Фамэс. Книга вторая

Драгхольм

«Я взглянул, и вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос посреди четырёх животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай».

Рождённые под эгидой кровавой Луны четыре мальчика были названы в честь великих и устрашающих всадников апокалипсиса. Им дали их имена и нарекли теми, кто будет править городом Шартре и Академией Дракмор. Будущие основатели тех мрачных земель, хранители страшной тайны, ноктюрны.

Посвящение являлось одним из древнейших обычаев. Оно практиковалось во всех древних религиях. И было необходимым условием для дальнейшего взросления. Это важное испытание для тех, кто правит городом Шартре.

– Инициация – с латыни означает совершение таинства. Вступление во внутренний круг четвёрки основателей. Проходя посвящение, вы получаете покровительство системы, которую выбрали. Запомните, не только мы выбираем, нас тоже выбирают, – говорили основатели, которые из поколения в поколение проводили инициацию своих сыновей, посвящая их в тайны города Шартре. – Чтобы избежать ошибок и неверно принятых решений, нужно изучить себя, свои сильные стороны и понять слабости. Страх нельзя препарировать, иначе как его выжечь из головы, чтобы войти в круг основателей с чистыми мыслями и верой в сердце?

Знаний всегда недостаточно, ведь нет предела совершенству и развитию себя. Потому в течение всей жизни обретаешь полное осознание, изучая и практикуя, дополняя свою систему знаниями старых свитков. Время до посвящения отводилось для изучения старинных летописей, что оставили Творцы. Знания, содержащиеся там, могли напугать, но каждый из основателей проходил этот трудный мучительный путь познания. Они подобны маленьким бусинам, которые нанизывали на общий стержень, формируя фундамент представлений о прошлом, настоящем и будущем.

Каждый посвящённый получал базовые знания с самого детства. По мере взросления тяжесть истории становилась горче и опаснее, но не для того, чтобы запугать, а для того, чтобы пришло осознание. Клятва, данная в шестнадцать лет, должна быть поистине чистой. Хранить секреты всегда сложно, но ещё хуже, когда те тайны могут погубить мир.

Пройдя тот путь по достижению шестнадцати лет, основатели проводят ритуал в ночь Кровавой луны. Инициация проходит в закрытом круге и допускаются туда только четыре избранных мальчика. Они должны принести клятву на крови, выпить из кубка смерти и позволить туману раскрыть их самые потаённые страхи.

Глубокий дремучий лес, что окружал Академию Дракмор, всегда молчаливо встречал те души. Каменный алтарь располагался на перекрестке четырёх тропинок. Он находился в северной стороне и стоял по центру. Болота, на которых произрастал самый мощный и опасный наркотик, располагались по правую руку. По левую – долина смерти.

Войдя в круг посвящения, выйти уже нельзя, только через жуткие муки перед смертью. На каменном алтаре, возвышаясь в небо, стоял кубок с вином. Каждый посвящённый должен был добавить в кубок каплю своей крови. Основатели же втайне подмешивали в вино ноктюрну. Когда полный диск Кровавой луны поднимался высоко на небосводе, каждый делал по глотку, а посвящённые пили последними. После чего начиналось основное действие.

Основатели ходили по кругу, после чего занимали свои места, а их сыновья вставали в центр, вокруг каменного алтаря. Высоко в небеса поднималась устрашающая песнь, похожая на заклятие. Они плели нить истины, желая, чтобы их сыновья оказались достаточно сильными для посвящения.

«Вы стоите на перекрёстке четырёх дорог: дорога к смерти, дорога к силе, дорога к познанию. И четвёртая, самая опасная, неведомая дорога. Нагие и беззащитные, вы отдаёте себя во власть леса. Мы отменяем ваше время. Всё начиная от младенчества и до старости. Отменяем чувства – страх, любовь, ненависть, тоску, страсть, гнев. Отменяем слабости – власть, славу, жалость.

Мы, основатели, хранители тайны города Шартре, просим у леса позволения стянуть силу и показать страхи. Открыть безвременье, услышать волчий вой, почувствовать жар дыхания папоротника, ток бегущей по венам крови. Увидеть болотные огни. Вкусить чёрную воду. Привлечь правду. Обрести равновесие, тишину и единение с разумом. Призвать силу, землю, душу, кровь».

Пройти посвящение и остаться в живых – вот главная прерогатива каждого. Для того чтобы закалить душу, узнать, что скрывается за самыми тёмными дверьми в сознании, необходимо прожить свои страхи в одиночестве. Не поддаться на тихий шёпот монстров, что жаждут утащить в самые глубокие низины ада. Тогда и только тогда на рассвете, вернувшись к алтарю, посвящение считается завершённым. Каждый даёт клятву верности хранить знания, полученные в мрачных объятиях тумана, и нести его всю жизнь, не открывая истины никому.

Основатели считали своих сыновей достаточно зрелыми в их шестнадцать лет для принятия клятвы, но всадники даже не подозревали, на какие кошмары обрекут их отцы. Они были не готовы к той тьме, что ждала впереди. Но важно одно, перед четвёркой всадников не отцы стояли, а основатели. Те, кто прошёл тот же ритуал посвящения.

Босыми ногами, ступая по сырой земле, всадники пробирались к лесу. При входе они оставили дары под больши́м деревом – могучим стражем. Основатели ожидали в центре круга. Перекрёсток четырёх дорог – крест. В центре нарисован круг. С востока – болота. Чёрная вода за спинами – с запада. Справа – костёр. Слева – долина смерти.

Их подвели к каменному алтарю, где лежал древний фолиант из кожи, похожей на человеческую. Надрезали ладони ритуальным кинжалом, чтобы кровь капала на страницы. Книга впитывала её. Буквы вспыхивали багровым цветом.

В ту ночь на каждом были чёрные мантии, укрывающие обнажённые тела. На головах капюшоны, скрывающие лица, а в воздухе висел тяжёлый запах ладана, смешанного с медью. Четыре тени в рваных мантиях стояли позади. Их лица были скрыты за серебряными масками с пустыми глазницами. Основатели стояли по кругу, шепча слова на забытом языке, где каждая буква – это нож, разрезающий реальность.

«Кровь – чернила души. Теперь вы часть повествования».

Головы основателей склонились. Ледяное дыхание коснулось всадников. Каждый из отцов приложил руку ко лбу, показывая другие реальности. Показывая смерть своих детей в десятке вариаций. Лица тех, кого они предали. Тьму, что всегда жила внутри.

«Признайте. Это и есть вы настоящие».

Следующий шаг – чаша с вином, густым, как кровь. Они пили, и вкус менялся от сладкого до гнилого. В ушах стоял звон. В груди поселился холод. Голоса масок слились в один:

«Вы больше не плоть и кровь. Вы слово в нашей истории. Вы сломанная глава. Вы боль, которая будет жить вечно».

Встав в центр круга, всадники скинули мантии стоя обнажёнными, когда основатели затянули песнь. Тринадцать оборотов, будто отматывали время, назад возвращая жизни сыновей к младенчеству. А перед глазами мелькали самые яркие и страшные события их судеб.

Туман сгустился достаточно, чтобы превратить основателей в мистические фигуры. Их слова набатом звучали в головах. Чёрный вихрь сгустился из микроскопических капелек тумана и прошёл через всадников снизу вверх, вычищая всё, что осталось внутри.

Факелы с маслом, настоянным на полыни и белене, отбрасывали колеблющиеся тени, которые ненадолго задерживались в воздухе после движения. Запах гниющей лилии, в разбитых купелях, заполнял лёгкие. Медный привкус крови окутывал гортани. Сладковатый, трупный дух, прикрытый ладаном, въедался в кожу.

В вине была кровь четырёх всадников, толчёный аконит и пепел. Вкус сначала казался сладким, затем, как ржавые гвозди. В горле шевелилось нечто инородное, будто пауки выползали из чаши. Кровь в венах пульсировала, будто жидкая лава. На миг перед посвящёнными промелькнули все возможные версии их смерти.

Всадники знали, что делать на каждом этапе, но в голове их стоял непроглядный туман. Каждый из четырёх сел на сырую землю, чувствуя аромат прелости и пепла. Они внимали лесу, позволив словам основателей кружиться в своих головах. Каждый взял красную свечу. Основатели подошли и зажгли огонь. Протянули кинжалы. Кровь – та плата, которую каждый должен принести. Всадники не были братьями по рождению, но в ту ночь стали ближе, чем смогла бы сделать кровь. Поднявшись, подошли к алтарю и оставили четыре кровавых отпечатка на холодном камне. После чего закрепили воском, капающим со свечи.

– Познайте свои глубочайшие страхи, чтобы понимать истинную глубину души.

Те знания, будто прорастали в каждом из них корнями. Голоса основателей были одним мощным единым фронтом.

– Загляните в свои души, чтобы понять самые глубокие страхи. Либо вы преодолеете их, либо сломаетесь.

Больше не было слов, когда каждый из четырёх повернулся к своей дороге. Те тропинки вели в царство страха, а, возможно, и смерти. То, что скрывалось за пеленой тумана, ласково обволакивало тела посвящённых, заставляя двигаться вперёд без оглядки. Они помнили единственное, что должны сделать, – пройти инициацию и на рассвете принести клятву верности земле и тех тайн, что она хранила.

Страхи подкрадывались неспешно. Сначала те, что были на поверхности – боязнь пауков, замкнутых пространств, беспроглядной тьмы. Но с каждым шагом те цепкие когти надламывали сознание, вытаскивая на поверхность то, что снилось только в самых ужасных кошмарах.

Липкий пот обволакивал тела. Дыхание вырывалось густыми прерывистыми вздохами. Но каждый из четвёрки продолжал свой путь в мрачные объятия леса туда, где «ночная королева» сильней всего властвовала над разумом.

Каждый раз, вдыхая плотный туман, который проходил по трахее, будто терпкое вино из переспелых ягод, на поверхность вырывался новый страх. Плотный кокон сгустившейся молочной тьмы, окутывал тела посвящённых, толкая в объятия смерти. Обрекая прожить все страхи, что надрывом сидели внутри. Спрятанные так глубоко в сознании, что это было физически больно. Не виде́ния, ни сон, а реальное проживание каждого страха.

Девять кругов ада – именно так называли инициацию те, кто проходил её. Ведь с каждым шагом появлялся новый ужас, будто его вырывали насильно из груди, чтобы прожить каждую мучительную минуту в оковах страха. В круг всегда входило четверо сыновей правящих основателей, но не всегда они выходили обратно. Вот почему посвящение считалось весьма опасным мероприятием – никто не знал, как далеко забредёт в своих страхах посвящённый. Сможет ли их пережить, испытав физическую боль, и вернуться на рассвете в круг, чтобы завершить инициацию?

Вопрос был не в том, чтобы умереть, а как? В тот момент и выползал, словно озлобленный, жуткий монстр, глубочайший страх.

Мор умер в полночь.

Сначала то была всего лишь авария. Скользкая дорога, резкий поворот, удар. Затем темнота, а после пробуждение.

Очнулся в своей постели, будто ничего не случилось, но что-то было не так. Воздух напитался густотой, как сироп, а собственное тело казалось чужим. На тумбочке лежал конверт. Внутри записка, написанная его почерком, но он не помнил.

«Ты умер, но это только начало. До рассвета ты должен найти то, что боится смерти больше тебя. Иначе останешься здесь навсегда».

Мор рассмеялся. Бред. Галлюцинация. Но когда подошёл к окну, улица была пуста. Ни машин, ни людей, ни ветра. Только тусклые фонари, мигающие в такт учащённому дыханию. И тогда он услышал.

Тук-тук-тук.

Стучали изнутри шкафа.

Мор медленно потянулся к ручке. Дверца распахнулась, и перед ним оказался он сам. Труп. С ввалившимися глазами, синими губами, с грудной клеткой, раздавленной в мякоть.

– Ты думал, смерть – это конец? – прошептал мертвец, и голос его был как скрип ржавых петель. – Нет. Это только дверь. А за ней…

Труп схватил Мора за руку. Его пронзил холод. Тьма. И вдруг – падение.

Очнулся он в другой комнате. Такой же, как его, но стены здесь были покрыты человеческой кожей. Живой, с пульсирующими венами. На кровати сидело нечто в его облике, но с лицом, как у восковой куклы, растёкшимся от жара.

– Привет, путник, – сказало оно, и рот его не шевелился, голос звучал прямо в голове. – Ты боишься смерти? Хорошо. Я то, что ждёт тебя после. И я голоден.

Мор попятился, дверь исчезла.

– Каждый, кто умирает, ненадолго приходит сюда, – продолжало существо вставая. Его ноги были слишком длинными, суставы выгибались в обратную сторону. – Но, чтобы уйти, нужно оставить что-то взамен. Часть себя. Или…

Оно наклонилось, и Мор почувствовал запах тления, сырой земли, раскопанной могилы.

– …можно остаться. Стать частью этого места. Как я.

Мор закричал, когда пальцы существа впились в его грудь. Боль. Холод. И вдруг яркий свет.

Туман облеплял его тело густой паутиной. Мор стоял на коленях. Тело дрожало от страха, которое снедало изнутри, кусочек за кусочком. Дыхание прерывистыми всполохами вырывалось из груди. Желание понять, что вырвало его из жестоких тисков ноктюрны и вернуло в реальность, пульсировало в голове, но никакого света больше не было.

Каждый из всадников прошёл ту ночь кошмаров, оставив в лесу частичку своей души. Они вернулись в круг и закончили ритуал посвящения, но теперь в сознании каждого из четырёх запечатался тот образ. Они знали, существо ждёт. Сделка проста, можно убегать. Можно прятаться. Но смерть всегда находит. И однажды она заберёт своё.

Урок 1

Сказки – в них заключено самое драгоценное, что может быть в этом мире – надежда и доброта. Только в тех детских историях добро всегда побеждает зло, тогда как в реальности, часто происходит наоборот. Монстры пожирают слабых. Накапливают силы, мощь, влияние и начинают пожирать себе подобных, когда чувствуют, они достаточно сильны, чтобы поставить мир на колени.

