На горизонте – твоя любовь

От автора:

Предупреждение:

Все персонажи книги вымышлены. Любые совпадения с настоящими людьми или событиями случайны.

Эта книга содержит нецензурную лексику, откровенные сексуальные сцены, сцены употребления алкоголя, сцены насилия и жесткого обращения с людьми (НЕ МЕЖДУ ГЛАВНЫМИ ГЕРОЯМИ).

Герои могут не соответствовать каноническим образам и могут вызывать противоречивые эмоции при чтении.

Автор ни в коем случае не пропагандирует и не призывает к действиям, которые описаны в книге.

Данная книга может задеть чувства, связанные с этикой и нормами вашей жизни, поэтому чтение рекомендуется людям с устойчивой психикой.

Ваше психическое здоровье очень важно и ценно.

Если вы готовы к такому, то желаю вам приятного чтения и незабываемых эмоциональных всплесков, которые эта книга без сомнения вам подарит!

С любовью, Нетта Хайд!

Плейлист

Jasmine Thompson – Say Something

Conor Maynard – You Broke Me First

Camylio – I tried

Billie Eilish – listen before I go

Melanie Martinez – Fire Drill

Steven Rodriguez – She Knows It

Tommee Profitt, Fleurie – Undone

Natalie Jane – Do or Die

RICHLIN – Mount Up (Bills Mafia)

Ruelle – Game of Survival

J2 – Umbrella (Epic Trailer Version)

The Weeknd featuring Lily Rose Depp & Ramsey – Fill the void

Standly Feat. El Barto & BLESSD – Mi Gata (Remix)

Santino Le Saint – Red

Phix – UNDERNEATH (feat. Ryan Oakes)

Dxvn. X Daniel Di Angelo – Tonight

Elyah feat. Bloodlyne – The Way You Make Me Feel

Ellie Goulding, Juice WRLD – Hate me

OZZIE – XO (Love Lockdown x Or Nah)

Rihanna – Bitch Better Have My Money

NLXTN – Vibe Français

Sanikwave – He's Back X Gojo (Vvv)

WhySoSerious – Omw

RJ Pasin, WesGhost – Lobster 2.0

GAYLE – abcdefu

Gnash ft. Olivia O'Brien – I Hate U I Love U

Tayna – si ai

Nicholas Bonnin, Angelicca – Shut Up and Listen

Nour – Premier amour

Holly Henry – Take Me To Church

James Arthur – Train Wreck

Leroy Sanchez – Love in the dark (Adele cover)

ɢʜᴇᴛᴛᴏ – where's my love (slowed)

Cleffy – Meet you at the Graveyard

Billie Eilish – I Love You

Пролог

«Пигмалион встретил свою любовь в скульптуре, которая, пробудившись, стала наваждением и его слабостью… Знает ли он, что его ждет, если эта любовь будет утрачена?»

Она ушла.

Она ушла, забрав с собой все, что у меня было. Отобрала мою душу и сердце, превратив меня в прах, который не в состоянии восстать во что-то живое.

Я стал подобием человека, у которого в жизни нет ничего, кроме работы. Тем, кто не знает, что такое жизнь. Тем, кто знает только то, что каждая ошибка имеет свою цену. Цена моей оказалась слишком высокой. Ею стала она – та, которую я продолжаю любить по сей день.

Поэтому я существую. Просто день изо дня, вытекающий из ничего в ничто, начинающийся и заканчивающийся так же, как и предыдущий.

Однотипно. Безэмоционально. Пусто.

Работа. Много работы. Дом. Алкоголь или таблетки для «нормального» сна.

Все так, как и до встречи с ней, но в три сотни раз хуже. Это как попробовать последний запретный плод, без возможности вкусить его снова. Это как взобраться на вершину горы и спрыгнуть, сломав ноги и позвоночник, а потом очнуться и понять, что у тебя больше никогда не будет шанса сделать это снова. Так получилось и со мной.

Я узнал, что такое «хорошо». Я узнал, что могу быть человеком, у которого есть еще эмоции, кроме ненависти, злости, гнева и презрения. Я узнал, что в мире есть человек, который способен вынести меня, такой же как я. Но если у меня в это время все тлело в груди, то внутри нее – неугасаемо пылало, задевая своим огнем все окружающее, в том числе и меня.

Стоило ей переступить порог дома, стоило ей уйти, как все потухло. Все стало серым, безжизненным, чужим. До встречи с ней мне было комфортно в такой обстановке и в таком состоянии, но теперь… теперь это причиняет лишь боль.

Да, я откровенно расплавился и превратился в ноющего мудака, который, для окружающих, снаружи носит прежнюю маску ублюдка, а внутри рассыпается на мелкие детали конструктора Лего.

Когда она ушла, я думал, что ей будет достаточно одного дня, чтобы остыть и дать нам шанс поговорить, дать мне возможность объяснить ей все. Она ведь любит. Я люблю. Но какой же я придурок, что так думал. Как же я ошибался. Ох, как же я ошибался.

Не стоило ее тогда отпускать. Надо было притянуть ее к себе, обмотать своими руками и не позволить сделать ни единого шага от меня. Но я, идиот, решил, что ей нужно время…

Время, чтобы исчезнуть из города? Нет, нужно брать намного больше… Время, чтобы сбежать из этой чертовой планеты.

Она не просто ушла, она испарилась, не оставив ни единого намека на существование Галатеи Хилл, Галатеи Спенсер, Теи, Дейенерис, моего ангела. НИ-ЧЕ-ГО…

Дом, куда я поехал первым же делом на следующее утро, оказался пустым, а вывеска на его территории, гласившая «Выставлен на продажу», стала первым намеком на то, что я потерял ее навсегда.

Университет – второе место, куда я приехал, тоже не подарил мне радостных новостей. Ректор, работавший первый день в этом учебном заведении, сообщил, что по всем данным здесь никогда не числилась студентка с именем Галатея Хилл или Галатея Спенсер. Это был второй намек на то, что Дейенерис ушла от меня навсегда.

Дженни, которая уехала с Мэддоксом в Нью-Йорк, сначала очень долго в слезах орала на меня в трубку телефона, когда я рассказал ей о том, что сделал с Теей. А потом, успокоившись, прислала мне скриншоты с триллионом исходящих от нее звонков контакту «Принцесса Тея» и такое же количество сообщений, отправленных в разное время, в которых был лишь монолог Дженни с вопросами: «Тея, где ты?», «Тея, куда ты пропала?», «Принцесса, что происходит?», «Тея, я знаю, что сделал этот ублюдок, ответь мне». И множество других, которые позволили мне понять, что Тея сбежала не только от меня. А что я думал? Дженни встречается с Мэддоксом, а Мэддокс – мой брат, который сдал бы мне ее, зная, что мы испытывает друг к другу.

Госпиталь – последнее место, где мне могли помочь и сказать, где я могу найти ее. Но и тут меня ждал неприятный сюрприз.

Мистер Паркер, главврач, наотрез отказался говорить что-либо о семье Хилл, сказав, что они просто уехали. А когда я спросил о Диазе и о том, как и куда они могли перевезти больного мальчика, он просто замолчал.

Никакие угрозы, взятки, просьбы, – ничего не действовало на него. На каждый мой вопрос ответом была тишина. Это был четвертый намек, который уже вовсю орал о том, что ее больше не будет в моей жизни.

Я пробивал по всем возможным базам данных, отчаянно цепляясь за малейшую ниточку, которая могла бы вывести на след членов семьи Хилл. Но в ответ – пугающая пустота. Ни одной справки, выданной на ее имя. Ни одной выписки с места жительства. Ни одного купленного билета на поезд, самолет или автобус. Абсолютно ничего.

Я ездил по каждому аэропорту, как одержимый, задавая те же вопросы и слыша одно и то же разочаровывающее: «Извините, мы ничем не можем вам помочь».

Каждое отчужденно вежливое лицо сотрудников лишь добавляло масла в огонь моего отчаяния. Я даже отправился в соседние города, надеясь, что, возможно, там найдется след, пусть даже самый незначительный.

Я был в Нью-Йорке, Чикаго, Бостоне, надеясь, что именно там, в этих многолюдных городах, я смогу наткнуться хоть на какую-то подсказку.

Но все заканчивалось одинаковыми словами. Каждый раз, когда мне говорили, что они не могут помочь, я превращался в бесчувственный окаменелый кусок в человеческом обличии.

Я начал сомневаться в собственном разуме: а было ли все это вообще? Может, я просто на несколько месяцев впал в кому, погрузившись в странную иллюзию, которая имела отголоски реальности, но все же оставалась лишь плодом моего воспаленного воображения.

Но реальность била меня своими доказательствами. Комната с ее вещами, фотографии на моем телефоне, воспоминания Мэддокса и Тео – все это говорило одно: я не сошел с ума. Она была реальна, существовала, находилась в этом чертовом доме и жила не только внутри меня все это время.

Триста шестьдесят три дня прошло с той самой ночи, когда я позволил ей уйти. Восемь тысяч семьсот двенадцать часов с момента, как потерял ее. Пятьсот двадцать две тысячи семьсот двадцать минут со дня, как допустил самую серьезную ошибку в своей жизни, о которой жалею каждое утро и каждую ночь.

Каждое утро я просыпаюсь с чувством ее пристального, осуждающего взгляда, находящего меня через пространственно-временную завесу. Каждую ночь я ощущаю ее присутствие рядом с собой, но стоит мне осмелиться открыть глаза – и вся ночная дымка растворяется, оставляя после себя лишь пустоту.

Как можно было за три месяца так сильно стать зависимым от человека? Как можно было влипнуть до такой степени, что ее отсутствие напоминало утрату жизненно важного органа?

– Хантер.

Мои размышления прерывает голос вошедшего в пустой дом Тео, который уже больше пяти месяцев живет отдельно – снимает квартиру в связи с тем, что все-таки бросил университет, приняв решение полностью посвятить себя музыке.

– Брат, ты не думал сбрить это подобие творческой личности и пригласить уборщицу? Здесь невозможно находиться. – Он иронично окидывает взглядом комнату, указывая на разбросанные банки пива – единственный вид алкоголя, на который я все еще способен, возвращаясь домой.

После неудачной аварии отец долгое время находился в больнице под присмотром врачей. Травма, которую он получил, сделала из него физического инвалида – из-за раздробленных коленей он больше не имеет возможности передвигаться самостоятельно. Но это не мешает ему продолжать управлять мной, как марионеткой, тянуть за ниточки и заставлять делать что-то из того, что я делать не хочу.

Я думал, что мне удастся избавиться от него, но получилось так, что я снова надел на себя кандалы, которые втянули меня в его компанию под видом генерального директора.

Когда я приехал к нему, желая выяснить о событиях двадцать шестого мая, он рассмеялся в мое лицо, сказав, что «сучка» все-таки рассказала мне о своем отце.

Стиснув зубы, я выслушал его «правду», которая показалась мне недостаточно правдивой. Но убедиться в достоверности его слов я никак не могу, потому что: первое, отца Теи давно нет в живых, второе, ни Теи, ни какого-либо другого человека, который знает о том, где она, нет.

– Нет, – отрицательно качаю головой на вопрос Тео об уборщице, смотря перед собой в темному.

– Собирайся. – Он несколько раз бьет по моему плечу. – Намечается грандиозная вечеринка. Тебе пора бы уже развеяться и жить дальше.

– Нет, – так же качаю головой в знак отрицания и делаю глоток алкоголя.

– Хант, ты становишься похожим на зомби. Хватит торчать здесь сутками, ты же не старый дед, жизнь продолжается. Ты должен хоть немного отключиться и стать похожим на человека. И то, что ты продолжаешь заниматься бизнесом отца – не значит быть человеком. Вставай и погнали со мной.

– Тео, я сказал: нет, – отвечаю, поворачиваясь к нему и замечая странный внешний вид.

«На нем костюм Дэдпула 1 ? Хэллоуин будет только через полтора месяца. В честь чего он решил так приодеться?»

– Ты решил сменить стиль? Тебе идет, – говорю и отвожу взгляд обратно в «уютную» пустоту.

– Уже прошел год, как ее нет в твоей жизни. Она не вернется. А если бы хотела это сделать, то уже давно бы сделала. Ты не найдешь ее, как бы не пытался. Ты сделал все возможное, смирись.

– Смириться? Тео, это ты говоришь? – с нотами гнева и горечи спрашиваю я. – Она была больше, чем просто «друг» для тебя, она стала тебе сестрой. Или ты забыл, как плакал, когда узнал, что она исчезла?

– Вот тут не надо врать, я не плакал, я рыдал, Хантер. Впервые в осознанной жизни, между прочим, – уточняет, пытаясь добавить немного веселья своему голосу, но у него не получается.

– И ты хочешь, чтобы я смирился? – интересуюсь я, продолжая сидеть на полу, прислонившись о сидение дивана.

– Хотя бы попробуй. – Тео садится рядом со мной, отбирает банку пива и убирает ее на стеклянный столик.

– Завтра попробую, – твердо заявляю я.

– Ты так уже говорил, но ничего не меняется.

– Завтра изменится. Обещаю.

– Дай слово, – просит он, прожигая мой профиль своим пронзительным взглядом.

– Даю. А теперь отвали и иди на эту гребанную вечеринку, – говорю я, а затем все-таки решаю спросить: – Дэдпул? Серьезно?

– Это костюмированная вечеринка в честь возвращения какого-то влиятельного мужика. Не суть, ты все-равно не пойдешь. – Он поднимается с пола, подходит к телевизору и нажимает на кнопку включения. – Пусть хоть какой-то отвлекающий шум развеет твое одиночество. Может узнаешь, что в мире творится.

Тео уходит, громко хлопнув дверью, оставив меня в привычном одиночестве в пустом доме. Я лениво тянусь к пульту и включаю новостной канал, абсолютно незаинтересованно бросая взгляд на экран.

Время тянется медленно, и я чувствую, как погружаюсь в болото собственной апатии. Полчаса. Час. Мысли о том, чтобы нажать кнопку выключения и принять снотворное, кажутся единственным спасением.

Внезапно экран начинает мигать, прерывая мое безразличие яркой вспышкой: «Срочные новости». Девушка в рыжем костюме лисы вещает о возвращении какого-то важного человека. Это, наверное, то, о чем говорил Тео.

Я собираюсь встать, желая пойти по привычному пути, но чувствую, как ноги становятся свинцовыми. Я не могу пошевелиться. Проходит три минуты, прежде чем я осознаю причину.

– Какого хрена? – приглушенно произношу я, вглядываясь в то, что вижу перед собой.

Сердце учащенно бьется, словно хочет вырваться из груди. Меня бросает в потовые волны, глаза перестают различать реальность, искажаются, не понимают, где правда, а где плод моего истерзанного воображения.

Я смотрю на экран, и там передо мной предстает дьявол в роскошном черном, облегающем платье, которое открывает белоснежную кожу. Благодаря разрезу, доходящему до самого бедра, видна татуировка человеческого сердца, пронзенного острым кинжалом, переплетенного с белыми анемонами, с которого стекают капли крови. Ярко-красные туфли делают ее ноги еще более стройными и потрясающе красивыми. Короткие, идеально ровные волосы неестественно-белого оттенка едва касаются ее плеч.

Ее глаза скрыты черной маской, а губы накрашены ядовито-красной помадой, которую, кажется, даже если захочешь смыть, не получится. Но даже видя ее в таком обличии, я понимаю, что это она.

Это она, черт возьми.

Моя Дейенерис.

Но в прямой трансляции она выглядит не моей. Совсем не моей. На утонченной талии лежит рука того самого мужика, о чьем возвращении так все «кричат». Этот мужик в черном костюме в золотой маске, закрывающей все его лицо, трогает мое. Трогает то, к чему прикасаться имею право только я.

Это не иллюзия.

Она вернулась. И теперь я точно не допущу ни единой ошибки. Я намерен исправить все, что натворил. Я больше не отпущу ее. Я сделаю это, даже если мне придется отнять ее у этого человека.

Она достигла своей цели, когда овладела мной полностью. Следующая цель – моя. А это значит, что она будет принадлежать только мне. Я заслужу ее любовь, какой бы дорогой ни была цена. Добьюсь и превращу каждого, кто встанет на моем пути к ее сердцу, в пыль.

«На горизонте – твоя любовь, Тея. Но для начала я верну в твою жизнь себя и докажу, что мы достойны того, чтобы быть вместе. Мы – сумасшедшие, которые создадут свой личный сорт нормальности. Нашей нормальности».

Глава 1

США, Лос-Анджелес, год назад

ТЕЯ

Однажды я сказала, что в этой жизни больше ничто не сможет заставить меня испытать боль и парализующий страх, как в тот день, когда я потеряла все. Но это произошло снова, когда я лишилась сестры.

Однажды я думала, что больше никогда не стану ничего бояться. Но это снова произошло, когда я оказалась взаперти в темноте, окунувшись в страшное прошлое, которое по-прежнему терзает все внутренности, выворачивая наизнанку.

Это «никогда» стало моей пророческой бедой. Никогда не говори никогда. Потому что отрицательная частица «не» в любой момент может сыграть с тобой злую шутку.

Грустно, отвратительно, страшно, что мне пришлось столкнуться с этим чувством снова, и внутри все перестало выполнять свои предназначенные функции.

Все остановилось.

Сердце, пульс, мозг – все перестало функционировать, когда я отчаянно пыталась выбраться из той чертовой комнаты. Окна оказались бронированными: ни мои кулаки, ни удары моих ног, ни стул – ничего не смогло подарить мне свободу.

Попытка связаться с кем-то и попросить помощи закончилась в тот момент, когда я не обнаружила ничего, что могло позволить мне сделать это – ни телефон, ни ноутбук, ни крики в пустоту. Ничего не помогло мне вынырнуть из этого кошмара, который с каждым часом превращался в тот самый ад, в котором я находилась девять лет назад на протяжении месяца.

Закрытая комната без возможности выбраться плюс темнота – симбиоз моего страха, который я так отчаянно пыталась подавить. Это второе, после полетов, что вызывает во мне странное внутреннее состояние до истерики.

Страх того, что он придет, вкрутит лампочку и будет трахать меня на камеру, а потом убивать, стал настолько сильным, как если бы рычаг живых, человеческих эмоций снова потянули до предела.

Я сбежала. Я сдалась. Я проиграла.

Мне стало настолько невыносимо находиться в этом доме, с этим человеком, что я начала задыхаться от своего некогда верно принятого решения.

Я не хотела, чтобы он шел за мной. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда. Поэтому все, что пришло в мою голову в таком состоянии – разбить его тачку лежащим рядом кирпичом. Но я не стала этого делать, поняв, что мне не полегчает. Будет только тяжелее от своей собственной беспомощности.

Из-за отключенного телефона, который ни в какую не хотел оживать, мне пришлось пешком плестись по трассе до самого дома. И когда я поставила его на зарядку, не ожидала увидеть то, что заставит мое бешено бьющее сердце от долгой прогулки замереть, а сознание кричать в агонии, желая собственной смерти.

Сотня звонков от Доминика. Три пропущенных от Эви. И одно роковое сообщение от дяди, которое сломало оставшуюся надежду на что-то хорошее о суровую реальность: «Тея, приезжай в госпиталь. Срочно».

Незамедлительно сев в старую машину Доминика, я дрожащими руками бесчисленное количество раз набирала номер Эви, который каждый раз переводил меня на голосовую почту, а телефон моего дяди оказался вне зоны действия сети. Всю дорогу я пыталась дозвониться хоть кому-нибудь, чувствуя боль, сковывающую грудь, от того, что я, к сожалению, еду туда не для того, чтобы услышать хотя бы минимально радостную новость.

Телефон, наконец-то, издал звук, оповестивший меня о звонке, и когда я взглянула на экран, вместо фотографии Эви или Дома, увидела его лицо. Лицо того, кто сегодня разрушил меня, окунул с головой в мое прошлое и показал, какой он на самом деле человек.

Недолго думая, я, во время движения автомобиля, опустила окно и выбросила телефон, решив таким образом лишить его последней возможности связаться со мной.

Припарковавшись на территории госпиталя, я быстрым шагом выхожу из машины и направляюсь к дверям, но останавливаюсь. Я опускаю ладонь на ручку, но не могу опустить ее. Что-то внутри меня не позволяет этого сделать.

Я боюсь. Мне страшно. Что будет, если я войду внутрь? Что я увижу там? Последняя встреча с Диазом отпечаталась в моей памяти темным пятном. И я не хочу знать, что сейчас, переступив порог, я не увижу его в сознании. Не увижу его яркую улыбку, которую он дарил мне каждый раз, когда я приходила к нему. Не коснусь его теплой руки и не смогу разделить с ним очередной киндер. Я не хочу этого. Я не выдержу и сломаюсь окончательно.

Почувствовав за своей спиной присутствие человека, а затем его руку на своем плече, я невольно вздрагиваю, но не оборачиваюсь. Такой парфюм есть только у одного человека, который всегда был со мной, который всегда, невзирая ни на что, был на моей стороне.

– Пойдем, – говорит Дом не совсем своим голосом, ровняясь со мной. Взглянув на печальное выражение его лица, я понимаю, что «хорошо» больше не будет никогда.

– Мне страшно, – честно признаюсь и чувствую, как глаза предательски начинают пощипывать, предвещая надвигающуюся лавину солевой жидкости.

– Ты нужна ей.

«Ей».

Достаточно всего двух букв, чтобы осознать, что его больше нет. Моего Диаза больше нет. Малыш Диаз, который так боролся за свою жизнь умер в возрасте восьми лет. Маленький мальчик, который так радовался любым мелочам, ушел…

– Сейчас как никогда фраза: «Нужно идти туда, где страшно» работает. Ей нужна помощь. Твоя – в особенности, Снежинка. Ты для нее не просто «племянница», ты стала для нее младшей сестрой, которую она полюбила всем своим сердцем. Ты можешь помочь ей справиться с этим, разделить ее боль, – говорит Доминик, осторожно опуская свою ладонь на мою руку. – Ты была с ней с момента рождения Диаза, ты прошла с ними через все. Сейчас она, как никогда, нуждается в тебе.

Я сглатываю подступающий к горлу ком, одной рукой вытираю мокрые щеки, а другой, вместе с Домом, осторожно открываю дверь. Делаю несколько шагов в сторону палаты Диаза, где вижу Эви, которая сидит на полу, подперев своей спиной стену. Ее руки сжимают кепку сына, а лицо не выражает ни единой эмоции. Нет ни плача, ни крика, ничего. Лишь оглушающий звук тишины сквозит в помещении.

Я медленно направляюсь к ней с неуверенностью, что сверлит душу, не зная, какие слова могут быть достаточно сильными, чтобы хоть как-то утешить. Опускаюсь на хрупкий ламинат, чувствуя, как мир рушится вокруг нас.

Напряженная до предела, я держусь из последних сил, опасаясь, что малейшее движение может разбить меня вдребезги, словно стекло об асфальт. В сознании эхом пульсируют слова, сказанные Домом: «Ты нужна ей, Тея».

Она поворачивается ко мне, ее эмоции выжжены дотла. Ее глаза – бездна пустоты, губы потрескались, а кожа, покрытая серым налетом безнадежности, напоминает густой, неотступный дым, переживающий пожар.

– Тея, – ее голос едва похож на голос моей Эви. Она опускает голову мне на плечо, и я расправляю свои руки в жалком подобии надежды, обнимая ее. – Его больше нет. – Из нее выхлестываются слезы, пропитывая мою футболку. – Моего мальчика больше нет.

Я лгала себе, наивно полагая, что смогу удержать слезы рядом с ней. Клубок горечи вновь затягивается в горле удавкой, как огромная кость, не позволяющая дышать.

– Он ушел… он оставил меня здесь. Одну… Тея… Почему эта боль разрывает все внутри? Почему мир так жесток? Что я сделала, чтобы заслужить такой яростный удар судьбы?

– Эви, – шепчу я, прижимая руку к ее голове и нежно касаясь волос, словно стараюсь удержать ее душу от полного разрушения. – Наш маленький ангел сейчас в лучшем месте, окружен светом и умиротворением. Ты обещала жить для него, ради него, не сдаваться, потому что он мечтал, чтобы ты была сильной.

– Я не смогу… нет, я не смогу жить, зная, что его больше нет, что он никогда не обнимет меня и не назовет мамой… И больше не скажет, что я выгляжу как мама-панда… Он так беззаботно смеялся над мешками под моими глазами.

– Эви…

– Он больше не коснется меня своими маленькими пальчиками… Больше не расскажет о своих снах и неосуществленных мечтах… Я никогда больше не смогу ощутить его в своих объятиях и не смогу сказать, как безмерно сильно я люблю его…

– Он знает… Эви, он знает, что ты его любишь! Он чувствует это. Он всегда будет рядом с тобой, внутри тебя, внутри каждого твоего органа, каждого вздоха и каждой мысли.

К нам подходит врач. Его присутствие – как холодная тень суровой истины, готовая сломать последние стены нашего сопротивления. Он делает несколько характерных звуков, чтобы уведомить нас о своем присутствии.

– Приношу свои искренние соболезнования вам, – начинает он, глядя сначала на меня, а затем задерживая взгляд на Эви, чей мир стал опустошенным и не слышащим. – Диаз был прекрасным ребенком, мужественно сражавшимся с каждой преградой на своем пути. Он стойко выдержал каждое испытание, посланное для него. И сейчас ваш мальчик обрел то, что должно было принести ему покой.

– Смерть? – Эви отстраняется и смотрит на врача взглядом, который жалит, как кнут. – Вы хотели сказать, что моему мальчику нужно было обрести смерть? Вы идиот?!

– Эви, – пытаюсь остановить ее, безуспешно стремясь легкостью прикосновения разогнать тучи ее гнева, которые она резко смахивает со своего плеча.

– Нет, вы всерьез полагаете, что девятилетний мальчик желал умереть? Думаете, что смерть – это то, чего он хотел? Вы издеваетесь?!– Она подрывается на ноги и делает несколько шагов к врачу. – Ты не в своем уме, если предполагаешь такие мысли и еще осмеливаешься говорить об этом вслух! Ты…

Ее слова обрываются, когда она теряет равновесие и падает прямо в руки мистера Паркера.

Я поднимаюсь, прислоняясь руками к стене, и быстрым шагом направляюсь к ним.

– Эви? – пытаюсь позвать ее, но она находится вне сознания.

– Нашатырь, несите нашатырь!

Он нежно подхватывает Эви на руки и уносит в сторону соседней палаты. Я иду за ними и помогаю открыть дверь, пропуская их внутрь. Он аккуратно укладывает ее на кровать и, убрав выбившиеся пряди с ее лица, ласково проводит рукой по щеке.

– Эвелин, придите в себя, – мягко просит он и проводит смоченной в нашатыре ватой под ее носом. – Эви, дорогая, очнись.

«Дорогая?» – это слово эхом звучит в моей голове, поражая своей неожиданностью.

– Эв… – он снова зовет ее, и я вижу, как ее лицо морщится, отворачиваясь от ядерного аромата. – Сколько пальцев я показываю?

– Восемнадцать.

– Эвелин, я серьезно, – говорит врач, не отводя взгляда с ее лица.

– Три, – отвечает она, направив взгляд на его руку.

