Таточка

Пролог

Темнота. Тело уже привыкло к холоду. Ноги затекли стоять в кирзовых сапогах. Таточка дежурила у блиндажа уже три часа, вслушивалась в чёрное ночное небо. Казалось, время остановилось. Иногда она уже не понимала, сон это или явь… Может сейчас откроет глаза, и окажется это всё было страшным наваждением? В комнату заглянет мамочка, поцелует в макушку и позовёт на завтрак. Вся семья соберётся в гостиной, нянюшка принесёт горячую кашу, свежеиспечённые оладушки с яблочным вареньем. А потом она пойдет в сад читать роман Дюма. Сядет в теньке под яблоню, вытянет свои стройные ножки… Так Таточка обычно делала в воскресенье.

– Мамочка! Мамочка! Папочка… – Прошептала в тишине девушка. Взор её устремился в небо, как будто, хотела передать им свою тоску, свою любовь.

– Как вы там? Как ты мамуля? Как папуля? Скучаете по мне?

Это был не сон. Это была жестокая реальность, которая настигла людей. Настигла внезапно, настигла воем сирен, которые оповещали, что на русскую землю ворвался враг. Никто не был к этому готов. И Таточка, которая росла как цветочек, оберегаемый от всего плохого, воспитанная в любви, доверии к этому миру, совсем не была готова к таким суровым условиям.

За последние два года, она единственный раз плакала, когда уезжала с Татарстана. Но это было её чёткое решение. После первой блокадной зимы, когда запустили трамваи и запустили водопровод, всё равно было тяжело, так же мало продовольствия. Оставаться ещё на одну зиму и ждать конца войны было большим риском. Уйти на фронт она запланировала ещё до эвакуации. Просто необходимо было вывести маму из города, чтобы она могла спокойно прожить зиму без этого страшного голода. Летом 1942 года они с мамой переплыли Ладожское озеро и отправились в Татарстан. В январе 1943-го она прямиком поехала в Москву, а мамочка осталась там дожидаться окончания войны. Впервые в жизни Семья Родионовых была разлучена. Им предстояло пережить разлуку и просто выжить…

Глава 1 Семья Родионовых

Что такое семья? Это союз людей, которые однажды решили, что их жизненные ценности схожи, есть общие интересы и можно заключить брачный контракт. Или это что-то возвышенное? Или может это какое-то необъяснимое явление общества? Можно ли назвать семьёй ячейку общества, состоящего из одного человека? Возможно в каком-нибудь далеком будущем так и будет, когда жену сможет заменить искусственный интеллект, а друга – робот.

Иногда, войдя в квартиру, ты сразу можешь почувствовать этот запах Семьи – пахнет нежностью или злостью, уважением или презрением, может немного усталостью или воодушевлением…

Стоило зайти в прихожую к Родионовым, чувствовался сладкий запах любви, смешанный с нежным ароматом домашних роз, герани и чистых полов. Большое зеркало притягивало к себе и так и звало полюбоваться на себя, аккуратно снять верхнюю одежду повесить в шкаф, уличную обувь поставить в обувницу, дальше пройти в гостиную, и увидеть большое светлое окно с домашними цветами. Слегка отодвинуть легкие занавески и насладиться видом на Неву и царственно возвышающийся над ней Смольный собор. Справа от окна стояло пианино, и иногда по вечерам наполняло квартиру волшебной мелодией….

Вся квартира была пропитана каким-то невидимым светом. Кто заходил в гости к Радионовым, будто бы сам преображался и наполнялся спокойствием и желанием дарить всем свою любовь.

Таточка была окутана заботой и любовью. По вечерам, после того как мама намывала её перед сном, она любила забираться к папе на колени и слушать его сказки. Иногда он пел ей красивые баллады, и она так и засыпала у него на коленях под тёплым одеялом. Выходные были как праздник, родители всегда придумывали совместные походы, прогулки, пикники на природе. Можно ли сказать, что она была избалованной? Да, в меру, она знала, где заканчивается её свобода и начинается свобода родителей. Её мама Анна Фёдоровна работала бухгалтером в Госбанке, отец в порту кладовщиком……. С самого малого детства ее воспитывала Нянюшка Марья Васильевна, и можно сказать тоже была частью их семьи.

Когда Таточке исполнилось семь лет, в их семье появился новый член. У Анны Фёдоровны была хорошая знакомая, которая однажды не вовремя, и совсем не к месту пропагандировала свои взгляды на правительство. Добрые соседи быстренько донесли на неё. И вот, с утра пришла комиссия забрали под белы рученьки. Анна Фёдоровна быстро подняла свои связи и забрала её дочку Галочку себе, той было всего восемь лет. Разве должна девочка проводить своё детство в приюте, в чём её провинность?! С очень большим трудом получилось убедить, и ребёнка отдали на попечительство семье Родионовых. Радости Таточки не было предела. Теперь у неё появилась сестра!

Мама привела Галочку в один из зимних вечеров. Маленькая девочка, с русой косичкой и большущими голубыми, как небо, глазами, неуверенно встала в прихожей. Она походила на испуганного котёнка, которого подобрали на улице. То, что, она пережила за последние сутки, повергло её в дикий страх, внутри как будто всё заледенело от ужаса, непонимания… Увидит ли она теперь свою маму?

– Галочка, родная, раздевайся! – Анна Фёдоровна помогла девочке снять шубку и сапожки, аккуратно взяла за маленькую холодную ручку и повела в ванну, помыться и погреться.

Жизнь Таточки преобразилась с того момента, как в их доме появилась Галочка. Теперь по вечерам комната, которую они делили, наполнилась девичьим смехом и шепотом. Они делились секретами, строили планы, а иногда устраивали настоящие девичьи посиделки с переодеваниями и смешными играми.

Новая жизнь Галочки тоже начиналась с чистого листа. Перевод в школу, где училась Тата, был для неё не только новым опытом, но и своего рода испытанием. Ей предстояло привыкнуть к новым лицам, новым правилам, к более сложному учебному материалу, ведь она была старше Таты на целый класс. Но Галочка была девочкой любознательной и быстро освоилась.

Марье Васильевне, их домработнице, добавилось хлопот. Теперь ей приходилось готовить для двух девочек, следить за чистотой их комнаты, помогать им с уроками и заботиться о том, чтобы у них всегда было всё необходимое. Но она не жаловалась, ведь ей стали платить больше.

Анна Фёдоровна, мама девочек, замечала, что Галочка не так усердно занимается учёбой, как Тата. Она старалась дать Галочке больше внимания и времени для учёбы. Вскоре Анна Фёдоровна решила, что лучшим решением будет предоставить Галочке отдельную комнату. Это позволило ей заниматься уроками в тишине и спокойствии, не отвлекаясь на Тату, которая тоже нуждалась в сосредоточенности. Анна Фёдоровна надеялась, что такое решение будет способствовать успешному обучению обеих дочерей. Она мечтала, чтобы они получили хорошее образование и смогли в будущем найти свое место в жизни. Галочка, выросшая в атмосфере любви и заботы, считала Анну Фёдоровну второй матерью. Она знала, что Анна Фёдоровна всегда поддержит ее и станет надежной опорой в любой ситуации. Теплота, которую подарила Анна Фёдоровна Галочке, навсегда осталась в ее сердце. Она сохранила в себе память о доброте и бескорыстии женщины, которая, несмотря на собственные трудности, открыла двери своего дома для девочки, оставшейся без семьи.

Девочки росли, становились более самостоятельными. Уже не так нуждались в услугах няни, и всё-таки Анна Фёдоровна приглашала её несколько раз в неделю домой, чтобы та помогала по хозяйству. Ей не так нужна была помощь, как хотелось помочь Марье Васильевне заработать хоть что-то и не чувствовать себя одиноко.