В струящейся ночной рубашке, с распущенными волосами, я тихо пробиралась по ступеням в западное крыло дома, крепко сжимая в руках свою книгу. Сказки, рассказанные тихим шёпотом мамой, всегда играли важную роль в моей жизни. Даже после её смерти я не могла остановиться и писала те строки, только вот они были вовсе не добрыми и поучительными, а зловещими. Да, моим жанром был кошмар. Тот самый, что тихо подкрадывается во тьме, цепляет корявыми руками за одежду, заставляя людей нервничать. Чувствовать, как холодок пробегает по коже, а внутри зарождается страх преследования.

Отец запрещал ходить в западное крыло. Он закрыл его три года назад, после смерти мамы и никого не пускал. Но я нашла способ пробираться в тихие, молчаливые коридоры и спальни, которые покрылись пылью. Есть ли у смерти запах? Определённо. Я знала его вкус, содержимое и аромат.

Я крепко сжимала в ладонях книгу, пробираясь к правому крылу нашего дома. Дверь, за которой оставила самые больные воспоминания, крепко стояла на месте, но дрожь всё же прошла холодной рябью по позвоночнику.

Вдыхая густой аромат пыли, смешанный с затхлостью, забралась на кровать, чувствуя, как те голоса, что должны были здесь раздаваться, бродят в моём сознании. Только теперь они похожи на грустные стенания утерянных душ. Скрип половиц раздался справа, но я проигнорировала его так же, как свечу, что вспыхнула слева на прикроватной тумбочке, чтобы я могла рассказать им новую жуткую историю.

Они шептались, когда я появилась. Тихие, призрачные голоса, доносились до моего сознания, тягучими словами. Я вслушивалась в те смертоносные строки и записывала в свою страшную книгу сказок.

«Пусть омела, что вьётся в полумраке между нашими телами, станет петлёй на твоей свободе. Ты хотела любви, получишь одержимость. Ты жаждала страсти, будешь гореть в её огне, но никогда не насытишься.

Каждый поцелуй под этими красными ягодами будет отравлен желанием, что не утолить. Каждое прикосновение, как нож по коже окажется болью, но ты вернёшься за новым. Ты будешь моей даже в чужих объятиях, и ни один вздох не будет принадлежать тебе.«Пусть омела, что вьётся в полумраке между нашими телами, станет петлёй на твоей свободе. Ты хотела любви, получишь одержимость. Ты жаждала страсти, будешь гореть в её огне, но никогда не насытишься.

Я сплёл это проклятие из лунного света и шипов омелы. Пока её корни пьют соки земли, ты будешь помнить мой вкус на своих губах. Даже если убежишь, даже если возненавидишь меня, твои сны будут полны мной. И однажды ты вернёшься, чтобы снова встать под эти ветви. Чтобы снова принять свою судьбу.

А если попытаешься разорвать чары, омела прорастёт в твоих венах, и каждый её лист будет напоминать: Ты никогда не была свободна».

Тишина после тех строк наполнила комнату, заставляя меня почувствовать всю тяжесть проклятия. Я не ведала причины, почему они шептали те строки. Не понимала истинный смысл фраз и даже перечитывая предсказание, что стыло в венах могильным холодом, не могла разобраться в зашифрованном послании теней. А может, я просто придумывала и это были мои мысли? Но я никогда не стояла под омелой и не дарила свой поцелуй мужчине.

Когда голоса затихли, я расслабила плечи. Откинула голову на изголовье огромной пустой кровати. Провела дрожащими пальцами по чёрным виткам букв и выдохнув, начала читать.

Сказка первая. Смерть.

«Плата, которую отдаёт грех – смерть.

Мир подвержен смерти, потому что все люди являются грешниками. Грех вошёл в мир через одного человека, а с грехом последовала смерть. Она перешла на всех людей, ведь все согрешили. Собирательница душ. Похитительница голосов и судеб. Смерть имела лик того, кого хотел видеть умирающий. Или боялся узреть в последний раз, переступая ту незримую черту между жизнью и смертью, ведь у неё всегда было три лика.

Смерть как „плата за жизнь“ – помощница слабых и укротительница сильных. Первый лик – символ старухи с косой, встречающий умирающего. Смерть, как неизбежный финал для тех, кто служит ей больше, чем жизни. Она освобождение от угасания творческих сил и физических страданий.

Девушка сидела на могиле своего мужа и нерождённого ребёнка, оплакивая их. Горькие слёзы въедались в грубый мраморный камень. Она прижимала руку к животу, где под одеждой скрывался глубокий шрам. Она помнила свет красных фар. Удар. Искорёженный металл. Заунывные звуки скорой. Антисептический запах операционной.

Горе вырвало из её груди сердце. Она похоронила свою душу вместе с мужем и ребёнком, который никогда не сможет прожить жизнь, наполненную смехом и радостью.

– Почему ты забрала их, Смерть? – Искажённым голосом выла девушка, проводя пальцем по холодному, безмолвному камню. – Столько людей жаждет умереть, и ты не приходишь за ними, а тех, кому суждено прожить долгую жизнь, ты ломаешь. Ты очень избирательна в своём выборе. Грешников не забираешь. Только тех, кто достоин быть там, наверху.

С её губ сорвался отчаянный, жалобный стон боли. По щекам потекли горячие слёзы. Подбородок дрожал от злости и горя, преследовавшего её на протяжении уже восьми месяцев, со дня той катастрофы.

– Я ведь каждый день звала тебя к себе. Просила прийти и забрать меня в царство счастья, но ты не отвечала, – девушка не смотрела в плотные серые облака, затянувшие небо. Она глядела вдаль, туда, где стояли другие надгробия, будто ожидала увидеть Смерть. – Но, похоже, я не из тех, кто достоин твоего присутствия.

Её голова снова склонилась к надгробию. Руки с силой сжали камень. По бокам кожа побелела от той агонии, которая пожирала душу.

– Ты умерла вместе с ними, не так ли?

Вскинув голову, девушка осмотрелась, но никого не увидела. Она сощурила глаза, смахнула горькие слёзы, которые словно кислота прожигали кожу щёк.

– Твоя душа лежит там, глубоко в земле, а сердце даже не пытается бороться за ещё один вздох. Оно кровоточит и болит так сильно, что ты испытываешь физическую боль, будто осталась на месте аварии.

– Покажись мне, – хриплым, срывающимся тоном, потребовала девушка.

Она вскочила на ноги, не чувствуя пронизывающего холода на коже. Волосы хлестали по лицу от ветра, поднимающегося над кладбищем. Сумерки подкрадывались неспешно. Она даже не заметила, что уже стемнело. Важно было только одно, погасить пламя горя.

Девушка думала, кто-то играет с её разумом, не подозревая, что Смерть решила явиться на тот зов. Поначалу он был еле слышен, но с каждым днём становился всё громче. Он манил, звал за собой, пока не достиг отчаянной точки. И Смерть ответила тому, кто так откровенно взывал к ней.

– Выйди, – снова потребовала девушка, сжав до боли руки.

Она почувствовала, как на коже появились вмятины от ногтей, маленькие полумесяцы. И знала, как только разожмёт кулак, они заполнятся кровью.

Дыхание вырывалось неровными вздохами. Тело дрожало, когда из-за высокого надгробия вышла Смерть. Она была никем и всем. Аура мрачного присутствия охватила тело девушки. Стало по-настоящему холодно. Тот мороз пробирал до костей.

Смерть скрывала своё лицо за глубоким чёрным капюшоном. Её нельзя было увидеть. Только почувствовать: утрату, горе и слёзы. Скорбь – вот то слово. Вечная и непостижимая, которая въедается в тело, оплетает мозг и заставляет склониться. На колени хотелось упасть, но девушка не могла пошевелиться, будто какая-то сила удерживала её в вертикальном положении.

– Я так долго взывала к тебе, но ты не откликалась. Почему сейчас? – голос не более шёпота, но Смерть прекрасно услышала каждое горькое обвинительское слово, в свой адрес.

– Твой зов набирал силу и сегодня достиг кровавой отметки.

Девушка просто знала, что перед ней истинная Смерть. У неё не было косы с заточенным серебряным лезвием. Она не могла понять, скрывают ли черты скелета под капюшоном или же Смерть имеет другой облик?

– Ты пришла за мной? – голос дрогнул.

Девушка скорее почувствовала, чем увидела, как оскалились зубы Смерти в улыбке.

– Ты хочешь этого, человек?

Девушка молчала, пытаясь понять, как ответить на тот вопрос, и не могла найти правильный ответ. Держаться за жизнь, когда ты постиг глубины ада, не было смысла. Но вот так просто уйти, оставив смертную оболочку, казалось непостижимыми.

– Жизнь – это изменения, и, если живёшь, они неизбежны, – давая время на размышления, сказала Смерть. Её голос менялся от мягкого к более суровому, пропитанному ядовитой кислотой, которая обжигала гортань. – Одно слово и всё закончится на могиле твоих близких.

– Почему ты делаешь это?

Тот смех, которым Смерть наградила девушку, был похож на острое лезвие. Ни старый, ни молодой. Искривлённый, будто в один голос перемешались сотни других. Смерть говорила и смеялась множеством оттенков разных голосов. Это пугало.

Ветер всё сильнее набирал силу. Гнул к земле стволы больших деревьев, ломая маленькие хрупкие ветви и безжалостно кидая их на землю. Небо затянуло чёрными тучами. Казалось, ещё мгновение и на кладбище обрушится ливень.

– Так каков твой ответ? – гулким воем спросила Смерть, застывшую девушку.

Слёзы на её щеках высохли, оставив тёмные борозды на коже. Они были неровными, ломанными линиями на щеках. В глазах светилась вся печаль мира, и её ноша была способна раздавить.

– Я хочу, чтобы они жили, – шёпотом сорванным с губ, донёсся ответ.

Ветер подхватил его и унёс ввысь, к чёрным небесам. Будто кто-то там ждал её слов.

– Это не ответ на мой вопрос, – шипящим тоном ответила Смерть.

Дрожь пробежала по телу девушки, заключив в холодные объятия. Казалось, чья-то рука схватила за горло и сдавила, пытаясь вырвать ответ, который ядом засел на кончике языка. Девушка закрыла глаза и позволила той жаждущей силе вырвать ответ с её губ.

– Я хочу умереть.

То ли вой пронзил всё вокруг, то ли ветер настолько разгулялся, что казалось, всё закричало, когда девушка позволила горьким словам сорваться с губ. Она ожидала решения Смерти, чувствуя, что та готова исполнить её просьбу. Девушка представила, как обнимает своих любимых и счастливо смеётся, когда увидела перед собой зияющую пустоту. Она не понимала, закрыты её глаза или открыты. Вокруг не было ничего, и только последние слова, шёпотом донеслись до её сознания, когда всё оборвалось.

– Да будет так.

Смерть не судьба и не Бог, чтобы определять, куда попадёт человек. Потому, когда она оборвала жизнь девушки, та не оказалась в объятиях любимых. Она была предоставлена тьме».

С каждой строчкой мой голос становился тише, а после умолк. Я закрыла книгу, чувствуя, как дрожь пронзает тело. Казалось, меня лихорадило, но так было всегда, когда я писала свои тёмные истории и читала их. Я проживала жизни, как главная героиня и чувствовала все эмоции своей душой.

Свеча погасла, как только последние слова прозвучали. Скрип половиц возвестил о том, что те, кто слушал меня, удалились, довольные предоставленным вниманием и готовые отдыхать.

С первыми рассветными лучами я вернулась в комнату, но не стала ложиться. Оставив книгу ужасов на столике, рядом с кроватью, отдёрнула занавески, впуская внутрь робкие солнечные лучи, и приняла душ. Понимала, меня ждёт новый день со старым расписанием. Я прекрасно знала, что такое день сурка. Это было моей жизнью.

– Доброе утро, Леонор, – тепло улыбнулась Мари, наш повар. Она уже стояла возле плиты, чтобы успеть подать завтрак вовремя. Отец ненавидел, если кто-то опаздывал, тратя его время. – Как спалось?

Я пожала плечами, открывая холодильник и доставая необходимые ингредиенты для своего завтрака. Мари не могла знать, что я редко спала в своей кровати, предпочитая проводить ночи в западном крыле. Там, где тихий шёпот призраков окружал меня. Только в те мгновения я чувствовала себя живой.

– Неплохо.

Она хмыкнула, будто знала мою тайну, но я не могла даже произнести те слова. У каждого дома есть уши, так же, как и у деревьев. Они молча наблюдают, впитывая все слова, которые произносят люди, но не всегда хранят тайны. Страх перед отцом настолько глубоко укоренился в моих костях, что даже в доме я боялась позволить словам быть произнесёнными. Тайны должны оставаться в моём сознании, иначе придётся столкнуться с самым опасным и жутким монстром. Он был гораздо реальнее тех, кто окружал меня в западном крыле.

Пока Мари обжаривала бекон с яйцами, я сделала тосты. Вкус кофе витал в воздухе так и маня попробовать. Круассаны, которые Мари пекла, подрумянились, и когда она их вытащила, я заметила хрустящую корочку. Смешав два яйца и добавив немного молока, я заняла другую конфорку.

– Добавь зелени. Вкус станет другим, более пряным и изысканным, – посоветовала Мари. – Ты же знаешь, каждое блюдо любит правильные специи.

– А также, правильное приготовление, – улыбнулась я, вспомнив все те уроки, которые Мари мне преподала.

Готовить еду всегда было интересно. Ещё в восемь, когда мама пекла шоколадные панкейки, я помогала ей замешивать тесто. Взбивала яйца, пока мама добавляла ванильный сахар и разрыхлитель, а после муки. Мне нравилось возиться с тестом, пробовать новые блюда, добавлять ингредиенты, чтобы получить нечто новое. Но три года назад всё закончилось. Оборвалось резко и непредсказуемо.

К счастью для меня, отец ещё не вернулся. Я знала расписание и могла в те редкие моменты, когда он отсутствовал, делать то, что хотела. Тайком покидать дом и прогуливаться по городу. Сидеть в лавке «Зодиак» с Агнеш и рассказывать ей свои страшные сказки. В ответ она веселила меня историями туристов, которые скупали в её магазине всё, на что упадёт глаз. Жалкая реальность, но у меня был план, как разрушить тот плотный пузырь, что создал вокруг меня отец, и я намеревалась воплотить его в жизнь.

