Оленька

Глава 1. Как тебя звать?

Посвящается той, которая хотела «мальчика, потом девочку, а потом ещё мальчика или девочку».

Надеюсь, это сбылось. Автор.

Плети паутину паук, плети… Случай превращается в причину, причина ― в следствие. На верёвочку судьбы нанизываются бусинки событий. Плывя по реке жизни, как часто мы берём вёсла в руки? Как часто принимаем решения сами, или ведомы судьбой?

После произошедших метаморфоз, изменивших судьбу повзрослевшего Алексея Печенина ― главного героя повести: «Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей», его вёсла лежали в лодке…

Обычно в общежитии института в субботу танцы до утра. Громкие разговоры. Многие навеселе…

Её я отобрал у первокурсников, когда поднимался к себе в комнату. Незнакомую девчонку. На лестничной площадке первого этажа. Они за руку тянули её вверх по лестнице. Она пыталась сопротивляться. Встретился с её взглядом, полным мольбы о помощи, и не смог пройти мимо. Взял её за руку, оттолкнул одного, другого и повёл за собой. Они увязались следом! Топали по ступенькам за нами: топ-топ, на втором этаже отстали. Хотя, если быть точным, они уже второй курс. Экзамены позади. Лето. Не долго «патлатикам» так ходить, на втором курсе военная кафедра, после Нового года остригут.

– Ты знаешь, куда попала?

– Что? ― спросила она, вытирая слезы.

Мы остановились у двери моей комнаты.

– Не понимаешь?

– Я с Таней пришла.

– И где твоя Таня? Ну-на дыхни!

– Мы чуть-чуть только выпили. С мальчишками.

– Ну-ну… Не похоже на чуть-чуть. С этими, что ли?

– Нет, со знакомыми. Мы сюда на танцы пришли. Я не знаю, где наши. И Тани нет…

В коридоре темно. С трудом попал ключом в замочную скважину. Включил свет в комнате.

– Проходи.

В моем временном логове по-казённому неуютно: три кровати, на двух из них голые панцирные сети. Штор нет. Напротив ― окна общежития механического факультета. На столе свежая газета Freundschaft, которую я купил в ларьке на автовокзале, книга Вальтера Гропиуса «Границы архитектуры», зачитанная мной до дыр, графин, пепельница с недокуренной сигаретой, наполовину пустая или наполовину полная? ― бутылка вина «Рислинг», кулёк с виноградом. В стройотряде «сухой закон», как не отметить пару дней свободы.

Я только вчера приехал. В комитет ВЛКСМ. Приехал, в чём был: в стройотрядовской куртке с эмблемой отряда на рукаве. На груди три жёлтые нашивки ― комсорг. Работа идёт к концу. Приехал, чтобы дела по комсомольским взносам уладить. Взглянул на девчонку, робко стоявшую на пороге. Вот навязалась на мою голову! Я уже имел печальный опыт, когда подобрал бездомного котёнка и имел от этого большие проблемы, куда его пристроить. Мне это надо? Тот же случай. Один к одному.

Застучали в дверь. Ногой.

– Это мальчишки, ― заплакала она. ― Не отдавай меня.

– Не отдам. Разберусь…

Подошёл к двери, открыл: Петров Сашка. Однокурсник. Он остался на лето лаборантом на кафедре органической химии и живёт в общежитии.

– Чего тебе?

– Алекс, пацаны говорят, первокурсники шалят. Помощь нужна?

– Сам разберусь.

– Понятно, ― кивнул он и взглянул на девчонку за моей спиной.

– Из-за неё?

– Вали!

Сашка хохотнул в кулак.

– Пошёл вон! ― возмутился я, закрыл дверь, повернулся к плаксе.

Мини юбка, босоножки беленькие. Ровные ножки. Дамская сумочка на длинном ремешке. Откуда она взялась? Глаза испуганные. Зелёные. Блузка беленькая, пластмассовые серёжки. Не встречал её раньше в институте. Откуда она?

– Не бойся, они не сунутся, ― сказал я. ― Минут десять подождём, провожу.

Девчонка всхлипнула и, отвернувшись, сказала:

– Куда? В нашем общежитии дверь уже закрыли, не пустят. И Таня не знаю где. Я у неё хотела переночевать: она в городе живёт. ― Девчонка заплакала. ― Мальчишки пристают. Таню бы найти. Я у тебя побуду. Можно побыть?

Навязалась на мою голову! ― подумал я и съязвил:

– И долго ты у меня собралась «побыть»? Я спать хочу.

– Я тоже хочу.

Опять заплакала.

– Хватит реветь! Не выношу, когда слёзы. У тебя что, водопад? Давай домой к твоей Тане провожу. Адрес?

– Я у неё не была ещё. Не знаю адрес. Можно у тебя побыть?

– У меня не гостиница, ― разозлился я. ― Койка одна. С какой стати? И спать я хочу!

Закурил и отвернулся к окну. Отвёл бы переночевать к знакомым девчонкам на пятый этаж, но они сейчас в стройотряде.

– Хорошо, объясни, как твоя Таня выглядит, ― согласился я, не найдя другого выхода.

– Как выглядит? Платье беленькое. Вот, поясок чёрный у неё и босоножки белые.

– Хорошо, поищу.

***

Вышел в коридор, прошёлся по всем этажам. Спустился в фойе. Почти никого. Лишь изредка: кто кучкуется, кто курит, а кто и обнимается, вышел на улицу: нет Тани! Была ли она вообще? Даже на улице душно, что за лето! Вернулся к себе в комнату.

– Нет твоей Тани! Что делать будем?

Подошёл к окну, закурил и тут же потушил сигарету. Потом комнату не проветришь: комары съедят. Решал, куда пойти спать. Детскую сказку вспомнил и усмехнулся над собой: «Была у зайца избушка лубяная, а у лисы ― ледяная. Пустил заяц лису переночевать, а она его из избы и выгнала!» К Сашке Петрову пойти? И кроватей свободных там нет. Знакомых в общежитии больше не было. Когда обернулся, девчонка стелила мою постель! Я удивился. Могла бы и поверх одеяла лечь.

– Свет выключи. Я стесняюсь, ― попросила она.

– Ещё с чего, с какой стати? ― ещё больше удивился я.

– Тогда отвернись, я спать хочу!

– Ну, ты даёшь! ― Я задохнулся от её наглости. ― Хорошо, выключу. Спи, если хочешь! А я у окна буду стоять! Мне пойти тоже некуда.

– Ну и стой.

Я выключил свет, вернулся к окну.

– Помоги только. Жмёт.

– Как?

– Сзади расстегни.

Обернулся. Такого вообще не ожидал. Более того, опешил! В комнате светло от окон общежития, напротив нас. Она без блузки. Спиной ко мне. Полоска беленького лифчика с застёжкой. Тонкая талия, узкие плечи, каштановый хвостик чуть ниже лопаток.

Конец шестидесятых годов, сексуальная революция только на подходе. Было и у нас несколько бойких девчонок в институте, но, чтобы так! Мало того, что блузку сняла, так ещё и расстегни! Разве откажешь? Пришлось повозиться. Пальцы не слушались. Застёжка из четырёх крючочков на спине. Не так просто. Не каждый день приходится лифчики расстёгивать.

– Какой ты неловкий! ― упрекнула меня. ― Теперь отвернись, ― сказала она, подняла руки к хвостику волос, одной рукой приподняла его, другой сняла с него резиночку, и волосы рассыпались веером. Сбросила юбку и, мелькнув трусиками, нырнула в постель носом к стенке.

– Теперь можешь повернуться.

– Я и не отворачивался!

– Так и будешь стоять, или спать? ― спросила, взглянув на меня.

– Так и буду! ― отвернулся и подошёл к окну. Неужели она действительно подвинется?

– Ну и стой!

Стало обидно. Что это я? С ней рядом лечь? Но разве уснёшь? Только намучишься. Пройдено, ну обнять разрешит, а потом целый день низ живота ныть будет.

– Что молчишь? ― спросила наглая.

– Буду у окна, ― буркнул я.

– Всю ночь?

– Да.

– Я тогда сплю. Можно?

– Спи.

Не знал, что делать. Решился. Подошёл к койке. На табуретке девчоночья одежда, её лифчик с мелкими чашечками…

– Подвинься.

– Это ты?

– Нет, дед «Мазай» и зайцы!

Снял куртку, разделся до трусов и нырнул под простыню.

– Подвинься.

Невольно прикоснулся к ней тыльной стороной ладони и понял: из одежды у неё сейчас только часики. Когда успела? Что, резинка жмёт? Долго лежал, затаив дыхание, боялся пошевельнуться.

– Спишь? ― спросила она шёпотом.

– Нет. Разве уснёшь?

Она повернулась и крепко обхватила меня руками за шею. Голова закружилась…

…в последний миг прервалось дыхание, всё растворилось, яркий свет ударил по глазам, промелькнуло лицо зеленоглазой. Опустошённый, сомкнул веки…

***

…Долго лежали молча. Такого, именно такого, яркого со мной ещё не было. Кто она?

– Залететь не боишься? ― спросил настороженно.

– Не боюсь. Сегодня можно, я знаю. Я красивая?

– Что? ― удивился вопросу.

– Я красивая?

– Наверное, да… Может и красивая, но… дура!

