Маг 16

Название: Маг 16

Автор(-ы): Иннокентий Белов

Глава 1

Очнувшись на Столе, смотрю на часы и снова откидываюсь, чтобы сразу уснуть.

Делаю это уже автоматически, на самом деле знание того, сколько сейчас покажут мои «Командирские», мне не так уж необходимо.

Но работа сознания, ясно показывающая, что оно уже функционирует, как-то здорово успокаивает меня. Ведь я не превратился в овоща, чего невольно опасаюсь каждый раз.

В голове всплывает давно уже нарисованная сознанием картина, как я становлюсь таким и умираю в Храме, слопав всю еду, еще загадив весь пол и свои штаны, но так и не найдя выхода наружу.

Как именно работает техника Древних – не знаю, в принципе, совсем. Поэтому есть такие мысли в голове постоянно, не получается их прогнать окончательно.

Однако в этот раз все хорошо прошло с перелетом, чувствую себя нормально, нигде не болит, и даже не тошнит совсем. Поголодал денек перед отправлением, поэтому теперь на редкость хорошо себя ощущаю.

Прихожу в себя и отсыпаюсь еще два дня, заряжаю Палантиры именно так, как мне сейчас нужно – до шестидесяти процентов.

Припасенные для дальнейшего пути вещи оставляю в Храме, сам беру с собой один Палантир, лечебные артефакты, даже камень поиска захватываю на всякий такой случай.

Единственное, только бреюсь тщательно почти теплой водой с помощью безопасного «Жиллета», чтобы выглядеть посвежее и не привлекать внимание местных органов. Хотел оставить его в Храме ради маскировки, однако плюнул на нее, очень уж я режу лицо обычной советской безопасной бритвой даже с лезвиями «Спутник».

Одного нового лезвия мне хватит на пару месяцев, еще полный комплект из четырех штук дождется меня в Храме.

Как еще пойдет мое пребывание в Советском Союзе по старому направлению с беготней?

Впрочем, теперь у меня есть паспорт серпасто-молоткастый при себе. Да еще знаю я все здесь: куда идти, с кем говорить и как себя вести.

«Подделали даты хорошо, ни под лупой, ни на просвет не видно никаких исправлений. Надеюсь, мне этого документа вполне хватит для нескольких месяцев жизни здесь», – успокаиваю я себя.

Выхожу после обеда с обычным зелено-бурым стандартным рюкзаком за плечами, в простых таких джинсах, похожих на советскую «Тверь». Обычная рубашка в клеточку с широким воротником, ремень из кожзама на поясе, кеды а-ля СССР на ногах. В рюкзаке сверху лежит простой пиджак коричневого цвета, зато хорошо приталенный.

Совсем недавно все парни и мужики в Советском Союзе расхаживали в клешах и с длинными патлами на манер каких-нибудь Лед Зеппелин или Дип Перпл, обязательно закрывающих уши.

Сейчас эта мода прошла или осталась в совсем далеких от цивилизации деревнях.

Теперь фирменные джинсы и еще такие же кроссовки составляют предел мечтаний всей молодежи и даже солидных мужчин. Мог бы и совсем крутые, типа Левиса, Вранглера или самой крутой сейчас «Монтаны» взять с собой, однако решил все же не привлекать лишнего внимание и обойтись самыми простыми джинсами.

Через три часа я оказываюсь на том самом косогоре, где провожу еще пять минут, разглядывая парники и дом Зураба. Только сейчас я уже подхожу сюда к вечеру, когда хозяин должен оказаться дома вместе со своей машиной.

Ждать его не хочу долго, а так-то он мне здорово нужен для начала плодотворного общения.

Так и есть, в лучах заходящего солнца та же бежевая копейка с помятым бампером ждет меня за забором, значит хозяин уже дома. Он недавно подкормил урожай в парниках и теперь готовится к ночлегу. Могучий пес ходит по кругу, что-то пытаясь вынюхать.

Вон, еще слабый свет знакомой керосиновой лампы виднеется через здорово грязное окно.

Чертов алабай все так же чует мое приближение заранее и громким лаем обращает внимание хозяина на мою скромную персону.

Поэтому я жду за воротами, когда откроется дверь в доме и хозяин выйдет с ружьем проверить, кого там нелегкая в ночи принесла.

Конечно, только обнаружив одинокого путника, а не бригаду оперов, все тот же Зураб, еще официально мне не представленный, сразу веселеет и под легким доминированием говорит мне заходить во двор.

Опять меня густо окружает запах духовитых растений в теплицах, знакомой такой непростой травы. Или чем она там считается в растениеводстве? Может, какой-то многолетний кустарник?

– Я профессор Звягинцев, отстал от экспедиции, потерялся в горах, – начинаю я уже знакомую тему. – Не пустите ли переночевать усталого и голодного путника?

Алабай меня опять чуть не прихватывает зубами с радостным восторгом, однако Зураб его опять удерживает. Удерживает и отправляет в загородку, приказав мне посетить туалет на ночь.

Ну, все прямо так же, как в тот раз идет, однако теперь схожесть с прошлым пора уже окончательно отменить.

Начать новую историю без такого уж заметного доминирования хозяина надо мной, чтобы не терять время, не знакомиться с человеческой подлостью и его друзьями-подельниками.

Да и вообще не разводить лишнюю суету перед сильно второстепенными персонажами моей истории.

Особенно, когда алабай заперт в своей загородке, а мне сейчас и потом тоже не придется бить и калечить ни в чем не повинную собаку.

Поэтому я после туалета не мою руки под рукомойником, а аккуратно ставлю лампу на траву под ноги хозяина. Потом прихватываю его за вторую руку с ружьем и слегка ударяю по затылку ладонью. На первое мое движение Зураб успевает среагировать и даже отдергивает ружье в сторону, но больше ничего не может сделать.

Не успевший представиться мне крепкий мужчина падает носом в траву, ружье остается у меня в руке, собака завывает за оградой и начинает бросаться на калитку.

Сначала я достаю загодя приготовленную синтетическую бечевку и ловко скручиваю теперь уже моему пленнику руки. Потом подхожу к калитке и обматываю закрывашку, чтобы она не выскочила от ударов, трясущих ее могучими лапами алабая. Собакен пытается просунуть свою широченную морду в узкую щель, чтобы добраться до моей руки.

Однако только получает в ответ пальцем по огромному носу и, взвизгнув, бросается на брюхо на землю пережидать болезненные ощущения, закрыв гигантскими лапами свой пострадавший орган.

В этот момент уже и хозяин пса приходит в себя, теперь дергается изо всех сил, пытаясь порвать веревку и подняться на ноги. Приходится его пинком столкнуть с колен снова на землю плашмя, потом усесться на него и обмотать второй веревкой уже ноги.

Хватит уже провоцировать смелую собаку своей невнятной руганью и активным сопротивлением. После я чего подхватываю его под мышкой и волоку по земле в дом.

Достаю из кармана пиджака налобный фонарик, открываю дверь и осматриваюсь пока на первом этаже.

Здесь все осталось точно так же, как и тогда, насколько я помню.

Потом надеваю нитяные перчатки, возвращаюсь за ружьем, заодно проверяя собаку, которая снова внезапно бросается на ограду с воротами.

– Ах ты, какой песик коварный! Ну, полай-полай, все равно никто не услышит! Места тут совсем дикие! А кто услышит из местных, проверять не пойдет! Да и так все подозревают, что ничем хорошим такое любопытство не закончится.

Выламываю двухметровую жердь из забора, такую с торчащими сучками, и возвращаюсь обратно в дом.

Хозяин пытается отползти в сторону, чтобы добраться до стола с ножом и вилками.

«Да, я помню, что он до самого конца тогда не сдавался, все ругался, сквернословил и пинался, как мог», – вспоминаю я былое.

Поэтому будет зафиксирован серьезно и без шуток, придется его снова в беспамятство отправить.

Что я и делаю новым ударом по затылку, быстро разрезаю веревку пополам и прикручиваю одну руку к жерди, ее саму просовываю за железной печкой. Подтягиваю тело поближе к самой печке и прихватываю вторую руку к другому концу крепкой деревяшки. Теперь несколько рядов бечевки держат руки на виду, только нужно еще ноги зафиксировать, что бы Зураб не смог сломать жердь, упершись в печку коленами.

– Все, зафиксирован, теперь не денется никуда мой бывший хозяин жизни и смерти. Но экзамен на человечность и прочие достоинства он уже не сдал однозначно, поэтому я тоже лишней заботой о нем страдать не стану.

Фиксирую ноги длинной веревкой тоже на растяжку, чтобы у Зураба шансов выбраться уже не было никаких.

Ну, у настоящего гильдейского специалиста и так никто никогда не выскользнет из пут, если он этим делом всерьез займется.

Я, конечно, совсем не такой уж специалист, как те же Крос с Драгером, приятели мои когда-то в одной из прежних жизней. Но и меня кое-чему основательно научили парни.

Поэтому никуда хозяин дома, крутой собаки и плантации с дурман-травой не денется. А так бы всю ночь по полу елозил, пытаясь выбраться из пут и на меня напасть, если оставить его валяться связанным без должной фиксации. Еще спать будет мешать своей руганью, придется кляп в рот забить попозже.

Да, я собираюсь тут всю ночь провести, хотя мог бы сразу махнуть отсюда в Они.

Но кататься по ночам в СССР – весьма опасное занятие для меня, да еще на чужой машине без доверенности и документов на нее. Права местные у меня есть, однако я их даже не стал подделывать, поэтому на них можно будет ездить только с августа месяца.

Легко можно нарваться на милицейский патруль или просто заблудиться на незнакомой дороге в полной темноте южной ночи.

Выхожу на улицу под аккомпанемент собачьего рычания, все еще в перчатках проверяю ключ в зажигании копейки. Все на месте, что вполне очевидно, ведь за сохранность машины Зураб не опасается ни капли. Когда такой лохматый бдительный сторож по участку скачет, да еще сам хозяин с ружьем охотничьим тут же рядом находится.

Вытаскиваю канистру с бензином из багажника, заливаю ее полностью в бак, потом бросаю валяться в сторону. Километров на двести-двести пятьдесят мне хватит, а больше и ни к чему.

Все делаю в перчатках, сажусь за руль, завожу машину и разворачиваю ее мордой к воротам, чтобы выехать сразу. Мало ли какие гости нарисуются с утра, какой именно сегодня день – мне неизвестно пока.

Может, завтра Зураб сдает часть выращенного урожая оптовикам или кому-то из своей мафии.

Листаю при свете фонаря атлас, нахожу в нем ту дорожку, которая из Ткибули ведет не в сторону Кутаиси через пост ГАИ, а спускается вниз по проселочной дороге до самого Зестафони.

Где я оставлю машину и дальше начну путешествовать пешком, как обычный советский человек.

После этих хлопот я возвращаюсь в дом, слушаю кряхтение Зураба, сочувствую ему немного и говорю, что в туалет его выводить не стану, пусть в брюки ходит добрый молодец.

Специально его подначиваю, чтобы решить последнюю оставшуюся проблему с невероятно тяжелым по характеру мужчиной.

Он опять начинает грязно ругаться, я выжидаю момент и засовываю ему в рот край грязного кухонного полотенца. Потом зажимаю нос и через некоторое время запихиваю все остальное уже концом столового ножа. Не хватало еще, чтобы он меня за пальцы укусил, есть у него такая надежда внутри, как мне хорошо видно.

Тайник нашего известного биолога и любителя всяких запрещенных растений я проверяю камнем поиска, быстро убеждаюсь, он остался на том же месте. В ночи я его трогать не стану, чтобы лишнего не возбуждать хозяина, который немного затих со временем.

Нахожу свечу и зажигаю ее, устанавливаю над телом уже моего пленника, чтобы в ночной темноте можно было разглядеть неуступчивого грузина.

Перекусываю своим мясом, запиваю водой из чайника и заваливаюсь спать.

Время уже к девяти вечера, на дворе непроницаемая темнота, пес перестал подвывать, переживая за своего непутевого хозяина, только натужное кряхтение Зураба иногда будит меня.

Просыпаюсь рано утром, еще сумерки, даже солнце не показалось из-за горизонта. Выставляю свои часы по часам Зураба, которые остались лежать на столе, умываюсь опять водой из чайника и смачиваю рот.

Потом посещаю туалет за домом, заставив алабая опять волноваться и прыгать на ограду.

Все, пора в путь, мне здесь делать больше совсем нечего, но тут уже взмолился хозяин:

– Развяжи! Рук не чую!

Да, дело у него совсем печальное оказывается, слишком он сильно дергался и вырывался, затянул веревки, кисти рук красные и распухшие.

Пора срочно мужика развязывать, пока дело до отмирания и ампутации не дошло.

– Ну, придется еще тебе пострадать, – говорю я, когда разрезаю веревку на одной руке и сразу же на второй.

Зураб катается от боли по полу, растирая запястья и рыча сквозь зубы на всю окрестность. Алабай опять возбуждается и глухо лает, чувствуя в голосе хозяина сильное страдание.

– А не хрен было так рваться. Из моих веревок еще никто самостоятельно не выпутывался, – назидательно говорю я мужику, затягиваю путы на его ногах, чтобы возился подольше.

Они и так затянуты на максимум, но лишняя проверка не помешает.

Пока у Зураба отойдут руки, пока он отвяжет ноги и доберется до телефона или людей – пройдет не меньше часа.