Урок 2

Каникулы подходили к концу. Завтра я снова вернусь в и это самое лучшее, что могло произойти. Рождество прошло неплохо, с учётом того, что мне дико не хватало парней и тренировок. Хоть я и отдавал все силы будучи дома занимаясь каждый день, этого было мало.

Я стоял на веранде, чувствуя, как ветер завывает в глубоком овраге. Будто выбрав траекторию, он заходил с севера опускался к земле, ласково касаясь снежного покрова, а после поднимался ввысь, кружа маленькие снежинки.

Большие шары, украшающие вершины дубов в январе, казались чем-то сказочным. Омела набирала свою силу. В декабре её ягоды, словно жемчужные бусины, появлялись на вечнозелёном шаре растения. Необычного вида побеги, укрытые кронами заснеженных деревьев, всегда вызывали вопросы. Те, кто не привык наблюдать за омелой и тем, как она распространяется, окутывая другие деревья, была интересна история, но не мне.

Это растение-паразит было как лекарством в правильных руках, так и ядом. Почему же наши предки решили оставить её и не искоренили, позволив птицам разносить клейкие ягоды омелы, чтобы заражать другие деревья?

В том вопросе было много противоречий и страшных историй. Она вызывала страх у тех, кто сомневался во власти семьи Торн. Омела – яд, который неожиданно и незаметно мог появиться в вашем блюде. Запугивание, страх, уважение – это руководило моими предками, пока не появилась традиция, которую я ненавидел.

Покачав головой, выдохнул облачко морозного пара в воздух. Отвернулся и вошёл в дом. Аромат еды витал вокруг, дразня нос сладкими специями и ароматным кофе.

Завтрак прошёл в полном молчании. Я задумчиво смотрел в окно, когда телефон в кармане завибрировал. Открыв общий чат с парнями, прочитал последнее сообщение от Деймоса.

«Надеюсь, вы хреново провели время. Сегодня большая вечеринка в старом доме. Мы устроим идеальное шоу».

Тихо усмехнувшись, я почувствовал, как пульс участился и написал:

«Полночь – наше время».

Деймос тут же ответил:

«Встретимся за старым дубом возле дома. Я расскажу план и приступим к запугиванию миленьких студентов. Они ещё не представляют, насколько коварными могут быть всадники».

Убрав телефон в карман, я поймал на себе недовольный взгляд отца. Его истинным желанием было сделать из меня мирового чемпиона по фехтованию, и неважно, как много сил и времени я тратил на тренировки, этого никогда не было достаточно. Будто сам он не достиг тех высот, которых хотел и переложил на мои плечи. Он постоянно давил. Иногда запугивал.

В конце года должен состояться грандиозный матч, на который съедутся все мировые фехтовальщики страны. И моя главная задача – выиграть. Победа единственное, что волновало отца, потому я прилагал так много усилий, тренируясь каждый день. Неважно праздники, выходные или ужасные погодные условия, я не мог пропустить ни одной тренировки.

– Завтра за ужином у нас будут гости, – как бы между делом сообщил лёгким тоном отец. – И ты должен присутствовать.

Сжав челюсть, я откинулся на спинку и встретил его взгляд, когда мама внезапно замерла, не донеся до рта чашку с кофе. Во мне сразу же закопошились чёрные мысли, потому что ответ мог быть только один.

– Семья Цербер разделит с нами последний праздничный день, и я рассчитываю на твоё воспитание, сын.

Ещё до того, как он произнёс слова, я знал, кто наши гости. Моё лицо не выражало никаких эмоций, но внутри всё рушилось, будто в меня врезался на полной скорости поезд. Он разрушал все основы на своём пути, заставляя биться в ярости.

– Ты не сможешь ничего изменить. Всё уже давно решено. Бумаги подписаны. Осталось полтора года, и вы станете супругами, так что перестань идти наперекор судьбе, иначе это может обернуться…

– Я помню. Не стоит каждый раз указывать на это, отец, – ядовито выплюнул.

Он крепко сцепил зубы. Ему не нравился мой тон, но ещё меньше нравились слова. Пророчество, оно было у каждого всадника, и моё, в отличие от парней, несло в себе смерть. Вот почему отец заключил ту сделку. Боялся, если я буду ждать, пока встречу свою судьбу, то пророчество вступит в силу и моё сердце остановится.

– Вам стоит больше времени проводить вместе, – строго заявил отец.

Сжав челюсть, чтобы сдержать ядовитый ответ, я бросил взгляд на маму. Она, как всегда, выглядела изысканно, с уложенными волосами, в строгом платье и задумчивым взглядом. Мне не требовалось спрашивать, что она думает по этому поводу. Я прочёл всё в её глазах.

– Мор, прислушайся к словам отца.

– Ты поддерживаешь его, это понятно, но я не стану…

Грубый смешок справа заставил меня замолчать. Я не стал поворачиваться к нему, когда услышал то предупреждение.

– Станешь, – одно-единственное слово, которого было достаточно, чтобы положить конец моему недовольству. – За ужином будешь вести себя, как того требуют обязательства. Не забывай, с кем имеешь дело. Она твоя будущая жена и заслуживает уважения, так что умерь пыл.

Вскочив на ноги, я услышал, как позади упал стул. Оглушающий звук разнёсся, будто та самая точка в нашем споре, в котором я никогда не мог одержать победу. Не сказав ни слова, спустился в тренировочный зал. Стянул футболку и кинул на пол. Разогрев мышцы приступил к силовым нагрузкам, чтобы укрепить ноги. Не знаю, сколько прошло времени, когда осознал, что безостановочно колочу грушу. Она раскачивалась от силы моих ударов, но это хоть немного помогало умерить гнев от разговора.

Последние несколько минут провёл, пялясь в окно. Просто смотрел, пытаясь обуздать въедливый гнев, что круговоротом нарастал внутри. Он потрескивал, словно отец, каждым новым словом подкидывал в костёр толстые поленья. Не желая сталкиваться с родителями, принял душ, надел чёрные джинсы и толстовку, укрыв лицо капюшоном.

Быстро добрался до назначенного места, услышав доносящийся шум из заброшенного дома. Ещё одно развлечение, пугающее до жути. Не ожидал я стать свидетелем разговора своих друзей. Притаился за деревом, вслушиваясь в слова Фобоса.

– Какого чёрта? – Грубо бросил Деймос.

– Ты знаешь, о чём я говорю. Не притворяйся придурком, тебе это не идёт.

– Возможно, если бы ты дал развёрнутый ответ, я смог понять, в чём конкретно меня пытаются обвинить, – огрызнулся Деймос. – Ты непоследователен в своих нападках. И уж точно не имеешь права угрожать.

– Когда у меня будут доказательства…

– Тогда и поговорим, – оскалившись в злой улыбке, отсёк слова Фобоса Деймос. – А пока оставь меня в покое и перестань угрожать. Не помнишь, что именно я подтолкнул тебя к Ваде? Забыл, как я поддерживал?

Между этими двумя что-то произошло, но ни один из них не раскрывал правду. Мы с Браном чувствовали напряжение, но молчали, давая им время открыться. Знали, рано или поздно это произойдёт. А пока следует вмешаться, чтобы разрядить обстановку. Когда я вышел из-за дерева, в воздухе накалилось такое жгучее напряжение, что дышать было тяжело.

– Воркуете? – Небрежным тоном спросил. – Если я прервал нечто интимное, простите…

– Заткнись, – рыкнул Деймос. Он бросил дикий взгляд на Фобоса и схватил сумку с земли. – Бран уже подъехал, так что не будем терять время.

Раскрыв молнию, указал на наши маски и ехидно ухмыльнулся. Без слов мы взяли свои атрибуты, когда подошёл Бран. Он выглядел весьма сурово. Губы поджаты, плечи напряжены, а в глазах целый спектр атомных эмоций. Казалось, каждый почувствовал удушающую силу угрозы, исходящей от него. Без слов Бран схватил маску, нацепил на лицо и накинул капюшон. Вот в чём заключалась прихоть той игры, никто не мог понять, кто есть кто. Укрыв свои лица, мы были абсолютно похожи. Один рост, похожее телосложение и у каждого чёрная одежда.

Деймос объяснил свой план и направился к дому, оставив нас позади. Во мне взыграл адреналин. Кровь быстрее побежала по венам от предвкушения предстоящей игры.

Дом, который когда-то был роскошным местом, теперь погрузился в полумрак. Люстры с пожелтевшими плафонами криво свисали с потолка. Стены, обтянутые потёртыми обоями, наводили жути. Половицы скрипели под сотнями ног. Запах табака, алкоголя и тяжёлых духов смешался со звуками приглушённого смеха, лязга бутылок и ритмичной музыки.

Студенты разбились на группы. У стойки с алкоголем спорили, чей коктейль крепче. В углу целовались парочки, не обращая внимания на окружающих. На лестнице кто-то курил, обсуждая последние сплетни. В центре танцевали, но движения казались резкими, почти агрессивными, будто через веселье прорывалось отчаянное напряжение.

Когда мы заняли свои позиции, в доме резко погас свет. Шоу началось. Гул, что стоял до этого, в один момент смолк. Все застыли в тяжёлом напряжении, не осознавая, что пришло время всадников. Из колонок послышался дикий вой волка. Он заглушил все звуки. В ушах звон стоял, когда мы с парнями присоединились к вою.

Бран, Фобос и я расположились на втором этаже, подвывая одинокому волку. Опустив взгляд на толпу, мы с интересом наблюдали за Деймосом. На него упал сначала один фонарик, затем другой, пока всё его тело не окружил свет. Деймос подкрадывался к девушке, лежащей на полу, неспешно, грациозно, словно хищник на охоте. Он почуял свою добычу и теперь готов был нанести удар. Подняв руку, он сверкнул острыми, как лезвия когтями. Крик ужаса наполнил большую комнату. К нему присоединились несколько других, когда Деймос взмахнул когтями и вспорол живот девушке. Вот тут началось настоящее представление.

Кровь брызнула во все стороны. Крики наполнили пространство оглушая. Мы с парнями завыли, когда колонки отключились. Деймос упал на колени перед девушкой, поднял лицо вверх и присоединился к нашему вою.

Студенты начали визжать. Они пытались выбраться, сбежать подальше от этого ужаса, когда Деймос снял маску и засмеялся, не в силах сдержать своего веселья.

– Чёрт, Шенон, ты была потрясающе прекрасной, – довольно пробасил он.

Девушка улыбнулась и села, испачканная алыми пятнами.

– Не зря же я посещаю актёрское мастерство.

– Что это было? – Пискнула девушка, прижавшись к стене, словно так её можно было не заметить. – Вы… вы просто разыграли нас?

Я снял маску и посмотрел на неё, склонив голову набок.

– А ты хотела, чтобы всё оказалось правдой?

Она посмотрела на меня и неуверенно покачала головой.

Шенон засмеялась и встала, сбросив с себя остатки мешка, который был наполнен кровью. Она покружилась и сверкнула глазами на испуганную толпу.

– Вы же не думали, что посещение заброшенного дома, окажется простым, да? Если так, то я очень разочарована в вас, ребята.

Она театрально надула губки и хлопнула в ладоши. Тот звук резонирующей трелью пронзил притихшую толпу.

– Пришло время продолжить вечеринку.

Тут же заиграла музыка, но никто не спешил танцевать. В их душах всё ещё господствовал страх, который цепкими когтями проложил себе дорогу в мысли.

– Получилось весьма правдоподобно, – пробормотал Бран, подойдя ко мне.

– Они боятся нас, – с другой стороны, услышал голос Фобоса.

– Так и должно быть, – поддержал Деймос, присоединившись к нам.

Он снова надел маску, и мне казалось, скрывая своё истинное «я» за той непроницаемой вуалью, каждый из нас открывал тёмную тропу, что всегда чернила наши души.

– Когда ты только успел придумать всё это? – Повернувшись к Деймосу, спросил.

Я скорее почувствовал, чем увидел, как он довольно оскалил зубы.

– Хорошее представление требует подготовки, – он хлопнул меня по плечу, оглядывая толпу студентов, которые выглядели не столь весёлыми после нашего кровавого шоу. – А теперь можно немного развлечься.

Но никто из нас не сошёл с места, всё так же скандируя толпу, что понемногу приходила в себя. Они не танцевали, не смеялись. Студенты наблюдали за нами.

Деймос сел в кресло, как на трон, с бокалом виски, холодно оценивая окружающую обстановку. Бран занял место у старого камина, лениво перебрасываясь фразами с теми, кто осмеливался подойти. Фобос играл в карты.

– Ну что, сегодня кого-то «коронуем»? – Спросил Деймос со своего трона.

– Уже присмотрел, – послышался приглушённый голос Брана. – Ждёт и даже не знает, чего ждёт.

– Мы же не будем играть по-честному? – Бросил Фобос.

– А разве мы когда-то играли по-честному? – Я почувствовал в словах Деймоса злую усмешку.

Музыка становилась громче. Смех студентов звучал уже не так надрывно. Кто-то разбил бутылку, кто-то крикнул, но это потонуло в общем гуле голосов и музыки.

Позади скрипнула лестница, воздух наполнился ароматом вишни с ноткой горечи.

– Тебе нельзя сюда, – я повернулся, блокируя путь незнакомке, пытающейся пробраться за дверь.

– Почему? Что вы там прячете? – Она попыталась заглянуть за мою спину.

– Ты не готова это увидеть, – нагло пробормотал я.

– Неужели? – Её смех звучал слишком наигранно.

Я схватил её за руку и потянул к себе.

– Ты так близко. Это угроза или предложение? – Спросил, притянув в свои объятия.

– Зависит от того, как ты себя поведёшь, – незнакомка положила руку мне на грудь.

– Люблю, когда играют в опасные игры, – притянув ближе, шепнул ей на ухо. – Знаешь, почему этот дом называют «Бездной»?

