Профессор и Душа

ГЛАВА 1. АРТЕФАКТ МОСКОВСКИЙ

«…только Россия граничит с Богом…»

Райнер Мария Рильке – австрийский поэт

Майским воскресным утром, безмятежным и сонливым, когда жители Златоглавой отсыпаются после трудовой недели и считается неприличным беспокоить друг друга, пока солнце не встанет в зените, у дома № 19 по проезду Русанова, в районе Свиблово произошло фантастическое событие, взбудоражившее население столицы, да что там столицы – всей страны.

В полдень на территории означенного дома приземлился неопознанный летающий объект. В связи с угрожающим политическим, экономическим и экологическим состоянием планеты инопланетяне прилетели с миссией возродить Россию и возложить на нее задачу по спасению человечества.

Цивилизованные страны отреагировали на случившееся своеобразно, в соответствии с положением и национальными особенностями.

Американцы, считающие страну процветающей, бастионом свободы и демократии, сразу оскорбились. С нескрываемой завистью и злобой пресс–секретарь президента США заявил, что уж где-где, а в России искать спасения человечества – это полная чушь. Россия не может быть спасительницей в силу своей ментальности и тоталитарного режима. По такому случаю конгресс принял против России экономические санкции.

Сентиментальные французы сильно обиделись. Парижане собирались вокруг Эйфелевой башни, с гордым видом и со слезами на глазах чувственно пели «Марсельезу».

Густой туман скрывал разочарованные лица англичан, собравшихся в Гайд-парке. Не найдя разумного объяснения, они по традиции схлестнулись в кулачном бою, оставив на зеленой траве выбитые зубы и лужи крови.

Германия, колыбель гениев, приветствовала инопланетян. И, если выбор пал на Россию, значит, так тому и быть, и это надо принять с благодарностью.

Мудрые китайцы отыскали в древних книгах записи о появлении пришельцев в России. В их честь китайцы запустили в небо миллионы светящихся фонариков и радовались за великого соседа.

Индусы, встали по берегу реки Ганг, от истока до устья, установили мировой рекорд людской цепочки, плясали и пели «Харе Кришна», призывая пришельцев навестить их. Утверждают, они и поныне поют и танцуют. Ждут.

Если бы это происшествие коснулось жителей дома №19 и известие о нем не распространилось стремительно, власти еще могли все замять, отшутиться – мол, бред сивой кобылы или происки недругов, мечтающих о дестабилизации возрождающейся России. Но согласитесь: в сложившейся ситуации разумнее было возглавить, доступно объяснить ситуацию обществу и всему миру, войти с пришельцами в контакт, достичь взаимопонимания, наладить сотрудничество.

Но получилось так, как получилось.

Обнаружил неопознанный летающий объект Виктор Александрович Корнеев, профессор, доктор физико-математических наук, начальник отдела в секретном НПО. Человек во всех отношениях положительный, пользующий уважением, что редкость в наше смутное время, честный и принципиальный ученый, холостой, лет сорока. Корнеев и его отдел разрабатывали двигатели пятого поколения для космических кораблей.

Счастливчик, ставший по решению пришельцев Избранным, откликался на прозвище Профессор. Впервые оно озвучилось, когда в «Бауманке», на втором курсе, за оригинальную разработку сопла авиационного двигателя он получил премию и авансом от ректора: «Профессор, ты наш!». А звание профессора Корнеев получил за научные труды в области ракетостроения.

Бурные споры о неправдоподобности случившегося прекращались при упоминании имени Профессора. Завистливые возражения оппонентов, что все вранье господа, дешевая выходка уволенного Профессора или очередная утка в желтой прессе, разбились об реальные события, накрыли общество волной страха и неопределенности, повергнув обывателя в массовый ужас за будущее.

Двумя днями ранее, в пятницу, Профессор был уволен с должности начальника отдела секретного НПО. Если не увольнение, сидел бы в кабинете и разрабатывал двигатель пятого поколения. Не профессорское это дело гулять по двору дома, где проживал, и находить летающую тарелку. Мало ли кто и что прилетает в Россию. Страна большая, в пору перестройки и рыночных преобразований, за всем не уследишь и везде порядка не наведешь. Президенту России стукнуть бы кулаком, да в руке стакан водки – чистая слеза, и столы накрыты, а в голове раздольное веселье: «Гуляй, Боря, – не хочу!». А границы российские до неприличия открытые, и все, кому не лень, ринулись овладевать богатствами истосковавшейся по свободе и одуревшей от перемен страны.

Неоспоримо, что раньше летающие тарелки в Россию не прилетали. Может просто не афишировали свое пребывание. С прежней властью шутки плохи, она бы не церемонилась, тарелку и всех, кто внутри, упекла бы в места не столь отдаленные, так что пришельцы благоразумно не объявлялись.

В это раз инопланетяне прилетели с великой миссией: спасти Россию и человечество на планете Земля. Возглавить ее поручили Избраннику с неограниченными полномочиями в лице Профессора.

Территория района Свиблово Северо-Восточного округа столицы неприлично мала в сравнении с другими районами. Имеется центральная улица Снежная. От нее расходятся улицы и проезды: Амундсена, Нансена, Седова, Русанова, Беринга. Почему героических полярников восславили именно в районе Свиблово неизвестно. В память героев революции улица Серебрякова. Имеются улицы и проезды с лирическими названиями: Ивовая, Вересковая, Ботаническая, Тенистый и Лазоревый. Население района небольшое, жители приветливы в общении. Особых происшествий в районе не случается, хулиганство и мелкие нарушения редки.

С целью улучшения жилищных условий жителей мэрия решила снести серые, безликие дома, именуемые «хрущевками». Ударно воздвигались яркие многоэтажные здания с детскими и спортивными площадками.

Сердца жителей наполнялись оптимизмом, верой в светлое рыночное будущее. Район становился благоустроенным, ухоженным. Привели в порядок территорию вокруг усадьбы Свиблово, там обустроили парк с дорожками, в Яузе появились водоплавающие птицы. Район дышал миром и покоем.

Все шло по утвержденному графику: отселялись жильцы, старые дома сносились, закладывался фундамент новых зданий, но с домом №19 по проезду Русанова, произошла заминка, потребовалось вмешательство управы и мэрии.

Основную часть жильцов переселили. Остался крайний подъезд, в нем проживали пятнадцать семей. Договоры с жильцами на переселение подписали. Прибыла строительная техника, начались подготовительные работы, как вдруг обнаружилось нечто такое, что остановило их продолжение.

Напротив дома неприступной крепостью высилась лесная чаща.Впритык растущие, прямо-таки стянутые, как сноп, стволы массивных деревьев: дубов, кленов, берез. Никто из жителей района в чащу не совался: шага не сделаешь. Всю неделю бригада вальщиков с визжащими электропилами срубали деревья под корень, экскаваторы шумно тарахтели, выкорчевывая пни, а нервы и уши жильцов проходили суровое испытание.

Когда спилили последние деревья, взорам рабочих и жителей предстал металлический артефакт – срамное сооружение, пардон, тысячу извинений, фаллос чудовищного размера, непонятно, когда и кем установленный.

Размеры артефакта впечатляли и обескураживали: высотой до десяти метров, в диаметре около метра, с симметричными надраенными до блеска ядрами, в состоянии возбуждения, с набухшими венами, прочерченными жилками капилляров. На раскрытой головке водружен терновый венец со штырями. Поверхность артефакта со временем окислилась, он позеленел, но был чертовски симпатичен и возбуждал. Временами на поверхности артефакта выступали капли и струйками стекали на землю. Вокруг произрастали диковинные цветы. Чудный аромат кружил голову, пленяя взор красотой.

Недолго думая, решили выяснить его происхождение, сняли каменистый слой земли. Обнаружилась металлическая плита из неизвестного сплава. Попробовали ее просверлить буром и взять на анализ порошок – безуспешно. Японская техника сломалась. После безрезультатных попыток дали заключение: артефакт – тело инородное, выросло из земли и изучению не поддается.

О факте обнаружения артефакта доложили в компетентные органы, по команде сверху, строительные работы приостановили.

Поначалу, как обычно у нас практикуется, решили от непонятного сооружения избавиться. Нет объекта – нет проблем.

Решение, прагматичное, но оправданное.

Приехал ответственный работник мэрии, ухоженный и благоухающий. Увидел возбуждающую громаду, сильно обрадовался, засуетился. Сошел с него начальственный лоск, оказался простым мужиком, ощутив внезапный прилив сексуальных сил. Приказал демонтировать объект и вывезти к нему на дачу.

Оперативно привезли рабочих. Алмазный диск и царапины не оставил. Решили резать металл автогеном. Сварщик, громко матерясь, профукал два баллона, смачно плюнул и со словами: «Мужики, блин! На кого руку подымаете?!» – пошел пить пиво.

Предложили валить: обвязали тросами и подцепили к трем «КамАЗам». Машины перевернулись под хохот и улюлюканья рабочих. Кого валите? Памятник кому? Ему, родимому! Полная мужская солидарность.

Мэрия подсчитала, что демонтаж влетит в копеечку, и решила: дешевле артефакт прикрыть.

Пожарные весь день, стоя на лестнице, натягивали оболочку из брезента. Из толпы зевак, со смехом и похабными шутками, давали советы, как лучше это сделать. С грехом пополам натянули. И что вы думаете? Всю ночь оболочка душераздирающе хлопала, жильцам спать не давала, а под утро ее сдуло.

Не достигнув успеха в сносе объекта, мэрия вынужденно признала и объявила артефактом, создала солидную ученую комиссию по его изучению. Выделили грант на исследование объекта, назвали программу «Артефакт Московский и его историческое наследие».

В состав комиссии вошли мэтры в области истории и археологии.

Появление артефакта вызвало массовый интерес у жителей столицы. Жильцы района обзванивали и приводили знакомых, с гордостью показывали объект. В отличие от властей, москвичи, любя и шутя, дали артефакту название Фаллос Московский. И оно закрепилось за ним. По столице пошли слухи: прикосновение к нему или долгое созерцание, благотворно влияет на мужскую потенцию. Началось всенародное паломничество. Очередь занимали с ночи. Установили металлические заграждения, конная и пешая милиция охраняла порядок. Лицезреть разрешалось не более минуты, допускали разовое прикладывание руки или губ к артефакту на выбор, и по желанию. Со временем ажиотаж упал, но вера в чудотворное действие не исчезла и приводила к нему по ночам, отягощенных проблемами потенции мужчин.

Обратились к плодовитому монументалисту и создателю скульптурных композиций, коими утыкана столица и бескрайние просторы нашей родины, и осваивавшему территорию зарубежных стран: не его ли рук это творение? Мэтр неподдельно восхитился, хватался за голову, возбужденно бегал кругами вокруг Фаллоса Московского и с завистью приговаривал: «Вах! Как натурально, слушай! Вах! Вах! Как жиздненно стоит! Прямо дышит! Вах, вах! Папой клянусь, какой молодэц!».

Он категорически отрицал свою причастность к данному творению.

Старожил района Иван Кузьмич из девятой квартиры вспоминал: его семья в сороковых жила в деревянных хибарах. Он утверждал, что артефакт появился во время войны, к параду 7 ноября, на рассвете. С ужасающим грохотом и треском, земля разверзлась, растаяли сугробы и сквозь клубы пара величественно поднялся артефакт. Он был раскаленный, с него падали черные куски окалины, исходил нестерпимый жар, снег вокруг шипел и таял. Напуганные жители обрадовались его появлению, ощутили неописуемый патриотизм и как земной знак, поверили в победу над фашисткой нечистью.

Народ с уважением и любя назвал объект Иван Иванычем. Иван Кузьмич утверждал, что в момент появления Иван Иваныч был роста малого, и впечатления особой мощи не производил. А со временем, к окончанию войны, вымахал, окреп, аж глядеть стало завидно.

Во время войны на Ивана Иваныча внимания не обращали: немец стоял под Москвой, бои шли ожесточенные, народ сражался героически, а от Иван Иваныча исходило непонятное электромагнитное излучение. Ходили слухи, что объект – секретное оружие. Ломалась бронетехника, взрывались снаряды, у солдат отваливался орган, сами понимаете какой… И немец был повержен.

В день окончания войны, во время торжественного салюта, от Ивана Иваныча исходило яркое свечение, праздновал с народом великую победу.

Когда война закончилась, население все чаще стало на Ивана Иваныча коситься. Тело и душа бушевали страстью, требовали выражения плотских чувств. Впрочем, у жильцов не было времени реагировать: работа, семья, собрания разного толка. Страну поднимали из руин, да и люди были морально устойчивы, воспитанные в духе коммунистического времени.

«Ну чего торчишь, Иван Иваныч?! Перед глазами маячишь, душу бредишь! Житья не даешь!»: возмущались жители, с трудом отрывая взгляд от будоражащего воображение изваяния, спешили на собрания разного толка.

Передовики производства написали в газету коллективное письмо, что советскому человеку подобный предмет, выставленный на всеобщее обозрение в постыдном виде, идеологически и морально чужд. Мы иначе выражаем любовь. По наказу партии – героическим и доблестным трудом.

Райком партии принял мудрое решение: оградить народ от объекта искушения и похоти, претворить программу озеленения – посадить вокруг Ивана Иваныча саженцы деревьев. За год, произрастая в коммунистическом темпе, деревья скрыли непристойный объект. И народ успокоился, но добрая память осталась. Выражались культурно: «Да пошел ты к Ивану Иванычу, Иван Иваныч его знает» и все в таком духе. Разнообразные словосочетания с Иваном Иванычем душевно выражались согласно опыту и фантазии.

Иван Иваныч часто напоминал о себе. В самую лютую зиму, кроны деревьев оставались зелеными, а вокруг виднелись проталины с бархатистой травой. Аномальное явление объясняли просто: рядом проходит теплотрасса.

Интересную гипотезу отстаивал Иван Кузьмич. Он утверждал, что Иван Иваныч ответ товарища Сталина и советского народа Гитлеру и всем странам, у кого в дурной башке возникнет желание посягнуть на землю русскую.

Версий было много, а объяснения ни одного. В духе нашего времени.

Комиссия по изучению объекта учла сообщения Ивана Кузьмича, и имеющиеся факты, сделала заключение, удовлетворившее власть: Артефакт Московский олицетворяет собой торжество несокрушимого русского духа, воплощает силу родной земли и предрекает гибель супостатам.

Факт обнаружения Артефакта Московского, вызвал бурную дискуссию в обществе, не оставив никого равнодушным.

На требования рьяных моралистов убрать неприличный орган, поборники Фаллоса Московского резонно заявляли, что часть населения такой орган имеет, а другая симпатизирует, вспоминая радостные моменты близости. Члены созданного общества по его защите приводили примеры: «Писающий мальчик», скульптуры Геракла и Давида в музеях мира. Правда, размеры несравнимы, но и страны несопоставимы. Каждому свое! Был же Колосс Родосский, так почему же не быть Фаллосу Московскому!

Феминистские организации устроили митинги, закидали мэрию гневными письмами – почему такое внимание к этому органу, требовали справедливости и равноправия, установки памятника противоположному полу, правда, не объясняя при этом, в какой форме объект должен быть представлен.

Мэрия все претензии переадресовала к природе-матушке.

Наш великий монументалист после созерцания, ощутил творческий взрыв и, решив снизить градус напряжения в обществе по принципу «и вашим и нашим», предложил создать скульптурную композицию на все времена и для всех народов. Дополнить фаллос женским детородным органом, и чтобы высунувшая оттуда детская рука хватала фаллос, словно путеводный факел. Поставить скульптуру на Москве-реке в качестве жизнеутверждающего символа, и чтобы разноцветные струи фонтана били, сами понимаете откуда.

Ну, прямо безумные фантазии Босха и Дали.

Мэрия предложение сочла аморальным.

Ситуация накалялась: к бурным осуждениям об аморальности памятника, добавилисьпересуды о бессилии властей. Требовалось волевое решение.

Приехал мэр. Высокий, симпатичный, деловой. Долго осматривал артефакт, выслушал мнения и решил: реконструировать дом и открыть в нем Дом молодоженов – семейно-эротический центр, а артефакт – символ проекта, квинтэссенция любви и семейного счастья. Открыть отделение ЗАГСа, залы для свадебных банкетов, номера люкс с эротическим уклоном, для брачной ночи с видом на артефакт. Ну, вы понимаете, зачем.

Решение, согласитесь, рациональное.

На первом этапе решили благоустроить территорию. Вокруг артефакта вымостить площадку из гранитных блоков со ступеньками, для возложения цветов. Создать скульптурную композицию: два слившихся сердца из красного гранита. Территорию выложить дорогой гранитной плиткой и бордюрами. Воздвигнуть стену в виде подковы из металлических конструкций с мраморными кашпо, в них посадить деревья и декоративные растения, что создаст впечатление висячих садов Семирамиды. Оборудовать спортивную площадку: тренажеры для повышения тестостерона, велодорожки, кабинки для влюбленных и прочие хитрости для развлечения.

Отселенные квартиры на первом этаже отремонтировать и к празднику открыть «Макдональдс», кафешки и другие заведения быстрого питания.

Нежилую часть здания закрыть красочным панно: счастливая семья с карапузом купается в сердечках со словами в любви на всех языках мира.

Две недели строители, работая днем и ночью, превращали жизнь жильцов в ад, но воплотили в реальность фантазии архитекторов и дизайнеров.

Открытие было торжественным и шумным.

Артефакт Московский украсили как новогоднюю елку: опоясали лентами, протянули гирлянды, установили прожекторы, которые прочерчивали небо лучами. Зрелище жуткое, поверьте! Многие граждане не выдержали такого глумления и издевки, приняли как личное оскорбление и покинули праздник.

На открытии присутствовали чиновники управы и мэрии, звезды эстрады, депутаты, бизнесмены. Приглашенные сотрудники посольств с ужасом взирали на разукрашенный объект и не могли взять в толк, что выросло у русских из земли, может, новое секретное оружие. Страху объект на них нагнал прилично, о чем немедленно доложили своим президентам.

Мэр перерезал ленточку и выступил с торжественной речью. Обещал содействовать демографическому росту, открыть семейно-эротические центры по столице. Присутствующие с восторгом встретили это радостное сообщение.

Состоялось торжественное возложение цветов брачующимися парами и выдача сертификатов на люкс номера.

Выступающие гости приветствовали открытие центра, хвалили мэра за заботу. Звезды эстрады поведали, как секс помогает в творчестве, обновляются чувства, призвали заряжаться энергией от артефакта, отказаться от таблеток.

Народный артист поведал легенду. Мужчина долго ухаживал, добился согласия любимой, но потраченные усилия привели к бессилию и страданиям. Он хотел покончить с собой. Неизвестный голос направил его в лесную чащу. Продираясь сквозь заросли, весь в крови и царапинах, обкусанный клещами, теряя сознание, дошел и приник в страстном поцелуе к ядрам и вылечился.

Согласитесь, легенда симпатичная и душераздирающая.

Мэрия решила выделить неограниченные средства известному режиссеру мелодрам для создания шедеврального сериала о любви.

Жильцы дома в торжествах не участвовали. Задернули занавески. Под диктовку Ивана Кузьмича написали письмо президенту. В ней назвали издевательством использовать Ивана Иваныча в бизнес проекте: нельзя глумиться над артефактом, который олицетворяет силу русского духа.

Во время торжества Профессор стоял за занавеской и видел, как набухали капилляры артефакта, готовые разорваться, поверхность пошла рябью, стала пунцовой. Он почувствовал глубокую обиду за происходящее. Нервно заходил по комнате, не зная, как остановить безумство. Мелькнула дерзкая мысль – позвонить и сообщить о взрывном устройстве, но, подумав, отклонил этот план.

После фейерверка начальство уехало. Изрядно выпившие граждане водили веселый хоровод вокруг артефакта, читали стихи, пели песни, а вскоре все переросло в оргию: полуголые женщины и мужчины падали на колени, в экстазе целовали медные ядра, вознося Фаллосу хвалу.

В полночь Профессор заметил, что над головкой артефакта закурился дымок, затем полетели искры, раздался страшный грохот, как при извержении вулкана и район погрузился во тьму. Вмиг протрезвевшая публика с истеричными воплями очистила территорию, унесла ноги и милиция.

Утром стало ясно: Артефакт Московский показал норов, декоративным элементом быть не захотел и достоинство свое не уронил.

Все исчезло: не было больше ни гранита, ни дорогой плитки, ни бордюров, ни слившихся сердец, ни висячих садов Семирамиды.

Доложили мэру. Он приехал, узрел гордо возвышающий артефакт, пнул пустую банку колы, укоризненно бросил: «Эх, ты! Я ж хотел как лучше!».

Научная комиссия постановила: наличие Артефакта Московского признать, документы в архив, комиссию расформировать и делать вид, что нет объекта. Стояло, ну и пусть стоит. Мало ли что непотребное в столице стоит. Посадить вокруг саженцы и забыть.

