Марта

Глава 1

Пятница. ДР Марты

Не любите ли Вы дней рождений, так же сильно, как не люблю их я?

Я сидела за столиком у окна маленького кафе с претенциозным названием «Монамур». Семь часов вечера пятницы. Сыпет густой снег и бегут куда-то подгоняемые холодным ветром прохожие. Им нет дела до меня, а мне до них. Полное взаимопонимание.

Разве два месяца назад, выйдя из душно натопленного вагона поезда я могла подумать, что будет так? Конечно, нет. Как и у всякой провинциальной девушки, приехавшей в большой город, в голове моей гулял ветер перемен и сладких надежд. Мама, моя милая, такая понимающая мама, лишь снисходительно улыбалась, поглядывая на мое одуревшее от счастья лицо.

– Осторожнее, дочь, – сказала она мне тогда, на перроне. – Этот город умеет кружить головы, но дорого берет.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – загадочно улыбнулась она и подхватила мой маленький красный чемодан. – Идем, нам еще нужно тебя устроить.

Мама долго не хотела отпускать меня сюда, а когда поняла, что выхода нет, что я сбегу сама, рано или поздно, решила ехать со мной, чтобы помочь обосноваться на новом месте.

Мы сидели в темноватом привокзальном кафе, пропахшем застарелыми ароматами жаренных пирожков и не слишком хорошего кофе и изучали объявления о сдаче жилья. На покрытом затертой скатертью из кружевного полиэтилена, столе, остывал в безликих чашках слабенький невкусный кофе.

Я, буквально бредившая этим городом последние год, и изучившая каждый его район с помощью интернета, хотела жить непременно в Старом Городе. Что бы фасады с лепниной, узкие улочки, арки, парки и легенда в каждой подворотне. Поэтому узнавая адрес сдающейся квартиры, сверялась с картой. Мне понравился уже второй вариант из пяти отобранных и вот, мама звонит квартирной хозяйке и мы едем смотреть жилье. У меня с лица не сходит дурацкая улыбка и от волнения мокрые ладони.

Все оказалось так, как я и мечтала – от трамвайной остановки нужно пройти в арку, пересечь маленький дворик с детской площадкой и чахлыми деревцами. Домофона не было и мы, толкнув тяжелую деревянную дверь, вошли в полутемное парадное. Широкие истертые ступени, витые старые перила лестницы и древний застоявшийся запах пыли, еды, табака и кошек.

Третий этаж, дверь налево.

Квартирная хозяйка дама далеко за пятьдесят. Очень молодящаяся, полная и удушливо благоухающая ароматом жасмина. Она приветливо улыбалась мне, маме, и, показывая скромное жилье, ловко перескакивала с одной темы на другую – холодная зима, урожай яблок, тревожные времена, цены на бензин и уровень образования с которым куда угодно можно "тыкаться", но лучшие места всегда по знакомству.

Пока мама поддерживала беседу, я сунула нос во все углы и мне понравилось. Нравился старый "бабушкин"ремонт, пожелтевшие от времени обои, допотопная полированная мебель, поскрипывающий истертый паркет, кухня, длинная, как вагон метро, забавная пятиугольная комната, узкий, продуваемый всеми ветрами балкончик и, даже потемневшая от времени ванная, казались мне милыми.

Наверное, кружилась голова от того, что мечта моя вот-вот должна была сбыться. Ну, и совсем смешная цена за аренду, особенно соблазняла.

– Мам, я хочу здесь жить! – сообщила я, когда хозяйка оставила нас «посовещаться».

Мама задумчиво обвела глазами выкрашенные масляной краской неровные стены и покачала головой:

– Дочь, давай поищем еще.

– Но мам! Это то, что я хотела! И район! И остановка близко, и метро! И самое главное – цена! Хозяйка просит просто смешные деньги!

– Вот это и странно! Даже беря во внимание древнюю обстановку и отвратительный запах этих прокуренных стен, мне не понятна такая дешевизна, – мама недовольно сморщила нос и с неприязнью пошаркала ногой по старым плиткам кухонного пола.

– Она же сказала – это потому, что все хотят новое! – я всплеснула руками, не зная, как объяснить, что хочу жить здесь и только здесь. – Свежие ремонты и модные интерьеры и все дела.

– И поэтому она готова взять за полгода столько, сколько другие берут за два месяца? Странная доброта для человека, который хочет заработать на сдаче в аренду жилья.

– Мам, ты придираешься!

– Наверное, – мама улыбнулась и поправила пышные светлые волосы.

Она у меня очень красивая и выглядит для своих лет просто потрясающе, не прикладывая для этого особых усилий. Большинство ее ровесниц превратились в расплывшихся брюзжащих теток, а моя мама оставалась стройной, улыбчивой и очаровательной. Мужчины теряли головы, стоило ей лишь улыбнуться – чуть-чуть, уголком рта и открывались двери, протягивались руки, тяжелые сумки подхватывались и много чего еще делалось одной этой улыбкой.

Я не унаследовала ни ее красоты, ни очарования. Вышла худой, маленькой и угловатой. Наверное, в отца. Я его не знала. У нас не было ни одного его фото. Мама говорила, что у меня его глаза и скулы. И… Она никогда не обманывала меня на его счет – с малых лет я знала, что папа умер, так и не узнав о моем рождении. Замуж мама больше не вышла, хотя поклонники до сих пор оббивали порог нашего уютного дома на окраине приморского городка.

Отказать мама мне не могла и вот так я и сняла квартиру, заплатив за полгода вперед – столько давала себе на поиски счастья. Мама пробыла со мной неделю, помогая обжиться на новом месте. А потом, когда я провожала ее на вокзал, она улыбнулась грустной улыбкой, от которой неприятно защемило сердце и сказала:

– Почаще звони, поняла?.. Если что-то пойдет не так, немедленно все бросай и возвращайся! Билет я всегда смогу тебе купить, слышишь? Пообещай!

– Ма-а-ам! – проныла я, напуганная ее словами и готовая прямо сейчас запрыгнуть в поезд и бросить свою мечту к чертовой матери.

– Держи. Талисман тебе на счастье, – теплая рука вложила в ладонь кожаный шнурок с подвеской из светлого металла в виде воющего на луну волка. – Помни, что я люблю тебя, Мышка, и всегда помогу.

Я почувствовала, как глаза наполнились слезами и уткнулась в пропахшее терпкими духами мамино пальто.

Поезд увез единственного близкого мне человека, и я осталась один на один с городом.

Вот уже два месяца я живу в городе своей мечты, который на поверку оказался мрачным серым монстром с тяжелым запахом уличного смога и мочи из грязных парадных. Если и есть в нем романтика, то она соткана далеко не из туманных кружев над рекой и сусального золота церковных куполов. Это романтика кладбищ с покосившимися надгробиями, это горечь на губах с металлическим привкусом крови, с пением скрипки, летящим над грязной площадью, с хриплым дыханием убийцы за спиной…

Город обострил чувства. Научил замечать неважные раньше детали. Хватать с жадностью обрывки чужих разговоров, анализировать людей, которых я больше никогда не встречу. Строить предположения, продолжать чужие разговоры, придумывать целые жизни случайным прохожим. Одиночество стало моей платой за мечту. И, я не думала, что эта плата окажется так тяжела.

Я устроилась на работу по объявлению, найденному на одном из сайтов. Опыта у меня небыло, но очень зацепило то, что бюро переводов, куда требовался переводчик, находилось почти рядом. Я отослала резюме, выполнила тестовое задание но, признаться, была удивлена, когда мне перезвонили и пригласили на собеседование.

Помню, как искала нужный адрес, сверяясь с навигатором в телефоне. Переживала так, что, конечно, заблудилась и опоздала.

– Аверченко Вениамин Станиславович, – он был тучный, белоснежно-седой и с таким проницательным взглядом, что я в оцепенении вжалась в кресло по ту сторону массивного стола. – Владелец и директор бюро переводов.

Он отвёл от меня голубые глаза, скосив их на экран тоненького ноутбука на столе.

– Вы, значит… Мария Александровна… Эммм… Эммм… Опыта нет?

– Нет, – я беззвучно шевельнула губами.

– Почему?

– Я, – первое слово получилось сиплым шепотом. – Я недавно закончила институт… В резюме указано…

– И приехали сюда, – продолжил седой великан подглядывая в монитор. – Ну что же? … Ну что же?…

Он для чего-то повторил фразу и замолк. Обернулся, глядя в окно, за которым моросил ледяной серый дождь. Снял с переносицы очки, пожевал дужку, словно пробуя принятое решение на вкус.

– Значит так, Мария, – Вениамин Станиславович захлопнул ноутбук и посмотрел на меня. – Моему агентству больше двадцати восьми лет. Оно страше вас. Мы многое пережили. Наш коллектив устоялся. Качество наших переводов на той высоте, которая удерживает клиентов с нами много лет. Я возьму тебя на испытательный срок. Месяц. Посмотрим, как ты будешь стараться. Работу я проверяю лично, поэтому никакой халтуры. Не потерплю!

– Я согласна, – кажется, это было немного поспешно, но мне вдруг отчаянно захотелось доказать ему, что я не халтурщик.

– Рабочий день с 9 до 18. Час обеда. С понедельника по пятницу. Праздники по календарю. Отпуск и больничные согласно КЗоТ. Опоздания запрещены и наказываются штрафом.

– Я понимаю!

– Хорошо бы, – строго посмотрел меня Аверченко. – За прогулы – увольнение. За халтуру штраф. Любое отсутствие на рабочем месте должно быть оправдано веской причиной. Завтра жду тебя здесь к девяти ноль-ноль. Не опаздывать!

Вот так. Будто в тумане. Я помню, как вышла из агентства под дождь ещё не понимая, что произошло. Понимание появилось только дома, когда я стала прикидывать на сколько ставить будильник, что бы не опоздать.

Помню, как радовалась. Наконец-то! У меня будет работа! Завтра я познакомлюсь со своими коллегами и… И конец моему одиночеству! Можно будет болтать, и ненавязчиво узнавать о городе… Может быть даже ходить куда-то вместе после работы или по выходным. Интересно, что за люди мои коллеги?

Я предвкушала первый рабочий день так, как в детстве ждёшь поход в театр или парк аттракционов.

Тем больнее было разочарование.

– Ну, Мария, – шеф подвёл меня к двери и распахнул, пропуская вперёд. – Знакомься.

Я вошла. Комната в два окна. Довольно светлая, как мне тогда показалось, но очень плотно заставленна офисной мебелью. Шкафы вдоль стен и столы вот, что бросилось в глаза.

– Это наш новый стажёр, – голос Аверченко гудел сверху. – А потом, возможно, и постоянный сотрудник. Мария. Знакомьтесь. Устраивайтесь. Потом зайдёте ко мне.

Я переводила взгляд с одного "коллеги"на другого. Вернее, других. Их было четверо. Мужчина с лицом ещё не старым, но изрядно помятым. Того красноречивого кирпичного оттенка, какой бывает у людей злоупотребляющих много лет спиртным.

Женщины показались вполне заурядными, вот только всем им было где-то около шестидесяти. Плюс-минус лет десять.

– Вон тот стол свободен, – оглядев меня внимательными черными глазками поверх очков одна из дам махнула в сторону дальнего окна изящной ручкой в перстнях.

– Спасибо, – больше всего мне хотелось бы развернуться на 180 и сбежать. Но это конечно, было бы глупо. Отказываться от работы только потому, что ваши коллеги годятся вам в бабушки – так себе мотив. Поэтому я поправила на плече лямки рюкзака и направилась к столу.