– Почему? Я же не знала, что так будет! Таня со своими одноклассниками познакомила, ― мы с ними пришли. А один сразу о свадьбе заговорил, жениться.

– На ком?

– На мне, ― похвалилась она.

– Откуда ты вообще взялась? На таких не женятся.

– Тупой дурак! Я ― другая! Я хорошей женой буду! Деток рожу! Хочу-хочу-хочу, чтоб всё было по-настоящему: семья, дети, муж. У меня мальчик будет, потом девочка и ещё мальчик или девочка.

– «Хочу-хочу…», ― передразнил я. ― Хотеть не вредно. Ты с какого факультета? Какой курс?

– Я не отсюда.

– Откуда тогда?

– Я в техникум поступила в этом году. Техникум Народного хозяйства. Школу без троек окончила и поступила. Буду техником швейного производства. Сейчас у нас подготовительные занятия. У тех, кто поступил

– Ближний свет твой техникум! А здесь как оказалась?

– Я же говорила уже, Таня с мальчишками познакомила, мы на танцы пришли. Я так танцы люблю! У нас сейчас подготовительные занятия в техникуме. У тех, кто поступил.

– Так сколько тебе лет, если сразу после школы?

– Не бойся. Восемнадцать уже… скоро будет… ― она привстала, соскользнула простынь по пояс, обнажив маленькую грудь, с любопытством взглянула на меня. ― Через восемь месяцев, ― Я прикрыл глаза. ― Что? Испугался? Мы же по взаимному согласию, ― улыбнулась она. ― Тебе самому сколько?

Я взглянул на её насмешливую улыбку:

– Девятнадцать. Двадцать скоро. Дура ты, ненормальная!

– Сам дурак. Лицо у тебя испуганное. Хочешь меня поцеловать?

– Не хочу.

– Ну и ладно. Можно я голову на тебя положу. ― Она положила голову мне на грудь. Волосы пахли ландышем. ― У тебя сердце сейчас: тук-тук… как у зайца от страха, ты ещё захочешь меня?

– Не буду я с тобой, раз тебе ещё восемнадцати нет. Отстань! ― попытался отодвинуть её.

– Ну и не надо. Трус-трусишка! Хочешь, а боишься!

– Отстань! ― повторил я.

Она обхватила меня за шею как первый раз…

***

Долго молчали. Мне было неприятно. Если первый раз сам себе объяснил это тем, что она выпила больше, чем нужно и не слишком контролировала себя, и мне было неловко, мол, воспользовался этим, то второй раз… просто взяла инициативу в свои руки. Когда к себе в комнату привёл, думал, нормальная девчонка, а не «такая-растакая»…

Нормальную раза три на свидания пригласишь, чтоб поцеловать разрешила, а тут сразу и всё! Правильно ей сказал, что на таких не женятся. Она видимо поняла моё отчуждение, настороженно взглянула в глаза и шепнула смущённо:

– Ты не думай, я не «такая».

– Какая, если «не такая»?

– Не ветреная. У меня с парнями вообще никогда ничего не было. Кого хочешь спроси. Ты ― первый. Правда! Это отчим.

– Как отчим? Зачем ты это рассказываешь? Это же стыдно.

– Пусть ему было бы стыдно. Я в девятый перешла, маму в больницу положили. Я так плакала ночью, прямо истерика ― за маму боялась. Боялась одной остаться. А он прилёг рядом, начал утешать, а дальше… сама не знаю, как получилось… Потом ревела до утра, и себя было жалко, и мама в больнице… Извинялся утром, прощения просил, говорил, что маму любит, что уже полгода без женщин, изменять ей не хочет… А уже ничего поправить было нельзя.

– Мама у тебя старенькая?

– Нет, в восемнадцать меня родила.

– А он?

– Младше мамы на три года. А что?

– Один раз это было?

Она не ответила. Отвернулась, зашептала одеревеневшим голосом:

– Правду хочешь знать? Мама после операции почти месяц в больнице лежала. А потом санаторий, а потом она на работу вышла, а у неё ночные смены ― она оператором на телеграфе работает. Что я могла сделать? Он меня и не спрашивал. Сказал маме всё расскажет, если его оттолкну. Ненавидела его, а сделать ничего уже не могла: когда хотел, тогда и было.

Когда я в десятый перешла, он на машине разбился. Мама про «это» не знает ничего. Ты меня, наверное, распутной считаешь, а я даже с мальчишками не целовалась ни разу. Не знаю, что на меня сегодня нашло… Ну и пусть, думай, что хочешь, хоть одна ночь, да моя!

Я погладил её по голове. Она благодарно улыбнулась и прошептала:

– Теперь ты меня презирать будешь, да? И зачем я тебе всё рассказала. Увидела, как ты на меня посмотрел, вот и рассказала.

– Как посмотрел?

– С осуждением. Ты никому не расскажешь? ― Помолчав добавила: ― Только попробуй рассказать! Тогда уже всё рассказывай, и что с несовершеннолетней спал ― тоже расскажи. Побоишься! ― горько усмехнулась она и приподнялась с постели. ― Я пойду. Скоро утро. На переговорном пункте дождусь, когда трамваи пойдут. Он круглосуточно работает: «Абонент 17, кабина 18. Вызывает Кемерово», ― скопировала она голос диспетчера. ― Пусти, я встану.

– Не пущу. Лежи. Как тебя звать? Мы с тобой ещё и не познакомились.

– А что? Олей звать. Зачем тебе? А тебя ― Алекс?

– Откуда знаешь? ― спросил потому, что это сокращённое моё имя со времён суворовского училища от имени Алексей.

– Парень так назвал, когда ты дверь открыл. Я пойду?

– Не уходи.

– Ты и вправду не хочешь, чтобы я ушла?

– Я не хочу, чтобы ты ушла.

Мне стало жалко девчонку. Такое рассказать…

– Пить хочу. У тебя попить есть?

– Воды нет. Вино будешь? Оно некрепкое, «Рислинг», всего двенадцать градусов.

Если, конечно, несовершеннолетним это можно, ― подколол я. ― И виноград есть.

– Буду.

– Лежи, я налью.

Мы сидели в постели, пили вино из гранёных стаканов, ели виноград и разговаривали. Узнал, что она у мамы одна, отца не помнит, что её мать вышла замуж за отчима, когда ей было тринадцать лет; что в общежитии техникума она живёт в комнате с Таней и ещё двумя девчонками, что обязательно сходит в театр. Удивляло, что она не стесняется меня. Простынею прикрыты только ножки. Лето. У неё лёгкий загар по юному телу без резкого перехода к белому цвету кожи на участках, обычно скрываемых под трусиками и лифчиком. Утолив жажду, лежали рядом. На мой взгляд, она действительно красивая.

Не удержался, повернулся к ней. Она рассмеялась: «Щекотно, перестань! Ладно, ещё! Пусть ты мой сыночек будешь, мама тебя покормит». Провёл рукой по талии, бёдрам, поднял руку выше.

***

– Знаешь, как первый раз больно! ― зашептала горячо на ухо.

– Не знаю. Я же не девчонка.

– Если б знал, вы бы так не делали.

– Откуда бы дети брались?

– Если замужем ― можно потерпеть.

– Сейчас нравится? ― спросил с подковыркой.

– С тобой, да. Ты меня больше никогда не захочешь? Если встретимся?

Она привстала и посмотрела на меня. Я промолчал.

– Что молчишь? Соври хоть для приличия.

– Оля, честно, не знаю.

– Просто, ты такой же как все. Мальчишкам только одно и надо. Не буду с тобой больше разговаривать! Домой хочу!

– К отчиму?

– Зачем ты это говоришь? Его нет уже. Он хотя бы не врал! А ты злой!

Оленька тихонько заплакала. Я поцеловал её в солёную щеку.

– Прости. Я не хотел тебя обидеть. Никогда больше не обижу. Обещаю.

– Думаешь, здесь легче? Мы только поступать приехали, а пацаны со старшего курса уже всех девчонок поделили. Какие они жестокие! Танька одного отшила, так её в коридоре техникума втроём зажали и лапали. Она потом полночи плакала.

– А тебя?

– Меня нет.

– Если знаешь, что ж ты тогда по общаге ночью шастаешь, приключений ищешь?

– Мы потерялись просто. Я только на минутку от Тани отошла в туалет. Ты точно тупой, что обо мне так подумал!

– Я тупой?

– Прости. Я так сказала, сгоряча.

– Спи, поздно уже, ― чмокнул в щёку.

– Курить хочу!

– Ты не говорила, что куришь.

– Я и не курю. Просто на столе пачку болгарских сигарет и зажигалка.

– Не будешь!

– Буду!

– Если ты детей хочешь, как тебе курить? Никотин ребёнку?

– Ладно, не буду. Никогда. Я ещё и не пробовала. Просто пачка сигарет на столе красивая. Болгарские, да?

– Да.

– Давай в окошко посмотрим? Я ещё не смотрела.

– Пошли, посмотрим.

Она села на край кровати, привстав, повязала вокруг себя полотенце, подоткнув его край под другой, прикрыв грудь ладошкой, подбежала к окну. Я подошёл к ней.

– Я тебе не нравлюсь? Сильно не нравлюсь? ― взглянула мне в глаза.

Её макушка на уровне моего носа. Раньше она казалась мне выше. Её босоножки рядом с кроватью. Понятно, каблучки высокие.

– Видно нас с соседней общаги, наверное. Пацаны на балконе напротив курят. Светает уже.

