Тринит. Сказка о первом снеге

Пролог

И помните.

Все это только сказки…

Снега навалило по колено. За свои сорок восемь лет Фурх не знал другого времени года, кроме вечной зимы. С тем только исключением, что в летние месяцы в этих краях сквозь редкий снег иногда проглядывала мерзлая трава, а в самые жаркие дни даже цвела северная линнея и плодоносила толокнянка.

В этом году конец мая ощущался холоднее обычного. В воздухе совсем не чувствовалось приближающегося лета. Холод стоял адский, особенно ночью.

В Северных землях мороз всегда суров: у случайно заблудших душ кости вмиг коченели насмерть, не успевали те добраться и до Волчьего Пика. Хотя случайно забрести в долину почти невозможно – ледяное плато, растянувшееся на десятки километров не располагало к прогулке. Некоторые искатели приключений, уверовавшие в детские сказки и застольные легенды о несметных богатствах, погребенных под толщей льда, иногда умудрялись преодолеть Волчий пик и добраться до Последней Долины; однако на ней все известные карты заканчивались. Впереди ждали густые беспросветные Северные леса, в которых беднягам удавалось найти лишь собственную смерть.

Здесь, надежно укрытые от посторонних глаз, и стертые из истории веками забвения, скрывались последние племена северных шаманов. Фурх был одним из них. Он прожил в Северных землях всю жизнь и ни разу их не покидал.

Жилища шаламинов – так они себя называли, напоминали большие юрты, отделанные белой кожей, и сверху приваленные снегом так, что среди сугробов их очертания становились едва различимы, а с воздуха и вовсе незаметными. Такой камуфляж был скорее привычкой, впитавшейся в кровь с веками старательного сокрытия, чем необходимостью, так как на ярд вокруг поселений, лес обвивала настоящая паутина из мощнейших защитных переплетений рун.

Здешняя земля вдоль и поперек была исписана всевозможными оберегами, невидимыми глазу. Воздух местами даже искрился от напряженного магического следа.

Сверху поселение шаламинов укрывал купол, который не пропускал тех, кто не был отмечен северной кровью.

Первые лучи рассветного солнца коснулись верхушек елей, постепенно разгоняя ночную тьму, когда сквозь защитный купол, как сквозь водную гладь, прошел Фурх с пятеркой упитанных кроликов наперевес.

Лицо его настолько густо заросло бородой и усами, что на нем различались лишь два больших желтых глаза, хмуро глядевших из под нависших бровей.

Мужчина бросил добычу в амбар и направился к юрте на окраине поселения. Тишину раннего утра нарушал еле различимый хруст его собственных шагов по свежему снегу, хотя многие говорили, что для человека столь внушительного роста и комплекции, Фурх передвигался удивительно тихо.

Отогнув полог, он сразу услышал треск поленьев в камине и ощутил тепло. В нос ударил сильный запах аницы – недобрый знак. Эту траву Хаи Шалейих жгла в ночи беспокойных духов, и сегодняшняя, похоже, была одной из таких.

– Так и думал, что ты не спишь, – Фурх заметил Хаи Шалейих у кострища, окруженную ступами с толченой травой и мисками, полными дымящейся жидкости. Она сидела неподвижно на коленях, вглядываясь в огонь. Лишь пальцы вычерчивали круги на расстеленном в ногах полотне. – Во время охоты небо показалось мне чернее обычного, – нахмурился Фурх. – А затем звезды словно засветили ярче. Духи говорили с тобой этой ночью, не так ли?

Хаи Шалейих отвела взгляд от огня и задула пучок аницы, дымящийся в ладони. Остатки она утопила в миске и отряхнула руки.

– Звезды горят ярче, когда завеса между нашим миром и миром духов истончается, – сказала Хаи, даже не взглянув на Фурха. Ее низкий хриплый голос проскрипел.

Хаи стала медленно подниматься с колен и Фурх подавил моментальное желание подставить ей руку для опоры – старейшина племени не терпела проявлений лишней жалости или заботы по отношению к себе. Хотя никто из шаламинов не сказал бы наверняка, сколько этой женщине на самом деле было лет – никто не жил так долго, как Хаи Шалейих.

– Сегодня ночью духи оставили нам предзнаменование, – сказала Хаи.

– Что показал тебе огонь?

– Огонь молчал. Говорил лишь холод, – Хаи наполнила чашу из кувшина и Фурх с удивлением заметил, что руки ее подрагивали.

Святые знали, скольких сил требовал переход между мирами, чтобы мертвые могли передать свою волю миру живых. Хаи Шалейих была последней заклинательницей мертвых, известной миру, и дар ее был в равной степени подарком и проклятьем.

– Тьма накрыла небо, – мрачно объявила Хаи Шалейих. – Грядет великая война и тень ее падет и на наши земли. В столицах зреет вражда.

– Нам дела нет до столичных склок! – тут же отмахнулся Фурх. – Пусть короли с вождями меряются силой. Нас это не касается.

– Возможно… А, возможно, и нет.

Хаи осушила чашу с водой и отвернулась к выходу. Отогнув полог, она вышла на морозный воздух и глубоко вдохнула всей грудью.

Фурх последовал за ней.

Шаманка подняла глаза к небу, где в рассветных лучах все еще различались очертания самой яркой звезды на небосклоне.

– Хорошо, что ты зашел, дорогой, – обратилась к Фурху Хаи. – Как раз проводишь меня. Мне нужно к Оку.

– В такой час?

– Духам время не ведомо, – Фурх получил от Хаи укоризненный взгляд, будто все еще был для нее просто шкодным мальчишкой, как раньше.

Они вдвоем зашагали по хрустящему снегу мимо юрт, где мирно спали остальные шаламины. Фурху не терпелось к ним присоединиться. Он провел в лесу всю ночь и уже валился с ног.

– Скажи Хаи, для чего нам вдруг может понадобиться вступать в войну королей? – поинтересовался Фурх. – Зачем нам их бессмысленные битвы?

– Бывают войны, от которых не спрятаться, дорогой Фурх. Ни здесь, ни где-либо еще. Каждому из нас определены своя роль и свой путь. А, если знаешь все заранее, то не сумеешь пройти по своему пути так, как отведено твоей роли.

Когда они добрались до Ока, уже рассвело.

Око, священное место шаламинов, представляло собой небольшое озеро, над которым густо клубился пар – единственная вода, посреди вечной мерзлоты, которая никогда не замерзала даже в самые суровые зимы; ее подпитывала древнейшая магия из любой, известной миру.

Око всегда манило Фурха. Особенно в такие дни, как сегодня, когда за ночь, проведенную в лесу, холод уже давно добрался до его костей. Фурх так и представлял, как скидывает свои меха и погружается в горячие парные воды озера. Но он знал – нельзя.

В эти воды могли входить лишь Видящие, как Хаи Шалейих. Либо же те, кого духи сами изберут, чтобы передать свое послание. Фурх был простым охотником, и потому доступ к озеру для него был закрыт.

Хаи сняла меховую шубу и обувь. Босыми ногами она ступила в снег.

Длинные темные одежды ее заструились по воде, когда шаманка зашла в озеро, и стала постепенно продвигаться на глубину. Очертания ее фигуры размывались в клубящемся дыму, но Фурх все же разглядел, как Хаи добралась до центра озера, а затем погрузилась в воду с головой.

Фурх тяжело вздохнул.

Минуты ожидания в такие моменты всегда тянулись слишком долго. Никогда не засыпающее чувство долга шептало Фурху лезть в воду и спасать тонущего, но он знал – нельзя нарушать связь Видящего с духами, как бы долго она ни продлилась.

Наконец Хаи появилась из воды.

Пар шел от ее тела, как после пожара, когда шаманка выходила из горячей воды на морозный воздух.

– Ну что же? – нетерпеливо спросил Фурх, протягивая ее вещи. – Нам все же ждать войны?

– Мы говорили не о войнах, – пояснила шаманка, обувшись, и набросив на себя меха.

Она щелкнула морщинистыми пальцами – волосы ее вмиг высохли, испарив влагу клубами пара.

Хаи подняла голову и взглянула на небо, залитое первыми лучами солнца, где все еще виднелись очертания последней звезды.

– Духи передали нам еще одно послание этой ночью, – сказала Хаи Шалейих. Ее ледяные глаза сверкнули, отражая солнце. – Северная звезда засияла вновь.

Фурх проследил за ее взглядом и, действительно, заметил это.

Северная звезда, уже покидая небосклон, вдруг засияла не обычным белым светом, а голубым.

– Не может быть, – произнес Фурх, вскинув брови. – И мы отправимся за ней? Духи передали тебе, где ее искать?

– Нигде, дорогой, – Шаманка повернулась к нему и улыбка коснулась ее морщинистых губ. – Она придет к нам сама

***

Глава 1. Эмори

Королевство Раввия хранит молчание

и тайны его дождем смывает в землю.

Но семя каждого секрета однажды

прорастает новым цветком.

Дай им Святые не стать ядом.

(История Королевства Раввия.

Неотредактированное издание)

Капли воды собирались на черном мраморе в причудливые узоры и стекали вниз, к промозглой земле.

На кладбище Святого Каоса в Оссгунде всегда было слишком безлюдно. И слишком красиво для такого места. Даже в серый и дождливый полдень, как сегодня, все здесь выглядело удивительно идеальным: ровные ряды черных памятников окружала свежеподстриженная трава, белые оградки вокруг сияли, а вдали виднелись склепы с изящной лепниной.

Возле одного из них, у самых кладбищенских ворот, высилась мраморная статуя Святой богини Никсеиды Матери, скорбно склонившей голову. Венок из виноградной лозы – символ здоровья и плодородия, оплетал ее длинные волосы, а в руках она держала букет живых красных роз.

Цветы эти, похоже, менял какой-то очень старательный работник; и делал это довольно часто, потому что каждый раз, когда Эмори с мамой приезжали на кладбище Святого Каоса, букет в руках каменной богини был свежим.

Красные розы в Королевстве Раввия считались символом смерти.

По древнему обычаю, семья покойного в день погребения бросала в землю рядом с могилой саженцы красных роз – они верили, что в тот момент, когда цветы прорастают, душа умершего наконец оканчивает свой путь до загробного мира и обретает покой.

Но розы эти, так щедро высаженные скорбящими близкими, в итоге разрослись и заполонили собой все кладбище. Среди черного мрамора и мокрой земли, их красные бутоны горели настолько ярко, что Эмори казалось – это даже слишком.

«Здесь не место таким цветам», – подумала она, отцепив одну из веточек красного куста от могильной плиты. «Здесь место только для слез и скорби».

Дождь омывал белоснежную надпись на черном мраморе:

«Колдер Динн Тейн.

Человек чести. Любящий муж и отец. Добрый друг».

Эмори с мамой, миссис Эвелин Тейн, провели возле нее уже несколько часов.

Эмори была еще совсем ребенком, когда отец погиб. Мама много и часто рассказывала об их семейной жизни, но своих личных воспоминаний у Эмори оказалось не так много. Она помнила лишь, что папа по-настоящему сильно ее любил, а она любила его, и мечтала однажды тоже стать гвардейцем, как он, чтобы защищать свою страну от злых врагов. Ну, либо владелицей лавки со сладостями, как мама Джейни Лисс, чтобы есть бесконечное количество пирожных целый день напролет.

А еще Эмори помнила, как все изменилось, когда отца не стало.

Слова война, армия, смерть вдруг оказались под негласным запретом в их доме. Все деревянные мячи и игрушечные кораблики, которые папа дарил Эмори на их последний совместный Новый год, вдруг заменились на книги в ветхих переплетах и холсты для рисования. Мама решила сделать жизнь дочери самой девичьей и самой безопасной на свете. И Эмори была послушным ребенком – она приняла все новые правила спокойно. Она очень хотела приносить матери только радость, чтобы та больше никогда не плакала так, как после смерти отца. К тому же, в книгах оказалось достаточно увлекательных приключений, чтобы Эмори не рвалась к ним в реальной жизни.

Когда в школе однажды спросили, мечтает ли кто-то стать картографом и бороздить по Бесконечным Водам, Эмори не подняла руку. Хотя мысль о том, чтобы сесть на огромный корабль с развевающимися парусами, и покорять на нем бесконечные соленые просторы от Великих Вод и до Зеленого Моря, невероятно взбудоражила чувства. Когда спросили, хочет ли кто-то вступить в армию, стать гвардейцем и служить своей стране, Эмори снова сидела неподвижно. «Никогда и ни за что», – сказала бы мама. Да Эмори и не рискнула бы о таком даже заикнуться. Она давно приняла, что путь отца не для нее. Ее ждала другая судьба. Поэтому, когда миссис Аспид спросила, а кто хотел бы отправиться в Терравин – столицу королевства Раввия, и поступить в одну из Великих Академий, рука Эмори наконец робко поднялась вверх.

Мама как-то поинтересовалась, будто невзначай, а не хотела бы Эмори выучиться на портниху и остаться жить с ней, в их родном городке Гарлоу, но Эмори посмотрела на нее как на безумную.

Вообще-то, она любила Гарлоу. Это милый город и очень культурный, по сравнению со многими другими в Раввии. Сюда, много лет назад, еще до рождения Эмори, перебрался престарелый профессор Холланд Гершвин – бывший архивариус одной из библиотек Терравина. Эмори до сих пор не знала, как, но мама договорилась с профессором, и старик иногда обучал Эмори различным наукам. Причем, совершенно бесплатно.

В Гарлоу также жила семья ремесленных художников – мистер и миссис Янссон. Перед похоронами отца, миссис Янссон пришла в дом Тейнов с чем-то, завернутым в мягкую шелковую ткань. Эмори не удивилась, когда развернула ткань и обнаружила внутри портрет отца. Она сама попросила об этом миссис Янссон.

Папа был гвардейцем раввийской армии, командиром целого отряда.

На плитах гвардейцев положено вырезать портреты в военной форме, со всеми орденами и нашивками на груди, и с выражением лица настоящего защитника Раввии. К похоронам отца, художник из столицы подготовил именно такой. Но в тот день, шесть лет назад, Эмори попросила маму выбрать другой портрет – тот, что написала миссис Янссон. На нем папа улыбался: зеленые глаза, один в один как ее собственные, лучились радостью, вместо военной формы, на отце были рубаха и простой жилет, а в руках он держал одну из ее деревянных лошадок. Эмори сказала тогда, что на этом портрете «папа больше похож на папу, чем на гвардейца». И мама с ней согласилась, а потом долго плакала.

Еще в Гарлоу жили тетя Хэтти Джонквиль и ее внучки. Девочки прекрасно владели музыкальными инструментами, а младшие совершенно очаровательно плясали кадриль. Семья Джонквиль были главными мамиными заказчиками. Мама обожала шить для них самые необычные наряды. Она всегда улыбалась, когда девочки прибегали в дом Тейнов и заливисто визжали, заметив весенние цветы и заморских птиц, искусно вышитых на новых платьях.

В дни городских праздников, Гарлоу был по-настоящему чудесным местом, теплым словно летний дождь, и таким родным. Возможно, Эмори так казалось, потому что она провела здесь лучшие дни детства, не зная горестей и печалей.

До смерти отца шесть лет назад. В тот день беззаботное детство кончилось.

Смерть вообще быстро возвращает с небес на землю любого мечтателя и лбом сталкивает с реальностью. Жизнь, все же, не вечный Праздник цветов и солнца, это Эмори уже уяснила.

Поэтому она была полна решимости, во чтобы то ни стало, отправиться в Терравин по окончании школы, и молить Дивница – бога удачи днями и ночами, о том, чтобы получить место в одной из Академий Гильдии Лекарей или Ордена Хранителей. Но с мамой своих планов Эмори старалась больше не обсуждать. И, кажется, их обеих это пока что устраивало – делать вид, что будущее не наступит.

– Милая, ты вся дрожишь, – голос мамы прозвучал напряженно. – Затяни плащ потуже, не стоит мокнуть.

– Мне не холодно, – ответила Эмори, не поднимая головы, но все же натянула капюшон. – Ты же знаешь, это не от холода.

Это была не совсем правда. От майских ветров по коже, все же, пробежали мурашки. Но не настолько, чтобы дрожать.

Весна в этом году, действительно, выдалась холодной, и в воздухе совсем не чувствовалось приближающегося лета. Но Эмори это даже нравилось – она любила прохладу и с трудом переносила знойное лето.

Мама всегда ворчала, что Эмори легко одевается. Вот и сегодня на ней было простое платье из плотного черного хлопка, подвязанное корсетом из мягкой кожи с вышитыми на нем цветами – работа матери. Хотя мама, все-таки, заставила ее надеть плащ, и Эмори не спорила, хотя, по дороге к кладбищу, умирала в нем от духоты. Волосы ей мама заплела в легкие косы и вплела в них традиционные староверческие черные ленты, которые теперь развевались по ветру, и, по цвету, один в один сочетались с могильными плитам.

Отец был из староверов – они верили в смерть. Поэтому их положено было хоронить в земле и ежегодно навещать могилы в день смерти.

Эмори относила себя, скорее, к нововерам – религии матери. Просто, потому что ее так вырастили. По их поверью, душа после смерти отправлялась в мир духов, к богу Лаохию – хранителю мира духов, где их ждал вечный пир, покой и праздник. Эмори, в общем-то, была не особо религиозным человеком, и, чем старше становилась, тем меньше ей верилось в существование вечного пира. Возможно, однажды, она получше изучит старую веру отца.

К тому же, в их семье никогда не происходило конфликтов на почве разных религий, поэтому все это Эмори всегда казалось лишь формальностью. Она, конечно, слышала, что в иных семьях люди иногда отрекались от родных и даже убивали друг друга из-за разного вероисповедания, но в реальной жизни никогда с таким не сталкивалась.

В Гарлоу нововеры и староверы жили дружно.

А здесь, в Оссгунде – главной крепости пехотных войск, хоронили даже нововеров. Кладбище Святого Каоса возле стен крепости с давних времен считалось почетнейшим местом для захоронения преданных солдат Раввии. Даже для нововеров было честью оставить свое имя на одной из черных плит рядом с могилами великих воинов.

Тела таких гвардейцев-нововеров после смерти сжигали, чтобы «выпустить бессмертную душу», а прах развеивали внутри белой оградки перед могильной плитой с именем и портретом погибшего. Их даже иногда навещали близкие.

Эмори всегда казалось это немного нелепым, но кто она, чтобы лезть в такие дела.

– Нам пора, – сказала мама и Эмори кивнула.

Дождь, что до этого ощущался легкой моросью, теперь начинал заметно усиливаться.

Они с мамой по очереди попрощались с отцом, прикоснувшись губами сначала к пальцам, а затем к портрету отца. В груди болело. Но слез не было. Хотя, возможно, их уже смыло дождем.

У повозки на выходе с кладбища их ждал угрюмый извозчик, кутавшийся в плащ из самой дешевой парчовой ткани – настолько тонкой, что та не способна была бы защитить и от летних ветров.

Обратная дорога до дома заняла больше времени, чем они рассчитывали. Дорогу размыло от дождя. Злющий извозчик всю поездку ворчал и ругал почем зря осла, который и так с трудом тащил их экипаж по грязи.

Тем не менее, Эмори нравилось ехать по весенним долинам Раввии. Густая листва в это время года переливалась самыми разными оттенками зелени. Последний снег давно оттаял и сочная трава прорастала везде по краям дороги. Последние солнечные лучи подсвечивали верхушки деревьев золотом – лес на закате всегда казался  особенно прекрасным.

До дома они добрались уже за полночь. Замерзшие и вымокшие, Эмори с мамой решили отказаться от вечернего чая и, после крепких объятий, разошлись по своим спальням. После поездок на кладбище, у них редко находились слова для разговоров.

Развесив промокшую одежду у разогретого очага, Эмори легла в кровать, закуталась в пуховое одеяло, и очень скоро провалилась в крепкий сон.

Ночь была спокойной. Тихой.

Ей снился отец.

Вспышка света озарила комнату, и Эмори ахнула, открыв глаза.

Боль. Тяжелая, резкая охватила все ее тело. Вздох застрял в горле. Эмори не могла даже вскрикнуть.

Она никогда не испытывала такой боли. Словно упала и ударилась всем телом сразу, каждой косточкой и каждой клеткой.

Тело горело так, будто его бросили в костер.

Эмори вцепилась в края матраца, тараща глаза в потолок, но не различая очертаний комнаты. Из горла послышался тихий всхлип. Казалось, она сейчас задохнется – она пыталась вздохнуть и не могла.

Прошли секунды. Долгие и мучительные секунды. А может быть и часы.

Но боль наконец отступила.

Эмори обмякла на кровати. Тело било дрожью, сердце стучало, как бешеное. Но, слава Святым, боли больше не было.

Минуту Эмори лежала, прислушиваясь к тишине комнаты и собственным ощущениям.

Когда она поднялась с кровати, то чуть не свалилась на пол – ноги так ослабли, что едва слушались. С трудом, Эмори добралась до камина и взяла свечу. Огонь в очаге почти истлел, но ей, все же, удалось поджечь фитиль.

Повернувшись к зеркалу, она внимательно всмотрелась в свое отражение. Вид у нее был напуганный. Лицо казалось бледным, темные волосы взмокли и липли к коже, а глаза покраснели. Но, в остальном, она была… обычной. Никаких признаков болезней или ушибов. Хоть чего-нибудь.

Дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась мама.

– Эмори! Ты в порядке? – она бросилась к дочери и быстро оглядела. – Это землетрясение было? Клянусь, мои стены содрогнулись.

– Не знаю, – растерянно произнесла Эмори, когда мама взяла ее лицо в свои ладони. – Я не совсем поняла, что…

– Святые, да ты вся горишь, – Мама провела рукой по ее щеке. – Констанция! Констанция, немедленно сюда! Уитни! Томас! Кто-нибудь!

В комнату забежала их тучная домоправительница Констанция, за ней показалась и Уитни, дочь сапожника, которая с недавнего времени работала служанкой в доме Тейнов.

– Кто-нибудь, немедленно пошлите за лекарем! – приказала мама.

– Нет, мам, – остановила ее Эмори. – Правда, я уже в порядке.

– Что значит «уже»?

– Со мной случилось… что-то. Что-то странное. Или… Может это был просто сон?

– Твои руки, – вдруг взволнованно произнесла мама, взяв ладони Эмори в свои. – Посмотри на них. Да тебя же всю трясет!

Мама усадила Эмори в кресло у очага. Констанция завернула ее в плед, а Уитни бросилась разводить огонь.

Эмори действительно трясло. В ладонях кололо, будто иголками.

– Вы видели молнию? Кажется, это была молния, – протараторила Уитни. – Я вскочила от грохота, подумала, неужто гроза такая сильная. Но где же видано, чтобы от грома стены дрожали?

– Эмори, милая, как ты себя чувствуешь? – Мама с волнением вгляделась в ее лицо. – Хочешь чаю? Констанция, можешь…

– Нет, – остановила ее Эмори. – Я не хочу. Я… я в порядке.

Служанки хлопотали у камина, и у Эмори не хватило сил остановить их.

Ей не хотелось огня, ей не хотелось ни пледа, ни чая – она бы охотнее прыгнула в сугроб.

