Записки на дежурствах

Глава 1

Привет, мой читатель:)

Все то, что ты увидишь ниже-созревало уже много лет, но исключительно в моей голове, до текстов дело не доходило.

Я часто рассказывала что-то из своей практики самым разным людям-и люди слушали с удовольствием. Ни раз и ни два, а очень много раз и по меньшей мере-десять лет самые разные слушатели говорили мне «напиши!»

Ну вот потому наконец и пишу:)

Вашему вниманию будет представленно некоторое количество историй разных лет- от эпохи студенчества до дня сегодняшнего.

Какие-то из них произошли со мной лично, какие-то из биографий моих друзей и коллег.

Среди них есть веселые и грустные, философские и трагические.

А общее у них то, что все они случались в реальности и все они- про акушерство.

Приятного чтения:)

Про то, как становятся акушерками.

Часть первая.

Первое, что я помню о выборе профессии-это желание быть волшебницей. Ну а дальше уже акушеркой, да.

Но обо всем по порядку.

О том, что на свете бывают акушерки, я узнала в три года.

Моя мама вдруг решила получить вторую профессию. Первая у нее уже была (и я уже была), но мама-человек увлекающийся. Выбор пал на акушерство. Учебу ее я не помню, а вот подготовку к экзаменам запомнила хорошо: мне хотелось играть, а маме-читать про кесарево сечение. И тогда мама взяла большую сумку на кнопках, положила в нее моего пупса и сказала, что мы будем играть в операцию -доставать ребеночка из животика. Игра мне очень понравилась и стала любимой на несколько месяцев. Мама читала конспекты и перелистывала учебник Бодяжиной (все посвященные в курсе, это такой «акушерский букварь»), а я заглядывала ей через плечо. Картинки с непонятным я пропускала, а вот про детишек было интересно. Своих пупсов я училась пеленать по инструкции из этого учебника.

Экзамен мама успешно сдала, а вот работать не стала- осознала, что все же профессия ей не близкая.

А учебники дома остались.

И пригодились мне в мои двенадцать лет, когда вопросы анатомии и физиологии в моей голове множились, а школьный учебник биологии отвечал на них поверхностно.

Тогда мама вновь выдала мне тот самый, свой, учебник акушерства и сказала:

«Читай. Что не поймешь-спрашивай!»

Ну я и прочитала.

К концу учебника вопросов с выбором профессии уже не оставалось: я точно знала, чем именно буду заниматься всю оставшуюся жизнь.

В школе, где я училась, потолок образования был установлен в девять классов.

Поскольку я точно знала, чего хочу, то получив аттестат за девятый класс, без колебаний пошла подавать документы в акушерский колледж.

Но в приемной комиссии колледжа меня ожидало разочарование: именно в том году в очередной раз сократили прием после девятого класса!

Нет, он был. Но-закончился в пятницу.

А на календаре был понедельник.

После одиннадцатого -да пожалуйста!

А после девятого-все…

Это была трагедия. Ну почему именно в этом году?!

Но так или иначе-заламывать руки было неконструктивно, а надо было что-то решать.

Вариантов было два: одиннадцатый класс или любой другой колледж на выбор, где еще был прием после девятого.

Любой другой… да ну. Я и думать ни о чем не могла, не то, чтобы нести документы в какое-то иное место.

Оставалась школа.

Школ в нашем районе было всего две: та, которую я уже окончила, девятилетка, и вторая, с физико-математическим уклоном.

Мои отношения с математикой были вежливо-нейтральными: я не стремилась к ней, а она- избегала попадания в мою голову. Если геометрия в моем сознании еще имела логику и смысл, то алгебра на мой взгляд, не имела ни того, ни другого. Взять бессмысленный набор букв и цифр, делать с ними невесть что целую страницу, чтобы на выходе получить не менее бессмысленный набор других букв и цифр?

Нет, физико-математическая школа для меня отпадала в полуфинале.

Мы с мамой решили расширить зону поиска и посмотреть по соседним районам.

А в соседнем районе неожиданно мелькнула надежда.

Самая обычная школа решила открыть весьма необычный по тем временам класс-экстернат, и я решила попробовать. Группа педагогов-энтузиастов во главе с директором, пересмотрев программу 10 и 11 классов, пришли к выводу: все тоже самое можно рассказать значительно быстрее, если несколько изменить систему подачи материала, не повторять одно и тоже неделями и выкинуть предметы второстепенные, вроде физкультуры и музыки.

В результате уроки там шли не по 45 минут, а парами, как в институтах. Вместо опросов мы регулярно писали промежуточные тесты, сочинения и рефераты. И темп работы был такой, что этих шести месяцев своей жизни я почти что не помню. Я приходила с учебы, по-моему, непосредственно в кровать, а утро начиналось с домашних заданий, после чего почти сразу нужно было ехать на уроки. Нас начинало сорок два человека, а до выпуска дотянули всего десять. Но оно того стоило!

Ближе к экзаменам мы узнали, что в той или иной форме тестирование будет по КАЖДОМУ предмету, а для того, чтобы убедиться в качестве такого вида обучения -на каждом экзамене будет комиссия из РОНО.

Но нас (как и учителей) уже давно охватил азарт, и эта новость только подлила масла в огонь.

Мы чувствовали себя спортсменами на беговой дорожке и останавливаться уже не собирались -только побеждать!

К ежедневным урокам добавились беседы по душам. Никаких психологов тогда не было, и учителя просто по-человечески и опираясь на свой жизненный опыт, давали нам советы о том, как не теряться, не нервничать, и не обращая внимания на комиссию ,просто делать то, что мы обычно и делали на уроках. Потому что мы, разумеется, все знали и сбить с толку нас могли разве что переживания.

Победа была сокрушительной. Комиссия признала , что все было честно и мы на самом деле учились, после чего мы гордо получили свои аттестаты 22 апреля.

Получив заветные корочки, я бросилась подавать документы в колледж, приемная комиссия уже работала. Помимо аттестата требовался паспорт со страничкой о прописке.

А паспорт тогда давали в 16 лет, день рождения у меня в мае и на момент поступления паспорта еще просто физически не было.

Я принесла справку о прописке и свидетельство о рождении, чем вызвала легкое замешательство в приемной комиссии. Но правила допускали справку как временный вариант в ряде случаев, аттестат был за одиннадцатый класс, стояли в нем сплошь пятерки и четверки, и придраться было не к чему.

Мне даже не экзамены с таким аттестатом полагались, а собеседование.

Директор колледжа, лично проводивший это самое собеседование, смотрел на мой аттестат задумчиво и пытался сопоставить увиденное с основами арифметики. Складывалось у него не все: документ выдан в апреле…но ведь в школе учатся до конца мая?

И паспорта опять же нет…

–Почему Вы так рано получили аттестат?

–Я окончила два класса за полгода, -скромно пояснила я.

Очень хотелось учиться у вас и совсем не было сил терпеть…

В ответ на удивленно-вопросительный взгляд директора я рассказала про кесарево сечение сумке и процитировала особо впечатлившие меня фрагменты из Бодяжиной, которую перечитывала регулярно все эти годы.

Глаза директора заблестели слезой вдохновения, и он торжественно произнес:

–Учитесь, деточка!

И на этом с собеседованием было покончено.

Меня зачислили в группу первой, официально экзамены еще даже не начинались.

И я с нетерпением стала ожидать сентября.

Про то, как становятся акушерками.

Часть вторая.

И вот началась учеба.

Я была на два года младше своих одногруппниц, у которых были фигуры, макияж и поклонники, выглядела рядом с ними первоклассницей на балу выпускников (152 см роста на 41 кг веса) и вид в целом имела блаженный:

Акушерство же !

Преподаватели меня жалели и вытаскивали в первые ряды, чтобы мне хоть что-то было видно.

На практических занятиях именно меня таскали на носилках, как самую легкую, отрабатывали на мне приемы реанимации, как на самой любопытной, и опускали для меня пониже муляжи, потому что до стандартного расположения я не доставала физически.

Сокурсницы любили меня за возможность списать любую медицинскую лекцию: девчонки были на пару лет старше, у них бурлила личная жизнь и они не всегда успевали посещать учебу.

А у меня личной жизни в тот момент не было, зато был разборчивый почерк, и я с огромным удовольствием конспектировала все профильные предметы, выделяя разноцветными ручками и маркерами разные абзацы и заголовки (до сих пор рука не поднимается выбросить!). Характер у меня был не вредный и довольно легкий, и результатами своего труда я с удовольствием делилась.

В обмен на это девчонки помогали мне в том, чего я терпеть не могла. Например, бегали за меня кроссы на лыжах и сдавали зачеты по истории религии и философии.

Надо сказать, что эти предметы не нравились никому из нас. И все дело было в преподавателе.

Его не интересовало не только то, что он рассказывал, а вся окружающая реальность в целом, мне кажется, была ему безразлична. На его сером лице, расположенном чуть выше неизменного серого костюма, никогда не было никакого выражения. Мне казалось, что он весь был нарисован простым карандашом с плохим нажимом, и при том- художник не слишком старался.

Так, набросал схематично.

Вполне возможно, что в тот момент он уже просто достиг полного Дзена.

Материал по истории религии он читал с ритмом метронома, пользуясь в качестве пособия «справочником атеиста».

Достоверно доказано, что нас он между собой не различал…или-различал, но не предавал этому никакого значения.

Поэтому одна и та же студентка могла запросто сдать зачеты за нескольких других, преподаватель флегматично выставлял оценку напротив названной ему фамилии и отпускал отвечающую с Миром.

Были у нас несколько человек, которые обладали феноменальной механической памятью и могли учить, не вдумываясь, вообще что угодно и в любых объемах.

Вот они и отдувались за всех нас.

К счастью, предметы, читаемые этим просветленным человеком, заканчивались где-то в первом полугодии и больше не путались в расписании.

Зато были анатомия и фармакология, терапия и сестринское дело, да и много чего еще, не менее интересного.

Мы постепенно знакомились друг с другом и с учебным процессом, создавая крепкие дружеские связи и цепочки взаимовыручки.

Мы привыкали носить белые халаты и уже не хихикали друг над другом в колпаках и масках.

Уже не вызывали нездорового ажиотажа пластмассовые (а иногда и настоящие) кости в кабинете анатомии-их строение нужно было просто выучить.

Как и текст гимна на латыни.

И за множеством таких дел наступил конец весны и приблизилась первая «почти-акушерская» практика.

Настоящей акушерской она, разумеется, еще не была, но нам предстоял почти что месяц в родильных домах в качестве санитарок с сестринским уклоном.

О сестринской практике (которая была немного раньше) написана отдельная глава, поэтому останавливаться на ней не буду.

Она заняла всю вторую половину зимы и весну, поэтому теперь мы уже умели многое.

Во всяком случае, делать уколы, ставить клизмы, градусники и капельницы, заполнять многочисленные журналы на отделениях и не вытирать носы руками в стерильных перчатках научились уж точно.

И вот таких уверенных в себе новоиспеченных профессионалов поделили на небольшие группы, тщательно проинструктировали о том, как себя вести и наконец-то первый раз привели в Настоящий Родильный Дом.

Разумеется, в тот первый раз нам не предполагалось доверять ничего серьезного, да что там серьезного… вообще не предполагалось ничего доверять.

Нас привели смотреть и знакомиться, проникаться атмосферой и может быть, если повезет, сходить посмотреть на роды.

В наглаженных халатах, колпаках, масках и бахилах, мы стояли тесной группкой в коридоре роддома и ждали…

Перешептывались о том, что видим вокруг и строили предположения, повезет ли нам увидеть что-нибудь еще. Везло не всем группам. Некоторые так и уходили, постояв в коридоре-роды такое дело, под заказ не случаются.

Вот и сейчас их не предвиделось.

Зато оказалось, что предвидится плановое кесарево сечение и есть вероятность, что нас пустят посмотреть. Узнав об этом, мы возбужденно начали вспоминать все то, что видели в учебном фильме про кесарево, а также -правила мытья рук и поведения в операционной и с нетерпением ждали решения о нашем допуске.

И в этот момент к нашей живописной компании подошел один из докторов.

Он поздоровался с нашим куратором, быстро, но внимательно глянул на нас и, отведя нашу Светлану Ивановну в сторону, начал о чем-то темпераментно с ней говорить, показывая рукой в нашем направлении.

Мы замерли: речь явно шла о нашей судьбе!

Кто же он такой, интересно?

И тут доктор вернулся обратно к нам, и отодвинув девчонок , показал пальцем на меня: вот ты!

Идем со мной!

А? ЧТО? ПОЧЕМУ Я?

Но Светлана Ивановна уже кивала мне: иди-иди!

И я пошла.

Позже оказалось, что доктор этот-анестезиолог.

На вид ему было лет 50 (а на самом деле -62), движения резкие, точные и быстрые, лицо серьезное и даже суровое, но в голубых прищуренных глазах -чертики смешинок.

А повел меня доктор как раз на то самое плановое кесарево сечение.

Потом, много лет спустя, я спросила его: почему именно я?

Не знаю, говорит… я посмотрел на вас на всех и понял, что у тебя там самое осмысленное выражение лица и именно ты тут-на своем месте.

Но это было потом.

А тогда я впервые зашла в святая-святых: акушерскую операционную.

«Свое» первое кесарево я помню смутно.

Главная мысль была «не смей падать в обморок, тут все и без тебя заняты!» Помогло.

Не помню, кстати, кто родился.

Я стояла там, где работает анестезиолог -у головы пациентки, и мне было видно абсолютно все.

Каждый этап операции доктор тихонечко мне проговаривал, и даже доверял мерить давление и подавать ему заранее набранные шприцы.

Ухх, как же это было круто!

Выйдя из операционной, я гордо смотрела на девчонок.

Их в результате тоже туда повели, но стояли они с другой стороны, довольно далеко, и видели все только в общих чертах.

Все конечно кинулись меня расспрашивать: ну что? ну как?! Но не успела я начать рассказ, как меня взял за плечо «мой» доктор: на следующую операцию пойдешь?

Если да, то давай…пошли учиться мыться!

И я пошла.

Конечно же, войдя в операционную второй раз за день, я уже чувствовала себя суперпрофессионалом.

И на вопрос доктора «все ли тебе было понятно в прошлый раз?», уверенно ляпнула «конечно, это несложно!»

И получила ответ: ну тогда делай!

Я прикусила язык, сделала вывод и попросила показать и объяснить еще разок.

Доктор подобрел и сообщил: если мне интересно осваивать что-то за рамками моих учебных заданий-да на здоровье! На него можно рассчитывать, он научит.

Только надо иметь ввиду: смелость и уверенность в себе он только приветствует, а вот самоуверенность -искореняет безжалостно. Просьба не путать.

Урок я усвоила.

И в тот свой второй раз даже интубировала пациентку.

Это когда трубочку для наркоза уже спящему после укола человеку вводят в трахею, чтобы за него начал дышать аппарат. Да, разумеется, делала я это вместе с ним, в четыре руки. Но все же… Все же это был всего лишь конец первого курса и уровень « шприцы и градусники».

Так что это было сильно.

И с этого момента началась наша с ним дружба и его кураторство, которое длилось до конца моей учебы и даже немного после.

Мы совпали, как идеальный пазл: мне хотелось учиться, а ему-учить.

Я ездила за ним по всем его дежурствам (два роддома и онкологический диспансер), стоило ему только намекнуть, что сегодня -можно.

Сидела дома у телефона (какие тогда мобильники!) и ждала этой отмашки…

И ехала. Чаще всего -в ночь или выходной, потому что днем была учеба в колледже.

Иногда я ехала учиться прямо после ночного дежурства, уже не успевая заехать домой.

На лекциях не спала только потому, что именно после живых ночных погружений в жизнь стационара лекции переставали быть теорией, а органично дополняли мою личную практику.

Уставала я нереально, спала в транспорте даже стоя, но не ездить к нему было невозможно: даже сотой доли того, что он давал мне тогда, не могли дать все преподаватели, вместе взятые.

Он целиком отдавался тому, что делал и заражал этим меня.

Он учил мои руки и ставил на место мою голову.

Он никогда не делил персонал на средний и врачебный

(а только на умных и не очень…и вот с тех пор и я также).

Он учил меня разговаривать с пациентами так, что таяли самые суровые и недовольные.

И научил пить коньяк, когда на моих руках впервые в моей жизни умер человек.

Он был рядом со мной до последнего, пока не ушел.

Ушел также решительно и быстро, как жил – от инфаркта.

Ему всегда хотелось, чтобы быстро -сама мысль о том, чтобы быть кому-то в тягость и было бы нельзя куда-то бежать и кого-то спасать, ему была невыносима.

Так и вышло.

Имена (в отличие от самих героев) в этой книге чаще всего вымышленные.

Но об этом человеке нужно знать и помнить.

С безмерной благодарностью

к первому моему Гуру в медицине,

а также с любовью к замечательному Человеку:

Вадиму Николаевичу Орлову.

Без Вас я никогда не стала бы собой.

Глава 2

Кое-что про акушерский колледж

и про нас в нем.

Диплом я получила давно. Страшно сказать-в другом веке!

Тогда студенты-медики еще учились на живых людях и впоследствии из них (чаще всего) получались специалисты своего дела.

Разумеется, настоящих больных нам показывали не сразу-это нужно было сначала заслужить, идеально выполняя манипуляции на муляжах.

Никаких современных, реалистично-компьютерных приспособлений для практических занятий мир еще не знал, а вместо них были, можно сказать, пластиковые игрушки- различные отдельные фрагменты человеческого тела.

Эти запчасти людей были настолько уставшими от жизни и затертыми, что единственным желанием видевших их впервые было похоронить это безобразие с почестями.

Но поскольку многие поколения медсестер и акушерок учились на них базовым манипуляциям, эти легендарные предметы заслужили отдельного описания.

Пластиковая Рука с резиновой трубочкой, изображавшей вену. Отдельная, независимая ни от какого туловища, верхняя человеческая конечность, предназначенная для отработки навыков внутривенных инъекций и капельниц.

В трубочку, расположенную под прикрытием рассохшегося поролона, полагалось попадать иглой и, если ты попал куда нужно-жидкость вытекала наружу с другой стороны. Задумка, в целом, неплохая.

Но так как поролон был исколот многочисленными предшественниками до полного изнеможения, трубочка торчала из развороченной поролоновой массы прямо сверху и все это вместе здорово напоминало картинку из учебника медицины катастроф.

Очевидно, что тренировка на таком «муляже» к практике не приближала никак-поэтому, изучив теорию, находить и пунктировать вены мы учились друг на друге.

Следы таких «практик» выглядели как чудовищные гематомы, переливающиеся всеми оттенками синего, фиолетового и зелено/желтого-навык попадать, куда следует, приходил далеко не сразу.

А когда одна девочка в разгар этой практики крепко уснула в автобусе и была сдана милицейскому патрулю на конечной – то исключительно студенческий билет с названием учебного заведения уберег ее от обвинения в употреблении наркотиков.

Помимо Пластиковой Руки была еще Пластиковая Жопа, которая олицетворяла собой сразу два направления практики: внутримышечные инъекции и клизма. Технические особенности муляжа «Жопа» (резиновые вставки в ягодицах -для инъекций, и отверстие, без которого грустно любому живому существу-для клизмы) должны были научить нас попадать шприцом и кружкой Эсмарха, куда следует-но увы. Состояние Жопы было еще более плачевным, чем состояние Руки. И хоть на балансе колледжа она все еще числилась, одного взгляда хватало, чтобы понимать: Жопе пришла полная (пардон) … жопа. Для отработки обозначенных навыков она также совсем не годилась.

Ну и еще был Вася: бессмысленная кукла в человеческий рост, которую теоретически можно было купать (но было негде), кормить (но было нечем), укладывать на носилки (а смысл? он пустой и легкий) и накладывать ему всевозможные повязки и шины (самые простые, которые и так умел накладывать любой школьник).

Более сложные накладывать было невозможно, потому что Вася не гнулся нигде и никак. Даже в детстве с пупсами, изображающими младенцев, игры получались куда более реалистичными.

Но учиться было все равно необходимо, и мы приспосабливались к реальности, как могли. Про инъекции я уже рассказала, вот и остальные задачи решались также: повязками и шинами мы украшали друг друга, клизмы ставили дома родственникам, а укладывали на носилки, переворачивали на них и носили обычно меня, как самую мелкую и легкую.

«Доклиническая практика» (а именно так назывались эти коллективные игры в доктора) происходила на территории колледжа, и только сдав по ней экзамен, можно было получить допуск на настоящую практику в Стационар.

В Стационаре же только нас таких и ждали, ага.

Люди там работали, зачастую «один за всех и еще вон за него» и совсем не мечтали получить под руки бестолковых нас.

Поэтому настоящих больных нам конечно же показывали, одновременно показывая всем своим замороченным видом, что под ногами лучше не крутиться, вопросов особо не задавать и вообще-исчезать как можно скорее.

Многих это вполне устраивало: пришли, немного поделали заготовки перевязочного материала в сестринской (обязательный момент для любого практиканта) и иди себе домой, отпустили же!

Но были и энтузиасты, например- я и две мои подруги.

Наша троица в колледже вообще была знаменита.

Учиться мы пришли не просто так, а действительно по призванию, со всеми вытекающими: нам было все интересно, хотелось побольше практики, и как можно больше-«настоящего/медицинского».

А еще мы все время задавали вопросы.

Всем. Везде. Про все.

Преподаватели реагировали по-разному: кто-то доброжелательно, кто-то с недоумением, а кто-то и со страхом (ведь всегда был риск, что мы спросим что-то такое, чего они и вовсе не знали).

Троица наша была колоритна сама по себе.

Сошлись мы еще на первом курсе, как-то рефлекторно увидев друг в друге «своих» и больше уже не расставались.

Фетиса. Точнее – Феоктиста Васильевна.

Именно так к ней и хотелось обращаться.

Она обладала даром задавать особо заковыристые вопросы с серьезностью доктора наук, и внешностью восточной фотомодели, со взглядом наследной принцессы в изгнании. Все это вместе ставило собеседников в тупик, а учитывая специфическое (всегда в опасной грани от сарказма) чувство юмора- так и вовсе выбивало из колеи уверенности в себе даже бывалых.

Но это конечно было чисто внешнее впечатление.

На самом же деле она была очень внимательной и старательной, с отличным аналитическим умом, четкими руками и каким-то невероятным энтузиазмом во всех сферах бытия. А еще-очень доброй. Правда, последний пункт в глаза совсем не бросался.

Евгения. Или Женечка, Женя. Уютная и теплая, совершенно не конфликтная, блондинка с огромными голубыми глазами всегда восхищенного ребенка и мудростью многодетной матери в свои 17 лет. С ней всегда было очень легко, причем специально она для этого ничего и не делала-просто такой была и все.

Если бы Женька родилась несколько раньше, то стала бы идеальным прототипом Сестры Милосердия.

Это когда от одного взгляда Сестрички становится легче, а от прикосновения руки-уходит боль.

Ну и я. На два года младше подруг (как так вышло- на то есть отдельная история), с четвертого класса мечтающая быть акушеркой и только акушеркой и прущая напролом к своей цели, как танк по шоссе.

Чувство юмора у меня, разумеется, тоже было и в этом я немногим уступала Фетисе, но внешне я была мельче и как-то беззащитнее, чем беззастенчиво и пользовалась.

И если надо было выпросить допуск к чему-то такому, к чему нас допускать не планировали, обычно посылали меня-мало кто отказывал целеустремленному ребенку.

Но если все же отказывали-на сцену выходили Женя с Фетисой.

Женечка уговаривала нежно, приводя подходящие к случаю доводы и обнимая собеседника своим обаянием.

Ну а Фетиса обычно стояла чуть позади нее, в качестве аргумента используя ласковый взгляд наемного убийцы и многозначительное красноречивое молчание.

Своего, короче, мы добивались в ста процентах случаев из ста-проще было не связываться.

Тем более, что желания и цели наши были вполне благородные: знания и практика.

Больше, чем полагалось и непременно-медицинские, а не мытье окон и дверей, лишь бы занять нас хоть чем-нибудь.

Таким образом мы, например, добились возможности выходить на суточные дежурства.

Нам очень этого хотелось, потому что было понятно: только так можно хоть чему-нибудь действительно научиться, а не просто болтаться под ногами у персонала.

Но существующие тогда правила однозначно рекомендовали: практические занятия проводятся исключительно в будние дни, с утра и до обеда.

Объяснялось это тем, что наши кураторы тоже люди и работают пятидневку, а отвечать за нас без них никто не собирался.

Нам же это казалось жутко несправедливым, и мы боролись с этим обстоятельством, как могли.

Прилежно проходя положенную практику и не отказываясь никогда ни от какой работы на отделении, проявляя дополнительную инициативу и схватывая на лету все то, что нам давали попробовать, мы незаметно обросли довольно серьезной группой поддержки.

Преподаватели, куратор курса, старшая медсестра отделения-многие готовы были за нас поручиться.

И мы сочинили пронзительный текст, описывающий наш огромный интерес к практической медицине, а также суровые препятствия к реализации наших стремлений в виде существующих правил.

Обращение наше было омыто слезами подписано всеми, кому мы его показали, отнесено директору и зарегистрировано секретарем-короче все, как полагается!

И вот, проделав все это, мы приступили к ожиданию результата. А чтобы директор нечаянно не подумал, что это был разовый крик души, мы регулярно посещали приемную лично.

Подозреваю, что однажды он начал видеть нас во сне, и тогда махнул рукой: черт с вами, можно!

Издал отдельное, специальное дополнение к основному приказу, и мы втроем, наконец, получили доступ к Настоящим Ночным Дежурствам.

Вот о них как раз и пойдет дальше речь.

«Третья истребительная,

вторая травма»

Именно так, «третья истребительная», в народе называлась Городская больница номер три, впоследствии ставшая Елизаветинской.

Название красноречиво отражало суть: выздоравливали там исключительно самые мотивированные и стойкие, прочие же предпочитали просто не попадать.

И дело даже не в том, что там были плохие врачи-да нет, как и везде, врачи там были разные.

Дело было скорее в общей убогости медицинских учреждений на тот момент: хронической нехватке лекарственных препаратов, устаревшем оборудовании (там, где оно вообще было), принципиальном отсутствии элементарных расходников, не говоря уже о чем-то более серьезном. Всему, что чудом оказывалось в наличии, мы старались продлить жизнь, как могли. Перчатки, например, полагалось после использования стирать, сушить на батарее, пересыпать тальком и укладывая в железные биксы плотными рулончиками в ветоши, сдавать на стерилизацию. После третьего-четвертого раза они рассыпались в труху непосредственно на руках, и важно было этот момент отследить еще на этапе заворачивания в ветошь. Подозрительные экземпляры, разумеется, не выбрасывались, но уже и не стерилизовались, а бережно разрезанные, превращались в хозяйственные резинки и украшали потом пачки направлений.

Мы попали на второе отделение сочетанной травмы.

Эххх, веселое было место! Кто и когда, как правило, получает травмы? Молодые да смелые, познающие сочетание различных видов алкогольной продукции (а иногда и сопутствующих сильнодействующих товаров) с различными видами бытовых приборов и транспортных средств.

Конечно, был и определенный процент бабушек с переломами шейки бедра, но как-то большая часть- именно молодые да задорные парни.

Даже лежа на многонедельных вытяжках с привязанными к конечностям гирями, в самых немыслимых для жизни позах или загипсованные так, что снаружи оставалось не больше одной четвертой от всего пациента, они не теряли присутствия духа, а мелькание на отделении молодых девчонок вдохновляло их на красноречивые повествования о своих приключениях.

Были там и «шел-упал-не помню дальше», и романтики, сорвавшиеся с крыш или балконов, и серьезные дяденьки после огнестрелов, и случайные жертвы ДТП, и бомжи, упавшие в канализационные люки -историй было множество!

Но некоторые из пациентов запомнились особенно и даже благодаря нам-пересеклись.

Глава 3

История первая. Надя. Начало.

Лет Наде было сорок шесть, и она являлась «лицом без определенного места жительства».

Классика жанра того времени: алкоголь-черные риелторы-лишение квартиры-снова алкоголь, но уже на улице. Ноябрь, дождь, ДТП по пьяной лавочке, сложный перелом, стационар.

Когда мы вышли на практику, Надя уже лежала там.

Место ее было в коридоре, прямо напротив поста-не потому, что в палату не пускали, а потому что сначала не было мест, а потом она и сама не хотела, в коридоре интереснее и воздуха больше. Если бы нам не сказали, что эта женщина живет на улице-вот в жизни, не догадались бы! Надя свободно говорила и читала на трех языках: английском, немецком и французском, а также немного говорила на итальянском. У нее были удивительно тонкие пальцы и черты лица, она умела рисовать и играть на рояле, но-жила на улице. Потому что пила безбожно и считала, что именно в уличной жизни есть близкая ей философия. Подружились мы с ней с первого взгляда и в любой свободный момент приходили поболтать. И надо сказать, что беседы эти бывали поинтереснее, чем диалоги с преподавателем философии. Мы обязательно приносили ей в подарок разные мелочи и Надя радовалась всему: яблоку, детскому крему, карандашам и тетради, заколке для волос. Сначала она долго лежала на вытяжке, потом ее прооперировали и она снова долго лежала, но в какой-то момент все равно замелькала перспектива выписки и тут все немного растерялись, т.к. идти Наде было некуда. Точнее-обратно на улицу. А после сложной операции на ноге оказаться на улице в снежном и морозном мартовском Питере-это, считай, получить билет в один конец. Мы подняли всех: зав.отделением, своих кураторов, лечащих врачей. Ну не может быть так, чтобы это нельзя было решить! И представьте-все решилось! Неожиданно и счастливо, но прежде -вторая история.

История вторая. Павел.

Павел был классическим представителем «элиты» тех лет: бритый затылок, спортивный костюм, отдельная палата и «мальчики» с автоматами у входа. В карте пациента, в разделе «профессия» лаконично было обозначено «спортсмен». Поступил «спортсмен» с огнестрелом в мягкие ткани плеча. Я попала в его палату случайно, меня посадили караулить пациента после операции: не давать упасть с кровати, пока наркоз не отошел до конца, дать попить, как отойдет и звать врача-во всех остальных случаях. Суровые мальчики на входе попросили показать карманы, после чего разрешили войти. Постепенно Павел пришел в себя, попил воды, выслушал рекомендации доктора и повеселел: все оказалось не очень и серьезно, но нужно было полежать здесь еще около недели. После такой радостной новости повеселели и приближенные Павла, немедленно позвонили кому-то там по сотовому телефону размером с небольшой томик Пушкина и почти сразу же в больнице начались неведомые доселе чудеса. В нашем отделении внезапно появились перчатки, одноразовые шприцы (да-да, это те доисторические времена, когда шприцы были в основном стеклянные!), перевязочный материал и новый тонометр. Кормили пациента из ресторанов, доставка приезжала трижды в день: завтрак-обед-ужин. Кроме того, щедро угощался и персонал: фрукты, сладости, чай и кофе-рекой! Павел и его охрана оказались веселым, общительными и совсем не страшными. Мы с удовольствием вечерами сидели в их компании и в какой -то момент …рассказали про Надю.

Что-то Павел и так про нее уже знал, ведь не заметить кровать около поста было сложно. А вот подробнее узнал уже от нас. С этого момента и Надя стала получать персональные презенты в виде недорогой одежды, обуви и каких-то мелочей, которые обычно есть у любого человека, живущего дома, но недоступных тем, кто живет на улице.

А потом Павел неожиданно ушел. До выписки оставалось два дня, но все вдруг резко переменилось: все стали собранными и неулыбчивыми, ужинать сели одни, никого из нас не приглашая, и снова выставив охрану у входа, а потом… появился полностью одетый и очень серьезный Павел, а за ним- мальчики с вещами. Было понятно, что это не обычная выписка и вопросов задавать не стоит, поэтому я просто начала стирать его фамилию с доски назначений. Но тут Павел все же обернулся и подошел ко мне. Я, говорит, ухожу- так надо. Бумажки ваши мне не нужны, доктору скажи, что благодарен. А это, говорит-тебе. И протянул листок с цифрами. Звони, если вдруг будет нужна моя помощь. А потом повернулся и очень быстро пошел к выходу.

История третья. Надя, продолжение.

Время выписки Нади приближалось. Благодаря неравнодушию заведующего отделением и лечащего врача мы узнали, что существует некий приют стационарного типа, куда Надю могут перевести из больницы и где можно пожить какое-то время, обычно-не больше месяца. Это конечно было не самое идеальное решение, но оно позволяло выиграть некоторое время и подумать, что делать дальше. Мы взяли Надины документы и поехали узнавать все на месте.

Приют выглядел удручающе… Огромные палаты на 8-10 человек и таких палат-около десятка, общий туалет, один на все отделение, неработающий душ и дивный запах тушеной капусты вперемешку с запахом грязной тряпки… Впрочем, выбирать не приходилось: даже это все равно было лучше, чем мартовский мороз и подворотня!

Мы записали Надю в список нуждающихся и всего через пару дней она получила место в этом «дворце». Переезд состоялся силами нашей больницы, Надю погрузили в «скорую» да отвезли, ходила она еще плохо. Мы пообещали ее навещать и ушли в задумчивости…

…И вот месяц Надиной жизни в приюте уже на исходе.

На улице – конец апреля, Наде конечно стало намного лучше, но так не хотелось возвращать ее туда, откуда она ушла в ноябре! К тому же все это время она не употребляла алкоголь, поправилась и порозовела, и неожиданно осознала, что, пожалуй, хватит: ей нравится трезвый образ жизни и очень хочется ну хоть какую-то крышу над головой. Навестив ее в очередной раз и вернувшись домой, я рассказала о ней маме. Мама ответила, что вовсе не дело возвращать человека на улицу, надо что- то придумать, ну а пока -можно забрать ее к нам. Конечно, это не могло быть навсегда. Понятно, что даже на время приютить человека с такой биографией… риски были огромные…но разве можно всегда поступать только логично? Иногда думаешь сердцем.

Поэтому из приюта Надя приехала к нам.

И началась домашняя жизнь.

Мы отметили мой День Рождения. Мы придумывали «сто новых блюд из картошки», потому что именно этот продукт был в изобилии, а вот остальных -почти что и не было. Мы переводили на русский язык мои любимые песни, я записывала тексты в тетрадь, а потом Надя рисовала к ним иллюстрации. И конечно, мы постоянно думали, что же нам делать дальше…

А потом меня внезапно озарило: Павел.

В моем представлении о реальности он был кем-то вроде Деда Мороза, потому и подумала о нем я далеко не сразу. Но если уж кто и мог решить эту задачу, то только он.

Нашла бумажку с телефоном.

Долго сомневалась – а вспомнит ли? Но все же позвонила.

Вспомнил сразу. Я начала рассказывать ему про Надю, но оказалось, что он помнил и ее тоже. Очень удивился, что она живет у нас. Обещал подумать и перезвонить. А у нас появилась надежда для Надежды.

Перезвонил он почти через неделю и предложение его было невероятным до сказочности!

У него был дом в пригороде. Там постоянно никто не жил, но вот приезжали часто, по делам и просто отдохнуть.

В этом доме Павел и предложил жить и работать Наде.

Без зарплаты, но на полном обеспечении.

