На колесах

Человек, не вкусивший горечи отчаяния,

еще не познал значения жизни.

С. Кьеркегор

Глава 1

Июль 2018 г.

Солнце светило в распахнутое настежь окно. Июль в Самаре выдался замечательный: холодные порывы ветра не портили прическу, но и умирать от духоты в собственном доме не приходилось. Самое то для прогулки в парке или у Арены. На улице царила беззаботная праздничная атмосфера. Из окна доносился звонкий смех детей, переплетаясь со звуками живой музыки, которой живущий в соседнем от Тани подъезде саксофонист уже месяц как ежедневно радовал жителей дома. Люди во дворе обсуждали последние новости или просто наслаждались ясным солнцем. Для самарчан, как и для всех остальных россиян, этот день обещал быть особенным. Почти отгремел чемпионат по футболу – главное спортивное событие года, знаменательная дата для каждого россиянина, как бы тот ни относился к спорту. Сегодня, 15 июля 2018 года, предстоял финал, и многие самарцы, о чем Тане было хорошо известно, стремились отжечь на последнем дне мундиаля по максимуму.

Однако сама Таня никуда не собиралась. Хотя ее посещала заманчивая мысль пораньше выскочить из дома и, проехав на любимом велосипеде по набережной вдоль Волги до самой «Самара Арены», отдаться всеобщему ликованию, сейчас имелось дело поважнее, а именно – разговор с мамой, позвонившей с утра пораньше.

– Мам, у меня правда все хорошо, – плечом Таня придерживала трубку у уха, а другой листала свежий выпуск газеты «Из рук в руки». – Прости, я пока не могу перевести тебе деньги. – Таня закусила губу. Решение ежемесячно материально помогать маме-пенсионерке, перечисляя часть своей стипендии ей на карту, которое она приняла, только поступив на первый курс, уже не казалось ей хорошим. И все же она не могла отказаться от него: нет, мама не требовала, чтобы дочь ее обеспечивала, но это был Танин принцип, отступать от которого не хотелось. – Нет, просто никто не выплачивает стипендию летом. В прошлом году тоже не выплачивали, тебе приснилось, – соврала она, едва мама начала интересоваться, не потеряла ли дочка стипендию из-за плохих оценок, что было бы трагедией. – Я уже двадцать лет Таня! – возмутилась она, но тут же заставила себя успокоиться. – Мам, не волнуйся, у меня все отлично с учебой. – Она затараторила, будто опаздывала на важную встречу. – Нет, я не… Мама! – Таня раздраженно пнула попавшуюся на пути подушку. Та слегка подпрыгнула в воздухе и упала обратно на ковер в паре сантиметров от прежнего места. – Ладно, о’кей, я перезвоню тебе. – Не дождавшись ответа, Таня бросила трубку.

«Из рук в руки» отлетела на диван. Таня, не нашедшая того, что искала, плюхнулась следом, скрестив ноги. Зарылась руками в растрепанные, будто только после пробуждения, волосы и взвыла коротко, но громко: можно позволить себе пошуметь, пока в квартире никого. Она опять не нашла в себе сил сказать правду. Нет, Таня не врала всем подряд ради собственной выгоды, просто уже месяца три как редкие примеси правды в ее словах не превышали нескольких процентов. Врать маме не хотелось, но еще меньше хотелось, чтобы она узнала о причинах лжи. Стоило только представить, какой скандал мама устроит, если узнает об исключении из университета, как тут же ноги сводило судорогой, а язык превращался в бесформенное неповоротливое желе. Таня догадывалась, что маме станет плохо, а потом, когда она примет корвалол, на незадачливую дочь посыплются обвинения во всех грехах, начиная от лени и эгоизма и заканчивая намерением разрушить династию врачей.

О, династия! Таня слышала о подвигах женщин семьи в медицине еще до того, как сама научилась внятно говорить. И мама, и бабушка, и тетя работали врачами. И они делали все, чтобы Таня тоже захотела посвятить себя столь важной и нужной профессии. Однако сама Таня не чувствовала, что ее душа лежит к медицине, и, если бы не болезнь отца и полное незнание, кем же ей хочется стать в жизни, не поступила бы в СамГМУ. С каждым годом учеба становилась все невыносимее, и в итоге Таня завалилась на экзамене после второго курса. Она бы только обрадовалась исключению, если бы не необходимость по этому поводу объясняться с мамой. Разговора она всеми силами старалась избежать – это неизбежно повлекло бы за собой ложь, которая снежным комом катилась на Таню, грозя погрести под собой.

Таня шлепнула себя ладонями по щекам, чтобы взбодриться, и взяла телефон. Соседский щенок на заставке – фото Таня сделала сама – заставил улыбнуться. Сообщение о просрочке платежа по кредиту она проигнорировала. О задолженности Таня знала, но что делать, если сейчас у нее не было денег ни чтобы отдавать кредит, ни даже на коммунальные услуги? Таня залезла в интернет. Настроение упало окончательно, когда в ленте ВКонтакте мелькнуло фото профессора фармакологии. Старичок весело улыбался, сжимая в руке очередной грант. Его совершенно не мучила совесть за то, что не дал неперспективной студентке отработать пропуски и испортил ей жизнь.

Чтобы не расстроиться еще больше, Таня вышла из ВК и открыла на телефоне галерею. Эти фотографии она никому не показывала, рассматривала сама, когда кошки особенно активно шкрябали душу когтями. Вот рассвет над морем. Розовые лучи едва проснувшегося солнца отражаются в воде, будто в Балтику кто-то просыпал банку румян. А вот Юля, подруга детства и соседка, за первой партой. В непослушных волосах новые банты – она потеряет их в тот же день – а на лице разлеглись солнечные зайчики. Таня никому не показывала эти кадры, особенно маме, которая ненавидит, когда дочь занимается «своей ерундой».

В замке повернулся ключ.

– ЖЭК требует дань! – Раздалось из коридора, и следом за голосом зашла Инна, высокая шатенка с глазами цвета корицы. – Я тебе еще принесла, вдруг тут подходящая вакансия найдется. – Она кинула Тане газету, которую та ловко поймала.

– Как мило, – в голосе Тани не прозвучало признательности – скорее, ирония. – Как прошло?

– Петя сделал мне предложение! – Инна засияла и выставила вперед руку, демонстрируя безымянный палец с аккуратным золотым колечком. – Мы планировали съехаться на неделе, поэтому искать тебе придется еще и жилье.

Таня пожала плечами. С Инной они не были подругами: просто две девушки, снявшие квартиру на двоих, чтобы меньше платить. Во всяком случае, так было несколько месяцев назад, пока Таню еще не исключили из университета. Инна оказалась благородной и не выгнала соседку сразу же, даже продолжала оплачивать квартиру в одиночку. Таня в свою очередь обещала вернуть долг, как только представится возможность, и искала работу, параллельно не забывая зубрить материал для восстановления в вузе.

Инна была стройная и грациозная, словно лань. И глаза у нее были как у лани – раскосые и большие. Все парни с ее кафедры валились ей в ноги, но она хранила верность Пете, которого знала с самого детства. А вот Тане так не повезло. Ее природа не наградила ни пышным бюстом, ни ногами от ушей. Сколько себя помнила, Таня всегда была чересчур худой. Многие девчонки завидовали, что она может есть и не толстеть, но Таня ненавидела свою фигуру «кожа да кости», мечтая о груди, как у подруги Юли, или попе, как у Инны. Была бы она хотя бы высокой, на худобу можно было бы закрыть глаза, но она пошла ростом в отца – всего сто шестьдесят сантиметров. Впрочем, некрасивой Таня себя не считала. Да, королевой красоты не была, но и дурнушкой назвать язык не поворачивался.

– Поздравляю, – Таня кисло улыбнулась. – Мне сделать вам семейное фото? – шутка сопровождалась изогнутой бровью.

Она взяла принесенную газету, хотя точно такой же выпуск просмотрела только что. Но оставался шанс, что в пылу разговора с мамой она могла упустить интересную вакансию. Почему она искала работу в газетах, а не на специализированных сайтах? Тане задавали этот вопрос, и у нее был ответ: газеты в таких вопросах всегда казались ей надежнее Интернета. Таня помнила, как папа несколько раз ходил по объявлениям с таких сайтов, но везде его ждала неудача. Только после того, как он поискал в «Из рук в руки», смог найти приемлемую работу. Возможно, это воспоминание отложилось в памяти, и потому Таня искала работу старым добрым способом.

Внимание привлекло объявление о поиске сиделки. Работа предлагалась несложная, а платили за нее вполне достойно.

– Требуется компаньонка для инвалида ради живого общения. Контракт на шесть месяцев. О, хорошо платят! Даже очень хорошо! И с проживанием за счет работодателя.

Инна заглянула через плечо Тани и сочла, что без ее комментария не обойтись:

– То, что тебе нужно.

– Не знаю, – Таня нерешительно обкусывала губу: всегда так делала в минуты сомнений. – У меня же высшее неоконченное, да и вряд ли им нужна неопытная.

– Брось. Ты сильная и ловкая и знаешь это дело, тебя примут, – Инна уверенно приобняла ее за плечи. – Тем более, кому не захочется иметь молодую и симпатичную сиделку? У тебя волосы такие шикарные. – Она провела пальцами по мягкой медно-золотой пряди. – Модное каре и красивые глаза.

– Ага, красивые, – самокритично скривила губы Таня, – как у коровы.

Ей никогда не нравились ее глаза, хотя многие говорили, что они – самое привлекательное в ней. Тане же казалось, что они занимают пол-лица, а цвет – коричневый – встречался у каждой второй Таниной знакомой. Сама она считала главными своими достоинствами аккуратные уши и гибкую мимику.

– Да ну тебя, дуреха, – Инна пихнула Таню в бок локтем.

– Ну, не всем же быть, как ты, грациозной ланью.

– Зато у тебя зубы ровные, – нашлась соседка. Ее собственный неправильный прикус был основным недостатком Инны, по ее собственному мнению. – Брось. Посидишь полгодика с чьим-то дедулей, а пока в университете восстановишься.

– Попытка не пытка, – согласно кивнула Таня.

Стоило попробовать: у Тани было не так много вариантов, чтобы разбрасываться приемлемыми предложениями. Кроме того, устроиться на работу, представление о которой имеешь лишь в общих чертах, – это настоящее испытание на прочность. Тане, жившей по заранее спланированному мамой сценарию и мечтавшей избавиться от клейма послушной дочки, порой хотелось проверить свои силы столь радикальным способом. Тем более, опыт ухода за больными она имела. Таня колебалась недолго, природный авантюризм взял свое. Таня отодвинула от любопытной соседки газету и набрала номер, указанный в объявлении. Гудки били по ушам, и чем дольше это продолжалось, тем сильнее потели у Тани ладони. И вот, когда она уже собиралась бросить трубку, допустив, что на такое предложение и без нее откликнулось достаточно желающих, гудки сменились приятным мужским баритоном:

– Слушаю.

– Добрый день, вакансия сиделки еще свободна? – спросила Таня.

На следующий день она сидела в пекарне недалеко от дома и ожидала, когда придет вероятный работодатель. Она не была уверена в том, что стоило откликаться на объявление, как и в том, что достойно пройдет собеседование. Единственное, в чем Таня была уверена, – выглядит она презентабельно. Во всяком случае, так сказала ей Инна, в чьем безупречном вкусе ни разу не пришлось усомниться. Купленная пару месяцев назад блузка смотрелась почти новой, а юбка – редкий гость в Танином гардеробе – сидела идеально. Таня последовала не всем советам модной соседки, оставив каштановые пряди в привычном виде. По ее мнению, каре ей шло больше, чем предложенный Инной строгий пучок.

Ховричев Валентин Никандрович. «Какое странное отчество, экзотическое», – подумала Таня, когда ей представились по телефону. Увидев мужчину вблизи, она поняла, что ошиблась. Ничего экзотического: на вид слегка за пятьдесят, четыре глубокие морщины, возможно, свидетельство частого недовольства, исчертили лоб. Седые волосы уложены в стильную прическу, элегантные очки в тонкой оправе на широком носу, ухоженные бородка и усы, будто мужчина только вышел из барбершопа, и дорогой костюм – все это просто кричало, что у Валентина Никандровича много денег. Таня поежилась, когда синие глаза за линзами очков нашли ее среди посетителей Coffee Bean: уж слишком пронзительно и сурово они смотрели.

Валентин Никандрович предложил встретиться на нейтральной территории. По его словам, так должно быть удобно обоим. Инна предложила уютное кафе, известное многим в Самаре, и Таня согласилась: она не раз брала там капучино и булочки на завтрак и думала, что в знакомом месте будет чувствовать себя увереннее. И снова ошиблась.

– Веснова Татьяна Максимовна? – уточнил мужчина, подойдя к занятому Таней столику.

– Добрый день. Да, это я, – подтвердила Таня. Сама она узнала его сразу. Увидев имя в объявлении, она вчера забила его в поисковик и выяснила о будущем работодателе многое. Правда, про его семью не нашла ничего, кроме короткого некролога жене, вышедшего тринадцать лет назад. Внешность она запомнила по фотографии.

– Я ознакомился с вашим резюме, – начал Валентин Никандрович сразу с сути, не обременяя себя непринужденными беседами о погоде, только руку для приветствия протянул – Таня пожала ее, не вставая.

Голос звучал холодно, заставляя поежиться. Девушка проигнорировала мимолетное ощущение дискомфорта, пришедшее вместе с Валентином Никандровичем, и натянула на лицо улыбку: от этой работы слишком многое зависело – она не могла позволить себе упустить ее лишь потому, что покажется работодателю недружелюбной.

– Значит, вы обучались сестринскому делу? – Валентин Никандрович поправил очки и этим напомнил Тане строгого преподавателя по фармакологии.

Таня кивнула, еще сильнее растянув губы в улыбке. Потом одернула себя, испугавшись, что так ее ложь легко раскусят. Пальцы сами потянулись к юбке, скомкали ткань. Таня снова смущенно улыбнулась.

Все это было очень неловко. Таня чувствовала, как трут недавно купленные туфли, а косточки дорогого лифчика, который она купила в надежде, что он придаст ей уверенности, предательски впиваются в кожу. Кажется, она уже готова была проклясть и солнце, слишком ярко светившее сквозь оконное стекло прямо на нее, и слишком громко болтающую за соседним столиком парочку, и официанта, очень долго несущего заказ, и себя – за излишнюю нервозность, способную выдать ее с головой. И она бы прокляла, встала бы и направилась к выходу, если бы не деньги, которые так необходимы.

От нервного срыва Таню спас официант с заказанными напитками. Таня как можно скорее скрыла дергающийся уголок губ за чашкой, стоило только официанту поставить капучино на стол. Кофе немного успокоил, способность говорить вернулась.

– Напомните, какое именно заведение вы окончили? – Валентин Никандрович неспешно отхлебнул своего эспрессо, вынуждая Таню гадать: он и впрямь не заметил ее паники или только сделал вид.

Все это время мужчина молча делал записи в кожаном блокноте. Рядом на столе лежало распечатанное резюме, которое Таня загодя прислала по почте. Казалось, его совсем не интересует ни Таня, ни собеседование, но стоило ему снова окинуть ее взглядом коршуна, это впечатление моментально развеялось.

– Эм… колледж Липиной, в смысле, Ляпиной, – тут же исправила оплошность Таня, надеясь, что не покрылась красными пятнами от стыда.

Валентин Никандрович только кивнул, сделал еще пометку в блокноте. Это напрягало. Таня уже готова была услышать избитое «Я вам перезвоню» и снова закопаться в газеты в поисках вакансии.

– Вам девятнадцать? – он поднял на нее задумчивый взгляд и почти сразу вернул его назад к блокноту.

– Двадцать, – поправила Таня, и это единственное, в чем она не соврала сегодня.

Валентин Никандрович оторвался от записей и кофе, чтобы пристально посмотреть на Таню. Его взгляд гипнотизировал, будто хотел пробраться в самые укромные уголки души. Таня нервно улыбнулась и заозиралась в поисках официанта, чтобы скорее попросить счет, но тут ее ошарашили совсем неожиданным вопросом:

– Скажите, Татьяна Максимовна, – Валентин Никандрович подглядел в ее резюме, – вы легко заводите друзей?

– Я? – Таня на миг остолбенела, услышав столь далекий от профессиональных характеристик вопрос, но вскоре спохватилась и поспешила ответить. – Да-да, конечно. У меня много друзей.

Это тоже была полнейшая правда. Заводить друзей – нет ничего легче для Тани. Иногда ей самой казалось, что это единственное, что она умеет. А ведь она даже не старалась: люди сами проникались ей, словно под гипнозом или заклятьем.

– Отлично! – С лица Валентина Никандровича сошло серьезное выражение: он улыбнулся приветливо, тепло. – Может, у вас есть вопросы?

– Вы не упомянули о диагнозе. – Таня зашла издалека, не желая, чтобы Валентин Никандрович решил, будто она его упрекает. Хотя так оно и было.

Сначала, ничего не прочитав в объявлении о своем потенциальном пациенте, она подумала, что эту информацию просто забыли указать, но познакомившись с нанимателем, Таня поменяла мнение. Валентин Никандрович совсем не выглядел забывчивым. Мог ли он намерено не говорить о диагнозе? Таня не знала и вряд ли хотела узнать.

– Да, точно, – Валентин Никандрович слегка нахмурился, будто поднятая тема приносила ему боль и он не хотел об этом вспоминать. – Параплегия1, паралич обеих ног.

Таня кивнула. В прошлом году однокурсница писала курсовую на эту тему и постоянно делилась с ней собранной информацией, от этимологии названия до интересных случаев болезни. В Тане поселилось сомнение: сможет ли она справиться? Если ей придется поворачивать подопечного или даже перемещать – это уже тяжелый труд, а Таня, хотя и любила спорт, не могла похвастаться развитой мускулатурой. А вот вероятность того, что ей придется помогать с гигиеной, не смутила: последние пять лет она помогала маме ухаживать за больным отцом, пока не поступила в университет.

– Извините, а в чем будут заключаться мои обязанности? – Таня внимательно прочитала объявление в газете, но на всякий случай решила уточнить лично.

– Речь идет не медицинской помощи: для этого есть приходящий специалист. Я не ищу врача, хотя ваше медицинское образование будет к месту. – На этих словах Таня мысленно хмыкнула. ‒ Я ищу кого-то общительного, дружелюбного и оптимистичного. Вы кажетесь мне именно такой. ‒ Валентин Никандрович на миг перестал быть серьезным и важным работодателем, став просто человеком, которому очень нужна помощь. Морщинки вокруг глаз обрисовались четче, черты лица стали мягче, и сам он вдруг обрел уставший вид, будто прожил на свете долгое столетие. Впрочем, он тут же вернул себе прежнее деловое выражение и, будто читая по бумажке, перечислил Танины обязанности. – От вас требуется помощь в бытовых делах, сопровождение по необходимости, контроль за эмоциональным состоянием и общение, постоянное общение, – спокойно проговорил Валентин Никандрович. – Да, изначально я заявлял о другой сумме, но посчитал, раз вам придется все время проводить в доме, то будет разумно повысить оплату. – Он тут же назвал новую сумму.

Таня задумалась. Хорошая оплата, плюс проживание и питание за счет работодателя – все это звучало очень привлекательно. И работа, которую требовал Валентин Никандрович, была ей по силам. Перспектива не только помочь матери и разобраться с долгами, но и самой хорошо подзаработать, а еще наконец съехать от Инки, прельщала, и Таня, немного поразмыслив, согласилась.

– Очень рад! – На прощание Валентин Никандрович снова пожал ей руку. В этот раз жест получился дружелюбнее, и Таня даже смогла ощутить тепло ладони. – Завтра я пришлю за вами машину, и вы сможете приступить к работе.

Он допил эспрессо, оплатил заказ и за себя, и за Таню и ушел. «Жаден он разве что на слова», – восхищенно подумала девушка. Досмаковав капучино, она отправилась домой. На ходу написала сообщение Юле – подруге детства, которая единственная в родном городе знала о сложностях Тани. Хотелось поделиться радостью и получить такую же искреннюю поддержку в ответ.

Глава 2

Таня вбежала в свою новую комнату. Стук двери ударил по нервам, но еще больше по ним била необъяснимая грубость Никиты. Гневно пнув полуразобранный багаж, валяющийся на полу, она бухнулась на кровать. Нетбук она включила почти автоматически и машинально зашла в недавно созданный блог. Необходимость выплеснуть сжимающую горло злость, высказать все обиды, несправедливо нанесенные ей за недлинный разговор, переполняла душу. Таня знала только одно место, где могла выговориться, и пальцы застучали по клавишам.

«Этот напыщенный индюк! Да как у него только наглости хватило?! Мы фактически даже не знакомы толком, а он уже хамит!» – Мысли выливались в пост без всякой фильтрации. Таня потратит на нее время позже, когда остынет. Ссора испортила настроение, а ведь все так хорошо начиналось.

***

Таня догадывалась, что Валентин Никандрович – состоятельный человек. Он даже оплатил ей такси до своего дома, и это в разгар футбольной лихорадки, когда ценники взлетели до небес, а поездка могла стоить как крыло от самолета. Такая щедрость была проявлением богатства. Адресом значился коттеджный поселок «Чапаевка», и целых двадцать минут под радио Таня предавалась мечтаниям о новой роскошной жизни. Ее воображение рисовало будущий дом большим и фешенебельным, как в фильмах, обязательно с мраморными лестницами и золотыми перилами. Ей уже представились и высокий цоколь, и широкое крыльцо, на которое приятно выходить с чашечкой утреннего кофе. Лепнина, пилястры, скульптурные композиции, колонны и полуколонны – все для того, чтобы жить, как принцесса из сказки. А еще там должен быть великолепный сад, непременно засаженный шикарными розами.