Но, не сильно больше, если будет бегом бежать. А так его еще и подвезет кто-то из попутчиков. За это время я только до Амбролаури доберусь, а там еще полтора часа по горной дороге до Ткибули спускаться.

И примерно два часа до Зестафони.

«Не вариант его на свободе оставлять, получается. Мне еще часа три необходимо, чтобы никто не свистел мне вслед и не обращал внимания на угнанную машину», – прикидываю я.

Понятно, что официальный хозяин такой вот плантации не должен где-то к властям обращаться, совсем для него не по понятиям выходит. Только уже в Они он станет просто потерпевшим гражданином, у которого угнали автомобиль, пусть даже с какими-то проблемами с законом в прошлом. Кто его знает, что там выйдет по итогу, поэтому я рисковать не стану.

В прошлый раз уже насобирал проблем целую кучу и чуть не утонул в итоге под их тяжестью.

Подтаскиваю за шиворот мужика к печке, пока у него руки не работают, и он не может сопротивляться активно. Не придется его еще раз по многострадальной головушке бить, если успею заново зафиксировать. Прижимаю головой к ее основанию и обхватываю веревкой за шею, обкручиваю еще пару раз и обматываю дальше вокруг неподвижного основания.

Теперь только если сам специально задушится от злости, но быстро не выберется. Как его привязать здесь с гарантированной задержкой на несколько часов – да кто его знает. Поэтому пусть сидит так.

Может, потом все же веревку перегрызет или кто-то его навестит здесь из сообщников. Раз собака в своем закутке закрыта, зайдут в дом без проблем.

Руки у него свободны, ноги зафиксированы, но дотянуться до них он тоже не может.

Я быстренько обыскиваю карманы у Зураба, вытаскиваю несколько купюр, еще ключи от дома со спичками, это ему совсем сейчас не нужно, вдруг начнет веревку жечь или мять.

Потом у него же на глазах очищаю тайник, где лежат в красивом лопатнике те же примерно две с лишним тысячи рублей. Как Зураб начинает рваться и ругаться, я прямо жалею, что не обеспечил ему нирвану на несколько минут перед изъятием ценностей. Чисто из гуманитарных отношений, чтобы человек так сильно не мучился от картины моего грабежа, наверняка, украденного и по-тихому проданного им товара.

"Хотя, может просто общаковые деньги за товар? Нет, не похоже. Очень уж хозяин переживает за них. Ладно, мне ведь все равно, чьи они по факту", – говорю я себе.

Теперь уже не слушаю ругань и страшные угрозы, прихватываю свой рюкзак, выхожу из дома и открываю первым делом ворота. Завожу машину прогреться, возвращаюсь еще раз в дом проверить, не оставил ли я где своих отпечатков пальцев.

Да вроде нет, все вечером и с утра делал в перчатках. А вот же, воду же из чайника с утра пил, поэтому протер закопченную ручку и хотел было поставить чайник рядом с арестованным, но сразу понял, что Зураб этой самой ручкой быстро протрет веревку на шее.

– Прощай, добрый товарищ Зураб, – говорю с мужиком, по-прежнему сыплющим страшные угрозы.

Запрыгиваю в копейку и, газанув сизым выхлопом, еду с косогора вниз.

Дорога такая же, корни деревьев под колеса лезут, ружье оставляю висеть там же, снова протерев его от своих пальчиков. Через десять минут выбираюсь на укатанную проселочную дорогу, центр Они объезжаю по окраине, вырываюсь потом на асфальт и оперативный простор. Здесь его машину много народа признает, поэтому лучше не задерживаться и исчезнуть самым ранним утром с концами.

Ну, на настоящей свободе я окажусь, когда доберусь до Зестафони и оставлю там машину, тогда у меня все будет в полном порядке. А сейчас пока я определенно рискую нежелательными встречами с представителями закона и советской власти.

Через час пути проезжаю Амбролаури, кружу по нему немного и выскакиваю на дорогу в Ткибули. Вроде и расстояния небольшие, а по серпантину приходится кружить постоянно, поэтому скорость не больше тридцати-сорока километров в час в среднем выходит.

В Ткибули миную знакомую площадь, даже милицейский бобик смог увидеть издалека, нахожу нужный поворот и сворачиваю на совсем проселочную дорогу в объезд поста ГАИ. По ней качусь целых два часа, опасаясь каждую минуту, что внезапно закончится бензин, постоянно подпрыгивая на кочках, добираюсь все-таки до того проезда под железной дорогой.

– Фу, наконец-то! – вытираю пот со лба, замучился уже крутить баранку без гидрача.

Проезжаю еще немного, паркую машину около того магазинчика «КООП», снимаю перчатки и, бросив ключ под сидение, забираю атлас и выхожу из машины. Жрать уже очень хочется с такого серьезного заезда на пять часов и переживаний, а там колбаса настоящая, только дорогая очень для советских людей.

«Ничего, брат Зураб позаботился обо мне, насобирал денег хорошо для передачи, ценную траву наверняка налево отпуская без очереди», – усмехаюсь я своему послезнанию.

Магазинчик только открылся. Я покупаю несколько палок колбасы, хлеба и лимонада для себя, перекусываю одной палкой полукопченой колбасы сразу около машины, напиваюсь «Буратино» в машине и задумываюсь о будущем.

– Что же мне дальше делать?

Бросать машину где-то подальше или ехать в Кутаиси на ней?

«Не, ехать вообще ни к чему, пусть не так велик шанс, что меня попробуют тормознуть, но он все равно есть».

Но и здесь ее оставлять не за чем, когда ее обнаружат, продавщица сможет меня описать достоверно. Нужно копейку оставить в таком месте, где меня никто не запомнит. На какой-то глухой улочке или таком же переулке.

Подъеду подальше к вокзалу, там машину брошу и на электричке уеду в родной уже Кутаиси.

Завожусь и трогаюсь, проезжаю между частными домами, а только сворачиваю на соседнюю улицу, как на гайцев нарываюсь. Стоят в ее конце, мне полосатой палкой машут, приказывая остановиться.

– Черт возьми! Вот ведь нарвался!

Останавливаться нельзя, я притормаживаю, как бы внешне делая вид, что соглашаюсь на разговор с гайцами.

А когда один милиционер расслабленной походкой направляется к водительской двери, даю газу и успеваю умчаться метров на двести, когда замечаю двинувшуюся за мной следом машину с включенными проблесковыми маячками. Замечаю и сворачиваю на другую улицу, уже оказавшись не на виду у догоняющих.

Ну, с разгоном на копейке жигулей так себе, откровенно говоря. Поэтому я далеко не еду, решив сразу воспользоваться отрывом. Даже не глушу машину, просто торможу и выпрыгиваю в пассажирскую дверь, прихватив с собой рюкзак. Пришлось схватить в охапку только что купленную колбасу, а что еще делать? Не оставлять же ее, когда за мной гонятся. Она сразу приведет гайцев в тот же «Кооператор», продавщица опишет меня, и я снова попаду в розыск.

Особенно, когда неизбежно всплывет, что копейка уже находится в угоне.

Останавливаюсь я потому, что замечаю большой сад за забором. Перепрыгиваю через него и отбегаю внутрь, потом присаживаюсь за каким-то кустом около задней стенки дровяного сарая и накидываю на себя невидимость. Дальше виден еще чей-то участок, и там есть люди, не хочу привлекать их внимания.

Колбасу запихиваю в рюкзак, чтобы она своим запахом не выдавала мое местоположение.

Такая ароматная зараза! Забираюсь немного поглубже в кусты, чтобы на меня никто не наткнулся случайно.

Так и сижу минут двадцать, пока милиция в лице двоих гаишников обыскивает участок и опрашивает свидетелей. Несколько раз заглядывают с разных сторон за мой куст, но я хорошо вижу направление поисков и каждый раз успеваю перекинуть невидимость с новой стороны. Так как ищут меня всего двое тех же гаишников, они быстро плюют на такое дело, потом все оставшееся время составляют протокол на брошенную машину.

«Да уж, расслабляться нельзя. Едва не огреб серьезных проблем, хорошо, что никто из гаишников меня не рассмотрел», – констатирую я.

Я успел отвернуть лицо и нацепить темные очки с кепкой, пока подъезжал к месту гаишной засады еще метров триста.

Когда менты уезжают, забрав с собой и мою на какое-то время копейку, я подхожу к забору, ловко перескакиваю через него, после чего захожу в какой-то переулок и выхожу на соседнюю улицу. Впереди видны уже многоквартирные дома, я покидаю частный сектор, однако мне требуется автостанция или вокзал.

Вскоре я заскакиваю в первый попавшийся автобус на остановке, он привозит меня как раз к вокзалу, где через десять минут я оказываюсь в электричке, идущей в Кутаиси. Билет я успеваю купить, так что теперь совсем ничего не нарушаю.

Обычный законопослушный гражданин.

Сегодня двадцатое мая, как я смог посмотреть на купленной в ларьке газете. Значит, я прибыл в Кутаиси немного позже, чем в тот раз.

Всего-то на пару дней попозже, тогда я появился в городе восемнадцатого мая уже к восьми вечера и хорошо, что смог найти работающую парикмахерскую.

Теперь я чисто выбрит и пострижен, скромно и прилично одет, у меня есть паспорт и знание здешней жизни.

По приезде в Кутаиси я решаю пойти по-старому, хорошо мне известному пути, беру таксиста на вокзале и прошу отвести меня на тот склон, где квартировал первые дни в городе в тот раз.

Там я уверенно захожу в дом, где меня встречает знакомая пожилая женщина с грустным взглядом.

– Вы же Софико? – спрашиваю я у нее.

– Да. Что вы хотите?

– Мне сказали по знакомству, что у вас можно пожить какое-то время. Я не буду ходить на работу каждый день, готов платить пять рублей в день за завтрак с ночлегом.

Я уже знаю, что мне не откажут, и еще хочу помочь женщине с внуками своими деньгами. Только нужно это делать очень осторожно, Софико женщина очень гордая, подачек не примет.

– Почему вы хотите остановиться здесь? И кто вам рассказал про мой дом? – все же любопытствует она.

– Таксист, который привез. Я у него спросил, где можно остановиться на пару дней, он порекомендовал вас. Давайте я зайду, а вы покажете мне комнату. Потом мы вместе выпьем чаю с колбасой, у меня ее много сегодня.

Мне показывают ту же комнату, что и раньше, я сразу же выдаю хозяйке сорок рублей на неделю вперед и этим добиваюсь ее окончательного решения в мою пользу. Тем более, раньше ей приходилось делиться деньгами с таксистами и принимать всяких разных людей, а тут один постоянный клиент надолго. Сорок рублей – большие деньги для ее семьи.

В общем, у меня все нормально получается в этот раз. Меня не ищет милиция, хотя один раз я прошел на тоненького, поленившись добраться до вокзала своими ножками.

Есть подходящая одежда, солидные деньги на первое время, теперь еще появилась крыша над головой.

Еще у меня есть паспорт гражданина Советского Союза, вполне подходящий для спокойной жизни.

Мне требуется прожить в СССР еще не меньше четырех месяцев, а лучше даже побольше, где-нибудь до конца октября или середины ноября. Чтобы с получающимся при переносе временным лагом не оказаться в засыпанных снегом горах, из них будет не так просто выбраться в такое время.

Глава 2

На следующий же день я отправляюсь в хорошо знакомую баню, даже пешком туда гуляю.

Благо, она находится совсем недалеко, а я больше не опасаюсь гулять по теплому южному городу. Начинаю в нее ходить каждый день, проводя там по три часа, ведь больше мне делать нечего. Так же активно парюсь и потом позволяю себе пару бутылочек местного свежего «Жигулевского», которые покупаю с двадцатью копейками сверху от цены у кассира.

Очень оно такое натуральное, здорово заходит после сильной потери жидкости в организме. Тем более, алкоголя всего по три с небольшим процента, пьется прямо, как самый настоящий лимонад.

Поэтому бывает так, что и по три бутылки выпиваю и еще парочкой угощаю новых знакомых. Веду себя, как человек с деньгами, пусть меня никто здесь не знает. Банк криминальных накоплений Зураба и своих полторы тысячи приобретенных через интернет рублей позволяют мне гусарить без особых проблем.

Маленький Ипполитик все так же с радостью покупает мне газеты и журналы, получая полтинник, а то и рубль на мороженое. Прессу я читаю с утра, когда он прибегает от газетного киоска.

С Сашей я уже познакомился, но пока не спешу удивлять его своими лечебными способностями.

Тем более, больше вообще начинать лечение в бане на глазах у всех зрителей я не собираюсь.

Кто его знает, не оттуда ли пошли слухи про меня, которые закончились появлением бригады очень серьезно настроенных бандитов? Даже с настоящим стволом при себе, что говорит о многом в те еще скромные на вооруженное насилие времена. Бандитов, готовых любым путем добиться своего.

Кутаиси – как раз такое самое место грузинской мафии, аутентичных местных донов Карлеоне и клана Сопрано.

Просто радуюсь жизни, гуляя по майскому городу, купил себе на рынке особо модные здесь джинсы «Монтана» с кучей молний, хорошие солнцезащитные очки и крутую кепку со значком Кока-колы. Рюкзак с Палантиром и деньгами оставляю дома под магическим замком и скрытом под кроватью, с собой ношу только лечебный камень на всякий случай.

Так себя увереннее чувствую, нежели, когда оставляю в шкафчике, который можно любым пальцем открыть.