Вот началась новая неделя, понедельник для всех прошел очень быстро после выходных. Когда вся семья собралась дома, они обнаружили, что их нянюшка так и не приходила. Она не пришла и в среду. Анна Фёдоровна уже начала беспокоиться и решила в четверг вечером после работы поехать к ней домой. Жила Марья Васильевна почти на окраине, на проспекте Стачек. Чтобы до неё доехать, пришлось ехать на двух трамваях. Осенью стало уже раньше темнеть и передвигаться одной в тёмное время суток, было немного тревожно. Анна Фёдоровна была настроена решительно, и поэтому особо не обращала внимания на весьма странных прохожих, которые видимо тоже возвращались с рабочей смены и по пути заглянули в распивочную. Вид у таких людей был не внушающий доверия, шаткая походка, несвязная речь…

Она дошла до улицы Возрождения, прошла через огороды к двухэтажному деревянному дому. В некоторых окнах горел свет, и это более-менее освещало местность. Подойдя к входной двери, Анна Фёдоровна посмотрела в окна на первом этаже, убедилась, что там кто-то есть, и легонько постучала в дверь.

Внутри промелькнула тень и пропала. Тишина. Тогда Анна Фёдоровна постучала ещё раз. Наконец в окне появилась женщина, судя по выражению лица, она была не очень довольна вечерним визитом.

– Вам кого?

– Добрый вечер, меня зовут Анна Фёдоровна. Я ищу Марью Васильевну. Она не вышла к нам работу, мы беспокоимся…

Женщина с таким же недовольным лицом кивнула на входную дверь

– Пройдите!

Поднявшись по невысоким скрипучим ступенькам крыльца в дом, Анна Фёдоровна подошла к двери квартиры. Та резко открылась, и перед ней предстала та самая суровая женщина. По ней было видно, что она особо не ухаживает за собой, заляпанный халат, перетянутые волосы какой-то несуразной косынкой. За ней была видна небольшая прихожая, переходящая в кухню. В квартире стоял неприятный запах, то ли старых вещей, то ли просто здесь давно не убирались. К этому ещё в нос ударило чем-то жареным, казалось даже, что жарили на этом масле не один раз.

– Простите что так поздно. Здесь проживает Марья Васильевна?

– В больнице она! – Женщина не хотела пускать свою гостью дальше, это было видно по её позе. Она встала со скрещенными руками, прикрывая фигурой кухню и проход дальше.

– Подскажите пожалуйста, а что случилось? Может дадите адрес?

– Плохо ей стало. Сердце вроде бы прихватило.

Анна Фёдоровна немного растерялась, она никак не могла понять, что это за женщина и кем она приходится нянюшке. Ещё она не могла понять, как Марья Васильевна могла здесь жить. Она была таким воздушным чистым существом, ну никак не ассоциировалась с этим грязным местом.

– Прошу прощения за нескромный вопрос, а вы кем ей приходитесь?

– Невестка! Нина… А вы?

– Я Анна Фёдоровна, Марья Васильевна у нас работает. Мы за неё беспокоимся. Может нужна какая-то помощь?

Нина немного задумалась. Особого энтузиазма в ней не чувствовалось, видно свекровь она свою не любила. Но предложение о помощи звучало весьма заманчиво.

Марья Васильевна никогда не жаловалась Родионовым на своё положение. Они уже давно жили вместе – невестка Нина, её сын Василий. У неё была отдельная маленькая комната. Невестка работала на заводе в горячем цеху, вечером позволяла себе выпить и хорошенько выругаться. Василий тоже подпивал, и не раз замахивался на мать, но пока ещё рассудок был при нём, так и не осмелился обидеть Марью Васильевну. Поэтому, для неё работа была отдушиной. Она всё никак не могла поверить, как её родной, горячо любимый сын, когда-то был совсем другим, добрым и весёлым. Как его жизнь превратилась в сплошную тьму и ругань. Как эта женщина – Нина, так крепко связала его, настроила против матери?

– Вы знаете, мы хотели её оставить в больнице. Она стала совсем несносной. Нам некогда с ней возиться!

– Нина, я не могу судить никого. Давайте я заберу её вещи, и она переедет к нам?

Похоже для Нины это был идеальный вариант, было видно, как зажглись её глаза. Она даже немного оживилась.

– А давайте я вас чаем угощу! У меня и наливочка есть!

Анна Фёдоровна еле сдержалась, чтобы не поморщиться от отвращения. Сидеть тут и распивать с этой мерзкой женщиной ей совсем не льстило.

– Благодарю, поздно уже, мне далеко домой добираться. Я бы взяла необходимые вещи…

– Я сейчас вам соберу.

– А где же сын?

– На работе ещё! Проходите, сейчас вещи принесу.

Нина скрылась за маленькой дверкой, которая видимо прикрывала комнату нянюшки. Там что-то загремело, зашуршало. «Интересно, как оно потом это объяснит сыну, что вот просто так собрала вещи матери?» – Пронеслось в голове у Анны Фёдоровны. Вскоре Нина вынесла небольшую сумку с вещами.

– Вот, держите. Это самое необходимое, если что понадобится, приезжайте.

– Хорошо, до свидания, Нина! Ах, да в какой она больнице?

– Вроде здесь недалеко на Стачек, больница Фореля…

Анна Фёдоровна не хотела больше ни секунды задерживаться в этом доме. Она кивнула и быстро вышла из квартиры, спустилась по ступенькам, и не помня страха пошла по темным огородам по направлению к трамвайной остановке…Дома она была поздно.

– Аннушка, родная, мы уже тебя заждались! – В прихожую вышел Павел Иванович, за ним стояла Таточка и Галина.

– Мамуля! Надо было всем вместе ехать. В такую позднь ходила по страшному району!

– Всё хорошо, мои родные. Марья Васильевна в больнице, поедем к ней завтра. Пораньше отпрошусь с работы.

Таточка подбежала к маме, помогла ей снять сапоги, в это время Павел Иванович снимал пальто, бережно обнял жену и провёл в гостиную.

– Ты моя сердечная! Пойдём мы тебя накормим и расскажешь всё.

Анна Фёдоровна устало прошла в комнату, сумку положила на пол рядом с пианино. Тяжело вздохнула и села за стол. Пока муж разогревал ужин, она немного расслабилась, вытянула уставшие ноги и с тоской посмотрела на дочку.

– Таточка, это ужасно, что я сегодня видела. Я и не подозревала, что Марья Васильевна живёт в таких условиях…

– Аннушка, сейчас несу ужин, не рассказывай без меня. – Донеслось из кухни.

– Да, Паш, я так…

Перед глазами Анны Фёдоровны опять предстала эта противная женщина, грязная квартира. Её аж передёрнуло от воспоминаний.

– Вот смотри, что я сегодня накулинарил, пока тебя не было. – Павел Иванович поставил пред женой тарелку с ароматными котлетами и вареной картошкой, немного зелени и овощей. – Видишь, какой шедевр!

– Спасибо, Павлуша! Я правда так изголодалась.

Она вкратце рассказала о своём визите на улицу Возрождения. Глаза мужа периодически наливались яростью и скорбью, он тоже был привязан к их нянюшке. Как так можно поступать с престарелым человеком?

– Я не посоветовалась с вами, думаю вы будете со мной согласны, что бабуля поживёт у нас. Там ей точно не дадут нормальной жизни!

– Аннушка, конечно. Она и так можно сказать у нас жила, разве что не ночевала. У Галины в комнате стоит кровать, на которой она и будет спать.

Галочку это ничуть не смутило, даже наоборот. Она любила поболтать перед сном, а так как теперь спала одна, было ужасно скучно без Таточки.

Все пошли спать, время было уже позднее, перевалило за 11 часов. Только Анна Фёдоровна осталась посидеть одна, ей хотелось немного отойти от душевного потрясения. Она видела разные семьи, слышала разные истории, но так близко никогда не сталкивалась с откровенной бессердечностью близких людей. Её чистая душа всегда стремилась помочь близким и дорогим людям, и при этом она никогда не требовала благодарности или что-то другого взамен. Это просто было у неё в крови – помогать тем, кто нуждается…

***

Прошла неделя. Павел Иванович нанял машину и помог Марье Васильевне переехать к ним домой. Она уже оправилась от сердечного приступа. Как выяснилось позже, она просто переволновалась после очередной ссоры с сыном, её материнское сердце разрывалось от горя, тоски. Но пришлось смириться со своим положением. Пускай сын живёт спокойно со своей Ниной…

Таточка и Галочка окружили бабушку своей нежной любовью и заботой. Хотя они ещё совсем молоды, их маленькие сердца полны сочувствия и понимания. Они так хотели, чтобы бабушка почувствовала тепло семейного очага и ощутила всю полноту любви и привязанности!