– И вовсе не видно. Что выдумываешь! У нас же свет выключен.

Я все-таки принёс и набросил на неё свою рубашку. Она благодарно взглянула на меня. Не удержался, притянул к себе и поцеловал в губы. Почувствовал, как ножки у неё ослабли. Пришлось обнять покрепче, прижать к себе и поцеловать ещё.

– Ты же сказал, тебе противно? ― сказала она, облизывая свои губы.

– Я так не говорил.

– Говорил-говорил. Ты меня ещё поцелуешь?

– И не один раз!

– Хорошо сейчас гулять, правда?

– Да, бархатная ночь. Жарко. Искупаться бы, ― согласился я. ― Спать пошли.

– Спать? Купаться хочу!

– Уже утро! Рассвет скоро. Смотри небо какое: сверху звезды, а на востоке ― красная полоска. А дальше все цвета радуги. Как сказал поэт: «Эй! налейте мне в чашу небесную ярких красок звенящую песню!»

– Красиво. Ты стихи про любовь знаешь? Почитай?

Она обняла меня и наклонила головку на моё плечо.

– Про любовь? ― переспросил я.

– Да.

– Есть хорошее стихотворение про любовь. Сербского писателя Бранислава Лучиша. Именно Бранислава, через «а». Знаешь такого?

– Нет.

– Зря! Стихи про любовь любишь, а его не знаешь!

– Ну, пожалуйста!

– Правда, перевод рифмы подкачал. Ну, слушай про любовь:

― Да ну тебя. Я серьёзно, а он…

– Но это же про любовь. Три раза слово люблю! Ну как?

– Не так! Давай я тебе тоже тогда прочитаю?

– Читай.

– Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье! Ты мне так, а я тебе ― так! ― взглянув с вызовом, улыбнулась Оля.

– Где тебя найти? Мне уезжать утром. Через неделю вернусь и останусь до начала занятий!

– Правда, найти хочешь? ― взглянула Оля на меня своими глазищами. ― Общежитие на улице Краснознамённой, комната 324.

– Жаль, что тебе нет восемнадцати.

– Почему?

– Ни почему. Соплячка ты! ― сказал и поцеловал её в нос с мелкими веснушками.

– Я же выросту, правда. Подожди чуть-чуть, всего восемь месяцев, и мне будет восемнадцать, как ты хочешь.

– Кто бы сомневался, вырастешь, конечно. Фамилия как? Чтобы найти.

– Не скажу.

– Почему?

– Смеяться будешь!

– Не буду! Как же я найду без фамилии?

– Точно, не будешь смеяться?

– Точно!

– Телицина.

– Нормальная фамилия. Что так переживаешь?

– Мальчишки дразнили в школе.

– Как дразнили?

– Так.

– Дураки они!

Я взял её на руки и закружил её по комнате.

– Ты теперь моя, Оля Телицина. Навсегда! И дети у нас будут, как ты хочешь: «Мальчик и девочка, а потом ещё мальчик или девочка!»

– Обманщик любимый. Правда? И поженимся?

– Да, правда. Подождать только нужно, когда тебе восемнадцать исполнится. А теперь, спать!

***

Овеянная светом соседней общаги Оленька стояла на коленях в постели, потом уткнула лицо в поднятую ей подушку и тихонько заплакала.

– Что ты плачешь опять, плакса? Всё у нас хорошо!

– Слишком хорошо, чтобы быть правдой! Так не бывает! Ты мой?

– Твой.

– И я только твоя, больше ничья! Не обманешь?

– Никогда!

– И я тебя никогда.

Оленька уснула первой. Она спала, положив голову на мою руку. Я ещё не освоился с тем, что меня любят. И не слишком понимал, за что меня полюбила эта, близкая мне теперь, девчонка. Смотрел, как она ровно и спокойно дышит. Мне приятно прикасаться к ней, приятно её лёгкое дыхание, запах её тела.

Неужели влюбился? Так вдруг? Почему это со мной? И это после её рассказа! Сколько она пережила! Если с отчимом случилось в девятом, что ж, год так продолжалось? То-то у неё опыт в этих делах.

У меня не так, на пальцах одной руки пересчитать можно. В суворовском училище, в этом монастыре, в который я вынужден был поступить после шестого класса, встреча с ровесницами ― редкая удача. Но у меня не было выбора, лучше туда, чем в колонию для малолеток.

…Последний раз, это было уже в институте, с Инной. Меня с ней познакомила Ленка Светлова, однокурсница. Этим летом после экзаменов. Остановила меня, когда я проходил мимо: «Алекс, знакомься, это Инна».

Сразу было видно, Инна девушка высокого полёта. Стройная, одета как картинка: лёгкая косметика, хорошие духи, серёжки золотые, колечко. «Алекс, разговор есть», ― сказала мне Ленка Светлова, ― Салон новобрачных знаешь, что на Ленинском проспекте?». «Знаю». «Инна хочет туфельки себе там купить. Чехословакия. Поможешь?» «Как?». «Заявление в ЗАКС подать, там дадут талон на покупку. Так все делают. У неё в группе одни девчонки, попросить некого. Она с экономического факультета. Ну как?» «Мне не жалко», ― я согласился.

На следующий день мы встретились у ЗАГСа и подали заявление и получили талоны в Салон новобрачных на одежду и обувь. Через пару дней в общежитии были танцы. Отмечали отъезд в стройотряд. К нам после танцев в комнату пришли девчонки: Ленка Светлова ― она уже замужем, Инна и её подружка Лиза. Они принесли бутылку болгарского пятизвёздочного коньяка «Плиска».

Бутылка «Плиски» ― это почти четверть нашей стипендии в сорок три рубля. Я показывал Инне свои рисунки карандашом, которые готовил при поступлении на архитектурный факультет, но не прошёл по конкурсу.

Танцевал с Инной, пошёл её провожать. Взяли такси. Она сунула мне в руку три рубля: «Заплатишь». Я наотрез отказался, сказал сам заплачу. Пригласила к себе. «Поздно уже!», ― пытался отказаться я. «У нас дома никого», ― успокоила она.

Дом в центре. Хоть всего пять этажей, есть лифт. Четырёхкомнатная квартира. Импортная мебель. Картины, хрусталь, паркет. В её комнате отличный проигрыватель. Тахта. Импортные пластинки. Настоящий «Битлз»! У Инны точёная фигурка, красивое нижнее бельё. Спали на её тахте. Она не была девочкой, и я не чувствовал себя чем-то ей обязанным.

Утром я вышел из ванной и столкнулся с мужчиной в дорогой пижаме. «Молодой человек, кофе будите?» ― спросил он. Я покраснел, был в плавках и без майки. «Нет, спасибо». «Кто это?» ― спросил я Инну, когда вошёл в её комнату. «Отец. Не переживай, я ему сказала, что мы заявление в ЗАГС подали». «Зачем?» ― опешил я. «А как бы я объяснила отцу? Потом скажу, что расстались и всё!»

«Ну, дела!» ― думал я, добираясь до своей общаги.

***

…С Олей, когда к себе её в комнату привёл, я ни на что не рассчитывал. А вышло по-другому. Она хорошая. И не врала, сама всё рассказала. Моя рука под её головой онемела. Я не шевелился, не решаясь побеспокоить её. Только когда она зашевелилась во сне и положила голову на подушку, я осторожно высвободил руку. Теперь можно и спать. Решив так, уснул, как провалился.

Спали мы совсем недолго. Ещё не рассвело, только небо стало светлее. Взглянул на наручные часы ― половина шестого. Оля протёрла заспанные глаза, провела ладошкой по моей щеке.

– Колючий. Ты уже бреешься?

– Не каждый день.

Провёл себя тыльной стороной ладони и понял, что нужно побриться. А бритва в стройотряде.

– Алекс, помыться бы…

– Пойдём, в душ провожу, пока все спят. Он на первом этаже.

– А можно?

– Конечно. Вот, куртку мою набрось.

Когда она накинула на себя мою куртку, я невольно рассмеялся. Куртка была явно велика.

– Ты что?

– На Гавроша ты похожа. Был такой мальчишка во времена французской революции. В одежде на вырост.

– Хватит издеваться! ― обиделась и надула губы.

***

С собой я прихватил мыло и полотенце. По пути вниз мы никого не встретили. С лестничной площадки первого этажа выглянул в коридор. В фойе, оно посредине здания, за столом вахтеров спала девчонка с красной повязкой на рукаве ― студенты дежурили на вахте по очереди.

– Сюда, ― показал я направо. ― Предпоследняя дверь в конце коридора, ― уточнил шёпотом.

Подвёл Ольгу к двери.

– Я подожду.

– Нет, там, внутри подожди, я боюсь одна, вдруг кто войдёт. Пойдём, ― потянула меня за руку.

Я пожал плечами. Как в женскую душевую? А почему бы и нет? Так рано в душ никто из девчонок не ходит.

– Идём, ― согласился я.

Вошли вместе. Всё так в мужском душе: белый кафель на стенах и коричневый ― на полу, окно, окрашенное голубой краской, вешалки. Я разделся до трусов, прошёл в душевую, включил и отрегулировал воду. Когда вернулся в раздевалку, Оля уже разделась. Она смущённо улыбнулась мне и прикрыла грудь ладошой, другая у неё между ножек. Я пожал плечами и отвернулся.