– А что же вы, – дребезжащий голосок настиг, едва я поставила на стол рюкзак. – Что же вы, милочка, не нашли более молодежной работы?

В вопросе сквозила издёвка. Я подняла глаза – дама с волосами цвета переваренной моркови и алыми, как кровь девственниц, губами смотрела с усмешкой.

– У вас опыт-то есть? – третья моя соседка по столу, крашенная коротко стриженная блондинка с затейливо повязанным вокруг шеи палантином, выглядела дамой колючей и серьезной.

– Какой опыт, Альбиночка! – рыжая захихикала. – Она же только после института! Видно, что совсем зелёная! Поднаберется опыта и "Привет!"Найдет местечко потеплее. А то и вовсе сядет дома и будет переводить. Это мы, дорабатываем по старинке, потому что иначе не умеем. А молодые…

Тогда я не знала, что этот разговор про "молодых"и теплые места, которые, конечно, не здесь, происходит в разных вариациях почти каждый день и является утренним ритуалом. Таким же, как перемывание костей домашним за чашечкой кофе.

Каждый будний день в 8:45 я выходила из красного дребезжащего трамвая на остановке "Университет", перебегала по пешеходному переходу дорогу и сворачивала в кованые железные ворота. Шла через густо засаженный старыми деревьями дворик к зданию выкрашеному в цвет желто-оранжевый, словно выгоревшее на солнце куриное яйцо, лавируя между припаркованными тут и там автомобилями. Вот указатель "Ремонт обуви", табличка "Нотариус"и неприметная черная дверь с лаконичным золотым по красному "Бюро переводов". Я спускалась по стертым ступенькам и входила в узкий коридор, пахнущий бумагой и кофе. Толкала деревянную дверь налево и оказывалась в "офисе". Вешала куртку на хромированную напольную вешалку, заглядывала в крошечную кухню, что бы включить чайник и спешила к своему столу у дальнего окна. Включала компьютер, надевала дутую жилетку – здесь ужасно дуло и просматривала в рабочем блокноте задачи на день.

Медленно подходили коллеги. Я пила согревающий утренний кофе и в пол уха слушала, как «старожилы» перекидывались новостями, сплетничали о причудах домашних или тихо роптали на шефа.

Шеф имел особенность лично контролировать работу каждого, для чего ежедневно вызывал в кабинет «с докладом об успехах». Ропот обычно был на одну и ту же тему «Когда все переводчики работают удаленно, мы должны тащиться сюда».

Брюзжать начинал Комаров – частенько по утрам его мучило похмелье, которое, конечно, приятнее переносить лежа на диване, а никак не в душном кабинете, под пристальным вниманием шефа и ядовитых коллег.

Брюзжание Комарова подхватывала жгуче-черная Вероника Пална, которой хотелось "видеть, как растут внуки". В разговор тут же включалась Наталья Арнольдовна – морковно-рыжая ехидна, страстная любительница кошек. У нее жили три престарелых кота. Всякий раз, в конце рабочего дня она вздыхала, застегивая пальто "Ох, хоть бы никто не сдох!"

Соседка моя, Альбина Витальевна, была не многословна, и если и вклинивалась в разговор, то с таким едким замечанием, что остальным после оказывалось нечего сказать.

Меня, в силу возраста, а значит, скудного опыта, редко рассматривали, как потенциального собеседника. Наши с коллегами разговоры в основном вертелись вокруг рабочих моментов. И все же, не смотря на все это, мне нравилось просыпаться утром и выходить из дома не куда-нибудь, а по делу.

Я пыталась выстраивать новую жизнь, успокаивая себя тем, что друзья дело наживное. Это придет. Пока надо осваиваться на новом месте.

В 18:00 рабочий день заканчивался. Я никогда не спешила домой в пыльную маленькую квартиру с истертым паркетом и сквозняками. В ней постоянно выбивает пробки и кран по утрам плюется ржавой вонючей водой. Единственный плюс – подоконники. Широкие огромные подоконники, на которых приятно сидеть, завернувшись в плед и глазеть на квадрат двора внизу, затягиваясь сигаретой.

Мама бы не одобрила курения в помещении. Я вообще при ней никогда не курю. Но, она далеко, квартира и без меня пропахла табаком, так что я предаюсь дурной привычке без угрызений совести. Тем более, что единственный запрет хозяйки касался животных— нельзя. Категорически. К сожалению. Я бы с удовольствием притащила домой котенка, чтобы скрасить одиночество.

Ничего, летом я соберу вещи и уеду из этого серого рая дождей и депрессий. Города, который научил ничему не удивляться и мириться с бессонницей. Она началась, когда уехала мама.

Первую ночь после ее отъезда я вертелась без сна на скрипучей старой софе и боязливо прислушивалась – во мраке квартиры мерещились скрипы и шорохи. На вторую ночь я включила ночник, что бы разогнать темноту, и старый телевизор, что бы заглушить пугающие звуки, но, не смотря на эти средства, удалось уснуть только под утро. Сны мои были рваными и беспокойными, оставляющими после себя неприятный грязный осадок. Так продолжалось ночь за ночью и я перестала понимать, что лучше – сон или его отсутствие.

Как следствие – за пару месяцев ушли лишние килограммы, с которыми я безуспешно боролась последние два года, в лице появилась «интересная бледность», а под глазами залегли «таинственные тени». Коллеги на работе дружно решили, что я ступила на скользкую дорожку и начала принимать наркотики, так что пропасть между нами стала совершенно непреодолимой.

Теперь я жила словно в вакууме.

В какой-то момент мне удалось убедить себя в том, что в состоянии длительного бодрствования есть особый кайф – начинаешь острее чувствовать и живешь будто в "сумеречной зоне". Бессонница медленно стирала грань между сном и реальностью. И однажды, сидя у запотевшего окна утреннего продрогшего автобуса, я услышала музыку – тихая и мелодичная, она словно лилась на меня сверху, прямо с серых хмурых небес. Помню, даже обрадовалась тому, что вот, неужели в автобусах начали включать что-то кроме хриплого бормотания радио с заезженными песенками. Но когда я вышла из автобуса, а музыка "вышла"со мной, я поняла, что мелодия живёт только в моей голове.

Впрочем, это продолжалось всего одно утро. И закончилось так же внезапно, как началось.

А потом, потом, мне стало казаться, что я слышу мысли людей рядом. Например, что у хмурого мужчины, сидящего рядом со мной в вечернем трамвае, болен ребёнок или что у продавщицы из кулинарии той, что с рыжими волосами, молодой любовник. Но, не смотря на отсутствие мужа, она стесняется привести его домой – боится реакции дочери-подростка.

Мысли тянулись за людьми будто шлейф дорогих духов за дамой полусвета, но убейте – я не понимала, зачем мне это. В самом деле. Читать их не самый приятный дар. Попадаются такие, после которых хочется отмывать себя под горячим душем жёсткой мочалкой.

Не так давно, в торговом центре, я посмотрела в глаза одному приличному с виду мужчине. Меня пятнадцать минут рвало в туалете. Я хотела даже бежать в полицию, но когда представила, как это будет выглядеть… Не помог даже горячий душ – универсальное средство от стрессов и душевных ран. В тот вечер я накачалась коньяком и билась в истерике, затыкая себе рот пыльными хозяйскими подушками – так страшно было от своего бессилия перед чужой чернотой, которая, оказывается, ходит совсем рядом.

Сегодня мне исполнилось двадцать пять. Я сижу в кафе, один на один с кексом, в который вставлена праздничная бело-розовая свечка, и бокалом самого дорогого коньяка, который есть в меню. Прежде, чем дунуть на огонек пламени, в голове моей промелькнуло отчаянное «Пусть все это закончится!»

– Не свихнуться и выспаться! – шепотом провозгласила я тост и залпом выпила коньяк.

В тот вечер я подарила себе две «праздничные» таблетки снотворного и химический сон без страшных картинок.

