ещё хуже, чем разговаривать, но название баркаса понял. Старое корыто, за всю свою жизнь не ходившее дальше побережья Доминики, носило гордое имя небесного покровителя Франции – Святого Дени.

– Я только что взял на абордаж безголового святошу, – ухмыльнулся я, вглядываясь в неровные строчки под светом кормового фонаря. – Надо бы переименовать эту посудину.

Рыбак тем временем немного пришёл в себя и теперь сидел, привалившись спиной к мачте и полушёпотом бормоча свои молитвы.

– Надо же, ещё один святоша, – я хмыкнул и захлопнул судовой журнал. – Как тебя зовут?

Рыбак не отозвался и перекрестился, продолжая молиться.

– Отвечай! – рявкнул я, вихрем накинувшись на француза.

– Amen, – он закончил молитву и только после этого снизошёл до более насущных проблем. – Филипп. А ты – грязный пират и разбойник.

– Я и без тебя прекрасно знаю, кто я, – прорычал я. – Меня зовут Эдвард Картер, и с этого момента я капитан этой посудины. А значит, ты подчиняешься мне, если не хочешь отправиться прямиком к морскому дьяволу в зубы!

Филипп приподнялся, перекрестился, мотнул головой и тут же привалился обратно к мачте, с гримасой боли на лице. Удар по голове – очень коварная штука.

– Кстати, неплохое название для этого кораблика. 'Морской дьявол'. Как тебе, а? – я с ехидной ухмылкой поинтересовался у набожного рыбака, который в ответ прошептал что-то непонятное. – Пожалуй, так и запишем.

Я открыл судовой журнал на новой странице, смочил чернила морской водицей, окунул перо в чернильницу и неровным корявым почерком вывел: 'Осьмнадцатого июня … года 'Сен-Дени' сменил командование и отныне именуется 'Морской дьявол', порт приписки – Порт Ройал, Ямайка. Капитан Эдвард Картер.'

На Ямайке никто не будет спрашивать, откуда этот корабль, а несколько монет в карман управляющему помогут легализовать новоприобретённую посудину. Французы, конечно, могут узнать баркас, но для меня главное, чтобы с британскими властями не возникало проблем. Да и задерживаться на этом корыте надолго я не собирался.

Звёзды и луна серебрили водную гладь, а 'Морской дьявол' стремительно мчался на северо-запад, в открытое море, полное опасностей, приключений и славной добычи.

Наутро я проснулся свежим и отдохнувшим, а Филипп, наоборот, выглядел откровенно жалко, что-то беспрестанно бормотал на родном языке и с тревогой глядел в сторону покинутого берега.

– Хочешь назад? Я тебя не держу, – я пожал плечами, окидывая взором линию горизонта. Со всех сторон нас окружали морские просторы, и только за кормой вдалеке виднелась светлая дымка облаков, лежащих на горных склонах Доминики.

– Нет, месье… – рыбак тяжело вздохнул, опираясь руками на фальшборт. – Если мы хотим идти в открытое море, то у нас не хватит воды.

Я тяжёлым шагом направился к бочонку.

– То есть, ты хочешь сказать, что вы со своим дружком воды не набрали? – рыкнул я, поднимая тяжёлую крышку. В заросшей плесенью бочке на уровне середины плескалась затхлая старая вода. – Вы вообще, я смотрю, за кораблём не следили?

– 'Сен-Дени' – один из лучших кораблей в нашем порту! – с вызовом сказал француз, особо подчёркивая старое название баркаса.

– Если это лучший, то хотел бы я взглянуть на худшие, – вполголоса пробормотал я и закрыл бочонок, теперь столь драгоценный.

– Хотел бы я знать, что мы будем делать, – обоснованно спросил Филипп.

– Курс на Гваделупу, вода дважды в день порциями, – я прошёл к рулевому веслу и приготовился отдавать команды, чтобы переложить корабль на другой галс.

Рыбак взялся за шкоты, и я скомандовал поворот оверштаг. Баркас, маленький и юркий, послушно сменил курс, и теперь шёл на север, снова во владения Франции. Возвращаться на Доминику я рискнул бы, только бы если услышал, что там стоит 'Удача мертвеца', и вся команда упилась рома до потери сознания.

– Иди на нос, будешь вперёдсмотрящим, – произнёс я, закрепил руль и растянулся на палубе подремать.

Не успел я сомкнуть глаз, как меня потревожил взволнованный голос Филиппа.

– Вижу паруса! – воскликнул он.

– Сколько?

– Пока далеко. Но идут на нас.

Я поднялся и подошёл к своему попутчику. На горизонте виднелось маленькое белое пятнышко, которое стремительно приближалось. Когда стало видно, что парусов, как и мачт, несколько, а сам корабль идёт прямо на нас – я занервничал.

– Молись своему богу, чтоб это были не испанцы, – севшим голосом произнёс я и погладил рукоять пистолета.

Филипп с готовностью перекрестился, а я продолжил всматриваться в далёкое, и, предположительно, вражеское, судно. На грот-мачте взметнулись флажки, предписывающие лечь в дрейф.

– Филипп, не нравятся они мне, – хмыкнул я, скрестив руки на груди. – Как думаешь, уйти получится?

– Если ветер не поменяется, и Господь позволит, то уйдём. Говорю же, лучший корабль в порту, – ответил рыбак и перекрестился снова. Его набожность начинала раздражать.

– В фордевинд? В бейдевинд? – уточнил я, возвращаясь к рулевому веслу.

– Бейдевинд, конечно. Только вот с курса уйдём, а кроме компаса и нет ничего, – посетовал француз, охотно включаясь в работу. Всё-таки, уйти от испанцев, или кого угодно ещё, входило в его интересы.

Я скомандовал ещё один поворот, и 'Морской дьявол', трусливо поджав хвост, начал удирать от преследователя. По всем расчётам выходило так, что подозрительное судно приблизится максимум на пушечный выстрел, а потом мы станем удаляться от него. Вся надежда осталась на ветер, паруса и косоглазие вражеских канониров.

Баркас шёл круто к ветру, и мы рисковали сбиться с курса и пройти мимо желанной Гваделупы. Но другого выхода не оставалось – лучше уж потеряться в открытом море, чем потерять головы и корабль.

Вражеское судно приблизилось достаточно, чтоб заметить, что это не просто трёхмачтовик, а военный барк Его Католического Величества Карла II, короля Испании. Моя случайная догадка оказалась совершенно точной. На корабле заметили наш манёвр и погнались нам наперерез.

– Смотри, чтоб не заполоскал! – крикнул я рыбаку, который сейчас умело управлялся с парусами.

Я взял ведро, зачерпнул морской воды и лихим размашистым движением выплеснул всё на серую просоленную ткань. Я повторил это несколько раз, пока Филипп недоуменно взирал на все эти действия. Решение, конечно, спорное, но поймать ветер стало гораздо проще.

На траверзе угрожающим силуэтом виднелся испанец, который неизвестно как оказался в водах французских колоний. Хотя, его появление здесь вполне объяснимо – окрестные воды просто кишели богатенькими купцами. Я и сам не раз ходил сюда на промысел. И последний раз закончился для меня весьма печально.

Филипп принёс из трюма мешок с сухарями, и мы пообедали, глядя, как барк подходил всё ближе и ближе. От нас теперь ничего не зависело, и оставалось только уповать на божью милость, которую рыбак активно выпрашивал, сидя на коленях у мачты. Я в это время стоял у руля и смотрел на испанский корабль. Два дня назад я бы расстрелял его из всех орудий и первым кинулся на абордаж, но сегодня я вынужден с тоской смотреть, как открываются его орудийные порты и чёрные жерла пушек угрожающе смотрят в ответ.

Над испанцем поднялось серое облачко дыма, и через мгновение раздался грохот выстрела. Небольшое чёрное ядро просвистело в воздухе и с громким плеском упало в воду неподалёку от нашего правого борта.

– Недолёт, – констатировал я с напускной бравадой. От выстрела я даже не шелохнулся, но в глубине души всегда боялся артиллерии.

– Сейчас пристреляется, – хмыкнул француз и снова перекрестился.

– Жаль, у нас пушки нет.

– На кой нам, рыбакам, пушка? – удивился Филипп. – У нас даже на острове стрелять-то некого, а в море только разве чаек пугать.

– А мне бы пригодилась, – вздохнул я.

– У тебя пистолет есть, стреляй, – фыркнул он и снова взялся за шкоты, ловить ветер.

Мой ответ заглушился очередным пушечным выстрелом. Ядро, пролетев чуть дальше предыдущего, тоже упало в воду и окатило наш баркас солёными брызгами.

На испанском корабле что-то кричали, но я посоветовал им убираться к дьяволу. Испанский язык я знал чуть лучше французского.

В этот момент парус несколько раз хлопнул и безвольно повис. Прямые паруса вражеского барка тоже бесполезно висели на реях.

– Ну, сейчас точно пристреляется, – механически произнёс я, и почувствовал, как от полуденного зноя вспотела спина.

Филипп ничего не ответил, привязывая парус к рангоуту.

– Садись на вёсла, капитан, – он впервые за день улыбнулся.

– Черти тебя раздери! – воскликнул я и скорее побежал помогать своему попутчику.

Длинные вёсла баркаса раз за разом вздымались и опускались, и наш 'Морской дьявол' продвигался дальше, пока испанский патруль ждал ветра. Прогремел ещё один выстрел, но нас только качнуло волнами, и капитан барка решил больше не тратить боеприпас на такую мелочь.

В тишине полуденного штиля казалось, что на испанском корабле кто-то кричал и проклинал чёртовых везучих лягушатников, но на самом деле это были всего лишь чайки.

Ветер немного поднялся ближе к вечеру, когда вражеское судно вновь стало белым пятнышком на линии горизонта. За это время мы несколько раз успели отдохнуть, сменить друг друга на вёслах и заработать новые мозоли на жёстких ладонях. После изнурительной гонки мы оба предпочли бы вернуться под пушечные выстрелы, лишь бы не грести снова. Я поднял парус, взял курс обратно к Гваделупе и растянулся на палубных досках.

Из пленительных объятий Морфея меня вырвал Филипп, настойчиво трясущий меня за плечо.

– Капитан, ужинать пора, – вздохнул он. Выглядел молодой рыбак так, словно только что встал из могилы. Красные ввалившиеся глаза, здоровенная шишка на голове, заострившийся нос. Похоже, в отличие от меня, он не спал, а следил за кораблём.

– Да, отдохни пока.

Ужином оказалась горсть сухарей и стакан затхлой воды. Если до завтра мы не придём в Бас-Тер, то нам придётся туго.

Солнце радостно играло лучами на волнах, словно покрытых ослепительной чешуей. Свежий солёный ветер дул прямо в корму, и косой парус баркаса приобрёл гордую лебединую стать. Я встал на носу корабля и закрыл глаза.

– Вот ради этого-то я и пошёл в море, – произнёс я, улыбаясь после тяжёлого дня.

– В пираты? – спросил Филипп, устало привалившись к мачте.

– Ну, в пираты я пошёл ради золотых дублонов.