Она не стала лгать, посмотрев мне в глаза, тихо ответила:

– Потому что здесь пропадают люди?

Хриплый смех наполнил мою грудь от испуга, что притаился в её глазах.

– Нет. Сюда приходят, чтобы забыть, кто ты. И иногда забывают навсегда.

Музыка казалась приглушённой, будто кто-то выкрутил звук. В воздухе пахло разлитым вином и железом.

– Молчишь? – Я засмеялся и прикусил её за шею. – Тогда я решу за тебя. Посмотри. Но потом… ты уже не сможешь уйти.

Она думала, мы окажемся в склепе с гробами, черепами и трупами? Похоже, эту незнакомку ждал сюрприз. Толкнув дверь, я позволил ей увидеть обстановку. Библиотека. Полумрак, шторы изорваны, на столе лежала раскрытая книга с иллюстрациями анатомии.

– Ты следила за мной, – я загородил дверь. – Почему?

– Мне интересно, – она попятилась к столу.

– Интересно? – Я скривил губы всё ещё скрытый маской и подошёл ближе. – Или страшно?

Мои руки скользнули по её шее. Пальцами я слегка сжал кожу в лёгком удушающем захвате.

– Я… – её голос сорвался.

– Ты хотела почувствовать, каково это – быть со мной? – Я прижал её к столу, книга упала на пол. – Ну так чувствуй.

Я склонился, пробуя на вкус её губы, когда музыка резко стихла, будто кто-то выдернул шнур.

– Ты назвал меня «папиным мажором»? – Деймос не повышал голос, но я услышал его даже за стеной.

– А что, нет? Весь ваш «клуб» просто детишки, которые играют в королей…

Я услышал достаточно, чтобы бросить незнакомку и выйти из старой библиотеки. Как раз чтобы увидеть, как Деймос медленно поставил бокал на пол и поднялся.

– Короли не играют, – грубым тоном выпалил он, надвигаясь на какого-то парнишку. – Они правят. И сегодня ты получишь первый урок.

Никто из нас не пытался вмешаться, когда Деймос схватил со стола нож для льда и провёл лезвием по щеке парня. Алая струйка крови запятнала светлую кожу, когда тот отступил, всё, ещё скаля зубы, но уже не пытаясь одержать победу.

Глаза Деймоса полыхнули гневом, когда угрожающим тоном он добавил:

– В следующий раз будет больнее.

Развернувшись, он спустился. Толпа студентов, ставших свидетелями очередной вспышки злости всадников, молчала. Я услышал, как выругался Фобос. Бран оторвался от разговора и последовал за Деймосом. Пора уходить. Мы с Фобосом пошли за парнями.

Когда Деймос прижал Валенсию Арго к стене, это заставило меня резко остановиться. Я не подходил, но видел достаточно, чтобы заметить, как расширились её глаза. Девушка провела языком по губам, и я просто знал, она думала, что за той маской скрывается моё лицо. Ситуация зашла слишком далеко, мне пришлось вмешаться. Толкнув Деймоса к выходу, я последовал за ним, когда почувствовал на своём плече тёплое касание ладони.

– Мор… – шёпотом произнесла Вел.

Я не мог, да и не хотел с ней сталкиваться, потому просто продолжил наш путь. Да, та история с Валенсией Арго позорное клеймо на фамилии Торн. Боюсь, даже предложив правду ту, которой многие сторонились, ничего не добьюсь. Ведь каждый человек желал напиться сладкой ложью, чтобы не знать ужасы настоящего.

Урок 3

Медленно передвигаясь сквозь загустевшее напряжение от одного лица к другому, мой взгляд упал на пустующее место. Отпечаток тяжёлой рамы всё ещё был виден на стене, будто даже убрав любое напоминание о маме, отец не мог стереть её из истории семьи Цербер. Портреты знали, что произошло. Слышали те слова и звуки. Видели кровь.В нашей семейной галерее было так много портретов. Мои предки смотрели со стен, и в каждом взгляде я читала презрение. Осуждение. Гнев.

Комната закружилась перед глазами. Я прикрыла веки, чтобы не замечать, не слушать их голосов. Но дом продолжал говорить со мной. Он желал всеми фибрами своей каменной души раскрыть правду, только я никогда не слушала. А если и слышала отдалённый шёпот, не понимала. Даже не так, я не пыталась разгадать его мрачные, запутанные ребусы.

«Когда луна становится алой, а иней покрывает омелу, я вплетаю в её ветви твоё имя, пропитанное вином и свинцом. Отныне твоя кожа будет помнить каждый мой укус, даже если я обращусь в прах. Ты будешь видеть меня в тенях чужих глаз. Слышать мой смех в шёпоте дождя. И чем сильнее ты сопротивляешься, тем слаще будет боль.

Каждый декабрь, когда омела цветёт кровавыми ягодами, тебя будет охватывать лихорадка. Ты почувствуешь, как под кожей шевелятся её корни, наполняя жаром и горечью. Сны станут нашей брачной постелью. Я буду приходить в облике теней, оставляя на твоих бёдрах синяки. А когда кто-то другой коснётся тебя, омела сожмётся в груди, и ты увидишь моё лицо.

Если попытаешься сжечь омелу, пламя обожжёт тебя. Если вырвешь с корнем, твои ладони истекут смолой, пахнущей моей кожей. Даже смерть не разорвёт те путы. Я найду тебя в следующей жизни по капле дёгтя в твоей крови и родимому пятну в форме омелы на внутренней стороне бедра.

Чтобы принять проклятие, сорви ягоду омелы в полночь и раздави её между зубами. Тогда я явлюсь тебе не как палач, а как вечный соблазн. Чтобы усугубить его, сплети из ветвей омелы ошейник и носи не снимая. Рано или поздно ты начнёшь любить те колючки.

Это не проклятие. Это брачный контракт, подписанный твоей плотью. И я никогда не дам тебе развода».

Горло сдавило внезапным приступом, будто кто-то обвил верёвкой. Подняв руки, я царапала кожу, чувствуя незначительные уколы боли, пока не впилась в шею ногтями. Прострелившая агония стала тем самым спасением. Бросив презрительный взгляд на все портреты, что взирали на меня с жутким разочарованием, вышла из комнаты. Мне хотелось только одного как можно быстрее покинуть пределы нашего дома.

Схватив ключи, запрыгнула в машину, тщательно избегая встреч с прислужниками отца, и рванула прочь. То был отчаянный поступок, за который придётся расплатиться, но позже. Сейчас единственное чего требовала душа – свободы. Глотка чистого, не пропитанного ядовитой смесью печали и скорби, воздуха.

Холодные капли дождя скатывались по щекам, смешиваясь с дрожью, которую я не могла унять. Улицы были серыми и безликими, но в одном из переулков мерцал свет. Маленькое кафе с витражами, запотевшими от тепла. Дверь со скрипом поддалась, и на меня обрушилась волна ароматов. Горьковатая глубина свежемолотого кофе, сладкий дух ванили и что-то ещё тёплое, домашнее, как воспоминание, которого никогда не было.

Я присела за столик у окна, сжимая в ладонях чашку. Кофе был крепким, почти терпким, но с медовыми нотками, которые смягчали горечь. Он обжигал губы. Каждый глоток будто возвращал в реальность. Булочка с корицей рассы́палась во рту, оставляя после себя вкус печёных яблок и сливочной пудры.

Мой взгляд бесцельно бродил по внутреннему убранству, когда наткнулся на незнакомца. Он сидел в углу, скрытый тенью, но его глаза холодные как лёд, и пронзительные, как сталь, не отпускали. Он медленно поднял свою чашку в странном тосте, будто знал, кто я.

– Беглецы всегда находят друг друга, – голос тихий, но каждое слово отдавалось в моей груди, звоном разбитого стекла. – Ты уверена, что сбежала от опасности, а не к ней?

Его пальцы медленно водили по краю чашки, но сам он не пил, лишь наблюдал. Тёмные волосы, резкие скулы, будто высеченные из камня. Глаза серые, как пепел после пожара.

– Такие, как мы, всегда чувствуют подобные места, – не дождавшись от меня ответа, пробормотал незнакомец.

– Какие места? – Спросила я.

Уголки его губ дрогнули. Он наклонился ближе, и свет лампы упал на лицо, высветив шрам от ожога вдоль скулы.

– Беглецы. Те, у кого за спиной слишком много теней.

Я почувствовала, как холод пробежал по спине.

– Откуда вы знаете, что я бегу?

– Ты не сняла пальто, хотя здесь жарко. И ты… – его взгляд скользнул по моему уставшему лицу. – …не хочешь, чтобы тебя нашли.

– Думаю, это не ваше дело.

– Возможно.

– Кто вы такой? – Мой голос дрогнул.

Он откинулся назад, и тень снова скрыла половину его лица.

– Тот, кто может помочь. Или погубить. Всё зависит от того, что ты выберешь.

– А почему вы вообще предлагаете помощь?

Он медленно достал что-то из кармана и положил на стол. Серебряный медальон овальной формы робко поблёскивал от тусклого освещения в кофейне.

– Что… что на нём изображено? – Прошептала я заинтригованно.

– Дверь, – ответил он. – Но откроешь ли её решать только тебе.

Тишина повисла между нами, густая, как кофейный пар.

– Я могу показать тебе весьма впечатляющее место, – его голос лился как патока, мягкий, обволакивающий и сладкий. Я готова была поклясться, что он намеренно использовал подобный тон. – Пойдём со мной.

– Поскольку вы осведомлены, что я сбежала, то вынуждена отказаться. Мне просто нужно немного свободы, вот и всё.

Его губы разошлись в чём-то похожем на злобный оскал.

– Тогда я найду тебя, и когда будешь готова, мы повеселимся на славу.

Я не успела ничего ответить на его наглое заявление, как парень поднялся и вышел, скрывшись за пеленой дождя. Долго ещё я смотрела ему вслед, прокручивая в голове странный до ужаса разговор, пока не поняла, что пора возвращаться домой. Если отец уже вернулся, придётся выслушать длинную проповедь о необдуманном побеге. И понести суровое наказание за столь глупый поступок.

Тихий вздох сорвался с губ, когда припарковала машину в гараже. Меня уже ждали. Дориан недовольно поджал губы и сверкнул глазами, явно столкнувшись с отцом, который задал вполне логичный вопрос: «Где моя дочь?»

– Ты неосмотрительна, – грубо кинул Дориан, когда я вышла из машины. Он кивнул в сторону кабинета. – Он ждёт.

Я опустила голову и направилась вдоль по коридору, когда услышала, как открылась дверь. Посмотрев вперёд, увидела отца. От него исходили волны гнева, а в глазах мелькало нечто отдалённо напоминающее разочарование.

– Ты ослушалась моего приказа и сбежала, как дикарка! – Проревел отец. Вены на шее вздулись, а лицо покрылось красными пятнами. – Я запретил покидать дом, но ты не услышала меня, Леонор.

– Прости…

– Ты знаешь, как неосмотрительно покидать пределы нашего поместья и разгуливать в одиночестве, – не дав мне закончить, прервал безжалостно отец. – К тому же через два часа мы должны быть у Торнов на семейном ужине, а ты ещё даже не подготовилась.

– Я устала сидеть взаперти, – голос был тихим, хоть мне и хотелось прокричать те слова, чтобы разбить пузырь, в котором жил отец.

Он махнул рукой, будто не услышал.

– Иди к себе и переоденься.

Так же как появился, он скрылся в кабинете, отрезав меня толстой дубовой дверью. Внутри клокотал жгучий гнев, от которого хотелось избавиться, но сборы к ужину с моим будущим мужем не то, что могло сгладить острые углы. Проигнорировав предупреждающий взгляд Дориана, я направилась на кухню.

Мари только покачала головой, когда увидела меня. Она не стала задавать вопросы, прекрасно услышав каждое слово, которое бросил в меня отец, и кивнула на разделочную доску.

– Я знаю лучший рецепт от гнева.

Маленькая улыбка коснулась моих губ, когда я погрузилась в ароматы кухни. Тотчас я провела за приготовлением лазаньи, пока Мари пекла свои знаменитые синнабоны с корицей. Мы действовали как одна сила, и это помогло прийти в себя. Довольная, я направилась наверх, приняла душ и надела чёрное бархатное платье, расшитое стеклярусом. Праздник требовал определённого дресс-кода, и мне пришлось покориться.

По дороге к поместью Драгхольм мы с отцом не обменялись ни единым словом, но это не значит, что я не чувствовала угнетающую волну ярости, исходившую от него. Мы взяли с собой лазанью, которую я приготовила.

Амаранта Торн встретила нас с добродушной улыбкой. Она обняла меня и поцеловала в щёку.

– Прекрасно выглядишь, Леонор, – оценивающе скользнув по моему чёрному платью, выдохнула она. – Пойдём, отнесём ваши угощения и сядем за стол.

– Конечно.

Как только мы вошли в большую столовую, я втянула воздух, наслаждаясь ароматом еды. На столе стояло запечённое мясо с травами, тушёные овощи, свежий хлеб, в который хотелось впиться зубами, пока он был ещё горячий. Балморал Торн тут же увлёк в разговор моего отца, и я смогла выдохнуть, но не раньше, чем увидела светлые волосы. Мор лениво повернулся в нашу сторону. Его взгляд оценивающе пробежался по моему наряду, но я не смогла разобрать его эмоций.

– Добро пожаловать, Леонор Цербер, – официальным тоном пробормотал Мор.

Я только кивнула, не желая отвечать на явную провокацию. Прикусив губу, обошла стол и села напротив Мора, хоть и подозревала, что должна была занять место рядом с ним, по правую руку. Пока я наслаждалась вкусным мясом и овощами, Мор наблюдал за мной, вертя в руке бокал с вином. Он не сказал ни слова, просто смотрел, и это заставляло меня нервничать. Казалось, отец даже не замечает, насколько неуютно я себя чувствовала. Они углубились в разговор, оставив нас наедине.

Не думала, что затаю дыхание, когда Мор будет пробовать лазанью. Он сомкнул губы и прикрыл глаза, будто пытался разложить блюдо на мельчайшие атомы. И почему я вообще ждала его реакции? Ответ на этот вопрос был весьма откровенным и постыдным, чтобы признаться даже себе.