Глава 2

Я проснулась что-то около пяти. Не знаю. Было темно и за окном шел снег. Этот сон, после снотворного, не давал полноценного отдыха, и я всякий раз просыпалась совершенно разбитой. Я поплелась в кухню варить кофе, зная, что больше уснуть не смогу. Так что лучше уж начать собираться на работу. Вообще-то была суббота, но в бюро аврал и шеф распорядился выйти в выходной, обещая премию. Меня скрутило в дверном проеме и пронзительный мальчишеский голос проорал в голове: "Помоги мне!!!"На мгновение перед глазами мелькнуло искаженное страхом лицо пацана лет десяти-двенадцати. От неожиданности ноги подкосились и я упала на пол, больно ударившись плечом об острый угол табуретки. Голос истошно кричал и что бы заглушить его, я тоже завопила, охватив голову руками. Это прекратилось так же быстро, как и началось. Я опустила дрожащие руки и несколько минут ещё стояла на четвереньках на холодном кухонном полу, тяжело дыша и стараясь унять колотящееся в груди сердце. Глубокий вдох, ещё один… Я подползла к кухонному крану и открыла холодную воду. Пальцы дрожали так, что я не сразу справилась с хромированным, видавшим виды, вентилем. Хватаясь за края мойки непослушными руками, мне удалось встать на ноги. Сердце часто билось в груди и я слышала сквозь шум воды собственное тяжёлое дыхание. Умылась, сделала несколько жадных невкусных глотков и закрыла кран. Рукавом пижамной кофты вытерла ползущие по лицу капли и несколько минут стояла ещё в полутемной утренней кухне, глядя на раковину в темных пятнах облупившейся эмали. Это было слишком. Вполне хватило бы музыки небесных сфер и чужих мыслей. Мне было страшно. Словно стены маленького жилья давили и в темноте углов навсегда поселился пронзительный мальчишеский крик. Так и не выпив кофе, наспех собравшись, я вылетела из дома в заснеженный, ещё спящий мир. Город только начинал просыпаться. Медленно прополз мимо первый трамвай. Повинуясь внезапному импульсу, я побежала за ним по скользкому тротуару и запрыгнула в холодный пустой вагон. Устроилась у окна, подышала на покрытое изморозью стекло и через круглое окошко в ледяном узоре, смотрела, как светлеет небо над темными крышами. Я не очень люблю утро. Первый солнечный свет стирает яркие краски ночи. Утро – это блестки, втоптанные в грязь, поблекший макияж, смятые платья, конфетти в волосах и горечь на губах. Это неоновые вывески, горящие на фоне бледного неба. Утренние огни, как бриллиантовое колье, надетое к домашнему халату… Но этому утру я была рада – оно растворяло страх, и делало все, что произошло перед рассветом, безобидным и глупым. Я вот-вот готова была поверить, что мне просто приснился кошмар. Показалось. Ничего страшного. Обрывки сна в сонной голове. Вот и все. И чтобы окончательно прийти в себя, необходимо выпить большущую чашку горячего сладкого кофе. Мне даже почудился запах – яркий бодрящий аромат жареных кофейных зерен ударил в нос, и я ринулась за ним из светлого нутра трамвая, как легавая, взявшая след. Почти семь. Город скорее мёртв, чем жив. Кафе закрыты. Их двери откроются часам к десяти – не раньше. Ближайший кофейный автомат сожрал деньги, плюнув в бумажный стаканчик горячим паром. Я стояла посреди тротуара не зная, что делать дальше. Неужели меня подвело моё сверхъестественное умение? Я же отчетливо чувствовала запах свежего кофе! Да, с тех пор, как я живу между сном и бодрствованием, открылась одна по-настоящему полезная способность – без особого труда находить то, что нужно, будь то завалившаяся за тумбочку связка ключей или номер дома в районе, где я никогда не была. Очень удобно. Будто идешь за невидимой нитью. Будто у тебя есть встроенный в голову навигатор. Но почему же на этот раз чутье дало сбой, ведь раньше ни разу не ошибалось?! Я резко обернулась и неожиданно въехала в кого-то плечом. Нос уперся в теплую куртку цвета "хаки". – Ой! – сорвалось с губ. На "извините"меня никогда не хватает. Не потому, что хамка и не учили, а потому, что я интроверт, не сразу соображающий, когда нужно извиняться, а когда извинять. Это "ой"универсальная реакция на все случаи жизни. – Извините, – произнес мужской, как будто простуженный голос. Я медленно подняла глаза, скользя взглядом по куртке, по вороту серого, крупной вязки, свитера, по совершенно дивному подбородку с едва заметной ямочкой, поросшему легкой щетиной, по губам, сжатым и очерченным так тонко и четко, словно создатель испытывал от процесса особое вдохновение, по покрасневшему от холода носу, и встретилась с серо-стальными глазами, внимательно глядящими из-под низко надвинутой вязаной шапочки. Этот пытливый взгляд смутил так, что я почувствовала, как жарко вспыхнули щеки, а в голове испуганно билась единственная мысль "Что ему от меня надо?!"– Вы стоите на моей ноге, – сказал парень и показал глазами вниз.  Я проследила за взглядом. Так и есть —топчусь по его рыжему ботинку своим – горчично-желтым. – Извините, – пробормотала я, сгорая от стыда. Черт знает, что со мной сегодня происходит! – Бывает, – парень скупо улыбнулся. Вернее, сделал губами движение, которое видимо нужно было трактовать, как улыбку. Я сделала шаг от незнакомца, потом ещё один. Инцидент исчерпан, пора ставить финальную точку в глупой ситуации. Я тоже растянула губы в улыбке и самым приветливым голосом произнесла: – Еще раз извините! Удачного дня! "Извините". Черт, что я такое несу?! Этот парень немногим старше! "Извините"… Я сделала взмах рукой, словно увешанный медалями генерал с парадной трибуны, продолжая пятиться назад, как вдруг полетела навзничь, поскользнувшись на замерзшей луже. И вот, лежу на тротуаре, глядя в светлеющее зимнее небо. Как же больно! Неужели я расшибла голову?! – Эй, ты что? – парень склонился надо мной, протягивая руку и помогая подняться. Ужасно стыдно. Нас обходят редкие прохожие, на нас косится дворник в оранжевом жилете, лениво посыпающий обледенелые плитки песком, а я ползаю по тротуару, цепляясь за рукава куртки цвета хаки и неуклюже стараюсь подняться. Конечно, сейчас бы рассмеяться, показывая всем своим видом, что падать на замёрзших лужах самая веселая штука в мире, но голова раскалывается и сил на улыбку нет. Парень одним движением поставил меня на ноги и глядя, как я ощупываю ушибленный затылок, предложил: – Давай я тебя в больницу отвезу? Тут рядом. – Не надо! – запротестовала я. – Все нормально! – Это пятнадцать минут! Просто убедимся, что нет сотрясения. Он сказал это таким тоном, что я согласилась. Пятнадцать минут. Черта с два! Он только минут двадцать провозился отогревая замок автомобиля. Нет, в самом деле, я иногда бываю излишне легковерной! Надо было для начала уточнить, где именно машина. Вряд ли узнав, что она припаркована в соседнем дворике, я согласилась бы на уговоры. – Почему бы не сбегать за кипяточком? – кисло спросила я, наблюдая, как парень возится с замерзшим замком. – Потому что я живу в квартале отсюда. В нашем дворе стройка и машину ставить негде. А вообще ты права – в следующий раз возьму с собой термос. Зачем он сказал о термосе? Снова захотелось кофе. Да, я законченный кофеман и если с утра не выпью пару чашек, то весь день идет наперекосяк. Наконец замок потрепанного темно-синего "Фольксвагена"поддался и мы сели в автомобиль. Холод в салоне стоял собачий. – Печка не работает, – сказал парень, заводя мотор. – Я как раз собирался в автосервис. – Угу, – я ощупывала растущую на затылке шишку. Голова трещала так, что было плевать на неисправную печку.    Больница располагалась в паре кварталов от места встречи. В громадном, довольно ветхом здании с колоннами у фасада и полукруглыми стертыми ступенями крыльца. Парень толкнул тяжёлую деревянную дверь, пропуская меня вперёд, в пустой, сумрачный холл. – Я покажу куда, – мой спутник уверенно вел за собой по гулким коридорам пахнущим смесью хлорки и валериановых капель. Я старалась не отставать и удивлялась тому, что ещё сохранились такие древние поликлиники, где стены в серо-зеленой краске украшены плакатами на тему путей распространения гриппа и ленточных червей. Раннее утро. Никаких очередей. Да что там! Мы не встретили ни одного человека, пока шли к кабинету с табличкой «Дежурный врач». Парень сделал приглашающий жест и я, стукнув три раза по крашенной белой краской двери, вошла. Доктор был слегка рыжеват, усат и строен. На вид лет сорока с небольшим, в белом халате поверх теплого свитера и очках на носу с горбинкой. Он напомнил мне какого-то актера из старого кино, но кого именно я не могла вспомнить – было ощущение, будто чем сильнее я напрягаю извилины, тем сильнее становится головная боль. – Присаживайтесь, – доктор указал на белый стул у белого стола. Я стянула со спины рюкзак, расстегнула молнию на красной дутой куртке и огляделась – куда бы все это пристроить? В итоге свалила кучей на кушетке у входа и, поправив рукава свитера, села на стул. Доктор оглядел меня поверх очков, расспросил о том, что произошло, обошел стол и, став за моей спиной, осмотрел шишку на голове. – Болит? – Болит, – призналась я, скосив глаза и рассматривая календарь на столе под стеклом. – Головокружение? Тошнота? Помутнение? – Нет. Он молча вернулся за стол, взял бланк из тонкой желтоватой бумаги с подставки и принялся что-то быстро писать. Пока доктор был занят, я рассматривала кабинет – стол, два узких окна, кушетка, древняя белая ширма, чистая пепельница на белом подоконнике и вдруг, неожиданно для самой себя ляпнула: – Доктор, а вы можете выписать что-то от бессоницы?  – Как давно бессонница? – он перестал писать и поднял голову. Его глаза за стеклами очков в тонкой золотой оправе, смотрели настороженно. Мне бы назвать срок и заткнуться, но видимо, падение как следует сотрясло мозги, потому что я вдруг сбивчиво и торопливо заговорила, вывалив на несчастного доктора все – и про неудавшуюся жизнь в родном городе, и про то, как сорвалась сюда, за мечтой, но как здесь одиноко, как достала нелюбимая работа, и что мне уже двадцать пять, а я болтаюсь дерьмом в проруби и не знаю вообще для чего живу на свете. Доктор выслушал сбивчивый монолог очень внимательно, а когда я замолчала, снял очки, потер пальцами тонкую переносицу и неожиданно предложил: – Хотите кофе? Никогда в жизни врач в больничном кабинете не предлагал мне кофе! Конечно, я согласилась. Доктор прошел за ширму. Я услышала, как включился электрочайник и звякнули чашки. – К сожалению, кофе только растворимый. Сахар? – Две ложки! – отозвалась я, благодаря небо за этот неожиданный поворот.  – Я не удивляюсь, что у тебя начались проблемы со сном, – прозвучало из-за ширмы и переход на "ты"показался вполне естественным. – Переезд всегда стресс. Тем более, если раньше вокруг был другой ритм жизни, другие люди… Да что там! У нас и воздух другой и, если хочешь, энергетика. Он звякал за ширмой посудой, а я тихонечко улыбалась, радуясь возможности поболтать. – Ты что думаешь про энергетику? – раздалось из-за ширмы и дзынькнул закипевший чайник. – Я не думаю про это… Ну, то есть, с точки зрения физики я понимаю, что есть магнитные поля, а вот в эти штучки экстрасенсов не верю. – Материалист? – я услышала смешок. – Выходит да. – Это интересно! Рыжеусый ангел в белом халате появился из-за ширмы и, двигаясь аккуратно, что бы не расплескать, поставил передо мной чашку дымящегося кофе и блюдце на котором лежало два аппетитных кружочка домашнего печенья. – Спасибо, – я ужасно смутилась. – Подождите, но у вас же прием… Доктор снова скрылся за ширмой, что бы налить кофе для себя. – Не совсем. Прием начинается с восьми. У нас есть двадцать минут. – Но, как же? – удивилась я. Доктор поставил на стол вторую чашку и сел. Очки он снял и пристроил в кармашек халата. Сейчас я наконец поняла кого он напоминает – был такой актер Леонид Филатов с похожими усами и породистым тонким носом. – Ты пришла за помощью. Я тебе ее оказываю, – доктор подул на кофе. – Тебе важно, что бы не болела голова или что бы все было по правилам? Это смутило меня ещё больше. – Простите, – я поднялась со стула и попятилась к кушетке с вещами. – Я наверное пойду. – Сядь! – твердо сказал доктор и показал глазами на стул. – Мы не договорили о твоей бессонице! Ты понимаешь, на сколько это может быть серьезно? Я понимала. С ужасом вспомнив "на сколько". Поэтому вернулась на стул. – Пей кофе. Неудовлетворенность собой, одиночество, нервы и постоянный стресс от новой обстановки… Это все могло спровоцировать проблемы, – доктор говорил вполне убедительно. – Я выпишу лекарства, которые помогут нормализовать сон и приведут в порядок нервы. А потом, когда окрепнешь, можно сменить работу, завести собаку и найти друзей. Он улыбнулся добрыми глазами и отхлебнул кофе. – Как голова? Я с удивлением заметила, что боль уходит. Очень медленно, но вполне ощутимо. – Не хочу пугать, но с бессонницей нельзя шутить, – продолжал доктор. Он и не подозревал, как близок к истине. Хорошо, что у меня хватило ума не говорить о том, что я иногда "считываю"чужие мысли. – Я выпишу два препарата. Они взаимодополняющие, – доктор взял два голубых квадратных бланка. – Ешь печенье… Будешь принимать по рецепту. Я послушно взяла с блюдца золотистый, посыпанный сахаром кружок и откусила кусочек – восхитительно! – Если вдруг станет хуже, позвонишь, – доктор быстро выводил на бумажке цифры. – Придёшь на прием. Вообще на прием придёшь в любом случае. Вот. Это регистратура. Меня зовут Ветров Павел Викторович. – Спасибо, – промямлила я, запихивая в рот остатки печенья и запивая сахарные кусочки крепким кофе. – Будут какие-то проблемы – обращайся. На рецепте мой номер телефона. Можешь звонить в любое время. В дверь постучали и сразу же распахнули. В кабинет заглянула круглая старушачья голова в красной шапочке из пушистого мохера. – Минуточку! – рявкнул Ветров и голова исчезла. – Все, девушка, вам пора. Повторять дважды не требовалось. Я сгребла со стола цветные бланки и пробормотав: "Спасибо!"вышла из кабинета прижимая к груди куртку и рюкзак. Коридоры больше небыли гулко–пустыми. Появились первые пациенты. Мимо деловито стуча каблучками, прошла женщина в белом халате и шапочке. – Что сказал доктор? Я совсем забыла про нового знакомого и удивилась, что он не уехал, а ждал в коридоре. – Все нормально. Жить буду, – я надела куртку, закинула за спину рюкзак и вертела в руках рецепты. Два голубых и один желтоватый. – Многовато лекарств для здорового человека. – Это, – не очень хотелось посвящать постороннего в свои проблемы, но раз уж он так много для меня сделал… – У меня бессонница. Лекарства от неё. Парень кивнул. Мы подошли к окошку аптеки в темноватом холле с фикусом и тремя старыми креслами вдоль обшарпанной стены. Я протянула квадратики рецептов аптекарше. Она взяла желтоватый, а два голубых вернула обратно: – Это не к нам. Это во флигель. За главным зданием повернете направо. Я молча протянула деньги и забрала коробочку с лекарством, оказавшимся обычным обезболивающим, которое можно купить и без рецепта. – Странно, – сказал парень, когда мы вышли на улицу. Он остановился на ступеньках и, сощурив глаза, смотрел в даль.  – Что странного? – я возилась застегивая замок на куртке – было холодно. – Что обычные таблетки по рецепту, что посылают в какой-то флигель и что обычный врач выписывает лекарство от бессонницы. Не находишь, что все это как-то подозрительно? – он пытливо смотрел на меня, ожидая ответа. – Все правильно, – пояснила нам низенькая, с серебристо-голубыми кудрями, старушка, забирая бланки. – Мы-то лаборатория и лекарства сами готовим. Это вам Павел Викторович, по доброте душевной. Что бы не переплачивали. На стойку передо мной старушка поставила два пузырька – в одном мутная розоватая жидкость, в другом просвечивались желтоватые прозрачные капсулы. – Это что? – спросила я, рассматривая странные пилюли, напоминающие икринки огромной рыбы. – Оболочка из натурального пчелиного воска! Принимать по рецепту! Чайную ложку микстуры перед сном. Пилюли по одной во время приступа. Не запивать. С вас сто восемьдесят двадцать пять. «Приступа» это она хорошо подметила. Я плохо себе представляла приступ бессонницы и рассудила, что пилюли придут на помощь тогда, когда микстура не будет действовать. Расплатившись и сложив лекарства в карман рюкзака, я и мой спутник, вышли на улицу. – Кофе бы, – в голове висел легкий туман, словно я не до конца проснулась. Возглас прозвучал в слух и парень, так героически "убивший"на меня своё утро, отозвался новым предложением: – Поедем. Я знаю одно место не далеко. Они рано открываются и варят довольно приличный кофе. Я усмехнулась и пожала плечами. Этот тип все знал. Я же за два месяца жизни в новом городе выучила дорогу от работы до дома, от дома до ближайшего супермаркета и от маршрута почти не отклонялась. У меня видимо несколько притуплен исследовательский инстинкт. Это сегодня все происходило не как всегда и я, прыгнув в первый попавшийся трамвай, двинулась в неизвестность. В машине я открыла упаковку с обезболивающим и проглотила сразу две таблетки – затылок снова заныл.

