Стражи огня

Глава 1

Погоню он услышал прежде, чем увидел. Перестук копыт, слившееся в рокот ржание, глухой кашель, похожий на удары открытой ладонью по столу. Этот звук нельзя было ни с чем спутать.

Кейлес поморщился, сжал зубы, сдерживая бессмысленное проклятье, готовое сорваться с губ. Толку ругаться с необъятным небом, тратить драгоценные минуты на злость и пустословие? Он ускорил шаг, без особой надежды оглядывая виднеющийся впереди лесок. Слишком редко росли деревья. Ветви их качались на слабом ветру, лес рябил и как будто старался отползти подальше от одинокого странника, несущего на хвосте страшных преследователей.

Дующий в спину ветер принёс запах мокрой шерсти – Кейлес на миг вообразил серых с подпалами гончих псов, ведущих охотников по его следу, и новая волна бессильной злости захлестнула душу. Он покосился на правую руку. В горсти, не обжигая грязных пальцев, переливался клубок рыже-красного пламени. Чёрные руны, растёкшиеся на подушечках пальцев, оберегали волшебный огонь от гибели. Кейлес осмотрел узор, почти растёкшийся в ничто – времени оставалось немного. Ему уже мерещились бело-жёлтые всполохи неземной магии за спиной. Ветер усилился, и его вой смешался с воем охотничьих псов.

Добравшись до границы леса, Кейлес несколько секунд разглядывал резко уходящую вниз тропу, словно сомневаясь в выбранном пути. Руна на безымянном пальце окончательно растеклась, превратившись в неясное чёрное пятно, огонь дёрнулся, взлохмаченный налетевшим ветром, но устоял.

Кейлес с великой неохотой обернулся. Ему всё ещё хотелось верить, что лгут и ветер, и собственное дурное предчувствие.

Погоня надвигалась. Шла с запада, словно в самом деле следовала за Кейлесом от самого города. Вой собак, ржание лошадей и грохочущий хохот преследователей становились всё громче. Кейлес резко выдохнул и подался вперёд, под скромную защиту леса. Защиту ли? Или укрытие станет ловушкой?

Сбитый ветром плащ путался в ногах. Длинные волосы лезли в лицо. Уже не получалось оправдать свой страх игрой зрения – нет, в самом деле перед глазами пару раз мелькнуло белое пламя неземной магии.

Что им нужно, Кейлес знал прекрасно – вовсе не его жизнь и не его смешная, земная правда, небожителям нет до такой чепухи никакого дела. Им нужно лишь отнять у него, зарвавшегося ублюдка, главное сокровище. Сокровище, от которого, в сущности, зависела его жизнь – сколько он протянет, расставшись с самым ценным?

Тёплая капля упала на гладко выбритую щёку мужчины. Кейлес дёрнулся, взглянул вверх – будто вправду рассчитывал увидеть морду исполинской собаки. Если собака и была, то далеко, в недоступной смертным выси. Завитки чёрно-серых туч в самом деле напоминали промокшую шерсть.

Рокот голосов и стук копыт окончательно спутались, став единым звуком, бессмысленным грохотом. Новая вспышка белого огня зазмеилась по небу.

Зашуршал дождь; волшебная сбруя небесных всадников, состоящая из воды и льда, волочилась по дороге, оставляя за собой рытвины и борозды, медленно обращающиеся в лужи. Не выдержав, Кейлес сорвался в бег. Деревья, невольные союзники, пока справлялись – задерживали большую часть капель.

Зашипела попавшая в горсть капля – руна на указательном пальце растеклась, стала грязной тропинкой от ногтя к ладони. Кейлес прижал слабеющий огонь к груди, рискуя прожечь рубашку.

Тропы, ведущей к Очагу он так и не увидел. Она заросла крапивой, и если бы не два каплевидных камня, установленных на повороте, Кейлес бы проскочил мимо. Он тяжело дышал, но уже не слышал своего дыхания за частыми раскатами грома и шорохом дождя. Невидимые ветряные псы тянули деревья за ветки, пытаясь сломать, и жалобный скрип смешивался с их свистом-воем.