Ожидания не оправдались. Вместо представлявшегося особняка в духе эпохи барокко перед Таней оказался огороженный симпатичным забором из белого дерева одноэтажный дом. От соседских он отличался только длиной: занимал два участка вместо одного. Коттедж стоял в центре поселка, окруженный миленькими двухэтажными домиками. В такие самарцы приезжали из города на выходные, чтобы отдохнуть на природе. Таня и сама бывала в похожих на вечеринках у друзей, одногруппников или их друзей. Обычно в коттеджах никто не задерживался дольше нескольких дней, но Ховричевы, судя по всему, жили в «Чапаевке» постоянно. Дом явно строился основательно, на века. Таня немного разбиралась в этом, ведь все детство провела с папой на стройке их собственного дома. Его так и не закончили, зато теперь она могла на глаз сказать, жилой перед ней дом или дача.

Остановившись у забора, таксист высадил Таню с багажом и, даже не предложив помощь, умчал. Сад все же имелся, хотя и маленький. Его явно разбил неравнодушный к цветам человек: это было понятно по тому, что растения выстраивались в четкую композицию. Решив, что жить в небольшом частном доме, пусть и в качестве прислуги, все же лучше, чем делить квартиру с Инной и ее женихом, Таня шагнула в калитку, предварительно сделав пару снимков для будущего блога. В кадр попала пролетающая в этот момент над домом ласточка.

Во дворе у клумбы с лилиями на корточках, вполоборота к калитке, сидела девушка. Миловидная блондинка, на вид не старше самой Тани, опрыскивала цветы, и в каждом ее движении чувствовались любовь и нежность. Девушка у лилий казалась столь чистой, что Таня застыла, не в силах отвести взгляд. «Она как ангел», – промелькнула в голове неожиданная мысль. Ей показалось, словно озарение, что, если девушка отвернется от цветов, случится непоправимое. Секундное наваждение спало, стоило калитке со стуком захлопнуться. Девушка, уже не казавшаяся неземным существом, поднялась и, радостно улыбаясь, пошла навстречу Тане. Подол ее голубого платья касался земли. Несколько травинок прилипло к нему, но девушку это, казалось, совершенно не беспокоило. Таню передернуло: кому-то же придется отстирывать пятна!

– Добро пожаловать. Вы, наверное, Татьяна? Отец говорил, что вы приедете. – Она искрилась радушием, словно всю жизнь ждала этой встречи. На ее солнечном лице контрастно выделялись печальные небесно-синие глаза. – Меня зовут Кристина, – представилась она.

– Приятно познакомиться, – Таня протянула руку. – Можно просто Таня и на «ты».

– Хорошо, – Кристина улыбнулась шире, отчего на ее щеках образовались ямочки. Она поправила выбившуюся прядь пшеничных волос. – Пойдем, я покажу дом.

Новое жилье Тане понравилось. В широком длинном коридоре на стенах висели картины. В основном копии, как сообщила Кристина, правда, была одна оригинальная – настолько, что Таня не смогла разобрать изображенное на ней. Кристина сказала, что эту картину подарил ее дедушке какой-то греческий художник.

Таня оценила просторную кухню со всей необходимой бытовой техникой и удобствами. Разделение на две зоны – столовую и собственно кухню – на ее взгляд, было лишним: сама она привыкла, что едят и готовят в одном месте, но кто знает, как принято у богатых. Кристина назвала комнату «царством Галины Ивановны», их домработницы. Сейчас та ушла в магазин, поэтому застать ее не удалось. За прочным деревянным столом могла поместиться большая семья, но стояло всего три стула. Большие окна позволяли свету проникать внутрь, делая помещение еще более светлым и приветливым.

Комната Тани, куда они отправились сразу после кухни, оказалась уютной и неожиданно большой. Ее следовало бы назвать «квартирой»: кроме спального места там имелись кухня и личный санузел. К комнате прилагалась и соседка, домработница Галина Ивановна. Таню это нисколько не огорчило: для нее не было проблемой разделить жилплощадь, тем более, судя по словам Кристины, Галина Ивановна была доброй женщиной. Особенно Тане понравилась клумба, разбитая прямо под окном.

И комната, и сам дом, и пока единственный из обитателей, с кем Тане удалось познакомиться, производили положительное впечатление.

– Когда я смогу увидеть подопечного? – спросила Таня, когда экскурсия по дому была окончена. – Никита, верно? Кем он тебе приходится?

Имя она прочла в выданной Валентином Никандровичем бумаге. Пока про человека, с которым она будет взаимодействовать каждый день в течение полугода, Таня знала только имя и диагноз. Там была и дата рождения, но по неосторожности Таня пролила на нее оставленный Инной лак для ногтей до того, как увидела число.

– Никита – мой брат, – Кристина опустила голову, пшеничные пряди упали на лицо, скрыв эмоции. – И лучше называй его просто по имени, вы же ровесники.

Ровесники? Таня ожидала старика или, в крайнем случае, мужчину в возрасте. Ей стало его жаль. Она не представляла, что чувствовала бы, если бы у нее отнялись ноги, и не хотела узнавать. Ей бы, наверное, хотелось общения, не того унизительно-жалостливого, какое получают многие инвалиды, а простого человеческого. «Что ж, с ровесником будет легче найти общий язык», – оптимистично подумала Таня, привыкшая видеть позитив во всем. Знала бы она, что поменяет мнение уже через десять минут.

– У брата немного тяжелый характер, – предупредила Кристина, подведя Таню к нужной двери. Внутрь она заходить не спешила, будто боялась. – Травма случилась всего два года назад, и он не совсем смирился. От него уже многие уходили, но ты, Татьяна, такая светлая. – Она взяла Таню за руку и улыбнулась – в синих глазах зажегся огонек веры. – Я чувствую, нет, знаю, что ты справишься.

– Эм, спасибо, – только и смогла ответить Таня, сбитая с толку такими словами. – Валентин Никандрович говорил, что у него есть помощник для… медицинских аспектов. – Она не сразу смогла подобрать подходящие слова.

Она все еще нервничала, что ей придется помогать подопечному с лекарствами, ведь кроме Кристины она не встретила сегодня никого, кто бы походил на обещанного Валентином Никандровичем специалиста. Уточнить казалось Тане уместным.

– Да, – успокоила ее Кристина. – Герман Михайлович приходит к брату пару раз в неделю. Раньше он жил с нами, но теперь в этом нет необходимости. Герману Михайловичу так удобнее, и мне, признаться, тоже, – она опустила глаза, будто в ее нежелании жить с мужчиной под одной крышей было что-то постыдное. – Тебе не стоит переживать о медицинских аспектах, – Кристина повторила Танины слова.

– Это хорошо, – не сдержала вздох облегчения Таня.

Кристина кивнула и, пожелав удачи, исчезла: именно так, ведь Таня даже моргнуть не успела, как девушки рядом с ней не оказалось. «Странно», – подумала она и взялась за ручку двери.

В полумраке комнаты царила тишина, гробовая, почти как в склепе. Таня сначала подумала, что попала в нежилое помещение. Она уже почти ушла, но тут дверь справа распахнулась, едва не ударив девушку по носу. Там оказалась еще одна комната, откуда на инвалидной коляске выехал парень. Взгляд Тани автоматически пробежался по нему, ища внешние признаки возможного заболевания.

Зная, что ей придется иметь дело с инвалидом, Таня ожидала увидеть тощего и болезненного человека. Ее подопечный не был ни тем, ни другим. Да, лицо было бледновато, но это, скорее, следствие редких прогулок, чем болезни. Сильные руки в черных перчатках-митенках крепко, до дрожи в пальцах, сжимали колеса коляски. Растрепанные черные волосы лежали на плечах. На его ноги она постаралась не смотреть: это было бы не совсем тактично.

Взгляд переключился на лицо. Резкие угловатые черты, острый нос, скулы. Особенно на этом холодном лице выделялись черные угольки внимательных глаз, безразлично глядевших из-под черных бровей. «Красивый», – заключила Таня. Черноволосый и черноглазый, он разительно отличался от златовласой Кристины и Валентина Никандровича, у которого в седине проглядывали светлые волоски. Это интриговало.

– Отойди, – грубый низкий голос вернул Таню в реальность, разрушая приятный образ.

Парню ее внимание явно не понравилось. Тонкие губы его искривились, обнажив зубы. Угольки глаз буравили Таню. Взгляд острый и пронзающий насквозь. В нем открывались все бездны ада, которые он обещал всякому, кто придется не по нраву. Она сделала шаг в сторону, пропуская парня в его комнату.

– Я Таня, твоя помощница. – Она скомканно улыбнулась и приветливо протянула руку.

Он проехал мимо, всем видом проигнорировав и жест, и слова. Остановился у кровати. Стиснул зубы и крепко зажмурился, сжав кулаки. Казалось, парень готовится подраться с гостьей, но он даже не шелохнулся. Вскоре он открыл глаза, но на Таню даже не посмотрел, отвернувшись от нее к тумбочке, будто это именно она с ним разговаривала.

– Меня зовут Таня, я теперь здесь работаю, – повторила она в глупой надежде, что в первый раз ее просто не услышали.

Парень издал раздраженный полувздох-полустон. Он так и не повернулся к Тане лицом, судорожно принявшись искать что-то в прикроватной тумбочке. Таня многозначительно прокашлялась, требуя от грубияна реакции на прозвучавшие слова.

– Никита, – процедил он через некоторое время, когда понял, что от него не отстанут. Руки в черных перчатках-митенках сжали колеса. – А теперь уходи.

Никита продолжал поиски, не обращая на нее внимания. Теперь он еще и водил по тумбочке руками, нервно и торопливо ощупывая каждый сантиметр. То, что он искал, явно было сейчас очень важно. Во всяком случае именно этим Таня объяснила лихорадочность его действий. Возможно, гнев Никиты направлен не на нее, а на то, что нужная вещь не находилась. В универе им читали курс по психологии, и Таня решила применить полученные немногочисленные знания.

– Тебе нужна помощь? – постаралась она спросить как можно деликатнее, но уже начавшее клокотать в груди раздражение сделало ее тон резче, а голос грубее, чем хотелось бы.

– Ты глухая? Или слепая, раз дверь не видишь? – Он резко развернулся, лежащие в беспорядке черные волосы от этого растрепались еще больше. Черные глаза пронзили Таню, явственно передавая гнев.

– Ты не думаешь, что стоит познакомиться ближе? – язвительно спросила Таня, сложила руки на груди и скривила губы. Подобную грубость она уже не могла объяснить беспокойством Никиты из-за неудачи в поисках.

– Ва-ли, – отчеканил он.

– Эй, вообще-то у меня сегодня первый рабочий день! – возмутилась Таня. Любые положительные намерения как рукой смело.

– Ну так я его закончил, – ядовито ответил Никита. – Можешь не благодарить.

Он наконец нашел, что искал. Что именно, Тане увидеть не удалось, но ей не очень-то и хотелось. Зажав вещь в кулаке, Никита перелез с коляски на кровать, подтянув себя руками, и отвернулся к другой стене, всем видом показывая, что слышать Таню или видеть ее не желает.

Таня фыркнула. Желание подружиться с подопечным, теплившееся в груди еще утром, рассеялось. Вместо него в душе клокотали ярость и злоба. Она больше не хотела видеть Никиту и, топнув ногой, ушла.

Никита умудрился не понравиться ей с первого же разговора. Вредный и заносчивый, он нагрубил ей, даже толком не удосужившись познакомиться. И поначалу Таню совсем не терзала совесть за нелестные и даже грубые слова, которые она написала про него в блоге.

Несправедливость – вот то слово, которое вертелось в голове у Тани. Разве справедливый человек будет ссориться с девушкой в первый день знакомства? Разве будет грубить только из-за собственного плохого настроения? И самое несправедливое то, что с этим хамом Тане придется общаться целых полгода!

***

Она напечатала еще несколько строк и довольно потянулась. Импульсивная ярость утихала с каждой строчкой. Яда в словах не становилась меньше, и в душе у Тани клокотать будет еще минимум до вечера, но сейчас, когда первые эмоции были выплеснуты, сдерживаться стало легче. Когда Таня поставила последнюю точку и опубликовала пост, самообладание почти вернулось. Если поделиться проблемой хоть с кем-нибудь, то она уже наполовину решена.

На смену ушедшей ярости пришла совесть. Таня вздохнула. Зря она так, Никита ведь совсем недавно попал в инвалидную коляску и, вероятно, все еще не смирился. Таня не знала, как он жил до этого, но подозревала, что его прошлое разительно отличалось от настоящего. Он ведь, и это было вполне предсказуемо, может быть в депрессии, то есть вообще не вполне отвечает за свои слова. Ей стоило проявить тактичность, быть более терпеливой, но слишком сильные эмоции захлестнули ее, не дали мыслить рационально. Так происходило всегда: Таня сначала делала, и только потом думала. Слишком импульсивная и эмоциональная. Мама всегда ругала ее за это. На секунду Таня подумала, что поспешила и, возможно, не вполне подходит для этой работы. Все же у нее не было никакого опыта в общении с инвалидами. Только вот отступать было поздно: контракт она уже подписала и уйти не могла. Во-первых, некуда: Инна уже прислала фото, как жених распаковывает вещи в их квартире. Во-вторых, признать собственный провал и отступить не позволяла гордость.

Таня подняла взгляд от экрана и посмотрела в окно. Розовые облака, подсвеченные золотом заходящего солнца, плыли по сиреневому небу. Таня схватила с полки у кровати «мыльницу» и кинулась к окну. Нельзя упустить такой красивый закат. Она сделала несколько ярких снимков: только небо, растущие под окном ромашки или похожие на них цветы на его фоне – панорама из окна. Когда Таня закончила, часы показали двадцать минут восьмого. Она разглядывала снимки и думала, что было бы неплохо показать их Никите. Вдруг они помогут завести разговор? Таня размяла затекшую от долгого сидения шею. «Интересно, тут ужин по расписанию или каждый сам готовит, когда хочет?» – подумала она.

Значок комментария под сделанной сегодня после обеда записью о переезде мигнул, привлекая внимание. Оказалось, он мигает уже двадцать минут. Таня решила, что пока не голодна, во всяком случае не настолько, чтобы бежать на кухню, и открыла запись, которую сделала, еще окрыленная открывающимися перед ней перспективами.

Комментарий оставила Юля. В том, что именно подруга будет первой подписчицей ее блога, Таня не сомневалась. Именно Юля предложила – хотя тут скорее подойдет слово «настояла» – писать посты про жизнь и работу с инвалидом. Тане идея показалась занимательной, и она согласилась. Только вести блог от своего имени она наотрез отказалась, заменяя имена: очень не хотелось, чтобы ее обвинили в использовании личных данных. Да и так она будет уверена, что мама не узнает, чем занимается дочь вместо учебы.

Запись о новом доме с прикрепленной фотографией ласточки на заборе Тане нравилась. Она получилась очень хороша для первого поста. Теплота и вера в лучшее сквозили в каждом слове, в таком же ключе был и комментарий Юли. Таня прочла его и улыбнулась: подруга даже из далекого Калининграда смогла поддержать ее в нужный момент. Недавняя хандра практически полностью улетучилась.

– Татьяна, – окликнули ее. Таня так увлеклась блогом, что не заметила вошедшую в комнату Кристину.

– Привет, – Таня выключила нетбук и кивнула.

– Привет, – Кристина робко кивнула в ответ. – Прости, если отвлекаю, но уже время ужина.

Таня улыбнулась. Все же готовить самостоятельно ей не придется, по крайней мере, сегодня. Замечательная новость! Обе девушки отправились ужинать.

Столовая была светлая и уютная. Таня почуяла доносившийся из кухни, отделенной перегородкой, запах свежих булочек. На дубовом столе стояла ваза с букетом люпинов.

– Какие красивые! – Таня не удержалась и понюхала цветы. Тягучий пряно-сладкий аромат наполнил легкие, немного закружилась голова. Дурманящий запах напомнил о доме: точно такой же с мая по начало июня доносился с поля у ее школы.

– Это lupinus polyphyllus2. – Кристина наклонилась над вазой, любовно погладила торчащий лист. – Семена из Канады завезли.

– Латынь? – удивилась Таня. Она еще ни разу не встречала людей, которые используют латинские названия в быту. Даже на медицинском факультете это было не распространено.

– Я могу назвать латинские названия почти любого растения, что есть в саду, – улыбнулась Кристина. – Забавно, ведь латынь я не учила.

– Кристина каждый день собирает. – Из кухни вышла светловолосая женщина. Имела в виду она, конечно же, цветы. В руках она несла три тарелки. – Помоги-ка.

Женщина вручила тарелки Тане, а сама вернулась на кухню за едой. Кристина тем временем раскладывала вилки. Когда она только успела их взять?

– Ты такая худенькая! – Женщина сокрушенно покачала головой, будто Танина худоба была ее личной проблемой. – Ну ничего, мы тебя откормим.

Таня только криво улыбнулась. Ее много кто пытался откормить, только вот не получалось.

Сначала Таня подумала, что женщина приходится Кристине матерью, но, когда они втроем сели за стол и появилась возможность поговорить, выяснилось, что это не так. Волосы ее были темнее, чем у Кристины, а нос шире. Глаза у женщины были не синими, а серыми. Теперь стало понятно, что это та самая домработница, с которой они теперь соседки.

– Галина Ивановна работает у нас уже четырнадцать лет, – скромно улыбнулась Кристина. – И действительно почти как мама.

– Не говори глупостей, – отмахнулась Галина Ивановна, усмехнувшись. – Я всего лишь домохозяйка. Лучше расскажи о себе, милочка, – ласково обратилась она к Тане.

– Меня наняли сиделкой, – сказала она первое, что пришло в голову.

– Это и так известно, – хохотнула домохозяйка. – Скажи-ка лучше, успела познакомиться с Никитой?

Неприятные воспоминания о недавней ссоре снова прокрались в голову. Улыбка сползла с лица. Таня понимала, что и сама неправа, но обида за столь холодный прием все еще лежала на сердце.

– Лучше бы не успела, – фыркнула Таня, наколов капусту на вилку. Возможно, если бы она вошла в его комнату позже, когда масса новых впечатлений не застилала ей глаза и не дарила неуместные ожидания, она бы повела себя сдержаннее и не так остро среагировала на откровенное хамство.

– Брат может быть слегка грубоватым, – словно извиняясь за него, пролепетала Кристина, – но он не плохой, – уверила она.

– Он такой уже года два как. – Галина Ивановна поднялась из-за стола и собрала опустевшие тарелки. – Надеюсь, хоть ты не сбежишь от него через три месяца. Ему нужен кто-то бодрый, кто-то заряженный оптимизмом, прям как ты. Ты кажешься мне сильной. – Она подмигнула Тане и ушла на кухню, где уже свистел чайник.

– Расскажи про свою семью, – обратилась Таня к Кристине. Продолжать разговор о Никите ей совсем не хотелось, а вот про других Ховричевых послушать было интересно. – Почему Валентин Никандрович не ужинает с нами?

– Отец не появляется раньше полуночи, – объяснила Кристина. – И из дома уезжает раньше, чем начинается завтрак. Света сегодня в гостях у друзей. А Никита не показывается из комнаты, даже ест у себя. – Она заметно погрустнела: ей явно не нравилось обсуждать семейные отношения.

– У тебя есть сестра?

– Младшая. Ей четырнадцать. Света почти не бывает дома: все гуляет со своей компанией, так что ты редко будешь ее видеть.

Разговор прекратился, повисло неловкое молчание. Тане хотелось разрушить эту тягостную паузу. Она подыскивала, о чем еще поговорить. Взгляд ее снова привлек букет.

– Ты только букеты собираешь или еще чем-нибудь увлекаешься? – Тема пришла Тане в голову сама собой.

– По букету каждый день, – Кристина заметно оживилась. – А еще составляю гербарии: их так приятно рассматривать зимой. В детстве в театре играла, но сейчас бросила. – В голосе прозвучала печаль. – А ты чем-нибудь увлекаешься? – спросила она и, вдруг спохватившись, добавила: – Прости, если это слишком личное, я не настаиваю.

– Что ты! Ничего такого, – Таня удивилась. – Я в свободное время фотографирую. Неплохо получается.

Как раз в этот момент Галина Ивановна вынесла чай с печеньем. Аромат лимона, имбиря и корицы окутал столовую.

– У тебя, наверное, много работ. – Домработница села за стол и макнула печенье в чай.

– Не так много, – пожала плечами Таня. Она сделала глоток – теплый медовый напиток приятно согрел горло.

– Можно посмотреть? – спросила Кристина, приветливо улыбаясь.

Таня молча покачала головой. Свои немногочисленные работы показывать она не хотела. С самого детства она слышала упреки матери и насмешки одноклассников, неумело маскируемые под дружеский совет. В ее окружении быть фотографом или даже просто увлекаться съемкой было глупостью, не подходящей дочери известного офтальмолога. Сейчас Тане не хотелось вновь слышать неприятные слова. Хотя Кристина с Галиной Ивановной выражали искренний интерес и были вполне милы, рисковать не стоило. Таня отмахнулась и перевела тему, чтобы снова не наступило тягостное молчание. Остаток вечера прошел в шутках и смехе. Перед сном Таня налила себе кофе – проверенное средство быстро уснуть.

Глава 3

Таня продрала глаза за пять минут до будильника и тут же полезла проверять блог: за ночь подписчиков прибавилось, и это не могло не радовать. Как бы Таня ни ценила поддержку Юли, но заинтересовать посторонних людей было куда приятнее, чем привлечь знакомого.