Тело горело. Казалось, еще немного и она смогла бы дышать огнем, как настоящий дракон – настолько жгло внутри. У нее, вероятно, началась лихорадка, и, должно быть, очень сильная.

Мама, все же, отправила Констанцию принести чаю и травяного настоя, когда за окном во дворе послышались хлопки.

Один, второй, третий.

А затем внизу раздался мощный грохот.

Эмори вздрогнула. Служанки завизжали.

– Какого… – прошептала мама, поднимаясь на ноги.

– Именем Короля! – раздался громкий голос с нижнего этажа. – Приказываю каждому здесь немедленно предстать перед гвардией!

Эмори с мамой обменялись тревожными взглядами. Взявшись за руки, они быстро вышли из комнаты и пробежали коридор, но возле лестницы замерли.

Внизу толпилось не меньше десяти гвардейцев в черной военной форме. Заметив женщин, они тут же двинулись к ним наверх.

Эмори попятилась. Мама закричала, а Констанция от испуга завалилась на пол.

Гвардейцы схватили их всех и грубыми рывками потащили вниз с лестницы на первый этаж.

– Что происходит? – кричала на них мама и размахивала руками. – Объясните немедленно, что вы делаете в моем доме! Да что вы себе позволяете! – Мама шлепнула по руке гвардейца, который случайно задел ее ниже пояса. Тот немедленно отвесил ей хлесткую пощечину.

– Мама!

– Дженссон. Отставить!

– На колени. Не двигаться! – Гвардеец удержал вырывающуюся Эмори и усадил на пол, скрутив ей руки за спиной.

Тот урод, что ударил маму, тоже посадил ее на пол и скрутил руки, но, кажется, действовал уже чуть сдержаннее.

На губах мамы выступила кровь. Эмори не видела ее взгляда, но отчего-то была уверена, что в нем не было ни испуга, ни слабости.

Скорее всего, мама в ярости.

А вот сама она дрожала, и уже не понимала, то ли от жара, то ли от ужаса.

Гвардейцы вокруг расступились, освобождая кому-то проход. Перед глазами Эмори промелькнули высокие тяжелые сапоги, глухо ступающие по полу, и она услышала, как служанки ахнули.

Эмори медленно подняла голову.

Над ней тенью возвышался мужчина. Входная дверь за его спиной дымилась, раскуроченная в щепки – явно после мощного взрыва. Мужчина был высоким, стройным, темные волосы зачесаны назад, а лицо ото лба до правого уха разрезал крупный шрам.

Эмори опустила взгляд на черный камзол, расшитый сложными узорами из нитей ярко-синего цвета, и ее глаза расширились в удивлении.

Она поняла, что перед ней заклинатель рун. Хотя в народе их чаще называли заклинателями магии.

Эмори еще никогда не видела заклинателя так близко.

В детстве мама с папой однажды возили ее в Терравин на именины принца Ланцеллиона Раввь, в честь которых в столице организовали большой карнавал. Тогда, на помосте, она впервые увидела их: лордов и леди древних родов, в чьих венах вместе с кровью текла неведомая сила, что позволяла управлять силой древних рун и творить настоящее волшебство. Поэтому их и называли заклинателями рун.

Заклинатель обвел взглядом всех жителей дома, что сидели перед ним на коленях.

Эмори слышала, как хромающего и кряхтевшего Томаса – их престарелого садовника, тоже приволокли в парадную, но не рискнула повернуть головы. А, когда взгляд цепких карих глаз заклинателя рун остановился на самой Эмори, она перестала дышать.

Мужчина всматривался в нее какое-то время. Взгляд его сделался озадаченным.

Подняв правую ладонь, он направил ее в сторону Эмори, но уже через секунду опустил, и кивком головы указал на девушку, обращаясь к своим гвардейцам:

– Она.

Эмори вздрогнула.

Чьи-то руки мгновенно подхватили ее и потянули вверх.

– Подождите, – пролепетала Эмори, когда ее потащили к выходу. – Это какая-то ошибка…

– Куда вы ведете мою дочь?! – вскрикнула мама.

– Никому не двигаться!

– На выход, живо.

– Мама!

Эмори отчаянно крутила головой и заметила, что заклинатель рун подошел к маме, которая вырывалась из рук удерживающего ее гвардейца, но уже не смогла расслышать их разговора.

Дождь залил глаза сразу же, как только Эмори выволокли на улицу.

– Вы можете хотя бы объяснить, по какому праву меня задерживают? – обратилась она к удерживающему ее гвардейцу. – Я не сделала ничего плохого.

– Не могу, – вдруг честно ответил тот. – У нас приказ доставить вас в Терравин.

– В Терравин? – Эмори ахнула. – Но зачем?

Гвардеец не успел ответить.

Эмори обернулась к двери и увидела, что заклинатель рун направлялся в ее сторону. Она глубоко вздохнула и собрала все свое мужество, чтобы потребовать ответов.

Но заклинатель не остановился. Он подошел к Эмори вплотную.

Она задержала дыхание.

В следующую секунду заклинатель схватил ее локоть и, не успела Эмори вскрикнуть, как мир вокруг закрутился в водоворот, а затем провалился в черноту.

 ***

Святые знали, каких трудов ей стоило не вывернуть наружу содержимое желудка. Спасло только отсутствие ужина.

Ладони коснулись холодного камня и Эмори нахмурилась.

Она быстро моргала, зрение постепенно возвращалось, и перед глазами появился черный каменный пол… А должна была сырая земля.

Эмори подняла голову, замечая черные стены вокруг, и гвардейцев, что окружили ее со всех сторон.

Одни руки схватили ее за правое предплечье, другие сжали левое. Ее держали так сильно, что потом наверняка останутся синяки, хотя Эмори даже не вырывалась.

Перед ней появился гвардеец с тяжелой цепью в руках. За ним второй.

– Что вы делаете…

Звякнуло железо. Руки обожгло холодом и на запястьях защелкнулись кандалы.

«Святые боги!»

Стало так холодно.

Эмори все еще трясло, но теперь уже точно от страха.

Гвардеец одним быстрым движением пристегнул к наручникам большую цепь, и Эмори чуть не рухнула под тяжестью железа.

Они действительно думали, что она могла бы попытаться бежать?

– А где ребенок? – спросил один из гвардейцев.

– Это она, – ответил ему заклинатель рун.

– Не может быть…

– Совет будет разбираться в этом.

Эмори так грубо потащили по коридору, что она еле успевала передвигать ногами. Тяжелые цепи били по ногам и тянули к земле.

Бесконечные черные коридоры казались похожими один на другой и Эмори даже не стала пытаться запоминать дорогу.

Ее вдруг так резко дернули за угол и рванули вниз по лестнице, что она споткнулась, сильно ударившись коленями о каменные ступени. Хотя, если бы сразу двое гвардейцев не удерживали ее, словно голодные собаки кусок свежего мяса, она наверняка скатилась бы с этой лестницы кубарем.

Запахло сыростью и землей.

В кромешной темноте сложно было различить дорогу, но очертания решеток Эмори увидела ужасающе четко.

– Стойте, – Голос осип от страха и превратился в шепот. – Подождите. Это просто ошибка!

Ее подвели к одной из темных камер, и подтолкнули внутрь. Тяжесть цепей потянула вперед. Эмори с трудом удержала равновесие. Обернувшись, она не успела и вскрикнуть, когда дверь камеры с грохотом захлопнулась прямо перед ее носом.

Эмори отскочила, попятившись назад.

Она в ужасе заозиралась по сторонам. Мрак окружал, и тени кружили вокруг, пытаясь схватить ее.

Но глаза быстро привыкали к темноте, и Эмори начала различать очертания стен. Камера оказалась намного меньше, чем показалось сначала. Помещение метр на метр, без окон, постели и чего-либо еще. Абсолютно пустое.

Зловещих теней тоже не было, либо они успели скрыться во мраке.

Эмори была здесь совершенно одна.

Она осела спиной по стене, прямо на сырую землю, пытаясь совладать с паникой.

Это ошибка. Просто ужасная, ужасная ошибка.

Дрожащими ладонями, закованными в холодные кандалы, Эмори подтянула подол своего ночного платья. Цепи звякнули. В темноте трудно было разглядеть, но она итак чувствовала, что колени разбиты. Пальцы ощутили теплую влагу, нос уловил запах железа. Точно, кровь.

Эмори стерла ее внутренней стороной подола и мысленно отметила, что рану больше не стоило трогать грязными руками, чтобы не занести инфекцию.

Хотя, возможно, ее скоро убьют и плевать на колени…

Нет.

Не убьют. Она же ничего не сделала… Это просто ошибка.

В голове царил хаос. Мысли мешались со страхом и паникой, грозясь вылиться в настоящую истерику, но Эмори заставила себя не поддаваться им.

Надо успокоиться. Надо думать.

Она ведь как-то читала одну книгу в домашней библиотеке профессора Гершвина о заклинателях рун. Они умели творить невероятные чудеса, а некоторые, с особенно сильным магическим отпечатком, даже могли перемещаться в пространстве.

Вот, что сделал заклинатель рун. Он перенес ее в пространстве.

В это жуткое место без света.

Эмори сидела тихо и какое-то время старалась вслушиваться, пытаясь распознать, были ли в соседних камерах другие узники.

Она услышала шорох, но быстро поняла, что это лапки скреблись по камню. Соседями Эмори по несчастью оказались только мыши.

Где-то вдалеке еще слышались звуки капающей воды. Такое медленное. Кап. Кап.

Кап. Кап.

Но больше ничего.

Было тихо. Так страшно тихо.

В темноте и тишине время текло обманчиво долго, но Эмори понимала, что один час сменялся следующим, и никто за ней так и не приходил. Жуткая мысль пронеслась мурашками по позвоночнику: вдруг про нее просто забыли? Вдруг она останется здесь навсегда?

Эмори насчитала триста пятьдесят шесть капель, когда послышался глухой звук шагов по камню. А потом тени собрались в гвардейцев возле ее темницы.

Дверь камеры щелкнула.

– На выход, – скомандовал гвардеец, чье лицо невозможно было различить в темноте. Эмори с трудом поднялась и отряхнула прилипшую к ее ночной рубашке землю. Хотя, с закованными руками, это оказалось не так уж и просто сделать.

Ее вновь повели по длинным черным коридорам, окружив конвоем. Но на этот раз, хотя бы, позволили идти самой. Тяжелые цепи вторили каждому шагу, которые давались ей все труднее. Колени болели, тело дрожало, и босые ноги словно сопротивлялись ступать по холодному каменному полу.

После очередного поворота, впереди показались широкие двери, освещенные факелами. По обеим сторонам неподвижно стояли гвардейцы в черной форме.

Двери перед Эмори открылись.

Ее завели в большой круглый зал: купольный потолок уходил вверх на десятки метров, а выложенная на полу черная звезда с сотней острых концов сходилась в центре кругом. К нему как раз и подтолкнул Эмори один из гвардейцев.

Она послушно двинулась вперед, озираясь вокруг. Небольшой зал, стены и пол в котором были сделаны из того же черного камня, что и все в этом месте, показался Эмори по-настоящему жутким местом.

У дальней стены на постаменте возвышались три больших каменных стула, напоминающие троны. Два из них были заняты. Когда Эмори подошла ближе и, наконец, смогла разглядеть тех, кто на них сидел, ноги ее тут же вросли в пол.

Один из гвардейцев, окружавших постамент, вышел вперед:

– Вы стоите перед Великим Владыкой Радогастом, – громко объявил он, и голос его эхом разнесся по круглому залу. – Членом Священного Совета королевства Раввия, Мастером над благоденствием людским, главой Ордена Заклинателей.

Эмори взглянула на старого человека в серых одеждах и длинном плаще из темно-синей ткани. Он восседал на троне справа. Его густые брови, короткая квадратная борода и волосы, скрытые под капюшоном, были белы, как снег, а взгляд небесно-голубых глаз прикован к Эмори.

– Вы стоите перед Великим Владыкой Альмоддом, – продолжал гвардеец, и Эмори перевела взгляд на серого старца слева, чья длинная борода уходила ниже пояса, а серые кустистые брови делали старика похожим на орла. – Членом Священного Совета королевства Раввия, Мастером над мудростью, главой Ордена Хранителей. Священный Совет королевства Раввия – есть щит и …

– Довольно официальностей, – перебил его Владыка Радогаст размеренным, но достаточно громким голосом. – Снимите с этой девушки цепи и прекратите вести себя так, будто она преступница.

Гвардеец умолк.

Двое других вмиг оказались возле Эмори. Один вставил ключ в ее наручники, провернул его, и гигантская цепь со звоном упала на пол, разнося эхо по залу. Второй подхватил цепь, и они вдвоем унесли ее прочь.

Жизнь сразу показалась Эмори чуточку легче.

Хотя она тут же поняла, что сняли с нее только цепь – странные белоснежные кандалы на ее запястьях остались не тронутыми.

Значит, она все еще заключенная.

– Мисс Тейн, прошу подойдите, не бойтесь, – мягко произнес Владыка Радогаст, и Эмори повиновалась. – Обстоятельства вынуждают нас действовать наспех и, к моему величайшему сожалению, мы не смогли проявить к вам более деликатного отношения.

Эмори молчала.

Она понятия не имела, что должна была на это ответить. И как вообще следовало обращаться к Владыке? Язык ее в жизни не повернулся бы сказать, что она «принимает его извинения». И, все же, деликатности здесь действительно не ощущалось.

– Уверен, вы находитесь в замешательстве, – сказал Владыка Радогаст. – Поверьте, мы в не меньшем. Видите ли, сегодня ночью…

Двери за спиной Эмори с грохотом распахнулись.

Гвардейцы вокруг вмиг упали на одно колено, и каждый в этом зале, кроме Владык, низко склонил голову.

Эмори обернулась. В этот момент время для нее словно замедлилось.

К ней навстречу, в окружении личной гвардии в красной военной форме, грозно вышагивал Король Драгомир Миротворец.

«Святые боги… Я умерла?»

Красные рубины в королевской короне горели огнем. Черные густые волосы Короля Драгомира, едва тронутые сединой так же, как и борода, спутанной копной падали на широкие плечи. За спиной развивался тяжелый плащ из бурого меха, а на груди красовалось золотое солнце, вышитое на красном камзоле – герб правителей Раввии.

На мгновение Эмори показалась, что она, вероятно, уснула в той камере, и до сих пор не проснулась.

Она вдруг в ужасе осознала, что была единственной, кто все еще стоял на ногах при появлении Короля, и тут же осела, преклонив колено, и опустив голову как можно ниже. Ушибленное место в колене отозвалось резкой болью, но Эмори даже не придала этому значения.

– По какой причине Совет в полном составе собирается посреди ночи, и не ставит в известность Короля? – грозно произнес Король Драгомир. Он остановился возле Эмори, и она уткнулась взглядом в его сапоги, не смея поднять головы.

– Ваша Светлость, – прошептала Эмори, но не была уверена, что кто-либо ее услышал.

– Встань, дитя, – велел Король. Эмори  неуверенно поднялась, сморщившись от боли в колене. Король одарил ее долгим изучающим взглядом из под густых черных бровей. – Ваше имя, миледи?

– Эмори Тейн, Ваша Светлость. Простите, я не леди.

– Не леди, значит, – произнес Король. – Дайте этой девочке чем-нибудь прикрыться. И поживее! Проклятые солдафоны. Помогите мне Боги!

Король прошел мимо Эмори, и направился к пустующему трону, возвышавшемуся в самом центре постамента.

– Ваша Светлость, мы решили, что не стоит тревожить Короля, пока не выясним всех обстоятельств, –  мягко произнес Владыка Альмодд, пока Король занимал место во главе Совета. Голос его был скрипучим, словно сталь по железу.

– Не верно решили, – беззлобно бросил в ответ Король. – И что же вам удалось узнать?

– Пока ничего, – спокойно ответил Владыка Радогаст. – Девушку только доставили из темницы на нижних этажах. – Король на это сплюнул и тихо выругался. – Я как раз начинал беседу, когда появились Вы, Ваша Светлость.

– Так продолжайте, – махнул рукой Король.

Эмори вздрогнула, когда один из гвардейцев вдруг накинул на ее плечи тяжелую черную ткань. Это был черный плащ и он оказался настолько велик ей, что стелился краями по полу, но Эмори тут же закуталась поплотнее, скрывая от посторонних глаз свое тонкое ночное платье, и наконец почувствовала себя чуть увереннее. Стало теплее.

Эмори подавила желание накинуть еще и капюшон на голову.

– Мисс Тейн, – обратился к ней Владыка Радогаст. – Сегодня ночью мы зафиксировали Вспышку. И, надо признать, настолько яркую, что это заставило нас заволноваться. Служба обязывает нашу доблестную гвардию реагировать на инциденты такого рода незамедлительно. Это не оправдание вашему незаконному заключению. И, все же, гвардейцы пришли в ваш дом, не зная, что ждало их внутри.

Однако, нам передали, что на месте предполагаемого происшествия отряд застал лишь милый домик в старой деревушке под названием… Гарлоу, верно? Полный испуганных женщин и слуг. Могли ли сведения о Вспышке оказаться ложными, как Вы считаете? Конечно, такого еще ни разу не случалось, и все же?

– Великий Владыка, я… – голос Эмори скрипнул, как несмазанные петли. Она прочистила горло и продолжила, старательно подбирая слова. – Прошу прощения, Вы не ошиблись. Вспышка действительно была, мы все ее видели и… чувствовали. Хоть и не понимали, что именно ощущаем. Свет ворвался в наши окна и стены дома содрогнулись. Но, боюсь, я не знаю, откуда он взялся. Да и ничего больше не знаю.

Члены Совета переглянулись в молчаливом диалоге.

Владыка Альмодд что-то прошептал на ухо Королю. Тот нахмурился.

Эмори оглядела тех, кто стоял возле помоста. Все были одеты в стандартную военную форму черного цвета. С такого расстояния званий было не разглядеть, но серебряные вышивки на плечах и груди говорили о высоких должностях. Здесь же находился и тот заклинатель рун, который привел Эмори. Рядом с ним стоял высокий мужчина; он выделялся среди всех, потому что вместо военной формы на нем были штаны и камзол темно-зеленого цвета, расшитые причудливыми узорами деревьев и цветов – маме бы такое понравилось. Блестящие черные волосы мужчины спадали на плечи и казались достаточно густыми, но, все же, не могли скрыть длинных острых ушей.

Перед Эмори был настоящий эльф.

Немыслимо…

Взгляд эльфа казался внимательным, изучающим. Эмори подумала, что глаза его были настолько удивительно синими, что словно светились – она различала их цвет даже издалека.

Могла ли она представить, что когда-нибудь в жизни увидит настоящего эльфа? Безумно хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все вокруг – не сон. Не будь ее руки закованы в холодные кандалы, так бы и сделала…

– Мисс Тейн, – обратился к ней Владыка Радогаст. – Вам ведь известно, что способность заклинателей передается по крови, верно?

Эмори кивнула.

Она знала, что магия заклинателей рун – как вторая кровь. Она передавалась от родителей к детям, как наследство.

– Процесс рождения заклинателей – очень трепетный момент, – медленно произнес Владыка Радогаст. – Когда ребенок рождается и новорожденная магия его сталкивается с магией нашего мира, происходит Вспышка. Рядом с ребенком всегда должен быть заклинатель, который поможет связать магию ребенка с магией мира так, чтобы малыш не навредил себе или окружающим.

Вы уже достаточно взрослая, мисс Тейн, чтобы понимать то, что я скажу дальше. Даже среди лордов и леди случается так, что дети рождаются внебрачными. Иногда женщины даже не знают, что рожают будущих заклинателей. И, зачастую, рядом не оказывается того, кто помог бы ребенку связать его магию. Тогда случаются Вспышки. Иногда Боги милостивы, и ребенок остается в живых. Но чаще… смерть.

Поэтому так важно для нашей доблестной гвардии отслеживать Вспышки и быстро реагировать – есть шанс успеть до взрыва и спасти несколько жизней. Конечно, от такой мощной Вспышки, которую мы зафиксировали этой ночью, обычно уже никого нельзя спасти… Представьте, какого же было наше удивление, когда на месте происшествия дом стоял целый, все вокруг живы, а вместо ребенка… Вы.

– Я? – Эмори чуть не поперхнулась.

– Именно так, – кивнул Владыка. – Но, насколько я понимаю, раньше вы не владели способностью к заклинанию рун.

– Вы имеете в виду магию? – засомневалась Эмори.

– Если вам так проще… Да.

– Нет, – выдохнула Эмори, покачав головой. – Конечно нет. Владыка, мне жаль, но все это – просто огромная ошибка. Я не заклинательница рун и никогда не была ею. Мой отец был гвардейцем, командиром отряда пехотных войск. Он погиб при взрыве крепости шесть лет назад. А моя мама… Она портниха. И во время моего рождения не было никаких Вспышек, только чертовски много крови и… Простите. Так мама говорила, – Эмори хватило воспитания смутиться.

Владыка Альмодд скривился. А вот губы эльфа вдруг растянулись в легкой улыбке, неожиданно для Эмори.

– Вы правы, мисс Тейн, – сказал Владыка Радогаст. – Невозможно владеть силой заклинателя рун и не чувствовать этого.

Он повернулся к Королю Драгомиру и что-то тихо произнес. Тот задумался на мгновение, а затем кивнул:

– Сир Бранд, снимите с девочки оковы, – приказал Король.

– Ваша Светлость, – вмешался Владыка Альмодд, – разумно ли…

Король остановил его жестом.

Гвардеец из личной стражи Короля, с самым большим количеством золотых нашивок на красной форме, направился к Эмори, извлекая из нагрудного кармана овальный камень белоснежного цвета – такого же, как и ее кандалы.

Он прислонил камень к наручникам и по ним побежала паутина из чистого света. А потом кандалы щелкнули и упали на пол, разнося эхо по залу.

И Эмори ахнула.

Жар вернулся в ее тело мощной волной. По рукам побежала дрожь, и Эмори заметила это – свечение, что белоснежной паутиной растягивалось от ее ладоней и бежало по рукам вверх.

«Она в моих венах», – вдруг осознала Эмори.

Это была магия, настоящая. Эмори никогда в жизни не видела магии вживую, но сейчас не сомневалась, что это она.

– Вы ведь чувствуете ее теперь, не так ли?

Эмори вскинула взгляд на Владыку Радогаста, не сдерживая своего удивления.

Кажется, она забыла как дышать.

– Это тепло внутри. Это покалывание в ладонях, – произнес Владыка с легкой улыбкой. – Да. Вижу, что чувствуете. Почти все в этой комнате понимают ваши ощущения. То, что вы зовете магией, течет и в наших венах.

Эмори невольно обвела взглядом зал, отмечая сосредоточенное выражение лица Короля, нахмуренные брови Владыки Альмодда, и искру, что блеснула в синих глазах эльфа.

– За одним только исключением, – произнес Владыка Радогаст. – Мы с этим родились. Еще не было в истории случая, чтобы магия проявлялась в заклинателе не с рождения, а в таком позднем возрасте. Фактически, это невозможно, мисс Тейн.