– Ты так, что ли, пойдёшь? ― спросила она. ― Или меня стесняешься?

Не знаю с чего, я покраснел и разозлился на себя. В душ я собирался идти в трусах.

– Идёшь? ― спросила она и улыбнулась.

– Иди, я приду.

Я не знал, как поступить, потому что действительно стеснялся. Я загорел, работая под жарким солнцем в строительном отряде, под трусами у меня белоснежная кожа, подчёркивавшая наготу. Пошёл в душ как Оля и встал с ней под одну лейку.

***

В начале мы с ней чувствовали себя неловко, искоса, стараясь сделать это незаметно, поглядывали друг на друга. Вскоре неловкость прошла, и мы уже дурачились как дети. Я гладил её намыленными руками. Оля, скользкая от мыла, легко выскальзывала из моих объятий. Когда я всё-таки обнял её, она на минутку стала серьёзной, спросила, заглядывая в глаза:

– Я тебе, наверное, худенькой кажусь, да? Я поправлюсь.

– Не кажешься, ― улыбнулся я. ― Ты не худенькая, а стройная.

– И вот тут у меня мало, ― дотронулась она до своей груди.

– Первый? ― ехидно поинтересовался я.

Она виновато закивала головой.

– Но ведь девчонок не за это любят, ― возразил я.

– А за что?

– За глаза зелёные, ― как у тебя, за ресницы пушистые, ― как у тебя, за нос в веснушках, ― как у тебя…

– Ещё, ещё… ― попросила она, заглядывая мне в глаза.

Девчонки ушами любят, вспомнил я чью-то фразу, это, наверное, про неё. ― за губы сладкие, ― как у тебя, за чёлку ровненькую, ― как у тебя, за хвостик каштановый, ― как у тебя, за улыбку, ― как у тебя, за всё, ― как у тебя. Теперь понятно?

Оля обхватила меня руками за шею, плотно прижалась, закрыла глаза и протянула полураскрытые губы для поцелуя. Потом легонько отстранилась от меня и, улыбаясь, упрекнула:

– Лгунишка, любимый. Нет, правда, я обязательно поправлюсь, и здесь больше будет, ― коснулась своей груди.

– Ну, а пока твои воробышки здесь побудут, ― сказал я и, стоя сзади, прикрыл её грудь ладошками. ― Вон как у птички под ладошкой сердечко стучит!

– Алекс, ты такой бесстыжий…

***

В раздевалке Оля оделась и вопросительно взглянула на меня. Я, смущаясь, быстро натянул брюки на голое тело. Когда мы вышли из душа, в коридоре столкнулись с дежурной по вахте. Мне не повезло.

Сегодня дежурной оказалась Ленка Светлова. Я знал, что она не поехала в стройотряд и осталась на кафедре. Она удивлённо уставилась на нас и ехидно улыбнулась. Видела, что мы вместе вышли из душа и волосы у нас мокрые. Поморщился, обязательно разболтает однокурсницам. Оля испуганно, её смутила красная повязка на руке Ленки Светловой, взглянула на меня.

– Не бойся, всё нормально. Вахтерами у нас студенты дежурят, ― успокоил её, когда мы прошли мимо.

– А у нас тётки злые, ― поделилась Оля.

Понятно, эта встреча была мне неприятна. Вернулись в мою комнату. «Я только чуть-чуть полежу», ― сказала Оля, легла поверх одеяла, как была, в юбке и моей куртке, и моментально уснула. Я прилёг рядом, обнял её и… проснулся в одиннадцать часов. Оля ещё спала.

Мой автобус отходил от автовокзала в полпервого. Нужно было торопиться. Я поцеловал Олю. Она смешно зачмокала губами и вдруг резко открыла глаза.

– Это ты? ― сонная, улыбнулась мне.

Губы её припухли. Я меня тоже, наверное.

– Так не хотел будить тебя, но у меня автобус в полпервого. Нужно идти.

Она потянулась и, обняв, притянула к себе:

– А я тебя не отпущу! Сегодня же воскресение. Значит, выходной, так?

– Так, ― согласился я.

Уезжать не хотелось. Не хотелось уезжать именно от этой, незнакомой вчера, а теперь такой близкой мне девчонки.

– Я не поеду. Я не хочу уезжать, ― сознался я.

– Тогда поцелуй меня.

…Чмокнул в горячую щёчку.

– Поспим ещё? ― спросила она.

– Хорошо, спи.

Легонько постучали в дверь. Оля вопросительно посмотрела на меня. Открыл. Светка Светлова.

– Алекс, можно тебя?

…Вышел в коридор и прикрыл дверь.

– Что, говори?

Она протянула мне свёрток из влажной газеты.

– Держи, в женском душе забыл. Хорошо, что заглянула. Если б уборщица нашла, комендантша скандал бы закатила. Инна с тобой хотела бы встретиться.

– Зачем?

– Не знаю, сказала, если тебя увижу, передать, что встретиться с тобой хочет. Кто это? ― кивнула она на Оленьку.

– Сестра двоюродная.

– Ну-ну, ― улыбнулась Светка. ― С каких пор с сёстрами вместе в душ без порток ходят?

– Всё сказала?

– Что Инне передать, если увижу?

– Передай, ты меня не видела.

Я закрыл дверь, развернул газету, мокрые трусы набросил на батарею отопления. Бессонная ночь вымотала нас, оставила без сил. Оленька уже спала. Что Инне ещё от меня надо? Зачем я ей? Ясно же, что продолжения у нас не будет. Опять туфельки купить? Обойдётся.

Я прилёг рядом с Олей, и был счастлив, что мы познакомились. Как жаль, что мы не познакомились до того, как я подавал заявление на поступление на факультет архитектуры.

Из-за того, что я не смог предоставить в приёмную комиссию с прочими своими рисунками рисунок обнажённой натуры, документы мне вернули. Где бы я нашёл девчонку, согласную несколько часов позировать мне в трусиках?

…Жизнь моя потеряла смысл, я махнул на себя рукой и поступил на факультет промышленного и гражданского строительства. Сейчас у меня есть Оля. Она меня не стесняется и, думаю, согласилась бы позировать мне, но как говорится, поезд ушёл…

Глава 2. День с Оленькой. Её подружки

Мы проснулись в полпервого. Оля не выглядела усталой, а была свежа, как после долгого сна.

– Что делать будем? ― спросил я.― Есть хочешь?

– Я всегда кушать хочу, ― смущённо призналась она.

– Тогда в пельменную?

– Там, наверное, дорого, ― засомневалась Оля. ― У меня сейчас денег почти нет. На мели.

– Ты что? ― удивился я. ― Есть у нас с тобой деньги. И не только на пельменную. Стипендию вчера получил за летние каникулы. А в конце недели за стройотряд заплатят. Гуляем!

– Алекс, ты мои трусики не видел? ― смущаясь, спросила Оленька.

– Нет. Не я их снимал.

– Алекс, хватит подначивать! ― упрекнула Оля. ― Я серьёзно. Вот, нашла. Отвернись, пожалуйста, я переоденусь.

– Я не смотрю.

– Я всё, ― вскоре сказала Оля. ― У вас где-нибудь можно умыться?

Оля уже в серенькой мини-юбке, в белой блузочке, из-под которой угадывается лифчик, и босоножках

– Конечно, пойдём провожу. Умывальник в конце коридора.

В коридоре снуёт народ. Середина дня.

– А что, у вас и девушки, и парни на одном этаже живут? ― спросила удивлённо Оля, увидев девчонок, выходящих из одной комнаты, и парней, входящих в другую.

– Комнаты у нас вперемешку.

– У нас к девочкам в общежитие вход один, к мальчишкам ― другой. И вахтерши двери в десять часов в общежитие закрывают. Нельзя опаздывать: не пустят.

– Значит, у нас свободнее будет. Можно прийти в любое время. Но посторонних по правилам пускают только до десяти вечера. Только правила эти никто не соблюдает. Вахта своя, студенты по графику дежурят.

– А у нас до девяти. И ещё проверяют по комнатам, чтоб никто из знакомых девочек не остался.

Мы умылись и возвращались к себе в комнату. Меня окликнули. Я оглянулся. Нас догнал первокурсник, один из тех, у кого я забрал Олю.

– Чего тебе? ― поинтересовался я.

– Знаю, тебя Алекс зовут. Ты извини, мы не знали, что она твоя девушка, ― кивнул он на Олю. ― Ты тоже извини, ― обратился он к ней, ― ошибочка вышла.

– Забудем, ― остановил я его.

В комнате Оля достала из своей сумочки зеркальце, пудру, губную помаду и начала прихорашиваться, как это обычно делают девчонки. Губная помада светленькая, почти бесцветная, это хорошо, не люблю ярко накрашенные губы. Интересно наблюдать за девчонкой, занятой чародейством.

– Алекс, вначале ко мне, я переоденусь, потом кушать, хорошо?

– Как хочешь.

***

На улице жарко. Наверное, в тени под тридцать. Свою куртку я оставил в комнате. Рубашка с короткими рукавами как у меня ― вот что сейчас нужно. До техникума Народного хозяйства на трамвае минут десять.

В общежитии техникума Народного хозяйства пахло краской. Вахтерша, толстая тётка, долго изучала мой студенческий билет, с подозрением поглядывала на меня, сделала запись в журнале посещений.

– Брат двоюродный, ― виновато объяснила Оля.