– Вам необходим отдых, иначе вы погубите себя, – говорит врач с настойчивостью. – Я распоряжусь, чтобы вам поставили капельницу. Вы должны немного отдохнуть.

– Диаз, – сдавленным голосом произносит Эви.

– Мне очень жаль, – отвечает он, и в этих словах слышится искреннее сожаление. – Но я думаю, что он хотел бы, чтобы вы оставались в сознании и продолжали жить.

Эвелин закрывает глаза, но слезы все равно находят путь, скользя по ее щекам, словно таким способом она выбрасывает крик, который не получается озвучить.

– Я не могу, – шепчет она, ее голос едва слышен.

– Обязательно сможете, – врач продолжает, в его словах ощущается сила и непоколебимая вера в ее будущее. – Ни сегодня, ни через месяц, полгода и вряд ли через год. Ваша рана будет кровоточить еще очень долго, но со временем вы сможете приложить к ней тугую повязку и продолжать жить. Вы сможете, – уверяет он. – А сейчас вам лучше поспать.

Он поднимается на ноги, подходит к стоящей в дверях медсестре и отдает распоряжение о капельнице. Девушка в белом халате делает все, что нужно, и я замечаю, как Эви, которая до этого безэмоционально смотрела в потолок, сейчас медленно закрывает глаза, погружаясь в вынужденный сон.

– Мистер Паркер, что нам делать? – спрашиваю, неотрывно смотря на врача, который снова садится у кровати Эви. Его лицо сосредоточено исключительно на ней, глаза полны ответственности и заметной грусти.

– Не оставлять ее одну, – отвечает он, мягко поглаживая руку моей тети. – Самое страшное, что вы можете сделать – бросить ее в таком состоянии.

– Ни за что не брошу, – обещаю очевидное, сжав кулаки так крепко, что ногти врезаются в ладони.

– Вы сможете отвезти ее в другое место, подальше отсюда? – спрашивает он, повернувшись ко мне.

– Да, но не думаю, что это сильно спасет ситуацию.

– На это потребуется время, но она поправится. Обязательно поправится.

Я качаю головой, стараясь понять, как вообще возможно идти дальше. Но он продолжает:

– Диаз просил вам кое-что передать.

– Мне?

– Да, пойдемте в мой кабинет.

Я следую за врачом, останавливаюсь посреди кабинета, чувствуя, как камень, который до этого сдавливал мою грудь, падает в ноги, не позволяя сдвинуться с места.

Мистер Паркер протягивает мне телефон и планшет для рисования Диаза.

– Вчера вечером, когда я зашел к нему, он передал мне это и сказал, что здесь есть кое-что важное для вас, Тея, – говорит он, а я смотрю на устройства в своих руках и провожу по ним пальцами, словно пытаюсь почувствовать тепло нашего мальчика через них. – Мне кажется, он знал, что с ним скоро случится. За последнюю неделю его показатели ухудшались с бешеной скоростью, но он всем своим видом старался показывать, что все в порядке, особенно перед Эвелин, – уточняет он. – А сегодня они преодолели критическую отметку.

– У него не было шансов, – тихо выговариваю то, что было очевидным для всех.

– Один на миллиард, – его слова заполняют комнату тяжелой правдой.

– Вы с самого начала знали и поэтому разрешили забирать его отсюда.

– Да, – отвечает он, кивая головой. – Он должен был почувствовать себя полноценным человеком.

– Вы знали, что это произойдет очень скоро?

– Да. К сожалению, я знал.

– И вы молчали, чтобы не травмировать сильнее Эви? – мой голос больше не дрожит.

Он кивает, и во мне вспыхивает понимание: это не просто профессиональный долг, это забота, которая выходит за пределы любой формальной связи. Это нечто большее, чем просто отношение врача к родственнице пациента.

– Я хотела бы у вас кое-что попросить, – глубже вдохнув, я решаюсь на непростую просьбу. – Возможно, это будет похоже на шантаж, но я очень надеюсь, что вы сможете мне помочь, – говорю я, но продолжаю идти на крайние меры: – Помочь Эви.

– Что нужно делать? – его взгляд не отпускает моего.

– Ранее вы сказали, что Эвелин желательно отвезти как можно дальше отсюда. Я сделаю это. Только вы не должны никому сообщать эту информацию. Ни о нашем местонахождении. Ни об Эви. Ни о Диазе. Ни обо мне. Ни о чем. Вы должны делать вид, что нас никогда и не существовало.

– Мистер Каттанео? – спрашивает он, будто знает, что этот человек – основная причина моей просьбы.

– Людям с этой фамилией в первую очередь, – твердо отвечаю я.

– Вы сделали что-то противозаконное? – без тени взволнованности спрашивает мистер Паркер.

– Нет.

– Этой информации мне более чем достаточно.

– Если кто-то придет, вы должны незамедлительно связаться со мной. Я позвоню на ваш номер, как только мы будем на месте.

– Я все понял, – говорит он, кивая головой. – Эвелин должна будет остаться здесь еще на некоторое время, а через пару часов вы уже сможете ее забрать. Диаз…всю информацию я пришлю Эвелин.

С легким кивком головы, полная противоречивых эмоций, я выхожу из больницы. Легкий ветер пробирается по телу, когда я опускаюсь на лавочку рядом с Домом, который выпускает из своих легких едкий дым.

– Как ты? – Он первым нарушает такую уютную, но опустошающую тишину.

– Разве на моем лице не написано жирным шрифтом слово «облажалась»? – отвечаю вопросом, не поворачиваясь к нему.

– Тея, ты не облажалась. Ты ничего не могла сделать. Никто не мог, к сожалению, – говорит он и, потушив сигарету о стоящую рядом урну, выбрасывает ее.

– О, поверь, Дом, я облажалась по полной. И в ситуации с Диазом, и в ситуации с Каттанео.

– Ты так в этом уверена? – недоверчиво спрашивает он.

– Да, Дом, я уверена.

– А это что? – спрашивает он, кивая на вещи в моих руках.

– Диаз передал, – опускаю взгляд на его телефон и планшет для рисования.

– Ты включала?

– Еще нет.

– Включи, посмотри и убедись, что ты не права, – говорит Доминик и отходит к своей машине.

Оставшись наедине с собой, первым делом я снимаю блокировку с телефона, который вместо главного экрана показывает сразу галерею. Последнее видео, длительностью в две минуты сорок четыре секунды, с надписью по центру: «Тея, прости меня».

Увидев этот текст, внутри меня в моменте что-то взрывается и рассыпается, разрезывая осколками органы.

Нажав на кнопку включения, перед моими глазами появляется уставшее лицо малыша Диаза, который внимательно смотрит в камеру и с трудом выдавливает легкую улыбку.

– Так, надеюсь, меня хорошо видно и слышно… Как говорят во взрослых фильмах: если ты смотришь это видео, то меня больше нет, – говорит и улыбается еще шире, а я не успеваю словить первые слезы, которые обрушиваются на экран телефона. – Тея, прости меня. В день, когда мы с тобой поругались, я слишком много ненужного наговорил тебе. Но я должен был… Не потому что хотел, чтобы тебе было больно, а потому что хотел, чтобы тебе было легче, когда я уйду. Этому я тоже научился из фильмов, которые мы смотрели с мамой, — дополняет он, а я любуюсь его живыми эмоциями. – Если у меня не получилось облегчить твою боль, то прости меня, — он замолкает и несколько секунд смотрит через экран, как будто я сижу там, перед ним. – У меня будет к тебе маленькая, но очень важная просьба: позаботься о моей маме, присмотри за ней и не дай уйти за мной. Точнее несколько просьб. Вторая: позаботься о Хантере, он классный. Мне показалось, что он правда любит тебя, и мне он очень нравится. Третья: позаботься о себе, будь счастливой. А я… я найду там, на небесах, твоих родителей и сестру и передам им, что с тобой все в порядке. Они должны узнать, что у них выросла прекрасная принцесса. Тея, я не злюсь на тебя, я тебя очень сильно люблю. Я знаю, что больше не смогу сказать тебе этого, – говорит Диаз, вытирая глаза. – Пожалуйста, продолжайте жить без меня. Я знаю, что вы справитесь.

С его последними словами все мое тело колышется от внутренней дрожи. Лицо, вероятнее всего, выглядит так, словно у пчел было соревнование: кто сильнее укусит. И те, кто делал это под моими глазами и на губах, очевидно, заняли призовые места.

– Тея, – Мое одиночество нарушает подошедший Доминик. – С Хантером все в порядке?

«Хантер. Да что с ним может произойти?»

Когда я пришла в себя в доме этого «человека», которого считала не таким, не похожим ни на кого, со своими тараканами, проблемами и тайнами, но не настолько идиотом, чтобы поступить так со мной, я была готова убить его. Я считала его своим, как бы наивно это не звучало. Я была уверена, что он испытывает ко мне намного больше, чем просто физический интерес.

Его глаза выдавали каждую его мысль обо мне, а его черствое сердце, в которое я была намерена произвести выстрел, рядом со мной начинало биться усерднее, показывая, что мои догадки о его чувствах были верны.

Но я ошиблась. И это последняя ошибка, которую я допущу. Шансов на промах у меня больше нет и не будет.

Я не подпущу к себе человека, который безжалостно запер меня в темной комнате, отключил доступ к кислороду своим поступком и показал, что в нашем мире нет места человеческому счастью и любви между двумя упертыми людьми. Я отказываюсь от своих чувств и отказываюсь давать шанс на воссоединение того, что было вдребезги разбито.

– Не знаю. И знать не хочу, – отвечаю вместо всего того, что сейчас около двух минут раскладывала по полочкам в своей голове.

– Ты виделась с ним сегодня?

– Да.

– С ним все нормально?

Меня настораживает его озабоченность состоянием Хантера.

– Более чем, – говорю и замечаю на лице Доминика облегчение.

– Тея, тебе лучше поехать домой и отдохнуть, на тебе лица нет. Об Эви я позабочусь.

– Я останусь здесь, – отвечаю, не желая ехать в одиночество.

– Тея, послушай меня, тебе следует побыть с Хантером…

– Я не вернусь больше туда, Дом, – перебиваю его. – Все пошло к чертям. В плане оказалась огромная трещина, к которой я не была готова, поэтому, прости, но я больше не в деле. Кажется, еще месяц назад, ты был только «за», если я уйду? Что-то изменилось? – интересуюсь, глядя в его глаза. – Мне, как и Эви, нужен перерыв подальше отсюда.

– Что-то произошло? – спрашивает он, присаживаясь рядом со мной. – Он тебя обидел?

«Что ты, Дом… Он просто схватил меня за волосы и резко окунул лицом в грязное прошлое, не дав даже возможности отдышаться».

– Нет. Я просто устала, Дом, – вместо правды отвечаю очередной бред. – Давай уедем после похорон Диаза? Врач предложил сменить обстановку, которая поможет Эви облегчить ее боль. Я сегодня же соберу все вещи.

– План отступления? – интересуется он, имея в виду заранее обговоренную стратегию, которая обеспечит нам безопасный уход и сделает так, что ни одна собака не сможет взять след на нас.

– Да. Так будет лучше для всех.

– Я свяжусь с риелтором, который выставит дом на продажу в ближайшие дни.

– Завтра. Получится выставить его на продажу уже завтра, чтобы стереть нас с лица Лос-Анджелеса для всех? – спрашиваю я, замечая в глазах Дома ярко-мерцающие знаки вопросов, которые в итоге спускаются к его рту:

– Все-таки что-то произошло?

– Дом, сейчас я не хочу обсуждать ничего связанного с фамилией Каттанео.

– Хорошо, Тея. – Он поднимается и, убрав телефон, который до этого сжимал в своей руке, в карман легкой куртки, добавляет: – Поезжай домой, собирай вещи, а я заберу Эви отсюда и приеду за тобой.

– Спасибо. – Я обнимаю его, чувствуя тепло и поддержку, и направляюсь к машине.

***

Подъехав к дому, я поднимаюсь в свою комнату, в которой жила от силы несколько месяцев перед переездом в дом Каттанео. Я даже не успела проникнуться атмосферой этого дома, поэтому мне не будет так трудно прощаться с ним.

Подойдя к шкафу, я вынимаю чемодан и складываю развешенную одежду, точнее пару платьев, три футболки и шорты, которые остались здесь. Все мои вещи валяются у Каттанео, но я ни за что не поеду их забирать.

Далее направляюсь в комнату Дома и делаю то же самое. С секретной комнаты выношу все документы, упаковываю компьютер и ноутбуки в коробки, а оружие и другие запрещенные вещи прячу вглубь чемодана с его одеждой. Почти за три часа мне удается сложить в четыре чемодана и пять коробок всю нашу недолгую жизнь в этом доме.

Я сажусь на диван, открываю телефон Диаза и пересматриваю снова и снова его послание для меня. Повторяю его слова о том, что мы сможем и мы справимся, и, кажется, сама начинаю в это верить.

Вверху экрана всплывает какая-то новостная реклама, и я смахиваю ее, но вместо этого она каким-то странным образом открывается. Я пытаюсь закрыть, нажимая на крестик в углу, но ничего не происходит. Решаю дождаться, может быть, она исчезнет так же, как и появилась. Но вместо рекламы какого-то приложения или сайта, после длительной загрузки на экране появляются кадры жуткой аварии, и парень в черном костюме с микрофоном у рта вещает всю информацию:

– Сегодня около полудня произошло страшное дорожно-транспортное происшествие с участием двух машин. По предварительным данным, в одной из машин находился владелец крупной алкогольной компании – Джеймс Каттанео и его сын. В результате аварии погибли два человека – Беатрис Стоун и Коннал Хьюз. Причины происшествия пока выясняются, но очевидцы сообщают, что одна из машин двигалась на высокой скорости. Подробности будут известны позже. Следите за выпусками наших новостей.

Я не замечаю, как начинаю сильнее сжимать телефон, и не помню, который раз перематываю видео на самое начало. Слушаю снова и снова имена и фамилии погибших.

Беатрис Стоун и Коннал Хьюз.

Беатрис и Коннал…

Коннал… Мой Дион…

Мой брат, которого я обрела несколько дней назад, мертв. Он погиб в аварии. Он погиб точно так же, как его хотели убрать девять лет назад. Его больше нет. Моего старшего брата спрятали в тот страшный черный пакет и погрузили в машину как ненужный мусор.

Сегодняшний день не собирается налаживаться. Каждая новость хуже предыдущей, а последние две – разрывают меня на части.

Два человека… два важных человека в моей жизни сегодня навсегда покинули ее. Они ушли, оставив после себя пустоту, которую невозможно заполнить. Ушли, разорвав последний кусочек, который уже никогда не заживет.

Слезы горят на щеках, будто пытаясь запечатлеть эту боль в моей памяти навсегда. Каждое слово, каждая буква их имен словно набатом отдается в моем разуме, не оставляя мне ни малейшего шанса на облегчение.

Все рушится.

Все летит в бездну, где нет ни надежды, ни утешения. Я держалась, я начала чувствовать, что справлюсь, но, кажется, больше – нет.

Сегодня я окончательно потерялась без возможности восстановления.

Глава 2

США, Нью-Йорк, Статен-Айленд, шесть месяцев назад

ТЕЯ

«Эван Стоун, мужчина, потерявший единственную дочь полгода назад, безвылазно проводит время в баре, утопая в литрах алкоголя до беспамятства. Он часто посещает кладбище, после чего возвращается в бар. Эван перестал принимать какое-либо участие в ведении бизнеса «D.A. Corporation». Если он не вернется к управлению компанией в скором времени, его партнеру придется взять на себя все управленческие обязанности. В отсутствии слаженной работы двух владельцев, «D.A. Corporation» может столкнуться с внутренними конфликтами и потерей стратегического направления. В конечном итоге, это может привести к финансовым потерям и ухудшению отношений с клиентами и инвесторами».

Эту новостную статью я читаю с экрана своего ноутбука, пока сижу в уютной кофейне недалеко от своей квартиры. Передо мной – отменный кусок гамбургера и охлажденный кофе без сахара.

Да, мои предпочтения в еде кардинально изменились. С того самого момента, когда моя жизнь достигла точки невозврата, я отказалась от сладкого и напитков, полных сахарной приторности.

Я больше не позволяю себе наслаждаться сладостями не потому, что это вредит моей фигуре и зубам, а потому, что это вызывает во мне дикую тошноту. Особенно я больше не могу терпеть мороженое с орехами и мятой.

Раньше сладкое помогало заглушить негатив, скрасить все плохое, пробудить хоть маленькие искорки радости, но, когда жизнь окончательно утратила последние яркие оттенки, я отказалась от всего, что приносило мне хотя бы крохотное удовольствие.

В день, когда Диаза похоронили, Эви погрузилась в бездну отчаяния, и, казалось, ничто не сможет ее оттуда вытащить. Решение увезти ее подальше от Лос-Анджелеса, от места, которое слишком больно напоминало ей о сыне, было одним из самых верных. Но уехали мы вдвоем.

Доминик сказал, что не может оставить свою работу, и я сейчас не об университете, откуда он уволился за несколько дней до нашего переезда. Работа в университете для него больше не представляла никакого интереса. По моей просьбе, он стер меня из всевозможных баз и теперь Галатеи Хилл не существует.

Вернемся к Эви. Моя названная тетя с невероятной решимостью настроена восстановиться и вернуться к жизни, что меня несказанно радует. Она прошла интенсивные курсы массажиста, желая изменить направление своей профессии. До этого она работала косметологом, а сейчас ее цель – помогать особенным детям улучшить их физическое состояние. И сегодня у нее итоговый экзамен, после успешно пройденной практики в одном из детских центров.

Пока ее нет, я тщательно изучаю последние новости из сферы бизнеса в различных интернет-источниках. Не потому, что я дико тащусь от этого, а скорее из-за необходимости быть в курсе всего происходящего.

Когда я уехала из города ангелов, я была уверена, что мое возмездие больше никогда не свершится, потому что я не желала иметь ничего общего с семьей Каттанео. В мои планы не входило ничего связанного с ними, особенно, со старшим сыном, который ярко показал свое отношение ко мне. Но я ошиблась. Снова…

Каждое утро я просыпаюсь в холодном поту после страшных снов, где чертов Хантер принимает облик того самого чудовища. Он вкалывает мне что-то, запирает в темной комнате и уходит, а потом возвращается, устрашающе смеется, насилует меня и надеется на «долго и счастливо».

Наивный. Никакого долго и счастливо у нас не может быть. Это попросту невозможно. Мы – два упертых человека, которые смотрят друг на друга, но вместо «нас» видят только себя.

Нет, я не надеваю на свою голову нимб, притворяясь невинным ангелочком. Это далеко не так. Но и съедать ложками дерьмо, которым меня угощают, я тоже не намереваюсь.

Как только я уехала, я получала сотни сообщений в социальной сети от Дженни, которая, как и я, живет в Нью-Йорке, но в районе Манхэттена, с одним из братьев – Мэддоксом. Я не хотела ее расстраивать своими проблемами, погружать во все это, поэтому отправила ей одно-единственное сообщение с извинениями, о том, что у меня все в порядке и я просто хочу побыть наедине с собой. А по причине того, что все мои «развлечения» не выходят за территорию квартиры и ближайшего кафе, то наши шансы пересечься где-то приравниваются к нулю.

За что я люблю эту девушку, так за ее понимание. На мое сообщение она ответила спустя двадцать одну секунду. Она написала: «Идиотка, наконец, ты ответила. Я люблю тебя. И если тебе нужно время на уединение с собой, то я все равно буду тебе писать каждый день. Если ты будешь читать мои сообщения, то я буду уверена в том, что ты еще жива. Надеюсь, что вскоре тебе станет легче, и мы сможем провести время вместе, наслаждаясь вкусненьким коктейлем в одном из дорогущих ресторанов Манхэттена. Естественно, ты угощаешь».

Она сдержала свое слово и писала мне каждый день, рассказывала о своих делах, о том, как круто им живется с Мэддоксом, об учебе на дизайнера, которая ей очень нравится. Но спустя месяц ее сообщения стали приходить реже, а спустя еще три – они совсем прекратились.

Да, я знаю, что я отвратительная подруга, и, в принципе, так себе человек. Мне не нужно быть первоклассным ясновидящим, чтобы предвидеть то, что, узнав, где я нахожусь, Дженни на радостях все расскажет Мэддоксу, который первым же делом поведает все Хантеру. Он ведь его брат. И если Хантер спросит Мэддокса обо мне, он выложил ему все, что известно, как было в тот раз, когда Дженни и я поехали развлекаться в клуб.

Хантер, к слову, через день после нашего исчезновения, приезжал в госпиталь к Диазу. Этой новостью меня «обрадовал» мистер Паркер, который поклялся на Библии, что сделал все так, как я просила его – сказал, что семьи Хилл больше здесь нет и никогда не будет.

Из интернета мне стало известно, что после аварии, из-за которой Джеймс Каттанео потерял способность передвигаться самостоятельно, должность генерального директора занял Хантер. Помнится, такой «потрясающий» подарок ему сделал отец в день помолвки с покойной Беатрис, но теперь, судя по всему, у него нет другого выхода, кроме как продолжать развивать бизнес собственноручно.

Я видела его на экране своего ноутбука каждый раз, когда искала новости о его семье, о работе, о компании. И на каждом фото/видео он выглядел так, словно его несколько раз переехала машина, переломала все его кости, которые сейчас болезненно срастаются. На одной из прямых трансляций, где он рассказывал о появлении какого-то алкогольного напитка в ассортименте их компании, я заметила, как его глаза светились усталостью и болью, но все же в голосе проскальзывали нотки холодной гордости.

Внешне он практически не изменился: такие же темные волосы, глаза шоколадного цвета с едва заметными морщинками под ними, пухлые губы, которые он всегда держит сжатыми в тонкую линию. Единственным ярко выраженным изменением на его лице стала прилично отросшая борода, которая скрывала четко очерченную линию подбородка и придавала ему вид некоторой зрелости в его-то двадцать пять лет.

Я буду идиоткой, если скажу, что не было и дня, чтобы я не скучала по нему. Скучала, безумно скучала по тому Хантеру, которым он был со мной на протяжении того, почти идеального, месяца. Но того Хантера, который запечатлелся в моей голове в нашу последнюю встречу – я ненавижу. И не факт, что мое отношение к нему когда-либо изменится.

Мои размышления развеиваются с приходом Эви, которая осторожно пробирается между столиками и присаживается на стул напротив меня.

– Эви, как все прошло? – спрашиваю я, вынимая наушник из уха и снимая очки, которые вынуждена носить из-за ухудшающегося зрения.

– Хорошо… – Она слегка изгибает уголки своих губ в подобии улыбки.

– Ну, не томи, мне нужны подробности, – говорю я, не отрывая взгляда от лица тети.

– Отлично. Я сдала экзамен! – Ее глаза светятся гордостью, когда она достает из рюкзака сертификат и протягивает его мне.

На документе указано, что она успешно завершила интенсивный курс и с этого момента может официально заниматься своей новой деятельностью.

– Вау! – вскрикиваю я и тут же прикрываю рот ладонью, увидев подтверждение ее слов на бумаге. – Эви, это потрясающе! Я поздравляю тебя! – Я вскакиваю со своего стула и несусь к тете с искренними объятиями. – Я так рада! Видишь, я тебе говорила, что учиться никогда не поздно.

– Это всеизвестная мудрость, Тея, так что не приписывай себе народные труды, – иронично отвечает Эви, покачивая головой.

– Надо срочно открыть окно, а то становится душновато, – говорю я, показав язык Эви, и сажусь обратно на стул. – Что теперь? Ты уже можешь выходить на работу? – спрашиваю я, обхватив ладонями щеки и внимательно уставившись на тетю.

– Как раз об этом… – задумчиво произносит она, укладывая ладони на край стола.

– Что-то не так? – обеспокоенно интересуюсь, чувствуя, что меня может ожидать весьма нерадостная новость.

– Не совсем… – она опускает взгляд на свои пальцы, которые перебирают край скатерти. – То, что я собираюсь сказать, тебе не понравится и, возможно, расстроит.

– Мне стоит попросить официанта принести нашатырь или подготовиться к легким ударам по моим щекам? – пытаюсь пошутить, желая убавить волнение Эви.

– Мистер Уэйн, мой куратор, сделал предложение, от которого невозможно отказаться. Поэтому я решила на три месяца отправиться с ним в Африку, чтобы поработать там с детьми, а после этого вернуться в Лос-Анджелес.

– Африка – это невероятно круто и здорово. А вот второй вариант… звучит очень сомнительно.

– Я готова, Тея. – Эви крепко сжимает мою руку, ее глаза блестят решимостью. – Мне хватило шести месяцев, чтобы понять это, но я возьму еще три, чтобы точно быть уверенной в том, что я готова вернуться. Я больше не могу быть вдали от Диаза, без возможности поговорить с ним, рассказать обо всем, что у нас происходит, и о том, что я продолжаю жить за нас двоих. Я страшно скучаю… По Доминику скучаю. По городу. По всему. Тот город – место, где я провела большую часть жизни, и сейчас, находясь здесь, я чувствую себя как в чужом мире. Мое место там. Рядом с Диазом.

– Эви…

– Нет, послушай, Тея, я в порядке, правда. Я не собираюсь делать с собой ничего необдуманного. Я хочу жить. Жить там, где мой дом, где покоится мой сын, – уверенно говорит тетя, продолжая поглаживать мою руку.

– Эви, я вообще-то собиралась поддержать тебя сразу после твоего «я готова», – улыбаясь, я откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди. – Но если ты намерена еще поуговаривать меня, то я полностью к твоим услугам.

– Не буду, ты ведь уже сдалась. – Она качает головой, а затем берет мою чашку с кофе и делает несколько глотков. – Как ты можешь пить эту гадость? Это ведь отвратительно горько, – скривив лицо, говорит Эви.

– Вообще-то это вкусно, – цокнув языком, я забираю напиток и залпом допиваю его.

– Лучше бы ты пила свой приторно-сладкий раф, – закатив глаза, говорит тетя, а затем ее лицо резко становится серьезным. – Что насчет тебя? Ты будешь продолжать работать репетитором здесь или поедешь со мной домой?

«Домой… У меня давно нет дома. И нет ни единого места, которое сможет его заменить. С одиннадцати лет я стала птицей с отрубленными крыльями, которая мечтает взлететь, но каждый раз падает обратно, разбиваясь об асфальт».

– Я подумаю об этом и к твоему возвращению из Африки, дам ответ на твой вопрос, договорились? – спрашиваю я, откидывая в дальний ящик своего сознания планы на этот город, чтобы не тревожить Эви.

– Конечно, – отвечает она, слегка поджав губы.

– Когда ты уезжаешь?

– Только не рычи на меня, но уже завтра утром. Поэтому мне нужно мчаться и собираться как ветер, чтобы потом на борту самолета не хвататься за голову, вспоминая о забытом зарядном устройстве или каком-то важном документе. Ты со мной?

– Еще недолго побуду здесь, у меня вот-вот начнется занятие с одним очень забавным парнем, который каждый урок просит меня перевести на китайский язык всевозможные матерные слова.

– Тебе, кажется, будет очень «весело». – Она закрывает ладонью рот, пряча улыбку. – Так, я тогда побежала.

– Не забудь покормить Себастьяна, – напоминаю я, когда она уже открывает двери.