Вот в таком мистическом месте приземлился неопознанный летающий объект, вновь взбудоражив жителей златоглавой столицы.

Глава 2. ПРОФЕССОР

Только забрезжил рассвет, когда проснулся Профессор с предчувствием неведомых событий. Лежал, рассматривал трещины на потолке, стараясь осознать, что волнует его. Но долгое созерцание оказалось безрезультатным. Когда первые лучи солнца осветили спальню, стряхнул тревогу, встал.

Сегодня было воскресенье, а в пятницу его уволили.

…В пятницу позвонили из отдела кадров, попросили зайти. Профессор летел на крыльях ожидания, уверенный, что финансирование проекта двигателя пятого поколения решено, и повысят зарплату сотрудникам отдела.

Неделю назад был нелицеприятный разговор с генеральным директором Сергеем Дмитриевичем Кругловым. Спорили до хрипоты, вспомнили о званиях и заслугах. Профессор в отчаянии упрекнул: Круглов забыл, благодаря кому занимает директорское кресло. Круглов осознал и сделал правильные выводы.

Начальник отдела кадров, Вера Сергеевна, грустно поздоровалась, протянула приказ и уткнулась взором на пятнышко на оконном стекле.

Профессор ознакомился с текстом и ничего не понял.

– Вера Сергеевна, это первоапрельская шутка? – хрипло сказал он.

Приказ трепетно дрожал в руке и гласил: профессор, по согласованию с главком, освобождается от работы в связи с переходом на преподавательскую деятельность.

Вера Сергеевна вздохнула, покачала головой, не веря в происходящее. Протянула ручку Профессору. Тот судорожно царапнул пером, прорвал бумагу.

Вот так нежданно-негаданно, в одночасье, благодаря чуткой заботе «друга-директора» Профессор был убран с глаз долой, из сердца вон.

Вера Сергеевна вытащила из сейфа конверт и протянула Профессору.

– Что это? – спросил поникшим голосом.

– Расчетные. По приказу директора, чтобы вас не травмировать…

– Спасибо. Какое лицедейство!

Ошарашенный Профессор выскочил из кабинета, и, не реагируя на сожаления сотрудников, поспешил к Круглову, надеясь получить объяснение.

Ольга, секретарша директора, особа довольно ограниченная, в томном возбуждении смотрела очередной мексиканский сериал.

– На месте? – Голос Профессора взорвал мелодраматическую атмосферу. Ольга с невероятным усилием вырвалась из страстных объятий Хуанито, округлила бездумные глаза и сообщила, что директор занят.

Профессор сдержался, резко открыл дверь и шагнул в кабинет.

Круглов пил кофе и, в отличие от пристрастий секретарши, смотрел американский боевик. При виде Профессора радушно заулыбался, словно они давно не виделись, и вот представился случай.

– Привет! Заходи. Кофе будешь? – Дружелюбный прием озадачил Профессора, сбил решимость. Он на негнущихся ногах подошел к журнальному столику, кивнул: то ли поздоровался, то ли согласился выпить кофе.

– Давно мы не кофейничали. Садись.

Профессор, с трудом согнув колени, опустился в кресло. Круглов налил из кофейника, придвинул чашку к Профессору.

– Пей! – приказал Круглов, но Профессор к чашке не притронулся. – Нашего замминистра сняли за взятку. Душа-человека обидели. За что? За благодарность. Это же в нас сидит генетически. Взятки брать и давать! И сам покушает и у других ложку не отберет. Он без работы не останется. Даст в руки кому надо, опять будет руководить!

– Кем руководить? – спросил озадаченный Профессор.

– Они решат! – с подобострастием ответил Круглов. – Руководитель это пожизненное клеймо. Мечта! А как ты руководишь, хорошо или плохо, без разницы. Главное – ты в обойме. И будут с тобой носиться до пенсии или пока с почестями не предадут земле.

Профессору доходчиво объяснили, кто становится начальником. Будь у тебя семь пядей во лбу, имел большой опыт работы, начальником не назначат ввиду отсутствия клейма.

– Теперь о делах, – лицо Круглова стало жестким, подавляя желание собеседника перечить. – Денег нет. Финансирование проекта приостановлено. Чертежи двигателя в архив, отдел передать Смирнову. Преподавание пойдет тебе на пользу, появятся идеи, а к тому времени и деньги будут. В главке посчитали, лучше сдать проект в архив, чем подвергнуть риску утечки. В наше бардачное время люди с ума сошли: ищут, кому «мозги» родины продать. Так что благодари! Не уйдет твоя разработка на запад! Не попадает в руки гнусным капиталистам. – Круглов улыбнулся, показав, что аудиенция завершена.

Профессор мог позвонить, попросить помощи, но понимал, если бы позиции директора не были сильны, об его увольнении он и думать не посмел. Значит, в главке согласились и вопрос решен. Там сидели люди новые, недоступные. Для них нет понятий чести, патриотизма и любви к родине. Занимая должности, пекутся о своем благе, богатеют, готовы в любой момент покинуть страну.

В отдел Профессор не вернулся. Долго гулял, рассуждая о происшедшем.

Генеральный директор Круглов был однокурсник Профессора. Дружбу они никогда не водили, общих интересов не имели, ни к чему не обязывающие отношения. После распределения их дороги разошлись.

Круглова за глаза звали Шариком – не по ассоциации с фамилией, а за образ жизни. Он катился по отделам главка, угодливо прыгал перед начальством, лихо проходил виражи обстоятельств, не считаясь с моралью, поднимался по карьерной лестнице все выше и выше.

Шарик был в партийных органах, вручал знамена и грамоты, дорос до начальника главка в министерстве. Профессор виделся с ним по торжественным случаям и радости особой не испытывал. Он не менялся: был стабилен и прыгуч. Заискивал, показывая, как ценит и уважает Профессора.

Профессор по распределению попал в секретный институт и остался там. Защитил диссертации – кандидатскую, докторскую. Стал начальником отдела по разработке новых двигателей.

НПО создавало двигатели для космических кораблей, ракет, самолетов. Десять цехов, множество лабораторий, тысячи смежников, заводов и фабрик. Научного персонала более тысячи человек. Финансирование бесперебойное. Дух захватывало от предоставленных им возможностей и возлагаемых на них надежд. И коллектив ожидания оправдал.

Когда генеральный директор ушел на пенсию, Профессору предложили возглавить институт. Он отказался: административная суета помешает завершить проект. Тут и запрыгал перед ним Шарик. Он красочно обрисовал, как они, пара тяжеловозов, впрягшись в один хомут, воплотят мечту Профессора. То ли красноречие ублажило, то ли прыжки загипнотизировали – Профессор предложил его.

Став генеральным директором, Шарик повел себя демократично и учтиво. По любому вопросу спрашивал мнение Профессора. Поначалу это импонировало, потом раздражало, вскоре, на облегчение Профессору, исчезло.

При Шарике изменилось финансирование. Перспективные и готовые разработки легли на полки, с трудом выплачивалась зарплата. Началась распродажа оборудования, сырья и автомашин. Генеральный директор все прибрал к рукам. Вопросы решал единолично.

Начались сокращения, многие уволились. Министерство все обещало изыскать финансы или способствовать получению заграничного гранта.

Надо отметить, что Шарик стал выглядеть респектабельно. Одевался дорого, стильно. В шикарном костюме и модной шляпе, с ослепительной улыбкой, стал похож на артиста, непонятным образом ставшего директором секретного учреждения с нищающими сотрудниками

Теперь Профессор порывался поговорить с ним, но наталкивался на привычную отговорку: «Занят, старик! Кручусь-верчусь, дома не ночую!»

Часть производственных помещений отдали в аренду под цеха и склады. Китайцы и вьетнамцы производили в них ширпотреб. Это в закрытом ящике, где, принимая на работу, до десятого колена проверяли родословную. В цехах изготавливали сладости, полуфабрикаты. По праздникам выдавали сотрудникам пару килограммов сладостей или сосисок в счет зарплаты. Сотрудники молчали, терпели. Голова шла кругом – от перестройки и рыночных отношений.

Профессор, осмыслив происшедшее, огорчился, забрел в кафе, заказал стакан водки и горячее. Водку выпил с удовольствием.

За соседним столом четверо мужчин уплетали шашлык, пили водку, громко решали проблему: Федор душил разборками, требовал больших откатов.

Спиной к Профессору сидел человек в кожаной куртке, с массивным обритым затылком, точно вбитым в туловище. Он решал вопрос радикально.

– Чего тут думать? Думать – себе вредить. Язву наживем. Мочить надо – и все дела! Дешевле обойдется. Он же крыса ненасытная. Не угомонится.

– Да погоди ты! Надо людей найти. – нервно возражал другой.

– А что их искать! Народ озверел, им злость куда бы деть! Кому кровь пустить! А если за бабло, так еще спасибо скажут.

Обсуждение проходило открыто, шумно, окружающих не стеснялись. Человека лишали жизни и не скрывали умысла.

Современная жизнь превратилась в кровавое ристалище, где нет закона и порядка. Если не хочешь валяться оплеванным, униженным на задворках жизни, а хочешь жить красиво и богато, забудь о душе и морали. Люди в одиночку или сбившись в банды убивают, грабят, предаются порокам, заглушая страх пьянством и наркотиками. Газеты – как сводки с фронтов. Дух смерти витает над столицей, превратился в обыденность, наводя на обывателя тихий ужас. Ведь по ошибке и тебя отправят к праотцам. Кто станет разбираться?

Профессора озарило: и у него возникли бы проблемы, если потребовал объяснений по увольнению. Может, в шикарном ресторане господа пили кофе с дорогим коньяком и решали, что с ним делать? Разрешили жить! Спасибо им за это. Проект двигателя представлял интерес для заграницы. Круглов не раз намекал: продать ее и обеспечить себе шикарную жизнь. Теперь проект продадут, заимеют счета в банке, а в архив отправят черновики и записи.

Профессор усмехнулся. В проекте есть узлы, он их осмотрительно не обозначил. Без них двигатель – игрушка. Он представил, как Круглов, весь трясется и обгаженный, стоит на коленях под дулами пистолетов.

Профессор решил уйти по-английски, сходить в институт, собрать вещи. Охрана посочувствовав, отдала честь. Профессора благодарно закивал в ответ. Открыл дверь кабинета – в храм фантастических идей, как шутили коллеги. Не включая света, стоял в раздумье, разглядывая свою тень на полу. Обвел взглядом кабинет, стараясь напоследок все запечатлеть в памяти.

Сел за старый дубовый стол. Сердце забилось, руки ощутили тепло от дерева. Сколько радостных минут озарения пришло к нему, когда работал за ним. На прощание Профессор погладил стол рукой. Перебрал документы, сложил по папкам, чтобы тот, кто займет его место, смог войти в курс дела.

Посидел в гнетущей тишине. Память оживала, слышались возбужденные голоса невидимых сотрудников, разгоряченных в своей правоте и желающих отстоять собственную точку зрения. В воображении возникали их лица. Кто-то уже покинул этот бренный мир. Те, что помоложе, уехали в поисках счастья на землю обетованную, но он помнил всех и любил. Они были частицей славного времени, когда создавались современные ракетные двигатели. Он мог гордиться собой, имел право. Конечно, если бы не он, нашелся бы другой. Страна богата незаурядными умами и бескорыстными талантами. Но судьба выбрала его. Итоги их работы – двигатели запущенных ракет, самолетов, ордена и звания.

Из шкафа вытащил старый саквояж, обязательный атрибут командировок на полигоны. Собрал подарки. Было бы тяжко смотреть в глаза сотрудникам отдела, объяснять причину увольнения.

Профессор встал, напоследок оглядел кабинет.

Грустные глаза Циолковского на фотографии с укором спрашивали: неужели он оставит его здесь?

Глава 3 ЛЮБИТЕ РОДИНУ – МАТЬ НАШУ!

Профессор бесцельно походил по комнатам, будто искал кого-то, хотя точно знал, что в квартире один, если не считать его отражения в зеркале.

Шесть часов утра. Зазвучал гимн России.

Профессор встал, приложил руку к сердцу и с чувством пропел гимн. Иван Кузьмич и в воскресенье зажигал. Не щадил и послаблений не давал. Квартиры Ивана Кузьмича и Профессора находились на лестничной площадке. Гимн звучал потрясающе. Патриотическая музыка развеяла тревогу, слова наполнили душу оптимизмом и верой в светлое будущее.

Желание Ивана Кузьмича возродить любовь к Родине пением гимна в шесть утра однозначно не радовало жильцов, вызывало негативную реакцию.

Иван Кузьмич был ветераном войны. Пацаном воевал в партизанском отряде, потом в регулярной части, дошел до Берлина, был награжден орденами Славы трех степеней. Худощавый, жилистый, чувствовалась сила, закаленная в боях. Орлиный нос, буденовские усы, стальной взгляд делали его неотразимым. Никто не смел ему перечить: его авторитет в доме был незыблем. Несмотря на возраст, ветеран был бодр и энергичен, хоть завтра в бой. Жена его пять лет назад умерла, сыновья и дочери разъехались по стране. Он проработал всю жизнь токарем на заводе, вышел на пенсию и преподавал в техникуме. Там и познакомился со Светланой Сергеевной, она работала в бухгалтерии, женился и уговаривал проявить патриотизм,повысить демографический рост населения. Она смущенно отмахивалась: старый, совсем из ума выжил. Иван Кузьмич козырял знаменитостями, мол, они могут, а мы что, слабаки? Светлана Сергеевна нарадоваться не могла своему счастью. Смотрела Ивану Кузьмичу в рот и беззаветно любила. А его было за что любить. Мужчина был верный, с супружеским задором, на все руки мастер. За ним как за каменной стеной.

Прошлой весной, после Парада Победы, Кузьмич в шесть утра включил городскую радиосеть через мощные динамики, выставленные в окне. Зазвучал гимн России. Первые аккорды подняли в воздух голубей, а перепуганных жильцов из теплой постели. Они спросонья, кто в чем, в страхе высыпали на лестничные площадки, думая, война началась. Разобравшись, откуда гремит гимн, поворчали, посмеялись, над заспанными лицами соседей, и разошлись.

Иван Кузьмич на звонки в дверь не откликнулся и объяснений не дал.

Наивные жильцы проделку Кузьмича приняли за проявление похмельного синдрома после бурной встречи ветеранов.

Как же они заблуждались, не ведая о его душевных порывах.

В последующую декаду «похмельного синдрома», в чем жильцы сильно заблуждались, ибо Иван Кузьмич был трезв как стеклышко, не приветствуя его поступок, выражали возмущение, собирались применить физическую силу. Но с ветераном войны так не поступишь, к тому же Кузьмич мог достойно ответить, и неизвестно, кто бы вышел победителем в рукопашной.

Инициативная группа коварно решила напоить Ивана Кузьмича до положения риз, принудить к капитуляции и подписать пакт «О прекращении трансляции гимна России в связи со стабильной обстановкой в мире». Скинулись все. Никто денег не пожалел. Место баталии выбрали во дворе, за металлическим столом. Методом опроса выбрали троих. Они клялись, что перепьют любого. Ясное дело, на халяву всяк горазд похвалиться.

Кузьмич, на приглашение выпить, вышел во двор с радушной улыбкой. Он был в трениках и сандалиях, поверх тельняшки надел пиджак. В руке наперевес, как боевое оружие, держал фронтовую, битую оловянную кружку. Поляну накрыли богатую: хозяюшки постарались, выставили фирменные блюда. Спиртное – упейся, на любой вкус.

Жильцы дома в предвкушении безмятежного утра, в мечтах отоспаться, свесились из окон и наблюдали за алкогольной баталией.

Иван Кузьмич пил, закусывал, курил «Приму», поименно нахваливал хозяюшек. Благодарил за внимание к ветерану, объяснял, что политическая обстановка нестабильная: америкосы на нас зуб точат, англосаксы гадят, воду мутят, зарятся на наши богатства, а государства карлики тявкают им в унисон. Пора с бардаком разобраться! Стукнуть кулаком по столу, показать кто в доме хозяин! Иван Кузьмич горячо вразумлял: без гимна и славного прошлого русскому человеку никак на свете не прожить, с гимном и верой побеждали, и будем побеждать. Рассказывал о героических сражениях и о том, что пережил советский народ, с оптимизмом глядел в завтрашний день страны.

Коварные заговорщики принимали по чуть-чуть, самим не напиться и нейтрализовать возмутителя спокойствия. Держались недолго. От задушевных речей Ивана Кузьмича воспылали их души любовью к родине. Зазвучали в них отголоски побед отцов и дедов, навернулись слезы на глаза, и лихо начали пить по-русски, от души, за русский дух и победу русского оружия.

Опустошив энное количество бутылок, что пошло на удивление ладно и приятно, они объяснялись в любви и уважении к Ивану Кузьмичу Макарову, гвардии сержанту, десантнику, кавалеру орденов Славы, пели с ним фронтовые песни и в полночь бесчувственными телами упали на кровать.

Победа Кузьмича была полной и безоговорочной.

Пакт не был подписан, вожделенного утреннего покоя не дождались.

Жильцы решили не сдаваться.

Злорадно торжествуя, перерезали провод радиосети, но гимн прозвучал еще мощнее с допотопного магнитофона и в наказание крутился весь день.

Пошли на крайние меры: вырубили со щита электричество в доме и рассчитывали: уж теперь-то ночью они выспятся.

Фигушки-лягушки.

У запасливого Кузьмича был аккумулятор с преобразователем.

Методы индивидуальной защиты вроде «накрыться подушками», «надеть наушники», «вставить беруши» успеха не имели. Гимн пробивал все преграды.

Исчерпав терпение, жильцы обратились к участковому. Капитан Егоров, выслушал негодующих жильцов, окруживших его, посмотрел на открытое окно третьего этажа. В проеме стоял Иван Кузьмич в парадном кителе, от блеска боевых наград слепило глаза. Герой ликующим взором оглядывал толпу. Егоров отдал честь Кузьмичу, благосклонно кивнувшему в ответ, сообщил жителям: ничего противоправного в действиях Ивана Кузьмича не имеется. Вот если бы звучала группа «На-на» или «Ласковый май», то это нарушение, а гимн России – это святое и с утра в самый раз. Егоров посоветовал брать пример с ветерана, заряжаться патриотизмом, и призвал: «Любите родину – мать нашу!»

Жильцы, осознав бесплодность усилий, капитулировали. Если вначале шли гневные слова, то впоследствии выплеснули энергию в исполнении забытых супружеских обязанностей, и, как ни странно, получилось успешно. Поделившись впечатлениями, женская половина сделала вывод: утренний секс бодрит, укрепляет брачные узы, не дает повода ревности. Удовлетворенный с утра мужчина по сторонам смотреть не будет, и смело отпускайте на работу. И вскоре, последствия сказались, несколько женщин оказались в интересном положении. Иван Кузьмич крутил буденовские усы и требовал обещаний, что мальчиков назовут в его честь.

Приняв начинание Кузьмич, жильцы вздрагивали с первыми аккордами, спросонья, зевая и дико фальшивя, хрипло подпевали гимн, ощущая крепнущую в душе любовь к Отечеству. Допев, с чувством исполненного долга, погружались в блаженное царство Морфея до звонка будильника.

Профессор пропел гимн с чувством. Полегчало.

Что ни говори, Кузьмич прав. Есть в гимне жизнеутверждающее начало.

Но грусть не покидала Профессора, одиночество довлело над ним. Он подошел и долго рассматривал фотографию матери, стоявшую в рамке на пианино. В тягостной тишине почудился ее ласковый голос: «Витюша, я тебе блинов испекла!». На глаза навернулись слезы. Сейчас, оставшись без работы, он острее ощутил накатившее одиночество.

Поднял крышку пианино. Тихонько сыграл «Лунную сонату». Мама любила ее слушать. Она мечтала видеть Виктора известным пианистом, а он хотел стать космонавтом. Детская мечта захватила его полностью. Читал книги по космонавтике и астрономии, по ночам изучал звездное небо, но в летное училище, по состоянию здоровья, не взяли и он пошел в Бауманку.

Если не летать, то конструировать аппараты. Это утешало, приближало к мечте, он часто представлял себя за штурвалом самолета.

Мать работала врачом, воспитала сына одна. Об отце он ничего не знал, но видел его. Зашел в гости худощавый мужчина, сел на стул, долго молчал. Виктору запомнилась клетчатая кепка, внутрь которой он часто заглядывал, а пытливые серые глаза, дотошно изучали его, и хотелось крикнуть:

«Дяденька, что вы ищете?»

А искал гость следы схожести: в лице, в разрезе глаз. В кепке спрятал школьную фотографию и сравнивал его с Виктором. Мать, когда узнала о цели его прихода, опровергнуть отцовство и не платить алименты, оскорбилась. Выгнала, от алиментов письменно отказалась.