– Стало быть, не очень успешно, если пришлось наш баркас забирать, – рыбак взглянул мне в глаза, и я на секунду устыдился.

– Может быть и не очень. До того момента всё шло хорошо, – ответил я.

– И у нас тоже, – буркнул француз.

– Если бы я не пошёл в пираты, то сейчас гнил бы в какой-нибудь канаве в Лондоне. Но мне посчастливилось оттуда удрать, и теперь я здесь, я жив, и у меня, по крайней мере, есть свой корабль.

– Никогда не бывал в Лондоне, – хмыкнул Филипп.

– Ты, наверное, дальше своего островка и не ходил никуда, – предположил я.

– Не довелось. Ну да на всё воля Божья.

Я фыркнул и прошёлся взад-вперёд по палубе. В религии я разочаровался ещё на лондонских улицах, когда понял, что бессмысленно уповать на бородатого дядьку на облаке. Ловкие пальцы, быстрые ноги и острый нож помогали мне выжить гораздо чаще, чем все боги, вместе взятые.

– В кого ты вообще такой набожный?

– В отца. Ты его с палубы скинул, – нахмурился рыбак.

– Пришлось, – я развёл руками.

– Оно и к лучшему, – к моему удивлению, Филипп улыбнулся. – У меня на Доминике ещё две сестры, надо же их кому-то кормить. Пусть лучше отец там останется. Видишь, Господь не допустил плохого.

Я расхохотался в ответ. Богословские споры с фанатиком – это как спорить с кирпичной стеной, никакого результата не будет. Но ради интереса я продолжил.

– Однако твой бог допустил, что я искупал твоего отца, чуть не раскроил тебе голову и украл ваш корабль.

– На всё воля Божья, – снова улыбнулся француз. – Может, оно всё и к лучшему.

Я снова рассмеялся. Непрошибаемый болван.

На следующее утро пресной воды у нас осталось на самом донышке. Сухари кончились вчера вечером, так что нам пришлось размачивать оставшиеся крошки в своей порции воды и завтракать получившимся бульоном.

Вдалеке на севере уже виднелись горы французского острова, поросшие густым тропическим лесом, поэтому сбиться с курса мы уже не могли. Зато мы могли сойти с ума на такой жаре, зная, что воду надо беречь. Изнуряющий зной сушил нас с самого утра, и я уже дважды успел прыгнуть за борт, чтобы искупаться в тёплом Антильском море.

– Может, рыбы половим? – предложил я, глядя на рыбацкие сети.

– На жаре протухнет, – отмахнулся Филипп, сидя в тени паруса и с тоскою глядя вдаль. – Бочек нет, на палубе протухнет, из трюма потом не достать.

– Даст бог, не протухнет, – не преминул я подколоть француза.

– На Бога надейся, а сам не плошай, – равнодушно ответил он.

– Экий ты Фома Неверующий.

Филипп в ответ только фыркнул и отвернулся. Я же прошёл на нос и всмотрелся в очертания берега. Нужно было придумать план действий, и снова красть чью-то лодку мне не хотелось. Ни денег, ни еды, ни шансов поймать пиратский бриг – на Гваделупе меня не ждало ничего хорошего, но с такими припасами ничего другого не оставалось. К тому же, на острове придётся высадить Филиппа, а может, и вовсе оставить ему баркас. И начинать всё сначала.

Ветер гнал наш кораблик к берегу, и когда вдали я стал различать корабли и дома, а ветер стал приносить не только крики чаек, но и людские голоса, то скомандовал Филиппу убирать парус.

– Капитан, нешто на вёслах пойдём? – с некоторой обидой в голосе спросил рыбак, но приказание исполнил. Пистолет, как мой символ власти, был всегда на виду и всегда под рукой.

– Доставай сети, рыбу ловить будем. Порожняком в порт заходить не хочу, – я заложил руки за спину и уставился на горизонт.

– Ага, нас потом местные заклюют, – хмыкнул француз. Судя по всему, он мечтал поскорее сойти на берег и избавиться от моего общества. И я был готов его понять.

– Уговорил, правь к берегу, – зевнул я и принялся собирать вещи.

Я забрал себе тесак, который нашёл здесь, на баркасе, и заткнул его за пояс из обрезка линя. Вид у меня был оборванный, даже жалкий, от прежней элегантности капитанского мундира остались только лохмотья рубашки. В приличное общество в таком виде меня не пустят. Но сейчас мне хотелось только отправиться в какую-нибудь таверну и хорошенько надраться.

Филипп пришвартовал кораблик без какой-либо моей помощи, и я сошёл на берег вслед за ним.

– Ну, так и быть, на этом расстаёмся, – произнёс я, натягивая фальшивую улыбку.

– Даст Бог, свидимся, – Филипп улыбнулся уже вполне искренне.

– Молись, чтоб не в море.

– Я лучше помолюсь за тебя.

– Не думаю, что мне это поможет, – усмехнулся я. – Не забудь воды набрать.

– Так, а чего это мы отмечаться не идём? – раздался недовольный возглас какого-то портового начальника. Все окрестные грузчики, солдаты и моряки тут же уставились на нас.

– Бери судовой, иди отмечайся, – я похлопал Филиппа по плечу и поспешил уйти, оставляя его самостоятельно разбираться со всей этой волокитой.

Бас-Тер по сравнению с Доминикой казался столицей мира. На холме виднелась резиденция губернатора, обильно украшенная лепниной и позолотой, а внизу у самого берега теснились нищие лачуги из плавника и пальмовых листьев. Повсюду сновали обеспокоенные горожане, питейные заведения вдоль набережной гостеприимно распахивали двери, а торговцы наперебой предлагали своё барахло.

Наконец, я выбрал для себя таверну попроще и шагнул в затхлую тьму кутежа, пьянства и греха. От густых запахов вина, табака и немытого тела затошнило, но человек может вытерпеть всё. Я прошёл к барной стойке, беглым взглядом окинув помещение. Несмотря на полдень, таверна была набита битком, и почти за каждым столом сидело по весёлой компании пиратов, контрабандистов, разбойников и просто подозрительных личностей. Разумеется, случись вдруг облава, каждый прикинулся бы честной невинной овечкой, но сейчас они никого не стеснялись.

– Чего тебе? – процедил старый бармен, даже не удостоив меня взглядом.

– А что ты можешь предложить? – в свою очередь спросил я.

– У меня многое есть, а вот ты, голодранец, даже сапоги умудрился пропить. В долг не наливаю, сразу говорю, – бармен опёрся руками на стойку, которая, казалось, даже затрещала от натуги.

– У меня есть кое-какие слухи, – невинно произнёс я, и спиной почувствовал, как большая часть присутствующих приготовилась слушать мои басни.

– Если это про Жаннетт с перекрестка, то я тебе и сам порассказать могу, – ухмыльнулся бармен, подмигивая кому-то в зале. Там раздалась пара ответных смешков.

– Это про испанский военный барк, который тут неподалёку курсирует, – понизив голос, сообщил я. Тишина в зале нарастала с каждой секундой.

– Ну и? Что дальше? – не утерпел кто-то в зале.

– Поставьте мне кружечку рома и чего-нибудь пожрать, и скажу, что там дальше, – нагло потребовал я.

– Ну ты и пройдоха! – рассмеялся бармен, но на полстакана рома расщедрился.

Я сально улыбнулся и одним залпом выпил. Жидкость отдавала сивухой и сахаром.

– Так вот, – продолжил я. – К югу отсюда, в сторону Доминики, шастает испанский барк. С пушками, мушкетёрами и полным набором неприятностей для честного человека.

– А ты сам-то откуда знаешь? – выкрикнул кто-то из темноты.

– Еле ноги унёс, на вёслах уходить пришлось, – не соврал я.

– Брешет, – констатировал кто-то ещё.

– Ну сходи, проверь, раз такой смелый.

– А если проверю? – какой-то татуированный мужик вскочил из-за стола, намереваясь доказать свою смелость против меня, а не против испанцев.

– Давай, давай! – я и сам встал из-за стойки, внутренне ликуя. Я никогда не отказывался от доброй кабацкой драки на потеху себе и своей команде. Кто-то уже принимал ставки, и по всей таверне гудели возбуждённые пьяные голоса:

– Наподдай англичашке, Пьер!

– Покажи ему!

– Ставлю на бородатого!

Пьер, недолго думая, бросился в драку, разлапистым медвежьим движением пытаясь взять меня в тиски. Я же использовал проверенный временем приём – швырнул пустую кружку прямо ему в лицо и ушёл в сторону. Массивная деревянная посуда подходила для драки как нельзя кстати, и первая кровь сегодня полилась даже до того, как противники встретились.

Француз утёрся тыльной стороной ладони и снова кинулся на меня. В этот раз уйти мне не удалось, и чья-то вовремя подставленная нога отправила меня в недолгий полёт на пол. Пьер схватил меня за грудки и мощным ударом снова опрокинул наземь. Перед глазами пошли разноцветные круги, и я даже не успел опомниться, как снова получил несколько ударов.

Я перекатился в сторону, схватил табурет и с размаху врезал по голове француза, но то ли голова оказалась слишком крепкой, то ли мебель слишком хлипкой – табурет рассыпался, не причинив особого вреда. Толпа вопила и улюлюкала от азарта, а я постепенно стал понимать, что нарвался не на того противника.

Лицо Пьера перекосила жестокая ухмылка, не сулившая мне ничего хорошего. Но и я не зря столько лет стёсывал кулаки о собственных матросов и случайных собутыльников. Я быстрыми движениями уходил от широких ручищ француза и осыпал его градом ударов.

Кровь, столь привычная местным завсегдатаям, заливала лица обоим, и когда я в очередной раз увернулся – удар, предназначенный мне, угодил в кого-то ещё. За это я и люблю кабацкие побоища. Одно неловкое движение – и вся таверна превратилась в гудящий улей, полный злых шершней.

Бармен, укрываясь за стойкой, с неудовольствием взирал на массовую драку, грозившую перерасти в поножовщину. Я тем временем выскользнул из людской свалки и устремился к уцелевшему столу, полному разнообразной еды. С чувством выполненного долга я украл баранью ногу, стянул с другого стола бутылку местного сивушного рома и поспешил выйти на улицу незамеченным. Жизнь налаживалась.

– Кровавый Эдди! – окликнул меня знакомый голос позади.

Я обернулся, на ходу пережёвывая мясо, словно нашкодивший ребёнок. Передо мной стоял один из капитанов Берегового Братства.

– Привет, Томас. Не видел твоего корабля на рейде, – я пристально посмотрел в глаза давнему сопернику. Тот выглядел, как и всегда, щеголем – шляпу украшало дивное перо одной из местных птиц, а шёлковым кружевам позавидовала бы любая столичная модница. Однажды мы ходили с ним на промысел и не смогли поделить награбленное.

– Мой корабль стоит в бухте неподалёку, а вот где твой – боюсь даже представить, если уж тебе приходится красть еду, – пират рассмеялся мне в лицо.

– Нарываешься? – прямо спросил я.

– Нет, что ты. Просто поинтересовался у старого друга, как дела, – Том взял меня под локоть и пошёл вдоль набережной. Со стороны это наверняка выглядело, будто красавец-герой поймал преступника.