– Конечно, – говорит она и машет рукой на прощание.

***

США, Лос-Анджелес, четыре месяца назад

Я схожу с трапа самолета в бурлящий ритм Лос-Анджелесского аэропорта. Направляясь к выходу, я чувствую себя героиней шпионского романа, пробираясь через море людей в зале. Их взгляды скользят по мне с таким интересом, словно под свой легкий черный плащ я надела не маленькое черное платье, а натянула латексный костюм для взрослых игр или обвязала свое тело шнуром с детонатором, который взорвется, если на меня не смотреть.

На вышеописанной одежде я решила не останавливаться, поэтому «слегка» преобразилась прежде, чем прилететь сюда: короткие, идеально гладкие черные волосы, солнцезащитные очки, яркая губная помада, говорящая громче любых слов. В общем, выгляжу как «черная» вдова, похоронившая во время отдыха на тропическом острове своего восьмидесятилетнего безумного богатого мужа.

Заехав в отель, в котором я заранее забронировала номер на имя Эддисон Лауд, оставляю чемодан и, перед выходом, поправляю частично съеденную помаду, которую я сгрызала со своих губ вместе с кожей, пока летела.

Не знаю почему, но я продолжаю пользоваться советом Хантера – на всю слушаю музыку в наушниках и думаю о чем-то приятном. Это помогает, но не всегда.

Например, сегодня, слушая новые треки Tommee Proffit, я в очередной раз задумалась о том, что же было бы со мной, если бы в ту ночь я не сбежала? Получилось ли между мной и Хантером что-то нормальное? И сколько бы не размышляла на эту тему, я всегда приходила к выводу: если бы в ту ночь ничего не произошло, то это случилось бы в другой раз.

Натянув на свое лицо потрясающую улыбку, которая в отражении зеркала совсем не выглядит искренней, я запираю двери и спускаюсь на первый этаж. Выхожу на улицу и направляюсь на поиски цветочного магазина.

Подойдя к нему, я вхожу и встречаю молодого парня-флориста, который упаковывает потрясающе красивый букет, состоящий из более чем сотни анемонов.

– Здравствуйте, – приветствую я, неотрывно рассматривая его работу. – Могу ли я приобрести такой букет, только в четном количестве?

– Здравствуйте. К сожалению, это последние анемоны в нашем ассортименте, но я могу предложить вам розы, гортензии, хризантемы или пионы. Как вы смотрите на это? – отвечает он, стараясь сохранять вежливость в голосе.

– Но у вас ведь за спиной есть еще, – киваю головой на стоящие в вазе цветы.

– Я не успел их добавить в этот букет, – говорит он, пожимая плечами. – Заказчик требовал все анемоны, которые есть в магазине.

– То есть…

Я не успеваю договорить, как дверь в цветочный магазин открывается и, обернувшись, я вижу его.

Тот самый Хантер, которого я не видела восемь месяцев. Мой взгляд застывает на нем, его холодная аура вмиг атакует меня, превращая в крошку на булочке. Я не могу оторваться от него, наблюдая за каждым изменением его эмоций, когда он рассматривает стоящие за стеклянной стеной цветы.

Он перебрасывает взгляд с одной вазы на другую, а потом поворачивается, позволяя мне лучше рассмотреть его лицо, спрятанное под маской холодности, а глаза – под темными очками.

Меня резко обдает холодом, затем бросает в жар, а после всех этих перепадов температуры, все, что я могу сделать – это нагло забраться под прилавочную стойку и умоляющим взглядом, со сложенными руками около лица, просить флориста не выдавать меня.

«То есть с Дженни и Мэддоксом, которые живут от меня приблизительно в двадцати пяти милях езды, я за все это время ни разу, даже случайно, не пересеклась. А стоило мне прибыть в Лос-Анджелес на сутки, зайти в первый попавшийся на пути цветочный магазин, и я сразу же сталкиваюсь с ним. Серьезно? Вселенная, у тебя «потрясающее» чувство юмора…»

Молодой парень отходит на приличное расстояние и смотрит на меня так, как будто я встала на колени не потому, что хочу спрятаться от неожиданного посетителя, а по причине того, что сейчас расстегну его ширинку и буду вытворять необдуманные действия с его членом.

Быстрым движением руки я достаю из своего кармана пару купюр, вкладываю в его карман и, кивнув в сторону выхода, жестами намекаю, что мне нужна помощь. Флорист, в свою очередь, непонимающе смотрит сначала на меня, а затем в сторону, где, вероятно, стоит Хантер, но ничего не говорит. Он возвращается к стойке и продолжает заниматься оформлением букета.

– Ханс, привет, – звучит настолько знакомый мне тембр голоса, что я готова просто растечься лужей прямо здесь, и не из-за того, что хочу слышать от него слова в свой адрес, а потому что он слишком близко. – Букет готов?

– Как раз заканчиваю, осталось немного, – говорит парень, отходя за остальными анемонами. И все бы могло закончиться прекрасно, если бы он не споткнулся о свою же ногу и не полетел прямо на пол.

«Твою мать, почему хотя бы сейчас все не может быть по-нормальному? Что, черт возьми, происходит с этим миром? Почему все идет наперекосяк, стоит мне только оказаться рядом с Хантером?»

Парень поднимается на ноги и смотрит на меня так возмущенно, как будто это я подставила ему подножку. А я смотрю на него, стараясь не издавать ни единого звука.

– Ханс, я помешал тебе?

Я закрываю глаза, пытаясь отдышаться и привести себя в чувство. Но, черт, как же трудно это сейчас сделать.

– Нет, – слишком резко отвечает Ханс, бросив гневный взгляд на меня.

– Мне кажется, что все-таки помешал.

Я чувствую упирающийся в мою голову взгляд Хантера даже сквозь искусственные пряди. От ощущения того, что он настолько близко, меня снова окутывает странное чувство внутри, как будто его взгляд способен прожечь черепную коробку, добраться до мозга и узнать, что я, черт возьми, это я.

Как же хорошо, что я додумалась надеть черный парик и не оставила свои локоны в привычном виде. Хотя, вряд ли он узнал бы меня по волосам.

– Нет, мистер Каттанео, вы никогда не можете мне помешать. Вы —постоянный клиент, для которого я работаю двадцать четыре часа в сутки без выходных.

«Постоянный клиент? Может, у него кто-то появился? Помню, как мужчина в Афинах рассказывал мне легенду об этих потрясающе красивых цветах, которые являются символом вечной любви. Возможно, спустя такое долгое-недолгое время, он нашел свою истинную любовь? Не хочу знать об этом. Мне это не интересно. Совсем. Ни капельки».

Но тут же в мои мысли врывается другая сторона, та, которая считает, что лучше меня разбирается во мне же:

«Конечно, тебе это не интересно, Тея. По какой причине ты тогда так взволновалась, задумалась об этом и выпустила спрятанные шипы наружу?»

Мне хочется заорать на свою больную на голову сторону, которая до сих пор стоит за Хантера. Но я молчу, продолжая неподвижно сидеть под стойкой и рассматривать штаны флориста.

Кстати, кажется, у него замок сломался, иначе объяснить расстегнутую ширинку, я никак не могу. И вообще, это не мое дело. Я просто пытаюсь занять мысли чем-угодно, лишь бы не выдать, что здесь сидит не просто брюнетка, ублажающая «цветочного» парня, а девушка по имени Галатея.

– Ханс, даже постоянному клиенту можно сказать «нет», когда дело касается личной жизни.

«Как ты интересно заговорил, Хантер…»

– Мистер Каттанео, все не так, как кажется на первый взгляд. Эта девушка…

– Если она сидит сейчас под прилавком, вряд ли я – причина того, почему она это сделала, – перебивает его Хантер, не зная, что попал прямо в цель. – Если что, я могу подождать на улице.

– Не стоит. Уже все готово, – говорит Ханс, шурша упаковочной бумагой. Вероятно, он протягивает Хантеру букет анемонов в огромном количестве. – Я все хотел спросить у вас: вы каждую пятницу приходите за одними и теми же цветами. Есть ли в этом какая-то загадка? Или ваша девушка предпочитает именно эти цветы перед выходными?

«Молодец, Ханс. Моя больная на голову сторона так же дико жаждет услышать ответ на этот вопрос».

– Моя девушка заслуживает самого лучшего, – говорит Хантер, а я, услышав словосочетание «моя девушка», до боли прикусываю внутреннюю сторону щеки и до крови царапаю колено ногтем. – А из всех цветов именно анемоны делают ее счастливой и позволяют мне получить подарок в виде ее улыбки – все просто.

– Вашей девушке повезло.

– В этом я не уверен, – вздохнув, задумчиво отвечает Хантер.

Расплатившись с флористом, он уходит, и как только я слышу звук колокольчика на дверях, осведомляющий меня о том, что путь чист и я не наткнусь на неожиданно появившегося бывшего, я поднимаюсь на ноги. Веду себя максимально естественно, словно только что не сидела на коленях перед первым встречным.

– Вы сказали есть гортензии и пионы? Я возьму сорок четыре пиона белого цвета, – говорю я, заправляя прямые локоны за уши.

– Девушка, объясните, что произошло или…

– Или я дам тебе дополнительно пару баксов, чтобы ты не задавал лишних вопросов, – перебиваю его, протягивая еще несколько купюр.

– Желание клиента – закон, – отвечает он, убирая деньги в карман, а не в кассу.

Забрав шикарный букет, я сажусь в такси и выезжаю на кладбище. Путь кажется слишком коротким, то ли из-за моих мыслей о Хантере, который пришел в тот же цветочный магазин, то ли из-за отсутствия пробок на дороге. Я отчаянно склоняюсь ко второму варианту.

Высадив меня у опознавательного знака, водитель покидает место, а я отправляюсь к Диазу. Преодолев несколько миль, я, наконец, добираюсь туда, куда мне нужно. Рассматривая надпись на надгробии, я не сдерживаюсь и подхожу прямо к буквам. Касаюсь их пальцами, словно пытаюсь почувствовать сквозь них нежную кожу племянника.

– Привет, малыш Диаз, – приглушенно произношу я, стараясь сдержать слезы, которые не слушают меня и мгновенно проливаются на щеки. – Я скучаю по тебе. – Я опускаюсь на колени и укладываю букет цветов на землю.

Я долго молчу, рассматривая дату его смерти, и пытаюсь держаться, чтобы не завыть от боли, которая сжимает мою грудную клетку. В тот день от меня ушел не только Диаз, но и Дион.

В ту ночь, когда я узнала о том, что мой брат Дион – это телохранитель семьи Каттанео, я представить не могла, что судьба, обладающая особенно извращенным чувством юмора, решит сыграть со мной злую шутку.

Я пыталась выяснить, где покоится Дион/Коннал, но все усилия оканчивались безуспешно. Казалось, будто он исчез, растворившись где-то между реальностью и забытым прошлым. Как будто семья Каттанео сделала все возможное, чтобы навсегда стереть малейший след его существования, как делала всегда с «ненужными» им людьми. Но для Беатрис, которая тоже погибла в той страшной аварии, организовали такие похороны, что, кажется, даже крысы из канализации знали об этом.

– Я кое-что принесла для тебя, – говорю я, погружая руку в свою сумку и вытаскивая оттуда несколько шоколадных яиц. – Помнишь нашу с тобой традицию? «Белок» для меня, «желток» для тебя, – грустно улыбаюсь, разворачивая фольгированную обертку. Разломив напополам шоколад, я раскрываю желтый пластиковый контейнер и достаю игрушку. – Волан-де-Морт, – поглаживаю пальцами одного из персонажей «Гарри Поттера» и кладу его на землю рядом с цветами. Собираюсь открыть второе яйцо, но меня привлекает звук тяжелых шагов и шуршание за моей спиной.

Обернувшись, я замечаю того самого мужчину из новостей, который держит в своих руках бутылку спиртного.

– Такой маленький, – говорит он, безэмоционально смотря на дату рождения и смерти Диаза. – Моя дочь умерла в тот же день, что и этот мальчик. Какое ужасающее совпадение… А сегодня у нее должен был быть день рождения… Вы не против, если я присяду? – спрашивает он, указывая на землю рядом со мной.

– Как вам угодно, – я стараюсь держать голос максимально ровным и незаинтересованным.

– Спасибо. Не желаете выпить? – интересуется он, кивая на бутылку алкоголя.

– Нет, спасибо, я не пью.

– Вы сильная. А я не могу прожить и дня без алкоголя после случившегося с моей дочерью. – Он достает пробку из бутылки и, прислонив горлышко к своим губам, делает несколько глотков даже не скривившись. – Ваше лицо мне кажется очень знакомым, – говорит он, указывая на меня пальцем. – Возможно, я ошибаюсь, но вы напоминаете мне девушку, которая работала на подонка Каттанео. Галатея, кажется? Ваше имя настолько необычно, что его невозможно не запомнить. Меня зовут Эван Стоун, возможно, моя фамилия покажется вам знакомой.

«Конечно, она покажется мне знакомой, я ведь уже больше полугода штудирую все новости и о тебе, и о Каттанео, и о вашей общей компании».

– С чего вы взяли, что я – это она? Или вы таким образом пытаетесь познакомиться со мной? Вам не кажется, что это совсем не подходящее место для этого? Какого черта вы вообще решили завязать со мной разговор? – на одном дыхании выпаливаю я, притворяясь той самой сукой, которая ненавидит всех. Той самой Галатеей Хилл, которую он мог запомнить.

– Это точно вы, – мужчина усмехается, но его глаза остаются пустыми. – Когда мы еще общались с человеком, которого я считал своим другом, он говорил, что его переводчик – обладательница острого языка, всегда на готовности задавать неудобные вопросы, которые могут ввести в ступор.

– И вы решили, что только Галатея может быть такой?

– Я узнал вас. Только вот ваши волосы… сейчас они выглядят иначе. Вы перекрасились?

– Вы серьезно сейчас? Собираетесь обсуждать это здесь? – недоумевая спрашиваю я, пытаясь намекнуть, что здесь вести подобные разговоры – не совсем правильно.

– Извините, я, наверное, совсем сошел с ума. – Он закрывает лицо руками. – После смерти дочери, я перестал жить. Я понял, насколько сильно ошибался, когда позволял ей делать все, что она хочет и совсем не занимался ее воспитанием. Она была прекрасной девочкой, но я, идиот, был зациклен на том, чтобы сделать все возможное, чтобы заработать все деньги мира. И только когда я ее потерял, понял, что жизнь – гораздо ценнее размера банковских счетов. Но, увы, уже слишком поздно…

– Вы думаете мне это интересно? – равнодушно спрашиваю я, хотя на самом деле мне очень интересно выслушать его.

– Если вы все еще слушаете меня, то, думаю, интересно.

– Если вы хотите выговориться, то, может быть, пойдете в бар и расскажете все бармену, который привык слушать душераздирающие истории посетителей? – даю ему еще один жирный намек на место, где мы смогли бы поговорить обо всем.

– Составите мне компанию? – спустя минуту спрашивает он.

– Вы шутите? – выпучив глаза, интересуюсь я.

– Галатея, не думайте, я не маньяк или серийный убийца, который ищет на кладбище себе жертву…

– Вы считаете, маньяки и убийцы сразу признаются в том, кто они такие на самом деле?

– Вы правы… Простите, наверное, я действительно спятил, решив, что могу выговориться вам. Я не знаю, как это объяснить. Я никогда не делал этого раньше, но увидев вас здесь, меня будто магнитом притянуло, – говорит он и поднимается с земли, направляясь в противоположную от меня сторону.

– Стойте, – прошу я, взглянув еще раз на надгробие и почувствовав себя не очень комфортно от того, что веду себя так рядом с Диазом. – Если вы в таком состоянии сделаете что-то необдуманное, я буду чувствовать свою вину за это, ведь я могла бы предотвратить это, – говорю я, поднимаясь на ноги. – Понятия не имею почему, но я готова предоставить свои уши для вашей истории, но только если вы будете пить со мной кофе или чай, а не что-то из того, что держите в руках.

– Идет, – соглашается он.

– Дайте мне десять минут.

Попрощавшись с Диазом, мы пешком прогуливаемся до старого здания со странно символичной вывеской «Подземелье». Судя по всему, владельцы не сильно заморачивались, придумывая название этому бару.

Эван открывает для меня дверь, позволяя первой войти в местечко для зависимых от алкоголя людей. Он отодвигает стул, на который я присаживаюсь, а сам садится напротив.

– Американо без сахара, пожалуйста, – прошу подошедшего к столику официанта.

– Зеленый чай, – говорит Эван.

Парень удивленно смотрит на нас, словно не привык к подобным заказам в данном заведении, а затем кивает и отправляется в сторону барной стойки.

– Вам нравится находиться в таком состоянии? – спрашиваю я, склонившись вперед.

– Это единственное состояние, которое я заслуживаю.

– Вы так уверены? Ваш друг, Джеймс Каттанео, тоже так думает? – специально спрашиваю я, замечая резкую смену его настроения.

– Ненавижу эту фамилию! – гневно выпаливает он и неожиданно для меня стучит ладонью по столу.

– Тут я вас полностью поддерживаю, – выдыхаю я, откидываясь на спинку стула и смотря перед собой.

– Он тоже обманул вас? Или забрал что-то очень важное?

– Можно и так сказать. Но мы пришли сюда для того, чтобы я вас выслушала, так ведь? Рассказывайте все, что хотите.

– Как я сказал ранее: у меня была дочь – Беатрис Стоун, – начинает он, – вы, возможно, видели ее в компании самого страшного сына Каттанео – Хантера, – говорит он, а в моей голове яркими картинками вспыхивают моменты из прошлого: то, как Хантер доказывал, что между ним и Беатрис никогда и ничего не было; то, как он неосознанно заставлял меня ревновать, находясь рядом с ней; то, как я увидела их вместе на мероприятии, которое оказалось их помолвкой.

– Он должен был жениться на моей Беатрис, но в день свадьбы произошла та жуткая авария, в которой она и водитель погибли на месте, – говорит он, а я, услышав слово «водитель», невольно сжимаю руки в кулаки.

«То есть мой брат запомнился всем лишь фоновым объектом? Водителем? Телохранителем? Пешкой в чьей-то игре? Потрясающе…»

– Я до сих пор уверен, что авария была подстроенной! Уверен на все сто, но у меня нет никаких доказательств. Ничего: ни камер на месте ДТП, ни регистраторов у проезжающих в это время машин, ни очевидцев. Нет ни-че-го. Вы только подумайте, как могла произойти авария с участием машин жениха и невесты, которые ехали отдельно? Но по какой-то причине машина жениха ударилась о столб, позволив дальше жить Хантеру и Джеймсу, а машина моей дочери – взорвалась. Согласитесь, это даже звучит абсурдно?

– Возможно, вы правы.

– А знаете, что я получил вместо слов поддержки со стороны Каттанео в день похорон моей Би? – спрашивает он, сделав глоток горячего чая.

Я отрицательно качаю головой, желая узнать больше подробностей.

– Я до сих пор помню, как, похоронив свою дочь, приехал к нему в больницу с апельсинами и яблоками, думая, что смогу разделить с ним свое горе и поддержать его, ведь он тоже пострадал в той аварии. Кроме того, я был уверен, что он любил Беатрис как свою собственную дочь, – говорит он, а по его глазам я замечаю, что он уходит глубоко в воспоминания того дня. – Он сказал, что моя дочь закончила так, как ей было суждено. Он сказал, что очень хорошо, что моя дочь скончалась в день свадьбы, обеспечив компании возможность получить не просто слова поддержки со стороны клиентов, а крупные пожертвования, которые значительно повысят наш доход. Все, что для него было важным – не друг, потерявший самое ценное, не то, что он лишился способности ходить, а деньги… Ему всегда их было мало. Я был идиотом, раз не замечал этого раньше, а сейчас понимаю, что такой человек, как Джеймс, готов продать даже своих сыновей, лишь бы заработать лишнюю сотню баксов.

– Это ужасно. Мне очень жаль, что это произошло с Беатрис, – я не лгу, я действительно чувствую горечь его потери. Хоть я и не испытывала к этой девушке теплых чувств, но потерять своего единственного ребенка при подозрительных обстоятельствах – самое страшное, что может произойти с родителем.

Он несколько секунд молчит, и затем продолжает рассказывать, а я – выслушивать каждое слово, за которым прячется не просто обида, а сильнейшая боль, неспособная прийти к чему-то теплому и приятному.

– Может это паранойя, но я начал думать, что это он приложил все усилия, чтобы таким образом избавиться от лишних людей в своей жизни. Зная его, он мог сделать все, что ему заблагорассудится, лишь бы достигнуть своей цели. И у него получилось. Убрав Би, он избавился и от меня.

Удивленно смотрю на него, пытаясь понять, что он имеет в виду.

– Я тогда очень сглупил. До свадьбы Би и Хантера, мы заключили с ним соглашение об объединении наших компаний в одну более крупную. Тогда мне это казалось хорошей перспективой, но теперь… теперь, кажется, что я слепо верил своему «другу», который шел к своей цели, невзирая ни на что. Я ненавижу его. Если бы у меня были силы, я сделал бы все возможное, чтобы отплатить ему, забрать все, что у него есть, растоптать и смотреть на то, как он будет страдать.

– Он отнял ваш бизнес?

– Я сам его отдал, идиот, – приглушенно говорит он.

– Вы так уверены в этом?

– Я не появлялся там очень давно. Я не принимаю никакие решения, не участвую в сделках, не подписываю никакие документы. Я просто трачу свою никчемную жизнь на алкоголь, пытаясь вымолить прощение у своей мертвой дочери.

– Вы думаете, ваша дочь была бы счастлива, узнав, что вы так проводите свое время? Думаете, она бы радовалась тому, что вы убиваете себя? Думаете, она хотела для вас такого будущего? – начинаю забрасывать вопросы в ядерную воронку, которая, надеюсь, вскоре даст реакцию.

– Нет.

– Знаете, когда я потеряла всех своих близких, я не допускала мысль о том, что они желали моей смерти. Я понимала, что им хотелось бы видеть меня сильной и продолжающей жить дальше. Каждый день, когда мне было особенно тяжело, я представляла, как они подбадривают меня, как гордятся моими победами. Это помогало мне находить силы, даже когда, казалось бы, их не было, – стараюсь подержать его, открыв самую малость своей души. – Думаю, ваша дочь тоже хотела бы, чтобы вы были счастливы и сохраняли надежду. Она бы хотела, чтобы вы жили полной жизнью, несмотря на боль утраты.

Он молчит, словно переваривает каждое сказанное мною слово. Но я не останавливаюсь и делаю контрольный выстрел:

– Вы ведь понимаете, что наша встреча была не случайной, мистер Стоун? И я сейчас не о играх судьбы и прочей ерунды, которая могла бы сойти за совпадение. Я знала, что в этот день и в это время вы будете на кладбище, – начинаю выкладывать свои карты перед ним. – До самолета у меня осталось не так много времени, поэтому я хочу сделать вам одно предложение, и вы вправе отказаться, если его условия покажутся вам неподобающими или сомнительными.

– Вы знали? – удивленно спрашивает он, словно не верит, что такая особа, как я, способна на такую актерскую игру.

– Конечно, мистер Стоун. Прошу прощения, что в самом начале нашей встречи ввела вас в заблуждение, – искренне приношу извинения. – Однажды, я все вам расскажу более подробно, но сейчас мне нужны ответы на вопросы. Готовы ли вы жить дальше? Готовы ли вы показать своему «другу», что он не имеет права с вами так поступать? Готовы ли вы вернуться и доказать всем, что отец Беатрис – не заядлый пьяница, который сдохнет у могилы своей дочери с очередной бутылкой дорогущего алкоголя?

– Что вы предлагаете? – немного поразмыслив над моими вопросами, спрашивает мужчина.

Заметив на его лице готовность слушать дальше, я понимаю, что настало время раскрыть ему часть своего плана, на разработку которого ушло уже и так достаточно много времени.

Рассказав ему все детали, которые ему нужно знать, и оставив свой номер телефона на салфетке, я прощаюсь с ним и отправляюсь обратно в отель, уверенная в том, что он перезвонит мне сегодня же.

Так и произошло: ближе к полуночи я получила уведомление о входящем звонке, в котором он дал свое согласие. Это означает, что теперь на моей стороне есть союзник, преследующий ту же цель, что и я, – уничтожить, во что бы то ни стало, ужасного человека по имени Джеймс Каттанео, даже если для этого мне придется снова находиться в тесной близости с его сыном.

Я пока не могу точно сказать, что планирую делать, потому что у меня есть только база; дальше я буду импровизировать. И очень надеюсь, что у меня все получится.

Я не позволю этому человеку спокойно жить, дышать, существовать в мире, где есть дети. И если я не могу наказать всех, кто этим занимается, то я смогу избавиться от одного. Теперь у меня нет пути к отступлению. Больше нет.

Я доверилась тем, кому не следовало, и получила за это нож в спину. Больше такого не произойдет. И даже этот чертов охотник, разбивший мне сердце восемь месяцев назад, не исправит ситуацию.

Если топить корабль, то все пассажиры должны тонуть. Не будет никого, кто выберется на плавающий обломок, потому что место только одно, и оно предназначено для меня.

Глава 3

Лос-Анджелес, настоящее время

ТЕЯ

Я удобно устраиваюсь на заднее сиденье роскошного автомобиля Rolls Royce, ощущая на своем оголенном бедре теплую ладонь своего фиктивного мужа. О его фиктивности знают только три человека с моей стороны, включая меня, а с его – никто. Таким было одно из моих условий при заключении контракта.

– Ты выглядишь потрясающе, – шепчет мужчина с серебристыми проблесками в волосах. Он старше меня на двадцать четыре года. Его голубые глаза, скрытые карнавальной маской, смотрят на меня с пониманием, как свет маяка в темную ночь. Губы растягиваются в тонкую линию, изображая подобие улыбки. Он накрывает мою ладонь своей, нежно проводя большим пальцем по безымянному, где блестит дорогущее кольцо из белого золота.

– Ты отлично вживаешься в свою роль, – говорю я, бросая взгляд на зеркало заднего вида, где отражается водитель, внимательно следящий за нами.

– Все должно быть максимально правдоподобно. Я помню твои условия, поэтому буду стараться выдать все, на что способен.

– Всего на два дня сделай вид, что у тебя есть ко мне чувства. Этого будет более чем достаточно. Об остальном я позабочусь сама, – сообщаю я, уверенная в том, что мне удастся совершить все, что уже удобно располагается на отдельных полочках в моей голове. – Ты волнуешься?

– Первый выход в люди спустя год… Признаюсь, немного отвык. – Он слегка улыбается, а затем устремляет взгляд на свое дрожащее колено.

– Каждый раз, когда будешь в чем-то сомневаться, вспоминай, ради чего и, самое главное, ради кого ты согласился на эту авантюру.

– Хорошо, милая, – заключает он, направляя на меня добрый, отеческий взгляд.

Когда Эван приехал в Статен-Айленд три месяца назад, я ожидала погрузиться в бесконечное томление, поглощенное волной неопределенности и ожидания. Но реальность оказалась совершенно иной.

Эван – не такой, каким его представляли СМИ. Оказывается, достаточно было оградить его от алкоголя, показать, что он может добиться справедливости и жить дальше, и тогда он предстанет совершенно в ином амплуа.