– Ты это готовила? – Подняв на меня взгляд, спросил Мор. В нём чувствовалась недосказанность. Кивнув, я заметила, как он усмехнулся. – Неожиданно… съедобно.

– Спасибо, – поджав губы, парировала. – А ты всё ещё режешь салаты как дрова?

Мор оскалился, явно пренебрегая этикетом и манерами.

– Зато быстро. В бою это важнее, чем красивая нарезка.

– Оставь её. Вы не на ринге, – вмешался Балморал, сверкнув недовольным взглядом в сторону сына.

– Жаль. На кухне её удары точнее, чем у некоторых моих соперников.

– Ты слишком критичен, Мор, – мягким тоном упрекнула Амаранта.

Мор дёрнулся на стуле, будто его укололи, и грубо заметил:

– Если бы она так же хорошо держала нож, как нарезает овощи, я бы провёл с ней пару часов на трассе.

– Вообще-то, она здесь, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Скажи, окажись ты один в горах, смог бы себя прокормить? Я имею в виду чего-то кроме сырого мяса.

Склонившись вперёд, скопировала его дьявольскую усмешку. Мор откинул голову назад и засмеялся. Но тот смех был не счастливым, а вызывающим. Он будто бросил мне перчатку, которую я должна поднять и ответить на вызов.

– О, наконец-то искра! А я уж подумал, ты только соль чувствуешь, а не вкус к словесным дуэлям.

Во мне вскипела ярость от его наглого подтрунивания. Мор хотел меня поддеть, и у него это отлично получилось. Глаза блестели вызовом. Он будто спрашивал: «Ну и что теперь ты сделаешь?» Ответ готов был сорваться с языка, когда сгустившуюся обстановку за столом, прервал голос Балморала.

– Помнишь, как ты в юности поджёг кастрюлю супа?

– Да, но хоть не пролил его на противника, как некоторые.

Мор посмотрел на меня, имея в виду тот случай, когда я разозлилась на мальчишку, который обозвал меня, и вылила на него суп. Это было завораживающее зрелище. И даже наказание, которое последовало за тем поступком, не приглушило моего триумфа.

– Это случилось один раз! К тому же он заслужил.

Мор проказливо усмехнулся, показав ямочки на щеках.

– Зато запомнилось. Как и твоя попытка «накормить» меня тем несъедобным… что это было? Пирог или какая-то каша из всего, что попалось под руку? – в тот момент я готова была воткнуть вилку ему в руку, чтобы сбить ту злорадную ухмылку с лица. – Ты снова покраснела.

Поднявшись из-за стола, я вылетела из столовой, найдя утешение у небольшого островка. Желание ответить на его наглость кипело в венах, доводя до бешенства.

– Знаешь, у меня завтра свободный вечер. Если хочешь доказать, что твои кулинарные навыки неслучайность, приготовь что-то, отчего я не смогу отказаться.

Я застыла, услышав голос Мора за спиной. Не желая оборачиваться, сцепила зубы, чувствуя, как меня пронзает дрожь ярости.

– Хочешь испытать на себе моё кулинарное мастерство? А ты уверен, что в нём не окажется приличная доза яда? – Сарказм так и лился с моих губ, отравляя воздух.

Мор усмехнулся, но я так и не обернулась, когда поняла, что он подошёл ближе.

– Боюсь, что ты снова пересолишь, – его голос упал до опасного шёпота. – Но попробовать стоит.

Мы замерли в том коконе недосказанности, как две статуи. Я чувствовала его присутствие каждой клеточкой своего тела, но боялась оглянуться. Боялась увидеть в его глазах презрение или насмешку. Но больше всего страшило то, как я отреагирую на его подколы. Я всё ещё помнила, как покраснела, когда Мор нашёл меня под деревом с омелой. В тот миг его глаза наполнились ужасом, потому что я протянула ему ветку с белыми ягодами.

– Ты принимаешь вызов, Леонор?

Я вздрогнула от его вопроса и покачала головой, желая уйти отсюда как можно быстрее. Не найдя в себе силы, ответить на тот ядовитый вопрос, развернулась и, не глядя на Мора, покинула пределы его досягаемости. Хоть и чувствовала притяжение, словно он гравитация, которая притягивает меня к себе.

Заметив, что Балморал Торн удалился в свой кабинет, в то время как Амаранта беседовала с отцом, поняла, это мой шанс. Скрываясь в тени, прошла по коридору и застыла у двери. Она была приоткрыта, но я боялась возвестить Балморала о своём приходе. Руки дрожали, горло сковало ужасом, когда услышала тихий смешок.

– Проходи, Леонор, – подарив обаятельную улыбку, пригласил Балморал.

Похоже, он заметил мой силуэт в просвете между дверью и стеной. Толкнув, вошла и застыла у порога. Балморал восседал за своим столом, как король правящей страны. Не хватало только короны, хотя я чувствовала, что она крепко укоренилась на его голове. Невидимая, но от силы и мощи в глазах основателя, веяло могуществом.

– Расскажи, что привело тебя ко мне?

Я знала, с таким человеком не сто́ит утруждать себя светскими беседами, потому перешла к сути. К тому же у меня было не более десяти минут, прежде чем отец найдёт меня.

– Прошу, поговорите с отцом. Нам с Мором не помешает познакомиться поближе, ведь осталось не так много времени до церемонии бракосочетания. Мы можем хотя бы попытаться стать друзьями, чтобы этот брак не был таким унылым и пустым.

Он задумчиво откинулся на спинку своего массивного кресла. Бархатная обивка тёмно-сапфирового оттенка в сочетании с резными деревянными ручками, подходила королю.

– Насколько мне известно, он категоричен в этом вопросе.

– Мы ведь хотим одного и того же, – подавшись резко вперёд, заявила нагло я.

– И чего же?

Ему в самом деле было либо интересно, либо Балморал отлично подыгрывал сложившейся ситуации.

– Союз, который наши семьи заключили, выгоден и вам, и моему отцу.

На губах промелькнула улыбка, которая заставила меня немного расслабиться.

– Думаешь, если вы столкнётесь в стенах Дракмора, то не поубиваете друг друга?

Я сцепила руки за спиной, выдержав его вопросительный взгляд, и покачала головой, выстраивая в голове план действий.

– Я приложу все силы, чтобы случайно не убить вашего сына, – от моего откровенного ответа Балморал хохотнул. – Мне просто нужно…

– Выбраться, – закончил он за меня и кивнул. – Я понимаю, Леонор, и знаю гораздо больше, чем ты думаешь. Ну что ж, если это всё, то думаю смогу помочь, к тому же мы уже почти семья, а это самое важное в моей жизни.

Желание подпрыгнуть и закричать, как я благодарна за его помощь, взорвалось фейерверком радости внутри, но я заставила себя не выражать те чувства. Поблагодарив Балморала, вышла из кабинета, оставив его в одиночестве.

Ужин закончился на лёгкой, но соревновательной ноте. Недосказанность вилась вокруг нас плотным коконом, но каждый проигнорировал её.

– Ты всегда умел находить способы разозлить людей, – услышала я голос Балморала. Он говорил это сыну, но смотрел на меня.

Мор нагло ухмыльнулся и ответил:

– Зато она точно вернётся. И, может, даже примет моё предложение.

В тот миг оба повернулись ко мне, и я почти задохнулась. В глазах Балморала светилось озорство, по-другому я не могла описать те искорки смеха в задумчивых глазах. Похоже, ему нравилось то, как мы балансировали на краю острого лезвия и сражались. На Мора я не смотрела, бросив прощальные слова, позволила отцу увезти нас домой. В ту каменную крепость, которая стала моей тюрьмой.

Урок 4

Каждый дом хранил свою историю. Я верила, стены помнили, что произошло в нашем доме. У них есть глаза и уши. Они следят за своими обитателями, впитывая тёмные, страшные образы в толстые бетонные стены. Наш дом был похож на уродливого монстра. Его душа медленно умирала ещё до трагедии, но после, она безвозвратно начла погибать. Когда отец отрезал западное крыло, он будто ампутировал руку от основного дома.

Я стояла в комнате, прижав ладони к прохладным стенам и приложив ухо, слушала тихие стоны, которые издавал дом. Поначалу он злился и требовал вернуть ту его часть, которую никто не посещал месяцами, а теперь молил.

– Леонор, – окликнул меня мистер Блек. – Проходи.

Повернувшись, заметила на его лице вопрос, но не стала отвечать. То, что я могла слышать, как тихо стонет наш дом, будто мается в предсмертных муках, останется только в моём сознании.

Мистер Блек преподавал токсикологию. Даже находясь вдали от стен Дракмора, я изучала те же предметы, уделяя особое внимание токсикологии и травам. Да, отец поощрял дополнительные занятия, которые длились до самого вечера. Преподаватели приходили и уходили, а я так и оставалась запертой в стенах нашего дома-монстра.

Каждый день сменял следующий, и, казалось, всё вокруг должно меняться, только не в моей жизни. Занятия начинались ровно в девять и заканчивались в пять, с небольшим перерывом на обед. Дальше по расписанию, уход за растениями, которые являлись далеко не самыми безопасными. Среди них были и ядовитые, так как мы с мистером Блеком изучали все тонкости ядов, их силу влияния на природу. Мне нужно было наблюдать, записывать и заботиться о них. После чего я могла позволить себе провести ровно один час в библиотеке. Вот только читала я вовсе не учебную литературу, а философию. Иногда предавалась мрачным размышлениям по поводу того, как мыслят убийцы, оправдывая смерть другого человека.

– Цель сегодняшнего урока, изучить ядовитые растения, которые можно выращивать в саду. Понять их воздействие на животных и обсудить, как это может быть использовано, – присев за стол, начал мистер Блек. – Наперстянка имеет высокие стебли с колокольчатыми цветами. Содержит дигиталис, влияющий на сердце. У животных вызывает аритмию и рвоту. Также возможен смертельный исход. Птицы менее восприимчивы, но могут погибнуть при большом количестве. Болиголов – зонтичное растение с неприятным запахом. Содержит кониин, парализующий нервную систему. Белладонна имеет тёмно-фиолетовые цветы и блестящие, чёрные ягоды. Содержит атропин, вызывает галлюцинации и остановку сердца. У ландыша нежные белые цветы и сладкий аромат. Все его части ядовиты.

Я не верила в магию, но знала, некоторые растения обладают почти разумной хитростью. Сок болиголова вызывал онемение кожи при контакте. Обрезала я его только в перчатках. Корни аконита пахли хреном, но даже крошечная доза могла вызвать остановку сердца. Белена чёрная имела сладкий, дурманящий аромат, но долгое вдыхание могло привести к бреду и галлюцинациям. Потому приходилось выращивать её под стеклянным колпаком, временами проветривая теплицу.

– Правила выживания в ядовитом саду? – Посмотрев на меня, спросил мистер Блек.

– Все работы должны вестись в плотных перчатках, маске и очках. После контакта следует промыть руки разбавленным уксусом, он нейтрализует алкалоиды, – перечисляла я, с лёгкостью, хватаясь за нужные слова. – Самые опасные растения пахнут приятно, например, ландыш или белладонна. Но не сто́ит доверять аромату, он может убить.

Мистер Блек кивнул, довольной ответами и продолжил перечислять ядовитые растения, которые человек может выращивать сам, при этом не погибнув. Дальше следовала череда других уроков: литература, философия, которая привлекала меня своими углублёнными знаниями и верой некоторых философов в алхимию, камень бессмертия и вечную жизнь.

Время ужина подкралось незаметно и тихо. Я спустилась, одетая в красную блузку и тёмную юбку, зная, что отец уже ждёт. Длинный дубовый стол был накрыт. За окном появились первые сумерки. В камине потрескивали дрова.

– Здравствуй, папа.

Он не ответил, даже не оторвал своей головы от телефона, который держал в руках. Брови были нахмурены. Губы сжаты в тонкую линию, выражая недовольство. Тихо выдохнув, взяла приборы и приступила к ужину. Каждый кусочек взрывался цветовой палитрой по чувствительным окончаниям языка. Прошло уже больше десяти минут, когда отец оторвался от телефона. Он сидел во главе стола, медленно разрезая мясо. Его пальцы были в шрамах, следы работы с ядовитыми травами.

– Ты станешь такой же, как я. Один неверный шаг и яд окажется в твоей крови, – сухо прокомментировал отец, когда я взяла бокал с вином. – Ядовитые растения не прощают ошибок. Как и люди.

– Знаю, – напряжённым тоном ответила.

Чтобы занять руки, нарезала мелкими кубиками овощи в ожидании, когда взорвётся бомба. Балморал определённо сдержал своё слово и поговорил с отцом, вот только тот не спешил раскрыть свои карты. Он держал каждую мысль при себе, оставляя меня в подвешенном состоянии. Я нервничала, руки вспотели, когда отец снова заговорил.

– Смело с твоей стороны пойти в обход моим приказам и убеждениям, Леонор, – его голос никогда не был ласковым. Всегда строгий и грубый, будто даже мне он отдавал распоряжения, которые незамедлительно требовалось выполнить.

– Что ты имеешь в виду?

– Не сто́ит претворяться дурой. Ты не такая, потому пытаясь убедить, что ничего не знаешь, делаешь только хуже, – махнув угрожающе на меня рукой, прервал отец. – У нас с Торном состоялся весьма неожиданный разговор. И темой ему послужило твоё возвращение в Академию Дракмор.

Всё внутри меня замерло от его слов. Надежда робко расправила свои крылья, желая почувствовать ветер и взлететь. Но в глазах отца стояла настоящая ледяная стужа, потому тот образ быстро испарился. Его место занял дьявол, громко смеющийся над моими бесплодными попытками покинуть дом.

Его суровый взгляд был направлен на меня, словно мы не сидели по разные стороны огромного стола. Побарабанив пальцами по дереву, он вскинул брови, побуждая меня высказаться. И я не могла отказать. Чувствуя, как внутри ярым пламенем сгорает маленькая надежда, смиренно выдохнула:

– Я лишь упомянула, что нам с Мором сто́ит проводить больше времени вместе. Это даст возможность укрепить будущий союз.