Она решила посмотреть, кто же пришел в ее блог. В основном, это были женщины, нескольких из них Таня даже знала. Было немного людей, которые писали, что они, как и герой блога, на колясках: видимо, они посчитали, что блог будет им полезен. Но больше всего ее внимание привлек анонимный аккаунт. Ни аватарки, ни даты рождения, ни какой-то другой информации. Только мужской пол и надменное «господин Х» вместо имени. Таня пожала плечами и поспешила посмотреть свой вечерний пост. Время до завтрака еще оставалось.

Вчерашнюю запись Таня решила оставить: это были ее мысли, и она не хотела их удалять. Пост прокомментировали несколько человек: подруга, еще пара незнакомых новых подписчиков и тот самый аноним. Юля была полностью солидарна с Таней и пылала праведным гневом вместе с ней. Такое единодушие с подругой Таня ценила – именно благодаря ему обе девушки подружились еще в школе. Другие комментаторы тоже поддерживали ее. Одни писали, подбирая выражения, другие яростно ругались.

Женщина по имени Венера Марсовна мягко замечала: «Он, конечно, ужасно груб, хотя это не редкость в подобных обстоятельствах. Не оправдываю: ничто не дает права человеку грубить милым дамам». Некий Мордаха сатиры заявил, что «этому парню просто необходимо дать пять. По лицу. Стулом». Все сходились в одном: герой поста (имя Таня не указывала из соображений конфиденциальности) вел себя отвратительно. Только господин Х не выразил никакого отношения к событиям в посте, а советовал не судить людей по первому впечатлению, «ибо оно зачастую не соответствует действительности». Возможно, прочти Таня комментарий вчера, когда ее ярость еще не остыла, она не согласилась бы с этим Х, но теперь его комментарий показался ей хоть и слегка заумным, но правдивым и единственным объективным.

Жалея о вчерашних эмоциях, Таня решила попробовать начать общение с Никитой с чистого листа. Это было ее обязанностью. Таня просто не могла игнорировать работу, которую искала несколько месяцев. Прекрасно понимая, что подружиться или как минимум стать приятелями с Никитой ей придется, Таня потратила большую часть утра на размышления, как это сделать. Никита не производил впечатление человека, который извинится за вчерашнюю ссору, но и Таня не собиралась делать этого. Они оба были виноваты. Нужно было как-то обойти острую тему.

Спустившись к завтраку, Таня заметила нового человека – младшую сестру Кристины. Света оказалась такой же светловолосой, но в ее ультрамариновых глазах светилось больше дерзости, так свойственной подросткам. В отличие от сестры, она носила очень короткую юбку и яркий макияж, который делал девочку визуально старше своих лет. По мнению Тани, такой вид был чересчур для четырнадцатилетней девочки, но ни Галину Ивановну, ни Кристину ничего не смутило.

Свободное место осталось только рядом со Светой – хороший повод познакомиться. Присаживаясь, Таня заметила на руке девочки татуировку – черно-белые цветы. Делать какие-либо комментарии она не стала: прекрасно помнила, как все ее подруги в подростковые годы грезили о тату. Видимо, Валентин Никандрович очень великодушный родитель, раз уступил желаниям дочери.

– Привет, – поздоровалась Таня. – Меня зовут Татьяна.

Света дружелюбия не проявила, лишь ограничилась вежливо-нейтральным приветствием, закинула пончик с маслом в себя и убежала.

– Куда это она? – удивилась Таня. Часы показывали, что нет еще и восьми утра.

– Светлячок больше любит проводить время с друзьями, чем дома, – Галина Ивановна убрала уже пустые тарелки. – Хорошо, что там есть старшие девочки, которые могут за ней присмотреть.

– Мне сегодня тоже надо уйти, – будто извинялась Кристина.

Она была одета в длинное, до пола, голубое платье, довольно красивое. Оно одно должно было навести на мысли, что Кристина собирается куда-то выходить. Милая белая сумка с цепочкой вместо ремня тоже должна была указать на это. Но Таня, слишком поглощенная раздумьями о необходимости примирения с Никитой, сразу и не обратила внимание на наряд Кристины.

– Куда? – поинтересовалась Таня.

– В храм, – как само собой разумеющееся пояснила Кристина. – Сегодня же воскресенье. А потом работать. В лавке у того же храма, – добавила она.

Таня воцерковленной не была. Как и все в ее семье, в Бога, конечно, верила, но церкви не посещала – не видела необходимости: раз Бог есть везде, то какая разница, где и когда к нему обращаться. Человека, посещающего храм по воскресеньям, она видела впервые. Однако она ничего не сказала: каждый вправе верить или нет, во что хочет сам. Тем более, если Кристина работает в лавке, то логично, что она и храм посещает.

Кристина закончила завтракать, пожелала всем хорошего дня и ушла. В Таниной голове продолжали крутиться идеи, как лучше начать предстоящий разговор с Никитой, поэтому она продолжала сидеть за столом, ковыряя остывший пончик. «Может, комнату похвалить? – размышляла она. – Да нет, что в этом склепе хвалить. Или погоду обсудим?» Ни одна из мыслей не казалась удачной. Спасла ее Галина Ивановна.

– Отнеси-ка Никите, – домработница вручила Тане поднос с едой. – Раз ты теперь с нами, могу делегировать тебе эту обязанность, – женщина задорно подмигнула.

На подносе кроме тарелки и чашки лежал КитКат. Таня улыбнулась. Если Никита любит шоколад, то у них уже есть что-то общее.

– Конфета для Германа, Никита сладкое не ест, – огорчила ее Галина Ивановна. – Только сразу не заходи, мало ли чем они там занимаются, – предупредила женщина.

Таня пожала плечами. В ней что-то сжалось от волнения. Сейчас она наконец увидит того, кто, как и она, работает с Никитой. Что уж скрывать, ей хотелось познакомиться с ним, вдруг он даст дельный совет по общению с их общим подопечным?

Подойдя к комнате, Таня услышала незнакомый мужской голос.

– Может, все же извинишься перед девчонкой? – Таня замерла, прислушиваясь. Ее маленькая слабость: всегда хотела быть в курсе всех разговоров и новостей. – Она не виновата в твоем плохом настроении.

– Тебе, кажется, платят за то, чтобы ты мои ноги дергал, а не советы раздавал. – Едкий голос Никиты она узнала сразу.

– Ой, да иди ты. – Таня четко представила, как говоривший, очевидно, тот самый Герман, махнул рукой. Ей казалось, что такая фраза просто обязана сопровождаться этим жестом.

– Я бы с удовольствием, – сочился сарказмом Никита.

– Прости, я не хотел. – Второй голос произнес извинения с долей грусти.

Ответом ему было молчание, говорившее гораздо красноречивее слов.

Таня услышала шаги и поспешила отойти от двери, чтобы ненароком не получить ей по лбу. Из комнаты вышел высокий плечистый мужчина. Мускулы, рельефно выделяющиеся под униформой медбрата, говорили о физической подготовке. В свете люстры сверкнула лысина. Она придавала ему строгий и серьезный вид, а аккуратная борода добавляла нотку мягкости и заботливости к его суровому облику.

Он не сразу заметил Таню, едва не сбив ее с ног. Их взгляды пересеклись. В зеленых глазах отразилось то же любопытство, которое испытывала Таня.

– Хини́н Герман Михайлович, – он протянул ей крепкую ладонь, но тут же убрал, сообразив, что поднос помешает рукопожатию. ‒ Но лучше зови просто Германом. А ты та самая Татьяна?

Таня кивнула, хотя вопрос был риторический: кем еще она могла быть?

– Я о вас… тебе тоже слышала, – произнесла она с легким смущением. Герман выглядел старше, но уверено и без колебаний обратился к ней на «ты», поэтому Таня не сразу определилась, какое обращение использовать.

– Ты не злись на Никиту за вчерашнее, – посоветовал Герман. – У него сложный период, сама понимаешь.

– Понимаю, просто… – Таня отвела взгляд. Он в курсе их ссоры. Никита нажаловался, или Герман сам узнал? – Может, посоветуешь, как найти с ним общий язык? – спросила она с надеждой.

– Вот тут я не помощник, – Герман развел руками и цокнул языком. – Со мной он не сильно ладит. – Таня поникла, понимая, что придется разбираться с проблемами самой. Видя ее настроение, Герман дружески приобнял девушку за плечи. – Ты только не сдавайся сразу.

– И не собираюсь, – фыркнула Таня. Она не боялась Никиты, не боялась его грубости или плохого настроения. Она устроилась сюда, чтобы получить деньги, и их она отработает. – Это, кстати, тебе. – Таня кивнула на КитКат.

– Спасибочки, – подмигнул Герман. – Дарю, тебе пригодится. – Он вытащил из своей сумки толстую синюю папку и протянул Тане. Сообразив, что она не сможет взять, не уронив завтрак, он положил папку на поднос. – Там про Никитино состояние. Все, что может тебе понадобиться, – пояснил Герман и, взяв конфету, ушел.

Таня вздохнула, настраиваясь на непростой день, и вошла в комнату, толкнув дверь бедром. В этот раз в спальне оказалось светлее. Окна все так же были занавешены плотными шторами, кроме одного, зато горели все лампы. Таня хотела подойти и раздвинуть занавески – впустить солнце, но не решалась, переминаясь с ноги на ногу у двери.

– Доброе утро, – поздоровалась наконец она. – Я принесла завтрак.

Никита курил у единственного открытого окна. Вчерашняя голубая рубашка уже была на нем, как и черные перчатки-митенки.

– Здравствуй, – откликнулся Никита совершенно спокойно, будто не он вчера устроил скандал.

– Тебе нужна помощь с… чем-нибудь? – сконфуженно пробормотала Таня, поставив поднос на низкий стол.

В ее обязанности не входила медицинская помощь, и Таня была уверена, что Герман уже оказал ее, но она все равно спросила. Ей нужно было как-то начать разговор, а это первое пришло в голову. Тем более в будущем эта информация могла пригодиться: Таня помнила, что Герман приходит только пару раз в неделю. На втором курсе у них была практика «Помощник палатной медсестры», но ей ни разу не позволили сделать что-то сверх подачи градусника и мытья полов. Разве что один раз показали, как ставить уколы и капельницу, и то это был старшекурсник.

– Можешь не волноваться, – отозвался Никита, потушил сигарету и сунул в стоящую на подоконнике пепельницу. – Хинин уже позаботился обо всем необходимом, да и я не настолько беспомощный, чтобы не вколоть самому себе пару ежедневных уколов.

Он поправил ворот голубой рубашки. Таня не знала, куда себя деть, и, чтобы не стоять без дела, села в кресло у кровати. На тумбочке рядом лежала полупустая упаковка лекарств. Каких именно, Таня не поняла, названия были на немецком.

– Знаешь, мне не очень нужна компаньонка. – Голос Никиты отвлек от разглядывания его вещей.

– Меня нанимал не ты, – фыркнула она, сложив руки на груди. – Пока твой отец не скажет, что я не нужна, будь добр терпеть мое присутствие.

– Валентин – мой дядя, не отец, – поправил он спокойно.

– А Кристина?

– Мы двоюродные. – Никита взял чашку с успевшим остыть чаем, прекращая дальнейшие расспросы.

Таня притихла. Она думала, что они родные, хотя не то чтобы это имело какое-то особое значение. Теперь отсутствием семейного сходства Ховричевы не удивляли так сильно. «Может, поэтому Кристина не заходит к брату?» – предположила она, и ей сделалось грустно.

Пока Никита без аппетита размазывал кашу по тарелке, Таня осматривала его комнату. Телевизора не было, зато были книжные полки и картина в уже знакомом стиле. Таня сделала вывод, что она написана тем же греком, что и пейзаж из коридора. На стене рядом с креслом Таня заметила доску с расписанием дня. Напротив выполненных пунктов: «проснуться», «умыться», «одеться», «вколоть уколы», «принять таблетки» – стояли серые галочки. Многие пункты повторялись несколько раз в разных вариациях. Ни одной строчки о друзьях или прогулках. «Он что, все время один в комнате сидит?» – промелькнула мысль. Таня была намерена исправить образ жизни подопечного. Не сразу, конечно: сначала стоило познакомиться поближе.

– Вчера был такой красивый закат, – начала Таня. – Я успела сфотографировать, хочешь, покажу? – Она уже полезла в карман штанов за мыльницей, но Никита мотнул головой. – Не любишь закаты? – предположила она.

– А ты, как понимаю, не любишь молчать, – раздраженно пробухтел Никита.

– Почему ты так сразу? – надулась Таня. – Я просто стараюсь разговор поддержать.

Никита вздохнул и отодвинул от себя полупустую тарелку. Отвернулся к окну, грубо игнорируя Таню, будто надоедливую муху.

Таня нахмурилась. Не хочет говорить – ладно. Она как раз собиралась изучить подарок Германа. Ничего страшного, что она сделает это сейчас, а не вечером в своей комнате. Она открыла папку на первой странице и, закинув ногу на ногу, принялась изучать ее. Никита достал с полки какую-то книгу, перелез на кровать и, видимо, углубился в сюжет. Время от времени Таня поглядывала на него или ощущала его внимание на себе, когда она не смотрела. Иногда их взгляды скрещивались, и тогда оба демонстративно резко утыкались каждый в свое чтиво.

***

Когда она приходила в храм, ее сердце пело. Тепло и хорошо ему под присмотром божьим, оттого и пело, как поют ангелы: «Свят, свят, свят». И Кристина вторила ему, шептала: «Господи, помилуй», и молитва облегчала ее душу.

Храм Рождения Богородицы она посещала, сколько помнила себя. Отец учил ее молиться, и она внимала, покорно и кротко, питая сердце. Когда-то они ходили сюда всей семьей, но то время прошло. Два года, как Кристина бывает здесь одна; два года, как молится в три раза больше: за сестру, за брата, за отца. «Господи, помоги им». За них и для них. За себя – никогда. Себе – ничего.

Чаще всего Кристина ставила свечи за брата: просила простить его грех и помочь выбраться. Сегодня впервые имя брата не звучало в ее молитве.

– Господи, прошу, позволь Татьяне остаться с нами дольше. – В руках свеча, губы шелестят, под сомкнутыми веками проступает святой образ.

Кристина чувствовала: Татьяна призвана помочь им спастись от уныния. Она открыла глаза – пламя свечи в ее руке не дрожало, и это только больше уверило Кристину в верности ее мыслей.

Чей-то взгляд нежданно будто прирос к спине. Кристина повела плечом, но ощущение не ушло: чужое внимание буквально прилипло к ней. Решив уйти, Кристина три раза осенила себя крестным знаменем и стремительным шагом спустилась со ступеней храма. Хорошо, что сегодня она зашла помолиться после работы, а не как обычно, до. Взгляд никуда не делся: Кристину будто преследовали. Это беспокоило и пугало, поэтому она ускорила шаг, мысленно моля Бога о спасении.

– Кристин! – веселый голос прозвучал над ухом, на плечо легла ладонь. Кристина развернулась, готовая защищаться.

– Денис… – Она расслабленно улыбнулась и поправила сползший платок. Подумав, совсем сняла его и убрала в сумку.

Перед ней стоял не злодей, а старый знакомый. В приветливых серых глазах сверкнула искра смеха, на губах расплылась улыбка. Каштановые, коротко стриженные волосы отливали рыжиной. Год, как отгремел их совместный выпускной – год, как они с Денисом не виделись. Их отношения можно было назвать дружескими, если бы не трепыхалось что-то раненой пташкой в сердце у Кристины, стоило только ей увидеть парня. Трепыхнулось и в этот раз.

– Бегу за тобой с самого храма. – Денис весело взъерошил волосы. – Быстрая же ты.

– Ты ходил в храм? – удивление в голосе Кристине скрыть не удалось. В последний раз, когда они виделись, Денис был атеистом.

– Армия меняет людей, – подтвердил он, довольно хмыкнув.

Сразу после школы Денис ушел служить. Где и на кого учиться, он не знал, ничем особым заниматься не планировал, а отдать долг родине считал обязанностью любого мужчины. «Ну, разве что кроме твоего брата», – добавил он смущенно, когда рассказывал Кристине о своих планах. Год назад она поддержала его, ведь сама считала, что им будет лучше не видеться, хотя мысль о столь долгой разлуке заставляла ее плакать. Теперь они вновь встретились.

– Чем думаешь заниматься теперь? – спросила она с живым интересом, когда Денис закончил рассказывать о своей армейской жизни.

– Не знаю. По работам помотаюсь, подумаю, – честно и весело ответил Денис. – Я в «Чапаевку» переехал, – подмигнул он ей. – Пошли провожу.

Кристина прикрыла ладонями вдруг потеплевшие щеки. Их согрела приятная мысль, что Денис помнит, где она живет.

– Ты теперь занял бабушкин дом? – спросила Кристина, чтобы как-то занять время, пока они идут.

– Ага, – кивнул Денис. – Она к родителям перебралась в квартиру, а я к ней. А ты как?

– В СГСПУ учусь. На финансах, – пожала она плечами. – Иногда подрабатываю в церковной лавке. Остальное по-прежнему.

– Клёво! – Денис оттопырил палец вверх. – Но разве ты не в театральный хотела?

Кристина молча покачала головой. Театральный и сцена остались далеко в мечтах. Там им место, а не в реальности.

– Никита больше не?.. – Спросил Денис осторожно, не завершив предложение.

От вопроса Кристина поежилась, словно он принес с собой холод. Она не любила говорить о том поступке брата и была благодарна Денису, что он не произнес страшного слова. Винить Дениса за неприятный вопрос она не могла, ведь он тоже тогда переживал. Вспоминать тот день она не любила, но не могла прекратить возвращаться туда снова и снова: это был одновременно самый страшный и самый прекрасный день.

– Нет, больше нет, – поспешила ответить Кристина. – Давай закроем тему, пожалуйста, – попросила она, обхватив себя руками.

– Прости, я не мог не спросить, – попытался оправдаться Денис. – Расскажи тогда про универ. Чему там вас учат?

Остаток пути они прошли, болтая про учебу и армию. Потом вспоминали моменты общего прошлого. Когда настало время разойтись, Кристине очень не хотелось делать первый шаг прочь от Дениса.

***

– Сыграем? – предложила Таня после обеда и, не дожидаясь ответа, вытащила из кармана стопку карточек.

Молчание, которому они оба отдались утром, ее порядком раздражало. Когда папка была изучена вдоль и поперек, она предприняла еще одну попытку узнать о Никите что-то кроме имени, болезни и несносного характера. В эту игру она играла с подругами в детстве, когда кто-нибудь устраивал ночевку. Она устроилась на полу, перемешала карточки и сложила их колодой перед собой. Никита выгнул бровь, но ничего не сказал. Иногда людям не надо говорить, чтобы их поняли.

– Это поможет нам лучше познакомиться и развлечься, – объяснила Таня.

У Никиты не было своих дел, покидать комнату без особой надобности он отказывался, а книгу, как Таня заметила, читал без особого интереса.

– Ладно, если хочешь. – Согласие сопровождалось глубоким вздохом.

«Будто это так трудно», – негодующе подумала Таня, но смолчала: нарываться на еще одну ссору она не хотела. Никита отложил книгу.

– Придвинь кресло, – скомандовал он, очевидно, имея в виду коляску, которая успела откатиться от кровати.

– Если скажешь «пожалуйста», твой язык не отсохнет, – фыркнула Таня, но требование выполнила сразу, чтобы Никита не начал словесную перепалку.

Он ничего не ответил, только зыркнул на нее как-то странно, словно кипятком окатил. Потом двинулся к краю кровати и, оттолкнувшись от него левой рукой, очутился в коляске. Будто перелетел, так быстро все произошло.

– Какие правила? – спросил он, будто делал ей великое одолжение.

– Нужно по очереди отвечать на вопросы. – Таня подняла карточки, чтобы ему было удобнее брать. – За каждый ответ получаешь балл.

– А что победителю? – Никита подался вперед только слегка, чтобы не выпасть из коляски. На лице не отразилось ни капли азарта, который должен сопровождать вопросы подобного толка.

– Но мы играем не на деньги! – громко возмутилась его алчности Таня.

– А только б вечность проводить?3 – ухмыльнулся он, но, увидев непонимание на лице собеседницы, растерял зачатки веселости и раздраженно пояснил: – Это ци-та-та. Тяни первой.

Таня играла в игру не в первый раз, поэтому была готова к большинству вопросов, но ответы всегда получались разными, в зависимости от того, с кем играешь. Это и обеспечивало веселье. Предвкушая, Таня вытянула верхнюю карточку.

– Твое любимое время года, – прочитала она и тут же ответила: – Лето. Тепло, светло, свободно. Теперь твой ответ, – подсказала она Никите.

Он слегка нахмурил брови, коснулся пальцами подбородка, поднял глаза, вспоминая. Один из самых легких вопросов в колоде заставил его глубоко задуматься.

– Обязательно? – перевел он взгляд на Таню, но, когда та недовольно зыркнула в ответ, начал нехотя перечислять. – Зиму я не люблю: в снегу колеса намертво вязнут. Осенью слишком грязно, весной тоже бывает слякоть. Если выбирать, то, наверное, лето, но и его не очень люблю.

– Звучит так, будто у тебя нет любимого времени года, – прокомментировала Таня, протягивая ему стопку карточек. Он только пожал плечами.

– Самое ужасное, что может совершить человек? – вяло прочел Никита.

Это был один из тех вопросов, над которым Таня всегда ломала голову. Она приготовилась, что Никита будет думать долго, но ошиблась.

– Измена. – Он не задумался ни на секунду. Яростно сжал кулаки, но вскоре расслабил руки.