Задач всего ничего: держать дом в порядке, когда надо-встречать гостей, не пить и не болтать с соседями.

Надя серьезно подумала. И согласилась.

Забирали ее от нас «мальчики» Павла, оставив нам на прощание ящик заграничной тушенки – Павел был Дедом Морозом своего времени и хорошо знал реальную жизнь.

Надя записала наш номер телефона и обещала звонить.

И еще несколько лет действительно звонила.

Поздравляла с праздниками, расспрашивала о нас и рассказывала о себе. И в тот момент времени все и с ней, и с Павлом было хорошо.

Очень надеюсь, что и потом-тоже.

Глава 4

Будни травматологии.

В перечне манипуляций, обязательных к изучению на сестринской практике первого курса, были: инъекции всех видов, включая постановку капельниц, перевязки всех мастей, клизмы и мочевые катетеры, ну и мелочи вроде покормить и переодеть лежачего пациента, давление и градусники.

Все вышеперечисленное травматологическое отделение предоставляло нам с лихвой, но ведь хотелось больше!

Например, мечтой было просто попасть в операционную. Постоять, посмотреть издалека.

А уж если операционная сестра разрешит помыться и постоять на операции рядом с ней, то это почти что выход в открытый космос! Причастность к избранным!

Разумеется, были и другие желания, поскромнее. Поработать в процедурном кабинете без присмотра. Ассистировать в смотровой. Помочь в гипсовой.

И конечно же – приемник.

Это теперь приемное отделение стационара почему-то считается чуть ли не ссылкой для самых бестолковых.

А я не считала так никогда и не считаю теперь.

Ведь кто видит поступающего пациента первым?

Привезла ли его бригада «скорой» или это «самотек», кому первому будут адресованы все жалобы, объяснения, вопросы родственников, истерики, а зачастую-неадекватное поведение и даже угрозы?

Медсестре приемного отделения.

Кто должен разобраться: в порядке ли документы,

по профилю ли обращение, нужна ли экстренная помощь (и если нужна, то немедленно ее оказать!), кого из врачей вызвать на осмотр? Она же. Медсестра приемного.

И именно от ее опыта, профессионализма, скорости реакции и логики зависит все то, что будет дальше.

Так разве может там работать новичок или просто бестолочь?

Это уже потом, наверху, на профильном отделении, врачи будут совершать чудеса: обследовать, оперировать, наблюдать. И там у них для этого целая команда.

А вот тут, внизу, в «приемнике»– одна медсестра.

Которая любую неожиданность встречает первой.

Вот поэтому нам троим очень хотелось поработать в приемном.

Это же почти что спецназ….

Забегая вперед, отмечу – мечты наши сбылись почти что все.

Но для начала мне бы хотелось немного рассказать об отделении и сотрудниках, так сказать, проникнуться атмосферой.

Медсестры. Конечно, их было несколько.

Но ярко запомнилась только Светлана.

Это была совсем молодая девочка, немногим старше нас самих, но умела она, мне кажется, вообще все.

Попасть в вену бабушке или наркоману, когда «вен нет», даже по мнению анестезиологов? Запросто.

Успокоить буйного алкоголика весом в центнер?

Уже через пять минут дядя мирно устраивается на койке и обещает вести себя хорошо.

Отвезти одной среди ночи труп в морг? (шесть коридоров и два лифта). Ну…если некому помочь…могу и одна.

Работала Светлана сутки через двое, потому что персонала вечно не хватало. Каждую смену, помимо выполнения различных назначений врачей, уколов, капельниц и таблеток, она заполняла горы журналов, мыла и переодевала лежачих бабушек, «крутила» стерилизацию, а порой и убирала туалеты (санитарок чаще всего просто не существовало).

Но, несмотря на все это, совершенно спокойно, терпеливо и виртуозно учила нас всему.

Именно в ее смены мы и стали выходить на сутки, иногда просто по очереди, а иногда- парами.

Когда Света поняла, что уже хоть что-то мы умеем, а главное-хотим делать, то охотно нам это поручала, что исключительно вдохновляло нас и немного позволяло передохнуть ей самой.

Особенно нам нравились ночи.

Мы оставались в отделении «за старших» и это для нас было очень серьезной ответственностью.

Сделать дежурный укол или принять поступающего мы могли и сами, а уж если что посложнее- разумеется, будили и ее.

Врачи. Врачей тоже было несколько, но ярко запомнился только Борис Игоревич.

Очень худой, очень серьезный, всегда занятой и со слов медсестер -очень талантливый.

Борис Игоревич, кажется, вообще жил на работе.

Если он не оперировал, то писал истории.

Или работал в смотровой. Или в гипсовой.

Иногда, проходя мимо открытой двери комнаты отдыха персонала, он ласково смотрел в сторону дивана и его усталые голубые глаза становились на какой-то момент ярче, но….он почти всегда шел мимо-его ждали пациенты.

Мы наблюдали за его работой со стороны, не решаясь задавать ему уточняющих вопросов.

Лично мне он казался почти что небожителем, и я просто не могла перешагнуть этот свой комплекс. Одно дело, приставать с вопросами к преподавателям или медсестрам! А тут -целый Доктор! Фетиса разделяла это мое отношение. Она была в своей семье первой, кто пошел в эту область и для нее медицина вообще была чем-то вроде магии, а все без исключения врачи-существами высшего порядка. Женька же по складу характера была человеком скромным и приставать к кому-либо по своей инициативе не могла в принципе.

Именно поэтому нам с одной стороны очень-очень хотелось знать ВСЕ на свете, а с другой -откровенно лезть под руки именно докторам мы ужасно стеснялись. Пропасть казалась нам непреодолимой.

Но однажды все изменилось.

Стояла глубокая ночь. Мы с Фетисой были на сутках. Днем была всякая рутина вроде капельниц и уколов, а вот интересного ничего и не было. Сутки были «дежурными», но почему-то в ту ночь никто в городе травм не получал и в отделении была тишина.

Персонал, пользуясь случаем, отправился отдохнуть.

Мы сидели на посту и тихонько болтали.

Звонок местного телефона раздался внезапно и резко. Звонили из приемного, просили подойти дежурного травматолога.

УХХХ! Значит, кто-то все же поступает!

Конечно, было очень жаль (и немного страшновато) будить Бориса Игоревича, но ведь вызов есть вызов. Разбудив, раз такое дело, заодно и Свету, мы пошли за доктором.

Борис Игоревич открыл глаза. Выслушал нас молча.

Молча же сел. Выразительно посмотрел на нас, и мы наконец сообразили, что стоит деликатно выйти за дверь и подождать его снаружи. Через минуту он появился: сосредоточенный и серьезный, как всегда-будто бы и не спал до этого, и быстро пошел в сторону лестницы.

«А с Вами можно?»-рискнула я спросить в удаляющуюся спину. Возможно, он даже не расслышал.

Но нам показалось-кивнул. Мы бросились догонять.

В приемном отделении тогда было несколько боксов, большой общий зал с множеством каталок и один общий пост.

Именно на посту врачи «скорой» вяло переругивались с дежурной медсестрой по каким-то бумажным вопросам, ну а привезенный ими больной ожидал осмотра в одном из боксов. Туда и пошел наш доктор, ну а мы остались снаружи-мест для зрителей в крохотном помещении предусмотрено не было. Чтобы хоть немного понять, в чем же дело, мы прицепились с вопросами к молодому санитару.

Парень охотно поделился: да мужик лет сорока, нетрезвый, конечно … со слов -упал на улице. Но скорее всего, после драки. Вроде сломаны ребра, ссадины, ушибы. Вот сейчас на рентген, наверное, повезу…

Санитар неспешно подогнал к боксу гремящую каталку.

Борис Игоревич писал направление рентгенологам.

Мужик стонал и матерился. «Скорая» уехала.

Медсестра раскладывала документы.

И только мы болтались без дела, напряженно ожидая развязки.

И вскоре она наступила: пациента привезли назад, а вместе с ним принесли и готовые снимки. Глянув на них, наш доктор бросился к телефону настолько стремительно, что мы уж было подумали-все, как минимум-реанимация…

Но спустя минуту с каталки раздался сочный храп и стало ясно, что с пациентом как раз все прекрасно, а дело видимо в чем-то другом…

И тут сонную тишину спокойного в ту ночь приемного нарушил счастливейший голос нашего доктора, возбужденно кричащего кому-то в трубку:

–ТРИ! У него сломано ТРИ ребра, ребята!

И еще- болит живот!

Он не наш, он- ваш!

ХИ-РУР-ГИ-ЧЕС-КИЙ!

Мы переглянулись. Наш блок был сломан.

Врач-он вовсе не небожитель.

Он живой, он коллега, он-человек.

И на следующее утро мы, уже не стесняясь, попросились на операцию.

Про то, как вчерашние студентки

вырастают в акушерок.

Разумеется, не сразу.

Были и страхи, что не справлюсь, и дрожь в руках, и нервные срывы от гиперответсвенности, и слезы.

И если дрожь в руках со временем прошла, то остальное нет-нет, да и вернется.

И возвращаясь-заставляет постоянно чему-нибудь учиться, наблюдать и делать выводы, помня, что двух абсолютно одинаковых случаев не бывает. Всегда есть место сюрпризу, и к сожалению-не всегда приятному.

И сохраняя внешнее спокойствие, обязательно-транслируя его пациенту, ты все равно никогда не расслабляешься: Провидение (а может-и дух самого Гиппократа) жестоко карает тех, кто слишком уверен в себе и в своих навыках.

Самый лучший врач-это тот, что умеет убедить пациента в том, что он-Бог.

Самый худший- тот, кто действительно сам так и думает.

Моя самостоятельная работа началась с того, что…к самостоятельной работе меня не допустили:)

Точнее, допустили, но-под присмотром.

Одна из тех акушерок, на сутки к которым я бегала весь третий курс, так прямо мне и сказала: плевать мне на твои оценки в колледже. Вот пока ты МНЕ лично акушерство не сдашь-к женщине не подойдешь.

Ну я и сдавала, конечно. И надо сказать, что требования на этом экзамене были куда выше, чем у наших преподавателей.

Например, мне задавали так называемые «клинические задачи»-то есть, описывали какую-то живую практическую ситуацию из своего опыта, и я должна была быстро сообразить, что в таком случае следует делать.

Если я соображала недостаточно быстро, то мне могли сказать с сожалением: «все, твоя пациентка умерла».

Или : «давным-давно, когда еще мы были сперматозоидами…» – эта фраза означала то, что я начала ответ слишком издалека и с ненужными подробностями. Учись думать быстро и говорить содержательно, но кратко.

Я очень старалась не ударить в грязь лицом, все свободное время проводя за чтением учебников, брошюр и пособий, которые удавалось достать (интернета тогда еще не было) и с каждым разом отвечать на вопросы у меня получалось все лучше и лучше.

Практические навыки тоже постепенно осваивались.

Как-то, помню, выдался очень непростой день: несколько плановых операций, между ними-роды. А персонала в тот день не хватало: кто-то заболел, подмену найти не удалось, и работали в урезанном составе. В результате акушерок было вместо двух с половиной (за целую меня считать было объективно еще рано)-всего полторы: я и Ирина. Днем была, правда, еще операционная медсестра и это спасло положение в плане кесаревых-стояла на всех операциях она. Часть из них была по плану, плюс кого-то пришлось взять экстренно, так что бригаде досталось по полной.

Ирина принимала роды, тоже в авральном режиме- несколько подряд, и далеко не все простые.

Я же бегала на подхвате туда, где нужны были вторые руки.

Наконец, к девяти вечера операционная, работавшая по идее, до четырех, без сил уползла к выходу, а мы с Ириной остались.

К этому времени основная суета, к счастью, улеглась и мы сидели в нашем буфете (импровизированная комната отдыха персонала), устало вытянув ноги.

Даже разговаривать сил и желания не было.

Родилка была пуста.

И в наших душах расцветала робкая надежда на сон хотя бы пару часиков, а лучше бы-так и вообще до утра.

Но тут позвонили с дородового.

У завтрашнего «планового кесарева» отошли воды, что автоматически делало «плановое завтрашнее» кесарево -«экстренным сегодняшним».

Ирина тяжко вздохнула и предложила мне пойти в операционную с ней: во-первых, и такая практика мне тоже была полезна, а во-вторых, две уставшие головы все же лучше, чем одна. Подстрахуем друг друга.

Мы помылись, оделись и заняли свои места у столика с инструментами.

Надо сказать, что докторов в той смене тоже не хватало. Уже не помню, почему-но факт: с нами на операцию пришли как раз те, которые целый день в операционной уже простояли.

Я совершенно не помню, кто был ассистентом и почему его участие было столь невыразительным-возможно, тоже сильно устал. Или может, что-то еще. А вот кто был оперирующим-запомнила прекрасно.

Тогда во многих родильных домах работали врачи по обмену, из самых разных стран. Нам достался доктор из Ливана по имени Фади.

Красивый смуглый мужчина, огромного роста, с руками-лапами, в которых игрушечно/миниатюрно смотрелся любой инструмент. Говорил доктор на нескольких языках, включая русский. Не сказать, чтобы знал он русский язык в совершенстве, но понять его было возможно.

А тут -то ли сказалась усталость, то ли-на солнце были магнитные бури, то ли- луна была не в том гороскопе.

Но именно в тот самый вечер русский язык он забыл почему-то напрочь.

Однако, переживать по этому поводу было некогда, надо было начинать работать. Пациентку усыпили, и началась операция.

Кесарево сечение (как и все другие операции) имеет определенный, общий для всех, порядок действий.

Но в каких-то нюансах каждый врач все равно предпочитает делать операцию по-своему.

Это как на кухне: есть общие для всех правила (например-макароны в кипяток, и никак иначе), а есть-фишки каждого повара- сколько соли, какие специи, как именно овощи обжарить и так далее.

Вот и здесь также-каждый доктор в операционной имеет свои «фишки». И либо ты их просто знаешь, работая с ним не в первый раз. Либо он их тебе озвучивает-что ему в каком порядке подавать, например.

Здесь же, напоминаю, доктор русский язык внезапно забыл. Правда, для коммуникации оставались другие известные ему языки – но их, для разнообразия, не знали мы с Ириной.

А потому операция шла в тишине.

Очень, кстати, успокаивает. Заодно и экономия сил чисто на практические действия.

Выглядело это так: наш доктор просто молча протягивал руку в нашу сторону. Мы секунду раздумывали: что бы ему такое сейчас дать? А потом давали тот инструмент, который, по идее, соответствовал этапу операции.

Доктор молча брал подаваемое, смотрел-узнавал, и работал. И также молча мы подавали ему что-то следующее.

Операция, надо сказать, прошла блестяще.

А русский язык он вспомнил чуть позже.

Как только выспался.

Вот так день за днем, неделя за неделей, каждое следующее дежурство я все больше погружалась в практическое акушерство.

Внимательно и с интересом наблюдая за старшими коллегами, я постепенно обретала нужные знания, навыки, скорость реакции и умение логически мыслить в нестандартных ситуациях.

Пока наконец однажды не услышала заветное:

пациентка М., первый родзал.

Иди, знакомься, веди.

Это твоя женщина.

Мои первые роды! Меня допустили!

Пациентка М. была юной армяночкой, рожающей своего первого сына.

Женщина без проблем и патологий, чья родовая деятельность шла, как по учебнику, а анатомические данные позволяли с высокой вероятностью предположить, что именно так все и будет идти дальше.

Я быстро нашла с ней общий язык: мы были ровесницы, и девочка была такая вся мягкая, позитивная, доброжелательная и настроенная на контакт.

Она охотно слушала все мои рекомендации, давала обратную связь по своим ощущениям, в промежутках между схватками мы шутили, а ближе к потугам-уже обнимались. Я делала ей массаж поясницы, а она покачивалась в такт дыханию, положив мне голову на плечо.

А через некоторое время я благополучно приняла на свет ее сына, горластого армянского мальчишку по имени Георгий.

Старшие товарищи по смене, разумеется, все контролировали, но не вмешивались-я справлялась.

Ну а раз справилась-то теперь иди и сообщай родственникам, сказали мне они.

Тогда мобильники были только у определенных слоев населения, и сами порадовать новостями близких роженицы, как правило, не могли.

Зато ожидать известий в холле родильного дома было пока что принято.

Обычно мы просто дважды в сутки звонили в справочное и сообщали информацию о родивших.

Но иногда, когда мы знали, что родственники ждут внизу, акушерки и врачи выходили сообщить новости лично.

Вот и тут я решила сходить сама-эмоции меня просто переполняли, и поделиться ими с кем-то мне было жизненно необходимо.

Спустившись вниз, я хотела было спросить: кто тут родственники М.? Но ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: большая группа мужчин и женщин одной с М. национальности, возбужденно галдела на весь первый этаж, занимая собой все свободное пространство как физически, так и эмоционально.

Так что я просто уточнила-а есть ли среди них счастливый отец? И получив утвердительный ответ, сообщила именно ему: поздравляю! У Вас сын, такого-то веса и роста, в такой-то час и столько-то минут. С малышом и его мамой все замечательно!

Что тут началось!

Они загалдели еще сильнее. Они кинулись поздравлять молодого отца и друг друга. А когда узнали, что роды принимала именно я-то еще и меня. А потом просто подхватили меня на руки, водрузили на старинную дубовую скамейку, которая составляла интерьер холла почтенного Питерского родильного дома-и начали водить вокруг меня какие-то национальные хороводы с песнями!

Все это действо объективно продолжалось несколько минут (хотя субъективно-гораздо дольше), и закончилось выдачей мне трех огромных пакетов, набитых всем: сладости, фрукты, напитки! Пакеты были серьезными и тяжелыми, так что дежурному пришлось даже проводить меня до отделения. А уж там я раздала это богатство на всю смену и даже, помнится, домой что-то унесла.

Даже по тем, довольно щедрым на презенты, временам, это было

необычно и ярко. А на выписке они и вовсе накрыли столы во дворе родильного дома и приглашали радоваться с ними всех желающих.

Сейчас, когда я пишу эти строчки, мне так странно осознавать: ведь где-то ходит взрослый мужчина по имени Георгий, почти что 30 лет от роду. А когда-то я держала его на руках в его первые минуты жизни на этом свете.

И именно понимание этого факта дает мне физическое ощущение времени: вот, куда уж более очевидно.

Целый взрослый человек уже вырос.

А я все продолжаю принимать участие в этом занимательном марафоне появления на свет новых людей.

И несмотря на усталость от суточных графиков, сложное с годами здоровье, удивительные перемены в акушерских протоколах и странные организационные решения во всей медицине в целом-это все еще делает мою жизнь осмысленной. И очень интересной.

Наш многолетний роман с Акушерством-продолжается.

Глава 5

«Не было печали – стали мы врачами»

размышление о профессии и профессионалах.

Вообще врачей я уважаю и даже люблю.

Врачей, акушерок, медсестер, санитарок.

Все мы в одной лодке и все мы-одна команда, и зачастую -даже без разницы, какой на ком бейджик.

Но… как и в любой профессии, к сожалению, и у нас бывают люди случайные.

И это не удивительно само по себе: определиться с выбором профессии на всю жизнь, когда тебе семнадцать, способен не каждый.

Многие поступают в медицинский институт, воплощая мечту мамы с папой. Кто-то чтит семейные традиции, кто-то идет за романтикой спасателя в белом халате, кто-то просто за компанию. Все у всех по-разному и в целом-имеет право быть.

А вдруг в процессе обучения вчерашний школьник внезапно осознает себя новым Пироговым или Сеченовым?

Все возможно и далеко не все действительно толковые специалисты мечтали о медицине с пеленок.

Но вот одного я понять не могла никогда и не пойму по сей день: зачем оставаться в профессии (в любой! Но в медицине и педагогике-особенно) тогда, когда ты УЖЕ осознал, что это-не твое?

И я сейчас не о популярном нынче лозунге обывателей про «не нравится-увольняйтесь!»

Точнее-про него, но с живой человеческой точки зрения. Родилась эта фраза совсем с другим смыслом, конечно. Изначально через нее уставший от недоработок в системе пациент пытался найти крайнего и конечно находил его там, где очевиднее всего: во враче.

«Сами выбирали», «не нравится -уходите», «вы клятву давали»

А уж коли остаетесь -то забудьте про то, что вы тоже люди.

Есть, пить, спать, болеть, иметь близких, испытывать эмоции-ничего этого вы не должны.

И можно долго и яростно спорить о том, кто здесь прав: является ли медицина работой за зарплату или служением по призванию, но сейчас я не про это.

Мне правда непонятно – зачем?

Зачем так портить жизнь …нет, даже не жизнь пациентов…свою?

Добровольно и старательно исполнять этот жуткий приговор себе самому: всю жизнь заниматься тем, что вызывает тоску и отвращение.

Тяготиться необходимостью повышать квалификацию.

Ненавидеть коллег, пациентов, их жалобы и их родственников.

Ненавидеть свой выбор и свое в этом выборе будущее.

Зарабатывать гипертонию от суточных смен, варикоз от бесконечного нахождения на ногах, язву желудка от нерегулярного питания чем попало, больной позвоночник от необходимости таскать неподъемные тяжести и нервные срывы от всего вышеперечисленного.

И получить все это только потому, что однажды, по юношеской недальновидности, просто поступил не в тот институт.

Однажды я, кстати, задала этот вопрос коллеге, которая ненавидела свою работу так эмоционально и искренне, что в какой-то момент я даже залюбовалась ею. Нет, конечно же не самим фактом ненависти к будущим мамам. Скорее прозрачностью и откровенностью этой эмоции. Тот самый случай, когда настолько уродливо, что даже красиво.

Я тогда спросила ее: почему же ты здесь? Почему не уйдешь, не получишь другую профессию? Не найдешь то, что тебе если уж не по душе, то хотя бы не настолько отвратительно?

И поразилась ответу: я вообще-то семь лет потратила на учебу!

Возможно, это просто определенная модель людей.

В их комплектации предусмотрена вот такая вот логика- и что тут скажешь?

Настолько жаль потраченных нескольких лет своей юности, что не жаль всей остальной своей жизни, проведенной в режиме изнасилования самой себя.

Так что вопрос «зачем вы здесь, если поняли, что однажды ошиблись в своем выборе?» – он скорее риторический и ответа на него нет… а если точнее- у каждого есть свой ответ.

Одного универсального, подходящего ко всем случаям, обобщенного ответа – нет.

А люди, попавшие в профессию случайно и неизвестно зачем в ней остающиеся-есть.

К сожалению.

Акушерский «ЕРАЛАШ» разных лет.

(Три короткие истории,

рассказанные

акушеркой Верой)

Родильное отделение, конец восьмидесятых.

Акушер-гинеколог, культурный мужчина почтенного возраста, гордый и статный грузин, выходит из малой операционной, держась за голову.

Лицо его багрового цвета, вместо привычных всем шуток и улыбок доктор всем своим видом демонстрирует явное смущение и растерянность, к тому же все время повторяя:

–Стыдно как! Ой, как же стыдно!

А потом и вовсе срывает с головы шапочку, зарывается в нее лицом и продолжает причитать, уже сидя на посту.

Чай пить не идет, на призыв глянуть послед-неопределенно машет рукой в сторону коллег: давайте, мол, пока там сами.

И упорно не признается, что же у него такого стыдного в этой операционной вышло.

Но переживает при этом изрядно, это даже санитарки заметили.

Попробовали расспросить операционную медсестру, но та сохраняла интригу: «ой да, было там!» или «нет, ну надо ж так вляпаться!»– и все. Только хихикала, но не кололась.

А доктор, попив водички, взял целую стопку неписанных историй и ушел в ординаторскую, попросив его, по возможности, пока не беспокоить.

Правда, часа через два наконец отошел и поведал все подробности своего недавнего позора.

Только что родивших женщин обычно осматривают и, если нужно-накладывают швы. На это (в том числе, на это) как раз и уходят первые два часа после рождения младенца. Переодевать женщину в чистое белье в это время нет ни малейшего смысла, поэтому обычно она пребывает в том наряде, в котором и рожала-так практичнее.

Надо отметить, что современного одноразового белья в описываемые времена еще не было, а потому пациентки роддома тех лет вид имели весьма живописный.

Основной формой одежды были ночные рубашки, которые хорошо помнят наши мамы: с универсальным «все-размерным» декольте до пупа и обязательно-с дырой или пятном на попе, уж кому чего достанется.

В дополнение к рубашке на ноги положено было надевать бахилы-эдакие тряпочные то ли гольфы, то ли валенки на завязочках.

И вот пришел наш доктор осматривать новоиспеченную маму и проводить ей все положенные протоколом процедуры.

Лежит она на гинекологическом кресле в сорочке, на ногах у нее, как положено-бахилы, в ее конкретных родах утратившие первоначальную свежесть значительно сильнее, чем обычно. И кровь на них, и воды, и черти-чё-еще!

Но заменить их на чистые невозможно, так как дефицит белья в роддоме был, есть и будет (хоть что-то в нашей жизни стабильно), а снять их вовсе-по протоколу не положено. Поэтому оставили, как есть.

Пациентку тщательно осмотрели и в результате осмотра выяснилось, что шить все же придется.

А послеродовые швы тогда накладывали под новокаином, который обезболивал довольно умеренно. Выраженную боль убирал, конечно, но определенные ощущения оставались.

Все приготовили, и доктор начал работать.

Делает он, куда положено, укол иглой, а женщина в ответ вдруг рефлекторно дергает ногой (на которой щедро испачканная всем, чем можно, тряпочная бахила) – и бац пяткой доктору по уху!

Доктор, сохраняя профессиональное спокойствие и невозмутимость, слегка отодвинулся, ногу женщины локтем в сторону убрал – и дальше работать.

Снова укол. И снова ножка в ответ-дрыг, на сей раз по выдающемуся грузинскому профилю в медицинской маске. На маске отпечаталась бахила.

Тут доктор нахмурился.

Понятно, что женщина это делает не специально, но ведь и нос-это вам не расходный материал!

Свой нос: фамильный, собственный! И за него обидно.

А что пациентке скажешь? Она не виновата, контролировать это не может. Поэтому надо просто продолжать работать.

Укол-«бац»! Снова укол-и снова «бац»!

А работа ювелирная, спешить нельзя.

И главное, женщине-то не больно.

Но вот такая рефлекторная реакция у нее на иглу.

И не имея технической возможности найти выход из ситуации, доктор нашел хотя бы выход своим эмоциям.

Она его-шлеп ногой по носу или в ухо. А он в ответ на это-мнооого разных слов. Громко, с чувством.

Про дефицит бахил, несовершенство новокаина , женщин с их рефлексами и стремительно выходящих из них младенцев, после которых мамам нужны швы.

На грузинском. Без цензуры. И как-то даже легче ему от этого становилось.

Провозился, но сделал все. Красиво и качественно вышло, бальзам на душу хирурга. Довольна будет молодая мамочка.

Снял перчатки, снял маску. Вымыл руки. И уже на русском языке дал женщине ряд полезных и важных советов по послеродовому восстановлению и по уходу за свежеприобретенными швами.

А женщина ему и говорит: «Спасибо Вам, доктор!»

На грузинском.

Шок. Как, откуда, почему?! Вы же русская, откуда Вы так хорошо знаете грузинский?!

А я, говорит, родилась и выросла в Тбилиси.

И очень хорошо поняла, что все это время Вы, доктор, тут говорили.

Но я совсем не обиделась, что Вы!

Я все понимаю: работа у Вас очень трудная.

Так что не переживайте.

Я действительно очень Вам благодарна!

Но доктору все равно было стыдно.

Надо же было умудриться им так совпасть!

***********************

Родильное отделение.

Женщина рожает себе спокойно, акушерка делает свою работу, молодая врач (не так давно из двойного декрета)-наблюдает процесс.

В нормальных родах именно так обычно и происходит: доктор нужен скорее для присутствия и контроля, нежели для действия.

Но даже если все идет по плану, и акушерка очень опытная-врач все равно обязательно где-то рядом, ведь в любой момент ситуация может измениться.

Тогда ему придется активно включаться в процесс, а уже акушерка будет у него на подхвате.

Кстати, вот и ответ на извечный вопрос будущих мам:

«а кто в родах важнее-врач или акушерка?»

Правильный ответ-оба.

Это просто разная работа, хотя и внутри одной общей истории появления нового человечка на свет.

Вот и в этой истории человечка нового родили, благополучно вполне. Акушерка была опытная.

Но маме пришлось сделать небольшой разрез на промежности, чтобы предотвратить более серьезные травмы-так часто бывает.

А еще часто бывает так, что из такого разреза возникает небольшое кровотечение.

Палец порежешь-и тот кровит и болит.

А тут место нежное, сосудов много. Это хоть и не опасно для жизни, но приятного все равно мало. И желательно поскорее наложить швы, чтобы кровотечение это прекратить.

И вот если разрез делает акушерка, то швы накладывает уже врач.

Акушерка, прекрасно понимая перспективу, достала набор для осмотра.

Предложила доктору приступить к манипуляции немедленно-катастрофы, конечно, нет, но смысл тянуть?

Но доктор (напомню-молодая, да еще и после шести лет декрета нон-стоп) в чем-то вдруг засомневалась.

И вместо того, чтобы помыться на ушивание, пошла доложить ситуацию ответственному дежурному врачу.

Ответственный дежурный врач-это для непосвященных звучит, конечно, странно. Как будто все остальные врачи-безответственные.

Но на самом деле, «ответственный»-это функция на дежурстве, а не характеристика личности человека.

В любом стационаре дежурная бригада состоит из нескольких врачей, и самый опытный из них обычно назначается ответственным.

На конкретном дежурстве именно он-«за старшего».

Его, если что, зовут на сложные случаи или на консилиумы, он принимает не только медицинские, но в ряде случаев-и организационные, и юридические решения.

И вот сейчас ответственный дежурный врач с ассистентом были в операционной, пошли экстренно на «преждевременную отслойку плаценты».

Грозное акушерское осложнение, которое может стоить жизни и маме, и ребенку.

Там же была вторая акушерка, хирургическая медсестра и анестезиолог с анестезисткой.

А больше на смене никого и не было, в роддоме бригады небольшие.

И наше молодое дарование удалилось советоваться именно туда.

Акушерка же, раз такое дело, сама наложила зажим на кровящий сосудик. Это, хоть и не шов – но всяко лучше, чем ничего. Временно вполне подойдет.

Потом она прикрыла молодую маму пеленкой и одеялком, завернула новорожденного, оставив его на детском столике под специальной теплой лампой и занялась следующей роженицей.

Ее как раз из приемного доставили.

Эта вторая женщина была уже в потугах, поэтому акушерка быстренько «накрылась» и начала работать.

Успешно родили головку малыша, пошли плечики- и тут с громким топотом в родзал влетел анестезиолог с реанимационным чемоданом наперевес: глаза блестят нездоровым блеском, из ноздрей пар, маска съехала на ухо.

И проскакав тяжелой рысцой от дверей к акушерке, одновременно оглядывая пространство явно в поисках, он проорал ей прямо в затылок:

–БЫСТРО! ГДЕ ЖЕНЩИНА БЕЗ ПУЛЬСА И ДАВЛЕНИЯ???!!!

Акушерка удержала промежность только потому, что была профессионалом.

Обернулась в недоумении:

–Михалыч, ты чё так орешь? Поддай-ка лучше, плечи у нас встали!

Анестезиолог Михалыч, привыкший на родах слушаться акушерок, рефлекторно метнулся к роженице.

Встал сбоку, надавил ребром ладони ей на живот, помогая вытолкнуть ребенка-и уже через минуту новый человек в руках акушерки начал кашлять и пробовать свой голос.

Акушерка же громко похвалила маму.

И новорожденного.

И анестезиолога.

И только тут осознала, ЧТО именно он сказал ей минуту назад.

Господи, какая женщина без пульса и давления?!

Как, где, почему я не в курсе?! Что вообще происходит???

Вот одна женщина. Только что родили, все хорошо-ты сам видишь. Вон вторая лежит. Правда, там ушить бы надо, не успели еще. Но ничего критичного нет, и с ней тоже все хорошо-розовая, улыбается. Шею тянет, пытаясь на детском столике пупса своего рассмотреть.

А больше у меня никого и не было!

Михалыч выдохнул и присел на реанимационный чемодан.

Минутку посидел, стабилизируя свой собственный пульс и давление. И молча пошел обратно в операционную.

А недоразумение (цензурный вариант классификации этого происшествия) выяснилось немного позже.

Молодая доктор, усомнившись в своей способности наложить шов на промежность, пошла доложить ситуацию ответственному врачу. Заодно посоветоваться.

В операционную, да. Ну а что? Ей срочно.

Вошла, маску нацепила. Приблизилась к столу, насколько возможно, чтобы не войти в стерильную зону.

А вокруг работает аппаратура: что-то шипит, что-то пищит.

Оперирующие доктора по локти в животе, делать все нужно аккуратно и очень быстро-момент непростой.

И тут ответственному в спину прилетает тихий голос молодой коллеги:

–У нас …эээ…там …эээ…женщина родила.

И у нее кровотечение. Про то, что кровотечение из разреза (снаружи), а не из матки (изнутри)-она благополучно в своем докладе опустила. Ну либо сказала так тихо и невнятно, что никто этого не расслышал.

–Пульса и давления нет (это она хотела сообщить, что их не измеряли. Но выразила мысль довольно коряво: вместо «не измеряли» сказано было просто «нет»-почувствуйте разницу!)

–Что мне делать?

У ответственного халат на спине мгновенно промок от пота:

Там-женщина после родов.

Кровотечение.

Пульса и давления НЕТ.

И тут на столе-отслойка. Открытый живот.

Счет на минуты.

–Михалыч, бегом!-скомандовала она анестезиологу.

А сама решительно сунула руки в матку.

Михалыч подхватил реанимационный чемодан и рванул из операционной, бросив пациентку на столе на двух хирургов, анестезистку и Провидение.

К счастью, все хорошо закончилось. У всех.

Чуть прибавилось седых волос и чуть убавилось нервных клеток у бригады-так это даже не считается.

Легко отделались, можно сказать.

А ведь еще Булгаков писал: «Выражайте Ваши мысли яснее!»

Это вообще в любом деле полезно, а уж в экстренной медицине-так особенно.

***********************************

Родильное отделение.

В бригаде две акушерки: как часто бывает, одна (назовем ее Татьяна)-акушерский «спецназ», а вторая (пусть будет Оля)-пока что новобранец, работает первый год всего.

Два врача, анестезиолог и его команда, санитарка.

В отделении несколько женщин на разных стадиях родового процесса.

Все под контролем, все своим чередом.

Но постепенно стало понятно, что с одной роженицей нужно идти в операционную.

Ничего критичного, к счастью, не случилось, но «по совокупным показаниям со стороны матери и плода»-«развернулись» все же.

Остальным женщинам до финала было далеко, назначения были сделаны, и поэтому на посту оставили Олю.

А опытная Татьяна пошла на операцию.

Сначала Оля вполне справлялась.

Время от времени она уточняла самочувствие своих подопечных, выслушивала сердцебиения плодов, следила за капельницами и всячески заботилась о роженицах, стараясь облегчить их нелегкий труд.

Однако, по закону подлости, вскоре из приемного потянулся караван вновь прибывших.

Да каких!