По спине стекала дождевая вода, и оставшиеся три руны бледнели, истаивая. Кейлес зашагал по крапиве, скорее угадывая, чем чувствуя тропу. Хотелось снова сорваться в бег, но, поскользнувшись, можно было разом лишиться всего. Псы, состоящие из воды и ветра, не замедлят пожрать его сокровище.

Наконец показалась хижина – назвать это убожество «домом» у Кейлеса не повернулся бы язык. Нырнув в арку, он оказался во влажной тишине помещения, что никогда не было жилым. Пробившиеся вдоль стен растения вяло шевелились, тревожимые ветряными псами, на пороге начали скапливаться лужи. Потолок сомкнулся уродливым подобием купола. Видны были места, где каменная крыша дала течь – русла дождевой воды поросли тёмным мхом.

Но Очаг оставался сух.

Кейлес встал на колени, с опозданием ощущая дрожь в замёрзшем, порядком промокшем теле, и слыша, как усилился шум на улице. Высеченным на камнях рунам не грозило растечься, как наскоро начертанным на пальцах. Волшебный огонь сорвался с ладони, упал на мягкую подушку из пепла и уже спустя секунду разгорелся во всю силу. Кейлес без спешки отклонился, спасая от близкого жара лицо.

Говорят, небожители настигнут каждого, кто осмелился вынести подаренный ими огонь с Очага. Даже если старая легенда не лгала, сегодня Кейлесу повезло – он сумел донести огонь. Горожане привыкли к теплу многочисленных Очагов, разучились бояться небесной погони. Кейлес, больше четверти века проживший в городе, хорошо это чувство понимал, и только отправившись в путь, смог вспомнить, какое сокровище нёс с собой.

Улыбка у Кейлеса вышла измученной. Он осторожно поднёс руку к огню, словно хотел его погладить. Завтра нужно будет продолжить путь. А сейчас, пока ещё беснуется небесная погоня, можно отдохнуть.

***

Пасмурный полдень мало чем отличался от раннего утра – та же зыбкая серость, та же иллюзия исчезающего света, та же сонная тишина. Кейлесу казалось, что он увяз во времени, заблудился в первых утренних часах, и не может найти выхода.

Умытые грязной водой из луж, сапоги едва слышно поскрипывали. Плащ казался тяжёлым, как медвежья шкура – жара Очага не хватило, чтобы как следует его просушить. Кейлес замедлил шаг, пытаясь аккуратно спуститься в очередной овраг, напоминающий длинную, рваную рану на теле лесной земли. Обходить подобные «раны» было делом небыстрым – проще уж посетить дно, украшенное очередной глубокой лужей, а то и косицей ручейка.

Небесный огонь плясал на ладони, то и дело целуя подушечки пальцев – на них привязали клочки ткани с наскоро вышитыми рунами. Кейлес понемногу начинал его недолюбливать. Источник тепла, защита от тёмных тварей, дар небожителей, обещание спасения – но как же затекла проклятая левая рука, вынужденная тащить невесомое сокровище. Пальцы уже пощипывало – рано или поздно случится судорога.

Снова земля под подошвами поддалась усилию, собралась мягкими складками, не давая подняться. С руганью, цепляясь свободной рукой прямо за грязные корни деревьев, торчащие тут же, Кейлес выбрался из оврага. В лицо сразу дохнуло сырым, холодным ветром, от которого не смогли укрыть деревья и бесполезен оказался тёплый капюшон.

Река ёжилась под порывами ветра, по синевато-серой воде шли мелкие волны-кудряшки. Жидкая, бесцветная пена – скорее мелкие пузырьки, чем настоящая пена – собиралась комками, похожими на икру или мелкие глазки подводных гадов.

Кейлес ожидал увидеть близнеца знакомой реки, рассекающей город – чётко очерченные берега, крепкий камень у кромки воды, чистую гладь. Лесная река разочаровала. Берега её казались размытыми, мелкими. Наверняка шагов тридцать будешь идти, даже не замочив коленей, а потом ухнешь в донную яму.

А ещё она была широка. Старый план попробовать перепрыгнуть преграду теперь казался абсурдной шуткой – Кейлес даже не мог поручиться, что сумеет её переплыть. Может быть, жарким днём, в полный штиль, будучи отдохнувшим и сытым… и без небесного огня в чаше собственных пальцев…

Кейлес прошёлся по мелководью. Донная грязь поднималась струйками чернил, опутывала сапоги и медленно оседала. Попытка отойти от пляжа не увенчалась успехом – колени обожгло холодом, и внезапно сильное течение толкнуло Кейлеса, пытаясь опрокинуть. Неловкий шаг назад, нелепый взмах руками – хорошо ещё, что получилось удержать равновесие.