Таня была согласна с ним, о чем тут же сообщила, и потянулась за другой карточкой.

– Почему ты живешь в этом городе?

– Глупый вопрос, – цокнул языком Никита и закатил глаза. – Потому что родился здесь, как и ты.

– Вообще-то я родилась в Калининграде, – парировала Таня. – В Самару в мед поступать приехала и от мамы сбежала, – добавила она тише.

– Сбежала? – Спросил Никита, и в его голосе впервые за день послышалась заинтересованность.

– Она хорошая мама, просто иногда слишком авторитарная, – Таня будто оправдывалась или оправдывала мать. – Мне хотелось быть немного свободней, вот я и уехала из дома.

Никита пожал плечами, принимая ответ, и взял новую карточку.

– Опиши вещь из своего гардероба, – прочел он и озадаченно свел брови, осмотрев себя.

– Расскажи про митенки, – подсказала Таня. Ей еще вчера бросились в глаза его перчатки. Она не встречала людей, которые носили бы их в доме, и ей было интересно, почему это делает Никита.

– Чтобы мозолей от колес не было: без них натирает сильно, – безразлично ответил он, правильно истолковав ее интерес. – Твоя очередь. Брошь.

– Что?

– Ты выбирала предмет мне, я выбираю тебе. Это справедливо, – меланхолично пожал плечами Никита.

Брошка в виде ласточки – единственное дорогое украшение, которое было у Тани. Дорога она была не из-за цены: Таня даже не знала, сколько брошь когда-то стоила, – дело было в значении. Много лет назад ее подарил прабабушке какой-то офицер, посулив счастье. Правдиво ли было обещание, никто в семье сказать не мог, но брошь все равно передавалась по наследству.

– Странное у тебя представление о справедливости, – фыркнула Таня. Других вещей она не придумала, поэтому решила уступить Никите. – Мама мне ее подарила на восемнадцатилетие. Говорит, она помогает найти счастье. Пока не сработало, – Таня пожала плечами и потянулась за своим вопросом.

– Ты выберешь красивую ложь или болезненную правду? – прочитала Таня вопрос на доставшейся ей карточке.

– Что за бред? Почему тут такие странные вопросы? – возмутился Никита.

– Просто ответь, – устало выдохнула Таня. Она сама не хотела отвечать именно на этот вопрос, но правила есть правила.

– Не люблю, когда мне врут, – буркнул Никита.

Фактически на вопрос из карточки он не ответил, но Таня решила, что это неважно. Она быстро пролепетала про нежелание обижать людей и ложь во благо и потянулась за новой карточкой. Следующие вопросы были максимально простые.

– Кем ты хотел стать в детстве? – Никита вытянул седьмую по счету карточку. Лицо его, и без того не радостное, стало хмурым.

– Хочешь, я первая, – вызвалась Таня. – Я в детстве мечтала быть певицей, как Шакира.

Она соврала, ведь никогда особо не задумывалась, кем хочет стать: ни в детстве, ни сейчас – но такой ответ на вопрос казался Тане неправильным и глупым. Не имея своей, она решила присвоить себе детскую мечту Юли, ведь подруга все равно не узнает.

Никита молчал. Казалось, он не слушал ее совсем, погрузившись в себя. Черные глаза не двигались, и сам он сидел неподвижной гипсовой статуей. Таня не выдержала этой гнетущей тишины и тронула его за плечо, чтобы растормошить. Никита дернулся будто от удара током и впервые за день посмотрел Тане прямо в глаза. Она не смогла разобрать, что клубится в зрачках, но взгляд приковал ее. Темный, глубокий, но не отталкивающий, не пугающий. Что-то в нем – Таня не разобрала, что, – манило, не позволяло отвернуться. Никита смотрел на нее не моргая. Как долго человек может не моргать? Возможно, не дольше минуты. Минута эта показалась Тане часом.

– Уходи, – сдавленно попросил Никита, первым разрывая зрительный контакт. Он отвернулся и отъехал к прикроватной тумбочке. Взял сигареты, зажигалку и закурил.

– Но мы не закончили. – Таня бросила взгляд на стопку карточек, которых оставалось еще много.

– Плевать, – бросил Никита, не поворачивая к ней лица. – Уходи. – На Таню он больше не обращал внимания.

Она скривила губы и ушла, назло Никите оставив игру лежать на полу его спальни. Они опять поругались, и опять из-за него. Никитины заскоки уже раздражали. Мало того, что сам по себе хмурый и холодный, так еще и обрывает любое нормальное общение! Но глаза… Таня только сейчас, оставшись наедине со своими мыслями, поняла, какие они. Печальные, да, это слово подходило лучше других. Так жалко ей стало Никиту. Не из-за коляски, а из-за глаз.

Таня дернула головой: не хватало еще дифирамбы Никитиным глазам петь. Она вздохнула – раздражение как рукой сняло. «Хочешь, чтобы тебя оставили в покое, так я оставлю», – подумала она.

До ужина оставалось еще время. Таня решила потратить его на фармакологию. Внутреннее чутье подсказывало ей, что именно по этому предмету ее будут валить на следующей попытке восстановиться. Тетради с ненавистными лекциями, которые она позаимствовала у бывшей одногруппницы, уже маячили перед глазами. Не то чтобы она хотела вернуться в вуз, но мать же ее за неоконченное образование загрызет.

Когда вечером Таня тихо прокралась в комнату Никиты с ужином, он лежал на кровати к ней спиной и разглядывал фото: одиннадцать юношей в футбольной форме. Таню Никита не заметил.

Глава 4

Май 2016 г.

В актовом зале было тихо, только шелестели наспех напечатанные программки. Какой же спектакль без программки, даже пусть и школьный? Школьный театр всегда уступает настоящему, и этот не был исключением. Сценарий, написанный на коленке руководительницей труппы (какое гордое слово она подобрала для горстки старшеклассников!), вырезанные из картона и раскрашенные гуашью кривые декорации, простенькие костюмы. Но все недостатки меркли, как только актеры выходи на сцену. Они вдохновенно разучивали роли и перевоплощались в персонажей, не играя, а живя. 7 мая 2016 года ставили «Вишневый сад» Чехова. Никто не знал, почему в месяц, когда все вспоминают о войне, Людмила Михайловна выбрала мирную постановку. Впрочем, если актеры и задавались этим вопросом, то лишь в перерывах между учебой и репетициями, а зрителям было все равно, на что смотреть.

Среди множества ежиков и канадок Никита выделялся стрижкой в стиле ретро. В первом ряду приходилось часто задирать голову, и шея уже порядком подустала. Пальцами он размял затылок и взглянул на наручные часы – половина седьмого. На сцене разворачивалось финальное действие, а значит, успеть на последний автобус еще можно. «Народ добрый, но мало понимает», – проговорил один из актеров, и Никита снова устремил взгляд на сцену. Нельзя пропустить очередное появление своей девушки, иначе она затаит ужасную обиду. Ссориться с ней по пустякам юноше не хотелось.

Инна вышла бледная. Лицо ее настолько естественно дрожало, а руки так тряслись, что казалось, будто актриса сама страдает, а не просто передает настроение героини. Так же талантливо она играла в день их знакомства.

С Инной Никита начал встречаться благодаря школьному театру. В тот день ставили «Ромео и Джульетту». Руководительница театрального кружка считала, что нельзя не поставить Шекспира хотя бы раз в год. Никита зашел за сестрой. Он тогда не собирался смотреть спектакль – думал дождаться окончания в коридоре, но, вопреки планам, остался. Стоило только на сцене показаться Инне – в тот раз она играла Розалину, бывшую девушку Ромео, – и Никита остался. Как назло, или на благо – это с какой стороны посмотреть, постановка была по мотивам, и героиня девушки мелькала в каждой сцене.

Высокая и стройная, Инна сразу бросилась в глаза. Гладкая кожа красиво блестела в свете недавно купленного одинокого софита. Длинные темно-каштановые волосы собраны в высокую прическу. Никита даже на расстоянии безошибочно определил греческий профиль. Он видел много красивых девушек, двух лучших из них имел счастье называть сестрами, но именно Инна запала в душу. Ее грациозная походка, уверенные и энергичные движения, легкая улыбка – все приковывало внимание. Во время выхода на поклон их взгляды пересеклись, Инна улыбнулась шире и подмигнула. Никита отвел глаза и принялся выискивать на сцене Кристину. Он даже не запомнил, кого она тогда играла, но Инна врезалась в память.

Они учились в параллельных классах, и до этого Никита, как ему казалось, с ней не пересекался. Инна же частенько приходила на поле посмотреть тренировку школьной команды по футболу. Она призналась, что сначала делала это ради друга, который играл в команде, но совсем скоро переключилась на Никиту. Она заметила его интерес на спектакле и решительно предложила «быть ее Ромео». Никита ничего не имел против, и уже на следующий день они начали встречаться.

Инна играла очень хорошо – лучше всех в труппе. Ей многие прочили карьеру известной актрисы и даже роли в кино, но сама она относилась к театру не больше как к занятному хобби. Девушка мечтала посвятить жизнь профессии следователя и готовилась поступать на юридический, в отличие от Кристины.

Когда появилась Кристина в бедненьком платье с белым воротником, большая часть зрителей вытянула шеи. Никита вынырнул из воспоминаний и усмехнулся. Сестра всегда нравилась людям, а ее неприступность и скромность только подогревали их интерес. Многие даже называли ее «ангелом». Кристина в своей роли смотрелась чудо как хорошо, будто Чехов писал Варю именно для нее. Кажущаяся легкость движений могла обмануть всех, но Никита знал, как долго сестра готовилась к постановке «Вишневого сада». Она даже самолично перешила старое платье Галины Ивановны, которое та отдала во имя творчества.

Тщательно воспроизведенный кем-то из младшеклассников удар топора, прозвучавший скорее оружейным выстрелом, завершил спектакль. Зрители повставали со своих мест и поспешили кто к выходу, кто к сцене, желая заглянуть за кулисы. Никита не торопился. Сначала Кристина снимет макияж, затем переоденется, и только после этого можно забирать ее домой. Он медленно взял две ветровки и неторопливо пошел к сцене.

– Никита! – окликнули из зала, вынуждая обернуться.

К нему уже бежал Петя. Когда он резко остановился, светлые кудряшки на голове дернулись, подчиняясь инерции.

– Так и знал, что ты тоже тут, – вместо приветствия прокомментировал Никита. – С цветами.

Взгляд упал на букет, который Петя бережно держал в руках. Семь алых роз в красивой упаковке. Нетрудно было догадаться, кому именно он предназначался.

– Это ж по дружбе, – будто прочитав его мысли, объяснил Петя.

– Она не любит цветы, – холодно бросил Никита. А вот когда к его девушке лезут с непрошеными подарками, не любил уже он сам.

Петю приходилось терпеть. Никита успокаивал себя мыслью, что тот был просто другом детства Инны без шанса выбраться из френдзоны. Главное, что сама девушка не проявляла к нему никакого явного интереса. Все же это не мешало ревнивым мыслям иногда посещать Никитину голову. Вот и сейчас грудь жгло неприятное чувство злости. «Потерпи еще годик» – мысленно увещевал себя Никита, понимая, что сделать сейчас с другом Инны ничего не может. Руки чесались выкинуть эти розы в ближайшую мусорку, но поступить так – выставить себя ревнивым идиотом, чего Никита не мог себе позволить. Кроме того, Петя – ценный игрок, и без него, как бы прискорбно ни было это признавать, команда пропадет.

– Это ее маме, – буркнул Петя и почесал шею.

Никита скрестил руки на груди и многозначительно хмыкнул: Пете он не поверил ни на грамм. День рождения у матери Инны был пару месяцев назад – другого повода для букета он не видел.

– У тебя какое-то дело? – уточнил он, желая оставить неприятную тему. Не мог же Петя остановить его только ради ни к чему не обязывающей беседы?

– Да, – Петя откашлялся и только потом продолжил: – Я… меня не будет завтра на тренировке, – выпалил он на одном дыхании, спеша, будто Никита собирался перебить его на полуслове.

– Ты хотел сказать, что опоздаешь? – Никита дал ему шанс исправиться.

– Нет, блин, – Петя почесал затылок, боясь посмотреть Никите в глаза. – Бабушка завтра приезжает из Костромы. Семейный праздник, все такое. И воскресенье тоже… – Он повел плечами и, чувствуя недовольство собеседника, отступил на шаг назад.

Никита – капитан школьной футбольной команды, в которую входил Петя. Капитаном он был суровым, а когда их команда получила шанс пройти отбор в «Крылья Советов» – престижный футбольный клуб Самары – он ужесточил подход к тренировкам. Последний год команда проводила на поле слишком много времени. Если бы не вмешательство тренера, Никита бы гонял парней до ночи, прерываясь лишь на еду и уроки. Он не собирался делать перерыв даже летом, на время каникул.

– Если ты не хочешь пройти отбор, то не лишай такого шанса других, – процедил Никита. – Футбол – командная игра. Решил подставить нас из-за какой-то ерунды?

– Я не видел бабушку четыре года, – Петя насупился. – Это не ерунда! А от одного выходного никому хуже не будет. Мне еще «спасибо» скажут.

– «Спасибо» за вылет из соревнований? – голос Никиты сочился сарказмом.

– За отдых. Ты всех задрал со своим чудовищным графиком! Даже тренер поблажку дает! – Петя впервые за разговор посмотрел прямо на Никиту. Его зеленые глаза горели обидой и затаенной ненавистью. Война взглядов длилась с минуту. Петя первый моргнул, поник плечами и зло пробубнил: – Мы тебе не школа олимпийского резерва, чтоб круглосуточно вкалывать! Для тебя победа на отборе дороже всего в жизни?

– Дороже всего в жизни? – усмехнулся Никита. Как можно было не понимать такие простые вещи? – Нет. Отбор и есть моя жизнь, цель и смысл. Если мы сделаем это, то сможем попасть в «Крылья», а оттуда и в сборную России. Ты понимаешь? Нельзя упустить такой шанс только из-за того, что к тебе приедет бабушка.

Петя отвернулся и больше ничего не стал говорить. Никита уже знал, что тот придет на завтрашнюю тренировку: нельзя не прийти, нельзя подвести команду. Зачем Петя говорит про чудовищный график? Никита и сам знает это, ведь он тоже устает на тренировках. Но по-другому отбор не пройти – это Никита тоже знает. Когда его выбрали капитаном, он взял ответственность за успех команды и собирался сделать из товарищей звезд если не мирового масштаба, то хотя бы родного города. Если представился шанс, надо хвататься за него и ни за что не упускать. У них был шанс, и Никита сделает все, чтобы мечта осуществилась. В конце концов делает он это не только ради себя.

– А вот и мы, – раздался у уха нежный голос Инны. Как только Никита повернулся к ней, девушка бросилась ему на шею с поцелуями.

Они с Кристиной уже переоделись, сняли грим и спустились со сцены. К разговаривающим парням актрисы подошли бесшумно, отчего те их сразу не заметили. В руках сестры Никита увидел подаренные поклонником три тюльпана в целлофановой обертке и хмыкнул. О том, что у сестры есть парень, он мог не переживать. Было бы это так, он узнал бы первым: Кристина ничего не скрывала от брата, сказывалось совместно проведенное детство.

– Тебе понравился спектакль? – Инна заморгала карими глазами, выуживая из парня комплименты.

– Ты очень хороша, но роль старухи не для тебя, – резюмировал Никита, отвечая на ее поцелуи объятиями. Нежная кожа девушки нравилась ему в ней больше всего остального.

– Раневской не больше пятидесяти, – хихикнула Инна, но, судя по задорному румянцу на щеках, слова ей льстили, и она теснее прижалась к любимому.

– Ты была великолепна! – восхищенно пролепетал Петя. Под хмурым взглядом Никиты его энтузиазм несколько увял, но не до такой степени, чтобы забыть настоящую цель визита и букет.

– Какая красота! – всплеснула руками Кристина, когда Петя вручил Инне цветы. – Никит, как думаешь, мне стоит посадить розы?

Одариваемая же и бровью не повела, лишь сдержанно поблагодарила и тут же передарила цветы восторженной Кристине. Та, конечно же, приняла их: ей сложно было отказаться от цветов, от кого бы они ни были. Она зарылась в них носом, вдыхая исходящий от алых бутонов аромат.

– Давай быстрее, автобус скоро отходит! – Никита взглянул на часы: стрелки неумолимо приближались к восьми.

Галина Ивановна, домработница, ставшая за двенадцать лет работы в доме Ховричевых почти членом семьи, точно будет волноваться, если они не явятся к ужину или, что еще хуже, придут позже Валентина. Расстраивать ее не хотелось.

– Ну, не уходите, – надула губы Инна, повисшая у Никиты на предплечье. – Мы и так с тобой почти не гуляем. Может, в кафе зайдем? Надо отметить последнюю в году постановку.

– Не думаю, – возразила Кристина. – Прости, пожалуйста, но Галина Ивановна будет ругаться, если мы задержимся. Последний автобус ведь скоро отходит, да?

Никита кивнул на ее слова. Желая ободрить погрустневшую Инну, он сильнее приобнял ее за плечи.

– Мы можем прогуляться завтра, – предложил компромисс Никита.

– У вас все время тренировки, – буркнула Инна, через плечо Никиты посмотрев на Петю. Тот развел руками: мол, ничего не могу исправить.

– После тренировки. – Он выпустил ее из объятий и заглянул в глаза, тем самым давая молчаливое обещание сдержать слово.

Инна кивнула и улыбнулась. Поцеловав Никиту в щеку и попрощавшись с Кристиной, она направилась к другому выходу из зала. Петя поплелся за ней, собираясь проводить до дома: они были соседями. Никиту это не устраивало, но сделать он ничего не мог, разве что воспользоваться дядиными деньгами и выселить всю Петину семью из дома. Это было бы слишком жестоко и, что юлить, глупо и неисполнимо. Никита не считал себя ни жестоким, ни глупым. Он забрал у сестры оба букета, давая возможность спокойно одеться.

У Ховричева Валентина Никандровича были отличная работа в крупной фирме города и неплохой доход вкупе с бесконечной занятостью. Несмотря на то, что у семьи водились деньги, глава семейства детей не баловал. Он был уверен: раз сам достиг всего с низов, то и они должны поступать так же. Именно поэтому Никита с Кристиной добирались до дома на автобусе, а не с личным водителем.

Из школы они вышли в молчании. Кристина, как и обычно, заново проигрывала в голове прошедший спектакль, выявляя удачные моменты и ошибки. Никита знал об этом ее ритуале и не мешал. Ему и самому нужно было подумать. Слова Пети глубоко задели его, хотя он и не показывал этого. Вдруг вся его команда состоит из таких неблагодарных лентяев? Одну паршивую овцу в стаде вытерпеть еще можно, но что если Петя прав и он только зря тратит силы, чтобы команда прошла отбор? Может, он один решил стать известным на всю страну футболистом, а для остальных футбол всего лишь хобби, как театр для Инны? Кристина дернула его за руку, выводя из размышлений:

– Давай срежем через сквер?

Никита пожал плечами. Сквер появился недавно. До его открытия, чтобы выйти из школы к нужной остановке, приходилось делать большой круг. Никита по привычке пошел именно этим путем. Идея срезать казалась заманчивой, особенно с учетом того, что до последнего автобуса оставалось не так много времени.

– Там и яблони растут, – привела еще один аргумент Кристина, – а ты хотел приготовить шарлотку. Давай пройдем через сквер и полюбуемся.

– Думаешь, запах цветущих яблонь меня вдохновит, – усмехнулся Никита.

– Конечно, – уверенно кивнула Кристина. – Ты знаешь, как Света любит твою шарлотку.

– И ты? – Он прищурился, выуживая из сестры признание.

– И я, – скромно улыбнулась Кристина. Скрывать такую мелочь от брата она не видела причины. Он и сам знал о ее любви к его выпечке.

В семействе Ховричевых существовала традиция: каждый месяц Никита готовил сестрам какой-нибудь десерт. Это началось два года назад, когда он решил, что после школы, до конца которой оставалось всего ничего, начнет самостоятельную жизнь. Для этого следовало научиться готовить хотя бы простейшие блюда. К сожалению, с нормальной едой у Никиты не задалось, зато пирог, который он испек на спор с Галиной Ивановной, получился очень вкусным. Сестры готовку брата оценили и теперь каждый месяц требовали от него новых вкусностей.

Они вошли в сквер. Там росло очень много цветов. Никита готов был спорить на что угодно: не торопись они на автобус, Кристина провела бы у каждой клумбы кучу времени. Сестра слишком любила цветы. Наверное, из-за этого Никита и предпочел встречаться с Инной, которая совершенно не переносила букеты: хоть какая-то передышка в цветочном царстве, которое Кристина развела дома. Она тащила домой каждый подаренный ей на спектаклях букет, спасибо, что сама не выращивала, ведь жили они в квартире. Теперь там появятся еще и тюльпаны с розами, и хорошо, что на время.

Начало темнеть, и вдоль дорожек стали зажигаться фонари. Сквозь весь сквер тянулись яблони сорта Мальт Багаевский. Они были специально завезены для сквера из Саратовской области. Уже в начале мая на них распускались почки. Белые цветы долго создавали волшебное зрелище на фоне зеленых листьев, в июле сменяясь кисло-сладкими яблоками. Цветущие деревья расположились с двух сторон от тропинки, по которой Никита с Кристиной и шли. По идее, в воздухе должен был стоять яблочный аромат свежести и приближающегося лета, но легкий майский ветерок сдувал его, оставляя только едва ощутимый намек на запах. Никита шел быстрее Кристины, и это вынуждало ее ускорить шаг, чтобы не потерять брата из виду.