С другой стороны, шкафчик я тоже закрываю на магический замок, чтобы не переживать за артефакт больше, чем мне это необходимо.

Сейчас мне особо не о чем просить Сашу, документы для жизни у меня есть, прописан я в городке в тридцати километрах от Кутаиси, поэтому проблем с регистрацией и нахождением по месту жительства у меня тоже нет никаких.

Но это для милиции нет, а вот самому Саше и его родственникам показывать паспорт категорически нельзя. Они быстро пробьют его по номеру и с огромным удивлением узнают, что документ с такими номерами еще даже нигде не выдавался.

Во всем необъятном Советском Союзе!

Что довольно странно для местных. Значит, ко мне возникнут большие вопросы.

Пока я просто решаю неделю отдохнуть душей и телом, покупаю себе снова сандалии для жаркого климата. Еще и фирменные кроссовки приобретаю, неизвестной фирмы, правда, но это ладно. Времена сейчас такие, что любые не советские кроссы – за счастье, если это не местный самопал, конечно. Ходить в них по улице только жарко пока.

Однако, пора начинать решать кое-какие вопросы, и я, улучив момент, когда весельчак Саша остался один в парилке, подсаживаюсь к нему поближе. Мы с ним уже несколько раз вместе парились, парень он очень жизнерадостный и разговорчивый.

– Старина, хочу телевизор купить знакомой. Самый большой цветной, какой в магазинах бывает. Говорят, ты можешь помочь с таким делом?

– Могу, – помолчав, важно отвечает мой будущий приятель. – А кто тебе сказал?

Ага, проверяет меня, не начну ли я петь соловьем о своих источниках.

– Услышал краем уха, – на самом деле слышал такое, мол, местный завсегдатай Саша может любой товар из торговли достать.

И еще знаю доподлинно, что для него это не составит никакого труда.

– Ну, можно такое устроить. Семьдесят пять сверху.

Ага, стандартные десять процентов, как за все дефицитные вещи, которые покупаешь со стороны в Грузии.

– Отлично. Я бы еще сразу заказал доставку на адрес, антенну к телику и установку. Хватит на все сотни?

– Хорошо, я спрошу знакомого, он скажет, сколько за все выйдет, – снова лениво отвечает Саша.

Ну, для него это точно не проблема, когда его родной дядя руководит твердой рукой Отделом Рабочего Снабжения большого промышленного города.

Пришло время закинуть основной крючок:

– Я заплачу сколько нужно, это не проблема. Да, еще хотел сказать, между нами только. Есть у меня особый талант и сила в руках, могу лечить любые тяжелые заболевания. Если тебе кому нужно помочь, я к твоим услугам, – доверительно говорю я Саше.

– Как ты это делаешь? – недоверчиво спрашивает Саша.

– Выглядит так, как будто глажу больное место рукой и передаю свою энергию. Получается, легкий массаж делаю. Но не очень долго, моя энергия быстро тратится на лечение и уходит в тело больного. Минут десять всего, зато всем становится лучше сразу. Прямо вот на месте в результате лечения можно убедиться, так что у меня все без обмана.

Саша смотрит на меня с удивлением и сильно недоверчиво. Есть у него такой человек, которому очень нужно помочь.

Помочь и вернуть доверие к себе и своим словам.

Тогда я заинтересовал его тем, что мне позарез требовались хоть какие-то документы, и я, значит, находился в бегах, то есть в сильно стесненных обстоятельствах по жизни. Теперь такого криминального флера погони надо мной не висит, поэтому я зашел через покупку телевизора для Софико.

– В общем, если нужно кого подлечить – я готов. Лечу с гарантией, стоит это дорого, – я выхожу из парилки и сажусь в предбаннике.

Дешевить мне нет никакого смысла. Моя работа и исцеление стоят очень дорого, поэтому я сразу поднимаю планку повыше.

– Сколько стоит вылечить спину у сильно больного мужчины в годах? – слышу я закономерный вопрос вслед и возвращаюсь в парилку.

– Если полностью и болезнь запущена – тогда пять сеансов и две тысячи рублей.

– То есть, по четыреста за сеанс? – быстро понимает Саша.

– Если больной сразу же результат почувствует. Деньги потом можно отдать. Я за результат лечения не переживаю. Будет с гарантией все.

Да, когда лечишь авансом – смысла сомневаться в твоих словах особого нет, это всем хорошо понятно.

Саша подходит ко мне после бани и спрашивает, буду ли я завтра здесь.

– Да, завтра с двух часов дня до ужина сможешь найти меня в бане, – успокаиваю его я. – Слушай, у тебя есть в хорошем ресторане прикормленное место?

Сам-то точно знаю, пусть не именно у Саши, а у дяди Тенгиза такое место есть.

И сейчас дяде Тенгизу точно не до ресторанов и всякого гостеприимства, а Саша у него пока в черном списке находится.

– Ну, можешь на меня сослаться в… – и Саша называет тот самый дорогой и элитный ресторан в центре города. – Только со входом сам разбирайся. Если бы со мной пришел – тогда другое дело, а так придется самому договориться на входе.

Понимаю, что сегодня он слетает шмелем к дяде и завтра пригласит меня к нему же, скорее всего, именно на ту шикарную дачу.

Или куда-то в профсоюзный профилакторий, чтобы не приближать так сразу к себе совсем постороннего человека.

Ничего, в этот раз мне можно и побольше денег заработать на первых больных – именно на еврейской мафии из Они. Сорок тысяч наликом в рублях мне больше не требуется, да и тогда слишком большая сумма набралась, только переживать за нее лишнего приходилось. Вполне десятки хватит кучеряво пожить в позднем СССР.

И к родителям я больше не заеду с визитом, если только издалека на них посмотрю. Попробую вернуть свою жизнь себе полностью!

Пью пиво, сидя на лавочке перед баней, потом отдаю пустые бутылки и киваю на прощание уже хорошо знакомому кассиру. Потом все же решаю вечером в ресторан местный прогуляться, в тот самый, в котором тогда сидел с Сашей и его компанией.

Как-то засиделся я дома с Софико и ее внуками смотря телевизор по вечерам, пора развлечься немного по-взрослому.

Да и проголодался я заметно, посмотрим, как кормят в этом заведении без Саши.

Приходится тому же очень дюжему швейцару-вышибале пятерочку заслать на привычную фразу про «Свободных мест нет»!

И обязательно сослаться на того самого Сашу, чей столик всегда забронирован в углу, эти два действия вместе открывают мне путь в ресторан.

Одет я вполне презентабельно, видно, что не голь перекатная желает в ресторан пройти.

– Смотри, барогозить будешь – сразу вылетишь и больше не войдешь, – такое предупреждение оглашается мне после того, как купюра исчезает в широченной ладони швейцара.

Не, барогозить я явно не собираюсь, близкое и особенно углубленное знакомство с органами правопорядка мне здорово противопоказано.

Ресторан все такой же кучерявый, свободных столов нет совсем, зато за Сашиным никого вообще не видно.

Я непринужденно присаживаюсь за него и чувствую, как остальные клиенты и обслуга меня изучают взглядами, не слишком ли я обознался.

– Этот стол забронирован, – слышу я от первого подошедшего официанта.

– Ничего, Саша попросил его здесь дождаться, – успокаиваю я официанта и делаю солидный заказ на вино и еду.

Сижу в ресторане часа два, с интересом рассматривая довольную жизнью и преуспевающую публику из самой обеспеченной республики Советского Союза. Мужчины в хороших костюмах, жены в смешных уборах, симпатичные дети и много пожилых родителей с ними.

Ну еще ужинаю отлично, пару бутылок легкого белого вина выпиваю за вкусной едой.

Оставляю на чай к счету на пятнадцать рублей еще пятерку, чтобы начать зарабатывать репутацию щедрого клиента.

Дядя Тенгиз, наверное, очень сильно бы удивился такой новости, что кто-то ему неизвестный ужинает за его личным столом без разрешения. Но это сейчас удивился бы, а вот скоро не станет, впереди у него гораздо больше поводов для удивления найдется.

Доезжаю до своей комнаты на такси и быстро усыпаю, вспомнив, правда, что в саду хозяйки я еще в тот раз закопал несколько украшений и золотых монет. Закопал под кустом через три дня после того, как здесь начал жить. Теперь этот день уже прошел в новом времени, завтра возьму камень поиска и проверю именно этот куст.

Утром так и поступаю, только оказываюсь очень сильно удивлен. Ведь был уверен, что этот день в мае восемьдесят второго уже прошел дня три назад, когда я закопал добро. Но, ни камень ничего не показал, ни даже попытка раскопать найденной в сарае лопатой землю под кустом ни к чему не привела. Куст я примерно помню, вот только в земле ничего нет.

Проверяю все вокруг тоже, но и там ничего артефакт не обнаруживает.

«Странно все-таки, – задумываюсь я. – Получается, не каждый раз эта реальность, где я что-то спрятал, совпадает с теперешней? Или все же дело обстоит не так?»

Ломать голову я особо не хочу, отношу лопату обратно и ямку притаптываю ногой, но теперь думаю, если что-то и остается из спрятанного, то только около самих Храмов.

Поэтому, наверно, и Брат из Черноземья не существует в моем времени, раз он ничего не ответил, хотя точно должен был.

Наверняка бы очень порадовался моему письму и точной инструкции, как попасть в свое время.

«Ладно, буду понимать, что ничего не понимаю в работе Храмов особо, вот и все дела», – говорю я себе.

Саша, как я понял, не смог убедить своего дядю бросить все дела и встретиться с непонятным человеком, поэтому он просит меня продемонстрировать что-то из моего умения на ком-то менее значимом.

Да, еще примерно четыре дня до того приступа, который скрутит одного из хозяев большого города дядю Тенгиза в очень послушного пациента. Я же в тот раз больше недели прожил в доме Софико, прежде чем встретился с ним в бане.

– Показать на ком-то? – я задумываюсь, однако быстро принимаю решение. – А ты ведь знаешь заместителя директора литопонного завода по хозяйственной части?

– Владлена Викторовича? Знаю. А ты его откуда знаешь? – удивляется Саша.

– Мне ворона на хвосте принесла весть, что ему моя помощь необходима. Его скоро на операцию по удалению грыж кладут. Вот его я могу подлечить за один раз и вылечить полностью раза за четыре, – уверенно вещаю я Саше.

– Не знаю даже. Как я ему предложу приехать сюда? – сомневается будущий приятель.

– Все равно спину требуется обязательно прогреть в парилке, так лечение идет еще лучше. Поэтому именно в баню его и зови. Скажи, лечение денег стоит, но, если он не почувствует никакого облегчения – тогда может ничего не отдавать, – говорю я.

Саша прыгает на свою шестерку и куда-то улетает, я остаюсь в бане париться и занимаюсь этим делом еще пару часов, когда возвращается мой приятель.

– Приедет через час. Ему и правда операцию тяжелую назначили, он еще очень удивился, откуда я все знаю. Ну, брат, не подведи, ты не знаешь, какой это нужный человек!

Я все знаю, мне не особо нужный, однако для демонстрации чудес и репутации очень не помешает.

Я движением руки издалека закрываю распахнутую дверь предбанника, заставив Сашу растеряно моргать глазами.

Пора бы и моему новому приятелю показать что-то из моих фокусов. Дверь была распахнута на нашу сторону, поэтому хорошо видно, что ее никто не закрывал. Пришлось применить ману для притягивания предметов, как одно из умений, которые мне когда-то показал Фатих. Редко я его применяю, да практически никогда, в общем-то.

Саша подскакивает и бежит смотреть, есть ли кто-то около двери и нет ли каких нитей, за которые я дернул ее.

Ничего, конечно, не нашел и с озадаченным видом уселся рядом.

– А можешь еще раз что-то такое показать? А то это, возможно, просто сквозняк, – тут же спрашивает он.

– Могу еще раз. Смотри на окно, – и я показываю на распахнутое окно в раздевалке.

– И что? – не понимает Саша.

– Внимательно смотри, – улыбаюсь я и толчком маны захлопываю его.

Саша снова бежит к окну, чтобы убедиться, что и там все без обмана.

– А что еще можешь? – жадно, как ребенок, спрашивает он в ожидании нового чуда.

– Больше не нужно, лучше силу поберечь, – весомо отвечаю ему я.

– Ты лучше организуй нам отдельную комнату, где я приму клиента после разогрева, и чтобы минут десять нам никто не мешал. Тебе-то навстречу тут все пойдут, как я понял, – отправляю я его заниматься организацией лечебного процесса.

Есть у Саши конкретный интерес мое умение проверить, чтобы снова оказаться у всемогущего дяди в любимчиках.

Через полчаса появляется и сам Владлен Викторович, импозантный мужчина в фирменном костюме и с заметно брезгливым взглядом на заурядную районную баню. Знает, наверное, что тут такой приблатненный народ собирается. Приехал на служебной «Волге» белого цвета с водителем.

Однако, ходит он крабиком, видно определенно, что активно двигаться ему больно и вообще – жизнь уже не мила.

Все, как в тот раз, кстати.

– Добрый день. Сильно вас скрутило. Ничего, сейчас отпустит хорошо. Идите греться в парилку, минут на десять, не меньше, – так я встречаю первого теперь клиента.

Не стану особо уговаривать, все по-деловому разговариваю, как сильно нужный всем товарищ.