– Правила знаешь, ― строго наказала ей тётка.

…Оля согласно закивала и повела меня в свою комнату.

– Второй этаж, ― сказала она, когда мы поднимались по лестничному маршу.

Планировка общежития такая же, как у нас, типовой проект. Длинный коридор, по его торцам умывальники, в середине ― кухня.

Встречные девчонки удивлённо пялятся на меня, оглядываются, когда прохожу мимо. Видно, «наш брат» здесь редкость. Девичье царство: в коридоре, в комнатах с полуоткрытыми дверями ― так прохладнее, полуодетые юные девицы. В конце коридора из умывальника вышла девчонка в трусиках и лифчике, с полотенцем, наброшенном на шею, увидела меня, вскрикнула и, громко шлёпая тапочками не по ноге, стремглав побежала обратно.

***

Дверь нам открыла курносая девчонка в халатике. Я улыбнулся, покосившись на её косички, а она удивлённо уставилась на меня через стёкла очков в роговой оправе, запахнула полы халата и покраснела: «Оля, предупреждать нужно!»

За её спиной у окна за столом, поджав под себя ноги, на табуретке сидела девчонка в белых трусиках и девчоночьей майке. У неё пушистые хвостики волос по краям головы. Она обернулась на секунду, увидела меня, съёжилась и склонилась над столом. Я узнал её и попятился в коридор. Обалдеть, Иришка Скрипочка! Очаровательная малявка с третьего отряда, с которой я был знаком в пионерском отряде после шестого класса! Прошла вечность, а узнал её сразу. Я был во втором отряде, а она в третьем, но она младше меня не на год, а на два. Смешная до коликов в животе! Почему она здесь, если учительницей начальных классов мечтала стать?

Оля возмущённо отчитала соседку по комнате, открывшую дверь:

– Вы что меня бросили? Не подождали?

– Мы с Сашкой везде тебя искали, подумали, ты уехала. Правду говорю, Ира подтвердит! ― сказала девчонка, кивнув на Скрипочку.

Это диалог продолжался несколько секунд. Оля шагнула в комнату, а я прикрыл дверь и остался в коридоре, чтоб не смущать полураздетых соседок Оленьки.

«Алекс, заходи, можно уже», ― через короткое время, открыв дверь, пригласила меня Оля. Я вошёл и обвёл взглядом комнату. Здесь чисто и уютно. Скрипочка уже успела надеть короткий сатиновый халатик. У неё пушистые от природы хвостики волос и синие, знакомые мне глаза. Конечно, она уже не та малявка, которой я знал её в пионерском отряде, но она по-прежнему стройная и симпатичная как раньше. В комнате четыре кровати. Большое окно без штор.

– Девочки, это Алекс, знакомитесь.

– Таня, ― покраснев, назвала себя девчонка в очках.

Иришка, услышав, как ко мне обратилась Оля, недоуменно взглянула на меня, но промолчала. «Алекс, можешь на мою кровать присесть. Я быстро», ― сказала Оля. Она выдвинула из-под кровати чемодан, достала из него одежду, сняла блузку и юбку. «Сзади расстегни, пожалуйста», ― попросила она и повернулась ко мне спиной.

Девчонки удивлённо уставились на неё. Особенно Иришка. Я расстегнул застёжку лифчика на спине Оли. «Теперь отвернись!» Я отвернулся, насколько смог, сидя на кровати. «Алекс ― мой молодой человек. Мы поженимся, когда можно будет, ― объяснила Оля девчонкам. ― Я уже и сейчас его женщина! ― гордо добавила она. Меня немного покоробили её слова и, пожалуй, смутили. Что ж, теперь всем говорить, что у нас было?

– Кушать хочется! Мы с Алексом сейчас в пельменную едем, а потом в парк! ― похвалилась она девчонкам.

Повернулся на её голос. Оля была голенькой.

– Алекс, отвернись!

Танька, она стояла рядом, смущённо, словно извиняясь за Олю, улыбнулась мне. Оля торопливо набросила халатик. Мода повлияла и на эту одежду. Халатики у девчонок коротенькие, и они с голыми ножками.

– «Олька», пожалуйста, возьмите сами меня с собой. Я тоже в пельменную хочу! Ну, пожалуйста! ― запрыгала на месте Иришка и взглянула на меня.

…Скрипочка так и не избавилась от своей привычки не к месту добавлять слово «сами». Она называет Олю «Олька»? Странно звучит. Оля посмотрела с сомнением на Ирку, вопросительно на меня. Я кивнул, соглашаясь.

– Мне самой только переодеться нужно, ― смущённо сказала Ирка.

Понял, что она стесняется переодеваться при мне и предложил:

– Девчонки, я вас на улице подожду. Только не долго!

– Нам десять минут, ― пообещала Оля, взглянула Иришкины хвостики волос и поправилась: ― Ну, пятнадцать минут. Всего.

Курил на крыльце. Понятно, вместо пятнадцати минут прождал сорок. В суворовское училище бы их, там сорок пять секунд подъем!

Наконец, вышли девчонки. На Оле лёгкое платье без рукавов с молнией-застёжкой на спине, босоножки. Ирка надела кремовый сарафанчик с длинным вырезом под ворот от плеча до плеча ― так сейчас модно. На её голове модная причёска в виде укладки волос небольшой шишкой. Совсем взрослая уже. Косметики на обеих чуть-чуть. Да и не нужна она им. С такими симпатичными девчонками и знакомых встретить не стыдно.

***

В пельменной, когда Оля пошла в туалет, Иришка спросила:

– Лёшка, ― почему Оля тебя Алексом называет?

– В суворовском так меня начали называть. И в институте я Алекс. Это сокращённо от Алексея. Вот и привык. Так и зови.

– За мотоцикл, что ты у директора пионерлагеря угнал, тебя в суворовское отправили? ― спросила Иришка и поделилась: ― Когда тебя увезли, о вас с Верой Пироговой целую легенду в лагере сочинили, как ты её от дезертира спас и его автомат директору пионерлагеря принёс, как вы с Верой обнимались, когда в лесу вас нашли, и ты её собой прикрывал, пока она не оделась. А ведь до последнего дня никто не догадывался, что вы любите друг друга!

Ну, не автомат, а карабин, мысленно поправил я Скрипочку. Тот выстрел резко изменил мою судьбу. Выбора был ограничен двумя вариантами: или в колонию для малолетних правонарушителей за превышение необходимой обороны, или в суворовское училище. Решение принимал мой отец. Не лучшие воспоминания, я попросил Иришку:

– Забудем об этом, мне неприятно вспоминать прошлое.

Мы с ней помыли руки, Пришла Оля. У кассы я пресёк попытку Иришки заплатить за себя.

– Ну, Алекс! У меня есть деньги… ― попыталась заплатить она.

– Оставь это. Я стипендию получил за лето. Потом парк и мороженое.

– Кинокомедия новая в центральном кинотеатре идёт «Кавказская пленница, или новые приключения Шурика», ― посмотрела на меня Оля, ― Пойдём?

– Принимается. После пельменной возьмём билеты в кино и затем в парк.

***

В центр доехали на трамвае. Нам удалось взять билеты на сеанс восемнадцать тридцать. В нашем распоряжении ещё два часа. На аллее парка Оля взяла меня под руку, Ира шла справа от меня и сделала так же.

«Не было ни гроша, да вдруг алтын», вспомнил я поговорку. Вчера и мечтать об этом не мог, а сегодня у меня есть Оля, а симпатичная Иришка держит меня под руку. Можно было гордиться собой! Ольга взглянула на Ирку, чуть отстранилась и взяла меня за руку. Ирка сделала так же: взяла меня за другую руку.

– Что ты обезьянничаешь? ― возмутилась Оля.

– Он твой молодой человек?

– Мой!

– А я твоя подруга. Или ревнуешь?

– Вот ещё! Алекс, поцелуй меня.

Сказала, видимо, чтобы подтвердить на меня своё право. Я чмокнул Оленьку в щёчку. Она гордо посмотрела на Ирку.

– И меня, ― попросила Иришка, надула и подставила правую щеку, ехидно взглянула на Ольгу. Видимо поняла её желание утвердить свои права на меня, и захотела её подразнить. ― Или жалко тебе?

– Своего заведи, вот пусть тебя и целует! ― отшила её Оля.

– И заведу!

– У тебя же и так есть.

Это уже для меня. Чтобы и я знал. Эх, девчонки… Ваши уловки на виду.

– Кто?

– Саша, одноклассник твой, что на танцы нас пригласил.

– Сашик, что ли? Так я его с детского сада знаю, вот нашла женишка, ― рассмеялась Танька, ― Сашку!

– Ладно, Алекс, поцелуй её тоже, раз так, вот пристала! ― смирилась Оля. ― Мне не жалко!

– Девчонки, хватит издеваться надо мной, что я вам ― существо неодушевлённое? Пойдёмте лучше на колесо обозрения.

Посмотрев на город с высоты, мы пошли на пляж. Он был на границе парка. Пошли не на сам пляж, ― он был забит отдыхающими, а за его территорию, там свободнее: здесь пара человек, там, и всё… Ирка подбежала к воде, присела и пальчиками попробовала воду.

– Тёплая, ― радостно поделилась она, сбросила босоножки и вбежала в воду. ― Люблю по воде босяком шлёпать!