– Никит, прости, я подслушала ваш с Петей разговор, – догнав его, Кристина неожиданно заговорила. Тема тоже была для нее нетипичной: Кристина обычно старалась не лезть в личные дела членов семьи. Никита даже сбавил шаг. – Мне кажется, он, может быть, в чем-то прав. Ты не думал, что хотя бы по воскресеньям тренировки можно не проводить?

– Тебя это не касается, – резко бросил Никита.

– Я переживаю за тебя, – оправдываясь, пролепетала Кристина. Она смотрела прямо в черные глаза брата. – Не хочу, чтобы ты перенапрягся и…

– Давай закроем тему.

Ему не хотелось обсуждать свои дела с сестрой. По справедливости, вообще не хотелось ни с кем обсуждать. Тренер не запрещал проводить усиленные тренировки, а чье-либо еще мнение не сильно волновало. Если Петя прав, то не прав Никита. Такого по определению быть не могло, во всяком случае в его картине мира.

– Прости, – Кристина опустила голову и притихла. Молчание ее длилось недолго: стоило показаться очередной клумбе, как сестра восторженно воскликнула: – Смотри, ирисы! Какие хорошенькие!

Она опустилась перед цветами на колени и коснулась лепестков осторожно и аккуратно, чтобы ненароком не повредить. Синие ирисы казались невесомыми и создавали ощущение, что это не клумба, а облако. Приземлилось отдохнуть и вот-вот воспарит в небо.

– Iris tenuifolia4, – безошибочно определила она. – Жаль, что дома я их посадить не смогу, – с легкой печалью в голосе вздохнула Кристина. Никита только порадовался, что обустроить клумбу у дома сестре никто не позволит, чтобы вид не портила.

– Поторопимся, – велел ей Никита и, не дожидаясь, пока сестра налюбуется, пошел к выходу из сквера. Он знал, что она последует за ним.

Кристина в последний раз взглянула на цветы и побежала догонять брата. Когда они подошли к остановке, автобус уже уехал. Белый кузов завернул на другую улицу, и догонять уже не было смысла. Кроме них на этой стороне улицы никого не было.

– Черт, – сквозь зубы выругался Никита и плюхнулся на скамейку под навесом.

День сегодня не задался: утром физичка дала внезапную самостоятельную, всю тренировку пришлось убить на новенького, который нормально не умел даже мяч вести, пришлось отсидеть скучнейшую постановку «Вишневого сада» (то, что в ней играли сестра и его девушка, не делало ее менее тоскливой), потом Петька с букетом, и вот теперь они упустили автобус. Из-за чертового сквера и долбаных ирисов! «Вернусь домой – и в душ. Смыть этот чертов день», – пообещал себе Никита. Осталось только добраться до дома.

– Прости, – промямлила рядом Кристина. Удивительно, как ей удавалось быть настолько уверенной на сцене и робкой в жизни. – Это из-за меня, да? Не стоило менять привычный маршрут.

И хотя Никита был с ней согласен, он лишь цокнул языком. Какая разница, кто виноват? Главное – решить, что делать.

Мимо стайкой пролетали машины. черные, белые, серые. Так же стремительно в голове Никиты рождались идеи, как попасть домой. Все он отметал. Вызвать такси – денег с собой они не брали. Пойти пешком – от школы до «Ладьи» слишком долгий путь, они точно выдохнутся и не успеют к ужину. Дождаться другого автобуса – этот был последним.

– Мы можем позвонить Галине Ивановне, – предложила Кристина. В ее синих глазах теплилась надежда.

– А Валентин оставил ей машину? – Вопрос был риторический: они оба знали, что нет.

– Ты прав, – Кристина опустила голову и прикусила губу. Она тоже думала над решением. – Может, поймаем попутку?

Никита хмуро глянул на проносящиеся мимо автомобили и покачал головой. Садиться к незнакомому водителю он не собирался и сестре не позволит. Никите уставился в смартфон. Яркий значок автобуса медленно полз по Яндекс-карте к ближайшей остановке. Она находилась в нескольких минутах ходьбы. Никита кивнул собственным мыслям. Ответ был найден.

– Пошли к следующей остановке. Там и сядем. – Он поднялся на ноги, но больше сделать ничего не успел.

Красный лихач, не справившись с управлением, летел прямо в остановку. Звук клаксона. Визг тормозов. Никита толкнул Кристину, оцепеневшую так некстати. Удар. Боль. Помятые букеты на асфальте – последнее, что он увидел, прежде чем опустилась тьма.

Глава 5

Петя откинулся на лавке и зевнул. Сегодня он, как и вся команда, встал ни свет ни заря и притащился на тренировку. И это в воскресенье, когда приехала бабушка! Он и еще девять ребят уже довольно долго торчали на поле, а их капитан, между прочим, главный инициатор сбора, даже не соизволил явиться!

– Не мог же он нас заигнорить? – высказал вслух общую мысль Егор, который от нечего делать чеканил мяч. – Не похоже на Никитоксика.

– Может, позвоним еще раз? – предложил вратарь Тима.

Петя с усталым видом показал ему экран телефона, где красовались двенадцать неотвеченных вызовов. Последний они сделали пять минут назад. «Может, он все-таки пошел гулять с Инной, – подумал Петя, но тут же отмел эту мысль. – Не, он бы никогда тренировку не пропустил». Решив все же проверить, он набрал подругу. Та ответила моментально, подтвердив, что Никита не с ней, и обещала сейчас прийти.

– Расходитесь, – скомандовал Петя товарищам. В их команде он негласно был третьим после тренера и капитана человеком. – Он уже не придет.

– И стоило ради этого переться? – возмутился все тот же Тима. – Не капитан, а сплошное разочарование! Ни выспаться нормально в воскресенье, ни тренировку провести. Парни, может, переизберем?! – гаркнул он на все поле.

– Верно, задрал он со своим адским графиком! – поддержал Ярик, самый молодой член команды. – Меня уже достало по шесть часов с мячом бегать!

«И меня! И меня!» – раздались крики. Петя зажал уши руками, лишь бы не оглохнуть. Он предупреждал, что изнурительные тренировки до добра не доведут, но Никита же самый умный! То, что его захотят сместить, было ожидаемо. Как бы вообще из команды не погнали! Пете не было жаль, но кричали пацаны слишком громко, и скоро подойдет Инна. Ей точно будет неприятно, что команда ополчилась на ее парня, а Петя не хотел расстраивать подругу.

– Тихо! – крикнул он и, убедившись, что все смолкли, разжал уши. – Расходимся. С Никитой решим позже.

Взбудораженные и обиженные на неявившегося капитана парни все же были довольны, что выходной в кои-то веки будет выходным. Они покинули поле за считанные минуты.

– Знаешь, я бы предпочел, чтобы капитаном был ты, – бросил на прощание Тима. – Спорю на пять тысяч, что парни со мной согласятся.

Петя махнул ему рукой и остался дожидаться Инну. В мыслях сладким медом разлились мечтания о том, как его назначат капитаном. Особенно приятно было представлять одновременно разозленное и разочарованное лицо Никиты. Петя мотнул головой. Нет, это ему не нравилось. Он несомненно желал стать капитаном. Но добиться этого места хотелось не за счет того, что прошлый не устроил команду, а благодаря своим умениям и тому, что его признают самым способным игроком. По правде говоря, состязаться с Никитой в этом было сложно. Вдобавок к и без того превосходной игре он не только устанавливал жесткие условия тренировок, но и самостоятельно занимался не меньше. Петя знал это наверняка от Инны и даже не думал сомневаться в упорстве, с которым Никита шел к намеченной цели. Только бы парней сначала спросил, прежде чем по своему пути тащить.

Пришедшая Инна кинула сумку на лавку, и Петя сразу отвлекся от размышлений.

– Петь, мне это не нравится, – заявила она вместо приветствия. – Это не похоже на него. – Ее голос звучал обеспокоенно, и это не нравилось уже Пете. Он привык видеть подругу радостной и довольной и хотел, чтобы она оставалась такой всегда.

– Мне тоже, – кивнул он ей. – Пошли проверим.

Петя не знал Никитин адрес. Ему на самом деле и не положено было интересоваться такими вещами: не такие между ними были отношения, чтобы в гости друг к другу ходить. Даже Никитин номер, записанный только по указанию тренера, сегодня пригодился впервые. А вот Инна точно знала, где живет ее парень.

Двадцатипятиэтажные здания «Ладьи» таранили небо, блестя на солнце вычищенными окнами. Этот жилой комплекс был одним из самых дорогих в Самаре. Петя знал, что Никитина семья богата. В их школе учились либо прирожденные гении, либо те, кому средства позволяли отдать отпрысков в частное заведение. Сам Петя, к собственному сожалению, тоже относился ко второй категории, хотя, как оказалось, до Ховричевых его семье далеко.

Паркинг, фитнес и супермаркет имелись и в Петином доме, а вот бутиков не водилось. Инна прошла мимо, даже не оглянувшись в сторону магазина, хотя любила захаживать за новыми нарядами. Петя присвистнул: либо подруга уже не раз бывала там, либо беспокойство за Никиту занимало все ее мысли. Петя эгоистично хотел верить, что первое.

Совершенно не смущаясь окружавшей помпезности, Инна дошла до нужного подъезда и набрала на домофоне номер. Она проделала это с легкостью, которая выдавала в ней человека, не раз тут бывавшего. Раздался мужской голос.

– Добрый день. – Инна слегка оробела, видно, ей ответил не тот, кого она ожидала услышать. – Это Инна. Мы с Никитой договаривались встретиться.

Динамик молчал, и дверь открывать не спешили. Петя смотрел на Инну молча, только дернул бровью, задавая немой вопрос. Она пожала плечами и хотела уже снова набирать номер, но тут голос прозвучал вновь:

– Он простыл, сегодня останется дома. И завтра тоже.

Раздался характерный щелчок, и на другом конце замолчали, в этот раз окончательно. Инна с Петей переглянулись.

– Это странно, – протянула Инна, – что Никита не предупредил.

Она машинально стала потирать висок – верный признак, что Инна обеспокоена или даже нервничает.

– Если серьезно болен, то должен быть в больнице. Простая простуда не причина пропускать тренировку, – ухмыльнулся Петя, процитировав самого же Никиту. – Нам явно соврали.

– Значит, мы должны выяснить, в чем дело! – Инна решительно схватила Петю за руку. – Ты со мной.

Это был не вопрос. Петя всегда присоединялся к затеям Инны, и она иногда позволяла себе пользоваться этим. Так повелось еще с детства. Они зашагали по бульвару Челюскинцев к ближайшему магазину канцтоваров: Инне для расследования требовался блокнот, ведь детективы не делают заметки в телефоне.

Они устроились на лавочке в парке и первым делом просмотрели соцсети, воспользовавшись паролем, который был у Инны. Зря: в общем чате класса Никита не появлялся с декабря, а переписку с командой или личные сообщения проверять не имело смысла. Больше зацепок у них не осталось.

– Ну, во всяком случае он не наврал, что в интернете общается только с тобой, – попытался приободрить подругу Петя.

– Пожалуйста, сделай вид, что тебе не все равно, – протянула Инна, гипнотизирующая телефон неизвестно зачем: от пристального взгляда ее прекрасных карих глаз в Никитином мессенджере новый диалог не появится и сам он не позвонит.

– Мне не все равно, – Петя приобнял подругу за плечи. – Мне больно видеть, как ты убиваешься, я пытался пошутить.

– Шутка не в тему, – выдохнула Инна, но позволила рукам друга остаться на месте.

– Позвони Кристине, она ж его сестра.

– Я не настолько тупая, чтобы не додуматься до самого очевидного варианта, – сердито буркнула Инна. – Она не берет трубку. Два раза проигнорировала, третий сбросила. Будто скрывает что-то.

Петя откинулся на спинку лавочки, раскинув руки. По синему клочку неба летели облака, задевая кроны деревьев. Хороший солнечный день, самое то для прогулки. Утром вся семья поехала на вокзал встречать бабушку, а он поперся на тренировку, на которую так и не явился капитан. «Они сейчас, наверно, в парке, – завистливо представил он младших, носящихся между каруселей и поедающих мороженное. – Бабушка гостинцы привезла…» Петя глянул на Инну. Она старательно выискивала что-то в телефоне, делала в только что купленном блокноте записи. Закусив губу, пыталась выведать, где Никита. Пете было на него плевать, но подруга беспокоилась, даже губы жевала, хотя всегда тщательно следила за их видом. Живот требовательно заурчал.

– Ин, – Петя тронул подругу за плечо, выцапывая у блокнота ее внимание. – Ин, ты сегодня нормально завтракала? Я вот нет.

Просто не успел. Торопясь в школу, закинул в себя пару яиц с чаем – разве это пища для растущего организма? Между бровей Инны показалась складка – признак того, что девушка роется в памяти.

– Пошли, тут недалеко кофейня. На сытый желудок лучше думается. – Петя не стал ждать ответа: все равно подруга редко запоминала утро. Он взял Инну за руку и поднял со скамьи.

Кофейня была забита под завязку. Неудивительно, кто же не хочет побаловать себя вкусной едой в воскресное утро? Пете с Инной удалось найти один свободный столик. Большие окна в пол, кирпичные стены и мозаичный пол. На стене висел телевизор. Ведущая вещала о событиях города. Так как это был не музыкальный клип, а городские новости, звук глушить персонал не стал.

Петя расслабленно устроился в голубом кресле. Меню он не рассматривал, без этого знал, что заказать. В отличие от Инны. Она сидела на самом краю сидения и буравила глазами картонку со списком блюд.

– Советую взять завтрак, – порекомендовал Петя. – Тут классная шакшука5.

Инна безучастно кивнула. Петя разочаровано вздохнул. Мысли подруги были заняты не едой, все только о Никите. Как всегда.

– Ладно, я руки пойду помою, – вышел он из-за стола.

Инна проводила друга долгим взглядом и вновь достала из кармана джинсов смартфон. Молчание Никиты ее пугало. Да, они редко ходили куда-нибудь из-за его тренировок и ее репетиций, но она всегда могла найти его при необходимости. Инна часто, еще до того, как они стали парой, ходила на поле понаблюдать за Никитой. Ей нравилось смотреть, как он бежит за мячом, как дает пасы другим, как забивает гол. Никита любил футбол, он жил им. Для него футбол никогда не был просто игрой, это всегда была захватывающая мощь, объединяющая страсти и чувства, мысли и порывы разных людей. Никита был готов отдать ради этой мощи все – и отдавал. Все время, все силы, всего себя. Инна восхищалась этой самоотдачей, которой Никита напоминал ей героев из греческих мифов, сильных, смелых, непобедимых. Их невозможно было сломить, и Никиту, Инна свято в это верила, тоже. Ей хотелось быть такой же: железной, несгибаемой и величественной.

Сейчас же она желала только одного – снова его увидеть. Инне бы многое отдала за то, чтобы слова о Никитиной простуде оказались правдой, но она знала, что это было не так. На пути к футбольному Олимпу Никиту не могла остановить никакая зараза. «А вдруг это что-то серьезное?» – выдало подсознание. На обычные болячки, как свои, так и чужие, Никита не обращал внимания, но ведь его могло подкосить что-то страшное.

– Девушка, все хорошо? – Кто-то тряс ее за плечо.

– А, – Инна вынырнула из мыслей и осмотрелась. Кирпичные стены, люди за столиками, официантка в белом фартуке. Судя по встревоженному лицу, Инна ее напугала. – Да, эм-м, простите, задумалась.

– Вам точно не нужна помощь? – уточнила официантка и, получив в ответ «все хорошо», приступила к работе. – Что будете заказывать?

Инна хотела попросить Петю сделать заказ первым, но его за столом не было. Когда она успела упустить друга?

– Ваш спутник в уборной, – угадав причину замешательства, поделилась официантка. – Сделайте, пожалуйста, заказ, мне работать надо.

За другими столами сидели посетители. У персонала точно было много работы. Инна не стала тянуть и ткнула в первое попавшееся блюдо. Для Пети заказала его любимый флэт уайт и какой-то омлет. Официантка записала, пообещала, что еда и напитки будут готовы в течение пятнадцати минут, и ушла к другим посетителям. Чтобы отвлечься от мыслей, Инна решила посмотреть телевизор. Они с Петей выбрали столик напротив него.

– Седьмого мая в девятнадцать часов автомобиль въехал в автобусную остановку на улице Ново-Садовая. В настоящий момент сотрудники Госавтоинспекции работают на месте. По предварительным данным пострадали двое подростков, один из них, юноша семнадцати лет, в тяжелом состоянии доставлен в десятую городскую больницу.

«Юноша семнадцати лет? Никите семнадцать, – промелькнуло в голове Инны. – И они с Кристиной как раз в это время возвращались домой». От одной только этой мысли Инна побледнела и крепко обняла себя руками. Даже просто представлять парня на больничной койке было непривычно, оттого и страшно. Ей тут же вспомнились истории, в которых девушка теряет возлюбленного из-за страшного заболевания. «Нет, нет, нет, нет, нет, – ногти с новеньким маникюром впились в мягкую кожу предплечий. – С ним не может… А если может?»

– Ин, ты чего? – К ней уже бежал встревоженный Петя, наспех вытирая руки бумажным полотенцем. – Тебе больно? Плохо? Страшно?

Друг всегда был чуток к ней, всегда видел ее эмоции, даже если Инна тщательно пыталась скрыть их ото всех. Неудивительно, что он тут же заметил те, которые она и не силилась прятать. Петя позволил прижаться к себе и выстонать все, что на душе.

– Ну, навылась? – шутливо спросил он через некоторое время, когда Инна уже отцепилась от него, протянул ей салфетки. – Поешь, и расскажи, что стряслось.

– Новости. – Достаточно было одного слова, чтобы Петя ее понял. По телевизору все еще шел тот сюжет. Корреспондент вел репортаж с места происшествия. Раскоряченный красный ламборгини протаранил автобусную остановку. Асфальт засыпан стеклом. За спиной репортера возились люди в форме.

– Да ладно тебе, – попытался утешить подругу Петя. – Мало ли в Самаре семнадцатилетних пацанов?

Как назло, именно в этот момент картинка сменилась, и вместе с другим репортером на экране появилась Кристина. Лицо, даже размытое, было легко узнать. Петя тихо выругался. Инна встала из-за стола и направилась к выходу. Петя догнал ее у двери и схватил за руку, останавливая.

– Куда ты? Кофе уже принесли, сейчас позавтракаем и разберемся.

– Петь, я должна идти. – Инна сбросила его руку. – Прости, мне нужно быть там, с ним. За свой заказ деньги перешлю вечером.

Она развернулась на каблуках и ушла, напоследок бросив: «Бабушке привет». Сейчас ей было не до завтрака. Ей нужно было в больницу.

Глава 6

Июль 2018 г.

Таня уже неделю работала у Ховричевых и привыкла, что к ее приходу Никита бодрствовал. Когда бы она ни постучала в дверь его спальни, он всегда курил у окна. Вне зависимости от того, приходил Герман или нет. В первые дни Таня думала, что медбрат помогает с одеждой и ежедневными делами, но оказалось, что для этого у Никиты есть приборы, специально приспособленные для облегчения жизни параплегиков.

Порой казалось, что Никита вообще не ложился. Однажды она даже специально нарушила график и пришла раньше, но он не спал. В тот день она впервые увидела, как из его комнаты выходит Кристина. В руках она несла букет люпинов и выглядела расстроенной. Таня не стала лезть не в свое дело: они пока были недостаточно знакомы, чтобы она могла утешить Кристину, вместо этого она заглянула к Никите. Он же просто-напросто выгнал ее и настоятельно попросил не входить к нему раньше восьми. И даже невозможно было оправдать ранний визит желанием помочь ему с утренними процедурами: Никита едко заявлял, что «не бесполезное бревно» и в состоянии справиться сам. Больше Таня распорядок не нарушала.

Сегодня ей все же удалось застать его в кровати. Согнутый буквой зю, Никита лежал и не шевелился. На нее он внимания не обратил. Поднос на комод, так удачно стоявший совсем близко, Таня поставила не глядя. Секунда – и она у его кровати. И без того не смуглый, Никита побледнел, зажмурил глаза, тяжело и часто дышал. Простыню зажал в кулаке. Таня поняла: Никите плохо и больно. Герман придет только завтра, и Таня должна была помочь сама.

– Никита. – Таня легонько тронула его за плечо. Ею двигало желание облегчить страдание, дать лекарство, принести плед. Она не знала, что случилось и как помочь: в папке, которую дал ей Герман в первый день работы, ничего подобного описано не было. Только Никита мог дать ей ответ. – Я рядом. Ты только скажи, что нужно.

– В тумбочке. Синяя пачка. На немецком. – Никита открыл один глаз, взглядом указал на тумбочку возле кровати. После каждого слова – вдох, долгий, почти судорожный.

В выдвижном ящике оказался филиал аптеки. Синяя упаковка нашлась по соседству со шприцами. Маленькая инструкция-комикс для тех, кто не знает немецкий, заботливо вложена в коробку. Следуя указаниям, Таня набрала нужное количество лекарства в шприц и вколола Никите. Он ослабил хватку на простыни, но глаза все еще продолжал жмурить.