Несколько раз, когда мы проводили время в том самом кафе у моего дома и обсуждали некоторые нюансы совместной работы, мне казалось, что передо мной сидит не Эван Стоун – отец Беатрис, а мой папа… Меня это до мурашек ужасало, но, в то же время, до трепета грело – настолько теплое и доверительное отношение у него ко мне.

Перед возвращением в Лос-Анджелес, я решила перевернуть не только свою жизнь, но и внешность с ног на голову – предстать перед всеми уверенной в себе женщиной. Чтобы символически оставить прошлое позади, я выбрала самый радикальный способ, к которому обычно прибегают девушки после расставания с любимым человеком.

Да, я отрезала свои длинные волосы. Я решилась на каре, которое едва доходит до плеч. Прощайте, роскошные кудри – долговременное кератиновое выпрямление сделало их гладкими и послушными. И что самое интересное, после этого решения мне стало легче дышать, не говоря уже о том, что моя голова буквально стала легче.

Но на этом мои перемены не закончились. Я пошла на нечто большее. Я захотела украсить свое «чистое» тело напоминаниями о том, что потеряла, чтобы каждый день видеть эти символы и помнить: это не конец, а всего лишь новый старт. Я сделала несколько значимых татуировок.

Первая – на задней стороне предплечья, четыре буквы: «A.H.D.F»2 – первые буквы имен членов моей семьи. Безымянный палец правой руки теперь украшает надпись «once loved, now hate»3 – отражение моего отношения к прошлому. На лопатке я нанесла слова, которые всегда говорила моя мама, когда я переставала во что-то верить: «Όσο πιστεύετε, συμβαίνουν θαύματα»( Oso pisteveis, ginontai thavmata)4.

И самое важное изменение – татуировка на открытом бедре: человеческое сердце, пронзенное острым кинжалом и обвитое белоснежными анемонами; кровь из раны медленно стекает по коже, капля за каплей. Это символ того, что сделал со мной Хантер – он показал мне, что такое любовь, а затем порезал ее в клочья. И то, что я сделаю с ним, будет своей кульминацией – я покажу, что нашей любви никогда и не существовало.

Теперь я больше не выгляжу ангелом, как он называл меня, а скорее воплощением роковой женщины. Все, что я чувствую внутри, теперь отображено на моей внешности. Единственное, что осталось неизменным, – мое непреодолимое желание возмездия.

Мы подъезжаем к роскошному ресторану, освещенному яркими уличными фонарями. Красная дорожка простирается от ступенек до самой дороги, и совсем скоро я ступлю на нее своими дьявольскими туфлями на высоченных каблуках, которые по размеру должны были подойти только для Золушки.

Прежде чем выйти в свет, я раскрываю маленькое зеркальце и внимательно всматриваюсь в свое отражение: ярко-красная помада, смелые стрелки на глазах, густо изогнутые ресницы и четкий контур лица, подчеркнутый бронзовым тоном. Идеально. Теперь я выгляжу как та самая девушка, готовая на все ради денег богатенького папика.

Натягиваю на глаза маску дьявола, украшенную черными камнями на рогах, и подтягиваю безбретельное платье немного выше, чтобы грудь выглядела еще более приподнятой и соблазнительной. Подхватываю сумочку, вытягиваю руку через открытую дверь своему «мужу», который уже ждет меня на улице.

Яркие вспышки фотокамер начинают осыпать нас без остановки. Один, два, четыре, восемь… Я насчитала двадцать четыре кадра. Эван нежно придерживает меня за талию и ведет ко входу в ресторан семьи Блок, устроивших знатный костюмированный вечер в честь возвращения моего «мужа» в игру.

Это идеальная возможность выйти в свет как пара и триумфально вернуть Эвана Стоуна в светскую жизнь. Но никто не знает, что это всего на пару дней, они не догадываются что их ждет дальше. Настоящая игра только начинается, и я готова на все, чтобы выйти из нее победителем.

– Мистер Стоун, расскажите, каковы ваши ощущения после долгого отдыха? Удалось ли вам оправиться от трагической утраты вашей дочери? – Настойчивая журналистка подходит к нам максимально близко и задает вопросы, которые мы уже много раз отрепетировали.

– Спасибо за вопрос, мисс Боэль, – с улыбкой обращается Эван, взглянув на имя девушки, указанное на бейдже. – Я чувствую себя прекрасно, благодаря одной особенной женщине, – его голос предельно спокоен. – Именно она выбросила мне спасательный круг и позволила выбраться из темных вод отчаяния, в которых я был погружен из-за случившегося.

– Мистер Стоун, не могли бы вы пояснить, планируете ли вы вернуться в компанию, или слухи о вашем отстранении правдивы? – задает вопрос та же настойчивая журналистка

– Это ложь, – звучит твердый ответ Эвана. – Я был в длительном, но заранее согласованном отпуске. После года перерыва могу с уверенностью сказать, что готов вернуться к своей работе. И кстати, у меня есть потрясающая новость, о которой вы узнаете уже в понедельник.

– Мистер Стоун, а кто ваша загадочная спутница? – интересуется тот же голос, стараясь уловить больше личных подробностей.

– Эта загадочная спутница – моя жена, – с гордостью заявляет мой фиктивный муж. – Мы сыграли скромную свадьбу, пригласив только самых близких. Это было тихое, интимное событие, далекое от блеска и шума, который так ненавидит моя супруга.

– Миссис Стоун, – девушка переключается на меня. – Нам известно, что вы ранее работали на мистера Каттанео. Ходят слухи о ваших отношениях с его старшим сыном. Это правда?

– Мисс Боэль, что бы я ни сказала, вы ведь перевернете мой ответ так, что окажется, что я спала и с мистером Каттанео, и с его сыновьями по очереди. А может и со всеми вместе, – отвечаю я с вызывающей откровенностью, замечая, как шок проступает на ее лице. Затем с видимой насмешкой добавляю: – Это всего лишь выдумки, топливо для сплетен и домыслов. С его старшим сыном у меня были исключительно деловые взаимоотношения, так же, как и с остальными членами семьи Каттанео.

– Миссис Стоун, но в интернет-пространстве есть кадры, на которых вы держитесь за руки и даже целуетесь.

– Так же, как и фотографии людей, страдающих скитальческим духом по Марсу без скафандра. Вы действительно верите всему, что можно создать в нашем мире с легкостью при помощи фотошопа? Если да, то, боюсь, придется вас разочаровать. Ваши «сенсации» вполне могут оказаться фальшивыми. И если вы не станете тщательнее проверять свои источники, однажды на вас обрушатся проблемы с законом, если какой-то человек, например, я, будет недоволен тем, что вы публикуете, – спокойно говорю я, но в моих словах слышится скрытая угроза, заставляющая ее заметно поежиться.

– Пойдем, дорогая, – мягко произносит Эван и, с заботой обнимая меня за талию, уводит внутрь ресторана, где уже собралось немалое количество гостей.

Знакомые Эвану люди поздравляют его с возвращением и с новым счастьем, которое он нашел во мне. Но мое внимание вскоре переключается на голод, и я решаю прогуляться по залу в поисках чего-то вкусного.

Я нахожу стол, усыпанный разнообразными блюдами, и тянусь за аппетитной тарталеткой. Осторожно открываю рот, чтобы не выпачкать губы творожным сыром и красной икрой.

В этот момент, обернувшись, мой взгляд встречает официанта с подносом полным алкогольных напитков.

«Что ж, сегодня я могу позволить себе несколько глотков за возвращение».

Схватив бокал шампанского, я делаю маленький глоток. Ванильный вкус мгновенно смешивается с красной икрой, оставляя странное, неприятное послевкусие. Ваниль… теперь я терпеть ее не могу.

Я решаю пойти на поиски воды, чтобы изгнать это чувство изо рта. Прохожу мимо столиков и, когда нахожу воду, вдруг замечаю знакомую фигуру в красно-черном костюме. Не трудно догадаться по пшеничным кудрям, кто стоит справа от меня.

Но, может, он не догадается, кто стоит слева от него? Кого я пытаюсь обмануть? Он уже около минуты в упор смотрит на меня, словно пытаясь понять: призрак я или нет?

– Тея? – спрашивает ровным голосом, совсем не таким, каким я его помню.

– Здравствуйте, вы, должно быть, Теодор Каттанео? – Я пытаюсь сделать вид, что не помню его. И в целом такого Тео я не помню.

С нашей последней встречи он прилично-так изменился. Его телосложение больше не выглядит таким худощавым, как еще год назад. Сейчас он достаточно мускулистый, будто вместо привычного образа жизни он подолгу торчит в спортзале.

– Очень смешно, Тея. Я оценил шутку, – говорит он, внимательно рассматривая мое лицо. – Куда ты исчезла и что это, черт возьми, за «муж»?!

– Тебе не кажется, что это не твое дело?

– Окей, спрошу то, что считаю своим делом. Почему ты уехала? Почему ты бросила нас? – спрашивает он, обхватывая мое запястье своими пальцами. Теплота его руки посылает импульсы в мою голову, которые мешают ясно мыслить.

– Я не бросала…

– Ты оставила нас, сбежала. Я доверял тебе. Ты, черт возьми, стала мне сестрой.

«Сестрой… Как бы я хотела, чтобы все было именно так, Тео. Но нет. Ты мне никто. А я – всего лишь ненужная шахматная фигура в вашей жизни».

– Почему ты молчишь?!

– Не могу найти подходящих слов, чтобы описать, как же мне все равно, – вру, чувствуя, как в глубине души мне становится не по себе от того, как легко вылетают эти слова.

«Тео… Милый Тео. Мне не все равно. На тебя мне совсем не все равно».

– Ты врешь! Ты не такая!

– Какая «не такая»? Ты думал, что за три месяца сможешь узнать каждого таракана, живущего в моей голове? Нет, милый, ты знал только то, что тебе нужно было знать.

– Я не верю тебе! – Он качает головой, надеясь отогнать от себя подальше мои «правдивые» слова.

– Твои проблемы. Отпусти, – прошу я, кивая на его руку.

– Это из-за Хантера ты себя так ведешь? – кричит, когда я делаю несколько шагов от него.

– Из-за себя, Тео… только из-за себя.

Уверенно выглядя снаружи, но дрожа внутри, я ухожу по длинному коридору в сторону уборной, желая немного привести себя в чувство.

Подхожу к зеркалу и, сняв маску, осматриваю свое отражение еще раз. Короткие волосы, дерзко накрашенные глаза, длинные черные ногти… Я больше не та Тея, которая хотела разбить сердце Хантера. Я стала той, кто безжалостно разрушит все, что встанет на моем пути. И теперь мне никто не помешает. Никто.

Поворачиваю кран, и холодная вода омывает мои раскаленные пальцы. Я смачиваю руки и несколько раз прикладываюсь к шее, пытаясь унять жар. Не понимаю: или здесь настолько душно, или состояние внутри подталкивает меня к краю, заставляя плавиться из-за всего, что меня ждет дальше.

Когда выхожу обратно, меня тут же прижимает к стене крепкое тело, а его руки собственнически обхватывает мои запястья.

Этот запах…

Я бы узнала его среди миллиона других. Он принадлежит только одному человеку. Но теперь он смешан с горьким ароматом алкоголя и табака.

Я поднимаю взгляд и вижу лицо человека, с которым когда-то засыпала в одной постели. В реальности он почти не изменился: строгие брови, пухлые губы, борода, глаза цвета горького шоколада… Но в них теперь нет той уверенности и самодовольства. В них блестит грусть, переплетенная с яростной стойкостью.

Он смотрит на меня, словно видит впервые. И, наверное, это правда. Такую меня он видит впервые. Но точно не в последний раз.

– Тея, – произносит он шепотом и наклоняется к моим волосам, вдыхая их запах. Другой запах. – Ты…

– Мистер Каттанео, не ожидала, что вы тоже посетите данное мероприятие, – улыбаюсь, глядя на него через маску, которую надела, прежде чем выйти. – А что на вас за костюм? Я немного не понимаю… Дайте-ка угадаю… это костюм какого-то персонажа из фантастического фильма, который хотел казаться крутым, но в итоге постоянно попадал в неловкие ситуации? – спрашиваю я, иронично прикусив губу. – Или, возможно, это костюм супергероя, который всегда опаздывает, даже когда спасает мир?

Услышав мои слова, хватка на моем запястье усиливается. Ему неприятно, что я сходу выстраиваю между нами границы, обращаясь к нему на «вы».

«Что ж, милый, теперь тебя ждет только официальная, уважительная и притворно-вежливая форма обращения».

– Где ты была все это время? Я искал тебя, – спрашивает он, проигнорировав мои шутливые предположения.

– Не нашли? Хм, какая досада! – цокнув языком, я грустно вздыхаю. – Может, вы недостаточно старались? А может, дело в том, что я не хотела быть найденной? – произношу я, выдерживая его взгляд и не уступая в этой тихой схватке.

– Тея… – Он наклоняется к моей шее, и мое тело перестает меня слушать, выдавая странную реакцию на него и его действия. Моя голова безвольно откидывается в сторону, а он опускает свои губы на нежную кожу, оставляя легкий поцелуй, во время того, как говорит: – Ангел, прости меня… Прости, что отпустил тебя. Прости, что все разрушил…

– Я не понимаю, о чем вы, мистер Каттанео, – перебиваю его, возвращая голову в привычное положение и направляя уверенный взгляд на его лицо. – Я относилась к выполнению своей работы с полной ответственностью на протяжении почти трех месяцев. И те три дня, которые мне, к большому сожалению, – делаю максимально грустное выражение лица, – не удалось отработать, я компенсировала окладом или штрафом, называйте, как хотите. Также я не вижу никаких признаков того, что я вас подставила при проведении сделок. Я выполнила свою часть договора, так что будьте добры, отпустите мен…

Он не позволяет мне закончить речь и набрасывается на мои губы, растворяя мой монолог в кипящей страсти, тесно переплетенной с моим дыханием. Он слизывает каждое непроизнесенное слово своим горячим языком, проглатывая все застрявшие в моем горле буквы.

Мой разум туманится, как будто окунается в вихрь запретных эмоций, позволяя ему на несколько секунд заглянуть в те глубины, куда я клалась себе больше не возвращаться.

Открыв глаза, наполненные решимостью, я прикусываю его нижнюю губу с такой силой, что до моих ушей доноситься его довольный рык. Но не такого эффекта я желала добиться. Я хотела сделать ему больно. Поэтому я кусаю его губу до тех пор, пока не чувствую на своем языке солоновато-металлический вкус его крови.

Но он не отстраняется, наоборот, его дикость разгорается еще ярче. Он сильнее прижимается ко мне своим телом, позволяя ощутить своей грудью биение его сердца, которое выходит за все нормы допустимого. Он размазывает выступившую кровь по моим алым от помады губам, словно пытаясь смешать наше прошлое и настоящее в этом моменте.

Поцелуй становится еще жестче, требовательнее, настойчивее. Он словно заставляет меня на время забыть, кто я такая и кто передо мной стоит. Его пальцы, скользящие по моей коже, оставляют за собой огненные дорожки, и как бы я не старалась сопротивляться этому всепожирающему, запретному притяжению, это делать очень и очень трудно.

– Отпусти, – шепчу в его губы, когда он все-таки на дюйм отстраняется, позволяя сделать глоток воздуха.

– Не отпущу, – отвечает, наклоняясь за очередным поцелуем.

– Я ударю тебя, – снова шепчу, отворачивая голову, но он обхватывает мои скулы пальцами одной руки и поворачивает к себе, заставляя смотреть на него.

– Бей, – ровным тоном говорит он, проводя большим пальцем по нижней губе.

– Я закричу, – предпринимаю еще одну попытку дать ему отпор.

– Только от удовольствия, ангел. – Легким движением руки он снимает с моих глаз дьявольскую маску и с наслаждением в глазах рассматривает цельную «картинку».

– Я не твой ангел, – резко отвечаю я, стараясь прибавить голосу как можно больше уверенности, которая из-за этого дурацкого наваждения почти покинула меня.

– Мой, Тея, – самоуверенно говорит он, улыбаясь на одну сторону.

– Нет, Хантер, больше не твой. – Я отталкиваю его от себя, собирая в единый кулак все внутренние силы. – Больше не твой, – повторяю, поднимая руку вверх и показывая ему тыльную сторону ладони, где на безымянном пальце сверкает обручальное кольцо, купленное на заработанные мною деньги. Это было еще одним из моих условий.

– Нет, – говорит он, отрицательно качая головой и делая шаг назад. – Нет, это не ты. Я не верю. Ногти, волосы, макияж, поведение, разговор, это дурацкое кольцо… Это все маска, Тея. Внутри ты та же сумасшедшая Тея, которую я знал и по которой сходил с ума.

– Ничего подобного. Той старой Теи никогда не существовало. Все, что ты видел, все, что знал – это было только то, что я позволяла тебе видеть, – говорю то же самое, что минут пятнадцать назад говорила его брату.

– Твой красивый рот может воспроизводить любую чушь, даже типа этой, но твои глаза предают тебя.

– Я просто выпила шампанское, – выпаливаю первое попавшее, что приходит в мою голову, желая хоть как-то объяснить все то, что он «видит» в моих глазах.

«Чертовы туфли! Неужели нельзя было заранее пойти и купить в магазине свой размер, а не довериться интернету и получить обувь на полразмера меньше?!»

Словно читая мои мысли, Хантер опускает взгляд вниз, уголки его губ поднимаются в провокационной улыбке. Он неожиданно опускается на одно колено, заставляя меня почувствовать себя маленькой и уязвимой, размером с муравья, хоть я и возвышаюсь над ним.

Его рука мягко скользит по моему бедру, и затем он опускает свои губы на оголенную кожу, даря поцелуй прямо в центр татуировки, как будто это его личная метка.

В этот момент я хочу остановить время, отключить жизнь на несколько минут и снова погрузиться в прошлое, где между нами было что-то большее. Там, в том прошлом, было не только желание разорвать его сердце на части и причинить боль, но и искра, заполнявшая каждый взгляд и каждое прикосновение.

– Хантер, это невозможно… мы с тобой закончили, – шепчу я, собирая все остатки решимости в единый стальной наряд.

Его руки, вместо того чтобы следовать вверх под мое платье, плавно скользят вниз, останавливаясь на моих икрах, а затем опускаясь к щиколоткам. Он ловко отстегивает тонкий ремешок, освобождая поочередно мои ступни от плена неудобной обуви.

Я прислоняюсь спиной к холодной стене, позволяя себе на мгновение расслабиться, пока он поднимает мои ногу и внимательно разглядывает ее, словно пытается найти в ней целую вселенную. Его пальцы нежно касаются натруженных участков на пальцах и пятке, массируя их с осторожной заботой.

– Мы никогда не будем закончены, Тея, – шепчет он, проделывая теперь ту же приятную манипуляцию со второй ногой.

Я стою босая, но внутреннее удовлетворение от того, что Хантер почти валяется у моих ног, ощутимо превосходит физический дискомфорт и вызывает странный трепет в груди.

– Мой муж будет не очень рад, если увидит меня в таком положении.

– Твой «муж» почему-то сейчас не заботиться о тебе, а наслаждается обществом других дам в зале.

– Он заботится обо мне лучше тебя. Он не пичкает меня снотворным и не запирает в комнате, например, – возражаю я, пытаясь не позволить голосу дрогнуть.

– Тея…

– Мистер Каттанео, если вы сказали, что хотели, я, пожалуй, пойду, – перебиваю его, собираясь сделать шаг в сторону. – Не хочу, чтобы мой муж расстраивался из-за того, что меня так долго нет рядом с ним.

– Моя милая, я тебя потерял, – со стороны звучит голос Эвана, словно спасательный якорь в бурю. – Все в порядке? – спрашивает он, подходя к нам. – Хантер, рад тебя видеть, – Эван кивает Хантеру, который поднимается на ноги и смотрит исключительно на меня. – Пойдем, дорогая? – Фиктивный муж протягивает мне руку, пытаясь разорвать это странное напряжение, которое висит в воздухе.

– Конечно, дорогой, сейчас только обувь надену. – Опускаюсь, чтобы натянуть эти проклятые туфли обратно, но вдруг застываю в растерянности.

Хантер – человек, который своими руками жестоко обращался с людьми, сейчас снимает свою обувь и ставит ее передо мной.

– Если ты наденешь снова эти туфли, завтра ноги распухнут на несколько размеров, а ссадины и мозоли будут заживать дольше обычного. Воспользуйся моими, они новые, если ты вдруг брезгуешь, – его голос звучит сдержанно, но в этом жесте было что-то сокровенное, что сделало первую, маленькую, трещину в моей обороне.

Еще раз взглянув на меня, он уходит, полностью игнорируя стоящего рядом Эвана. В голове мелькает мысль, что это точно не последний его странно-заботливый поступок.

Я смотрю на Эвана, который слегка нахмурившись, пытается понять смысл происходящего.

– Эти ужасно неудобные туфли сведут меня с ума, – говорю я, когда убеждаюсь, что Хантер отошел достаточно далеко.

– Все в порядке? Он выглядит расстроенным.

– Наверное, расстроился, что придется босиком идти домой. Но мне как-то все равно, – сообщаю я, стараясь убедить не столько его, сколько себя. – Я не заставляла его снимать обувь, – говорю, опуская ноги в удобные черные кроссовки и поднимаю свои туфли с пола.

– Я попрошу Сантьяго подъехать к запасному выходу, чтобы тебе не пришлось идти так через всех, – предлагает Эван, вынимая телефон из кармана.

– Эван, я думала, ты уже понял, что мне абсолютно плевать на то, обо мне скажут и подумают другие.

– Это я понял, – смеется он. – Я не перегнул? Достаточно правдоподобно отыграл свою роль?

– В самый раз, – подтверждаю я, и, схватившись за его локоть, направляюсь вслед за ним сквозь толпу гостей.

Оказавшись на заднем сиденье автомобиля, я откидываю голову на спинку и думаю о том, что произошло около уборной.

Встреча с ним была очень неожиданной… Нет, я знала, что мне предстоит увидеть его совсем скоро, но что это произойдет уже сегодня было для меня сюрпризом.

Может, это и к лучшему? Возможно, увидев меня, Эвана и кольцо на моем пальце, он отцепится от меня и не будет мне мешать?

Я бы оказалась права, если бы не узнала, что в понедельник меня ждет еще один сюрприз, к которому я была готова, но не на все сто процентов…

Глава 4

ХАНТЕР

Она вернулась.

Черт возьми, я увидел ее собственными глазами сначала по чертовым новостям, а потом вживую. Я убедился в том, что моя крыша не поехала, а всего лишь слегка тронулась с места.

Когда я увидел в ресторане Дэдпула среди остальных наряженных гостей, он без слов указал мне пальцем в сторону уборной, и я, так же без слов, направился туда. Мне было плевать, что на двери была прибита вывеска с надписью «Only for women»5. Я был готов выломать ее к чертям, выгнать всех находящихся там женщин и делать со своей Дейенерис все, что не делал уже год ни с кем. И я сейчас не о сексе, здесь имеется в виду намного больше. Но раз я вспомнил об интимной части своей жизни, то тут все довольно неблагоприятно.

Добровольный отказ от секса похож на отказ от еды: сначала ты думаешь, что сможешь контролировать свои желания и держать голод в узде, но со временем он начинает подавлять тебя, превращаясь в всепоглощающее жжение, которое невозможно игнорировать.

Мой отказ от «еды» длился слишком долго. Все вышеперечисленное я ощутил, когда прижал Тею к стене. Не знаю, чего я ожидал от первой встречи с ней. Но то, что она набросится на меня с объятиями, будет целовать, пока губы не онемеют, скажет, что безумно скучала по мне и вернулась ради меня – стояло последним в списке моих предположений.

Когда увидел ее лицо, рассматривал кроваво-красные губы в лукавой усмешке, изучал темные глаза, горящие чем-то более глубоким, таким, что она так усердно пыталась спрятать за маской дикой ненависти.

Она стояла передо мной, таяла под моими прикосновениями и делала тупые попытки отстраниться. Я не о ее умственных способностях – с умом у нее все в порядке. Я имею в виду, что ее попытки были эмоционально неуклюжими, ведь в ее глазах явно читались сомнения и внутренняя борьба.

Она будто не знала, как реагировать на мое присутствие и на то, что оно вызывало в ней. Каждое ее движение, каждое слово было пропитано этим внутренним конфликтом. Хотя она старалась держаться отстраненно и холодно, отвечать резко и колко, и где-то глубоко внутри я чувствовал, что ей это давалось нелегко.

Я ощущал пальцами дрожь ее кожи, а губами – скрытое под сбивчивым дыханием желание. Она моя… Снова была моей до той самой секунды, пока не подняла левую руку перед моим лицом с золотым кольцом на безымянном пальце.

В тот момент зверь, который, кажется, почти год послушно сидел на старой, ржавой цепи, изредка лаял и всего пару раз показывал зубы, был готов выйти на передний план и сломать все, что поддавалось разрушения. И если бы передо мной не стояла моя Дейенерис, плевать на наличие оковы на ее пальце – она моя, я бы выпустил его и намекнул этому чертовому ресторану, что пора заказать новую, более прочную мебель.

Но я сдержался. Ровно до тех пор, пока не переступил порог своего дома, который встретил меня привычной тишиной и пустотой, но в этот раз она меня дико раздражала. Поэтому разбитое моими кулаками зеркало, телевизор, валяющийся на полу экраном вниз, перевернутый диван – слегка помогли мне успокоиться и прийти в себя. Не в того «себя», который весь год находился в состоянии «сдохнуть», а в того, который добивается своей цели, несмотря ни на что.

Сейчас моя цель находится в Лос-Анджелесе, и мне плевать на любые преграды и обстоятельства, которые стоят и встанут на моем пути. Даже если одно и самое главное препятствие – ее муж. И этот муж не просто какой-то незнакомый мне человек, а отец Беатрис.

Сказать, что я был в шоке, когда увидел его в коридоре? Нет, я пребывал в хорошо скрываемом пограничном состоянии. В моей голове крутились всего два вопроса: «Какого хрена?» и «Что за черт?». И ответы на них я так и не получил.

Самым удивительным было спокойное и относительно счастливое выражение его лица, когда он увидел нас вместе. Человек, который пережил смерть своей дочери, пусть и подстроенную мною, который долгое время находился в трауре, нашел отдушину в моей Тее?

Я отказываюсь в это верить. Для меня это просто невозможно. Это все равно что пытаться убедить человека, собственными глазами видевшего нашу планету со стороны, в том, что Земля плоская и стоит на трех слонах.

И чтобы убедиться в своих догадках, я не придумал ничего лучшего, чем проверить его реакцию на свои действия: вызвать хоть какие-то эмоции, ревность, когда посягают на «его территорию». Но вместо этого он посмотрел на меня отеческим взглядом, улыбнулся и все. Больше ничего. Ни единого намека на прилет кулака в мое лицо, ни единого словесного оскорбления в мой адрес. Ни-че-го. Кровавые следы на губах Теи и слегка размазанная помада так же не вызывала у него никаких вопросов.