Мария Васильевна постепенно восстанавливалась после болезни и чувствовала себя всё лучше с каждым днём.

Летом мама устроила для девочек настоящий праздник на природе! Она сняла уютную дачу, куда девочки с няней приезжали на всё лето. Там был небольшой садик, где бабушка с любовью ухаживала за цветами и грядками, а девочки с радостью ей помогали. Каждую неделю родители навещали их, узнавали об интересных летних приключениях, и Анна Фёдоровна давала им увлекательные задания, чтобы они не забыли школьные уроки и с удовольствием подготовились к новому учебному году.

– Аннушка, да дай ты девчонкам отдохнуть, они и так устали за год ....

– Голова должна работать, иначе все забудут и сентябрь начнётся печально для них обеих. В этом нет никакой сильной работы, по 1-2 часа в день они не перетрудятся, но будут себя уверенно чувствовать после летнего отдыха.

На самом деле, девочкам учиться было довольно легко, особенно Тате. Она всегда была любознательной и любила узнавать новое. Таня могла часами читать книги, даже после того, как выполнила все домашние задания. Галочка же, как только наступал полдень, закрывала учебники и бежала гулять на улицу.

Девушки стремительно взрослели, становясь привлекательными девушками. Они осознавали свою женственность и задумывались о том, что ждет их впереди.

Глава 2 Начало войны

Июнь в 1941 году был холодный. Можно сказать, необычайно холодным. Ленинград погрузился в унылое, дождливое облако. Жители уже и не надеялись на тепло. Таточка в этом году заканчивала первый курс Покровского университета. Для студентов такая погода была подарком, не возникало соблазна убежать куда-нибудь на пляж загорать, да и прогулки под дождём тоже особо не радовали. Сидела за учебниками, сдавала экзамены. Единственным развлечением было пианино, оно никогда не пылилось. Только руки касались клавиш, и её сознание улетучивалось далеко в будущее. Она грезила о том, как играет на большой сцене, ловит на себе восхищенные взгляды поклонников. О работе педагогом особо мечтаний не было, так как, и так понимала, что это у неё будет получаться хорошо.

21 июня стало проблескивать солнышко, и она с подругами договорилась устроить в воскресенье пикник. Правда еще друг Алексей не давал прохода, звал покататься на пароходе. Но она всё-таки решила, что лучше посидит на природе, обсудят с девчатами экзамены, проверят друг друга еще по билетам. Оставалось сдать один предмет, а потом можно уже подумать и о летнем отдыхе и может даже поработать. Родители правда не особо поддерживали ее стремление к работе, говорили лучше набраться сил перед следующим учебным годом. Но она была упрямая, и просто сидеть два месяца без дела для её темперамента было невмоготу. На примете уже была смена в пионерлагере, как раз попрактиковаться в общении с детьми.

Отец по субботам работал, приходил обычно пораньше, и они с матерью шли в театр или куда-нибудь погулять.

–Таточка, хочешь с нами сегодня пойти в Кирова? Вторая премьера «Лоэнгрина» будет, знакомая из банка отложила нам билетики.

– Мамулечка, я бы очень хотела с вами пойти, но хочу посидеть поучить, в понедельник последний экзамен. Я думаю после сессии успею ещё. Слышала, премьера была потрясающая, зал весь заполнен до отказа, так что наверняка ещё не раз покажут.

– Ты же моя ясная головушка! – Анна Фёдоровна приобняла дочь, как же её переполняла гордость за неё. – Конечно, сходишь ещё, достану тебе потом билеты.

– Может, Галочка с вами пойдёт?

– Спрошу, что-то она сегодня задерживается. Но ты же знаешь, она такая болтушка, всё время с кем-нибудь знакомится по дороге с работы. Ох, переживаю я за неё…

Вокруг Галочки всегда было много поклонников, такое ощущение, что она как магнитом притягивала к себе людей. Бог наградил её пышными формами и изумительными чертами лица. Широко посаженные голубые глаза, длинные ресницы, аккуратный носик и задорный нрав. Но в этом они с Таточкой были похожи, всё время смеялись, пели. Конечно, их беседы не ограничивались только шутками, обе начитанные, с глубокими познаниями истории, они всегда находили тему для разговоров. Моментами, их обсуждения, правда, заканчивались горячими спорами. Особенно, что касалось политики, обе знали, что лучше не заходить за грань, да и лучше помалкивать, чтобы лишний раз не навлечь на себя беду. Уж Галочка-то знала, как всё может обернуться…

Родители пришли поздно после театра. Анна Фёдоровна была очень взбудоражена спектаклем. Такая игра актёров, такие шикарные костюмы! Пожалуй, это самое лучшее зрелище, которое она видела за последние годы. Таточка должна обязательно пойти на этот спектакль. Ей так хотелось поделиться впечатлениями с дочерью, но она уже спала, видимо утомилась за день, даже книга лежала около неё на кровати, свет не выключен, так и заснула…

22 июня началось рано. Соседи сверху почему-то бегали по квартире и кричали, что совсем не похоже на них. Павел Иванович посмотрел на часы. Циферблат показывал шесть пятнадцать.

– Какая наглость! Выходной день, единственный выходной, хотя бы час ещё дали поспать! И так голова гудит! Аннушка, давай пить кофе! – Он вышел в гостиную, увидел жену за книгой. Анна Фёдоровна не любила долго спать, и даже в выходной день любила посидеть с чашечкой кофе в тишине, почитать, посчитать расходы, распланировать недельный бюджет. – Я, видимо, вчера зря выпил коньячку в театре. Такой туман в голове, как будто весь вечер куролесил.

– Паша, ты так рано. Ну да, в таком шуме не поспать особо. А я так зачиталась, и даже не обратила внимание, что там у них происходит?

Над ними жила семья военных. Ольга Владимировна работала врачом в военном госпитале, а муж Александр Борисович – генерал-майор технических служб. Обычно они рано уходили на работу, но в воскресенье у всех был выходной, разве что могли вызвать в экстренном случае. Наверное, и сегодня произошло что-то… Но почему так шумно?

– Может, подняться к ним?

– Давай, Аннушка, выпью кофе, немного взбодрюсь и поднимусь.

Анна Фёдоровна всегда сохраняла спокойствие, но сейчас почему-то стало тревожно. Она пошла заваривать мужу кофе, поразмыслила немного о соседях, но решила, что не стоит паниковать, вряд ли что-то серьёзное.

Пока она была на кухне, в квартире сверху стихло. Затем хлопнула входная дверь и послышались быстрые шаги по лестнице. Тишина.

– Наверное на службу вызвали. Ты давно с ними общался?

– Да на днях вечером встречал Ольгу, она с работы шла, как всегда, уставшая. Но мы только поздоровались… – Аннушка, слышишь кто-то стучит? Пойду открою.

Анна Фёдоровна пошла вслед замужем. Опять тревожные мысли полезли в голову. Она всегда за всех искренне переживала, если кто-то попадал в беду старалась помочь. Ей бы самой подошла роль доктора, но отучившись в Женской Гимназии, поработав домашним учителем, и после 1920 года закончила бухгалтерские курсы пошла работать в Банк бухгалтером, и уже много лет числилась примерным сотрудником.

В дверях стояла взволнованная Ольга Владимировна.

– Соседи, доброе утро! Простите за ранний визит, сначала не хотела вас будить, но решила вернуться. Звонили Александру из штаба, срочно вызвали… А он вчера перебрал немного, не мог вспомнить, куда положил документы, всю квартиру перерыл…

– Так что случилось-то, Ольга Владимировна?

– Не очень понятно, сказали срочно подъехать, как будто немцы нам войну объявили. Но дело в том, что ему сказали не наводить панику, а быстрее подъехать… Я и думаю, пойти продуктами запастись…– Тут она не выдержала и заплакала. – Мне сказал на всякий случай ценные вещи собрать. Я и вас думаю предупредить, ладно побегу на рынок…

– Душечка, там закрыто ещё, наверное. Проходи чаю попьём…

– Нет, нет не могу сидеть, надо прогуляться, проветриться, что-то совсем тревожно. Если это война, даже представить страшно!