Оленька, подошла к воде и, зачерпнув пригоршню воды, брызнула ею на Ирку.

– Вай! ― приподняв короткий подол сарафана до трусиков, отбежала назад Иришка.

– Лето проходит, а купаться не ходим, ― пожаловалась мне Оля.

– Вернусь со стройотряда, сходим на пляж, или на прогулочном катере на тот берег съездим. Там ещё лучше. Сейчас даже утром вода тёплая, ― пообещал я и поторопил: ― Идти пора, в кино опоздаем.

Ирка по кромке воды отошла от нас уже далеко.

– Ира, в кино опоздаем, хватит уже! ― крикнула ей Оля.

Иришка помахала нам рукой и, осторожно ступая босыми ножками по гальке, шла к нам.

– Девушка, а как вас зовут? ― спросил парень, что сидел со своим товарищем с бутылкой пива неподалёку.

– Я с незнакомыми молодыми людьми не знакомлюсь! ― высокомерно посмотрела на него Иришка, ― строгость в глазах, куда там!

Ища защиты, она подбежала к нам и крепко ухватилась за мою руку. Мы пошли в кино. Я не удержался от улыбки, спросил её: «Так ты только со знакомыми молодыми людьми знакомишься, а с незнакомыми не знакомишься? Это забавно».

Она смутилась и, не найдя что ответить, скорчила мне рожицу и показала язык.

– Ира, ― спросил я, ― Сашка, о котором Оля упоминала, это не Сашка Панус, с которым я вас в пионерлагере познакомил?

– Нет, другой. Мой одноклассник. Тот Сашка в прошлом году в лётное военное училище поступил. На лётчика, как мой папка.

– Вы что, знакомы? ― удивлённо перевела взгляд с меня на Иришку Оля.

– Да, знакомы, ― улыбнулся я Оле. ― Мы много лет назад в одном пионерском лагере были, но в разных отрядах. ― Иришка, что-нибудь о Вере Пироговой знаешь? ― спросил я.

– Тебя из лагеря забрали, следом за ней её мама приехала и её тоже увезла. Вы что, не переписывались?

– Писал ей с суворовского училища, ни разу не ответила. Потом на каникулы в наш город приехал, новые жильцы сказали, выехали Пироговы, и адреса нет. Это всё в прошлом далёком. Забудь, как я это забыл.

…Соврал я Ирке. Не забыл я. Когда мы расставались, Вера ждать меня обещала, пока мы не вырастем.

***

В кинотеатре Оля положила голову мне на плечо, так же сделала и Ирка. Я понимал, она просто поддразнивает Олю, специально липнет ко мне.

– Я не подушка, ― шёпотом сказал я ей, покосившись на Олю.

– Ей же ты разрешаешь! ― тихонько возразила она.

– Она моя девушка.

– А я подружка твоей девушки. Значит, и мне можно, ― тихонько рассмеялась она и потёрлась носом о моё плечо.

– Вы о чём шептались? ― спросила нас Оля.

– Молодые люди, вы мешаете смотреть кино. Потише, ― упрекнула нас тётка, что сидела сзади.

Когда вышли из кинотеатра, я повёл девчонок в парк, купил им мороженое, гуляли. Спохватился только в восемь часов и хлопнул себя кулаком по лбу. Сегодня же воскресение. Столовые только до восьми вечера.

– В столовую идём? Ужинать. Иначе опоздаем.

– А давайте что-нибудь купим в магазине и у нас сами приготовим? Надоела столовая, ― предложила Ира и достала из сумочки кошелёк. ― Алёшка, ты как?

– Не Алёшка, а Алекс, ― поправила Иру Оленька и вопросительно посмотрела на меня.

– Для меня он Лёшка, я раньше тебя его знаю, ― возразила Ирочка Оле.

– Деньги спрячь, ― сказал я Иришке. ― Я банкую.

В гастрономе я протянул Ольге пять рублей:

– Хватит?

– Ого! Ещё останется!

– Олька, ― давай винегрет сделаем. ― предложила Иришка, ― Масло растительное у нас есть. И картошка есть.

– Девчонки, я вас на улице подожду, ― предупредил я. Хотелось устроить праздник.

Деньги были. На подходе зарплата за стройотряд, да на сберкнижке те, что весной заработал на переводах с немецкого. После ухода в отставку из военного училища из-за травмы, полученной при прыжке с парашютом, я отказался от помощи родителей, и вполне обхожусь подработкой. Студентам-трёхгодичникам, что учатся по направлению их предприятий, всега переводы с немецкого нужны, и хорошо платить у них возможности есть.

…Пошёл в другой отдел. Купил большой вафельный торт в коробке, шоколадных конфет к чаю и задумался: может быть, бутылку вина? Соблазнила необычная форма бутылки. Взял бутылку болгарского вина «Варна». 0,75 литра. На улице посмотрел на этикетку и поморщился: много сахару и 18 градусов! Слишком крепкое для девчонок. Нужно было взять сухое. Но дело сделано, не выбрасывать же…

***

Вышли из продуктовой девчонки. У Ирки в руках авоська. В ней свёкла, морковь, банка зелёного горошка, ещё какие-то свёртки, хлеб.

– Алекс, держи сдачу, ― протянула мне деньги Оля.

– Это тоже к столу, показал я коробку с тортом, вино и кулёк с конфетами.

– А как мы бутылку в общежитие пронесём? ― растерянно спросила Оля.

– В газету завернём, ― предложила Иришка.

– А вдруг развернуть заставят? ― засомневалась Оля.

– А мы в туалете на втором этаже окно откроем и по верёвке поднимем, а потом Лёшка через вахту пройдёт, правда?

– Отлично! Хорошо придумала, ― похвалил я Иришку. ― Сетку давайте мне. Я понесу.

Ира благодарно взглянула на меня и протянула авоську, а я передал ей коробку с тортом. Конфеты и завёрнутую в газету бутылку вина положили в авоську. По дороге я купил ещё пару бутылок напитка «Дюшес».

***

Всё получилось, как нельзя лучше: я обошёл здание общежития Оля отвлекала вахтёршу. Ира открыла окно на втором этаже и опустила бельевую верёвку с привязанной к ней пустой авоськой. Я положил туда вино и попросил:

– Окно не закрывай!

– А что?

Рядом с окном до самой крыши пожарная лестница. Высоко от земли, но допрыгнуть можно. Так я и сделал: подпрыгнул, подтянулся на руках… и я уже на лестнице.

– Алёшка, осторожнее, ― заволновалась Иришка, когда я поднялся до второго этажа и правой рукой ухватился за раму.

Лестницу придётся отпустить. Справлюсь. Держась одной рекой за лестницу, я ухватился свободной рукой за подоконник, а лестницу отпустил, меня резко качнуло в сторону, я повис на одной руке, взялся за подоконник второй рукой, подтянулся и навалился на него грудью. Дело сделано.

– Лёшка! Разве так можно? Я же со страху чуть не описалась! ― воскликнула взволнованно Ирка, ошарашенно посмотрела на меня широко открытыми глазами, хлопнула себя по губам и прикусила язык.

– Что ты чуть? ― улыбнулся я.

– Я не то хотела сказать, ― покраснела она.

Я рассмеялся.

– Да ну тебя, сам смеётся ещё… А вдруг бы сорвался!

Мы пришли в комнату. Кроме Оли там была Таня, что в очках и с косичками и полненькая незнакомая девчонка в широком халате.

– Здравствуйте, ― прошептала она и с пряталась за спину Веры.

– Это Тоня, ― представила её Оля. ― Тоня, это мой молодой человек. Алекс, проходи. Мы сейчас заняты будем. Ужин приготовим.

Иришка посмотрела на меня и что-то шепнула Оле на ушко. Оля попросила:

– Алекс, в окошко посмотри, пожалуйста, нам с Ирой переодеться нужно, чтоб не испачкаться.

– Может, мне лучше выйти?

– Нет, просто не оглядывайся. Хорошо?

– Хорошо, ― согласился я и подошёл к окну.

Через дорогу от общежития техникума окна гостиницы «Астра». Пять этажей. Здание дореволюционной постройки, поэтому выше, ― сделал я вывод. Наш второй этаж чуть выше первого этажа гостиницы. Понятно, там полуподвал в цоколе и потолки не такие. Под карнизом крыши ласточкины гнезда. Ласточки сегодня высоко. Погода будет хорошая. Хотя, что такое хорошая погода? Жара, как сейчас? Даже ночью не уснуть.

– Можешь повернуться, ― сказала Оля.

Она и Ирка уже переоделись и были в халатиках. Я присел за стол, взял в руки журнал «Огонёк» за прошлый год, с трудом подавил зевоту: не выспался.

– Таня, все равно помощи от тебя никакой, хоть с Алексом в шашки поиграй. Ты же любишь. Всех своими шашками замучила: «Сыграй да сыграй», ― пожаловалась мне Иришка.

– Вы в шашки играете? ― робко спросила меня Таня.

– А готовить тебя не берут? ― поинтересовался я.

– А я не умею. Не научилась ещё. Мама всегда готовила. Это плохо?

– Не знаю. Что ж, давай в шашки.

Интересно, кто ей здесь косички по утрам заплетает? Утром же всегда некогда. Надо будет спросить.

– Трудно в школе на одни пятёрки учиться? ― спросил я, проиграв первую партию.