– Невозможно? – задумалась Эмори. – Но… я еще не совершеннолетняя. По сути, еще ребенок. Быть может…

– Нет, мисс Тейн, – мягко перебил ее Владыка. – Это работает не так. Мы бы задумались о такой теоретической возможности, будь вы действительно ребенком. Новорожденным младенцем. В теории… Только в теории, ваш магический отпечаток мог бы быть настолько слабым, что случайно остался незамеченным.

Владыка пожал плечами, будто даже не допускал такой мысли:

– Однако, вот я смотрю на вас и вижу взрослую девушку, вовсе не похожую на младенца. А отпечаток ваш, уж поверьте мне на слово, далеко не незаметный.

– Тогда откуда он взялся…

Даже Эмори хватало знаний, чтобы понимать: магия передавалась от родителей к ребенку. Ее нельзя было спрятать или скрыть. Ею нельзя поделиться. И она уж точно не падает к тебе просто так с неба.

– Если бы мои родители были заклинателями, я бы о таком знала, – осторожно произнесла Эмори.

Владыка кивнул.

– Вы правы. Лорд Поллок был в вашем доме, – Владыка указал головой в сторону заклинателя со шрамом, который взорвал дверь дома Эмори. – Он встречал вашу мать и вполне убежден, что единственной заклинательницей в доме были вы, мисс Тейн. Вспышка произошла именно от вас. Заклинатели такое сразу чувствуют.

– Вы хотите сказать, что мой отец мог быть заклинателем?

– Даже если бы ваш покойный отец был не простым человеком, а заклинателем, то вам передалась бы способность к заклинанию рун с рождения, мисс Тейн. Как и всем. Но вы прожили семнадцать лет обычной жизнью. Такое… просто невозможно. Вернее, было невозможным до сегодняшнего дня.

– Но… Как? Мог ли лорд Поллок ошибиться? Может ли это быть что-то другое?

– Это нам и предстоит выяснить, – сказал Владыка Радогаст. – Но я вижу, что у вас, к сожалению, ответов еще меньше, чем у нас самих. И, кажется, это вы предпочли бы задавать вопросы.

Эмори смутилась.

– Прошу прощения, Владыка…

– Не стоит, – мягко произнес он. – Можете задавать свои вопросы, если они у вас еще имеются.

Выражение лица Владыки Радогаста показалось искренним.

В голове у Эмори наперебой зазвучали тысячи разных мыслей, но в действительности она решилась задать лишь один вопрос:

– Когда меня отпустят домой? Я бы хотела увидеть маму.

– Милое дитя, – вздохнул Владыка и сочувствие на его морщинистом лице не показалось фальшивым. – Боюсь, это невозможно. – Сердце Эмори рухнуло. – Вы должны будете некоторое время провести под нашим присмотром и пока не сможете вернуться домой.

– И… Как долго?

– Столько, сколько необходимо, – отрезал Владыка Альмодд, до этого сохранявший молчание. – И Оковы следует вернуть. Это для ее собственной безопасности, в первую очередь, – произнес он, обращаясь к Королю. Эмори ему не поверила.

– Да будет так, – согласился Король и кивнул сиру Бранду.

Когда Эмори вновь заковали в наручники, магия вмиг покинула ее тело, и горечь разочарования оказалась настолько сильна, что удивила даже ее саму.

Разве могло быть настолько трудно расставаться с тем, что буквально несколько часов назад тебе и вовсе не принадлежало?

– Совет озвучит свое окончательное решение позднее, – объявил Владыка Радогаст. – А пока, лорд Поллок, прошу, уведите девушку. И проследите, чтобы условия ее содержания оказались соответствующими. Она не пленница.

– Да, Владыка, – заклинатель рун со шрамом вышел вперед и почтительно кивнул.

Эмори тоже поклонилась, неловко и криво, а затем ее вывели из зала.

Владыка сказал, что она не пленница. Но вот ее, закованную в белоснежные кандалы, под конвоем вели вдоль черных коридоров неизвестно куда, и она чувствовала себя именно так.

 ***

Комнатка, в которой она теперь находилась (ее новая темница) была, конечно, несравнимо лучше предыдущей, но все еще представляла собой довольно мрачное место: большой деревянный стол, стул и несколько простых шкафов, доверху забитых пергаментными свитками и всяким барахлом. На этом, в общем-то, и все.

Зато ей налили чая, хотя и удивительно горького, дали хлеба, сыра и даже кусок ветчины. От нервов еда застревала в горле, зато горячий чай оказался как нельзя кстати – тепло разливалось внутри и дрожащие конечности понемногу отогревались. Вот только, Эмори предпочла бы сейчас почувствовать совсем другое тепло –  то, что недавно угрожало спалить ее заживо.

Закованная в кандалы магия, теперь ощущалась как очень важная потеря. Эмори казалось, что ее обокрали.

Не особенно-то справедливое чувство, но как есть.

В комнату вошел гвардеец и Эмори узнала в нем одного из тех, кто тащил ее в темницу. Хотя различать их было не так просто – в черной военной форме все гвардейцы выглядели на одно лицо. Но у этого были ярко рыжие волосы.

Гвардеец встал у двери в привычную стойку гвардейца – руки сложены за спиной, осанка прямая, ноги ровно по швам; и откашлялся, обращаясь к Эмори:

– Приношу извинения за грубое обращение… – Он запнулся, явно вспоминая ее имя.

– Тейн, – холодно произнесла она. – Эмори Тейн.

– Прошу прощения. Сержант Полл Ройс, – представился гвардеец и поклонился. Эмори неуверенно кивнула в ответ. – Служба обязывает нас реагировать незамедлительно на любые инциденты. Но мы проявили непозволительную грубость к заклинательнице рун.

– Я не… – собиралась было запротестовать Эмори, но вдруг передумала: – Я принимаю ваши извинения, сержант Ройс.

Ее удивляло, как противоречиво здесь к ней относились – сначала, как к узнице, затем, как к настоящей леди, и наоборот.

– Но, прошу, скажите, как долго мне еще здесь находиться?

– К сожалению, не могу сказать, – ответил сержант Ройс. – Нам придется дождаться, пока Совет закончит собрание.

– И как много времени это обычно занимает?

– Не могу сказать.

– А где я вообще нахожусь?

– Не могу сказать.

– Безумие какое-то… – полнейшая неизвестность уже начинала ее злить.

– Простите за возможную бестактность, миледи, – произнес Ройс. – Но могу я поинтересоваться, сколько вам лет?

– Не могу сказать, – вырвалось у Эмори и она тут же захлопнула рот. – Прошу прощения, – не совсем искренне извинилась она и отметила, что лицо гвардейца дрогнуло. – Мне семнадцать.

Брови сержанта приподнялись. Он посмотрел на Эмори так, словно у нее рога на голове росли, не меньше.

Такие же взгляды были у всех гвардейцев, которых она встречала по дороге. У тех, кто нес службу в коридорах и тех, кто дежурил на входе. Они почти не двигались, никто с ней не заговорил. Но это не мешало им смотреть, и от взглядов этих Эмори все время одергивала подол плаща и нервно теребила волосы, не зная, куда себя деть.

– Мне велено проследить, чтобы миледи ни в чем не нуждалась, – наконец объявил сержант Ройс, видимо, справившись с удивлением.

– Я не леди, – все же возразила Эмори.

– Прошу прощения… – растерялся сержант.

– Не нужно больше извиняться, – раздраженно выпалила она.

– Прошу…

Эмори изогнула бровь. Ройс запнулся.

Она только теперь обратила внимание, насколько тот был молод. Возможно, всего на пару лет старше ее самой.

– Я просто побуду здесь и прослежу, чтобы заклинательница была… в порядке, – поклонился сержант Ройс и отошел к стене.

Он больше ничего не сказал, и Эмори поблагодарила за это Святых.

Во рту все еще ощущалась горечь после крепкого чая, разбитые колени болели и пульсировали, ночная рубашка отсырела за то время, что Эмори провела в темнице, и голые ноги в больших гвардейских ботинках, которые ей выдали, начинали гореть и чесаться.

Она устала. Замерзла. Невероятно сильно хотела домой.

Слава Святым, ей хватало духу сдерживать слезы, и за это Эмори невольно зауважала саму себя чуточку больше.

Она была послушной девочкой. Ее посадили на стул и сказали ждать, так что она покорно сидела и ждала, мысленно прокручивая все, что произошло за последние часы.

То, что казалось сном, постепенно превращалось в реальность, и Эмори не сдержала нервного смешка при мысли о том, что действительно видела настоящего Короля Раввии вместе с Верховным Советом в полном составе. И, не стоя где-то среди толпы, пока Король машет рукой со своего королевского балкона. А вживую. Лицом к лицу.

Джейни Лисс не поверит, когда Эмори расскажет ей…

В голове снова промелькнули обращения сержанта Ройса.

Миледи.

Заклинательница рун.

Конечно, Эмори не думала что действительно является заклинательницей рун. Не могла так думать. Заклинатели – представители древних и уважаемых Домов, лорды и леди, правители земель Раввии. Обычные люди почитали их чуть ли не наравне со Святыми, и Эмори хватало разума не поддаваться лишним фантазиям.

Это все просто огромная ошибка. Собрание Совета закончится и они придумают способ отобрать ту магию, что досталась Эмори случайно.

Оставалось лишь надеяться, что ее не убьют и, в конце концов, разрешат уйти домой.

Мама наверняка сейчас свирепствовала и сходила с ума от волнения. Слава Святым, хотя бы ее не притащили в ту жуткую клетку вместе с Эмори.

Когда дверь в комнату наконец открылась, на пороге появился тот самый мужчина в зеленом камзоле, которого Эмори разглядывала совсем недавно. Он был высоким. Черные волосы струились по плечам, а глаза светились синим. Эльфийские уши вблизи оказались еще острее и длиннее, чем показалось Эмори в круглом зале.

Мужчина, кажется, был ровесником ее мамы, но… Это же эльф – сложно было определить наверняка.

Сержант Ройс тут же подобрался и склонил голову:

– Милорд, – уважительно произнес он.

Но эльф вдруг обратился к Эмори, ни на кого больше не глядя:

– Мисс Тейн, у меня пока не было возможности представиться. – Он подошел к столу и Эмори осторожно поднялась. – Мое имя Гертангель Певельгас. Надеюсь, вам здесь оказали подобающее гостеприимство?

Эльф холодно взглянул на сержанта Ройса, но тот не поднимал головы.

– Все были очень любезны, – поспешила заверить его Эмори. – Благодарю. Раз вы здесь, господин Певельгас, значит собрание Совета завершилось?

– Прошу, зовите меня Гертангелем, если вас это не смутит. Нам, эльфам, чужды людские звания, – улыбнулся эльф.

Эмори смущенно кивнула, соглашаясь. Хотя это показалось ей совершенно неловким.

А улыбка вдруг пропала из синих глаз эльфа, когда он произнес:

– Вы правы, собрание окончено, решение принято. Я здесь, чтобы перенести вас домой. – Сердце Эмори радостно забилось. – Но лишь для того, чтобы вы собрали вещи. В ближайшее время вам придется находиться вдали от родного дома. Мне очень жаль.

– И… – Эмори сглотнула разочарование. – Как долго?

– Будущее мне не ведомо, мисс Тейн, – ответил он. – Но я, все же, осмелюсь сделать предположение, дабы не обманывать вас ложными надеждами. Вы вряд ли когда-нибудь снова вернетесь домой.

Глава 2

Раввия не берет пленных. Раввия не ведет переговоров с иноземными захватчиками.

Убийцы, предатели и заговорщики против власти в Раввии не имеют права на суд и подлежат немедленному уничтожению.

Любая угроза безопасности Раввии и его подданных подлежит немедленному уничтожению.

Исключение: заклинатели рун.

(Руководство для гвардейцев.

Раздел 2. Пункт 1.3 )

Звук кукушки в старых часах пробил, а, если быть точнее, прокряхтел полночь. Последний день июня подошел к концу, а это значило, что завтра – тот самый день. День, когда жизнь Эмори Тейн поделится на до и после. И, кажется, пора бы ей уже привыкать к резким поворотам судьбы, потому что в последнее время ее заносило на них довольно часто.

Эмори потерла уставшие от чтения глаза.

«История королевства Раввия. Старое издание» оказалась самой толстой книгой, которую она когда-либо видела, но, к собственному удивлению, только что стала одной из ее любимых. И все же, последние главы не были помечены красным или желтым, поэтому она оставила их недочитанными – на них не было времени.

У нее вообще ни на что больше не было времени. Тринадцать месяцев, как оказалось, – иногда очень короткий срок, и сегодня он подошел к концу.

Тем не менее, Эмори была твердо намерена выжать максимум из каждой оставшейся минуты.

Она отложила «Историю» поверх высокой книжной башни, что образовалась возле ее кресла, в котором она, кажется, уже почти что пустила корни – количество проведенных за чтением часов, сидя в нем, невозможно было сосчитать.

Теплый свет от камина коснулся обложки следующей книги, которую Эмори аккуратно вытащила из середины башни: «Рунопись. Основы и практики». Она пролистнула несколько глав и дошла до тех, что были выделены желтым цветом, но затем пропустила и их. Сейчас ее интересовало только красное – обязательная информация.

Когда Эмори добралась до нужной главы, губы ее зашевелились в такт чтению. Она сосредоточилась на том, чтобы слово в слово отложить в памяти каждую прочитанную строчку.

В гостиной было тепло от растопленного камина. Зачарованный очаг трещал поленьями и тихо похрапывал во сне. Обычно Эмори любила с ним поболтать и послушать его страшные сказки на ночь, но в последнее время ворчливый огонь слишком остро реагировал на общую нервозность, и часто плевался искрами. Это становилось опасным для ее книг, поэтому Эмори подумала, что пусть уж он лучше пока дрыхнет.

У входа болтались светлячки. Они создавали в доме мягкое уютное освещение и заменяли настольные лампы.

На стене деревянные часы отмеряли секунды. Кукушка в них уже была так стара, что каждый раз в попытке пропеть мелодичное «ку-ку», оповещая о новом часе, вместо этого вдруг заходилась заливистым кашлем, кряхтела, плевалась и бесславно удалялась обратно в дом.

Страницы учебника отбрасывали мягкие танцующие тени. За окном уже появлялись первые звезды, и буквы перед глазами Эмори начали расплываться.

Она зевнула.

– Насколько я помню, у людей есть отличная поговорка как раз на такой случай.

Эмори вздрогнула и подняла уставший взгляд на появившегося в дверях Гертангеля. Кажется, она чуть не заснула…

– Вы говорите: «Перед смертью не надышишься», – усмехнулся Гертангель.

Он подошел к Эмори и протянул ей большую зеленую кружку. Нос сразу уловил знакомый запах любимого мятного шоколада. За последний год, необычный напиток начал казаться настолько привычным, что Эмори даже засомневалась однажды, точно ли не пробовала такого раньше. Но Гертангель еще в их первый (и самый неловкий в мире) день совместного проживания похвастался, что это его личная выдумка. Эмори назвала тогда Гертангеля гением шоколадоварения, и, почему-то, повеселила этим эльфа.

У нее вообще часто получалось его веселить.

– Ага, – Эмори отпила из кружки и почувствовала, как по телу разливается тепло. – А что говорят в таких случаях эльфы?

Гертангель присел в соседнее кресло и поставил на столик железную кружку, в которой, судя по запаху, был какой-то новый травяной чай; он пил их чаще, чем простую воду, и каждый раз это был новый рецепт.

– Не припомню ни одной подходящей фразы, – пожал плечами эльф и усмехнулся: – Кажется, нам на всё всегда хватает времени.

– Вот именно, – Одарив его недовольным взглядом, Эмори опустила глаза к книге. Она ощутимо взбодрилась. – Легко говорить, когда ты бессмертный. А у меня, возможно, вся жизнь будет зависеть от того, вспомню ли я завтра «действия и противодействия руны Тейваз», – процитировала она, тыкнув в книгу пальцем.

Гертангель вздохнул.

– Я уверен, ты процитируешь мне наизусть весь абзац, даже если разбудить тебя посреди ночи. И мы не бессмертные… – Он скептично фыркнул.

– Ну да, да, – отмахнулась Эмори, не поднимая взгляда от книги, – Всего лишь живете по несколько веков и не боитесь смерти, потому что после вас ждет мир вечного сияния. Я помню.

Все, кто каким-либо образом был связан с магией, всегда считались долгожителями. Магия поддерживала жизненную энергию, помогала лечить и предотвращать большинство болезней. Но у эльфов продолжительность жизни исчислялась веками.

Гертангелю было сто сорок девять лет. Хотя выглядел он не старше тридцати пяти. А если бы не щетина, которую он, похоже, намеренно оставлял, чтобы казаться старше, то и того меньше. Среди эльфов Гертангель считался совсем молодым, но это не мешало ему стать профессором в главной Академии заклинателей Раввии и членом Совета правления королевства.

Эмори уже знала, что в Раввии жили всего двое эльфов: одним из них был Гертангель, а о втором он ей никогда не рассказывал.

– Как дела с элементалями? – неожиданно спросил Гертангель, и Эмори заметно напрягалась.

Она потратила сегодня часов восемь, тренируя контроль над рунами стихий, и даже добилась кое-какого прогресса, но…

– Всё… – Эмори замялась, сжав корешок книги. Ей так хотелось ответить «нормально», но они с Гертангелем уже давно уяснили, что любая ложь между ними только все портит и мешает обучению, так что… – Нестабильно.

Бровь Гертангеля изогнулась. Он явно не посчитал это исчерпывающим ответом.

Эмори отложила книгу.

С видом истинного мученика, она поднялась с кресла и вздохнула, прикрыв глаза.

Она сконцентрировалась на пульсирующей в пальцах энергии.

Это всегда казалось удивительным, не важно сколько пройдет времени и как часто ее призывали – магия текла внутри ее тела, струилась, пульсировала, жила. Она жгла ладони и искрилась, будто постоянно искала выход наружу. И Эмори было приятно ее выпускать. Это казалось на удивление простым. Вот только не всегда точным…

Эмори подняла ладони и мысленно вычертила Каи – руну воды.

Над ее головой появились водяные капли. Они начали собираться в длинные струи, а затем сплелись в водяное кольцо.

– Все не так уж и плохо, – произнесла Эмори, разделяя воду на потоки, и сплетая в различные фигуры. – С водой проще всего. Я чувствую ее в своих руках, могу переливать из одного состояния в другое, могу придать форму. С огнем и землей тоже получается… более или менее.

Эмори одну за другой вычертила Фиар – руну огня и Эрру – руну земли, которые в последнее время использовала так часто, что могла бы и с закрытыми глазами воспроизвести на бумаге безошибочно.

– По крайней мере, я уже давно не получаю ожогов, – заметила Эмори, разделяя огненное кольцо, и сплетая из него фигуру молнии, специально как можно дальше от себя, чтобы случайно не пальнуло. – Земля, конечно, совсем неподатливая, с ней бывает трудно управиться, но все базовые элементы у меня получаются. Хоть и не идеально четко. А вот воздух…

Эмори помедлила.

Она не спешила призывать стихию. Одна за другой, ее бесконечные попытки проваливались и, казалось, очередную неудачу она просто не вынесет.

– Мне трудно его контролировать, – Эмори сжала кулаки. – Трудно ухватить форму или состояние. Я делаю все по методике из учебников, пробую различные техники, визуализации. Но вот, к примеру, землю я могу схватить силой, даже если ей не хочется подчиняться. А воздух… Каждый раз, когда я пытаюсь его схватить и подчинить силой, он просто рассеивается. Я не знаю, как его ухватить. Как заставить держать форму воздух? Это же… воздух. Понимаешь, о чем я?

– Контроль мыслей, Эмори. Вот ключ ко всему, – задумчиво произнес Гертангель, будто мыслями был где-то в другом месте. – Пробуй. Давай.

Ладони нагрелись от прилива магии.

Эмори сосредоточилась и мысленно вычертила Видду – руну воздуха. В ногах закрутился маленький тайфун, и она глубоко вздохнула, концентрируясь на его форме.

Они с Гертангелем тренировали руны элементалей, которые на экзамене считались самыми сложными, вот уже несколько месяцев, с утра и до самого вечера. И ни разу не добились идеального результата.

В последние дни, призыв стихий стал вызывать у Эмори такое волнение, что желудок скручивало в узел при одной только мысли о рунах элементов. Ей не раз говорили, что не всякий магический отпечаток вообще способен подчинить такую мощную природную магию, как элементали.

Но только не Гертангель.

Он ни разу не давал Эмори спуску. Никогда не перехваливал за успехи и не жалел во время неудач. Он учил ее каждый день с утра и до позднего вечера вот уже тринадцатый месяц. И, глядя, как серьезно относился к экзамену Гертангель, волнение Эмори усиливалось со скоростью световой молнии. Она чувствовала, что никак не могла его подвести.

Но понимание, что она не оправдывает ожиданий, когтями скребло по сердцу. Эмори не смогла бы вынести разочарования в синих глазах Гертангеля, когда выяснится, что она провалила экзамен, и целый год своей длинной жизни эльф потратил впустую…

Тайфун вдруг распался и исчез.

Она потеряла концентрацию. Снова.

– Воздух тебе подчиняется, – констатировал Гертангель. – Он отзывается на твой зов. Но этого не достаточно. – Он смотрел туда, где только что растворилась жалкая попытка Эмори сложить воздушное кольцо. Голос его при этом звучал отстраненно: – У тебя плохая концентрация. Ты все время отвлекаешься, не можешь контролировать мысли и, соответственно, не удерживаешь такую сильную энергию. Над этим нужно будет еще много работать.

Эмори чуть не задохнулась от охватившего ее отчаяния.

Много работать…

Много работать?

Но у них больше не было времени много работать! Экзамен уже завтра. Экзамен, который она благополучно провалит.

– Бесполезно… – ее голос дрогнул. Гертангель взглянул в непонимании. – Всё бесполезно. Я просто… слишком… слабая. На что я вообще рассчитывала? Что за несколько месяцев смогу выучить то, чему другие обучаются всю жизнь? Это просто глупо…

Громко выдохнув, Эмори плюхнулась в кресло. Она вцепилась в его края и опустила глаза, пытаясь справиться с комом в горле и предательски подступившими слезами. Осталось только разрыдаться… Как будто кому-то всерьез не хватало доказательств ее слабости.

Гертангель замер и со странным удивлением смотрел на Эмори.

Она понимала его замешательство. При нем, она всегда вела себя достаточно сдержанно, пытаясь казаться старше, лучше и умнее, чем была на самом деле. Пытаясь походить на самого Гертангеля. Эльф не привык видеть ее приступов самобичевания, и теперь явно не знал, что с этим делать.

На минуту в комнате повисла тишина.

Вспышка эмоций утихла, и внутри Эмори начала зреть пустота, подпитываемая горьким чувством обреченности.

Гертангель вздохнул и тихо произнёс:

– Ты ошибаешься.

Эмори подняла на него взгляд. Между темных бровей Гертангеля пролегла морщинка. Он показался слегка помрачневшим, что, вообще-то, сбивало с толку, потому что его спокойное, всегда идеальное эльфийское лицо редко выражало такие эмоции.