Ольга Владимировна не зря беспокоилась. У неё на это было две причины. Во-первых, мужа сразу могут забрать на фронт, а во-вторых, она была на втором месяце беременности, и сама являлась военнообязанной. Они долго не могли завести ребёнка, то учёба, потом работа, хотелось пожить для себя. А позже, когда уже решились, у Ольги возникли проблемы со здоровьем. Два года занималась восстановлением организма, ездила в санаторий в Крым, отдыхала под Ленинградом в лечебнице. Столько сил и денег было на это положено. Но хорошие связи, знакомые врачи помогли. И вот в середине июня она узнаёт о своей беременности. Врачи говорили поздновато для первородящей, всё-таки тридцать лет. Но она никого не слушала, так долго к этому шла. Какая разница, что они там говорят и думают, самое главное, что у них с Сашей будет ребёнок.

– Спасибо, Оленька, что зашла. Мы будем тогда тоже думать… Но паниковать не надо! Паника не поможет, надо собраться с мыслями. Если это действительно так, обязательно объявят. – Павел Иванович понимал, что, если женщины начнут истерику, с этим сложно будет совладать. – Прогуляешься, заходи, сейчас надо держаться вместе.

Застучали каблучки по лестнице, она вырвалась на улицу и разрыдалась. Да ей сейчас надо побыть одной, дать волю чувствам. В конце концов она врач, что-то придумает. Шагая по набережной Невы, вдыхая свежий воздух, она потихоньку успокоилась. Действительно, ещё ничего не известно, возможно наша армия быстро даст отпор на границе и до Ленинграда эти вести вообще не дойдут. Сказал же муж не разводить панику, а ценные вещи она всё равно соберёт, так спокойнее будет.

В это время Родионовы тихо сидели в гостиной, Павел Иванович, как ни в чём не бывало читал субботнюю газету. Потом резко встал, подошёл к окну, достал портсигар, хотел закурить, но опомнился, что дома и пошёл к выходу.

– Аннушка, я в сад, пойду зарядку сделаю.

– Да-да, Паш… Сигареты оставь. – хотела пошутить для разрядки, но получилось слегка натянуто. – я думаю Таточку попозже разбудить, пускай выспится. Ей свежая голова нужна.

Анна Павловна села за свой финансовый табель, стала планировать средства на следующую неделю, что можно купить про запас, какие продукты можно хранить долго. Потом перечеркнула всё написанное и расчертила план на три месяца. Надо будет ужать свои расходы, убрать излишние деликатесы, всевозможные развлечения, оставить всё по минимуму. Они привыкли жить на широкую ногу, и ни в чём себе не отказывать. Привыкли к тому, что к ним всё время приходили гости в выходные. Анна Фёдоровна была хорошей хозяйкой, на стол всегда накрывала от души, ещё и с собой заворачивала домой. Она любила хорошо одеваться, это не было крикливо, а всегда стильно и со вкусом. Чувство вкуса она привила и своей дочери. У них была своя портниха в ателье, которая шила изумительные платья и костюмы. Пожалуй, она брала выкройки из зарубежных журналов, потому что такие одеяния практически не встречались на улицах Ленинграда. Галочке тоже передалась эта любовь к простому изыску. Правда за последние два года, она стала тяготиться, что Родионовы много в неё вкладывают и устроилась на вечерние подработки на завод. Она излучала столько энергии, что могла бы и всю ночь работать.

И вот теперь, надо все свои потребности немного урезать. Не первый раз за свою жизнь у Анны Фёдоровны случался кризис, она терпеливо сжимала кулаки и подстраивалась под надвигающуюся реальность и строила планы заново.

Проснулась Таточка, пока еще не подозревавшая ни о чём. Посмеялась сама над собой, что заснула вчера в одежде. Надо же было так зачитаться. Сны были конечно очень насыщенные, снилась первая мировая война, то что она как раз читала перед сном. Она в красных сапогах бежит с пулемётом по лесу…

– Приснится же! Уже скорее сдать экзамен и выдохнуть. Мамуля доброе утро! Я и не слышала, как вчера пришли.

– Да, мы поздно пришли, не стали тебя будить.

– Ты что-то какая-то расстроенная?

– Да, моя девочка, ты позавтракай пока. Я пойду в магазин.

– Ты с папой пойдёшь?

– Да, с папой… А может с Галочкой.

«Да, что, такое-то?! Может с папой поругалась?» Мама всегда так радовалась театру! Рассказывала о спектакле с таким азартом, о костюмах, об актёрах… А сейчас… что-то не так. Она совсем другая, будто изменилась.

– А где Галочка?

– Спит ещё. И Марья Васильевна спит, она вчера ночью вставала ей плохо с сердцем было. Наверное, и Галочку разбудила.

– Пойду гляну как они там, а то мне скоро выходить.

Галочка спала, отвернувшись к стенке и накрывшись с головой одеялом, видимо Марья Васильевна опять похрапывала. Иногда девушка уходила спать на кушетку в гостиную, но там было совсем неудобно, потом все бока болели.

Бабулечка спала как божий одуванчик, с лёгкой улыбкой на лице. Девушка к ней очень привязалась, как к родной. И страшно представить, если что-то с ней случится, вдруг внезапно остановится сердце. Милая бабушка, сколько же она пережила! И сколько любви и внимания она дарила семье Родионовых.

«Ну слава богу, пусть поспят немного. Сами проснутся, не буду будить». Таточка тихонько прикрыла дверь к ним в спальню и пошла завтракать.

Время 10-00, пора собираться на пикник.

– Таточка, у меня к тебе просьба, пожалуйста, не сидите до поздна. Лучше поближе к дому, приходите лучше сюда, да и недалеко есть Полюстровский парк…

– Мамулечка, что тебя беспокоит, может расскажешь?

– Неспокойно сейчас в стране, не хочу, чтобы ты была далеко.

Пришел отец с улицы. Вспотевший, красный. Видимо ещё побегал.

– Ну что мои родные, кислые такие?

Он знал, что от его настроя зависит многое в семье, стоило немного дать слабину и все сразу это чувствовали. Это случалось крайне редко.

– Папуля, мама говорит что-то про обстановку, не понимаю. Мы же с девчатами на Суздальских озёрах будем, совсем недалеко.

– Пташка моя, ты многого еще не понимаешь. Ну тебе и не надо, для этого есть я. – Павел Иванович подошёл к дочери, нежно погладил по волосам, заглянул в чистые, наполненные ещё такой молодой непосредственностью глаза. Молодость дочери, её постоянная тяга к учёбе, всему прекрасному в этом мире, заряжала его. Она обвила шею отца и прощебетала – Папулечка мой! Я уже взрослая, ты, наверное, забыл, что мне скоро 19 лет?

– Конечно взрослая, но для меня ты всегда будешь моей маленькой пташкой. Послушай, что мать говорит, приходи сегодня пораньше.

– Да ну вас! Конечно пораньше приду, завтра экзамен. А вы строите тут таинственный лес вокруг меня и ничего не говорите. Это немного пугает.

Родители не хотели ничего говорить дочери, пока не будет точных сведений. Они ждали дневного выхода новостей на радио. Если действительно что-то серьёзное, это обязательно объявят. В случае быстрого реагирования красной армии и отгон противника от границ, это скорее всего замнут и ничего не выйдет наружу. А дочери завтра сдавать последний экзамен. И да он считал её совсем ещё маленькой, хотелось огородить её от всего зловещего и пугающего.

Таточка убежала на пикник.

Дома стояла тишина. Только лёгкий ветерок слегка беспокоил занавески, за окном тихо шелестели деревья. Этот чарующий мир нарушила Галочка, она как обычно начала болтать сразу без умолку, рассказывая о происшествиях на заводе. Марья Васильевна любила её слушать, она как звонкий колокольчик наполняла её сердце любовью и спокойствием.

К 12:00 часам Анна Фёдоровна позвала всех на полдник в гостиную, в ней ещё жила надежда услышать по радио обычную сводку новостей.

На столе красовался самовар, окружённый яркими расписными чашечками, а на блюде – ароматные печеночные оладьи. Все заняли свои места за столом, чтобы насладиться вкусным завтраком и непринуждённой беседой, как это было у них принято по выходным.

Стрелки на часах показали 12:15.

«Внимание. Говорит Москва!»

Дальше диктор передал слово народному комиссару иностранных дел Молотову.

«Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление:

Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек. Налёты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством……………………………………….

… Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, ещё теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

«Наше дело правое… Враг будет разбит… Победа будет за нами…» – Эти последние слова военного комиссара несколько раз пробежались в сознании Анны Фёдоровны.

– Ну что, Аннушка, это значит мобилизация. По-другому никак… – Павел Иванович снова взял сигарету, приоткрыл окно в гостиной. – Если сейчас мы отстоим границы, у немцев будет меньше шансов пробраться вглубь страны. Я хочу, чтобы моя дочь жила в свободной стране!

– Паша, ну подожди, ещё не объявили мобилизацию…

– А что ждать, Анна?! Объявят либо сегодня, либо завтра. Чем быстрее, каждый из нас среагирует, тем лучше. Или ты хочешь, чтобы я отсиживался тут за комодом??

– Мне страшно просто, страшно за нас за всех…

Анна Фёдоровна погрузилась в воспоминания о Первой мировой войне и последовавшей за ней революции. Те времена принесли много страданий её семье, как и многим другим жителям Санкт-Петербурга, который тогда был переименован в Петроград. За свою долгую жизнь она успела прожить в этом городе под тремя разными названиями и при различных режимах правления. Не желая возвращаться к тяжёлым воспоминаниям прошлого, она решила сосредоточиться на будущем, черпая силы духа из надежды на лучшие времена.

В Ленинграде началось оживлённое движение! Люди, планировавшие отпуск за городом, активно запасались всем необходимым, ведь совершенно было непонятно, что людей ожидает в ближайшем будущем и возможно ли будет купить. Конечно, перепродажа товаров была под запретом, но дух предприимчивости у ленинградцев был силён. В сберкассах выстроились длинные очереди – люди заботились о своих финансах. Многие, конечно, испытывали волнение, ведь последние два года тема войны не покидала повестки дня. Но никто не ожидал такого поворота событий именно в этот день. Хотя официальных указов о мобилизации ещё не было, многие мужчины отправились в военкоматы, чтобы быть готовыми к защите Родины. Дух патриотизма был силён, и большинство желало внести свой вклад в общее дело.

Выпускники старших классов, которые ранним утром возвращались с гуляния, видели развешанные аэростаты, кто-то шутил, что их развесили в честь них. Их наивная молодость закончилась после выступления Молотова.

Прекрасный город Ленинград ещё жил своей жизнью, с твёрдой уверенностью, что война не продлится долго. Жители окраины видели летающие самолёты, и не могли понять, учение это или уже началось…

Галочка вызвалась помочь Анне Фёдоровне пройтись по магазинам, а Павел Иванович отправился в военный комиссариат.

Около некоторых домов они встречали милиционеров с противогазами, на перекрёстке Арсенальной и улицы Комсомола говорило радио. Всё это давало понять, что угроза совсем близко. Они не стали уходить далеко от дома, решили закупиться сначала самыми необходимыми и нескоропортящимися продуктами. К этому ещё прикупили бытовые мелочи, такие как спички, мыло. Анна Фёдоровна пыталась продумать наперёд, что их может ждать дальше. Конечно, она и представить не могла, что им когда-то придётся покинуть родной дом…

По пути они встретили знакомых, те тащились с огромной тележкой, заваленной продуктами и вещами.

– Анна Фёдоровна, быстрее идите в «Росторг», пока всё не раскупили. Галоши взяли, носки тёплые, валенки. – Женщина заговорчески подмигнула. – Потом это втридорога продать можно…

– Благодарю, Лидия Вячеславовна. Мы сейчас по большей части для себя, но вы, возможно, правы.

Перепродавать для Анны Фёдоровны было ниже её достоинства. Хотя конечно, если надо будет, чтобы выжить, на что только не пойдёшь. Она подумала сразу о дочери, когда она уже вернётся домой… Сейчас женщина стала жалеть, что не рассказала Таточке перед её уходом, об утреннем визите соседей, и о надвигающейся опасности. Не ожидала, что всё так стремительно будет развиваться. Только бы она быстрее вернулась! Увезти её отсюда подальше! А куда увозить? Кто знает, где сейчас будет безопаснее?

Тревожные мысли не давали спокойно дойти до дома. Под ухо что-то щебетала Галочка, она была напугана, озиралась на прохожих, а после того как встретили дворника в противогазе и с красной повязкой, вообще заскулила и попросила скорее пойти домой.

– Галочка, соберись с духом!

Домой они пришли нагруженные хозяйственными сумками, уставшими и опустошенными. Пока разбирали продукты, подошла и Таточка.

– Мамуля! Мамуля! Я пришла!

Вскоре подошёл и Павел Иванович.

– Сейчас мобилизуют 1905-1918 года рождения. Меня отметили, но сказали попозже подойти, в понедельник пока идти на работу. Скорее всего, оттуда мобилизуют на снабжение. Очередь неимоверная, и столько… – Тут он осёкся при виде дочери.

– Я тоже пойду на фронт. Нужны силы, медсёстры! – В ней говорило горячее сердце, совсем еще молодое и бесстрашное.

– Подожди ты! – Прервала её мать. Этого ещё не хватало, чтобы её единственная дочь кинулась на пулемёты. Анна Фёдоровна уже прокрутила в голове, что пристроит Таточку к себе в банк. – Не женское это дело воевать и под пулями бегать. Есть обученные кадры спасать солдат.

– А я боюсь смерти, боюсь крови… По мне так в городе чем-то полезным заняться! – Обычно храбрая Галочка не представляла себя совсем на войне.

– Давайте-ка, девчата, займёмся заготовками. Завтра у всех тяжелый день, и неизвестно ещё, что дальше. Пока мы дома, пока немцы не добрались до нашего города… Паша, что говорили в военкомате, какие новости?

– Да, разное говорят, Аннушка, не всему стоит верить.

Татьяна осознала, что жизнь её семьи, а также всей страны, претерпела кардинальные изменения в кратчайшие сроки. Её огорчало то, что родители по-прежнему воспринимают её как ребёнка. Девушка была раздираема противоречивыми чувствами: с одной стороны, она испытывала неимоверную тягу отправиться на фронт и внести свой вклад в общее дело, с другой – чувствовала сильную потребность остаться рядом с матерью и оказать ей поддержку.

Несмотря на то, что война для неё была абстрактным понятием, извлечённым из книг, девушка испытывала страх перед неизвестностью и потенциальной физической болью. Воспоминания о Зимней войне 1939 года были туманны и не вызывали сильных эмоций. Страх смерти как таковой отсутствовал, но пугала сама неопределённость ситуации.

Под вечер вся семья собралась за ужином. Отец решил взять на себя инициативу, развеять немного обстановку.

– Таточка, сыграй нам что-нибудь. Пока никого не хороним, нечего киснуть!

Девушке это было за радость. Клавиши под её нежными белоснежными пальцами ожили, и в комнату ворвалась 40-я симфония Моцарта.

– Ну-ка, давай теперь я что-нибудь весёлое вам организую. – Отец сел за пианино, вспомнил свою любимую мелодию, которую он когда-то посвятил Аннушке, и его тело как будто слилось с инструментом.

Анна Фёдоровна вспомнила их молодые годы, как они только начинали узнавать друг друга, встречаться. Это было так романтично… Как она могла тогда устоять перед таким напором?

Пианино потихоньку затихало, солнце медленно садилось за горизонт, подсвечивая на прощание золотые купола соборов, слегка поглаживало крыши домов, как будто хотело приободрить перед надвигающейся угрозой. Город готовился ко сну…

Ночью включили учебную тревогу.

Танюша вжалась в кровать, пальцы впились в одеяло. Было страшно даже дышать.