Глава 3

– Никита. – Что? – Никита. Меня зовут Никита. Я только сейчас сообразил, что мы не знакомы. – Угу, – я кивнула, рассматривая бутылочку с капсулами. Вместо этикетки белая бумажка с надписью Ветров П.В. и номер телефона. – А у тебя имя есть? – парень вел машину и поглядывал на меня. Имя. Отличный вопрос. Я спрятала бутылочку в рюкзак, который держала на коленях. – Марта, – назвалась я. – В самом деле? – Нет, только что придумала! В словах небыло ни лжи, ни иронии, но ответ прозвучал грубо. Никита замолчал и включил радио. Жал на кнопки магнитолы стараясь найти что-то более-менее приличное. Я замерла прислушиваясь. Музыкальные вкусы могут многое рассказать о человеке, на мой взгляд. Никита остановился на "Роллингах". Черт, от одного завывания Джаггера "Anybody Seen My Baby…"у меня внутри что-то включалось и ощущение такое, будто на живот льётся теплый мед! – Маша, – тихо сказала растаявшая я. – Меня на самом деле зовут Мария, но в новом городе хочется менять все. Поэтому зови меня Мартой. – Понятно. Парень, похоже, был не из обидчивых.    Кафе, в которое привез меня Никита оказалось таким же обшарпанным, как и больница. Впрочем, чему удивляться, если на карте эта часть обозначена, как "Старый город"? Очарование прошлых времен. Я мечтала именно о нем. Жаль, что тогда во мне говорил романтик, а не прагматик. Слушай я его, жила бы в нормальной квартире – без сквозняков, ржавой воды из крана, проблем с проводкой и скрипучего паркета. Кит первым толкнул тяжёлую деревянную дверь и я шагнула за ним. Маленький темноватый зал, не смотря на огромные длинные окна. Одну стену полностью занимала высокая барная стойка из дерева покрытого темно-коричневым лаком, а к другой, что с окнами, прижались столики. Высокий потолок украшала позолоченная лепнина и старинная хрустальная люстра, размером, кажется, с это кафе. – Колоритное местечко, – оценила я принюхиваясь – пахло здесь божественно – кофе, корица, ваниль смешались и будто шептали на ухо: "Давай, быстрее закажи чашечку кофе!"– Тихое, – ответил мой спутник, расстегивая куртку и направляясь к стойке. Никита был прав – кроме нас посетителей никого. Не обманул и в том, что здесь варили хороший кофе. Именно варили, на старомодной штуке с раскаленным песком. Без хипстерских кофе-машин и рисунков по взбитым сливкам. Я заказала "по–Венски"и напиток порадовал ароматом корицы и хорошо прожаренных зерен. Мы сели у окна – можно глазеть на улицу, а уставленный горшками с геранью широкий подоконник создавал иллюзию почти домашнего места. Мне вспомнилась мама, просто повёрнутая на цветах и все в нашем маленьком доме уставлено разнокалиберными горшками. Вдруг захотелось прямо сегодня купить билет и сорваться в тихую, милую сердцу провинцию, к маминым пирогам, цветам и неласковой кошке. – Ты давно здесь? – спросил Никита, отхлебывая горячий кофе. Он выбрал американо. Неужели так бросается в глаза моя провинциальность? Я-то наивно считала, что успешно слилась с местными жителями. Специально перед переездом заплела на своих длинных волосах белоснежные афро и сделала пирсинг в брови. Правда, с пирсингом пришлось почти сразу попрощаться – шип сережки и теплая зимняя одежда оказалось вещи взаимоисключающие. Однажды переодеваясь я едва не разорвала себе бровь. – Видно, что я не местная? Никита пожал плечами: – У тебя потерянный вид. – У всех бывают сложные периоды в жизни! Я выпускала иголки и прятала взгляд, водя пальцами по кофейной чашке. Несчастная одичавшая социопатка! Как можно более мягким тоном, стараясь сгладить неловкость, добавила: – Два месяца уже. Никита кивнул. – Я, – зачем-то хотелось объяснить все. Что бы новый знакомый понял – я не так плоха, как кажусь. – Я приехала недавно. Сняла квартиру, устроилась на работу и вот… Стараюсь привыкнуть. Не могла поднять глаза на своего собеседника. Не знаю почему. Оставалось рассматривать герань на подоконнике. – Одна здесь? Мой взгляд с герани метнулся на серый свитер крупной вязки и застрял на уровне груди, где затейливо сплетались узоры из кос. – Ты никогда не смотришь в глаза? – новый вопрос, от которого покрываюсь красными пятнами смущения, но собираю все свои силы, что бы поднять глаза и, кажется, впервые за это утро внимательно рассматриваю своего знакомого – густые рыжеватые волосы, широкие брови, прямой взгляд серых глаз, золотисто-розовый оттенок кожи, словно он много времени проводил на улице. Едва заметные веснушки, квадратные скулы в рыжеватой щетине и ямочка на подбородке. Он весь был какой-то очень прямой и четкий. Упрямый, наверное. – Ты всегда такая трусиха? – Никита спросил без улыбки и вопрос больно уколол. Я отпила кофе втягивая голову в плечи. Парень вдруг показался мне странным. Сейчас это особенно выпятилось и щелкнуло по носу – этот тип будто изо всех сил хотел казаться любезным и заполучить мое доверие, но в тоже время его воротило от такой фальши и он срывался на колкости. Допить кофе и уйти! Вот что надо сделать! – Так что? – голос у нового знакомого был хриплым, как будто простуженным. – Почему ты боишься смотреть в глаза? Я оторвала взгляд от кофейной ароматной черноты в чашке, открывшейся под белоснежной шапочкой взбитых сливок: – Может, я просто стесняюсь? – злость, вот что я сейчас чувствовала. Мы встретились глазами. Его серо‐стальные и насмешливые, пробирали насквозь, так, что хотелось съежится и сползти под столик, покрытый хрустящей белой скатертью. Но я сжала в кулаки озябшие пальцы и выдержала взгляд. Не знаю зачем. Не хотелось показаться слабачкой. Хотя, доказывать что-то совсем не в моих правилах. Особенно малознакомым парням. – Извини, – Никита примирительно улыбнулся и отпил кофе. Мне снова показалось, что ему плевать обидел он меня или нет, смотрю я в глаза или стесняюсь. Он должен сидеть здесь и он сидит. Мне же с ним рядом было не по себе. Муторно что ли? Вроде как хотелось встать и уйти, а с другой стороны… С другой хотелось потянуться через стол, вцепиться в эти широкие плечи под теплым свитером, запустить пальцы в рыжие густые волосы, а свой язык – в его красиво очерченный рот. И что бы дальше закрыть глаза, жмурясь от совсем кошачьей, затопившей похоти… Что со мной, а? – Где работаешь? – Никита как будто почувствовал все это и хотел переключить меня на безобидную тему. – Бюро переводов, – я вновь глазела на ярко-красные цветки герани, будто вырезанные из тонкого шелка. – И… Мне сегодня к десяти. Я посмотрела время на лежащем на столике смартфоне. – Могу подвезти, – предложил Никита и у меня неприятно заныло в груди – я вроде бы и не против завести друзей, но тут что-то не так… Что-то не то происходит рядом с этим парнем и я не знаю чего ждать от самой себя. – Ты не переживай, – участливо сказал вдруг Никита. —У всех бывают трудные времена. Потом налаживается. – Ну да, – я кисло кивнула и отпила из чашки, облизнув с губы сливочные усы, сгорая при этом от желания и стыда. – У тебя тоже были трудные времена? Я отчаянно гнала мысли о том, что хочу, что бы этот парень слизывал сливки с моих губ – дурацкая фантазия никогда раньше не приходящая в голову. – Это было давно, – Никита усмехнулся и тоже уставился в окно. Видимо, в его жизни и сейчас не все гладко, если он отводит взгляд. – Но ведь все хорошо? – я даже улыбнулась, так сильно хотелось его подбодрить. Вообще-то я считаю, что каждый живет в том дерьме, которого заслужил, но тут защитный панцирь черствости расползался, как старый, источенный молью, костюм. Хотелось быть душевной, заглядывать участливо в глаза, и ободряюще наглаживать плечи. – Все хорошо, – Никита улыбнулся, но меня так просто не обманешь. Я же чувствую. Я так бывает глубоко чувствую чужую боль, что самой в петлю влезть хочется! А эта бодрая улыбка резанула, как нож. Я готова была спорить на миллион, не боясь продуть, что ничего у него не хорошо и потерь в жизни случилось больше, чем достижений. Впрочем, не стоило впадать в сентиментальность – у каждого человека к тридцати годам накапливается внушительный список падений. – Как голова? – Никита снова заговорил участливым тоном, избегая пересекаться взглядом. – Нормально. – Что сказал доктор? Ничего серьезного? – Доктор рекомендовал лечить нервы, – трудно вытравить из голоса сарказм, когда обо мне говорят так заботливо. – Сказал, надо сменить работу, завести собаку и найти друзей. – Будешь слушать доктора? – Обойдусь таблетками. Я снова взяла телефон, чтобы проверить который час – еще небыло и девяти. Все же время тянется невообразимо медленно, когда просыпаешься еще затемно. Мне вспомнился сегодняшний приступ в ванной и будто холодная рука сдавило горло. Даже мурашки пробежали между лопаток. Я потрогала намотанный на шею теплый синий шарф и огляделась в поисках сквозняка. Взгляд задержался на висящем над барной стойкой телевизоре. Слов я не слышала. Только бросилась в глаза фотография темноволосого паренька лет десяти–двенадцати. Тот самый, что кричал в моей голове этим утром. Ужас, от которого я пыталась сбежать, все же настиг, но я не желала сдаваться так просто. Вскочила на ноги, с шумом двинув стул, рванула со спинки куртку, просунула руки в рукава и схватила рюкзак. – Мне пора! Перед глазами плыло и стены давили. Я вылетела из кафе, доставая на бегу сигареты и закуривая. Я понятия не имела, куда меня несет. Хотелось просто подальше от этого города, где мальчики из телевизора зовут на помощь в моей голове. Я бы бежала по узким кривым улочкам до тех пор, пока бы не выбилась из сил и не упала замертво. Это все, чего я сейчас хотела и на что была способна, вот только кто-то рванул меня сзади за куртку и развернул к себе. – Ты забыла телефон, – Никита протягивал мой поцарапанный смартфон в прозрачном силиконовом чехле с наклейкой где гном в красном колпачке, блевал радугой. – Спасибо, – я сунула мобильник в карман куртки и затянулась сигаретой. Руки дрожали. – Послушай, если я чем-то тебя обидел, – очень мягко сказал парень. – Нет. Совсем нет. Все нормально, – я ужасно не люблю врать, поэтому делаю это весьма и весьма посредственно. – Просто пора на работу. Вот и все. – Давай подвезу, – Никита приобнял меня за плечи, наверное опасаясь, что я все же сбегу, и медленно повел к припаркованной у кафе машины. – Бегаешь ты, конечно, быстро, но так будет быстрее. Он пытался шутить, а мне не хотелось смеяться. Хотелось, что бы этот парень прямо сейчас так прижал меня к себе, что бы я разом забыла о всех вообще несчастных мальчиках.