С реки раздался протяжный, хриплый звук, похожий одновременно на кашель и старческий стон. Кейлес выше поднял небесный огонь. Тёмные твари боятся даров небожителей. Знание, однако, не помогало унять страх, и зубы у Кейлеса непроизвольно застучали.

– Во имя неба… – выдохнул странник.

Тварь двигалась против течения. Лёгкий панцирь, цветом напоминавший дубовые доски, рассекал неспокойную воду, делил стремнину на две расходящиеся водяные косы. Издали он напоминал лодку с высокими бортами – река скрыла причудливую форму, оставила на поверхности лишь едва заметно загнутые края. В лодке-панцире сидело трое. Казалось, один из них припал к борту, обессилив. Брызги от весла попадали ему на лицо, уже много дней не просыхающие волосы слиплись и спутались в короткие сосульки. Остальные как будто сидели ровно. Неподвижные, омертвевшие, с распахнутыми ртами и ввалившимися глазами, похожими на следы от язв.

Вёсла двигались сами по себе. Плечи «пассажиров» оставались неподвижны. Только протяжный хрип выдавал, что они ещё живы.

Кейлес, заворожённый, последовал за тварью по мелководью. Лодка удалялась неспешно. В глазах постепенно начало рябить – нет, это не панцирь, это в самом деле рыбацкая лодка, и уставшие мужики подгребают к берегу. Глупая улыбка появилась на лице Кейлеса. Он опустил руку с небесным огнём. Чуть завернул влево – подойти к рыбакам, спросить, есть ли переправа поблизости.

А может, они сами согласятся его подбросить?

Левая рука оказалась под сырым плащом – незачем лишний раз показывать, что носишь небесный огонь.

Тебе нужна помощь, странник?

Кейлес с досадой отметил, что успел подстыть за время скитаний. Горло перехватило, как будто от холода, дыхание на секунду замерло. Он подошёл ближе. Весло уже царапало мелководье, лодка неуклюже разворачивалась.

Подойди, не бойся. Не слышу, что ты говоришь?

Усталость накатила волной. Не только плащ, вся одежда начала казаться тяжёлой, а воздух кругом – вязким и холодным. Кейлес едва боролся с желанием закрыть глаза. Вот сейчас он заберётся в лодку и сможет передохнуть. Вот сейчас…

Донная ловушка оказалась спасением. Правой ногой Кейлес угодил в яму и едва не ушёл в реку с головой. Вода плеснула в лицо, попала в рот и послужила славным противоядием от наваждений. Короткое шипение у груди показалось страшнее удара грома.

Кейлес вскинул руку, сжимающую чудом уцелевший огонь – и услышал тихие щелчки, смешавшиеся с новым хриплым стоном.

На расстоянии двух локтей оказалось лицо одного из пассажиров. Из-под мокрых волос выглядывало иссушенное лицо, череп, облепленный растрескавшейся кожей. Чёрные губы выглядели обугленными и ничуть не скрывали синие дёсны и оскал жёлтых зубов.

Весло ударило совсем рядом. Не весло – шипастый плавник, посаженный на гибкую, упругую кость. «Пассажиры» захрипели, участились тихие щелчки.

– Прочь, прочь! – Кейлес плеснул на тварь незначительным жаром своего огня, как будто разбрасывал щедрой рукой зерно для птиц. – Не трожь меня!

Водная тварь тяжело завалилась на бок, обнажив внутренность «лодки». Сотни щёлкающих клювов, закрывающих ядовитые пасти, покрывали дно и стенки панциря.

Лишённые ног пассажиры зашлись тихим подобием крика – клювы рвали плоть, кислый яд разжижал человеческое мясо. Кейлес разом вспомнил все ужасы, что говорили о лесных лодках – сядешь в неё, лишённую пассажира или находящуюся в руках добродушного рыбака, и ноги твои врастут в панцирь твари. Медленная смерть, растянутая на месяцы – ты врастёшь в панцирь, и размазанный по его стенкам хозяин будет медленно перетирать тебя, кусок за куском, как припасённую на зиму головку сыра.