Когда Таня застала его таким, она действовала на адреналине и в голове крутилось только: «Помочь, помочь, помочь». Сейчас, когда беспокойство утихло, она вновь заглянула в Никитину аптечку. Надо же знать, что там есть. Одно дело – читать названия, записанные столбиком в папке, и ничего не понимать, совсем другое – знать, как выглядят нужные медикаменты. Иностранные лекарства и русские лежали вперемешку. Некоторые без коробочек, просто заклеенные фольгой блистеры: видимо, Никита слишком хорошо знал, от чего эти таблетки, и в пояснительных надписях не нуждался. В куче препаратов выделялись цветные антидепрессанты – сложно не зацепиться за них глазом. Таня мысленно составила алфавитный список препаратов, еще один, только в этот раз свой собственный, понятный, и цель на вечер – перенести на бумагу и залезть в Google: большинство названий были ей незнакомы.

Этим можно было заняться позже – сейчас важнее Никита. Он все еще был бледноват, хотя уже не напоминал предобморочного. Руки мелко тряслись – остаточный эффект. Нужно было успокоить его, расслабить напряженное тело.

– Я знаю массаж, – Таня наклонилась к нему. – Тебе станет легче.

Она помнила, как мама разминала папины ноги, когда того мучила боль. После папе становилось лучше, может, и Никите поможет. Не дождавшись ответа, Таня все же решила действовать и осторожно надавила на спину – не сильно, только чтобы размять деревянные мышцы, которым это было так нужно. Давила и тут же разглаживала. Никита снова открыл глаз, но ничего не сказал, только слегка кивнул, то ли поддерживая инициативу, то ли благодаря. И опять зажмурился, продолжая неподвижно ждать, пока обезболивающее сработает и снова вернет способность нормально существовать.

Руки работали машинально. Таня заметила, что Никита был без любимой им голубой рубашки, только в серых хлопковых штанах. Видно, боль скрутила его, когда он только проснулся, или же она и разбудила. Вдоль позвоночника по спине тянулся рубец, длинный и прямой, будто его чертили под линейку. Извивался по хребту границей между прошлым и настоящим. «Старый, нелеченый», – определила Таня и постаралась не трогать его.

– У меня случается радикулопа́тия6, – пояснил Никита, когда препарат подействовал. – Она почти не беспокоила в последнее время, но сегодня вернулась.

– В следующий раз звони, у тебя есть мой номер, – укорила Таня, все еще разминая ему ноги.

– Обычно для таких случаев есть Хинин, но… – Никита оборвал фразу на середине.

– Сегодня его нет, – закончила за него Таня. – Не люблю смотреть на чужие страдания, – невпопад призналась она.

– Поэтому пошла в доктора́? – Никита ехидно усмехнулся. Ухмылка получилась слабой: кажется, боль забрала все его силы.

– Это была мамина идея. – Таня продолжала гладить Никиту. – В моей семье все женщины врачи – я должна была продолжить традицию.

Рядом с Никитой язык будто развязывался: слишком легко говорить с тем, кто тебя слушает. Тане приходилось следить за собой, чтобы ненароком не выболтать секрет. Узнай Никита, что у нее нет медицинского образования, сразу расскажет дяде, и с работой придется попрощаться. Таня не могла позволить этому случиться: она и так просрочила несколько платежей по кредиту, и маме нужно было помогать. Вторую такую же хорошую работу найти будет почти невозможно.

– Может, выйдешь? Мне нужно одеться, – проговорил Никита через некоторое время. Судя по всему, он уже достаточно отдохнул и окончательно отошел от утренней боли.

– О, да, конечно, – Таня кивнула и вышла из комнаты. Спрашивать, нужна ли ему помощь, она не стала: он точно скажет, что справится сам.

Таня вернулась спустя два часа. Именно столько Никите требовалось, чтобы привести себя в порядок, а Тане – чтобы почитать лекции. К этому времени завтрак уже успел остыть, но на предложение Тани разогреть еду Никита ответил отказом: он совсем не был против есть холодное.

– У тебя есть права? – спросил Никита. Только что докуренная сигарета лежала в пепельнице.

– Да, – честно ответила Таня, не понимая, зачем он спрашивает. Надеясь когда-нибудь накопить на собственную машину, естественно, она получила права.

– Отлично. Ключи от машины возьмешь у Галины Ивановны, – скомандовал Никита. – Мне сегодня нужно на медико-социальную экспертизу, поэтому будет лучше, если меня отвезешь ты.

– Уверен? – Таня удивленно приподняла бровь. – Я, конечно, не светило медицины, но тебе точно не лучше отлежаться?

Всю неделю Никита не вылезал из комнаты, а тут он собирался куда-то. В любое другое время она сама бы с радостью заставила его выйти на улицу, но не сегодня. Никита выглядел вполне бодрым и ничем не отличался от себя обычного, но Таня переживала, что через несколько часов боль вернется.

– Я бы тоже не хотел, но мне назначили на сегодня, – пожал плечами Никита. – Не переживай, я чувствую себя вполне сносно, – успокоил он и на всякий случай взял некоторые лекарства с собой для подстраховки.

Галина Ивановна отдала ключи и доверенность на управление автомобилем только после того, как тщательно проверила Танины права и знания ПДД. Она настолько пытливо опрашивала Таню, что невольно напомнила профессоров в СамГМУ. Тане стало неловко на таком экзамене, но вскоре она поняла, почему простая просьба взять ключи превратилась в допрос.

В гараже стоял серебристый «майбах», дорогущий, как крыло от самолета, и роскошный, как резиденция заморского принца. Таня присвистнула. Она помнила, с каким восторгом папа рассказывал ей о достоинствах этой марки, желая когда-нибудь купить ее. У папы так и не получилось. Знал бы он, что Тане выпадет возможность водить эту машину.

– Там уличное кресло. Погрузи в багажник, – скомандовал Никита.

Он подъехал к машине. Таня хотела сначала помочь ему сесть, но Никита уже открыл дверь и поставил коляску на тормоз. Откинув подлокотник, он ловко перекинул левую ногу в салон, почти прыжком перелез на переднее сидение, куда тут же подтащил вторую ногу. Все действия заняли не больше минуты.

– Я попросил заняться креслом. – Никита заметил, что просьба еще не выполнена, и недовольно посмотрел на Таню. – Уличное надо загрузить в багажник, а это, – он рукой указал на стоящую у машины коляску, – откати к стене.

– Зачем тебе две коляски? – спросила Таня. Как-то ради интереса она посмотрела в Интернете цены на инвалидные коляски. Такая, как у Никиты, стоила немало. И если наличие одной было необходимостью, то вторая, на взгляд Тани, была настоящим мажорством.

– Зачем снимать обувь в доме? – раздраженно вопросом на вопрос ответил Никита.

Таня пожала плечами, рассудив, что Никита прав, и взяла сложенную коляску. Она оказалась довольно тяжелой. Внимание Тани привлекли колеса: под черными покрышками блестел красный корпус.

– Так ты у нас на лабутенах, – не удержалась от подкола Таня. Ответили ей недовольным фырканьем.

Выполнив все требования, она села в машину. Уютный белоснежный салон, удобные кожаные кресла. Красота! Руки легли на руль, будто уже не раз касались его. Таня пристегнулась и завела двигатель, кажется, как-то так ее учил инструктор по вождению. Вдруг она обнаружила, что у нее трясутся коленки. Она ни разу не сидела за рулем такой дорогой машины. Вообще ни разу не водила машину по-настоящему. От перспективы одновременно захватывало дух и леденело тело. «Это же майбах! – проросла в сознании паническая мысль. – Каждую царапинку придется отрабатывать до конца жизни!»

– Мы едем или как? – спросил Никита.

Он уже был пристегнут и, судя по недовольному лицу, не мог дождаться, когда они тронутся.

– Я в первый раз за рулем, – объяснила Таня. – Тем более такая машина.

– Не волнуйся, тут автопилот, – спокойно уверил он. – Ты справишься.

– Легче сказать, чем сделать, – фыркнула Таня.

Желая немного утихомирить нервы, она включила музыку: песни всегда помогали ей успокоиться и настроиться на нужный лад.

– Это что, Шостакович? – Таня посмотрела на Никиту. Она слегка удивилась: самой бы и в голову не пришло слушать классическую музыку в машине.

– Валентин любит Седьмую симфонию, – пожал плечами Никита. – Тут еще есть «Русский вальс». – Он натянуто улыбнулся, и стало понятно: ему эта музыка тоже претит. Никита нажал на кнопку, и из динамиков донесся бодрый голос диктора. – Новое радио тебе нравится больше?

Таня кивнула. «Что может быть сложного: доехать из точки А в точку Б? Да еще и на клевой тачке». – Она попыталась уговорить себя, закрыла глаза и мысленно перечислила все, что должна сделать: включить фары, пристегнуть ремень, включить скорость, медленно отпуская сцепление, слегка давить газ. Сделала три глубоких вдоха-выдоха. Машина резко тронулась и полетела, отчего Таня сначала растерялась, но быстро сообразила и сбавила скорость.

Маневрировать в городе самостоятельно было сложно, но на помощь пришли автопилот и навигатор. Адрес там уже был забит: Никита позаботился об этом, пока Таня занималась колясками. Диктор рассказывал что-то, изредка его голос сменялся песнями. Постепенно мандраж прошел, и Таня начала наслаждаться поездкой. Теперь она понимала, почему папа все время нахваливал «майбах» и не переставал говорить, как сильно хочет его купить. Не машина – мечта. Подогрев руля и подлокотников, сиденья с вентиляцией и массажем. Таня не удержалась и включила его. Как же приятно, когда кресло само разминает поясницу, спину и плечи. Особенно приятно, наверное, когда стоишь в пробке по несколько часов. Этого Тане узнать не довелось, ведь дорога оказалась чистой. У Никиты именно эта марка явно не только для того, чтобы кичиться деньгами.

Когда заиграла группа «Серебро», Таня хотела попросить Никиту сделать громче. Повернув голову, она заметила, что он мирно посапывает, откинувшись на сиденье. Даже во сне он поджал губы и скрестил руки на груди. Таня не стала его беспокоить. Вскоре машина затормозила у трехэтажного здания бледно-желтого цвета. Таня облегченно выдохнула: поездка удалась куда лучше, чем она ожидала.

– Мы на месте, – тронула она Никиту за плечо. Он сонно моргнул пару раз и окончательно проснулся.

Вылез из машины Никита так же ловко, как и залез. Уличная коляска казалась удобнее той, которую он использовал дома, и, что юлить, выглядела более презентабельно. По пандусу самостоятельно заехать Никита не смог: подъем был слишком крутой, отчего коляска скатывалась вниз. Таня помогла ему, хотя это и было тяжеловато. Однако основная трудность ждала их внутри.

Едва она поборола тяжелую дверь – даже не автоматическую, черт побери это МСЭ! – как попала в холл с его давящей атмосферой и разговорами посетителей полушепотом. Никита тут же направился к стойке регистрации, дребезжа колесами по бело-черной плитке. Таня же, подозревая, что торчать тут им придется долго – больницы, как она знала из опыта, дело вообще не быстрое – подошла к буфету. Шоколадный батончик – лучший перекус, который можно придумать. Она сначала хотела взять два, но потом вспомнила, что Никита сладкое не ест, и купила для него банан. Он еще выяснял отношения с тучной теткой за регистратурным окошком. Таня подошла ближе на случай, если ему понадобится помощь. К счастью, ее содействие не пригодилось: Никита забрал какую-то бумажку и уже ехал к Тане.

– Нам на третий этаж, – понуро сообщил ей он.

Таня глянула сначала на него, потом на кривые ступеньки, ведущие наверх, и сглотнула ставший в горле ком.

– Я тебя туда не затащу.

– Конечно, не затащишь, – согласился Никита. – Я вешу семьдесят килограмм, это, – он ударил рукой по боку коляски, – не меньше двенадцати.

– Какой-то маразм! – громко возмутилась Таня, но тут же зажала рот рукой, как только на нее зашикали. – Их не смущает, что это комиссия для инвалидов?

– Хочешь жаловаться – валяй, только учти, что ты не единственная и даже не первая, – пожал плечами Никита. – Тут есть лифт.

Не став дожидаться ответа, он направился в сторону лифта. Таня поспешила за ним. Заблудиться в больничных коридорах – дело не из приятных. Лифт оказался очень маленьким: они вдвоем едва поместились в тесной кабине. К счастью, другие люди добродушно уступили им и не стали набиваться следом. Когда двери, шурша, открылись на нужном этаже, Таня едва не подпрыгнула от счастья. Остановили ее только правила безопасности и страх, что лифт сломается и назад ей все же придется спускать Никиту по лестнице.

Перед кабинетом, где заседала комиссия, уже скопилась длинная очередь, а значит, ждать придется немало. Чтобы скоротать время, Никита постоянно катался по узкому блевотно-желтому коридору к курилке, где мог выкурить очередную сигарету. Таня насчитала штук пять. Дома он курил меньше. Естественно, ведь там не было стресса, который приходилось снимать таким нездоровым способом. Отговорить не стоило даже пытаться: Никита слишком упрямый, чтобы слушать чьи-либо доводы, пусть даже разумные, особенно здесь, в месте, которое напоминает о его несовершенстве.

Сначала Таня ходила следом, но Никита был настолько погружен во выдыхаемые с дымом мысли, что казалось, ему нет никакой разницы от того, рядом она или нет. Когда он собрался закурить в очередной раз, Таня решила остаться на месте. Расстояние до окна было небольшое, всего в несколько шагов. В случае чего она заметит, если Никите вдруг понадобится помощь.

Рассматривать свои ноги на фоне грязноватой бежевой плитки было тоскливо, и Таня зашла в блог. Эмоции от первой поездки за рулем просились наружу, и ими нужно было поделиться, пока не стерлись из памяти. Она во всех красках описала и свое волнение, и впечатление от машины. «Просто вау!» – закончила она поток восхищения.

«Это действительно хорошая марка, – комментарий от загадочного господина Х прилетел сразу, как только запись была опубликована. – Слышал, что ехать в ней очень комфортно. И вы это подтвердили».

От комментария веяло теплотой и радушием. Таня улыбнулась, ей стало чутка спокойнее. Приятно, когда кроме резкого и циничного Никиты она может поговорить и с кем-то доброжелательным, пусть даже виртуально.

«И ехать, и спать, – ответила ему Таня. – Мой друг хорошенько вздремнул по дороге». – В конце она поставила спящий смайлик.

«Не судите его слишком строго. Человек, возможно, провёл бессонную ночь, немудрено заснуть под убаюкивающую качку», – прилетело ей от господина Х. Таня представила, как он улыбнулся.

Таня и сама улыбнулась: диалог поднял ей настроение. Она собиралась было еще написать что-нибудь господину Х, но ее прервало дребезжание колес по плитке.

– Ненавижу это место, – шепотом буркнул вернувшийся от окна Никита. Он выглядел не таким мрачным, как когда они только приехали. Тане показалось, что его настроение тоже немного поднялось.

– Посмотри на ситуацию с другой стороны. Если тебе нужно подтверждать инвалидность каждый год, значит, твое заболевание лечится, – оптимистично предположила она.

Таня оторвалась от телефона и попыталась его подбодрить. Она верила в свои слова и еще больше верила в то, что мир человека таков, каким он его воспринимает. Как раз в это время мимо них проковылял одноногий мужчина. Стук его костылей эхом звучал в коридоре еще некоторое время.

– Конечно, – саркастично фыркнул Никита. – Нога того мужчины тоже отрастет.

– Мог бы обойтись без сарказма, – Таня цокнула языком.

– А ты без глупых идей, – парировал он.

Как раз в это время Никиту вызвали на комиссию. Забрав у Тани стопку документов, приготовленных заранее, он вкатился в кабинет. Интуиция подсказывала: ждать придется долго. Голодный живот заурчал. Таня мысленно прикинула, что вернуться домой к обеду они не успеют. Ей и не хотелось возвращаться. Она уже давно жила в Самаре, но до сих пор не устроила себе полноценную вылазку в город: все не хватало времени. Сейчас Таня собиралась восполнить потерю и насмотреться вдоволь. Вдобавок она считала, что прогулка пойдет Никите на пользу. Он точно будет рад развеяться после тоскливой МСЭ. И не дело это – сидеть, запершись в четырех стенах! Она быстро набрала Валентина Никандровича спросить разрешения на маленькую авантюру и предупредила Галину Ивановну, что на них с Никитой обед можно не готовить. Она уже знала, куда его повезет. Чтобы скоротать время, Таня открыла «Критику чистого разума» Канта: именно из-за него она завалила философию. «Да уж, коренная калининградка», – ехидно усмехнулся в голове голос профессора философии, будто то, что они с Кантом земляки, обязывает ее знать и понимать его идеи.

Глава 7

Они припарковались на Ленинградской улице – прогулочной зоне Самары – на той ее части, где еще можно было ставить машины.

– Что ты задумала? – повернулся к ней Никита.

– Прогуляться, – бесхитростно ответила Таня. – Согласись, после МСЭ хочется подышать свежим воздухом. Сейчас время обеда, а я знаю отличное место.

– Я рассчитывал есть дома, – вздохнул Никита.

– Ничего не случится, если мы один раз сходим в кафе, – парировала Таня. – И ты сам говорил, что чувствуешь себя превосходно. Давай, я уже предупредила Галину Ивановну и твоего дядю.

Никита молча посмотрел на нее долгим взглядом. Точнее, в ее сторону: черные глаза-угольки глядели будто бы сквозь.

– Пожалуйста, – предприняла последнюю попытку Таня и заглянула прямо в его глаза, подбадривающе улыбнувшись.

Для нее эта прогулка была важна, и не только потому, что Таня обожала Ленинградку больше, чем любую другую улицу города. Даже ребенок знает, как полезно бывать на свежем воздухе. Никита же был лишен этого из-за травмы и собственных комплексов. Таня собиралась исправить это. Еще она хотела, чтобы Никита немного отвлекся от пессимистичных мыслей, которые отражались на его лице после экспертизы. Таню всегда расслабляла прогулка, и она надеялась, что так же она подействует и на него.

– Тебе очень хочется? – спросил Никита тоном, каким задают обычно очень важные вопросы. – Хорошо, уговорила, – согласился он, когда Таня кивнула.

– Славно, – улыбнулась она и вышла из машины.

Самарский Арбат по красоте нисколько не уступает столичному собрату. Многие находят его даже более живописным. Таня в Москве никогда не была, если не считать сорок минут в Шереметьево между перелетами, поэтому не могла сравнить. В теплый день субботы Ленинградка полнилась людьми: казалось, все самарчане выбрались погулять по любимой улице, но больше было, конечно, туристов. Они сновали туда-сюда, захаживали в магазины и кафе, фотографировали красивые здания XIX века, делали селфи с дядей Степой. Церетели постарался над ним на славу: сделал советского великана настолько забавным, что дети гурьбой вились вокруг. Таня не удержалась и потерла нос пристроенной у ног милиционера собачке – на счастье. Прохожий попросил ее сделать фото, и она с удовольствием принялась ходить вокруг них, выбирая лучший ракурс.

– Ты говорила, что знаешь, где можно пообедать, – напомнил Никита.

На самом деле на улице было множество кафе и ресторанов, но Таня обещала показать проверенное место. Оно как раз располагалось недалеко от дяди Степы.

– Мы уже пришли, – Таня иронично указала рукой на здание.

«Вилка-Ложка» – гласило название. Выглядело уютно: желто-красные тона, деревянный заборчик, из-за которого задорно выглядывали зонтики. На террасе Таня и собиралась устроиться. Все портили четыре несчастные ступени, ведущие к кафе.

– Ты меня не затащишь. – Никита сложил руки на груди и скептически уставился на Таню.

– Тут есть пандус, если ты не заметил, – она ткнула пальцем влево. Наличие заезда было еще одним поводом, заставившим ее выбрать это место.

– Эти железяки, которые ты гордо именуешь пандусом, не годятся, – съязвил он. – Мои колеса просто не поместятся на них.

– Не такие уж и жирные у тебя колеса, – фыркнула Таня. Она и сама уже поняла провальность идеи.

– Колеса, может, и не жирные, но широки для вот этого, – заметил он.

– О’кей, – нерешительно протянула Таня. – Я пойду в соседнее, там есть навынос. Ты ешь сэндвичи?

Получив согласие, она забежала в Gellert. Никита остался ждать снаружи, вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Тане было ужасно неловко, что она обещала ему отличное место, которое оказалось для него недоступно. Возможно, она бы могла попытаться затащить Никиту по этому ненадежному пандусу, но… Оставалось надеяться, что на нее не сильно обиделись и еще есть шанс реабилитироваться.

– Тут, конечно, готовят не как Галина Ивановна. – Таня протянула Никите сэндвич с жареным беконом, помидорами, сыром и яйцом, обильно смазанный майонезом. Сама уселась прямо на ступеньку, разворачивая такой же.

Таня была готова к возмущениям и требованию сейчас же ехать домой. В этом случае она не станет возражать: клубок вины бурлил на дне желудка, к нему примешивалась грусть от испорченной прогулки. Оказалось, Таня сильно недооценила Никиту: он не упрекнул ее ни словом, ни взглядом.

– Я бы добавил больше сыра, но так тоже сойдет, – резюмировал он, откусив кусок от бутерброда. Таня чуть не поперхнулась, ведь ожидала от него совсем другого поведения.

– И никакого сарказма? – она вопросительно уставилась на него.

– Устал от диет и правильного питания, – пожал плечами он. – Давно хотел вредного.

Минут пятнадцать они молча ели: хлеб с начинкой – большое препятствие для разговора. Таня подумала о том, что прогулку можно еще спасти. Мимо шагали люди. Некоторые с интересом поглядывали: Таня догадывалась, что объектом внимания был Никита. Некоторые проскакивали по ступенькам в кафе, стараясь идти подальше от парочки. Незнакомый малыш тыкал в них пальцем и дергал разговаривающую по телефону маму за платье, очевидно, желая спросить про «дядю в колясочке». Таня приветливо помахала малышу, когда он посмотрел на них, и тот улыбнулся в ответ. Никита, явно замечая столь нетактичный интерес, нервно смотрел в плитку под колесами и жевал.