– Да скорее пекло у меня под ногами разверзнется, прежде чем Томас Уэйн будет о чём-то спрашивать просто так, – фыркнул я и продолжил поглощать баранину.

Капитан рассмеялся и погрозил мне пальцем.

– Если ты такой проницательный, то где же твой корабль?

– Бороздит моря без меня, – не стал отпираться я. Рано или поздно весь архипелаг узнает о случившемся. – Уильям устроил мятеж.

– Стало быть, ты сейчас в поисках работы? – голос пирата стал медоточивым настолько, что можно было на хлеб намазывать.

– Я сейчас в поисках корабля, – уклончиво ответил я.

– Отлично! – Томас даже всплеснул руками. – Мне как раз нужны толковые офицеры!

– Набери из матросов. Уж они-то морское дело знают.

– Ты не понял. Мне нужны толковые офицеры, а не какие-нибудь неграмотные крестьяне. Ты ведь силён в навигации? – капитан широко улыбался и пытался всячески меня умаслить. Зная Уэйна, тут что-то нечисто.

Но, с другой стороны, это не самый худший вариант – пойти в команду пиратского судна. Всё-таки это не британский флот, здесь можно в одночасье стать могущественным и знаменитым. А можно как я, в один момент лишиться всего.

– Две доли добычи, – поставил я условие. Обычно такие доли получали капитан, как ответственный за всю команду, и квартирмейстер, как ответственный за корабль и припасы.

– Замётано! – воскликнул Томас, даже не торгуясь, и мы ударили по рукам.

Я ещё раз с подозрением взглянул на капитана, но тот и бровью не повёл, болтая про палубные бимсы, Сан-Хосе, тамошних девок и о прочей чепухе.

– Ты, Эдди, подходи тогда к вечеру на пирс, мы тебя заберём, – подмигнул он, снял роскошную шляпу и помахал ею в воздухе.

– Договорились, – скрепя сердце, произнёс я.

Томас Уэйн ещё раз улыбнулся и отправился обратно к тавернам, а я стоял на набережной чужого города, только что нанявшись офицером к одному из самых больших мошенников архипелага. И я уже чувствовал себя обманутым.

Я прогулялся по городу, стараясь избегать французских солдат, и вышел обратно в порт. Грузчики сгибались под тяжёлой ношей, приказчики подсчитывали разнообразные товары, а уже пьяненькие матросы шатались, распевая весёлые моряцкие песни.

У пристани качались на волнах разнообразные шлюпки, гички, баркасы, лихтеры и пинассы, и почти у каждого судна кипела работа. И среди них выделялся знакомый мне 'Морской дьявол', который стоял, всеми покинутый, под охраной мушкетёра.

Я, старательно изображая праздношатающегося матроса, подошёл к нему.

– Будь здоров, служивый! – я поднял бутылку краденого рома и сделал вид, будто пью за его здоровье.

– Пошёл прочь, – отмахнулся солдат, стоя навытяжку с мушкетом и преграждая путь на корабль. Но я не отставал.

– Не хочешь выпить? – предложил я. – Холодненький.

Солдат воровато оглянулся и утёр пот с лица. Не представляю, каково ему в шерстяном мундире на такой жаре.

– Чёрт с тобой, давай уже, – мушкетёр выхватил у меня бутылку и основательно приложился к ней. Контакт налажен.

– Чего стоишь-то тут? – поинтересовался я, забирая драгоценный ром.

– Конфисковали, охраняю вот, – зевнул солдат.

– Контрабандиста взяли, что ли?

– Пирата. Картера, кажется. Ну, его в кутузку, корабль под арест. Жаль, не в море поймали, сразу бы повесили, – разговорился француз.

– Ничего себе, – я сделал круглые глаза и покивал. – А я думал, его уж крабы сожрали, давно не слыхать было.

– А ну брысь, сержант идёт, – зашипел солдат, и я поспешил отойти.

Похоже, мой религиозный друг попался с поличным – предъявил судовой журнал с моей записью и его приняли за опасного пирата и разбойника. Власти всегда готовы кого-нибудь повесить, а уж если это гордый буканьер – то готовы раздуть из этого целый спектакль. А ложное обвинение – ерунда, их не смутило даже то, что 'Эдвард Картер' по-английски ни слова не понимает.

Я никак не мог допустить, чтоб меня повесили, даже если пеньковую джигу спляшу не я. Во-первых, это сильно вредит репутации, а во-вторых, Филипп виноват только в том, что не догадался ночью меня зарезать и уйти обратно на Доминику. За это я был ему благодарен, и чувствовал себя должным выручить богобоязненного француза.

Времени у меня было немного, до вечера оставалось несколько часов. Если Уэйн уйдёт с острова до того, как я смогу вызволить Филиппа, то мы с рыбаком оба будем болтаться в петле уже на следующее утро. Поэтому я поспешил в город, прокручивая в голове даже самые безумные планы спасения.

Некоторые я отбросил сразу, например, ворваться с саблей наголо и порубить всех тюремщиков в капусту, или объявить, что Эдвард Картер – это я сам. Но другие казались вполне разумными.

Тюрьма оказалась небольшим каменным зданием неподалёку от центральной площади. Как раз, чтобы не слишком далеко тащить до виселицы. Солдаты на входе окинули меня недоуменным взглядом, но пройти не помешали. Ещё бы, их задача никого не выпускать, а не наоборот.

Я кивком головы поздоровался с офицером, который сидел за грубым деревянным столом и сосредоточенно корпел над какой-то бумажкой. Он никак не отреагировал на моё появление, но попытку проскользнуть к двери, ведущей к камерам, пресёк моментально.

– Что-то хотели, мсье? – раздражённо откинувшись на стуле, произнёс он.

– Пирата поймали, Кровавого Эда, слыхал я, – прикидываясь дурачком, начал я.

– Правильно слыхал, – процедил офицер. – Быстро тут слухи ползут, однако.

– Поглядеть бы на его… – задумчиво произнёс я, делая вид, будто вспоминаю что-то отвратительно жестокое. – Счёты личные к этому нехристю.

– Вот ещё, буду я всякого проходимца поглядеть пускать. Завтра на площади поглядишь.

– Месье, сегодня отчаливаем, а он мне… Со всей команды я один живой ушёл, на бочке плыл, рыбу сырую жрал! Да он всех с нашей 'Марии' порезал, я хоть успел в море прыгнуть, стреляли, да не попали! – меня натурально затрясло от придуманных воспоминаний, на глаза навернулись слёзы.

Офицера моя история не сильно впечатлила.

– Пожалуйста, месье, я как узнал, я аж от самого причала сюда побежал, только чтоб в глаза ему посмотреть, демону!

– Оружие на стол, пошли, – вздохнул француз.

– Спаси тебя Господь! – возопил я, искренне радуясь привалившей удаче.

Офицер открыл коридор, дверь в камеру, и я, впервые за всю свою жизнь, добровольно вошёл внутрь. Филипп стоял на коленях и молился, офицер остался стоять в дверном проёме, положа руку на шпагу.

Я внимательно поглядел на рыбака, собрался с духом и бросился на него с кулаками, как этого и ожидал тюремщик. Бил я скорее для вида, но Филипп обессиленно упал на пол и закрылся руками. Похоже, над ним уже успели поработать местные палачи.

– Приготовься, – прошептал я ему на ухо, и кинулся в обратную сторону, на офицера, который всё это время с улыбкой взирал на избиение беззащитного.

Француз атаки не ожидал, но многолетние тренировки помогли ему уклониться от практически смертельного удара в горло. Кулак прошёл в паре дюймов от подбородка и пришёлся по скуле. Офицера качнуло, он схватился за шпагу, а я мёртвой хваткой вцепился ему в глотку и стал душить. Ничего другого не оставалось, крики непременно привлекут внимание солдат на улице, а так из камеры доносилось лишь тихое сопение и стоны избитого Филиппа.

Тюремщик пытался разжать мои пальцы, но в этот момент рыбак выхватил его шпагу и вонзил прямо ему в сердце. Голубой мундир окрасился кровью. Филипп перекрестился трясущейся рукой и пробормотал молитву. Я деловито опустил тюремщика на пол камеры, обшарил карманы, извлёк шпагу и забрал её себе вместе с ножнами.

– Я его убил… – едва слышно прошептал рыбак.

– Иначе он убил бы тебя, – попытался я его приободрить, но вышло не очень.

– Я попаду в ад… – бормотал Филипп. – Я проклят, я грешник…

– Все попадём, – усмехнулся я. – Пора валить отсюда, пока есть возможность.

Я забрал у мертвеца связку ключей и быстро прошёлся по всем камерам. Пусто, как в брюхе у нищего, подолгу здесь пленники не задерживались, сразу отправляясь на виселицу. А жаль, нам сейчас не помешала бы любая помощь.

Мой пистолет вернулся ко мне, а тесак я отдал Филиппу, как более простое оружие, поначалу рыбак наотрез отказывался брать его в руки, но я убедил его, что это только для самозащиты. Побег переходил к решающей фазе, которую я продумал хуже всего. Теперь нужно пробраться через весь город, кишащий солдатами и жандармами, к пристани, на которой только вечером появится шлюпка капитана Уэйна.

Моё внимание привлекла масляная лампа на столе, и план побега сформировался окончательно. Масло разлилось по столу, и вскоре комнату объяло пламя. Дым начал просачиваться на улицу и время действовать пришло.

– Пожар! – я выбежал на улицу вместе с Филиппом.

Солдаты попытались было преградить нам путь штыками, но мы ловко увернулись и помчались наутёк. Площадь заполнилась людьми, половина которых тушила пожар, а вторая половина глазела на огонь. Каменная тюрьма горела плохо, но сухая деревянная крыша занялась пламенем за считанные минуты. Но этого мы уже не видели, на бегу лавируя между прилавками, горожанами и домами, мы мчались по изгибам узких переулков Бас-Тера и молили всех богов, чтобы лодка оказалась там, где нужно.

Горожане озирались нам вслед, но никто не решался остановить нас – Филипп так и бежал с остро отточенным тесаком в руке, рискуя отрубить кому-нибудь руку или пальцы.

В порту всё так же многолюдно, и у каждого пирса стоит по какой-нибудь лодке. И непонятно, какая из них ждёт меня. Капитана Уэйна, если бы он здесь был, я бы увидел издалека, такой уж он человек. Но ни самого пирата, ни его команды, ни его шлюпки на горизонте не наблюдалось.

Сзади я услышал крики погони и моментально принял единственное верное решение – бежать к 'Морскому дьяволу'. Караульный, завидев нас издалека, уже взял нас на мушку, и я остановился перед ним и поднял руки. Пришвартованный кораблик манил к себе своими изящными формами, но путь преграждал француз, с которым я пил ром.

– А ну, стой! – прорычал солдат, водя мушкетом из стороны в сторону.

– Да мы уже стоим, болван, – фыркнул я и попытался подойти ещё ближе. Зловещее дуло мушкета тут же уставилось мне в лицо.