Попытка накрыть Кейлеса волной не увенчалась успехом – небесный огонь обжёг твари утробу. С тихим плеском осыпалось несколько пластинок-клювов, обнажая сочащиеся ядом, пористые бугорки. Кейлес попятился, совершенно потеряв берег. Снова качнулась тварь, закричали её прежние жертвы. Невысокая волна ударила Кейлеса в грудь, ноги потеряли опору.

Течение ударило в спину, опрокинуло навзничь. Кейлес ощутил себя щенком, которого куда-то потащила беспощадная хозяйская рука. Исчезло щёлканье тёмной твари, потерялись крики несчастных, и даже рокот реки исчез.

Всё, что Кейлес слышал, увлекаемый течением – шипение волшебного огня, не желающего гаснуть.

Глава 2

…Светлокосая гадалка улыбалась, раскладывая засаленные руны по красно-жёлтой скатерти. Под крышей палатки, которую язык не поворачивался вправду назвать шатром, вился дымок. Струйки переплетались, и казалось, что в воздухе висит волшебная карта – вот пахнущие ладаном реки, вот тающие дороги, вот вздыхает сотканный из дыма лес…

– Резвее, чертовка!

Оклик, приправленный грубым тычком, на пару минут выбил из памяти и палатку, и ароматный дым, и хитроглазую девушку, выуживающую из мешочка осколки чужого будущего. Авла закашлялась – сухо, болезненно и почти беззвучно. Странно, но накопившаяся жажда ещё не измучила тело, была по-своему терпимой. Вот только пересохшее горло отказывалось слушаться.

…Руны складывались нестройным орнаментом. Некоторые отражали зелёный огонь волшебных свечей, и напоминали глаза дракона. Гадалка улыбалась и пророчила Авле перемены, удивительные встречи, испытания души и – дорогу. Долгую дорогу на юго-восток, к столице. Не каждой девушке из приграничья случится увидеть величие её стен…

Кто-то из заключённых не выдержал – Авла услышала тихий шорох, с которым сбитые колени коснулись пыльной дороги. Ближний конвоир тут же выругался, неразборчиво закричал нечто угрожающее. Ответом ему стал придушенный плач измотанной женщины. Если не оборачиваться, можно было решить, что хрипит издыхающая свинья.

– Нечего пялиться! – Новый тычок едва не опрокинул Авлу на колени так же, как её сестру по несчастью. – Выискалась жалельщица… Или хочешь эту дрянь на горбу прокатить, раз она утомилась?

Авла то ли скривилась, то ли усмехнулась. На третий день она до того ослабла, что едва-едва несла вес собственного тела. Иногда Авле казалось, что положенный в карман булыжник пригвоздит её к дороге подобно якорю.

Упавшая женщина продолжала рыдать под безжалостные тычки и замечания конвоиров – ах, так выть у тебя силы нашлись, а идти ты якобы больше не можешь? Заминка всё-таки подарила короткий отдых остальным заключённым. Остановились телеги, замерли конные стражи и пешие пленники. Авла отошла на пару шагов, к обочине, и замерла. Сомнительный отдых – ноги гудели, сорванные мозоли под колодками горели почти как ожоги, и страшно хотелось есть. Настолько сильно, что Авла уже была готова набить желудок придорожной травой, лишь бы не чувствовать сосущей боли.

Пятиконечный лист огненного дерева оцарапал её щёку. Авла с тупым удивлением разглядывала крону над своей головой. Она и не заметила, как сменились пейзажи вокруг, как появились волшебные деревья… и далёкие шпили башен… и столбы-обереги на поворотах…

Когда-то это казалось мечтой – проделать неспешный путь до столицы, любуясь красотами и чудесами. И сердце билось так сладко, когда глупая светлокосая гадалка пообещала перемены и дальнюю дорогу. Награду за годы однообразных будней в стенах родного города.

Кто ж знал, что обещанная дорога станет дорогой на столичный суд – расплатой за преступление, которого Авла даже не совершила?..

***

Лунка от выбитого зуба продолжала кровить. Привкус железа смешивался отчего-то с привкусом миндаля, хотя миндаль Авла последний раз видела ещё дома.