Просто играл не внимательно, думал, лёгкая добыча и пропустил пешку в дамки.

– Откуда вы знаете, Тоня сказала? ― спросила Танька.

– Почему Тоня?

…Пальцы у Таньки как у первоклашки, с совсем коротко подстриженными ноготками и в пасте от шариковой ручки.

– Мы же с ней в одном классе учились. А в шашки я люблю играть.

– Проверим, как ты играешь…

Продул и вторую партию, но следующие две были за мной. Заскочила с кухни в комнату на секунду Оля и чмокнула меня в щеку.

– Не скучаешь? Сейчас уже кушать будем. Через пару минут картошка будет готова.

Вскоре стол выдвинули в проход, сдвинули к нему кровати. Девчонки внесли кастрюлю с отварной круглой картошкой. На стол поставили большую тарелку с салатом из свежих огурцов и порезанную на кусочки селёдку.

– Винегрет позже, ― шепнула мне Оля, ― овощи остывают.

Наконец, уселись за стол. Один среди девчонок, девичье царство: Оля ―я рядом с ней, Иришка напротив меня, Таня с косичками рядом со мной по правую руку, рядом с ней Тоня, её одноклассница.

– Алекс, командуй, ― попросила Оля и протянула через стол бутылку вина.

– Кому вино слишком крепкое, может разбавить напитком, ― предупредил я девчонок, открыл вино и наполнил стаканы. ― Предлагаю тост: за студенческую жизнь! ― стоя провозгласил я.

Меня поддержали тихими криками «Ура-ура-ура!».

– Ого, ― выпив, поморщилась Оля.

– Класс! ― сказала Тонька.

– А я больше не буду. Я вообще не пью, ― отставила стакан Иришка.

Начались разговоры, все потянулись за картошкой. После столовой она была почти лакомством. Девчонки накладывали салат. Разобрали селёдку. Я обнял Олю. Выпили ещё по чуть-чуть. Смех, шутки. Много ли девчонкам надо…

Но вот и винегрет на столе.

– Очень вкусно, ― попробовав, похвалил я.

– Алекс, ― давай добавки положу, предложила Оля.

– А я овощи для него варила, ― похвалилась мне Иришка.

– Плитка варила, а не ты! ― возразила Оля, чтобы принизить её заслуги.

– Народ! ― обратилась Ирка. ― Без двадцати девять! Сейчас с проверкой по этажам пойдут. Таня, дверь на ключ закрой.

Гомон утих. Закрыли дверь и выключили свет. Но темно не было, комнату освещали окна гостиницы, напротив.

– Нас четверо, ― шёпотом обратилась Ирка, ― давайте пока в карты? В подкидного дурачка. Двое на двое. Я с Лёшкой, а Олька с Тоней.

– Нет, я с Алексом, ― возразила Оля.

Разговаривали шёпотом. Когда счёт был: четыре на три в нашу пользу, постучали в дверь условным стуком.

– Отбой тревоги, ушли, ― сказала Ирка.

Позже Тоня принесла чайник, и мы сели за стол пить чай с тортом.

– Алекс, тебе сколько сахару? ― спросила Тоня.

– Мне не надо, добавлю чуть-чуть вина, оно сладкое. Кому добавить?

– Мне, ― протянула стакан Тоня.

Она встала из-за стола, случайно задела мою руку и … я облил рубашку вином. Тонька чуть не заплакала. Я успокоил её:

– Не переживай ты так, высохнет рубашка.

Девчонки заохали. Пришлось отдать рубашку, чтобы её застирали. Когда они вернулись в комнату, мы рассказывали анекдоты. Вспомнил и я несколько студенческих. Прошла скованность. Я стал своим в этой девичьей компании.

***

– Девочки, знаете, который час? ― спросила Ирка. ― Половина двенадцатого! А завтра занятия. Оля, у тебя завтра первая пара.

Я взгляну на часы. Действительно поздно. Нужно идти.

– Оля, я пойду, поздно уже, ― предупредил я.

– Не отпускай его, ― потребовала Ирка. ― Она стояла рядом и слышала мои слова. ― И рубашка твоя не высохла. Как ты вообще выйдешь? Не через вахту же? ― обратилась она ко мне

– Что за беда? ― удивился я. ― Рубашка на мне досохнет. Кстати, где она? Как пришёл, так и уйду, окно открою и спрыгну.

– Ну вот, в окно выпрыгнет и ноги сломает!

– Алекс не уходи, пожалуйста, ― попросила Оля.

– Девочки, пусть Алекс у нас переночует, ― обратилась к Тоне и Таньке Иришка.

– Пусть, конечно, ― согласилась соседки Иры и Оли по комнате.

Идти до своего общежития удовольствие сомнительное, и я согласился. Девчонки устроили спешную уборку: кто-то пошёл мыть посуду, кто-то убирался в комнате. Девчонки начали стелить постель, я пересел на стул. Варька расплетала косички. Тоня, Танька и Оля взяли мыло и полотенца, пошли умываться перед сном. Когда они вернулись, я предложил:

– Я выйду, а вы ложитесь. Когда будет можно, позовёте.

В коридоре пусто, в комнатах тихо, а в нашем общежитии до трёх часов музыка, разговоры и толкотня. Покурил в открытое окно на кухне.

Оля приоткрыла дверь и позвала меня. В комнате свет выключен, но от окон гостиницы и фонаря за окном светло. Она босиком в коротенькой ночной рубашке. Какая она красивая!

Я думал, она ляжет с кем-нибудь из девчонок, а она легла в свою постель. Значит, спать вместе. Расстегнул пуговицу на поясе и похолодел, ― вспомнил, что трусы остались в комнате общаги. Про это вообще забыл. Не знал, что делать, в брюках лечь или снять их?

Девчонки лежали носом к стенке, на меня никто не смотрел, и я решился, сел на кровать, быстро стянул брюки, бросил их на табурет, нырнул под простынями и обнял Олю. Она повернулась ко мне лицом и подставила губы. Я, чуть касаясь их, поцеловал её и закрыл глаза. Впереди долгая бессонная ночь, разве с ней уснёшь? Оля тихонько рассмеялась.

– В комнате оставил? ― спросила шёпотом она, тыльной стороной ладони проведя по моему животу и ниже.

– Там, ― кивнул я.

Она улыбаясь и поцеловала меня.

– Спи, ― сказал я тихонько. ― Давай спать.

– Ладно, пусть девчонки уснут.

Я задремал. Проснулся от её поцелуя и обнял Олю. Оленька крепко обняла меня за шею.

…Тихонько поскрипывала кроватная сетка. Почувствовал, что сползает простынь… Оленька запрокинула голову, задрожали её губы: У меня остановилось дыхание и потемнело в глазах, бессильно откинулся на спину.

Немного придя в себя взглянул на кровать, напротив. Иришка спала лицом к нам. Видела всё? Я в панике поправил простынь. Ирка отвернулась к стенке. Скрипнула кровать Тони. Почувствовал, что покраснел. В комнате слишком светло от окон гостиницы и уличных фонарей. «Девчонки видели всё», ― прошептал Оленьке. «Ну и что… Ты же мой!», ― успокоила она. Обнял её и уснул.

Глава 3. Утренний конфуз. День у девчонок

Проснулся от громкого разговора в коридоре. Лучше бы я не просыпался вовсе! С ужасом понял, что лежу, прижавшись щекой к подушке, не полностью укрытым простынёю. Хотелось в туалет. Оли рядом не было. Ирка утюгом гладила на столе что-то из одежды. Тоня в халатике заплетала косичку Таньке. На меня, слава Богу, не смотрели. Я резко поправил простынь и прикрыл задницу.

«С добрым утром!», ― взглянула на меня Ирка Скрипочка, увидев, что я проснулся, и улыбнулась насмешливо. Танька прикрыла рот ладошкой и отвернулась. Тоня оглянулась на меня и покрылась румянцем. Удушливое чувство стыда накрыло горячей волной. У меня, наверное, даже ладони покраснели.

– А укрыть нельзя было? ― спросил я с неприязнью Ирку.

– Два раза уже укрывала. Во сне ворочаешься! Зато теперь мы «анатомию» мальчишек знаем, на которой сидишь. Да, девочки? ― спросила она и отвернулась, пряча нахальную улыбку.

Девчонки заулыбались смущённо. Я решил уйти и никогда больше сюда не возвращаться. Кто-то передвинул стул с брюками к столу. Ночью он стоял у моей кровати.

– Брюки подай, ― попросил Ирку.

– Сам возьми.

Унижаться и просить не хотелось. Прикрывать то, что было открыто для любопытных, было глупо. Хотел уже наплевать на всё, встать и забрать брюки, но Ирка сжалилась и бросила их мне на кровать.

– Лови. И рубашка твоя. Я погладила, ― шагнув ко мне, протянула её,

Я, прикрываясь простынею, натянул на себя брюки и встал. Жить не хотелось.

– В туалет проводи, ― попросил я Иришку, отведя глаза. ― Лопну скоро.

– Пойдём.

Мы вышли в коридор. Ирка заглянула в туалет. На моё счастье там никого не было. Она осталась караулить у входа, а я шагнул внутрь. Когда я вышел, у двери туалета уже ожидали две незнакомые девчонки.

– Руки помыть? ― спросил у Ирки.