Саша нашел нам отдельное помещение, уже организовал перенос в него стола, на который можно положить заместителя директора Кутаисского литопонного завода по хозяйственной части. Через десять минут он в простыне на плечах выходит из парилки и с трудом взгромождается на, к счастью, совсем невысокий стол. Саша ему помогает лечь и сетует, что нормального массажного стола во всей бане нет.

Видно, что Владлену Викторовичу очень неловко сейчас и мужчина убежал бы отсюда поскорее, однако болезнь уже прижала его так, что он готов хвататься за любые предложения.

Саша остается и негромко переговаривается с пациентом, я вожу по пояснице рукой с камнем, теперь все лечение проходит быстро. Зрителей вокруг нет, я больше не хочу показывать крайнюю усталость во время излечения.

Один-два раза так показать не проблема, а постоянно – надоедает. Да еще я не полностью теперь лечу, тем более, а только частично.

Сливаю два процента маны только на поясницу, говорю полежать с полчаса, пока сам выхожу на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. В самой бане тоже становится днем жарковато, конец весны в этом году выдался очень знойный.

Полчаса Владлен не выдерживает, выходит на улицу уже через десять минут и направляется сначала к машине, потом возвращается ко мне.

– Вы знаете, стало сильно легче, слез без боли с этого ложа и так же смог одеться, – теперь мужчина говорит со мной сильно уважительно. – Давно уже у меня так не получалось, даже раздеться Саша помог, а теперь я все сам сделал. Когда к вам можно будет снова попасть? И примите от меня сувенир – отличный коньяк из Армении, для тех, кто в этом понимает, – протягивает мне подарочный набор.

– Благодарю за подарок. Возьмите бутылочку пива, здесь оно просто отличное, – протягиваю я ему «Жигулевское», забирая коробку с коньяком. – Гораздо лучше бельгийского баночного!

Не удержался я от того, чтобы не подколоть заместителя директора по хозяйственной части насчет пива.

– А встретиться можно уже завтра, в это же время, – подумав, отвечаю я. – По деньгам будет четыре сеанса по четыреста рублей. У вас только грыжи сильно критичны, остальное почти в нормальном состоянии.

Прямо, как настоящий доктор с рентгеновскими снимками, провозглашаю диагноз. Впрочем, я его помню до сих пор.

Владлен Викторович тут же выдает мне четыре сотни, хотя я предложил перенести выплату на завтра, когда он полностью убедится в улучшении своего самочувствия.

– Нет-нет! Я уже чувствую себя гораздо лучше, – торопится он заинтересовать меня, и я его понимаю.

Радость здорового тела не спутаешь ни с чем другим, когда можно без проблем одеться, встать с того же неудобного стола, присесть рядом со мной на скамеечку и радоваться жизни.

Когда он уезжает, Сашу я нахожу в бане, он договорился все оставить на завтра в комнатенке, как есть.

– Правильно сделал, нормальное место для такой простой бани. Держи свою долю, – и я выдаю приятелю сотню.

Пусть порадуется тому, что помог нужному человеку, и еще заработает нормально, две трети своей месячной официальной зарплаты. Сколько Саша делает неофициально – думаю, очень немало со своей энергией и обаянием.

– Телевизор могут завтра привезти, говори адрес, – вспоминает Саша.

Черт, точный адрес я и позабыл за это время, поэтому предлагаю подвезти меня до дома Софико на его модной шестерке.

Саша, конечно, соглашается, ему мое место жительства также знать теперь необходимо. Особенно после произошедшего у него на глазах чуда исцеления и всех остальных фокусов, которые я ему показал.

Вскоре я оказываюсь в доме Софико, Саша уезжает на своей шестерке сразу же, как только запоминает номер дома.

Наверняка, понесся к дяде Тенгизу рассказывать про то, как прошло лечение Владлена Викторовича. И что я, похоже, могу очень много такого, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Результатом этого вечера оказывается то обстоятельство, что уже с самого утра Саша появляется под окнами и просит меня срочно поехать с ним.

«Понятно, у дяди Тенгиза началось осложнение», – киваю я головой в знак согласия куда-то там поехать.

Глава 3

В этот раз меня везут не в баню и не куда-то на работу.

Похоже, у дяди серьезное обострение, он взял больничный и отсиживается дома, вызывает массажистов и прочих кудесников. Теперь пришла моя очередь спасать важного человека после очень фантастического рассказа сильно непутевого племянника.

Поэтому вскоре я оказываюсь на его даче в горах, провожу время в шикарной бане вместе с Сашей, а потом уже туда родственники под руки приводят самого дядю.

Ну, я больше никого лечить за один раз не стану, слишком вызывающе выглядит такое умение, как я сам теперь хорошо понимаю. Вот пять-шесть, а лучше – десять сеансов моего массажа, после каждого из которых становится немного лучше пациенту – уже что-то понятное и такое вполне объяснимое наукой дело.

Натуральное чудо, в которое всем хочется верить, и не такое ошеломляюще мгновенное.

Поэтому снова два потраченных процента маны снимают воспаление и позволяют дяде Тенгизу почувствовать себя очень счастливым человеком. С большой надеждой на завтра и послезавтра.

Мы с Сашей остаемся радоваться жизни на даче, жаря шашлыки и наслаждаясь всем, что нашлось на кухне и в погребах. А нашлось там почти все, что поставляется в Советский Союз из-за границы, даже иранская черная икра в баночках с персидской вязью, чему я серьезно удивлен.

Дядя сам срочно уматывает на работу, а меня приглашает погостить у него. Не хочет отпускать такого Лекаря, пока сам не подлечится на всю катушку.

«Ну, это ему еще раза четыре придется прилечь на массажный финский стол, чтобы на много лет избавиться от проблем с позвоночником», – прикидываю я.

Да, десяток процентов маны серьезно ему помогут именно с поясницей, но на все остальные органы нужно еще не меньше двадцати, чтобы жить долго и счастливо.

Только с его лишним весом – так надолго не получится, честное слово.

Это нужно килограммов шестьдесят скинуть, еще всю оставшуюся жизнь провести на жесткой диете. Вряд ли он согласится на такую безрадостную жизнь, когда вокруг столько соблазнов.

Да и ладно, это не мои проблемы, даже говорить ему ничего не буду об этом.

Катаемся с Сашей по всей округе, изучаем все самые красивые виды и всех знакомых, что-то решающих в Кутаиси, навещаем. Ибо прожил я четыре дня на даче в сплошном винно-шашлычном угаре, а знакомых уже девчонок привезли к одному из Сашиных приятелей. Ту самую Марину с подругой, чья незаурядная внешность и обаяние очень радуют мужской взгляд.

Потом происходит повторение той самой знаменитой встречи с Заместителем и Банщиком, подлечиваю колени одного за пару дней, а второго отправляю сразу договариваться с сердечным отделением в Центральной больнице Кутаиси.

– За сердце без врачебного присмотра даже не возьмусь, – так озвучиваю свое условие.

К тому времени мы с Сашей уже поселились в том же самом домике с шикарной баней на берегу Риони. Ко мне понемногу направляют всех близко знакомых друзей и родственников торговой мафии. Процессы излечения идут медленнее, пусть и занимают меньше времени. Поэтому посторонних людей не оказывается в списке, разглашение врачебной тайны не грозит в скором времени ни мне, ни моей крыше.

Побывала у меня та же самая красотка Марина несколько раз с ночевкой по моей просьбе.

На всякий случай трачу ману после каждого визита на свой детородный орган, хотя в прошлый раз, вроде, не было никаких проблем с этим делом.

Впрочем, тогда я сам себя даже лечить не умел артефактами. Пока жесткое нападение незамеченного мной Корта в лесу перед Храмом не поставило меня на грань реального выживания.

А вот теперь уже умею и трачу ману без проблем, все равно набираю гораздо больше в бане, чем расходую на каждый сеанс излечения.

Потом навещаю в отделении для сердечников Банщика, сначала снимаю у него острые симптомы недостаточности.

Приходится раза три к нему приехать, но его сердце начинает нормально работать, как заверяет меня не понимающий происходящего тот же самый врач. Теперь он должен рассказать про увиденное чудо чудное очень красивой матери своего маленького пациента, и она появится внезапно рядом с нашей базой.

В принципе, я совсем не против такой невоздержанности на язык доктора, зная ее последствия.

Потом, когда вскоре появляется и Тамара из Тбилиси на черной «Волге», я только улыбаюсь своему знанию. Все происходит точно так же, как в прошлый раз, с криками, слезами, мольбами и шантажом.

И ее разоблачением про то, откуда она узнала про нас и как нашла дом.

Вот ей, единственной такой женщине, я лечу сына за одно посещение, всего за одно-единственное.

Как будто у него оказалась совсем небольшая проблема для моей силы. Потом уже от нее подруга приезжает с дочкой, а я внезапно осознаю, что уже месяца полтора занимаюсь постоянно лечением – а это не очень хорошо, раз молва о таком целителе начала расходиться по всей Грузии.

Что пора бы мне уже и честь знать, хотя бы на какое-то время исчезнуть с местного горизонта.

В этот раз уже сам уезжаю потихоньку, умудрившись не показать никому свой паспорт. Наверняка Саше было приказано своими старшими найти у меня хоть какие-то документы, только, как он может это сделать, если мешок с моим добром находится постоянно под скрытом?

Да, с послезнанием будущего сейчас, а для меня уже прошлого – легко и просто жить на этом свете.

Пусть я вылечил раз в пять меньше пациентов, пока только людей, близких к торговой еврейской мафии из Они. Зато теперь процент семьдесят на тридцать в мою пользу установлен после переговоров с главными людьми этой самой мафии.

И Саша побольше перепадает от меня в два раза, но все равно у меня под пятнадцать тысяч рублей уже накопилось в рюкзаке.

В общем, оставляю я Саше и его дяде записку, что уеду на время, пусть меня не ищут, я сам появлюсь через два-три месяца.

И просто ухожу на вокзал со своим барахлом, потому что лечение это само по себе никогда не остановится. Всегда необходимо кому-то помочь вот прямо позарез.

А я хочу вернуться сюда так, чтобы еще никто меня не разыскивал: ни бандиты, ни мафия, ни милиция, ни Комитет Глубокого Бурения.

Вернуться и спокойно приготовиться к переходу в прошлое.

Доезжаю на первом попавшемся поезде до Сухуми, оттуда перебираюсь уже в Гагры и там провожу две недельки, наслаждаясь теплым морем, вкусным мясом и симпатичными знакомыми женского пола.

Да, никуда не тороплюсь, ибо спешить некуда, а нужно просто прожить свое время в этом временном периоде.

И желательно спокойно добраться до Храма без погони за спиной и без всяких вертолетов над головой, как в тот раз.

После переезжаю в Пицунду уже на неделю, потому что пляжный отдых здорово поднадоел, дальше перебираюсь в Сочи. Оттуда покупаю билет в Москву уже в аэропорту за четвертной сверху, сразу засунутый в обложку паспорта, и оказываюсь в столице нашей Родины в тот же день.

Когда нет билетов для всех – такой отзывчивый сервис очень радует.

Гуляю по столице три дня, посещаю впечатляющую ВДНХ и отправляюсь в родной Питер, где задерживаюсь уже гораздо дольше. Паспорт у меня в аэропорту проверяют и еще в Москве два раза, но ничего подозрительного, кроме моей странной фамилии, не обнаруживают. Приходится еще родной милиции билет два раза показывать, по которому прилетел, доказывая, что не нарушаю я регистрационный режим. И денег им поэтому не выдам нисколько, как бы они не надеялись на это.

Вообще видно, что столичная милиция здорово присела на левые доходы от своей служебной деятельности.

Наличными, а других средств для расчета больше никаких и нет, у меня еще двенадцать тысяч осталось. Я сильно деньгами не раскидывался на побережье Кавказа, а то и так обязательно приходилось почти каждый вечер из-за своих симпатичных подруг кого-то осторожно воспитывать. Бить никого не бью, просто перехватываю протянутую ко мне руку и заставляю смельчака медленно опуститься на колени.

Ну, потом еще прощения просить искренне и с чувством в голосе.

И еще пару раз в местных поездах приставали каталы, пытаясь завлечь в азартные игры очень фирменно одетого мужика всего-то ставкой на один рублик для разогрева. Но я всегда отказываюсь наотрез, даже одного настойчивого жулика слегонца ударил головой о столик, особо неприятного по повадкам и за языком своим поганым не следящего.

Начал всякие гадости говорить мне про очкуна и маменькиного сынка, пытаясь толкнуть меня своей ногой в остроносой черной туфле.

– Я не буду играть, – всего-то и сказал в ответ.

– Хоть задницу себе разорви, – добавил уже потом. – На британский флаг!

Тут уже пошли выражения про смертельное оскорбление и про то, что придется ответить сурово и по понятиям уважаемым здесь людям.

Ну, я был в веселом настроении, поэтому не сдержался от такого урока. Потом пинками заставил забрать потерявшего сознание напарника и выставил их обоих в тамбур.

За ними следом, такими невинно пострадавшими, на следующей станции нарисовалась весьма заинтересованная милиция. Только я предусмотрительно отошел в соседний вагон и, пока меня настойчиво искали в своем вагоне и еще вагоне-ресторане, угощал четырех веселых девчонок хорошим вином в купе. Так и проехал пару остановок, пока поиски хулигана, обижающего уважаемых правоохранительными органами людей, не закончились совсем.