Три года назад мама тяжело заболела. Профессор задействовал все связи, доставал из-за границы редкие лекарства. Мать и сын, поддерживая друг друга, отчаянно боролись, но победить недуг не смогли. Боли становились острее, она осунулась, но глаза благодарили за заботу, ради Витюши не падала духом, держалась, а когда он возвращался с работы, встречала песней. Перед сном мама гладила руку сына и вспоминала прошлое. Он многое пережил заново, понял материнские чувства, сильнее ее полюбил и горше ощутил потерю.

Виктор днем нанял сиделку, по ночам смотрел за матерью, менял белье, ставил судно. Она стеснялась его, а он подшучивал, все взаимно и с любовью.

Два года назад она покинула этот мир.

Он болезненно переживал ее уход. Ночью, после поминок девяти дней, отключился в тяжелом сне и увидел ее в пронзительном свете. Мама протянула руки и ласково звала Витюшу. Он с криком: «Нет! Нет! Не сейчас!» – проснулся в поту, задыхаясь от нехватки воздуха. Кашель рвал горло, сотрясал тело, дикими глазами оглядывал комнату, пока не пришел в себя. После – успокоился. Нашел утешение в работе, с головой погрузился в нее.

Профессор оглядел засохший куст розы в вазоне на подоконнике. Куст растопыренной пятерней обреченно выступал из бурой земли.Профессор вздохнул с сочувствием: розе больше не цвести. Левая рука Профессора невольно прижалась к сердцу, заглушая нарастающую боль.

Мама любила цветок. Она называла его «моя прекрасная роза». Виктор пропадал на работе, мама беседовала с розой, пела ей песни, и чудесный цветок отвечал взаимностью. Распускались бутоны, алые лепестки радовали глаз, в комнате стоял божественный аромат. Профессор в шутку говорил матери, что завидует их отношениям, даже ревнует! Во время болезни прекрасная роза как будто ощущала страдания хозяйки, лепестки поблекли, запах стал едва уловим. В день смерти бутоны почернели и лепестки опали.

После годовщины куст начал медленно чахнуть. Это была трагедия.

Виктор, придя домой, разбитый и усталый, садился перед ней на пол. Разговаривал, облегчал душу, со смехом рассказывал о курьезных случаях на работе, которые выдумывал, и, не получив от цветка никакого знака в ответ – распустившегося бутона или слабого аромата, уходил грустный.

Виктор советовался с цветоводами, давал подкормку, рассматривал в лупу каждую веточку и листок и сокрушался. С цветка неумолимо облетали листья, падали лепестки, безжизненно склонились бутоны, а он был бессилен.

Виктор ясно понимал, что роза чахнет, но боялся высказать это вслух, так как знал: слова имеют силу. И выбросить не мог – это была память о матери.

– Прекрасная роза, ты предала и бросила меня! Где хваленая вера и любовь, твоеолицетворение!

Он хотел отойти, но ему показалось, что засохший куст дрогнул.

– Ты слышишь меня? Подай знак! – в отчаянии крикнул Профессор.

Но больше ничего не произошло.

Профессор открыл окно. Утренний воздух вскружил голову. Ночью прошел дождь, оставив на стекле хлесткие следы. Земля не впитала влагу, и лучи солнца отражались в зеркальцах луж. Голуби дружной стаей прочерчивали воздух. Профессор раскрошил черствый хлеб, высыпал на козырек парадного. Голуби, хлопая крыльями, изящно спланировали. Толкаясь упитанными боками, прыгая друг на друга, ожесточенно тыча клювом, жадно подбирали крошки.

– Если голуби мира такие, что сказать о людях! – вслух произнес он.

Профессор посмотрел на артефакт, ему показалось, что поверхность металлического изваяния снова пошла рябью. Он вытер лицо, словно отгонял наваждение, объяснил это тяжелым сном, что мучил его.

Он закрыл окно. Достал из сумки сувениры и бумаги с работы, разложил по местам, прибрался и пропылесосил квартиру, принял душ, долго брился, вглядываясь в отражение в зеркале.

Спешить было некуда, да и незачем. Профессор включил телевизор. Послушал новости. День был длинный. Надо растянуть все дела, чтобы не чувствовать пустоту. Угнетала мысль: в сентябре начнутся занятия в институте.

Надо было смириться, не опускать руки. Профессор увидел гантели, выместил на них всю злость. Принял душ. Вода смыла напряжение.

Заварил свежий чай, выпил. Стало лучше.

Дом просыпался с громкими разговорами, эстрадным хитом, скандалом семейной пары: жена громко отчитывала мужа, он молчал, вставлял реплику, то пускался в пространные объяснения, отчего обстановка только накалялась. Разругавшись, супруги вышли из дома и разошлись в разные стороны.

От телефонного звонка, взорвавшего тишину, Профессор вздрогнул. Хачатур, сосед этажом ниже, приглашал на чашку кофе. Профессор охотно согласился. Часа два займет кофепитие в дружеской беседе, после почитать книгу, что-нибудь из классиков, неприкаянно походить по комнатам, пока ночь не захватит его сознание.

Профессор и Хачатур сдружились по случаю протечки бачка. Для ученого бытовая неполадка сродни катастрофе. Хачатур проникся бедой соседа, утечку устранил – и Профессор обрел покой. Хачатур категорически отказался от денег – соседи же, пригласил в гости и сварил отменный кофе.

Хачатур был строителем из Армении. Хозяева квартиры жили на даче, а Хачатур платил за комнату и охранял их собственность.

В хорошую погоду садились на кухне, открывали окно. Солнце приятно припекало, прохладный ветерок овевал лицо, а щебетание птиц умиротворяло. Рюмка коньяка расслабляла, кофе будоражил сознание, разговоры успокаивали. Говорил больше Хачатур, говорил эмоционально, и это нравилось Профессору.

– Мы дети Советского Союза. У нас одна судьба, – горячо говорил он. – Мой дед воевал в Первую мировую, в плен попал к прусакам. Мой отец воевал, мои дяди погибли в Отечественную. Я по путевке строил гостиницу в столице, а у меня спрашивают регистрацию? Мы вместе одолели войну и поднимали страну из разрухи. А ее разрушили одним росчерком пера глупого человека, и оправдываемся, что такое было время, и что во благо народа.

Выплеснув возмущение нравами, порядками, временем, Хачатур затихал. С тоской смотрел в небо, мыслями улетал на родину. Там его ждали родные и близкие, накрытый стол, разговоры с добрыми шутками, шум-гам детей и ясное ощущение, что в огромном мире ты не один и жизнь твоя сложилась. Все, что ты имеешь, заработано честным трудом, и каждый день встречаешь с радостью. Да, есть мир богатых, пресыщенных деньгами и утехами, но духовно пустым, но есть и твой мир, милостью Божьей, надо принимать все с благодарностью и смирением. После тебя останется дом, сад, дети, они продолжат твой род. Они расскажут своим детям о тебе, а те – своим, и пока они помнят тебя, ты жив.

Попивая кофе и коньяк, они вели себя, как душа пожелает: думали о своем, вспоминали прошлое, говорили, не стесняясь, о том, что тревожило их.

Они чувствовали себя свободными и были не одиноки.

И сегодня Профессору вспомнилось празднование Пасхи.

ГЛАВА 4. ПАСХА

Светлый праздник Пасхи.

Апрельский погожий день. Долгожданный, желанный, полный любви и веры, естественного благоволения, воскрешения и обретения вечности Иисусом.

Воистину, природа откликнулась на святой праздник. Истосковавшиеся души прихожан радовались благостному дню, слышали веселое щебетание птиц, любовалась игрой солнечных лучей в ветках деревьев, зеленеющей травкой – все давало им жизненную силу и надежду, вселяло радость бытия. Звон колоколов пробуждал их души, осветляя их христианской верой и любовью. Сердца людей преисполнились трепетным, светлым чувством ожидания будущего.

Женщины со светлыми лицами, нарядно одетые, с покрытой головой, с корзинами, накрытыми вышитыми полотенцами, спешили в церковь. Рядом резвились дети, следом степенно шли мужчины. Возле церкви толпился народ, ждали выхода батюшки. Приехали господа на роскошных машинах, разодетые, пахнущие дорогой парфюмерией, недоступные, далекие от мирской жизни.

За церковной оградой выстроились бомжи и калеки. Им давали денег или завернутые в салфетку куски пирога, пару яиц, а кто и бутылку вина.

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе!

– …Воскресе!

– …Воскресе!

– …Воскресе! – эхом отражалось в колокольном звоне, плыло в воздухе, умиротворяющей улыбкой светились лица прихожан.

Во дворе церкви стояли в ряд столы. Они плотно заставлены корзинами, накрытые полотенцами. В них куличи, расписанные яйца, бутылки красного вина и выпечка. Налетел жужжащий рой пчел, на удивление, настроенный миролюбиво.

Женщины с волнением ожидали торжественного момента, когда батюшка осветит пасхальный кулич, крашеные яйца и яства. У девочек косички спрятаны под цветными платками, и это делало их похожими на разукрашенных живых матрешек. Они кротко стояли у столов, подперев щечки ладонями, взирали на происходящее. Мальчики озорничали, бегали окрест. Все шумели, смеялись, искали знакомых и радовались встрече.

Из открытых дверей церкви шел запах ладана и потухших свечей. Прихожане толпились за дверью: вежливые, дружелюбные, ждали очереди. Они крестились, заходили в церковь, ставили свечки. После службы вышел к ним батюшка в праздничной одежде и с ликующим лицом. Ночная служба не утомила его. Все в радостном порыве двинулись к нему, окружили. Батюшка успевал поздороваться, перекрестить, одарить добрыми словами. Он прошел вдоль столов, окропляя святой водой выставленные яства. Брызги падали на счастливых прихожан, они целовали крест в руках батюшки и крестились.

Зазвонили колокола в храме Живоначальной Троицы в усадьбе Свиблово.

Профессор накрывал стол. Обстоятельно, долго. Вспоминал, как это делала мама. Она любила этот праздник, хотя в церковь ходила редко и пост не соблюдала. Профессор, отмечая Пасху, ощущал маму живой.

Он расстелил украшенную узором скатерть, поставил два прибора, хотя никого не ждал, разложил красивые салфетки. В центре стола, на тарелке лежал кулич с сахарной глазурью. Рядом в тарелке лежали крашеные яйца. Профессор красил по инструкции. Пара яиц треснула, ниточки белка выступили на скорлупе. На большом блюде разложил ассорти: сырокопченую колбасу, сыр, фрукты. Критически осмотрел стол. Мама была бы довольна.

Раздался звонок. Профессор, шлепая тапочками, пошел открывать дверь.

На площадке стоял нарядно одетый Хачатур с лучезарной улыбкой. В одной руке держал бутылку, а в другой – блюдо, накрытое салфеткой.

– Христос воскресе! – восторженно объявил Хачатур.

– Воистину воскресе! – ответил Профессор.

Хачатур распахнул объятия, троекратно поцеловался с Профессором, зацепив колоритным носом. Оба смутились, рассмеялись.

– Христос учит: раздели с ближним своим пасхальный стол и возблагодари Бога за радостный день, – торжественно сказал Хачатур.

– Конечно-конечно, заходи! – обрадовался Профессор.

Хачатур вошел. Сразу сделалось хорошо: появилась живая душа.

Хачатур поставил блюдо на стол. Убрал бумажную салфетку: крашеные яйца, нарезка бастурмы, куски сладкого пирога, стопка нарезанного лаваша, пучок зелени – тархуна, кусок брынзы. Хачатур любовался дарами родины, напевая что-то веселое, Профессор сервировал стол еще на одну персону.

– Вот, из дома прислали. Дары Армении! – похвастался Хачатур.

– Прекрасные дары!

– Предлагаю выпить вина. Как вы на это смотрите, уважаемый Профессор?

– Полностью разделяю ваше желание.

– Друг прислал, на Пасху. Сказал: выпей с хорошим человеком.

– Значит, я хороший человек? – рассмеялся Профессор.

– До кончиков пальцев! – улыбнулся Хачатур.

Он накрыл горлышко бутылки салфеткой, сломал сургуч, вытащил пробку. Налил вино в бокалы. Красный напиток заиграл на свету. Поднялся со стула Профессор с бокалом, встал и Хачатур.

– С праздником! – сказал Профессор, и они чокнулись.

Вино было терпкое, вязало язык, но хорошо пилось. Оно пахло виноградом, сухой землей, жарким солнцем. В желудке стало тепло.

– Хачатур, отличный у тебя друг! – сказал Профессор.

Почистили яйца. Подражая Хачатуру, Профессор тоже завернул яйцо и тархун в лаваш. Было вкусно.

– Профессор, после Пасхи люди несут в себе любовь и веру, – говорил Хачатур. – Бог дал человеку душу, чтобы тот любил себе подобных! И если человек живет в согласии с душой, не поддается искушению и порокам, противится злу, корысти и зависти, он обретает земное счастье.

Хачатуру хотелось говорить о Боге и вечном. В принципе, он был прав: если не сегодня, то когда же?

– Профессор, можно? – Хачатур налил вина и поднял бокал. Профессор кивнул. – Давайте выпьем за светлые души наших близких, покинувших нас.

Хачатур поднял глаза к потолку, почтительно кивнул и улыбнулся, точно увидел души, за которые хотел выпить, потянул руку с бокалом к Профессору.

– За мертвых не чокаются, – отстранил бокал Профессор.

– Почему? – изумился Хачатур.

– Их нет. Чокаются за живых. Так принято.

– Я хочу выпить за их светлые души! Кто сказал, что их нет? Души бессмертны! Если души живы, значит, и они живы. Профессор, вы же не будете отрицать, что человек имеет душу?

Профессор в этот день спорить не хотел, да и рассуждения Хачатура пришлись весьма по душе и к месту.

– Ну, не знаю! Есть какая-то духовная субстанция. Подтверждений бытия души нет, ее влияние на сознание человека, возможно, косвенное.

– Профессор, верьте, душа у человека есть, и это большое счастье! Она существует, живет в нас! – с жаром сказал Хачатур. – Может, души наших близких, которых мы потеряли, на небесах, а может с нами, отмечают светлую Пасху: слушают нас, радуются, что мы помним их!

Хачатур весь светился, радостное озарение наполнило черные глаза, и Профессор в них буквально утонул.

Профессор вытер лицо салфеткой, отпил из бокала, прищурился.

– Кто «они»? Кого мы помним? – тихо спросил он.

– Души! Души наших близких, покинувших нас. Вы не верите или не хотите в это верить?

Профессор с любопытством смотрел на Хачатура. Поразительно: простой человек, толковал ему о вещах, которые раньше казались ему непонятыми и чуждыми, а теперь он принял их и обрадовался. Стало легко.

– Я хочу в это верить! – выдохнул профессор и словно в благодарность за сказанное, ощутил жар на лбу, куда его обычно целовала мама.

– Не дело смертных вникать в замысел Божий. Еще неизвестно, как бы жил, создавал и творил человек, если бы знал о бессмертии души. Я думаю, стал бы другим. Лучше! Они нас видят. Помогают в трудную минуту. Профессор, лучше в это верить!

Профессор тряхнул головой. Внутренне хотелось поверить, но сознание убеждало, что ученый не имеет права верить и принять то, чего нельзя увидеть или проверить опытом.

– А вы, уважаемый Профессор, хотите поверить, но сомневаетесь? – Хачатур пристально посмотрел на него.

– Блажен, кто верует. – Профессор отвел взгляд.

– Верить надо. Как же без веры? Без души?… Надо верить в Бога! Он возродит душу! Тогда легче жить, переносить трудности и невзгоды.

Профессор искренне позавидовал Хачатуру, в его словах была твердая убежденность, что захотелось быть сопричастным. Перед Профессором возник бокал: разубедить Хачатура было невозможно. Наперекор примете, они чокнулись. Выпили. Стало легко – то ли от вина, то ли от мысли, что души бессмертны. Может, и правда, души, покинувшие тело, невидимо присутствуют за столом и отмечают светлый праздник.

Что ж, мысль жизнетворная и трогательная в своей сути.

– И что, души возвращаются? – после раздумья спросил Профессор.

– Обязательно! Представляете, сколько их на небесах!

– Не представляю.

– Я тоже! Души, прожившие грешную жизнь, отправляются в ад. А праведные души возвращаются в тело. Человек, Божье создание, часть природы. А что нетленно? Дух! Тело умирает, душа очищается и возвращается в новое тело. Душа человека бессмертна, а если так, то и человек бессмертен!

– Это вы славно придумали, Хачатур! – похвалил Профессор. Он хотел прекратить дискуссию, но внутри что-то воспротивилось, закололо сердце.

– Это заложено в нас с рождения, а со временем снисходит как озарение. Переселение души в новое тело называется реинкарнацей.

Познаниями в этой области Профессор не обладал и потому не спорил. В одном Хачатур прав: ничто не мешает Профессору поверить в бессмертие души, и неспроста он поставил на стол прибор, и может, душа мамы празднует с ними Пасху. Внутри возликовало. То, о чем говорил Хачатур, всегда было в его сознании, подспудно мучило, и достаточно было уверенности соседа, чтобы он поверил в бессмертие души.

– Правильно. Пусть души возвращаются. Мы их любим! Мы скучаем по ним! Ох, как скучаем! – Вино все сильнее действовало на Профессора.

– Мы помним и любим их. Парк кез аствац! Слава тебе, Господи!

Душа Хачатура страдала, искала понимающую, чувственную душу и она отозвалась в Профессоре. Хачатур посмотрел на мертвый цветок.

– Засохла… – посочувствовал Хачатур – Роза чувствовала любовь.

– Я часто думаю о жизни… – Профессор уставился на глазурь кулича, искал ответ в ее белизне. – Как славно ты говорил о бессмертии души. Мне даже завидно стало. Такая в тебе вера… В суете забываем Бога, обманываем наши души, а ради чего? В чем искать силы, как обрести душевный покой? Вот ты, Хачатур, веришь, в бессмертие души, что она переселяется в новое тело?

– Верю! Всей душой верю! – с горячностью подтвердил Хачатур.

Хачатур вытер платком вспотевшее лицо. Он побледнел, закашлял в кулак, опустил страдальческое лицо, глухим голосом поведал Профессору:

– Мой мальчик остался под руинами школы, ему было восемь… Армения вопила в горе: «За что, Господи?!» В скорби слезились скалы, плакала природа, рыдало небо. Слезы текли днем и ночью. Истерзанные души жаждали покоя. Я искал утешение в смерти. Но она особа капризная. Я запил, сжигал себя. Мечтал умереть, чтобы моя душа свиделась с душой моего мальчика…

Хачатур оглянулся, словно боялся, что кто-то его услышит.

– Мне не дано было умереть. Я узнал великую тайну! – тихо сказал он.

Он горестно вздохнул, слезы струились по щекам и, натыкаясь на плотину белых усов, искрились росой.

– Меня спас мой мальчик… – Черные глаза сверкали безумным блеском. Профессор смотрел с сочувствием. – Верьте мне! Это было в сороковины моего мальчика. Сердце пронзила невыносимая боль. Я обрадовался: скоро встречусь с сыном и канул в темноту. Бригада кардиологов из России спасла меня. Жена спросила, кто их вызвал, как оказались здесь. Врач сказал, их остановил мальчик, в слезах умолял спасти отца. Пока сообщали центру, мальчик исчез.

Тело Хачатура обмякло, лицо утонуло в грубых руках. Профессор не выдержал, положил руку ему на плечо. Хачатур поблагодарил кивком и его прорвало. Клокочущий плач шел из оголенной души и трепетавшего от боли сердца. Он выдохнул душераздирающую боль, поднял голову, улыбнулся.

– В Пасху мы шутливо били яйца. Он всегда побеждал. Смеялся, сверкая глазками, и все счастье мира было в моем сердце… Ради такой минуты, я жизнь готов отдать!… – тихо проговорил. – Его душа спасла меня… Я верю, его душа жива. Профессор, знаете, что мне помогает жить? – шептал он.

– Что? – выдохнул Профессор, сознавая, что обрел друга, желающего поделиться сокровенной тайной.

– Вера, что его душа вернется. Обретет новое тело, начнет жить. Он не познал прелести жизни. Да, жизнь тяжела. Но ради красоты мира, ради любви к женщине, ради своего продолжения в детях, ради всего, что дано Богом, стоит жить. Да, жизнь прекрасна! – Он чудаковато улыбнулся. – Я ищу его душу в мальчиках и девочках. В каждом из них может быть его душа. Я всех их люблю.

Профессор, стиснув зубы, играл желваками, сдерживался, но в конце рассказа сломался, слезы потекли у него по щекам и наружу вырвался застрявший в горле стон.

Он плакал, и к нему пришло долгожданное спокойствие.