– Эмори, послушай меня, – Гертангель подался вперед и медленно присел рядом. – Да, ты ещё очень многого не знаешь. И полному контролю пока не научилась. Но… больше не говори, что ты слаба. Потому что это не так. Грани твоих сил мне ещё до конца не понятны, но я чувствовал твой магический отпечаток, с самого первого дня. И, поверь, в нем не было слабости.

Он замолчал на несколько секунд, а потом снова взглянул на Эмори и смахнул слезинку, успевшую скатиться по ее щеке.

Эмори тут же смутилась.

Выбить похвалу слезами – последнее, чего ей хотелось.

– И я говорю это не потому что ты расстроена, – вдруг покачал головой Гертангель, будто мысли ее прочитал. – Просто я только сейчас понял, что… Возможно, слегка переборщил. Я так отчаянно хотел, чтобы ты сдала экзамен, потому что только так ты будешь в безопасности. А еще, потому что чувствовал, что ты можешь это сделать. То, с какой скоростью осваивала руны ты, Эмори… Не каждый заклинатель так может, даже высокородный. С каждым твоим успехом, мне хотелось дать всё больше, и ты с такой готовностью принимала каждый мой вызов, что в какой-то момент, я просто стал забываться… А ведь ты владеешь рунами всего ничего. Какие-то месяцы. И уже готовишься сдавать экзамен. Мне стоило чаще вспоминать об этом самому и чаще напоминать тебе.

Эмори смотрела на Гертангеля и просто моргала.

Слезы ее как-то разом высохли. Она вдруг усмехнулась, слегка удивленно:

– Знаешь, это была твоя самая длинная речь, – сказала Эмори, а мысленно добавила: «и точно самая эмоциональная».

Гертангель отвернулся и покачал головой. Морщинка покинула его брови, а лицо просветлело:

– Я тоже еще многому учусь, – сказал он с легкой усмешкой. – Даже прожив полтора века, иногда можно столкнуться с чем-то совершенно новым.

Гертангель взглянул на Эмори и сжал ее предплечье в приободряющем жесте:

– И не стоит больше так переживать из-за экзамена, – серьезно произнес он. – Нам ведь не нужен идеальный результат. Контролируй силу, не дай ей вырваться наружу – это самое худшее. Они должны видеть, что ты безопасна. Что ты не угроза. Позволь своему владению воздухом быть слабым и неточным, нам не нужно никого впечатлять. Нам нужно лишь пройти тест. А твоих знаний для этого более, чем достаточно. Контролируй силу, Эмори. Контроль – ключ ко всему.

Эмори кивнула.

Контроль… Гертангель повторял это снова и снова, но, кажется, именно с ним у Эмори были самые большие проблемы. Иногда ей казалось, что магия в ее венах и вовсе предпочла бы не ощущать никакого контроля; что она хотела бы жить своей жизнью, поэтому все продолжала, и продолжала протестовать против тирании правления Эмори, вырываясь наружу внезапными вспышками.

– Помнишь, что я сказал тебе в тот день? – вдруг спросил Гертангель. – Когда забрал тебя из дома в эту новую жизнь?

– Да.

– Я все еще так думаю.

Воспоминания отбросили Эмори на тринадцать с половиной месяцев назад.

Она вспомнила, как взглянула на дом, в котором провела все свои семнадцать лет.

На месте старых деревянных входных дверей уже успели появиться новые из кованого чугуна, от чего родной дом в первую секунду показался чужим.

Эмори дали считанные минуты на то, чтобы попрощаться с матерью и собрать вещи.

Гертангель рассказывал, что сам предложил свою кандидатуру, когда во время заседания Верховного Совета речь зашла о том, что, до выяснения всех подробностей, Эмори необходимо было где-то спрятать. «Ее так же нужно и учить», – возразил он. Сила эльфов была способна сдержать и даже подавить Вспышки магии, если такие произойдут, а знания и навыки преподавания позволяли Гертангелю обучить ее всему необходимому.

Лучше кандидатуры и придумать нельзя было.

Эмори подозревала, что во время собрания Совета, наверняка, обсуждался вариант просто устранить ее. Хотя Гертангель ей так и не ответил на этот вопрос прямо. Но она читала Кодекс и знала закон – любая угроза королевству подлежала немедленному уничтожению. А, неизвестно откуда взявшуюся, силу Эмори явно сочли угрозой.

Вот только для заклинателей рун свои законы. Поэтому Совет постановил скрыть Эмори немедленно, не теряя ни единой минуты. А на папке с ее делом, наверняка, оставили пометку «первый уровень секретности».

В день, когда Эмори прощалась с родным домом, перед самым выходом, мама крепко обняла ее, вздыхая ей в волосы:

– Как же так… Как же так…

Они стояли в гостиной, окруженные гвардейцами. Здесь был и лорд Поллок – заклинатель рун, который ворвался в их дом всего несколькими часами ранее, раскурочив входную дверь, а теперь спокойно сидел на диване в гостиной и пил чай.

– Не бойся, – произнесла тогда Эмори намного увереннее, чем чувствовала себя на самом деле, – Папа всегда говорил, что у меня характер мальчишки, помнишь? Я справлюсь. К тому же, – она понизила тон. – Кажется, это они боятся меня, раз так сильно хотят упрятать, куда подальше.

Эмори даже смогла улыбнуться. Но, кажется, ее неловкая шутка ужаснула маму еще сильнее. Она напряглась и как-то странно обвела взглядом гостиную:

– Твои вещи забрали гвардейцы и куда-то унесли, – сказала мама и вдруг повысила голос так, чтобы все вокруг слышали: – И, не дай Святые, хоть одной сумке моей дочери потеряться в дороге!

Эмори услышала чей-то смешок, но уже не смогла повернуть голову, потому что мама снова обняла ее так крепко, что стало трудно дышать. Но она и не возражала.

– Не доверяй им, – вдруг прошептала мама ей на ухо, так тихо, что Эмори едва разобрала слова. – Отец твой не доверял. Он сказал мне перед самой смертью.

Мама немного отстранилась только для того, чтобы посмотреть Эмори в глаза, и крепко сжала ее плечи:

– Раввия не берет пленных, – напомнила она негласный закон их страны, а потом тихо добавила: – Она их убивает.

Когда Эмори, едва сдерживающую слезы после прощания с мамой, переместили в лес Истхейс, где собирались спрятать обучать, пока не будут уверены, что она безопасна готова стать частью общества, о котором почти ничего не знала, Эмори мысленно представила себя вновь запертой в какой-нибудь темнице, где профессор Гертангель Певельгас станет ее надзирателем.

Поэтому, оказавшись на опушке леса, вдоль которого протекал холодный ручей, с плеч Эмори будто мешок кирпичей свалился от облегчения. Мягкое рассветное солнце озаряло кроны высоченных дубов. Деревья эти нависали над крышей небольшого двухэтажного домика, сделанного из серого камня и древесины. Дом утопал в зелени, цветах и мхе, что тянулся от ручья, и густо покрывал крыльцо, взбираясь на стены. А, где не доставал мох, там преуспел плющ, липнувший к стенам от земли и до самой крыши.

Сказочное место, подумала тогда Эмори.

На подходе к дому, она восхитилась кустами фиалок и крупных белых фрезий, высаженных у крыльца. Мама обожала цветы – они были почти на всех ее вышивках. Поэтому Эмори знала, как выглядят очень многие виды растений, даже если никогда не встречала их вживую.

Когда они с Гертангелем вошли в дом, Эмори не смогла сдержать вздоха удивления.

Прямо посреди гостиной рос большущий дуб. Нижние ветви его вплетались в изогнутую вокруг ствола лестницу, которая вела на второй этаж. Верхние уходили еще выше, под потолок, и дальше, на крышу. Эмори поняла, что кроны этого самого дуба укрывали крышу дома снаружи.

Вокруг дерева парили светлячки. Но, когда Эмори пригляделась, то вдруг заметила, что это вовсе не светлячки, а, по всей видимости, какие-то волшебные огоньки, помещенные в маленькие прозрачные шарики. Хотя двигались они так хаотично – словно живые.

Каждый угол дома был настолько плотно обставлен различными вещами, что глаза Эмори разбегались, не решаясь, на чем задержаться первым делом.

Стены первого этажа по всему периметру покрывали стеллажи и полки, которые прерывались только окнами; на них стояли книги, колбы, банки с неизвестным содержимым: какие-то коренья, жидкость, измельченная трава. Будь у Эмори на это целая жизнь, она бы все равно не смогла изучить содержимое каждой из этих банок – настолько их было много.

Внутри дома Гертангеля оказалось так же зелено, как и снаружи. Плющ обвивал потолок и узкие высокие окна. Горшки с растениям различных размеров стояли здесь, где придется. Некоторые из них настолько разрослись, что вылезали на полки, оплетая собой мебель, соседние горшки и все, что находилось рядом.

Дом Гертангеля Певельгаса выглядел так, будто являлся продолжением леса и, одновременно, сокровищницей всяких чудес. Он покорил сердце Эмори с первой секунды.

– Твоя комната на втором этаже, – сказал Гертангель, когда Эмори прошла в гостиную, но замерла по середине комнаты. – Она там единственная, так что точно не заблудишься.

– А где ваша? – неловко спросила она.

– Возле оранжереи, дальше по коридору, – Гертангель указал рукой в заднюю часть дома к коридору, видневшемуся за лестницей и дубом.

– Оранжереи? – удивилась Эмори.

– Там мой сад и рабочий кабинет. Вообще-то, ты первый гость в этом доме, так что я не смогу похвастаться умелым гостеприимством. Но ты можешь ходить, где захочешь, и рассматривать, если что-то понравится. Но осторожно.

– Не беспокойтесь, я не буду здесь ни к чему прикасаться.

Гертангель покачал головой:

– Все, что могло бы быть опасным для жизни, я уже убрал в кабинет. Хотя не рекомендую лишний раз трогать, нюхать и, тем более, употреблять в пищу содержимое банок, – ухмыльнулся он. – Последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

– Как долго мне придется находиться в этом доме?

Ее вопрос вмиг разрушил неловко-дружелюбную атмосферу, которую пытался создать эльф.

– Это не тюрьма, Эмори, – с печалью в голосе ответил он и отвел взгляд.

– Значит, я могу уйти?

Эмори и сама не знала, зачем спросила это. Просто так, наверное… Ответ ей был и так известен.

Гертангель вздохнул:

– Нет. Не можешь. Тебе придется пробыть здесь столько, сколько Совет посчитает необходимым. Но в этом доме ты под абсолютной защитой, Эмори, никто тебя не тронет и не причинит вреда. Даю слово. Однако… покидать территорию дома пока запрещено.

– Понятно, – ответила она тихо, с различимой досадой в голосе.

– Это временно, – нахмурился эльф. – Обещаю. А теперь иди, разложи свои вещи. У нас впереди много работы. Завтра начнется твое обучение, так что сегодня мне еще нужно время подготовиться.

Гертангель направился к коридору в задней части дома, когда тихий голос Эмори остановил его:

– Мистер Певельгас…

– Зови меня Гертангелем, если тебя не затруднит, – улыбнулся он, обернувшись. – Я уже говорил, эльфам чужды людские формальности.

Эмори взглянула на него напряженно:

– Вы – эльф, господин Гертангель, – осторожно сказала она. – Вы многое знаете. Может быть, вы знаете, что… что будет дальше? Что будет… со мной?

Гертангель окинул ее странным взглядом:

– Как я уже говорил, у меня нет дара ясновидения. Но мне и не нужно уметь предсказывать будущее, чтобы видеть. А вижу я то, что тебе, Эмори Тейн, суждено творить великую магию, – Он отвел взгляд, когда добавил: – Однако, путь твой будет очень непрост.

Тринадцать с половиной месяцев прошло с того разговора.

И каждый день каждого месяца Эмори провела в доме Гертангеля, обучаясь искусству заклинания рун; в самой прекрасной темнице из возможных, и с надзирателем, что стал ей близким другом. А завтра наступит день, когда у Эмори, наконец, появится возможность получить то, чего так отчаянно желало ее сердце – долгожданную свободу.

***

На следующее утро, Эмори встала с постели с первыми лучами солнца в окнах. Она проснулась даже раньше Гертангеля, что, само по себе, уже могло бы считаться достижением, потому что случалось такое примерно… никогда.

Эмори быстро собралась и взглянула на себя в зеркало.

Юбку из плотного серого хлопка поддерживал ремень из темной кожи. На легкую рубашку глубокого зеленого оттенка, Эмори надела жакет с изящной зеленой шнуровкой – один из подарков мамы к ее восемнадцатым именинам, которые прошли два месяца назад.

Второй подарок обычно хранился под подушкой, чтобы не повредить его во время тренировок с Гертангелем. Но сегодня кулон, который мама с папой готовили ей в подарок на совершеннолетие, дождался своего часа и выбрался из под подушки. Эмори застегнула на шее тонкую серебряную цепочку, и маленький круглый камень – настоящий нефрит, лег в ямочку между ее ключиц, будто всегда там и висел. Она коснулась пальцами камня и это придало даже больше уверенности, чем она ожидала.

Словно родители вновь оказались рядом.

Встречи с мамой в последний год были редкими, до боли короткими, и всегда в присутствии стражи. Хотя Эмори была благодарна Гертангелю за то, что встречи эти вообще были – она подозревала, что это лишь его заслуга.

Эмори вообще за многое была благодарная Гертангелю, в том числе, и за сегодняшнюю весьма дерзкую выходку, которую они планировали. Потому что, если все получится, она получит высшую из возможных наград – свою свободу.

Нос уловил аромат кофе. Это всегда означало, что Гертангель уже проснулся. Эмори нахмурилась, понимая, что, похоже, собиралась дольше, чем ей казалось. Она направилась вниз по лестнице, по дороге легонько хлопнув шершавый ствол дуба и прошептав ему «доброе утро».

Эмори делала вид, что дерево это было живым и все понимало. А почему бы и нет? Разве мало в доме Гертангеля вполне сознательной мебели? А тут даже не мебель, а живой организм. Дуб, конечно, ей не отвечал, хотя пару раз Эмори готова была поклясться, что ствол его заскрипел, а кроны начали шуршать листвой именно на ее голос.

Гертангель рассказывал, что дуб этот однажды сам пробил полы его дома – настолько был мощным, и сам решил вырасти именно здесь. Эмори не знала, правда это или одна из сказок, но ей все равно нравилось представлять удивление на лице Гертангеля, когда посреди его гостиной прямо в полу проросло гигантское дерево.

С кухни донеслись голоса. Эмори улыбнулась.

Похоже, все сегодня решили стать ранними пташками.

– Эта старая ворчунья никого не любит, – послышался тихий женский смех.

– К тебе она относится лучше всех, Аннабэт, – мягко ответил голос Гертангеля. – Даже в меня, время от времени, прилетают ее ядовитые плевки. А ведь мы с ней уже так давно живем вместе.

– Святые, надеюсь, речь не обо мне, – улыбнулась Эмори, когда обогнула ствол дерева, и зашла на кухню.

Она увидела Гертангеля, возившегося на рабочей поверхности.

Рядом с ним, за высоким круглым столом, возле узкого окна, что тянулось от пола и почти до самого потолка, в окружении зелени сидела Бэт. Она искренне рассмеялась.

– Доброе утро! – поздоровалась Бэт и почесала бок большой желтой птицы, которая топталась перед ней на столе и раскидывала остатки завтрака. – Профессор Певельгас говорит, что я нравлюсь Криче.

Птица, в ответ на это, плюнула струей яда и попала прямо под ноги Эмори, а потом злобно гаркнула и вылетела с кухни, раскидав повсюду свои желтые перья.

Бэт весело приподняла брови:

– Заметно, не правда ли?

– Криче никто не нравится, – подтвердила Эмори, переступая желто-зеленую жижу на полу.

– Вот и я говорю.

– Крича ни разу не плевалась именно в вас, девочки, – сказал Гертангель, оборачиваясь к ним. – И ни разу не целилась в лицо. Это много, о чем говорит.

Он поставил перед ними две кружки с ароматным кофе, и Эмори присоединилась к Бэт за маленьким столом.

Эмори познакомилась с Аннабэт Соули через два месяца своего пребывания в доме Гертангеля.

Поместье Соули находилось в соседней деревне на опушке леса Истхейс, в глубине которого скрывался дом Гертангеля. Младшие братья Бэт вместе с деревенскими мальчишками иногда забегали в лес, чтобы «посмотреть на эльфа», хотя никогда его не заставали и, вместо этого, тырили ягоды с его грядок.

В одну из таких вылазок, мальчики увидели Эмори, бродившую по стеклянной оранжерее, прилегающей к дому. Тогда Томас и Боди Соули, братья Бэт, растрещали всем, что эльф умер и в его доме теперь живет кто-то другой. Бэт стало любопытно, поэтому в следующий раз она пошла в лес вместе с братьями.

Тогда-то они и столкнулись с Эмори.

В тот день, у ручья, она как раз тренировала владение Каи-руной воды, и случайно окатила всю компанию ледяной водой. Когда Гертангель вернулся домой, Эмори с Бэт гонялись за визжащими мальчишками с помощью водяных струй, наколдованных из речной воды.

Эмори быстро подружилась с ребятами, устав от одинокой жизни взаперти. Пусть ее заточение и проходило в самом сказочном месте на земле – это все еще было заточением.

Гертангель долго ворчал, но, в итоге, разрешил детям семьи Соули иногда, крайне-крайне редко, заходить к нему в дом, если те дадут клятву никому не рассказывать о том, кто здесь жил. И, кажется, клятва для заклинателей, даже самых маленьких из них, значила многое. Потому что, по словам Бэт, мальчишки вернулись домой и сообщили, что все выдумали, а в доме эльфа все так же пусто, и не было там никого, кроме растений и страшных птиц.

Эмори с Бэт проводили вместе часы напролет до самого сентября, пока Гертангеля не было дома; Эмори не спрашивала, куда он отлучался, не набиралась смелости, а он никогда не рассказывал. «Ну и пусть», думала она.

Гертангель, по началу, был не особенно доволен присутствию Бэт. Он говорил, что времени у них и так в обрез, и отвлекаться было нельзя. Но постепенно становилось очевидно, что Бэт стала не помехой, а спасением – как минимум, морального здоровья Эмори, потому что она больше не чувствовала себя такой одинокой и всеми брошенной.

К тому же, Бэт была заклинательницей, так что многие руны они могли тренировать вместе.

Бэт рассказывала разные истории из своей школы для заклинателей. И еще многое о мире, которого Эмори никогда не знала – мире, полном магии. А ведь однажды, она могла бы стать его частью.

В сентябре Бэт уехала в школу, их встречи сократились. Хотя в каждые свободные выходные, что у нее были, Бэт всегда старалась заглядывать в дом Гертангеля. Иногда за ней увязывались и Томас с Боди. Мальчишки казались Эмори забавными, хоть и все время дрались друг с другом. Будучи единственным ребенком в семье, Эмори не знала, какого это – иметь братьев или сестер. Оказалось, довольно весело, хоть Бэт и жаловалась, что младшие братья иногда сводили ее с ума своими выходками и постоянными драками.

Бэт оказалась милой, доброй и очень смешливой. Эмори сразу поняла, что у нее, кажется, было не так уж много друзей в ее школе заклинателей.

Хотя они это никогда не обсуждали.

Однажды Эмори с Бэт тренировали Фиар – руну огня, и пламя Эмори собралось в образ дракона, а затем взорвалось над их головами настоящим фейерверком.

– Ох, – вскрикнула тогда Бэт и отскочила. – Это… очень впечатляет. Эмори, ты учишься быстрее всех, кого я знаю.

– Получилось не совсем то, что я планировала. Иногда мне кажется, что это не я управляю магией, а она сама живет своей жизнью. Мне… сложно ее контролировать и направлять. Кажется, даже Боди управляется с атакующими рунами лучше меня. А ведь ему восемь.

– Думаю, это не так. Просто мы владеем магией с рождения. Для нас это всё равно, что дышать – так же привычно и нормально. И все же… Ты же знаешь, что магический отпечаток у заклинателей… Он, в общем, бывает разный? Говорят, Владыка Радогаст управляет штормами и может сдвинуть целую скалу с места. Люди шепчутся, что ему под силу день с ночью поменять местами, а лето превратить в зиму. А еще, моя покойная тетка Фрэнсис как-то рассказывала мне, что Владыка Альмодд поднимает мертвых из могил. И что Король Драгомир может становиться невидимым, а потом он приходит в селенья и слушает, что о нем говорят в народе. Тетя Фрэнсис была такой сказочницей, и все время сочиняла небылицы, – улыбнулась Бэт и покачала головой. – Но доля правды найдется в любой сказке. Понимаешь, Эмори, родиться заклинателем – еще не самое важное. Важно, насколько силен твой магический отпечаток. Ты сейчас сотворила то, чему заклинатели учатся годами, а некоторые и вовсе на такое неспособны.

– То есть… некоторые заклинатели не владеют рунами?

– Некоторым может просто-напросто не хватить сил подчинить их, – пожала плечами Бэт. – Руны – сильная древняя магия. Если в заклинателе слабый отпечаток, руны просто на него не отзываются. На то, чтобы овладеть Фиар, я потратила пять лет, – тихо добавила она.

– Но ты была ребенком.

– Да. Но это не так важно, – ответила Бэт и взглянула на небо. – Просто мой магический отпечаток не так силен, как хотелось бы. Дождь начинается, пойдем в дом? Может профессор Певельгас сделает нам свое чудо-какао.

В сочельник, когда Бэт с братьями пришли в дом Гертангеля с подарками, за мятным какао и печеньем из моркови, Гертангель наконец озвучил свою задумку: Эмори сдаст экзамен, необходимый для поступления в Ноттхейм – Академию для заклинателей рун. Так она докажет, что безопасна, что может учиться и контролировать силы.

К тому же, студенты Академии неприкасаемы. И, кажется, в этом Гертангель видел главную цель.

Бэт была в восторге от перспективы учиться вместе. Она тоже собиралась поступать в Ноттхейм, хотя родители ее, мягко говоря, не поддерживали в этом решении.

Эмори не разделяла общего воодушевления, но не рискнула спорить. Все, что она поняла для себя – нужно было учиться в два раза усерднее.

И она училась.

Все тринадцать месяцев.

До сегодняшнего дня.

– Тебе тоже от волнения плохо спаслось? – спросила Эмори, когда они с Бэт допивали свой кофе.

– Да, но я с вами не еду, – ответила Бэт и брови ее слегка приподнялись. – Ты же еще не знаешь. Поэтому я и прибежала пораньше, чтобы успеть до вашего отъезда. Вчера прислали гонца. Наш экзамен перенесли на завтра. И, судя по вашим переглядываниям, к вам никакой гонец не приезжал, верно?

– Я точно знаю, что твой экзамен состоится сегодня, – обратился Гертангель к Эмори. – И нас уже ждут в Терравине.

Что-то явно пошло не по плану.

***

Глава 3

Кодекс Королевства Раввия свят и непреложен.

Законы Королевства Раввия превыше мнений, сожалений и домыслов.