Да уж, спайка воров, катал и милиции на своей личной территории Грузинской ССР очень отлаженная, ничего не скажешь. Куда уж тут неведомый никому коммунизм строить, когда здесь процветает самый настоящий тройбализм.

В Питере сразу же наведываюсь в тот туристический магазин на Думской, уговариваю и зову на свидание сероглазую скромную девушку. Начинаем встречаться и вскоре оказываемся очень близкими людьми. Помогаю ей с оформлением больничного, и мы уезжаем на две недели в Прибалтику, посещаем все столицы и объезжаем все побережье.

Как родители у меня когда-то.

«Ну, что сказать – было круто»! И душевно с такой хорошей девушкой.

Хотя везде вылезали проблемы с размещением, зато с питанием все оказалось отлично. И с проходами в разные веселые места. Правда, местные мужики не раз пытались мне доказать, что русским тут вообще не рады.

Естественно, такое дело ни у кого не получилось, однако настроение такое отношение изрядно портило.

Однако постепенно мне стало надоедать даже такое веселое времяпрепровождение, даже с влюбленной в меня девушкой уже не хочется кататься по приятным городкам на побережье. Хочется настоящего дела с трудностями и превзнемоганиями, как воистину крутому попаданцу.

Да, вот такая довольно интересная жизнь подошла к концу, я вернулся в Ленинград вместе с ней на ночном поезде из Вильнюса.

Вручаю своей подруге половину оставшихся денег, чтобы она смогла купить комнату или даже квартиру, если у нее получится провернуть такое дело через брак. Девушка с серыми глазами все понимает, но не обижается, а только жалеет, что веселое время так быстро закончилось.

– Не переживай! Возможно, мы еще встретимся в этой жизни, – утешаю я ее. – Когда окажусь в Ленинграде, обязательно наберу тебя.

Но две тысячи рублей все же оставляю при себе, чтобы немного помочь уже своей семье. Пока она тоже моя и может ей остаться.

Доезжаю до родителей, смотрю, как они гуляют вместе со мной маленьким в Покровском сквере на площади Тургенева. Гуляют они долго, я столько же времени посматриваю в их сторону, делая вид, что читаю газету.

Потом откладываю полторы тысячи рублей в пакет и догоняю к тому времени оставшуюся одну с коляской мать.

– Девушка. Вы тут что-то обронили, – и кладу в коляску пакет.

А когда она начинает спорить, что это не ее вещь, просто внезапно для самого себя решаюсь на дальнейшее общение. Ведь она так и не потратит чужие деньги, как настоящий советский человек. Никуда мне от плотного общения с снова моими родителями не деться. Поэтому приближаюсь к ней и негромко говорю:

– Вы же супруга Виктора Протасова? Я ваш родственник из Вологодской области. Сын дяди по… – и я называю снова одного из двоюродных братьев отца, которого он давно уже не видел.

– Я специально приехал встретиться с вами в Ленинград. Давайте зайдем к вам домой и попьем чаю, – и я показываю купленный загодя большой шоколадный торт «Прага» из «Севера». – А то он уже скоро совсем растает.

Мать, еще совсем молодая девчонка, заметно смущается от моего внимания и не понимает, как себя вести с внезапно появившимся родственником. Таким в себе уверенным и как-то ее узнавшим на улице.

Мы доходим до подъезда, я помогаю поднять коляску на второй этаж, не понимая, куда взял да исчез отец. Однако вскоре он появляется, видно по нему, что пробежался в неблизкий магазин за продуктами, чтобы оказаться там именно после обеда, и задержался в сразу образовавшейся очереди.

Похоже, получил сигнал через знакомых, что там что-то выбросят из редкого и дефицитного товара. Обычная история для развитого социализма, в этот раз это оказывается баночка красной икры.

Увидев меня, он сразу настораживается, но мать рассказывает о том, кто я такой, поэтому батя морщит лоб, вспоминая своего никогда не виданного дядю и меня, получается, своего троюродно-четырехюродного брата.

Мы заходим в комнату, я плотно прикрываю дверь и по-хозяйски опускаю занавеску.

Потом поворачиваюсь к родителям: отцу, внимательно разглядывающему меня, и матери, осторожно перекладывающей моего спящего предшественника в кроватку за шкафом.

– Вот, хорошо, что мы все вместе собрались, разговор у нас будет серьезный.

В этот раз я сразу говорю, что могу им помочь финансово, так как являюсь известным в своем отдаленном районе вологодской области народным целителем.

– Ко мне люди из самой Москвы по знакомству толпами едут. Здесь полторы тысячи рублей. Деньги заработаны мной честно. И я вам это скоро докажу своим умением.

Родители, конечно, не верят мне, только я тоже не решаюсь долго рассусоливать, а сразу же лечу колено отца, здорово мешающее ему жить и работать.

– Теперь ты мне веришь? – спрашиваю я, когда он приседает несколько раз, проверяя колено.

– А как ты смог узнать, что оно у меня болит? – недоверчиво спрашивает он, признав, что постоянная боль исчезла.

– Я вижу все болезни. Дар у меня такой есть. Вот у вас – частые головные боли, – я протягиваю руку к голове матери. – Посидите спокойно пять минут, пока я вылечу их навсегда.

После сеанса с матерью я конкретно так намекаю, как отцу решить проблему с устройством в жигулевский автосервис путем правильной взятки.

И советую вложить оставшиеся деньги в покупку кооперативной квартиры:

– Скоро вам подвернется такая возможность. Когда Виктор постарается, чтобы его взяли на денежную работу, деньги в семье приличные появятся, оставшаяся тысяча станет хорошим подспорьем для первого взноса.

– Мы не сможем вам отдать такую сумму, – мать все же настаивает на том, что она не может взять пакет.

– Кто говорит о возврате? Это мой подарок вам, именно, как своим близким родственникам. Эта небольшая сумма и здоровье, которое я вернул в вашу жизнь – такой небольшой подарок ко дню рождения вашего сына.

Мы распиваем в этот раз не бутылку грузинского коньяка, который у меня уже давно закончился, а прибалтийской старки с отцом, после чего я решительно прощаюсь и выхожу во двор. Даже мать наворачивает пару рюмок, наверное, чтобы проверить, будет ли болеть голова, как это обычно происходит.

Не стал ничего рассказывать про трудное будущее, про скорый распад Советского Союза и приход эры беспощадного капитализма.

Просто вылечил родителей от имеющихся сейчас болячек и оставил немного денег молодой семье, чтобы им стало полегче начинать жизнь. Искренне надеюсь, такое вмешательство в семейную историю не сильно изменит ее, а я останусь тем же самым сыном своих родителей. Просто пойду по стопам отца, немудрено работая руками без особых амбиций.

Если моим Братьям будет сильно не хватать родителей, они могут прогуляться в Советский Союз и снова изменить их жизнь.

Только что-то они давно уже должны были вернуться, да пропали с концами. Ладно, рано или поздно выйдут на связь, оставят наконец-то письмо в Храме для меня.

А мне пора уже возвращаться в Грузию, за всеми моими гулянками и путешествиями прошло уже три месяца, еще пару недель или месяц жизни в Кутаиси, и я могу отправляться дальше в прошлое, куда я приготовился попасть.

Хотя, лучше все-таки прожить в этом времени еще два-три месяца, чтобы не бродить по сугробам в горах ранней весной.

Подхожу к тбилисскому поезду, опять договариваюсь на одно место в СВ и снова за пятьдесят рублей.

Все, как в прошлый мой визит сюда, только после посещения бани на Дягтярной за мной трупов или сильно пострадавших не осталось ни одного. Не успели местные жулики на меня нацелиться и решить пощупать за вымя.

Двое суток в поезде тянутся долго и скучно, я уже вволю нагулялся, пока хочу снова встретиться с Сашей, начать лечить народ и готовиться к возвращению в Храм.

В Кутаиси я сразу беру такси и еду в знакомую баню, чтобы помыться после дороги и, возможно, встретить там Сашу.

Его в бане не оказывается, однако, похоже, о моем возможном появлении все сотрудники предупреждены. Не проходит и пары часов, как приятель залетает в предбанник и сердечно обнимает меня.

– Мы все ждали тебя, как ты написал в записке. Ты где остановился?

– Да нигде, как там наш домик, свободен? На него и рассчитываю, – искренне отвечаю я.

– На сегодня занят, приехали нужные люди. Но дядя ждет тебя в своем доме, собирайся.

Так что к вечеру я оказываюсь в доме дяди Тенгиза.

– Отлично, что ты вернулся! Меня уже твои клиенты одолели, всем что-то нужно, так что работы для тебя много.

– Это хорошо, подлечу всех, кого нужно. Пришлось уехать по личным делам, – так я коротко объясняю свое исчезновение.

Дядя Тенгиз не говорит мне ни слова упрека, просто просит проверить его спину.

Первые две недели я живу в его доме. Заметно, боятся меня отпускать, пока самых важных клиентов я не вылечил по кругу. Потом мы все же возвращаемся в привычный дом на берегу Риони, где я начинаю принимать присылаемых людей уже два раза в день – утром и вечером, а в обед вволю париться для поддержания сил.

Так проходит сентябрь и середина октября, когда я задумываюсь, в какой момент мне лучше уходить. Денег снова накопилось около тридцати тысяч, так что мне приходится поломать голову, что с ними делать.

Ну, оставлю я пару тысяч себе, мало ли, если еще придется сюда вернуться когда-то. Или Братьям отдам, если они все же решатся вернуть своих родителей когда-то.

Можно было бы родителям их отвезти, не такое сложное дело, только опасаюсь я их жизнь кардинально менять.

С другой стороны, если они полностью рассчитаются за ту же кооперативную квартиру, они ничем особенно не изменят свою жизнь. Мать так же будет работать в детском саду, отец в сервисе, без знания будущего их жизнь так уж кардинально не поменяется. Тем более, оставлять многие тысячи рублей я все равно не собираюсь.

И еще я почувствовал вдруг изменившееся отношение со стороны дяди Тенгиза в одну из теперь нечастых встреч на его даче. Он почему-то испытывает по отношению ко мне чувство опасения и тревоги.

Еще не очень сильно, но я хорошо понимаю, теперь моя личность – проблемная связь для него.

Объяснение тут может быть только одно – кто-то из других влиятельных людей узнал, что он обладает возможностью устраивать чудесное и научно необъяснимое излечение любых недугов. Наверное, вышел уже на него самого, теперь моя деятельность может принести серьезные проблемы хозяину советской торговли города Кутаиси, если он меня не сдаст.

Понятно, это не какой-то рядовой следователь из ОБЭП, а совсем другой уровень.

Мне много раз повторять предупреждение уже не нужно, я этот момент сразу понял и на следующий день так же технично исчез из Кутаиси. Доезжаю на поезде до Адлера, там снова покупаю билет в аэропорту и через четыре часа оказываюсь в Ленинграде.

Пробую сразу же купить обратный билет, но Ленинград – это вам не Адлер, никто не берется мне помочь даже за сто рублей в самом аэропорту. Ну или я просто нужных людей не знаю.

Поэтому я снова посещаю родителей, оставляю им на будущую квартиру еще восемь тысяч рублей.

Как они не отмахиваются, просто оставляю и все. Думаю еще перевести двадцать тысяч на детские дома в сберкассе. Однако это оказывается не так просто, поэтому я не берусь этим заниматься.

Тем более, необходимо оказалось паспорт предъявлять, а со своими исправлениями в нем я боюсь это делать.

В сберкассе его проверят профессионально, вполне возможно, смогут найти исправления.

Все же покупаю билет в агентстве «Аэрофлота» на рейс на завтра в Адлер, подарив набор хороших шоколадных конфет женщине-кассиру. Здорово надоело мне на поездах по нашей очень большой стране кататься.

Ночую за трешку сверху в скромной «Киевской» гостинице на Лиговке и утром улетаю в Сочи.

Там добираюсь до Кутаиси на ночном поезде, сразу же беру такси около вокзала до Они, договариваюсь с хозяином «Жигулей» на поездку за шестьдесят рублей.

По дороге заезжаем в еще один кооперативный магазин, я закупаюсь копченой колбасой, чаем, хлебом и вареньем на пару сотен рублей. Вес получается солидный, чтобы в горы все тащить, но ничего, своя ноша вообще не тянет.

Добавляю в Они пятерку водителю, он довозит меня по буеракам до нужного мне поворота к дому Зураба, где я его и отпускаю.

С новым, только что выпущенным рюкзаком «Ермак» и с большой сумкой, полной еды, обхожу дом Зураба и чуткого алабая по большому кругу. Еще беру его ружье с дерева с собой на всякий случай, пусть в нем есть всего два патрона. Мало ли кого пугнуть придется здесь в горах.

К вечеру добираюсь до Храма, перекидываю вещи внутрь и немного стою в проеме Двери, прощаясь с горами, со своими знакомыми, с социалистической Грузией и всем Советским Союзом.

Хотя, новое свидание с СССР меня, возможно, еще ждет впереди.

Никаких посланий на Столе не видно, что-то я уже серьезно начинаю переживать за своих Братьев. Поэтому пишу им еще по одному письму, отправляю в Черноземье и на Третью планету.

Как бы мне не пришлось идти за ними следом, чтобы найти в том мире. Найти и спасти.

Неплохо пожил здесь, помог многим людям, особенно своим родителям, и оставил добрую память о себе у всех своих пациентов.