ГЛАВА 5. ОНИ ПРИЛЕТЕЛИ

Профессор вот уже неделю, после бесславного и позорного открытия Дворца молодоженов, мучаясь бессонницей, подходил к окну и наблюдал за исходящим от артефакта дивным, трепетным свечением. Стоял подолгу, размышляя, как он появился и для чего предназначен сей объект.

Прошлой ночью он проснулся от голубого сияния в квартире. В странном свете исчезли стены, пол и потолок, и у Профессора возникло видение, что он лежит на кучевом облаке, а ветер несет его в неизвестность. Ему казалось, что он пролетает над бескрайними полями колосящейся пшеницы, после ноги бегут по волнам океана, и косяк дельфинов сопровождает его; затем оказался на вершине горы, где стояли три потрескавшихся деревянных креста со следами запекшейся крови. Сердце бешено заколотилось, дрожь пробежала по телу. Профессор, стряхнув наваждение, встал, решительно задернул занавеску, выпил воды и лег в постель. Видение исчезло.

День вступал в свои права. Послышался непонятный гул, распахнулась форточка, тревожно затрепетала занавеска, словно приглашая Профессора подойти к окну. Профессор подошел, вскрикнул от удивления: артефакт превратился в колонну двенадцатигранник ослепительно белого цвета. Верх колонны венчал вращающийся шар с золотым двуглавым орлом. От шара струился лучезарный свет. Профессор стоял ошарашенный и не верил глазам.

Вдруг Профессор ощутил непонятную связь с колонной. Его охватило ожидание светлого, неизвестного. Возвышенная мелодия прозвучала внутри, а тело стало необычайно легким.

«Что-то сегодня произойдет!» – мысль пульсировала в голове.

Он высунулся из окна. Вероника, квартирантка со второго этажа, сидела на подоконнике, лузгала семечки, лениво оглядывала двор. Она подняла голову:

– Здрасьте, Профессор!

– Добрый день! Вероника, вы это видите? – Профессор показал пальцем на колонну. Он все еще не верил своим глазам.

– Тью! Чего зря зенками хлопать? Фаллос Московский. Тут и мужиков-то нормальных нет. Все на работе двинутые. Стоит без пользы и душу мутит.

– Вместо артефакта высится колонна двенадцатигранник. Верх венчает двуглавый орел! Посмотрите! – просил Профессор.

– Ох, не грузите меня с утра. И так тошно, – Вероника в раздражении спрыгнула с подоконника и отошла от окна.

Шар чудесным образом светился. Из него вырвался золотистый луч. Он становился мощнее, прочертил в небе круг, обозначив свой исток, давал кому-то знак. Круг разлетелся на миллионы капелек, которые устремились к земле звездным дождем. Произошел выброс внутренней энергии колонны. Но как выработалась эта энергия и не представляет ли она опасность для человека?

Профессор встревожился: неужели он присутствует при таинственном и загадочном явлении? Отшатнулся от окна. Его не приглашали быть свидетелем необъяснимых действий колонны, и могло быть небезопасно.

Профессор принял как должное, завершение метаморфозы с артефактом, когда услышал грохот приближающегося летательного аппарата. Этот звук ему был хорошо знаком. Поднялся сильный ветер, облако пыли взмыло вверх, тревожно зашелестела листва. С карканьем разлетелись вороны, голуби сбились в кучу на козырьке. Потемнело, как при солнечном затмении, но все это длилось одно мгновенье.

Звук оборвался, наступила звенящая тишина.

Профессор оглядел двор, надеясь увидеть причину необычного явления и убедиться, это не плод его фантазии. Но ничего не увидел. Он почувствовал дрожь и сильную слабость в ногах, сел на стул. Уткнулся взглядом в колонну. От долгого созерцания переливающихся граней стало жечь глаза. Прошел в ванную, сполоснул лицо холодной водой. От волнения пересохло в горле. Выпил остаток чая. Решил позвонить Хачатуру.

«Не надо звонить. Спустись к колонне», – потребовал внутренний голос.

Профессор послушно оделся, осмотрел квартиру, вздохнул, словно прощался с ней, разве что не присел на дорожку.

Спустился по разбитым ступенькам. Между ног проскочила упитанная крыса. Профессор вышел из подъезда, встал под козырьком. С грохотом захлопнулась металлическая дверь, точно закрылась дверце мышеловки.

Перед домом проходила асфальтированная дорожка, вдоль цвели кусты. Стоял врытый в землю металлический стол со скамейками. Летом мужики забивали там козла, женщины судачили о житейских проблемах, вырвавшись из опостылевших квартир.

На детской площадке гуляла семья Петровых. Они вывели на прогулку сына Виктора. У мальчика был церебральный паралич. Он сидел в специально оборудованной коляске. Сергей устроился на качелях, пил пиво, с трепетом следил за сыном.Нина громко и внятно читала сказку. Мальчик в нужном месте засмеялся, чем несказанно обрадовал родителей. Нина с материнской любовью и терпением выносила болезнь сына. Сергей работал водителем в строительной компании. Не считаясь с затратами, мальчика показывали врачам. Надежда на выздоровление сына помогала родителям преодолевать тяготы болезни.

Хачатур сидел у открытого окна, наслаждаясь теплом и полуденным спокойствием. Увидев Профессора, обрадовался:

– Добрый день, Профессор!

– Добрый… – отозвался тот, но головы не поднял и озадачил Хачатура.

– Что случилось? Куда вы?

Профессором овладело состояние отрешенности. Ноги направились к колонне. С тяжким предчувствием прошел через лазейку в кустах, колючки зацепились за штанину, удерживали его, но резким шагом освободился от них.

– Добрый день, Профессор! – окликнул Сергей, не получив ответа, озадачился. Вид Профессора и его движения были странными.

Профессор подошел к колонне и остановился как вкопанный.

Рядом с колонной стоял некий движущий аппарат необычной формы. Рисунков и фотографий неопознанных летающих объектов Профессор видел немало, также видел в автомобильных журналах разработки машин будущего: они были округлой формы и могли взлететь, вращаясь вокруг своей оси.

Аппарат был похож на две тарелки, перевернутые вовнутрь, диаметром в два метра, серебристого цвета, с овальными окошками. Поверхность гладкая, цельнолитая. На верхней плоскости торчали усики антенн, отчетливо виделись три люка. По корпусу проходила цепь габаритных фонарей. Аппарат твердо стоял на трех стойках. Профессор, преодолевая страх и смущение, заглянул в иллюминаторы, но ничего не увидел. Хотел постучать по корпусу и спросить: «Эй, в аппарате! Есть кто живой?», но посчитал, что это будет фамильярно.

На аппарат шлепнулся жидкий комок. Разлетевшиеся брызги чуть не украсили озадаченное лицо Профессора. Он поднял голову и увидел еще одного пришельца, своеобразно отметившего свое прибытие. Крупный ворон иссиня–черного цвета с хищным, массивным клювом, отточенным, как два клинка, сидел на суку, невозмутимо оглядывал Профессора красными зрачками. Ворон широко расправил крылья. Зловещая тень накрыла Профессора. Вороний взор полыхнул огнем ненависти. Клинки разошлись, душераздирающее карканье эхом разнеслось по двору. Длинный красный язык, высунулся из клюва, угрожающе потянулся вниз. Профессору показалось, что язык вот-вот обовьет его, потащит наверх. Сердце в страхе забилось, душа ушла в пятки.Профессор, словно завороженный, не мог оторвать взгляда от жутких воспаленных зрачков. Неожиданно что-то произошло: то ли ворон смилостивился, то ли Профессор сумел увести взгляд, но пугающая связь оборвалась.

Профессор достал платок и вытер с аппарата вороньи нечистоты.

– Профессор, что случилось?

Хачатур в замешательстве наблюдал, как Профессор, водит платком по воздуху. Непонятные действия Профессора его пугали.

– Хачатур, чья машина стоит во дворе? –Профессор стряхнул оцепенение.

– Машина? – Хачатур был в недоумении. Никакой машины он не видел и пошутил. – Машина новых русских! «Мерседес – 1000». Невидимка.

– Машина – невидимка? Разве такое бывает? – воспрянул Профессор.

– У новых русских бывает. Летит по дороге, а у инспектора только свист в ушах! – объяснил Алексей Иванович. Он жил на первом этаже дома, сидя у окна, следил за Профессором.

– Это что, шутка такая? – захохотал Хачатур.

«Не такая это и шутка!» – подумал Профессор.

Новые русские запросто закажут машину невидимку в виде летающей тарелки. Ведь заставляли Профессора поставить двигатель истребителя на джип, чтобы при ментовской погоне мог взлететь. Объяснения Профессора: «это технически невозможно», не принимались. Трясли долларами, угрожали оружием, пока личный автомеханик бандита не ознакомился с размерами двигателя, отговорил. Но вор в законе предупредил, что если у кого-то такое зачтется, то Профессора из-под земли достанет и обратно закопает.

– А почему на машине нет колес? – засомневался Профессор.

– Чтобы не украли, – объяснила всезнающая Вероника. Она вновь появилась в окне, лузгала семечки.

– Женщина, что ты говоришь? – возмутился Хачатур. – Сначала подумай, потом языком мети! Как же машина без колес поедет?

– Она на воздушной подушке! За деньги все купишь. Покруче, чем у америкосов! – Алексей Иванович, опорожнив бутылку пива, авторитетно икнул.

Да, новым русским и авторитетам палец в рот не клади. Такое придумают, что и американцы горько пожалеют и заплачут.

– Может, вчера во дворе рекламу снимали? – не унимался Профессор. Всю технику вывезли, а бутафорскую технику забыли.

– Да! Роль мачо сыграл я! – расшутился Хачатур.

– Тоже мне мачо! Трубы не прочистит! – злобилась Вероника.

– Хачатур, пожалуйста, спуститесь вниз, – попросил Профессор.

«Нет, это не машина, это летающая тарелка! Это НЛО!» – уверился Профессор. Радостно забилось сердце, неописуемый восторг охватил его. Ему до конца не верилось, что воочию видит и может ее потрогать. Летающие тарелки не только существуют, а даже приземляются у дома № 19, во дворе ничем не примечательном, каких в Москве тысячи.

Никто из тарелки не выходил. Вероятно, пришельцам требовалось время, чтобы убедиться в миролюбии землян, прежде чем вступить в контакт с ними. Профессор поднял обе руки в знак приветствия и чистых намерений. Но экипаж тарелки не откликнулся. Сигнала не подал: возможно, жест не поняли или проходили акклиматизацию.

Дождались! Прибыли представители инопланетной цивилизации!

От волнения у Профессора закружилась голова. Ведь ему первому предстоит войти с пришельцами в контакт. Но его огорчала предстоящая популярность. Публичности и шумихи он не любил.

Из подъезда вышел Хачатур, возмущенно что-то бубня под нос. Он не дошел, когда увидел тарелку, запнулся, остаток пути шел на свинцовых ногах.

– Вай-то! Вай! Что это?! Что! – с хрипом срывался его голос.

Хачатур крутился вокруг тарелки, пытаясь выразить изумление в словах.

Не смог. Сильно дернул ус, лицо исказилось в боли, но тарелка не исчезла.

– Это что? НЛО?! Летающая тарелка?! – завопил он.

– Не знаю, но хочу в это верить!

– Вы ученый человек! Вы обязаны знать! – потребовал Хачатур.

– Тихо! – прошипел Профессор. – Смотри, артефакт стал колонной!

– Это неспроста! Они связаны! Но почему их не видно из окна?

– Видимо, вокруг создался защитный экран, он и делает их невидимым.

Оба лихорадочно думали, стараясь найти разумное объяснение.

– Может секретный самолет… Последняя разработка наших? – Глаза Хачатура засверкали от гордости за российскую технику. – Аварийная посадка?

– Возможно… А где летчик?

– Катапультировался…

Хачатур осмотрелся, выискивая героя на крышах и деревьях. Не нашел.

– Надо позвонить… В МЧС, милицию, скорую помощь…

– Да, да… И что мы им скажем? Что во дворе стоит летающая тарелка? Абсурд! – сохраняя трезвость ума, возразил Профессор.

– Объяснить – поймут. Журналистов позвать! – воодушевился Хачатур.

– Ну да! Такое напишут, что они вовек больше не прилетят. Если это летающая тарелка, где экипаж? Что с ними? – беспокоился Профессор.

– Может, погибли? – выдал печальную версию Хачатур.

Стало грустно: таяла надежда увидеть и обнять инопланетян, независимо от вида, прослезиться от счастья, что во Вселенной планета Земля не одинока, есть цивилизация и установить дружеские отношения. Что это неопознанный летающий объект, у Профессора больше не было сомнений. Вынужденная посадка или прибытие с определенной целью – установить связь с землянами? Что делать им с Хачатуром? Сообщить властям или вступить с пришельцами в контакт? Вопросы встали перед Профессором и требовали ответа.

– Профессор, если это НЛО, то пришельцы дадут о себе знать, а если нет – то негабаритный груз, упал с мусоровозки. Ахмеда, дворника, надо спросить.

Как раз по двору, шел Ахмед, в ушах торчали наушники плеера. Он безотказно помогал жильцам, отлично справлялся с обязанностями.

– Ахмед, иди сюда, – подозвал Хачатур.

Ахмед подбежал с наилюбезнейшей улыбкой, прижимая руку к груди в знак уважения. Увидев тарелку, побледнел, рухнул на колени.

– Убирал я! Убирал! Этого не было! Не было! Клянусь Аллахом!

– Да погоди ты! – остановил его Хачатур. – Когда ты убирал?

– Утром было, рано было. Ничего такого не было. В шесть, машина приехала, мусор забирать. Я помог загрузить… – в волнении тараторил дворник.

– Ну да, убирал. Всюду грязь, окурки! – проворчала из окна второго этажа Софья Федоровна – дама с вытянутым лицом и тусклыми серыми глазами.

Она сидела с собачкой в руках и с неприязнью смотрела на Профессора и Хачатура. Мир для нее делился на две части: она с таксой – и прочие. Любила собачку беззаветно, и та отвечала ей взаимностью. Профессора невзлюбила, считая, что все беды от ученых. К Хачатуру была терпима: мастер на все руки, а в квартире найдется что починить. Жила на средства от аренды квартиры, оставшейся от мужа. В недолгой супружеской жизни Софья Федоровна часто устраивала скандалы мужу, а он, главный бухгалтер не переносил шума. Детей у них не было. Логическим завершением был обширный инфаркт. Раз в год приезжали родственники, проведать Софью Федоровну и уточнить сроки получения наследства. Уезжали раздосадовано: неизвестно, кто кого переживет.

– Убирал, честно говорю, убирал! – оправдывался Ахмед. – Уволят меня! Хачик-ака, ночью не сплю, убираю. Калым собрать. Трех сестер замуж выдать.

– Да помолчи ты! – прикрикнул на него Хачатур.

Ахмед с виноватым видом встал в стороне, но быстро сообразил, что лучше уйти. Подальше от разборок и от этой непонятной штуки.

Появилась Вероника в шортах, в кофточке с глубоким декольте и сандалиях. Лузгая семечки, подошла к летающей тарелке. Широко открытые глаза-пуговки смотрели с удивлением и ожиданием. Так смотрят продавцы на покупателя, чтобы тот, взяв товар, ушел, забыв взять сдачу. Вероника приехала из Одессы, продавала овощи на рынке. Сегодня у нее был выходной. Красивая, с хитринкой в глазах, для нее жизнь была рынком, где царят отношения «купи – продай» и если ты не обманешь, то обманут тебя. Все воруют и обманывают. Разница в возможностях и аппетитах. Твердо усвоила: основа всему деньги, а главнее всех американский доллар. К сожалению, их у нее было мало, и для счастливой жизни следовало выйти замуж за обеспеченного москвича.

– Ну, и чего собрались? – с завидным спокойствием спросила Вероника.

– Некультурная ты женщина. Открой глаза! – бушевал Хачатур. – Это же летающая тарелка! НЛО!

– К нам американцы прилетели. И мы стали гражданами США! Ес!

– К нам инопланетяне прилетели!

– А я что говорю. Американцы – инопланетяне. Столько лет визу не дают.

– Тебе что, здесь плохо? И перестань плевать шелуху! – укорил Хачатур.

– Куда хочу, туда и плюю. Ну, тарелка, ну летающая. И чего шуметь?! В прошлом году на «Привозе», такую же продавали. Та, правда, поменьше была.

– Вы уверены? – с ангельским спокойствием спросил Профессор.

– Сама видела. Чо вы задергались? Ну, приземлилась, ну и ладно! Че они, не люди?! Может, мотор накрылся, вынужденная посадка, а шуму-то. Шуму.

Против женской логики нечего было возразить, а продажа тарелки на «Привозе» и сравнение инопланетян людям вызвали нервный смех у Хачатура.

– Уважаемая Вероника, вы ничего подозрительного не заметили?

– Заметила. Большой ворон прилетел. Да вон он, на суку сидит.

Ворон каркнул и кивнул головой. Троица почтительно закивала в ответ.

Колонна двенадцатигранник с золотым двуглавым орлом, неопознанный летающий объект, учтивый ворон – все вызывало смятение и наводило страх.

– А свечение над колонной видели?

– Не было ничего такого. А чего соседей не зовете? Интерес имеете? – с подковыркой допытывалась Вероника.

– Вероника, не шуми, дай разобраться, – взмолился Хачатур.

– А чо разбираться? Может гуманитарку привезли, денег раздадут. А-а-а! Решили соседей кинуть! Соседи, выходите! Тут летающая тарелка прилетела!

Ее звонкий голос эхом разлетелся по двору, спугнул голубей.

– Пожалуйста, не кричите, – попросил Профессор. – Неудобно…

– Мы в России, и бояться мне нечего. Мы их не звали, сами прилетели! – шумела Вероника, подтверждая мнение о непостижимости женских действий.

– Вероника, не спугни их! Могут улететь! – предупредил Хачатур.

– Никуда они не денутся. Выйдут и поделятся, как миленькие. Эй, соседи! Выходите! К нам пришельцы пожаловали, – звала и смеялась Вероника.

Алексею Ивановичу лень было идти узнавать, что там стряслось. Что он мало видел и знал. Жена была на дежурстве в больнице, и был волен пребывать в том состоянии, в каком пожелает. Ему было под шестьдесят. Имел высшее образование, работал, как шутил, дипломированным охранником. Горький вкус пива ассоциировал с неудавшейся жизнью. Коммунист Алексей Иванович честно работал, выполнял указания партии. В перестройку стал бизнесменом; когда фирма погорела, стал демократом, защищал Белый дом. В пору безденежья поднаторел на сдаче цветного металла. Под финиш жизни сделал вывод, что никаким идеям и партиям, расплодившимся от одной сучки и разных кобелей, верить нельзя. Уверился только в стабильности вкуса пива завода «Хамовники». После перипетий судьбы и разочарований, в данный момент, смаковал пиво, к появлению пришельцев был безразличен.

Очередное мошенничество, только инопланетное.

Подошли Сергей и Нина с коляской. Виктор при виде тарелки перестал кривить лицо, махать руками, взгляд стал осмысленным. Изо рта вырывались радостные звуки. Он тряс коляску, просил мать подкатить к тарелке поближе. Нина исполнила просьбу. Виктор обхватил стойку ручонками, залился чистым смехом, точно получил желанную игрушку, заснул с улыбкой.

Из подъезда вышел Виталик, в прошлом токарь высшего разряда. Он арендовал контейнер на Черкизоне, торговал шубами. Стал бизнесменом, уважаемым человеком. Норковые шубы продавать – не штангенциркулем махать. Тут квалификация нужна: как всучить дешевый товар подороже. Жена Томочка владела пивной у метро «Чистые пруды». Это устроил ее отец, капитан местного РОВД. В пятницу, любители выпить пиво, вследствие грязных проделок, попадали в вытрезвитель, у сильно пьяных очищались карманы.

Виталий подошел к Алексею Ивановичу, поздоровался. Тот предложил холодного пива.

– Мне на работу. Что там происходит? – Виталий кивнул в сторону движущейся по кругу троицы. – Они что пьяные?

– Инопланетный корабль прилетел.

– Бывает! Это сколько они бухнули, что корабль встречают?

– Трезвее некуда. Там защитный экран. Делает корабль невидимым.

– Да, ладно! А ты чего сидишь?

– Что я, тарелок не видел? Я пиво пью, – этот процесс не может нарушить даже прилет инопланетян.

Они помолчали, каждый думал, как использовать летающую тарелку.

– Машина бесхозная, – сказал Алексей Иванович, – может, заинтересует?

– Может, и заинтересует, – понял намек Виталий. – А где экипаж?

– Погиб смертью храбрых. В наших-то условиях, кто в живых останется?

– Это точно! Экология. Надо взглянуть.