– Думаешь, он способен на любовь? – скептически фыркнул отец.

Я улыбнулась и покачала головой.

– Нет, но это не значит, что мы не можем стать друзьями. Элементарное уважение и доверие могут стать отличным началом брака.

– То есть ты не веришь в его способность открыть своё сердце для более глубоких чувств?

– Так же, как и ты, – парировала устало я. – Мы оба знаем, что Морриган Торн не имеет сердца, а значит, такие чувства, как любовь ему неведомы. Но я не хочу быть его врагом, это станет утомительно. Каждый день сталкиваться с озлобленностью и яростью, не самое приятное начало дня.

Мои слова были правдой, которую отец и так знал, но вот сможет ли он преодолеть тот барьер, что построил вокруг меня? Неизвестно. Мне так отчаянно хотелось закричать, чтобы пробудить его душу от спячки. Взбодрить. Заставить увидеть меня не маленькой девочкой, которой требуется поддержка и защита на каждом шагу, а взрослой девушкой, жаждущей познать мир и столкнуться с проблемами.

– Ты будешь жить в отдельной комнате, – его взгляд не предполагал никаких возражений. – С тобой поедет Дориан. Он будет везде сопровождать, и даже не вздумай сбежать, я узна́ю и верну тебя домой.

Моё сердце отстукивало каждый раз, когда он произносил слово. Руки я спрятала под столом, сжимая их в кулаки, чтобы не позволить себе возразить. Если скажу хоть слово, чего отец, очевидно, ожидал, делая затяжные паузы, то никуда не уеду.

– Каждые выходные будешь приезжать домой и никаких оправданий, – говорил отец, но после его слов, что я вернусь в Дракмор, уже не слушала, только кивала. – Запомни, Леонор, ты на испытательном сроке. Если узна́ю, что ты нарушила правила, тут же вернёшься домой, где тебе самое место. Не вынуждай меня пожалеть о своём решении.

В тот момент перед глазами разыгралась красивая сцена счастья. Я представила, как вскочила со стула и кинулась прямо в распахнутые объятия отца. Подарила ему благодарную улыбку. А он в ответ одарил меня своим поцелуем в макушку. Как я тихо сказала: «Спасибо», а он крепче сжал свои объятия, пробормотав: «Будь осторожна».

Всё развеялось искривлённой дымкой, когда услышала тихое покашливание. Отец всё ещё сидел на своём месте, скрестив руки на груди, а не распахнув их в ожидании меня. Поджав губы, я кивнула, не решаясь что-то произнести вслух. Глубокая горечь наполнила душу от осознания, что я, возможно, больше никогда не буду купаться в его безоговорочной любви, как это было прежде. После смерти мамы мы все сломались, но отец не просто отгородился от меня, он отрезал любые эмоции и обращался со мной как с солдатом.

Как только отец отпустил меня, я бросилась в комнату. Часы пробили полночь. Я схватила книгу страшных сказок и направилась в западное крыло. Нужно предупредить их, что буду отсутствовать некоторое время. И дать обещание, что в выходные вернусь домой с новыми историями.

***

Ёлки нескончаемым строем тянулись вдоль дороги. Их ветви отяжелели от белоснежного покрова. Они казались пухлыми, придавленными белой вуалью зимы. Дориан водитель и по совместительству мой телохранитель, вёл машину, а я впитывала в себя красоту окружающей природы.Январь. Середина учебного года, но мне было наплевать, что придётся вливаться в новую реальность, которой я жаждала больше всего на свете.

Волнение разлилось по венам от осознания, что мне даровали свободу. Да, именно так и ощущалась. Если до этого я была птицей, что заботливо посадили в клетку, отрезав от внешнего мира, то теперь мои крылья окрепли и я могла почувствовать потоки ветра. Вдыхать полной грудью. Понимать, что день сурка закончился. Мне не терпелось вновь погрузиться в учёбу. Познать новые места в Академии Дракмор. Возможно, даже завести парочку друзей, что казалось самым интригующим.

– Вы же помните указания своего отца? – Заботливо напомнил Дориан, припарковав машину. Его взгляд в зеркале был предупреждающим.

– Конечно, – скривив губы, ответила и тут же выскользнула наружу.

Из-за тянущейся гряды деревьев на этой земле не было сильных заунывных ветров. Снег скрипел под подошвами моих высоких сапог, когда направилась прямо к общежитию. Я помнила каждую тропинку и знала те места, которые были скрыты от большинства студентов, особенно тех, кто приезжал из других городов.

Поднявшись в правое крыло, нашла свою комнату в самом конце коридора. Напротив, ещё одна дверь, и я надеялась, там кто-то жил. Не хотелось бы обнаружить, что кроме меня, здесь никого не будет. Отец мог так поступить, выселив всех студентов в другие комнаты.

Бросив сумку в кресло, распахнула шторы, наслаждаясь белоснежной шапкой, которая укрыла холмы и статуи. В воскресенье Академия была тихим местом. Многие уезжали на выходные к родным. А те, кто оставался, прятались в Торн холле, поглощая сладости и кофе. Или же предпочитали Брон холл с его неизменным количеством самых разнообразных книг.

– Я всегда буду поблизости, Леонор. Не нужно пытаться сбежать по-тихому или как-то хитрить, – услышала позади суровый тон Дориана.

Обернувшись, заметила, как он поставил мой чемодан и смерил внимательным взглядом. Ему было около тридцати. Красивый, статный, с безупречной репутацией, Дориан более пяти лет исполнял указания отца и никогда его не подводил.

– Нарушишь правила, я доложу. Не испытывай судьбу. Ни ты, ни я не хотим возвращаться домой.

Прищурившись на его слова, в которых присутствовал какой-то смысл, неизвестный мне, я спросила:

– О чём ты говоришь?

– Ты увядала там, – он махнул в сторону, имея в виду наш дом. – Не сто́ит злить его и пытаться понять, где находится граница, за которую ты можешь ступить. Мы оба знаем, что в вопросе твоей безопасности мистер Цербер весьма строг.

С этими словами он развернулся и вышел, прикрыв за собой дверь. От того счастья, которое накрыло меня после слов отца о возвращении в Дракмор, осталось горькое послевкусие. Будто я раздавила между зубов переспелую забродившую волчью ягоду.

Выдохнув, взяла чемодан и разобрала вещи, пытаясь не думать о предостерегающих словах Дориана. Пролистывая страницы своей книги, я остановилась на той истории, которая цепляла нечто тёмное внутри. Представив, что нахожусь дома в западном крыле и читаю тем убиенным душам, окунулась в страшную сказку.

Сказка вторая. Зеркала.

«Зеркало – окно в другой мир.

Я знала об этом уже давно и не боялась своей зеркальной комнаты. Каждое из них деформировало пространство тонкого мира, создавая путь в неизведанные места и реальности. Зеркальная поверхность встретила меня ослепительным светом, что лился из окон. Я села напротив небольшого антикварного столика и принялась рассматривать отражение.

Встреча с другим „я“ – вот что искала, зная, через несколько минут увижу, моё лицо не принадлежит мне. А из зеркала смотрит мистическая копия меня само́й.

Лёгкие морщинки собрались вокруг глаз, на лбу и в носогубных складках. Чем дольше я вглядывалась, тем очевиднее становились признаки старения. Кожа уже не была настолько эластичной и упругой. Не сияла молодостью и красотой. Я увядала и не это ли самое ужасное для любой женщины? Возраст брал своё. Цифры с каждым годом росли так стремительно, что становилось страшно, насколько быстро летит время.

Вместо карих глаз я видела бесцветные радужки, покрытые призрачной плёнкой. Губы белёсые, кожа серая с грубыми рыжими пятнами, которые вызывали откровенное презрение. Всё в той трагичной картине являло старость, увядание, а после смерть.

Зеркало показало именно то, чего я боялась больше всего – старость. За какие-то секунды кожа покрылась множеством морщин, показывая меня в преклонных годах. Медленно она начала сползать с лица, оголяя красные прожилки мышц и грубые ткани, скрывающиеся за кожным покровом.

Капельки крови виднелись в разных участках по всему лицу. Смотреть, как моё лицо стареет, а волосы остаются невредимыми, было ужасно. Я видела тонкие прослойки мышц и костей черепа. Вместо глаз на меня смотрели пустые глазницы, зияющие чернотой. Вот так в одночасье я прожила свою смерть, превратившись из прекрасной женщины в уродливую старуху, которой подарили поцелуй смерти.

История моей зеркальной комнаты была весьма многогранной. Более пятидесяти разнообразных сверкающих поверхностей, каждая из которых жаждала моего внимания.Отшатнувшись от зеркала, схватилась за сердце, осматриваясь вокруг. И там, куда падал взгляд, я видела себя сейчас всё ещё красивую, здоровую и сильную. Но образ старухи то, как с моего лица сползала кожа, являя грубые убийственные мышцы, а после череп скелета, приводило в ужас.

Ненастоящие зеркала – отражали человека „перевёрнутым“, правая сторона справа, а левая слева. Потому у меня было „правдивое“ зеркало, которое показывало то, как видят меня другие люди. К тому же увидеть, что изображено на многих анаморфных картинах великих художников, возможно, только в отражении. Леонардо да Винчи – прекрасный тому пример. Каждый его шедевр можно разглядывать бесконечно, особенно применив зеркало.

У меня было много зеркал и каждое несло свою историю. Какие-то из них более мягкие и насыщенные светом. Другие пронизаны зловещей тьмой. Иногда приходилось покрывать их тканью, чтобы не позволить хладному прикосновению прошлого влиять на мою душу. Но у меня не было зеркала вечной молодости. И сегодня я выходила на охоту за одним из самых разыскиваемых и мистических зеркал.

Дворец иллюзий на северной стороне города мерцал великолепием. Достать билет практически невозможно, если у тебя не было нужных связей. Сжимая филигранный лист в ладони, я промаршировала к входу и предоставила свой пропуск в мир зеркал. Сегодня первый день выставки, и я была полна решимости найти зеркало вечной молодости. В моей комнате не хватало именно его. Последний штрих в великолепной коллекции самых эксклюзивных и редких зеркал. Каждое из них было в единственном экземпляре, и все они принадлежали мне.

Огромный павильон был застроен рядами зеркал в полный человеческий рост таким образом, чтобы у каждого посетителя складывалась сумасшедшая иллюзия нахождения в толпе. Отражение зеркал друг в друге, помноженное на огромное количество раз, завораживало в равной степени, как и пугало.

– История этого экспоната весьма пугающая, ведь каждая обладательница зеркала молодости погибла в самых страшных муках. Обстоятельства всегда складывались подобным образом, что тел погибших не находили. Но на смерть указывали следующие признаки: кровавые отпечатки на стенах, лужи красной, как янтарь крови на полу. Кусочки кожи на кровати, где спала обладательница зеркала. Будто нечто неведомое явилось за ней во сне и забрало туда, откуда нельзя вернуться в мир живых.

Вот она та самая история мрачного зеркала. Оно дарило своим обладательницам вечную молодость и красоту, но после требовало платы самой ужасной и кровавой.

– Последней обладательницей этого зеркала была семнадцатилетняя Анна, мечтающая стать великой певицей и владеть на сцене вниманием каждого человека. Девушка закончила консерваторию по классу вокала, но ни одно прослушивание не принесло ей величия. Анна странствовала с труппой, сменяя один город на другой. Она мечтала стать великой и признанной актрисой, но вынуждена была влачить жалкое существование, заключая самые плохие контракты и выступая в бедных заведениях.

Чувствовать на своём теле сальные взгляды мужчин, выпивающих после длительного рабочего дня. Всюду её преследовала неудача, грязь и нищета. Чтобы как-то выжить, она искала новые варианты, но никто не желал брать её на главные роли в своих шоу. Анна не была красавицей, пухленькая, небольшого роста, с довольно крупными чертами лица и носом картошкой. Её не воспринимали всерьёз, даже с учётом того, что девушка по-настоящему хорошо владела своим голосом.

Денег у неё было немного, но Анна решила во что бы то ни стало завладеть сей занимательной вещицей. Оторвав взгляд от зеркала, она обнаружила, что старик ушёл.Очередной контракт подошёл к концу, когда Анна сидела на лавочке в сквере, думая, как оплатить жильё и где раздобыть еды. На следующий день у неё было назначено прослушивание в одном известном театре, но она не могла собраться с мыслями и заставить себя предстать перед директором. Смотрела в водную гладь и видела всё своё уродство. Прослушивание пугало, потому что Анна верила, ей достанется роль на задворках группы, а не в самом центре, о котором так мечтала девушка. Те думы прервал старик, медленно шедший по тропинке. Он остановился перед девушкой и представил свои товары, но из всех её внимание привлекло небольшое зеркальце в деревянной оправе. Девушка взяла его в руки и посмотрела на себя. Увиденное шокировало. Неужели это она? Та самая пухлая, с больши́м носом и крупными чертами лица девушка смотрит в ответ?

В день прослушивания Анне предложили главную роль. Казалось, мечта исполнилась, но после того как девушка заглянула в зазеркалье, её судьба была решена. Всё требует свою плату и однажды ей придётся отдать долг.

После того как мужчина завершил свой мрачный рассказ, все замерли, внимательно вглядываясь в зеркало, лежащее на мягкой бархатной подушке. Я не стала исключением и ждала своей очереди, разрабатывая план, как украсть столь ценный и редкий экспонат и доставить в свою зеркальную комнату?

Медленно колёсики крутились в голове, пока я осматривала помещение в поисках слабых мест, чтобы ночью, когда город заснёт и ночь вступит в свои владения, пробраться и совершить то, о чём мечтала.

– Я не вижу никаких изменений, – сказала одна женщина, заглянув в зеркало и уйдя прочь.

За ней было ещё несколько, которые тоже не увидели разницы. Не ощутили себя красавицами, достойными короны. Теми, кому будут поклоняться и воспевать.