– Ты знала, что Гавайи называли Сандвичевыми островами? – спросил Никита так внезапно, что Таня на секунду замерла, не донеся булку до рта. – В тысяча семьсот семьдесят восьмом году, когда Джеймс Кук наткнулся на нынешние Гавайи, он дал им название в честь своего покровителя, графа Сандвича. – Никиту охватил редкий энтузиазм. Казалось, он соскучился по тому, что его слушают, не смея вставить даже полслова. – Он тогда был Первым лордом адмиралтейства. Видимо, Кук считал, что человек такой должности достоин двадцати четырех островов. Кстати, чиновник из него бы так себе, раз уж его запомнили по бутерброду, – он усмехнулся.

– Ты шутишь? Думала, они сразу были Гавайи. – Таня не понимала, чему больше удивилась – столь странному факту или тому, что его знал Никита.

– Они стали Гавайями только в начале девятнадцатого века. А до этого спокойно были Сандвичевыми островами, – ответил Никита и улыбнулся, удовлетворенный Таниной реакцией. – Сейчас такое же название носит архипелаг в Южной Атлантике, почти у самой Антарктиды.

– Бутербродная география, – хмыкнула Таня. Она и подумать не могла, что сушу всерьез могут назвать, как еду. Ей стало интересно, сколько подобных фактов знает Никита. И ее радовало, что они наконец начали нормально общаться. Обычный разговор без тонны сарказма и негатива.

Никита как раз разобрался с сандвичем, но про напитки вряд ли собирался рассказывать. Он попросил Таню достать из кармана на спинке коляски таблетки и выпил несколько штук, запив чаем из кафе.

– Все нормально? – спросила Таня. Мало ли от чего эти лекарства: может, ему стало плохо. В таком случае оставаться в городе нельзя.

– Нормально, – отозвался Никита.

Вид он имел вполне здоровый, насколько это возможно в его ситуации, и Таня поверила на слово.

– Как насчет прогулки до речного вокзала? – предложила она, когда с обедом было покончено. Краем уха Таня услышала, как группа туристов обсуждает речные экскурсии, и решила, что прогулка до Волги – захватывающее времяпрепровождение.

– Тогда тебе придется держать меня: дорога тут под наклоном, – согласился Никита. Судя по голосу, настроение его стало гораздо лучше, чем утром.

«Когда человек голодный, он всегда ершится», – вспомнила Таня слова бабушки. Сегодня она в очередной раз убедилась в их правдивости.

– Буду, не беспокойся, – уверила она его и покатила коляску по улице. – Фастфуд на тебя хорошо влияет: ты даже перестал ворчать, – прокомментировала она, тихонько хихикнув.

– Неприятно, что ты находишь меня букой.

– А разве ты не производишь такое впечатление?

– Еще и осмеливаешься говорить мне это в лицо, – фыркнул он.

– Если я не буду говорить тебе про твои негативные стороны, это буду уже не я. Человек, в отличие от машин, обычно сообщает, если ему что-то не нравится. Мне показалось, тебе больше по душе общаться с личностью, а не с роботом.

– Может, в твоих словах и есть зерно истины, – тихо проговорил Никита, будто самому себе.

Прогулка прошла даже лучше, чем Таня ожидала. Она и подумать не могла, что Никита станет ее персональным гидом. Он рассказывал интересные факты почти о каждом здании, мимо которого они проходили. И это была не просто информация, доступная в любом буклете. Никита знал множество подробностей и курьезных историй, о которых Таня даже не догадывалась. Об именах, которые носила Ленинградская улица раньше, и причинах их смены. О семейной истории знаменитого самарского чаеторговца и бакалейщика Жукова. О том, как в доме №20 сходил с ума от любви к американской танцовщице Фанни Лир великий князь Николай Константинович Романов. Разве что СамГМУ, главное здание которого располагалось как раз на Ленинской, стал исключением: тут уже Таня поведала о забавных эпизодах студенческой жизни. Из Никиты получился отличный повествователь. Начитанный и умный, он не только знал факты и подробности, но и рассказывал их так, будто все происходило с ним лично. Впечатление угрюмого буки, которое он произвел в первые дни знакомства, сильно пошатнулось. Таня задавалась вопросом, было ли то его поведение специально разыгранным спектаклем или им явилась сегодняшняя разговорчивость.

Время от времени Таня ловила заинтересованные взгляды прохожих. Привлекали их явно не невольно подслушанные рассказы. Люди шли мимо. Кто-то ускорял шаг и опускал глаза, не желая смотреть на человека в коляске. Кто-то, наоборот, старался замедлиться и с любопытством разглядывал. Никита, казалось, их игнорировал, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.

– Извините, – внезапно к Тане обратился совсем неприметный мужчина в сером полупальто. Только оно и привлекло внимание: какой чудак будет носить полупальто в жару? – Как его зовут? Хочу поставить за него свечку в храме, – открытой ладонью мужчина указал на Никиту.

Таня раскрыла рот и собиралась было сказать мужчине, что ему лучше обращаться к тому, о ком он спрашивает: как минимум некрасиво говорить о человеке в третьем лице, когда он присутствует при разговоре, – но не успела.

– Я поклоняюсь Зевсу, вы вряд ли найдете его приход в этом городе, – ответил Никита, чем заставил мужчину вздрогнуть: тот, кажется, не ожидал, что человек на коляске умеет разговаривать.

Мужчина снова вытаращил глаза и дрожащей рукой перекрестил Никиту, Таню, перекрестился сам и ушел, бурча под нос про еретиков и мракобесов. Таня все еще переваривала в голове происходящее.

– Ты, кажется, хотела к речному вокзалу, – напоминанием Никита вывел ее из ступора. Раздражение, вызванное нетактичным прохожим, чувствовалось в каждом слове.

– Ты правда поклоняешься Зевсу?

Ребенком Таня обожала мифы Древней Греции. Истории о богах, героях и чудовищах питали ее фантазии, давали сюжеты для игры и просто увлекали. Но Таня воспринимала истории о Зевсе, Афине и Геракле не более чем красивые старые сказки. Многие из них уже стерлись из ее памяти.

– Сказал первое, что пришло в голову, – безразлично ответил он. – Никому я не поклоняюсь.

– Кое-кто говорил, что не любит ложь, – поддела его Таня.

– Я говорил, что не люблю, когда лгут мне. Не перевирай мои слова, – раздраженно поправил он и дернул плечом будто в попытках отогнать неприятные ощущения. – Просто уже невозможно терпеть таких сердобольных прохожих без малейшего чувства такта.

– Ну, он же не со зла.

Таня догадывалась, что прохожий хотел сделать доброе, по его мнению, дело, но и Никиту она тоже понимала: мало кому понравится, когда люди предлагают непрошеную и, скорее всего, ненужную помощь, тем более, когда этот альтруист не воспринимает тебя как личность и разговаривает о тебе с другим. Таня предполагала, что именно это взбесило Никиту.

– Это все равно раздражает. Закрыли тему, – резко бросил он и, не дожидаясь Таню, покатил по улице.

Они как раз достигли спуска. Никита проигнорировал тротуар и поехал по краю шоссе. К счастью, машин на дороге сегодня не было. Помня о том, что по покатой улице на коляске без сопровождающего спускаться может быть опасно, Таня побежала его догонять. Как назло, раздраженный Никита крутил колеса слишком быстро, словно пытался убежать от неприятной ситуации и ее свидетельницы. Телефон завибрировал совсем не вовремя. На дисплее высветился мамин номер.

– Мамуль, прости, занята. Я перезвоню. – Таня уже хотела бросить трубку, но мама помешала ей это сделать, начав отчитывать дочь за несколько пропущенных вызовов. К причитаниям прибавились упреки в невнимательности и стенания, что, если умрет, дочери будет плевать. Таня трижды прокляла себя за то, что в МСЭ выключила звук на телефоне и совсем об этом забыла. – Мамуль, я не наплевала на тебя, – начала оправдываться Таня, но безрезультатно.

В силу привычки, которая зачастую опережает мозг, она зажмурила глаза: мамины придирки жалили, словно осы. Они сыпались градом – ей даже слово вставить некуда было. Выключить телефон, пока мама говорила, не позволяла совесть. «Никита», – осознание молнией вспыхнуло в мозгу, и Таня распахнула глаза. Теперь ее мало волновала мамина тирада. Нехорошее предчувствие подтвердилось, когда она нашла Никиту глазами: он летел вниз.

– Я немного занята. Обещаю позвонить вечером. – Она выключила телефон и побежала быстрее, чтобы поспеть за Никитой. Не успела.

Никита не справился с управлением. Коляска, не смея противиться гравитации, скатилась вниз и завалилась на бок. Благодаря ремням безопасности Никита из нее не вылетел. К счастью, машин поблизости не оказалось. Таня подбежала и упала на колени, осматривая его. Никита потерял сознание: видимо, сильно ударился головой. Таня нащупала пульс, убедилась, что он есть, и вызвала скорую. Только потом, когда паника немного улеглась, она заметила вокруг людей. Они столпились рядом и шушукались, обсуждая ситуацию. Несколько подростков снимали происходящее на телефон. Тане толпа была на руку: у них можно попросить о помощи.

– Вам помочь? – угадав ее намерение, к ней обратился высокий крепкий мужчина в зеленом поло.

– Да, пожалуйста, – ответила Таня. – Его надо вытащить и поднять коляску.

Никиту уложили на тротуаре, под голову дали рюкзак, которым согласились поделиться сердобольные туристы. Девушка в розовой майке сбегала в магазин и принесла бутылку холодной воды. Таня поблагодарила каждого, кто помог.

Машина скорой помощи, как оказалось, была неподалеку, поэтому приехала быстро. Пока один медик разгонял всех любопытствующих, другой занялся пострадавшим. Закончив, фельдшеры загрузили Никиту в машину. Тане позволили сопровождать, раз уж она его сиделка.

– Танюха, не узнала? – прозвучал удивленный голос. Его обладатель стянул с лица маску.

Стас Рыбкин был последним, кого Таня ожидала и хотела увидеть. Он учился на два курса выше нее, на первом курсе курировал их группу. Они познакомились на посвящении в первокурсники, которое Стас организовал. Добрый, отзывчивый парень, легко заводящий дружбу со всеми, с кем знаком хоть минуту.

– А я слышал, будто тебя выперли? – продолжал удивляться Стас.

– Я восстановлюсь, – сквозь зубы прошипела Таня: напоминание об исключении раздражало.

– То есть правду слышал? – продолжал допрашивать Стас.

– А ты что на скорой делаешь? – спросила Таня в ответ, лишь бы переменить тему.

– Да я подрабатываю. Четвертый курс закончил и практику получаю, – улыбнулся во все зубы он.

Таня похвалила его и устало выдохнула. Волнение переполняло, хотя ей и сказали, что Никитиной жизни ничего не угрожает. Прогулка оказалась чересчур выматывающей, закончилась ЧП и не самой приятной встречей. Нужно было отдохнуть, и Таня закрыла глаза. В нос тут же ударил неприятный запах: Стас сунул ей под нос нашатырный спирт, думая, что она сейчас упадет в обморок. Таня жестом отказалась и снова прикрыла глаза. Она устала, а день еще не закончился.

Глава 8

– Реакция на свет есть, – врач перестал светить в глаза Никите фонариком. – Завтра будут готовы анализы, тогда точнее скажу, что у тебя, но, вроде, не страшно.

Никита молчал с тех пор, как они приехали, если не считать ответы на вопросы врача. Словно безвольный шарнирный манекен, он позволял делать с собой все что угодно, при этом сам обитал где-то в глубине своих мыслей, о чем свидетельствовал задумчивый взгляд. Только когда посветили фонариком, Никита отмер и прищурил глаза, но ничего не сказал.

– Сутки тут побудешь, потом решим, – проговорил врач и повернулся к Тане. – И вы, милая, тоже.

За дверью послышались быстрые шаги, и в палату ворвался Валентин Никандрович. Да, именно ворвался. Таня виделась с ним не так уж часто, но у нее уже сложилось впечатление о работодателе как о спокойном мужчине. Сейчас же глаза его пылали яростью, а ноздри сильно раздувались – даже не нужно было подходить, чтобы заметить. Он громко хлопнул дверью и, убедившись, что кроме них никого нет, уставился на Никиту.

«Сейчас кому-то влетит», – подумала Таня и вжала голову в плечи. Она была уверена, что этим кем-то окажется она.

– Опять за свое? – мужчина сурово насупил брови. – В этот раз до больницы дошло? – Хотя он и не кричал, тон не предвещал ничего хорошего.

«Это он Никите?» – удивилась Таня. Она понимала, что его часть вины в произошедшем тоже есть, но ее была больше: это ведь Таня не досмотрела за подопечным. Совесть требовала объяснить ситуацию и закрыть Никиту от дядиного гнева, но рационализм твердил о неминуемом увольнении, которое, несомненно, последует за признанием. Чью сторону выбрать, Таня не знала, но от этой дилеммы ее спасли.

– Давай поговорим наедине, – вымученно попросил Никита и сел на койке.

– Вы не могли бы нас оставить? – уже спокойней, хотя голос его еще дрожал от внутреннего гнева, Валентин Никандрович обратился к Тане и врачу.

Мысленно благодаря Никиту за содействие, о котором он, вероятно, даже не догадывался, Таня выскочила из палаты следом за доктором.

– С ним все будет в порядке? – спросила она у врача. Никита только сегодня начал вести себя более-менее жизнерадостно, а сейчас опять закрылся в себе. Из-за нее. А еще он мог получить серьезную травму, и в этом тоже виновата она.

– Не знаю, – задумчиво проговорил мужчина. – В преклонном возрасте вредно так сильно нервничать. Надо будет посоветовать Валентину Никандровичу успокоительное.

– Я не про него.

– Никита – мальчик сильный, и не в такой, простите мой французский, заднице был, – врач улыбнулся. – Многие мои коллеги думали, что после травмы он будет прикован к постели, а он на чистом упрямстве стал почти самостоятельным. Ну, да вы и сами видите. – Голос врача был полон той гордости, с которой говорят о тех, за чьим успехом стояли.

– Антон Павлович, – Таня прочла имя на бейдже, – вы занимались Никитой, когда он… – она замялась, не зная, как правильно выразиться. Про себя Таня могла как угодно называть Никиту, но при его знакомом подумала, что слово «инвалид» неуместно.

– Не стоит бояться слов. Вы же не будете долго и нудно объяснять, что вам нужна деревянная продолговатая конструкция шестиугольной формы со встроенным грифелем. Вы скажете слово «карандаш» и будете абсолютно правы. «Инвалид» и «инвалидность» – всего лишь термины, не стоит их бояться. Страх перед названием усиливает страх перед тем, кто его носит. – Он задорно прищурился, но тут же снова стал серьезен. – Впрочем, Никиту действительно в лицо так лучше не называть. Да, я занимался с ним, когда он попал в больницу, – все же ответил он на вопрос.

– А вы могли бы дать мне копию его истории болезни? – спросила Таня и только потом мысленно дала себе затрещину: не наглей, мол. Ей стоило сначала попросить о таком Германа, у которого история болезни, вероятно, имелась, а не наседать на врача. Но раз начала – не смей отступать. – Никита говорил, что все может сам, но сегодня я засомневалась. Боюсь, что однажды его снова может скрутить боль, а я не смогу помочь.

Видя, что Антон Павлович не понял, о чем она, Таня рассказала, что случилось утром. Тот приступ она не забыла и сейчас собиралась воспользоваться шансом и проконсультироваться со специалистом. Если подобное повторится или случится что-то еще, она должна быть готова вовремя среагировать.

«Еще ведь не факт, что ты останешься у Ховричевых», – пропищал голос внутри Тани, и она вздохнула. Страх потерять работу, к которой она уже начала привыкать, поселился в сердце, ведь сейчас ее могли уволить. Что за сиделка такая, которая допустила травму подопечного? Таня корила себя, что не проявила достаточно ловкости, чтобы схватить Никиту, что предложила идти по покатой дороге, что отвлеклась на спор с мамой. Еще Таня очень переживала за Никиту. Хотя врач и говорил, что ничего страшного не произошло, она все равно волновалась.

– Вот же упрямец, – врач цокнул языком. – Завтра дам. И список необходимых процедур на всякий случай. Вдруг Хинин опять не окажется рядом.

В этот момент из палаты вышел Валентин Никандрович. Глаза его еще сверкали. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул и, только успокоившись, подошел.

– Валентин Никандрович, у вас же давление, – укоризненно покачал головой врач.

– Антон Павлович, мы можем переговорить в вашем кабинете? – устало проговорил он.

– Валентин Никандрович, я… – обратилась к нему Таня. Она уже подбирала слова для оправдания. Никита, скорее всего, сам рассказал, как было дело. Таня была готова на все что угодно, лишь бы не искать новую работу. Она ведь еще не расплатилась с кредитом и Инне задолжала за месяцы бесплатного проживания.

– Я знаю, Татьяна, – он прервал ее на полуслове. – Мой племянник бывает слишком вспыльчив и скор на действия, – мужчина тихо и с сожалением вздохнул. – Надеюсь, больше подобного не повторится.

– Вы не уволите меня? – Таня ожидала другого исхода. Сегодня весь день ее догадки оказываются ложными.

– Никита сказал, что не справился с управлением и вашей вины нет. Он просил не увольнять вас, – Валентин Никандрович снял очки и устало потер переносицу большим пальцем. – Или вы хотите сказать, что мой племянник врет? – он строго глянул на нее.

– Нет, что вы.

В сверкнувших сталью глазах Таня прочла, что ложь сейчас предпочтительнее правды. Валентин Никандрович будет в большей ярости, если окажется, что Никита рассказал ему не все.

– В таком случае спокойной ночи. Я думаю, вам предоставят место, – он вопросительно глянул на Антона Павловича, который кивнул, подтверждая слова.

Валентин Никандрович ушел, оставив Таню в раздумьях. «Никита взял вину на себя и просил за меня, но зачем?» – Ответ можно узнать только у него самого. Именно это она и собиралась сделать и тихо вошла в палату. Никита лежал на спине и пялился в потолок, щуря глаза. Пластырь прикрывал небольшую ссадину на лбу.

– Как ты? – спросила она, подойдя вплотную к койке.

– Голова кружится, подташнивает, в ушах звенит. – Он говорил медленно, неохотно и совершенно безразлично, будто ему было абсолютно плевать на свое здоровье. На Таню он тоже не смотрел, но не потому, что злился, а, скорее, потому что потолок считал более интересным зрелищем или не хотел поворачивать голову. – Свет выключи, пожалуйста, – попросил Никита.

Таня отошла к двери и щелкнула выключателем. Гореть остались две лампы в углу: так его глазам не будет дискомфортно и комната не погрузится в мрак. Таня не любила, когда темно: в такие моменты особо остро чувствуются апатия и тревога. Они и так были в больнице – не стоило подкармливать негативные чувства еще больше.

– Ты не окончила медицинский, – Никита не спрашивал, утверждал. – Я слышал твой разговор с фельдшером.

Таня ошарашенно посмотрела на него. Получается, когда она разговаривала со Стасом, Никита пришел в себя, но не подал виду? Вот он гад! А она так переживала, что он долго в отключке!

– Ты знал и не сказал, – Таня обиженно поджала губы и опустилась на стул рядом с Никитой. – Почему?

– Валентин бы нашел тебе замену: кого-то опытнее, а значит, и старше, – спокойно ответил Никита. – С ровесницей интереснее иметь дело, и на тебя хотя бы приятно смотреть. Но постарайся больше не врать мне, – строго прибавил он.

– Прости, – Таня пристыженно опустила голову. О чем она думала? Неужели правда надеялась, что обман не всплывет? Хорошо еще, что правду слышал Никита, а не его дядя. – Впредь обещаю говорить только правду. Но ты тоже больше не притворяйся. Знаешь, как я за тебя испугалась?

– Хорошо, – согласился Никита. В полутьме палаты Тане показалось, что на его лице промелькнула улыбка. – И ты расскажешь, почему отчислена.

Таня считала, что так будет справедливо. Если он узнал одну часть ее секрета, то имеет право знать и другую.

– В моей семье все женщины – медики, – начала она говорить. – Мама всегда настаивала, чтобы я продолжила традицию.

– Я помню, – уведомил Никита. – Ты решила выполнить ее требование, но сбежала в другой город.

– Мама мечтала поступить в Самарский мед, но не смогла, – пожала плечами Таня. – А я бы не смогла терпеть ее наставления и придирки в Калининграде. Она хорошая, ты не думай, просто очень хочет, чтобы у меня была престижная профессия, хорошее будущее, – протянула она, и на лице отразилась легкая меланхолия.

– А ты? – Никита скосил глаза в ее сторону: вертеть головой ему запретили.

– А я поступила, но на втором курсе завалила фармакологию, – Таня понуро вздохнула. – И философию. И химию вовремя не закрыла. – Она опустила голову, спрятав лицо в ладони, принялась массировать веки. Чувство собственной беспомощности и тупости навалилось с той же силой, как и в день отчисления. – И пересдать пока не смогла.

– Ты хочешь быть врачом? – спросил Никита. – Если не смогла выучить предметы, стоит задуматься, нужно ли оно тебе.

– Можно подумать, ты у нас весь такой идеальный и никогда у тебя неудач не было, – обиженно поджала губы Таня: слова Никиты ее сильно задели.

– У меня была только одна неудача, – ответил он сердито, – и произошла она не по моей вине.