Первые роды с отошедшими водами и ооочень активными схватками, по поведению роженицы можно было предположить начало потуг.

Третьи роды-хоть схватки были и пореже, но тоже без вод.

А третьи роды-они коварные: в любой момент на выдохе-ррраз! Позвольте представить: Вашему вниманию-новый Человек!

И пока Оля осознавала масштаб стоящей перед ней задачи, «приемник» доставил третью участницу этого марафона: еще одну повторнородящую женщину, разумеется -тоже со схватками, и тоже без вод.

Оля занервничала.

Все три женщины, похоже, активно нуждались в помощи. А Оля пока что была одна, операция еще шла, и все коллеги были там.

Ну разве что санитарка на подхвате.

Родильные залы тогда были общие, и рассудив, что оптом наблюдать всех троих будут проще, чем бегать из помещения в помещение, Оля заселила всех трех женщин в одну палату.

И вот кряхтят и стонут они на разные лады, каждая уверяет, что именно она «сейчас рожу!» и «уже не могу!»

А Оля мечется от одного кресла к другому, пытаясь оценить очередность своего участия в каждых родах.

И понимает, что роды «в поле» имели определенные плюсы: хотя бы разместить можно было бы всех рядышком, и не бегать туда-сюда по палате…

Санитарка (опытный и бывалый член бригады, бывшая хирургическая медсестра, с возрастом потерявшая остроту зрения и твердость руки, но не потерявшая скорости реакции и характера) наблюдала за Олиной суетой с жалостью и сочувствием.

Но пока не вмешивалась.

Однако, через какое-то время (вполне ожидаемо), Оля совсем сникла.

Женщины страдали хаотично и бессистемно, определить-которая из них будет первая, Олиного опыта явно еще не хватало. А внимания требовали все разом.

И тогда на арену вышла санитарка.

Улучив момент паузы в стонах, она скомандовала зычным голосом хирургической медсестры в отставке:

–А ну, ТИХО!!!

И когда роженицы от неожиданности замолчали, продолжила:

–Всем слушать МЕНЯ! Ноги в упоры! Руками взялись за поручни! Будем тужиться по моей команде!

А кто будет делать это лучше всех-к тому подойдет акушерка!

Готовы? Набрали воздух-и поехали!

Рты закрыли, не орем, не выдыхаем!

И как в туалете, когда запор уже три дня-начали!

Молодцы, вот так!

Женщины дружно набрали в легкие воздуха, закрыли рты-и постарались.

Каждой хотелось победить в этом соревновании и выиграть акушерку, а потому-тужились на совесть.

Санитарка окинула профессиональным взором всех троих конкурсанток и сказала обалдевшей Оле: вон, видишь? Иди к той мамашке, что слева. Она будут первая.

А двум оставшимся роженицам велела ноги свести между собой и дышать ровнее-их очередь пока что не подошла, природу не обманешь.

Оля, ощутившая мощную поддержку и обретя от этого второе дыхание, санитарке доверилась.

Она подошла к указанной женщине и приступила к своей работе.

А санитарка все же пошла в операционную, помощь позвать-ну мало ли что.

Все же многовато женщин разом на одну «зеленую» Олю.

Которая, кстати, вполне благополучно приняла роды у «женщины слева».

Не ошиблась санитарка в своем тестировании: та мама и правда оказалась первой.

Мораль:

Не так и важно, какой у кого бейджик.

Куда важнее-какой у кого опыт.

Иногда и у санитарок найдется, чему поучиться.

Особенно, если они опытные хирургические медсестры в отставке.

Глава 6

Одни сутки из жизни

приемного отделения родильного дома.

Сутки мои выпали на воскресенье, но это ничего не значит: в роддоме не бывает прогнозов.

Уходящая смена слегка помята, но не побеждена.

«Ничего вам не желаем!»-говорят нам они.

Именно так принято у нас, вместо «хорошего дня» или «удачной смены».

И все небесные кары на голову тому, кто посулит дежурной смене «спокойной ночи!»-непременно будет как раз наоборот.

Утро тихое… Собираюсь напечатать побольше расходников впрок, заполнить журналы, кофейку заварить…

–Можно?

В дверях совсем молодая девочка, миниатюрная и робкая, с аккуратным животиком и с документами в руках.

–Я по направлению…

Конечно, можно!

Кофе в сторону. Итак.

18 лет, первые роды. Ксения Павловна Р. По документам. Так к ней и обращаюсь, на что получаю в ответ почти умоляющий взгляд и просьбу: а можно просто Ксюша? Мне так проще…

Можно, Ксюша, можно.

Заполняем всякие наши бумажки. Ксюша за столом, почерком отличницы старательно выводит подписи в согласиях, а я сижу за компьютером напротив нее.

Вбиваю данные из обменной карты, сосредоточенно ищу нужную мне информацию, попутно задаю Ксюше разные медицинские и немедицинские вопросы вроде «образование» и «номер телефона». Ксюша отвечает, но каким-то дрожащим голосом. Поднимаю глаза, чтобы предложить ей встать на весы – а у нее слезы чуть не ручьем уже!

–Ксюша! Что случилось?!

–Я домой хочуууууу!-уже совсем перестав себя сдерживать, рыдает этот взрослый ребенок и отбрасывает ручку в сторону.

Сейчас она совсем не будущая мама, а скорее маленькая девочка. Чья-то дочка, которой волнительно и страшно перед очень серьезным событием.

И такая реакция не то, чтобы типична, но – нормальна. Особенно для очень ответственных и старательных девочек.

Такое иногда случается и со взрослыми женщинами, и даже если роды не первые.

А тут и женщина не совсем взрослая, почти ребенок. Подхожу к ней, глажу молча по голове. Говорить сейчас ничего не нужно, нужно плакать. Ксюша обнимает меня и продолжает рыдать. Сейчас это не вредно, а даже наоборот. Напряжение постепенно отпускает и плач становится тише.

На громкие звуки прибегает санитарка, быстро понимает ситуацию и включается. Потихоньку начинаем говорить о ерунде, отвлекать Ксюшу от ее эмоций, попутно укладывая на монитор-записать сердцебиение плода.

Я ставлю датчики.

–Ксюш, а кого рожаешь? Сына? Здорово! Слышишь сердечко? Да, отлично стучит, ты права! А имя ему уже выбрала?

Отвечает, все больше успокаивается. Потихоньку даже начинает улыбаться. Меряем животик и таз, измеряем давление. Все хорошо у Ксюши, все как по учебнику.

И вот все готово, можно идти в отделение.

Ксюша уже в хорошем настроении и бодро шагает в лифт. Пара дней подготовки и будет тебе, Ксюша, сын! Всего доброго!

_______

Кофе…где-то тут был мой кофе?

Но в дверях-молодая пара с огромной сумкой. Можно?

У нас, кажется, схватки…

Оформляемся. Будущая мама старается держаться, но схватки довольно сильные. В какой-то момент она вдруг сползает со стула и встает на коленки – ооохххх!

Подбегаю, помогаю лечь на кушетку. …ааа, тут воды отошли! Быстро заканчиваем оформление и осмотр, переводим в родильный зал. Выглядываю в холл, отдаю мужу ее одежду. Вы говорю не волнуйтесь, идите домой. Она вам скоро позвонит и все расскажет!

«Она позвонит, она скоро позвонит…»-повторяет мужчина и почти бегом бежит к выходу.

Замечено, что стресс и паника у сопровождающих всегда очевидно больше, чем у рожениц.

Делаю глоток остывшего кофе, задумчиво смотрю в окно…и вижу «скорую», подъезжающую к нашему крыльцу.

Наблюдаю. Пытаюсь угадать, с чем пожаловали.

Без «светомузыки», то есть -не особо спешили. Хорошо.

Из машины выходит фельдшер, за ним женщина…сама выходит, тоже неплохо. Открываю дверь, выхожу навстречу в холл.

И вот уже тут встроенная во все места акушерская «чуйка», подкрепленная многолетней практикой, начинает выть сиреной: здесь все не то, чем кажется.

Хотя внешне все пока прилично, но…Ой, что-то здесь не то! Проверяю наличие перчаток в кармане…

Со слов фельдшера: роды четвертые (ага…вот оно!)

«Прихватывает» вроде бы не сильно, но часто… со вчерашнего вечера (твою ж…!!!)

И хотя спать это не мешало (с тремя детьми от двух до пяти проспать можно землетрясение, не то, что схватки), но утром женщина все же решила поехать в роддом.

И вот уже по пути, в машине, отошли воды и заболело как-то посильнее (твою ж…дважды!!!!)

Почему же она у Вас идет пешком?!

Наш диалог занимает от силы минуту, при этом параллельно я помогаю женщине снять куртку, но на этапе переодевания тапочек мы застреваем-началась очередная схватка. И на схватке она как-то…Каталку!

Но санитарка уже здесь-опыт! «Карета» подана.

Быстро укладываем, в четыре руки снимаем одежду с интересующих нас мест. А там уже макушка ребенка. Санитарка звонит в родильное, а я в это время прямо тут же уже принимаю мальчишку. Коллеги прибегают, включаются в процесс. Все происходит мгновенно, слаженно и почти что без суеты.

И только всеми забытый фельдшер скорой помощи растерянно просит поставить штампик на свои документы…

–Сейчас?!-со сдержанным негодованием интересуюсь я.

С меня красноречиво стекают околоплодные воды и прочие биологические жидкости, которые никого в родах, конечно, не удивляют, но обычно акушерка успевает облачиться в защитный одноразовый костюм поверх своего. Но не в этом случае.

Хорошо, что в личном шкафчике всегда есть пара запасных «пижам».

И хорошо, что перчатки по старой привычке всегда в кармане и я успела их надеть.

И какое счастье, что эти роды произошли на нашей каталке, а не на нашем крыльце!

Надеюсь, этот случай и фельдшеру «скорой» запомнится ярко.

И он крепко-накрепко усвоит, что повторные роды нередко коварны, а каталка-всегда надежна.

–То есть, мне надо подождать?-запоздало доходит до просителя «штампика».

Занавес.

И фоном-громкий басовитый крик Никиты, как потом представила нам новорожденного его мама.

И это только одиннадцать утра….

… День потихоньку катится. Схватки, схватки…Воды. Снова схватки. Плановая,41 неделя. Ну тут все равно, какой день недели -тут срок уже.

Снова плановая. На этот раз 30 недель, на обследование. Интересно, обычно на обследование в выходные не ложатся.

Да, говорит женщина. Я знаю, что воскресенье и сегодня никаких обследований не будет. Но я решила, что лучше в понедельник утром уже быть на отделении и сдавать анализы, чем сидеть у Вас в очереди в приемном. Да и муж сегодня выходной, помог приехать. Что ж, логично. Принимаем, конечно.

Телефон.

–Родильный дом номер ХХ, приемное, слушаю!

–Здравствуйте! У меня только что родилась тройня. И они, наверное, есть хотят. Я могу накормить их пуповиной с огурцами и маслом?

Понеслось. Каждую весну и каждую осень -шквал таких звонков. В другое время года тоже бывает, но весной и осенью -особенно много.

То ли шутки у народа такие, неумные.

То ли диагнозы бывают всякие, да не все такие пациенты под контролем.

–Ну раз Вы уже родили, мы Вам тут уже не поможем.

Мы же роддом. А вот телефончик места, где помогут, подскажу. Кстати, наш разговор записывается. Телефончик диктую?

Трубка брошена. Нда…

___________

Вечереет. Ужин, журналы, сводки.

Схватки, схватки, схватки …Воды. Снова схватки…

Тук-тук!

–Здравствуйте! Мне бы передачку отдать! А в гардеробе уже не берут…

Конечно, не берут. Потому что на часах 22.35, а передачи принимают с 8 до 19.

–А что же мне делать?

По правилам -идти домой и приходить с утра.

Но так и быть, пока никого нет -давайте, санитарочка моя отнесет.

–Ой, спасибо Вам!

Так. Смотрим. Три пакета. ТРИ! Еда. Много-много еды. Яблоки-килограммами, печенье- мешками, вода- хорошо не цистернами. Сыр. Зелень. Помидоры. Куча каких-то булочек, конфет и зефира. Банка кильки. Селедка. Лимонад. Сигареты. А куда СТОЛЬКО всего?

–Ну я же не знаю, что именно Ей захочется. А Она на меня обиделась и не разговаривает…

Женщины:)

Оставляю всего понемногу, излишки отдаю назад. Категорически возвращаю отправителю селедку, кильку и сигареты-это точно нельзя в отделении патологии беременности. Ох, надеюсь ,что хоть что-то из оставшегося изобилия ей понравится и Она его простит!

Ночь. Три «скорых», почти одна за другой.

Хорошо, что не все одновременно. Потому что все женщины, как на подбор, непростые.

Первая с высоким давлением, на каталке. Отеки, плохие анализы. И срок уже большой, но все еще недоношенный. Сразу подняли в реанимацию, конечно. Наблюдение, стабилизация состояния, ну а там -по ситуации. Желательно, конечно, протянуть подольше, пока малыш не подрастет. Но иногда бывает, что тянуть становится опасно и для мамы, и для ребенка. Тогда оперируют.

К счастью, современные технологии позволяют комфортно выхаживать малышей, поторопившихся родиться.

А высокое давление у мамы обычно проходит как раз после завершения беременности.

Только перевели, только все записали.

И тут же- вторая скорая. На этот раз с кровотечением. Небольшим, но несимпатичным, внешне вполне похожим на отслойку плаценты (к счастью, обошлось- оказалось, что не отслойка). Выяснилось, что кровотечение не опасное, остановили быстро. Беременная отправилась полежать на дородовом, и полечиться скорее для профилактики.

И почти сразу же подъехал следующий «сюрприз».

Шикарная дама Кустодиевских форм, с тремя рубцами на матке . В анамнезе -три кесаревых сечения (для непосвященных -это чуть больше, чем хотелось бы для здоровья женщины). С этой беременностью (которая сама по себе -огромный риск в этой ситуации), разумеется, должно было быть четвертое, и для этого ее заранее направляли в роддом, но… «дома трое детей и мне было некогда тут у вас разлеживаться». Поэтому женщина приехала, когда отошли воды. Но не сразу, нет. А когда смог уйти домой с дежурства ее супруг. Потому что троих детей оставить ей было не с кем. Часов шесть прошло, пока приехала, короче. К этому времени, если полагаться на данные монитора КТГ, приложенного к животу в приемном, плод внутри уже активно начал страдать. Дежурная бригада очень взбодрилась (четвертое вхождение в живот посреди ночи в экстренном порядке, на фоне избыточной массы тела и гестационного диабета -это серьезно бодрит, я Вам скажу!) и пошла мыться на операцию. В этот раз обошлось, но (забегая вперед), малыш полежал в реанимации некоторое время.

Очень хочется верить, что четверых детей этой семье хватит, потому что от проведения хирургической стерилизации женщина письменно отказалась.

Почти 5 утра. Тишина.

Ложусь на каталку, прикрываю глаза. Мышцы благодарно расслабляются, но мозг рефлекторно мониторит каждый шорох -на работе сон неглубокий. Очень хочется верить, что подремать удастся уже до утра. Если бы…Тук-тук! Сколько прошло времени? 38 минут.

Глаза не открываются, но ноги уже идут к двери.

Пара, взрослые мужчина и женщина. Женщина явно не в родах, но зато очень «в образе» рожающей, мужчина вроде бы ей помогает, но как-то бестолково и больше мешает.

–Здравствуйте! Что Вас к нам привело, что беспокоит?

–У нас партнерские роды!

–Отлично, сейчас разберемся. Снимайте верхнюю одежду, проходите ко мне сюда.

У Вас болит живот? Во сколько это началось? Как сильно болит сейчас, как часто? Воды не отходили? Какие по счету у Вас роды?

Но на все мои вопросы ответ дается один, общий :

У НАС ПАРТНЕРСКИЕ РОДЫ.

Хорошо, но давайте для начала познакомимся и оценим акушерскую ситуацию.

Вот эти документы Вам нужно заполнить вот по этому образцу. Как только все подпишем, пойдем на осмотр.

Садимся писать. Разумеется, не выходя из образа.

«Подержите мне голову, я устала и не могу сидеть»,

«у меня отнимается палец, я не могу поставить подпись», «зачем мне вставать на весы, что за глупость?»,

«ОООО, Михаил! Достань мой веер и помаши мне, я не могу дышать!», «Фууу, почему здесь пахнет больницей!» (действительно, почему бы?!)

Держусь в рамках профессионализма, хотя уже очень хочется настучать обоим по голове за весь этот драмкружок на рассвете. Вежливо и ровно продолжаю собирать анамнез, стараюсь абстрагироваться, надеюсь в этом же сезоне перейти уже наконец к осмотру. Спускается врач, готова забрать женщину в смотровую.

Но мадам саботирует процесс, как только может.

Во мне же в ответ включается воспитатель группы ясельного возраста, который настойчиво возвращает подопечных в рамки определенной деятельности, несмотря на капризы.

Нет, я не могу написать Ваш вес приблизительно, он важен для расчета препаратов. Да, придется встать на весы.

Да, и давление тоже нужно померить. Да, несмотря на то что манжетка тонометра так сильно давит, это все равно необходимо. Нет, мы не издеваемся.

Нет, Ваш муж не может прямо здесь и сейчас делать Вам массаж промежности (мы с доктором переглянулись, немного обалдев-мы все верно расслышали, да?).

Да, я понимаю, что такой массаж Вам очень помогал и успокаивал всю беременность, но сейчас это лишнее.

Нет, осмотр на кресле-это не стимуляция родов, а та самая оценка акушерской ситуации.

Нет, Вы не умираете, Вы даже еще не начали рожать.

У Вас предвестники родов. Как почему? По результатам осмотра. Нет, это не патология, так часто бывает при первых родах.

Да, вы пойдете в родильное, (и возможно, там наконец отвлечетесь от главной роли в этом моноспектакле), потому что у Вас есть небольшие схватки, и мы будем тщательно Вас наблюдать.

Да, я помню, что у Вас партнерские роды, но пока что роды фактически не начались, так что муж может побыть дома, а Вы должны отдохнуть.

Нет, у нас нет в родильном отделении двухспальных кроватей, где Вы смогли бы поспать вместе…

Уффффф….

Перевод.

На часах 6.35.

Ну собственно…доброе утро:)

Ложиться спать уже бессмысленно. Тем более, что на этапе обсуждения вопроса о массаже промежности у меня так здорово и широко открылись глаза, что закрывать их уже даже жалко-еще раз так не открою.

В большой «рабочей» чашке столовая ложка растворимого кофе, туда же кидаю целых три кусочка сахара и лью кипяток.

Дома так никогда не делаю, но сосредоточиться после бессонной ночи иначе не выйдет.

Неспешно пью этот элексир, глядя на серый осенний рассвет.

В голове и глазах проясняется ровно настолько, чтобы начать видеть цифры.

С отделений приносят «сводки».

Сколько пациентов состояло, сколько куда поступило, сколько выбыло. Куда выбыло. Перемещения по отделениям внутри родильного дома. Все это учитывается по отдельности и обязательно должно сойтись между собой.

Считаю сначала по отделениям, потом вывожу общую формулу-все сходится.

Всегда ловлю себя на ощущении внутренней гармонии в этот момент.

У меня поступило 32 человека за сутки.

Не мало, но и не много.

Средненько так.

Санитарка моет пол, включает лампы дезинфекции.

Я протираю мониторы и стетоскопы, убираю и складываю на места все то, что принято оставлять в порядке новой смене.

Привет «свеженьким» коллегам!

Выхожу на улицу, неспешно еду домой.

У всех -понедельник. А у меня-выходной.

«Ничего вам не желаю!»

Через два дня я сюда вернусь.

Глава 7

Роддомовские будни. Про Марусю.

Марусю звали не так, но прозвище закрепилось с легкой руки санитарки, которая однажды не смогла выговорить замысловатое восточное имя. Обладательница имени была не против стать Марусей-то ли потому, что устала всех поправлять, то ли потому, что по природе (и согласно традиционному национальному воспитанию) была человеком неконфликтным и позитивным. Именно по причине не конфликтности она и оказалась в числе ординаторов первого года в одном из родильных домов, где мне довелось трудиться. Согласно родительской воле и благодаря высокому баллу ЕГЭ, купленному папой, Маруся в свое время поступила в медицинский институт. В процессе обучения папа же покупал ей все зачеты, практики и экзамены, потому что продать выдать Марусю замуж с дипломом о высшем образовании можно было значительно выгоднее, чем без оного и овчинка стоила выделки. Высшее же медицинское образование являло собой дополнительный престиж: девка мол с мозгами, это вам не психолог или менеджер какой! Работать же Марусе все равно не светило никогда, а светило рожать детей и почитать мужа, о чем все, разумеется, знали заранее, так что никто в этой ситуации особо и не рисковал.

Таким вот макаром, под надежным папиным прикрытием, Маруся дотянула до выпуска и даже благополучно получила диплом. И вот уже в ординатуре неожиданно столкнулась с необходимостью что- то делать головой и руками. Может быть, к этому моменту у папы закончились деньги, а может он действительно поверил в то, что в процессе посещения института к Марусе прилипли хоть какие- то знания -кто ж угадает… Важно то, что это несчастье с огромными карими глазами в один НЕ прекрасный момент свалилось на наши головы.

Себе Маруся нравилась.

Ей очень шел белый халат-он выгодно подчеркивал точеную фигурку, оттенял смуглую кожу и шикарную копну темных кудрей, которые она убирала в прическу с явным неудовольствием и только под тяжелым взглядом старшей акушерки отделения. Но вот остричь длинный яркий маникюр Маруся внезапно не согласилась. Даже в кабинете заведующего отделением плакала. Заведующий же, исчерпав разумные аргументы, с некоторым даже облегчением вдруг осознал: благодаря этому вопиющему нарушению санэпидрежима Марусю можно законно не пускать в операционные и родзалы (что, учитывая ее уровень знаний и умений, существенно облегчало жизнь всем)-и махнул рукой. Только на конференции потом попросил поменьше показывать Марусю пациентам, их родственникам и всяким комиссиям, которые то и дело заносило тогда в любой стационар.

Маруся же, отвоевав яркость и лишь слегка укоротив длину маникюра, снова стала мягкой и покладистой и с радостью предвкушала свое боевое крещение.

Конечно же, ей старались поручать что попроще, но и тут случались казусы.

Выяснилось например, что писать послеродовые дневники наблюдений (даже по готовому шаблону) Маруся не может в силу слабого владения русским языком вообще и медицинскими формулировками- в частности (а пока это выясняли, миру являлись шедевры вроде «наружные половые органы обычного цвета и влажности», «жалобы на невеселое настроение и плохое состояние души по причине обиды на мужа» и «положение плода продольное..» в карте послеродовой пациентки, чей «плод» ( уже в статусе новорожденного), благополучно лежал рядом в кроватке. Истории родов у Маруси отобрали.

Поставили было собирать анамнез у вновь прибывших в дородовое-так Маруся настолько увлекалась каждым жизнеописанием, что когда они с женщиной наконец заканчивали обсуждение ее мужа, свекрови, свадьбы и покупок для будущего малыша, на акушерские подробности у обеих просто не оставалось ни времени, ни сил.

Пациентки, кстати, Марусю любили и хвалили: она одна готова была часами вникать во все их эмоциональные переживания, а не бездушно прикладывала к нужным местам тазомер и стетоскоп, как все прочие.

«Все прочие» скрипели зубами и делали за Марусю порученную ей работу, потому как сознание Маруси поручений не фиксировало вовсе и почти на каждую возмущенную претензию коллег она отвечала «Ой!».

И хлопала прекрасными длинными ресничками.

В какой-то момент доктора взмолились о передышке и Марусю на время отправили в процедурный кабинет- делать уколы и брать анализы тоже ведь надо учиться. Ногти Маруся к тому времени спилила добровольно, сломав при постановке монитора КТГ под корень сразу два из них и решив не рисковать остальными.

Процедурная медсестра изгнала Марусю из святилища через два дня и поставила заведующему ультиматум: Маруся или я.

Заведующий выбрал, не колеблясь – процедурных медсестер такого уровня еще поискать. Впрочем, уровень Маруси тоже переплюнуть было сложно: попробуйте-ка поставить капельницу женщине, у которой УЖЕ стоит венозный катетер, умудрившись аккуратно ввести в него иглу, при этом не повредив ни катетера, ни вены?

А вот Маруся сумела! И на вопросы «зачем?!» и «как?!», которыми захлебывалась обнаружившая это процедурная, снисходительно улыбнулась и пояснила:

«НУ Я ЖЕ ВРАЧ!»

Каждый доктор, получивший бонус «Маруся» на своем дежурстве, с удвоенной силой начинал мечтать об окончании смены.

О подвигах Маруси слагались легенды, которые с удовольствием пересказывали дома или коллегам из других учреждений и однажды именно это обстоятельство помогло благополучно завершить ее карьеру, ко всеобщему удовольствию.

В нашем родильном доме работала одна медсестра, звали ее Ольга. Как и многие тогда, работала она не только у нас, но и в обычном многопрофильном стационаре- то ли на хирургии, то ли на травматологии. И вот как-то утром, за традиционной чашкой кофе в ординаторской после пятиминутки поведала Оля стационарным коллегам очередную зарисовку из жизни нашего отделения с Марусей в главной роли. В процессе повествования Оля сделала акцент на том, насколько Маруся хороша по-человечески: и внешне, и душевным качествами…и при этом совершенно не годится в профессиональном смысле. И что быть бы ей женой и мамой, но ни в коем случае не врачом. И был на то у Оли тонкий расчет. Потому как трудился в том отделении молодой доктор, одной с Марусей религии, давно уже надумавший жениться -да все не случалось, о чем Оля была наслышана. Разумеется, сразу после получения диплома небедные и уважаемые родители нашли ему на родине и невесту, и место заведующего отделением в небольшой районной больничке родного города, и обрисовали перспективу: свой дом с садом, семейное счастье и должность главного врача лет через пять. Однако, молодой человек решил пойти своим путем и предложение родных отверг, причем оптом: и дом, и сад, и невесту, и карьеру.. и после небольшой внутрисемейной междоусобицы поклялся родителю, что всего добьется сам, а жену найдет такую, что весь город будет рыдать от зависти. И если продвижение по службе удавалось ему почти отлично- юноша действительно был неплохим врачом, что замечалось и отмечалось руководством, то вот с женой выходило пока не очень.

Все барышни были либо недостаточно умны и образованны, что серьезно роняло их статус на фоне отвергнутой невесты, либо были уж слишком умны и образованны, что делало их совершенно неподходящими партиями приличному восточному мужчине.

К тому же, нравившиеся доктору девушки были в основном славянками, что негласно не одобрялось семьей и потому вызывало сложности в любви.

Подходящая восточная супруга должна была бы иметь хотя бы некоторые (а идеальная -все перечисленные) характеристики: образованная, но в меру, профессии желательно уважаемой и интеллигентной (но без карьерных амбиций), воспитана в национальных традициях, из достойной семьи, молодая, здоровая и красивая.

Поэтому слушал доктор Олю внимательно.

По рассказу выходило так, что Маруся была почти идеальна.

У доктора появилась надежда, но оставалось прояснить пункт про Марусину красоту.

К следующей своей смене в больнице медсестра Оля, по совместительству исполняющая обязанности Купидона, незаметно сфотографировала Марусю на телефон.

После просмотра фотографии надежда доктора переросла если не в полноценную и глубокую любовь, то в явный и стойкий интерес. Доктор потребовал подробностей: где и как можно встретить сие чудо лично?! А получив вводные по географии окрестностей роддома и графику Марусиных дежурств, приступил к делу: «случайное» знакомство, море комплиментов, охапки цветов и килограммы шоколада. За развитием их романа следило все отделение: во первых, это был живой интерактивный любовный сериал (Маруся с гордостью и удовольствием рассказывала подробности, а цветы и конфеты приносила в ординаторскую), а во вторых-абсолютно все надеялись, что роман таки завершится свадьбой и Маруся не станет продолжать ординатуру.

Так и вышло. В конечном итоге, все получили удовольствие: и сами молодые, искренне симпатизировавшие друг другу, и их родители, которых выбор сына и дочери устроил целиком и полностью, и даже мы, ведь Маруся совершенно явственно стремилась сменить белый врачебный халат на белое платье невесты, что в результате и произошло. Свадьба была яркая и красивая, Маруся приносила потом фотографии.

На последнем своем дежурстве она позвала всех на чай, подарила нам огромный торт и обещание «скорой встречи». Некоторые плакали… то ли от умиления, то ли от облегчения, то ли-от осознания перспективы возможной встречи.

А встреча, кстати, состоялась. Почти через два года в нашем же отделении Маруся благополучно родила дочку. Родила отлично красивую девчушку и в целом выглядела очень счастливой женщиной.

Муж и вся его семья Марусю обожали, а сама Маруся мечтала только об одном: в следующий раз подарить мужу сына.

Все прочее у нее и без того уже было.

P.S.

Вот ведь никогда не угадать-где оно ждет тебя, твое случайное счастье:)

P.P.S

Про роль «случайности» по имени Оля так тогда никто и не узнал;)

Глава 8

Про суровое военное акушерство.

Родильный дом Военно-Медицинской академии

города на Неве дал мне многое.

Опыт, благодаря которому мне, наверное,

уже мало что может быть страшно…

Настоящих друзей, которых я надеюсь

никогда не потерять в будничной суете дней.

Несколько серьезных проблем со здоровьем,

которые теперь навсегда со мной.

Это была любовь с первого взгляда, с уклоном в абьюз:

ты понимаешь, что эти отношения тебя убивают,

но вырваться из них не можешь (не хочешь?)

Я рада, что была там. И рада, что ушла.

Забыть это невозможно:

до сих пор, проходя мимо здания Клиники,

я ловлю себя на приступе болезненной смеси

любви и ненависти одновременно.

Рассказ об Академии-это своего рода памятник

тому времени и тем людям.

*******

Военно-Медицинская Академия-место специфическое, на прочие стационары совсем не похожее.

Она, конечно, «медицинская», но слово «военная» я бы подчеркнула раза два.

В свое время из этих стен выходили действительно достойные и даже уникальные специалисты, но к сожалению-акцент на «военное» все больше побеждает «медицинское».

Пришла я туда достаточно случайно, представляя интересы одного из центров подготовки к родам, где на тот момент работала, с целью благотворительной и в общем-то, разовой: прочитать лекцию будущим мамам.

Как раз тогда руководство клиники акушерства вдруг осознало, что открытость миру может приносить деньги и решило провести серию дней открытых дверей с целью привлечения желающих рожать у них по контракту.

А вот как именно эти дни проводить-они не знали, поэтому пригласили нас. Мы же в своем клубе подобные мероприятия устраивали регулярно, а побывать в столь закрытом до этого месте было очень любопытно, и мы согласились.

Походив по старинным коридорам и мраморным лестницам, я прониклась трепетом и уважением к легендарному роддому и больше даже для поддержания разговора с моим сопровождающим спросила: наверное, к вам очень сложно устроиться?

А мне неожиданно ответили: а присылайте резюме!

Почему бы и нет? – подумала я. Может, это судьба?

И прислала. Это только потом я узнала, что все это делается совсем иначе и, что называется, «с другого конца». И люди проходят сто тысяч проверок и собеседований, оценок и сборов информации о них прежде, чем доходят до отдела кадров. И оказывается, устройство на работу в академию-это целый квест продолжительностью около трех месяцев. Я же всего этого не знала и подозреваю-нечаянно миновала добрую половину препятствий, потому что уже через месяц, в декабре, держала в руках синенькое удостоверение с фотографией и печатью и пришла получать форму.

Кафедра клиники акушерства и гинекологии находилась в живописном месте недалеко от Литейного моста, в довольно старом здании, периодически и бессистемно переживающем ремонт.

Первое открытие изнутри, как сотрудник, я сделала сразу же: заблудиться здесь ничего не стоит и отыскать дорогу к нужному подразделению способны лишь самые мотивированные.

Никаких тебе вывесок или указателей, потому что-а зачем?

Сотрудники и так все знают, а посторонние здесь не ходят! Редкие же сохранившиеся надписи на кабинетах или дверях отделений чаще всего уже не соответствовали действительности, потому что в последние годы все отделения Клиники пребывали в состоянии перманентной миграции.

От этих точечных апгрейдов что-то действительно становилось лучше, а что-то становилось странно и нелепо.

Например, родильное отделение теперь могло похвастаться индивидуальными родзалами в роскошном розовом и голубом кафеле, с фитболами и кроватями-трансформерами. Но при этом операционная внезапно оказалась этажом выше, и чтобы попасть в нее из родильного-нужно было доехать с каталкой до лифта (преодолев два коридора), а потом еще дождаться этого лифта.

А лифт, в свою очередь, весело возил всех желающих на все этажи и по самым разным поводам, и ожидание его порой несколько затягивалось (сейчас, прочитав это, все хоть немного знающие экстренную медицину люди наверняка вздрогнули-и правильно сделали. Так быть не может и не должно, но-увы, было).

Кроме родильного отделения и операционных с реанимацией в клинике имелось дородовое и целых два послеродовых отделения, отделение новорожденных, гинекология, кабинет УЗИ, лаборатория и буфет.

Все они (за одним исключением) были более или менее приведены в порядок и хоть коллеги то и дело в голос страдали от той или иной неустроенности, положа руку на сердце-их положение можно было считать вполне приемлемым.

Изначально я попала как раз на одно из послеродовых, и действительно смогла оценить все изнутри.

И хоть и были там некоторые странности и нюансы, но рабочие места вполне позволяли на них работать, а места для отдыха-почти комфортно отдыхать.

Старожилы озвучивали порой легенды про некое прекрасное «раньше», но так как сравнить мне было не с чем-я просто принимала текущую реальность, как данность.

Но однажды кто-то сверху, ответственный за мою текущую реальность решил, что пора бы встряхнуть болото моего принятия.

А когда встряска улеглась, я внезапно обнаружила себя акушеркой дородового отделения.

По совокупности бытовой разрухи дородовое отделение било все рекорды.

Впрочем, это имело и свои преимущества: комиссии к нам старались не водить, было неловко. Однако, на этом преимущества заканчивались.

Когда я попала туда и впервые вошла в акушерскую-честно, растерялась.

А первая мысль была о том, что придется как-то полюбить высокие гробы. Иных ассоциаций данное помещение вызвать и не могло, вы только представьте: комнатушка размером примерно 2х3, не имеющая окон, зато имеющая бесконечно высокий потолок старого здания, серо-синие стены и темно-коричневую кушетку, упирающуюся в раковину. Еще было некое подобие стола, точнее-просто прибитый к стене кусок столешницы, покрытый куском синей же клеенки, стул и шкаф для личных вещей персонала. Шкаф стоял прямо в проходе и создавал активное препятствие на пути к кушетке всем тем, кто весил больше 50 кг. Зато он хоть немного защищал от любопытных глаз из коридора и за его надежной деревянной спиной можно было немного подремать (спать было строго запрещено по инструкции, хотя и нереально, исходя из физиологии). Рассказывали, что одна из коллег, обладающая ростом чуть выше среднего, спала ногами в раковине-иначе просто не помещалась на кушетке.