– Всё дело в том, что зеркало никому не принадлежит. Оно должно само выбрать своего следующего владельца. Тот, кто посмеет коснуться его, испытает самую ужасную боль, – мрачным тоном отметил мужчина. – Никто из моих коллег никогда не прикасался к зеркалу и не смотрел, чтобы не оставить свой след в его глубинах.

Я знала, они говорят то, что хотят услышать эти зеваки. Жаждут получить нечто мистическое, чтобы потом рассказывать своим влиятельным друзьям. Но в словах говорившего было зерно истины, и я верила, зеркало выбирает своего владельца, а не наоборот.

Когда подошла моя очередь, я взглянула в чистую поверхность и замерла. Музыка на заднем фоне стихла, будто кто-то приглушил. Голоса стали тише шёпота. Говоривший мужчина испарился. Я будто нырнула в глубокие омуты зазеркалья, увидев свою истинную красоту. Я купалась в той счастливой реальности, чувствуя, как наполняется радостью сердце. Зеркало выбрало меня, и теперь шанс, что я оставлю его, исчез навсегда.

Я помнила, чем закончилась история Анны, и верила, меня не коснётся то проклятие. Когда зеркало тебя выбирает, сопротивляться его зову невозможно. Как бы сильно ни пытался, оно заставит тебя вернуться и забрать себе. Я даже не предполагала, какие страшные последствия будет иметь моя история.

Ровно три года и три месяца я была счастлива, когда выкрала зеркало. Завладела его мощной силой, что дарила мне процветание и успех.

Всё закончилось тем далёким виде́нием из прошлого. Моя кожа сползла с лица, только теперь всё происходило в реальности. Боль пронзила тело внезапным приступом. Рука приклеилась к ручке зеркала, пока я рассматривала лицевые нити мышц. Кожа сползла на подушку с тошнотворным звуком. Я бы хотела не смотреть, но не могла отпустить ручку зеркала, будто какая-то сила удерживала мою ладонь в том положении, не позволив отбросить от себя, чтобы разбить его на мелкие осколки.

Моё тело так и не нашли, когда обыскивали дом. Они увидели зеркальную комнату такой, какой она была при жизни – прекрасной, величественной, пугающей. Множество зеркал взирали на тех, кто решил ворваться в их пространство. Они пожирали души людей. На моей постели нашли кожу, которая сползла с лица. Кровавые отпечатки ладоней на белых простынях и больше ничего, как будто меня не существовало».

Закончив ту историю, я ещё долго сидела в кресле напротив зеркала, наблюдая, как сумерки перекрашивают комнату в сизые тона. Стекло отражало не только меня. В его глубине шевелились тени, не подчиняющиеся законам физики. Они сгущались у краёв, будто что-то прятали.

Я смотрела на своё отражение, пытаясь увидеть то, что видела героиня страшной сказки. Эту историю написала пару лет назад, когда задумалась о том, каким образом смерть влияет на жизнь человека. Ведь не будь конца, мы бы не могли в полной мере почувствовать полноту жизни. Воспринимали всё как очевидное и со временем перестали чувствовать, зная, что смерть никогда не коснётся нашей души.

В зеркальной глади над дверью появился венок из омелы. Старая традиция, означающая защиту и благословение. Тогда я поймала себя на мысли, что он смотрит на меня. Не просто висит, а наблюдает. Белые ягоды, обычно такие невинные, теперь казались глазами, следившими за каждым моим движением.

Зеркало передо мной уже не отражало – оно поглощало. Сумерки сползали по стенам, как чернильная плесень, а в углах комнаты шевелилось что-то, что не должно было двигаться. Но самое страшное было над дверью. Венок из омелы. Он висел там, пожелтевший, засохший, но не рассыпавшийся. Его листья потемнели, словно пропитались чем-то густым, а ягоды… Ягоды теперь были не белыми, а тускло-розовыми, как запёкшаяся кровь.

Я обернулась, посмотрела на дверь, но не увидела никакой омелы. Там было пусто. Вернув взгляд к зеркалу, прикусила губу, в отражении венок шевельнулся. Не от ветра. Не от сквозняка. А сам по себе.

Тонкие ветви медленно извивались, как щупальца, а ягоды пульсировали, будто наполняясь чем-то жидким и тёплым. И тогда я поняла. Омела не защита. Она ловушка. И кто-то или что-то уже выбралось из неё прямо в мою комнату. Я почувствовала, как за спиной двигается воздух.

«Ты же знаешь, почему они вешают нас над дверьми».

Шёпот был липким как смола, просачивающаяся из трещин в реальности. Я не слышала его ушами, он возникал прямо в черепе, обволакивая мозг тёплой, мерзкой лаской.

«Не для поцелуев…»

Венок задрожал, и теперь я увидела, как ветви не просто шевелились. Они разрастались, тонкие костяные пальцы с чёрными прожилками под кожей, медленно тянущиеся вдоль потолка.

«Нас вешают на пороге, чтобы мы помогли пройти…»

Ягоды набухли, лопнули одна за другой. Из них сочилась не жидкость, а тьма густая, как дым, стекающая вниз жидкими ручейками.

«Но никто не спрашивает пройти куда?»

Тени за зеркалом зашевелились в такт тем словам. Они больше не были просто тенями. У них были лица бледные, растянутые, с дырами вместо глаз. Вскочив с кресла, я попятилась назад от зеркала, но спина упёрлась во что-то холодное. Не в стену. В руку. Крик застрял в горле. Лёгкие сжались от нехватки воздуха.

Венок свисал с потолка уже не над дверью. Он опутывал всю комнату. А последняя ягода, алая, как свежая рана, прошептала прямо в моё ухо:

«Скоро ты узнаешь…»

Зажмурившись, я попыталась прогнать те тени и шёпот омелы. С каждой секундой, что отсчитывали часы, всё стало стихать. Казалось, я была в вакууме, а теперь его кто-то проткнул, и тот невидимый пузырь сдулся, оставив меня в одиночестве.

Урок 5

Понедельник. Мой первый учебный день. Я проснулась в шесть утра, чувствуя волнение, заполнившее каждую клеточку в теле. На двери висела только отглаженная форма и никакой омелы. Молочного цвета рубашка, тёмно-синий пиджак, в тон ему плиссированная юбка по колено. Взбудораженный взгляд в зеркале показал, насколько я приглушила свои чувства, пребывая дома с отцом.

Первая остановка Торн холл. Я чувствовала незримое присутствие Дориана рядом, но не видела его. В этом он был очень хорош, скрыто наблюдая за каждым моим действием и шагом. Хотел уберечь от опасных ситуаций и необдуманных поступков. А я просто наслаждалась, сидя у окна с горячим шоколадом в руке.

Кабинет токсикологии пропитался запахом формалина и засохших трав. На столах лежали гербарии с безобидными на вид растениями. Склонившись ближе, я прочитала этикетку, что была привязана к вазе.

«Они не шепчут заклинаний, не рисуют пентаграммы. Они просто ждут, пока вы ошибётесь. Пока решите, что природа добра».

Я не задумывалась о встрече лицом к лицу с Мором и его друзьями, пока этого не произошло. То, что случилось в момент столкновения наших взглядов, больно ударило. У меня перехватило дыхание, когда вся четвёрка спускалась по проходу в аудиторию. Вот только Мор не просто прошёл мимо он замер, увидев меня. Как будто мог почувствовать, насколько переменилась сама обстановка и загустел воздух с моим присутствием в аудитории.

Мор сжал челюсть. Адамово яблоко дрогнуло, когда он сглотнул. А в глазах появился тот сумбурный водоворот чувств, который всегда витал между нами. Не уверена, но, возможно, в нём преобладала ненависть? Или неприязнь? Ещё много ярости и гнева. Да, на публике мы играли идеальную пару, когда родители находились рядом. Или могли притвориться друзьями, доверяющими друг другу свои тайны. Но в такие моменты он всегда готов был показать истинные чувства, которые испытывал.

– Мор, ты чего застыл? – Обернулся Бран и тут же проследил за его взглядом. – Вот это сюрприз.

Своим комментарием он привлёк ко мне ненужное внимание. Остальные всадники повернулись и, заметив меня, расплылись в довольных улыбках. У Деймоса она была больше похожа на оскал, но незлой. Иногда мне казалось он просто не умел улыбаться по-другому. Только так, оскалив зубы, будто акула, жаждущая крови.

– Леонор Цербер, какое приятное начало дня, не правда ли, Мор? – Посмеиваясь спросил Деймос. – Стены твоей темницы рухнули, и ты сбежала?

От его сарказма я улыбнулась, не смогла сдержаться. Разорвав контакт наших взглядов с Мором, ответила Деймосу.

– Мне бы хотелось этого, – честно призналась. – А ты всё ещё охотишься на невинных девственниц и купаешься в их крови?

Он засмеялся, чем привлёк ещё больше внимания к нашей компании.

– Она всё так же хороша в остроумии. Я рад, что ты не потеряла хватку, Леонор, – ткнув в меня пальцем, довольно проурчал Деймос. – Тебе она может пригодиться.

Бросив быстрый взгляд на Мора, я покачала головой.

– Это ни к чему. Уверена, всё пройдёт хорошо, и мы не будем друг другу мешать.

– О, я не был бы так уверен и рекомендую тебе снять розовые очки, иначе в момент, когда они разобьются, тебе будет больно, – его голос звучал непринуждённо, но слова, каждая буква, резала меня изнутри. – Заходи к нам, ведь всё это время я был лишён твоего общества.

На его слова Мор рыкнул, чем привлёк моё внимание.

– Держись подальше, – не уверена, кому были адресованы те слова мне или Деймосу, когда Мор гневно выпалил их и спустился вниз.

– Не слушай его, – махнул рукой Деймос. – Он просто не в себе, если пытается отказаться от твоих волшебных рук.

Я понимала, Деймос говорит о еде, которую готовила, но в его словах был намёк на двусмысленность.

Мор, Деймос и Бран заняли свои места, а вот Фобос спустился ниже и сел рядом с девушкой. Он закинул руку и прижал её к себе всего лишь на мгновение, прежде чем они расцепили объятия. Это вызвало во мне новый интерес. Неужели Фобос обзавёлся девушкой? Чудо? Или страшная насмешка судьбы?

– Растения-убийцы – так называют те примитивные субъекты, влияющие на жизнь насекомых и животных.

Как только Тристан Вирмор произнёс те слова, все мысли вылетели у меня из головы. Я сосредоточилась на его высказываниях, решив подумать об этом позже. Тристан Вирмор – самый пугающий и выдающийся учёный, которого я знала. Даже мистер Блек не сравнится с той страстью, с которой профессор Вирмор преподавал токсикологию.

– Аконит – цветок монахов и палачей. Один грамм и сердце останавливается, как часы с разбитым механизмом. В Средневековье им убивали волков и нежелательных свидетелей. Распознать белладонну можно по расширенным зрачкам, а также бреду. В XVI веке капли белладонны делали женщин «красивыми», ведь мутный взгляд считался признаком страсти. Цикута, тот самый яд, что выпил Сократ. Смерть при полном сознании, – Тристан развёл руками, поправил очки и пугающим тоном добавил. – Растения не убивают. Это делают люди. А яды, они лишь инструменты как нож.

Он остановился и, повернувшись к доске красивым выверенным почерком, написал:

«Растения-убийцы: химическая война в природе. Влияние токсичных растений на животных и насекомых».

– Растения кажутся беззащитными. Но за их тишиной скрываются миллионы лет эволюционной войны. Они не убегают, не кусаются – они просто отравляют.

Профессор провёл рукой над стеклянным контейнером с ярко-красными ягодами паслёна.

– Знаете, почему они такие красивые? Потому что их яд – это приглашение на смерть, – зловещим тоном, сказал профессор Вирмор. – Мистер Торн, расскажите действия Аконита.

– Аконитин нейротоксин. Действует на крупных травоядных, оленей, коров. Смерть наступает от паралича дыхания. Человеку достаточно пяти миллиграмм для летального исхода, – поднявшись, ответил Мор. Я не видела его лица, но чувствовала, как настроение в аудитории изменилось. – В старых записях кафедры есть фотография оленя, умершего с выражением ужаса. Его мышцы сковало так, что он не смог закрыть глаза.

Профессор Вирмор кивнул и указал на следующего студента.

– Цикута.

– Или вех ядовитый. Действующее вещество цикутоксин, судорожный яд. Скот гибнет в муках, изо рта идёт пена, тело бьётся в конвульсиях. Насекомые-опылители избегают её, но некоторые мухи, питающиеся падалью, откладывают личинки в разлагающиеся останки отравленных животных.

То, каким сумбурным откликом началась лекция, меня захватило. Тристан Вирмор произносил только одно слово, и студенты тут же выдавали ему самую исчерпывающую информацию.

– Яды растений не просто убивают – они меняют экосистему, – окинув грозным взглядом аудиторию, заметил профессор. – Например, олень ест аконит, умирает. Его труп поедают личинки мух. Мухи разносят токсин дальше. Пчёлы, опыляющие белладонну, гибнут, сокращается популяция. Меньше опыления для других растений.

Профессор Вирмор включил проектор. Чёрно-белые кадры сменились не самой приятной картиной: поле, усеянное трупами саранчи.

– Это – результат обработки растительными алкалоидами. Но посмотрите внимательнее. Видите? Ни одной птицы. Они знают, что это мёртвая зона.

Студенты переглянулись. Девушка в первом ряду подняла руку:

– А бывает так, что растения мстят?

Профессор Вирмор медленно улыбнулся:

– Природа не злопамятна. Она просто безжалостна.

Далее последовало ещё несколько чёрно-белых картинок с той же ужасающей атмосферой смерти, которую я чувствовала даже через призму старых фотографий. Казалось, она проникла в аудиторию и осела на коже невидимой ядовитой пыльцой, от которой всё тело зудело.

– Смерть – это всего лишь опыление, – словно предупреждение добавил профессор Вирмор.

Кажется, я получила оглушительный удар адреналина прямо в кровоток. Лекция была невероятно увлекательной и интригующей. Хотя по большей части я знала то, о чём рассказывал Тристан Вирмор, но сама атмосфера меня будоражила. Я чувствовала на себе внимание студентов, которые переглядывались, задаваясь вопросом: кто я такая и почему сижу на лекции, когда прошла половина учебного года?