Король Раввии свят, слово его непреложно и правильно.

Кодекс Королевства Раввия превыше Короля.

(Кодекс Королевства Раввия, раздел 1.

Новейшее издание)

Гертангель перенес их в Терравин – столицу Раввии, и перед Эмори открылась главная площадь, наполненная звуками улиц: копыта ослов и лошадей стучали по дорогам из светлого кирпича, извозчики у ворот разгружали и снова грузили товаром свои повозки, звенели медяки, иногда даже серебреники, дети шныряли в ногах, перекидываясь яблоками.

А вдали виднелся Белый замок с высокими белыми башнями, алые крыши которых уходили высоко к облакам – замок королей.

Терравин поражал воображение. Еще будучи малышкой, и увидев его впервые, Эмори подумала, что не нашлось бы на земле места более величественного.

Земля Королей включала в себя столицу Раввии – город Терравин, и его близлежащие угодья – зеленые плодородные земли, принадлежащие самым древним и богатым Домам Раввии.

Эмори с Гертангелем вошли в Терравин через главные городские ворота и оказались на площади Сознания. Эта площадь являлась развилкой для четырех дорог.

Первая – для въезда в город, куда и перенес их Гертангель, так как перемещения на территории Терравина были запрещены всем, у кого не было допуска. У Гертангеля, конечно, допуск был, а вот у Эмори нет. Поэтому здесь они наняли небольшую повозку, запряженную ослом.

По выражению лица Гертангеля, Эмори сразу поняла, что такой способ передвижения для столетнего эльфа, члена Совета правления королевства – весьма непривычное занятие, и это ее повеселило.

Дорога по левую сторону от площади Сознания вела к зданию Гильдии Лекарей, а по правую – к зданию Ордена Хранителей.

Эмори пожалела, что у них с Гертангелем сейчас не было времени на прогулки. Она бы хотела взглянуть на статую Святой Никсеиды Матери у Гильдии Лекарей и на памятник Святого Фураксеса Мудреца у Ордена Хранителей.

В Раввии, и староверы, и нововеры почитали трех главных Святых богов: Фураксеса Мудреца, Никсеиду Мать и Каоса Воина.

Это своеобразный компромисс, который был достигнут между двумя вероисповеданиями. У староверов были и другие, «забытые боги», которые связаны со смертью, например, Мор – страшный бог смерти или Морена – вестница зимы и гибели, а у нововеров были новые боги, которые относились к миру духов: Лаохий – хранитель мира духов или Дивниц – бог удачи. Всех этих богов в народе называли «ложными богами», смотря к какой религии относился говорящий.

Но Святые Трое были святы для всех раввийцев. Перед их статуями трепетали и староверы, и нововеры.

В детстве Эмори показалось, что великие статуи были сотворены самими Святыми по образу и подобию своему, потому что не могли простые смертные создать нечто настолько величественное и прекрасное.

Статуя Никсеиды Матери высотой была в девяносто четыре фута и, при этом, считалась хоть и самой низкой из трех статуй, но самой прекрасной. Эмори была с этим согласна.

Святая Никсеида в длинном одеянии, струящемся по полу, и с венком винограда в длинных волосах, казалась воплощением самой красоты. В одной руке она держала букет каменных роз, а с другой свисали колосья пшеницы.

Статуя Фураксеса Мудреца, которая находилась у входа в здание Ордена Хранителей, представляла собой высокую мужскую фигуру в плаще. Лицо его было скрыто капюшоном, что говорило о том, что Мудрец Фураксес проживал множество жизней, носил множество личин, и так получил свою мудрость. Одной рукой он опирался на посох, в другой держал книгу Святых.

Третья статуя находилась у Великой крепости Карракион – главной военной крепости Раввии, но ее Эмори никогда не видела, только на картинках. Статуя Каоса Воина считалась самой большой из трех, и обозначала собой вход в Великую крепость. На картинке Каос застыл во всю высоту стен Карракиона, крепко держа свой меч, и мышцы играли в его сильных руках. Меч символизировал готовность в любую секунду пустить оружие в дело. В другой руке Каос держал факел – чтобы нести свет в темные времена войны; или же заживо сжигать врагов… Эмори слышала разные интерпретации.

Мама говорила, что статуя Святого Каоса получилась настолько воинственной, огромной и устрашающей, что женщины падали в обморок при виде нее, а детям после снились кошмары, поэтому решено было увезти ее из столицы и поместить у входа в Великую крепость Карракион на границе Земли Королей и Темнолесья.

Папа обещал свозить туда Эмори однажды, показать ей и крепость, и эту статую, но не успел.

В одной из Великих Академий, принадлежащих Гильдии Лекарей или Ордену Хранителей, Эмори, при определенном удачном стечении обстоятельств, могла бы получить место – в той, другой своей жизни. Она могла бы стать лекарем или хранителем.

Но сегодня их повозка, запряженная ослом, проехала мимо и направилась прямо – по четвертой дороге.

Четвертая дорога тянулась вдоль всего города, и дальше, к Державной улице и Последнему мосту, который вел напрямую к Белому замку, что высился на холме – дому королей и верховной знати.

Экзамен заклинателей проводился на территориях замка, куда никогда не допускались обычные люди, поэтому Эмори трепетала, проезжая Последний мост, и взъезжая в королевские ворота.

За белоснежными стенами, окружавшими территорию замка, повозка вскоре остановилась. Когда Эмори вышла, ее встретило высокое здание из светлого кирпича с развевающимися флагами Раввии. Здание Академического Совета по образованию.

По пустующему крыльцу становилось понятно, что других студентов здесь не было.

Гертангель хотел, чтобы Эмори сдавала экзамены на общих условиях, вместе с остальными. Но, кажется, в его планы, все же, вмешались.

Вскоре на пороге появились представители Академического Совета в длинных коричневых одеждах. Они сообщили, что экзамен остальных абитуриентов перенесли, но для Эмори все остается в силе.

Хотя это они уже и так знали.

Эмори всю дорогу гадала, почему. Это сделали, чтобы ее скрыть? Или, чтобы скрыть ее провал, в случае такого?

В конечном итоге, Эмори сдавала все письменные этапы экзамена в гордом одиночестве среди огромных и пустых залов, где эхо разносило даже скрип ее пера по пергаменту. Ну, не совсем в одиночестве – еще здесь находился наблюдатель из учебной комиссии в длинном коричневом плаще, не спускавший с нее цепких глаз.

День тянулся бесконечно долго. Когда Эмори сдала все предметы, то мысленно подвела итоги:

Астрономия и Рунопись: повезло с довольно легкими заданиями.

История: легче легкого. Это ее любимый предмет.

Защитные заклинания: 10 из 10. На удивление просто.

Атакующие заклинания: позорное позорище. Но все же, куда-то она пару раз попала. Возможно, ей начислят за это хотя бы немного баллов.

Травы: лучше, чем ожидалось.

Углубленные знания в точных науках: в половине случаев, пальцем в небо и наугад.

Эмори устала. А впереди еще было самое сложное.

Заклинатели обычно сдавали теорию и практику в два дня. Ей выделили лишь один.

После полудня, Бытовые руны Эмори сдала все по нижней границе владения – как и договаривалась с Гертангелем. Как только Эмори изучала новую руну и Гертангель убеждался, что она работает, они тут же переходили к следующей.

«Они нужны нам, чтобы получить галочки», – говорил Гертангель. «Я ставлю тебе галочку, идем дальше».

Перед экзаменами по элементалям, Эмори, наконец, отпустили на очень поздний обед. Она плюхнулась за стол без сил и уронила голову на руки.

Есть не хотелось, хотелось плакать и спать.

У нее стресс.

Из-за плеча появился Гертангель и сел рядом. Эмори даже не подняла головы.

– Держи, – он пододвинул к ней чашку с чем-то, что по запаху напоминало зеленый чай. – Пей и постарайся не морщиться.

Горькая горячая жижа обожгла горло, когда Эмори отпила из кружки.

Она закашлялась, но обещала, поэтому, все же, не морщилась.

– Что это за ужас?

– Лекарство от усталости, – ухмыльнулся Гертангель. – Это пока рабочее название, над финальным я еще думаю.

Напиток по запаху напоминал травяной настой. Но, когда Эмори встала из-за стола, то все поняла: руки и ноги, что обмякли от усталости, вмиг окрепли, голова стала ясной, а желудок спокоен.

И как часто Гертангель давал ей такое… лекарство? Поблагодарить или нет?

Позже, без посторонних глаз.

Член комиссии появился через двадцать минут, выделенных Эмори на обед, и она отправилась вслед за ним на экзамен по элементалям.

Звук собственных каблуков отбойным молотком стучал по вискам – здание Совета по образованию в такой час оказалось, на удивление, пустым.

Эмори нервно сглотнула и поправила и так идеально сидевшую юбку. Ладони пока оставались сухими, что было хорошим знаком, но что-то ей подсказывало, что это не надолго. Поэтому Эмори сжала руку в кулак и прошептала короткое «Видду».

По мраморному полу здания Совета, вторя ее шагам, закружился маленький вихрь, едва заметный, но пускающий приятный холодок вдоль щиколоток, и возвращающий отрезвляющее ощущение контроля.

Воздух отзывался на ее зов. Упрямый, непокорный, отказывающийся выполнять простые команды, но он все же приходил к ней, когда она звала.

Эмори судорожно выдохнула.

Она не могла позволить волнению взять над собой верх, только не в такой важный день. Ее судьба решится сегодня, в одном из залов Совета через считанные минуты.

Холодный вихрь кружил в ногах, следуя за ней по ступеням.

Последние слова Гертангеля крутились в голове снова и снова:

«Они должны увидеть, что ты безопасна. Что ты – часть системы и можешь ей подчиняться. Не дай своей силе выйти из под контроля даже на секунду. Покажи им минимум твоей энергии и максимум твоих знаний – и они твои. Комиссия – это люди и их мнения могут быть субъективны, но экзамен – это система. Оценка складывается из четких критериев. Ты знаешь их все».

Контроль – ключ ко всему, мысленно повторила Эмори, когда наблюдатель подвел ее к широким дверям.

А, когда двери открылись, ей показалось, что она сейчас потеряет сознание.

В конце большого зала, за длинным столом, во главе Комиссии по образованию, восседал Владыка Альмодд. А рядом с ним, справа, сидел и Владыка Радогаст. Всего, в комиссии оказалось шесть человек.

Воспоминания услужливо подкинули картинку, от которой Эмори почувствовала стойкое ощущение дежавю: она в цепях, в грязи, с засохшей кровью на пальцах стоит перед Великими Владыками, и дрожит от страха.

Эмори выдохнула.

Нет.

В этот раз все было иначе.

Она чистая, волосы ее аккуратно причесаны, вместо ночной рубашки на ней подарки матери и отца. И она больше не была обычной девочкой из Гарлоу.

Внутри росла и крепла твердая уверенность – она обязана доказать, что чего-то стоит. Она – не проблема, не помеха, ее не нужно прятать в лесу, как изгоя. Она заклинательница рун и теперь тоже кое-что умела.

***

Все ощущалось как в тумане.

Эмори решила начать сразу с воздуха, потому что он уже витал где-то поблизости после недавнего призыва. Но, как только она произнесла нужную руну, вихрь пронесся по столу членов Комисси, вскинув листы пергамента и края плащей.

Владыка Альмодд покачал головой.

Эмори опустила взгляд, но не позволила себе расстроиться от взбунтовавшегося воздуха. Она решила не пробовать заново, а перейти дальше, и вычертила Каи-руну воды.

Ладони согрело теплом, нежным и даже ласковым.

Тогда Эмори устроила настоящее представление. Она чувствовала, что могла бы сотворить все, что угодно – настолько послушной оказалась вода в ее руках: твердела, испарялась, меняла температуру, сплеталась в самые сложные узоры и фигуры из возможных.

Эмори видела удивленный блеск в глазах женщины – одной из членов комиссии, когда та начала записывать что-то в лист пергамента перед собой.

Взбудораженная от собственного успеха, Эмори перешла к огню. Но, как только она вычертила Фиар и сложила в воздухе огненное кольцо – то вдруг начало стремительно увеличиваться в размерах, так что Эмори едва успела опустить ладонь, пока огонь не добрался до края ее юбки, устроив пожар.

Кольцо распалось, огонь исчез, а Эмори постаралась принять самый невозмутимый вид из возможных, чтобы ни одна живая душа даже не подумала, что все это произошло случайно, и она потеряла контроль. Она понимала, что могла бы продолжить, но решила не рисковать больше с огнем, поэтому просто перешла к земле.

Эмори больше не пыталась никого впечатлить.

Вычертив Эрру-руну земли, она призвала к себе стихию. Горсть землистых камней расстелилась перед ней тонкой дорожкой, отвечая зову. Эмори не пробовала сложить из них что-либо, хотя во время некоторых тренировок с Гертангелем у нее случались довольно удачные попытки. Однако, сейчас магия бурлила в ней настолько сильно, что Эмори побоялась вновь потерять контроль.

Свет погас в ее ладонях.

Она сложила руки за спиной и сделала шаг назад, дав понять, что закончила.

Вот только Владыка Альмодд явно был не впечатлен:

– Что это? – грозно спросил он, даже не скрывая презрения в голосе. – Это не элемент руны земли, а просто… куча булыжников. Такое мои дети могли наколдовать раньше, чем научились говорить.

– И все же, – вдруг вмешалась женщина-наблюдатель. – Пункт 13. Часть 1. Контроль элемента. Мы засчитываем его, ведь мисс Тейн продемонстрировала, что стихия ей подчинилась.

– Неслыханно, – проворчал угрюмый профессор с носом-крючком по левую руку от Владыки.

– У нас связаны руки, профессор Вивекка, – тихо произнесла женщина.

– То, что мы видим здесь – форменное жульничество! – вдруг громко запротестовал Вивекка. – И вы предлагаете нам всем просто закрыть глаза на здравый смысл?

– Законы Раввии превыше мнений, сожалений и домыслов, – вмешался молчавший до этого Владыка Радогаст, повысив всегда спокойный тон. – Так гласит Кодекс Раввии, и мы не имеем права им пренебрегать – отойдем от следования законам к вольной интерпретации хоть раз и создадим прецедент. Мы не можем этого допустить.

Женщина-наблюдатель в темно-сером одеянии поднялась с места и откашлялась:

– Итак, мисс Эмори Тейн, по нашим подсчетам, набрала 63 балла в общей сумме на своей Индивидуальной оценке студента. Что выше проходного минимума в 51 балл.

Сердце Эмори застучало в бешеном галопе, когда она медленно начала осознавать, что это значило.

Владыка Радогаст взглянул на Владыку Альмодда, но тот молча просверливал дыру в лице Эмори прищуренным взглядом черных глаз из под орлиных бровей.

Тогда Владыка Радогаст взял слово:

– Комиссия Академического Совета Раввии и я, глава Ордена заклинателей и Академии Ноттхейм – Владыка Радогаст Огастус Джоит-Браггенвольт, учитывая количество набранных баллов на Индивидуальной оценке и рекомендации профессора Гертангеля Певельгаса, не видим оснований для отказа в зачислении мисс Эмори Линн Тейн в ряды студентов Академии.

Эмори казалось, она готова была потерять сознание.

– Добро пожаловать в Ноттхейм, мисс Тейн, – обратился к ней Владыка Радогаст. – Вы проделали поистине впечатляющую работу.

***

Глава 4

Мы – заклинатели.

Мы подставляем друг другу плечо в минуту слабости.

Мы с готовностью отдаем жизнь за жизнь другого.

Мы разделяем один хлеб и пьем воду из одной чаши.

Мы братство. Магия в наших венах превыше крови.

(Кодекс Ордена Заклинателей Академии Ноттхейм.

Глава: основные постулаты)

Замок Академии Ноттхейм по праву занял первое место в списке прекраснейших из строений, когда-либо виденных Эмори. Хоть он и был в два раза меньше Белого замка в Терравине, но представлял собой место совершенно волшебное: башни из темного камня уходили так высоко в небо, что темная кирпичная крыша самой высокой из них, то появлялась, то вновь скрывалась за облаками. С запада стены обрывались высокой отвесной скалой; она плавно зарастала деревьями и кустами, и превращалась в густой зеленый лес, который растянулся от замка далеко за линию горизонта.

Дух захватывало так, что Эмори едва могла совладать с нетерпением, пока Гертангель нанимал экипаж и лакеев, которые доставят их багаж к замку.

После они распрощались. Гертангелю нужно было отлучиться поскорее – видимо, по каких-то важным профессорских делам. А Эмори осталась дождаться Бэт.

– Миледи, – обратился к ней извозчик и Эмори перевела на него взгляд, – повозка готова.

Эмори не была леди, но уже устала объяснять это каждому, кто привык к тому, что владение магией, без сомнений, означало благословение Святых и причастность к высшему сословию, поэтому не стала поправлять извозчика.

Она теперь была заклинательницей и вот, что по настоящему важно – по крайней мере здесь, в Академии. И за это она уже прикипела к замку всей душой, хотя еще не переступила его порог.

Академия Ноттхейм жила по своим законам. Здесь титулы, земли, происхождение и величина семейного состояния теряли силу. Считалось, что заклинатели рун, переступая порог замка, становились равными – братьями и сестрами, в чьих венах текло то, что ценилось даже превыше крови.

Но в деревне Фюссен – последнем рубеже нормального мира на подъезде к Академии, простые горожане, к которым совсем недавно Эмори причисляла и себя, все еще воспринимали жителей замка – студентов, преподавателей и даже рабочий персонал, как высшую знать.

Фюссен был единственным городком на много миль вокруг. Из книг по истории, Эмори помнила, что он возник стихийно. В начале, в домах у подножья замка жила прислуга, а позднее деревня разрослась, обжилась и теперь здесь находились гостиницы, таверны, самые различные торговые лавки и даже была небольшая библиотека, что всегда считалось признаком развитого места.

Студенты Академии щедро спонсировали город одним лишь своим присутствием, а местным жителями льстило такое близкое соседство с заклинателями.

– Ты готова? – Бэт распрощалась со своей семьей и теперь с улыбкой наблюдала, как Эмори застыла, не сводя глаз с замка. – Волнительно, да? Мама всегда говорила, что после школы я уже не вернусь сюда, потому что мое место будет в Гильдии Лекарей, как было у всей нашей семьи. Но вот мы с тобой обе здесь. Безумие, да?

– Так и есть, – согласилась Эмори, провожая взглядом повозку с их вещами. Они с Бэт направились по кирпичному мосту пешком. – Я рада, что ты со мной, – призналась Эмори, и Бэт улыбнулась. – Хотя и удивлена немного. Многие из твоих одноклассников поступили в Академию?

– На удивление, почти все, – ответила Бэт. – Наш выпуск оказался довольно… сильным. Но я тоже рада быть сегодня с тобой.

– Ты не жалеешь, что не пойдешь по стопам родителей? Не станешь лекарем?

– Я все еще могу им стать, если захочу, – пожала плечами Бэт. – После выпуска. Поэтому держу это в голове, как запасной план. Ну… если вдруг что. Но нет, я не жалею. Академия Ноттхейм всегда была моей мечтой. Здесь есть то, чего нет в Гильдии.

Эмори поняла, что Бэт говорила о Волее. Этот вид спорта был распространен только среди заклинателей и высшей знати. В глухих деревнях Раввии некоторые дети о нем даже не слышали. Наверняка нашлись бы и те, кто вовсе счел бы такую историю выдумкой, и Эмори считала это не удивительным – скачки в небе на гигантских крылатых воларах кому угодно покажутся сказкой.

Эмори никогда не видела волара вживую, в списке литературы Гертангеля была единственная книга, где упоминался Волей, на одной из страниц которых, в самом углу и очень схематично было изображено крылатое существо, походившее на лошадь. Вот только описание гласило, что волары в высоту достигали два, а редкие особи даже и три, человеческих роста, копыта и шею их покрывала настоящая драконья чешуя, а крылья были настолько большими и мощными, что волары могли за один день пересечь на них пол континента.

Наездники на воларах назывались всадниками, и у каждой такой ездовой пары, волара и всадника, был еще некто, вроде оруженосца или конюха – Эмори не до конца разобралась. Их называли арморами.

Это и было главной мечтой и целью всей жизни Бэт – стать армором. Чтобы заботиться о воларах, лечить их, в случае травмы, готовить к полетам, и, чем они еще там занимались.

Бэт говорила, что годами изучала арморское дело – хорошему лекарю положено разбираться и в таком, и теперь знала о воларах буквально все. А еще Бэт говорила, что лучше один раз увидеть волара своими глазами, чем слушать ее болтовню, так что Эмори была в предвкушении.

Обычно студенты Академии заезжали в замок ближе к вечеру. В такую рань, как сейчас, приезжали только новички, но Эмори с Бэт, похоже, опередили всех, потому что им по пути встретились лишь парочка студентов. Одному Бэт махнула рукой, а второго как будто не заметила. Но Эмори отметила, что подруга ее была вся на нервах, хоть и старательно это скрывала.

Когда рядом кто-то нервничал настолько сильно, волей-неволей приходилось брать на себя роль успокаивающего, и Эмори была этому даже рада, потому что иначе, от переизбытка впечатлений, она вполне могла бы свалиться в обморок. А такого позора в первый же день она не вынесет – уж лучше сразу смерть.

Когда Эмори с Бэт прошли через главные ворота – настолько большие, что в них можно было завезти целый дом, то желание умирать у Эмори тут же отпало.

Вблизи замок оказался еще красивее: резные башни из темного камня, кованые ставни, крыши темно-синего цвета и широкие внутренние территории, наполненные зеленью и ровно стриженой травой.

Но вот, что по-настоящему завладело вниманием Эмори в первый же миг – это гигантское дерево невиданных размеров, что высилось на поляне за замком. Ствол его будто туго сплели из тысячи маленьких деревьев, а мощные корни бороздили землю вокруг словно волны морскую гладь. Листва дерева горела огнем и солнцем, но не как у обычных деревьев, что к осени окрашивались в оранжевые краски и сбрасывали сухие листья. Эти же словно светились изнутри и совершенно точно не собирались сохнуть и опадать.

– Сходим взглянуть? – предложила Эмори и Бэт проследила за ее взглядом.

– Это Древо Антэче, – сказала Бэт. – Таких в мире всего три осталось. Говорят, они растут еще со времен Святых, и все три Королевства на континенте были основаны вокруг этих деревьев. Папа говорил, что столицу Раввии когда-то собирались возвести здесь, но земли оказались уж больно дикими, да и расположение неудачное – слишком близко к врагам, – рассказывала Бэт, пока они двигались вдоль замка.

Они остановились возле высоких железных дверей и Эмори поняла, что это был главный вход в Академию.

– Мы успеем обойти территорию чуть позже, – заверила Бэт. – Я все тебе покажу. А сейчас надо заселиться поскорее, если только… – Она вдруг замялась. – Если ты, конечно, хочешь, чтобы мы жили в одной комнате. Вообще-то, заселяют здесь обычно случайным образом, но школьные консультанты говорили нам, что личные пожелания тоже учитываются, если они не противоречат…

– Бэт, ты что, шутишь? – удивилась Эмори и рассмеялась. – Конечно, я хочу жить вместе. Ты меня удивляешь! Вот только потом не жалуйся, когда наша комната превратится в книжный склад. Потому что Гертангель сложил мне целый саквояж, битком набитый книгами, и сказал, что это только «на первое время».