И как, блять, после всего этого, я должен поверить в то, что он – ее муж? Муж, на которого мне плевать. Муж, который не будет стоять возле моего ангела. Муж, который совсем скоро отвалит от нее, потому что он не должен быть им. Им должен быть я. Пусть это и звучит в моей голове одержимо, но если бы Тея мне ясно дала понять, что она счастлива с ним, возможно, я бы продолжал сидеть на полу гостиной, попивая пиво и испытывая боль от потерянной любви, но… Я не собираюсь больше возвращаться в это состояние.

Сегодня она дала мне понять совсем другое. Мне не показалось. И мне не показалось именно потому, что, когда я ее поцеловал, она не отстранилась, а позволила мне ощутить на своем языке всю ее злость, боль и обиду.

Если бы ей было все равно, она бы влепила пощечину, накричала, ударила кулаком в нос, коленом между ног или сделала бы что-то еще из того, что умеет делать Тея. Но ее отпор заключался в легких толчках по моей грудной клетке и едва ощутимом укусе за нижнюю губу. Так себе сопротивление, если честно.

– Твою мать, Хант! Ну ты опять?! – кричит Тео, спотыкаясь о стул прямо перед дверью.

– Это вышло случайно, – пожимаю плечами, переводя взгляд со своего отражения в разбитом зеркале на него.

– Ты с ней говорил? – спрашивает он, приближаясь ближе и рассматривая меня с высоты своего роста. – Что с ней происходит? Почему она стала такой черствой и злой?

– Говорил, но этот вопрос не задал.

– Ха-а-ант, хватит себя так вести! Если ты продолжишь находиться в таком состоянии и пить, то скоро сдохнешь, – говорит он, указывая пальцем на стоящую бутылку рядом со мной.

– Я и не пил, – нахмурившись, отвечаю я. – Я просто прощался с этой дрянью.

– Так ты уже начал ее называть, – двусмысленно говорит он, присаживаясь в кресло.

– Я имею в виду алкоголь, Тео.

– Я тоже. – Он пытается придать своему голосу нотку шутливости. – Ты видел за кого она вышла замуж? – Он достает телефон из кармана и что-то активно там печатает.

– Эван Стоун. Как забавно получилось, правда? – почти равнодушно произношу я, испытывая все то же ощущение неверия.

– Не очень, Хантер. Я отказываюсь верить в то, что Тея могла выйти за Стоуна.

– В мою голову эта новость тоже не вмещается, поэтому я и хочу убедиться в ее правдивости, – говорю я, поднимаясь на ноги.

– Помощь нужна? Если что, ты можешь рассчитывать на меня в любой день, кроме пятницы, – сообщает Тео, указывая на меня пальцем.

– Репетиции? – интересуюсь я, повернувшись к нему.

– Ты все-таки слушаешь мои голосовые! – удивленно говорит он, выпучивая глаза и прикладывая руку к сердцу.

– Ты присылаешь одно и то же сообщение по тридцать штук в день, и мне приходится это делать, чтобы отвязаться от тебя.

– Я не обижаюсь на твою шутку, потому что я польщен. – Он откидывается на спинку кресла. – Еще бы выманить тебя на свое выступление.

– Как-нибудь приду.

– Жду, – говорит Тео, поднимаясь и направляясь в сторону своей комнаты, в которой уже долгое время не живет. – Я пришел забрать кое-какие вещи, ты ведь не против?

– Выноси хоть весь дом, – машу рукой, прежде чем отправиться на кухню, чтобы сделать себе кофе. – Здесь мне ничего не нужно.

– Даже машину? – спрашивает Тео с хитрым огнем в глазах, остановившись на ступеньках.

– Тео, она не в доме вообще-то, – закатив глаза, отвечаю я.

– Я шучу. Моя малышка неплохо справляется с заявленными характеристиками, – усмехается он, продолжая медленно подниматься по лестнице.

***

Прошло два дня с момента возвращения Теи. Я решил дать себе немного времени, чтобы окончательно прийти в себя и привести в порядок дом, который я разрушил своими руками.

Никаких новостей и сплетен больше мне не доводилось слышать, словно все затихло вокруг. Единственная значимая новость, которая не дает мне покоя, заключается в том, что Эван Стоун возвращается в компанию. Перспектива делить с ним должность директора в равных долях – пятьдесят на пятьдесят – меня совсем не радует. И дело не в согласовании решений, частых встречах и прочего, а в том, что он, блять, муж моей Дейенирис.

Вместо привычного самобичевания в своей постели до времени, когда мне нужно выезжать на работу, я делаю то, что не делал уже давно – отправляюсь на пробежку. Выйдя на улицу, я чувствую, как прохладный сентябрьский воздух обжигает мои легкие. Круг за кругом я бегу по парку, расположенному недалеко от дома, оставляя позади все и концентрируясь лишь на физическом усилии и ритме дыхания.

Когда я почти подхожу к дому, меня отвлекает назойливый звук входящего звонка на телефоне. Я останавливаюсь и достаю его из кармана, с целью наорать на человека, который уже несколько раз распространил по моему бедру вибрацию.

Взглянув на имя, я провожу пальцем по экрану и принимаю вызов, готовый услышать что-угодно, но не то, что она собирается мне сообщить.

– Мистер Каттанео, вы где? Здесь происходит что-то странное, – на другом конце линии звучит взволнованный голос Милли.

– Привет, Милли. Очень рад слышать тебя, – любезно отвечаю я на удивление самому себе.

После тридцати секунд молчания, за которые я мог бы отключиться, если бы не услышал фоновый шорох документов, Милли все-таки отвечает:

– У вас все в порядке? Вы никогда не говорили со мной в таком тоне.

– Милли, короче, – резко произношу я, открывая дверь дома и направляясь в сторону ванной.

– Простите, мистер Каттанео, – извиняется она и продолжает: – Вы знали, что Эван Стоун вернулся в компанию? – спрашивает она, а я бросаю взгляд на наручные часы, которые показывают семь тридцать утра. – Ваш отец предупреждал, что он сделает это с вероятностью в два процента в случае, если сопьется и ему не хватит денег на новую бутылку, или…

– Милли, еще короче, – требую я, включив разговор на громкую и положив телефон на раковину, желая освободить руки и снять прилипшую к телу футболку.

– В общем, он трезв и бодр, а еще… он пришел не один, – она делает паузу, явно готовясь к главному факту.

– С телохранителем? – хмыкнув и мельком взглянув на свое отражение в зеркале, предполагаю я.

– Берите выше – с женой. И я бы советовала вам приехать сюда как можно скорее, потому что, кажется, намечается что-то уж очень интересное, что вряд ли понравится вам и вашему отцу, – в голосе Милли слышится настойчивость и легкая паника.

– Буду через… – взглянув на телефон и прикинув через сколько смогу прибыть в офис, я отвечаю: – через тридцать минут. Нет, через двадцать.

«Моя Дейенерис решила устроить мне сюрприз? Потрясающе. А я все гадал: когда же состоится наша следующая «неожиданная» встреча? Что ж, второй сезон игры под названием «от ненависти до любви» объявляю открытым, ангел. Но тебе придется смириться, что твои белоснежные крылья будут порхать только рядом со мной».

После душа я переодеваюсь в классический костюм привычного черного цвета, подчеркивающий строгий стиль и профессионализм. Схватив ключи от Bugatti Chiron, я стремительно выхожу на улицу, сажусь за руль и насколько позволяет скорость автомобиля отправляюсь в центральный офис.

Подъехав к главному входу, я направляюсь к массивным стеклянным дверям. Поднимаюсь на лифте на самый верхний этаж, где ощущаю, как напряжение постепенно сгущается.

Я вижу, как сотрудники, поспешно пересекающие коридор, на мгновение замирают, встречая меня взглядом, прежде чем быстро опустить глаза.

– Мистер Каттанео, это катастрофа! – Девушка с короткими темными волосами подбегает ко мне, стуча каблуками по паркету. Она начинает говорить тоном, как будто обладает новейшей сплетней, которую как можно скорее желает всем растрепать. – Я не все рассказала вам по телефону. Боялась, что вы разозлитесь, но я не могу держать это в себе…

– Милли, или ты сжимаешь лишние предложения в одно целостное, или я пошел, – говорю, собираясь развернуться и отправиться в свой кабинет.

– Вы ведь знаете, что, после смерти мисс Стоун, ваш отец и Эван хоть и являются равноправными владельцами компании, но на дух друг друга не переносят? – спрашивает так, словно вся информация: нужная и ненужная, разложена по полочкам в ее черепной коробке. – И то, что он вернулся сюда спустя год не из-за дикого желания участвовать в делах компании?

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что он вероятнее всего сделает что-то такое, что поставит компанию в невыгодное положение. Эван всегда был известен своими авантюрными планами и неожиданными решениями. Я не удивлюсь, если он уже что-то задумал. И самое главное: ему терять нечего.

– Мисс, вам не кажется, что неприлично клеветать человека, основываясь лишь на своих рассуждениях? – сзади раздается холодный и уверенный голос.

Этот голос… Голос, который, даже если сильно захотеть, не получится спутать ни с чьим другим.

Повернувшись, я вижу ее. Черные туфли на ее ступнях придают особое очарование ее длинным ногам. Ее восхитительные бедра, которые я когда-то раздвигал и закидывал на свои плечи, обтянуты строгой черной юбкой, доходящей чуть ниже колен. Белоснежная рубашка с небольшим декольте, через которое проступает ажурный узор лифчика, открывает вид на ее потрясающую грудь. Грудь, к которой я когда-то сумел найти подход и получать ее громкие стоны, наполняющие не только комнату, но и занимая почетное место внутри меня.

Плавно скользя взглядом выше, я заостряю внимание на ее коротких волосах, которые когда-то выглядели совсем иначе. Сейчас намотать их на кулак будет намного труднее, но ничего, это не самое главное.

На ее губах все та же ярко-красная помада, которая манит меня стереть ее одним приятным способом, а ее глаза, скрытые за прозрачными очками, сверкают неподдельным озорством.

Она прекрасна, но ей пока что не обязательно об этом знать. Если путь к ее сердцу обложен множеством разрухи, пепла и булыжников злости, то мне придется сначала разгрести все это, а только потом стремиться к ее сердцу.

– Галатея Хилл… – киваю в приветствии, когда она медленно, но уверенно направляется в нашу сторону, вырисовывая на паркете идеальную линию из своих шагов.

– Стоун… – поправляет она, складывая руки под грудью, чем заставляет меня зубами сжать внутреннюю сторону щеки, чтобы не поддаться на ее провокацию, как словесную, так и действенную. – Миссис Стоун. Прошу вас запомнить и никогда больше не допускать таких ошибок, мистер Каттанео.

– Прошу прощения, миссис Стоун, – практически выплевываю ее новую, но ненадолго, фамилию. – Какими судьбами решили почтить нас своим присутствием?

– Не переживайте, скоро вы обязательно все узнаете, – говорит мне, а затем переключает свое внимание на Милли, которая прожигает ненавистным взглядом мою Дейенерис. – А сейчас я хотела бы попросить вашу милую собачку, ой, простите, девушку, – она показательно вздыхает, прикрывая рот ладонью, – вечно путаю эти два близстоящие понятия, когда замечаю девушек рядом с вами, – говорит, закатив глаза. – Так вот, пожалуйста, не суйте свой мокрый носик в дела, которые вас не касаются, или убедитесь в том, что вас никто не слышит, прежде чем обсуждать кого-то.

«Вот она. Моя Тея, которая умеет закрыть рот кому-угодно и сделать это красиво. Моя Тея, которая как бы сильно ни старалась, но скрыть ревность под колкими ответами, к сожалению, не смогла… Для меня все будет намного проще, чем я думал. Но, вот для тебя, Дейенерис, – нет. Играть – значит до конца».

– Миссис Стоун, так вы сказали? Я не перепутал вашу «новую» фамилию ни с какой близстоящей? Я прошу не оскорблять моих сотрудников, хотя бы в их присутствии. – Сокращаю расстояние между нами, заставляя ее опустить руки и сделать шаг назад.

Мне с трудом удается сделать максимально серьезное лицо, когда она невольно раскрывает пухлые губы в удивлении. Задержав взгляд на них, я стараюсь выбросить подальше из головы мысли о том, что хотел бы сейчас сделать. Затем смотрю в ее расширенные зрачки, виднеющиеся сквозь два квадратных стекла.

«Черт возьми, как же я скучал по тебе».

– И да, если вы захотите что-то еще сказать мне, то делаете это через Милли. У меня нет времени на разговоры с посторонними людьми, – отрезаю я и разворачиваюсь, желая, наконец, уйти в свой кабинет.

Это далось мне очень тяжело. Внутри началась сильнейшая борьба: схватить ее прямо там, приказав всем закрыть глаза, отнести в лифт и сделать с ней то, что не успели когда-то там сделать, или утащить в свой кабинет, уложив животом на стол.

В каждом из вариантов цель была бы одинаковой: вытрахать все глупости, которые сидят внутри нее. А после всего этого – словесно и поступками вдалбливать в ее светлую голову, что ее место исключительно рядом со мной.

Зайдя в свой кабинет, я сажусь в кресло и открываю ноутбук, чтобы взяться за работу и отключить голову от мыслей о ней. И стоит мне только вникнуть в один из отчетов, меня отвлекает посторонний шум, похожий на аплодисменты и громкие разговоры. Такого в компании не было никогда. Если только кому-то не сделали предложение руки и сердца. Из женщин у нас работает только Милли, которую, удивительно, но устроил сюда отец через несколько недель после аварии. И уборщица Сандра, которой перевалило за шестьдесят.

Удивившись шуму, я направляюсь в рабочую зону, чтобы узнать, что стало причиной такого поведения. И когда останавливаюсь, вижу выстроившуюся очередь из желающих лично поздравить напыщенного Эвана Стоуна с возвращением в компанию.

– Мистер Каттанео, – со стороны звучит приглушенный голос Милли, которая отвлекает меня от разглядывание этой «потрясающей» картины.

– Что, Милли? – спрашиваю я, бросив на нее взгляд.

– Эван назначил собрание через двадцать минут в конференц-зале.

– Спасибо, Милли, – киваю я, но она не уходит, продолжая вытаптывать каблуком дыру в полу. – Что-то еще?

– Может, следует сообщить об этом вашему отцу? – интересуется она, подняв на меня взволнованный взгляд.

– Нет, – резко отвечаю я. – Я сообщу ему обо всем сам.

– Я поняла, – утвердительно кивнув, она прижимает к груди блокнот, поправляет очки и разворачивается в направлении зала для переговоров.

Ровно через двадцать минут я удобно сижу в мягком стуле, слегка покачивая ногой в такт предвкушения того, что за спектакль сейчас будет разворачиваться на глазах более десяти человек. Окинув взглядом всех присутствующих, я не замечаю главного героя, Эвана Стоуна, который, видимо, не обладает важнейшим качеством делового человека – пунктуальностью.

– Прошу прощения за опоздание, – говорит один из сотрудников, стремительно направляясь к свободному стулу.

«Мое терпение начинает слишком быстро иссякать. Если пройдет еще хоть несколько секунд, и он не явится сюда, то плевать я хотел на все. Я просто встану и свалю отсюда к чертовой матери».

– Здравствуйте! – В зале звучит ненавистный мне голос. – Извините, был очень занят разговором со своей супругой, – улыбнувшись на одну сторону, он направляет свой взгляд на меня через весь стол.

«Блять, если твои губы еще хоть раз сделают подобное с твоим ртом в совокупности с такими словами, то я подойду и сломаю твои зубы о свой кулак».

– Не переживай, Эван, – расслабленно откинувшись на спинку стула, спокойным голосом говорю совсем не то, что крутилось на моем языке всего секунду назад. – Мы ведь всего лишь тратим свое рабочее время, пока ты развлекаешься.

– Хантер.

Он. Блять. Снова. Ухмыляется.

Один. Два. Три. Четыре. Пять.

Все. Я дышу. Я предельно спокоен. Ни один нерв не делает попытку дрогнуть на моем лице.

– Очень рад видеть тебя.

«А я, блять, как счастлив».

— Хочешь обменяться любезностями? Ради этого решил собрать всех здесь? – спрашиваю я, сложив ладони на столе.

– Не совсем, – он прокашливается, поочередно рассматривая присутствующих. – Я не хочу долго задерживать вас, поэтому перейду сразу к делу. Я был очень рад видеть здесь всех вас сегодня. С некоторыми мы были знакомы, а с некоторыми мне так и не довелось пообщаться и посотрудничать, – говорит он, жестикулируя руками над столом. – Но, к сожалению, есть обстоятельства, из-за которых я вынужден добровольно уйти с должности исполнительного директора, – эта новость так легко и спокойно вылетает из его рта.

Внутри меня растекается одновременно чувство удовлетворения и подозрения, которые не дают мне покоя. Его слова звучат слишком уверенно, как будто он долго готовился к этому моменту. Коллеги перешептываются между собой, обмениваясь удивленными взглядами. Меня не покидает мысль, что за этим решением стоит что-то большее, чем он озвучил.

– Но это не все… – он делает паузу, прежде чем продолжить: – У меня есть для вас сюрприз, который некоторым из вас, – говорит он, бросая быстрый взгляд в мою сторону, – может не понравиться.

Он поднимается из-за стола, подходит к двери и протягивает туда руку. Сотрудники, как жирафы, вытягивают свои шеи, чтобы посмотреть на «сюрприз», о котором я уже догадался.

Тонкие пальцы с темным маникюром аккуратно обхватывают ладонь Эвана, носок черной туфли появляется на полу, а затем возникает вся фигура моего ангела.

Уверенное выражение лица без единого намека на беспокойство. Слегка вздымающаяся при вдохе грудь, приковывающая не только мое внимание, вызывает во мне дикое желание подняться и вынужденно закрыть всем глаза.

– Здравствуйте, – соблазнительно улыбаясь, Тея приветствует всех присутствующих.

– Милая, присаживайся, – говорит Эван, отодвигая для нее стул.

«Так, Хантер, ты вообще-то закаленный на эмоции человек. Соберись!»

– Знакомьтесь, Галатея Стоун – моя супруга. Некоторое время назад я решил сделать ей свадебный подарок и с сегодняшнего дня она становится владелицей половины акций «D.A. Corporation», которыми ранее владел я. В силу своего здоровья я не смогу уделять достаточно времени и внимания компании, в отличие от моей жены, которая полна сил и энергии, а главное – обладает амбициями и интересом сделать так, чтобы компания процветала и получала гораздо больше дохода, чем получает сейчас. Буду несказанно рад, если вы окажете содействие и поможете ей почувствовать себя здесь комфортно.

– Очень рада присоединиться к компании и начать работать вместе с такой замечательной командой, – уверенно говорит она, бросая изучающий взгляд на каждого сотрудника, а затем застывает на мне.

Искра? Нет. Только что произошел настоящий взрыв, который тронул не просто все внутренности, но и задел собой участок моего мозга от осознания того, что она будет работать со мной.

Она, черт возьми, своими ножками пришла в лапы своего охотника. Потрясающая девушка. И она еще допускает мысль, что я отвяжусь от нее? Смешно. Отвязаться я могу только с ней.

– Я уверена, что вместе мы сможем достигнуть новых высот и реализовать множество перспективных проектов. Моя цель – укрепить позиции компании на рынке алкогольной продукции, привнося новые идеи и находя новые пути для роста. Я открыта к вашим предложениям и с нетерпением жду возможности учиться у каждого из вас, – говорит она, получая на свой монолог одобрительные кивки лиц, которые, вероятно, предполагали, что у сексуальной блондиночки вместо мозгов бисер. – Теперь я хотела бы разобраться с планами на ближайший месяц. Кто отвечает за подготовку и координацию графика мероприятий?

Мой взгляд скользит по лицам присутствующих и останавливается на Ройсе, парне, который работает здесь уже достаточно давно.

– Я могу вам помочь. Меня зовут Ройс Донован. – Он слегка склоняет голову и пристально смотрит на Тею.

– Спасибо, Ройс. Чтобы не отвлекать остальных, давайте пройдем в кабинет. Я бы хотела подробнее разобраться во всех нюансах и кое-что обговорить наедине, – отвечает она с легкой улыбкой.

«Наедине. Блять, наедине с ней должен находиться только я».

– Мистер Каттанео, вы ведь не против? – спрашивает Ройс, повернувшись ко мне.

«Против. Конечно, я против!»

– Что ты, Ройс, Галатея Стоун, – снова делаю акцент на ее фамилии, – судя по всему, теперь является таким же руководителем, как и я, поэтому совершенно бессмысленно спрашивать моего разрешения. Вы подчиняетесь как ее приказам, так и моим. Можете идти, – говорю все это с ровным тоном, указывая на двери.

Тея поднимается со стула и покидает зал вместе с Ройсом, оставляя своего мужа сидеть напротив меня. Но я не собираюсь наслаждаться его компанией, поэтому, кивнув и намекнув сотрудникам, что работу никто не отменял, отправляюсь к себе.

Сидя и незаинтересованно рассматривая темные шторы на окнах, я роюсь в своей голове. Удивлен ли я? Я удивлен еще с того самого дня, как она пришла в мой дом. Что я буду делать? Понятия не имею. Но одно знаю точно – я лишу ее этой чертовой фамилии любым способом.

Глава 5

ТЕЯ

Вот и настал тот день, когда я могу с уверенностью сказать, что все идет по плану. Если не учитывать утренний инцидент, когда я, выходя из туалета, услышала, как одна «милая» девушка рассыпает своим языком мусор, сидящий в ее голове. Я не сдержалась и захотела ответить ей, поставить на место. А в итоге поставили на место меня. И не кто-то, а Хантер.

Сказать, что он меня разозлил? Нет, совсем нет. Меня даже позабавил его ответ, и, если честно, я изо всех сил сдерживалась, чтобы не сказать что-то еще или засмеяться.

Его спокойное выражение лица меня слегка выбило из колеи. Неужели, он все-таки «съел» информацию о том, что я замужем и доступ ко мне для него закрыт? Не хотелось бы, находясь здесь, постоянно попадать в его «лапы».

Я была уверена, что каждый день он будет выводить меня из себя. Очень надеюсь, что я не ошиблась и эти пару месяцев пройдут быстро и безболезненно. Не для всех, правда, но, увы, такова моя цель.

Как только дверь кабинета, в котором мне предстоит провести несколько месяцев, закрывается, я подхожу к столу и удобно располагаюсь в кресле, закинув одну ногу на другую. Изучающе смотрю сидящего передо мной светловолосого парня двадцати восьми лет в сером классическом костюме по имени Ройс Донован, который вызвался помочь мне разобраться с планом мероприятий.

– Итак, Галатея Стоун, – начинает он, поправляя галстук на своей шее. – Что вас интересует? Какие подробности желаете узнать?

– Ой, Ройс, не начинай, —произношу на выдохе, откидывая голову на спинку кресла.

– Я серьезно, Тея. Хочешь я тебе расскажу, как провел ночь с потрясающей брюнеткой с грудью как у тебя?

– Сейчас я хочу, чтобы ты молчал, Донован, – смеюсь я, переводя свой взгляд на него. – А вообще, я тоже очень рада тебя видеть, милый.

– Ты не меняешься, Тея, – он смеется. – Как прошел отпуск в Нью-Йорке?

– Весьма продуктивно. Вышла замуж, например. Успела выучить много чего интересного в юридической сфере. Внешне немножко изменилась, если ты не заметил, – перечисляю и без того известные ему факты.

После того, как Эван позвонил и подтвердил свое участие, я решила сделать сюрприз Доминику и приехать в его новый дом на пару часов перед отъездом. Каким же было мое удивление, когда я застала его не одного… И нет, я не застукала его за неприличными делишками, которыми занимаются взрослые. Я вошла именно в тот момент, когда Доминик и этот парень Ройс обсуждали что-то крайне важное, что привлекло мое внимание. Как выяснилось, они давно знакомы, и что самое ошеломляющее, Ройс работает на Каттанео.

Первое, что хотелось сделать вспыльчивой Тее – наорать и выгнать его, но что сделала новая, сдержанная Тея, было более чем правильным.

Я познакомилась с этим парнем и выслушала его мотивацию вести двойной образ жизни. Для компании он – верный сотрудник, прекрасно выполняющий свою работу. А по факту – тот, кого так же, как меня и многих других, коснулась тяжелая рука Джеймса Каттанео.

Я обменялась с Ройсом номерами, сообщив, что вскоре нас ждет одно совместное дело. И на протяжении четырех месяцев он отправлял мне все внутренние новости, связанные с делами компании, которые мне не удалось найти в сети.

– Конечно, я заметил, – говорит он, внимательно рассматривая мое лицо. – Волосы покрасила? Вроде бы темнее были, нет? – иронично спрашивает он, указывая пальцами на свою голову.

– Я в тебя сейчас что-то кину, Ройс!

Не знаю чем, но этот парень мне очень напоминает Тео, который мог точно так же воспроизводить своим ртом и весьма полезные вещи и нести несусветную чушь.

Возможно, мне это кажется, потому что я, уйдя от Хантера, отказалась от всех, кого считала своими друзьями. После встречи с Тео мне стало особенно хреново от осознания того, что для всех я оказалась предательницей, сбежавшей от проблем. Впрочем, со стороны все выглядит именно так…

– Перестань, Тея, я ведь шучу, – говорит он, растягивая свои губы в искренней улыбке. – Тебе, кстати, очень идет. Мне нравится.

– Я рада, что смогла угодить тебе, – одобрительно кивнув, говорю я. – Итак, Ройс, есть какое-то грандиозное корпоративное мероприятие, которое произойдет вскоре?

– Из ближайших только Хэллоуин, – сообщает он, проверив данные в своем блокноте.

– А что-то к выходным не планируется?

Он снова опускает взгляд и водит пальцем по листу бумаги.

– Не-а, месяц назад было важное мероприятие для «D.E. Corporation», – говорит он, а я жду, когда он расскажет подробнее. – Но его никто не праздновал.

– Что было?

– Ты забыла? Год со дня объединения Джеймса и Эвана.

Годовщина. Хм, неплохой вариант для сближения с сотрудниками. Если устроить что-то интересное, то я смогу втереться в их доверие и стать «своей».

– Что за хитрая ухмылка, Тея? Что ты задумала? – интересуется Ройс, вопросительно уставившись на меня.

– Есть одна идея, – говорю я, не прекращая улыбаться. – У тебя ведь есть список административного персонала, с которым мы только что любезно общались в конференц-зале?

– Да-а-а, – протяжно произносит он, по-прежнему недоумевающе смотря на меня.

– Много у кого есть авто? И есть ли те, кто добирается пешком или на общественном транспорте?

– Человек пять, наверное, а что? Тея, черт возьми, что пришло в твою потрясающую голову?

– Можешь дать мне список тех, у кого есть транспорт?

– Снова да, Тея. И снова тот же вопрос…

– Поднимай свою задницу и принеси мне этот список, пожалуйста, – говорю я, указав на дверь.

– Ты на должности всего полчаса, а ведешь себя так, как будто работаешь тут с пеленок.

– Просто я вживаюсь в свою роль, Ройс, – мило улыбаюсь, и он уходит.

Спустя пятнадцать минут он стучит в дверь, и я поднимаюсь с кресла, поправляю юбку и уверенным шагом направляюсь к выходу.