Это меня как раз не смутило-при росте в 150 см лично я могла бы спать хоть в тумбочке, но роскошный синий цвет интерьера в сочетании с площадью помещения наводили на мысли о депрессии. Забегая вперед, отмечу: стены остались какими и были, а вот клеенку на столе с моей подачи мы вскоре заменили на нежно-розовую и воочию смогли убедиться в силе колористики.

Само отделение представляло собой примерно километр мрачного коридора с деревянным полом, вытертым до дыр. Белые квадратики еще советской плитки на стенах держались исключительно на воинской дисциплине и личной ответственности персонала, который мыл ее очень бережно, почти не дыша-при неосторожном прикосновении к ней она просто осыпалась на голову, после чего бережно собиралась и подклеивалась обратно. Иногда такой квадратик разбивался вдребезги и тогда прорехи подклеивали чем было, зачастую приносимыми из дома остатками ремонта, и в результате стены становились воплощением мозаичного искусства в авангардном стиле.

Огромная (предмет неизменной зависти отделения гинекологии!) процедурная, она же-смотровая.

Десять палат, пост акушерки, клизменная, душевая и туалет.

В процедурном кабинете царила Ольга Владимировна.

Суровый внешний вид этой женщины не позволял сходу разглядеть ее веселый нрав и доброе сердце, которые она демонстрировала только спустя время и только в том случае, если проникалась к новому знакомому симпатией. Всем же прочим доставался фасад.

Ольга Владимировна одним взглядом держала в почтительном страхе весь разношерстный коллектив, от санитарок до врачей, и даже Начальник никогда не повышал на нее голоса и ценил вслух. Сей факт, учитывая своеобразную личность самого Начальника, был чудом и лишний раз подтверждал ценность Ольги Владимировны для Академии.

Врачи в отделении были всякие.

Например, чудесная Анна А. сочетала в себе светлую голову, золотые руки, высокую организованность и легкий характер. Редкое исключение. А прочие…

Чьи-то золотые руки дополнялись профессиональной безалаберностью или просто человеческой ленью и вредностью.

Чей-то легкий и веселый характер комплектовался руками из места, из которого обычно растут у людей ноги.

Врачи приходили на наше отделение или уходили с него на другие по причине личных или служебных обстоятельств, но вот одна легендарная личность, к сожалению, задержалась надолго.

Сотрудники других отделений вслух сочувствовали нам по этому поводу, а про себя радовались, что эта участь постигла, к счастью, не их.

Это была колоритная женщина средних лет, когда-то даже красивая, но с годами утратившая фигуру, лоск и, к сожалению-здоровую связь с реальностью. Справедливости ради-врачом она была неплохим, просто категорически не на своем месте. Ей бы сидеть на кафедре, попивать чай с конфетами, да вникать дотошно в какую-нибудь узкоспециализированную проблему-цены бы ей не было! Но вот работать с людьми, да еще и в экстренной медицине, ей категорически не следовало.

В Академии она работала всю свою жизнь.

Семьи не создала и личной жизни не имела, а потому жадно впитывала в себя все подробности личной жизни окружающих. Ее ранимая душа нуждалась в романтике, и она погружалась в дебри чужих жизней, как в захватывающие турецкие сериалы.

Кто с кем живет? Кто от кого ушел? А к кому? Кто чем болеет, кто что ест, кто как одевается?

Что сделал тот-то и тогда-то, и что ему за это было?

Наша Марта знала все. А что не знала-домысливала, и порой сами герои событий удивлялись новым подробностям своей биографии. Тот самый случай, когда «сколько о себе не рассказывай, а за спиной расскажут интереснее».

К работе Марта относилась философски: просто принимала как данность тот факт, что работа никуда не денется.

А потому выполнять ее совершенно не спешила.

Хороший ее день начинался с бесконечного чаепития после конференции, порции свежих сплетен и попытки обсуждения отсутствующих коллег с присутствующими. Плохой-с необходимости что-то немедленно решать, а ужасный-с необходимости что-то немедленно решать и плюс еще что-то делать руками.

Утренние обходы могли происходить после обеда, листы назначений писались в лучшем случае к вечеру, а медицинская документация регулярно терялась в течении дня.

Процедурная медсестра и постовые акушерки, нуждавшиеся в листах назначений для выполнения своих обязанностей, приходили от этого в ярость.

Обстановка по этому поводу порой накалялась до предела, а потом кто-нибудь наконец срывался и за плотно закрытыми дверями процедурного кабинета нецензурно, но искренне доносил до доктора Марты все накопившиеся претензии. После этого она на некоторое время обижалась и ни с кем не разговаривала, а так как именно разговоры отнимали львиную долю ее рабочего времени-неожиданно начинала трудиться продуктивно и даже все успевала вовремя. И очень этим обстоятельством гордая, молча уходила домой. К нашему удовольствию:)

Тетрис эпидемиолога.

Как в любом крупном и уважающем себя медицинском учреждении, в Клинике Акушерства был эпидемиолог.

Точнее, была. Красивая молодая женщина, очень современная и не слишком вредная, но должностная инструкция велела ей донимать нас по самым непопулярным позициям: журналы регистрации уборок, техники разведения дез.средств и прочие смывы с поверхностей. Надо сказать, что на ниве дезинфекции и стерилизации все и без того старались-в первую очередь, это защищало нас же самих. Но вот ведение соответствующей документации было вечной головной болью, потому что ни разу не помню, чтобы написанное в ней соответствовало действительности.

Например, «современные технологии обработки помещений», гордо заявленные на сайте Клиники, в реале были представлены одной несовременной бабой Валей с ведром хлорки.

Нет, разумеется -санитарок было несколько.

Но баба Валя была, пожалуй, ярче всех.

Да, в отчетных журналах про уборку были заявлены современные дезинфицирующие средства. Да, иногда они даже имелись в наличии. Но убирать нужно было ежедневно и не раз, а снабжение в армии имело мало общего с реальными потребностями личного состава.

Так что разноцветные средства в красивых пластиковых канистрах мы видели, но нерегулярно. Зато хлорные таблетки , как и хозяйственное мыло, на складах были в изобилии и щедро выдавались по любому запросу. Санитарки вздыхали и морщились, но только не баба Валя. Будучи женщиной старой закалки, в универсальную силу хлорки баба Валя верила безоговорочно, и никакие аргументы в каких-то там инструкциях не могли убедить ее в том, что такое чудесное средство может с чем-то там не справиться. Ха! Просто нужно взять побольше.

А инструкции…да баловство это все и для галочки.

В силу почтенного возраста баба Валя была подслеповата, а потому хлорные таблетки в ведро с водой она сыпала «на глазок», но щедро. Неизвестно, какие вирусы и бактерии мог убить полученный раствор, но вот то, что нас он добивал нещадно-это факт. Баба Валя, закаленная жизнью в частном доме (для уборки в котором тоже отсыпала себе таблеточек), играючи перемещала тяжелое ведро по отделению и мыла из него все, что видела: полы, стены, кровати, тумбочки и сантехнику. После генеральной уборки палат мы вынужденно открывали в них окна даже в лютые морозы. А вот с поста деваться было некуда и выходя после смены на улицу, дышать полной грудью я начинала ближе к метро, а чувствовать запахи-только ближе к дому.

А еще баба Валя удивительно вкусно солила огурцы и желая сделать приятное «своим девочкам», возила их нам трехлитровыми банками в пригородной электричке.

К счастью, в рецептуру засолки хлорка не входила.

Когда весь мир накрыла пандемия, баба Валя растерялась только в первый момент. А во второй…достала хлорку.

И очень переживала, когда очередное распоряжение правительства заставило ее временно сидеть дома, как категорию «65+». Потому что «кто же будет тут у вас все мыть»?!

Мыть конечно было кому. Баба Валя, повторюсь, была не единственной санитаркой. Но однозначно-самой колоритной и скучали мы по ней очень искренне.

А пандемия тем временем вносила свои коррективы в нашу жизнь.

Эпидемиолог, осознав всю новую реальность и роль в ней именно эпидемиологов, вдохновенно принялась строчить всевозможные инструкции.

Инструкции добавили нам журналов и заморочек, но никак не добавили безопасности, потому что весь мир в тот момент стоял на ушах и как именно обеспечить эту безопасность, не знал тогда никто. Но высокое начальство требовало отчета о предпринятых мерах, в связи с чем возникла уникальная в своем роде система маршрутизации пациенток на период пандемии в рамках одного отделения. Идея заключалась в том, что обследованных на грозный вирус женщин следовало разделять с необследованными, для чего предписывалось их размещать по разным палатам, в разных концах коридора.

И мера в целом была бы разумной, если бы не одно «но»– единственный на всем отделении туалет, ровно посередине.

Душ и смотровая тоже были в единичном экземпляре, но в сравнении с проблемой туалета это уже были мелочи.

Запретить женщинам мыться теоретически было можно, но неразумно.

Смотреть необследованных женщин прямо в палате тоже было можно, но неудобно.

Запретить же пользоваться туалетом было нереально в принципе и это сводило на нет всю затею.

Но на то оно и креативное мышление специалиста!

И вот на дверях туалета дородового отделения появилось расписание, согласно которому пациентки и должны были отныне его посещать.

Четко, по-военному, было рассчитано не только время посещения, но и продолжительность пребывания женщины в кабинке.

Сначала, разумеется, шли «чистые» палаты.

Затем-потенциально зараженные.

Кто не уложился…не повезло.

Потому что затем шла уборка.

А следить за четкостью выполнения инструкции, разумеется, должны были акушерки.

С записью в соответствующем журнале, а как же! Представьте себе недоумение на лицах взрослых женщин, которых будили в семь утра «на горшок». А на обратном пути в палату спрашивали, успешно ли удалось сходить, потому что следующие три часа туда будет нельзя.

Сие нововведение, к счастью, продержалось недолго.

Но успело войти в историю под названием «тетрис эпидемиолога».

Глава 9

Традиции-наше все.

Рождение ребенка, помимо чисто медицинских процедур, подразумевает множество деликатных моментов.

Тяжелый физический труд и огромное нервное напряжение на фоне болевых ощущений разной степени интенсивности и без того особенно не вдохновляют.

А тут еще и необходимость находиться без нижнего белья в компании малознакомых одетых людей, которые вторгаются в твое личное пространство настолько активно, насколько не каждому родному мужу позволено. Разумеется, «лишних» вмешательств женщины стараются избежать всеми силами. И если на предмет стимуляции и анестезии диалог обычно происходит с врачом, то вот про клизму и бритье переговоры ведутся с акушеркой.

Мнение о необходимости этих процедур с течением времени менялось довольно радикально: от «обязательно» до «ни в коем случае».

Наши прабабушки в домашних родах великолепно обходились и так, наши бабушки по-разному, смотря, где и как им довелось рожать.

Рожающие в советских родильных домах наши мамы получали клизму и бритье поголовно и без дискуссий.

На волне возвращения к естественности женщины во всем мире стали отстаивать свое право обкакаться в родах и в какой-то момент наконец его получили.

Клизму запретили вообще.

К счастью, длилось это недолго и в результате все пришло к разумному равновесию: теперь клизма стала считаться медицинским вмешательством, а не просто гигиенической процедурой и проводить ее следует исключительно по показаниям.

И даже те, кто ее очень просит-не всегда могут получить.

В Академии же клизма и бритье считались обрядами обязательными, примерно, как елка на новый год.

Никто уже точно не помнит-зачем, но так принято.

Традиция и ощущение праздника.

Существующие общие рекомендации и медицинские показания-ерунда и не считается.

ВМА-это государство в государстве и законы тут свои собственные.

Попавшие на «дородовое» женщины, наслышанные про свободу выбора в родах, этому конечно удивлялись и иногда возмущались, но было поздно.

Заведующая родильным отделением была в этом плане непреклонна и могла запросто вернуть переведенную к ней женщину только затем, чтобы ее предварительно побрили, что уж говорить о клизме.

Сколько историй было с этим связано!

И роды на унитазе, и прилюдные «конфузы» в коридоре по пути в родильный блок, и письменные жалобы пациенток на нарушение их прав-все было бесполезно и ничего не менялось. Помню свой диалог с дежурным врачом после осмотра женщины, рожающей в четвертый раз и вполне активно. Результаты осмотра позволяли предположить начало потуг через час-другой, что было доктором и озвучено, но клизма, разумеется, была назначена.

Для непосвященных поясню: помимо своей прямой функции, в качестве «побочного» эффекта клизма очень здорово стимулирует родовую деятельность, о чем естественно все акушеры знают. Я живо себе представила очередные роды на унитазе и тут же уведомила доктора о том, что выполню его назначение только в том случае, если он лично будет держать пациентку на унитазе за руку.

Однако, суровой заведующей родильным отделением доктор опасался явно больше, чем такой перспективы и видимо потому примирительно предложил: «ну ладно тебе! Ну ты сделай МАЛЕНЬКУЮ!»

Короче, надо понимать: без клизмы в академии рожать было попросту запрещено.

Туалет дородового отделения представлял собой три отсека с унитазами и один-с биде.

К сожалению, не все пациентки знали, что биде и унитаз-это не одно и тоже, да и с унитазами многие бывали небрежны, поэтому сантехник появлялся у нас довольно часто.

А поскольку пробивание засора дело хлопотное, масштабное и довольно грязное, пользование туалетом по назначению в это время было исключено.

А это дородовое. Тут беременные. И туалет для них важнее, чем кровать и холодильник, вместе взятые.

А кроме того, довольно часто беременные внезапно превращались в рожениц, а рожающую женщину следует переводить из дородового отделения в родильное.

Предварительно совершив обязательный ритуал.

И кого волнует, что унитаз не работает?!

***

Короче, очередное мое дежурство.

Ситуация именно вышеописанная: сначала в унитаз полетела женская прокладка, потом-мандариновые корки…и в результате-явление сантехника.

Работа в разгаре, бардак крупномасштабный, но что-то там у него не идет и ремонт явно затягивается…

А у меня в отделении -29 человек, и все хотят пИсать.

Решаю временно открыть пустующую платную палату, где есть свой туалет и на время сделать его общедоступным. Ну да, там унитаз всего один, но ведь это лучше, чем вообще ни одного? Палату открыли, караван страждущих потянулся. Выдохнули. Но, разумеется, ненадолго.

Потому что у одной пациентки начались схватки.

После осмотра выяснилось: да, женщина в родах.

Да, нужно готовить перевод.

А это значит-что?

А это значит-клизма, разумеется.

В условиях ОДНОГО унитаза на ВСЕ отделение.

И вишенка на торте: унитаз в одном конце коридора.

А клизменная (это там, где можно провести саму процедуру)-в противоположном.

Как раз рядышком с неработающим туалетом и работающим сантехником.

На пару с санитаркой прикидываем варианты:

Можно было бы сделать клизму прямо в той палате, где унитаз. Но потому палата и не работает, что там нет кровати. Сломана. Лечь можно, встать-не факт.

А получить травму-запросто. Не рискнули.

Можно поставить туда каталку и попробовать все сделать на ней.

Попробовали. Не встала. Палата маленькая.

Проводить процедуру в клизменной и отпускать в туалет через весь коридор-не добежит ведь. Мало того, что ситуация щекотливая, так еще же и схватки!

И в результате родился план, который мог родиться только в академии, ведь для его реализации нужна была скорость реакции, слаженность коллектива и четкий тайминг.

Короче, стопроцентно-военная операция.

В клизменную закатилась каталка, там размер помещения позволял. На каталку была уложена пациентка.

Тем временем в палате с туалетом беременная из числа добровольцев оповещала всех, что вход сюда временно воспрещен, но двери держала открытыми.

В клизменной на каталке провелась, собственно, сама процедура.

И сразу по окончании ее мы с санитаркой бегом покатили каталку с пациенткой к унитазу!

Доставляли вас когда-нибудь на горшок через длинный больничный коридор, лежа на боку, в ночнушке, без трусов и «с ветерком»?

Когда у вас живот размером с дирижабль, в нем-целый человек, родовые схватки и два литра воды, добросовестно залитые только что в ваш кишечник? Нет?

Что вы вообще знаете о трудностях!

От вида нашей команды, пробегающей мимо, сантехник протрезвел и починил унитаз в рекордные сроки.

А закончилось все отлично, кстати. Все успели вовремя.

И даже туалет несколько месяцев держался, не засорялся больше.

Роддомовские будни.

Про чудо по имени Юлька.

Когда-то давно, когда я любила носить розовые воздушные платья и искренне верила в магию (года четыре мне, кажется, было), я всерьез собиралась быть волшебницей. Мне казалось , что это так естественно: раз Мир полон удивительных Чудес , то разумеется-должен быть кто-то, кто отвечает за их организацию. Так почему бы не я?

Потом я, конечно, выросла. Столкнулась с суровыми жизненными реалиями, и вера в сказку немного померкла, но не пропала.

А потом в мою жизнь вошло акушерство.

И вот сейчас я могу утверждать : Чудеса существуют.

И я говорю даже не о чуде самого факта рождения.

Я говорю об историях появления на свет человека вопрекизаконам логики и акушерства.

Об историях, которыми исключительно богаты биографии многих коллег и моя, разумеется, тоже.

И вот одной такой историей я хотела бы поделиться.

Юлька.

Юлька была очень долгожданной дочерью своих родителей.

У Наташи с мужем уже был старший сын , а о дочке мама даже не смела мечтать: однажды ей нагадали, что будут только мальчишки. Но второго малыша пара планировала и когда на УЗИ доктор предположил девочку, Наташа на радостях принесла нам огромную шоколадку. Я тогда работала в одной из городских женских консультаций при родильном доме, и Наташа состояла на учете как раз на моем участке. Беременность протекала отлично, страхи первого триместра позади, а на улице- яркий и солнечный, не по-осеннему, сентябрь.

И Наташа спрашивает своего врача, может ли она не приходить недельки три: у мужа как раз отпуск и им очень хочется всей семьей поехать к морю.

А и верно, когда потом-то…с малышкой еще не скоро такое путешествие сложится.

И врач, вполне удовлетворенная результатами обследований, дает Наташе советы в дорогу, ставит пометку на карте и с улыбкой отпускает.

Карта отложена в сторонку, явка не раньше октября.

…Прошла примерно неделя.

Наша консультация, напомню, была при родильном доме и считалась с ним одним целым, с общим на всех главным врачом. Поэтому некоторые наши акушерки брали дежурства в отделениях: и навыки стационарные не терять, и доплата за «ночные» не лишняя. Брала дежурства и я, чаще всего работать мне выпадало в «дородовом».

И вот очередная смена.

Беру список пациентов по палатам, и вижу знакомую фамилию.

Оказывается, действительно Наташа…

А вот история ее появления на отделении очень страшная…

До моря они не доехали. Накануне запланированного выезда в отпуск их семья возвращалась на машине из магазина.

А на другой машине, другой водитель возвращался из гостей. Нетрезвый.

И теперь семьи у Наташи больше нет.

…Сначала ее привезли в институт скорой помощи.

Правда, этого она не помнила.

Но там оказалось, что серьезных физических травм у нее,

к счастью, нет, а есть ссадины, ушибы и перелом лодыжки.

И , несмотря ни на что, все еще…есть беременность.

Решено было переводить пациентку в родильный дом.

И теперь эта девочка в Наташином животе была ее единственным смыслом, который нужно было уберечь во что бы то ни стало.

Наташа лежала в отдельной палате. Я зашла к ней.

Теперь я знаю, что это называется «отрицание».

Такая стадия принятия горя.

Тогда я этого не знала, и меня поразило то, что Наташа улыбалась.

Ее руки лежали на животе и нежно гладили человечка внутри, нога была в гипсе, а на столе стояли цветы.

Как и о чем говорить с ней, я не знала. Выручила сама Наташа.

–Ой, здравствуйте! Спасибо, что зашли! А Вы можете попросить, чтобы нам с кухни принесли яблоко?

На завтрак давали яблоки, я отказалась. А теперь так захотелось! Юлька хочет,-смущенно пояснила Наташа и снова погладила свой небольшой животик. Мою дочку Юлька зовут…

Конечно, я попрошу!

Я вышла из палаты в замешательстве, и это заметила коллега.

–Помнит она все, конечно…Просто ей так легче. Всем нам так легче… -задумчиво добавила она.

День шел своим чередом. В «дородовом» лежат мамы на разных сроках, кто с чем. Уколы, таблетки, капельницы…

Кто-то пошел рожать, кто-то вновь поступил, кого-то отправили на операцию. Кто-то просится погулять (тогда еще разрешали),кто-то наоборот-вернулся и притащил в отделение кучу «контрабанды»: лимонад, сушеную рыбу (и где только взяли!),семечки. Проверяю тумбочки, отнимаю «запрещенку», выслушиваю слезные мольбы. Иду на уступки: оставляю семечки и три соленых огурца на всю палату, девчонки бережно делят сокровища на всех.

Работающие «в день» доктора уходят домой, отдают на пост истории. Нужно все внимательно просмотреть, снять назначения на завтра, расписать их по специальным журналам. Померять всем температуру и давление.

Дел хватает.

Но весь день все равно возвращаюсь мыслями к Наташе. Нужно ведь зайти не по делу, а просто так…нужно, наверное, просто поговорить.

И не могу. Просто не знаю, как и что сказать.

Так и ушла с утра, ничего не придумав.

В следующий раз я услышала о Наташе через несколько дней.

У нее внезапно отошли околоплодные воды.

Срок беременности -23 недели и два дня.

Даже сейчас это очень-очень мало. А тогда… тогда детьми считались те «плоды», которые к моменту рождения весили один килограмм. А если меньше -то это был выкидыш.

В 23 недели беременности средний вес плода составляет 500 гр.

По существующим правилам шансов у Юльки не было.

Но заведующий отделением, доктор прогрессивный и образованный, всесторонне изучив доступный мировой опыт, решил все же попытаться.

Выдержав (как потом говорили) страшный прессинг от руководства, он тем не менее аргументированно настоял на своем: анализы мамы хорошие. Плод жив. Прерывать беременность мама категорически отказывается.

Мировой опыт показывает, что случаи были.

Мы будем ждать, сколько повезет.

В отделении затаили дыхание.

Наташа лежала. Юлька внутри старательно жила.

Надежду давало то, что плодный пузырь, по всей видимости, вскрылся где-то высоко, так как вод отошло совсем не много, больше с тех пор они не текли и родовая деятельность не начиналась. А воды дело такое, они понемногу образовываются всю беременность и теоретически их количество могло увеличиться.

Дважды в сутки Наташе брали анализы крови, чтобы убедиться, что риска инфекции и других рисков нет.

Делали уколы и ставили капельницы.

Прикатили в палату мобильный аппарат УЗИ (невиданная роскошь по тем временам!).

Санитарки драили Наташину палату старательнее, чем операционные.

Акушерки приносили домашнюю еду, так как навещать Наташу было, к сожалению, некому.

И Чудо случилось!

Юлька родилась на 34 неделе беременности.

Конечно, 34 это тоже не 40, но это гораздо лучше, чем 23!

Малышку перевели в стационар, а Наташа еще немного пролежала у нас, а потом выписалась, чтобы лечь в больницу к дочке.

*****

Прошел ровно год.

Солнечным зимним утром к нам в кабинет залетела санитарочка и протараторила: «там это…Главный всех собирает, идите!» Переглянулись с доктором, прервали прием, пошли к начальству. Что за срочность, интересно? Да так, чтобы еще и вдвоем нас звать….

Входим в кабинет главного врача, а там… сидит Наташа!

А перед ней -красивый самодельный тортик со свечкой.

У Юльки День Рождения!

Простите, но кажется плановый прием немного задержится…

Чудеса на то и чудеса, чтобы случаться не по плану.

Отодвинули важные документы, поставили чашки.

А тут и коллеги из «дородового» подтянулись, кто был на смене. Во главе с заведующим, конечно.

Пили чай, ели торт, смотрели фотоальбомом, где симпатичная девчушка росла и менялась, из креветки в пеленках постепенно превращаясь в улыбчивую барышню. И все у них с мамой было хорошо.

Вот только, призналась Наташа, море видеть не могу.

Даже на фотографиях.

Сильная женщина.

Глава 10

Про силу самовнушения.

Дело было много лет назад.

Тогда я вела курсы для будущих родителей и одновременно работала акушеркой в одном из родильных домов северной столицы.

И вот обратилась ко мне будущая мама по имени Екатерина.

Лет Кате было двадцать восемь, и примерно столько же недель было ее второй беременности.

Пришла она с четким запросом: «хочу родить сама».

И пояснила: говорят, после Ваших курсов это точно возможно.

Нууу….

Для тех, кто не в теме-рассказываю.

Гарантировать, что женщина точно родит сама, не может никто и никогда.

После любых курсов, даже после курсов ясновидения.

А уж о курсах подготовки к родам и говорить нечего : они всего лишь учат женщину тому, какие бывают варианты и как вести себя при возникновении любого из них.

Предполагать с той или иной долей вероятности в акушерстве можно, утверждать-нельзя.

Даже если беременность протекала, как по учебнику и никаких нюансов нет, они могут в любой момент возникнуть.

А при более подробном общении выяснилось, что нюанс у Кати есть и довольно существенный: рубец на матке.

Два с половиной года назад сын Кати появился на свет при помощи операции кесарева сечения.

Схваток она ощутить не успела, операция была плановой, по причине неправильного положения плода.

К наступлению той первой беременности Катя очень готовилась. Пила витамины, правильно питалась.

Потом ходила на какие-то возвышенные духовные (не акушерские, а именно духовные) курсы подготовки к родам.

На курсах две экзальтированные дамы, не имеющие никакого отношения к медицине, так и не научили ее правильно дышать и пеленать младенцев, зато рассказали о том, как важно не допустить акушерской агрессии. Под агрессией понимались любые медицинские вмешательства вообще.

В какой-то момент Катя поняла, что это перебор и на те курсы больше не ходила, но росток сомнений дал свои плоды.

К врачам Катя стала относиться настороженно.

Но к счастью, все же решила обратиться в родильный дом.

Она очень-очень хотела родить сама.

И когда в самом финале ей пришлось отказаться от этой мечты, разочаровалась…в самой себе.

Потому, что не смогла. Не прошла женскую инициацию.

И теперь она «неправильная мать».

А на фоне таких своих выводов, бесконечно прокручивая в голове вопрос «что я сделала не так?», очень скоро Катя погрузилась в пучины послеродовой депрессии.

И даже стала избегать фразы «я родила».

Потому что ей казалось, что родила не она, а за нее.

Что именно кесарево и есть единственная причина всех ее неприятностей.

Сын много плачет, грудное вскармливание проблематично, интимная жизнь не радует…да и вообще, пожалуй, ничего не радует -и это вот все оно. Кесарево. Если бы родила сама-то все было бы иначе, конечно.

Много думала об этом. Много плакала.

Когда масштаб переживаний по этому поводу перешел все разумные границы и ее душевное состояние стало всерьез сказываться на жизни всей семьи, включая маленького сына, Катя попала к психотерапевту. Психотерапевт же, отбери у него Провидение сертификат, внушил ей «гениальную» мысль: нужно просто попробовать еще раз.

Родить другого ребенка. Правильно родить, самой.

И все встанет на свои места.

Катин муж, услышав этот совет, выразился непечатно в кабинете главного врача, и сменил и психотерапевта, и саму клинику.

Сам нашел другого. Сам поговорил с ним прежде, чем доверил ему супругу. И вот тот второй специалист действительно помог, Катю стало отпускать.

Но мысль про «попробовать еще раз» в Катюшиной голове застряла.

И когда она забеременела во второй раз, гормоны разбудили в ней прежние мечты и уже мало что могло ее остановить на пути к заветной цели.

А в те времена после первого кесарева сечения (независимо от его причины) обычно сами больше не рожали, а оперировались повторно в плановом порядке.

Рожать было не то, чтобы запрещено, а скорее не принято.

Существующие тогда технологии проведения операций не позволяли получать столь качественные рубцы на матках, чтобы на них можно было бы твердо рассчитывать в последующих родах.

Разумеется, исключения бывали. Иногда женщины приезжали в роддом уже почти на потугах, до последнего просиживая дома. Иногда случались стремительные роды. Иногда бывали очень хорошие, «зрелые» родовые пути, качественная родовая деятельность и смелые доктора, которые позволяли себе наблюдать, а не сразу махать шашками. Но это именно отдельные случаи.

В целом же, по существующему протоколу, пациентку с рубцом на матке полагалось своевременно (в 36 недель) госпитализировать, дообследовать и планово прооперировать, от греха подальше.

А такой расклад Катю не устраивал никак.

Естественно, я тоже не могла обещать никакого конкретного сценария, о чем сразу Катерину и предупредила.

Но снять тревожность и «занять голову» правильной информацией ей было полезно, она и сама это понимала. К счастью, второй психотерапевт поработал неплохо, и мечта о родах хоть и осталась мечтой, но уже перестала быть фанатичной идеей.

И после нашей с ней беседы Катя записалась в клуб, где я вела занятия, на полный курс предродовой подготовки.

Договорились, что будем заниматься, готовиться, стараться доносить беременность без осложнений, ну а там -как пойдет.

Про себя я понимала, что шансов на естественные роды у Кати не много. Но лишать человека надежды было нельзя, и я решила не торопить события. Хотелось бережно и постепенно донести до Кати, что способ родоразрешения никак не влияет на качество и количество материнского счастья, если и новорожденный, и мама в результате здоровы. Ведь это тот самый случай, когда результат куда важнее, чем сам процесс.

И что не так важно, каким способом малыш появился на свет.

Важно, чтобы обошлось без психотерапевтов после.

В подготовку к родам Катя погрузилась с головой. Гимнастика на суше, занятия в бассейне, лекции и практические тренинги-Катя с удовольствием посещала все, вела прилежные конспекты и задавала множество вопросов.

Инструктора по фитнесу ее хвалили и восхищались. Преподаватели теории начали готовиться к лекциям дополнительно, уж больно сложные вопросы она порой задавала.

Практики Катерина отрабатывала с самоотдачей, достойной Олимпиады.

И вот заветные 36 недель.

В женской консультации Кате дают направление на дородовое отделение, правдами-неправдами она торгуется и получает разрешение лечь в стационар не ровно в 36 недель, а неделей позже.

И в дородовом Катю по-прежнему не оставляет ее боевой настрой: она продолжает тренировать дыхание и практикует медитации трижды в день.

Акушерки дородового считают ее блаженной, соседки по палате просят переписать конспекты.

В 38 недель у Кати начинает болеть живот. Регулярно, но не сильно. Скорее «тянет».

По результатам осмотра родовые пути соответствуют сроку беременности, то есть-все закрыто «наглухо». Шейка матки едва пропускает кончик пальца, «созревает». Дежурный врач предлагает Кате сразу же и пойти на операцию-мол, малыш нам сам дал знать, чего тянуть?

Но от такого сценария она категорически отказывается. Уговаривают всем отделением, но где там! Совершенно бесполезно.

Катя уверенно стоит на своем: пока это безопасно (а ведь сейчас это безопасно, да?), я буду рожать сама.

И звонит мне.

Никого ее отказ, конечно, не радует. Коллеги тоже мне звонят, и по телефону высказывают за то, что мол «научила» (клянусь стетоскопом, ничему такому не учила!), но переводят мою Катерину в родильное.

Под наблюдение.

Я приезжаю, поднимаюсь в отделение.

Выдерживая легкую бурю недовольства, договариваюсь тем не менее с дежурным врачом, чтобы дал женщине хотя бы «созреть», а там я лично еще раз попробую уговорить ее на операцию. Уж мне-то она доверяет!

Нам дают три часа.

Сейчас, спустя столько лет, когда протоколы изменились, к такой ситуации вопросов бы не было вообще.

И никто бы на операционной не настаивал.

Но на тот момент времени, повторюсь, правила были другие, да и технологии тоже, так что рожать самой с рубцом на матке было не принято. И такое Катино решение заметно всех нервировало.

Я, разумеется, не умела смотреть в будущее.

Мне самой было бы удивительно тогда узнать, что однажды все изменится настолько, что естественные роды после КС перестанут кого-либо удивлять.

И прося отсрочку от операции, я просила именно повременить, а не отменить.

Мне хотелось успокоить Катю, сохранить ее доверие.

Дать ей хоть немного «побыть» в родах. Ощутить все то, к чему она так долго шла и чего у нее не было в первый раз. Дать ей примириться с собой, ощущая схватки, разрешить прочувствовать на уровне тела: она может, она-настоящая мама.

Ну а потом мягко объяснить, почему нельзя довести роды до конца и почему безопаснее операция.

Я ведь и сама тогда думала, что безопаснее.

Кате про лимит в три часа я не сказала. Просто принесла ей фитбол, выключила яркий свет, разрешила взять плеер с любимыми мелодиями. Сказала, что пока можно делать то, что она сама хочет, а попозже будет осмотр и мы поговорим.

Катя расслабилась, удобно устроилась на мяче, взяла наушники и погрузилась в дыхательную медитацию…

…И вот прошло три часа. Осмотр. А там-сглаженная шейка матки и хорошие четыре сантиметра раскрытия.

И вообще-все красиво и как по учебнику. И регулярные качественные схватки.

Доктор задумался. Протокол протоколом, но вот в этой конкретной ситуации прямо жалко все портить своим участием!

Полный сомнений, дежурный доктор позвал заведующего отделением.

Заведующий тоже посмотрел. А там уже пять сантиметров!

И стремится к шести. Активно так стремится.

А Катерина дышит себе тем временем на каждую схватку, носом вдох-и выдох длинный через губы, сложенные «трубочкой» и лицо у нее такое…ну как описать?

С таким лицом оргазм случается, а не родовая деятельность.

Экстаз, погружение, кайф!

Мимо шел анестезиолог, Катиной карты в руках не держал, но опытным взором определил-пациентка в активной фазе родов. Зашел, представился. Предложил обезболивание. Катерина в ответ возмутилась: не мешайте! Я к этим ощущениям три года шла!

Анестезиолог ретировался в недоумении: первый, говорит, раз меня не рады видеть! Обычно именно я в роддоме-самый любимый врач! Ну и женщины пошли…

А время идет, надо что-то решать. От операции Катя по-прежнему отказывается, и в принципе, ее все понимают. Уговаривают уже даже не активно, а скорее для протокола.

На посту собралась вся дежурная бригада.

Заведующий родильным и заведующий дородовым отделением. Главный врач тоже подошел.

Сидят, листают какие-то справочники, дискутируют.

И всем миром думают: что теперь делать, а главное-что потом писать, ситуация не типичная.

Схватки идут. Катя работает, дышит.

Покачивается на мячике тихонько, в такт дыханию.

И улыбается. Вдох-выдох…

Сердцебиение плода ясное, ритмичное.

Рубец на матке…тьфу-тьфу, спокойно все в области рубца.

А на пике очередной схватки отходят светлые околоплодные воды.

Снова осмотр. Раскрытие восемь сантиметров.

Малыш начал опускаться, Катя начала на выдохе «гудеть» паровозом «фу-уу-ууу!».

И стало ясно, что в операционную никто уже не идет.

Накрылись, помылись, вызвали детских.

Вдох-выдох, фу-уу-у-у! Еще-еще! Вот так, все правильно! Отдыхай, Катюша. Дыши спокойно, ровно, носом. Расслабь мышцы, прикрой глаза. Наберись сил для следующей схватки.

А вот и она!