Глава 4

Где-то в начале шестого я вышла из здания, где располагалось бюро переводов, и увидела, что прямо напротив входа, аккуратно припаркованный к тротуару, стоял потрепанный синий "Фольксваген", а рядом с ним – Никита. Просто стоял, надвинув на глаза черную шапочку, сунув руки в карманы куртки цвета хаки, с выражением лица таким, что можно подумать, будто он стоит тут каждый вечер ровно в 18:15. Когда я подошла, Никита открыл дверь пассажирского сидения, приглашая занять место в салоне. – Поужинаем где-нибудь? – спросил он, заводя мотор. – Печку починил? – я улыбнулась, чувствуя приятное тепло в полумраке салона. Это все было просто, как если бы мы знали друг друга тысячу лет и он регулярно забирал меня с работы. – Да. Так как на счет ужина? Я знаю одно место… – Я тоже, – оборвала я. – Только в магазин надо заскочить. – В гости хочешь позвать? – Никита с недоверием покосился на меня. – Почему нет? Я вообще-то очень осторожна и с людьми схожусь тяжело, но одиночество так измотало за последнее время, что я готова вести себя легкомысленно. А еще… Ещё этот парень весь день не шел из головы, мешая работать. Не припомню ничего подобного за собой раньше, но… мне чертовски хотелось его. Желание оказалось таким сильным, что перебороло и моральные принципы, и страхи. Внутренние барьеры считавшиеся нерушимыми, рассыпались в прах и я решила, что достаточно взрослая, самостоятельная и современная девушка, что бы разрешить себе случайный секс без обязательств. Так что предложение с ужином кстати. Я устрою кухонные посиделки с угощением, вином, болтовней «за жизнь», а потом, когда оба мы немного расслабимся, пусть все случится и перестанет уже меня изводить.    – Неплохо, – Никита повесил куртку на крючок вешалки в коридоре и, приглаживая рыжие волосы, оглядел моё скромное жилище. – А мне кажется дыра, – я была смущенной и нервной в предвкушении вечера, чувствуя, как потеют ладони, а по лицу расползается глупая улыбка. – Довольно уютная. Он либо врал, либо у него были весьма специфические понятия об уюте – к старой, довольно обшарпаной мебелировке прилагались вязанные салфетки, плюшевые зеленые портьеры над входом в спальню, побитые молью ковры и набор фарфоровых статуэток на пыльных полках серванта. Не хватало только герани на окнах, но цветы здесь не росли – засыхали. Мы прошли в кухню. Никита поставил на стол тяжелые пакеты с покупками, а я суетилась рядом, как хорошая хозяйка. – Буду угощать тебя курицей в апельсинах, – я завязала светлые, сплетенные в афрокосички, волосы, черной резинкой и выкладывала покупки на покрытый клетчатой клеенкой стол. – Интересное сочетание, – Никита сел на древнюю табуретку прислонившись спиной к стене и наблюдал, от чего суеты в моих движениях прибавилось. – Да. Вообще в апельсинах должна быть утка, но найти ее не так просто… Так что будет курица. Быстро и вкусно, – я щебетала, как глупенькая звонкая птичка, радуясь тому, что все складывается так хорошо. – А пока она будет готовиться, мы можем выпить вина. Быстрый взгляд на гостя, что бы понять, как ему план. Но Кит с непроницаемым лицом изучал скромную обстановку неуютной кухни и ничего не ответил. Я вручила гостю штопор и бутылку красного сладкого вина, а сама бросилась в комнату за хозяйскими хрустальными фужерами. Задняя стенка в серванте с посудой была зеркальной и, при ярком электрическом свете темноватой от обилия вещей, комнаты, я встретилась взглядом со своим отражением. И замерла на мгновение, удивлённая горящими, будто от пощёчин, щекам и глазами блестящими лихорадочным "температурным"блеском. Одной рукой держа пару пыльных фужеров, другой потрогала лоб и щеки. Не чтобы обнаружить внезапный жар, а пытаясь "вернуться в себя". Мысль о том, что со мной что-то не так, вернулась из сегодняшнего странного утра, сжав сердце холодом. Кто этот парень на моей кухне? Почему я на столько потеряла голову, что позволила ему оказаться здесь? Что, черт возьми, вообще со мной происходит, если я веду себя, будто кошка, которой совсем уж невтерпеж?!… – Марта, – пыльная плюшевая портьера над дверью отодвинулась и Никита остановился на пороге с бутылкой вина в руке. – Ты где? У меня готово всё. Я почувствовала, как по губам снова расползается глупая улыбочка и все разумные сомнения исчезают, а я превращаюсь в суетливую хихикающую кого-то, думающую только о том, каков этот парень на вкус. Мы вернулись в кухню, где я быстро сполоснула под краном пыльные бокалы и вытерла насухо маленьким махровым полотенцем. – Ужасно хочется выпить, – тихий смешок, который не получилось сдержать, подставляя Никите бокал. – Ой, а ты же за рулём? – Ничего, – он медленно разливал вино, которое казалось пахло страстью и соблазном. – Если что – оставлю машину, а утром заберу. "Утром", – сладко дрогнуло в животе. – За знакомство, – Никита поднял бокал и я последовав примеру, поднесла его к губам и сделала глоток. Кажется, вино было тем, что нужно, что бы перестать хихикать, как школьница. Я почти расслабилась, чего нельзя было сказать о Никите. Потому что он выглядел скованным, как будто стараясь "держать себя в руках". И меня это развеселило – я-то решила, должна его "соблазнить"и точка! Пока натертая специями и кусочками апельсинов курица мариновалась, мы цедили вино заедая его ароматным сыром и дымчато-синим сладким виноградом. Я не могла оторвать глаз от гостя, а он, чувствуя мой "плотский"интерес старался завести серьезный разговор, на сколько это было возможно. Потому что я улыбалась, слушала в пол уха замечая только то, что могло как-то быть полезно – у нас разница в три года "Он наверное опытный", – решила пробудившаяся во мне этим вечером внутренняя потаскуха и "он живёт почти рядом, значит можно часто встречаться". От мыслей о "встречах"я заерзала на шатком табурете. Как же хотелось уже перейти от этих бессмысленных разговоров к делу! Я лихорадочно пыталась сообразить, как это будет лучше – может, вот так, допить залпом вино и просто сесть Никите на колени? И честно признаться "Я тебя хочу"как в кино. Или без всяких слов? Зачем они нужны?.. – Не боишься приводить в гости малознакомых людей? – серо-стальные глаза вернули меня из мира фантазий, где мы страстно срывали друг с друга одежду. – А я кроме тебя никого и не привожу, – зачем-то сказала я. Ненавижу оправдываться. – А вдруг я маньяк? – Никита поднес бокал к губам и сделал крошечный глоток, не сводя с меня глаз. – Знаешь, у нас тут происходят страшные вещи. Не слышала? – Нет, – я улыбнулась отправляя в рот виноградину. – Но ты мне расскажи. – Люди пропадают. Девушки. Дети. Недавно совсем – мальчик. – Тёмненький? – зачем-то уточнила я, чувствуя, как виноград во рту становится безвкусным и по спине бежит холодок, как сегодня в кафе. – Да. Тот самый мальчик. Из телевизора, – подтвердил Никита. Будто холодная змея медленно ползла по позвоночнику, превращая меня в безжизненное деревенеющее нечто. Торопов Эмиль десяти лет, кричавший в моей голове сегодня утром, мальчик, листовками с портретом которого был оклеен весь район, был мёртв. – Мальчика больше нет, – чужим хриплым голосом сказала я, поднимаясь из-за стола и на негнущихся ногах двинулась к подоконнику. Хотелось курить. – Что?! – простуженный голос гостя дрогнул. Я сломала от волнения сигарету и никак не могла достать новую из пачки – дрожали руки. Первая затяжка вышла настолько глубокой, что я закашлялась. – Откуда ты знаешь?! – с шумом была отодвинута табуретка и в два шага Никита оказался за моей спиной. – Марта! Силой развернул меня к себе, вырвал из пальцев сигарету и выбросил в открытую форточку. Рядом со мной, совсем вплотную, он казался рыжим великаном и серый, грубой вязки свитер, мерещился кольчугой на былинным богатыре… – Откуда ты знаешь?! – Никита обхватил меня за талию и лёгким движением посадил на широкий подоконник, сверля взглядом, а я… Я совсем одурела от его близости и забыла обо всем. Если бы кто-то спросил сейчас мое имя не вспомнила бы! Вокруг Никиты расползалось облако мягкого золотистого света и едва слышно зазвенело в ушах. Я протянула руку и провела пальцами по его щетинистой щеке, сгорая от желания поцеловать плотно сжатые губы. Я не понимала, что со мной. Так небывало никогда раньше, что бы сила притяжения была на столько нечеловеческой. Я вся потянулась навстречу, обнимая Никиту за шею, заставляя наклониться ко мне. Ближе. Ещё ближе! И вот, я медленно прикоснулась губами к сжатым губам и, тянущее, словно магнит, ощущение усилилось, болью растекаясь по телу. Я прикрыла глаза и тихо застонала, чувствуя, что он отвечает на мой поцелуй. Сначала нерешительно, а потом, словно, беря ситуацию под контроль, Кит (я почему-то сразу, с того самого момента, как он назвал мне своё имя, решила, что буду звать его Кит) властно привлек меня к себе, продолжая целовать. Я медленно приподняла край его свитера и скользнула руками по горячей коже твердого живота, по широкой спине, потом к груди, что бы прикоснуться пальцами к напряжённым соскам… Внезапно Никита отстранился и убрал мои руки. Жест обидный на столько же, на сколько красноречивый. – Извини, – тихо пробормотала я, чувствуя, как перехватывает дыхание и в глазах плывет от навернувшихся слез. – Не знаю, что на меня нашло. – Бывает, – отозвался он и по тону, в каком это было сказано, я поняла, что ему так же неловко, как и мне. – Но… Не стоило, Марта. Он вернулся за стол и сделал большой глоток вина. – Ты не свободен? – мой голос неприятно звенел, отражаясь от серых стен. – Это важно? – с гостя сошла бравада и он избегал встречаться со мной глазами, словно нашкодивший первоклассник. – Я просто не понимаю… Что… Что не так? Я сползла с подоконника, но все ещё стояла здесь, у окна, пытаясь понять, что только что между нами не произошло. Гость молчал, и от этого во мне росло чувство вины. А как иначе? Все дело во мне. Я сделала что-то не так. Что-то такое, что этот парень даже не может обьяснить! Наверное все на столько очевидно и… Чтобы избавится от неприятно зудящих мыслей, я решительно пересекла кухню, и задвинула противень с курицей в разогретую духовку. Несмотря на произошедшее, вернее, на не произошедшее между нами, не хотелось, чтобы Кит уходил. Я надеялась, что смогу изменить ситуацию и доказать – со мной все в порядке! Со мной может быть хорошо!.. Подлила в бокалы вина и предложила тост: – За то, чтобы неловких моментов было меньше! Кит скользнул по мне серыми серьёзными глазами и сделал глоток. Шутка не прошла и не разрядила обстановку. Настроение было ни к чёрту. Ну, брякнула я то, что пришло в голову, но разве это повод, чтобы выпытывать подробности? И что ему за интерес до этого мальчика? Даже если бы он явился мне, будучи живым, как бы мы могли ему помочь? Чем?! – Тебе девушки не говорили, что ты очень странный? – я сидела за столом, шуря на Кита глаза и мечтая его уколоть. Глупый способ унять свою боль – причинить ее другому. – Нет, – у Никиты взгляд был холоден и тверд, будто дамасская сталь. – Странно, – мне удалось цинично ухмыльнуться давая понять, что вот с этого начинается месть за испорченное настроение. За оборванный поцелуй, за не желание объяснить в чем дело, за все, чего я так сильно хотела от него получить сегодня вечером, но не получу! – Ты, наверное, единственный мужчина, который готов променять живую девушку на разговор о мёртвом мальчике. – Я, пожалуй, пойду, – Кит резко поднялся из-за стола. Моя рука дрогнула, и бокал со звоном полетел на пол, разлетевшись вдребезги. Я бросилась собирать осколки с кафельного щербатого пола и поранила руку. С тупым удивлением смотрела, как по ладони стекает тёплая яркая кровь. Голова закружилась, все перед глазами заволокло туманом и я тяжело упала на колени, чувствуя, что проваливаюсь куда-то. Обшарпанная, длинная, как трамвайный вагон, кухня пропала, и вместо нее проступили неясные очертания незнакомых грязно-желтых стен, а моя рука превратилась в пухлую мужскую, покрытую рыжеватыми волосами и блестящую от крови. Кровь была всюду – на полу, на стенах, стекала потоками по краям белой ванны… Я в ужасе зажмурила глаза и завопила. Видение пропало. Лопнуло хрупким мыльным пузырем, но ужас, коснувшийся самого нутра никуда не исчез. Я тяжело хрипела и тряслась. Кит неловко старался меня успокоить, поймать в охапку, обнять, но я, обезумевшая от привидевшегося ужаса, отползала от него по холодному полу, лягаясь ногами в тёплых носках и оставляя кровавые отпечатки. Кит скоро оставил попытки изловить меня и вышел, а вернувшись, зажал, рыдающую и выкрикивающую:"Кровь! Везде кровь!"в углу между мойкой и стеной. Я почувствовала, как сильные пальцы вталкивают мне в рот что-то маленькое и круглое, безвкусное, будто бусина и хотела выплюнуть, визжа и извиваясь. Но Кит крепко скрутил меня, сдавил щеки, и влил в приоткрытые губы горько-сладкую, сильно отдающую спиртом жидкость. А потом зажал нос и рот, заставляя глотать. Отвратительный акт насилия, после котрого я обмякла, чувствуя, что сил больше нет. Кит грубо подхватил меня на руки и последнее, что я запомнила, было прикосновение колючей пряжи серого свитера, к моей щеке.