Бэт рассмеялась, так искренне, а в душе Эмори расцветала весна. Новая жизнь впервые не казалась ей мрачной неизвестностью и постепенно начинала окрашиваться в цвета надежды и радости.

Возможно, будущее ее, всё же, окажется светлым, а время, проведенное в Академии, станет самым чудесным подарком судьбы.

Возможно даже, что Святые за этот подарок не попросят ничего взамен.

Внутри замка их встретил большой круглый холл, в конце которого была широкая лестница: ступени ее расширялись у основания и слегка закручивались.

Эмори впервые находилась внутри настоящего замка, хотя часто видела их на книжных картинках. Вживую оказалось совсем по-другому. Потолки высились на десятки метров вверх, стены украшали факелы, свечи, старинные портреты и узорчатая лепнина. С потолка свисали хрустальные люстры.

Мальчишка, что сидел на ступенях главной лестницы, перелистывая стопку пергаментов в руках, вмиг подскочил, заметив вошедших.

– Новички? – воскликнул он и тут же направился к девочкам, активно перелистывая листы в руках. – Добро пожаловать в Академию Ноттхейм! Оплот древних знаний, обитель братских уз и… – один из листков выпал у него из рук, но мальчишка тут же подхватил его с пола, не прерывая своей воодушевляющей речи: – Кузницу магии и… и всяких чудес. Мое имя Томмилин Кид Спаррет! Я член актив-группы студентов второго курса, – не без гордости произнес Томмилин. – Меня назначили встречать новых заклинателей. То-есть вас. Я должен распределить вас по комнатам и… – Он взглянул в один из своих пергаментов, а потом прочитал: – Распределить по комнатам, провести экскурсию по замку и вдохновить на будущие магические свершения и академические подвиги, дабы у новых студентов не возникли… – Он запнулся, слегка покраснев, и быстро опустил листок. – В общем, я здесь вам все покажу. Ваши имена, пожалуйста!

Эмори с Бэт переглянулись.

У обеих в глазах горели искорки улыбок, которые им, все же, удалось сдержать, чтобы вдруг не обидеть Томмилина Кид Спаррета. Похоже, он действительно серьезно и очень ответственно относился к той задаче, что ему доверили. Хотя от нервов на лбу у Томмилина уже проступила испарина.

– Спасибо, мистер Томмилин Кид Спаррет, за теплое приветствие, – вежливо и немного шутливо поблагодарила мальчика Бэт. Эмори улыбнулась. – Мое имя Аннабет Люссиль Соули.

Томмилин торопливо и весьма неуклюже вычертил имя Бэт на одном из своих листов, а потом повернул голову к Эмори.

– Эмори Линн Тейн, – сказала она.

Брови Томмилина слегка хмурились, пока он вносил ее имя в список. Похоже, он пытался вспомнить, где вообще находились земли, принадлежавшие Дому Тейнов, но так и не смог этого сделать.

Очевидно.

Он моргнул, но затем просто кивнул и больше ничего не сказал.

Экскурсовод, надо признать, из Томмилина получился неплохим. Он хорошо подготовился, разбавлял исторические подробности интересными фактами и даже прописал себе несколько шуток, которые периодически вставлял невпопад – это забавляло девочек больше, чем сами шутки, поэтому смеялись они вполне искренне. На радость неловкого и слегка нервного Томмилина.

Будущая комната Эмори и Бэт располагалась на самом верхнем этаже одной из западных башен, куда они дошли уже в самом конце своей экскурсии.

Томмилин откланялся и ушел встречать новых студентов, а девочки поднялись по длинной винтовой лестнице до самого верха башни.

Когда дверь в их комнату открылась, и они вошли в свой новый дом на ближайшие несколько лет, то обе не сдержали улыбок.

Пусть комната оказалась и небольшой, но вид из окна открывался просто неописуемый. С их башни можно было разглядеть всю долину, как на ладони: леса Ноттхейса, горную реку Ниттек и даже Крылатые Холмы – горные вершины на востоке от замка.

Высоко было настолько, что мимо окон проплывали редкие облака, заслоняя собой в этот момент землю – словно мира внизу и не существовало вовсе; и плыли они так близко к башне, что, казалось, откроешь окно – и дотянешься рукой.

В этом не было магии, но Эмори показалось, что это тоже можно считать настоящим волшебством.

В остальном, комната была совсем крошечной и просто обставленной: две кровати, один большой стол, два деревянных стула рядом, парочка пустых полок и тумб, и небольшой камин.

Бэт сразу вызвалась спать на кровати возле очага, сославшись на ужасную мерзлявость, и Эмори досталась кровать у окна – лучшего расклада и представить нельзя было.

Саквояжи и дорожные сумки их уже доставили, и те высились в углу комнаты, поэтому девочки поспешили распаковать вещи, чтобы наполнить пустую комнату жизнью. Они разложили книги и развесили одежду, которая едва поместилась в их малюсенький общий шкаф.

Эмори бережно расстелила на кровати свою новую студенческую форму, ощутив неожиданный трепет, глядя на три набора: черного, темно-синего и красного цветов, расшитые витиеватыми узорами и гербом Академии Ноттхейм на груди – серебро на черном, золото на красном и белые на синем – самые красивые, как считала Эмори. В каждом комплекте стандартный набор: жилет и юбка, китель, и платье для девушек – их можно было чередовать в любой последовательности.

Бэт говорила, что студентам позволяли много вольностей в интерпретации формы, в отличие от школьников. Самое главное – на всех мероприятиях и важных собраниях соблюдать официальный внешний вид.

К вечеру, на собрание студентов, Эмори надела юбку и китель темно-синего цвета с белоснежными узорами, а, когда взглянула в зеркало, то не поверила своему отражению. Эмори Тейн, девочка из Гарлоу, должно быть, вышла из комнаты, потому что из зеркала на нее смотрела настоящая заклинательница рун. Такая, каких она видела в Терравине.

Она сглотнула ком в горле.

– Готова? – спросила ее Бэт. Эмори обернулась и увидела, как та поправляла платье красного цвета. Золото витиеватых нашивок шло осенним волосам Бэт. Заметив ее взгляд, Бэт тут же смутилась. – Странно все это, да? В школе мы носили простую форму без этих вышивок. Ты, кстати, выглядишь прекрасно.

– А ты еще лучше, – искренне ответила Эмори. – Идем?

Они спустились вниз, минуя множество лестниц, коридоров и этажей, к главному холлу, где у широкой лестницы уже собиралась толпа студентов. Эмори не представляла, как смогла бы ориентироваться в таком огромном замке без Бэт. Мысленно она отметила, что необходимо было сегодня же изучить карту Академии и никогда не забывать брать ее с собой.

Новичков поставили у подножья лестницы. Старшие курсы заняли верхние балконы.

Эмори старалась не глазеть по сторонам, но не могла удержаться. Взгляд ее цеплялся за новые лица, перепрыгивая с одного на другое. Довольно скоро она поняла, что многие из студентов также то и дело поглядывали на нее.

Неудивительно. Все они знали друг друга с детства: кто-то со школы в Терравине, другие из школы Ноттхейма. И для каждого здесь Эмори была новым лицом.

«Очень скоро они это поймут», – подумала она. «И начнут задавать вопросы».

Студенты вокруг заметно притихли и Эмори вместе со всеми обернулась к лестнице, когда на верхних ступенях появилась процессия профессоров, возглавляемая седовласым мужчиной.

Эмори с удивлением узнала в нем Владыку Радогаста.

Она видела его всего дважды, и оба раза Владыка восседал на троне, облаченный в длинные одеяния, что стелились по полу вокруг него, с капюшоном, прикрывавшим голову.

Сегодня же Владыка в черном кителе, расшитом серебром, черных брюках, коротком плаще до колен из плотной парчовой ткани и в высоких сапогах, выглядел на десятки лет моложе.

Густая белоснежная борода его падала на грудь, и была достаточно коротко подстрижена квадратом, чтобы открывать взглядам медальон с сияющим голубым топазом на серебряной цепи, что обвивала шею Владыки несколькими петлями. На кителе, справа от медальона, серебряными нитями был вышит герб Академии Ноттхейм: большие витиеватые буквы А и Н в центре щита; сверху его обрамляли ветви дерева, а с низу тянулись переплетенные стволы деревьев, собираясь в один большой ствол – совсем как у Древа Антэче, по краям герб дополняли два оперенных крыла.

Такая эмблема была вышита на каждой форме, и у студентов, и у преподавателей.

– Я рад и горд приветствовать юных заклинателей в рядах студентов нашей Академии, – произнес Владыка с вершины лестницы и голос его отдался по замку легким эхо.

Эмори подумала, что Владыка Радогаст, хоть и был по-настоящему стар, все же казался довольно крепким человеком. Он двигался медленно, но поступь его была уверенной, а взгляд небесных глаз из под седых бровей выражал суровую решительность.

– Орден Заклинателей – не просто институт, – сказал Владыка. – Это братство! Магия, что течет в ваших венах, превыше крови! Пока вы учитесь в Академии Ноттхейм, все вы – братья и сестры. Ваши титулы, звания, земли, ваш род и семейные богатства – здесь не будут иметь значения. Заклинатели – вот ваша новая семья. И вы будете уважать и почитать ее превыше той, что оставили за стенами замка. Кодекс Ордена свят, законы Академии непреложны, жизнь заклинателя свята и неприкасаема. В этих стенах, вы будете уважать каждого из своих сокурсников, как равного себе. Мы – заклинатели. Мы подставляем плечо в минуту слабости, мы с готовностью отдаем жизнь за жизнь другого, мы разделяем один хлеб и пьем воду из одной чаши. Мы братство. Не важно, кем вы выйдете после обучения, здесь, в Ноттхейме, вы обязаны чтить законы Ноттхейма. А теперь поприветствуем юных заклинателей!

Студенты взорвались аплодисментами. С балконов послышался свист и нелепые выкрики старшекурсников.

Владыка Радогаст с улыбкой поднял ладонь вверх, аплодисменты тут же смолкли.

– В этом году Раввия имеет честь принимать у себя делегации Королевства Иссильдия и Королевства Саммеран. Они прибудут через несколько недель. Мы чествуем Долгий мир. Да будет он вечен!

– Да будет он вечен! – вторил хор голосов в холле.

– В честь мира между тремя Королевствами, мы проводим ежегодные Военные игры среди студентов-первокурсников. Дабы открыть миру новых талантливых бойцов. И дабы напомнить, что это – единственное соперничество между нашими странами! Во время пребывания иностранных делегаций, у вас также есть возможность обмениваться опытом и достижениями стран, как военными, так и академическими, заводить новые партнерские и дружеские отношения, делиться культурными обычаями. Будьте уверены, и иссильды, и саммеранцы, смогут удивить вас многими необычными историям из своих королевств. А мы уж точно удивим летних жителей своими!

Студенты на это разразились смешками и довольными хлопками. Владыка сдержанно ухмыльнулся, и вот это уже показалось Эмори совсем неожиданным. Владыка Радогаст оказался совсем не таким, каким она его себе представляла.

– Куратором Военных игр назначен наш многоуважаемый профессор Даррий Марри, – объявил Владыка и повернулся, – Ветеран многих войн. Великий воин Иссильдии и ныне профессор Боевой магии.

Вперед вышел крупный широкоплечий мужчина в военной форме, напоминавшей гвардейскую, но на его жилете была вышита эмблема Академии.

Несколько студентов с балкона засвистели и что-то весело выкрикнули. Профессор Марри на это покачал головой и спрятал улыбку в густой растрепанной бороде.

Даррий Марри внешне походил скорее на медведя, чем на человека. А лицо его разрезали несколько глубоких шрамов. Пряди отросших практически до плеч черных волос с крупной седой прядью посреди них, были собранны у лица и закручены на затылке в хвостик. За спиной торчала широкая рукоять от явно большущего меча.

– Ну что, малыши. Научим наших добрых соседей настоящему искусству войны? – рассмеялся профессор низким и глубоким голосом, чем вызвал громкие хлопки и выкрики студентов, особенно с балконов.

Бэт рядом фыркнула.

– Не понимаю, чему они радуются, – тихо сказала она так, чтобы слышала только Эмори. – Жестокое и бесполезное мероприятие эти игры.

Эмори оглядела первокурсников и отметила, что многие из них кричали и аплодировали громче остальных, а в глазах их застыли решительность и азарт. Похоже, им не терпелось принять участие в том, что здесь называли Военными играми.

А вот саму Эмори заинтересовала встреча с подданными двух других королевств континента: восточного королевства Иссильдия и южного королевства Саммеран.

Эмори вдруг нахмурилась, когда почувствовала, что в затылке ее будто засверлило – как бывало от пристального взгляда. Она огляделась, но Владыка Радогаст в это время как раз объявил, что официальная часть окончена, а вся информация о предстоящем обучении будет вывешена на стене возле Столового зала. Толпа студентов машинально двинулась туда, так что Эмори просто поплыла по течению.

Обучение.

Вот, что ожидало её в ближайшие несколько лет, и Эмори трепетала от радостного предвкушения новой жизни.

***

Глава 5. Кастиан

Земли Раввии с древних времен поделены

между семьями сильнейших заклинателей рун,

которые, впоследствии, стали называться

Великими Домами Раввии.

(Золотая кровь. Полная история Великих Домов Королевства Раввия.

Глава 1.)

Кастиан Арссон прибыл в Академию Ноттхейм на два дня раньше остальных студентов.

Провести с отцом даже лишнюю минуту казалось ему настоящим испытанием. А это лето и так отзывалось где-то внутри лишь горечью ссор и вкусом табака, выкуренного в два раз больше обычного. Поэтому Кас воспользовался первой же возможностью, чтобы свалить из дома.

В эти дни, за исключением нескольких профессоров, слуг и парочки новичков, которым не терпелось попасть в Ноттхейм, замок был абсолютно пустым и шаги Каса эхом разлетались по коридорам. Он прошел через чулан в восточной башне, проскользнул в окно, и спустился на крышу.

Это место он уже давно облюбовал для себя.

Небольшой проход с каменным ограждением служил крышей для восточного коридора. Сюда можно было попасть только через окно в конце коридора на третьем этаже. Там не было учебных классов, только складные помещения, поэтому студенты в этой части замка почти не появлялись. Зато отсюда открывался отличный вид на главные ворота и на внутренний двор замка.

Кас приходил сюда, когда нужно было подумать.

Мысль о том, что он, быть может, тут просто-напросто прятался, выбрасывалась из его головы, не успев даже сформироваться.

Он вытащил коробочку с сигарами из внутреннего кармана своего черного кителя, и поджог одну из них легким взмахом пальца. Боди доставал для него лучший табак в Раввии.

Кас облокотился на холодный камень и закрыл глаза, наслаждаясь теплым ветром, дымом, и ощущением мысленного покоя. Но сразу же открыл, когда услышал тихий хруст шагов по осенней траве.

Внизу у ворот он заметил девушку, медленно шагавшую в сторону Древа Антече, и не сводившую взгляда с горящих листьев.

Кас удивился незнакомому лицу.

Не то, чтобы он знал в глаза всех будущих студентов Ноттхейма, но подумал, что её лицо запомнил бы точно. Хотя бы потому, что они с ней, кажется, были примерно одного возраста, а значит, должны были учиться в одной школе: Кас успел проучиться и в школе в Терравине, и в Ноттхейме, но этой девушки не встречал ни в одной из них.

Девушка остановилась рядом с Древом. Засунув руки в карманы плаща, она подняла голову, глядя на толстые ветви, медленно извивающиеся, словно в приветствии. Несколько оранжевых листков опали с ветвей Древа, и девушка взглядом проследила за их падением. Солнце в этот момент сверкнуло в ее темных кудрях.

А потом, неожиданно для Каса, девушка вытащила из кармана руку, и легонько взмахнула ею. В ладони сверкнула магия. Один из листочков замер в воздухе, потом сделал небольшую петлю, повинуясь плавному движению кисти, и приземлился обратно на землю.

Касу было плохо видно издалека и в профиль, но, все же, показалось, что, убирая руки обратно в карманы, девушка удивленно улыбнулась.

Он наблюдал, как она еще какое-то время стояла возле Древа, изучая его стволы, ветви и корни, бороздящие поляну вокруг. Будто видела все это впервые. А потом двинулась дальше, обогнула широкий ствол дерева, и направилась к восточной стене замка.

Все это показалось Касу странным, хотя он и не мог точно сказать, почему.

Владение простыми рунами уже давно не вызывало в нем детских улыбок, удивления или восторга, как прежде.

– Эй, лорд Арссон!

Кас обернулся и вздохнул, глядя как Боди Дюрран-Руэль ловко выпрыгнул в окно, и с победной ухмылкой теперь направлялся к нему.

Мать Боди была родом из уважаемого Дома в королевстве Саммеран, и, то ли из большой любви к ней, то ли просто для понта, Боди решил взять себе двойную фамилию: Дюрран от отца, Руэль от матери.

Выпендрежник.

– Далеко же ты забрался, надо признать! – усмехнулся Боди, поправив свой синий китель, и победно улыбнулся: – Но я тебя нашел.

Кас покачал головой и отвернулся.

– Есть хоть одно место на свете, где я могу спрятаться от твоей вездесущей задницы?

– Ага, – кивнул Боди. Он подошел к прорези в выступе, где сидел Кас, и облокотился на противоположную стену, усмехнувшись: – В гробу.

Боди отобрал у Каса недокуренную сигару и затянулся.

– И чем это ты тут занимаешься? – спросил он.

Боди вдруг свесился с края крыши, проследив траекторию обзора Каса, и заметил девушку, что бродила вдоль восточной стены.

Его бровь изогнулась. Вытатуированные на темной коже черные руны вокруг нее зашевелились.

– Позорю свой род и всё сообщество заклинателей, очевидно, – Кас кивнул на сигару, зажатую у Дюррана между пальцев, процитировав избитую фразу своего отца, который никогда не одобрял курения, а затем перевел взгляд обратно на девушку: – Знаешь ее?

– Неа.

– Похоже, не местная. Может, из Иссильдии по обмену?

Хотя внешне девушка не походила на иссильдку.

– Может, – Боди затушил сигару об камень и выбросил окурок в окно. – Дома снова ад?

Кас даже глазом не повел.

Боди всегда переходил к делу сразу, без прелюдий. И никогда не был способен удержать за зубами мысли, которые уже тревожили его разум.

Кас и Боди еще с начальных классов как-то сразу сдружились.

Дальняя родственница семьи Арссонов, профессор Хельга Хетридд преподавала в Академии Ноттхейм Рунопись. Тетя Хельга также была наставницей Каса, поэтому в школьные годы он часто ошивался возле ее кабинета, а когда подрос, получил предлог и возможность уезжать из дома в школу Ноттхейм на несколько дней раньше.

Боди начал делать также с того момента, как прознал, что Кас специально сбегал вот таким способом.

И Кас, на самом деле, это реально ценил, хоть никогда и не говорил вслух.

– Да похрен, – Он пожал плечами и проследил, как девушка скрылась за поворотом. – Мне уже исполнилось восемнадцать. Можно вообще больше не париться, что они думают.

– Ты везунчик, – усмехнулся Дюрран. – Бесит, что у тебя днюха раньше всех. Ты вообще не умеешь закатывать нормальных пирушек.

– Зато, если вдруг война, меня и призовут раньше.

Боди откровенно расхохотался.

– Никто никогда в жизни не осмелится призвать в армию кого-то с фамилией Арссон. Ты рехнулся? Если ты в своих ночных фантазиях представляешь себя бравым раввийским гвардейцем, который режет саммерранцев, то просто оставь это. Скорее река Термис высохнет, чем твой отец такое допустит.

– Что он сможет сделать теперь, когда мне восемнадцать и я студент Ноттхейма? Я неприкасаем. Могу делать все, что захочу, – сказал Кас, но в голосе его совсем не чувствовалось вызова. Он и сам не сильно верил в свое бахвальство.

– Ты сейчас серьезно?

Кас выдохнул и соскочил с выступа.

– Да мы сцепились перед отъездом. Я пока его ненавижу, поэтому хоть в армию, хоть в лекари – что угодно, лишь бы подальше от него.

– Если идти в армию, то всадником на воларах. Их летная форма просто кайф, да? – ухмыльнулся Боди.

– А в пехоте можно откинуться быстрее остальных. Может, мне туда рвануть? Стану первым лордом-пехотинцем.

Боди изогнул бровь и окинул Каса взглядом:

– Да у тебя и правда хандра. Так сильно поцапались?

– Мама вернулась.

– Ох, черт… – резко выдохнул Боди. И этим все было сказано.

Три месяца назад.

Кас ослабил галстук, ощущая духоту стен, несмотря на то, что в поместье Арссонов даже в летние месяцы казалось удивительно прохладно.

Прогревать бесчисленное количество комнат за толстенными каменными стенами, напичканными защитными рунами, было непростой задачей даже для заклинателей. Поэтому дом для Каса обычно ассоциировался с шерстяными рубахами, каминами, горящими в каждой комнате. И легким холодком по спине.

Но сегодня был не обычный день, и Кас чувствовал себя так, словно весь кислород из поместья выкачали, а его бросили задыхаться остатками.

Двери в обеденный зал перед ним распахнулись.

Кас вошел в комнату из бело-голубого мрамора с гигантской, старомодной и просто уродливой люстрой на потолке, что сияла светом тысячи кристаллов.

Длинный обеденный стол занимал почти всю комнату и был сервирован на троих.

Это значило, что отец – лорд Тауллос Арссон сегодня будет особенно гладко выбрит и, наверняка, явится к ужину в парадном камзоле с гербом Дома Арссонов на плаще – раввийским волком.

А еще, Кас поставил бы мешок златников на то, что к ужину отец обязательно велел подать утку в апельсинах. Да такую сочную, что запах ее потом будет несколько дней призраком витать по Арссон-Холлу.

Каждый раз, когда мама возвращалась домой после своей очередной затянувшейся экспедиции, по всему дому вдруг неожиданно часто начинал обнаруживаться острый запах ароматных апельсинов, который оседал на языке леди Наттали Арссон невысказанными ругательствами. Она ненавидела апельсины.

Мама уже сидела на положенном месте за столом, по правую руку от пустующего стула лорда.

Леди Арссон обладала правильными чертами лица и чем-то, что называлось не красотой, а, скорее, природным магнетизмом, очаровывающим и пугающим.

Твердый материнский характер с годами стал отражаться и в ее лице, сделав его жестче и грубее: прямые брови, волевой подбородок и слегка поджатые губы выдавали ее решительность и бескомпромиссность, а взгляд цепких темных глаз казался настолько глубоким и проницательным, что каждый, кто представал перед леди Арссон вмиг невольно ощущал желание исповедоваться или преклонить колено. Казалось, она уже знала все твои секреты лишь раз взглянув тебе в глаза, либо точно узнала бы, стоило тебе заговорить.