И снова: вдох-выдох, фу-уу-у! Дуй на свой пупок, еще-еще-еще!

Подбородок к груди! Руками тянем на себя поручни, ногами отталкиваемся от упоров! Толкаем вниз! Фу-у-у-у!

Молодец, отдыхаем…

Чувствуешь, давит? Это головка, ты умница! Еще чуть-чуть! Выдох …

И всего за несколько сильных мощных схваток Катя родила. Сама.

Замечательную Аленку, весом всего 2900, зато ростом целых 50 см.

И по шкале АПГАР Аленку похвалили, 9 баллов дали!

И у мамы все было хорошо, со всех сторон проверили.

Написали потом в истории все, как надо, конечно.

Благо, все обошлось.

А уж как сама Катя была счастлива, не передать!

Она ведь и правда ждала эти роды целых три года.

И искренне считала, что все дело было в ее настрое и в отличной дородовой подготовке.

Конечно, не без этого.

Подготовка -это важно. И настрой тоже.

Плюс физиология. Плюс везение. Плюс железная выдержка персонала, несмотря на протоколы.

И немножко Чуда, куда ж без Чуда в акушерстве.

Главное, чтобы без фанатизма.

А еще источники информации стоит тщательно выбирать, чтобы потом не пришлось выбирать психотерапевтов.

Ученье-свет!

Сборник веселых и разных историй

о подготовке к родам.

Для тех, кто далек от этой темы, сама постановка вопроса «учиться рожать» звучит странно. Казалось бы, чему там учиться? Сколько на земле существуют люди, столько они и размножаются одним и тем же способом, яйца мы никогда не несли и икру не метали. «Ни одну кошку не нужно учить рожать или ухаживать за котятами, на уровне инстинкта она сама все умеет»-говорят те, кто считает курсы подготовки к родам блажью.

Так-то оно так, если речь идет о кошке дикой или хотя бы беспородной. А вот элитная киска, результат селекции заводчиков, чаще всего ни зачать, ни родить, ни воспитать без помощи человека как раз не может. Инстинкт-вещь природная. А когда от природы отойдешь, остается чистый лист. Так что кошка породистая нуждается в помощи ветеринара и нередко помогать ей приходится в операционной.

Но, к счастью для ветеринаров, у кошки хотя бы интернета нет.

Женщины племен, живущих в дебрях Амазонки, как и много миллионов лет назад рожают под кустом и в медицинской помощи не нуждаются. Хорошая новость для адептов естественности: в организме женщины действительно заложено природой все для того, чтобы она могла выносить и родить дитя без сторонних вмешательств. Правда, цена естественности-естественный же отбор. Но вот об этой стороне медали поклонники всего природного предпочитают не думать. А между тем, в природе выживает сильнейший.

Ну а если уж выжил-то может произвести на свет следующее поколение. Пользуясь инстинктом, да.

Современная женщина, живущая в большом городе, от природы далека. А к моменту собственной беременности обычно подходит, имея диплом, карьеру и массу навыков. Но с деторождением эти навыки, как правило, не связаны, ведь в школе этому не учат, а многочисленные братья-сестры в качестве пупсов есть не у всех.

Вот и получается так, что все сведения о беременности и родах современной женщине приходится находить самой, ища ответы на вопросы уже по факту их возникновения.

А первое (и самое простое), что всем приходит в голову -это, конечно, интернет.

И вот тут начинаются казусы. Ведь в интернете-как на заборе, писать никому не запрещено. И поэтому сведения, которые оттуда удается почерпнуть, пестрят всеми гранями нелепости и противоречий.

Лично я встречала, например, статью о том, что во время беременности нельзя жить интимной жизнью (можно спровоцировать роды), необходимо выгнать кошку, если она у вас есть (угроза токсоплазмоза), а красить волосы и ногти чревато хромосомными нарушениями у плода.

А другая статья (причем на том же ресурсе), уже не запрещая, а напротив- рекомендуя интимную жизнь, помимо нее настаивала на необходимости массажа промежности с различными маслами (и ссылочка на покупку с промо-кодом, заботливые:)), заодно запугивала преждевременными родами от двух чашек кофе в день и учила, как самостоятельно определить раскрытие шейки матки.

Кстати, поскольку эта инструкция представляет собой своего рода шедевр, на ней стоит остановиться подробнее.

Итак, запоминаем. Для определения степени раскрытия шейки матки (правда, для чего это следует выяснять самостоятельно-в статье умолчали), нужно лечь на спину без нижнего белья, согнув и разведя ноги в коленях, после чего взять обычное ручное зеркало и …просто посмотреть себе в промежность.

По мнению Автора-видимость будет, как на ладони.

И неважно, что анатомически шейка матки находится довольно глубоко и не всякий врач при осмотре на кресле ее так сразу же и находит. Он просто интернет не читал.

Как следует оценивать увиденное, в статье тоже не объяснялось. Может, при проведении данной манипуляции идет озвучка или например, бегущая строка где-нибудь появляется, с указанием раскрытия в сантиметрах?

В комментариях к данному опусу я, каюсь, не сдержалась и позволила себе дополнить Автора: если в зеркальном отражении Вашей промежности Вы внезапно увидите головку плода- раскрытие шейки матки точно полное. Гарантирую. Вдруг кому пригодится…

Для более осторожных и продвинутых существуют курсы подготовки к родам.

Онлайн и очные, с бассейнами и танцами, с муляжами и плакатами, разбросанные во времени и пространстве так, что найти что-то подходящее для себя может даже самая взыскательная и капризная будущая мама.

Но ориентируясь на красочные обещания и удобство расположения, очень многие при этом забывают главное: на курсах важнее всего специалисты. К сожалению, деятельность курсов не попадает под виды услуг, для которых необходимо лицензирование. А поэтому тут, конечно, несколько лучше, чем в интернете, но все же встречается и странное.

Попадались мне курсы, где занятия вела психолог пятидесяти пяти лет, у которой не было своих детей.

Есть курсы, открытые бывшей детской медсестрой (а до того, как стать медсестрой, мадам работала акушеркой).

И на своем сайте она гордо заявляет об этом опыте. Правда, умалчивает о том, что из акушерок за профнепригодность ее последовательно выгнали несколько родильных домов, после чего она получила другой сертификат и ушла работать в детскую поликлинику. Но даже несмотря на кадровый голод в амбулаторном звене, из рядов медсестер ее тоже попросили и довольно скоро.

Есть курсы, которые открыто пропагандируют роды вне родильного дома, «а уж если попали в него, то хотя бы откажитесь от всех медицинских вмешательств»-на полном серьезе рекомендуют там.

Короче, курсы тоже нужно выбирать очень внимательно, ориентируясь прежде всего на образование и практический опыт тех, кто будет Вас там чему-то учить.

А учиться, конечно, надо. В первую очередь это дает спокойствие самой роженице, ведь огромное количество стрессов женщина получает именно от непонимания того, что с ней происходит.

Никогда не забуду пациентку, которая однажды поступила в родблок с отошедшими водами.

Срок беременности был доношеный, воды текли, но схватки начинаться не хотели. Так бывает довольно нередко и обычно такую роженицу сначала кладут именно в родильное, для наблюдения. У некоторых довольно скоро начинается родовая деятельность. У других нет, но даже в этом случае врачебная тактика зависит от множества факторов. Иногда, если и мама, и малыш себя чувствуют хорошо и в экстренной помощи не нуждаются, такую женщину переводят на время в дородовое отделение. Наблюдать за ней там тоже можно, а самой беременной так удобнее: и поесть, и поспать, и в душ сходить в дородовом комфортнее. В родильном далеко не так спокойно.

И вот именно так с этой женщиной все и происходило.

Сутки наблюдения в родильном не принесли ей никаких новых ощущений, а усталость уже давала о себе знать.

И решено было пациентку перевести. А тут как раз предыдущая смена закончилась, и новая пришла, в моем лице. И переводить эту роженицу предстояло как раз мне и санитарке.

Посадили мы женщину к кресло-каталку, везем к лифту.

А она и спрашивает: а поесть мне хоть немножко можно будет?

Конечно, отвечаю! Не только можно, но и нужно.

Вы сутки в таком напряженном ожидании, нужно восстановиться. Сходить в душ, поесть и поспать.

Мы уже предупредили акушерок дородового, Вам завтрак оставили.

Нет-нет, говорит женщина. Погодите! У меня же воды отошли! Какой завтрак! Ведь нельзя! Я думала, хоть немного чаю сладкого разрешите выпить и на бутерброд со стороны посмотреть, а Вы говорите-завтрак!

Ну, думаю-стресс, понятно. В родильном-то есть запрещали, что и объяснимо: вдруг операция, наркоз-на переполненный желудок это опасно. Да и в естественных родах мы голодом, конечно, не морим, но и обильно питаться тоже не рекомендуем-частенько женщин в родах тошнит.

Поэтому, если уж совсем невмоготу-ну там дольку шоколада или йогурт можно, а если не критично-то лучше в родах только воду пить.

Еще раз объясняю пациентке, что хоть воды у нее и отходили, но родовая деятельность пока не началась. Потому-то ее и переводят в другое отделение, отдохнуть и собраться с силами. И есть ей, разумеется, можно и нужно. Но на лице женщины я читаю панику, а в голосе-непонимание, граничащее с раздражением:

У МЕНЯ. ОТОШЛИ. ВОДЫ. Как же я могу при этом есть?!

Короче, что выяснилось.

Женщина всерьез считала, что околоплодные воды принимают непосредственное участие в …питании ее ребенка.

Ну то есть, вот она еду прожевала-проглотила, и эта еда как-то (?)из желудка попадает в матку(!), прямо теми же кусочками, а уже там ее ребятенок, как рыбка в аквариуме, ее и собирает.

Отсюда и рекомендации по правильному питанию во время беременности: детей картошкой-фри кормить не рекомендуется! И жевать надо тщательно. А раз воды отошли, какая еда…все ему, бедному, на голову падать будет?

Тревожную, но такую ответственную маму мы, конечно, успокоили. Объяснили, для чего там в матке нужны плацента и пуповина и что кусочки еды (честное слово!) малышу на голову не падают! Но ведь сколько нервов она потратила, пока жила в этой своей реальности? Хотя худа без добра не бывает-питалась она всю беременность очень качественно и правильно.

Другой случай.

Женщина прибежала в приемное отделение родильного дома в слезах. Сквозь рыдания удалось установить, что она только что с приема в женской консультации и у ее ребенка «нет глазиков»! Ужас какой…неужели женщина после скрининга? И что же за страшный порок развития эти УЗИсты ей там насмотрели, и почему при этом отпустили пациентку после такой новости?

Успокаиваем, просим документы-протокол УЗИ, заключение врача, что там у Вас еще есть? Женщина дает нам обменную карту, где есть все исследования и все-без нареканий. И на УЗИ патологий нет, и последний прием-все стандартно. А главное-никаких рекомендаций про дородовую госпитализацию.

И что оказывается? Женщина действительно была на УЗИ, но вчера. Доктор, внимательно глядя в монитор и высчитывая там свои данные, мимоходом отметила: ой, как интересно лежит малыш, личиком к нам повернулся! Мама запомнила. А на следующий день пошла на прием к гинекологу, который, трогая живот, довольно сильно (с точки зрения женщины) нажал ей двумя пальцами чуть выше мочевого пузыря. На самом деле, это был один из приемов наружного акушерского исследования. Стандартный и безопасный. Но раньше доктор так не делал (до определенного срока беременности «так» и не делают), а по расчетам мамы именно там, где нажимали пальцы врача, и находились глазки ребенка, личиком повернутого к нам. Про плотную стенку матки, плодный пузырь и собственные ткани она как-то не подумала и сразу же с приема поехала в роддом в надежде на то, что «если глазки выдавились не очень сильно (!), может все еще как-то можно поправить, доктор»?

Почему она не задала столь волнующий ее вопрос сразу там же, на приеме, где ей все наверняка и объяснили бы-нет ответа. Паника, страх, стресс.

А вот еще история настоящей семейной драмы.

И случилась она из-за того, что будущий папа категорически возражал против интимной близости с тех пор, как ребенок начал шевелиться. Утверждал, что «оттуда» малыш «все видит». Его супруга, правда, была более образованной и сначала несколько месяцев пыталась донести до него, что ни моральную, ни черепно-мозговую травму, общаясь между собой таким образом, родители ребенку не нанесут, но папа упорно стоял на своем: в его представлении об анатомии «там» все было «слишком близко».

Устав его убеждать и отчаявшись, накрутив себя на предмет «я его больше не привлекаю», супруга этого мужчины однажды в сердцах и заявила ему, что мол не стоит тебе себя переоценивать, дорогой. До ребенка ты «там» и не достанешь-нечем. С трудом помирились потом…

А еще одна будущая мама, которая, глядя на фрагмент слизистой пробки на прокладке решила, что у ее ребенка вывалился глаз? А десятки женщин, переживающих, что после отхождения вод ребенку станет нечем дышать? А сотни женщин, которые при абсолютно здоровой беременности боятся пить кофе, ездить за рулем, плавать и заниматься спортом только потому, что «кажется, я об этом где-то читала или кто-то мне это сказал»?

Сколько беременностей могло бы протекать гораздо комфортнее и радостнее, если бы у женщин было бы чуть больше полезной и правдивой информации, озвученной специалистами? Сколько родов прошло бы без ужаса и паники, если бы женщины были к ним готовы морально и физически?

Мечты, мечты…

Кто знает, может однажды мы дойдем и до их реализации? И будут у нас при каждом роддоме и при каждой женской консультации качественные курсы дородовой подготовки, доступные любой беременной женщине? В реальности, а не в отчетах?

Ну а пока это только мечты-наша грамотность и спокойствие в наших руках.

К счастью, на сегодняшний день и курсы можно выбрать качественные, и книжки найти полезные, нужно только захотеть искать.

А это тоже проблема, ведь многие искать-то даже не начинают. Нет понимания, что это важно.

И зря.

Ученье все же свет.

Глава 11

История Анечки.

Аня, Анечка, Анютка -только так и хотелось называть эту женщину, даже при первой встрече.

Ни Анна, ни тем более, Анна-и-отчество внешне ей никак не подходили: миниатюрная блондинка с нежным личиком, где казалось были только одни голубые глаза с выражением новорожденного олененка и лучезарная улыбка. Одним своим видом она вызывала желание баловать ее и опекать, причем желание это обнаруживалось во всех, кто с ней общался, независимо от пола и возраста. Сама Анечка была вовсе не против такого подхода, наслаждалась ролью всеобщей любимицы вполне открыто, но никогда ею не пользовалась.

Приятная такая девочка.

Анечка пришла ко мне на курсы подготовки к родам.

Срок ее беременности на тот момент был 22 недели. Лет ей было около двадцати пяти и детей у нее еще не было.

Лекции Аня слушала с интересом, задавала довольно много вопросов. С удовольствием посещала тренинги по дыханию и пеленала пупсов на практиках по деткам.

В перерывах пила чай в компании других мам и ведущих, часто смеялась и никогда не жаловалась.

Это сейчас я знаю, что никогда не жалуются люди в двух случаях: когда у них действительно все в жизни хорошо, или когда в ней все настолько безнадежно, что лучше даже и не думать об этом. Причем как раз, если все хорошо, то человек бывает разным: и грустным, и веселым. Иногда он всем доволен, а иногда ворчит по пустякам вроде погоды. И дни у него бывают хорошие и не очень, на то он и живой, и настоящий.

А вот когда внутри поселился мрачный ужас, некоторые люди превращаются в «неунывающий смайлик». Смех и юмор в этом случае становятся своего рода аутотренингом. Не приподнятое настроение заставляет человека улыбаться, а наоборот-он старательно растягивает губы в нужную гримасу в надежде, что эта мышечная комбинация на его лице как-то сможет изменить его внутреннее состояние.

А нарочитый позитив, свойственный таким людям-это иногда гипс для сломанной психики.

С годами я научилась видеть таких женщин.

Если пообщаться с ними чуть подольше, чуть внимательнее посмотреть им в глаза, то сквозь тонкое стекло мнимого благополучия можно разглядеть крик о помощи, спрятанный за улыбкой.

Но тогда такого опыта у меня еще не было, да и работали мы только с конкретными запросами клиентов.

В запросах же у Анечки ничего необычного не было, стандартный набор: научиться правильно дышать, собрать сумку в роддом, да пара лекций про грудное вскармливание.

Анечка всегда улыбалась. И даже когда на лекциях затрагивали эмоционально-сложные темы вроде послеродовой депрессии, и многие очень живо включались, переживали, кто-то плакал…Анечка тоже улыбалась. В таких обстоятельствах это выглядело немного странно и неуместно, но в конце -концов, улыбаться законом не запрещено при любых обстоятельствах.

Когда срок Аниной беременности перевалил за 35 недель, она обратилась ко мне с вопросом о родах. Тогда я брала в сопровождение женщин и Аню тоже с удовольствием взяла, на ее срок место у меня как раз было.

Мы заключили договор, сходили познакомиться с врачом, собрали сумку в роддом и стали ожидать начала родов.

Параллельно, в процессе ожидания, Аня продолжала ходить в бассейн и иногда на тренинги дыхания. Я познакомилась с ее мужем Михаилом, он оказался приятным парнем Аниного возраста, искренне включенным в беременность своей супруги.

В положенный срок у Ани начались схватки.

Спустя пару часов, когда они стали более регулярными, мы встретились в приемном отделении родильного дома. Аня улыбалась.

Старательно дышала на каждую (пока что не сильную) схватку, подписывала нужные бумажки, переодевалась.

Муж на родах присутствовать не планировал, поэтому поцеловал Аню, пожелал нам обеим удачи и уехал.

А мы с Анечкой поднялись в родблок.

Родильный зал у нас был отдельный, со всеми удобствами: мяч, кровать-трансформер, душ, огромная видео-панель на стене, где умиротворяюще сменяли друг друга картинки красивой природы в сопровождении музыки для релаксации. Анечка ответственно дышала на каждую схватку, расслаблялась в правильных позах, освоенных на курсах, применяла приемы самомассажа и в целом вела себя образцово-показательно. Все бы так рожали!

В какой-то момент ей вдруг до слез захотелось шоколада, «ну хоть маленький кусочек!» и я выклянчила у кого-то из акушерок половинку плитки «молочного с клубникой». Еще посмеялись с Аней, что это замечательный способ повысить уровень эндорфинов и в родах, безусловно, полезно!

А потом с ней внезапно что-то случилось.

Сначала Аня перестала реагировать на вопросы. Физические показатели все в норме, а мысли где-то совсем не здесь. Приходилось ее немного тормошить, чтобы получить обратную связь. Но так с некоторыми женщинами бывает, благодаря определенным гормонам в родах они впадают в состояние, напоминающее неглубокий транс. Это не опасно и даже полезно, так природа уберегает маму от излишнего стресса. Но у Ани транс постепенно стал глубже, чем хотелось бы, и мы активно возвращали ее обратно разговорами и действиями. Роды-это ведь не только расслабление, это еще и физическая работа. И в каждый конкретный момент времени делать нужно вполне определенные вещи, так что совсем выпадать из реальности не стоит. А вот Аня явно из нее выпадала.

И чем сильнее становились схватки, тем более странным было Анино поведение. На схватку она все еще старалась дышать, а вот в паузе -закрывала глаза и выла. На одной ноте, на выдохе. Жутко и пугающе, как может выть разве что раненый зверь. На вопросы она уже не реагировала, слышала только некоторые команды, сказанные жестким приказным тоном.

Бригада все больше напрягалась. Физические показатели и мамы, и плода по-прежнему были в норме, но вот это поведение…

В момент очередной паузы между схватками к лежащей на боку в кровати Ане решили подключить монитор сердцебиения плода, чтобы следить за показателями нон-стоп. И в тот момент, когда я подошла к ее кровати с датчиком, Аня вдруг резко выгнулась, оттолкнула мою руку и… спрыгнув на пол, попыталась спрятаться под кроватью. Продолжая выть, не открывая глаз. Страшно. Подбежала наша врач, на помощь прилетела дежурная бригада. Аня дралась и кусалась, не давая к себе подойти. В какой-то момент Аню все же удалось из-под кровати извлечь, анестезиолог тут же вколол ей что-то из своего чемоданчика и на некоторое время она успокоилась. Легла, выть перестала, дышала почти как нужно и даже не дралась, когда ей ставили внутривенный катетер. Мы расслабились-ну бывает, по-разному на стресс и боль женщины реагируют! Но, тьфу-тьфу, вроде бы справились. Несколько часов было тихо, и несмотря на то, что роды шли активно физически, эмоционально все было спокойно. Аня уже не улыбалась, но простые указания выполняла и в перерывах между схватками просто дремала.

Но оказалось, что расслабились мы зря.

К моменту потужного периода действие успокоительного препарата закончилось. Тужилась Аня, никого не слушая, организм сам делал свою работу, благо роды-это все же инстинкт. Аня орала, Аня хрипела, Аня металась по кровати. На каждой Аниной коленке висело по сотруднику, потому что ноги ей непременно хотелось свести вместе, зажав таким образом головку идущего плода. Еще несколько человек держали, где надо, Анины руки, а в вене-ее капельницу, приподнимали ее плечи, создавая примерно-правильное для потуг положение и хоть как-то пытались уберечь Аню и ее ребенка от травм.

С горем пополам, наконец малышку мы все же вытужили и положили тут же маме на живот, как полагается.

Но едва ребенок коснулся Аниного тела, как она сделала резкое движение рукой и только чудо в лице стоящих вокруг Ани помощников спасло новорожденную от падения на пол!

–Уберите ее!!! Не хочу ее видеть!!! -крикнула Аня в истерике.

Малышку убрали, к Ане для послеродового осмотра вызвали анестезиолога, а к ее пробуждению пригласили психиатра.

Прошло несколько часов, Аня проснулась.

Снова милая и нежная, с любопытством щупает опустевший живот и спрашивает, кто у нее родился. Последнее, что она помнит о родах, это как я ей шоколадку принесла. А дальше, с ее слов-темнота.

Кто у нее родился-не помнит. Но при этом и посмотреть не рвется, осторожно так расспрашивает и только.

А тут и психиатр как раз подошел.

Ничего хорошего в Аниной истории, к сожалению, не было.

Молодая, любящая друг друга пара, вместе учились в школе и в институте. О том, что поженятся, знали класса с пятого и к моменту окончания института не передумали.

Почти всегда и всюду вместе, но в тот роковой день-по одиночке.

Аня пошла на день рождения к институтской знакомой, а Миша был занят чем-то другим и пойти не смог.

А вечеринка, к сожалению, вышла из-под контроля.

Аню в тот вечер изнасиловали.

Уже потом, придя домой, в ужасе и в слезах она рассказала все Мише.

Каялась, что вообще туда пошла. Чувствовала себя виноватой. На эмоциях пыталась наглотаться каких-то таблеток, но так как никаких серьезных препаратов в квартире, к счастью, не было, то ничего кроме рвоты она не получила.

И после нескольких дней мучительных раздумий, вместе они решили: нужно просто все забыть, как будто ничего и не случалось. Живем дальше.

Никаких заявлений, никаких психологов.

Но, к большому сожалению, забыть не вышло.

Оказалось, что Аня беременна.

От этой новости ребята были в шоке, но… «ребенок не виноват и Аня ведь тоже не виновата», рассудили они.

И оставили малыша, решив, что со всем смогут справиться.

Расписались.

Знали о своей тайне только вдвоем, никому и никогда не говорили об этом. Ни родителям, ни друзьям, ни специалистам. Просто старались делать вид (в первую очередь-между собой), что все у них замечательно.

А вот уже в родах психика Анечки и дала мощный, но ожидаемый в этой ситуации сбой.

Пока ощущения были ей подконтрольны, она справлялась.

А вот когда боль стала значительно сильнее, она и послужила катализатором всех последующих событий.

И Анино тело, и Анин разум начали действовать по своим природным законам. Тело продолжило рожать, а вот разум-просто отключил Анино сознание от происходящего.

В качестве защитной реакции.

И когда ей на живот положили малышку, то это было квинтэссенцией всего того ужаса, который она переживала внутри себя все эти месяцы, старательно пряча трагедию за улыбкой.

К счастью или к сожалению, от девочки они написали отказ.

Почему к сожалению -очевидно, нет ничего хорошего в отказе родителей от ребенка.

А почему к счастью? Да тоже, на самом деле, очевидно. Кто может сказать, как бы сложилась судьба этой малышки в родной семье, если бы самим фактом своего существования она постоянно напоминала бы родителям об обстоятельствах своего рождения?

Нет на эти сложные вопросы правильных ответов. Поэтому, пишу именно так: к счастью или, к сожалению.

Хотелось бы мне сказать, что ребенок быстро нашел новых родителей, но достоверно я этого не знаю, могу только лишь предполагать. Здоровая славянская девчушка миловидной внешности по законам логики в «системе» задержаться не должна была, на таких детей обычно очередь стоит. Надеюсь, что и в этом случае законы логики не подвели.

А уж что Аня и Миша сказали семье и друзьям, и как жили потом -тем более, не знаю.

Знаю только, что прямо из роддома Аню перевели в психиатрический стационар, а вот после общаться они уже не захотели и следы их семьи потерялись.

Очень хочется верить, что они все же справились.

Глава 12

Про внезапное счастье,

умноженное на три.

Людмила вышла замуж довольно рано, едва окончив колледж. Ее муж Павел учился в военном ВУЗе, был потомственным военным и к специфической роли супруги защитника родины Люда в принципе была готова. Она прекрасно понимала, что ждет ее в будущем: путешествия по гарнизонам, постоянные переезды, едва наладишь быт в одном месте-добро пожаловать на другой конец нашей необъятной Родины. Но все это казалось ей совсем не сложным, а напротив- романтичным и познавательным.

Еще в процессе учебы они расписались, а вскоре после выпуска Павел получил распределение в небольшой городок недалеко от Волгограда, где спустя совсем немного времени их семья обзавелась наследником.

Роды прошли хорошо, сын получился здоровым и спокойным мальчиком. А когда ему было чуть меньше двух лет, Павла направили к новому место службы.

Городок, в котором они оказались, строго говоря был даже не городком, а поселком городского типа. В нем были жилые дома, военное общежитие, пара магазинов и одна аптека.

Ни больниц, ни женских консультаций, ни детских поликлиник. Все это было в городе, а до города нужно было ехать почти что семьдесят километров. Скорая при необходимости тоже ехала оттуда. Силами и энтузиазмом работников аптеки было организовано что-то вроде пункта первой помощи, где можно было померить давление и профессионально обработать несложные порезы или ожоги, да и только. Что-то более серьезное-это все же в город. Что касается детей, то один раз в год в единственные на весь городок детский садик и школу привозили группу врачей и устраивали что-то вроде диспансеризации. Доктора для детишек до-садовского возраста были головной болью исключительно их родителей.

Но что поделать, люди порой и хуже живут. Приспособились и Люда с Павлом. Отдали сына в детский сад, Люда вышла на работу в местный магазин. Павел служил. Зажили. И даже навели уют в казенной комнате.

А через несколько месяцев Люда начала ощущать по утрам легкое недомогание. Через недельку недомогание стало более явным, появилась стойкая утренняя тошнота, а вот менструация в положенный срок, напротив-не появилась.

Опытная женщина Людмила купила в аптеке тест на беременность и в тот же день убедилась, что он отчетливо рисует вторую яркую полоску.

Тем же вечером Люда поделилась новостью с супругом.

Супруг крякнул, вздрогнул, но взял себя в руки и обрадовался. Дети-это хорошо. Даже если в комнате военного общежития, где-то в таком краю географии, где время уже не московское, а старший сын не так давно научился держать ложку. Ничего, справимся! Молодые, здоровые. Когда, если не сейчас?

И семья стала ждать пополнения.

Чувствовала Люда себя неплохо, какие пить витамины -забыть еще не успела, а вот до женской консультации все было не доехать. Это же целое дело, такая дорога! А тут то ребенок засопливел, то на работе задержали, то мужа внезапно на службу вызвали, то просто поспать бы лишний раз-первый триместр беременности, он такой.

А животик тем временем растет, и вот малыш уже дал о себе знать-толкаться начал. Тут Людмила совсем расслабилась и в консультацию и вовсе перестала торопиться.

Попала она туда, когда животику было уже около двадцати семи недель. Гинеколог поохала, но что ж поделать? Надо брать на учет. Анализы, УЗИ. УЗИ-аппарат хоть и старенький, но в консультации присутствовал. А вот специалист по УЗД работал по определенному графику, на месте его в тот момент не оказалось, и опасаясь, что Людмила снова пропадет на несколько месяцев, врач-гинеколог решила УЗИ ей сделать сама. Не то чтобы она сильно понимала в этой процедуре, но разглядеть ручки-ножки и сердцебиение плода на экране могла, а большего с уровнем той сельской медицины никто и не ожидал получить.

Люда легла на кушетку, доктор приставила датчик к ее животу-и затруднилась в трактовке увиденного. По всему выходило так, что количество ручек-ножек и сердцебиений несколько превысило ее ожидания. И глядя в монитор, врач сообщает обалдевшей Людмиле, что детей у нее в животе вроде как двое. И пишет об этом заключение, и даже фото какие-то распечатывает. У Люды шок.

Ей конечно казалось, что животик побольше, чем был с сыном. Но в интернете она прочитала, что эластичность матки с каждой последующей беременностью становится больше, и поэтому каждый следующий раз живот начинает появляться раньше и выглядит крупнее, чем на том же сроке в предыдущую беременность. Ну Люда и успокоилась. А тут такие новости!

Приехала домой. Долго привыкала к новым обстоятельствам. Прикидывала, что и как переставить, чтобы влезло еще две детские кроватки. Ничего не придумала, а тут и муж домой вернулся.

И Люда ему ласково так, с порога: дорогой, как дела? Устал, заработался? Тебе в каком порядке: сначала ужин или сначала новости?

Муж напрягся.

А новости, говорит, хорошие или как?

«Ну как посмотреть»-загадочно отвечает Люда.

И выкладывает заключение УЗИ на стол.

Муж посмотрел. Нервно сглотнул. Он как раз не так давно окончательно привык к мысли о втором ребенке и ожидал какого угодно подвоха, но не того, что второй ребенок внезапно превратится во второго и третьего оптом. Вот это неожиданный демографический сюжет, однако!

Ну а что уже сделаешь…Весь вечер прикидывали, что из мебели выбросить, чтобы поставить сразу две новые кроватки, и учили старшего сына самого укладываться спать-скоро навыки самостоятельности хотя бы у одного ребенка из трех явно станут жизненно необходимыми.

Прошло еще несколько недель.

И вот когда семья почти привыкла к своим новым обстоятельствам, сюрприз преподнесло уже военное начальство.

Павлу объявили, что его переводят в Санкт-Петербург.

Надо отдать должное министерству обороны, перевод был достойно организован. Квартиру семье заранее подобрали, место в детском саду ребенку тоже нашли. А Людмиле даже организовали постановку на учет в женской консультации Военно-медицинской академии, как жене военнослужащего. А когда она туда пришла, ее прямо с приема и положили на дородовое отделение-двойня, переезд, стрессы. А тут срок такой, опасный. Положили, по сути, для профилактики и дообследования-побоялись, как бы не случилось преждевременных родов.

Мужу дали отпуск по семейным обстоятельствам, а Людочка оказалась у нас в четвертой палате.

И вот если начало истории я знаю только по ее рассказам, то все, что происходило дальше-видела лично.

Попав к нам на отделение, позитивная Люда веселила всех рассказами о своих приключениях, сдавала кучу анализов и отсыпалась.

Все шутили, что это такое неизученное влияние УЗИ, эффект 2d, сходила-и оп, две ляльки в животе, как ксерокс. Люда тоже шутила по этому поводу, особенно когда шла на УЗИ у нас.

А вот когда шла обратно-уже не шутила. Да и, собственно, не шла. На каталке привезли. В обморок упала в кабинете.

Аппаратура у нас получше была, и врачи поопытнее.

И эффект был тоже помощнее, аж 3d.

И в животе у Люды нашлась уже не двойня, а тройня.

Дети относительно друг друга лежали так, что видимо та первая врач просто сбилась со счета ручек, ножек и сердцебиений.

И двоих разных детей приняла за одного и того же. Или просто не увидела, кто теперь знает? Все же она штатный гинеколог, а не специалист по УЗД, а тройни встречаются далеко не каждый день.

Когда Люда пришла в себя, первый вопрос у нее был про мужа.

Говорить ли ему очередную новость вообще и если говорить, то как и когда? Опасаюсь, говорит, за его психику…С другой стороны, а как тут не сказать?

Пригласили мужа в клинику, врачи осторожно поговорили с ним сами.

Ничего, стойко новость пережил. Даже улыбался. Военные вообще к внезапным обстоятельствам всегда готовы, это профессиональное у них.

А Людочку прооперировали в плановом порядке.

Достали трех замечательных малышей, двух мальчишек и девочку. Конечно, миниатюрные детишки получились, но вполне крепенькие и здоровые.

Но перевязать ей трубы Люда на всякий случай попросила.

Четверо детей ведь уже в наличии, а вот военно-кочевая жизнь с ее сюрпризами была вся еще впереди.

Нежная Розочка.

История Розочки-яркая иллюстрация к спорам о партнерских родах.

Стоит или не стоит рожать вместе? Помогает муж в роддоме или больше мешает? Не увидит ли он там чего «такого», что в один миг разрушит интимную жизнь пары? А если он не хочет идти, так может и не любит жену? А будет ли он при этом хорошим папой?

На мой взгляд, истина где-то посередине, как и во многих вопросах.

Партнерские роды-штука тонкая.

Могут укрепить брак, а могут и разрушить, все зависит от конкретной пары и мотивации каждого партнера.

Одно могу сказать точно: вместе не стоит идти тогда, когда и в обычной жизни Вы супругу «без укладки и макияжа» не показываетесь.

Роды-это тяжелая физическая работа, не всегда приятная на вид.

В родах в женщине просыпается дикая самка, и именно это амплуа зачастую резко отличается от того, что Ваш партнер привык в Вас видеть ежедневно.

Всякую ли себя Вы готовы ему показать?

______

Как-то на вверенном мне дородовом отделении оказалась чудесная будущая мама по имени Розочка. Называла она себя исключительно так, да. А нас всех-только «девочки», даже легендарную санитарку Бабу Валю, которая была девочкой так давно, что уже и сама вряд ли могла бы назвать примерные годы.

Розочка была молода и очаровательна, голосок ее звенел серебряным колокольчиком, халатик был зефирно-розовый с рюшами, в тщательно уложенных темных кудрях мелькали капельки розовых заколочек-«бантиков», а ее огромные карие глаза смотрели на мир с таким невинно-восторженным выражением, которое редко бывает у детей старше 5 лет.

Поступило очаровательное создание на подготовку к родам.

В положенные сроки Розочке провели все обследования и назначили все нужные процедуры, и вот в одно прекрасное утро процесс наконец пошел.

Страдать Розочка стала немедленно, с первой же схватки.

По-девичьи нежно и тоненько охала, закусывала губку и старалась прикрыть любые части тела, которые, по ее мнению, излишне обнажались в процессе перемены поз.

Назначенная врачом клизма застала Розочку врасплох:

–Как так?– сквозь слезы возмущалась она между схватками. Это я, что ли, должна Вам свою попу показывать??