Филипп, не произнося ни звука, кинулся на солдата и подбил мушкет вверх. Грянул выстрел, и я почувствовал, как пуля прожужжала точно над моей головой. По спине пробежали мурашки, но долго стоять не было времени – я бросился на подмогу. Я выхватил пистолет и тяжёлой рукояткой треснул по голове караульного. Тот как-то сразу обмяк и перестал сопротивляться.

Мы поднялись на борт, и я быстро отшвартовал судно, заодно прихватив трофейный мушкет. Филипп оттолкнулся веслом от причала, я поставил парус, и ветер понёс нас прочь из бухты. На берегу раздались выстрелы, несколько пуль пробили парусину, одна расщепила фальшборт, а другая угодила в рулевое весло в нескольких дюймах от моей руки.

– Надо же, у тебя, оказывается, есть мозги, – произнёс я, комментируя поступок Филиппа для того, чтоб не обращать внимания на пули.

– Надеюсь, Господь простит меня, – буркнул он, брасами разворачивая рею.

Ещё несколько пуль прожужжали над нашим баркасом.

– Господи, да отстреливайся же ты, наконец! – дрожащим голосом крикнул Филипп и бросил мне мушкет.

Я поймал его и снова положил на палубу.

– Пуля у меня только одна, и я её ещё приберегу.

От пирса отчалили несколько шлюпок с мушкетёрами. Французы широкими гребками рассекали волны, а встречный ветер не давал нам развить хорошую скорость под парусами. Я чертыхнулся и сам взялся за вёсла.

Из-за утёса показалась шлюпка, в которой, как мне показалось, я различил человека в шляпе с пером.

– Руль на левый борт! – скомандовал я. – Правь к той шлюпке, живее!

Выстрелы звучали как сухой треск ломаемых веток, и вскоре наш парус стал больше походить на решето. К счастью, ни одна пуля не попала в нас самих. На таком расстоянии мушкеты изрядно завышали, но и французы неуклонно догоняли наш маленький кораблик.

– Томас, живее сюда! – крикнул я во весь голос, надеясь, что в той шлюпке впереди находится именно он.

– Есть, мой адмирал! – различил я насмешливый ответ, но взрыв хохота на шлюпке потонул за мушкетными выстрелами.

Мы поравнялись как раз в тот момент, когда французы снова зарядили мушкеты и оказались от нас на расстоянии, на котором можно перебить крылья мухе, не то что застрелить двух незадачливых беглецов. Томас своей шлюпкой загородил наш баркас, и вся его команда встала на банках, давая нам возможность перепрыгнуть к ним.

– Именем короля, я приказываю не мешать! – проревел французский офицер, самолично целясь из мушкета в Филиппа.

– Я капер его королевского величества Карла Второго, так что можете засунуть свои приказы себе в задницу! – крикнул Томас, снял шляпу и помахал ею в воздухе. Француз побагровел от ярости и чуть было не отдал приказ стрелять, но вовремя опомнился.

Мы с Филиппом прыгнули в воду и поднялись на борт шлюпки, закрытые телами команды.

– Ваш король ещё об этом узнает! – прокричал офицер, сжимая кулаки от бессилия.

– Сомневаюсь! Оревуар, месье лягушатник! – ухмыльнулся Уэйн, жестом отдавая приказ разворачивать шлюпку.

Матросы взялись за вёсла, и мы с Филиппом тоже взялись, но капитан так же, жестом, остановил нас.

– Похоже, я спас твою задницу, Эдди, – он улыбнулся словно кот, который только что сожрал целую кадушку сметаны.

– Похоже на то, – процедил я, пытаясь угадать, что за этим последует. – Ты же должен был меня в порту ждать.

– Мы же друзья, Эд! Чего только не сделаешь ради друга! – капитан похлопал меня по плечу и проигнорировал упрёк. – А это, я понимаю, твой друг? Ну что ж, друг моего друга и мой друг тоже! Звать меня Томми Уэйн, я капитан славного шлюпа 'Левиафан', и будь я проклят, если это не так!

– Филипп Пуассон, – произнёс рыбак.

– Чертовски рад тебя видеть, Филипп! – капитан снова пускал в ход всё своё очарование и улыбался во весь рот. – Ты, стало быть, пойдёшь матросом в мою команду? Даю добро, исключительно ради твоего друга Эдди.

– Спасибо, – буркнул свежеиспечённый матрос.

– Ты же в курсе, чем мы занимаемся? Мы – каперы. – осведомился Уэйн.

– Пиратством.

– Каперством! Каперство – это немного другое. Мы же не грабим всех подряд, верно, парни? – ухмыльнулся капитан.

– Да! Верно! – отозвались матросы.

– Не верь ни единому его слову, – прошептал я Филиппу на ухо.

– О чём вы шепчетесь? – хмыкнул Том. – Пора и на судно подниматься.

Гордый трёхмачтовый шлюп 'Левиафан' английской постройки, свежевыкрашенный и сверкающий медной обшивкой, стоял на якоре в одной из бухт Гваделупы и ждал только нас.

Ранним утром следующего дня я прогуливался по шканцам и размышлял, куда нас с Филиппом занесло. После капитанской каюты 'Удачи мертвеца' – спать в тесной кают-компании оказалось непривычно, но ещё непривычнее оказалась та атмосфера беззакония и анархии, что царила на корабле.

Разношёрстная команда, состоящая из беглых каторжников, негров и целого отряда индейцев, никого не стесняясь, играли в азартные игры, пили ром и спорили с офицерами по любому поводу. Старый боцман, мистер Смит, только и мог, что замахиваться на матросов тростью и сквернословить. Однако, к моему удивлению, никаких крупных конфликтов не возникало. Разве что Филипп умудрился продуть в кости свою долю с первого будущего приза.

Капитан Уэйн так и не удосужился объяснить, в чём будут заключаться мои обязанности офицера, поэтому я с самого утра слонялся без дела, изучая новый корабль и изредка болтая с вахтенными.

Скрип такелажа вновь и вновь наводил на мысли о моём старом бриге. На 'Удаче мертвеца' существовало нерушимое правило – развлечения и выпивка строго на берегу, а на борту – железная дисциплина. Не удивлюсь, если Мур пообещал команде отменить его. Просто никто из них, ни Уильям, ни Томас – не пытались заставить вдрызг пьяную матросню залезть на ванты в шторм. И, самое главное, спуститься обратно.

Я опёрся локтями на фальшборт и уставился в горизонт, на утреннем небосводе всё ещё блестела Венера. Через некоторое время послышался звон корабельных склянок, и из своей каюты вывалился капитан. Он, немного покачиваясь, подошёл к фальшборту, поздоровался со мной и блеванул в море.

– Морская болезнь или похмелье? – поинтересовался я.

– Вместе, – выдохнул капитан, зелёный от тошноты.

Весь его вчерашний лоск пропал, сорочку из белого шёлка сменила грязная рубаха из парусины, а шляпа с пером, видимо, покоилась где-то в каюте. Теперь он, как и я, ничем не отличался от остальных головорезов из команды.

– Познакомился с офицерами? – спросил Том. С его гладко выбритого подбородка свисала ниточка слюны.

Я кивнул. Знакомство вышло скорее односторонним, обо мне все здесь давно уже слышали. Кают-компанию со мной делили несколько бывалых моряков, которых избрали на общем голосовании. Меня же, неизвестно зачем, на должность выдвинул капитан, и все с этим согласились. Вообще, на этом шлюпе без меня офицеров было всего четверо – первый помощник Уолш, толстый ирландец из Ольстера, боцман-старик Смит, квартирмейстер Легран и штурман-голландец ван Рейн, который заодно считался корабельным врачом.

– Нам обоим вчера улыбнулась удача, – многозначительно усмехнулся капитан. – Есть одно дело, которое я не могу доверить никому из команды.

– И готов поручить первому встречному? – фыркнул я.

– Да, – отрезал Уэйн. – В кают-компании у меня одни убийцы, мошенники и воры. Тут нужен более надёжный человек, а у тебя есть репутация.

Я рассмеялся.

– Кровавый убийца и пират, по которому плачет верёвка! К тому же, теперь ещё и крыса, что утаивает добычу. Отличная репутация.

Капитан и глазом не моргнул.

– Картер, всё, что болтают на архипелаге – нужно делить надвое. А то, что сочиняют о пиратах – так и вовсе вчетверо, – отмахнулся он. – Я не верю ни единому слову из того, что там наплёл твой старпом, чтоб выкинуть тебя за борт.

– Ну так что там у тебя за дело? – спросил я, размышляя, где же тут может крыться подвох.

– Рассчитать курс и провести судно от Ки-Уэста до Сент-Дэвида. Через открытое море, подальше от берегов. И, самое главное, никто из команды не должен знать пункт назначения. Особенно ван Рейн.

– Так ведь с этим любой дурак справится, главное, на отмель не наскочить, – возразил я. – Корабли там часто ходят, потеряться трудно.

Уэйн тихонько посмеялся.

– Ну, значит, тебе же легче. Главное, в том районе на пару дней остаться.

Я пожал плечами.

– А сам почему не сделаешь всё? В точности, как надо.

– А я другим буду занят, – капитан широко улыбнулся, развернулся на пятках и пошёл к вахтенному, раздавать приказы.

Я, снова ничем не занятый, остался гулять по квартердеку и наблюдать за слаженной работой пиратской команды.

Паруса 'Левиафана' наполнялись ветром, который мчал нас на северо-запад, к побережью Америки. До побережья Флориды отсюда больше тысячи морских миль, и путешествие обещало быть долгим.

Вечером, когда солнце почти погрузилось в океан, установился штиль. Некоторые из матросов порадовались внезапному безделью, но старик Смит угостил их своей тростью и отправил вниз, закреплять всё, что не закреплено, и откачивать воду из трюма.

– Шторм близко, – проворчал он, рассматривая безмятежное Карибское море. – Запоздали в этом году.

И, словно в подтверждение его слов, чёрная полоса стала затягивать красное вечернее небо. Пахнуло свежестью, над моей головой оглушительно хлопнул грот.

– Марсели обстенить, брамсели зарифить, живее, тупоголовые! – из каюты выскочил Уэйн. – Люки закрыть, прокляни вас Господь! Огни погасить!

Марсовые скорее полезли наверх, пока не началась буря, убирать паруса, совершенно ненужные во время шторма. Капитан в ярости сжимал кулаки и кричал на нерадивых индейцев, которые почти не понимали английский и постоянно путались в шкотах, фалах и брасах.

Сверкнула молния, на мгновение запечатлев лица моряков, от яркой вспышки превратившиеся в гротескные маски. 'Левиафан' снова погрузился во тьму, чёрные тучи, казалось, покрыли весь мир. Тысячей маленьких барабанов застучали по палубе крупные капли дождя, и даже крики матросов скрылись за шумом ветра и скрипом оснастки.

В борт одна за одной ударяли волны, и вода рекой лилась к шпигатам, откуда возвращалась обратно в морскую пучину.

Раздался истошный вопль откуда-то сверху, и один из марсовых упал вниз.

– Человек за бортом! – раздалось несколько голосов.