Кас не раз замечал, как великие лорды, могущественные и властные, перед Наттали вдруг превращались в неловких мальчишек, то запинаясь, то и вовсе забывая, что вообще собирались сказать.

Суеверные шептались, что Наттали Арссон умела читать мысли и видеть все тайные помыслы, поэтому слуги в поместье всегда опускали глаза в пол, представая перед ней. Но Кас давно уже понял, что это не магия, а, просто напросто, интеллект.

Мама была умнейшей женщиной, что встречалась в его жизни, и он не мог ее за это не уважать. А потому не мог искренне возненавидеть. Хотя и простить не смог бы никогда.

Все, кто встречал Каса, говорили, что внешне он – копия отца, а от матери взял лишь черноту волос. Но самые близкие отмечали, что мозги ему, все же, достались от Наттали. В детстве, сравнение с матерью Касу льстило, но с возрастом стало вызывать лишь зуд.

Он предпочел бы не быть похожим ни на одного из своих родителей.

– Сын, – произнесла мама, когда он присоединился к ней за столом, заняв место напротив. – Ты отлично выглядишь.

Кас усмехнулся.

– Благодарю вас, леди Арссон, – со всем интеллигентством произнес он в ответ. – Конечно, в сравнении с вашей красотой, сегодня весь мир просто блекнет.

– Прекрати ерничать, – холодно сказала мама.

– А мы теперь будем обмениваться любезностями при каждом приеме пищи? Потому что я, в таком случае, предпочел бы есть на пороге.

– Это называется хорошими манерами, Кастиан, – произнесла мама тоном настоящей мамы. – Долго же я отсутствовала, раз ты за это время успел растерять все знания о приличиях.

С лица Каса вмиг пропало все ехидство.

– Вот уж точно, мама, – холодно отчеканил он. – Долго.

Если у Наттали Арссон и было, что сказать в ответ, то слова эти она явно проглотила, отведя взгляд.

Кас был этому только рад.

Он ненавидел все это притворство. И больше всего в жизни он ненавидел «играть» в семью.

Кас начал на полном серьезе раздумывать о веских поводах свалить с этого ужина, который не успел начаться, а уже вызывал у него тошноту. Но тут двери обеденного зала распахнулись и в них, разодетый словно для коронации и, действительно, с изображением волчьей пасти на плаще, вошел отец.

Лицо Тауллоса сделалось настолько надменным и горделивым при виде Наттали, что Касу показалось – реальность покинула его и начался какой-то пьяный сюр.

Мама поднялась с места.

Кас закатил глаза.

– Святые боги… – Он лениво поднялся со стула и отвесил поклон. – Мне теперь тоже придется вставать каждый раз, когда вы, лорд Арссон, входите в комнату?

– Попридержи язык, – зло огрызнулся Тауллос и направился к своему месту во главе стола. Плащ его колыхался за спиной в такт шагам.

Отец с матерью обменялись любезностями, от которых веяло таким холодом, что не спас бы ни один камин.

А затем с кухни показались слуги и стали выносить блюда для ужина.

И Кас не сдержал тяжелого вздоха, когда на столе перед ним возникло блюдо с гигантской ароматной уткой, так щедро набитой апельсинами, что от одного взгляда на нее у мамы в отвращении дернулись уголки губ.

Касу даже стало немного жаль мать. Запах апельсинов стоял такой, что катастрофически сильно захотелось проветрить помещение.

Когда утку разрезали и порционно разложили по тарелкам, леди Арссон вдруг, на удивление, спокойно взяла в руки приборы. Будто действительно собиралась это есть.

Но, вместо еды, она один за другим стала демонстративно вытаскивать из своей тарелки все кусочки апельсинов, насаживая их на вилку, а затем, надо признать, довольно изящно, отбрасывать их себе за спину, где, с характерным хлюпаньем, апельсины приземлялись прямо на белоснежный мраморный пол и растекались по нему уродливыми оранжевыми лужицами.

Отец наблюдал за этим представлением в холодной молчаливой ярости.

Тем временем, мама, с видом абсолютно непринужденным, отрезала кусочек утки и отправила его в рот:

– Прекрасное мясо, – сдержанно похвалила она, когда прожевала. – Нужно будет передать повару мою благодарность.

– Непременно передам, – ответил отец.

И, кажется, на этом их очередное сражение подошло к концу. Очевидно, в этой партии лорд Арссон лишился королевы. Но Кас знал, что эти игры между отцом с матерью могли разыгрываться бесконечно, и победитель в каждом раунде всегда был разным.

Спустя час, когда Кас поддел вилкой последний кусок лимонного пирога на своей тарелке, он ощутил неподдельное облегчение от того, что представление под названием «идеальная семья» подходило к своему завершению.

Весь этот гребаный ужин ощущался настоящей пыткой.

В теории, Кас даже мог бы найти холодную войну родителей совсем чуточку забавной, если бы не одно большое «но» – не желая разговаривать друг с другом, они начинали несоразмерно много внимания уделять ему. А от навязчивых расспросов и фальшиво вежливой болтовни ни о чем уже тошнило не меньше, чем от апельсинов.

– Надолго ты вернулась на этот раз? – вдруг обратился к матери отец, даже на нее не глядя. – Фаррет подготавливает поместье к зиме и запасается провизией. Ему нужно понимать, рассчитывать ли ее на тебя.

– Оставь это, Тауллос, – отрезала мама. – Арссон-холл и зимой и летом способен прокормить хоть всех граждан Раввии одновременно, если те вдруг нагрянут в гости.

– Мы здесь редко принимаем гостей и не закатываем пирушек по любому поводу! – Отец поставил свой бокал так резко, что вино едва не пролилось на стол. – Так что и провизией запасаемся ограниченно. Ты бы знала это, если бы чаще бывала дома.

Наттали взяла со стола салфетку и протерла и так чистые губы.

– Что ж, теперь-то я буду в курсе всего, можешь не переживать, дорогой муж. Ведь у меня отличные новости! – Она обвела взглядом стол и приподняла свой бокал. – Орден предоставил мне место в Академическом Совете по образованию школьников и студентов. Так что с экспедициями покончено. Я остаюсь здесь навсегда.

– Вздор! – Отец хлопнул ладонью по столу так сильно, что все блюдца подлетели в воздух, и яростно взглянул на маму.

Наттали поджала губы.

– Я рассчитывала на более теплые поздравления, – холодно произнесла она, отставив свой бокал.

– Избавь меня от своих лживых сказок, Наттали. Я сыт ими по горло!

«Ну, начинается», – подумал Кас и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди.

– Это больше не сказки, а наша новая реальность. Привыкай к ней, – спокойно ответила мама с таким видом, будто и вовсе не замечала гнева отца. – И вели Фаррету разослать приглашения. Пусть напишет, что лорд Тауллос Арссон устраивает прием в честь новой должности его дорогой жены. А еще, нам нужно больше провизии! Кажется, гости в Арссон-холле теперь будут появляться чаще.

– Приема не будет! – в гневе произнес Тауллос. – Я не собираюсь краснеть перед благородными Домами, которые соберутся на твой ужин, когда есть вероятность, что ты можешь просто на него не явиться. Потому что в это время будешь отплывать в очередные треклятые Акарские леса, чтобы найти там богами забытое барахло!

– Араукарские, – тут же поправила его мама, скорее машинально, а лицо ее превратилось в каменную маску. – А барахлом ты, очевидно, называешь Колосс Каоса, за который мне дали звание Магистра Раввии, а Святейшая Королева Иссильдии лично выписала благодарность. Что ж, воистину барахло! – воскликнула мама с нервным смешком. – Какое горе, что ты единственный, кто это понимает! Но мне все равно на твое невежество, Тауллос, – зло прищурилась она, глядя отцу прямо в глаза. – Прошлое останется в прошлом. А я останусь в Раввии, и займусь наведением порядка в Совете образования. Его наполняют одни старики и мужчины – не удивительно, что ничего путного из этого не выходит.

Вспышка гнева Наттали прошла так же быстро, как и возникла, вернув маму в привычное состояние холодного спокойствия.

– Конечно, с женской руки все сразу же заиграет новыми красками, – Губы отца криво изогнулись. – Кастиан, быть может, наконец, научится вышивать и плясать мазурку!

– Я прекрасен в мазурке, – приподнял брови Кас и ухмыльнулся.

– Не лезь, когда взрослые говорят, мальчишка! – тут же взъелся на него отец, и снова обернулся к матери. – Ты бы лучше с таким рвением занималась собственным сыном, Наттали! Посмотри, каким заносчивым оболтусом он растет, без авторитетов и малейшего представления об уважении хоть кого-либо, кроме самого себя! Но тебя, конечно, интересует благо всех остальных школьников и студентов, благо всего мира, да и что угодно, кроме собственной семьи!

– Я делаю это и для Кастиана, в первую очередь. Он теперь тоже студент, или ты забыл про это?

– Ему уже восемнадцать! – прикрикнул на нее Тауллос и подался вперед, гнев в его серых глазах бушевал настоящей грозой. – Ты пропустила почти все его детство, а я не пропускал ни дня! Я ничего не мог забыть! И, если ты, Наттали, еще хоть раз скажешь, что делаешь что-то в своей жизни ради семьи, а не себя самой, я смогу по праву называть тебя лгуньей! – Отец почти выплюнул эти слова ей прямо в лицо, и Кас заметил, как глаза матери заблестели.

– Я сыта этим ужином! – она резко поднялась, бросив салфетку с колен на стол.

Кас молча наблюдал, как мама развернулась и вихрем вынеслась из обеденного зала, а двери за ней захлопнулись с таким грохотом, что уродская люстра над их головами зазвенела кристаллами.

Повисла тишина.

– Вау, – Кас покачал головой. – И я даже не первый, кто отсюда, наконец, свалил.

– Ты можешь вести себя прилично хотя бы раз в своей жизни! – тут же взъелся на него отец, явно не зная, куда еще выплеснуть свою злость, раз мама ушла. – И избавь меня уже от своего ехидства!

– Я собираюсь избавить тебя не только от своего ехидства, – спокойно ответил Кас, поднимаясь из-за стола. – Но и от своего общества.

Он залпом допил остатки вина в бокале, уже стоя, и громко объявил, направившись к выходу:

– Я отправляюсь в Ноттхейм сегодня же. Сейчас же. Вели Фаррету отослать мои вещи.

– И ты еще будешь раздавать указания мне, – прорычал отец ему в след. – Я тебя не отпускал!

– Я сам себя отпустил, – ответил Кас, обернувшись у самых дверей. – И вещи, так и быть, тоже заберу сам. Спасибо за ужин, отец, но благодарностей повару от меня не будет.

Двери за Касом закрылись мягко и, наверняка, оставили люстру в безопасности, не в пример матери. Но в душе его зрела такая пустота, что он охотно взорвал бы, и люстру, и все это поместье целиком, если бы это помогло хоть немного ее заполнить.

***

Засыпая в комнате с Боди, Кас подумал о девушке, которую видел днем у замка, а после в главном холле, когда Владыка Радогаст толкал приветственную речь.

Рядом с девчонкой почему-то ошивалась Бэт Соули – не лучшее соседство, подумал Кас.

Странная была эта новая девушка. Касу буквально все в ней и вокруг нее казалось каким-то неправильным. Ее вид, ее поведение, то, что ее никто не знал, то что эльф-профессор шепнул ей что-то на ухо, и то как она улыбнулась в ответ.

Он решил, что завтра нужно будет разузнать немного больше. Просто так, любопытства ради.

К тому же, Кас всегда нутром чувствовал, если где-то была тайна. И это как раз такой случай.

***

Глава 6

И, похоже, на наших глазах свершилась настоящая сказка.

Девочка из Гарлоу открыла двери в мир, который никогда не должен был ей принадлежать.

Лишь бы только дверь эта не захлопнулась так же оглушительно громко, как и открылась, щелкнув по носу каждому, кто во всем этом замешан.

(Новостная грамота.

Автор: леди Сессилия Геббельс)

Когда Эмори накинула плащ и выскользнула из комнаты, Бэт еще мирно спала под тихий треск поленьев возле ее кровати.

Они с профессором Певельгасом (Эмори училась теперь называть его так – как все) договорились встретиться до завтрака и ее первых занятий. Гертангель всегда вставал с первыми лучами солнца, так что уже наверняка ждал ее в главном холле.

Эмори ускорила шаг.

Коридоры замка были пусты в такой час, только редкие слуги бродили по классам и лестницам, зажигая свечи и подготавливая аудитории к первому учебному дню.

Гертангель был назначен куратором Эмори (возможно, он сам себя им назначил). Теперь почти каждый день, когда у него находилось свободное окно, они проводили его за дополнительными занятиями, потому что, несмотря на то, что экзамен Эмори, конечно, сдала, но у нее все еще были гигантские пробелы в знаниях, которые следовало восполнить как можно скорее.

Когда Эмори спустилась по широкой лестнице, то увидела глашатая, который прибивал к стене у входа в Столовый зал длинный новостной пергамент.

В деревнях и маленьких городах такого не было, но Эмори уже знала, что среди заклинателей новостные издания рассылались ежедневно, перемещаясь в каждый дом, где была магия, готовая их принять.

Бэт рассказывала, что в Ноттхейме новости каждое утро вывешивали на главную стену у входа в Столовый зал. На этой стене также были прибиты листы с расписанием всех курсов, памятки с местными правилами и предупреждениями, важные распоряжения Академии и карта замка с номерами учебных аудиторий.

Гертангель и правда уже ждал Эмори у дверей замка, но шаг ее замедлился, когда она отметила удивительно мрачный вид ее друга-профессора.

– Здравствуй, Эмори.

– Доброе утро. Профессор, – добавила она. – А что…

– Давай немного прогуляемся?

Когда они вышли на прохладный утренний воздух, Эмори порадовалась тому, что надела теплый плащ поверх синего жилета и такой же юбки. Завтра она попробует новые расцветки, но пока все еще не могла устоять перед этой.

Они с Гертангелем присели на край небольшого круглого фонтана с мраморным изваянием по центру в виде трехступенчатого каскада, исписанного рунами.

Эмори решила, что просто подождет, пока Гертангель сам начнет разговор. Вместо слов, он вдруг протянул ей свернутый лист пергамента.

Когда Эмори растерянно развернула его, глаза сразу зацепились за несколько слов в заглавии, и желудок рухнул куда-то вниз.

– Святые боги…

– Правда о тебе должна была открыться иным способом, – тихо сказал Гертангель. – Мне действительно очень жаль, что все произошло не так, как я запланировал.

Фразы оседали на языке горечью при их прочтении. Картинка складывалась, и Эмори сделалось дурно.

– Но… как?

– Это не имеет значения, – мрачно ответил Гертангель. – Сейчас важно подготовить тебя к тому, что будет дальше. У тебя есть все, что нужно? Учебники, книги для записей, перья?

– Я… д-да. Да. У меня все есть. Но Гертангель…

– Хорошо. Послушай меня, Эмори. Послушай очень внимательно. Я множество раз говорил, что тебе нечего бояться в Ноттхейме, – Она кивнула. Он действительно повторял это сотню раз. – И все же… Ты должна понять, что заклинатели отличаются от обычных людей. Власть, деньги, статус – все это по-прежнему важно и имеет большое значение для них, что бы ни гласил Кодекс про равенство и братство. У всех здесь, так или иначе, есть и то и другое в разных количествах. Но больше, чем все это, заклинатели ценят силу.

– Силу магического отпечатка?

– Именно. Но также силу физическую, силу ума, и то, что мы называем силой духа. Вот, что всего важнее. – Гертангель взял её за руку и крепко сжал, вкладывая в свои следующие слова особый смысл: – Тебе нужно принять тот факт, что в первое время ты будешь ошибаться. Многое будет не получаться, многого ты не будешь знать и это… может вызывать разную реакцию у твоих однокурсников. Но не показывай им своих страхов и слабостей, Эмори.

Она на секунду растерялась. Слова Гертангеля звучали неожиданно. Раньше он ей не говорил ничего подобного.

Гертангель крепче сжал ее ладонь:

– Относись спокойно ко всем своим промахам, договорились? Не закрывайся, не смущайся, не плачь. Некоторые студенты бывают к такому по-настоящему жестоки.

Эмори все же смутилась. С чего это он взял, что она станет плакать?

Гертангель тяжело вздохнул и покачал головой.

– Не дай им возможности достать тебя, Эмори. Всё изменится со временем, обещаю. Но сейчас… просто нужно быть сильной.

Эмори впервые видела в невероятно синих глазах Гертангеля нечто, что она вполне могла бы назвать тревогой.

***

Завтрак она в итоге пропустила.

От прочитанных слов до сих пор мутило так, что ни один омлет она сейчас не смогла бы переварить.

Эмори шла к нужной аудитории намеренно медленно, понимая, что бессмысленно оттягивала неизбежное, но никак не отыскивая в себе должного мужества, о котором так настойчиво говорил ей Гертангель.

Они видели. Они уже прочитали. Они все знают.

Кода Эмори добралась до нужной аудитории, то пожалела о своей медлительности. Надо было, напротив, прийти самой первой, занять место на заднем ряду и уткнуться носом в парту. Теперь же взгляды полного студентов класса были обращены на нее.

Эмори крепко сжала пальцы на ремне сумки с учебниками так, что их чуть не свело, и заставила свою спину оставаться прямой, хотя очень хотелось сгорбиться под таким давлением взглядов.

Гертангель велел быть сильной. А Эмори же всегда была послушной девочкой.

«Вот и будь», – сказала она себе.

Она вдруг заметила Бэт, махнувшую ей рукой, и выдохнула, поспешив занять свободное место рядом с ней.

– Я видела, Эмори, – прошептала Бэт, когда она села к ней. – Мне так жаль…

– Это не важно, – ответила Эмори с большим равнодушием, чем ощущала на самом деле. – Рано или поздно они все равно бы узнали.

– Но там же была откровенная ложь, – возмутилась Бэт.

Эмори чувствовала их – взгляды окружающих. Ей даже не нужно было поворачивать голову, чтобы замечать их на себе.

Спасло то, что в аудиторию вошла профессор Нефретт.

Бэт говорила, что при появлении этой женщины у нее всегда поджилки трясутся. И, что сам Владыка приветствует профессора Фритту Нефретт поклоном ниже, чем всем остальным.

Теперь Эмори понимала, почему.

От профессора исходила такая мощная энергия, что Эмори, все же, немного сгорбилась.

Ее черное платье с длинными рукавами до самого пола и высоким горлом, вместо серебра было расшито зелеными узорами. От серых, выдававших возраст волос, казалось, исходило зеленое свечение.

Томмилин Кид Спаррет во время экскурсии рассказывал что, по слухам, в день рождения профессора Неффрет, восемьдесят лет тому назад, Вспышка магии была зеленой, а не белой, как у всех, а глаза у этого дитя были так зелены, потому ей и дали имя Нефретт. В честь нефритовых камней.

Бэт тогда ответила, что все это, конечно, просто глупости. Ведь Нефретт – это не имя, а фамилия довольно древнего рода, что происходил от первых лекарей. А глаза профессора, если и были когда-то зелены, то со временем потухли, и теперь казались скорее серыми – в тон волосам.

А вот в зеленую Вспышку Эмори почему-то верила. От профессора Нефретт действительно исходило едва заметное зеленое свечение.

– Я не терплю на своих занятиях двух вещей, – объявила Нефретт. – Болтовни и пустой траты времени. Так что открывайте свои книги и начинайте записывать. Молча.

Эмори ловила каждое слово.

Она старательно выписывала по листу пергамента новым пером, когда то вдруг треснуло и обломалось.

– Черт, – прошептала Эмори, понимая, что запасного у нее с собой не было.

Как это вообще могло произойти? Она ведь даже не давила слишком сильно.

Бэт, заметив сломавшееся перо, тут же полезла в свою толстую сумку, и протянула ей новое.

– Спасибо! – поблагодарила Эмори одними губами, как можно тише.

Вернувшись к своим записям, она попыталась понять, что успела прослушать, но, едва перо коснулось пергамента – тут же треснуло и развалилось пополам.

Капнувшая клякса растеклась по всему пергаменту, заливая уже написанное.

Эмори в удивлении приоткрыла рот и взглянула на Бэт, не понимая, что происходит, но та с опаской смотрела куда-то назад.

Когда Эмори обернулась, проследив за ее взглядом, Бэт тихо прошептала:

– Это Кастиан Арссон. И его дружки.

Она увидела их – группу студентов, чьи черные кители были расшиты не серебром, а золотом.

Когда Эмори пригляделась получше, то поняла, что это не совсем так: просто серебро перекрывали золотые витиеватые линии, которые широко растягивались на груди от одного плеча к другому и представляли собой сложное сплетение узоров, складывающихся в какие-то буквы, но различить издалека, в какие именно, не получилось. Среди этой группы были и те, кто носил красное – золотой узор, отличный от стандартных нашивок, также украшал и их форму.

В любой волчьей стае вожака всегда видно издалека, поэтому для Эмори как-то сразу стало очевидно, кто из этой группы был Кастианом Арссоном.

Его черные, как ночь, волосы волнами обрамляли светлую кожу. Поза была расслабленной, но рука, что спокойно лежала на парте, слегка искрилась светом, выдавая готовность в любую секунду пустить это свечение в дело.

Штормовые глаза парня смотрели на нее с вызовом, и у Эмори от этого взгляда почему-то все внутренности дрогнули.

– Глупые мальчишки, – тихо сказала Бэт. – Похоже, думают, что мы все еще в школе.

Эмори несколько секунд выдерживала испытующий взгляд серых глаз, а потом обратила внимание на остальных.

Рука одного из парней, тощего и кривого, с зализанными назад волосами, лежала на парте, как бы невзначай направленная прямо в сторону Эмори.

– Это он делает, – прошептала она и обернулась к Бэт.

– Он. Или кто-то еще из них, не важно. Они просто издеваются, потому что ты новое лицо. Лучше просто не обращать внимания.

Бэт ещё раз бросила озабоченный взгляд на задние парты, потом достала откуда-то со дна своей сумки ещё одно перо, на этот раз более потрепанное – явно старое, и протянула его Эмори. После, она пониже опустила голову и уткнулась носом в свои записи, явно решив последовать собственному совету – просто не обращать внимание.

Но всё внутри Эмори вдруг взбунтовалось. Нельзя просто игнорировать!

Во-первых, что это вообще за ребячество? Сломанные перья, демонстрация силы… лорды перед ней или деревенские хулиганы? А во-вторых. В голове вдруг всплыли слова Гертангеля:

«Больше всего заклинатели ценят силу»

«Не показывай им своих страхов и слабостей»

Эмори решила, что никак не могла игнорировать. Нужно отвечать.

Тем более, что, видят Святые, все ее конспекты всегда находились в идеальном состоянии, а такое свинство просто выводило из себя. Да и в сумке у Бэт не бесконечный запас перьев, а Эмори уже должна ей одно.

Она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди так, что ладонь оказалась направлена как раз в сторону нужной парты.

Но что дальше?

В голове сумбурно возникали разные руны, но сразу же отметались. Нельзя использовать то, что вызовет сильную вспышку – ноль шансов, что профессор Нефретт этого не заметит.

Эмори обернулась.