В рабочей зоне царит деловая атмосфера: кто-то сосредоточенно работает за ноутбуками, кто-то заполняет документы вручную, а кто-то, точнее Хантер и Милли, о чем-то общаются у ее стола. Стараясь не замечать их, я отворачиваюсь и несколько раз хлопаю, желая привлечь к себе внимание.

– Прошу несколько минут вашего внимания, – уверенно начинаю я, замечая, что взгляды сотрудников отрываются от работы и направляются ко мне. – Я пообщалась с Ройсом, и он сообщил мне очень интересную новость. Оказывается, месяц назад был год с момента объединения компаний Каттанео и Стоун. И по какой-то причине это грандиозное событие осталось без вашего внимания.

Я бросаю взгляд на Хантера. Его лицо выглядит так, словно я плюнула в его любимый кофе или разрезала любимую черную футболку на мелкие кусочки.

– У меня есть одна идея, как мы могли бы отметить с вами прошедший праздник и заодно познакомиться поближе вне рабочего времени, – продолжаю рассказывать, а они молчат, как будто сейчас с ними говорит сам президент Соединенных Штатов. – Предлагаю вам поездку в Малибу на эти выходные. Отдых за мой счет, разумеется.

Сотрудники переглядываются между собой, вероятно, не зная, как реагировать. Верить моим словам или нет? Кто-то начинает перешептываться, а Хантер, в свою очередь, растягивает губы в странной ухмылке, смотря прямо на меня. Он наверняка насмехается надо мной.

– А как мы туда будем добираться? – спрашивает Милли, презрительно взглянув на меня. Возможно, ее раздражает, что теперь она не единственная девушка среди стольких мужчин. – Мы в одну машину не влезем вообще-то. У меня, например, и еще некоторых здесь ее нет. На автобусе? Я не поеду! У меня аллергия на пыль.

«Я тебя вижу первый день, а у меня уже на тебя аллергия выработалась. Почему-то я предполагала, что именно ты будешь той, кто будет задавать подобные вопросы».

– Милли, есть один легкий способ решить эту проблему. – Мысленно закатив глаза, а внешне подарив ей доброжелательную улыбку, я поворачиваюсь и подхожу к Ройсу, чтобы забрать у него список, который просила ранее. Затем подхожу прямо к столу Милли, которая продолжает смотреть на меня так, будто я собираюсь украсть у нее драгоценные камни, а не взять ножницы, торчащие в канцелярском стаканчике, которые я заметила, к слову, только у нее.

И нет, я подошла сюда не потому, что здесь стоит Хантер, дорогая внутренняя сторона, которая до сих пор не в состоянии понять, что я забыла в этой компании.

Хантер, видимо, заодно с ней. Иначе я никак не могу объяснить то, что происходит со мной, стоит мне оказаться рядом с ним.

Я чувствую его тепло, хотя он стоит на расстоянии вытянутой руки от меня. Аромат его парфюма слишком глубоко проникает в мои легкие, отчего я на секунду забываю, как дышать. Этот запах начинает меня душить, напоминая о нашем прошлом, когда нам обоим было хорошо. Как бы я ни старалась его ненавидеть, но хорошие воспоминания с ним кружат голову, вводя меня в ступор.

Поэтому я начинаю думать о самых отвратительных вещах, которые происходили со мной. Благодаря этому мне удается осторожно вырезать фамилии, написанные на бумаге и погрузить их в вазу, в которой ранее лежали конфеты.

Я собираюсь убрать ножницы обратно, но они каким-то странным образом сначала застревают на моих пальцах, а потом и вовсе падают. И когда я опускаю взгляд вниз вижу, что приземлились они прямо под ноги Хантера.

«Потрясающе, Тея. Пришла твоя очередь опуститься перед ним на колени».

Глубоко вдохнув, я наклоняюсь вниз. Сама не понимаю с какой целью, но я поднимаю голову вверх, желая взглянуть на него с такого ракурса.

«Давай, Тея, выбрось эти проклятые ножницы в сторону, подними свои влажные руки к его ширинке и расстегни ее. Дальше, я думаю, ты разберешься без моих подсказок».

Несколько раз покачав головой, желая отогнать эти мысли, я слишком резко поднимаюсь и ударяюсь о что-то лбом. И когда окончательно встаю на ноги, понимаю, что этим «чем-то» оказался подбородок Хантера. Поднимаю взгляд, встречаясь с его глазами, которые пылают чем-то таким, что заставляет меня сглотнуть скопившуюся слюну.

– Мне нравится, как ты выглядишь внизу, – еле слышно произносит он, улыбаясь и протягивая пальцы к моим волосам. – Не ушиблась? – спрашивает он, а я не понимаю: это серьезный вопрос или очередная издевка.

– А мне нравится, когда твой язык находится в другом месте и не позволяет твоему рту говорить, – едко выпаливаю я, и только потом, увидев, как его губы расплываются в более широкой ухмылке, осознаю, что это прозвучало двусмысленно.

«О чем ты подумал, придурок?! Я не это имела в виду!»

– Я не против повторить, ангел. Ты знаешь, где меня найти. Всегда знала, – говорит он, не обращая внимание на окружающих нас людей.

Стоило Эвану переступить порог компании, так он решил, что территория чиста? Но не все так просто, Хантер. Я больше не та сумасшедшая Тея, которая совершала безумства. Я стала намного хуже и злее.

Когда ты узнаешь новую меня немного лучше, ты потеряешь всякий интерес. На твоем месте я бы тоже потеряла. С такой истеричкой, которую ты будешь видеть здесь каждый день, невозможно находиться даже в одной комнате, не говоря уже о любви. Но раз уж ты хочешь наглядно убедиться в том, какой я стала, – желаю удачи.

– Не раздражай меня, – резко говорю я, собираясь отвернуться от него.

– Если я вызываю сейчас у тебя такие сильные чувства как раздражение, то не все потеряно, Галатея Хилл, – шепчет он, наклонившись к моему уху, а затем выпрямляется и смотрит на меня.

Можно было бы сказать, что от его шепота по телу пошли мурашки, но нет. Он повлиял на меня куда сильнее, вызвав невероятное напряжение, словно каждый нерв в моем теле оголился.

– Стоун, – шепчу, поднимаясь на носочки. А когда отстраняюсь, замечаю сжатую до предела челюсть.

– А жену и девушку можно с собой брать? – спрашивает один из мужчин, позволяя мне немного отвлечься от странного диалога с Хантером.

– Конечно можно, – отвечаю я, не переставая смотреть на Хантера. – Но желательно только жену или только девушку, а то у одной из них могут возникнуть вопросы.

– Зачем ты это делаешь? – спрашивает Хантер, пока остальные продолжают создавать фоновый шум.

– Хочу отпраздновать нашу годовщину, – спокойно отвечаю я, продолжая смотреть в его глаза. – Годовщину слияния компаний твоего отца и моего мужа, – решаю уточнить, чтобы у него не было возможности допустить какую-то другую мысль.

– Твоего мужа, – повторяет он, сжав губы в тонкую линию.

– Да, именно его, охотник, – само собой вырывается это обращение, которое снова возвращает лицу Хантера живой оттенок. Он хмыкает и довольно улыбается.

«Идиотка. Для тебя он Хантер Каттанео – человек, который сделал тебе больно. Приди в себя!»

Отвернувшись от него, я зажмуриваю глаза на несколько секунд, ругая свой язык, который решил выпалить это. Затем ставлю две вазы на стол и говорю:

– Итак, если некоторые, – начинаю, бросив взгляд на Милли, которая внимательно смотрит на стол, – не могут лично договориться, как добираться до места, то предлагаю один способ, который может решить эту проблему. Может, это и кажется детским бредом, но таким образом, каждый человек, у которого нет машины, может вытянуть листок из вазы с автовладельцами.

– А с вами здесь будет намного веселее, – с улыбкой на лице, говорит один из парней, погружая руку в вазу.

– Постараюсь сделать все возможное, чтобы раскрасить серые будни, – отвечаю ему с такой же улыбкой и жду, когда заберут последний лист. Но кажется, что кто-то поедет один. Собираюсь достать его, чтобы выбросить, но меня отвлекает подошедший Хантер.

– Ты тянуть не будешь? – спрашивает он.

– Не переживай, я найду способ добраться туда, – отвечаю и, сжав в руке бумажку, направляюсь обратно в кабинет.

***

После странного, но не сильно тяжелого первого рабочего дня я решаю отправиться к Эви, чтобы наконец-то лично встретиться с ней после своего возвращения и окунуться в ее объятия.

Вызвав такси к зданию компании, я называю адрес, который она мне прислала в сообщении. Оказавшись у дверей уютного двухэтажного дома, я невольно начинаю улыбаться.

Это место выглядит по-домашнему, с яркими цветами в окнах и аккуратно подстриженным газоном.

На фасаде дома играют светлые тона, а деревянные ставни придают ему особый шарм. Крыша с симпатичными карнизами только добавляет уюта этому месту. Перед входной дверью стоят горшки с буйно цветущими растениями.

Когда я поднимаюсь по мелким каменным ступенькам, меня встречает легкий аромат выпечки – то ли яблочного пирога, то ли свежевыпеченных булочек, который тянется из открытых окон.

Несколько раз постучав в дверь, я стою и предвкушаю то, как Эви сейчас будет вопить о том, какая я тощая и костлявая. Но какое же я испытываю удивление, когда вместо своей любимой тети я вижу совершенно другого человека.

– Это очень неожиданно, – выпаливаю первое, что приходит в мою голову. – Мистер Паркер? Что вы здесь делаете? Как… – собираюсь засыпать его вопросами, но вспомнив, что следовало бы для начала поздороваться, исправляюсь: – Здравствуйте, Мистер Паркер.

– Здравствуйте, Тея, – говорит он, и по его тону я понимаю, что не только я испытываю неловкость. – Я очень рад вас видеть.

– Я, наверное, ошиблась адресом. Извините, – пячусь назад, не веря, что Эви и мистер Паркер…

– Постой, Тея, – начинает он, протягивая ко мне руку. – Эви… Эвелин на самом деле живет здесь. Она скоро вернется.

– А вы… – собираюсь спросить, плавно опуская свой взгляд на его фигуру, которая покрыта кухонным фартуком. – Вы готовите для нее булочки?

– Эм… да, можно и так сказать, – говорит он, вытирая муку со своих темных брюк. – Может, вы зайдете на чай или кофе?

– Может быть, зайду, – медленно отвечаю и переступаю порог дома.

Глаза невольно начинают блуждать по пространству. Здесь все выглядит очень уютно, словно я попала в какую-то параллельную вселенную. Мягкий свет ламп излучает золотистый оттенок, отражаясь в полированном деревянном полу, а аромат свежей выпечки, который был ощутим еще на улице, заполняет воздух. На стенах висят фотографии Диаза, Эви, Дома и есть несколько моих.

Развернувшись, я замечаю еще одну фотографию, которая стоит на маленьком столике у двери. Я подхожу ближе и поднимаю ее в руки. На снимке – тетя и мистер Паркер в белых халатах, окруженные детьми. Эви выглядит счастливой, а мистер Паркер… влюбленным?

– Тея… – он собирается что-то сказать, схватившись ладонью за затылок.

– Вы вместе? – перебиваю его и, блуждая глазами по его лицу, мечтаю услышать заветное «да».

– Что? – удивляется он и заметно напрягается. – Нет… не совсем.

– Мистер Паркер, если все так, как я уже успела накрутить в своей голове, то я ведь подойду и буду вас обнимать до тех, пока вы не признаетесь, – предупреждаю я, выставив палец вперед и стараясь скрыть улыбку.

– Пусть Эвелин расскажет об этом сама. Я думаю, она хотела, чтобы вы все услышали от нее.

– Ладненько, пока что обойдемся без обнимашек. Но говорю заранее: я счастлива за вас, – шепчу, прислонив ладонь к своему рту. – А еще, мне кажется, что ваши булочки сейчас будут выглядеть такими же темными, как брауни.

– Черт! – ругается он, быстрым шагом направляясь в сторону кухни. – Простите, вырвалось, – говорит, вытаскивая из духовки потрясающие на вид булочки.

– Перестаньте, вы ведь человек. Вы еще не слышали, как я ругаюсь, – произношу, закатив глаза.

Около получаса мы сидим вдвоем за обеденным столом, пьем чай и общаемся на темы, не касающиеся ни его, ни моей личной жизни. Мистер Паркер немного рассказал о своей работе, о том, как прекрасно со всем справляется Эви, как будто она была рождена для того, чтобы помогать детям.

Стоит лишь упомянуть тетю, двери распахиваются, и, обернувшись, я вижу ее с бумажным пакетом в руках. Он падает на пол, как только она поднимает на нас взгляд.

– Тея? – спрашивает Эви, словно здесь сижу не я, а серийный убийца, пришедший вырезать их органы и подвесить их тела на люстру.

– Да, Эви, это я, – говорю я, поднимаясь со стула и направляясь к ней с целью «задушить» в своих объятиях. Но стоит мне прикоснуться к ней, появляется ощущение, что я трогаю статую, которая никак не реагирует. – Я скучала по тебе. Эти несколько месяцев были для меня вечностью.

– Моя снежинка, – наконец, реагирует она, нежно проводя по моим волосам. – Что ты сделала со своими кудряшками, дорогая?

– Немножко избавилась от лишнего веса, – говорю, отстранившись от нее. —Душа требует перемен, но отрывается на внешности.

– Лишний вес? – Она возмущенно окидывает меня с ног до головы.

– Молчи. – Я выставляю палец вперед, прося не высказываться о моей фигуре.

– Может быть, я плохая тетя, но ты ни за что не услышишь от меня фразу: «Черт возьми, Тея, это вообще-то на всю жизнь!», – говорит Эви, рассматривая татуировку на моем бедре. – Черт возьми, Тея, как же это красиво и как же тебе идет! Это должно быть очень больно? – прикусив губу, спрашивает тетя.

– Не больнее, чем прокалывать уши, – успокаиваю ее, хотя, на самом деле, это больше было похоже на то, что твое тело расписывают острием ножа.

– Зная тебя, ты можешь специально так говорить, – говорит Эви, качая головой.

– Возможно, – я улыбаюсь ей, а затем опускаюсь, чтобы поднять рассыпанные по полу продукты.

– Эвелин, я оставлю вас, – сбоку звучит голос мистера Паркера, который направляется к двери – Пообщайтесь, увидимся позже, – кивнув нам, он закрывает дверь с обратной стороны.

Я поднимаюсь и, удерживая в одной руке листья салата, а в другой – вакуумную упаковку сыра, спрашиваю:

– Эви, это то, о чем я думаю?

– Если ты думаешь, что он великолепный мужчина, который дарит мне свое внимание каждый день, то да, – это то, о чем ты думаешь, – отвечает Эви и, подняв бутылку вина, которая удивительным образом осталась цела, относит ее к столу.

– Ну, наконец-то, – выдыхаю я, кладя продукты на поверхность и падая на стул напротив Эви. – Все это время, пока я ждала твоего возвращения, я надеялась на то, что ты подтвердишь мои догадки, – радостно выговариваю каждое слово, а потом испытываю дикое желание влепить себе ладонью по лицу, потому что продукты, которые я вижу на столе, выглядят совсем не как те, которые готовят на завтрак или обед. – Эви, я сейчас уйду.

– Почему? – расстроенно спрашивает она.

– Потому что, судя по всему, я идиотка, которая испортила вам романтический ужин.

– Что? – удивляется она, переводя взгляд на стол, а потом начинает улыбаться. – Нет, снежинка, все не так. Это вино не для нас. Завтра у нашей сотрудницы день рождения, и мы решили пригласить ее в гости.

– Боже, я надеюсь, что ты меня не обманываешь, – говорю я, слегка успокаиваясь. – Эви, я безумно рада за вас. Мистер Паркер, кажется, очень порядочным мужчиной.

– Так и есть, – улыбкой подтверждает мои слова и продолжает рассказывать: – он так заботиться обо мне, и самое главное: меня это не напрягает, наоборот – мне приятно осознавать свою ценность для него не только как женщины или хозяйки в его доме, но и как личности.

– Так это его дом?

– Прости, я должна была рассказать тебе раньше…

– Не извиняйся, Эви. Никогда не извиняйся передо мной. Ты заслуживаешь счастья, и я очень рада, что ты, наконец, его нашла, – успокаиваю ее, положив свою ладонь на ее руку.

– А ты… ты счастлива? – интересуется Эви, пронзительно смотря в мои глаза.

Я замолкаю, пытаясь придумать, что ей ответить. В любом случае, что бы я ни сказала, все будет ложью.

– Ты все еще любишь Хантера, – она не спрашивает, она утверждает.

«Это что, проявилось на моем лице за время, пока я думала?»

– О чем ты?

– Тея, твои чувства к нему все еще свежи, – говорит Эви, наклонившись ко мне ближе. – Как бы ты ни пыталась скрывать свои чувства, находясь в объятиях другого, пусть и ненастоящего, все твои мысли заняты одним человеком. Твое сердце занято только им. Я не просто так это говорю, я проходила через это с отцом Диаза. Когда он погиб, я никого к себе не подпускала, уверяя себя же, что я справлюсь. А если и ходила на свидания, то думала только об отце Диаза. Если бы у меня была возможность вернуть его, я бы не раздумывая бросила все и была с ним. Но, увы, в моем случае его вернуть невозможно.

– Эви, у меня больше нет к нему чувств.

«Да-да, дорогая Тея, какая же ты первоклассная лгунья. Ты ведь уже сегодня пускала слюни на него, пока стояла перед ним на коленях. Нет чувств? А как ты тогда объяснишь все то, что с тобой происходит, когда он появляется?»

– Ты так в этом уверена? – спрашивает она, упираясь своим экстрасенсорным взглядом в мои глаза.

– Да. И вообще, почему мы пришли к этому разговору? Лучше расскажи, как твои дела? Как работа? Тебе нравится? – переключаю внимание на Эви, стараясь отключиться хотя бы на некоторое время от мыслей о Хантере.

– Нравится? Тея, я в восторге от того, что делаю. Может быть, это странно, но находясь рядом с этими малышами, я чувствую рядом с собой тепло Диаза, как будто он там, рядом, жив, – рассказывает Эви, и я замечаю, как в ее глазах появляется блеск. – Каждый раз, когда я провожу время с ними на улице, поднимаю взгляд к небу, представляю его улыбающееся лицо и думаю, что он бы гордился мной и тем, что я продолжаю жить за нас двоих.

– Эви, я так рада, что ты нашла то, что позволяет тебе жить дальше, – говорю и, поднявшись со стула, подхожу к ней. Крепко обнимаю ее, прислоняясь своей щекой к ее голове.

– Так, снежинка, ты, наверное, ничего не ела за весь день. – Она отстраняется, смахивая пальцами слезы.

– Вообще-то, мистер Паркер приготовил нереально вкусные булочки. И если мой желудок был бы человеком, он упал бы перед ним на колени, – отвечаю я, поглаживая свой живот.

Приблизительно до десяти я нахожусь в компании Эви и вернувшегося мистера Паркера. Мы общаемся, смеемся и едим приготовленную вместе лазанью.

Когда я понимаю, что мне пора бы отправиться домой, я вызываю такси под возмущения Эви, которая уговаривает меня остаться. Но, услышав, что дома меня кое-кто ждет, она все-таки отпускает меня при условии, что я еще приду.

***

Я переступаю порог квартиры, которую арендовала на несколько месяцев. Стягиваю с ног туфли и ставлю их рядом с кроссовками Хантера, которые по какой-то причине до сих пор стоят на полке, а не валяются в мусорном ведре.

– Себастьян, я дома, – кричу я, опускаясь на колени, куда тут же лениво забирается мой малыш. – Ты скучал по мне, милый? Я – безумно. – Я поднимаю на руки своего кота, которого год назад по чистой случайности нашла на улице.

Однажды, возвращаясь домой из кафе, я попала под дождь и остановилась под крышей какого-то здания. Я заметила дрожащего Себастьяна лежащим среди мусора, как будто его выбросили, потому что он не такой, как все остальные.

И что с того, что у него огромные зеленые глаза, седые усы и нет шерсти? Из-за этого он не становится менее прекрасным.

С того самого дня он стал тем, о ком я забочусь, тем, кто ждет моего возвращения и греет ночами своей температурой.

– Оу, милый, пойдем, я дам тебе вкуснейший паштет из говядины, – говорю Себастьяну, когда он начинает мурлыкать и изучать мое лицо мокрым носом.

Прижимая его к своей груди, я направляюсь в сторону кухни, покрытой полумраком, и корнями своих волос, чувствую что-то странное… Как будто здесь кто-то есть.

Ключи от квартиры есть только у меня. Эван, по нашей договоренности, должен уехать обратно в Нью-Йорк, где его ждут лучшие два месяца с массажистами и тренерами, которые «поправят» его здоровье. А если быть еще точнее, то он был здесь всего один раз, когда помогал мне перевезти вещи.

Осторожно включаю свет, готовая опустить Себастьяна на пол и изувечить того, кто смог вломиться на мою территорию, но никого не вижу. Здесь есть только две живые души – я и мой кот.

Меня охватывает странное чувство, и я хожу из комнаты в комнату, думая, что он где-то здесь. Я слышу его запах, тот самый, который слышала сегодня, когда тесно общалась с ним, выплевывая в его сторону свой яд.

Я не могу ошибаться. Это точно он. Но… как он смог войти сюда? Откуда он узнал адрес? Что вообще за бред происходит? Неужели, я рехнулась?

Опустив Себастьяна на кровать, я открываю окно настежь, желая проветрить квартиру и избавиться от намека на то, что он мог здесь быть. Опершись об оконную раму руками, я наклоняюсь и наполняю свои легкие свежим воздухом. Затем рассматриваю прекрасный вид на ночной Лос-Анджелес. Смотрю на машины, которые стоят у домов, и думаю о том, справлюсь ли я, смогу сделать все, как нужно. Но тут же в голову вкрадываются сомнения. Может быть, все это зря? Возможно, мне следовало бы сидеть в Нью-Йорке и не высовываться?

Особенно тяжело мыслить об этом после разговора с Эви. То, что она рассказала мне об отце Диаза, я слышала впервые, но то, по какой причине она решила мне это рассказать, меня очень сильно удивило.

Неужели, я всем своим видом показываю, что мне на него не все равно? Что ж, я буду стараться до тех пор, пока не сделаю то, что стоит на первом месте в моем списке. И это больше не сердце Хантера.

***

Следующим утром я добираюсь на такси в компанию и сразу же приступаю к разбору документов, которые мне предоставил один из сотрудников, желая разгрузить сильно занятого Хантера Каттанео.

Подумать только, тот парень, который не обладал терпением, избивал людей и любил трахаться, – сейчас является генеральным директором и занимается важными делами, которые помогают процветать бизнесу его папочки. Какой потрясающий сын у него вырос! Аж плакать хочется, но я не буду.

Пролистывая один из документов, я замечаю одну ошибку, которая может очень сильно ударить по финансам компании. Закрыть на это глаза и просто забыть? Нет, ведь я исполнительный директор и обещала, что буду делать все возможное, чтобы компания процветала. Пока что.

Я решаю обратиться к Ройсу с целью того, чтобы он своими ножками добрался к Хантеру и сообщил ему эту прекрасную новость. Но, к дикому огорчению, этот парень говорит мне, что слишком занят обсуждением одной проблемы с охранником на первом этаже.

«Что ж, Галатея, дай своему креслу три минуты отдыха от твоей задницы, и пойди прогуляйся до его кабинета сама».

Оставив свое воспитание за порогом его кабинета, я решительно толкаю дверь без стука и вижу его, удобно устроившегося в кресле. На нем до тошноты шикарный костюм, а черные очки на его глазах заставляют меня задуматься о том, что он спит.

Возможно, у него была потрясающая ночка с какой-нибудь грудастой брюнеткой, которая не давала ему времени на сон? И нет, я совсем не ревную, мне ведь все равно. Но тем не менее, что-то внутри меня решает позлить его еще больше.

Чтобы не создавать шум, я снимаю свои туфли и осторожно пробираюсь к его столу, продолжая рассматривать его умиротворенное лицо без единого намека на то, что он вообще дышит.

«Он ведь не мог умереть? Да ну, бред какой-то».

Высоко подняв папку, в которую предварительно сложила нужные документы для проверки, я бросаю ее на стол, предвкушая испуг или что-то другое, что обязательно повеселит меня, но вместо этого получаю обворожительно-соблазнительную улыбку.

– Доброе утро, Дейенерис, – говорит он, спуская на переносицу солнцезащитные очки. – Соскучилась по мне?

«То есть все, что я только что делала, ты прекрасно видел и просто молчал?!»

– Очень, – с нотками сарказма произношу я. – Я по делу пришла, а не потому, что, вы, мистер Каттанео, решили поболтать на личные темы. У вас прекрасно получается делать это с Милли. Ой, точно! Прошу прощения, из моей головы совсем вылетела ваша просьба. Пойду с этим к Милли, – разворачиваюсь, собираясь уйти.

– Ангел, она не моя, – это раз. Два, ты что, ревнуешь? – спрашивает он тоном, который невозможно разобрать из-за бешено бьющегося сердца. Моего сердца.

– Что вы, мистер Каттанео, я всего лишь собираюсь последовать вашему указанию, – произношу я, мило улыбаясь.

– Что бы я ни говорил, Дейенерис, для тебя мои двери всегда открыты, – говорит он, поднимаясь с кресла и направляясь ко мне. Хищно. Уверенно.

– Попрошу вас убавить тональность. И хватит называть меня своими тупыми прозвищами! Раз и навсегда вбейте в свою голову, что перед вами стоит не та, которую вы знали. Перед вами совершенно другой человек. Пожалуйста, относитесь ко мне и моему выбору с уважением, – цежу сквозь зубы.

– А кто сказал, что я не уважаю тебя, Тея? – спрашивает он, загоняя меня в угол собственных мыслей. – Еще как уважаю, но вот убавить тональность мы с тобой можем в другой обстановке. Например, на этом столе, если хочешь. Хотя, да, – говорит он, снимая очки и задумчиво смотря на меня, – в этом случае тональность только повысится.

«Он издевается?! Нет, он сейчас серьезно? А он не подумал о том, что я могу и согласиться? Но точно не сегодня».

— Мистер Каттанео, вы сейчас пытаетесь пошло намекнуть замужней женщине о своих желаниях? – вскинув брови, я с вызовом смотрю на него, но замечаю лишь улыбку на его губах.

– Я не намекаю, а прямо говорю о том, что нас ждет в скором будущем, ангел, – спокойно произносит он, чем выводит меня из себя. Но я включаю дурочку и делаю вид, что меня вообще не беспокоит то, что он сейчас сказал.

– Если вы имеете в виду, что будете стараться поддерживать дружеские отношения, работая в одной компании, то конечно, – подтверждаю я, сложив руки на груди.

– Галатея, я не намерен с тобой дружить, – говорит он, делая шаг ближе ко мне, а я отступаю.

– Очень жаль, мистер Каттанео, – с грустью произношу я, нахмурив брови, – но, кажется, это может создать проблемы вашему любимому папочке и моему обожаемому мужу.