Виталий поздоровался с Профессором и Хачатуром, выразил восторг тарелкой. Внимательно оглядел корабль, пощупал пальцами. Поверхность была шершавая, серебристая, похожая на алюминий. Такого материала он не знал.

– Ну, что? – нетерпеливо поинтересовался Алексей Иванович.

– Дорогой металл. Тонн пять будет. Можем нехилые бабки срубить.

– Здесь нельзя, – осторожничал опытный Алексей Иванович.

– Ясное дело. Ночью эвакуатор подгоню, оттащим за гаражи, распилим, отвезем к Николаю. Деньгами не обидит.

– Лады! – Алексей Ивановичопустошил бутылку и рукой вытер губы.

Виталий смотрел на него с завистью.

– А Фаллос ориентацию поменял, блин, – дурашливо засмеялся Виталий.

– Варежку закрой! – одернул Алексей Иванович и стал серьезным. – Может, ждал пришельцев и в знак уважения трансформировался.

– Ты еще здесь? – раздался сверху женский окрик.

Виталий отскочил от окна и посмотрел наверх.

– Время идет, клиенты ждут, деньги теряем, а ты лясы точишь, придурок!

Томочка, открыв окно, гневно шерстила мужа. Наложенная огуречная маска бледно-серого цвета, от негодования, побагровела.

Виталий дернулся, с любезной улыбкой смотрел на жену.

– Томочка-лапулечка! Тут инопланетный корабль появился, – извинялся Виталий, точно корабль загораживал ему выезд со двора, – разбираемся…

Последовало молчание. Виталий забеспокоился: от возмущения Томочку удар хватил. Он побледнел, представляя действия тестя, и прощался с жизнью.

– Томочка, прости! – заблеял Виталий, вызвав усмешку соседа.

Во дворе установилась тревожная тишина, как перед грозой.

– Чо, появилось? – донесся загробный голос с пятого этажа.

– Инопланетная тарелка прилетела! НЛО!

– Какая тарелка? – Томочка закипала, голос свистел, как носик чайника.

– Летающая. Мы ведем переговоры с пришельцами, – оправдывался Виталий. – Тут вопрос принципиальный. Что он тут делает?

Лицо Томочки задергалось от возмущения, она жадно хватала воздух и с выпученными глазами была похожа на рыбину, выброшенную на берег.

– Придурок! – заорала Томочка.

От крика черный ворон в испуге отлетел на парапет дома. В глазах Виталия потемнело, земля зашаталась под ногами, а солнце упало за горизонт.

– Это сколько ты выпил, что с инопланетянами переговоры ведешь? Алкаш! – загромыхало наверху, хотя небо было чистое.

– Да не пил я! Не пил! – иступлено оправдывался Виталий.

– Когда успел? Урод! Из дома трезвым вышел, – громыхали раскаты.

– Да, не пьян я! Не пьян! – Виталий разве что рубаху не рвал и об землю не бился.

– Алкаши чертовы! Дом треклятый! Утром спать не дают, гребаные тарелки прилетают! Когда снесут крысятник?! – не унималась Томочка.

– Томочка, я уже еду! – Виталик кинулся в «семерку» и рванул со двора.

Глава 6. ПРОЕКТ «БЕРЕМЕННАЯ ТЕЩА»

Аркадий Петрович Калганов, подполковник ФСБ, на скорости вел джип по Садовому кольцу, чертыхаясь, бил ладонями по рулю. Он спешил на проезд Русанова, 19, на явочную квартиру. Утром шеф, начальник управления генерал Кудимов, вызвал на ковер и нехорошими словами обрисовал состояние дел по секретному проекту «Беременная теща», моральному облику Калганова, грозился сорвать погоны. Тот обещал исправить положение, хотя ясно понимал, игра закончена, пришел час расплаты и следует достойно признать поражение.

На звонки жены, когда он отвезет семью на дачу, не отвечал. Какая, к черту, дача, если речь идет об отставке! Это по минимуму, а по максимуму светит ему военный трибунал с конфискацией.

Калганову было под пятьдесят. Среднего роста, с мужественным лицом, какое бывает у разведчиков в фильмах, был душой общества, легко входил в доверие, пока не узнавали, где он работает. На службе менялся: глаза буравили насквозь, стальной голос давил аргументами, и подозреваемый признавал вину.

Во время перестройки его сослуживцы, кто был пошустрее и имел связи, поймали волну перемен, которая вынесла их на вершины государственных и коммерческих структур, сделала руководителями банков, фирм. Однако многих последующая волна накрыла, и обрели покой на престижных участках кладбищ. Многие подались в телохранители – профессионалы спецслужбы, готовые жизнь отдать за деньги. Вместо идей, которым они служили долгие годы, деньги стали единственной осознанной ценностью. Таковы были реалии времени: человеческая жизнь приобрела стоимость. Правда, небольшую.

Калганов на волну взлететь не рискнул. Пребывал в нерешительности. Не верил, что эпоха поменялась. Бессонными ночами его мучил вопрос, что было бы с ним, сделай он другой выбор. Загорал бы где-нибудь на Багамах – или лежал под гранитной плитой? Он верой и правдой дослуживал, ждал звездочки, чтобы достойно уйти в отставку. Звание подполковника коробило, как незаконченный придаток. Шеф не раз намекал, нет инициативы и фантазии, шутил: пора на даче огурцы сажать. Видел и слышал усмешки молодых оперативников, что стариков скоро турнут: должности занимают, им дорогу закрывают. А с полгода назад вызвал начальник отдела кадров, расспросил о семье, чем займется на пенсии. Калганов краем глаза увидел на столе личное дело, понял, скоро освободит кабинет.

Калганову стало больно и обидно за такое отношение.

В прошлом году, в октябре, Калганова направили на открытие российско-американской выставки – следить за лицом, вхожим в правительственные круги. Шла утечка информации, государство несло большие убытки на продаже оружия. Калганову приказали взять в разработку чиновника, он сливал цены за вознаграждение. Калганов возьмет преступника с поличным, должностные лица вытряхнут его деньги в свой карман и отпустят, а ему объявят благодарность.

На выставке встретил ровесника, американского агента Джона Смита, сотрудника посольства США, конопатого, с кислым лицом, холодными глазами – типичный янки.

Мрачные взгляды волков разведки пересеклись, вздохнули под тяжестью вопросов, мучивших обоих. Возникло обоюдное желание встретиться, поговорить о делах насущных.

Они разошлись, как истинные разведчики, не привлекая к себе внимания: подергиванием бровей, подмигиванием глаза назначили место и время встречи

Встретились в забегаловке на Сретенке. Крепкое рукопожатие выражало согласие на откровенный разговор. Чтобы не выделяться среди окружения, утоляющего жажду пивом с водкой и сушеной воблой, заказали по бокалу. Поставленные на стол кружки с пенной шапкой и стекающими по стенкам каплями, снесли броню секретности с физиономий, превратили в рядовых посетителей. Разведчики припали губами к лопающейся пене, одним глотком опустошили половину бокала, выдохнули, расслабились.

– Я знаю, кто ты! – сказал Калганов.

– Я тоже знаю, кто ты, – парировал Джон Смит.

– Выпьем за то, что мы знаем и что может быть нам полезным.

Сказано было в широком диапазоне и не лишено смысла. Сближение и взаимопонимание состоялось. Они чокнулись и выпили остаток. Взяли еще по одной. Джон достал из кармана чекушку «Столичной», разлил в бокалы.

– Пиво без водки – деньги на ветер! – подмигнул Джон.

– Наш человек. Мистер, с вами приятно иметь дело.

– Окей! Говори.

Они чокнулись. Звон бокалов требовал пояснений и действий.

– Мы нужны друг другу. Вся демократия, перестройка – игра на публику! Новый способ разделения богатств, сфер влияний. А мы, дружище Джон, даже не пешки в этой игре. Пыль дорожная. Стряхнут – никто и не заметит. И что будем иметь? Нищенскую пенсию.

– Точно! Использованный гондон.

– Ну-ну, не надо так фигурально. Будем уважать друг друга.

– Окей!

– Джон, пора подумать о будущем. Соединим наши усилия и обеспечим себе достойную старость, – лаконично выразил цель встречи Калганов.

Джону тревоги российского разведчика были близки. Вечерами, за бутылкой виски, глядя на ночную Москву, задумывался, что его ожидает. Скоро истечет срок службы, поедет домой. Жена связалась с трансвеститом, дочь, охваченная неудовлетворенной страстью к мужикам, шляется по штатам. Его удел одиночество и беспробудное пьянство, пока не поедет крыша; начнет войнушку с красными чертиками. И логичное завершение – застрелиться.

Достойная смерть разведчика.

Хуже попасть в психушку, где тебя превратят в овощ. Так случилось с Фредом. Столько лет безупречной службы и бесславный конец: одиночная палата, халат мерзкого цвета и окно, выходящее в лес. В прошлом году Джон навестил старого друга. После жутко напился, хотел застрелиться. Знакомая стриптизерша с лихвой отработала продажную любовь, вывела из депрессии.

Джон опустил голову, вздохнул. Калганов почувствовал и опередил неуместные страдания.

– Джон, ты хочешь домик на Гавайях?

– Йес! Йес! – Джон оживился.

– А иметь круглый счет в банке?

– Окей! – заулыбался Джон.

– И длинноногих девиц? – очертил треугольник для достойной старости.

– Вау! Это очень хорошо! – страстно подтвердил Джон.

Они вновь сдвинули бокалы, закрепив договор о сотрудничестве. Вся эта служебная беготня им порядком осточертела. Подбирать дерьмо за людьми с нечистыми руками, а таких стало ох как много, они плодились как кролики и загаживали все вокруг, это оскорбляло их профессиональные чувства. Не в этом они клялись, не этим людям обязаны служить.

Калганов доложил начальству: им завербован американский разведчик Джон Смит. Донесение, что завербован российский разведчик, отправил шефу и Джон Смит. Руководство разведок обеих стран адекватно отреагировало на вербовку: отложили рапорты об отставке, открыли свободное финансирование. С Калганова и Джона Смита стали пылинки сдувать, ставили в пример.

По выходным встречались на явочной квартире. Чтобы не вызывать подозрений, Калганов познакомился с соседями, назвался дальнобойщиком, а Джона представил напарником. Похвалил Кузьмича за патриотическое начинание, объяснил, что приезжает цветочки полить, а заодно с напарником бухнуть. Для верности выставил на подоконники десяток цветов в горшках.

Руководство служб разведки требовало оперативных данных. Их рисовали на коленке. Усилия по разработке секретных донесений требовали достойной пищи. Условие «никаких девочек» соблюдалось строго. Накрывали стол, не скупясь: икорка, копченая колбаса, заказанные стейки, устрицы, шашлыки в лаваше, бутылка водки и дорогой коньяк.

Фамилии «завербованных» граждан брали из телефонных справочников, донесения сочиняли в перерывах между тостами; вербовка диссидентов, каналы по пересылке наркотиков – мелочь пузатая. Требовалось что-то глобальное.

Как-то Калганов, в подпитии и жутком огорчении, задуманная операция явно терпела крах, полез в чулан и обнаружил кипу журналов «Юный техник». Полистав журналы, Калганов увидел чертеж неизвестного аппарата – детскую фантазию школьника Николая Пуговкина. Утром, опохмелившись, с Джоном долго изучали чертеж, крутили-вертели и поняли, как использовать аппарат. Калганов взял у выпускника Бауманки подписку о неразглашении, дал секретное задание: аппарат усовершенствовать, сделать чертежи. За работу не заплатил, но парень благодаря Джону получил визу в США.

Калганов показал чертежи начальству как оружие америкосов, летающее высоко и плавающее глубоко, секретный проект – «Беременная теща».

А Джон представил аппарат русских, плавающий глубоко и летающий высоко, секретный проект – «Гвоздь в крышку гроба».

Разумеется, аппаратом заинтересовались обе спецслужбы.

Полгода почивали на лаврах. Купались в деньгах и славе. Калганову пообещали генеральское звание и место депутата в городском совете. Руководство спецслужб не отставало от подчиненных, окроплялось денежным и наградным дождем, доказав, что хлеб едят не зря, и страшными рапортами подстегивало президентов стран к выделению новых средств. Но пришло время, когда следовало выложить на стол утвержденные рабочие чертежи ХХ-15.

Три недели назад, в последнюю встречу, когда Джон увидел Фаллос Московский, сильно опечалился. Джон заворожено смотрел на чудо природы, обреченно вздохнул:

– Аркадий, я понял, почему никому не победить русских!

– Говори, если это не военная тайна! – рассмеялся Калганов.

– Пока у вас из земли растет такой фаллос, русских победить нельзя!

Джон безнадежно расстроился, что-то предчувствовал. На прощание разведчики крепко обнялись.

И сейчас Калганов ехал на квартиру просмотреть записи, что-нибудь придумать, пока вернется из командировки Джон.

Калганов оставил машину на улице Снежной, задумчиво шел к дому. Подойдя, усмехнулся, услышав о переговорах с пришельцами, оглох от криков Томочки, изумился, увидев колонну двенадцатигранник и спорящих соседей.

Чутье оперативника подсказало: обстановка напряженная, происходит что-то непонятное. Пока Калганов раздумывал, что делать, подбежала к нему Вероника, взмыленная, с горящими глазами, заставила отойти.

– Водила, иди к Профессору. К нам летающая тарелка прилетела!

– Женщина, с утра принимать вредно, – усмехнулся Калганов.

– Там защитный экран, поэтому тарелка не видна.

Калганов узнал Профессора и Хачатура. Снимая квартиру, изучил досье проживающих. Эти пьяными быть не могли. Ни при каких обстоятельствах.

Заинтересовавшись, что за тарелка, Калганов направился к ним. Не дойдя пару метров, увидел ее и чуть не захлебнулся от радости.

На трех стойках стояла круглая конструкция серебристого цвета, с окошечками на корпусе, габаритными огнями и вполне, если это не шутка, могла быть летающей тарелкой.

Это было чудное спасение!

Ему простят надувательство с аппаратом ХХ-15 и проект «Беременная теща». Сейчас же прямым текстом на имя председателя сообщить о нахождении летающей тарелки! Он весь дрожал, грезы о славе и звании молнией пронеслись в голове, бешено застучало сердце. Лихое воображение рисовало картину: президент присваивает ему генеральское звание, вручает орден Героя России. Слава и почет хлынут на него как из рога изобилия!

Тень накрыла Калганова. Черный ворон, оценив обстановку, разъяренная Томочка отошла от окна, вернулся на оставленный пост. Он громко каркнул.

Сердце Калганова продолжало колотиться. Теперь от страха перехватило горло. Одеревенело тело. Он слышал и знал это душераздирающее карканье.

Калганов через силу посмотрел вверх и оцепенел. Ворон увидел старшего по званию, вытянулся в стойке, гордо поднял голову, приветствовал клекотом. Концом крыла ворон приложился к виску, отдал честь. Калганов кивнул.

Капитан Степан Тимофеевич, как уважительно звали ворона, командир взвода вороньей стаи. Взвод выполнял особые секретные задания. В головах птиц вмонтировали микрокамеру с передатчиком, она снимала и передавала на базу движение объекта слежки. Днем и ночью, в любую погоду вороны преследовали объект, по команде атаковали его, пускали в ход когти и крылья, принуждали к сдаче. Если противник сопротивлялся, его уничтожали. Капитан Степан Тимофеевич отличился при задержании маньяка-педофила и крупного чиновника на взятке, что было отмечено в рапорте. Капитан с лету пробил клювом лобовое стекло «мерина», разбил нос чиновнику и поймал с поличным.

Присутствие ворона озадачило и крайне напугало Калганова. Если ворон здесь, где оперативная группа? Почему не оцеплена территория и не захвачена тарелка? Значит, имеется защитный экран! В конторе не получают изображение тарелки, и тогда это поистине чудесное спасение.

Он первым сообщит о нахождении летающей тарелки.

Калганов сдерживая радость, поздравил Профессора с историческим событием. Походил вокруг тарелки, поспешил домой, сообщить конторе.

– Водила, ты куда? – перегородила ему дорогу Вероника.

– Мне домой, по-быстрому! – убежал от нее Калганов.

Калганов невзлюбил Веронику, сторонился: доставала намеками, желая провести с ним вечер. Она, караулила их с Джоном, напрашивалась в гости. Калганов отшучивался: они недостойны ее внимания. Месяц назад Вероника пробилась с пирожками. Дверь открыл Джон и был отброшен натиском ее груди и сражен чарами хохлушки. Джон упрашивал партнера уйти. Тот понимал его страдания, но рисковать операцией не мог. С трудом объяснил: в России есть поверье: нет секса, где живешь и работаешь. Пообещал свидание с женщиной.

В следующий приход Калганов заметил ухмылки соседей, когда с Джоном заходили в подъезд, и понял, какую мерзость запустила в их адрес Вероника. Калганов выполнил обещание и пригласил двух жриц любви, и Джону доставил удовлетворение, и оправдались перед жильцами.

Калганов влетел в квартиру, выпил стакан виски и рухнул на диван. Перед глазами рисовались перспективы одна радужней другой. Отправлю донесение. Шифровать – займет время и могут не понять, да и что скрывать, если у всех на виду. Отправлю сообщение телефоном.

Майор Смирнов, помощник дежурного, прочитал сообщение на экране компьютера. Калганов извещал, обнаружил НЛО в Москве и просил указаний.

Майор прочитал сообщение, засомневался, снова прочитал, рассмеялся.

– Майор, смех не входит в ваши обязанности! – отчитал его дежурный.

–Виноват! Сообщение от Калганова, – вытянулся майор. – Он обнаружил летающую тарелку. Экипаж погиб. Ждет указаний.

– Наклюкался! – злорадствовал подполковник Истомин. – После взбучки, летающие тарелки прилетают, а марсиане объявляют войну. Прямо Армагеддон какой-то! Где он ее нашел?

– Проезд Русанова, 19. Там еще стоит Артефакт Московский. Он под постоянным наблюдением.

– Кто из вороньего взвода контролирует территорию?

– Капитан Степан Тимофеевич. Камера включена, ничего необычного не показывает.

На мониторе возникла картинка: рядом с артефактом двое мужчин и женщина оживленно беседовали. Никакой тарелки и близко не было. Компьютер тут же отобразил их фотографии, а рядом полное досье на них.

– Профессор Корнеев Виктор Александрович – начальник отдела НПО, уволен в пятницу, – докладывал майор. – Мигрант из Армении Погосян Хачатур, работает на стройке, и украинка Верчук Вероника, работает на рынке. Документы в порядке. Что делать с сообщением? Зафиксировать в журнале?

– Чтобы нас на смех подняли? Напился как скотина. Пора его гнать!

Подполковник завидовал Калганову. Ждал, когда споткнется, совершит ошибку и сейчас ликовал: наступил этот день.

Калганов потягивал виски, ждал звонка генерала Кудимова. Мечтал, как тот попросит прощения. Но вместо звонка услышал писк сообщения, открыл:

«Майор Калганов! Когда пьешь – закусывай! Дежурный Истомин».

– Сволочи! – Лицо Калганова побледнело, покрылось испариной.

Он швырнул стакан о стенку, осколки разлетелись по комнате.

Глава 7. ВСТРЕЧА ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Профессор воспользовался моментом, когда семейный скандал привлек внимание жильцов.

– Уважаемые соседи, пожалуйста, спуститесь во двор. Достойно встретим представителей инопланетной цивилизации. Это великое событие! Во Вселенной есть братья по разуму!

Народ на призыв выйти, с пришельцами познакомиться, не спешил, но некорректно обсудили, какого черта прилетели, чем огорчили Профессора.

– Как прилетела, так и улетит! – высказалась Софья Федоровна. – У меня давление и аритмия. Скоро сериал начнется.

– Что им от нас надо? Мы их не звали. Не дадут человеку выпить пива, – разозлился Алексей Иванович.

– Россияне, добрый день! Чего расшумелись? – прогремел Иван Кузьмич, закручивая усы. Он был хорош: чисто выбрит, в тельняшке, сиял, как надраенный самовар.

– К нам пришельцы прилетели! – доложил Хачатур.

– Правильный выбор. Знают, кто на планете главный, –одобрил прилет инопланетян Кузьмич.

– На кой ляд? Мало у нас проблем, – негодовал Алексей Иванович.

– От нее радиация, микробы, вирусы, – сокрушалась Софья Федоровна.

– Успокойтесь! Мы с Хачатуром час здесь, с нами ничего не случилось.

– Прилетели мирный договор заключить с Россией, – гордо сказал Иван Кузьмич. – Знают, с кем дружить. Вся планета на России-матушке держится.

– Бред! – возразил Алексей Иванович. – Такое и спьяну не придумаешь.

– Пожалели нас! Видят, как народ страдает, и денег решили подкинуть. Мы же страна бедная, – глумилась Вероника.