– Пусть тонет! – жёстко ответил капитан, крепко держась за штурвал. Томас умело лавировал между волнами и держал корабль так, чтоб шлюп переваливался с борта на борт, а не с носа на корму.

Ветер завывал, словно заупокойная по неизвестному моряку. Кое-кто перекрестился, несколько человек истово молили Бога дать им пережить эту бурю, но капитан, как и я, оставались невозмутимы и собраны.

Шторм, казалось, собирался длиться вечно. Ежеминутно долгими раскатами гремел гром, а дождь был похож на повторение Всемирного потопа.

Весь корабль ходил ходуном, когда очередная волна ударялась о борт, и я подумал о тех несчастных, что сейчас сидели в трюме. Если квартирмейстер хоть что-нибудь закрепил не как следует, то весь корабль неизбежно пойдёт ко дну. Бывали случаи, когда одна оторвавшаяся бочка пробивала борт и всей команде пришлось спасаться на шлюпках. Капитан так и не смог отмыться от позора.

На палубе тем временем царил хаос. Индейцы и негры отказывались лезть наверх, сколько бы их не лупил старина Смит, капитан уже надорвал глотку, показывая на грот, который от ветра уже был готов лопнуть. Немногочисленные моряки-англичане, известные своей выучкой, пытались обуздать непослушный парус, но их сил не хватало.

– Черномазые, живо сюда! – рявкнул я от всей души.

Испуганные бурей матросы не слушали команд своего капитана, но репутация безжалостного убийцы оказалась страшнее. Моё искажённое криком лицо в свете молний наверняка казалось мордой ужасного демона, а негры и индейцы всегда оставались суеверными.

– Вы двое, выбирайте шкоты! Тянем помалу! – приказал я, сам принимаясь за работу.

Негры опасливо присоединились ко мне, а англичане сами полезли на ванты, понимая, что от кого-то другого толку не будет.

Углы паруса медленно поползли друг к другу, корабль сбавил ход, но опасностей это не убавило. Мы сражались со стихией, которая неистово и неуклонно пыталась пустить 'Левиафана' на дно. Английский шлюп стойко держался, чего я не мог сказать о команде. Похоже, Томас набрал их только ради количества, а пользы от этого сброда было не больше, чем от намокшего пороха. Пушечное мясо.

– Руль на правый борт! – крикнул я капитану. Уэйн шуточно отсалютовал мне и заложил штурвал в сторону.

Корабль относило всё дальше и дальше к югу, а это совсем не то, что нам было нужно.

Нас здорово потрепало в тот день. Шторм кончился только под утро, и мы, совершенно измотанные, легли в дрейф и первым делом осмотрели шлюп. Матросы на помпах качали всю ночь, но воды в трюме всё равно просочилось достаточно. Уэйн ходил по кораблю с угрюмым видом и постоянно поминал морского дьявола. Ветром порвало один из марселей, когда шторм уже стихал и мы попытались добавить парусов. Ещё одного англичанина смыла в море накатившая волна, я даже не успел с ним познакомиться.

Матросы вповалку лежали прямо на палубе и спали после тяжелой ночи, а мы с Томасом и первым помощником осматривали повреждения.

– Как бы не пришлось опять в гавань заходить, сэр, – посетовал Уолш, показывая на треснувшую фок-мачту. – Укрепить можно, но долго не сдюжит.

– Запасных-то нет? – поинтересовался я. – Поменять, да и дело с концом.

– А ты вообще заткнись, – рыкнул Томас. – Ещё раз посмеешь мне приказывать – под килем прогуляешься.

Я посмотрел ему в лицо. Капитан не шутил, это было заметно. Что ж, на этом корабле я простой моряк, и капитан может делать всё, что ему вздумается. Пока команда не против.

– Брайан, у нас есть запасные мачты? – услышал я и улыбнулся.

– Сэр, мы отклонились от курса почти на сотню миль, – ван Рейн степенно подошёл к нам, выпячивая толстое брюхо.

– Погано, – сказал капитан. – Дьявол! Нильс, держи курс норд-вест. Уолш, прикажи заменить мачту. Дженкинс, чего ты там копаешься!?

Томас раздал приказы, пробормотал что-то ругательное и быстрым шагом отправился в каюту.

Мы с офицерами переглянулись.

– Часто с ним такое? – спросил я.

– Только когда ему советы непрошеные даёшь, – зевнул первый помощник. – Я бы на твоем месте поостерегся.

– И стоило меня в офицеры брать? – удивился я. – Темнит капитан.

Каперы только пожали плечами.

– Как по мне, так тебя надо было лягушатникам отдать. Ничего личного, – проворчал голландец. – Неизвестно, что для тебя бы лучше было.

– Посмотрим, – ответил я и погладил рукоять пистолета.

На нижней палубе в тусклом свете лампы в самом разгаре шла игра. В самом воздухе чувствовался азарт, пираты вопили и кричали при каждом броске костей. Правила здесь установились элементарные, чтобы каждый малограмотный каторжник мог без проблем играть и выигрывать. Бросай, и считай, у кого больше.

Я сидел и смотрел, не принимая участия в игре.

– У Джека опять шестерки в ряд!

– Тряси-тряси, не мухлюй!

– Ставлю свою долю от следующего корыта!

Спертый воздух нижней палубы пах плесенью, человеческими телами и порохом. Филипп сидел чуть в стороне от остальных, прислонившись к бочке с водой. Наверху пробили четыре склянки, некоторые матросы отправились на вечернюю вахту, а вахтенные, наоборот, спустились вниз. Француз, по своему обыкновению, принялся за молитву.

Игроки косо взглянули на него, но не сказали ни слова, продолжив играть.

– Может, сыграешь с нами, француз? – прозвучал вопрос в нависшей тишине.

Филипп покачал головой.

– Это разве грех, по-твоему? – просипел кто-то.

– Да. Мне уже хватило, – ответил француз.

– Вот зайдём в порт, увидишь настоящий грех, – заржали матросы и кости снова застучали по палубе.

– Вижу парус! – раздался крик из 'вороньего гнезда'. – Слева по борту! Идёт в нашу сторону!

Сообщение моментально разнеслось по всему кораблю и, в конце концов, дошло до капитана. Том пулей выскочил из каюты и бросился к фальшборту, пытаясь разглядеть чужое судно. Отсюда, снизу, парус все еще казался маленьким облачком на горизонте.

– Вижу обводы! Похож на голландца! – матрос наверху видел всё даже без подзорной трубы.

– Подать сигнал? – спросил первый помощник.

Капитан нервно сжимал кулаки.

– Готовьте корабль к бою. Всех наверх.

– С треснутой мачтой мы далеко не уйдем, в случае чего, – проворчал боцман, вытаскивая из-за ворота свою дудку.

– Поэтому готовьте, – рыкнул Томас.

Я с упоением наблюдал, как суетятся моряки, снова привязывая и закрепляя всё, что есть на корабле.

В крови играло предвкушение боя, этакая радость, смешанная со страхом и злостью. Впервые за несколько недель плавания мне найдётся достойное занятие. Безделье утомляло, большую часть времени я проводил на баке, упражняясь со шпагой. Первое время желающих подраться было хоть отбавляй, но затем противников не осталось. Иногда ко мне присоединялись офицеры, пару раз со мной скрестил клинки Томас, но в остальное время я либо рубил воздух, либо учил Филиппа сражаться. Француз так и не завёл друзей среди матросов, и поэтому старался держаться поближе ко мне.

Голландский корвет приблизился к нам на пушечный выстрел и обстенил паруса. Он не знал наших намерений, мы не знали его, а значит, сближаться раньше нужного было бы глупо. Один продольный обстрел с нашей стороны мог бы сбить ему все мачты и сделать его легкой добычей, но корвет благоразумно остановился, чтобы не дать нам такой возможности.

Капитан перегнулся через фальшборт и сплюнул в воду.

– Патруль, дьявол его забери.

На корвете взметнулись флажки, приказывающие спусить шлюпку и явиться к ним на корабль. Томас тяжело вздохнул. Я нетерпеливо постукивал пальцами по рукояти пистолета.

– Их там человек двести, – я вглядывался в очертания нежданного гостя и искал какие-нибудь особенности.

– Знаю, – ответил капитан. – Вот только делать-то нечего. Если меня узнают в лицо, то там же и повесят. Канониры левого борта, готовьтесь! Порты до сигнала не открывать! Мистер Уолш, приведите корабль к ветру! Живее!

– В бейдевинд сможем уйти, – сказал я. – Чем круче, тем лучше. Не догонят. Пока еще есть возможность.

– Картер, не лезь со своими советами, когда тебя не просят, – прошипел капитан.

– А что мне ещё делать, Том!? – я резко повернулся к нему. – Бродить по кораблю от бушприта до кормы целыми днями напролёт? Играть с матросами в карты? Загорать на палубе? Я тут скорее как пассажир, а не как офицер. Мне нужны ответы. Сейчас. Зачем я здесь?

– Затем, что без меня ты бы болтался в петле, и ты это знаешь. Так что сделай услугу, заткнись и не мешай, – ответил капитан.

– Я не хочу быть пешкой в твоих очередных грандиозных планах.

– А придётся. Если хочешь жить, – рыкнул Уэйн. – Если всё получится как надо, то, может, даже вернёшь себе корабль. А теперь заткнись. Пойди лучше, проверь, как дела у канониров.

Я молча развернулся и пошёл вниз, в затхлую темноту нижней палубы. Сейчас на смену гамакам, полкам и бочкам пришли пушки и ядра. Пираты осторожно выглядывали через орудийные порты, пытаясь разглядеть вражеский корвет. Некоторые болтали и шутили, спорили о том, кто собьёт фигуру русалки на носу корабля, но большинство оставались серьёзными и сосредоточенными. Предвкушение боя.

– Похоже, нас ждёт добрая драка, ребята, – ухмыльнулся я.

Моряки хищно оскалились, не отрывая взгляда от голландца. Наверху заскрипел такелаж, и ветер погнал 'Левиафана' навстречу битве. На корвете подняли боевое знамя, обрасопили паруса и голландец помчался к нам.

– Поднять 'Роджера'! – наверху раздался зычный голос капитана. Ответом ему стал дружный рёв. Чёрный флаг полощется в небе, а значит, никакой пощады врагу.

Я в очередной раз погладил рукоять пистолета. Самое время его зарядить. Пуля, обещанная старпому, болталась в парусиновом мешочке на шее. Этот кусочек свинца постоянно напоминал мне о мести. Другие, абсолютно такие же пули, я носил на поясе. Я затолкал пулю в ствол, насыпал пороха на полку и замер в ожидании.

Корвет надвигался на нас, постоянно меняя галсы, лавируя и петляя. Наш корабль тоже разрезал волны, не давая голландцам хорошенько подготовиться к выстрелу. Мы готовились тоже. Первый залп – самый важный в сражении. Есть время выбрать лучшие ядра, подобрать заряд пороха, прицелиться и выстрелить в нужный момент. Все последующие залпы – суматошная толкотня, когда всё происходит настолько быстро, что не успеваешь ничего понять.

Канониры уже стояли с тлеющими фитилями наготове. Пушки заряжены, корабль ощетинился рядом воронёных стволов.