Глава 5

Темнота беспамятства не была полной. В ней были голоса. Они приплывали и исчезали, будто их приносил ветер. Голоса спорили: – Она нужна нам, – говорил один, усталый и рассудительный. – Ты сам знаешь, как сильно! – Вы помните, что случилось с последней?! – перебил его хриплый и нервный. – Ты не можешь помешать ей ступить на Путь. Сила выбрала ее. Не ты. И не я. – Она не сможет! Она слабая! Посмотри! Не видишь?! Зачем так рисковать?! – Не нам решать. Путь выбрал ее и точка! Воскресенье. Я открыла глаза. Взгляд уперся в цветной хозяйский коврик прибитый к стене маленькими гвозиками. Я лнжала под ним на старой скрипучей софе, накрытая до подбородка пледом. В голове неприятно гудело и во рту ощущался странный привкус, будто накануне я наелась "пятёрочек"– цветков сирени с пятью лепестками, ароматных и горьких. Я высвободила руки из пледа. Ладонь правой была аккуратно перебинтована. – … я вернусь в больницу, а ты, как освободишься, подъедешь. От звука мужского голоса я вздрогнула и быстро перевернулась на другой бок. У окна, спиной ко мне стояли двое – Кит, в своём колючем сером свитере, такой домашний, будто жил тут тысячу лет и рядом с ним, в прямоугольнике скупого утреннего света, некто усатый в белом халате. – И что здесь происходит? – я села и древняя софа громко скрипнула, заставив мужчин замолчать и обернуться. – Доброе утро, Марта, – с удивлением я узнала в мужчине в белом халате доктора Ветрова. Он быстро шагнул ко мне и, придвинув одно из кресел к софе, опустился в него. – Как себя чувствуешь? Доктор смотрел с беспокойством от которого противно заныло в груди. – Тебе стало плохо, и я вызвал Павла Викторовича, – пояснил Кит. – Телефон был на бутылке с лекарствами. Оправдание довольно слабое. Идиотское. Я бы так сказала. Оно не понравилось никому из нас троих. Мне показалось, что Кит даже покраснел от такого нелепого вранья. Доктор смерил его неодобрительным взглядом. – Не важно, – Ветров обернулся ко мне. – Как ты? Голова не кружится? Тошнота? Может быть шум в ушах? Слабость? – Нет, – я чувствовала себя неловко и тревожно. Казалось, что это пройдет только когда я останусь одна и все станет как раньше. – Приступ, – доктор снял очки с переносицы и повертел в длинных пальцах. – Никита сказал, что ты… Ты кричала. Что-то привиделось? Я зло посмотрела на стоящего у окна парня. Разболтал! После того, что было вчера ещё и это!.. – Ничего! – Тс-с-с, – Ветров похлопал меня по обтянутой джинсами коленке, выглянувшей из-под серого пледа. – Спокойно. Я хочу помочь. Помочь, Марта. Хотелось плакать. Не знаю почему. Наверное потому, что от его слов я почувствовала себя особенно беспомощной. – Никита, – Павел Викторович обратился к парню. – Сделай для Марты чай. Покрепче и с сахаром. Кит вышел и я слышала, как зашумел в кухне кран и стукнули дверцы шкафа. – Пожалуйста, Марта, – доктор смотрел добрыми глазами. – Я здесь, что бы помочь. Не бойся. Давай поговорим. У тебя было видение. Ведь так? Ты вдруг увидела что-то, чего не могла видеть и чувствовала то, что не могла чувствовать? Я слабо кивнула. – Это часто с тобой случается? – Нет. – А когда это произошло впервые? – Утром в субботу, – пробормотала я, едва шевеля губами. – Вчера. Доктор удивленно дёрнул бровями, но продолжил расспросы: – И что ты видела? – В первый раз ничего. Просто было очень темно и очень страшно и… И будто мальчик кричал в моей голове… – Мальчик? – Торопов Эмиль. Тот, который пропал, – было неловко, будто я виновата в чем-то. – Он кричал "Помоги мне!". По спине пополз холод, от одного воспоминания. – И что ты сделала? – пытливо посмотрел на меня Павел Викторович. – Ничего, – я опустила глаза, рассматривая свои руки с короткими не слишком аккуратными ногтями, которые красила черным лаком. Кстати, он начинал облезать. – Я испугалась и убежала из этой… Из квартиры. И встретила Никиту. Вот. – Ты, – доктор заговорил медленно, очень старательно подбирая слова. —Ты не думала о том, что в самом деле могла бы ему помочь? Я возмущённо уставилась на собеседника: – Вы это серьезно?! – Да, – кивнул доктор. – Помочь?! – я не понимала в чем здесь подвох. – Чем я могу помочь мальчику, который… Который кричит у меня в голове?! – Я не знаю, – Ветров развел руками. – Но он же обратился к тебе. Я недоверчиво покосилась на доктора: – Это вы шутите? Проверяете мою вменяемость?! Так вот – я понимаю, что голоса в голове это… Это просто голоса! Иллюзия! И… И, не надо так сложно! Хотите отправить меня на обследование к психиатру – я не против! Не против, нет. Но сейчас просто трясло от происходящего. – Нет, – заверил Ветров. – Вовсе нет. Все не так. Успокойся. Я объясню тебе, что происходит и … Резкая телефонная трель оборвала его на полуслове. – Извини, – мужчина сделал знак рукой, доставая телефон из кармана тёмно-коричневых брюк. Выслушав звонившего Ветров буркнул в ответ короткое "Сейчас буду"и нажал "отбой". Озадаченно похлопал черным тонким смартфоном по квадратной ладони – похоже звонок спутал ему планы. – Мне надо срочно уехать. Но мы обязательно договорим, Марта. В комнату вошёл Кит с чашкой чая над которой поднимался горячий пар. – Я ухожу, – сказал ему Ветров, поднимаясь с кресла. – Срочный вызов. Парень поставил чашку на старый журнальный столик у софы: – И что мне делать? – До свиданья, барышня, – сказал Ветров, подхватывая докторский чемоданчик и строго добавил, обернувшись к Никите: – Объясни ей всё. Понял? Как только освободишься, сразу ко мне. И… Сними с нее приворот! Как такое только в голову пришло! Это не наши методы! Последняя реплика сопровождалась сдвинутыми бровями и осуждающим взглядом из-за очков, отчего Кит погрустнел лицом. Парень приблизился ко мне, все ещё сидящей на софе и провел раскрытой ладонью над моей головой, как будто убирал невидимую паутину. – Получше? – участливо спросил Ветров. Я не знала, что должно стать "получше", но на всякий случай кивнула. Когда за доктором захлопнулась дверь, Кит сел в старое кресло с деревянными подлокотниками и темно-зеленой истертой обивкой. Обвел глазами комнату, залитую серым зимним светом, рассеяно посмотрел на свои большие ладони, видимо собираясь с мыслями. Потом поднял на меня глаза и произнес твердо и внятно: – Мы – Воины Света! Последовала длинная пауза, во время которой мы мерили друг друга вопросительными взглядами. – И? – я понятия не имела, как реагировать на эту новость. Кит негодующе выдохнул, будто я виновата, что его слова не произвели ожидаемого эффекта. – Послушай, Кит, – я забылась и назвала его этим именем. Он вздрогнул и с удивлением уставился на меня: – Откуда ты знаешь? – Знаю, что? – Меня зовут так только близкие друзья! – Ну, значит я твой близкий друг, – попробовала пошутить я, но только лишний раз убедилась в том, что у этого парня мои шутки не имеют успеха. – Забудь… Что происходит, а? Я села скрестив по турецки ноги и потерла пальцами лоб, стараясь сосредоточиться. Что-то произошло – словно мутная пелена в голове пропала и я снова могла ясно соображать. И… И Кит вдруг оказался просто парнем. Очень серьезным, напряжённым даже, симпатичным в своем сером свитере, но не до такой степени, что бы меня жгло мучительным желанием залезть ему в штаны. Внезапно он потерял всю привлекательность и магнетизм. И произошедшее между нами накануне вечером, вызвало только мучительное чувство стыда. – Ты, – горло давило от эмоций. – Ты ночевал здесь? Я помнила вечер и темноту за окнами, но вряд-ли позже одинадцати, а сейчас, старые, громко тикающие часы на пыльной полке серванта показывали почти восемь. Судя по серому свету в окно – утра. Господи, где он спал?! Я скользнула глазами по софе – застелена покрывалом, хотя, это только в советских фильмах перед сексом героиня расстилает кровать и переодевается в ночнушку в цветочек. – Я, – парень кивнул, как мне показалось, смущённо. – Я же не мог бросить тебя в… В таком состоянии. – Каком? – во рту пересохло. Я помнила вчерашнее видение, но что помнил Никита? Как это выглядело со стороны? – Приступ, – коротко пояснил он. Будто знал больше меня. – Ты вдруг начала кричать, что везде кровь и … И что он тебя убил. Я дал тебе лекарство, и ты отключилась. Я позвонил доктору, но он смог приехать только утром. – Лекарство? – я сдвинула брови не очень понимая о чем это он. – Да, – Кит больше не юлил. Стальной и твердый. Снова чувствуя за собой силу и правоту. – Лекарства, которые прописал доктор. От бессонницы. Пауза в которой тиканье часов и лихорадочный бег мыслей в голове. Никита знал о лекарствах, о дозировке, о том, что делать во время "приступа". Что же черт возьми происходит?! – Пей чай, – он показал глазами на чашку. – Поможет. Ну нет, я не собиралась прикасаться к этому – неизвестно чего он там мог подмешать! – Начнем с начала, – я отчаянно старалась быть рассудительной. – Итак, вы Воины Света. Ты и… доктор? – Да. – Что это? Секта? Тайное общество? Группа беглецов от реальности, типа толкиенистов? Что? – Мы – Воины Света, – повторил Кит. – Мы призваны оберегать людей от подступающего мрака. Мы караем тех, кто несёт в себе тьму. Он произнес это твердо и зло. Не хотел делиться со мной сокровенным, отделываясь заученными фразами. – И, – я запнулась, стараясь придать голосу ту же твердость, что была у собеседника. – Что вам нужно? – Ты. Мой бог! Этот парень был совершенно непробивем. Иначе чем объяснить такое спокойствие? – Зачем? – стало грустно. Наверное потому, что я знала ответ. – Твой дар, – собеседник перестал нервничать и совсем расслабился – оставил в покое подлокотники кресла и закинул ногу на ногу. – У тебя Видения. – У меня расстройство сна. Спроси у доктора! – У тебя Дар! Я все видел сам! Что с мальчиком, Марта? – Кит подался вперёд, сверля взглядом серых глаз. – Кто убил его? – Я не знаю! – Ты должна сказать! – Я не знаю! – заорала я, желая только чтобы меня оставили в покое. – Я знаю, что он мертвый, и все! Кит обиженно поджал губы. Выглядел он разочарованным и все же, этот парень был не из тех, кто быстро сдается. – А утром, когда мы сидели в кафе? – Никита пытливо всматривался в мое лицо. – Он был уже мертв или ещё нет? – Да не знаю я! Слезы в голосе скрыть не получилось и, не желая разреветься, я вскочила с софы, которая протестующе скрипнула и убежала в ванну. Конце концов! Я имею права с утра почистить зубы, умыться и… И немного поразмыслить во что вляпалась, заперевшись на шпингелет. Стук в дверь, когда я заканчивала чистить зубы. Быстро прополоскала рот, умылась, вытерла лицо жестким полотенцем и вышла из укрытия. Кит стоял под дверью, сложив на широченной груди руки: – Надо договорить, – заявил он тоном, которому не возражают. – Мне тоже неприятно все это. – Что "это"? – вспылила я, выходя из темного коридора в кухню и доставая банку молотого кофе с полки. – Все это! – Никта устроился на табуретке за столом и я чувствовала спиной его взгляд, насыпая в медную турку кофе. – Марта, я бы с удовольствием закончил разговор и уехал по своим делам. – Так заканчивай! – я налила в турку воды и поставила на плиту, зажигая газ длинной кухонной зажигалкой. – Что произошло с мальчиком? Я обернулась и стояла сейчас оперевшись спиной о столешницу, следя за тем, что бы кофе не сбежал и стараясь объяснить этому "Воину Света", что в самом деле не знаю. – На каком языке надо говорить, что бы ты поверил? Я не знаю, что случилось! Я просто знаю, что он умер. И все! И… И, если тебе интересно, то я бы с удовольствием обошлась без этого знания. Или дара. Как там? Губы у Никиты дёрнулись, как будто он хотел сказать мне что-то хлесткое и обидное, но вовремя справился с порывом. – В мире не бывает случайностей, – тихо произнес он. – Тебя выбрала Сила и ты должна подчиниться ей. Иначе последствия будут необратимы. – Только не надо меня пугать! – я ненавижу, когда на меня начинают давить. – Ветров расскажет, как управлять даром, как развить его и направить на пользу миру. Это значит "принять Дар Силы". Но можно и отказаться. Потому что у каждого есть право выбора. Тогда мы уйдём и ты будешь жить с этим сама. Но не думай, что это просто, – Никита говорил ровным голосом. – Выбирать тебе. Он смотрел на меня со сталью во взгляде ожидая ответа. – Как вы нашли меня? – я никогда не даю легкомысленных обещаний. – Какая разница? – Кит больше не заигрывал строя из себя хорошего парня, который вот-вот станет моим самым лучшим другом. – Мы нашли тебя тогда, когда ты нужна. Я никогда не имела с этим дел, но всегда думала, что сектанты тем и отличаются от нормальных людей, что зациклены на определенной теме и способны аппелировать только размытыми понятиями. Никакой конкретики в ответах. – Понятно, – я кивнула и выключила огонь под поднявшимся кофе. Надо как-то выпроводить этого типа и забыть. О нем, о докторе, и прочей ерунде. Я пока ещё не тронулась умом на столько, что бы радостно бежать навстречу неизвестно чему, только услышав про "Дар"и спасение мира. – Кофе? – Нет. Я пойду. Кит поднялся, пошарил в карманах светло-голубых джинсов и положил на кухонный стол белый прямоугольник визитки. – Если надумаешь, – пояснил он. – Набери мне или Ветрову. – Угу, – я влила в пузатую чашку порцию свежесваренного кофе, чувствуя облегчение от того, что гость уходит сам. – Договорились. Сколько времени дается на раздумья? – Постарайся не затягивать, – ответил Кит проходя в узкий темный коридор. Мы расставались миролюбиво, почти дружески. По крайней мере мне так казалось. Он уйдет, я выпью кофе, пожарю на завтрак два яйца, сделаю бутерброд с творожным сыром и позвоню Ма. Мы поболтаем и все станет на места. Я выброшу из головы этих странных людей и загружу стирку, а вечером пойду прогуляться по городу и выпью кофе в каком-нибудь симпатичном кафе. Никита завязывал шнурки на ботинках в темноватом коридоре. Я стояла тут же. Скрестив на груди руки и наблюдая за ним, рассеяно размышляя о планах на день и о том, что может… Может, если убрать всю эту странную мишуру про Воинов Света, он не плохой парень? Высокий, широкоплечий, красивый, как богатырь из детской книжки. Я вспомнила, как вчера меня тянуло к нему с неприятной, даже болезненной, страстью. – Никита, – я окликнула его, застегивающего молнию на куртке цвета хаки. – А что имел ввиду доктор, когда говорил про приворот? – Доктор? – парень натянул на голову черную шапочку и обернулся ко мне. – Да, – я смотрела на него снизу вверх – едва доставала ему до груди – и чувствовала неприятное смущение от этого. От этого и от воспоминаний о вчерашнем поцелуе. Когда я сгорала от страсти на ледяном подоконнике, а Кит?… – А, – он равнодушно кивнул. – Это я… Короче, я наложил на тебя приворотное заклятье. Мне нужно было быстро добиться твоего доверия. А люди всегда доверяют тем, кто им нравится, так что… Приворот подходящий способ. Не самый правильный, но вполне рабочий. Извини. Я, может, немного перестарался? Не часто этим пользуюсь. Он говорил об этом, просто, как о чем-то обычном, а мне казалось, что потолок валится на голову. "Приворотное заклятье"и вот я не я, а Всадник без Головы. Вернее, всадница, мечтающая только о том, как этот парень берет меня теплую и готовую абсолютно на все. Черт! – Перестарался? – усмехнулся Кит и лицо его оказалось вдруг совсем близко от моего, потому что этот рыжий великан вдруг прижал меня к стене коридора. – Или надо было отжарить тебя вчера прямо на кухонного столе, а? В "медицинских целях"? – Пошел вон! – прошипела я, задыхаясь от злости. Никита на это усмехнулся и отпустил меня: – Прости. Ничего личного, Марта. Молча пересекла узкий коридор и распахнула перед гостем дверь. Он с усмешкой поправил шапку и достал из кармана ключи от машины. – Я все снял, не бойся, – Кит остановился в дверях. – Ты не в моем вкусе, худышка. Ещё раз извини. И не тяни с ответом.