Особенно у Тамары и ее подруги из Тбилиси, да еще у всей торговой мафии, а особенно у моего приятеля Саши.

«Эх, в такие времена собираюсь переместиться, что местные плохо асфальтированные дороги мне раем покажутся», – горестно вздыхаю я.

Потом закрываю Дверь, еще день провожу в Храме, заряжая Палантиры и морально готовясь к переходу.

Потом сортирую свои вещи, что-то оставляю здесь: все советские деньги и то же ружье.

Забираюсь в капсулу, проверяю свои вещи, выставляю значок времени на тридцать пять значений назад и, хорошо помолясь, уже привычно закрываю глаза.

Глава 4

В этот раз я просыпаюсь через сутки с небольшим, как сразу же могу заметить на своих часах.

Вот только что было двадцать пятое октября и восемь вечера, а вот уже двадцать шестое и почти двенадцать часов, то есть, настоящая полночь.

Сутки и четыре часа плюс еще какое-то время на восстановление самих часов.

Ну, механизм бездушный, так что с ним проблем не имеется, если уж Палантиры принтер Храма распечатывает с нуля. Но, как вот при этом завод часов сохраняется – для меня самый удивительный вопрос.

Не так это время и его знание для меня важно, как-то, что с потолка Храма через самое верхнее окошко задувают снежинки и сильные порывы ветра.

Так просто их не разглядеть в темноте, а на лицо они не успевают опуститься, чтобы смочить пересохшие губы. Тепло от Стола и поднимающийся нагретый воздух раздвигает их к стенам, по которым они и скатываются вниз.

Но почему-то на полу капелек воды в Храме нет совсем, она куда-то незаметно самоликвидируется в процессе. Наверное, стены ее всасывают, не удивлюсь таким технологиям Древних.

Тут, похоже, все работает на разложении водорода, если представлять по нашим земным понятиям.

Снежинки я могу рассмотреть, когда включаю мощный фонарик, нащупав его в кармане рюкзака.

За дверью настоящая зима, как и должно быть на такой высоте.

А это определенно значит, я попал туда, где и должен оказаться по моим примерным прикидкам.

Примерно на семьдесят лет и семь с небольшим месяцев назад в прошлое.

Из конца октября восемьдесят второго года в март двенадцатого.

Только не две тысячи двенадцатого, а именно в тысячу девятьсот двенадцатый год, в еще относительно спокойное время царствования Императора Всероссийского Николая Второго (Романова), царя Польского и Великого Князя Финляндского.

И прочая, прочая, прочая…

Сейчас на улице или середина месяца марта, или его конец. В любом случае, горы Кавказского хребта завалены снегом по максимуму. Спуститься вниз будет сильно непросто, пусть у меня есть профессиональные снегоступы, еще в наличии имеются палки специальные для ходьбы именно по таким сугробам, крепкие и дающие хороший упор для тела и рук.

Еще имеется складная легкая саперная лопатка, чтобы все это дело зарыть, когда я доберусь до первой подходящей дороги.

Только там меня теперь встретят не асфальт на дорогах и не относительно быстрые хотя бы полуторки из времен товарища Сталина. В лучшем случае какая-нибудь бричка или тарантас украсят мой путь, а еще может случиться так, что большую часть дороги я пройду пешком на своих двоих.

Сначала мне требуется добраться из предгорий до того же самого Кутаиси снова.

По пути меня ждет транспорт на конной тяге, потом уже давно открытая железнодорожная линия от Тифлиса до Поти. Зато я смогу добраться от Кутаиси до Тифлиса на настоящем поезде. Потом по Военно-Грузинской дороге поездка во Владикавказ, а там уже сплошной путь железной дорогой открыт до Москвы и Санкт-Петербурга.

Мне требуется попасть именно в Санкт-Петербург, именно там сейчас творятся судьбы Империи и ее история.

Нужно только помнить, что дорога эта, которая Военно-грузинская, частенько перекрывается на недели зимой и ранней весной из-за плохой погоды. Чтобы не сидеть где-нибудь в горной деревеньке неделями, помирая с тоски и всяких местных вшей. Правда, я сам собираюсь там оказаться где-то в мае месяце, не раньше.

Других вариантов помимо поезда нет совсем, кроме конной тяги и мучительно медленного перемещения по разбитым дорогам. С отбитой задницей и порванным от скуки ртом, так что только поезд правильный выбор в моем случае.

Наверное, из того же Поти можно на корабле доплыть до Новороссийска или Севастополя, с этим делом буду на месте определяться. Тоже хороший вариант, однако шторма в марте–апреле на Черном море никто не отменял.

Еще необходимо научиться разговаривать на соответствующем времени русском языке, потом еще и писать на нем же. Я, конечно, изучал вопрос дополнительно, мне не так сложно будет на нем начать общаться, как весьма продвинутому магу.

Все же смысл слов мне понятен сразу. Только поначалу придется дня три отмалчиваться и пока в разговоры особо не вступать.

Еще нужно забрать все добро с собой сразу, потому что таскаться из Петербурга сюда в Храм на перекладных – никакого терпения не хватит. И даже моего ангельского.

Я снова засыпаю, накрывшись легким синтетическим, но очень теплым одеялом, чтобы не обращать внимания на опускающийся вниз холодный воздух. И сплю с перерывами на то, чтобы напиться вволю и доесть всю припасенную колбасу с хлебом еще два дня. Дела впереди меня ждут большие, но именно сейчас торопиться не стоит.

Потом умываюсь у родничка, вытираю лицо полотенцем и кладу его сушиться на Стол, который работает, как инфракрасная батарея.

Все, что мне нужно в будущей жизни, я собрал в одном рюкзаке-мешке, внешне вполне подходящем для местной жизни по виду, он лежит пока в большом «Ермаке». Еще кожаная сумка-портфель сильно потрепанного вида висит у меня через плечо, с ними я начинаю спуск вниз.

Снега вокруг много, но под действием местного теплого ветра под названием фен он уже весь подтаявший и рыхлый. Ручьи воды стекают вниз по каменистым осыпям, не впитываясь уже в перенасыщенную водой почву.

– Как бы тут под лавину не попасть, – тревожно размышляю я, глядя на покрытые снегом горы выше меня.

– От нее не убежишь и защититься тоже нечем. Впрочем, мой купол поможет мне выдержать первый удар, а вот как выкапываться из-под тонн снега – я не знаю.

Да сам купол вместе со всей силой Палантиров может не выдержать самого столкновения.

То есть, точно не выдержит, поэтому я сразу же надеваю снегоступы, закидываю рюкзак кило на тридцать на спину и перебираю ногами, ничуть не опасаясь за остающиеся следы в снегу.

Дураков тут бродить, рискуя попасть под лавину, точно не найдется ни одного.

Вышел я с самого утра, поэтому спешу вниз отдохнувшим, более-менее современный рюкзак помогает держать на плечах серьезный груз относительно хорошо распределенным. К нему сбоку приторочено одеяло, под которым я спал, такое похожее на мешковину по своему виду.

Долго я его искал в интернете, как те самые бечевки, тоже старинного вида, которыми я буду вязать рюкзак. В нем еще лежит тот самый мешок простого вида, с которым я недавно отправился на встречу с хозяином полуторки.

В нем Палантиры – все три, все лечебные камни и тот же камень поиска. Еще солидная пачка царских денег в бумаге, есть немного меди и серебра. Купюры многие еще двенадцатого года выпуска, поэтому использовать их пока нельзя.

Набрал именно потому, что очень дешево продавались в интернете, почти по своему номиналу.

Пятерки и десятки по сто рублей покупал, сотни и пять сотен рублей по тысяче с небольшим. Пять сотен царских рубликов – это же местная неплохая зарплата за полтора года для простого трудящегося.

– Ох, и погуляю я здесь по-царски! Или даже иногда по-императорски! – обещаю себе.

Горнолыжный костюм и перчатки с шапкой остались в Храме, на себе из современного – только отличные непромокаемые высокие ботинки для гор. Если в приготовленных сапогах сейчас начать спускаться – просто ноги до коленок намочишь, а так пока все сухо и в ботинках, и в штанах.

И еще несколько больших упаковок антибиотика в рюкзаке. Возможно, придется кому-то жизнь таким способом спасать. Всякие пилюли уже присутствуют в местной жизни, без обертки точно особых подозрений не вызовут. Современная зубная щетка и пара тюбиков зубной пасты для особо торжественных случаев, дорогая туалетная вода для шармана всякого. Жиллетт с блоком лезвий со скользящей головкой тоже отправляется со мной туда, где его никак не может быть. Бриться частенько холодной водой придется, так что я не смог себе отказать в самой такой малости для жизни.

Почти все у меня в рюкзаке оказалось или магического предназначения, совсем непонятного для посторонних взглядов, или из моей современности, что тоже показывать нельзя никому.

Кое-что можно представить заграничными вещицами, ту же зубную щетку, но даже такого лучше избегать.

Пока спускаюсь по уже заканчивающимся сугробам, где-то наверху так бумкает, что ноги сами меня несут вперед.

Картина неумолимо догоняющей лавины в уже чахлом горном лесу так меня подстегивает, что я прохожу границу между снегом и его отсутствием на повышенной скорости и принимаюсь карабкаться на какой-то высокий каменный холм.

Приходится бросить и снегоступы, и палки, не до них сейчас, когда жизнь висит на волоске. Или на нитке.

Взлетаю на самый верх пятнадцатиметрового холма с тридцатикилограммовым рюкзаком за спиной, как летящий камень, выпущенный из пращи.

И замираю, слушая вокруг себя, не трещат ли сминаемые массами снега деревья за моей спиной.

Нет, ничего на меня неотвратимо не надвигается, где-то слева раздается непонятный шум и качаются макушки деревьев. Значит, лавина оказалась совсем не большой, только солнце все сильнее пригревает, вскоре может огромная сойти. Которая еще за косогор может перевалить и засыпать то место, где когда-то будет стоять хорошо знакомый мне дом, где я постоянно забираю деньги, нажитые преступным путем.

Хотя, раз его там разместили, значит туда лавины не доходят никогда.

Я дышу, даю плечам хорошо отдохнуть и потом спускаюсь вниз, где подбираю брошенные вещи.

Через еще два часа оказываюсь уже на косогоре над тем местом, где когда-то будет стоять дом с парниками. Пока здесь все наглухо заросло, людей нигде поблизости нет, и я спешу дальше. Уже серьезно теплеет внизу, я снимаю пальто, пиджак, остаюсь в одной рубашке, чтобы проветриться от выступившего пота.

Через пару километров по сильно заросшему лесу я подхожу к знакомой проселочной дороге. Она находится на том же месте, что и раньше, только гораздо менее наезженная, чем в восьмидесятые годы. Вся состоит из сплошных буераков и колдобин, покрытых весенней грязью, зато по ней часто ездит гужевой транспорт.

– Так, пора найти место для моего «Ермака», положить в него эти технологичные ботинки и надеть, наконец, соответствующие здешнему времени сапоги, – говорю я себе.

Ополаскиваю в луже на дороге ботинки, светило на этой высоте пригревает уже прилично, температура градусов двадцать, не меньше.

– Эх, благодатная земля, – вздыхаю я. – Чтобы в конце марта так солнце жарило – это же праздник какой-то!

Даю обуви просохнуть под лучами двадцать минут и сам прихожу в себя после долгого передвижения с грузом за плечами по сильно пересеченной местности. Убираю ботинки в рюкзак, на него одеваю два пакета серо-черного цвета и прячу его на одном из заросших деревьев, просто с трудом запихнув за ветки около ствола. В нем же остаются снегоходы, лопатка, а палки-помогалки я втыкаю в соседние кусты.

Не знаю, понадобится ли мне со временем все это добро, но, если я все же явлюсь сюда зимой, тогда пусть лучше дождутся меня. Да и не зимой тоже заберу обязательно в Храм.

Вскоре я уже спешу по дорожке вниз, придерживая за спиной не такой удобный рюкзак, точь-в-точь, как обычный солдатский сидор тех времен и еще, пусть здорово потрепанную, но из тисненой красивой кожи сумку-портфель.

Она очень похожа на такое старорежимное изделие, поэтому я взял ее с собой в путешествие.

В ней у меня ничего особого не лежит, немного хлеба и последняя копченая колбаса, еще в руке есть длинная палка, как трость. Ей я меряю шаги в такт и собираюсь, если что, отбиваться от деревенских собак.

Вид у меня такого не самого бедного мастерового парня, еще блестящие на солнце сапоги, плисовые брюки, прежний пиджак коричневого цвета и картуз на голове. Пальто сложено аккуратно и висит сбоку мешка.

Однако по имеющемуся документу я не мастеровой или какой-то мещанин, а самый что ни на есть разночинец.

Ибо только им, купцам, дворянам, офицерам, почетным гражданам и прочим чиновникам выдают паспортные книжки бессрочные. А всем остальным мещанам – ремесленникам и крестьянам, то есть, людям податных сословий, они выдаются на определенный срок.

И еще царская полиция относится к образованному народу, знающему законы, гораздо более уважительно.

Правда, с девятьсот шестого года, вроде, всем стали такие бессрочные документы выдавать, информация от разных источников в интернете у меня заметно отличается.

Поэтому я искал именно паспортную книжку в сети, чтобы переделать ее в документ для разночинца, а мои приметы и общественное положение в нее искусно вписали и состарили, чтобы они не отличались от остальных записей, которые остались прежними.