Он закипает, а я продолжаю:

– Я не собираюсь терпеть в свою сторону ваши тупые намеки на секс, которого у нас никогда не будет. Больше никогда, – вскидываю голову вверх, смотря на него с вызовом. – Если вы не собираетесь поддерживать со мной исключительно деловые отношения, то просто игнорируйте меня. А мне, в отличие от вас, пора работать. – Я тычу пальцем в его грудь и собираюсь уйти.

– Ты не продержишься здесь и недели, – спокойно произносит он, заставляя меня остановиться и обернуться.

– Вы так в этом уверены? – интересуюсь я, склонив голову в сторону.

– Конечно, Дейенерис. Я знаю тебя, – говорит он, не сдвигаясь с места, – и то, как ты можешь убегать от трудностей.

– Что? – удивленно смотрю на него, не веря своим ушам. – Я? Это я убегаю от трудностей?! Ты в своем уме?

– Вот мы снова перешли на «ты», – улыбаясь, произносит он, а я уже в сотый раз жалею, что пришла в этот кабинет. – Как ты тогда объяснишь причину своего ухода?

– Причина в том, что я тебя ненавижу, придурок Хантер, – гневно выпаливаю я, когда он уже стоит напротив меня и внимательно смотрит в мои глаза.

– Говоришь так, будто любишь. – Он поднимает руку к моим волосам, и я инстинктивно отшатываюсь.

– Ты никогда не услышишь от меня этих слов после того, как запер меня, накачав какой-то дрянью. – Мои слова заставляют его застыть, но не заставляют опустить руку.

– Ангел, все не так однозначно. – В его голосе слышится… сожаление?

– А как? Поведай мне свою версию?

Он молчит, смотря на меня так, словно борется со своими внутренними демонами, которые не позволяют ему рассказать мне, что же было таким неоднозначным в его поступке.

– Что и требовалось доказать. Отвали от меня, Хантер, – спокойно прошу его, делаю шаг на встречу и смотрю в его глаза, решительно продолжая: – Если год назад я была готова дать нам шанс на нормальность, то сейчас я не дам ничего.

Уверенная в том, что наш диалог подошел к концу, я направляюсь к двери, но тут же оказываюсь прижата к ней горячим, сильным, родным мне телом.

Я закрываю глаза, пытаясь взять под контроль все, что только что разрушилось под его напором. Мои ладони упираются в стеклянную дверь, оставляя там влажные следы.

Его рука плавно скользит от моего бедра к талии, а затем поднимается еще выше, останавливаясь на шее. Пальцами он обхватывает мои скулы и резко поворачивает мое лицо в сторону.

– Запомни эти слова, ангел, – шепчет он, наклоняясь и проводя кончиком носа по моей щеке.

От него пахнет мятой, которая совсем не режет мои глаза, а наоборот, вызывает желание вдохнуть этот запах полной грудью.

– Ты сдашься, – повторяет он, касаясь губами мочки моего уха, и, прикусив ее зубами, продолжает: – Все это время ты принадлежала мне. Даже когда тебя не было рядом, ты находилась внутри меня. Ты въелась в меня до такого состояния, что вывести если и можно, то только уничтожив меня. Осилишь? Справишься с этим заданием, Галатея Стоун? – спрашивает он, сильнее надавливая на мою шею, погружая меня в прошлое, когда я умоляла его делать это.

Сердце бешено стучит, напоминая, что я жива, а разум туманится, уступая место чувствам. Я с трудом сглатываю, ощущая его обжигающее прикосновение на моей коже.

«Я не справлюсь… Нет, я справлюсь! Я сделаю все! Уничтожу! Разрушу! Сломаю!»

Накрыв его руку своей, я с силой оттягиваю ее от своей шеи и резко толкаю его спиной от себя. Затем разворачиваю его к стеклянной двери, сжимая обеими руками воротник рубашки и близко прижимаясь к нему.

Я поднимаю голову, смотрю в его уверенные глаза, наполненные восхищением, и губы, которые расплываются в улыбке от моих действий.

– Ты ведь знаешь, что я не умею проигрывать, – произношу я, вглядываясь в его лицо. – Ты ведь знаешь, что я всегда иду против правил. Ты знаешь, если мне бросить вызов, я сделаю все возможное, чтобы победить. Ты ведь…

– Видишь, как я хорошо знаю тебя, ангел, – перебивает меня, поднимая руку к моим волосам.

«Сердце, прошу тебя, продолжай отбивать привычный, нормальный ритм, а не эту безудержную барабанную дробь».

– Ты не знаешь меня. И никогда не знал. Ты потерял право на все, что связано со мной. Тебя не существует для меня больше, – цежу сквозь зубы и отталкиваюсь от него.

Я делаю шаг назад и, споткнувшись о свои туфли, почти падаю на стоящий сбоку диван. Хантер успевает схватить меня за запястье и притянуть обратно в свои объятия.

– Не смей ко мне прикасаться. Ты раздражаешь меня! – выпаливаю я, пытаясь выбраться из этого омута.

– Настолько, что твое сердце сейчас же выпрыгнет из груди? – спрашивает он, стараясь сдержать мои попытки оттолкнуть его.

– Настолько, что меня сейчас стошнит прямо на тебя, – резко отвечаю я, остановив свое сопротивление.

Я полагаю, что моя фраза заставит его отпустить меня. Все почти так и происходит. Почти…

Он расцепляет свои руки, но тут же охватывает ладонями мои щеки и наклоняется к моему лицу, впиваясь своими губами в мои. И нет, это не поцелуй, это какое-то ярое желание протолкнуть что-то своим языком в мой рот.

Мне не приходится отстраняться от него, потому что он делает это первым.

– Ты что творишь, придурок?! – спрашиваю я, ощущая мятный вкус на своем языке. Это не был запах зубной пасты, это была конфета.

– Возвращаю в твою жизнь сладкие моменты, ангел, – подмигнув мне, отвечает он. – Кстати, говорят, мята хорошо помогает избавиться от тошноты.

– Я больше не ем сладкое, – говорю я, собираясь выплюнуть ее на ладонь и бросить в его лицо. Но передумываю и делаю то же самое, что сделал он. Возможно, этот план вообще не идеален, но и я не идеальна.

Я хватаю его за щеки и притягиваю к своему лицу, глазами отмечая счастливую улыбку и огонь, полыхающий в его взгляде. Касаюсь его губ своими и, открыв их языком, возвращаю конфету обратно. Я собираюсь опустить руки и отступить, но он не позволяет мне уйти, беря инициативу на себя.

Его жадные губы встречают мои, толкая сладость обратно ко мне. Он делает несколько шагов вперед, своим весом укладывая меня на диван.

Прячу конфету за щеку и зубами нахожу его язык, прикусывая его изо всех сил, но, кажется, это лишь распаляет его желание. Он уверенно удерживает мой подбородок рукой, оттягивая его вниз, и наслаждается мятным вкусом, который приобретает этот поцелуй.

Каждое прикосновение несет в себе электрический разряд, наполняя воздух вокруг нас тяжестью, отражая то, что творится в наших телах.

Он ловко продолжает вести свою игру, и мне не остается ничего иного, кроме как продолжать вести свою.

Когда он на секунду отстраняется и открывает рот, чтобы что-то сказать, я выплевываю конфету прямо в цель и, призвав все силы, которые у меня остались, толкаю его в грудь, из-за чего он падает на пол.

Скорее всего, мне не стоит праздновать победу, потому что он откидывает голову назад, удобно располагаясь на паркете, и начинает… смеяться?

Нет, он начинает очень громко смеяться. И до меня доходит абсурдная мысль, что он так сильно ударился своей задницей, что повредил спинной мозг, а потом эта травма добралась до головного и повредила одно из полушарий, отвечающих за адекватную реакцию на внешние раздражители.

– Сладкий поцелуй, да? – спрашивает он, занимая сидячее положение и впиваясь в мое лицо насмешливым взглядом.

– Не смей больше распускать свой язык в мою сторону, – выставляю палец вперед, поднимаюсь с дивана и оттягиваю юбку ниже.

– По-моему, только что наши языки были очень даже рады встрече друг с другом, – говорит он, продолжая сидеть и рассматривать меня.

– Я возвращала твою чертову конфету, – стараюсь стоять на своем. Хотя, уверяю, это был буквально самый сладкий поцелуй в моей жизни.

– Ангел, признайся, ты ведь просто хотела меня поцеловать, – ухмыляется он, раскусывая зубами карамель, которую мне сейчас же хочется вернуть обратно в свой рот.

«Так, Тея, что за наваждение! Скажи что-нибудь, как ты умеешь, и уноси отсюда ноги!»

– Пойду куплю себе зубную пасту и щетку, чтобы предотвратить кариес на своих зубах от твоего «поцелуя» – бросаю я, пытаясь выглядеть непринужденно, и направляюсь к выходу из кабинета.

Стоит мне оказаться за дверью, я вспоминаю, что решила оставить свои туфли там. Поэтому возвращаюсь и, зная, что он продолжает следить за мной, говорю:

– Я всего лишь забыла туфли.

– А я думал, что ты за добавкой пришла. – Он кивает на стол, где стоит ваза с конфетами. – Там, если что, их много.

– Уверена, ты как-нибудь без меня с ними справишься. Можешь Милли позвать. Она, вероятнее всего, любит сладенькое, – акцентирую внимание на втором предложении, поднимаю туфли и ухожу.

Возможно, я сделала это слишком быстро. Возможно, он сейчас продолжает сидеть и довольно улыбаться, смотря на закрытую дверь. Возможно, я пожалею о том, что наговорила ему и сделала. Возможно, в следующий раз мои чувства отключат рассудок, и я вправду раздвину перед ним ноги, сидя на столе. Все это возможно.

И только, когда я сажусь в свое кресло, обхватывая пылающие щеки ладонями, до меня доходит, что я так и не рассказала ему о проблеме в документе. Ну и хрен с ним. Ройс сам пойдет к нему. Я больше туда ни ногой. Хотя, кого я обманываю? Зайду. И не один раз.

Глава 6

ТЕЯ

Каждый раз, когда у меня возникают сомнения о моем возвращении сюда, я ловлю себя на мысли и шлепаю по щекам, надеясь вернуться к реальности. Но каждый раз мой мозг бросает вызов моему сердцу, как будто пытаясь доказать, что я слабая и не справлюсь с трудностями.

В такие моменты мне кажется, что вместо крови в жилах течет вода, которую сердце посылает в мозг, сообщая, что я – глупенькая Тея, которая затеяла нечто настолько грандиозное, что может быть мне не под силу.

Уже ближе к выходным, когда пришло время выезжать в Малибу, я начинаю задумываться о том, не слишком ли далеко я решила бросить свою «удочку» с целью поймать «крупную рыбу»? Ведь прямо перед моим носом плавает огромная «белая акула», которая сожрет меня и не подавится, если я сделаю шаг ей навстречу.

Почему я допускаю мысль, что я совсем не против быть съеденной этим хищником? Особенно, когда знаю, насколько умело он проводит языком по телу, показывает свои острые зубы в самый подходящий момент, желая сделать приятно, прижимает к своему телу и шепчет, как хочет этого… Идиотка.

Несколько раз покачав головой, надеясь избавиться от слишком навязчивого образа в своем воображении, я снимаю полотенце с волос и тянусь за феном. Обдувая теплым воздухом кожу, я внимательно разглядываю свое отражение и непроизвольно вспоминаю события годичной давности. День, когда Хантер появился в номере в тот момент, когда я была лишь в трусах. День, когда он делал со мной и моей грудью невообразимые вещи. Почему я думаю об этом сейчас? Почему в прошлые сотни раз, когда я высушивала волосы, ничего подобного не всплывало в памяти?

Я бросаю фен на столик у раковины и решаю завязать волосы в хвост, желая не тратить на них больше времени и «случайно» не вспомнить еще какие-то моменты, которые заставят меня сменить белье.

Далее приступаю к нанесению макияжа, решаю сделать его как можно более естественным: слегка подкрашиваю ресницы, а на губы наношу едва заметные штрихи карандаша. Из одежды выбираю легкий сарафан мятного цвета с принтом из белых мелких ромашек, а из обуви останавливаюсь на белых босоножках на низком каблуке.

Я оставляю у двери заранее собранную сумку с необходимыми вещами на пару дней. Надеваю очки, вставляю один наушник в ухо и хватаю пакет с мусором, решив перед отъездом выбросить его. Если я не сделаю это сегодня, то к моему возвращению мне придется вызывать службу, которая всеми возможными средствами будет вытравливать вонь из квартиры.

Выхожу на улицу, собираясь направиться в сторону мусорных баков, но успеваю сделать всего пять шагов, прежде чем мысленно скатываюсь кубарем со ступенек, бьюсь головой о бетон и пытаюсь осознать: это реальность или мое утреннее воображение продолжает шалить?

Несколько раз моргаю, но картинка остается прежней: он стоит у черного автомобиля, прислонившись задницей к двери.

Автомобиль, кстати, у него тот, который, как он утверждал, был куплен для того, чтобы возить меня на занятия. Но ездили мы на нем всего один раз, и именно тогда он оставил в моей памяти прекрасный отпечаток. Но вот его владелец… Он тоже оставил внутри меня как боль, так и очень приятные воспоминания.

Я делаю глубокий вдох, оставляю пакет с мусором на земле и направляюсь в его сторону, неотрывно смотря на него. Глаза в глаза. Душой в душу. Израненным сердцем в черствое сердце.

– Почему ты здесь? —спрашиваю я вместо приветствия, складывая руки на груди.

– И тебе доброе утро, Дейенерис. – Он делает акцент на обращении ко мне, растягивая губы в довольной улыбке. – Решаю твое «я сама найду способ добраться», – отвечает он на мой вопрос.

– Теперь оно перестало быть добрым, – едко цежу, склонив голову набок. – И я не просила твоей помощи.

– А тебе и не нужно меня просить, – сообщает он, наклоняясь к моему лицу.

– Я поеду на такси, – я не лгу, ведь на самом деле собираюсь воспользоваться услугами такси.

– Дейенерис, давай ты не будешь возмущаться и устраивать сцен, – произносит он тоном, от которого мне хочется ущипнуть его за язык. – Не я придумал эту чушь с поездкой, а ты. Так что, будь так добра, садись в машину и не беси меня.

– Вот поэтому мне лучше поехать на такси, мистер Каттанео, – спокойно отвечаю я, желая отвязаться от него как можно скорее.

– Или ты садишься сюда, – диктует условие, не переставая смотреть на меня, и одной рукой открывает дверь, – или я что-нибудь сломаю таксисту или любому другому, кого ты сюда вызовешь. Выбор за тобой.

– Ты псих, – констатирую факт, который мне кажется самым верным в отношении Хантера.

– Иногда даже самые здравомыслящие люди способны на безумные поступки.

– Вряд ли ты к ним относишься, – парирую я, стараясь сохранить невозмутимость на лице, и разворачиваюсь, желая уйти. Но тут же оказываюсь утянутой за руку обратно, а затем и вовсе прижатой к его машине. Сцена, которая напоминает мне нашу первую встречу, когда мы с ним «весело» болтали, не зная, что нас ждет впереди.

«Почему мне нравится, когда он так делает? Почему я хочу чувствовать его силу и прикосновения к себе? Почему я не могу зарядить ему между ног или ударить головой? Вместо этого я просто стою, вдыхая его запах и рассматривая его глаза сквозь свои очки. Точно идиотка неуравновешенная».

– Хочешь проверить все ли в порядке с моим здоровьем? – спрашивает он шепотом, прижимаясь к моей груди своей, подавляя меня своей силой, но я не поддамся ей. – С какой части желаешь начать?

– С той, где ты идешь к черту, – огрызаюсь я, пытаясь отстраниться, но он лишь шире улыбается, смеясь в ответ на мой отпор.

– С возвращением, ангел.

Я начинаю слегка нервничать, осознавая, что чем больше борюсь, тем больше попадаюсь в ловушку из слов и эмоций. Кажется, это не остановится никогда, как и наши нескончаемые словесные дуэли. Ну и ладно. Я вроде бы еще в состоянии красноречиво «кусаться» в ответ.

– Я больше не твой ангел, теперь я – твой личный дьявол, Хантер, – говорю тихо, но с таким напором, будто каждое мое слово – выстрел.

Я вижу, как он замирает, как выражение его лица меняется, и это мгновение оцепенения придает силу моим словам. Он ведь специально это делает, нарочно играет на моих нервах, зная, каким образом можно вывести меня из равновесия.

Эти несколько дней в его компании обещают быть пыткой, настоящим испытанием для меня. Не из-за собственных чувств, которые продолжают пылать, как неукротимый огонь.

Снова ложь… Да, именно из-за этого. Я не хочу подпускать его ближе к себе. И я не позволю ему проникнуть еще глубже в свое сердце. В этот раз я нацелена верно, и этот чертов охотник, возможно, ни за что не простит мне то, что я собираюсь сделать.

– Садись. В. Машину, – он произносит каждое слово раздельно, подчеркивая каждую букву, как будто пытается вложить в них весь вес своего намерения, а потом добавляет: – мой личный дьявол.

– Попробуй. Заставить. Меня, – отвечаю ему в тон, почти в губы, приподнявшись на носочки.

Его губы изгибаются в тонкую усмешку, и я вижу в его глазах нечто, что заставляет меня затаить дыхание. Он не торопится со словесным ответом, решив использовать физический.

Он медленно поднимает руку, касаясь моей шеи, плавно скользит вниз, точно маркируя свой путь, и затем мягко останавливается на нежной коже груди. Его прикосновения обжигает меня, как холодный огонь, оставляя после себя белые, будто нарисованные, следы.

– Твои предпочтения не меняются, да? – интересуется он, не сводя с меня взгляда. – Ангел, я не буду принуждать тебя, пока ты сама этого не захочешь. А ты обязательно захочешь, я знаю. Сейчас, пожалуйста, садись в эту чертову тачку, и мы поедем туда, куда ты решила вывезти всех сотрудников в выходные.

– Раз ты сказал «пожалуйста», то ладно, – соглашаюсь я, иронично пожав плечами. – Только мне нужно отвезти Себастьяна кое-куда, – добавляю я, замечая на его лице странную эмоцию, похожую на удивление и легкое любопытство.

– Себастьян? – повторяет он, словно не услышал меня.

– Угу, – киваю, стараясь сдержать улыбку, которая неумолимо стремится появиться на моих губах.

Я боюсь представить, что у него сейчас творится в голове. Меня не было год, мы ни разу не предохранялись, и вот есть какой-то Себастьян, которого нужно куда-то отвезти. Признаюсь, очень весело наблюдать за его недоумевающим выражением лица.

«У-у-у, злая ты, Тея, очень злая женщина. Ты только представь, о чем он мог подумать?!»

– Себастьян, это… кто? – наконец, решается он спросить. В его голосе звучат нотки искреннего интереса, но я решаю потянуть время, помучить его мозг.

– Себастьян… это… это мой малыш, – отвечаю я, загадочно улыбаясь, – но тебя не должно это волновать! Я сказала, что найду способ добраться, а ты поезжай на своей машине, в гордом одиночестве.

Я упираюсь ладонями в его грудь, отталкиваю от себя и ухожу, отмечая удивленное выражение лица, которое подтверждает мои догадки о его мыслях.

– Мы можем отвезти его вместе, – предлагает он, когда я уже стою с пакетом мусора в руках. – Я бы не против познакомиться с твоим малышом, Тея.

– Я думаю, он не будет рад вашему знакомству, – продолжаю играть, оборачиваясь к нему.

– Я уверен, что ты ошибаешься, ангел, – уверенно говорит он, решительно направляясь ко мне и, выхватив пакет из моих рук, добавляет: – Иди за малышом, а я выброшу мусор.

– Ты не отвалишь? – интересуюсь я, понимая, что мне не удастся прогнать его.

– Нет, – произносит он, отрицательно качая головой.

– И даже если я тебя ударю, не отвалишь? – слегка прищурившись, делаю еще одну попытку отвязаться.

– Что подставить? Лицо? Живот? Пах? – предлагает варианты, не отрывая своего взгляда от моего лица.

– Неинтересно, – грустно вздохнув, я разворачиваюсь и направляюсь обратно в свою квартиру за малышом и своими вещами.

В тот день, когда я решила устроить эту поездку, один из главных вопросов, который нужно было решить – что делать с Себастьяном? Оставить его на два дня одного? Это слишком жестоко, и я никогда в жизни бы не оставила питомца, за которого несу ответственность, в одиночестве на такое долгое время. Одно дело, когда я отсутствую полдня на работе, а другое – свалить на двое суток. Поэтому я заранее договорилась с Эви, которая согласилась мне помочь и присмотреть за ним.

– Малыш, ты готов поехать к нашей тете? – спрашиваю я, открывая переноску и приглашая туда кота.

Он удобно располагается на мягкой ткани и смотрит на меня, ожидая чего-то. Я вспоминаю, что забыла положить его игрушку: игрушечного маленького кролика с запахом лаванды, который всегда успокаивал его в поездках. Быстро нахожу игрушку и кладу ее в переноску рядом с котом. Закрыв дверцу переноски, проверяю, все ли готово, и беру ее в руки вместе с сумкой со своими вещами.

Добравшись до входной двери, я несколько раз толкаю ее своим плечом.

«Ну да, Тея, ты ведь не можешь поставить переноску и открыть дверь рукой…»

Толкаю дверь еще раз, и она с легкостью открывается. А я, тем временем, лечу на кого-то, кто уверенно обхватывает меня за талию, из-за чего роняю свою сумку. Хорошо, что я крепко держу Себастьяна, не хватало мне еще угробить своего питомца.

– А если бы это был какой-то пожилой мужчина, ты так же крепко прижал бы его к себе? – спрашиваю я, повернув голову в его сторону.

– Я знал, что это ты. Я чувствую тебя, даже когда ты этого не хочешь, – говорит он, продолжая держать меня в своих руках. – Где малыш?

«Что ж, Хантер, вот так произойдет твое знакомство с моим малышом, который всего-навсего кот, а не тот, о ком, ты мог подумать».

– Знакомься, Себастьян, это злой охотник. – Отталкиваюсь от Хантера, поворачиваюсь к нему всем корпусом и поднимаю переноску прямо перед его лицом, позволяя лучше рассмотреть кота.

– Так вот ты какой, малыш.

Опустив переноску немного ниже, у меня появляется возможность лучше разглядеть лицо Хантера. Его наигранная улыбка, казалось, устремляется вверх, но глаза выдают совершенно другие эмоции. В них больше нет ни капли удивления. Вместо этого я замечаю искорку, отражающую, казалось бы, сложную гамму чувств.

Мне становится интересно: испытывает ли он облегчение от того, что в переноске оказался всего лишь кот, а не что-то более серьезное? Или, возможно, в глубине души он испытывает легкую грусть из-за этого?

«Или это твоя светлая головушка, Тея, начинает строить необдуманные теории, которые тебя, вообще-то, даже не должны беспокоить? И что с того, что он может испытать от этого облегчение? Возможно, в этом облегчении скрыто нечто личное, к чему ты не имеешь никакого отношение».

– Интересный выбор, – подмечает он, рассматривая пятнистого сфинкса.

– Рада, что ты оценил, – с сарказмом произношу я, выдавив на лицо такую же улыбку, как у него, но потом прячу ее: – но мне плевать.

– Давай его сюда, – говорит он, протягивая руки к переноске.

– Он не любит чужих людей, – я делаю акцент на предпоследнем слове, намериваясь напомнить ему о границах между нами.

– А кто здесь чужой? – удивленно спрашивает, обернувшись, чтобы убедиться в том, что мы здесь одни. – По-моему, для тебя я далеко не чужой человек, Тея.

«Черт возьми, ну и зачем ты говоришь мне все это? Для чего? Чтобы что? Чтобы я растеклась лужей? Хренушки, охотник. Галатея Спенсер не из тех, кто будет течь перед тобой… Опустим мое утреннее влаговыделение от мыслей о совместном прошлом».

– Малыш, укуси плохого охотника, – остудив пылающие мысли, я все-таки протягиваю переноску, и он осторожно принимает ее из моих рук.

– Не стоит, малыш, мы с тобой подружимся, – отвечает Хантер, взглянув сначала на меня, а потом на Себастьяна. Затем он поднимает упавшую ранее сумку и поворачивается к своей машине.

Я следую за ним и останавливаюсь у пассажирской двери, наблюдая за его дальнейшими действиями. Он аккуратно ставит переноску на крышу автомобиля, затем неспешно открывает багажник и помещает туда мои вещи. Меня удивляет его спокойствие и непринужденность в этот момент.

После этого он деловито перемещается к задней двери. С абсолютным профессионализмом и ловкостью открывает ее, бережно берет переноску с Себастьяном и помещает ее на заднее сиденье. Его действия настолько уверенные, будто он делает это ежедневно. Обернув ремень безопасности вокруг переноски, он умело защелкивает его за специальные крючки, тщательно проверяя крепления.

Моя больная сторона, да, именно та, которая скандирует имя «Хантер» в моей голове каждый раз, когда я его вижу, начинает подкидывать мне варианты нашего несостоявшегося будущего, где Хантер усаживает нашего сына в автокресло, проверяя удобно ли ему там. А сын, в свою очередь, дергает его за волосы и кричит свои первые непроизвольные слоги: «па-па».

– Тея, ты зависла? – до моих ушей доносится его голос, и я понимаю, что реально зависла, думая о том, что с нами никогда не произойдет.

– Я могла бы подержать его на своих коленях, – отвечаю я, несколько раз моргнув, чтобы прийти в себя.

– Ангел, безопасность превыше всего, – подмечает он, а я снова окунаюсь в воспоминания прошлого года.

Самолет. Ремень безопасности. Мои ладони в руках Хантера. Он сидит передо мной на коленях, смотрит в мои глаза, а я тону в нем.

Очередной раз качнув головой, я тянусь к дверной ручке, но она не поддается.

– Ты передумал? – начинаю улыбаться, думая, что мне все-таки удастся побыть несколько часов без этого наваждения.

– Конечно же нет. Или ты думала, что я тебя повезу? – спрашивает он, продолжая держать дверь со стороны водителя открытой.

– Помнится, что минут десять назад ты открывал мне пассажирскую дверь, соответственно, это подразумевает то, что ты меня повезешь, – пытаюсь выстроить логическую цепочку из фактов, которые у меня есть.

– За это время многое изменилось, Тея. Например, ты упомянула наличие у тебя малыша, которого тебе нужно отвезти куда-то, и…

– Я не сяду за руль твоей тачки, – перебиваю его, включая ту самую недовольную всем стерву.

– Я не знаю дорогу в то место, куда ты хочешь отвезти Себастьяна, – резко отвечает он, сцепляя зубы вместе. – А выслушивать то, как ты пытаешься запудрить мне мозги с ложными поворотами на перекрестках, лишь бы я психанул и высадил тебя непонятно где, – так себе затея. Так что, хватит строить из себя эдакую королеву драм и садись в чертову тачку, – выпаливает он, разжигая огонь злости внутри меня все сильнее и сильнее.

«Хочешь, чтобы я стала водителем? Окей, Хантер».

Я делаю глубокий вдох вместе с первым шагом в его сторону и думаю о том, почему бы мне не провернуть снова что-то очень интересное с его машиной… Например, почему бы мне не свалить отсюда, окатив его густым слоем пыли?