– Прости, – Тане стало неловко за вырвавшиеся против воли слова. В конце концов, Никита не сказал ничего плохого – она сама зацепилась за них. Не стоило задевать его в ответ.

– Ты не ответила на вопрос, – напомнил он.

– У меня не так много вариантов. Медицина – единственное, по мнению мамы, достойное дело. Была еще причина: мой папа болел сильно. Я хотела выучиться и найти лекарство, но не успела. – В последний момент голос сорвался, и Тане пришлось ущипнуть себя за локоть, чтобы вдруг не расплакаться. Папа бы не одобрил.

Отец был ее лучшим воспоминанием. Он всегда поддерживал и был рядом. Это он научил ее кататься на велосипеде, подарил ей первый фотоаппарат, показал, как выбирать ракурс и ловить лучшие мгновения жизни. Таня очень скучала. И, хотя прошло много времени, вспоминать его было грустно.

– Соболезную, – сухо проговорил Никита.

– Год прошел, – отмахнулась от его жалости Таня. – Мама очень его любила. Я переживала, как бы она не наложила на себя руки. Хотела взять академ, остаться после похорон дома с ней, но мама непреклонно заявила, что учебу ни в коем случае нельзя прерывать. В итоге… – она замолчала, подразумевая, что все ясно и без объяснений.

– Понятно, – протянул Никита, и Таня услышала в простом слове укор.

– Я готовлюсь восстанавливаться, – возмутилась она. – К тебе я нанялась, потому что нужны деньги.

– Восстановишься, а потом опять завалишь предметы, – цинично заметил Никита. – Врач из тебя так себе.

– При этом ты не позволил дяде меня уволить.

– Разве тебе не нужны деньги?

– Ну да, – Таня поджала губы. – Прости, не должна была язвить. И спасибо, – добавила уже тише и расплылась в улыбке.

Сегодняшний день перевернул ее представления о Никите. Он оказался не только умным и интересным собеседником, но еще и благородным человеком. Простое «спасибо» не могло описать, насколько Таня была ему благодарна за возможность сохранить работу. Если бы Никита сказал дяде, что это она виновата в его падении, Валентин Никандрович ни за что не дал бы ей второй шанс. Напряжение, сковавшее ее там, на Ленинградской, наконец отпустило. Зазвонил телефон, Таня извинилась и вышла в коридор, чтобы ответить. Это была Кристина.

– Татьяна? – вместо приветствия спросила она. – Отец сказал, что вы с братом в больнице. Скажи, пожалуйста, что с ним? – В голосе слышалось неподдельное беспокойство на грани истерики. Возможно, если Кристина не успокоится, она и случится.

– Не переживай, – поспешила объяснить Таня. – Мы переночуем тут на всякий случай, но все будет хорошо. Утром скажу, и он позвонит тебе. Или, если хочешь, сама приходи завтра, думаю, врач будет не против.

– Нет, не надо, – остановила ее Кристина слишком поспешно. – Его же не стоит беспокоить, верно? И у меня завтра смена в лавке. Тебе тоже надо отдохнуть: вряд ли у тебя был приятный день. Спокойной ночи, – и она тут же положила трубку.

Таня пожала плечами. День и правда выдался нелегким.

***

Никита лежал на ужасно неудобной больничной койке и смотрел в потолок. Рядом на точно такой же спала Таня, а он заснуть не мог. Раздражение, клокотавшее внутри после встречи с сердобольным мужиком и толкнувшее на необдуманные действия, немного улеглось. Сейчас он понимал, что поступил глупо: большое счастье, что отделался лишь сотрясением. Пережил бы Никита еще одну травму, сказать он не мог. Испугалась не только Таня, но и сам он отошел от потрясения, только когда Валентин явился с выговором.

Он не подумал, позволил гневу завладеть собой, отключить мозг. Слова мужика о храме и свечках вызвали агрессию. Еще год назад Никита набросился бы на него с кулаками. Мужику повезло, что он научился сдерживаться и вместо драки предпочел выдумку и побег. Никита фыркнул и тут же покосился на Таню: не разбудил ли? Нет.

Она мирно посапывала. Медно-каштановые волосы упали на умиротворенное лицо. Сегодня он узнал о ее лжи. Почему это не оттолкнуло, а, наоборот, только сильнее заинтересовало? Может, потому, что она такая же, как он: живет выбранной не ею жизнью и ничего не может с этим сделать. Сам он уже давно смирился. Никита ненавидел, когда лгут, но Таня ведь соврала не ему, а Валентину. Это меняло дело. И все же он собирался теперь прислушиваться к ее словам, внимательно выискивать в любой фразе ложь, чтобы снова не натолкнуться на обман.

Это была не единственная причина, почему он простил Танино вранье. Из головы уже неделю не выходил тот день, когда она предложила странную и глупую игру в вопросы, особенно то, что произошло в конце. Он даже не помнит, как ладонь оказалась на его плече, слишком сильно был погружен в нерадостные воспоминания, вызванные карточкой. Это прикосновение решило все.

До травмы Никита и не осознавал, насколько тактильным человеком всегда был. Прижать, погладить, просто прикоснуться к руке для него вдруг стало очень важным. После травмы Никиту никто не трогал. Да, с ним проделывали разные медицинские манипуляции, вертели руки и ноги в разные стороны и много чего еще, но просто так, по-человечески, ни разу: боялись причинить боль, не хотели, брезговали… Даже родные сторонились его, он сам их оттолкнул. Таня была первой, кто осмелился.

Ее прикосновение решило все. Во всяком случае – для Никиты. В первый день их знакомства он собирался прогнать Таню, вынудить уволиться, как не раз делал это с другими, теми, кого Валентин нанимал до нее. Они были намного старше Тани, опытнее, и Никите казалось, что отделаться от ровесницы, отпугнуть ее будет проще. Но, после того как почувствовал тепло ее ладони, оставил эту мысль. Теперь хотелось, чтобы она работала с ним. Его тактильный голод и ее способность без труда его унять – вот основная причина, по которой Никита умолчал о Танином секрете. Она единственная в доме, кто обращается с ним как с человеком, грубым, вредным, саркастичным, но человеком. Не потакает его настроению, заставляет что-то делать вопреки его нежеланию, не боится сказать что-то, что может его задеть. То же толкало его выяснить о ней больше, расположить к себе, сделать так, чтобы она сама захотела остаться с ним. Нет, это не та ситуация, когда ты только познакомился с человеком, но ощущаешь, будто знаешь его всю жизнь. Никита Таню не знал, но хотел узнать. Раньше такого не было, и он полностью отдался этим ощущениям: найти информацию о ней, слушать все ее рассказы, попытаться расположить к себе.

Мыслить – значит беседовать с самим собой. Никита делал это так долго, что ему порядком надоело. Теперь он хотел говорить с Таней, внимать ей, а не себе. Одиночество, ставшее уже привычным фоном пустых дней, теперь доставляло дискомфорт. Впервые за два года оно казалось противным. Могло ли это быть тем самым положительным результатом психотерапии, который ему обещали? Никита не знал. Знал только, что хочет Таниной компании, как хочет потянуться за очередной сигаретой, стоит только тоске осесть в душе. Даже готов потакать ее желаниям.

Никита не любил нарушать распорядок. Более того, порядок был ему необходим, чтобы не слететь с катушек. Просыпаться в одно и то же время, есть по часам, принимать лекарства вовремя – он так привык к этому, что соблюдал режим машинально. Почему же сегодня поддался на уговоры Тани и позволил изменить привычный ход вещей? Это было безответственное решение, но Таня попросила, и было сложно отказать. Никита думал: от одного раза ничего плохого не случится – теперь он лежит на больничной койке, а голова раскалывается надвое. Плохой конец дня, только вот Никите давно не было так хорошо, как теперь.

Приятно было обнаружить, что сегодняшними рассказами он смог расположить ее к себе. Когда тебя с упоением слушают, иногда забывая закрыть рот, это всегда приносит удовольствие, особенно если такого давно не случалось. Захотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Желание Тани восстановиться в университете слегка пугало, ведь в таком случае она может уволиться и оставить его в пустоте. Никита надеялся, что она передумает, и собирался сделать для этого все.

Соседняя койка скрипнула: во сне Таня повернулась на другой бок. Никита разочарованно выдохнул. Ему не нравился этот звук: слишком громкий в ночной тишине, грубо вернувший его в реальность. Никите было ужасно неудобно, и он уже знал, что завтра все тело будет жутко болеть, правда, не так сильно, как сегодняшним утром: боль обычно не бывала два дня подряд одинаковой. На всякий случай ему выдали кучу обезболивающих таблеток. Конечно, слабее, чем лекарство, которое он использует дома. И голова снова разболелась.

Никита зевнул. День был изматывающий, а ночь предстояла долгая. Ему стоило поспать, а не нагружать мыслями и без того потрясенный мозг. Но он не мог не думать: слишком много эмоций испытал за этот день.

Сейчас его мысли занимала Таня. Это немного пугало. Никита не привык к подобному, но вытряхнуть ее из головы не получалось. Он не юлил, когда говорил, что на нее приятно смотреть. В первую встречу ее стройные ноги сразу приковали его взгляд. Лишившись возможности ходить, он первым делом всегда обращал внимание на ноги и только потом на лицо. У Тани оно было приятным, будто лучилось. Она улыбалась, и Никиту, у которого и без того было отвратительное настроение из-за разболевшейся головы, ее улыбка раздражала, и он нагрубил. Тем же вечером понял, что зря.

Поток размышлений пора было прекращать. Голова буквально раскалывалась. Еще немного – и он точно не сможет уснуть. Никита насильно закрыл глаза, и, стоило немного расслабиться, в памяти вспыхнул карий взор. Танины глаза походили на глаза любопытного, озорного олененка. Радужки цвета черного чая, освещенного летним солнцем – Никита еще ни у кого таких не встречал. Танины глаза умели говорить: они менялись в зависимости от настроения хозяйки. Грустит – глаза темнеют, радуется – светлеют, счастлива – в них появляются озорные звездочки-огоньки. Читать ее по глазам – полезное умение, чтобы расположить к себе.

Никита нервно скривил губы, понимая, что не уснет. Эта ночь снова прошла в размышлениях, но по гораздо более приятным причинам, чем предыдущие. Только к концу, когда до рассвета оставалось не более часа, сон все же Никиту сморил.

Глава 9

Дома Танино утро начиналось с велопрогулки вдоль Преголи – главной реки Калининграда. Там она чувствовала недолгую свободу от маминых нравоучений и требований. В Самаре Преголю заменила Волга, более манящая и привольная. Сейчас же у Тани не было возможности вскочить на любимый велосипед и проехаться по набережной: контракт запрещал покидать дом без подопечного без уважительной причины. Да и как кататься на велосипеде с Никитой, Таня не представляла. Прогулку она решила заменить йогой. Тем более у нее было лишнее время, пока Никита занимался с Германом.

Таня вытянулась, чувствуя, как по телу разбегаются маленькие, едва заметные покалывания. Приятно.

Вчера вечером, отбыв положенные сутки в больнице, они благополучно вернулись домой. Никита все то время был вялый и неразговорчивый, и Таня боялась, что это может объясняться чем-то серьезным, но обошлось. «Счастливчик», – прокомментировал врач, за что Никита наградил его осуждающим взглядом. Их отпустили домой, только Никите сказали пару недель соблюдать постельный режим. Таня была рада этому. И еще она была рада, что Валентин Никандрович вызвал им такси и не пришлось возвращаться на Ленинградскую за машиной: Таня точно не смогла бы сосредоточиться на дороге.

Девушка сменила положение: встала на четвереньки, ладони по ширине плеч, колени поставила под бедра. Вдохнула и прогнула спину, задрав голову так, что можно было увидеть потолочные балки.

Мысли о случившемся не покидали голову. Теперь Никита знает ее секрет. Кто мог поручиться, что он не станет шантажировать ее? Тане придется делать все, что он потребует, и постоянно бояться, что он выдаст ее тайну. Что именно мог хотеть от нее Никита, было загадкой. В то, что ему нужно только общение, Таня не верила. Юля, которой она написала о случившемся, заявила, что «лучшая защита – это нападение: нужно запугать его, чтобы не смел и подумать о шантаже». Чем именно, подруга не рассказала.

Выдох, Таня выгнула спину, подбородком прижалась к груди.

Она отмела идею подруги сразу, как прочитала. Таня предпочитала решать проблемы по мере их наступления и пока была намерена подружиться с Никитой, хотя это казалось непростой задачей. «Мы не ищем легких путей», – всегда повторяла мама, и эта фраза уже стала их семейным девизом. Таня намеревалась исполнить свое желание, по-настоящему принадлежащее только ей. Такой энтузиазм она наблюдала за собой, только когда захотела научиться фотографировать вопреки маминому недовольству.

Будильник на часах сработал – знак, что пора идти на завтрак. В доме Ховричевых все было строго регламентировано: во сколько есть, во сколько спать, когда приглашать гостей и кого приглашать. Таня уже привыкла. Она завершила упражнения, скатала коврик и запихнула его под кровать. Поправив легинсы и майку, которые надела специально для йоги, она не торопясь отправилась на кухню.

– Доброе утро, Танечка, – поприветствовала Галина Ивановна. – Ты будешь кофе или чай?

– Доброе. От вашего чая не откажусь.

Галина Ивановна заваривала великолепный чай, от одного запаха которого текли слюнки. Каждый раз она готовила новый и все время удивляла необычными вкусами. Сегодня был из тропических фруктов, сладкий и освежающий, как нельзя кстати после душной июльской ночи. Аромат чая оттенял стойкий запах свежих люпинов, которые Кристина снова собрала с утра, и это сочетание ласкало Танино обоняние.

Галина Ивановна вообще готовила превосходно, можно было бы сказать, «как мама», но это было бы ложью: Танина мама готовила в разы хуже. Сегодня на завтрак были блины.

– Доброе утро, Татьяна, – поздоровалась уже сидевшая за столом Кристина. – Ты сегодня выглядишь необычно, – улыбнулась она.

До этого дня Таня носила в основном джинсы или брюки каррот, а в одежде для тренировки вышла впервые. Возможно, по сравнению с Кристиной, которая как всегда надела юбку в пол с цветочным орнаментом, ее мятные легинсы и майка выглядели совсем просто. Таню это мало беспокоило: комфорт в одежде для нее всегда стоял на первом месте.

– Галина Ивановна, я возьму завтрак с собой, – предупредила Таня домработницу. – Планирую поесть вместе с Никитой, – тут же пояснила она, предупреждая вопрос.

– Хорошая идея, – поддержала Кристина. – Тебя он, наверное, не выгонит, – чуть тише добавила она.

– Если ты планируешь идти сразу к Никите, то лучше бы переодеться, – прокомментировала Света. Вместо приветствия девушка кивнула.

– Разве с моей одеждой что-то не так? – Таня осмотрела себя – ничего подозрительного не обнаружила. Разве что, возможно, стоило накинуть что-нибудь на плечи.

– Если пойдешь в этом, он будет пялиться на твои ноги, – Света дерзко ухмыльнулась. – Он всегда разглядывает красивые ноги.

– Что ты такое говоришь? – чуть громче, чем обычно, возразила Кристина. – Брат не такой.

– Не «какой»? Не мужчина? – ехидно фыркнула Света.

Кристина сердито поджала губу, но смолчала. По поалевшим щекам тут же стало понятно, что именно она думает по поводу этой колкости. Она, быстро поблагодарив Галину Ивановну за завтрак, выбежала вон, проговорив что-то про лавку. Таня почувствовала себя неловко. Она ни разу не допустила мысли, что Никита может на нее «пялиться». Если уж на ее вид обратила внимание четырнадцатилетняя девочка, то он точно мог. Что ж, у нее действительно красивые ноги.

– Тебя, кажется, рано делать комплименты чужим ногам, – сказала Таня Свете.

– Я всего лишь заметила, как мой брат может на них отреагировать, – парировала она. – Серьезно, надень что-то не такое облипающее.

– Отслеживать мужские реакции тебе, кажется, тоже рановато.

– Не тебе решать, что мне делать, – насупилась девочка и вернулась к своей яичнице.

Чайник свистнул, и вскоре Галина Ивановна вынесла поднос с двумя тарелками. Обычно Никите она готовила дольше, чем всем остальным: у него была особая диета. Предвкушая завтрак, который сегодня пришлось ждать дольше обычного, Таня подхватила поднос и сбежала с кухни. Словами Светы она пренебрегла и сразу же отправилась в комнату Никиты. Во-первых, пока она будет переодеваться, еда точно остынет, а есть холодное не хотелось. Во-вторых, мысль о том, что на ее ноги будут «пялиться», не вызывала смущения, скорее, заинтересованность. Таня еще не испытывала такого внимания в свою сторону.

В коридоре Таня заметила Германа. Он о чем-то говорил с Кристиной. Девушка жалась, потупила глаза в пол и сжимала в руках вазу с люпинами – точно такую же, какая стояла на кухне. Таня замерла в нескольких шагах от них, ей не хотелось влезать в разговор.

– Я говорил тебе не носить ему эти цветы. – Герман строго смотрел на Кристину.

– А я говорила, что вы ошибаетесь и ничего плохого не будет. – Кристина подняла подбородок и с вызовом посмотрела мужчине в глаза.

– Слова глупой девочки против доводов профессионала, – сложил руки на груди Герман. – Мне лучше знать, будет или нет.

– Вы не можете знать моего брата лучше меня. – Таня заметила, что руки Кристины дрожат, но девушка продолжала смотреть на Германа. Борьба взглядов длилась недолго, Кристина отвела взгляд и заметила Таню. – Я пойду. В университет опаздываю. – Она прошла мимо, едва не задев Таню плечом.

– Это было грубовато. – Таня подошла к Герману.

– Две порции? – заметил он, проигнорировав ее замечание. – Знаешь, ему не стоит набирать вес.

– Вторая для меня, – хмыкнула Таня. – Решила, что совместные завтраки пойдут на пользу его настроению.

– Хорошее дело, – расплылся в одобрительной улыбке Герман. – Тебя же наняли за эмоциональным состоянием следить.

– О чем ты спорил с Кристиной? – спросила Таня. – Если это касается Никиты, то мне тоже стоит знать.

– Люпины. – цокнул языком Герман, будто одно это слово могло что-то объяснить. – Я много раз говорил ей, что Никите люпины не нужны, он сам говорил ей это, но она продолжает упрямо таскать ему цветы.

– Что плохого в цветах? – Таня не понимала. – У Никиты же нет на них аллергии.

– Ты прочитала папку, которую я тебе давал? – спросил вдруг Герман.

Таня кивнула. Именно в этой папке она и вычитала, что у Никиты нет аллергии.

– И пятую страницу? – уточнил Герман, будто не верил ей.

– И пятую. – подтвердила Таня, помрачнев. Она прекрасно помнила, что написано на той странице. – Но как это может быть связано? Он же не люпинами наелся.

– Я думаю, цветы были триггером. И вполне могут спровоцировать снова.

– Люпины? – фыркнула Таня и закатила глаза. Предположение Германа она считала чересчур неправдоподобным. – Цветы, Герман, это просто цветы, а у него было много других причин.

– Причин было много, – согласился Герман. – Но триггер.

Таня замолчала. Ей совсем не хотелось развивать эту неприятную тему. Она захотела уйти в спальню Никиты как можно скорее и подбирала слова, чтобы попрощаться с Германом.

– Я видел твои посты в блоге, – он, напротив, не хотел отпускать ее, поэтому переменил тему. – Я с первого дня еще подписался, как нашел.

– Правда, но как? – не поверила ему Таня. Она судорожно соображала, где могла проколоться. Могла ли мама, как и Герман, найти блог? Это было бы катастрофой. С другой стороны, если бы она узнала, что дочь не в СамГМУ, она бы позвонила и устроила разнос.

– Да. Прости, подглядел в твой нетбук, потом нашел по названию, – во весь рот улыбнулся Герман. – Я думаю, у тебя круто получается. И фотки… Ты не занимаешься фотографией? Просто они очень красивые.

– Занимаюсь, спасибо, – смутилась Таня. Впервые кто-то, кроме папы и Юли, похвалил ее работы. – Ладно, я пойду. Не хочу, чтобы завтрак сильно остыл.

– Хорошо. Удачи, – пожелал на прощание Герман и ушел по своим делам. Когда она появилась в комнате, Никита, полностью одетый, сидел в кровати. Коляска стояла рядом на случай, если понадобится. Таня заметила кроватный столик. Такие обычно используют, чтобы завтракать в постели, но на этом стоял ноутбук. Никита с кем-то переговаривался по видеосвязи, но, увидев Таню, тут же завершил звонок. Как бы ни было любопытно, она промолчала. Поставила принесенный поднос на рабочий стол у окна. Подняла шторы-жалюзи, впуская в комнату солнечный свет – немного, чтобы не доставить Никите неудобств: после вчерашнего он недолюбливал свет. И только после этого поздоровалась.

– Доброе утро. Как голова?

– Тебе идет, – вместо ответа прокомментировал он, окинув ее взглядом. – Ты принесла две тарелки?

– Решила, что теперь будем завтракать вместе. Хорошая еда становится вкуснее, если есть ее в компании друзей, – отозвалась она, занимаясь сервировкой завтрака. Его порцию Таня выставила на столик, уже так удачно установленный, свою разместила на рабочем столе.

– Ты считаешь меня другом? – спросил он с едва заметным удивлением в голосе, будто не верил, что она захочет с ним дружить.

– Конечно, – небрежно пожала плечами Таня, передав Никите его таблетки.

– За что? – можно было бы подумать, что он напрашивается на комплименты, но Таня уже достаточно знала Никиту, чтобы понять: он на самом деле не понимает, за что его можно считать другом.