– Эд, как выйдем на выстрел, будь готов! – донёсся приказ капитана.

– Понял! – ответил я.

В горле пересохло. Патрульный корвет тоже готов стрелять. Я дождался, пока волна поднимет нас, и заорал что есть мочи:

– Пли!

Зашипел порох, громыхнул выстрел, и нижняя палуба заполнилась едким кислым дымом.

– Заряжай, черти вас раздери! – рявкнул я, пытаясь сквозь дым разглядеть врага. – Дженкинс, бань как следует, я не хочу тебя потом от палубы отскребать!

Пират ещё усерднее стал отчищать ствол пушки от остатков пороха и я удовлетворённо кивнул.

Дым немного рассеялся. В корпусе голландца появилось несколько новых дырок, но никаких существенных повреждений мы не сделали. Мелькнула вспышка, я крикнул всем ложиться, и в это же мгновение грохот выстрела докатился до нас. Полетели щепки, и я увидел, как несколько ядер прошили палубу насквозь. Кого-то ранило, кого-то убило, но вести счёт потерям было некогда.

– Заряжай скорее! – кричал я, сжимая кулаки от бессилия.

Самая ненавистная мне часть битвы – когда всё зависит не от твоей силы и ловкости, а от ветра, удачи и опыта канониров. По большей части от удачи.

Второй залп принёс больше результатов, хоть и оказался нестройным и неслаженным. Чей-то меткий выстрел сбил корвету грот-мачту. Исход боя решился всего одним ядром. Теперь мы могли лавировать вокруг него, словно акула вокруг раненого кита.

– Пойдём на абордаж! – рявкнул капитан наверху, и я встрепенулся.

Я выбежал наверх, щурясь от яркого солнца. Шпага уже покинула ножны, я рвался в бой как мальчишка, который жаждет подвигов и славы. Но мне всего лишь надоело бездельничать.

'Левиафан' зашёл корвету в мертвую зону, где ни одна голландская пушка не могла нас достать. На квартердеке уже собралась абордажная команда, вдоль борта выстроились мушкетеры, которые осыпали голландца градом пуль. С корвета отвечали тем же самым.

– Кто первым ступит на их палубу – получит полторы доли! – заорал Томас, потрясая саблей в воздухе.

Воздух пах солью, кровью и порохом.

Грохот столкнувшихся кораблей напомнил о недавнем шторме. Как только абордажные крюки вонзились в палубу корвета – я поднялся на ванты и приготовился к прыжку.

Крики и стоны раненых слились в один нескончаемый звук, выстрелы и звон сабель служили аккомпанементом для этой оды на смерть.

Я не глядя сиганул на квартердек голландского корабля, и сходу зарубил матроса, который даже не успел меня увидеть. Какой-то голландец выстрелил в меня из мушкета, но промахнулся. В следующее мгновение он уже лежал со вспоротым брюхом.

Абордаж, как обычно, превратился в хаос. Я помню только разрозненные фрагменты, например, перекошенное лицо Дженкинса, который остервенело рубил уже мёртвого голландского офицера. Палубу, залитую кровью. Обломок шпаги, воткнутый в мачту. Бойня.

Мёртвые тела лежали повсюду, голландцы и англичане, негры и индейцы, белые и чёрные. Спастись с корвета удалось немногим, шлюпку спустили в самом разгаре боя, и меткий выстрел наших канониров разбил её на мелкие куски. Кто-то пытался прыгать в воду, кто-то прятался в трюме, но, к чести голландцев, большинство сражались до конца.

Капитан патрульного корабля успел забаррикадироваться в своей каюте вместе с несколькими офицерами. Томас, недолго думая, выставил у двери караул и отправился дальше на поиски добычи.

Уэйн не утруждал себя грязной работой, как, например, рядовые пираты, которые сейчас методично ходили между телами и собирали всё, что представляло хоть какую-то ценность. Деньги, драгоценности, золотые зубы, медные пуговицы и даже кисеты с табаком – всё шло в общую кучу. Капитан и офицеры первым делом шли осматривать груз.

Я спустился в трюм вслед за Томасом. Тут следовало быть начеку. Абордажная команда хоть и прошла весь корабль от юта до бушприта, но мало ли кто мог прятаться в темноте. Внизу, на пушечной палубе, повсюду оказался рассыпан порох. То ли голландские канониры неосторожно заряжали, то ли во время сражения бочку с порохом случайно опрокинули, но теперь с огнём сюда зайти не рискнул бы и самый последний смельчак.

– Гасите фонарь, – буркнул капитан.

Лампу немедленно подняли наверх, и теперь мы, полуослепшие после яркого солнца, стояли почти что в кромешной тьме. Свет проникал только через дырки от наших ядер и открытые орудийные порты, в которых торчали пушечные стволы.

– Не нравится мне это, – проворчал старик Смит.

– Надо было оставаться на берегу, – ответил ему первый помощник.

– Op de aanval! – раздался вопль из темноты.

– Не стрелять! – крикнул я, когда увидел, что боцман схватился за пистолет.

Оставшиеся в живых голландцы бросились на нас, словно дикие звери. Их глаза уже привыкли к темноте, они знали этот корабль от киля до клотика, их было больше и они стремились забрать с собой в могилу как можно больше пиратов. Им нечего было уже терять. Битва закипела по новой.

Капитан выхватил шпагу и сам бросился в атаку.

– Все, живее вниз! Кто зачищал трюм, получит плетей! – рявкнул он, широкими круговыми ударами защищаясь от врагов.

Мы вчетвером отбивались от наседающих голландцев: капитан, первый помощник, боцман и я. Мой клинок мелькал в воздухе, каждым ударом выпуская кровь кому-нибудь из голландцев. Толстый Уолш орудовал коротким тесаком с небывалой сноровкой, а старик Смит отбивался боцманской тростью и кинжалом.

С палубы уже спускались матросы, набиваясь в тесное пространство трюма и вынуждая нас идти грудью на клинки. Я с трудом отбил очередной удар и бесчестно пнул голландца по яйцам. Когда тот согнулся от боли – я коротко ткнул его шпагой в живот и крутанул лезвием в ране, словно вырезая сердцевину яблока.

Томас выписывал клинком причудливые фигуры, восьмерки и круги, каждый раз отбивая удары за мгновение до того, как они достигнут его. Капитан уже отправил в небытие двух матросов, пока я возился с первым.

Уолш прикрывал капитану спину, страшно рычал и ругался по-ирландски, когда короткому тесаку не доставало буквально нескольких дюймов до врага.

Я принял удар палаша на клинок. Шпага, снятая с французского офицера, зазвенела, но не сломалась, и я, благословив французских оружейников, быстро резанул голландца по шее. Я отпихнул уже мёртвое тело, и с удивлением обнаружил, что схватка уже закончилась.

– Твой, похоже, был последним, – тяжёло дыша, заметил старпом.

– Поганые трусы не рискнули встретить нас на палубе, – сплюнул я.

– Они убили Смита, – процедил капитан.

По толпе сзади нас пронёсся взволнованный шёпот.

– Старый пень как знал, что в последний раз в море вышёл, – хмыкнул ирландец и перекрестился. – Упокой Господь его душу.

– Трупы наверх, – приказал Томас. – Вы двое, за мной.

Я протёр клинок полой рубахи и с громким стуком загнал его в ножны. Меч, проливший сегодня столько крови, заслужил немного покоя.

Уолш от души, с оттяжкой, пнул раненого в живот голландца, и мы отправились дальше.

Корвет оказался пуст, как карманы нищего. Немного провизии, запас пороха, ядер, парусины и медикаментов, вот и всё, что мы обнаружили в трюме. Похоже, патруль курсировал уже давно и собирался возвращаться в порт. Шторм нарушил их планы также, как нарушил наши.

Когда мы поднялись наверх, нас ждал сюрприз. Оказывается, пока мы сражались, ван Рейн провёл переговоры, капитан голландского патруля сдался на милость победителя и вместе с двумя офицерами ждал нас на квартердеке.

Голландец стоял с непокрытой головой, сверкая обширной лысиной, которую постоянно вытирал белым шёлковым платком. Капитан корвета постоянно озирался и часто моргал, глядя на лежащие трупы.

Томас подошёл к нему, покачивая окровавленной шпагой.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Николас Янсен, – ответил голландец, снова вытирая вспотевшую лысину.

– Хорошо сражался, Николас. Знаешь, кто я такой?

– Том Уэйн, сэр. – пленный капитан попытался улыбнуться.

– Сэр. Если бы мы поменялись местами, ты бы честил меня 'разбойником и пиратом'. Если ты знаешь меня, почему сразу не сдался? И почему сдался сейчас? – капер развернулся и сделал несколько шагов. С кончика шпаги упала капля крови.

– Вам просто повезло, сэр.

– Ладно, перейдём к делу. Тысяча дукатов, и я высаживаю тебя в ближайшем порту целого и невредимого.

– Сэр, на то, чтобы собрать такой выкуп, уйдет немало времени! Мне придется написать моим родственникам в Старый Свет и…

– Эту сказку я слышал тысячу раз! – рявкнул Томас. – Даю тебе десять секунд на раздумья.

Янсен снова вытер вспотевший лоб.

– Я могу дать вам шестьсот дукатов. Все мои сбережения. Мне всё равно придется написать жене на Сан-Мартин, чтобы она смогла выслать деньги.

Капитан прошёлся по палубе. Вся команда ждала решения, затаив дыхание.

– Хм. Хорошо, пусть высылает в Порт-Ройал. Капитану Томасу Уэйну. Правда, тебе придётся немного побыть с нами, месяц или два. Но это лучше, чем пойти на корм рыбам, верно? Ребята, проводите его в каюту, пусть чиркнет своё письмо, – широко улыбнулся Том.

– Спасибо, сэр! – Николас облегчённо вздохнул и отправился в каюту, подгоняемый тычками конвоиров.

– Теперь вы, – лицо капитана вновь обрело хищное выражение.

– Они английского не понимают, – заявил ван Рейн. – Переводить?

– Конечно. Спроси их про выкуп.

Штурман моментально выполнил приказание. Голландцы переглянулись и быстро залопотали что-то на своём языке.

– У одного есть сотня дукатов, у другого ничего нет. Умоляют пощадить, – перевёл штурман.

– Который при деньгах? – спросил Том. – Вот этот? Скажи ему, что он сейчас поплывёт на Сан-Мартин. Передаст письмо капитана, и должен будет привезти в Порт-Ройал семь сотен. Объясни, что его ждёт, если он этого не сделает. Идите, пообщайтесь с Николасом. Ему тоже объясни.

– Как прикажешь, Том, – ответил штурман, уводя пленного в капитанскую каюту.

Голландец, у которого денег не оказалось, теперь остался один. Парень дрожал от страха.

– Что же с тобой-то сделать… – пробурчал Уэйн.

Я удивился – Том никогда не отличался милосердием.

Голландец по-своему понял это замешательство. Он упал на колени и принялся молить о пощаде на ломаном английском, постоянно сбиваясь на родной язык. Парень обхватил ноги капитана, по его лицу текли ручьи слёз. Он всхлипывал и бормотал, с ужасом глядя, как вся команда смотрит на него с ухмылками на лицах.