Пошли навстречу: прикрыли попу пеленками со всех сторон, процедуру провели наощупь-ошибиться там сложно. А женщине важно ощущать комфорт, потому что если она смущена или боится, то это влияет на ее гормональный фон, и вся стройная конструкция родов немедленно ломается.

Поэтому мы и старались смягчить, где возможно, ее ощущения, бережно и постепенно погружая Розочку в родовой процесс. Рассказывали, как надо: дыши, двигайся, ищи удобную позу, старайся расслабиться-на данном этапе можно все, что хочешь! Сходи в душ или приляг подремать, позвони родным, послушай музыку-лишь бы тебе было комфортно, но только не зажимайся, не сдерживайся!

Но, к сожалению, все было бесполезно.

Розочка старательно держала себя в руках, несмотря на все рекомендации. Физически-напряженная, как пружинка и, что еще хуже того, в каких-то надуманных рамках про «прилично» и «неприлично». Родовая деятельность понемногу шла, но медленно и неохотно, с трудом преодолевая сопротивление самой роженицы. А сил на то, чтобы сдержаться, у Розочки уходило море. Так и до слабости недалеко…Кивает нам Розочка, слышит нас, а делает по-своему. Никак ей не преодолеть эту свою зажатость.

Но к счастью, молодость и природа все же взяли свое, и вот приблизился момент перевода Розочки в родильное отделение.

Схватки стали немного посильнее и в них наконец-то появился ритм. Однако, до финала еще было пока далеко.

Мы помогли Розочке собрать пакетик с вещами для родов и двинулись в путь.

А пройти нам надо было по коридору между двумя отделениями, примерно метров 800 по прямой.

И вот тут, именно в этом коридоре, в Розочкином сознании внезапно ушла за кулисы нежная девочка, а вместо нее на сцене появилась рожающая женщина.

Проснулся тот самый инстинкт, которого мы так ждали. Мощная сила, данная предусмотрительной природой именно для родоразрешения. А чтобы эта сила смогла заработать, очень важно самой женщине себя отпустить.

И вот уже по пути в родильное отделение, очевидно-осознав, что назад пути нет, Розочка наконец сумела настроиться.

И получила мощный результат.

Схватка, которая пришла практически тут же, накрыла ее, как волна-такой яркости ощущений Розочка никак не ожидала.

И чисто рефлекторно, наплевав на все условности, она рухнула на четвереньки прямо посреди коридора, на ходу сорвала с себя трусы (мешают!) и издала грозный и мощный рык, от которого эхо прокатилось по старинному коридору роддома. А заняв эту исходную позицию, наша стеснительная девочка начала выписывать голой попой такие круги и восьмерки, что любой призер фестиваля восточных танцев немедленно устыдился бы своих титулов, если бы это увидел. И когда схватка наконец подошла к концу, то обалдевшая от внезапности ощущений, утирая испарину со лба, несвойственным ей хриплым низким голосом, Розочка мрачно изрекла: «если бы я заранее знала, что роды -это вот ТАК, то в жизни бы замуж не вышла!».

А потом добавила еще несколько непечатных слов, точно и емко характеризующих ее ощущения и настроения в данный момент.

Бантик в ее волосах съехал на бок, неприкрытые интимные части тела сверкали на весь коридор, но ей сейчас на это было наплевать.

В очередной паузе между схватками Розочка переместилась с четверенек на корточки, облокотилась на стену, и, боясь пошевелиться, ловила передышку.

Но передышка была совсем недолгой.

А вот схватки набирали силу прямо на глазах.

Санитарка сбегала за каталкой, потому как идти пешком Розочке внезапно стало сложно.

И до родильного зала мы благополучно добрались.

Расположившись в палате на большом спортивном мяче, Розочка начала медленно вдыхать носом и долго выдыхать через губы, как мы и учили ее, слегка озвучивая выдохи «ФУУУУУУ!», а между схватками четко, громко и не всегда цензурно просила то воды попить, то поясницу ей размять. Приличия были временно отодвинуты.

Она работала, и работала с полной отдачей.

Ее рубашка промокла от усилий, волосы слиплись, лицо раскраснелось. На схватку она рычала, визжала и материлась, но она работала! И действительно очень старалась помочь своему малышу родиться.

Ни одного намека не осталось на ту нежную и ранимую девочку.

Перед нами была сильная и мощная взрослая женщина, целиком погруженная в непростой процесс.

И у нее все получилось!

Спустя несколько часов Розочка благополучно родила дочку, такую же нежную и красивую, как она сама.

А уже тем же вечером молодая мама, в розовом своем халатике и с неизменной заколочкой-«бантиком» в волосах, принимала в послеродовой палате поздравления от родных.

Голосок ее снова звенел серебряным колокольчиком, и она заливалась краской смущения, когда детская медсестра брала пальцами ее сосок, помогая малышке взять грудь.

А спустя еще несколько дней мама с дочкой благополучно выписались домой.

Ее муж, высокий красавец, существенно старше самой Розочки, занес нам в отделение торт и цветы и все восхищался "своей девочкой»: такая маленькая, нежная и хрупкая! Как она только справилась!

Но мы-то как раз точно знали-как.

Весь секрет здесь был в том, что справилась вовсе не та маленькая хрупкая девочка, которую он знал.

Справилась та взрослая женщина, которая была внутри нее, которую он (возможно) никогда и не видел, и которая тоже родилась в этот день.

Потому что девочки мамами не бывают, мамами бывают только женщины.

А вот то, что муж этого процесса перевоплощения не увидел-пожалуй, и неплохо.

Для него она осталась маленькой, нежной и хрупкой Розочкой-такой, какой она сама хотела быть в его глазах.

И в данной истории это было правильно.

Глава 13

Занимательные истории,

рассказанные коллегами.

История первая : «Девочка из пакета».

Дело было году примерно в двухтысячном.

Моя коллега Екатерина работала тогда акушеркой одного из крупнейших родильных домов нашего города, причем на самой «передовой»-в приемном. Тогда еще родильные дома имели в своем составе гинекологические отделения, и пациентки приезжали туда не только рожать, но и с разными другими женскими проблемами.

И вот как-то на очередном Катином дежурстве звонит городской телефон и бюро госпитализации сообщает Кате в трубку, что «скорая» везет к ним выкидыш.

Никаких важных подробностей бюро (как обычно), не знает, но зато краски сгущает старательно-это вообще у них любимое занятие.

Соберитесь там! Не про каждую же «скорую» мы вам звоним!! Нет, ничего точнее мы сказать не можем, но-подготовьтесь. Вам все ясно?

Ну разумеется, что ж тут не ясного? Ждите: неизвестно кого, неизвестно-с чем, приблизительно понятно-через сколько. Но готовы будьте, на всякий случай, к самому худшему.

Катерина, выслушав все это, начала с самого главного-сразу позвонила дежурному врачу. А чего? Пусть он тоже начинает радоваться. И там уже всех остальных тоже взбодрит: и детских, и оперблок, и реанимацию. Ну а доложив все, как полагается, стала готовиться к приему пациентки, возможно экстренной: привезла ко входу каталку для транспортировки женщины, проверила укладки неотложной помощи, даже капельницу «зарядила»-короче, все по инструкции, и даже чуть больше. Толковой Катя была акушеркой, с «чуйкой», встроенной во все нужные места. Все это, значит, Катя сделала и села у окна, которое как раз выходило на ворота роддома: пациентку ждать. А ждать почти и не пришлось: очень скоро во двор влетела «скорая», сопровождаемая «светомузыкой» (то есть, с сиреной и мигалкой), с визгом затормозила у входа, и тут же из нее как-то боком вывалился «скоропомощный» доктор, держа на вытянутых перед собой руках полиэтиленовый пакет.

И едва выйдя из машины, доктор этот широкими прыжками помчался ко входу в приемное отделение, держа пакет, как бомбу-подальше от себя, но вместе с тем-крепко, и даже как-то бережно.

Катя, наблюдающая в окно всю эту сцену, не поняла решительно ничего: а пациентка с выкидышем-то где?

Но на всякий случай все равно позвала врача, и уже вместе они вышли навстречу явно взволнованному сотруднику неотложной бригады с его странной посылкой.

Лицо вошедшего сотрудника поочередно меняло цвет, красиво переливаясь из красного в белый, и постепенно переходя в синеву, изящно сочеталось с костюмом. Всем свои видом он выражал ужас, восторг и отчаяние одновременно. На лбу его выступили капельки пота, трясущимися руками он протянул Кате этот свой пакет, и заикаясь прокомментировал:

«Вв-вв-оо-оот! Вввы-ыы-киии-ды-дыш!»

Как будто услышав, что речь идет о нем, пакет в ответ неожиданно зашевелился (!) и внезапно из него раздался сердитый детский плач.

Акушерка Катя и дежурный акушер-гинеколог роддома в четыре руки вырвали у гонца его ношу, и сталкиваясь лбами, заглянули внутрь.

А внутри, ко всеобщему изумлению, активно размахивал конечностями и возмущенно кричал довольно миниатюрный, но вполне настоящий человеческий дитеныш.

Что тут началось!

Уже через несколько минут новорожденную (а это оказалась девочка) передали неонатологам, из машины на каталке вывезли обалдевшую от всего произошедшего женщину и передали гинекологам, «скоропомощнику» расписались во всех интересующих его местах, вставили в зубы сигарету, поднесли зажигалку-и наконец-то услышали саму историю в подробностях.

Новоиспеченная мама Наталья (назовем ее так) знать не знала, что ждет вторую дочь.

Первая у нее уже была, и предыдущая беременность прошла , как по учебнику: задержка, тошнота, прибавка веса, шевеления. Трижды за первую беременность Наташа лежала на сохранении, а в финале дважды приезжала на роды: в первый раз ошиблась, и тренировочные схватки приняла за настоящие, ее понаблюдали и на следующее утро отпустили домой, ну а во второй раз у нее отошли воды и сомнений уже не было.

Сейчас Анечке было 1.5 года и все это время Наталья жила в стрессовом «дне сурка»: ни поесть, ни поспать. Беспокойная была дочка, а стала чуть старше-так оказалась еще и очень активной. Молока, правда, у Натальи было много, до сих пор Анечка прикладывалась к груди по несколько раз и днем, и по ночам. Не удивительно, что до себя в таком режиме руки у Наташи толком и не доходили. Лишний вес так никуда и не делся, менструальный цикл пока тоже не восстановился. Но в интернете она прочитала, что пока кормишь, это все нормально-ну и успокоилась. Потом, все потом. Вот дочка чуть постарше станет…

Когда сегодня у нее внезапно заболел живот, она сначала подумала, что это бунтует кишечник. Прихватывало так…специфично, да и в туалет сбегала несколько раз. Грешила на осенние деревенские яблоки, которые на днях передала им родня и от которых было так сложно оторваться. Но когда на фоне болей в животе появилась тошнота, Наташа напряглась.

А когда чуть позже ее еще и вырвало-испугалась и вызвала «скорую». Только бы не инфекция! Анечка вроде бы в порядке, активная. Хоть бы дочку не заразить!

Позвонила срочно мужу, вызвала его с работы. И стала ждать бригаду, попутно собирая вещи в больницу.

Приехавший сотрудник «скорой», выслушав жалобы, стандартный вопрос о возможной беременности женщине задал сразу же, на что получил четкий и уверенный ответ: беременности нет и быть не может.

Я кормлю грудью и вообще…мы с мужем уже полтора года родители! … мы засыпаем в любой позе и в любой момент, стоит хоть на минутку к стене прислониться…

а уж если на диван прилечь! Бог с Вами, доктор! Какая в нашем случае личная жизнь? Я и не припомню, когда мы с мужем в последний раз наедине оставались…

Ну а кому, как не самой женщине, знать про себя такие подробности? Не беременна-так не беременна, как скажете.

Температуры у пациентки не было, живот болел приступообразно, тошнота почти прекратилась.

Поставив диагноз «острый живот», «скорая» запросила в бюро хирургический стационар.

И благополучно получив наряд, пациентку загрузили в машину.

На улице поздняя осень, первые заморозки.

В машине довольно холодно, пациентка лежит на каталке в пальто и в сапогах, доктор сидит рядом.

Как назло, наряд дали в другой район города, ехать не меньше часа. И вот уже в пути у женщины появляются новые яркие ощущения и она, неловко краснея, говорит врачу: «доктор, а мне снова очень-очень надо в туалет, боюсь не дотерплю! Вы простите пожалуйста! Но что-то можно срочно прямо тут придумать?»

Ну а что тут придумать…На что-то там, что нашлось в машине, приспособил доктор пакет для отходов класса «Б»-и получился импровизированный горшок.

Водителю стукнул в кабину-тормозни! Помог пациентке занять нужную позицию.

А когда машина остановилась, сам вышел на улицу покурить, а то неловко: женщина все-таки, смущать лишний раз не стал, хотя и не по инструкции такая деликатность.

И вот стоят они с водилой у машины, курят. Из салона раздаются звуки, вполне соответствующие процессу, который там по идее происходит. Но не успели мужики докурить, как из-за двери раздался протяжный то ли вой, то ли стон такой силы и в такой тональности, что водитель от неожиданности чуть не проглотил сигарету, а врач рванул на себя дверь в машину.

Влетают внутрь оба, а там картина: женщина в пальто и сапогах, но с обнаженной «филейной» частью тела, присела над импровизированным унитазом, а из причинного места между ног у нее веревка какая-то тянется. А вокруг нее, по всей машине-все разнообразие жидкостей человеческого организма в самых неожиданных сочетаниях: кровь, моча, рвота, еще что-то…

Женщина, хотя и в сознании, но находится в состоянии прострации-и ничего по факту произошедшего здесь за последние 15 минут пояснить не может.

Глянули в «горшок» -а там крови полно (на самом деле, не столько крови, сколько околоплодной жидкости), ошметки непонятные…и среди этого всего, на той самой «веревке», болтается человечек маленький.

Не шевелится. Не кричит. Цвета такого, какого люди обычно не бывают. Живые люди, во всяком случае.

Что делать-то?!

Но хоть ситуация и не стандартная, а сообразил доктор быстро-на то это и «скорая». Женщине пеленку между ног, на каталку ее, по вене капельницу. Пуповину (а «веревкой» была именно она) грамотно перевязал и перерезал. С бюро срочно связался, запросил вместо далекой хирургии ближайшую гинекологию или роддом. Ну а человечка в ведре… счел выкидышем.

Маленький, сине-белый, признаков жизни не подает.

Мать не маргинальная совсем, а о беременности не знала. Так же не бывает, не может женщина несколько месяцев не знать, что беременна? Значит, срок совсем небольшой, потому и не знала-не успела, наверное, еще узнать.

Значит-именно выкидыш и есть.

Как именно выглядят человеческие дети на разных стадиях своего внутриутробного развития, он все равно уже не помнил-много лет назад, еще в институте, было у него акушерство, а с тех пор и не сталкивался, не приходилось. Так что ему что 35 недель, что 15. Ну и конечно, свою роль сыграл еще и стресс. Известный в профессиональных кругах факт: почти любому врачу «скорой помощи» руки-ноги-головы по асфальту собирать никогда не страшно, а роды-это всегда «только бы не у меня». Так что, в целом, он еще неплохо сориентировался.

И вот, рассуждая таким образом, в заботе о психике женщины (да и о своей, конечно, тоже), доктор поспешно вынул «пловца» из горшка и упаковал сначала в одноразовую впитывающую пеленку, а после-в плотный полиэтиленовый пакет. И-подальше с глаз, вниз под каталку этот сверток.

А всю свою профессиональную заботу сосредоточил на родильнице.

Водитель же врубил сирену и пошел на взлет.

Но вот когда они уже приземлялись у роддома, пакет под каталкой вдруг неожиданно закряхтел. А потом-прокашлялся и громко закричал. Спонтанная реанимация, от холода. Неонатологи говорят-вполне объяснимое явление. Было бы лето и духота в машине-трудно сказать, чем бы закончилось.

И вот когда лялька подала голос, тут нервы всех присутствующих и сдали окончательно-благо, уже во дворе роддома были. И неизвестно еще, кто испытал больший стресс. Внезапно родившая женщина, не считавшая себя беременной? Врач, понимающий, что сунул под каталку в пакете живого младенца? Или водитель, который вообще медиком не был, но стал и свидетелем, и невольным помощником врача?

Трудно сказать. Но очевидцы говорят, что лучше всех держалась новорожденная. Она проявила такое очевидное желание жить, и такое упорство в достижении этой цели, невзирая на обстоятельства своего рождения, что у матушки-природы просто не осталось выбора.

Девчоночке этой неонатологи «дали» по развитию примерно 35-36 недель, хотя по весу и росту она получилась заметно меньше, чем на этот срок положено. Ну так это как раз и не удивительно, когда она таким «сюрпризом» в животе росла. Ни тебе витаминов, ни размеренного образа жизни у мамы в этот раз не было. Еще и грудью старшую дочку всю беременность кормила. И кстати, именно это Наталью и подвело: так как цикла регулярного у нее не было, она и считала, что беременность невозможна. Но нет регулярного цикла -это не означает, что нет овуляции. Легкие недомогания начальных сроков она списывала на усталость, шевеления плода и вовсе не замечала (с лишним весом их вполне возможно долго не заметить), а когда замечала-то грешила на перистальтику. А про факт половой любви с супругом где-то через несколько месяцев после первых родов и вовсе искренне забыла. Устала, задергалась. До того ли тут, в самом деле? Может, она и вовсе этот момент проспала, кто их знает?

Так вот и вышло, что упустила Наталья всю свою вторую беременность целиком, вплоть до самого рождения дочки.

Которая, кстати, вполне благополучно оклемалась в детском отделении стационара, через некоторое время выписалась с мамой домой, а еще через семь лет мама Наташа приехала в тот же родильный дом за сыном.

Смеялась, что на этот раз все сознательно: с самых первых недель она была в курсе своей беременности, обследовалась и состояла на учете, и пожалуй-рожать детей в роддоме ей все же нравится больше, чем привозить их туда в пакетах.

А «девочка из пакета», как оказалось, выросла в серьезную барышню с двумя огромными бантами на тонких косичках (Катя лично видела фотографию), и все с ней было прекрасно-в том же году она пошла в первый класс.

Занимательные истории,

рассказанные коллегами.

История вторая : «Находка».

Моя коллега Вера сейчас-это опытнейшая акушерка, у которой не стыдно бы и некоторым врачам поучиться.

Но вот в истории, описанной ниже, Верочка была молодой и «зеленой» девчонкой, всего несколько месяцев назад выпустившейся из училища и едва начавшей работать в родильном отделении.

Родов тогда было много, работали «на поток», но зато и опыт получался самый что ни на есть разносторонний.

И случилось так, что досталась Вере роженица с преждевременными родами.

Во все времена технические возможности медицины диктуют и те правила, по которым все работают. По возможностям, и как следствие-правилам тех лет плоды, родившиеся с весом менее одного килограмма, считались нежизнеспособными и попадали в категорию «выкидыш».

Принимать роды, в результате которых живого ребенка не ожидается, тяжело всегда, а уж в первый раз-особенно. Но наша работа, к сожалению, предполагает и такие случаи.

Старшие коллеги проинструктировали Веру, как и что делать в этой ситуации, и Вера благополучно приняла на свет младенца мужского пола, к сожалению-без признаков жизни. Впрочем, сожаление по этому поводу испытала только сама Вера, мама там была асоциальная и таким исходом дела была даже довольна-меньше проблем. Неонатологи тоже не особо сожалели, так как технологии выхаживания недоношенных детей тогда были не такие уж и передовые, и многое зависело от семьи. Если родители любили и тщательно выхаживали таких малышей, то шансы на реабилитацию и полноценную жизнь у них возрастали. В любви, знаете ли, даже цветы-и те лучше растут.

А тут дите явно никому не нужное было, так может оно и к лучшему…Так что констатировали «без признаков живорождения» и пошли истории писать, без рефлексий.

Вера же провела положенные после родов манипуляции с роженицей, подписала «бирочки», завернула плод в «конверт» из пеленки, как бандероль, с головой-все по инструкции.

И понесла этот сверток в специальный холодильник, предназначенный для таких целей.

Тут надо пояснить, что роддом этот был довольно немаленький, с множеством отделений и коридоров.

А Вера, напомню, работала всего несколько месяцев и дальше своего рабочего места особенно никуда и не ходила. Тем более-в подвал, где и располагались эти самые холодильники. Подвал был огромный, с длинными извилистыми коридорами, сориентироваться там с первого попадания было непросто. А холодильников (специальных, а не привычных нам кухонных) было два: один как раз для того, что и понесла туда Вера, а второй-для последов.

Для тех, кто не в курсе, послед -это плацента с пуповиной и плодными оболочками, детский «домик», который рождается после малыша. После родов их не выбрасывают, а напротив-бережно упаковывают каждый, подписывают и отправляют на специальное исследование. Разумеется, отправляют не по одному, а оптом, накопив некоторое количество, вот для этого и нужен специальный холодильник.

И вот идет Верочка по бесконечным просторам подвала-ищет нужный поворот. Поворотов много, а вот лампочек, напротив-мало. В некоторых местах так и вовсе нет, и приходится двигаться наугад. Там, где глаза по темноте не справляются, Вера помогает себе руками-ощупывает пространство и предметы, таким вот образом в один момент и натыкаясь на что-то холодное и с дверцей. Холодильник! Ну слава те, Господи!

Открывает Вера дверцу и быстро сует свой кулек сверху на что-то там, уже лежащее. Рассмотреть, на что именно-ни возможности, ни, если честно, желания у нее нет.

Все же первый раз такой случай у нее в практике, и вообще-специалист Вера пока что молодой, впечатлительности не растерявший.

Положила, дверцу захлопнула- и пошла обратно в отделение. Справилась.

Смена потянулась своим чередом.

А через некоторое, не слишком продолжительное, время на посту раздался звонок местного телефона.

На другом конце провода была заведующая отделением-спокойная, интеллигентная женщина, никогда не повышавшая голоса на сотрудников даже в тех случаях, когда бы некоторых стоило и побить.

И кричала эта заведующая в трубку таким голосом и такие слова, что у подчиненных случился некоторый даже ступор, а оттого смысл претензий они смогли уловить не сразу.

Если вычеркнуть эмоции, то получалось следующее: заведующая немедленно хотела видеть в подвале каталку с санитарами, неонатологов и валерьянку.

А еще почему-то Веру.

Набор требований, хоть и странный, производил впечатление экстренного и в отделении возникла суматоха.

Помчались в подвал.

В подвале же глазам прибежавших сотрудников открылась дивная картина.

Возле холодильника на полу лежал крупный мужчина с разбитой головой. Ага-каталка значит ему, понятно.

Но неонатолог-то ему зачем? А это было и не ему, как оказалось.

В руки изумленного неонатолога сунули тот самый Верин сверток с мертворожденным мальчиком, который издавал негромкие, но отчетливые звуки и старательно дышал.

Ясно, зачем каталка. Ясно, зачем неонатолог.

Валерьянку же, похоже, стоило поделить на всех.

Чуть позже, в родильном отделении, обалдевшая от происходящего Вера переписывала бирки и документы.

Не менее обалдевшие неонатологи-оказывали медицинскую помощь воскресшему новорожденному.

Мужчина с разбитой головой поступил в распоряжение акушеров, временно взявших на себя обязанности травматологов.

А заведующая, уже как раз употребившая валерьянку, делилась обстоятельствами происшествия.

Пострадавший мужчина оказался водителем, который забирал последы из роддома и возил их куда следует.

Отдавать их ему из холодильника как раз и входило в обязанности зав.отделением.

Зная, что в подвале туго с освещением, заведующая (в отличие от Веры), всегда брала с собой фонарик.

Вот и на сей раз она благополучно дошла с фонариком и водителем до нужного холодильника, открыла дверцу и посветила внутрь. А внутри , как ей показалось, что-то шевельнулось. Что за галлюцинации? И что за пеленки тут лежат, интересно? Заведующая, передав фонарик водителю, взяла в руки плотный матерчатый сверток …который издал какой-то хлюпающий звук и снова пошевелился, уже вполне отчетливо. Свет фонарика заметался по стенам, и водитель громко упал в обморок, прямо на кафельный пол с высоты своего немалого роста, по пути задев головой железную дверцу холодильника.

В руках заведующей шевелился и кряхтел «конверт» из пеленок со штампом «родильное отделение», аккуратно перевязанный куском бинта и украшенный клеенчатой биркой. Заведующая поспешно распаковала свою находку и с ужасом обнаружила внутри миниатюрного живого человечка мужского пола, на ножке которого тоже была привязана клеенчатая бирка. Из надписей на бирках следовало, что младенцу около двух часов от роду, и судя по весу при рождении-его настойчивое желание жить было чудом и заслуживало признания и уважения. Поспешно намотав пеленки обратно на кряхтящего парня, и чисто рефлекторно-прижав его к себе поближе, согревая, она наклонилась к упавшему водителю. Быстро убедилась в наличии у того признаков жизни -и рванула к ближайшему телефону.

Ну а дальше вы уже знаете.

P/S/

Так как история эта написана со слов коллеги и к тому же-случилась много лет назад, то ни судьбу выжившего младенца, ни судьбу водителя я, увы, не знаю. Хочется надеяться, что все у них обоих сложилось благополучно.

А вот с Верой я знакома лично, и судьба ей выпала яркая и интересная-и лично, и профессионально.

В подробности вдаваться не стану, скажу коротко: только одних ее историй могло бы хватить на отдельную книгу (и возможно, однажды я ее напишу).

Но, несмотря на долгие годы в профессии, приобретя огромный опыт и высочайшую квалификацию, Вера умудрилась не растерять ни чувства юмора, ни человечности.

И пока в нашей медицине есть такие люди, она (медицина)-к счастью, не безнадежна.

Глава 14

«Стечение обстоятельств».

История Марины.

С Мариной мы познакомились на курсах подготовки к родам.

Лет ей было около тридцати, очень занятой муж-ровесник, какая-то офисная работа (несмотря на декрет), разгар ремонта в свежекупленной квартире-короче все, как у многих.

Ребенок в их семье ожидался первый.

Марина умеренно-внимательно слушала лекции, а в «чайных» перерывах с упоением обсуждала с другими девчонками покупки для будущих малышей.

На вопросах анатомии, физиологии и прочем медицинском ликбезе предпочитала своего внимания не заострять-зачем, когда есть врачи? Кроватки с колясками ее интересовали гораздо больше.

Чувствовала она себя неплохо, беременность у нее протекала без осложнений, и я бы никогда ее не запомнила, если бы не тот летний день.

Обычно на занятиях для будущих мам есть группа и ведущий, иногда-еще администратор. Но именно в тот день со мной была коллега Юля. Заглянула она к нам из любопытства: раздумывала, не присоединиться ли к нашему клубу в качестве ведущей и хотела посмотреть все изнутри.

Лекция была в разгаре, когда в аудиторию поспешно вошла Марина. Извинилась, села, достала блокнот и ручку. Я обратила внимание, что вела она себя немного нервно, была напряженной, но списала это на ее опоздание. Тем не менее, прервалась на минутку и уточнила-все все ли у нее хорошо? Марина заверила-да, я просто очень торопилась.

Я продолжила занятие, временами посматривая на нее: поза напряженная, но слушает меня и даже что-то пишет в свой блокнот.

Вскоре наступил перерыв.

Я отвела Марину в сторонку и еще раз задала вопрос о самочувствии.

«Да все в порядке!»-заверила меня Марина.

Просто день у меня такой-сплошное стечение обстоятельств.

Сначала всю ночь ребенок активно брыкался, совсем не выспалась. Утром стала собираться на занятия, с мужем сильно поругалась, переживала.

Он на работу уехал, я почти собралась уже-а тут доставщики детской мебели прибыли, которых в это время никто не ожидал. Пришлось самой размещать коробки по квартире. Что-то подняла, что-то переставила.

Нет, конечно, не тяжелое-ну что Вы, я же понимаю!

В процессе заметила, что уже опаздываю-все бросила, побежала одеваться. Очень спешила, но все равно опоздала…извините, пожалуйста.

Говорила Марина спокойно, но время от времени трогала или легонько потирала живот. На мой вопросительный взгляд пояснила, что у нее всю беременность проблемы с кишечником, поэтому живот частенько «ноет», вот как сейчас. Нет, точно не болит, а именно «ноет». Да, так уже несколько дней и это именно кишечник-не первый раз такое, спасибо за беспокойство, со своим врачом на эту тему советовалась.

На всякий случай я все же сама потрогала ее живот-тонуса матки не было. Со слов самой Марины, ребенок вел себя, как обычно.

А больше мне и нечего было сделать-это ведь был клуб, а не приемное отделение роддома.

Медицинских услуг мы здесь никому не оказывали, исключительно просветительскую деятельность вели.

Марина выпила чаю, позвонила мужу (кажется, они помирились), повеселела.

Перерыв подошел к концу, и мы снова собрались на лекции.

Следующие два часа Марина ничем не отличалась от остальных беременных в группе: слушала, писала, временами бегала в туалет и переодически ерзала на стуле в поисках более удобного положения.

Самочувствие у нее было отличным, настроение тоже исправилось и по окончании лекции она решила остаться на практическое занятие по родам, о чем мне радостно и сообщила.

И тут я поймала себя на мысли, что очень мне эта идея не нравится.

Чисто интуитивно мне хотелось отправить ее к врачу-просто на всякий случай, хотя бы на консультацию.

А еще лучше-для контрольного УЗИ.

Уж больно суматошное выдалось у нее утро, да и просто- вот не нравилось мне что-то в ней, иррационально.

Плюс живот этот «ноющий»…

Посовещались с Юлей.

Юля была согласна со мной настолько, что даже предложила организовать Марине амбулаторную консультацию в роддоме, в котором еще недавно сама работала. Роддом находился буквально через две улицы от нас и Марину бы там приняли, поговорили, осмотрели-да и отпустили бы с Миром, если бы все было в порядке.

Но Марина на консультацию не согласилась, вежливо, но четко обозначив свою позицию: сюда она пришла исключительно за информацией.

А за медицинской помощью ходит в другое место.

Интуицию акушерки (а в нашем случае-двух акушерок) в качестве аргумента для обращения к врачу не всякая пациентка готова рассмотреть.

Марина вот точно была не готова.

Существенных жалоб у нее не было, и она хотела остаться на практику.

И нам нечего было ей возразить.

Здание, в котором мы занимались, было в центре города.

Лекционный зал располагался на первом этаже, а зал для практики-этажом выше, в живописной мансарде с очень атмосферным интерьером.

Лесенка была неширокой, но удобной и будущие мамы поднимались наверх по очереди. Марина на ступеньках слегка качнулась, но к счастью-не упала, а просто резко шагнула. Пошутила над своей неуклюжестью.

И пошла в зал.

В зале девчонки уже разобрали коврики и подушки, кто-то взял фитбол, кто-то плед. Все заняли свои места, мы приглушили свет и включили приятную музыку для фона. Занятие заключалось в том, что мы дружно вспоминали (и тут же повторяли) различные позы для родов, отрабатывали навыки самомассажа при схватках, репетировали различные типы дыхания и учились расслабляться. Марина сидела на коврике, опираясь спиной на фитбол-и вдруг начала суматошно оглядываться, ощупывая под собой пол.

Я тут же направилась к ней:

–Марина, что-то случилось?

–Да у меня, кажется, воды отошли!-удивленно сообщила Марина, глядя на свой коврик, по которому уверенно расплывалась внушительная лужа.

Такое уже бывало на наших занятиях-то схватки начнутся, то воды отойдут, дело вполне житейское. Это никого никогда не смущало, а даже наоборот-воспринималось бонусом: роженица получала индивидуальные профессиональные советы, соответствующие моменту, а остальные участники группы получали живую иллюстрацию к лекции о начале родов.

Срок у Марины был доношеный и подобное развитие событий было вполне вероятным, поэтому я особо не забеспокоилась.

Но уже в следующий момент, подойдя к Марине ближе, я с ужасом поняла: огромная темная лужа под ней-это кровь. К счастью, в полумраке зала этого не заметила даже сама Марина, не говоря уже об остальных будущих мамах.

Ничего хорошего это означать не могло.

Стараясь сохранять спокойствие, я уложила Марину на бок прямо тут, на коврике и подала сигнал Юле.

Юля все поняла мгновенно.

Кстати, именно эта черта-умение понимать ситуацию по выражению лица напарника, на мой взгляд, является основополагающей в выборе акушерской профессии.

Либо это дано-и тогда уже сверху можно сколько угодно добавлять и знания, и навыки, и годы опыта.

Либо-не дано изначально.

И тогда-что ни добавляй, а акушера из тебя не выйдет.

Почти моментально, под каким-то благовидным предлогом, Юля вывела из зала всех беременных, передала их в руки администратора и вернулась ко мне.

Я же тем временем постелила под Марину несколько пледов, которые тут же впитали в себя кровь, велела Марине позвонить мужу, а сама набрала номер экстренной помощи.

Важно было с одной стороны донести до диспетчера всю неотложность ситуации, а с другой-не напугать саму Марину, которая лежала тихо-тихо, прислушиваясь к своим ощущениям.

А ощущений, кстати говоря, особенно и не было.

Марина лежала неподвижно, ее пульс при этом стучал, как у воробья, но ни боль в животе, ни головокружение, ни прочие симптомы «преждевременной отслойки нормально расположенной плаценты», которые описаны в учебниках, Марину не беспокоили.

Но учитывая объем кровопотери, к сожалению-это была именно отслойка.

Скорая, надо отдать ей должное, приехала очень быстро и действовала грамотно.

Марину увезли в ближайший родильный дом-по иронии судьбы, именно туда, куда мы ей и предлагали сходить на консультацию всего несколько часов назад.

Прямо из машины «скорой» Марину подняли в операционную, но…чуда не случилось.

…ребенка, к сожалению, не спасли.

Марина же потеряла много крови, к счастью- не потеряла при этом свою жизнь, и даже матку доктора ей сохранили. Восстановление в таких случаях бывает долгим, но главное, что оно возможно.

Ну а что касается причин…да сложно сказать.

На мой взгляд, тут было все сразу и свою роковую роль сыграла каждая мелочь того злосчастного утра.

Какие-то особенности организма самой Марины, которые при другой комбинации событий просто не имели бы никакого значения.

Но здесь они послужили тем «фундаментом», на котором уже выросли остальные «этажи»: ссора с мужем и эмоциональные переживания, тяжелые коробки, суета сборов, быстрая ходьба, долгое сидение в одной позе, а под конец-резкое движение на ступеньках.

Каждый кусочек этого пазла сам по себе довольно безобидный, но вот уже все вместе они и сложились в трагическую картину.

Вот уж действительно: стечение обстоятельств.

История одного отцовства…

и одной профессии.

Есть такие папы, которые не точно помнят дни рождения детей.

Есть и такие, которые не точно помнят даже самих детей.

Папа Саша помнил все: и количество детей, и дни их рождения, и даже то, как звали акушерок.

Впрочем, любую историю логичнее начать со знакомства с ее главным героем.

Согласно записи в дипломе Александр был журналистом, но, если честно-журналистом не очень талантливым, с такими средненькими способностями, и в историю ему было явно не войти.