Ну, то есть всю книжку обработали так, что страницы теперь выглядят одинаково.

Так что я теперь Жмурин Сергей Афанасьевич, восемьсот восемьдесят второго года рождения, родом из Тверской губернии. Диплома о каком-то образовании у меня при себе нет, зато я знаю про Тверское реальное училище и пару курсов университета, на которые могу сослаться, только настоящих документов у меня на них не имеется.

Впрочем, это уже такие вещи, которые легко проверить, поэтому ни работать по специальности, ни называть какие-то учебные заведения я не собираюсь. Буду просто талантливым самоучкой, этаким будущим Ломоносовым!

Возраст за сто с лишним лет виден отчетливо на паспортной книжке, надеюсь, тут можно сослаться на тяжелые условия хранения. И на то, что в грязь уронил, или промочил, или еще залил щами на обеденном столе.

Рост – два аршина девять вершков, что довольно много для этого времени. А для моего уже не так много, хотя и немало, конечно, метр восемьдесят два сантиметра. С начала двадцатого века приметы стали убирать из паспортных книжек из-за их бесполезности, но у меня они еще есть, ведь я паспортную книжку по легенде получил в восемнадцать лет.

В тысяча девятисотом году, как тут правильно написано.

Выписываться с места проживания мне не нужно, а вот по новому месту необходимо регистрироваться, за этим делом сурово присматривают домовладельцы и хозяева гостиниц. Им грозят большие штрафы за отсутствие регистрации у постояльцев, сразу до пятидесяти рублей.

А самому нарушителю пятнадцать копеек, вроде, всего. Полиция сведения никуда не передает, а просто оставляет у себя. Да и как их куда-то отправлять при современном развитии технологий.

Не было бы у меня такого документа при себе, пришлось бы в дороге нервничать, готовиться сурово отбиваться или селиться в самых трущобах городских.

А так надеюсь проверку легко пройти, если без криминалистической лаборатории. Поэтому паспортную книжку мне придется поменять первым делом для сохранения полной конспирации.

Дохожу я все-таки до Они, прохожу мимо синагоги и начинаю присматриваться, кого бы на поездку до Кутаиси арендовать.

Но, что-то никого не высматриваю, чтобы типа настоящего извозчика на лошади, просто любуюсь дореволюционным городком во всей его крайней весенней неухоженности, потом шагаю дальше по дороге. Много еврейского населения гуляет около синагоги, правда, они от местных внешним видом не так сильно отличаются. Не так ортодоксально выглядят.

Подводы и телеги, груженные и пустые, довольно часто катаются вверх и вниз, вот и я вскоре закидываю мешок на попутный транспорт, еду задом на слежавшемся сене, свесив здорово натруженные ноги.

Возчик, мужик-грузин, куда-то спешит здорово, только он по-русски говорит едва-едва, я же делаю вид, что сам иностранец. Хорошо, что быстро катимся вниз, километров пять-шесть в час лошадка выдает.

Черт, пора к верстам и другим измерениям длины и веса привыкать.

Выступаю пока так, типа иностранец, немец-перец-колбаса. Чтобы говорить тоже непонятно и с акцентом, много не понимать и на вопросы не отвечать. Возчик, понятное дело, меня бы и так не понял, тут русское население в больших количествах начнет появляться только после войны или перед ней, когда начнутся стройки социализма и массовая индустриализация.

Ну, если бы я жил в социалистической России где-нибудь в Нечерноземье, тогда тоже сюда бы перебрался, к горным красотам, чистому воздуху и хорошему климату. По возможности, конечно, перебрался.

Хотя в начале века в Кутаиси учился в гимназии сам Маяковский, как я читал, потому что у него отец служил неподалеку лесничим.

В Тифлисе, понятно, русских или тех же украинцев побольше, будет, с кем пообщаться и послушать местный говор. Но мне туда еще рано соваться в своем нынешнем состоянии.

Добираемся за два часа дороги примерно до половины всего пути до первого города Амбролаури, я выдаю вознице в подарок двугривенный, чем здорово радую его. Сам он торопливо сворачивает в свою деревню, а я снова шагаю по нагретой дороге.

Вскоре веселого иностранца подхватывает вторая бричка, тут уже просят полтинник за красиво проехаться до нужного мне города. Вот так, постоянно пересаживаясь, я и добираюсь до Ткибули, где меня уже застает вечер.

Доел по дороге колбасу и хлеб, теперь здорово жрать на свежем воздухе хочется.

На бричке меня сразу подвозят к гостинице, где номер с неплохим ужином обходится мне в три рубля. Дороговато, конечно, за такой сервис, да еще цена задрана при виде меня, похоже.

Номер называется нумером, с ерь на конце, ужин просто ужин. Все так на двоечку по современным понятиям. Моюсь в тазике и заваливаюсь спать на кровати. Лучше в будущем что-то поприличнее из проживания найти для первых дней в Кутаиси, а пока и так сойдет.

Очень не хватает в утомительной дороге возможности залипнуть в интернете, поэтому купил в Амбролаури какую-то книжку с прозой в лавчонке за сорок пять копеек. Теперь старательно осваиваю старорежимное правописание по пути.

Мне положено оказаться сильно грамотным и очень образованным через месяц-два, по моим замыслам.

До окраины Кутаиси я добираюсь после обеда, сразу пересаживаюсь на местного извозчика и за пятнадцать копеек одной серебряной монеткой приезжаю в центр города.

Где занимаю хороший номер в приличной гостинице на Вознесенской улице, обошедшийся мне в целых пять рублей.

Видно, что дядька на рецепции некоторое время раздумывал, не объявить ли мне, что номеров нет. Он так же произнес это слово как «Нумерь» для моего слуха. Похоже, из-за этой моей явно неподходящей одежды для дорогого места.

Селюсь на два дня пока, не особо радуясь высокой перине, в шкафу под скрытом и замком оставляю свой мешок с двумя Палантирами. Еще один кое-как запихиваю в раздувшийся при этом портфель, туда же уходят камни.

Свой документ и деньги ношу при себе постоянно, благо, внутренние карманы пиджака застегиваются на пуговку.

Первым делом обедаю в хорошем ресторане, заказываю мясо – каре ягненка, много запеченной картошки, запиваю красным вином и отправляюсь дальше по лавкам с одеждой. Я хорошо вижу, что моя одежда, собранная с мира по нитке, здесь не дотягивает до приличного образа состоятельного господина.

И с речью у меня явные проблемы, остается только под немца косить. Или голландца, если что-то на немецком спросят.

Нахожу центральную улицу с дорогими лавками и весь остаток светлого дня трачу на переодевание. Останавливаюсь в итоге в дорогом магазине, который уже лавкой не назвать, обслуживает меня сам хозяин, почтенный такой еврей.

Вместо сапог покупаю лакированные ботинки, неплохой костюм из английской, типа, шерсти, жилет к нему, пару сорочек и солидный чемодан. Да, такой солидный, что самому мне его уже носить неприлично, только обслуга и возчик должны его таскать. Трачусь, в общем, довольно хорошо, приходится выложить купюру десятого года в сто рублей и добавить к ней еще сотню одиннадцатого.

Ну, покупаю не самое все дорогое, среднее по ценнику, и еще прошу скидку, чтобы совсем не выглядеть франтом, не ценящим деньги.

– Могу отдать вам подходящую вашему положению вот эту английскую трость за полцены, – ловко уходит от скидки хозяин, отбрив мои надежды.

Судя по всему, из-за моего отличающегося произношения меня принимают за странного иностранца, пришедшего в одежде мастерового почему-то.

«Ну, кто хорошо покупает и сразу платит казначейскими билетами – к тому вопросов оказаться не должно никаких», – понимаю я.

Я взвешиваю трость, солидную лакированную деревяху, и отдаю за нее еще десять рублей.

Теперь я денди, могут прикопаться ко мне уголовники, тогда имею право применить такое оружие по их головам.

Еще револьвер купить будет интересно, хотя громкая самозащита и последующие за этим делом проверки мне явно противопоказаны.

Возвращаюсь в номер с купленной азбукой и начинаю ее изучать при свете электрической лампы. Дело идет быстро, за час я разбираюсь с «Ятями», «И десятеричным», «Фитой» и уже почти не применяемой «Ижицей».

Паспортную книжку на регистрацию у меня забирают вечером, и поэтому я немного переживаю, как она пройдет через полицию, но уже к десяти горничная приносит мне ее обратно.

Похоже, вопросов не возникло никаких, иначе меня бы вызвали в участок.

Вообще, когда я заявился в новой одежде, отношение ко мне в гостинице здорово улучшилось. Наверное, до этого момента раздумывали, не зря ли меня пустили в приличную гостиницу в самом центре города.

Понятно, что здесь и сейчас принимают по одежке, это главное правило.

Так я начал свою жизнь в городе Кутаиси, решив определенно, что рано мне еще двигать в столичный Тифлис. Рано из-за произношения, незнания правильной речи, непонимания местной жизни и еще многих таких причин.

Здесь все же проще будет сделать документы, чтобы исчез хозяин выгоревших бумаг на имя разночинца Жмурина и появился уже под другим именем и фамилией новый человек.

Который уже будет правильно разговаривать, грамотно писать и не привлекать к себе лишнего внимания.

Непросто добиться такой грамотности, на самом деле, но время у меня есть, желание тоже, да и денег достаточно.

Просто живу в хорошем отеле, питаюсь в приличных местах, прикупил себе еще шляпу по местной, вроде как парижской, моде. В каждом месте прислушиваюсь к словам обслуги, соседей по столикам в заведении, и через три дня уже могу правильно что-то заказать или попросить. Написать записку или даже письмо небольшое.

Под образованного человека этого времени еще не сойду, словарный запас маловат, поэтому пока больше молчу и слушаю.

Побывав в самых приличных местах, я понемногу начинаю посещать уже не столь приличные, всякие кабаре-варьете с девками, как холостой мужчина. Здесь такое в порядке вещей, публичные дома тоже имеются, а разные мадамы постоянно взгляды заинтересованные из-за столиков кидают. Чем заведение дороже, тем мадамы лучше одеты и сами посимпатичнее выглядят.

Много чего заказываю, даю хорошие чаевые и, конечно, терпеливо дожидаюсь встречи в темном месте с крепкими бандитами.

Поэтому я начинаю посещать сомнительные места ниже среднего уровня и возвращаюсь в свой отель темными переулками, сильно настороже и сжимая в руке механический фонарик. Готовлюсь поразить местный криминал таким техническим превосходством, хотя вообще фонарики уже изобретены и присутствуют даже в местных лавках. Такие здоровенные цилиндры, слабо светящие и быстро разряжающиеся, поэтому я на них не соблазняюсь.

У меня с собой имеется пара механических фонарей со светодиодами и есть обычные налобные с запасом литиевых батареек, такие могут работать годами. Все такое добро остро необходимо здесь и сейчас, чтобы не зависеть от свечей, когда придется быстро действовать.

Прибор ночного видения, самый дорогой и миниатюрный, я тоже притащил, нужно же полностью использовать преимущества развитой цивилизации.

На второй день моего шляния по разным кафе-шантанам с потрепанными певичками я чувствую на своей натуре интересующий меня жесткий взгляд. Краем зрения осматриваю сторону, откуда идет поток напряженного сознания, и обнаруживаю интересующего меня человека.

– Ага, вон тот мужичок в темной блузе с крысиной рожей внимательно рассматривает загулявшего немчика.

В солидном портмоне у меня красиво и хорошо заметно выложены крупные купюры. Еще в прошлый раз я ими посветил перед местными девками, вот теперь по мою душу пришли загонщики, получившие от тех же девок сигнал.

Вскоре, расплачиваясь за ужин и вино, я обнаруживаю мордочку похожего на хорька субъекта почти в моем бумажнике.

Впрочем, шнырю хватает одного взгляда на наличность, он сразу же исчезает после ознакомления, а я понимаю, что встречать меня будут уже сегодня.

Прохожусь по немного освещенной улице, вскоре чувствую, меня взяли под плотное наблюдение трое крепких, как-то здорово незаметных мужчин. Если бы не мое умение – то ни в жизнь бы их не вычислил.

Вот один, хорошо одетый, мило воркует со смазливой цветочницей и заставляет ее смеяться, изредка бросая в мою сторону внимательные взгляды.

Второй, здоровенный детина в темном костюме, рассматривает витрину в булочной и, кажется, раздумывает, какую булку ситного себе тут купить на завтрак.

Третий медленно бредет за мной следом, как только я останавливаюсь перед большой витриной дорогой лавки, тут же заскакивает в такую же лавку по пути.

Кажется, народ довольно хорошо одет, выглядит вполне прилично по этим временам. Значит, глушить и грабить меня собрались серьезные рыбы из преступности местной. Сотка рублей в портмоне прикрывает пачку уже разменянных пятерок и десяток вперемешку с простыми бумажными рублями для солидности.

То есть, там у меня собрана обычная кукла для заманухи, именно так я собираюсь быстро познакомиться с серьезными людьми Кутаиси.

Они мне реально требуются, с их наработанными выходами на местную полицию.

Глава 5

Поэтому я старательно делаю вид, что не понял ничего, весело мотаю головой и иду на следующую улицу.

Прохожу по ней, она все-таки слишком светлая от пары имеющихся здесь тусклых фонарей и освещенных окон лавок и едален. Да народа много еще ходит.