– Какая я дура, на фронт собралась! Мне даже здесь страшно…

Это была первая ночь войны. Все провели её по-разному. Кто-то крепко спал и так и не услышал вой учебной тревоги, кто-то проснулся и так не мог заснуть, а кто-то уже держал оружие в руках и стоял на страже нашей Родины…

Глава 3 Таточка

Я всегда была белоручкой. Надо мной иногда смеялись подруги, что стоит мне взять что-то тяжелое в руки и я рассыплюсь. Я не обижалась. Не всем быть сильными. Зачем соревноваться с мужчинами за первенство, кто кого переработает. Мама меня научила, что лучше дать мужчине дорогу, пускай он завоевывает все почести и звания, а женщина может быть скромной. Но это не значит, что она не должна учиться и развиваться. Ведь сильному мужчине нужна путеводная звезда, которая будет ему освещать дорогу в самые сложные для него времена. Да, наверное, немного родители меня, конечно, избаловали, да и Марья Васильевна постаралась. В первые дни войны, я поняла, насколько я беззащитна и неопытна. Пускай мной всегда двигали самые мои лучшие качества, упорство и труд, но они все касались в основном учебы. Музыкальную школу я окончила с отличием, среднюю школу тоже. Легко поступила в педагогический на исторический факультет. Моя жизнь была беззаботна в плане бытовых вещей. Поэтому моё рвение уйти на фронт быстро прошло, чему, конечно, обрадовалась мама. Папа почему-то меня не отговаривал, наверное, понимал, что мама просто так меня не отпустит. Но на самом деле, если бы я действительно захотела, ни одна сила не смогла бы меня удержать. Даже мама.

Через семь дней после начала войны началась массовая эвакуация. Мы долго обсуждали, что делать, и в итоге решили подождать, чтобы отправиться позже. Мама не могла решиться оставить нашу квартиру, в которой мы прожили столько лет. У неё был страх, что её разворуют, и это чувство было вполне оправданным, учитывая, что в такие тревожные времена многие люди теряют моральные ориентиры. Плюс ко всему, мы не знали, как поступить с Марьей Васильевной. Её здоровье стало ухудшаться, и мы не были уверены, как её организм выдержит долгую поездку в условиях войны. В то время как мы колебались, Галочка приняла решение быстро покинуть город. Видимо, её преследовали детские страхи, которые в такие моменты обостряются. Я не вправе её осуждать: каждый из нас имеет право выбирать свой путь, особенно в условиях, когда страх и неуверенность в завтрашнем дне становятся постоянными спутниками. Однако, у меня возникло чувство лёгкой разочарованности в ней. Она прожила с нами 12 лет, и казалось, что за это время мы стали настоящей семьёй, но реальность оказалась суровой. Когда она уехала, я почувствовал, как будто часть нашей жизни уехала с ней. В такие моменты понимаешь, насколько хрупкими бывают человеческие связи. Весь этот опыт показал, что в условиях стресса и неопределённости настоящие ценности проявляются особенно ярко. Мы все оказались в ситуации, когда нужно принимать трудные решения, и каждый из нас выбирает свой путь по-разному. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, я понимаю, что такие моменты, как разлука с Галочкой, стали своего рода проверкой на прочность. Мы все изменились, и, возможно, именно в этом и заключается суть жизни: в умении адаптироваться и находить выходы даже в самых сложных ситуациях. Важно помнить, что каждый из нас проходит свой путь, и иногда этот путь может расходиться с теми, кого мы любим.

Я работаю в Госбанке инкассатором. Мама быстро устроила меня туда после сдачи последнего экзамена. Немного страшновато, большая ответственность, но пока мы ездим на машине. Папа пошёл на снабжение. Это не первая линия фронта, он просто доставлял продукты питания, необходимые вещи солдатам. Но там свои риски. Он не любит рассказывать. Очень беспокоится за маму. Всё время уговаривает нас уехать.

Каждый мой рабочий день уникален. В каждом из этих дней я стараюсь найти хоть капельку радости и надежды на следующий день…

Дождь хлестал по лобовому стеклу, размывая городские огни в туманные пятна. Сердце колотилось в бешенном ритме, отбивая такт мокрому асфальту. Мы с напарником, Вадимом, везли очередную партию наличности в отделение. Он был старше меня, опытный инкассатор, видал жизнь. Но даже он был неспокоен. Война всё затронула, вошла в каждый дом, в каждую семью, в каждую душу.

– Слышишь? – Вадим указал на далекую грохочущую канонаду, что гулко отдавалась в груди, похожую на трепетание птицы, которую сейчас убьют.

– Да, слышу. – Прошептала я, прижимаясь к сиденью. Страх сжимал желудок, заставлял перехватывать дыхание. В этом шуме смерти чувствовалось что-то неизбежное, неотвратимое. Казалось, даже мои мысли могли сделать ошибку, и вся эта хрупкая реальность развалится на куски.

– Лучше не думать об этом. Работа – это работа. Надо делать свою работу, и всё будет хорошо. – Вадим попытался успокоить меня, но его собственные глаза блестели недоверием. Он тоже чувствовал эту невидимую угрозу, висел на ней, как паук на паутине.

Мы доставили денежные средства в отделение, вернулись в депо. Выпили горячий чай с сахаром, и только тогда я почувствовала, как усталость отпустила мои мышцы. Вадим сидел против меня, задумчиво взглядывая в пустоту.

– Твой отец на фронте. – Неожиданно промолвил он, разорвав тишину. – Что он там делает?

– Доставляет продукты и необходимые вещи солдатам. – Я ответила сдержанно, не желая разбирать всю сложность ситуации. – Работа тяжелая, опасная.

– Как твой отец переносит это все? – Вадим заметил моё состояние, попытался успокоить, но в его голосе звучало сострадание. – Тебе бы ехать отсюда, пока не поздно.

– Куда ехать? – Я посмотрела на него с болью. – Где нам будет спокойно? – В его глазах я увидела отражение своей безнадежности. – Мы ничего не можем сделать, кроме как продолжать жить, работать и надеяться.

– Надеяться можно, но и действовать надо. – Вадим встал и подошел к окну, вглядываясь в темную мглу, освещенную лишь редкими фонарями. – Я тоже забочусь о своей семье. Я их не брошу. Но я и не буду ждать, пока небеса упадут нам на голову.

– Что ты имеешь в виду? – Я не понимала, куда ведёт его мысль.

– Я думаю, нам нужно уехать. – Вадим вернулся к столу. – Не здесь, не сейчас. Есть другие места, другие возможности. – Он взглянул на меня, в его глазах сияла надежда, несмотря на весь трагизм ситуации.

– Я могу помочь тебе, я знаю людей, которые могут приютить нас. – Он улыбнулся и протянул мне руку. – Что ты думаешь?

– Мы не можем сейчас уехать с мамой… Марья Васильевна вряд ли выдержит дорогу – Я взяла его руку. – Спасибо за предложение. Я, конечно, поговорю с мамой…

– Татьяна, обязательно поговори! Впереди зима, холода, и неизвестно, как ваша Марья Васильевна их переживёт. Она и так уже стара. А тебе жить надо. В тебе кровь бежит молодая…

– Да именно, надо жить. А бежать – это разве жить? – Во мне стал разгораться огонь раздражения. Как он может так говорить про мою нянюшку! Да, она стара, но, если есть хоть какая-то надежда, что она ещё проживёт, зачем мучить её трудной дорогой. Мы не раз с ней разговаривали на тему переезда, и она уговаривала нас уехать без неё. Пожилым людям сложно даются дальние путешествия, особенно если есть уже проблемы со здоровьем.

– Во имя чего, скажи, терпеть это всё? Ты думаешь, одна твоя персона что-то изменит в этой войне? Много ты спасёшь солдат в госпитале?

– Если каждый так будет думать, наше государство быстро сотрут с лица земли…

– Воюют государства – а гибнут ни в чем не повинные люди. Поверь мне, девочка, я знаю, о чем говорю! Я был на границе во время Зимней войны. Знаешь, сколько наших солдат замерзло, не дойдя даже до границы?

– Вадим, мы с тобой ведем бессмысленный спор. Я ни-ку-да не поеду! Пока не поеду… А позже видно будет.

Шофёр стоял и смотрел на меня с недоумением. Наверное, в его глазах я правда была молодой дурочкой-патриоткой. Да и меня как-то не волновало его мнение. Пускай бежит, пускай спасает свою жизнь, пускай спасает своих родных. В какой-то момент мне даже стало стыдно за него. Если и правда, каждый гражданин будет думать только о себе, нам не победить в этой войне…

Через несколько дней Вадим не вышел на смену. Я вздохнула с облегчением, так как стало сложно работать вместе. Мы птицы разного полета, у нас совершенно разные ценности. Видимо, он, как и собирался, сбежал со своей семьёй к знакомым.