Мысленно улыбнувшись своим мыслям, я подхожу к нему, бросаю на него ненавистный взгляд и послушно сажусь за руль. Жду, пока он закроет дверь и отойдет. И когда он это делает, я тянусь к кнопке запуска двигателя, следя за ним через лобовое стекло. Несколько раз нажимаю, и…

И ничего. Ничего не происходит.

– Блять, – негромко ругаюсь себе под нос, чувствуя внутреннее кипение, а затем слышу щелчок, после которого Хантер удобно усаживается на пассажирское сиденье и поворачивается ко мне.

– Что-то не так? Что-то не получается, Дейенерис? – интересуется он, наблюдая за моей рукой, которой я плавно провожу по бедру, слегка задирая край сарафана, чтобы отогнать его мысли о моем неудачном побеге.

– Нет, – спокойно отвечаю и нажимаю на кнопку запуска двигателя, который на этот раз реагирует на мое прикосновение.

Включаю поворотник и осторожно выезжаю в сторону дома Эви. Я уверена в том, что наша поездка не будет тихой и спокойной, потому что меня волнует, как минимум, один вопрос, который я все же решаюсь задать:

– Откуда ты знаешь мой адрес?

– Ангел, мы работаем в одной компании, и очевидно, что…

– Ты следил за мной? – перебиваю его, поскольку знаю, что в документах указан совершенно другой адрес.

– Да, – открыто отвечает, не делая попытки уйти от правды.

– Зачем? Зачем ты это делаешь?

– По-моему, ты знаешь ответ на этот вопрос.

– Напомни, пожалуйста, ты псих? – интересуюсь я, нахмурив брови и повернувшись к нему на долю секунды. – Хотя нет, точно, я ведь уже знаю ответ на этот вопрос.

– Если одержимость тобой считается психическим расстройством, ангел, то да, – сообщает он, а я пытаюсь как можно сильнее вцепиться и в руль, и в здравые мысли, которые теряются в моей голове среди облаков из его слов.

– Тебе дать номер врача? – решаю отшутиться максимально серьезным тоном. – Может, он вылечит твою больную голову…

– Ее может вылечить только один человек, – признается он, а я по-прежнему пытаюсь сконцентрировать свое внимание только на дороге.

– Боже, Хантер, что за ванильные признания? – я невольно начинаю смеяться от осознания странности этого диалога. Кажется, что бы я ни спросила, он обернет все таким образом, что, по его мнению, нам лучше быть вместе.

– Я знаю, что ты такое любишь.

«Совсем не знаешь. Ты совсем не знаешь меня, Хантер».

Я сконцентрирована на дороге, когда замечаю, как он небрежно кладет руку на подлокотник. Пальцы лишь слегка касаются моего бедра, но этого едва ощутимого прикосновения хватает, чтобы через меня прошел разряд, заставивший мою ногу непроизвольно нажать на газ. Машина резко ускоряется, а сердце начинает колотиться быстрее.

– Что такое, ангел? Ты нервничаешь? – его голос звучит мягко, но с ноткой игривого вызова. Я натягиваю на лицо маску безмятежности, стараясь отвлечь внимание от того, что самоконтроль начинает давать сбои.

– Нет, просто вспомнила кое-что… – отвечаю, продолжая двигаться на прежней скорости.

– Что?

И все было бы более-менее нормальным, если бы после его вопроса последовал мой ответ. Но вместо этого его любопытство пробирается сквозь все преграды не только в мою голову, но и в другие места.

Он позволяет своей руке скользнуть выше, под легкий материал моего сарафана, и вырисовывать кончиками пальцев безболезненные, но такие ощутимо приятные ожоги на моей коже. Я вцепляюсь в руль, словно это единственное, что может удержать меня в равновесии, но продолжаю испытывать ощущение нестабильности во всем теле.

Горячие пальцы продолжают свое путешествие по бугристой коже, вызванной этими прикосновениями. Они тянутся к резинке трусиков сбоку и чуть оттягивают тонкую ткань, посылая по телу новую порцию жара, которая охватывает и сжимает все внутри так, что кажется, будто я нахожусь в эпицентре пламени, способного за секунду превратить все мысли в тлеющий пепел. Это сравнимо с тем, если бы меня бросили в самый жаркий костер, а затем окатили ледяной водой, вызывая желание вспыхивать с новой, пугающей силой.

Он проводит рукой дальше, изучает то, что ему запрещено изучать, трогает то, что ему нельзя трогать. Но я почему-то разрешаю. И только когда его рука оказывается между ног, в тесной близости с тем местом, которое готово уже взорваться от пульсации и напряжения, мне удается вернуть себе обладание и сжать их вместе с такой силой, чтобы не позволить ему сделать чуть больше лишнего, чем я уже позволила.

«Прием, Тея, прекрати таять, сейчас же! Ты не Олаф из «Холодного сердца», оказавшийся у камина».

– Снова пользуешься фиолетовым дружком? – с издевкой спрашивает, прекратив любые движения своими пальцами. Вместо этого он просто выравнивает ладонь и обхватывает внутреннюю сторону бедра одной ноги.

– С моим мужем мне не нужны никакие «фиолетовые дружки», – вру, бросив на него самоуверенный взгляд.

С моим мужем у меня никогда ничего не было. Никогда. О каком интиме вообще может идти речь, если мои мозги заняты совершенно другим?

Я даже допустила мысль, что после Хантера я потеряла способность подпускать к себе других. Он делал со мной такое, что я не испытывала раньше ни с кем, а шанс встретить еще такого же до боли сумасшедшего человека, как я, приравнивается практически к нулю. Поэтому я надела на себя одежду монашки и целый год избегала малейшего контакта даже с самой собой. Именно по этой причине мне так тяжело находиться сейчас рядом с Хантером и его горячей ладонью между моих ног.

– Кажется, твои влажные трусы сейчас свидетельствуют о том, что ты лжешь, – говорит он, сжимая мое бедро и вызывая тяжелый вздох из моей груди, который невозможно удержать в себе.

Как мне хочется сейчас сорваться. Остановить эту чертову машину на ближайшей обочине. Отстегнуть ремень безопасности. Перелезть через подлокотник. Оседлать его. И делать все, что только заблагорассудится моему затуманенному желанием сознанию.

– Я же сказала, что вспомнила кое-что, – сглотнув слюну, чтобы избавиться от сухости во рту, готовлюсь выдумывать очередную чушь.

– Раздвинь ноги, – просит он, и мои бедра уже на пути к тому, чтобы поклониться его руке, но я все еще держусь, продолжая крепко сжимать его руку.

– Нет, – отрицательно качаю головой, желая, как можно скорее подъехать к дому Эви.

– Ты ведь хочешь, ангел, – говорит он, наклоняясь к моей шее.

«Запрещенный прием, охотник. Нельзя так, не-а. Никаких губ на моей шее, с меня хватит твоей ладони».

– Не хочу, – отвечаю, продолжая смотреть на дорогу, которая уже начинает расплываться перед моими глазами. – Я не хочу тебя, Хантер. Больше никогда не захочу. У меня есть муж, которого я люблю и который меня полностью устраивает во всех смыслах этого слова. Если не понимаешь, могу перевести на какой-то особенный язык, – бросаю на него быстрый взгляд и, сделав вид, что задумываюсь, добавляю: – Хотя, прости, но мудацкий только ты понимаешь.

«Молодец, Тея. Все хорошо. Ты держишься. Осталось проехать совсем немного. Но потом придется ехать еще чуть-чуть, так что готовься к очередной обороне».

– Какая сладкая ложь, – произносит он и начинает смеяться, а я начинаю еще больше нервничать. – Ты это себе пытаешься доказать или мне? Постарайся лучше, потому что актриса из тебя так себе, если честно. Я не верю ни единому твоему слову, Дейенерис.

«Так себе актриса? Не веришь мне? Постараться лучше? Хочешь убедиться в моих словах? Окей. Билет куплен – ты в первом ряду, наслаждайся».

Подъехав к дому Эви, я резко выжимаю тормоз, останавливаюсь у обочины и делаю то, что совсем недавно ярко-красной вспышкой мигало в моей голове – снимаю с себя очки, перелезаю через рычаг переключения передач и удобно усаживаюсь на его бедрах, тесно прижимаясь нижней частью своего тела к идеальному, готовому к развратным действиям размеру.

Мое тело умоляет разорвать это чертово кружево, которое уже до зуда впивается в мою кожу, и впустить долгожданного посетителя к себе в гости, а, может быть, оставить на постоянное проживание.

Я хватаю его за голову и притягиваю к себе, жадно впиваясь в его губы, словно лакомлюсь тем самым мороженым, которое раньше обожала.

Я видела его губы во снах на разных участках моего тела, и теперь я снова ощущаю их по своему собственному желанию. Я целую его так, словно утоляю годовую жажду, приводившую меня в состояние, как если бы я была бездушным скелетом. Но сейчас я чувствую, как этот скелет, наполняясь и обрастая кусочками плоти, оживает.

Хантер забирается под сарафан и опускает руки на мою задницу, сильно сжимая ее и подтягивая меня ближе к своему члену, чтобы я осознала весь масштаб его желания, чтобы поняла, как он жаждет того, чего жаждет мой внутренний демон или больная сторона. Я уже не знаю, как завуалированно объяснить свои собственные прихоти.

Он слегка приподнимает меня, собираясь сделать то, чего я тоже очень хочу, но я убираю свои руки с его щек и отстраняюсь. Я стараюсь держать дыхание под контролем, но оно так сбивается и синхронизируется с ритмом моего сердца, что мне становится невыносимо трудно оставаться здесь, чувствовать его запах и витающую в машине атмосферу несостоявшегося секса.

Я поднимаю руку к губам и демонстративно вытираю их несколько раз. Натягиваю на лицо маску отвращения, собираясь покончить с этим точно так же, как однажды покончил он.

– Кое-что хотела проверить. И я была права. Неинтересно. Скучно. Пресно. Гадко, – выделяю каждое слово, неотрывно смотря в его потрясающего оттенка глаза, а в мыслях заменяю на: сладко, страстно, сильно, чувственно. – Теперь ты понял, что у меня нет на тебя никакого настроения, Хантер. Нет никаких чувств, нет влечения, нет желания, есть только отвращение, – продолжаю уверенно стелить дорожку из лжи и тянусь к дверной ручке, намереваясь как можно скорее свалить отсюда.

К сожалению, мои попытки уйти, отдышаться и подготовиться к следующему сражении оказываются неудачными.

Одной рукой он хватает меня за запястье, а другой нажимает на кнопку, которая опускает спинку сидения так, что я буквально падаю на груду стальных мышц, не успевая до конца понять, что вообще сейчас происходит.

Я вырываю руку из цепкой хватки и упираюсь ладонями о его грудную клетку, пытаясь подняться. Он, в свою очередь, запускает пальцы в мои короткие волосы, слегка оттягивает их и мягко массажирует ими кожу головы. Наверное, теперь они выглядят совсем не аккуратно собранными в хвост и больше напоминают результат вечеринки в клубе под тяжелую музыку, где я активно крутила головой в такт битов.

Он несколько секунд смотрит в мои глаза, не отрываясь от них, будто хочет увидеть там нечто большее, чем видит сейчас, и прижимается к моим губам своими.

Это соитие кожно-мышечных складок друг с другом невозможно назвать поцелуем. Потому что все, что он сейчас вытворяет своим языком, губами и зубами больше похоже на надругательство над ними, на жертвоприношение, а потом на ритуал воскрешения.

Он кусает, нет, он прям пожирает их – мои губы становятся его добычей, а его язык, скользящий по моему рту, вылизывая каждый уголок, становятся хищником. Мои губы, зубы, внутренние стороны щек, небо – ничто не проходит мимо его яростного внимания. Он снова и снова прикусывает мою нижнюю губу, затем верхнюю, оставляя свои следы. Все. Он помечает собой абсолютно все.

Он доказывает мне, что я принадлежу ему. Он делает все, чтобы убедить меня в этом. А я… А я, черт возьми, безуспешно сжимаю своими пальцами ткань его футболки, желая направить на нее всю свою злость, вместо того чтобы искусать его в ответ, а потом сделать очередную неуклюжую попытку отстраниться.

Мне кажется, еще немного и моя голова будет существовать отдельно от тела, потому что мое желание дать ему отпор выглядит настолько нелепо, что даже я себе не верю. И, скорее всего, в своей голове я от него все-таки отстраняюсь, а по факту – тону в его руках и полностью отдаюсь умелым движениям его языка.

Я чувствую, что запас кислорода в моих легких находится в красной зоне, и, если я сейчас же не сделаю желанный глоток воздуха, то есть вероятность, что Галатея Спенсер отключится, а внутренний демон переспит кое с кем прямо на переднем сиденье машины под мурлыканье Себастьяна.

Мне стоит потом поблагодарить Вселенную за то, что Хантер все-таки дает моему рту свободу и позволяет кислороду проникнуть в те места, которые уже планировали отойти на тот свет.

Кажется, я забыла вообще все – как разговаривать, как реагировать на внешние раздражители, как моргать, как дышать. И чтобы я не сильно расслаблялась, он продолжает словесно доказывать свою гипотезу:

– Не верю ни единому твоему слову, ангел.

Поцелуй в нос.

– Еще раз вытрешь губы после меня, я сделаю так, что ты не оторвешь меня от них никогда.

Поцелуй в губы.

– Не сопротивляйся тому, что сидит внутри тебя.

Поцелуй в подбородок.

– Ты ведь знаешь, что это бесполезно.

Если я хотела поцеловать его и наглядно показать, что у меня нет к нему никаких чувств, то он… Он своим ответным поцелуем буквально взорвал все мои попытки в прах.

Он ярко продемонстрировал, что внутри него бушует необузданный пожар, который сжигает все до пепла, но затем, при моем малейшем приближении, разгорается вновь с неукротимой силой. Его чувства – это вулкан, который взрывается при одном моем прикосновении, свидетельствуя о том, что внутри у него все еще есть место для меня.

Я лгунья. Самая слабая и лживая личность, которая думает, что ей все нипочем. Я думаю, что со всем справлюсь, а по факту – разваливаюсь на мелкие кусочки от его прикосновений, слов и поступков. Сейчас я отчаянно напоминаю своей голове работать, призывая рассудок и здравость выйти на передний план, чтобы не поддаться соблазну целиком.

«Тея, сейчас тебе следовало бы что-то сделать, а не молча пялиться на его лицо и наслаждаться пульсирующей болью на губах от долгожданных поцелуев».

– Внутри меня к тебе сидит только ненависть, охотник, – резко выпаливаю я. Отталкиваюсь от него и, открыв дверь, вылетаю на свежий воздух. Однако этот воздух только сильнее душит меня, не позволяя вдохнуть полной грудью. Все, что я ощущаю и снаружи, и внутри – это исключительно он.

Я подхожу к задней двери и открываю ее, пытаясь освободить переноску с Себастьяном от ремня безопасности, но у меня ничего не получается. Как будто сегодня все настроено против меня, даже я сама.

Хантер продолжает сидеть на том же месте и наблюдать за моими тщетными попытками, но не долго. Он протягивает руку назад и легким движением отстегивает ремень, позволяя мне забрать Себастьяна.

– Слишком палишься, Тея, – говорю себе под нос, как только закрываю дверь и разворачиваюсь к дому Эви.

Я поднимаю руку с целью постучать и дождаться, когда на порог выйдет тетя, но дверь открывается раньше и передо мной предстает женщина с одним накрашенным глазом и тушью в руке. Ее взгляд заинтересованно скользит по моему внешнему виду, который, кажется, похож на вид девушки, которую только что очень хорошо оттрахали в машине.

– Ничего не говори! Я в порядке, – останавливаю ее желание поинтересоваться о том, что со мной произошло и прохожу в дом. Ставлю переноску на пол и открываю ее, позволяя Себастьяну изучить территорию.

– А я ничего и не собиралась говорить, снежинка, – говорит она, как-то слишком подозрительно улыбаясь и поглядывая в окно. – Ты одна?

– Ты видела? – спрашиваю ее, мысленно шлепнув себя по лицу за то, что делала в машине.

– Не все, но было очень занимательно, – произносит она, присаживаясь перед Себастьяном на колени и осторожно выманивая его наружу.

– Боже, Эви, прекрати, – прошу, закрывая лицо руками и расхаживая из стороны в сторону. – Я в порядке, правда.

– Я верю в тебя, Тея.

– Сквозит враньем, – закатив глаза, произношу и решаю сменить тему: – Ладно, Эви, по поводу Себастьяна: перед выходом я его покормила, через несколько часов желательно дать ему что-то мясное, а потом…

– Тея, я справлюсь, – перебивает она мягким тоном, поднимаясь на ноги и приближаясь ко мне. – Не нервничай, снежинка, держи себя в руках. – Она заключает меня в объятия, нежно поглаживая меня по спине, и я чувствую, как от ее слов и прикосновений мое сердце плавно возвращается к привычному ритму.

– Эви, я не думала, что это будет так невыносимо тяжело. Я борюсь сама с собой, чтобы не упасть в этот омут, – признаюсь я, зная, что она меня поймет.

– Падай, Тея. Если ты чувствуешь, что он – тот, кто тебе нужен, то падай в этот омут с головой.

– Я не хочу… Я знаю, что эта борьба не приведет ни к чему хорошему, но я дойду до конца. В этот раз я точно сделаю это.

– Помни, что ты всегда можешь остановиться, – говорит Эви и отстраняется. Она знает, что я упертая и несмотря ни на что буду действовать, пока не добьюсь всего, что мне нужно.

Немного успокоившись, я готовлюсь к тому, что дальше будет еще труднее, но я готова к этим трудностям. Наверное, готова.

Прощаюсь с Себастьяном и направляюсь в сторону выхода. Открываю дверь и вижу его, прислонившимся к перилам на ступеньках.

«Нет, он правда издевается надо мной».

– Ты не мог поваляться еще пару минут в машине? – выпаливаю я, наполняя свой вопрос гневом.

– Я соскучился, – говорит он, улыбаясь и обращая внимание на Эви, которая вышла проводить меня. – Доброе утро, меня зовут Хантер, – представляется он, подходит к тете и протягивает ей руку.

– Приятно познакомиться, Хантер. Эвелин Хилл – тетя Теи, – отвечает Эви с такой же улыбкой, как на лице Хантера, и протягивает ему руку, которую он вместо того, чтобы просто пожать, осторожно целует.

Целует тыльную сторону ее ладони губами, которыми совсем недавно вытворял невообразимые вещи с моим лицом. Оно, кстати, до сих пор печет от его напора.

– И мне очень приятно, Эвелин, – говорит он, делая шаг назад. – Вы очень красивая, – сообщает Хантер, а я понимаю, что он начинает стелить красную дорожку к ее сердцу.

– Благодарю, – она улыбается, слегка смутившись, – но вы преувеличиваете. В нашей семье это звание уже занято Теей.

– Она не уступает вам, – он не останавливается, сохраняя дружелюбную улыбку, а затем переводит удивленный взгляд на меня: – Кстати, я даже не знал, что у тебя есть тетя.

– Мы никогда не были с тобой так близки, чтобы я знакомила тебя со своими родственниками, охотник, – приподняв бровь, отвечаю с ноткой холодности в голосе. Желая прекратить этот разговор, я подхожу к нему и подталкиваю его к выходу за территорию, но этот железный человек неподвижно стоит на том же месте.

– Позаботьтесь о нашем малыше, пока нас не будет, – говорит он Эви, а потом и вовсе подмигивает ей, прежде чем направиться к своей машине.

– Ты совсем придурок?! – спрашиваю, разозлившись на его фразу, и бью его кулаком в плечо. – Себастьян – мой кот, ты не имеешь к нему никакого отношения!

– Я имею отношение к тебе, а все что дорого тебе автоматически становится дорогим и для меня, ангел, – говорит он, поправляя двумя пальцами выбившуюся прядь моих волос за ухо.

– Хватит себя вести так, будто ты – пушистый зайчик, – выпаливаю, ударив его по руке.

– Мне больше нравится, когда ты называешь меня охотником, – шепчет, наклонившись к моему лицу.

– А мне больше нравится, когда ты молчишь, – спародировав его интонацию, придвигаюсь к его лицу, чувствуя бешеную энергию.

– Увы, с тобой, ангел, мой язык отказывается бездействовать, – говорит он с той ухмылкой, которая обещает больше, чем я готова принять.

Каждое его слово подобно брошенной спичке в бензобак. Я ощущаю, как растет напряжение, как оно пульсирует в воздухе, готовое вырваться наружу.

Закатив глаза, я направляюсь к двери. Задней двери. Сейчас у меня лишь одно желание – остаться в стороне от его наэлектризованного присутствия.

Я открываю дверь, но прежде, чем успеваю проникнуть внутрь, он захлопывает ее, почти касаясь моих пальцев.

– Бежишь от трудностей? – спрашивает, удерживая руку на стекле.

– Не хочу, чтобы какие-то уникальные персонажи меня отвлекали от дороги, – произношу на выдохе. – А с тобой это невозможно, поэтому, пожалуй, посижу сзади. А если ты против, то… то мне плевать. Или я сижу сзади или еду на такси. Твой ход, охотник, – бросаю на него уверенный взгляд и складываю руки на груди, ожидая его ответа.

– Так-то лучше, ангел, – говорит он, улыбаясь, и открывает для меня дверь, позволяя сесть на заднее сиденье, а сам занимает место водителя и запускает двигатель.

Находясь сзади него, я наслаждаюсь короткими взглядами в его сторону. Я рассматриваю, как крепкие руки уверенно обхватывают рулевое колесо, переключают передачи. При малейшем движении его мышцы красиво и сексуально переливаются.

Почему-то на месте этого руля я представляю свое тело, то, как он трогает, ласкает, изучает меня… Мое воображение так сильно разыгралось, что, кажется, с моего подбородка начинает стекать слюна.

Я смотрю в зеркало заднего вида, нахально разглядывая его сосредоточенное и немного нахмуренное, но при этом гипнотизирующе притягательное лицо. Он уверенно следит за дорогой, а его глаза быстро меняют фокус с боковых зеркал на трассу, дорожные знаки и встречные машины.

– Ты хочешь прожечь меня через зеркало? – спрашивает он с легкой иронией.

– Слежу за тем, чтобы ты не проехал нужный перекресток, – невозмутимо отвечаю, пытаясь выкрутиться.

– Было бы лучше, если бы ты следила за мной, сидя рядом. А то сейчас я могу подумать, что ты накинешься на меня и свернешь шею.

– Ты не моя цель, Хантер. Я не вижу смысла тратить на тебя силы, – отвечаю я, полагая, что на этом можно закончить наш диалог.

Я больше не хочу с ним разговаривать. Хотя бы эти оставшиеся сорок минут. Поэтому, продвинувшись через передние сиденья, я увеличиваю громкость музыки на пятьдесят процентов, желая оградить себя от его ауры. Затем откидываю голову на спинку сиденья и закрываю глаза, надеясь погрузиться в сон, где его взгляд уже не сможет догнать меня.

Но я снова ошибаюсь…

Глава 7

ТЕЯ

Стоило мне только погрузиться в сон и вместо радужных пони, гелиевых шариков или пингвинов, весело прыгающих на льдине, я увидела его.

Хантер врывается в мое сознание, не позволяя передохнуть ни единой секунды. Хищной походкой он подходит ко мне, не разрывая зрительного контакта первым, потому что это делаю я. Я рассматриваю верхнюю часть его тела, упругие мышцы его пресса, по которым медленно стекают тонкие дорожки пота. Судя по всему, он только-только вернулся с пробежки или пришел после энергозатратного занятия, которое вытрахало, ой, высосало из него все силы. И если обратить внимание на то, что я сижу на диване абсолютно голой, возможно, в этом «занятии» я тоже принимала участие.

Подойдя ко мне, он ставит колено между моих ног, намекая на то, чтобы я раздвинула их еще шире. И я подчиняюсь, выполняя желанную просьбу. Он поднимает руку к моему лицу, нежно проводит по щеке, которая тут же льнет к ней. Затем он опускается к шее, выполняя круговые движения средним пальцем, а после проводит им по ключице и кладет ладонь на грудную клетку, надавливая и толкая меня назад.

Я падаю на спину, молча соглашаясь на все, что он готов мне предложить. А он, вероятно, готов предложить мне нечто очень большое, приятное и до боли желанное. Но нет, он все же решает подержать меня на стадии предвкушения как можно дольше.

Он проводит дорожку из поцелуев по моему телу, оставляя на коже влажные и слегка колючие следы. Он добирается до моего пупка, прикусывает нежную плоть зубами, чем побуждает меня схватить его за короткие волосы и впиться своими ногтями в кожу головы.

Он движется еще ниже, накрывая пульсирующий бугорок своим ртом, и все эти ощущения кажутся настолько реалистичными, что я невольно вскрикиваю, наслаждаясь его напором.

Мне хочется притянуть его к себе, а затем открыть рот и заорать: «Трахни меня! Покажи своему члену, что его место не в тесных боксерах, а внутри меня».

– Тея…

Я мычу, или, кажется, стону, наслаждаясь каждой секундой…

– Тея…

Я хочу открыть глаза и сказать, чтобы меня не отвлекали от процесса, который вот-вот произойдет…

– Тея…

Сначала мой кулак стремительно летит в сторону голоса, который решил прервать мое наслаждение. Затем мои глаза резко распахиваются и с точностью устремляются в того самого человека, который меня потревожил.

Хантер обхватывает сильной ладонью мой напряженный кулак, потряхивающийся от нехватки эндорфина, который я могла бы восполнить в своем… сне?

Склонив голову набок, он внимательно рассматривает мое лицо, а затем делает практически то же самое, что делал мой воображаемый Хантер там, где я была его главной героиней. Он наклоняется к моей руке, оставляет поцелуи сначала на кулаке, рядом с большим пальцем, а затем продвигается выше.

Я молча наблюдаю за происходящим, пытаясь понять: реальность это или просто смена локаций в моем сне. Но когда он достигает моего плеча и прикусывает кожу, я чувствую боль и осознаю, что все по-настоящему.

Резко вырываю руку и трогаю место укуса пальцами.

– Ты что творишь, охотник?! Если ты голоден, это не значит, что нужно бросаться на людей. Хотя, если хочешь съесть человека, найди кого-то более мясистого, я не удовлетворю твои потребности, – выпаливаю я, устремляя на него рассерженный взгляд.

– Ты просила поцеловать тебя, – произносит с такой уверенностью, как будто это правда…

«А что если… Хорошо, что я не попросила его сделать то, о чем собиралась попросить во сне!»

– Почему, когда я прошу тебя отвалить от меня, ты не слушаешь? – спрашиваю, продолжая чувствовать осадок внутри из-за несостоявшегося секса, пусть и воображаемого.

– Мой мозг фильтрует твои желания и просьбы и делает только то, что ты на самом деле хочешь, а не просто пытаешься вдолбить в свою голову.

– Может хватить? – прошу его, пытаясь мило улыбнуться.

– Нет, – звучит точный, не дающий возможности протестовать ответ.

Внутри я начинаю не просто закипать, а изливаться за все грани потоком ярости и негодования. Снаружи – остаюсь по-прежнему спокойной, даже удивительно расслабленной, излучая добро и мир, тешась мыслью, что однажды он все-таки отвяжется от меня.