Самое время прилично поужинать, а я вот уже накидался, немчура немытая!

Ну, мне по делу нужно здорово пьяным выглядеть, ведь следят за мной и меру выпитого пристально оценивают.

Потом я высматриваю темный провал между домами и почти на ходу начинаю расстегивать брючный ремень, устремляясь туда. Тут открытый проход во внутренний двор одного из двухэтажных домов в центре.

Делаю вид, что решил отлить, где попало, так мне внезапно приспичило облегчить переполненный мочевой пузырь.

Ну, я же вдрызг пьяный, так все и должно обстоять для моих преследователей. Они где-то идут следом за мной, крадутся вдоль улицы с краев, не появляясь на свету.

Только я тоже не оборачиваюсь и не пытаюсь что-то рассмотреть пристально.

«Пьяному море по колено – как говорится. И еще спугнуть охотников не хочу», – все так и выглядит.

На самом деле, я приметил этот шалманчик еще вчера, так же там напился и ушел, сильно пошатываясь. Не соблазнился на местных потрепанных девок, да сегодня тоже не обратил на них никакого внимания, смотрел дурацкое представление на крохотной сцене и выпивал с виду неумеренно.

На самом деле, половину заказанного алкоголя в тарелку с мясным пирогом слил.

Девки все время мне выпивать мешают, подлезают, чтобы познакомиться, все они славянки, откуда их тут столько уже набралось?

Наверное, специально везут из России или Малороссии сюда, откуда-нибудь из Нечерноземья набирают сироток за сытной жизнью и хорошим климатом.

Они здесь и правда, даже в полумраке, не кажутся мне достойными внимания, да просто будут мешать во время моей подготовки к стычке. Ни в номер соседней гостинки, на это дело рассчитанной, подниматься не стану, ни к себе вести не собираюсь в любом случае.

Просто по пьяни шатаюсь везде, где попало, такой непуганый еще глуповатый иностранец…

После вчерашнего вечера сегодня днем обошел соседние улицы, приметил подходящее место и еще пару следующих, где вход во внутренний двор дает много места для разборок в темноте ночи.

Поэтому, заскочив в проход, я на пару секунд мигаю неярким фонариком, определяясь с диспозицией, и встаю на заранее присмотренное место. От окон домов меня прикрывают густые кусты и солидные деревья. Еще вытаскиваю из-за камня солидный, приготовленный заранее, дрын в метр длиной, готовлюсь встречать непрошенных гостей.

Если они сюда не заскочат, почуяв неладное или просто замешкавшись, дальше по пути в гостинице есть коротенький, но очень темный вечером переулок. Я могу не входить в него, рискуя здоровьем в темноте, но он немного срезает путь к моей гостинице, а бандиты должны про него тоже знать. Если я в него зайду, обязательно следом кинутся.

– Или здесь, или там, – прикидываю я, когда слышу шаги первого мужика, резко забегающего во двор.

Ясно, решили не оттягивать потрошение жирного кабанчика джентльмены удачи города Кутаиси.

Однако мне нужно, чтобы они собрались все вместе. Поэтому я жду, пока первый бандит поймет, что меня нигде не видно и, главное, даже не слышно звука могучей струи. Тогда он подаст знак остальным, уже они все вместе попробуют найти меня.

Бандит немного подается к выходу и коротко свистит два раза.

Обозначает, что требуется подкрепление.

Подкрепление из троих по очереди забежавших умельцев прибывает на место, в полной темноте происходит короткое совещание.

Только падающий из подворотни слабый свет едва освещает контуры их лиц, повернутые в разные стороны.

– Он в «Центральной» живет, тут ему не хрен делать! – шипит один из бандитов. – Он в квартиру не прошел, где-то здесь прячется.

Второй отвечает ему на грузинском, третий поправляет его тоже на нем же, тогда двое из них зажигают спички, освещая большей частью себя и немного пространства рядом. Я стою метрах в пяти от них и разглядеть меня они никак не могут. Поэтому немного начинают расходиться и снова чиркают спичками.

Один идет в мою сторону, второй дальше во двор, третий уже от меня, четвертый остается на месте и караулит проход.

Теперь я делаю рывок, ближний мужик, тот самый, который здоровяк в темном костюме, видит мою тень и шипит что-то своим условленным знаком.

Однако я уже рядом, легко сношу его не очень сильным, но объемным ударом дрына по голове.

Мужик валится на землю, спичка вываливается от разжавшихся пальцев и гаснет, остальные несутся ко мне, погасив горящие спички.

Я в темноте отпрыгиваю на несколько шагов назад, под глухую стену без окон, преследователи слышат мои шаги и бегут дальше. Я уже хорошо освоился в темноте двора, бандиты наверняка тоже, поэтому пришло время воспользоваться технологическим преимуществом из будущего.

У второго молодца в руке сверкает нож, когда я несколько раз качаю рычаг заскрипевшего и раскручивающего механизм фонарика.

Пусть и неяркий, но вполне достаточный для того, чтобы немного ослепить, свет фонарика попадает ему на лицо. Следует второй удар, он тоже валится на землю с притаившимися здесь камнями, с размаха влетая в нее прямо лицом.

Третий молодец появляется в луче света тоже внезапно, бросается из темноты ко мне. Но, на его большое счастье у него в руках не видно ничего такого опасного, поэтому он просто получает затрещину голой рукой с фонариком и улетает куда-то к своим ко мне за спину.

Четвертый запаздывает немного вмешаться в схватку, просто тощий парнишка по виду, поэтому я прихватываю его за рукав и закидываю в глубь двора.

– Стой, пока цел! Кто тут у вас старший? С кем говорить? – прижимаю я его к большому дереву.

Парень, конечно, так сразу не сдается, пытается пронырнуть у меня под рукой и тоже отправляется на землю.

Хорошо лежат, прямо рядом друг с другом, и уже приходят в себя.

Я накидываю на всякий случай купол, мало ли у кого пушка найдется или кто-то сзади внезапно подскочит.

И обращаюсь к поднимающимся с земли бандитам:

– Лады. Я без обид. Со старшими перетереть нужно.

Сам в это время накачиваю кистью фонарик и подсвечиваю всех незадачливых грабителей.

– Дело есть серьезное. И разговор денежный с интересом.

Один из бандитов как-то ругается на меня по-грузински, их тут двое местных, здоровяк и парень из славян.

– Ладно. Завтра встречаемся там же в шесть вечера, – и я киваю головой в сторону кафе-шантана.

Тот же бандит опять ругается на местном, но я не цепляюсь к его словам, главное я им передал. И еще авторитетно себя поставил, заманил в ловушку и навалял легко, совсем не напрягаясь.

Ухожу из двора, но остаюсь наблюдать за темным углом, следом за мной через несколько минут появляются бедолаги, придерживая получивших по голове товарищей.

А что, если надумал кидаться с ножом – так не обижайся, первого-то здоровяка я умеренно приложил, а вот ты пару недель с тяжелым сотрясением поваляешься.

«Ладно, стрелку бандитам назначил, посмотрим, кто завтра тут нарисуется», – отчитываюсь я по сделанному.

И возвращаюсь в нумеръ, чтобы завалится сладко спать.

На следующее утро гуляю по городу, наблюдения за мной никакого не видно. Раз уж я закосил под такого блатноватого мужчину, теперь только разговоры ожидаются серьезные.

Как бы полиции прикормленной не стукнули, чтобы те с пристрастием меня и документ мой проверили. Явно я из образа разночинца-интеллигента и немецкого профессора-выпивохи вышел.

Все такое еще вполне возможно, если я с бандитами как-то не договорюсь.

Тогда, как не печально признавать, придется мне уходить в подполье и уже сидя на какой-то хазе-малине новый документ выправлять. Гораздо сложнее такое дело организовать будет, так что лучше мне сразу договориться.

Однако встреча происходит. Как только я заявляюсь в кафе-шантан, так сразу тот же мужичок с мордой хорька зовет меня в отдельный кабинет. Или кабинетъ, как тут это помещение называется.

Ну, мне много говорить не стоит, сразу мой не иностранный, но и совсем не местный говор срисуют опытные господа шаромыжники. Поэтому я подсаживаюсь к столу с пожилым грузином с акцентом, спросившим меня, что мне надобно.

– Тугамент требуется. На меня похожего и разночинца по званию.

– Дорого будет. Тут только через фараонов путь пойдет. А ты сам кто будешь, мил человек?

– Человек божий, обшит кожей! – отвечаю я с уже похожим произношением.

Но пожилого грузина не проведешь:

– Похоже, ты к нам из столиц заехал? Больно гладко говоришь! – делает он вывод.

– Да какая разница, откуда я взялся, если деньги плачу. Берешься паспортную книжку подогнать?

– Подумать нужно. Сам понимаешь, такой случай не каждый день случается, – отвечает грузин, немного подумав и разглядывая меня.

– Это нам понятно. Желательно бы без родни всякой в городе, чтобы мимо морга прошел покойник, – замечаю я.

– А, совсем чистую историю ищешь? – усмехается старший бандитов.

– Как есть чистую, другая мне без надобности.

– Тогда дорого будет, – замечает он.

– Готов ждать и платить, – отвечаю я.

– Ладно, тут дельце еще одно осталось. Наш один вчера пострадал. Плохо ему, – напоминают мне.

– Сам понимаешь, с ножом прыгал, вот я руку и не сдержал. Но я с пониманием, готов внести на лечение вашему человеку. Например, пятьдесят рублей, – и я выкладываю пять червонцев на грязноватый стол.

– Пойдет, – смахивает их рукой пожилой грузин. – Говори, что тебе точно нужно?

Вроде не врет и согласен заняться этим не хлопотным делом. Полиция прикормленная у них есть, а случаями смерти жителей занимаются именно квартальные надзиратели, которые хорошо знают, что и как на вверенном им участке обстоит. Кто при смерти, а кто просто пьяница беспросветный.

Ну, я ему диктую примерные требования, однако потом еще раз переговариваю их, уменьшив желаемое.

Главное, чтобы был от двадцати годов до сорока примерно и разночинец, желательно без родных здесь. Но это не обязательно. Сидеть лишнее время в Кутаиси я не хочу, мне бы поскорее поехать дальше.

– Цена будет около трех-четырех сотен, – прикидывает грузин, и мы с ним прощаемся.

Значит, точно не меньше четырех и еще больше скорее.

– Пришлю мальчишку к тебе в гостинку, – говорит он напоследок.

После этого события и моего денежного пожертвования мир с криминалом немного восстановлен, я спокойно проживаю в Кутаиси еще недельку, не рискуя переезжать в другую гостиницу, чтобы еще раз не отдавать паспортную книжку на проверку.

Через шесть дней ко мне присылают мальчишку, который сообщает, что меня через час ждут в том же кафе.

– Ну, посмотрим, нормально сработают жулики или попробуют кинуть, – задумываюсь я и иду на встречу.

Ждет меня тот же самый грузин, он сразу выдвигает условие:

– Стоить будет все дело, как ты хочешь, четыре сотни. Это фараонам. Нам за помощь сотня.

Понятно, так примерно и ожидал по цене, сейчас раздался сигнал в голове, что мне врут. Мой зуммер ясно дал мне это почувствовать, но дело хлопотное и щекотливое, тут без посредника в лице местного криминала приезжему человеку никак не обойтись.

– Хорошо. Кто покойник? – интересуюсь я.

– Да какой-то переселенец из России. Не местный он. Туберкулез у него, совсем плох. День-два и понесут вперед ногами, – сейчас мне не врут, как я чувствую.

– Сколько ему лет?

– Четыре десятка вроде, как ты просил. С тебя две сотни пока, чтобы человек твоим делом занялся плотно.

Я выдаю двести рублей и пока заставляю себя верить словам бандита. Есть какая-то ложь в них, но явно несильно критичная для меня. Хотя, внимательно посмотрю при следующей встрече, она случится обязательно, ведь три обещанные сотни точно заставят бандитов встретиться со мной. Так бы кинули с этими двумя и исчезли с концами, ищи их тут потом.

Если и правда умирает переселенец, да еще без родных и близких здесь, его по идее могут тайно захоронить без указания места на кладбище, так что никто его и не вспомнит со временем. А если его документ перейдет ко мне за мзду, тогда официально никто не умрет, а я поеду себе дальше.

Вопрос только в том, чтобы паспортная книжка не была просто поддельной – вот что для меня основное.

Впрочем, проверить я могу легко и не напрягаясь.

Зовут меня уже на следующий день и показывают паспортную книжку сорокаоднолетнего разночинца родом из Тамбовской губернии. Многовато мне тут лет получается, книжка выдана в девятьсот восьмом году, то есть не так и давно.

Выдана не по месту рождения, что хорошо, совсем в другом месте, в Харьковской области.

Зато уже без внешних примет и совсем новая на вид. Не выгляжу я на сорок лет – ничего страшного, больше доверия к словам взрослого человека будет, да еще вести себя можно более солидно теперь.

– Настоящая? Не подделка? – первый вопрос.

– Обижаешь. Самая настоящая, – ухмыляется авторитетный грузин.

– Хозяин точно помер? Или просто украли? – продолжаю я.

Это тот самый вариант, который, скорее всего, и реализован сейчас.

Мы сидим вдвоем в кабинете, есть еще кто-то за спиной из помощников у мужика, которого я даже не знаю, как зовут.

Кто-то подошел к двери после начала нашего разговора и теперь ждет сигнала.