– Мы страна богатая! Просто у нас воров и дураков много! – огрызнулся Иван Кузьмич.

– Хотят захватить страну, – злорадно рассмеялся Алексей Иванович.

– Зубы сломают. Нет такой силы, чтобы Россию победить! Пусть вон америкосов захватывают, – сказал Иван Кузьмич. Подошла Светлана и нежно обняла самого дорогого человека. – Ведь так, Светочка?

– Да, мой сержант! – с гордостью согласилась Светочка.

– Хватит мозги полоскать. Нечего им тут делать! – Пиво закончилось, это

Отразилось на душевной организации Алексея Ивановича. Как с Виталиком

ночью тарелку вывезут? Кузьмич проявит бдительность, поставит охрану, тогда каюк, про бабки забудь.

– Еще заразят мою Люлечку, – возмущалась Софья Федоровна.

– Нас тоже не пожалеют, – пугал Алексей Иванович.

– Прилетели с добрыми намерениями. Поверьте! – уговаривал Профессор.

– Соседи дорогие! Гость от Бога! Достойно встретим, накроем столы! Покажем наше гостеприимство, – уговаривал Хачатур.

– На своей родине принимай. На какие шиши? Тарелки нам не хватало, – в тон хозяйке, злобно тявкала такса, слыша о посуде без сахарной косточки.

– Загрузят в консервную банку, полетим на их планету!

– Да кому мы там нужны, – воскликнул Хачатур.

– Тю! Мы и здесь никому не нужны! Там жизнь получше будет, – размечталась Вероника.

– Лю-ю-ди! – страшный крик Васи потряс двор. Он появился в окне. На его помятое после запоя лицо, страшно было смотреть. – А меня возьмут?

– Тебя не возьмут! Заблюешь корабль! – отрезала Вероника.

– Ну и фиг с ними! Я родину не предам! – встал на колени и положил голову на подоконник, как на плаху.

– Молодец! Здесь сопьешься! – оценил его патриотизм Алексей Иванович.

– По случаю отлета одолжите стольник на посошок! – взмолился Вася.

На просьбу соседи не отреагировали. Им надоело проявлять сострадание и потворствовать пьянству.

– Василий, замолчи, пожалуйста! – культурно осадил его Иван Кузьмич. – Не позорьте нас перед представителями Вселенной.

– Все! Все понял! Больше не буду! – Вася с трудом выпрямился, изо рта вырвались непонятные слова. Все это лишило последних сил, и рухнул на пол.

– Позор! По таким типам судят о землянах – фыркнула Софья Федоровна.

– Мы для них биоматериал! Опыты будут ставить, а потом расщепят на атомы! – наводил страх Алексей Иванович.

– Не пугайте! – взмолилась Софья Федоровна и прижала таксу к груди.

– Поместят нас в хомо сапиенс парке, как человека мыслящего, и будут показывать своим, – издевался Алексей Иванович.

– Жесть! У меня будет трехкомнатная клетка со всеми удобствами. На диване лежи, и журналы смотри, – размечталась Вероника.

– Лучше в клетке у них, чем на свободе здесь. А пиво дадут?

– Полный холодильник. Назюзюкаешься! – хохотала Вероника.

– Да, с нашим народом каши не сваришь, – вконец огорчился Профессор.

– Учитесь! – великодушно сказала Вероника. – Соседи, начинается выдача гуманитарной помощи и денег от пришельцев. Количество ограничено.

На сообщение о гуманитарной помощи народ откликнулся резво.

– Чур, я первая! – забила место в очереди Софья Федоровна.

– Спокойно! Всем достанется! – веселилась Вероника.

– Встретим пришельцев по-русски! – скомандовал Иван Кузьмич.

– Это как же? – спросила Мария Ильинична. – Поди, уж забыли.

Мария Ильинична, проработав на Трехгорке сорок лет, получала пенсию в грош, но тяготы жизни переносила со стойкостью и неизменным добродушием. Муж разбился в автомобильной катастрофе. Дочь удачно вышла замуж за шведа. Звала мать пожить на чужбине, но та отказалась. Под Новый год получала фотографию белобрысого внука и посылку с диковинными банками.

– От души! С хлебом-солью!

– И водки непременно! – очнулся Василий.

– Перебьешься, – отрезал Кузьмич.

– Иван Кузьмич прав! Русский человек всегда славился хлебосольством, – согласилась с мужем Светлана.

Калганов стоял у дверей подъезда, нервно курил, думал что дальше. Соседи прошли мимо и гуськом пошли к тарелке. Он поплелся следом.

Делегацию возглавил Иван Кузьмич. Он в парадной форме, с орденами, с российским флажком. Его крепко взяла под руку Светлана. Вдруг украдут благоверного? От инопланетян всяких пакостей жди. Судя по фильмам, дикие существа смещали президентов, похищали людей, использовали их органы.

Мария Ильинична шла с улыбкой, с лукавой искоркой в глазах. Седые волосы были аккуратно зачесаны назад и забраны в хвостик. На плечи накинула праздничную шаль. В руках держала поднос, накрытый полотенцем. Под ним буханка дарницкого и солонка.

Кузьмич оценил поднос одобрительным взглядом. Надо показать русское гостеприимство, проявить стремление к мирному сотрудничеству цивилизаций.

Оторвался от стула Алексей Иванович. Он подошел, шумно сопя, обдавая соседей пивным перегаром. Увидев Ивана Кузьмича с флажком, понял: надо менять тактику, поделиться наваром с соседями, но это лучше, чем ничего.

– А где международный язык общения? – укорил Алексей Иванович. – Без бутылки – их язык не понять!

– У вас одно на уме! Что они о нас подумают?

– Молодец, Мария Ильинична! Правильно межпланетную политику понимаешь, – похвалил Хачатур.

Шатаясь, вышел Вася. Опухший, с вколоченными волосами, небритый и с мутными глазами, сам был как инопланетянин. Часто тишину ночи разрывали душераздирающие выкрики: Вася во сне воевал с ненавистными моджахедами. На правой щеке у него имелся толстый багровый шрам от виска до подбородка. Когда Вася улыбался, лицо делилось на две части. Он подбежал к тарелке, рухнул на колени и, обняв стойку, приложился лбом к холодной поверхности.

– О-о-о!!! Хорошо-о-о! И рассола не надо! – застонал Вася.

Захватив Люлечку, вышла агрессивная Софья Федоровна с массивным черным зонтом. Дождя не предвиделось, а зонт мог пригодиться как оружие.

Жильцы сбились в группу. Приветствовать пришельцев доверили Ивану Кузьмичу и Марье Ильиничне. Но инопланетяне из тарелки не выходили.

Народ, охваченный интересом, пошел по кругу. Иван Кузьмич с флажком и Светланой. Следом в волнении Мария Ильинична с хлебом-солью. За ней Вероника – лузгая семечки и сплевывая по сторонам. Алексей Иванович тяжело шел и думал, как воплотить корыстный план. Грозно потрясая зонтом, прижав к груди таксу, шла Софья Федоровна. Взявшись за руки, шли Сергей и Нина, за ними Хачатур. Замыкал шествие растерянный Калганов: он не знал, что делать.

Никто не заметил, как Профессор положил руки на корпус корабля и впал в отрешенное состояние.

Неопознанный летающий объект жильцов не сильно взволновал. Нашего человека вообще трудно чем-либо удивить. Обходя тарелку, постучали по корпусу пальцем, потрогали металл, заглянули в иллюминаторы, ничего не увидели. Удивлялись в меру и с достоинством. Мы ведь не лыком шиты. Вспомнили про Левшу, Ломоносова, Циолковского – русский человек на все руки мастер, и не такие тарелки сделает.

Вот тарелки из Гжеля одно загляденье и произведение искусства.

– А где пришельцы? Почему не выходят? – не стерпела Софья Федоровна.

– Возможно, погибли, – скорбно склонил голову Алексей Иванович.

– Проходят акклиматизацию, готовятся к встрече, – волновался Хачатур.

– Зажгли бы габаритные фонари! Дали бы знак! – Алексей Иванович, развивал замысел. – Значит, им хана!

– И что нам делать? – недоумевал Иван Кузьмич.

– Лучше от нее избавиться! Затаскают по организациям! – твердо сказал Калганов. Все вздрогнули и поверили. Кому как не ему, знать действия властей.

– И я об этом! – обрадовался Алексей Иванович, услышав поддержку квартиранта. – Не видели, не слышали, не знаем.

– А как избавиться? – Иван Кузьмич не понимал, куда клонит сосед, не представлял, что его гражданское мировоззрение могло так низко пасть.

– Болгаркой за три часа распилю. Деньги поделим, – глаза Алексея Ивановича заблестели, облизал пересохшие губы. На месяц загула хватит.

– Вы с ума сошли! Вы что говорите? Летающую тарелку на металлолом? – возмутился Хачатур. – Она представляет научный интерес!

– Соседи, вы чего? Корпус тарелки еще не остыл от перелета, еще на нем космическая пыль, а вы ее в утиль. Опомнитесь! – сердито упрекнул Сергей.

– Прикажешь на нее молиться? Вещь-то бесхозная. Никому не нужная. А народу хочется праздника. Пива с раками, – не сдавался сдатчик цветмета.

– Правильно! Разрезать и сдать. Ничего не знаем, ничего не видели, – поддержала Софья Федоровна. – А деньги разделим между гражданами России.

– А мы с Хачатуром не люди? Нам деньги не нужны? – обозлилась Вероника, и была похожа на дикую кошку, готовую драться за добычу.

– У вас что, башку снесло? – опомнился Иван Кузьмич. – Разговорчики! Я вам распилю. Ишь, что надумали. Позорище!

– У нас демократия! Как народ решит, то и сделаем! Распилим тарелку – разделим бабло, – захохотал любитель пива с раками.

– Тю! Тарелку в лом и дурак может. Скажи, как бабки срубить? – озадачила Вероника. В чем-чем, а как купить-продать, разбиралась отменно.

– Ну и как? – сдерживался Алексей Иванович. – Держишь за дураков?!

– За умных. Возьмете в долю – скажу, – юлила Вероника.

– Тарелка прилетела к россиянам, – твердила как мантру Софья Федоровна. – И нечего зариться на наши деньги. Привыкли жить на халяву.

– Ах, так? Пошли, Хачатур. Пусть подавятся! – пригрозила Вероника.

– Я тарелку распилить не дам. Я с инопланетянами хочу встретиться.

– Что земляки прилетели? – издевалась Софья Федоровна.

– Ага. Вся Вселенная – одна семья!

– Вы ответите, как тарелку сгнобили. Куда надо – пойду, кому надо – сообщу, – пригрозила Вероника. – Мне скрывать нечего.

– Хватит нас шантажировать! – возмутилась Софья Федоровна.

– Деньги вам головы вскружили. Это же дом пришельцев, а вы – хотите ее распилить. Не по-божески это! – укорила соседей Мария Ильинична.

Демарш Вероники посеял тревогу. Она девка безбашенная. Позвонит на Лубянку. Ее подымут на смех, а попадется неадекватный дежурный, решит проверить, тогда тарелке и всем каюк. Тут такое начнется. Ужас!

– Ну ладно. Что мы, не люди, – уступил Алексей Иванович. – Скажи, как?

– А так! Предложить тарелку Абрамовичу!

Идея продать тарелку Абрамовичу была гениальна и проста.

– У него восемь яхт. Думаете зачем? – спросила Вероника, словно была советником Абрамовича.

Жильцы задумались: зачем миллиардеру, восемь яхт? Понять не смогли, поэтому и не миллиардеры!

– Крыша съехала. Не знает, куда деньги деть, – предположил Сергей.

– Когда масла много, сдуру на задницу мажут, – вспомнил народный фольклор Хачатур.

– Лучше бы людям помочь. С собой на тот свет яхты не унесешь, – заохала Мария Ильинична.

– А они на народные деньги куплены! – резал правду-матку Кузьмич.

– Ладно, не томи, скажи, – попросил Алексей Иванович.

– Когда будет потоп, он спасет всех тварей. И вместо Ноя будет наш Роман Абрамович. Вот! – выдала тайну Вероника и светилась от гордости.

Соседи злобно рассмеялись, их никто спасать не будет. Не выдержат, яхты всех тварей, утонут, а с ними Абрамович Ной и ненавистные олигархи.

– А продать тарелку Роме стоит! – загорелся Алексей Иванович.

Идея продать тарелку Абрамовичу зацепила Калганова. Ох, как зацепила! Что контора даст? Медаль? А тут станешь посредником и другом миллиардера.

– Денег даст, завались! – Фантазия Вероники галопом ускакала в будущее. – Чур, Черкизон мой. Алексей Иванович купит пивной заводик.

– Да как это можно? – возмутилась Нина. – Корабль представляет интерес для науки. Мало, у Абрамовича таких игрушек?

– А тебе что, больше всех надо? Ты о себе подумай, – взъелась Вероника. – Если инопланетянам очень надо, они еще тарелку отправят.

– Мы и ее продадим. У нас миллиардеров много! – разошелся Калганов.

– Сына заграницей вылечишь, – давил на чувства Алексей Иванович.

– Не нужны мне такие деньги. И сыном – не попрекайте. Это нечестно, – заплакала Нина, – Не ваше это дело. Это мой ребенок!

– Ты долг материнский выполни! – стыдила Софья Федоровна. – Кто пришельцы тебе?! Продать к чертям собачьим и забыть!

– Алексей Иванович, извинись! – взвился и покраснел Хачатур.

– Ты еще голос на меня повышаешь? Ты кто такой?

– Мы все требуем, извинись! – сурово согласился Иван Кузьмич.

– Извините. Я как лучше хотел, – оправдывался Алексей Иванович.

– Вы совесть потеряли! Одурели от денег! – возмутилась Светлана.

Мария Ильинична подошла к Нине, посадила на скамейку, нежно обняла, прошептала ободряющие слова. Нина закивала головой, успокоилась.

Наступило молчание. Соседи в уме тратили привалившие буквально с небес бабки. Думали долго, желаний было много, трудно было определить приоритетное. Иван Кузьмич оглядывал их блудливые лица и взорвался.

– Что продаете, дельцы хреновы? Я слушал, ждал, когда прекратится базар. Не дождался! Тарелку продать не дам! Профессор, что нам делать?

Профессор стоял в оцепенении, с закрытыми глазами и совета дать не мог.

– Профессора заберут, а что делать нам? – спросила Софья Федоровна.

– Палец сосать и в спячку впасть. – сказал Алексей Иванович. – Явно прибыли с заморочками. С Профессором общаются, на нас чихали.

– Его вербуют. Дают инструкции, – предположил Калганов.

– Опять эксперименты на нас ставить? – продолжал Алексей Иванович. – Пусть летят в другие страны. Пусть там революции делают.

Слово «революция» всколыхнуло смутные страхи за будущее.

– И то верно, – согласилась Мария Ильинична. – Не надо нам революций, дайте пожить нормально. Нам мир нужен. Во всем мире.

– Граждане, спасем Россию от инопланетной заразы. Не надо нам денег. Даром отдайте! – проявила политический компромисс Софья Федоровна.

Ах, как она была права, знай жильцы дальнейшее развитие событий!

– В стране все схвачено, распродано и поделено! Чего на Рублевку, к новым русским не полетели?! Банька, девочки! Эх! Я бы их сам проводил! – поплыл от желаний Алексей Иванович.

– У них сермяжную правду не узнаешь! Они с народом хотят общаться! А сейчас как правду сказать, кто выслушает? – объяснил Иван Кузьмич.

– На фиг им правда? Наложили перед нами ее кучи и без пользы. Одно расстройство нервов и потенции, – возразил Алексей Иванович.

– Прилетели в Россию порядок навести. Помогут, укажут, заживем достойно, – верила в добрые намерения инопланетян Мария Ильинична.

– Скорее они поменяются, чем у нас что-то изменится. Не выдержат они нашей жизни, – справедливо заметил Калганов.

– А может, прилетели за нефтью и газом? – выдвинул версию Сергей.

– Фантазер! Кто в космосе нитку протянет? – возразил Алексей Иванович.

– Президент прикажет, «Газпром» протянет! – высказался Калганов.

– Они мошенники! Русский народ доверчив, всему верит, – не мог успокоиться Алексей Иванович.

– Они высшая цивилизация, у них передовые технологии, поделятся знаниями. Наша жизнь изменится! – возмущалась Нина.

– Соседи, как это прекрасно: во Вселенной встретились две цивилизации! – поддержал супругу Сергей. – Мы должны радоваться, а вы возмущаетесь.

– Родина нас наградит. Квартира, машина. Будет известность, слава. Что вам еще надо? – хитро подмигнул Кузьмич.

От перспективы материального поощрения и известности мрачные лица осветились. Что нам Абрамович и его грязные деньги. Родина нас не забудет!

Но пришельцы все не появлялись. Вернулся в реальность Профессор. Лицом помолодел, в глазах блеск, совсем другой Профессор.

– Я узнал, зачем они прилетели. Мы выполним великую миссию! Мы должны гордиться, что она возложена на нас. Это прекрасно, друзья мои!

Жильцы смотрели на восторженного Профессора, лица становились все мрачнее. И первым выразил озабоченность пессимист Алексей Иванович.

– Профессор, не надо ля-ля! Чем красивее обертка, тем скуднее подарок.

– Профессор, не томи. Скажи народу правду! – требовал Иван Кузьмич.

Профессор сияющими глазами оглядел соседей. Поднял руку, призывая к вниманию. Все замолчали.

– Друзья, это великая честь! Мы спасем Россию. Будем возрождать души людей, призывать к вере и любви! Государство создаст честное и справедливое общество! Исчезнут пороки. Не будет преступников, взяточников…

– И алкоголиков тоже? – очнулся Вася.

– Их в первую очередь. Наступит эра Водолея! Эра возрождения России!

Для осознания будущего нужно время. Тяжело после меркантильных мечтаний переключится на альтруизм, возрождать души людей, не зная оговоренных условий. Профессор понимал их состояние, не торопил с ответом.

– А что мы должны делать? – потребовал конкретики Алексей Иванович.

– Инструкции поступят позже. Пришельцы выйдут к нам, если мы согласимся. А сейчас извините, я войду в связь с ними. Обещали показать….

Профессор не договорил, чем только усилил замешательство соседей, положил руки на корпус тарелки и вновь впал в отрешенность.

Все задумались, каково быть спасителем, через какие трудности пройдут, как это оценят и чем воздадут. Было приятно сознавать и гордиться, что выбор пал на тебя и соседей, но пугала ответственность и неопределенность миссии.

– Поздравляю! Мы спасители России! – победный взор Кузьмича прошел по соседям, но лица будущих героев были хмуры, подвигов не обещали.

Калганов задумался. Стать спасителем без согласования с конторой чревато. Неизвестно, какие вырастут ягодки. Калганов решил вызвать хаос и панику, избавиться от тарелки, отправить за кордон. Пусть там разбираются. А ему за бдительность, что пресек диверсию, почет и уважение.

– Они ошиблись координатами. Нечего нас грузить! – сказал Калганов.

– Верно. Пусть оставят нас в покое! – поддакнул Алексей Иванович.

– Мы заслужили. Не обманывали, денег не крали, жили с терпением и верой! – Иван Кузьмич гордо расправил плечи. Он был готов к лишениям и страданиям, и собственным примером призывал к этому соседей.

– Все тяготы и лишения достанутся нам, – пугал Калганов.

– Я страдания не хочу, – воскликнула Софья Федоровна. – Я домой хочу!

– Я украинка. Что Россию спасать? Была и будет, – скулила Вероника.

– Нас подставили. Олигархи, чиновники воруют, богатеют, а мы должны их души возрождать! – справедливо возмущался Алексей Иванович.

– Подумайте, ведь не каждому дана такая честь! – вразумлял Кузьмич.

– За эту честь, я еще приплачу! – взвилась Софья Федоровна.

– Несерьезно все это. Какая из меня спасительница? Я пенсионерка. Кто меня послушает? – заохала Мария Ильинична.

– И я не пионер! – ввинтил Алексей Иванович. – Я собирался за пивом…

– У Люлечки язва, собачья диета! – Софья Федоровна пошла бочком.

– Это предательство! Я не россиянин, но я остаюсь! –возмутился Хачатур.

– Молодец, сынок! – Кузьмич оглядел отщепенцев, гаркнул: – Стоять! Все горазды купить-продать, а Россию спасать не при делах!

Раздался шипящий звук, словно пустили газ из баллона. По периметру защитного экрана поднималась густая белая пелена.

– Смотрите, смотрите! Что это? – взвизгнула Софья Федоровна.

Пелена превратилась в плотную, прозрачную вертикальную завесу.

– Они нас взяли в плен! – протрезвел Алексей Иванович.

– Не выпустят, пока не получат согласие! – пугал Калганов.