Я начала молиться… Каждый день думаю о том, чтобы скорее всё закончилось. Немцы, наверное, не в курсе – но вообще-то у меня были совершенно другие планы на ближайшее время. Да, осталось чувство юмора. Да, я белоручка, не умею махать лопатой, и, наверное, никогда не смогу работать на станке. Сейчас почему-то модно стало женщинам идти работать на производство, на завод. Но моя сила не в физическом теле. Я знаю, чтобы ни случилось, моё сердце всегда будет верно Родине и близким людям. Моя сила в Вере. Я верю в Победу. Мне кажется многие верят, именно поэтому работают по несколько смен, чтобы как можно больше успеть сделать и передать на фронт.

Наш банк прикрепили к госпиталю на Литейном проспекте, куда постоянно привозили раненых военных. Это было время, когда каждую минуту происходили трагедии, и мы, как могли, старались помочь. После работы я вместе с мамой отправлялась на вечернюю смену, чтобы оказывать помощь врачам и медсестрам, которые работали в условиях постоянного стресса и напряжения. С каждым днём в госпиталь поступали новые пациенты, и я быстро осваивала навыки перевязывания ран и оказания первой помощи. Первоначально мне казалось, что я не смогу справиться с этой тяжелой задачей. Вид крови, открытые раны и оторванные части тела вызывали у меня ужас и страх. Я помню, как в первый раз увидела человека с серьёзными травмами: его лицо было искажено болью, а одежда пропитана кровью. Некоторые пациенты умирали прямо на наших глазах – кто-то от потери крови, кто-то от ранений, несовместимых с жизнью. Я видела, как врачи пытались спасти людей с сильно повреждёнными внутренними органами, и это было невероятно тяжело. Их усилия, несмотря на все, иногда оказывались безрезультатными. Эти моменты оставили глубокий след в моей душе. Но в то же время я понимала, что каждая минута, проведённая в госпитале, была важной. Мы работали в команде, поддерживая друг друга, и я начала осознавать, что даже маленькие действия могут иметь огромное значение. Я научилась не только медицинским навыкам, но и тому, как быть стойкой в трудные времена. Каждый новый день приносил новые вызовы, и я понимала, что моя помощь была необходима. Мы с мамой делились переживаниями и поддерживали друг друга, когда становилось особенно тяжело. Эти вечера в госпитале стали для нас не просто работой, а настоящим испытанием на прочность и человечность.

– Сестричка! Подойди, пожалуйста.

Я подошла к солдату, у него была перебинтована голова, в левую ногу попал осколок. Будет ли он ходить?

– Передай, пожалуйста, конвертик моей жене, там написан адрес, не успел отправить… Она должна быть в городе, работала на Кировском.

Я не стала ему говорить, что у меня нет времени, когда мне бегать передавать письма. Единственное, что я могу сделать, это сходить на почту. Но отнимать надежду у бойца нельзя. Семья должна знать, где их защитник.

Смены пролетали незаметно, иногда приходилось задерживаться. Медицинского персонала не хватало. Еле донося ночью ноги до дому, я кое-как успевала поесть, приготовить вещи на следующий день. Наша бабулечка совсем стала плоха. Но это не мешало ей каждый день вставать пораньше, помогать собираться, кормить и заниматься домашними делами. Вечером она сидела в гостиной у окна и ждала нас. Наверное, это держало её в этом мире – быть нужной.

– Мамушка, родная моя, вот увидишь, мы с тобой в следующем году ещё пойдём гулять в сквер, может, даже до озёр доедем.

– Ох, Таточка… Старость подкралась незаметно. Кажется, я была совсем недавно молодая… Теперь любуюсь на тебя и молюсь, чтобы твоя молодость продлилась дольше.

Нежные исхудавшие руки, сгорбленная спина, паутинкой исчерченные, когда-то красивые черты лица. Глаза, когда-то были яркие, карие, жгучие, теперь их затянуло дымкой. Но она по-прежнему мягко и с любовью убаюкивала меня своим взглядом. Я смотрела на неё и никак не могла понять, как её родные дети, просто так могли от неё отказаться?

Я присаживаюсь рядом, нежно обнимаю её за плечи, и могу так просидеть вечность. Только была бы она эта вечность. Времени на отдых сейчас совсем нет, хотя хочется иногда с утра просто натянуть на себя одеяло, завыть в голос и остаться там, пока всё не закончится. С утра опять на работу, потом в госпиталь. Боль, крики, стоны больных. А за чертой города наши держат оборону. Нет, я не имею права на слабые мысли. Это как вирус, один начинает скулить, передаётся другому, и вот уже весь город теряет надежду. Нельзя. Мы выживем…

Так я засыпала, ведя внутреннюю борьбу.

Лето подходило к концу. Каждый день на улицах работало радио, скрипящее и хрипящее, как старик со смертельным кашлем, несло в каждый дом весть о новых потерях. Новости были неутешительные. Слишком много бойцов ранено, армия не успевала наполняться. Люди с предприятий увольнялись и уходили на фронт, их замещали женщины, оставшиеся в городе. Многие так и не эвакуировались, надеялись на скорейшую победу

Пришло очередное письмо от Алексея. Я, конечно, не безумно в него влюблена, скорее имею тёплые товарищеские чувства к нему. Но что-то в сердце замирало, когда открывала конверт.

«Дорогая Танюша, здравствуй! Очень хочу тебя увидеть и поцеловать твою нежную руку. Но пока не пускают в город, очень много здесь происходит. Каждый день отбиваемся. Отстреливаю противника с высоты птичьего полёта. Не хочу писать тебе подробностей, тебе и так там хватает забот. Я по-прежнему хочу настоять на том, чтобы ты уезжала из Ленинграда. Знаю, ты упрямая, но вдруг передумаешь. С любовью, Алексей»

Я писала ему в ответ длинные письма. Знала, как тяжело вдали от родного дома, знала, что каждое моё слово придаст ему сил и, возможно, он вернётся живым. Возможно, мы и поженимся… Мама в нём души не чаяла, именно такого она представляла в роли моего мужа – образованного, интеллигентного, доброго и отзывчивого.

Иногда в перерывах от работы я размышляла, что такое истинная любовь… Яркая вспышка или что-то более глубокое. Чувство, измеряемое количеством сердцебиений или это родство душ, которые встречаются в этой жизни, помогая друг другу обрести счастье? Смотря на родителей, я видела, как они едины. Было такое ощущение, что они с самого рождения вместе. Иногда мама не успевала сказать, а папа уже шёл и делал. Или отец сидел задумчивый, видимо озабоченный, какими-то рабочими делами, и мама подходила и тихонько присаживалась к нему, наклоняя голову на плечо. И так они сидели молча, в своём тихом мирке…

Будут ли у меня такие же отношения с Алексеем? Смогу ли я быть такой же мудрой и поддерживающей супругой? В том, что с ним я буду себя чувствовать защищенной и горячо любимой, у меня сомнений не было.

От размышлений меня отвлёк шофёр.

– Приехали! Это последняя на сегодня!

Я схватила свою инкассаторскую сумку и побежала в отделение банка.

Пока заполняла квитанции о получении денег, удалось немного пообщаться с заведующей этого отделения. Обычно она была немногословна, но сегодня видимо надо было с кем-то поделиться.

– Молодая совсем, ты! Как моя дочка! Только вот не сберегла я её… Лежит в роддоме. А дальше что? Как кормить ребёнка будет? Муж её на фронте, а нам теперь и не уехать с малышом…

– Сколько ей лет?

– 23 исполнилось недавно.

– Почему же не сберегли? Мне 19 ещё. А где она рожает? На Фурштатской?

– Ну а где ещё… Он один работает сейчас. Да хоть тридцать, но всё-таки не вовремя.

По её разговору я поняла, что она уже ненавидит этого ребёнка. Этот ещё не родившийся ребёнок, держал её здесь. Удивительное дело – мне казалось, что 23 года это, так много, а вот для этой женщины её дочь была совсем еще ребёнком.

Я забрала деньги, сложила всё в сумку и, попрощавшись, пошла на выход.

– Деточка, береги себя! Не торопись с этим делом.