Томас поморщился и попытался высвободиться из объятий пленника, но тот был слишком настойчив.

– Дьявол тебя забери! – рявкнул капитан, выхватил кинжал из-за пояса и быстрым движением пробил голландцу шею. И ещё. И ещё. Уэйн остановился только тогда, когда шея пленника превратилась в одну сплошную кровавую рану.

Команда одобрительно загомонила.

– Вы видели, ребята, он меня вынудил, – широко улыбнулся капитан, вытирая клинок о рубаху мертвеца. – Святые угодники, он мне ещё и сапоги испачкал! За борт его.

Матросы тут же выбросили тело на поживу акулам. Я встретился взглядом с Филиппом, который стоял на юте и наблюдал за всем происходящим. Тот покачал головой и перекрестился, я в ответ просто пожал плечами. Обычное дело. Голландцу ещё повезло, что он умер быстро.

Шлюпку спустили с корвета, и офицер постарался отчалить как можно быстрее. Ему ясно дали понять, что капитана ждёт мучительная смерть, если через месяц деньги не будут лежать у ямайского ростовщика. Этот голландец казался человеком чести, и его капитан без проблем доверил ему такую деликатную миссию.

Меня так и подмывало стрельнуть по удаляющейся шлюпке, чтоб припугнуть голландца, но я сдержался.

Наши матросы перетащили добычу на палубу 'Левиафана', топорами пробили обшивку корвета ниже ватерлинии, и снова потекла размеренная морская жизнь. Вкус победы чувствовался железным вкусом крови на дёснах.

Парусный мастер делал 'гробы' для английских моряков, ван Рейн внизу возился с ранеными, а я стоял и смотрел, как патрульное судно идёт на дно. Корвет стал братской могилой для своей команды, и всё это ради нескольких бочек солонины, мешка сухарей и семисот дукатов выкупа.

Вокруг тонущего кораблся море будто кипело, разбрызгивая пену и поднимая буруны.

Заупокойную пришлось читать мне. В этом бою мы потеряли убитыми сорок три человека. Ещё около тридцати лежали внизу, под присмотром ван Рейна, и четверо из них уже были при смерти.

Вся команда построилась на шканцах, даже Том стоял среди простых моряков. Он захотел, чтоб молитву прочитал я, на латыни, как у них заведено на 'Левиафане'. Обычно это делал ван Рейн после того, как закончит возиться с ранеными, но сегодня у него было слишком много работы. Сам капитан молитв не знал, или не хотел знать.

Передо мной лежали зашитые в парусину тела, которые я должен проводить в последний путь.

– Requiem aetemam dona eis, Domine… – начал я, вспоминая первые строки заупокойной мессы.

Большая часть английских моряков были протестантами, но католиков тоже хватало, особенно среди ирландцев, крещеных индейцев и негров. Обычай есть обычай.

– Et lux perpetua luceat eis… – продолжил я.

Матросы сняли шляпы и замерли в тишине.

– Requiescant in pace. Amen, – закончил я краткую версию молитвы.

Том махнул рукой, и два матроса начали спускать покойников за борт. Остальная команда молча стояла, глядя на бывших товарищей и друзей.

– Вот что нас всех ждёт. Кусок паруса, ядро в ноги и стежок через нос, – вздохнул капитан.

Я проводил его взглядом до каюты. Когда последнее тело погрузилось в морскую пучину – начали расходиться и остальные матросы.

– Где ты выучил латынь? – ко мне подошёл Филипп и встал рядом. На его лице было написано страдание.

– Книги читал, – ответил я, рассеянно глядя в синюю даль. – Что, не вяжется с образом кровавого убийцы?

– Не очень, – хмыкнул француз.

– Все удивляются, – ответил я. – Как тебе боевое крещение?

Филипп поморщился.

– Боже упаси вновь такое пережить.

– Привыкнешь.

– Не хочу к этому привыкать, – буркнул он. – Не хочу здесь находиться.

– Я тоже, – я повернулся и посмотрел Филиппу в лицо. – Капитан что-то замышляет. Что-то подозрительное.

Пленного капитана поселили вместе с нами в кают-компании. Всё-таки, выкуп за него был достаточно большим, чтобы во время плавания он получил достаточно комфорта. Николас оказался весьма приятным в общении человеком и толковым моряком. Он постоянно рассказывал о морских баталиях, где ему довелось поучаствовать. Сначала мы ему не поверили – этот маленький, постоянно потеющий, лысый человек никак не походил на роль бывалого морского волка, но постепенно ему удалось завоевать доверие команды и офицеров.

Оказалось, что однажды, когда я командовал 'Удачей мертвеца', мы с ним уже встречались возле Кюрасао. Я вспомнил то сражение: я преследовал караван голландских торговцев. Ускользнуть получилось только у одной каравеллы, на которой тогда и служил Николас. После этого он поступил в военный флот, а значит, именно я поспособствовал нашей нынешней встрече. Я только усмехнулся подобной иронии.

Добычу с корвета поделили в тот же день. Припасы и оружие решили не делить, поэтому всё прошло быстро. Все драгоценности, деньги и безделушки, снятые с трупов, найденные в каютах, высыпали на палубу, и квартирмейстер разделил их на равные доли. Мне, как офицеру, досталась двойная: серебряная индейская подвеска в виде птицы с нацарапанными глифами, несколько десятков монет различного достоинства и позеленевшее медное кольцо. Чертовски мало. Большая часть добычи ушла британской короне.

Пираты радовались как дети, когда Легран называл их имя и торжественно вручал их долю добычи, тут же предлагая обменять драгоценности на деньги или выпивку. Кто-то соглашался, не понимая, что в любом порту они выручат с продажи в два или три раза больше, кто-то отказывался, но в любом случае, больше всего навара сейчас получали двое: капитан и квартирмейстер.

Филипп, получив свои несколько монет, тут же отдал их в счёт долга, и снова остался ни с чем. В самый первый день его обжулили в кости, больше он играть не садился.

Я замотал добычу в широкий пояс, снятый с одного из трупов, а подвеску, недолго думая, надел на шею. Матросы-индейцы о чём-то зашептались, но я не обращал внимания. Иероглифы походили на мои инициалы, и я счёл это забавным.

Тут и там плотники стучали топорами, заделывая дыры, матросы замывали кровь на палубе, а с камбуза доносились аппетитные запахи. Мы были живы, молоды и полны сил. После дележа добычи все находились в приподнятом настроении, а про мертвецов уже никто и не вспоминал. Я прогуливался по наветренной стороне квартердека, снова ничем не занятый. И тут меня осенило. Я быстрым шагом отправился в капитанскую каюту.

Том сидел за столом и вычищал свои пистолеты от нагара. Он поднял взгляд, прицелился в меня и широко улыбнулся.

– Чем могу помочь?

– На корабле освободилась должность… – начал я, и попытался было подойти и сесть за стол, но капитан меня перебил.

– Стой, где стоишь, Картер, – пистолет направлен точно в лицо, и я вижу порох на полке.

– Боцман убит. Я целыми днями бездельничаю. Я мог бы занять место Смита.

– Ты будешь делать, что тебе скажут, Картер, – процедил Том. – Нового боцмана выберем всей командой, это тебе не британский флот.

Я сделал шаг вперёд. Рука с пистолетом дёрнулась. Я сделал ещё шаг, прогремел выстрел.

– Ну так объясни мне уже, в чём твой замысел, Томми, – я бесцеремонно уселся за стол и обернулся – в дверном косяке зияла дыра.

– А ты храбрый ублюдок! – капитан рассмеялся и достал из шкафчика бутылку.

Ром полился в стаканы.

– Ладно, я видел тебя в деле. Пожалуй, теперь можно открыть тебе кусочек правды.

– Ты меня уже тысячу раз видел, Том.

– Тогда ты не был мне настолько родным! Неважно. Видел весь этот сброд с нижней палубы? Лучшие ныряльщики архипелага. Одни из лучших.

Мы подняли стаканы.

– За храбрость.

Тихий 'дзыньк', и обжигающая жидкость бежит по горлу.

– Я знаю место, где лежит целая гора золота.

Я навострил уши. Том поставил стакан и демонстративно положил руки на стол.

– На дне океана. Я знаю точное место, и ты мне нужен, чтобы туда добраться.

– Зачем тебе я? У тебя есть штурман, ты сам неплох в навигации.

– Штурману я не доверяю, а самому стоять с квадрантом, пока нужно вести судно по тем рифам и отмелям – нет. Я веду корабль, ты вычисляешь координаты.

– У тебя есть координаты той кучи золота? Даже если у тебя есть координаты с точностью до секунд, мне не вычислить наше положение с такой же точностью. По крайней мере, долготу мне точно не вычислить.

– Не совсем. Есть кое-что другое.

– Даже не знаю, чем я тут могу тебе помочь, – пожал плечами я и собрался было встать.

В руке капитана молниеносным движением появился пистолет. Другой пистолет. И в этот раз Уэйн вряд ли станет стрелять по двери.

– Тебе придётся помочь, Картер. Курс от Ки-Уэста до Сент-Дэвида. Через открытое море. Есть отрывки из судового журнала. Там почти все румбы записаны! Чёрт побери! Если бы не рифы! Смит мог бы провести корабль, но старик уже был одной ногой в могиле.

– Что значит 'почти все'?

– Несколько страниц вырвано. Но, я думаю, тебе хватит, чтобы повторить их курс. И ещё. Ни одна душа не должна знать, куда и зачем мы идём.

Я кивнул и молча вышел, обдумывая слова капитана. Сложная предстояла работёнка.

В кают-компании мы теперь ютились вшестером. Новым боцманом выбрали одного из матросов, Маккормика. Шотландец постоянно пил и сквернословил, но морское дело знал хорошо.

Пленный капитан жил рядом с нами, и на корабле его свобода почти ничем не ограничивалась. Ему запретили подходить к пороху и оружейной комнате, в остальном его времяпровождение не отличалось от моего. Николас точно так же прогуливался по палубе, вглядывался в горизонт и изредка фехтовал со мной на шпагах. Голландец, казалось, даже не помышлял о побеге, а наоборот, старался установить со всеми добрые отношения.

Вечером мы как раз собрались поужинать, когда Николас предложил нам сыграть в карты. Голландец достал из кармана потёртую колоду и добродушно улыбнулся. Очевидно, ему, как и мне, наскучило безделье.

– На что играем? – Маккормик угрём выскользнул из гамака и сел за стол. Из-за ужасного шотландского акцента его трудно было понять, но все уже привыкли.

– На интерес, конечно.

– Ищи дурака в другом месте, – фыркнул новый боцман и вышёл.

– Я пас, – отозвался Уолш.

Остальные офицеры промолчали.

– Я бы предпочёл шахматы, – сказал я.

Николас разочарованно убрал карты в карман.

– Может, в шашки? Смотрите: ножом здесь расчертим доску. А из пуль шашки сделаем.

Я только усмехнулся в бороду.

– Может, на какой-нибудь интерес?

– Нет, Николас, в другой раз.