В пути заключенных почти не кормили; дважды в сутки они получали право на кружку затхлой воды из не самого чистого бурдюка, но кормили и того хуже. Чаще всего Авле случалось полакомиться чёрными полосками сгоревший каши, которую конвоиры отдирали со дна котелка и высыпали прямо на землю. Реже случалось сжевать кислого щавеля, однажды получилось подобрать на дороге начавшую подгнивать грушу. Конвоиры посмеивались с попыток Авлы урвать хоть какой пищи – невысокая девушка не внушала им опасений. Вот мужчин из числа заключенных морили голодом – ослабевшие, они меньше сопротивлялись и охотно продавали былую гордость за сухарь или два глотка пива.

Очередной город на пути стал причиной чуть более долгой остановки, чем предполагала Авла. Обычно в городах конвоиры запасались горячими пирогами и свежим пивом. Они не нуждались в остановках за городскими стенами – но очень переживали за свои животы, измученные скромным походным питанием. Но в этот раз они решились остаться на ночь. Заключенных пристроили в застенки при здании суда.

И Авла совершила роковую ошибку. Завидев чёрно-синие плащи местной стражи, она кинулась к ним в последней надежде, что всё случившееся – дурацкая ошибка. Судья в её родном городе наверняка покрывал родича или взяточника, сунул на его место невиновную. Но здесь другой город, другая стража – должны же они её выслушать и понять, что обвинения абсурдны?

Назначенный на роль спасителя стражник встретил Авлу ударом в челюсть, ничуть не смущаясь тем, что поднял руку на тощую оборванку ростом ему по плечо. Одного удара хватило, чтоб выбить нижний резец. Ощупав кровящую лунку, Авла с болезненным любопытством принималась шатать языком соседей злосчастного резца. Казалось в течении пары дней должны бы выпасть и они…

Шагов она не услышала. Услышала только, как заскулила от ужаса женщина в соседней камере. Вскинув голову, Авла попыталась что-то разглядеть в коридоре за решёткой. Она по-прежнему не слышала шагов. Света лампы тоже не видно – а стража ходит с лампами.

– Нет, нет, нет… – запричитала соседка и её причитания вдруг обратились коротким, испуганным визгом. Темнота перед решёткой вздрогнула, словно её огладили невидимые руки, и снова замерла.

Сперва Авла различила бело-розовый нос и светлые пятна в местах, откуда росли тщательно подстриженные, аккуратные усы. Потом едва-едва светлеющую пряжку на ремне, руку, поросшую рыжеватым волосом.

Гость зевнул, и в темноте получилось различить его белоснежные зубы.

Авла чуть повернула голову, с недоверием глядя на всё яснее проступающий силуэт. Глаза привыкали к темноте. Послышался скрежет решётки, и в камеру бесшумно проскользнул гость. У Авлы не получалось назвать его иначе – хеумиты не были людьми, но могли убить за оскорбительное сравнение со зверем. Отец учил Авлу звать этих уродов по ремеслу или званию – мастерами, стражниками, офицерами, охотниками, и тем избегать неловкости.

Плащ на хеумите был походный, и вместо вышивки его украшала грязь. Как будто не было опознавательных знаков. Головной убор – тугая повязка, скрывшая уши и волосы. Белые глаза – жемчужины с точками зрачков. Вот это уже было необычно – обычно у хеумитов глаза желтоватые, как у многих кошачьих потомков.

– Пойдёшь со мной, – тихим голосом произнёс гость. Теперь сомнений не осталось. Только хеумиты говорят так, будто у них свербит в горле. – Идём.

– Я не тушила огня, – невпопад ответила Авла, качая головой. Она так часто повторяла эту фразу, что она прилипла к языку намертво. – Я не трогала Очаг, я не тушила огня.

– Пойдёшь со мной.

– Я не тушила огня, я не… – девушка замолкла, почувствовав резкую боль в запястьях. Кандалы, покрытые засохшей кровью и сукровицей, натёкшей с сорванных мозолей, упали на пол. По предплечью потекла капля крови из растревоженных ран.

– Пойдём, – повторил хеумит тихо, на секунду блеснув длинными клыками. – Пойдём искать пропавший огонь.