– Спокойно! – отрезвевший Вася встал. – Пробьемся через пелену!

Глава 8. ЛЮДИ, СПАСИТЕ НАС!

По двору шел участковый, сержант Лаптев. Жильцы воспрянули духом. В нем увидели долгожданного спасителя.

– Эй, сержант, подойди! Мы здесь! Спаси нас! – громко окликнул Вася. Сержант на окрик не отреагировал, и жильцов охватил неописуемый ужас.

Лаптев приехал из глубинки, влился в доблестные ряды милиции, жил в общежитии, хотел жениться на москвичке и вкусить прелести столичной жизни.

В приподнятом настроении, помахивая веточкой сирени и напевая песню о «бумере», сержант Лаптев шел в элитный дом, где проживала Марина, супруга начальника. Красивая женщина имела странность: ей казалось, что за ней следит маньяк, хочет ее изнасиловать – дома, в лифте, в супермаркете. И более нелепым был факт, что Марину пытались насиловать во время дежурства сержанта. Встречала в воздушном розовом халатике, с соблазнительной грудью шестого размера, пожирала взглядом, призывно водила отточенным ноготком по ярким, пухлым губкам. Лаптев краснел, потел, взгляд бился по стенам, как муха по стеклу, и него находило помутнение. Он обещал поймать преступника и проявить чувственное внимание к жертве насилия.

Именно такое случилось в этот день. Марина с волнующим придыханием заявила по телефону, что скоро объявится маньяк. Слезно просила о помощи. Лаптев перед трепетным голоском и видением розового халатика не устоял.

Сержант остановился у дома №19. Огляделся. Ничего тревожного не обнаружил. Окна открыты, оттуда лилась какофония из попсы и новостей.

– Эй, сержант, мы здесь! Спаси нас! – хором кричали пленники тарелки.

– Хорошенькое дело, – икнул Алексей Иванович. – Нам что, звездец?!

– Похоже на то, – согласился Калганов.

Все кричали, свистели, громко хлопали. Люлечка залилась лаем. Мимо.

Лаптев представил, как его сильные руки охватят розовый халатик, как прижмет Марину к мундиру, дрожь пробежала по телу, а когда фантазия разыгралась до неприличия, застонал. Пот катился по лицу.

– Жарко! – сказал сержант и вытер платком лицо.

– Ты, мент …! – Вася выругался, надеясь, что брань прорвет пелену. Если в критических ситуациях мат имеет силу, то сейчас оказался дыркой от бублика.

– Мы так исчезнем, никто не заметит! – истерично закричала Вероника.

– Кто муху замечает, если она исчезает? – сник Алексей Иванович.

– Мы в ловушке! – завопила Софья Федоровна, а такса, тоскливо тявкнув, спрятала мордочку на груди хозяйки.

Ужас охватил жильцов. А как же квартира, дача, имущество?! Все посмотрели на Кузьмича с упреком и немым вопросом: что делать? Тот спокойствия не терял, думал. Вероника стояла с грозным видом, в правой руке у нее была увесистая палка – только подойди, враз получишь по зубам.

– Писали же, исчезали целыми деревнями. Я так просто не сдамся!

– Глупости! – старался всех успокоить Хачатур. – Зачем мы им нужны?

– Опыты на нас будут ставить. Разберут органы, – завел старую пластинку Калганов.

– Опомнитесь! Пришельцы нам плохого не сделают! – призывала Нина.

Стать подопытным кроликом никто не хотел, а лишиться органов тем более. Всех охватил дикий страх. Забегали, пытаясь найти дыру, щелочку и выйти во внешний мир.

– Я пожалуюсь президенту! В ООН! – Софья Федоровна, как капризная девочка, топала ногами. – А все Профессор и эта вертихвостка! Гуманитарку привезли! Шиш вам!

– Вернется Профессор, все объяснит. Не надо паники! – кричал Сергей.

– А ну, тихо! – рявкнул Кузьмич. – Защитная пелена для того, чтобы даже комар не помешал общаться с пришельцами. Эх, умно придумано.

– Ну и общайтесь! Вы ответите за загубленную жизнь! – Хозяйка таксы сделала решительный шаг, но нога зависла в воздухе.

Иван Кузьмич брать грех на душу не хотел, отпустить Софью Федоровну не мог. Проход через пелену мог быть смертельным – растворишься в воздухе или упадешь каплей на землю.

– Уважаемый Профессор, спросите пришельцев, можем мы выйти? Не опасно пройти через пелену? – Кузьмич демонстрировал соседям бодрость духа.

Но Профессор пребывал в контакте с инопланетянами и на судьбоносный вопрос никак не отреагировал.

– Его завербовали. Он нас натурально кинул! – добил жильцов Калганов.

Все нервно засмеялись. Хотелось домой. В родные стены, с диваном и телевизором, нажитым имуществом, нереализованной заначкой. Пошли в баню инопланетяне с миссией. Ведь жили же – не тужили, так здрасьте, прилетели на одно место. Кто их звал? И чего от них ожидать? Да ничего хорошего!

Сержант Лаптев вышел из оцепенения, оглянулся, стараясь вспомнить, куда направлялся. Тряхнул головой: розовый халатик опять возник перед ним.

– Он уходит! Сделайте же что-нибудь! – истошно кричала Вероника.

– Без паники! – крикнул Кузьмич. – Кто герой? Кто спасет нас!

Тут лица разом стали безучастные. Поохали для виду и, уставились на Васю – кандидата в герои. Он семью не имел, в доме шаром покати, ему и терять нечего. Вася взгляды понял правильно, выразил желание – хорошо бы на посошок сто грамм.

Соседи посочувствовали, пообещали ящик водки после спасения. Мужики

твердо пожали руку, женщины пошмыгали носиками. Даже Люлечка прониклась трогательным моментом и облизала небритую щеку Васи.

– Молодец, сынок! – прижал к груди и расцеловал Кузьмич.

– Не поминайте лихом! – с бравадой попрощался Василий.

Вася победно поднял кулак, разбежался и прыгнул.

Его сильное тело прорвало пелену, оказался на свободе. Щель мгновенно захлопнулась. Жильцам оставалось уяснить: он существует или его призрак тенью бродит по двору?

А Вася резво подбежал к удаляющемуся Лаптеву и, встав перед ним по стойке смирно, перегородил дорогу. Глаза его сверкали и завораживали.

– Кто я? Узнаешь? – огорошил он Лаптева.

Вдохновенное лицо Васи требовало немедленного ответа. Лаптев снял фуражку, помахал перед лицом. На глупый вопрос отвечать было лень.

– Петров, тебе в участок захотелось? – сказал он с досадой.

Образ Марины в розовом халатике и призывающей улыбкой улетучился. Появление Васи сбило рефлекторные желания. Не дай бог начнет дурить, тогда придется тащить его в участок.

– Это я! Я! – радостно засмеялся Вася, бил себя по груди.

Сержант косо посмотрел на Петрова. Тот вел себя необычно. Радовался, будто ребенок, нашедший отца. Рвался обнять и прижаться к груди, но суровое лицо сержанта встало стеной и родство не признавало.

– Век бы твою помятую рожу не видеть, – сказал Лаптев. – Денег не дам.

И что странно, прямо на глазах Лаптева менялся облик Васи. Исчезла помятость, спадала опухлость, глаза прояснились. Непонятная сила исходила от Петрова, хлынула на Лаптева, словно шандарахнули дубиной.

– Ты на синяк не смотри. Это Танька засветила бутылкой. Но я прощаю.

– Синяк не вижу. Лечиться тебе надо!

– Да не пьян я! Понюхай! – Вася щедро дыхнул, окутав сержанта чудным ароматом. Закружилась голова. – Я есть! Я существую! Жизнь – прекрасная штука! А идти к коварной женщине не советую. Пойдем к летающей тарелке.

От внезапно появившейся тревоги у Лаптева перехватило дыхание.

«Здесь что-то не так. Откуда он знает, куда я иду?» – подумал Лаптев.

Петров Василий ясновидцем не был. Во время боев за речкой попал в плен к моджахедам, отказался менять веру и был сброшен в овраг. Он чудом выжил, покалеченный двое суток полз до своих. В госпитале лечили, признали психическое расстройство, отправили в дурку. Василий тесно общался с людьми, лечащимися от иностранной политической заразы, в долгих и жарких спорах набрался ума-разума и выработал собственную философию.

Василий в пьяных застольях горячо утверждал: русская душа ранима и чувственна. Душа любит свободу, борется с несправедливостью, тяготится мирскими проблемами, пьет от тоски регулярно, а от пьяной головы все революции. Душа русского человека космос с тайнами и загадками, ищет путеводную звезду в виде великой идеи.

Правое веко сержанта задергалось в нервном тике. В глазах у Василия вспыхивали радостные искры, и все это цепляло и пугало сержанта.

– Какая женщина? Какая, к черту, летающая тарелка? – негодовал Лаптев.

– Замочить она хочет старого козла. Прибрать его богатства. Выбрала тебя. И прощай жизнь молодая, загубленная. Но мы тебе поможем!

Сержант передернулся. В нерешительности посмотрел в сторону элитного дома, а когда вернул взгляд, Петров как сквозь землю провалился.

Кто и как спасет Лаптева, Василий не уточнил. Он сам не понял, что сказал. Но нам видится, что инопланетяне постарались. Лаптева застукали в объятиях грешницы. Охрана накостыляла. Сержант достал пистолет, нажал на курок, да осечка вышла. В тюрьму не сел, уволили.

А Вася вновь прорвал пелену и вернулся к тарелке.

– Мы есть! Мы существуем! – обрадовал всех Вася.

У жильцов на душе отлегло. Они живы! Они существуют! Инопланетяне наши верные друзья. Вася помолодел, шрам вытянулся в нитку, исчезли морщины. Радость жильцов длилась недолго, улетучилась, когда услышали разгульную песню, звучащую по выходным. По двору шли работники ЖЭКа: сантехник Федя и электрик Коля, а это было пострашнее, чем инопланетяне.

Колю и Федю держали на работе по причине дефицита мастеров. На их воскресные загулы, именуемые «релаксацией души», смотрели сквозь пальцы. Выходили в понедельник с трясущими руками; упираясь мутным взором в плинтус, виновато молчали, а начальник призывал одуматься и остепениться. Выплеснув негодование, начальник, который и сам был не без греха, давал деньги на бутылку пива, и трудовая неделя начиналась успешно.

Сейчас два сапога – пара законно гуляла. Коля дурашливо запевал, Федя фальшиво подхватывал. Дуэт встал напротив тарелки. Надежда жильцов, что их не увидят, не оправдалась. Неизвестно, какой силой обладает пьяный взгляд, но пелену пробили и жильцов узрели.

– О! Какая публика! Наше вам с кисточкой! – дурачился Коля.

– И вантузом по голове! – паясничал Федя.

– Федь, они принимают, а нам не наливают? – покачивался Коля.

– Мужики, вы чего? Идите куда шли! – Вася попытался отправить «пару сапог» восвояси. Но они рванули сквозь пелену и встали перед тарелкой.

– Федь, это аттракцион? – Взор Коли узрел: тарелка взлетала и падала.

– А почему не доложили? – выдохнул перегаром Федя, раскачиваясь вперед-назад и пытаясь понять, что за чудище качается перед ним.

– Вражина! – Коля звучно икнул.

Концентрация паров спирта в воздухе превысила допустимую норму, по корпусу тарелки побежали красные огни габаритных фонарей, взвизгнула оглушающая сирена. Все готовились броситься прочь, но подул спасительный ветерок, рассеял алкогольные выхлопы и огни погасли.

– Вантуз! Большой! – определил непонятный объект Федя.

У Коли вместо свиста получилось шипение, замахал руками, отгоняя наваждение. Окосевшие глаза «сапог» не давали надежды на понятие объекта.

– Щас получит! – Федя сжал кулаки, двинулся к тарелке. Размахнулся на неприятеля, но рука и тело полетели под днище тарелки, Федя грохнулся на землю, крикнул: «Сволота!» – и грязно выругался.

Коля не отстал, захотел показать удаль молодецкую, схватился за березку, номолодцемойные русских богатырей ладони, словно смазанные маслом, скользнули по стволу, и он упал рядом.

Вася и Хачатур бросились их поднимать. Пара кряхтя, сопротивлялась, с перекошенными от злости лицами рвалась в драку. Им с трудом объяснили, что это за тарелка, и с какой целью прилетела.

– И давно стоит? – тяжело ворочая языком, поинтересовался Федя.

– Три часа как будет, – ответил Хачатур. – Есть возражения?

– Стоянка машин оплачивается, – забычил Коля. – Территория ЖЭКа.

– Пусть платят или бутылку коньяка! – в опьянении паясничал Федя.

– Мужики, вы чего? Они прилетели нас спасать, а вы денег требуете! – взывал к их разуму и совести Вася.

– Пусть платят! Нам по фене. Перед ЖЭКом все равны!

– Точно, Федь! Туфта все это! – заорал Коля и ударил ногой по стойке.

Такого хамского отношения корабль стерпеть не мог. Побежали по кругу красные огни, кинжальные лучи света вырвались из корпуса, вой сирены заставил Федю и Колю пасть на колени.

– Чего это он? – вращая отрезвевшими от ужаса глазами, спросил Федя.

– Сейчас вас, недоумков, лазером сожжет! – припугнул Вася.

– Инопланетяне пьяных и дураков прощают. Поняли, с кем имеете дело? – Иван Кузьмич спросил бледных и поникших Федю и Колю. – Профессор с ними в контакте. Они прилетели Россию спасать!

– Ну-у-у! – протянул Федя. – Вы че, серьезно?

– А то! Вы знаете, кто мы? Спасатели! – ерничал Алексей Иванович.

– Ух, ты! Мы тоже хотим быть спасителями! – обрадовался Коля.

– Машину дадут? Зарплата в валюте или деревянными? –загорелся Федя.

– Выкуси! – Алексей Иванович для верности с двух рук показал по кукишу. – Как юродивые будем возрождать души и глаголить про заповеди!

Алексей Иванович сожалел, что оказался в гуще событий. Ведь говорила жена: не пей, а если выпил, из дома не выходи. Лежал бы сейчас на старом, как он сам, диване, смотрел футбол, пил пиво, горький вкус которого напоминал о несостоявшейся жизни. Вместо того, чтобы совершить праведный суд над теми, кто довел страну до ручки, воровал, наживался на чужих страданиях и мучениях, пришельцы их обязывают вернуть грешников на путь истины, простить и возродить их заблудшие души.

Это же форменное издевательство!

Прежде чем Россию спасать, души возрождать, спросите с тех, по чьей вине он и десятки миллионы людей прожили тусклую, мерзкую жизнь, сколько распавшихся семей, разрушенных судеб и неисполненных мечтаний, а сколько погибло в бандитских разборках, сгинуло в лихое время, а сколько человек наложило на себя руки – не счесть.

– А пить, курить можно? – не унимался Федя.

– Как монахи будем жить. Каша и вода. Ты будешь спасителем, или тебя расщепят на атомы. Выбирай! – пугал Алексей Иванович.

– Молчать! Превратили страну в базар. А где ваша христианская вера? Где русская душа? Где идея? Без них русский человек страну потеряет! Сколько еще терпеть и молчать? За родину обидно! Спасать Россию надо!

– Кто решил, что русский человек спасет мир? – ополчился Федя.

– Если не мы, то кто? Русский народ всегда был спасителем! Видно, дела совсем плохи, если прилетели. Знают, какой народ духом и верой силен! Кому доверить спасение планеты. Соседи дорогие, возродим свои души, будем любить и прощать! Просто, бескорыстно, как Бог велел!

– Прощали, терпели и ничего хорошего не увидели. Кто был ничем, тот и остался тем! – с обидой сказал Алексей Иванович.

– Ты, Алексей Иванович, их прости. По-русски, от души. Возродим души, будем любить и прощать! Пришельцы дорогие, мы от миссии не отказываемся. Выходите!

Глава 9. 2045

На столицу надвигался теплый майский вечер. Запах расцветшей сирени кружил голову, тополиный пух плавал в лужах, грани колонны поблескивали в лучах солнца, двуглавый орел величественным взором, проходил сквозь время и пространство, через бескрайние просторы, обозревал необъятную державу.

Профессор, приложив ладони к корпусу тарелки, стоял с закрытыми глазами, только иногда по задумчивому лицу пробегала радостная улыбка и с уст слетало: – «Ах! Ах! Как это прекрасно!»

Жильцы по собственному желанию выразили знаки гостеприимства. Из имеющихся припасов накрыли богатый стол: в центре стола поставили две супницы: в одной рассыпчатая гречневая каша с мясом, а в другой наваристый борщ. Вокруг тарелки с малосольными огурчиками и квашеной капустой, вареная картошка с аппетитными кусками серебристой селедки и кружками репчатого лука; яркими пятнами выделялся винегрет и селедка под шубой, блюдо с тонкими кусочками украинского сала, принесенного Вероникой, и нарезка сырокопченой колбасы. Из спиртного – бутылка армянского коньяка, ее принес Хачатур, а Калганов сбегал в магазин за бутылкой «Столичной» и тортом «Московский».

Однако накрытый стол ни радости, ни аппетита не вызывал.

Алексей Иванович, Федя, Коля, сидели за столом трезвые, с хмурыми лицами оглядывали богатый стол. Они заворожено смотрели на бутылки спиртного, которые магнитом притягивали взор, но выпить не хотели. Мистика! Иван Кузьмич понимал, под воздействием каких сил и посмеивался про себя.

Женщины сидели напротив, шептались, строили догадки, какие из себя пришельцы, понравятся ли им угощения.

Нина принесла из дома одеяло и накрыла сына: Виктор все еще спал в коляске, с ангельской улыбкой, обнимая стойку.

Иван Кузьмич стоял с флажком и упорно ждал пришельцев. Калганов раздумывал о дальнейших действиях. Следовало сообщить конторе, какой бред нес Профессор, но было рискованно отойти. Пришельцы могли явиться в любой момент. Он решил дождаться Профессора и получить новую информацию.

Вася и Хачатур продолжали изучать корабль, высказывали соображения о его летных качествах, делали предположения, с какой планеты он прибыл.

Все с тревогой ожидали дальнейшего развития событий.

– Что головы повесили, молодцы?! Нас ожидает жизнь, полная славных побед! За нами Россия, отступать некуда! – Кузьмич раздражал энтузиазмом.

Они хмуро посматривали на ветерана: нам бы твою энергию – и сдерживали возмущение. Оно формировалось в мысли, требовало словесного выражения. Профессор втянул их в авантюру, ничего не объяснив. С пришельцами общается, на глазах молодеет, что аж завидно. А что будет с ними?! Во что ввязались и как с достоинством выйти из положения.

– За доверие спасибо! – оценил Алексей Иванович. – Но Россию есть, кому спасать. Президент, Правительство, Дума в конце концов. Пусть законы принимают, души возрождают. За это деньги получают немалые. Что с простого народа взять? На что нас, несчастных, обрекать?

– Точно! Мне миссию выполнять или протечки устранять? Как начальству и жильцам объяснишь? – поддержал Федя.

– Что за миссия, если водки не выпить? Мы не оппортунисты, нам пожить охота! – Коля вспоминал оппортунистов, когда заканчивались аргументы.

– Нас даже не спросили. За людей не посчитали. Разве так можно? Где свобода и демократия? – поддержала Софья Федоровна.

– Можно! В добровольно-принудительном порядке. Иван Кузьмич нас выстроит в шеренгу, и ать-два, пойдем спасать Россию! – Калганов засмеялся.

Соседи иронию не поддержали. Грустно вздохнули. Иван Кузьмич и в шеренгу построит, и ползти заставит. С него станется.

– Что вы обижаетесь, нашего согласия не получили, нас за человека не считают, как нам жить без водки и селедки? – не выдержал Вася.

– Люди, я вас поздравляю. Перед вами, спаситель Василий, готовый отдать жизнь неизвестно за что! – юродствовал Алексей Иванович.

– А как же работа, а на что жить? – возмутилась Вероника.

– Главное, чтобы у нас было желание, а народ нам поможет. Мы должны поверить в себя! – сказал Хачатур.

– Эх, до чего мы дожили! Люди, где ваша душа? – Мария Ильинична укоризненно оглядела соседей. – Вы что, веру свою забыли? Любовь к ближнему! Бог покарает вас за безверие!

Жильцы засмущались, опустили головы. Закончилась перепалка, выплеснули негатив, успокоились, стало стыдно за свои слова.

Вышла из подъезда расфуфыренная Томочка, вся в красном, с лицом, делающим одолжение всему живому. Стуча высоченными каблуками, подошла к тарелке, оглядела, постучала пальцем по корпусу, усмехнулась:

– Эта консервная банка – летающая тарелка?

– Да. Ты – супер! Пришельцы обалдеют. Останься, – сказала Вероника.