В глубине души прекрасно осознавая этот момент, он чувствовал себя в жизни не очень уютно и этот внутренний диссонанс нужно было как-то исправлять. Именно этой необходимостью он объяснял тот факт, что многочисленные городские бары им посещались гораздо чаще, чем редакция. Употреблялись там разные напитки в самых невероятных сочетаниях и количествах, в результате чего забывались все комплексы, а вот желание жить и любить, напротив-расцветало. Частенько, бывало , так, что он уходил в запой еще холостым, а выходил из него-уже в отношениях.

И даже пару раз обаяние его возрастало настолько, что он умудрился дойти до ЗАГСа.

По иронии судьбы, две его первые жены тоже были из мира журналистики.

Первая супруга, довольно успешный редактор одного популярного журнала, родила ему дочку, в которой папа Саша не чаял души.

Девяти месяцев той беременности он почти что не запомнил, но совершенно случайно оказался присутствующим на родах.

Тогда партнерское участие мужей было распространено не особенно, но их пару нечаянно перепутали с другой, у которой как раз была договоренность о семейных родах на высшем роддомовском уровне.

Александра пустили в родзал по ошибке, но потом махнули рукой и выгонять не стали: в обморок не падает, и вообще-вроде не мешает. Пускай будет.

И когда на его глазах прошел весь этот многочасовой марафон, а в конце ему дали на руки теплый сверток в пеленках- он влюбился в свою кроху мгновенно и навсегда. Сам от себя не ожидал такого.

Однако, в семейной жизни это все равно не помогло: спустя два года талантливая редактор журнала, чьего имени история не сохранила, ушла к не менее талантливому коллеге, и родила тому другую дочку.

А первую оставила Александру, ничуть его этим обстоятельством не расстроив.

Он прошел родительскую инициацию посредством прогулок на детской площадке, прокачал свой уровень в момент устройства ребенка в детский сад, ну а после ветрянки и коклюша и вовсе снисходительно посматривал на других отцов-салаги!

Он научился варить утреннюю кашу и заплетать косички, из напитков самым крепким в его рационе стал кофе, а на подхвате всегда была нестарая еще мама/бабушка-со стороны можно было подумать, что все благополучно.

Но спустя непродолжительное время Александр все равно начал страдать от отсутствия личного интимного счастья, и тогда судьба снова занесла его в какой-то бар.

Учитывая новые жизненные обстоятельства, и напитки и компанию Саша старался выбирать тщательнее, однако хулиганка-судьба имела на него свои виды.

И совсем скоро у Александра появилась вторая жена.

Девушку звали Светлана. Она была веселой и легкой, моложе Саши на семь лет, и… она тоже была журналисткой.

Очень быстро Света нашла контакт с его дочерью, его мамой, его котом, и также быстро забеременела.

Саша был рад.

Но так как он сам уже стал старше и обрел с годами мудрость, то логично рассудил: всякая практика дается куда легче, если она подкреплена базовой теорией.

И муж отправил Свету на курсы подготовки к родам.

К курсам Света относилась, как к клубу по интересам.

С удовольствием пила чай в компании других будущих мам, плавала в бассейне, пеленала симпатичных пупсиков и занималась йогой-наслаждалась, короче, здесь и сейчас.

А вот про то, что будет потом, предпочитала пока не думать и потому никакие полезные советы про роды и младенцев в ее памяти никак оседать не хотели.

Осознав этот факт, Александр немного загрустил, но быстро нашел выход: он начал посещать лекции вместе с ней.

Другие мамы поначалу удивлялись присутствию чужого мужчины и немного даже смущались, но Саша так старательно все конспектировал и задавал настолько четкие и грамотные вопросы, что вскоре стал в группе совершенно своим.

И даже некоторые другие женщины своих мужей тоже стали приводить.

Правда, никто из этих мужей сильно заинтересован не был-скорее, приходили, чтобы жену не обижать.

А вот Саша проникался акушерством все больше и больше.

Ему было интересно все: про предвестники и про роды, про послеродовое восстановление мамы и про уход за малышом, и даже про грудное вскармливание.

После лекций он добровольно помогал приводить в порядок зал, и раскладывая по местам плакаты и пособия, продолжал задавать вопросы.

К концу курса он попросил ведущих посоветовать ему профильную литературу.

И к моменту окончания Светиной беременности Александр познал теорию родовспоможения практически в совершенстве.

Выбранный в родильном доме врач на предварительном собеседовании был уверен, что говорит с коллегой.

В день «Х» Света была в хаосе эмоций и ощущений, а Саша четко рапортовал в приемном: первые роды, схватки каждые десять минут в течение двух часов, прогрессируют. Воды не отходили.

Акушерка приемного посмотрела на него с уважением.

А когда он предъявил грамотно упакованные прозрачные сумки и обезоруживающе переодел собственные моющиеся тапочки-акушерка сдалась.

Было очевидно, что именно этот муж тут не для красоты, а очень даже для пользы.

Александру выдали одноразовый халат и без вопросов взяли на роды.

Спустя положенное количество часов и совместных усилий, он бережно взял на руки свою вторую дочь и был сражен ощущениями.

В отличии от первого раза, когда все было, в общем-то, довольно спонтанно-здесь он шел к отцовству совершенно сознательно. И каким-то интересным образом рождение второго ребенка не уменьшило, а только увеличило его привязанность к первому.

Единиц измерения чувств такой глубины и яркости в знакомой ему системе координат просто не существовало. Если бы он умел-пожалуй, мог бы вылететь в астрал.

В последующие несколько месяцев он почти полностью взял малышку на себя.

Именно он переодевал и купал, гулял и укачивал, утешал и развлекал, и не кормил грудью только потому, что не мог этого делать чисто физиологически.

Света прошла все стадии принятия этой ситуации: сначала удивлялась, потом восхищалась, потом раздражалась, а потом почувствовала себя свободной настолько, что вышла на работу.

К тому времени их общей дочери был почти что целый год, она успешно освоила гречку и кабачок, и в круглосуточной материнской опеке не особенно и нуждалась.

Работал Александр на удаленке, а посему Свету отпустил в редакцию вполне спокойно-пусть развеется.

На самом деле, дома она ему только досаждала: в их гармоничном трио «две дочери и папа» места для Светы не находилось, и это можно было объяснить, если задуматься: ведь девочки любили его самого по себе, без учета его провалов и достижений. Уважение к папе тесно переплеталось с обожанием, а доказывать им было и вовсе ничего не нужно: его авторитет в их глазах был непререкаем.

Со взрослой Светой, равно как и с любой другой взрослой женщиной, такого уровня самооценки он никогда еще не достигал. Это было похоже на легкий наркотик: очень приятно и очень затягивает, и постепенно Александр полностью замкнулся на этих эмоциях.

Ну а Светлана, выйдя на работу, вполне ожидаемо сначала развеялась, а потом-и развелась, высказав мужу напоследок что-то неприятное о неуемном отцовском инстинкте, разницей между свободой и ненужностью, и заодно предложив ему загуглить смысл термина «семья».

История повторялась.

Теперь у Александра было уже две дочери, но снова-ни одной жены.

И вот только теперь он смутно начал подозревать, что дело было вовсе не в женах.

Однако, до полного осознания было пока что далеко.

Прошло еще несколько лет.

Девчонки подрастали.

Мама/бабушка, с возрастом утратив значительную долю энтузиазма, все чаще недвусмысленно намекала на то, что Саше нужна любимая женщина и семейная определенность. Правда, каждый раз при этом слезно просила держаться подальше от баров и журналисток.

А Саша внезапно ощутил кризис по всем фронтам.

Работа удовольствия не приносила. Детей эмоционально и физически поглотил детский сад-они взрослели и это было так естественно. Личной жизни тоже заметно не хватало.

Зато, к счастью, наконец хватило ума понять, что с таким настроем и до настоящей депрессии недалеко, а значит- нужно срочно все изменить.

Александр задумался.

«Все изменить»-это только звучит отлично. А вот с чего начать?

И как человек с высшим гуманитарным образованием и мыслящий, начал он с попытки самоанализа.

Он попробовал вспомнить, что ему нравится, хочется и вообще-приносит в жизни хоть какое-то удовольствие.

Ожидаемо понял, что в первую очередь-это его дети.

Однако, любовь к дочерям явно не могла стать смыслом жизни, во всяком случае-не могла стать ее единственным смыслом.

Дети имеют свойство расти и поэтому нужно было искать и другие источники вдохновения.

Тем не менее, внезапное открытие он совершил, именно думая о детях.

Вспомнилось, с каким удовольствием, если не сказать-даже с кайфом, он посещал тогда курсы дородовой подготовки!

В журналистике таких эмоций точно не было.

Как воодушевляло его все то, что касается рождения человека, и при этом не пугали никакие медицинские термины и картинки, а напротив-хотелось погружаться в тему все больше и глубже.

С каким интересом всю жизнь он смотрел и пересматривал медицинские сериалы, читал все «записки врачей»-от Булгакова до Соломатиной, и был подписчиком множества медицинских блогов. Вспомнилась даже очень призрачная, почти детская мечта однажды стать доктором. С третьего класса он несколько лет прилежно посещал кружок юных медиков при школьном медицинском кабинете и получал регулярные похвалы от пожилой медсестры. Тогда он был уверен, что поступит в медицинский. А вот потом…почему-то не поступил, заранее засомневавшись в себе и в своих способностях.

И чем больше он думал, стараясь быть с собой максимально честным-тем больше воспоминаний всплывало в его сознании. А всплывая, воспоминания наводили его на вполне конкретные размышления.

Ну, а поразмыслив как следует-однажды он решился, и пришел в приемную комиссию медицинского колледжа.

В приемной комиссии ему, мягко говоря, удивились.

Взрослый мужчина, дважды разведенный, отец двоих детей, журналист-и к нам?

Что за неожиданная и странная такая у Вас возникла мысль?

Но Александр был в своих намерениях настойчив. Документы его были в полном порядке. А в колледже был вечный недобор: при существующих нагрузках и зарплатах не самая популярная профессия у вчерашних школьников.

Ну а когда, в качестве последнего аргумента, он попросил зачислить его в заочную коммерческую группу, чтобы не тратить нервы и силы на всякого рода вступительные тестирования-это окончательно решило все дело.

Его зачислили.

Последующие несколько лет прошли для Александра на одной волне под названием «вдохновение».

Учился он с удовольствием.

Много читал, успешно сдавал теорию и горел на практиках.

Неожиданно оказалось, что у него острый ум, хорошая память, точные руки и неплохое клиническое мышление, что в сочетании с почти фанатичной любовью к выбранной профессии давало неплохой результат.

И в конечном итоге Александр выпустился из учебного заведения, гордо держа в руках диплом фельдшера скорой помощи.

Трудоустроился он сразу же-мало того, что на любой подстанции уже много лет наблюдается хронический дефицит кадров, так он же еще и был мужчиной.

А мужчина на «скорой»-это особенно ценный персонаж.

Носить тяжеленные укладки на высокие этажи без лифтов, а тяжелых больных-носить в обратном направлении, сурово смотреть на нетрезвых страждущих экстренной помощи в запущенных маргинальных квартирах, обворожительно улыбаться пенсионеркам с повышенным давлением и отвлекать от неприятных процедур испуганных детишек-у Саши получалось все.

Буйные маргиналы трезвели и начинали жаловаться гораздо более связно. Пенсионерки получали так нужное им внимание и излечивались добрым словом. Детишки доверчиво позволяли себя осмотреть и радостно соглашались ехать на «машинке с мигалками».

Впервые за всю свою жизнь Александр ощущал себя настолько на своем месте.

Он взрастил на своем лице брутальную щетину, его глаза смотрели на мир с профессиональным прищуром, а речь приобрела уверенные, но бархатные нотки.

Дочки восхищались им по-детски открыто.

Мама гордилась сыном тайно, но в глубине души получала огромное удовлетворение, небрежно, но к месту говоря у подъезда: «Саша на сутках, да. Но как вернется-спрошу я тебе, Петровна, кардиолога».

Соседки перестали жалеть посредственного журналиста с неудавшейся личной жизнью, и зауважали в нем героического сотрудника экстренной медицинской помощи.

Жизнь налаживалась.

А не так давно он, кстати, снова женился.

И так как в новой семье больше никто не имеет отношения к журналистике-есть серьезная надежда на крепость этого брака.

Только об одном Саша иногда жалеет: о том, что не сразу понял, в чем его призвание. Столько времени впустую…

А надо было просто сразу становиться врачом.

Причем, скорее всего-акушером.

Глава 15

«Весь народ из одних ворот»

или акушерский интернационал.

Сколько бы ни было в Мире национальных, расовых и религиозных споров, а одно обстоятельство уравнивает нас всех: все мы родом из матки.

Зато традициям, суевериям и обрядам на тему родов, пожалуй что, нет числа.

Здесь я собрала несколько, пусть и не самых экзотичных историй, зато все они-из личной моей практики.

*************

Встающая на учет цыганка.

Цветные юбки, золотые зубы-все, как полагается. Таборная, кочевая.

Всех детей рожала дома (точнее-там, где в тот момент был ее дом).

На вид то ли двадцать лет, то ли пятьдесят, но по паспорту -тридцать семь.

В этот раз их семья зимует в съемной квартире, как раз напротив женской консультации, и женщина решила воспользоваться случаем: родить не дома и не в обсервации, а как полагается приличным обследованным гражданкам-в чистом роддоме. Вот и пришла, чтобы карту для такого случая завести.

С горем пополам собрали анамнез, подписали все нужные бумажки – читать/писать женщина умеет с трудом, про свое здоровье знает только что «здоровая», рожденных детей считали на пальцах, неудачные беременности «были, золотая, были… но сколько-не скажу, не считала»

Наконец, подошли к выдаче инструкций дня сегодняшнего:

–Смотрите, – говорю. Вот это направление-это вы пойдете в такой-то кабинет, к терапевту.

–Хто этот «терапевт»?-уточняет женщина.

–Это врач такой, полезный. Сердце послушает.

Хм, сердце-это цыганке понятно. И кажется важным.

С сердцем женщина соглашается, кивает.

Поясняю дальше:

–Это вот-к окулисту. Зрение проверим. Это-к стоматологу. Это который «зубной», да.

Уже на окулисте пациентка заметно напряглась, а на стоматологе и вовсе помрачнела. Пока, правда, молча.

Но когда я выдала очередное направление, к ЛОРу, «проверить нос и горло»– наконец взорвалась.

С истинным цыганским темпераментом, подняв к небу руки и глаза, сверкая гневом и коверкая слова, она выдала:

–ДэФФФОЧКА! Пффф! ЗачЭм нос?! ЗачЭм горло, зачЭм зЮбы?

Пызда рожать буду! Пызда и лечи!

*******************

Гражданка Таджикистана, доношенный срок, приемное.

Привезла ее скорая с болями в животе, а во дворе в машине ее ожидает муж-ехал следом. Если она не рожает, то он заберет ее домой , потому что «нечего просто так разлеживаться, дома дела ждут».

Серьезная, напряженная женщина в национальных платьях, платках и штанах, которые сразу по несколько экземпляров надеты друг на друга-у них так принято.

Когда она разматывает все свои одежки, то оказывается худенькой, почти прозрачной и очень юной на вид. Впрочем, ей и в паспорте-девятнадцать.

Кладу ее на КТГ, задаю набор стандартных вопросов по делу, а другие вопросы-просто с целью отвлечь и расслабить женщину: кого ждете? Как зовут малыша?

И прочее такое.

Ждет женщина девочку и знает об этом с 24 недель.

Но мужу про это она не сказала-мол, не видно никак на УЗИ.

Почему не сказала? Ну ему мальчик нужен, сын.

И вот пока что он не знает, кто там. Но очень надеется на мальчика. И поэтому всю беременность он на всякий случай хорошо ее кормил, возил к врачу, все что надо-покупал, и она даже смогла отложить и спрятать немного денег на будущее.

Слушать это было дико, но я все же уточнила: а узнал бы, что девочка? Что было бы?

Женщина пожала плечами: да разное могло быть.

Мог, говорит, просто один раз побить и забыть. А мог все время бить. И не кормить тоже вполне мог.

А вот теперь, когда я рожу свою девочку-может и вовсе не забрать нас с ней из роддома…

Впрочем, может и повезет-и муж простит.

Да и УЗИ иногда ошибается.

****************

Узбекская роженица, третьи роды, по скорой.

Муж приехал с ней, несет бесконечные сумки и пакеты, одновременно пытаясь помогать ей идти. Крики, стоны, причитания-на весь приемник. К стене припадает, глаза закатывает. Фельдшер «скорой» заметно нервничает и сдать ее мне хочет как можно быстрее. На лице его явно читается облегчение от того, что в принципе он уже здесь, главное-довез, и теперь весь этот концерт его уже не касается.

Печать мне поставьте, пожалуйста-вот тут.

Присматриваюсь к женщине и отмечаю, что несмотря на такие бурные внешние проявления родовых мук, на активно рожающую она не похожа. Да что там на «активно»-вообще, если честно, на рожающую не похожа. Опытным акушерам стадии родов видны практически «по выражению лица»: интонации голоса, особенности движений, мимика-есть масса нюансов.

Но порядок приема роженицы рекомендует изучение не только выражения лица, так что интрига обещала не затягиваться-сейчас все поймем. Осмотр на кресле подтверждает наши предположения: мадам глубоко беременна, но в роды еще и не думала вступать.

Так, легкие приготовления со стороны организма. Проходить при этом можно и несколько часов, и несколько дней, а иногда и целую неделю. При этом на осмотре женщина ведет себя на диво спокойно, на вопросы отвечает довольно внятно и жалобы предъявляет умеренные.

Но стоит ей выйти к мужу за вещами-снова на лице гримаса боли и отчаянный стон.

Оформляем пациентку в дородовое, уже у лифта женщина спокойно и деловито интересуется, можно ли к нам заказать доставку-очень кушать хочется, и совсем не больничной еды.

Недоумевая от такой перемены поведения, с любопытством спрашиваю: а что это вообще за спектакль был? При поступлении? Тебе же не больно?

Женщина в ответ довольно улыбается: не больно, конечно. Но если громко кричать в родах, муж много подарков подарит потом!

А вот теперь муж все, что мне надо, увидел, услышал-и домой пошел.

И больше я кричать не буду!

**************

Роженица родом из Якутии.

Красивая девочка Маша 27 лет.

Симпатичное личико истинной якутки, а вот телосложение говорит за то, что у Маши в роду были не только северные народы. Тоненькая, очень высокая, изящная. Животик небольшой и аккуратный. А еще очень-очень гибкая: свет в палате включает ногой, не теряя равновесия-просто для поддержания спортивной формы.

На дородовое попала исключительно за большой срок беременности, для наблюдения. Но уже на следующую ночь начала рожать.

Схватки неплохие, регулярные. Маша все время ходит или сидит на мяче, иногда на корточках.

Для осмотра ее попросили лечь на кровать, и быстро убедившись в неплохом прогрессе родов, доктор решил сделать дополнительный тест-оценить родовые пути именно во время схватки. А схватки -то и нет. Пять минут нет, десять минут нет. Пока ходила, были четко через 4-5 минут, а тут такой перерыв. В чем дело?

Доктор в родовых путях начинает скучать и беспокоиться, а Маша лежит расслабленно и даже вроде бы дремлет.

–Маш, где схватка?

–А не будет схватки, доктор! Пока лежу-не будет!-уверенно отвечает Маша.

Да быть не может.

Схватки-явление рефлекторное. Если уж идут-то идут, и положение в пространстве теоретически может влиять в самом начале, пока родовая деятельность только настраивается. Но у Маши скорее середина процесса.

А схватки все равно нет, матка расслаблена, Маша тоже.

Проводим эксперимент-предлагаем Маше встать. Схватка тут же приходит, мощная и красивая, как и не было перерыва. Маша ходит, Маша сидит. Схватки идут.

Проходит несколько часов.

–Маш, пойдем, посмотримся?

Маша охотно ложится. Прогресс родов отличный, все как по учебнику. Маша лежит, глаза прикрыты-дремлет.

Пристегиваем эластичными ремнями два датчика к ее животу: тот, что будет писать сердечко малыша, и тот, что регистрирует активность маточных сокращений. Оставляем Машу на полчаса, выключаем свет-пусть заодно отдохнет, насколько конечно сможет-схватки через каждые три/четыре минуты, планомерно движемся к потужному.

Спустя полчаса оцениваем результат. Сердечный ритм плода-хоть на выставку, идеально все. А вот схватки за полчаса- НИ ОДНОЙ.

Что за ерунда, может датчик стоял неправильно?

–Маш, а пока лежала-схваточки также шли? Минуты через три?

–Нееет, доктор!-нараспев отвечает Маша, слегка улыбаясь. Не было ни одной, я так хорошо поспала!

Доктор недоумевает-в чем дело, что за магия?

А Маша поясняет: пока буду лежать, их и не будет.

Мне еще мама говорила, и бабушка тоже. У нас у всех так, национальная особенность. В родах нам можно стоять, сидеть, танцевать-что угодно можно делать, но только не лежать. Иначе все прекратится. И даже ребенок может застрять и погибнуть.

Вы уж, пожалуйста, не заставляйте меня лежать-и все хорошо будет.

Так оно или нет-проверять мы не стали, конечно.

Роды-процесс гормональный, а гормоны женщины-штука тонкая, от настроения зависят напрямую. Уверена Маша, что родит только на корточках- почему и нет, нам не жалко. Подстроились, приспособились.

Отлично Маша родила!

А несколькими годами позже, в одной научной статье, я нашла некоторое подтверждение ее опасениям.

Анатомия женщин коренных народов севера имеет свои нюансы и их родовая деятельность действительно возможна только в вертикальном положении: так было гораздо удобнее при их условиях жизни, и в результате особенность закрепилась на генетическом уровне.

Правда, для получения такого наследства женщина должна быть истинной «северянкой», без примесей иной крови во множестве поколений. Такие чистокровные представители нации, конечно, существуют и сегодня, но в родильные дома они вряд ли попадают, так как по-прежнему живут там же, где и их многочисленные предки и рожают в полном единении с северной природой.

А вполне цивилизованная Маша, скорее всего, просто стала заложником собственной веры в рассказанную ей легенду.

И мы наблюдали явление под названием «психосоматика».

Но, повторюсь: проверять, на всякий случай, мы не стали.

****************************

Крупная смуглая женщина, гражданство Индонезия. Каким ветром занесло ее в питерский родильный дом-да Бог его знает. Но поступает на роды.

В паспорте-одно красивое слово и это ее имя: ни фамилии, ни тем более-отчества, у них нет. Говорит по-русски очень плохо, понимает примерно также. Но спокойная и безмятежная, несмотря на частые схватки-то ли особенность личности, то ли-опять же, национальная какая фишка. Кое-как заполняем документы, жестами объясняемся в процессе необходимых манипуляций: сядьте тут, прилягте здесь, померяю Вам давление, встаньте, пожалуйста, на весы и прочее.

Доходим до переодевания и сбора сумок, и тут выясняется пикантная деталь: женщине нужно покурить.

Она демонстрирует мне миниатюрную курительную трубку, набитую неизвестно чем, издающим сладкий аромат, и недвусмысленно прикладывая ее к губам, вертит головой-мол, где?

Решительно объясняю всеми доступными жестами:

–Мне жаль, но вот это вот-нельзя. Да, совсем нельзя.

И даже если Вам очень-очень нужно, то все равно нельзя.

Женщина явно расстроена, но вынуждена подчиняется, и наконец переводится в родильное.

Смена пошла своим чередом.

И вот где-то уже ближе к ночи весь роддом буквально подпрыгивает от внезапно сработавшей пожарной сигнализации.

Вой сирены, мигание лампочек на пульте, суровый голос Левитана, призывающий покинуть помещение немедленно-да это ж именно то, чего в родильном доме не хватает среди ночи и сотрудникам, и пациентам!

Одной рукой пытаюсь выключить сирену, второй-набираю положенные «тревожные» телефоны: да, роддом такой-то. У нас ложное срабатывание. Да, точно ложное. Нет, наряд не нужен, спасибо.

Сирена наконец замолкает.

Но лампочка на пульте продолжает мигать и это настораживает. Решаю уточнить по отделениям сама-удостовериться, значит, что действительно не горим.

Родильное-все хорошо, в реанимации, на детстве-к счастью, тоже.

В дородовом дежурных акушерок сегодня две, и они уже не только обшарили каждый уголок своего отделения, но и уложили всех встревоженных беременных спать, о чем сами мне и отзвонились. Остается проверить два послеродовых и можно расслабиться. И тут мельком брошенный взгляд в окно заставляет мои волосы зашевелиться: из окна напротив тонкой струйкой, но вполне решительно, тянется сизый дымок…

Уже не звоню, а бегу в нужном направлении, по пути выхватывая с поста дежурную акушерку послеродового, на бегу вместе с ней пытаемся определить, что это за окно.

По всему выходит, что окно – в душевой.

Да там гореть-то нечему!

Подбегаем к нужной двери, рвем ее на себя-и в изумлении наблюдаем картину:

Из чем-то заткнутой раковины прямо на пол активно хлещет вода, меланхолично утекая в душевой сток. Окна открыты, ночные птички поют.

По полу там и тут разложены цветущая сирень и жасмин-очень красиво!

А посреди всего этого, прямо на полу, в одной рубашке, сидит наша красавица из Индонезии. Ее распущенные волосы тоже украшены цветами, а на руках- новорожденный младенец, которого она нежно поливает водой прямо с пола и окуривает из той самой трубочки густым сизым дымом.

На лице ее наблюдается истинное умиротворение, а голенький ребенок с энтузиазмом сосет мамину грудь.

За цветами она слазила в больничный парк через окно-да, именно через пару часов после родов, а что здесь такого?

Из подручных средств изобразила берег Ганга, раскурила свое волшебное зелье и необходимый послеродовый ритуал вполне удался.

Спасибо, хоть не уплыли куда-нибудь вниз по течению.

******************************************

Пара из США.

Уверенная в себе, породистая блондинка с яркой улыбкой -истинная американка. Говорит с сильным акцентом, но понимает абсолютно все. Ее спутник, молчаливый возрастной мужчина в очках, как выясняется-русский муж.

Помимо беременного живота со схватками они приносят с собой множество сумок, упакованных по системе: на каждой список содержимого, каждая-для определенного этапа. Среди документов личного и медицинского характера находится также и перечень нежелательных вмешательств, а еще-пожелания к родовому процессу, от известных «тепло, темно и тихо» и «не резать пуповину», до весьма необычного: в случае невозможности выкладывания младенца на живот матери -выложить его на отца, а также-прекратить лактацию сразу же после первого прикладывания к груди.

Последний пункт вызывает живейшие вопросы у дежурного врача: Вы не планируете грудное вскармливание? У вас есть на это медицинские причины, какие именно? Поймите, нам важно знать все: это ведь может иметь значение для вашего здоровья, для родов или для здоровья малыша.

Будущая мама смотрит на нас с недоумением: да, я просто не планирую. Нет, противопоказаний нет.

Я собираюсь дать малышу первые, самые важные капли молозива-и на этом все.

А дальше у нас все продумано.

Женщина достает из одной сумки некий набор пакетиков с трубочками и поясняет: это вот -система кормления. Сюда наливается смесь, это вешается на шею, а вот эту трубочку размещают непосредственно у соска кормящего.

–Но зачем Вам это?-недоумевает врач. Возможно, у Вас и не будет никаких проблем с лактацией?

–Я не планирую проверять, – отвечает мадам.

Лактацию я подавляю- и точка.

Кормить будет мой муж.

Все по-честному: я вынашиваю, рожаем вместе, а вот кормить будет папа. У нас-равноправие!

Истинные американцы, что тут скажешь.

Глава 16

Синий лоскуток, связавший поколения.

Светлана родилась и выросла там, где, несмотря на московское время, жизнь от столичного комфорта была далека.

Медведи к ним в гости, конечно, не ходили, но остальное было «на уровне»: вода из колодца, в туалет-черед двор в калошах, баня по воскресеньям.

Правда, когда Света была еще маленькой, здесь были и магазин, и почта, и даже школа. Но со временем молодые все больше стремились в город, и поселок постепенно вымирал. Школа закрылась по причине отсутствия школьников, магазин-по причине отсутствия денег у местного населения: жили в основном своим хозяйством, а «в город» ездили пару раз за год, обычно летом и зимой, и только за тем, чего нельзя было вырастить или сделать на месте. И только почта пока не сдавалась, работала- и это был центр местного мира, потому что именно там был единственный на всю округу городской телефон.

Летом до цивилизации можно было доплыть на лодке, а зимой, когда морозы становились покрепче-переправиться по льду.

Единственная дорога , которая когда-то раньше связывала их деревню с большой землей, заброшена была настолько, что угадать ее направление можно было исключительно летом, в сухие погожие дни. Но даже в такие дни ходить по ней пешком все равно не рекомендовалось, потому что медведи давно считали эту часть леса своей, а медвежье гостеприимство существенно отличается от человеческого.

Местные жители, которых осталось не так и много, отлично это знали, старательно соблюдали территориальную вежливость и где попало не ходили, а потому соседство с природой получалось вполне культурным.

Учитывая качество воздуха, воды и питания, население здесь было крепким, хотя преимущественно и не молодым. А принимая во внимание суровый быт-еще оно было очень выносливым и неприхотливым. Поэтому простуды, порезы и ушибы здесь чаще всего проходили сами по себе, зубы не болели, и даже похмельем никто особо не маялся.

По документам данный населенный пункт числился за какой -то местной больничкой, и оттуда, в случае необходимости, могла по «медвежьей» дороге и «скорая» прикатить. Но на практике привычки обращаться к врачам у местных жителей не было, и медицинская помощь в этом дивном местечке была опцией давно не используемой и чисто теоретической.

В то памятное лето Света приехала в отпуск на малую родину.

Светина бабушка, очень энергичная старушка, решительно не желающая бросать свой дом, жила здесь одна и совершенно не тяготилась отсутствием удобств.

Всю жизнь живя на земле, она умела абсолютно все, что было необходимо для жизни в этих краях, крепкой рукой вела немалое хозяйство, а вечерами слушала радио.

К телевидению, а тем более- к интернету, она была равнодушна, впрочем-книги по молодости читала, когда время было.

Когда она приезжала в гости в город, и сын, и дочь, а теперь и внучка пытались приобщить бабушку к современному информационному миру, но она только отмахивалась-незачем ей. На молодежь в этом плане она смотрела, как на инопланетян: сидят, уткнувшись в свои коробочки, мира вокруг не видят. У себя во дворе бабушка снисходительно наблюдала за тем, как муж внучки неловко колет дрова и, залезая на сарай, размахивает смартфоном в надежде найти интернет. Когда интернет вдруг ловился, телефон издавал серию жалобных звуков, принимая все оповещения оптом, и Светин муж садился прямо там же, на крыше сарая, утолять информационный голод.

Света же ловить сеть на крыше сарая не могла по причинам чисто техническим-была на тридцать восьмой неделе беременности. Поэтому она ограничивалась новостями в вольном изложении своего супруга, а также с удовольствием погружалась в свои детские воспоминания, помогая бабушке по дому и в огороде.

Несмотря на приличный срок беременности, чувствовала себя Света очень неплохо, и в гостях у бабушки планировала пробыть еще недельку. Ну а там и домой-поближе к цивилизации и к родильному дому.

Роды Светлане предстояли первые.

К сожалению, серьезной подготовкой к ним она как-то не озаботилась, легкомысленно решив, что на все вопросы запросто найдет ответы по мере их возникновения, а пугать себя заранее всеми подробностями -это лишнее.

Поэтому, когда в разгар огородных работ у нее немного заныл живот, совсем и не насторожилась.

Ну ноет и ноет, подумаешь. Устала, наверное.

Или поза неудобная. Бабушка говорила, конечно, что лучше бы ей полежать, но что она понимает? Вон в интернете пишут, что йогой полезно заниматься до самых родов. А огород чем не йога? К тому же, на свежем воздухе.

Встала с колен, потерла поясницу-прошло вроде?

И дальше продолжила свое дело. Огород у бабули-конца/края не видать! А как иначе, если всю зиму этим урожаем жить? Света с нежностью и восхищением посмотрела на бабушку: ну какая молодец! Вон она, как комбайн, бороздит соседние грядки! И это в её-то возрасте!

Нет, отставать от бабушки стыдно. И Света с удвоенным энтузиазмом продолжила прополку моркови, стараясь не обращать внимание на неприятные ощущения.

А живот все не успокаивался, как будто скучал без внимания и баловался: поболит- и перестанет. Снова заболит. Снова перестанет. И еще раз…и еще… Что за ерунда, в самом деле?

Света попила водички, еще раз сменила положение и продолжила огородные работы.

Морковные грядки сливались в бесконечные зеленые дороги. Бабушкин сарафан мелькал где-то впереди. Солнце пригревало все сильнее. И Света наконец решила отдохнуть.

Чтобы не тратить лишних сил, прямо на четвереньках она проползла ближе к забору, укрываясь от жаркого солнца под старой яблоней, и с удовольствием прилегла на траве.

Живот продолжал подозрительно болеть и стал каким-то уж очень твердым, и к тому же сильно захотелось в туалет. Но это же так далеко идти! И Света снова вспомнила детство-как, несмотря на запреты взрослых, она далеко не всегда добегала куда положено. Деревенский туалет-вообще страшная вещь, а уж для маленькой девочки с хорошим воображением-так особенно. И нередко маленькая Света, которую деревянный отхожий домик пугал невообразимо, делала свои дела прямо в саду или огороде, благо места вокруг было достаточно.

И сейчас она решила поступить именно так, как поступала в детстве.

Слегка изменив позицию тела в пространстве, Света сняла трусы, поднатужилась…и тут же ощутила , как что-то теплое обильно полилось у нее между ног, а от мощного внезапного давления в области промежности она неожиданно упала на бок, рефлекторно разводя коленки в стороны. А когда в следующий момент давление повторилось, и пришла новая волна напряжения-Света непроизвольно издала громкий стон.

В летней сонной тишине этот стон прозвучал как гонг.

Бабушка резко разогнулась из грядки, увидела под яблоней яркое внучкино платье и бегом побежала к нему, как к маяку. Ее руки были в земле, и сорвав с головы косынку, она наскоро вытирала их, как могла, прямо на бегу.

Светин муж, как обычно, сидящий на крыше сарая, одним прыжком оказался на земле, чудом не свернув себе шею-и тоже помчался на звук.

Финишировали под яблоней муж и бабушка одновременно, и картина перед ними предстала невероятная.

Лежа на боку под деревом, упираясь одной ногой в пень, а второй-в забор, Света производила на свет младенца.

«Произведение» при этом уже явило миру головку, и судя по всему, разворачивало внутри плечики.

Реакция родственников на увиденное была ровно противоположной друг другу: муж поспешно ретировался в обморок, а бабушка, выдохнув в сердцах «твою ж мать!», отодвинула ногой с дороги самоустранившегося с передовой главу семьи, и аккуратно, прямо в свой подол, приняла на свет правнука.

Чуть позже, когда все пришли в себя и даже вызвали «скорую помощь», бабушка скромно призналась, что на ее счету по молодости-с десяток младенцев, ибо медицинской помощи у них и в хорошие времена было ждать довольно долго, а дети при рождении обычно довольно нетерпеливы.