– Тогда могу ли я предложить вам пофехтовать? – спросил голландец.

– С удовольствием составлю вам компанию, – улыбнулся я.

Мы взяли шпаги, поднялись на бак и отсалютовали друг другу. Матросы освободили нам место, предпочитая наблюдать издалека.

– En garde! – воскликнул я, принимая классическую фехтовальную стойку.

– Нет, мистер Картер. Сегодня мне бы хотелось подраться по-настоящему.

Я рассмеялся.

– Минхер, вы же не хотите сегодня умереть здесь, после всего пережитого. Дома вас ждут жена и сын.

– Я бы хотел выучить некоторые ваши приёмы. Для реального боя.

– Не забывайте, Николас, вы пленник.

– Я дал слово чести, что не буду сбегать или как-то вредить кораблю или команде, – вспыхнул он.

– В любом случае, нас неправильно поймут, – заявил я. – En garde!

Мы, наконец, скрестили шпаги. Как противник он мне в подмётки не годился, но это всё же лучше, чем сражаться с собственной тенью. Николас прогрессировал с каждым днём, несмотря на почтенный возраст и отсутствие хорошей подготовки. Капитан патрульного судна больше был моряком, чем солдатом.

Клинки мелькали с быстротой, неуловимой человеческим глазом, но я уже давно отучился смотреть на клинки. Я оценивал соперника по позе, положению рук, ног, корпуса, я предугадывал его действия, и всякий раз шпаги сталкивались, издавая мелодичный звон, звучащий для меня как песня. Солёный вечерний бриз дул мне в спину, и я специально встал так, чтобы заходящее солнце светило мне в лицо. Можно сказать, я поддавался этому низенькому лысому человеку, который покорил меня своей жизнерадостностью и умением встречать неприятности в лицо.

Я ушёл в глухую оборону, дав сопернику возможность попрактиковаться в различных видах атаки. Изредка я контратаковал, когда Николас подходил чересчур близко или пытался прижать меня к фальшборту, но, в основном, я держал его на расстоянии и отражал довольно посредственные удары.

– Вы хороший человек, мистер Картер, – внезапно произнёс он. Солнце за спиной делало его похожим на чёрный силуэт.

– Сильное заявление, – рассмеялся я. – Вы что, забыли моё прозвище?

Янсен попытался рубануть меня по ногам, но я лихо перепрыгнул шпагу и ударил её по гарде. Клинок вылетел из руки голландца и покатился по палубе.

– Кровавый Эд. Звучит достаточно грозно, но в жизни вы совсем не такой.

– Не будь вы пленником – я бы зарубил вас на месте за эти слова, – сказал я.

– До чего же хорошо быть пленником! – рассмеялся он, и я невольно улыбнулся.

Николас снова поднял шпагу и, словно росчерком пера, показал, что готов биться дальше.

– В чём ваш секрет? – спросил я, один за одним нанося размашистые удары сверху вниз.

Голландец заметно побледнел.

– Вы клянётесь хранить его в тайне? – спросил он в ответ, изящными движениями уходя от кончика моей шпаги и переходя в контратаку.

– Да, конечно, – легкомысленно ответил я.

– Похоже, на всём корабле я могу довериться только вам, мистер Картер.

Николас широким круговым движением отвёл мою шпагу в сторону, и его клинок разящей молнией устремился мне прямо в лицо. Я едва-едва успел отскочить.

– На самом деле, у меня нет никаких накоплений. Только долги.

Я опешил.

– Туше, мистер Картер, – произнёс он. Острие шпаги упёрлось мне в кадык.

По моим расчётам, мы подошли уже совсем близко к берегам Флориды. Мы прошли пролив Юкатан, обогнули Кубу и на всех парусах мчались к самому крупному поселению архипелага Флорида-Киз.

– Вижу парус, два румба справа по борту! – раздался крик сверху.

Либо испанцы выбрались из Гаваны, чтобы поохотиться, либо это англичане ищут приключений.

– Кто на гюйсе? – спросил Томас, выходя из каюты.

– Святой Георгий, кажется!

– Поднять Георгия, – приказал он. – Поворот на румб вправо, канониры, приготовить салют.

Капитан раздал указания и вернулся в каюту. Я знал, что он не упустит шанса похвастаться недавней победой.

Рулевой, как приказано, повернул штурвал, и нам даже не пришлось менять паруса – свежий попутный ветер упорно тянул нас на северо-восток. Британский корабль тоже заметил нас. Через пару минут раздался выстрел, мы ответили тем же.

Томас снова вышел из каюты, разодетый как павлин: шляпа с длинным разноцветным пером, шёлковая рубашка с кружевами, ярко-малиновые штаны и чёрный бархатный камзол. Несомненно, он подготовился к встрече с английским капитаном, и не хотел терять свою репутацию.

– Шлюпку спустить. Картер, ты со мной. Уолш, остаёшься за старшего.

Я поправил грязную парусиновую рубаху, подпоясался шпагой и вальяжной походкой отправился к борту. По сравнению с капитаном я выглядел как самый настоящий оборванец.

На воде уже качалась шлюпка, та самая, на которой Том встретил нас в Бас-Тере. Моряки сидели на своих местах, ожидая новых приказов. Я спустился вслед за капитаном, и как только моя нога коснулась дна шлюпки – гребцы дружно взялись за вёсла.

Английский фрегат встал к нам боком, и на кормовой надстройке я различил название. 'Неустрашимый'. Самое обыкновенное имя для военного корабля британского флота. Я вспомнил те дни, когда служил простым моряком на британском корабле. Из той поры я вынес несколько шрамов, понимание дисциплины и полное неприятие службы короне.

С 'Неустрашимого' нам спустили верёвочную лестницу и мы поднялись на палубу. Судя по физиономии Томаса, он ожидал, что его будут встречать с оркестром или хотя бы построением, но все матросы занимались своими делами, и только капитан с несколькими офицерами стояли у трапа.

– Добро пожаловать на борт 'Неустрашимого', сэр, – учтиво произнёс капитан.

– Славный фрегат у вас, сэр. Мое имя Томас Уэйн, я капитан шлюпа 'Левиафан', – пират изящным жестом снял шляпу и поклонился.

– Капитан Паккард, лейтенанты Моррисон и Адамс, – капитан представился сам и представил своих офицеров.

Я благоразумно промолчал, делая вид, будто я простой матрос и мне не о чем беседовать с флотскими офицерами.

– А это мой навигатор, Эдвард Картер, – Том показал на меня рукой.

Офицеры настороженно переглянулись. Английские корабли я грабил так же часто, как и все остальные.

– Тот самый? – спросил один из лейтенантов, кажется, Моррисон.

– Да, да, да, – пробурчал Том. Похоже, его раздражало то, что моя слава гремела громче, чем его.

Моррисон что-то шепнул на ухо своему капитану, но тот лишь покачал головой.

– Рады приветствовать вас всех, – сказал он и пригласил нас выпить вина и поделиться новостями.

Капитанская каюта больше походила на картинную галерею. Все стены увешаны натюрмортами и пасторальными пейзажами, на многочисленных полках стоят статуэтки древнегреческих нимф и бюсты правителей. Я застыл в изумлении, разглядывая произведения искусства.

– Любите живопись, мистер Картер? – спросил капитан, садясь за стол.

– Предпочитаю древнегреческую философию и историю, – ответил я и покрутил в руках бюст Октавиана Августа.

Мы все сели за стол, и вестовой разлил вино по бокалам.

– Какие новости на архипелаге, мистер Уэйн? – спросил капитан Паккард.

– Ничего особенного, капитан. Идём с Гваделупы на Ки-Уэст, торговать сахаром. Последний шторм был ужасен, не правда ли? Нас отнесло почти на сотню миль к западу. Пришлось сделать небольшой крюк, но всё-таки.

Я недоуменно поднял бровь. Одержать славную победу и не похвастаться – что-то странное творится с капитаном Уэйном.

– Хвала Господу, мы переждали его на рейде Чарлстауна.

– Джентльмены, за то, чтоб каждый ветер был попутным! – воскликнул Том, поднимая бокал. – А что вы расскажете нового? Мы уже достаточно долго в море.

– Прошёл слух, что сюда зачастили испанские суда, – ответил капитан и немедленно выпил.

– До Гаваны рукой подать, неудивительно, – сказал я.

– Нет, мистер Картер, они обычно севернее. Багамы, Бермуды. Будто кого-то ищут, – сказал лейтенант Моррисон. – А здесь мы их просто караулим, у побережья Кубы.

Томас скривился, будто съел кусок лимона.

– Поганые испанцы, – прошипел он.

– Зато можно взять неплохой приз, – улыбнулся Паккард, по-своему понимая реакцию капера.

Я отхлебнул вина, наблюдая за офицерами.

– Недавно в порту слышал новость, будто возле Пуэрто-Рико объявился какой-то новый пират, – произнёс лейтенант Адамс.

– Ах, эти пираты, – Томас махнул рукой. – Они приходят и уходят. Преступники и каторжники, все до единого.

– Разве вы и сами не промышляли разбоем, мистер Уэйн? – спросил лейтенант Моррисон.

– Позвольте! Я капер его королевского величества Карла Второго, и впредь попрошу не путать меня с обыкновенными головорезами, – Том поднял палец вверх и широко улыбнулся. – Из нас всех здесь только мистер Картер был пиратом, но и он вовремя раскаялся и передумал.

– А этот пират возле Пуэрто-Рико, какой у него корабль? – спросил я.

– Это только слухи, мистер Картер, – сказал лейтенант Адамс.

– Мне изрядно любопытно, мистер Адамс. Учитывая моё прошлое, – я хищно оскалился и, похоже, напугал Адамса.

– Люди говорят, что это бриг или бригантина, – ответил лейтенант.

Через полчаса нехитрых бесед и хорошего времяпровождения капитан Уэйн решил, что достаточно уже злоупотребляет гостеприимством британских моряков, и мы отправились обратно на 'Левиафан'.

Когда мы отплыли на расстояние выстрела, Том расстегнул камзол и сорвал шейный платок.

– Ненавижу эти чёртовы обеды и этикет! – прорычал он. – Чёртовы испанцы, как они успели так быстро!?

– Всё отменилось? – спросил я.

– Нет, Эдди, всё только стало гораздо интереснее. Проклятье! Шевелите вёслами, дьявол вас подери!

Гребцы ускорились, и через пару минут мы уже поднимались на борт 'Левиафана'. Уолш, как водится, доложил, что за время нашего отсутствия ничего не произошло, капитан приказал поднимать паруса и скрылся в каюте.

Я обернулся и посмотрел на английский фрегат. Может, мне показалось, но я различил троих офицеров, смотрящих на меня. Но мне, скорее всего, показалось.

Через полчаса мы уже на всех парах неслись к Ки-Уэсту, 'Неустрашимый' остался далеко позади, но беспокойство капитана только усиливалось. Томас ходил кругами по квартердеку, словно разъярённый лев, и посматривал на паруса. Из шлюпа выжали максимальную скорость, ещё быстрее он мог идти, только если выбросить пушки и груз, но пойти на такое Томас не решился. Или ещё не решился, судя по его выражению лица.