Я молча вышла, только бросив на неё недоуменный взгляд. Почему люди так любят давать непрошенные советы? Не знаю, сыграли эти слова роль в моей жизни, или так распорядилась судьба, но я действительно в будущем не стала торопиться, и родила своего первого сына только в 31 год…

Мой родной город Ленинград! Город великих поэтов, зодчих, писателей и художников – ты даже сейчас прекрасен в этой маскировочной сетке. Пускай твои фасады закрыты, многие памятники сняты, пускай над нами нависло горькое время войны, но мы будем охранять тебя до последней капли крови! Я буду каждого раненого перевязывать, как своего брата, помогать ему скорее восстановиться и набраться сил, чтобы рожденные дети имели право на жизнь, чтобы мои дети не знали этих ужасных дней!

Уставшая, но окрылённая своей важной миссией, помочь как можно большему количеству раненых бойцов, я шла в госпиталь на смену.

Дни пролетали быстро, лето мы в этом году практически не прочувствовали. Наши соседи уехали, мужа отправили на фронт, а Ольга Владимировна эвакуировалась. Как-то встретила её около дома, она выходила из подъезда с чемоданом.

– Здравствуй, Танюша! Убегаю отсюда. Вы собираетесь?

– Добрый вечер, Ольга Владимировна. Пока нет… А вы куда уедете?

– На север подальше, в Сибирь везут.

– Хорошо вам добраться!

– Спасибо. И вы не медлите, уезжайте скорее!

Больше мы с ней не виделись. Говорят, что поезд, на котором она уехала, разбомбили. Хорошая она была женщина…

Перед тем как уйти на фронт, Алексей мне подарил книгу «Война и мир» в новом издании. Там даже была его подпись. Он знал, что я очень любила читать, и сейчас это было весьма кстати. Правда не всегда под вечер хватало сил, иногда я просто брала книгу в руки, и так с ней и засыпала.

Глава 4 Лётчик

– Эй, паренёк! А ну слезай с дерева, разобьёшься! Эко ты забрался! – Мужчина в военной форме помахал Лёшке. – А ну слезай! И кто за тобой будет интересно туда лезть!

– А я не боюсь высоты! У меня тут самолёт! Я ловкий, дядя, не боись!

– Да я-то, не боюсь! Где родители твои?

– На работе, бабуля дома! Не мешайте, дядя! У меня тут важное задание!

Мужчина мог бы и пройти мимо, в конце концов какое его дело, забрался паренёк, пускай себе играет в лётчиков-налётчиков, но внутреннее чувство гражданской ответственности не давало ему покоя. А что, если сорвётся, ветки слишком тонкие, одно неверное движение, и мальчик не удержится на дереве, а высота большая.

– Как тебя зовут, лётчик?

– Адмирал Алексей воздушной армии СССР!

– Ого! Вот это мне повезло познакомиться с таким важным человеком! А меня зовут Леонид Валерьевич – Старший лётчик. Давай заключим с тобой договор?

Парень заинтересованно посмотрел на прохожего:

– Что за договор?

– Ты слезешь с дерева, будешь командовать снизу своими лётчиками, а я тебе вечером принесу модельку самолёта?

– Настоящую?

– Конечно настоящую, из настоящей военной части! Где ты живёшь?

– Вон в том доме на третьем этаже, квартира восемь.

– Отлично ну договорились. Жду тебя внизу.

Леонид Валерьевич, не раз видел, как из-за неисправной техники, погибали лётчики ученики. Эти парни тоже мечтали о небе, имели хорошую успеваемость в лётной школе, но из-за несовершенства конструкции самолёта, один влетел прямо в озеро, да так влетел, что потом пришлось всей бригаде вытаскивать из самолета его тело, корпусом сильно придавило, и необходимо было сначала разобрать корпус. Этот момент он запомнил на всю жизнь. Вот он его провожает в учебный полёт, даёт указания, стоит с табелем и наблюдает за его полётом, потом тот делает вираж, штопор, и неожиданно самолёт начинает стремительно нестись вниз, прямо в голубое озеро. Это была большая трагедия для всех учеников. Долго разбирались из-за какой неисправности это случилось. Но как объяснить это родителям?! Поэтому ещё он был неравнодушен к вроде безобидной игре на дереве.

Лёшка спустился вниз, протянул руку поздороваться с Леонидом Валерьевичем.

– Для меня честь познакомиться со Старшим лётчиком!

– Давай, Алексей, до вечера! И помни, вечером принесу модель самолёта! Узнаю, что лазишь опять на дерево, отдам в штрафбат!

– Есть, командир!

Лёшка завороженно смотрел вслед уходящему мужчине, и уже мечтал о том, как будет вечером держать модельку, поставит её на самое видное место. Вот это знакомство! Надо будет у него потом поподробнее расспросить, где он служит, какие они, эти небесные птицы! Как же Лёшка мечтал летать! Папа как-то прочитал ему рассказ про небо, с чего начиналась история авиации в СССР, и мальчика эта тема затянула с головой. Он стал сам рисовать различные модели, строил во дворе с мальчишками сооружения, похожие на самолёты. И вот недавно придумал, что реалистичнее всего самолёт сделать наверху, чтобы смотреть на всех сверху вниз и представлять себе, как пилотируешь над армией врага и разбиваешь его.

Леонид Валерьевич, как и обещал, вечером принёс мальчику модельку самолёта. У него в кабинете было много моделей, он их сам собирал, кто-то из ребят приносил с занятий. Выбрал он один из новых, и, по его мнению, самых удачных боевых самолётов того времени ИЛ-4006.

Так началась дружба между мальчиком мечтателем и старшим Лётчиком. Леонид Валерьевич периодически приносил ему разные вырезки из журналов, новые модели самолётов. Приправлял он свои подарки интересными рассказами из жизни пилотов, как они проходят обучение. Родители были рады такой дружбе, у мальчика появился хороший наставник. У них была простая советская семья. Отец трудился на заводе, мать была пекарем на хлебозаводе. С ними жила бабушка, которой пришлось переехать из деревни после беспорядков во время Революции, осталась там совсем одна, и трудно было держать самостоятельно хозяйство.

К 14 годам Алексей уже чётко знал, что будет лётчиком. Леонид Валерьевич ему рассказал, куда лучше пойти учиться в Ленинграде.

И в 18 лет он поступил в Можайскую Академию.

Алексей был морально подготовлен к жёсткой дисциплине, ибо не может быть ошибки у лётчика.

– Малейшая ошибка пилотирования может обернуться тебе смертью! Помни это, Алексей. Машина – дура – ей нужны уверенные руки пилота и холодный разум! Любовь-морковь оставь на потом, если идёшь учиться, посвятись этому на 100 процентов!

Единственной любовью на тот момент жизни у Алексея была учёба. Иногда он ходил с однокурсниками на танцы, но это скорее было для разрядки. Молодые люди знакомились с девчатами, некоторые нарушали устав и убегали по ночам гулять по набережной и любоваться Невой и мостами, предаваться амурным делам. Но Алексей был верен своему слову, любовь – после окончания Академии.

Как-то один из ребят попытался над ним пошутить, что, мол, ты не от мира сего, даже девушки у тебя нет. За что был высмеян в жёсткой форме. Алексей просто напомнил тому умнику, где у него мозги находятся.

И вот под конец последнего курса, когда решалась судьба его распределения в авиации, произошла неожиданная встреча с Таточкой.

Это была суббота 1940 года, выпускники гуляли в центре, праздновали окончание школы, а Алексей со своим товарищем шли в сторону Ростральных колонн, посидеть немного, пообщаться и попрощаться. Его друга распределили в Москву, Алексей оставался в Ленинграде.

Рядом с ними шла группа из девушек. Одна из них была невысокого роста, голубоглазая блондинка с заразительным смехом. Внезапно порыв ветра понес её голубой шарфик в сторону воды. Алексей машинально схватил его и пошёл по направлению к девушке.

– Благодарю.

– Не стоит. – Алексей с интересом всматривался в лицо девушки. Может, сказалось то, что он был уже выпускником, и не надо было больше сдерживать слово об отказе от любовных дел, но его как будто приковало к месту. Наверное, это была первая девушка, которая его заинтересовала практически с первого взгляда.

– Вы смешной! – Таточка разразилась опять смехом и протянула ему руку. – Меня зовут Таня. А вас?

– Алексей. Очень приятно, Таня. Какой у вас певучий голос. Вы, наверное, поёте?

– Иногда пою. Но больше играю на пианино.

– Хотел бы я послушать.

Алексей совсем забыл про товарища. Тот, в свою очередь, не узнавал друга. До этого он не отличался особой общительностью с противоположным полом.