Что именно делать, ей подсказывала исключительно интуиция: ни специальных знаний у бабушки не было, ни инструментов, ни медикаментов. Зато была отличная реакция, твердая рука и умение собраться в экстренной ситуации. Поэтому именно ее, чуть что, и звали все соседки.

И все всегда заканчивалось хорошо-как и в этот раз, с правнуком. Правильная у бабушки интуиция была. Ну и звезда счастливая, которая и уберегла и саму бабушку, и всех ее пациенток, от всяких дистоций да кровотечений.

Полевой, блин, госпиталь в мирное время.

И мальчишка-правнук тоже хороший получился.

Возмущался вовсю, когда в машину «скорой помощи» их с мамой и папой врачи забирали.

А пуповина его была перевязана синим лоскутком прабабушкиного передника.

Глава 17

Александре-

коллеге, другу и близкому человеку,

посвящается.

С Сашей мы познакомились еще в конце ее учебы, она пришла ко мне на практику.

Тогда я вела курсы подготовки к родам в женской консультации и их группу привели ко мне в рамках какого-то учебного цикла.

Занятие в тот день начиналось чуть позже, и пока не пришли беременные, я рассадила молодежь в аудитории, готовая отвечать на вопросы-задавайте! Группа молчала. Хорошо, подумала я: может, дети стесняются?

Толкнула небольшую речь дружелюбно-мотивационного характера, обрисовала то, чем мы все (и я в частности) тут вообще занимаемся, озвучила, что могу показать, рассказать и дать попробовать. Чего бы, спрашиваю, Вы сами-то хотели? Озвучивайте, организуем!

Группа молчала.

Я напряглась. Смотрю-и преподавателю уже неловко.

А они молчат…

Вглядываюсь в отдельные лица, пытаюсь найти в них хоть малейший интерес-не а.

Пустые глаза, равнодушно-усталые маски. Страшно…

Стало ясно, что это не робость, а безразличие. Им не нужно, не интересно. Все, что их волнует-это сколько еще им тут сидеть. Захотелось просто выгнать всех немедленно, но увы-было нельзя: за часами, проведенными с практикантами, следило начальство. Я встретила понимающе-обреченный взгляд их куратора, и тут она стрельнула глазами куда-то влево, явно предлагая и мне посмотреть туда же.

И я посмотрела.

А там-она. Миниатюрная блондиночка, затерявшаяся среди рослых сокурсниц. Живая и настоящая, с искоркой любопытства в голубых глазах и явными признаками интеллекта на симпатичном юном личике. Среди своих одногруппниц она казалась пионеркой среди пенсионерок -и это я говорю не про возраст, а про какую-то безнадежную усталость от жизни, написанную на их лицах, в противовес тому жизнерадостному энтузиазму, который был на ее лице.

Но сидела она молча, настороженно, как будто боясь проявить инициативу. Тем не менее, взгляд за нее цеплялся-она отличалась. На нее хотелось смотреть, с ней хотелось взаимодействовать-и воспрянув духом, все остальное я говорила , по-моему, ей одной. А она, заметив внимание к своей персоне, смущенно заулыбалась и расслабилась. Еще минут сорок пролетели как наш личный с ней диалог в присутствии нелепых статистов. Преодолев свое смущение, она стала задавать вопросы. Ей было интересно, она искренне хотела слушать все то, что я говорила! И когда под конец я предложила желающим остаться на занятии для будущих мам-ничуть не удивилась тому, что осталась именно она. О том, остался ли кто-то еще, я честно говоря и не помню, настолько невыразительными и вялыми были все остальные.

А она достала тетрадь и ручку и писала конспекты все три часа, стараясь не мешать, но ловя каждое мое слово.

А когда я закончила и отпустила группу, она осталась. Задала еще несколько вопросов, надо сказать-весьма глубоких.

И уточнила, можно ли ей прийти завтра.

Я удивилась, но разрешила. А она действительно пришла. И потом еще год приходила везде, куда я готова была ее пригласить: от занятий и дежурств до конференций.

Наше с ней общение становилось все теснее, уходили барьеры, появлялось доверие и взаимная симпатия, и постепенно из формата учитель-ученик мы ожидаемо перешли в формат крепкой дружбы.

Девочка родом из Челябинска, с боем и слезами отстоявшая перед родными свое желание быть акушеркой и учиться этому именно в Питере. Приехавшая сюда одна, едва ей стукнуло восемнадцать. С горящими глазами поглощающая все, что ей могли дать в колледже и на практиках. Беззащитная и одновременно-очень взрослая, она постепенно и очень органично вошла в мой круг общения, как будто бы была в нем всегда.

Я узнавала и узнаю в ней себя, впрочем-не во всем: в чем-то она рассудительнее и умнее, в чем-то смелее, в чем-то настойчивее. Многие коллеги, встретившись с ней впервые, были уверены в том, что она-моя дочь: по возрасту подходит, и уж слишком похожи характеры.

Что, впрочем, всего лишь подтверждает мою теорию о том, что родство душ бывает куда крепче родства кровного.

И это ни хорошо, ни плохо-просто факт.

Я очень горжусь этой девочкой и тем, что в ее профессиональном росте я принимала участие.

И в рождении ее сына, кстати, тоже приняла участие-но это совсем другая история. Личная.

А здесь мы все же про акушерство. И поэтому-несколько историй профессионального взросления Акушерки Александры.

Рассказанные с ее слов.

«Роды не проспишь!»

Про первое дежурство.

Когда Саша получила диплом (кстати, с отличием) , разумеется-встал вопрос о ее трудоустройстве. Варианты были, но ей очень хотелось работать со мной. А я к тому времени уже перешла на работу в ВМА, акушерок на отделении не хватало, а тут-человек желает поработать, да еще с рекомендацией, а не просто с улицы. Академия-место специфическое, быстро и просто там не было (и наверное не будет ) никогда, но это дает определенный бонус: пока кандидатуру будущего сотрудника всячески проверяют и согласовывают на разных уровнях, он уже получает право на небольшую стажировку. Таким образом, к моменту официального выхода на работу, человек уже знаком с планом помещений, внутренним распорядком, несекретной документацией, а главное-с некоторыми коллегами. И именно последний пункт может открыть глаза на многое.

В тот раз Саша пришла на мое дежурство уже ближе к вечеру, как раз с целью стажировки.

Мы выполнили всю рутинную работу «дородового» в четыре руки: сняли назначения, записали всем, кому нужно , вечерние КТГ и поставили капельницы, заполнили все журналы, навели порядок в процедурном кабинете и с чувством выполненного долга пошли пить чай-было тихо.

Но как известно-именно в тишине и спокойствии и есть коварство суточных дежурств. Когда слишком все хорошо и по плану-это всегда не к добру.

Из приемного привели женщину. Срок доношеный, роды первые, живот «тянет»-но в приемном ее смотрели на кресле и заверили, что это несерьезно: шейка едва только «созревает», и в родильном ей точно делать нечего, пусть пока отдыхает, это предвестники.

Пока мы ее регистрировали, пока брали анализы-она все морщилась и иногда охала, но ведь ее смотрели? А роды определяются не по ощущениям женщины (это субъективно), а по объективным критериям, а именно-раскрытию шейки матки. Что до ощущений, так болевой порог у всех действительно разный и что одна женщина назовет «ужасной болью», то другая сочтет «легким дискомфортом». Доверяя информации дежурного врача, я тем не менее уточнила у женщины: а болит также, как болело в приемном , или как-то иначе? И женщина заверила, что все также «тянет» и «напрягается», ничуть не сильнее и не чаще. Мы с Сашей дружно ее успокоили-мол, так бывает и организм готовится, постарайтесь отдохнуть. Роды Вы все равно проспать не сможете, такова природа процесса. А вот силы Вам в дальнейшем понадобятся, поэтому не старайтесь ничего засекать, а просто идите в палату и попробуйте уснуть. Женщина ушла к себе, а мы сели на посту. Свет был выключен, на отделении наступил отбой, горела только настольная лампа. Мы старались не мешать никому отдыхать, чертили журналы на следующий день и тихонько переговаривались. Но прошел всего какой-то час-и наша пациентка снова возникла на посту.

«Не спится!»-пожаловалась она и я про себя подумала : «ну вот, очередная чувствительная барышня. И как на грех, именно ей достались болезненные предвестники, вот беда!». Но вслух ничего, разумеется, не сказала. А женщина продолжила: «может, можно хоть таблеточку какую выпить? Ну пожа-а-алуйста!»

Давать любую «таблеточку» можно только по назначению врача, такие правила игры в стационаре. Но в данном случае назначений не было, а женщину было жалко-ведь загонит сама себя! Поэтому я с чистой совестью выдернула дежурного врача на осмотр-пусть напишет хоть что-то. Заодно сам факт внимания, возможно, женщину успокоит.

Дежурный доктор (тот же, который смотрел пациентку в приемном) был вызовом весьма недоволен: женщину смотрели два часа назад, это точно не роды, а он только лег отдохнуть. Не могли сами успокоить? Посмотрел на кресле, буркнул «не рожает!», но конкретнее состояние родовых путей не уточнил, быстро написал в карте легкий спазмолитик и удалился. Я выдала страдалице назначенное и проводила в кровать-ну бывает, ну не расстраивайся, ну попробуй отдохнуть! После таблетки должно быть полегче! Женщина ушла, но не прошло и часа-снова возникла на пороге: больно!

Да что ж такое! Нет, ну сколько можно мучать человека? Пусть уже забирают ее в родильное и чем-то капают, что ли! Но чтобы развернуть именно такой сценарий, нужны основания. Объективные. И я решила поставить монитор.

Расчет был такой: на мониторе запишутся какие-то схватки, и вот на основании этой ленты и плюс еще жалоб будет основание перевести ее в родзал, и уже там пусть думают, что с ней делать. Обезболивать, стимулировать, оперировать-варианты есть. Но отдохнуть она явно не может, ни для нее, ни для ребенка это совсем не полезно и может вылезти боком-так что оставлять, как есть, явно не стоит. Я уложила женщину на бок, завела под ее поясницу эластичные ремни для датчиков и удивилась- мои руки почувствовали приличную схватку. Впрочем, это ведь было снаружи. А доктор не так давно был внутри и заверил, что это не роды. Монитор я подключила, свет приглушила-а вдруг все же поспит? Но посадила на всякий случай рядом с женщиной Сашу-следить, а сама вышла из палаты. Ну хоть пол-часика бы надо записать, а там посмотрим. Но буквально через пять минут Саша выбежала ко мне в коридор с огромными глазами : ее кажется тужит!

Все бросаю, влетаю в палату и вижу картину: одеяло откинуто, постель мокрая (воды отошли), а в промежности-макушка с черными волосами. Соседка по палате испуганно жмется в угол своей кровати, Сашка растерянно стоит рядом, а женщину и вправду весьма активно тужит!

Кричу: набор бегом и каталку! Саня кинулась в процедурный, очень быстро нашла и принесла что надо, но родили мы все равно быстрее. Прямо в кровати, на одном выдохе, голыми руками я приняла в пододеяльник «плод живой доношенный , мужского пола». Конечно, сразу набежали все (санитарка постаралась). Конечно, женщину перевели в родильное, там и роды закончили (родили «послед»), и швы наложили-уж больно стремительно парень шел, немного повредил мамку. А когда попытались найти ответ, почему так вышло-разумеется, ответа не нашли. Стремительные роды, мол. Бывает.

И только много дежурств спустя, поработав именно с этим коллегой плотнее, а также наблюдая за другими коллегами, я наконец поняла, в чем было дело.

Разгадка была простой и нелепой, а оттого никак не укладывалась в голове.

А дело было в мудром руководстве Клиникой.

В свое время акушерство и гинекология в Академии жили параллельной жизнью и совсем не пересекались: гинекологи делали свою работу, а акушеры-свою.

Отделение гинекологии было мощным и сильным, там справлялись с довольно серьезными диагнозами, чаще всего связанными с онкологией.

Но потом в чьи-то светлые головы пришла идея отделения объединить, гинекологию сильно сократить, ставку сделать на акушерство, а врачей попросту перемешать. Многие тогда просто ушли, но некоторые остались…и автоматически были переведены в звание акушеров, по сути таковыми не являясь.

Вот и тот доктор был гинекологом, акушерство он откровенно не любил и почти не знал, о чем честно и заявлял, но кого это волновало? Это армия! Надо-значит надо! Ступай себе и будь акушером, и без того врачей не хватает.

Он и был, как умел. Экстренную помощь оказать или провести кесарево он, кстати, мог и очень неплохо. Ну а что касается вагинального осмотра, то для него все, что не «полное раскрытие» означало «не рожает». И точка.

Такие вот нюансы диагностики.

В дальнейшем мы это просто уже знали и учитывали, порой даже тайком осматривая пациенток самостоятельно (акушеркам это было почему-то не положено).

И больше так никто не попадался.

Несколько лет спустя, к счастью, он все же ушел в свою обожаемую гинекологию, от чего выиграли все: эту область он знал, любил и отлично оперировал, многие мечтали попасть именно к нему.

Очень важно быть на своем месте.

А Саша именно на тех самых сутках рассталась с иллюзиями, погрузилась в реальную жизнь стационара и четко убедилась: в акушерстве как раз она-на своем месте.

И очень скоро вышла на работу уже официально.

Глава 18

Три короткие истории,

рассказанные акушеркой

Александрой.

Взрослая жизнь акушерки Саши началась с дородового отделения клиники акушерства и гинекологии ВМА.

Разумеется, сам по себе выход на работу квалификации не прибавляет, и осознавая это, Саша при каждой возможности старалась учиться у более опытных коллег.

Например, брала кровь и ставила катетеры всем, кто давал ей допуск к своим венам. Поначалу многие доброжелательно шли навстречу молодой коллеге, но так как получалось у нее пока что через раз, а синяки оставались внушительные, очень скоро энтузиастов поубавилось. И только одна ее сокурсница, по иронии судьбы устроившаяся на другое отделение той же клиники, шла ей навстречу, на условиях взаимности: ей тоже нужно было учиться. Каждую совпадающую смену они честно тренировались друг на друге и вскоре это принесло свои плоды: звать на помощь при работе с венами Саша довольно быстро перестала.

Все прочие акушерские премудрости она осваивала по мере возникновения задач и постепенно набивала руку во всем: и в постановке мониторов, и в подготовке к операциям, и в оказании экстренной помощи. Все ей было важно и интересно, и однажды ее любопытство серьезно изменило судьбу пациентки.

Та женщина поступила в сроке 37 недель с диагнозом «поперечное положение плода, крупный плод».

И тут стоит пояснить.

До определенного срока беременности будущий человек крутится в мамином животе, как хочет и меняет положение сотню раз в день. Места достаточно, а околоплодные воды, создавая эффект невесомости, позволяют с комфортом располагаться как угодно-хоть вдоль, хоть поперек.

Приблизительно до 32 недели беременности акушеры интересуются этими выкрутасами умеренно, а вот чем дальше-тем это становится важнее.

Считается, что к 36 неделе плод должен занять стабильное положение и очень желательно, чтобы оно было продольным. Головка малыша (реже-попа) при этом находятся внизу, ближе к «выходу» – и в такой ситуации чаще всего возможны естественные роды, которые благополучно и случаются, если им не мешает что-нибудь еще.

А вот поперечное положение в больших сроках явление довольно редкое, ведь технически в матке удобнее лежать вертикально. И уж если поперечное положение сохраняется долго, то значит-этому есть некая причина, и сама она не устранится. Но даже если такой причины нет и это случайность, то чем больше срок беременности-тем ребенок крупнее, а места в матке, соответственно-меньше. И шансы повернуться правильно тают с каждым днем.

Ну а в нашем случае мало того, что поперечное было устойчивым, так еще и крупный плод по данным УЗИ-диагностики.

Говоря человеческим языком: шансов на спонтанный поворот в доношенном сроке даже не ноль, а скорее-минус один.

Именно поэтому беременную госпитализировали в 37 недель, с целью подготовки на плановое оперативное родоразрешение.

Согласно протоколу, в отделении ей взяли все нужные анализы, провели все положенные исследования и назначили день операции.

С вечера накануне дня «Х» пациентке сделали клизму, помогли собрать нужные вещи, по очереди провели беседы дежурный акушер-гинеколог и анестезиолог, строго предупредили про «не есть-не пить», да и отправили спать.

Операция была назначена на 10 утра, в 9.30 женщину нужно было отвезти в операционную.

Но в 8.45 на работу пришла Саша.

Принимая смену она, конечно, обратила внимание на пометку об операции и разумеется, сунула нос в историю-профессиональное любопытство.

А там в диагнозе-поперечное положение плода. Вот это да, такая редкость!

И Саша немедленно пошла в палату, чтобы потрогать это чудо руками- за всю практику она видела такие ситуации всего пару раз, и конечно, желала обогатить свой профессиональный опыт.

Будущая мама, уже полностью готовая ехать в операционную (не ела/не пила, в одноразовую «ночнушку» и специальные чулки-одета, на голове-косынка, на ногах-бахилы), лежала в своей постели и ждала, когда ее заберут. Родственники в курсе, гороскопы и молитвы прочитаны, пальцы «крестиком»-короче, низкий старт.

И тут-Александра: а разрешите, пожалуйста, Ваш живот потрогать?

Женщина была настроена вполне доброжелательно, а еще -заметно нервничала перед предстоящим событием, поэтому компания участливой и позитивной Саши ей оказалась по душе. И она охотно разрешила уделить себе внимание.

Саша вымыла руки, попросила пациентку оголить живот и приступила к осмотру…в результате которого усомнилась в своей квалификации. Все дело в том, что над входом в малый таз (то есть, в переводе с акушерского языка-на человеческий, внизу живота), явственно ощущалась плотная часть плода. И, судя по всему-это была головка.

Находка вполне подходила под описание «положение плода продольное, предлежание головное», но ведь в истории было совсем не так? Совершенно сбитая с толку, Саша посмотрела/пощупала снова, и повторно пришла к тому же выводу-головное. А чтобы удостовериться лучше, прикатила монитор КТГ и прослушала сердцебиение. Которое ясно и ритмично звучало именно там, где ему и положено быть при правильном положении плода в матке.

И никакого поперечного не наблюдалось вовсе.

Саша вспотела. Пациентку подавать на операцию через 10 минут, врачи на конференции и в операционную пойдут прямо оттуда, но ведь получается, что это ошибка? Выходит, операция не нужна? Что же делать?

В смятении она обратилась к опытной коллеге, которую меняла-посмотри, пожалуйста!

Та неохотно поплелась в палату: ох уж мне эти энтузиастки! Домой уйти не дадут! И что я вообще тут делаю, уже 20 минут как сдала смену!

Но все же пошла и посмотрела. И вывод был такой же-четко: продольное, головное. Не может быть, но ведь есть!

Было ясно, что ехать в операционную не нужно, но отменять операции вовсе не в компетенции акушерок, поэтому следовало найти какого-нибудь врача.

Врач нашелся быстро, но случайно-он как раз приехал в свой выходной, навестить свою пациентку.

Ему обрисовали ситуацию и он, хоть и не горел энтузиазмом, но тоже пошел посмотреть.

А уж когда и он убедился, что никакого поперечного нет- то уже сам конечно сообщил и в операционную, и лечащему.

Обалдевшей женщине сделали контрольное УЗИ, где уже официально удостоверились: продольное, головное.

А еще вчера было поперечное, и это не было ошибкой.

Это было чудесным исключением из правил, малыш взял-да и перевернулся ночью перед операцией.

Так очень редко, но бывает.

Мама потом вспомнила, что действительно живот полночи ходил ходуном, но она решила, что это из-за ее переживаний.

Операцию конечно отменили, а женщину успокоили, поздравили и выписали домой.

Откуда она и приехала еще спустя две недели, уже со схватками, в результате которых самостоятельно и благополучно родила своего пупса.

Вот так неопытность плюс любознательность нередко приводят к открытиям.

И да: в чудеса нужно верить, тогда они чаще случаются.

––

Очередное Сашино дежурство, ночь.

Вся основная работа сделана, на отделении объявлен отбой.

Ответственная Александра не спит: по суровым Академическим правилам, спать она просто не имела права. Согласно локальной инструкции Клиники и вопреки общеизвестным законам физиологии, дежурная акушерка должна была не только самоотверженно сидеть на посту, даже если было нечего делать, но и сохранять при этом ясность ума, твердость руки, остроту зрения и скорость реакции. Разумеется, это было невозможно и люди отдыхали, приспосабливаясь как могли: укладывались в палатах, если были вдруг свободные кровати, на каталках в коридоре, на кушетках в смотровой, на посту на стульях…

И горе тому, кого за этим делом заставали-запросто можно было и с работы вылететь.

Несколько лет спустя, уже перейдя в другой родильный дом, я в панике вскакивала, когда кто-то из начальства вдруг среди ночи приезжал на «свои» роды.

Я понимала, но не могла привыкнуть к тому, что у меня вполне легально есть место отдыха, и я могу спать на работе, если тихо. Так бывает?

В свою очередь, мои новые коллеги не могли осознать, как это-не иметь такого места, и соответственно-не спать.

И по-моему, не все мне верили, что так действительно бывает.

Но впрочем, мы отвлеклись.

Итак, Саша не спала. Во -первых, как я уже пояснила-официально было нельзя. А во -вторых-она еще не достигла того уровня здорового пофигизма, который позволял бы на это наплевать. С возрастом и опытом конечно приходит это умение- отличать реальные правила безопасности на работе от чьего-то самодурства, но у Александры тогда еще не было ни возраста, ни опыта. Да и, положа руку на сердце, был страх. Даже если она пыталась отдохнуть, то стоило только прикрыть глаза , как ей тут же мерещились пропущенные роды, приступы эклампсии, кровотечения и прочие акушерские кошмары.

Поэтому на работе она не спала.

Зато, имея кучу свободного времени по ночам, Саша читала истории родов находящихся на отделении женщин: дневники осмотров, заключения специалистов, планы наблюдения и родоразрешения, а по утрам задавала вопросы по прочитанному всем тем, кого ей удавалось застать. У некоторых при виде Саши по утрам дергался глаз, но она была неумолима: вникать так вникать. Поясните, пожалуйста, еще вот здесь и вот это..

Ее ответственность, дотошность и перфекционизм не давали ей расслабиться даже дома, и мы всерьез опасались за ее здоровье-так и до проблем не далеко. Конечно, профессия серьезная, но ведь и меру знать нужно.

Но расслабиться Саша никак не могла, уходя с дежурств бледная и напряженная, и приходя после отдыха примерно такая же.

…И вот очередная рабочая ночь.

Вытащив на пост интересные для себя истории, Саша устроилась с чашкой чая и погрузилось в чтение.

Было тихо.

Безмятежную атмосферу нарушал разве что скрип кровати в какой-то из палат, да еще сонные беременные то и дело проплывали до туалета и обратно, практически не открывая глаз.

Доношенных сроков на отделении было множество, но с вечера не жаловалась ни одна, и родов не ожидалось.

Саша читала истории, и параллельно ее сознание мониторило звуки отделения:

Шлеп-шлеп-шлеп…из четвертой палаты в туалет.

Спустя пять минут шлеп-шлеп-шлеп, обратно в палату. Порядок. Еще через несколько минут- и тоже самое, уже из шестой. Туда-обратно. Снова четвертая, уже другая девочка. Ага, на обратном пути еще в холодильник завернула, бывает. Видно, йогурт или бутерброд приснились. Туда-сюда. То одна, то другая.

Но в какой-то момент стало понятно, что ритм нарушился.

Женщина из пятой палаты прошла только «туда».

И тишина. Обратно не идет. Что за дела?

Нет, ну конечно всем взрослым людям ясно, зачем другие взрослые люди посещают уборную, и также всем известно, что процесс не всегда бывает быстрым-все индивидуально. Но с другой стороны, тут дородовое отделение, здоровые женщины здесь не лежат. А вдруг плохо стало? В туалетах родильных домов даже двери на замки не закрываются, мало ли что! Нет, однозначно-надо пойти и вежливо уточнить, все ли в порядке. Лучше потом извиниться, чем что-то пропустить. И Саша решительно двинулась в сторону санузла.

Когда она была уже совсем близко, из смотровой на звук ее шагов выглянула сонная санитарка- все в порядке?

Саша расценила это как знак судьбы и свернула в смотровую: дадим женщине еще пару минут, и вот если так и не выйдет-пойдем смотреть вместе. Благо, дверь смотровой находится ровно напротив двери в туалет.

Но не успела Саша войти в смотровую, как где-то за ее спиной раздалось тоненькое и жалобное: помоги-и-ите!

Находясь на посту, она вряд ли бы услышала этот робкий призыв, но здесь он прозвучал довольно отчетливо и, к Сашиному ужасу, доносился именно из туалета!

Реакция наступила мгновенно: едва не по головам друг друга, снося двери и штукатурку со стен, акушерка Саша и санитарка Оля дружно ввалились в крохотное помещение.

А там их взору предстала пациентка из пятой палаты, и вид ее был очень живописным: полуприсев над унитазом и слегка наклонившись вперед, перепачканная кровью и другими биологическими жидкостями, коими был щедро залит весь пол, женщина обеими руками держала головку своего ребенка, висящую у нее между ногами.

Все остальное было пока внутри, но явно активно рвалось наружу, не угодив головой в горшок по чистой случайности. Сашка оцепенела только на мгновение, а дальше руки действовали сами: ребенка подхватить, как раз пришла следующая схватка-аккуратно принять полностью, одновременно присаживая на унитаз маму и не давая ей упасть на пол. Санитарка, едва слышно повторяя «твою мать-твою мать- твою мать!» и одновременно крестясь, бросилась за каталкой, бельем и телефоном. Спустя несколько минут из родильного прибежали другие акушерки и врачи, с детского примчался неонатолог.

Маму благополучно уложили и увезли, малыша завернули и унесли.

И только после этого Сашка устало прислонилась к стене, осознавая происшедшее.

Как ни крути, а это были ее первые абсолютно самостоятельные роды: без подсказок, без контроля, без подготовки. И кажется, все закончилось неплохо, несмотря на нестандартное начало.

Ее руки до сих ощущали нежный бархат кожи новорожденного, которого она подхватила прямо так, без перчаток-незабываемое чувство!

И несмотря на весь стресс, она улыбалась.

Внутреннее напряжение, живущее в ней все это время, внезапно исчезло, уступив место новому мощному то ли пониманию, то ли-ощущению: акушерство-это ведь не только сложно, интересно и ответственно.

Это еще и кайф.

––

Дородовое отделение клиники акушерства и гинекологии, являясь частью Военно-медицинской академии, принимало активное участие в жизни других клиник.

Это было взаимно: к нам при необходимости ходили окулисты, неврологи, урологи и даже психиатры, ну а наши врачи оказывали помощь коллегам с других отделений.

Порой консультациями дело не заканчивалось, и кого-то приходилось от нас переводить (например, на хирургию).

А иногда и на нашем отделении лежали совсем не профильные пациенты, и тут следует остановиться подробнее.

Дело было в том, что именно дородовое отделение имело несколько так называемых «сервисных» палат-несмотря на общую разруху, их можно было с натяжкой назвать комфортными. Ну а единственную палату-люкс можно было считать комфортной даже и без натяжки: в ней, как правило, и душ с унитазом работали, и лампочки горели, и даже кровать была не сломана.

Поддержание всего этого в порядке было едва ли не самой основной задачей старшей акушерки и входило в зону ее личной ответственности, как бы абсурдно это не звучало. Да, именно в этих палатах все должно было работать, как часы, даже если для этого приходилось лично пробивать засоры и приносить из дома лампочки и чашки.

И секрет здесь был вовсе не в том, что лежащие там пациенты платили за это деньги.

За несколько лет работы я могу по пальцам одной руки перечислить тех, кто лежал там на коммерческой основе и вот как раз им запросто можно было сказать : да, телевизор временно не работает. Мы сожалеем.

И все.

Но в основном в этих палатах люди лежали как раз бесплатно, и контингент этот был непростым.

Для них у нас и посещения круглосуточно разрешались, и меню заказное готовилось, и туалетная бумага повышенной комфортности покупалась отдельно.

Обычно это были военные чины разной степени важности, а также их многочисленные родственники, которые в академии решали самые разные медицинские вопросы и могли числиться на любых отделениях, по факту находясь у нас в люксе. Кстати, в основном все они оказывались людьми адекватными и весьма приятными, что впрочем не отменяло вокруг них суеты руководства.

И вот однажды поступил к нам один генерал.

Ведомство, которое он представлял, было более чем серьезным, а потому начальник нашей клиники особенно нервничал.

Официально товарищ генерал числился на отделении неврологии, и попал он туда с целью профилактического обследования, ну а по факту занял нашу палату-люкс.

Учитывая, что генерал был человеком уже не молодым, его лечащий врач решил перестраховаться и назначить ему настолько комплексное обследование, насколько вообще позволяли возможности Академии. Разве что гинеколога в списках не было, но тут подвела половая принадлежность пациента. А вот все прочие специалисты и исследования там были. Включая ФГДС и колоноскопию.

Для тех, кто не в курсе-небольшая расшифровка.

ФГДС и колоноскопия- это такие специальные исследования желудочно-кишечного тракта, причем сразу с обеих сторон. ФГДС позволяет оценить верхние отделы (желудок, пищевод и часть кишечника), а вот колоноскопия -это уже для исследования кишечника снизу.

Обе процедуры подразумевают малоприятные моменты, связанные с введением оптики в организм, поэтому в современном мире чаще всего они выполняются одновременно и под наркозом. А учитывая то, что осмотру подлежит кишечник (обычно заполненный содержимым), исследование требует подготовки. Заблаговременно пациент переводится на специальную диету, а непосредственно накануне манипуляции ему предстоит так нелюбимая многими, но зато широко известная всем очистительная клизма.

Лечащий врач, руководствуясь планом обследования, расписал в истории все назначения: когда какой стол, когда какие препараты, к которому часу и куда именно пациента следует сопроводить. Расписал подробно: прямо по датам, со временем.

Клизму, разумеется, он тоже внес в лист назначений- причем специально отметил, что она необходима дважды.

Один раз традиционно-накануне исследования, вечером.

И для полной очистки не только кишечника пациента, но и собственной совести (генерал мужчина дородный, покушать любит )-второй раз утром, контрольную.

И, отдав историю на пост, с чувством выполненного долга удалился в другой корпус, в свою родную клинику.

А чуть позже эту историю взял посмотреть помнач, по совместительству-куратор всех важных пациентов.

И прочитав про две клизмы, очевидно-принял это дело близко к сердцу ( или к другому трепетному месту?), в связи с чем решил пациента от процедуры, смущающей уважаемых мужчин зрелого возраста, поберечь.

И с этой целью лично где-то добыл пакетик фортранса.

А фортранс-это такое специальное лекарство с очень интересным эффектом. Разводишь пакетик порошка в некотором количестве воды, выпиваешь-и довольно скоро целью твоего существования в этом мире становится одно: стремление попасть в сортир.

Очищение кишечника происходит длительно и мощно, несколько часов после дегустации целебного напитка планов вдали от уборной строить не рекомендуется.

Предназначено средство как раз для подготовки к операциям и к таким вот исследованиям кишечника.

В сравнении с клизмой имеет преимущества: и результат мощнее, и процесс-без постороннего участия.

Одни, короче, плюсы.

Принес он, значит, этот пакетик и отдал его генералу, лично снабдив инструкцией по применению.

Генерал-человек военный, дисциплинированный.

Он аккуратно выполнил назначение в тот же вечер-и половину ночи провел в компании фаянсового друга, с которым к утру сроднился настолько, что там же и проспал пару предрассветных часов, не рискуя лишний раз отходить.

К началу нового дня внутренний мир пациента был кристально чист, а вот физическое состояние настойчиво требовало отдыха в горизонтальном положении.

Генерал, ощущая небывалую легкость тела и души, с удовольствием предвкушал предстоящий ему наркоз и здоровый глубокий сон во время исследования.

Но он еще не знал, что впереди его ждет небольшой сюрприз-утром на работу пришла Саша.

Будучи очень ответственным сотрудником, Александра тщательно просматривала назначения не только в журналах, но и непосредственно в историях, потому как человеческий фактор и порой выходили накладки.

Так что журналы-журналами, но первоисточники Саша все равно старалась тоже посмотреть.

История генерала не была исключением, он ведь тоже находился на вверенном ей отделении и олицетворял собой объект ее профессиональной заботы.

Поэтому, верная себе, Саша внимательно просмотрела историю.

В которой черным по белому и увидела назначенную на сегодняшнее утро очистительную клизму.

С датой, временем и восклицательным знаком-чтобы , значит, точно обратили внимание.

Опять же-человеческий фактор, но это стало ясно сильно позже: две клизмы назначила одна голова, а вместо них принесла фортранс, нигде это не отметив ( и не вычеркнув клизмы)-другая.

А в журнал все это и вовсе не заносили : а иначе как там объяснить назначение пациенту мужского пола, которого в отделении официально вообще нет?

Таким образом-Саша видела именно то, что видела.

И опираясь на лист назначений, она взяла все необходимое и пришла в палату люкс, вооруженная решимостью и кружкой Эсмарха с двумя литрами воды.

Генерал напрягся, но виду особо не подал-сказывалась профессиональная выдержка.

Только робко уточнил-а точно нужно?

Я, как бы, уже…всю ночь почти.

Саша, жутко стесняясь (обычно нашими пациентами являются лица другого пола), но стараясь сохранять профессионализм, строго ответила:

–Вам это назначено, и я не имею права не выполнить процедуру! Ложитесь, пожалуйста, на левый бок!

Генерал (четко видя в Сашиных глазах, что шансов на спасение нет) обреченно лег и снял штаны, повернувшись к миру задом. Это был его первый подобного рода опыт и ему было не только стыдно, но еще и очень страшно. Саша, которой тоже было стыдно и страшно, стараясь максимально абстрагироваться, нанесла вазелиновое масло на пластиковый наконечник и решительно ввинтила его в положенное место.

Генерал издал странный булькающий звук и рефлекторно крепко сжал ягодицы.

–Расслабьтесь, пожалуйста!-хриплым от волнения голосом скомандовала неумолимая Александра, и генерал окончательно понял – сопротивление бесполезно.

И тогда он сдался, и вода радостно забурлила в пустых генеральских недрах.

Рубеж был пройден, назад дороги не было.

Безропотно вместив в себя все два литра воды, генерал вернулся на родной уже горшок, где и просидел вплоть до того момента, когда за ним пришли курсанты -сопроводить его на исследование.

Со слов очевидцев, уснул он там куда раньше, чем анестезиолог успел применить к нему свой профессиональный опыт.

Вот что значит легкость на душе и в теле-здоровый сон обеспечивает «на ура»!

Впечатлительная Саша, правда, попыталась было пожаловаться коллегам: мол, что за дела? Почему, будучи акушеркой, я должна начинать свое утро в дородовом отделении с пятой точки пожилого генерала?

Но более опытные коллеги философски заметили, что пятые точки межполовых различий все равно не имеют, а потому-какая, собственно, разница?

Жопа и жопа. Пусть даже и в нескольких сразу смыслах.

На том все и успокоились.