Она молча кивнула на дверь напротив туалета и пошла в комнату. Я вошёл в умывальник. Если бы я не был так зол на весь мир, поступил бы иначе. Но я был взвинчен до предела. Так опозориться! Незнакомая девчонка, видимо из поступивших в техникум, обнажённая по пояс, мыла голову. Её халатик висел на вешалке. Я, не обращая на неё внимания, подошёл и открыл кран. Она возмущённо уставилась на меня, открыла рот, чтобы сказать что-то, но ничего не сказала, выпрямилась и прикрыла грудь скрещёнными руками. С мокрой головы по её лицу стекали капли воды. Я ополоснул руки, закрыл кран и вышел. Что за день? Сплошной пердюмонокль! Вернулся в комнату.

Иришка прихорашивалась у зеркала. Тоня по-прежнему заплетала косичку Таньки, но уже другую. Я надел рубашку и попросил:

– Оле скажите, что вернусь со стройотряда и найду её.

– Лёшка, ― остановила меня Скрипочка, ― если тебя самого на вахте увидят, как выходишь, нас с общежития выгонят. И Олю твою тоже. Подожди до восьми часов, вахтёры в восемь меняются, тогда иди, ― попросила она.

Я взглянул на наручные часы ― семь сорок, я не хотел, чтобы их выгнали из общежития, присел на кровать.

– Оля на занятиях?

– У неё первая пара, она на отделение «Технологов швейного производства» поступила. А у нас, мы с девочками на отделении «Художников конструкторов одежды», первой пары нет, ― объяснила Иришка. ― Лёшка, отвернись, ― попросила она, ― мне переодеться нужно.

– Почему меня не укрыла? ― злой на неё, спросил я. ― Значит, не отвернусь!

– Ну и не надо, ― ответила Ирка, ― подумаешь…

Она, стоя спиной ко мне, сбросила халатик и осталась в лифчике и беленьких трусиках с голубыми цветочками. Я улыбнулся, увидев их. Обычно такие трусики маленькие девчонки носят. Ирка надела короткое платьице с пуговицами на спине и подошла к Тоне.

– Тоня, сзади застегни, ― попросила она.

– Сама, ― оглянулась Тонька, ― я занята. Вон, Алекса попроси.

– Алёшка, ― застегни, я не могу сама, ― обратилась ко мне Ирка.

Скоро я специалистом буду по застёгиванию и расстёгиванию, подумал я. Когда Ирка остановилась возле меня и повернулась спиной, я, помня её слова про «анатомию» мальчишек, приподнял подол её коротенького платья и рывком приспустил трусики сзади. Насколько получилось. Под ними попка, не тронутая загаром. Ирка взвизгнула и отскочила от меня.

– Лешка, убью! ― возмутилась она, натягивая их обратно. ― Ты что?!

– Теперь мы с тобой квиты: твою «анатомию», на которой ты сидишь, я тоже теперь знаю, ― сказал я и не смог скрыть улыбки.

Ирка порозовела, покрутила пальцем у своего виска и совсем по-детски показала мне язык. Тоня подавила улыбку.

– Что, всех сейчас раздевать будешь, кто тебя видел? ― продолжала возмущаться Ирка. ― Девчонок с соседней комнаты не забудь, они за утюгом приходили!

– Ира не ври! ― Тонька из-за спины показала ей кулак. ― Девчонки вчера за утюгом приходили.

– Тоня, застегни, я не могу сама! ― возмущённо попросила Ирка.

– Я же говорю, что занята! Пусть Алекс застегнёт.

– Он? Этот бесстыжий? Никогда!

Высказав это, Ирка надула щеки, задержала дыхание, медленно выдохнула, успокоилась, сделала глаза строгими, подошла ко мне вновь, повернулась спиной, но опасливо оглянулась на меня и придержала, на всякий случай, рукой подол платья сзади. Я улыбнулся.

– Лёшка, всё! Хватит дурачиться, застегни. Только без глупостей!

Я застегнул пуговки. Тоня и Танька крутились у зеркала, мешая друг другу. Тоня вышла из комнаты, вернулась минут через десять с яичницей из двух яиц на маленькой сковородке и стаканом чаю.

– Алекс, это тебе яичница и чай. А мы в столовой позавтракаем. Не уходи, у нас сегодня только одна пара. И Оля придёт.

Девчонки ушли на занятия. Я взял с подоконника книгу. «Обрыв» Тургенева. Начал читать. Не читалось. Так опозориться! ― не мог успокоиться я. Сейчас ещё Оле расскажут! Уйти? А как Олю бросить? Разве я смогу? Да пошли они все! Чай остыл. Яичница засохла. Завтракать не было настроения.

***

Когда девчонки вернулись из техникума, я поцеловал Оленьку и дай ей деньги на магазин.

– Ты не уедешь?

– Сегодня нет. С тобой хочу быть. Гори всё огнём! Хоть денёк, но побудем вместе.

Оленька благодарно посмотрела на меня и протянула губы для поцелуя. Девчонки сварили борщ и сели готовить домашнее задание. Я помог Тоне, Таньке и Иринке выполнить задание по черчению.

О моём пробуждении утром, никто не вспоминал. Я был благодарен за это девчонкам. Переодеваясь ко сну, они не слишком стеснялись меня. Оля в постели сказала, что у неё безопасные дни закончились: «Алекс, неделя прошла как «киска нос разбила», нам нужно быть осторожными. Зайди, пожалуйста, в аптеку купить «сам знаешь, что».

Ночью я захотел пить. Графин с водой стоял на столе. Оля спала, девчонки напротив тоже. Я, опоясавшись полотенцем, встал, подошёл к столу и налил себе воды. На кровати у стола спала Ирка в обнимку с плюшевым мишкой. Мне вспомнилось, как моя одноклассница, Верочка Пирогова, в пионерском лагере тоже с плюшевым Мишкой в обнимку спала, когда мы под утро зубной пастой пачкать девчонок приходили. Тогда я акварельной кисточкой на одной её щеке снежинку нарисовал, в знак полного раздрая в наших отношениях, а на другой ― отпечаток поцелуя.

– Лёша, ― послышался шёпот Иришки. Она, оперевшись на локоть, приподнялась с постели. ― Не могу уснуть. Когда маленькой была, меня перед сном всегда папа целовал.

Через ворот ночной рубашки мне видна её грудь с задорно торчащим сосочком. Я подавил улыбку.

– Спи. Поздно уже, ― прошептал ей в ответ, к чему-то наклонился и поцеловал её в щёчку как сестрёнку.

Ночью Танька встала, долго смотрела в окно. Она в ночной рубашке. На фоне окна сквозь тонкий материал просвечивается её фигурка. Я отвернулся, лежал и смотрел в потолок. Рядом тихо и спокойно дышала Оля.

Вспомнил наше общежитие. Там есть две двери запасного выхода. И они закрыты изнутри на крючок. По правилам пожарной безопасности их нельзя закрывать на замок. Здесь общежитие такое же. Типовой проект. Девчонки, конечно же, о запасном выходе не знают. Что я раньше об этом не подумал? Пора в стройотряд. Можно утром незаметно для вахтёрши выйти, и так же, предупредив девчонок заранее, чтоб открыли аварийную дверь, входить к ним, когда захочу.

Глава 4. Почему я поцеловал Иришку Скрипочку

Уснуть я не мог. Нужно было разобраться, понять, почему я поцеловал Скрипочку, если у меня есть Оля. Когда же я впервые увидел Иришку? Так странно началась наша дружба, между мной, считавшим себя без малого в пятнадцать лет уже взрослым, и ею, двенадцатилетней малолеткой.

За итоговую двойку по поведению за шестой класс, родители отправили меня в пионерский лагерь. Было за что: это и дустовая шашка, которую мы с приятелем зажгли в декабре в школьном туалете и не смогли потушить, и пороховая ракета, запущенная нами на школьном стадионе в мае, которая рухнула на школьный грузовичок и взорвалась.

Первая смена пионерского лагеря «Заря» шестьдесят четвёртого года. В нашем пионерлагере в отряды распределяли не по возрасту, а какой класс окончил. В сентябре перед поступлением в первый класс я перенёс операцию аппендицита и пропустил учебный год, поэтому попал во второй отряд, а не с ровесниками в первый.

Это так ярко в моей памяти… В тот день, когда я впервые увидел Иришку, из окон актового зала раздавались искромётные переборы аккордеона. Шла репетиция концерта к Родительскому дню. Я из без особого интереса заскочил на завалинку фундамента и заглянул в открытое окно. У стены толпилась мелкота из третьего отряда.

Музыка подхватила смазливую мордашкой малолетку, она выбежада в центр зала, поплыла, полетела, едва касаясь голыми ножками пола. То она шла павой, то кружилась вихрем, горизонтальными волнами колыхался короткий подол сарафанчика. Пушистые хвостики волос по краям головы, перехваченные свободно висящими синими ленточками, уже летели параллельно полу, мелькали стройные ножки. Я с восхищением наблюдал за её танцем.

Но вот, последний аккорд, танец окончился, малявка присела, раскланиваясь, встала, взглянула на меня в окне, потупилась и скромно опустила ресницы. Потом взглянула на меня в упор, увидела мой восхищенный взгляд, её глаза стали дерзко-самоуверенными. Она насмешливо улыбнулась мне, а я спрыгнул на землю и подумал, вот подрастёт, будут за ней мальчишки бегать, и тут же забыл о ней. Мало ли кого в лагере увидишь.