Вряд ли она до конца понимала, что делала.

Не дав себе и секунды на то, чтобы передумать, она покрепче сжала руку в кулак, сконцентрировалась на своей цели и прошептала руну, раскрывая ладонь.

В этот момент Кастиан Арссон перехватил ее взгляд.

Он заметил ладонь, направленную в его сторону. Но было уже поздно.

Чернильница на парте Арссона забурлила, а в следующую секунду лопнула с оглушительным треском.

Эмори ахнула.

Кто-то из девочек вскрикнул.

Кислород застрял в легких на вдохе и заставил Эмори замереть, глядя на то, как чернила разлетелись во все стороны и теперь пятнами растекались по лицу, волосам и золотой вышивке на черном кителе Кастиана Арссона.

Такого она точно не ожидала.

Брызги попали на волосы девочки, сидевшей перед Арссоном, и та взвизгнула, вскочив с места.

– Что это? Что случилось? – воскликнула профессор Нефретт. – Мистер Арссон?

Студенты с округлившимися глазами смотрели на заляпанного чернилами Кастиана Арссона и пытались понять, как реагировать.

По его парте растекалась черная жидкость, капая на пол, но сам он не двигался.

Девочка с испачканными волосами с сердитыми воплями рванула к выходу.

За спиной ахнула Бэт, а потом сжала ладонь Эмори и потянула на себя, пряча руку подруги под парту, и скрывая улики использования магии.

Это было спасением, потому что Эмори забыла об этом.

Она вообще забыла, как дышать.

Волна страха пронеслась по всему телу от одного взгляда Кастиана Арссона.

Кажется, он был в бешенстве. Но бешенство это было холодным, как лед, и ощущалось мурашками по спине Эмори.

Он смотрел прямо на неё.

В голове пронеслась мысль о том, какими говорящими иногда могут быть чьи-то глаза, при том, что на самом лице не дрогнул ни один мускул.

– Мистер Арссон! – недовольно повторила Нефретт, привлекая его внимание. – Объясните, что, во имя Святых, с вами произошло? И что с вашей рукой?

Он моргнул, медленно поднял руку, и тогда всё внутри Эмори похолодело.

Из его ладони торчали осколки стекла от взорвавшейся чернильницы.

Эмори ещё не до конца уловила местную иерархию и структуру взаимоотношений, но фамилию Арссон помнила из списка великих древних родов, поэтому даже её скудных познаний хватало, чтобы понять – она перешла сейчас не одну черту.

«Он точно меня убьет».

Арссон слегка поморщился, когда один за другим начал вытаскивать осколки из ладони и бросать их на стол. По его кисти тут же потекли дорожки крови.

Эмори в панике закусила губу.

Она этого не хотела. Не хотела.

Хотя, едва ли у неё вообще был какой-то план.

В теории, руна кипящей воды должна была лишь вылить чернила на парту и, при удачном раскладе, заляпать Арссону его золотые манжеты.

Сейчас же, всё выглядело так, будто Эмори зашвырнула в эту несчастную чернильницу не меньше, чем руной взрывного огня.

– Кажется, «Перья Амберс» должны будут мне нехилую компенсацию за свой товар, – вдруг медленно произнес Арссон, вытаскивая последний осколок из ладони, и обращая взгляд к профессору. – А ведь мне говорили, что они лучшие в Терравине, – цокнул он. – Соврали.

– И как это понимать, мистер Арссон? – вскинула брови профессор Нефретт.

– Бракованный товар, профессор, – пояснил он.

– Насколько мне известно, обычно с чернильницами такого не происходит, – недоверчиво произнесла Нефретт. Она вдруг взглянула на побледневшую Эмори и нахмурилась.

– Как выяснилось, брак попадается в любом деле, – холодно ответил Арссон и его губы слегка дернулись. – Но могу вас заверить, что все виновные будут наказаны. Уж я за этим прослежу.

Профессор Нефретт окинула обоих странным взглядом и вздохнула:

– Приведите себя в порядок, мистер Арссон. Можете сходить в лазарет, если необходимо. И будьте аккуратнее в следующий раз… с чернильницами.

Профессор одарила его строгим взглядом, а затем обратила внимание на других перепачканных студентов.

А Эмори наблюдала, как Арссон переворачивает здоровую кисть ладонью вверх и что-то нашептывает.

Белоснежное сияние наполнило его ладонь.

Арссону понадобились считаные секунды, чтобы всё вокруг пришло в прежний вид: пятна с его кителя, волос и лица исчезли, а взорвавшаяся чернильница собралась по кусочкам, и теперь стояла перед ним как новенькая.

Еще одним заклинанием Арссон очистил кровь с руки, а затем, к удивлению Эмори, вдруг залечил царапины. Заклинаниями назывались сложные сплетения нескольких рун.

Эмори читала кое-что о лекарском деле, но сама не владела ни одним заклинанием.

Осознание того, насколько она слабее всех вокруг, заставило сначала расстроиться, но потом сразу разозлиться. И это было хорошо – злость наконец вытравила дурацкое чувство вины, которое гложело Эмори из-за раненой руки Кастиана Арссона, хоть ему и понадобились секунды, чтобы ее залечить.

До конца урока Эмори не могла избавиться от нервозности.

Она ощущала на себе его взгляд, и готовилась к тому, что в любую секунду в её затылок прилетит что-то по-настоящему тяжелое.

Но прозвенел звонок.

Ничего не произошло.

И почему-то это нервировало только сильнее.

После того, как профессор Нефретт раздала домашнее задание, все студенты постепенно стали покидать класс. Эмори краем глаза заметила, что Кастиан Арссон одним из первых вышел за дверь.

Взволнованная Бэт вскочила с места и потянула Эмори за рукав, но ее остановили:

– Мисс Тейн, – строго произнесла профессор Нефретт, – задержитесь пожалуйста.

Внутри Эмори всё упало.

Профессор всё знает. Она догадалась.

– Иди, я справлюсь, – быстро прошептала Эмори Бэт, чьи глаза расширились ещё сильнее, и направилась к преподавательскому столу.

Она понимала, что сейчас её хорошенько отчитают и, вероятнее всего, выгонят из Ноттхейма. Она нарушила Кодекс. Она причинила вред студенту.

С другой стороны, она ведь не намеренно. Вернее, не совсем намеренно… Может это станет смягчающим обстоятельством?

Либо, при худшем раскладе, это и вовсе расценят как полноценное нападение. За такое могли бы посадить за решетку?

Воспоминания о сырой темнице отдались дрожью в ладонях.

Эмори прокрутила в голове не меньше пятнадцати самых ужасных сценариев ее дальнейшей судьбы, поэтому, когда профессор Нефретт вдруг просто поинтересовалась, как прошел её первый урок, Эмори лишилась дара речи.

Профессор выдала Эмори дополнительный список литературы, заметив, что восполнение учебных пробелов – очень важная часть обучения Эмори, и ее не следует откладывать надолго. Вручив ей потрепанный учебник «Углубленной теории магии рун», она велела читать по главе в неделю, чтобы нагонять пропущенное за… всю жизнь, и попросила не стесняться обращаться к ней с любыми трудностями – будь то учебные вопросы или любые другие.

Эмори растерялась поначалу, но затем поблагодарила ее. И довольно искренне.

Покидая аудиторию, Эмори думала о словах профессора Нефретт и возможных намеках в них, но разобраться в скрытом подтексте оказалось непросто. Лицо этой женщины, похоже, всегда оставалось суровым, даже если слова она говорила добрые.

Эмори улыбнулась.

Она шла по коридорам с ощущением висельника, которому только что объявили помилование, хотя на шее уже собиралась затянуться петля.

Но радость сменилась паникой в ту же секунду, когда Эмори преградили дорогу.

– Далеко собралась?

Кастиан Арссон оказался выше, чем она представляла.

В узком коридоре он, казалось, заполнял собой всё пространство и возвышался над Эмори на две головы, заставив её почувствовать себя загнанным в угол зверьком.

Эта мысль внезапно отдалась в ней раздражением. Как легко оказалось её испугать.

Эмори вздернула подбородок.

Гертангель говорил не показывать слабости. И она не будет.

– У меня Травы через десять минут, – хмуро произнесла Эмори, глядя Арссону прямо в глаза. – Не люблю опаздывать, так что дай пройти.

Она подумала, что Кастиан Арссон мог бы показаться невероятно привлекательным, даже красивым, если бы не его взгляд. Холодный, со злым прищуром.

Удивительным образом явно дурной характер способен был испортить любую внешнюю красоту.

– То-есть ты даже не будешь пытаться принести мне свои жалкие извинения?

– Вы начали это первые.

– Ты пролила кровь лорда.

– Какой нежный попался лорд.

Она собиралась было обойти его и, что скрывать, дать деру из этого коридора, потому что то, как вдруг потемнели серые глаза Арссона, точно не предвещало ничего хорошего.

Внезапно Эмори поняла, что не может сдвинуться с места. Ноги будто приросли к земле, а тело онемело.

Она в ужасе уставилась на Кастиана Арссона.

– Тебе, девочка из Гарлоу, видимо, забыли объяснить, где твоё место, – зло прошипел он. – Ну ничего, я с радостью возьму на себя эту задачу.

Острая боль внезапно пронзила запястья и Эмори с трудом сдержала вскрик.

«Какого…»

– Что, поигралась пару месяцев в заклинательницу и решила, что теперь ты одна из нас? Решила, что сможешь соперничать с высокородными?

Арссон подошел ещё ближе, бросив ядовитые слова прямо в лицо Эмори, но она в ужасе уставилась на свои запястья, которые стягивало словно раскаленными обручами.

Эмори быстро произнесла Скат – руну защиты, и собственная магия собиралась было прийти к ней на помощь, но Арссон тут же жестко прорвал ее щиты и подавил их на корню.

Она подняла голову и вдруг поняла, что Арссон даже не двигал руками и не произносил никаких заклятий. Что бы он ни делал, он делал это невербально.

Эмори ахнула и, наконец, по-настоящему испугалась.

– Что ты делаешь… – в ужасе произнесла она.

– За кровь платят кровью, – зло прошептал Арссон. – Я собираюсь показать тебе, что такое настоящая магия. – И жжение вокруг её запястий усилилось.

Эмори готова была стонать от боли. Кисти рук горели так, словно их прижигали раскаленным железом.

Она встретилась взглядом с Арссоном и тут же вздрогнула – его глаза темнели с каждой секундой. Будто сама тьма проникала в них.

– Прекрати это. Там в классе, я вовсе не собиралась…

– Да. Ты думала, что удивишь кого-то своими фокусами, – Арссон сделал шаг к ней и Эмори сглотнула, не в силах отвести взгляда от темных клубов, обволакивающих его зрачки. Это было по-настоящему жутким зрелищем. – Посмотри. Я могу уничтожить тебя в одну секунду, если вдруг захочу.

Жжение в запястьях усилилось, словно в доказательство, и Эмори не смогла сдержать болезненного стона.

Дикая мысль пронеслась в ее голове: что, если он правда ее убьет?

– Зря ты выбрала меня своим врагом и сделала это так публично. – Арссон приблизился к ней так, что она ощутила его дыхание. – Теперь мне придется стать худшим из них.

Бросив последний многообещающий взгляд, Кастиан Арссон отвернулся и ушел, скрываясь за поворотом.

В этот момент заклятье спало и Эмори рухнула на пол.

Тело болело так, будто его только что хорошенько отпинали – она потратила столько энергии на щиты, которые оказалось так легко прорвать.

Эмори подняла руки и скривилась, глядя на свои кисти. Алые ожоги обвивали их, словно браслетами, кровоточащие и пузырящиеся.

Жуткая картина.

«Гребаный псих», – выругалась Эмори в пустой коридор.

В голове все ещё эхом звучали его последние слова о том, что она нажила себе врага. «Мне придется стать худшим из них», – сказал Арссон.

Эмори, почему-то, в это верила.

***

Глава 7

Цена за применение черных проклятий – душа заклинателя.

Наказание за применение черных проклятий – тюремное заключение.

Наказание за применение черных проклятий,

в результате которых был нанесен вред другому заклинателю – смерть.

(Книга Хранителя. Дневник Ноеля Лувве.

Глава 7. Предостережение от черного колдовства)

Кас на ходу ослабил рубашку у горла и попытался решительно не поддаваться тому предательскому чувству, что так сильно напоминало испуг.

Впервые в жизни собственная магия его обманула. Заклинание, которое он изучал и опробовал самостоятельно множество раз, на деле сработало совсем иначе, чем должно было. Оно будто следовало собственному сценарию, в котором Кас был, если не наблюдателем, то простым подмастерье. Но точно не дирижером.

Он потерял контроль и не знал, как на такое реагировать.

Магия всегда была для него понятной и точной наукой. Но теперь становилось очевидно, что от черной магии предостерегают неспроста.

Он не собирался наносить девчонке такие увечья. Она наверняка напугалась. И наверняка теперь будет его ненавидеть.

Конечно, в сухом остатке, ничего страшного не произошло, эти… ожоги легко залечить. Но Кас не привык к тому, что что-то идет не по его плану.

Очевидно, черная магия требовала намного большего контроля, и не собиралась подчиняться так просто.

Дверь кабинета в одной из южных башен глухо стукнула о каменную стену, когда Кас ворвался туда без стука.

– Ты говорила, я смогу контролировать это, – обвиняюще прорычал Кас. – Ты соврала!

Тетя Хельга медленно подняла взгляд кошачьих глаз, оторвавшись от листа пергамента. Ее темно-русые волосы были уложены в замысловатую прическу. Глаза и губы густо подведены черным, так что довольно крупные черты лица казались еще резче.

Стол, за которым сидела тетя Хельга, как всегда был плотно заставлен свечами разных размеров, книгами на языке рун, и мисками, в которых кровью истекало что-то, о чем Кас даже не хотел спрашивать, чтобы его не стошнило.

Черные губы тети изогнулись.

– Дорогой, – спокойно произнесла она. – Ты можешь выдохнуть и сказать спокойно, что…

– Эта магия, – грубо перебил ее Кас. – Твоя магия. Она не слушается меня.

Кас в два широких шага пересек кабинет тети, облокотившись на ее стол.

– Я ничего не мог сделать, – прошипел Кас. – Я никак не мог ее остановить. Просто стоял и наблюдал, как она творит все, что вздумается! И ты считаешь, это нормально!?

– Хочешь, чтобы я ее забрала? – резко спросила тетя.

И Каса это вмиг остудило.

Он оттолкнулся от стола и отошел на пару шагов.

– Учти, обратной дороги не будет, – спокойно сказала тетя Хельга, прекрасно понимая, что такой вариант Кас и не рассматривал.

Черные губы тети изогнулись в ухмылке. Она отвела взгляд, очевидно, осознавая, что, кроме собственного раздражения, у Каса в рукаве не было ни одной козырной карты – все были у нее.

– Нет, – коротко ответил Кас. – Нет, не хочу.

Тетя вздохнула, откладывая свои записи в сторону.

Она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди так, что длинные бордовые ногти – скорее даже, когти, едва не прорезали винного цвета шелк ее старомодной рубашки с кружевом на рукавах и воротником у самого горла.

– Я говорила тебе, ты еще не готов. – Тетя взглянула на Каса, как на мальчишку. – Не стоит входить во тьму, пока не научился в ней видеть. Иначе, можно вечность слепо блуждать там и, в итоге, застрять навсегда.

– Я это понимаю, – тут же ответил Кас, резко, но не совсем огрызаясь.

Он осознавал, что в глазах тети сейчас, действительно, выглядел, как ребенок, который пришел сорвать свою злость на ком-то, кому доверял достаточно, чтобы не стыдиться после.

– Это было простое заклятье, – попытался оправдаться Кас.

Тетя Хельга окинула его с ног до головы долгим взглядом. А потом вопросительно приподняла брови:

– Ты собираешься рассказать мне, что с тобой произошло?

– Я уже рассказал.

– Ты ничего не сказал, – отрезала тетя и ее черные губы сложились прямой полосой.

– Я облажался. Вот и всё, что тебе нужно знать.

Кас понуро упал в кресло.

Он не собирался делиться с тетей подробностями случившегося. Не потому что не доверял ей, но просто… а нахрена?

Какая бы эмоция в нем ни вспыхнула так внезапно, она уже истлела, и Кас погрузился в задумчивую апатию.

– Судя по тому, что я вижу, – тетя Хельга снова прошлась по Касу оценивающим взглядом. – Твои эмоции были явно сильнее, чем ты был способен контролировать. И потому тьма взяла все в свои руки. Контроль, Кастиан, вот ключ ко всему. У вас, детишек, с этим всегда самые большие проблемы. Молодая кровь горячая. Возможно, я ошиблась, решив, что ты уже готов.

– Я готов, – тихо, но твердо произнес Кас, подняв взгляд.

– Тогда больше не надо врываться в мой кабинет, как к себе домой! И отвлекать меня от дел, – повысила голос тетя, и зрачки ее кошачьих глаз сузились. – И, уж тем более, не надо обвинять меня в собственных неудачах!

Кас на это просто повел плечом.

– Тебе не идет ругаться, тетя Хельга. Ты становишься похожа на отца.

Ее бровь изогнулась.

– Многие сочли бы это за высший из комплиментов, – сказала она, прищурившись.

Кас усмехнулся.

– Ну, уж точно не я.

Он подскочил с места, отряхнул брюки и поправил китель.

– Ну, мне пора, – сказал Кас и направился к выходу. – Зайду вечером после отбоя, как и договаривались.

– Да, дорогой. Не утруждай себя извинениями, – проворчала тетя Хельга ему в спину. – И только попробуй снова хлопнуть дверью!

Дверь за Касом закрылась с особенной мягкостью. Но извинений от него, конечно же, никто не услышал бы.

Кас задумался.

Ему придется больше времени уделять обучению. Нужно улучшать свои навыки. Нужно подчинить себе эту своенравную и зловещую темную силу.

Тетя Хельга говорила, что в этом году они с ней, наконец, начнут обучаться по-настоящему, а все, что было ранее – детское баловство, просто подготовка.

В черной магии скрывалась мощь невообразимых масштабов и, овладев ею, Кас стал бы абсолютно неуязвим.

***

На следующее утро, лежа в кровати и наблюдая, как за окном небо постепенно окрашивал рассвет, Кас почти ждал, что в дверь его комнаты вот-вот постучат, и его вызовут предстать перед Владыкой Радогастом.

В кабинете Владыки Каса уже наверняка дожидалась Комиссия по образованию в полном составе с подписанным дисциплинарным взысканием.

А еще отец.

Кас так живо смог представить разочарование на лице лорда Тауллоса Арссона, что отец будто уже материализовался прямо в комнате.

Но никто не пришел.

К обеду стало очевидно, что девочка из Гарлоу пока никому ничего не сказала. И, похоже, не собиралась этого делать вовсе.

Самое интересное, что Арссон, почему-то, был не удивлен.

Еще тогда, в том коридоре, Кас увидел что-то в зеленых глазах девчонки. Что-то, что поселило в нем убежденность – она не из тех, кто побежит жаловаться. К тому же, это она первая пустила его кровь, хоть это и было для него мелочью.

Кас поймал себя на мысли, что в глубине души, где-то очень-очень глубоко, ему даже захотелось быть пойманным. Хотелось узнать, что тогда будет.

Он раздумывал о том, что произошло в коридоре, и признавал, что переборщил.

Но и она перешла черту.

Каса с детства учили – тому, кто пустил кровь лорда, следует заплатить своей троекратно.

И все же, план его был другим. Но эмоции захлестнули его в тот момент. Кас будто ненавидел эту Эмори Тейн. Хотя, вообще-то, он редко кого-то ненавидел, кроме родителей. Тем более, девчонок. Тем более, без особых на то причин.

В Столовом зале Кас несколько раз поглядывал на девочку из Гарлоу, рассчитывая словить ее взгляд, и понять хоть что-то о ее мыслях и намерениях по поводу случившегося.

Но она упорно избегала любого, даже малейшего, поворота головы в его сторону. И Касу бы радоваться такому игнорированию – ему же лучше. Но, отчего-то, это вызывало в нем только злость.

Он думал она будет бояться. Он думал, она может злиться. Он думал, она попытается ему отомстить.

Он ожидал чего угодно, но не полного игнорирования. Как будто Кастиана Арссона вообще для нее не существовало.

***

На следующий день, Кас с самого утра пребывал в отвратительном расположении духа.

Осеннее небо будто вторило его состоянию – серые тучи выглядели так, словно в любую секунду готовы были разразиться грозой.

Устроившись в кожаном кресле, показавшемся сегодня непривычно жестким, Кас лениво оглядывал гостиную Золотой Крови – академического братства, куда допускались дети самых знатных семей заклинателей, высокородные, богатейшие. Самые лучшие.

Когда месяц назад Кас получил письмо, то даже не стал его вскрывать – он и так знал, что его пригласят в братство.

Право на членство в Золотой Крови он получил еще в момент своего рождения, когда верховный Архисвяттон в Великом храме Святой богини Никсеиды в Терравине нарек его Кастианом Тауллосом Арссоном III, лордом-наследником поместья Арссон-холл и Каменных земель Долины Арсстеин.

Кас раздраженно вздохнул и постучал пальцами по дубовому столу.

Иногда по выходным в гостиной Золотой Крови было довольно весело, но сегодняшняя мрачная погода, по всей видимости, влияла не только на Каса.

За одним из столов без особого энтузиазма разыгрывалась очередная партия в бридж. Девчонки за стойкой потягивали легкое летнее вино и тихо перешептывались, подбрасывая рунические камни, чтобы те отвечали на их вопросы.

Каса всегда раздражало такое ребяческое отношение к руническим камням. Это сильная и древняя магия. Она не для того, чтобы с ее помощью гадать на всякую любовную хрень.

Каждый драгоценный камень обладал особенным магическим свойством, которое усиливала выжженная на нем руна. Семья Арссонов владела самыми крупными шахтами по добыче драгоценных камней в Раввии, поэтому Кас в них неплохо разбирался: у девчонок в руках, кажется, были руны из розового кварца. По ним гадали на судьбу. А девчонки, наверняка, на любовь. Хотя, судя по хмурым лицам, ответы камней им приходились не по душе.

Кто-то в гостиной читал, кто-то писал конспекты. Кастиан же бесконечно скучал. И скука эта начинала плавно перерастать в раздражение.

Он бросил ленивый взгляд на соседнее кресло, в котором развалился Реджи Раффорт – низкорослый и щупленький мальчишка, который всю школу хвостом таскался за Касом и Боди, и ужасно гордился их дружбой. Парни его, конечно, другом никогда не считали, но иногда Реджи был… удобным. Вероятно, даже самым удобным человеком в окружении Каса.

Реджи не был беспросветным тупицей, как Огастус Карттли, или дотошным занудой, как Теодор Эстеррон. Раффорт всегда держался где-то поблизости, быстро схватывал, и был крайне исполнительным.

Кас прислушался к разговору.

Реджи с помощью бородатых шуток о профессоре Флоррише, который был полным и волосатым карликом, пытался привлечь внимание Селен Монттельфи. Безуспешно, конечно же.

Кас подавил желание закатить глаза.