Глава 6

пятница Неприятное послевкусие прошлых выходных я изгоняла работой. А чем ещё, если у тебя нет друзей, занятного хобби и ты 24/7 один на один с собой? Больше всего мне было гадко от истории с Китом. Видения, Воины Света, Дар все это болталось где-то на заднем плане, а вот Никита… Двухметровый, с со сталью в глазах… Никита, который готов был соблазнить меня "для дела"не шел из головы. И никакой лирики в этом небыло. Было лишнее подтверждение, что я "поломанная"и со мной можно, как угодно не особо парясь, что я при этом чувствую. Даже вон, Воину Света, который "борец с тьмой"не пришло в голову ничего лучше, чем наложить на меня приворотное заклятье. Хм, и они серьезно думают, что я соглашусь вступить в их ряды? После такого? Я злорадно усмехнулась и натянула на голову капюшон красной дутой куртки – сыпал мелкий снег. Пятничные вечера, когда заканчивается рабочая неделя всегда нагоняют тоску. Я не слишком люблю свою работу, но она дает смысл, а вот выходные… От мыслей об этих охватывало настоящее отчаяние. Что я буду делать? Сидеть дома и лопаться от злости вспоминая бесстыжего обманщика? Тешить себя фантазиями о том, как он умоляет меня о помощи человечеству (если мечтать, то масштабно), а я со злорадной ухмылкой отказываю? Я презрительно фыркнула в теплый шарф и поправила лямки рюкзака на плечах. Смешные мысли для взрослой девушки. Я медленно брела по вымощенному плиткой широкому тротуару рассматривая нарядные витрины магазинов и вывески кафе. Хотелось зайти и побаловать себя каким-нибудь милым пустяком, но, к сожалению, мой бюджет в этом месяце не позволял ничего лишнего. Вот в следующем… Я старалась загрузить себя работой по полной, что бы купить новенький смартфон, пока этот окончательно не сдох. Если все будет в порядке и не придется залезть в заначку, если шеф не решит вдруг задержать оплату, а я не буду косячить в текстах, то скоро можно будет выдохнуть и месяцок пожить без режима жёсткой экономии. Может, даже ужинать не дома раз в неделю и купить себе что-то красивое… Я остановилась у витрины магазина одежды рассматривая нарядные манекены. На мой взгляд одеты они были слишком броско, но все же… Я представила, как приятно идти по улице вот в таком стильном пальто цвета теплого летнего песка, кутаясь от холодного ветра в кашемировый шарф, а не в этот, акриловый, который я связала себе сама, что бы не сдохнуть от скуки одинокими вечерами. Мое отражение в витрине – маленькая фигурка в красной дутой куртке с белой полосой на рукавах, лицо скрыто надвинутым капюшоном, тонкие белые косички спускаются по плечам в которые врезаются лямки рюкзака. Я показалась себе ужасно нелепой и несовременной в этом огромном городе у яркой витрины. И почему-то снова появились в голове Воины Света и рыжеватый богатырь Кит в сером свитере. Если кровавые картинки были для меня чем-то далёким и не более реальным, чем страшный фильм, их надо было просто "переждать", что бы выветрились из памяти, как дурной запах из комнаты, то подлость Кита жгла очень ощутимо. Сейчас, стоя у витрины, я поняла, что девочка, которую травили одноклассники в школе – слишком смуглая и темноволосая – "цыганское отродье", слишком маленькая и хилая – не даст сдачи. Эта девочка все ещё здесь. Она уехала в большой город, нашла работу, воображает, что выросла и может что-то решать сама, но – нет. Обман и очковтирательство. Эта малышка здесь, сейчас. И подлые Киты как-то чувствуют таких, поэтому используют те способы, которые кажутся им "хорошими для дела". Но самое гадкое – мама не придет поставить на место обидчика. Потому что она далеко и… и потому что глупая маленькая девочка однажды захотела доказать, что сможет без нее справиться с подлым миром. Я отвернулась от витрины и поплелась дальше, больше не видя красоты зимнего, расцвеченного огнями города. Тогда, в воскресенье, захлопнув дверь за Никитой, я неожиданно для себя разревелась прямо в коридоре, ткнувшись лбом в старый дермантин дверной обивки. Было обидно. И… И это чувство никчемности, будто ты поломанная кукла. Будто отчаянно пытаешься скрыть изъян, но окружающие его все равно чувствуют и обходят десятой дорогой. Потому что "как бы чего". Это было всегда со мной. Кажется, я родилась с этим чувством. И в тайне надеялась, что бегство сюда поможет затеряться, и я наконец-то смогу стать "как все"… Не смогу! Потому что у меня вдруг "дар". У меня Видения! Воины Света хотят что бы я была с ними на благо мира… Господи, что за бред?! За что ты со мной так? Почему не послать простого человеческого счастья? Самого обычного, не принца-красавца-миллионера, а обычного самого человека, с которым не страшно рядом, которому можно доверять и не прятать изъянов. Ходить в кино, делать покупки и делиться тем, как прошел день. Разве много, а? Разве во всем огромном мире нет такого человека для меня?! Я брела под медленным пушистым снегом по городу. Вечер пятницы. Шумные улицы, яркие витрины, рокот машин, отзвуки голосов прохожих – аккомпанемент к мыслям о одиночестве от которых отчаянно хотелось сдохнуть. В кармане куртки пальцы вертели гладкий квадратик белого картона – визитка с номером телефона и "Мотов Никита Андреевич". Позвонить ему? Просто предлог, что бы не быть одной в этот вечер. Согласиться на что угодно, только бы не возвращаться в холодную тихую квартирку к телевизору и серфингу в соцсетях от которого только хуже. Потому что натыкаясь на школьных одноклассников или подружек детства, понимаешь – у них все нормально – работа, путешествия, друзья, дети, планы на жизнь, а ты… Ты живёшь в Городе Мечты, в котором каждый вечер пятницы хочется выть от одиночества и тоски… Я не знала, что так будет, когда ехала сюда. Снег оседал сверкающей ледяной пылью на крышах, машинах и плечах людей, я брела вперед уже совсем без цели раздавленная собственными мыслями. – Девушка, – мужской голос совсем рядом и незнакомый парень, быстро обогнав, преградил доргу. Я рассеяно скользнула взглядом его темным встрепанным волосам, бледной коже, черному пальто, распахнутому небрежно, будто на улице не -10, а + 20. – Где здесь Веховской переулок? – парень щурил очень светлые, будто подведенные черным карандашом, глаза, стоя под светом уличного фонаря, и мелкий колкий снег оседал на нем ледяной сверкающей пылью. – Я не знаю! – таким тоном обычно шлют на хер, но я была слишком хорошо воспитана, что бы сказать это прямым текстом незнакомому человеку. Впрочем, и на столько смелого тона я испугалась и поспешила уйти. Подальше от взгляда холодных, светло-голубых, будто у собаки породы сибирский хаски, глаз. Единственное, чего мне хотелось сейчас – затеряться в толпе. Поэтому я решительно направилась к остановке но, перед тем, как прыгнуть в подошедший трамвай, обернулась. Парень все ещё стоял на тротуаре глядя мне в след в своем распахнутом черном пальто и кожа его казалась белой, как снег.   В магазинчике возле дома я купила "что-нибудь на ужин"– смесь из замороженных овощей, сосиски и творожный десерт с клубникой. Только когда начинаешь жить одна, понимаешь ценность умения быть "хорошей хозяйкой". Когда-то я неплохо справлялась, но сейчас просто не видела в этом смысла, позволяя себе почти не готовить питаясь фастфудом, шоколадками и всем, чего вдруг захочется. Это было невыгодно для бюджета и, как утверждала мама, пагубно для здоровья, но я пока не могла перестроиться. Обещала часто, но до дела не доходило. Может, на этих выходных? Я проснусь утром, свежая и полная сил. Напишу список полезных продуктов и… И даже возможно, сварю суп. Хотя, кого я обманываю? Я давно не ем суп и не просыпаюсь свежей и полной сил. Лекарства, прописанные доктором, те самые, "от бессонницы"вызывали нестерпимую тошноту. Выпивая положенных пятнадцать капель микстуры я почти сразу оказывалась согнутой пополам над унитазом и блюющей. Такая вот "телепортация". Так что приходилось справляться, как раньше – немного алкоголя перед сном или снотворное, если совсем уж не в моготу. Пока не случалось новых "приступов"вполне терпимо. Я свернула с ярко освещенного тротуара у шумного проспекта в темную арку. Шаги гулко звучали в темноте отражаясь от стен и мне хотелось двигаться бесшумно, почти крадучись, лишь бы звук не казался таким оглушительным. В квадратном дворике было как всегда темно. Единственный фонарь у самой арки освещал лишь маленький кусочек двора, оставляя большую часть погруженной во мрак. Я стянула с головы капюшон, что бы лучше слышать происходящее вокруг и ускорила шаг – хотелось быстрее пересечь детскую площадку. Ее темный квадрат с покосившейся деревянной беседкой и облезлой горкой, зловеще раскорячившейся посередине, всякий раз внушал чувство тревоги. Хотелось бежать через нее так быстро, будто следом гонится свора бешеных собак. От горки в самом деле послышалось тихое гортанное рычание. Так рычат опасные псы решая переходить ли к нападению. Я внутренне напряглась, ругая себя за промелькнувшие в голове мысли о злых собаках, и ускорила шаг, помня, что бежать категорически нельзя. Мягкие, больше похожие на прыжки, шаги за спиной, услышав которые я почувствовала, как леденею от ужаса. Ноги стали ватными, я двигалась будто во сне, тяжело и медленно. Неожиданно твердая рука схватила меня сзади за веревки косичек и с силой дернула. Потеряв равновесие, я полетела назад. Рюкзак на спине смягчил падение, но, даже получив серьёзные повреждения, я бы не почувствовала боли от ужаса – тот, кто склонился надо мной оказался на столько жутким. В темноте двора подсвеченого только горящими окнами выстроенных в квадрат домов, я видела странную маску вместо лица – словно бы плоть кое-где истлела и сквозь прорехи на ней белели кости черепа. Глазницы зияли темными провалами с красными, похожими на тлеющие в костре угли, огнями. Нападавший тяжело навалился на меня, а его руки старались проникнуть под шарф и добраться до шеи. Я же не могла двинуться, парализованная ужасом, чувствуя только жесткость припорошенной снегом земли и зловоние чудовища. Ему наконец удалось добраться до моей шеи – я почувствовала ледяную костлявую руку. Она медленно давила на горло и я начала тонко и жутко хрипеть, задыхаясь от нехватки воздуха. Мысли мои при этом оставались спокойными, как гладь озеро в безветренний летний день. "Интересно, что дальше?"– размышляла очень хладнокровная Марта, оказывается живущая у меня внутри. Мне кажется, она понимала, что смерть совсем рядом и ждала ее с радостью и облегчением – дурацкая жизнь оборвется и больше не будет больно. Очень ясно я увидела занесенный надо мной тонкий клинок с длинным узким лезвием. Желтый отблеск света из окна на гладкой стали, мог бы стать последним, что я видела в жизни. И, видят небеса, я была готова. – Оставь её! – голос, совсем рядом, резкий и грозный, отвлек внимание убийцы. В ту же секунду быстрая черная тень сбила чудовище с меня и они, сцепившись в темный клубок, откатились к песочнице. – Беги! – крикнул мне мой спаситель. Будто отрезвляющая пощечина. Я неловко перевернулась на живот и поднявшись на ноги, побежала к двери парадного. Казалось, что прошла вечность, прежде чем я рванула дверь на себя и влетела в светлый, пахнущий псиной и табаком подъезд. Но, прежде чем захлопнуть дверь, я обернулась. Полоса света резанула темноту, будто нож именинный торт, осветив два борющихся тела совсем рядом у грязных ступеней. Лишь на мгновение один из них обернулся, и я встретилась с полным ярости взглядом светло-голубых, словно подведенных черным карандашом, глаз. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы я захлопнула дверь и влетела на свой четвертый этаж так, словно была спринтером, а не курильщиком с десятилетним стажем. Трясущимися руками выудила из кармана брелок, царапая замок, вставила ключ в замочную скважину, повернула два раза и толкнув с силой дверь, ввалилась в темноту коридора. Заперла замок и цепочку. Сползла тут же, не зажигая свет, на пол и разревелась, стараясь делать это тихо. Затыкая себе рот рукавом красной дутой куртки. Никогда в жизни мне ещё небыло так страшно.

Глава 7

Как следует проревевшись я вытерла лицо рукавом и стянула куртку – стало жарко. Взяла сигареты, рюкзак и