– Не могу! Бандитский наезд на пивнушку. И чего они хотят?!

– Они прилетели нам помочь спасти Россию!

– Видно, на бошку слабые! Что нам так не везет? Профессор что делает?

– Инструкции получает. Мы спасители, – сказал Вася.

– Это ты – спаситель? Умора. Герой налитого стакана.

– Завязал, – Ясные очи Васи поразили Томочку. – Профессор – президент страны, а мы его помощники. – Вася подмигнул Кузьмичу.

– Вы чьё, серьезно? – Томочка косо посмотрела на Ивана Кузьмича.

– А то! Ты думаешь, чего стоим? Профессор скоро объявит должности.

– Дурдом! Президенту привет. – рассмеялась Томочка.

Вскоре Профессор вышел из оцепенения. Глаза задорно искрились, весь дышал оптимизмом, что жильцы ощутили, как заряд духа и энергии пробежал по их телам.

– Друзья мои! Я видел чудо! Это потрясающе! И оно случится благодаря нашим стараниям и любви к родине!

– Вы в сговоре с пришельцами! – прервал пафос Профессора Калганов.

– Ученые сказку лепят, народ дурят! – согласился Алексей Иванович.

На них гневно зашикали: не портьте торжественность момента, дайте Профессору слово сказать, хоть на мгновение вырваться из этой опостылевшей жизни, окунуться в сказку, а там разберемся.

– Друзья мои! Соратники! – профессор вскочил на скамейку. – Они перенесли меня в будущее, показали возрожденную Россию через пятьдесят лет. Я увидел прекрасные города, ухоженные села, сильную и здоровую молодежь, счастливых пенсионеров в санаториях. Наш народ творит грандиозные дела, покоряет космос, совершает научные открытия! Наша страна гипердержава! На планете нет больше войн. Европейские страны добровольно вошли в состав России. Нашу державу омывают четыре океана. Вот такой станет Россия! – с одухотворенным лицом описал несбыточное будущее Профессор.

На мгновение воцарилась тишина, все осмысливали сказанное, первым конечно, отреагировал Иван Кузьмич:

– Ура! Слава России! Исполнилась мечта великого Петра! Россия стала державой четырех океанов. Ура! Виват, Россия! Виват!

От крика взлетела стая голубей. Шумно захлопали крыльями, пролетели над жильцами, приветствуя будущих спасителей. Это было символично.

– Ура! – раздался детский звонкий голосок.

Все оглянулись. Проснулся Витюша, с радостной улыбкой махал руками.

– Боже! Боже мой! Он произнес слово! Это чудо! Это все пришельцы! – ошеломленная Нина с Сергеем бросились к сыну. Нина подбежала к коляске, упала на колени, целовала сына и плакала от счастья, а Сергей весь дрожал.

– Ура! Ура! – кричал Витюша.

Иван Кузьмич протянул мальчику российский флажок. Витюша ладошкой схватил древко, радостно засмеялся и замахал над головой.

Радость родителей была неописуема: мальчик сказал слово. Пусть не «мама» и не «папа», но – слово. Слово победное, славное! С ним миллионы защитников Отечества шли в атаку, побеждали врагов.

Жильцы потрясенно смотрели на Витюшу. Они очень любили мальчика, во время прогулок разговаривали с ним, дарили подарки. Женщины от радости всплакнули, мужчины выдохнули, и все поверили в неземную силу пришельцев и возложенную на них миссию.

– Профессор, продолжай! – подбодрил Кузьмич.

– Страна развивается, – продолжал Профессор. – Мы летаем на Луну и Марс, там построим высокотехнологические заводы. Создаем и осваиваем новые производства. Выращиваем экологически чистые продукты. Все средства направляются на благосостояние народа. Здоровый образ жизни, полезные продукты, развитая медицина – секреты долголетия. Счастливый народ творит и созидает светлое будущее! – Профессор перевел дыхание, оглядел соседей.

– Ни фига себе! – брякнул Коля.

– Офигеть! – вырвалось из Феди.

– Нет, точно нас дурят! Профессор их шпион… – сказал Калганов.

– А что стало с америкосами? – подколол Алексей Иванович.

– Если в прошлом воевали северяне и южане, то сейчас не смогли выбрать президента, началась война между партиями. Страна распалась на две части. Там нищета и голод. Мы посылает туда гуманитарную помощь. Население эмигрирует, у нашего посольства стоит очередь.

– Вот их хваленая демократия! Есть правда на свете! – крякнул Иван Кузьмич, закрутил буденовские усы. Невзлюбил он америкосов, хотя братался в Берлине, но после Хиросимы и Нагасаки осознал их двуличную политику.

– А как мы достигли этого? – спросила Мария Ильинична

– Благодаря нашей миссии и мудрому руководству нашего Президента.

– Бред! Не верю! Нынешнего? – съязвил Алексей Иванович.

– Нового, молодого. Зовут его Владимир Владимирович. Он наведет в стране порядок. Народ поверит его планам и поддержит. Олигархи передадут дворцы и особняки государству. В них откроют санатории, оздоровительные центры для пенсионеров и детей. В отпуск россияне ездят по миру, отдыхают в пятизвездочных отелях, совершают туристические поездки на Луну и Марс. Народ с радостным чувством встречает новый день!

– Профессор, от ваших сказок мозг плавится. Машина времени дала сбой, страну перепутала? – ерничал Калганов.

– Ему кино показали, а он, лох, купился, – глумился Алексей Иванович.

– Точно! Хрень какую–то несет! – поддержал Федя.

– А ну тихо! У нас что, не может быть такого? – заступился за прекрасное будущее Профессора Кузьмич.

– Не может! Они бухие! – заржал Коля.

– Головы нам морочат, чтобы согласись. Тарелка залетная! Вражеская! В какой год вас забросили, Профессор? – допытывался Калганов.

– В 2045-й.

– Хорошенькое дело! Мы, значит, Россию спасем, жизни отдадим, а сами ничего не увидим? Люди! Зачем нам в это впрягаться? Что с этого мы будем иметь? – вносил смуту Калганов.

– Ради наших потомков и великой страны! – воскликнул Иван Кузьмич, патриот и добрый человек. – Нам не довелось, так пусть молодые поживут!

– А вот и нет! Мы будем жить в это время, – огорошил всех Профессор.

Наступило тягостное молчание. Сказанное Профессором, было так неприемлемо и неосуществимо, что невозможно было сразу возразить, и было похоже на откровенное издевательство.

– Ну, хватит! Нас за идиотов принимают! Эта канитель мне надоела! – взорвался Алексей Иванович и ударил кулаком по столу.

– Профессор, вы далеко зашли! За слова ответите! – пригрозил Калганов.

– Пора Профессору мозги вправить! – сжал кулаки Федя.

– Настучать по кумполу! Оппортунист хренов, за туфту получишь! – Коля с воинственным видом пошел на Профессора.

– Подожди, дай Профессору досказать! – преградил ему дорогу Хачатур.

– Тихо! Кому угрожать вздумали? Профессору! – осерчал Иван Кузьмич.

– Хватит чушь нести! Где доказательства? – кричал Федя.

– Его завербовали. Деньги дали. Нас агитирует, – настаивал Калганов.

– Профессор, сколько в долларах? Скажите! – допытывалась Вероника.

– Врет он все! Оппортунист интерес имеет! – упорствовал Коля.

– Профессор честный человек! – защищал друга Хачатур.

– Ну да, святоша. Кузьмич, ты о честности говорил, разве столько живут? Скажи, мы тебе верим, – припер фактом Федя.

Все вонзили в Ивана Кузьмича негодующие взоры, требовали ответа.

– Профессор, мы вам верим… Гм.. Но с инопланетянами вы перемудрили. Даже дети знают, человек столько не живет, – глухо сказал Кузьмич.

– Благодаря правильному образу жизни, экологически чистым продуктам, занятиям спортом, медицинской профилактике: люди проживут больше ста лет! Люди станут добрее, будут любить друг друга.

– Значит, вы нас видели? – разозлился Алексей Иванович.

– Видел. Правда, вы постарели.

– Это и ежу понятно. И что я делал? Скажите народу правду.

– Да, да, – поддержал Алексея Ивановича разнобой голосов.

– Расскажу, ничего не скрою, – Профессор закрыл глаза. – Вы, Алексей Иванович, сидите на балконе восьмидесятого этажа, пьете лечебное пиво, к вам подлетел на вертоплане Степаныч, вы обсуждаете рыбалку на Байкале.

– Попался! Такого быть не может. Наш дом семнадцатиэтажный.

То, что Степаныч подлетел на вертоплане и они оба полетят на Байкал, рыбу ловить, его не озадачило, а этажность дома вызвала беспокойство.

– Может. Построят новый дом в сто этажей, со всеми удобствами и зеленной экологией.

– Профессор, нехорошо смеяться над пожилыми людьми, – закудахтала Софья Федоровна. – Нельзя же так. Имейте совесть.

– У каждого сад с огородом в сотку, выход с балкона. Там и деревья, и огурчики, помидорчики. Вечерний полив по графику.

Фантастическое описание будущего закинуло соседей на грань безумного потрясения.

– Охренеть! – вырвалось у Феди. – Полив – виртуальный?

– Реальный. А за садом гараж для вертоплана. У каждого свой.

– Бред! Профессор глумится! – брызгал слюной Алексей Иванович.

– Он туфту гонит, а вы уши развесили! Гнать Профессора! – возмущался Калганов, призывая соседей к физической обструкции Профессора, но тот его не слушал, описывал видение, не реагируя на выпады.

– Иван Кузьмич на праздновании столетнего юбилея Парада Победы на Красной площади. Он сидит в ложе почетных гостей, рядом с президентом!

– С Владимиром Владимировичем? – с надеждой спросил Иван Кузьмич.

– Да!

– Ура! – засиял Иван Кузьмич.

– Исполнится мечта Вероники. Она будет директором рынка!

– Йес! – обрадовалась Вероника. – Профессор, я вас люблю!

– А меня? Меня? – кинулся к Профессору Калганов.

Профессор открыл глаза, посмотрел на него, отвел печальный взор.

– Профессор, почему вы замолчали? Скажите! – не отставал Калганов.

– Извините, но вас в будущем не вижу.

Сердце Калганова пронзила острая боль. Он отшатнулся, побледнел, на свинцовых ногах отошел к дереву, нервно закурил.

– Подождите! Дайте разобраться! Это сколько надо отпахать до пенсии?! – разъяренный Федя вопросом пригвоздил Профессора, как бабочку к стене.

– Ха-ха! – дико засмеялся Коля. – Инвалидом станешь.

Профессор с искренней улыбкой поднял руку, призывая к спокойствию.

– На пенсию выходят в пятьдесят, работают по желанию. Наслаждаются жизнью, путешествуют, заботятся о здоровье, участвуют в общественной жизни. Такая прекрасная жизнь будет у граждан в две тысячи сорок пятом году.

Наступило звенящее молчание. Все замерли. Время остановило бег. Сознание отказывалось верить! Неужели так будет? Это же издевательство! Глумление над человеческими чувствами! Это что – коммунизм наступит? Дожили! Не зря жизнь прожили! Пенсия в пятьдесят! Живи сто пятьдесят лет! Гуляй, где хочешь! Лечись в шикарных санаториях! Путешествуй по шарику! Летай на Марс и Луну! Господи-и-и! Да может ли быть такое? Может! У нас новый Президент! Да здравствует наш Президент! Ура-а!

Счастье ошейником перехватило горло и казалось, что никто не дышит. Это состояние длилось тревожно долго. Профессор забеспокоился за соседей.

– Друзья мои, очнитесь! Я вам описал только часть будущего. Все это у нас будет, если мы выполним миссию.

– Опять бардак! Все отдыхают, работают, когда хотят. Центробанк что, забыл выключить печатный станок? – вернулся в реальность Алексей Иванович.

Профессор одарил загадочной улыбкой:

– А денег нет.

– Как нет? – зашептали очумевшие соседи, – Как нет? Что с ними стало?

– Профессор, за базар отвечаете! А где же деньги? – требовал Калганов.

– Их нет. Нет – и все, – сиял Профессор.

– Совсем нет? – недоумевал Иван Кузьмич.

– Совсем-совсем!– твердо сказал Профессор.

– Что, опять дефолт? – взвизгнул Алексей Иванович.

– Я же говорила, гречку надо покупать! – завизжала Софья Федоровна.

– И доллара нет? – Вероника закатила глаза, смертельно побледнела.

Все узнали, в какой валюте она хранит сбережения. Жильцы с ненавистью смотрели на Профессора, виновника исчезновения денег, готовые живьем порвать на куски.

– Доллара тоже нет. Нет никаких денег.

– Он точно издевается! Что за оппортунизм? – негодовал Коля.

– А как же Земля вращается? Как? – обмякшее тело Вероники собиралось прилечь на землю, но ее подхватил Федя.

– Да уж, Профессор, объясните нам, тупым и убогим, как народ без денег жить будем? – Калганов подталкивал Профессора к краю пропасти.

– Опять талоны! Опять очереди! Не хотим такого будущего! Пусть инопланетяне улетают! Не надо нам миссии! –бушевал Алексей Иванович.

– А пенсия? Как без денег?! Как жить? – волновалась Мария Ильинична.

– Это анахронизм. В новом столетии – новая жизнь. Придет эра свободы человека. Нет денег – нет войн! Мир на земле обеспечен. Деньги – зло мира!

Заявление Профессора было подобно взрыву атомной бомбы в черепушке. Жильцы закачались, схватились руками за головы, боялись, что ударной волной мозги вывалятся и их бездыханные тела упадут на землю.

Рушились основы мироздания, существовавшие тысячелетия.

Нет денег! Нет денег! Господи-и-и, что творится?! Доколе можно издеваться над несчастным народом? А как жить? Как определить, кто беден, кто богат, где социальная иерархия, чем показать свое превосходство и как унизить другого?

Жильцов поставили к стенке, под барабанный бой у них билось в голове:

– Не будет денег! Не будет денег!

– Не хочу жить без денег!

– Лучше умереть, чем жить без денег!

Смятение охватило жильцов. Побледнели, требовали сочувствия.

– Кузьмич, Христа ради, разреши выпить! – взмолился Алексей Иванович. – Видит бог, мы стойко держались, но после таких слов свихнемся!

– Спаси нас, Кузьмич! Жизнью будем должны! – уговаривал Коля.

Клика оппозиционеров с надеждой ожидала великодушия Кузьмича. Тот проникся их состоянием, побоялся неадекватных действий, кивнул. В мгновение ока открыли бутылку, с постукиванием горлышка о края граненых стаканов разлита водка и без лишних слов, одним вдохом выпита. Лица покраснели, глаза ожили, дрожь в руках прекратилась. Наступило блаженство.

– Профессор, гноби дальше! Нам уже ничего не страшно, – заявил Федя.

– Только скажите, как же будем жить, – взмолилась Софья Федоровна.

– Прекрасно! Вместо денег будут жетоны. Они будут в жетоноавтоматах. Захотел что-то купить – взял жетон, купил, сдачу положил обратно.

– Твою мать! – ухнул Алексей Иванович. – Чем вам деньги не угодили? Хрустящие бумажки. Зеленные, красные, желтые, синие…

– Это надо додуматься. Пришельцы над нами издеваются. Жетоны – как грязь на улице валяются! – взбесился Калганов.

– Довольно! Я схожу с ума! – воскликнула Софья Фёдоровна.

– Украдут! Все жетоны украдут! – затрясся Федя.

– Ударим матом по жетоноавтоматам! – срифмовал охмелевший Коля.

– Зачем их красть? Жетоноавтоматы будут стоять на каждом углу, – искренне удивился Профессор. – Бери, покупай, что хочешь и сколько хочешь. Все для человека. Моральный уровень и сознание граждан будут высокими, лишнего не возьмут. Не будет денег – исчезнут пороки! Не надо обманывать, красть, давать взятки. Чиновники станут работать честно. Исчезнет преступность: если нет денег, зачем грабить, похищать людей, убивать? Не будет насилия, краж, пьянства, наркомании. Не будет ни богатых, ни бедных. Все будут равны и счастливы. Люди заживут спокойно, без нервов, у кого занять до получки, исчезнут заначки, любовь воцарится в семьях.

– Люди станут жить как при коммунизме! – дал оценку Иван Кузьмич.

– Да за такое будущее жизнь отдам! – восхитился Вася.

Все дали волю фантазиям, окунулись в будущее, накупили много лишнего и ненужного. Но приятные мечты нарушил безумный хохот Алексея Ивановича.

– Не будет такого никогда! Не будет! Профессор – засланный казачок! А пришельцы – мошенники! – Все испугались его отчаянных, безумных глаз.

– Точно! Вербуют нас на вечное рабство! – согласился Калганов.

– Профессор – оппортунист! Бей его! – бросил боевой клич Коля.

Глава 10. СТАРЕЦ

Внезапно на тарелке ярко засветились габаритные фонари, заиграл торжественный марш.

Бесшумно отошел люк и завис в воздухе. Благоуханная смесь ароматов розы и ладана повеяла на замерших в настороженном ожидании жильцов.

Из люка выплыл розовый шар. Оторопевшие лица жильцов накрыло глубочайшее разочарование: кого угодно могли ожидать, от робота до ужасного чудовища, но чтобы шар, да еще розовый. Несолидно для инопланетян. Шар облетел бледных жильцов, изящно лавируя между ними, и они чувствовали, как пронзал их взглядом, как всевидящее око, от которого не укрыться, изучал их сущность. За шаром шлейфом шел чудный аромат, от которого тело было невесомым, и кружилась голова.

– Охрана… проверяет… – прошептал Вася.

Шар пролетел над накрытым столом, на еду, внимания не обратил, это было обидно: зря старались, что ли? Завис у люка.

Соседи ожидали объяснений от Профессора. Несерьезно все это, что за шарик перед глазами крутится, ввергает народ в непонятное беспокойство.

– Ждем старца! – сказал Профессор, чем еще больше изумил соседей.

Все стали гадать, если розовый шар – охрана, то какой из себя старец? Какой формы и цвета? Становилось забавно, все равно что играть в наперстки, крутится-вертится перед глазами, а какой шарик и не знаешь!

Из люка появился второй шар, теперь желтый, и встал с другой стороны. При виде разноцветных шаров, Коля прыснул. Федя, зная его веселый нрав, носком правой ноги врезал ему по лодыжке. Коля ойкнул и смех подавил.

Шары закружились, наращивая обороты, и ветерок обдал вспотевшие лица жильцов. Зарябило в глазах, от волнения пересохло в горле. От вращения шаров потянулись вниз две воздушные струи. Они зацепились за землю, закрутились воронкой, поднимая пыль, – и соткались в фигуры молодых людей, с ангельскими лицами, синими глазами, светлыми волосами, спадающими на плечи. Ну, прямо неописуемые красавцы! Юноши были одеты в белые балахоны, схваченные на поясе широким ремнем.

Жильцов поразил их взгляд. Он пронзил в самое нутро, почувствовали, как внутри зашевелилось что-то, стало легко, и внутри осветилось чистым светом. Они поняли, взгляд пронзил их в самую душу. Светлый, чистый, неземной, он источал всепрощающую любовь. Жильцы внезапно ощутили себя молодыми, без болячек, кожа разгладилась, заиграли силой мышцы, глаза стали острее видеть. Ощутили, как позабытое чувство любви наполняет их сердца.

Пришельцы парили в воздухе, сложив руки на груди, оглядывали жильцов. Сноп света вырвался из люка и ослепил их.

Все невольно зажмурились, склонили головы. Теперь из недр корабля выплыл белый шар. От него исходило трепетное свечение. Внезапно, словно затмение, нашло на жителей. Очнувшись, они увидели благообразного старца с величественной седой бородой, длинные волосы двумя крыльями лежали на плечах. Ясные голубые глаза смотрели с любовью и всепрощением. В руке у старца был посох, почерневший и отшлифованный до блеска. На старце был балахон желтого цвета, на груди, поверх одеяния, висел овальный медальон из непонятного материала, со звездой внутри. От него исходили лучи. Старец оглядел жильцов, степенно кивнул. Он был среднего роста, но встречающие жильцы почувствовали себя карликами. Над головой старца образовался светящийся золотистый нимб.

– Христос воскресе! – возвестил старец.

– Воистину воскресе! – проникновенно откликнулись жильцы.

– Хвала Богу и дню, встречающему нас! Мир и счастье вашему дому! Пусть ваши возрожденные души, ваши невзгоды и лишения послужат спасению России. Решением Высшего синода Профессор выбран Избранником, наделен полномочиями. Избранник обладает даром возрождения. У него объявится помощник, который поможет вам.

Старец дал знак, и один из ангелов-хранителей, подлетел к Профессору и надел на него такой же медальон, засверкала лучистая звезда в овале.