Я слышала их тихие перешёптывания и наслаждалась. Та пустота и тишина в моём доме угнетала. Съедала каждый день кусочек моей души и искривляла сознание, а здесь всё было настоящим. Правдивым. И мне дико нравилась эта суматоха.

Постукивая ручкой по дереву, я наблюдала за всадниками. Ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось узнать их по-новому, ведь прошло уже три года, и я не видела ни одного из них, кроме Мора. Наши встречи были весьма редкими только за ужинами, которые организовывали наши семьи. Никаких личных разговоров. Абсолютно ничего.

Не уверена, что я чувствовала по этому поводу, но точно не удовлетворение. План был прост: доучится, выйти замуж за Морригана Торна и уехать как можно дальше из города Шартре. Сделать всё, чтобы провести оставшуюся жизнь далеко от этой тёмной земли. Мор мог делать всё что угодно и мне наплевать, потому что я буду в той жизни, которую нарисовала в голове. С книгами, новыми рассказами, возможно, где-нибудь на берегу моря…

– Мисс Цербер, прошу вас задержаться, – выдернул меня из мыслей голос Тристана Вирмора.

Он кивнул, приказывая спуститься. Оставив вещи, я вышла из-за парты, когда мимо прошёл Мор. Он кинул на меня вопросительный взгляд и скривил губы в подобие улыбки. Очевидно, думает, у меня проблемы и радуется? Я подарила ему такую же улыбку и спустилась к профессору.

– Надеюсь, ваше возвращение в Дракмор, не обернётся провалом?

– Этого не будет профессор, – заглянув в его тёмные жгучие глаза, ответила. – Можете задать любой вопрос по пройденному материалу и будьте уверены, я отвечу на каждый.

– Весьма самоуверенно, – сухим тоном парировал Тристан Вирмор. – Это может говорить либо о том, что вы действительно уверены в своих силах и сможете выдержать весь груз обучения, либо вы отлично притворяетесь. Но если это второй вариант, довольно скоро я вас разоблачу и верну в заботливые объятия отца.

– Посмотрим, – от его слов веяло суровостью, но я чувствовала, что профессору понравился мой ответ.

Он ценил честность, и я не лгала. Занятия – неотъемлемая часть моей жизни. Я проходила ту же программу дома с преподавателями, изучая всё досконально.

– Рад, что у нас не возникнет проблем, – кивнул он, собирая учебники в свой портфель. – К следующему занятию подготовьте доклад о прошлой теме – афродизиаки.

– Будут какие-то конкретные темы или общие?

– Удивите меня.

Кивнув, я отвернулась и, поднявшись к своему месту, схватила портфель, когда заметила записку, лежащую на столе. В аудитории уже никого не осталось. Тягостное предчувствие затянулось внутри, когда я взяла пожелтевший листок и засунула в карман, не желая сейчас читать.

Академия Дракмор стояла на утёсе. Её чёрные шпили впивались в низкое свинцовое небо, будто древние клыки. Здесь не было волшебства только холодный камень, шёпот истории и тяжесть веков. Я вдохнула морозный аромат, пытаясь избавится от тревоги, поселившейся внутри. Она пульсировала невидимыми нитями и тянула нечто запретное, будто давно забытые воспоминания.

Январское солнце робко пробивалось сквозь витражные окна, рассыпаясь по полу разноцветными бликами. Академия, обычно такая мрачная, сегодня казалась почти уютной. Вокруг пахло горячим шоколадом, свежей выпечкой и хвоей от рождественских венков, которые ещё не успели убрать.

– Привет, – дружелюбно улыбнувшись, сказала незнакомка. Та самая, с которой сидел Фобос на лекции по токсикологии.

Её чёрные волосы были собраны в небрежный узел, а в глазах притаился странный блеск, будто она знала что-то, чего не знал никто другой. Тёмно-бордовый жакет с вышитым на лацкане символом стилизованного дракона, обвивающий кинжал, знак закрытого сообщества, о котором я слышала, – сидел на ней великолепно.

– Заочно, но я знаю тебя, Леонор, – сказала девушка. В её голосе слышался интерес. – Вада Вермандо.

Она сделала шаг ближе, и я уловила запах чёрного кофе и чего-то горького полыни, может быть.

– А ты, надо полагать, пятая всадница? – мягко спросила я.

Вада рассмеялась, когда где-то вдали прозвенел колокол. Ни одна из нас не пошевелилась, словно боялась спугнуть то хрупкое, новое чувство. Сладкое, как обещанные булочки, и тёплое, как январское солнце на старых книгах.

– Если хочешь выжить в этом месте, тебе понадобится проводник, – заговорщицки подмигнув, ответила Вада, ступая вместе со мной по тропинке.

– И это ты?

– Возможно.

Вада протянула руку, и я заметила, что её ногти были покрыты тёмным лаком, похожим на запёкшуюся кровь.

– Доверие, дорогая валюта в Академии. Но если ты готова платить…

– Моя валюта – еда, – предложила я, скрепляя сделку своим рукопожатием.

– Отлично, – весело ответила Вада и толкнула дверь в общежитие. – Если твои кулинарные способности хороши, я готова продать свою душу.

– А булочки входят в меню? – раздался новый голос.

Обернувшись, я заметила, как Вада улыбнулась. Так смотрят на лучших друзей, с которыми можно разделить самые страшные секреты.

– Лили, моя подруга и соседка по комнате, – посмотрев на меня, объяснила Вада. – А это Леонор, будущая жена Морригана Торна.

– О, ты могла бы и не быть такой занозой, – сморщив носик, пробормотала Лили. – Рада познакомится. Так что насчёт булочек?

– Конечно. Я добавлю их в меню.

– Отлично, я уже тебя люблю.

– Ты не представляешь, какая она сладкоежка.

– Нам сто́ит отвезти её в Мильфей, – перебила подругу Лили. – Там выпекают самые вкусные булочки. Уверяю тебя, Леонор, таких ты ещё не пробовала.

– Ты меня заинтриговала, – ответила я.

Поднявшись на третий этаж, девочки указали в другом направлении на свою комнату. Попрощавшись с ними, я вошла к себе, закрыла дверь и услышала тихий щелчок соседней. Дориан всегда следовал за мной тенью. Порой я даже забывала о нём настолько тихим и неприметным он был.

Бросив сумку в кресло, я открыла её и наткнулась на записку, которую кто-то оставил после занятия. Листок был испещрён неровным почерком, будто писалось в спешке или припадке ярости.

«Дорогая Леонор,

Ты любишь искать, так найди то, что спрятано между жизнью и смертью. Там, где две доли целуются, я оставила тебе подарок. Не бойся зелёных узлов, они держат лишь то, что уже отравлено.

P. S. Проверь зимних гостей на шее у того, кого ты погубила».

А внизу была нарисована веточка омелы. Очевидно, это не просто символ, связанный с Рождеством, а знак угрозы? Или же кто-то решил поиздеваться над новенькой? Многие знали меня, но отсутствие на протяжении трёх лет ослабило те дружеские связи.

В ту ночь ко мне снова приходил он. Хозяин омелы, что прорастала в моих венах колючими шипами.

«Ты сорвала ветвь омелы в полночь, когда луна была красной, как разорванная губа. Теперь она вплетена в твои волосы, а её сок остался на твоих пальцах. Ты не знала, что это не просто растение, а дверь. И теперь он придёт за тобой.

Первый признак – сладкий привкус железа на языке. Второй – тени, что шепчут твоё имя голосом, от которого стынет кровь. Третий – сны. О, эти сны… Ты проснёшься с синяками на бёдрах, с запахом дыма на простынях. С его пальцами, будто всё ещё впивающимися в твои запястья.

Он не призрак. Он Хозяин Омелы. И теперь ты принадлежишь ему.

В полнолуние под твоей кожей проступят тёмные узоры, словно корни омелы. Ты почувствуешь его присутствие. Ветер поцелует твою шею его губами. Зеркала будут показывать не твоё отражение, а его глаза. Ты ненавидишь, но по ночам твоё тело вспоминает его. Он приходит, когда ты одна. Садится на край кровати. Проводит пальцем по щеке и шепчет:

– Ты звала меня.

Ты не звала. Но твоё тело звало. Оно всегда зовёт его. И даже когда ты кусаешь его за губу до крови, он только смеётся.

– Разве это не прекрасно? Ты даже ненавидишь меня так страстно».

Я открыла глаза, услышав треск ломающейся ветки за окном. Комната тонула в полумраке. Последние лучи заката цеплялись за высокие шпили Академии, отбрасывая на стены причудливые тени. Я села на кровати, обхватив колени, и наблюдала, как блики дрожат на старых камнях, будто что-то невидимое скользит по стене.

Ветер шептал сквозь щели в раме, а за окном в густеющих сумерках, мелькнуло движение. Сначала подумала, это просто игра света. Но потом тень задержалась. Я встала и подошла к окну, вгляделась в ночную тьму, что царила вокруг, и увидела фигуру во дворе. Высокую, неестественно худую, с плечами, поднятыми в странном, почти механическом изгибе.

Сердце бешено застучало. Я отпрянула от окна, но не смогла отвести взгляда. Тень повернулась и посмотрела прямо на меня.

Я не помнила, как оказалась на улице. Холодный ветер хлестал по лицу, а под ногами хрустели мёртвые листья. Академия возвышалась за спиной, но казалась теперь чужой, будто стены смотрели на меня, следя каждым окном. А оно стояло в конце аллеи. Неподвижное. Ждущее.

Я хотела убежать, но ноги не слушались. И тогда оно пошло. Медленно. Беззвучно. Каждый шаг будто растягивался во времени, а воздух вокруг сгущался, становясь тягучим, как смола. Я почувствовала, как что-то коснулось моей спины. Холодное. Живое. Резко обернулась и закричала.

– Леонор, – сжав в крепком захвате мои плечи, прошептал Дориан. – Дыши. Всё нормально, я рядом.

Быстрыми толчками из меня вырывались выдохи. Сердце всё ещё мчалось в бешеном галопе, когда оглянулась, заметив, как по земле скользнул край чёрного плаща.

– Что произошло? Какого чёрта ты пошла на улицу в три часа ночи?

Повернувшись к Дориану, попыталась что-то сказать, но слова не выходили. Мой взгляд бродил по тёмным окнам, за которыми мирно спали студенты. Я прищурилась, заметив колыхание занавески. Второй этаж. Правое крыло. Дориан взял меня за плечи и потянул к общежитию, а я всё не могла отвести взгляда от того окна. Возможно, не все спали, как я думала?

Урок 6

Моё угрюмое молчание было очевидно. Не требовалось объяснять, почему я был похож на грозовую тучу после прошлой лекции. Бран, как обычно, нарезал бутерброды и варил кофе, пока парни усаживались вокруг стола, позволяя тяжёлой тишине затянуться петлёй, что сдавила мою трахею.

Я стоял, напортив окна. Смотрел на красивый зимний пейзаж, что рисовала природа, и молчал.

– Это будет чертовски интересно, – услышал комментарий Деймоса, но проигнорировал. Знал, чего он добивается моей реакции, но я сдержался. – Леонор Цербер здесь в Дракморе спустя три года. Очевидно, семьи решили, что пришло время свести ваши дороги и позволить чувствам взять верх.

Крепче сцепив зубы, я обернулся, заметив насмешливый взгляд Деймоса.

– Пытаешься вывести меня на эмоции? – прямо спросил.

– Ну что ты, – отмахнулся он добродушно. Ага, сам дьявол выглядел бы не таким опасным и мрачным в тот момент, если бы стоял рядом с Деймосом. – Но твоя реакция на присутствие Леонор в Академии очевидна. Либо ты не замечаешь её и ваша жизнь превращается в ад. Либо поддаёшься сладкому греху.

– Сказал всадник в надежде сломить моё сопротивление, – огрызнулся я.

Фобос скрыл улыбку за покашливанием, когда Бран сел на диван. Вся троица изучала меня, будто интересный экспонат, который нуждается в детальном анализе.

– Полтора года осталось и тебя окольцуют, – сдвинув брови, заметил Фобос. – Так что пришло время взглянуть правде в глаза и решить, чего ты хочешь.

– В том и проблема, что Мор не знает ответ на твой вопрос, – поддержал Бран. Его взгляд встретился с моим. – Следует покопаться в себе, чтобы найти ответ, Мор. Леонор здесь и это идеальная возможность понять, какой будет ваша жизнь после окончания учёбы.

– Трахни её, попробуй на вкус и реши, хочешь ли продолжения, – грубо усмехнулся Деймос.

– Трахать её не в моих интересах, – поджав губы, высказал.

– Деймос прав, сейчас ты можешь решить своё будущее. Возможно, она не та самая, кто дарован тебе свыше, – сделав кавычки на последних словах, продолжил Бран. – Но Леонор может стать приемлемым вариантом. Она превосходно готовит. Сексуальная и открытая книга, так прочти её историю, чтобы узнать, хочется ли тебе заходить дальше.

– Или отпусти, и я готов забрать её себе, – поддел Деймос, когда я промолчал, анализируя слова Брана.

На его наглое замечание в моей душе поднялась волна злости, но я её безжалостно подавил.

– У тебя только что пар из ушей не идёт. Просто признай, она твоя и найди ключ, который откроет её секреты. Мы не станем влезать.

– Иначе? – рыкнул я, смотря в его бездонные глаза.

Деймос склонился вперёд, опустив локти на колени, и вскинул брови. Его губы разъехались в улыбке, когда он высунул язык и облизал кожу.

– Иначе я стану тем хищником, который пойдёт по её следу.

Его слова пронзили мою грудь, будто острая рапира. Да, я не любил Леонор, не испытывал к ней глубоких чувств, но она была обещана мне. Через полтора года, когда мы закончим обучение, Леонор станет моей женой, поэтому Деймос не имел права прикасаться к ней.

Оставив его горькое замечание без ответа, я схватил сумку для тренировки и ушёл. Хорошая физическая нагрузка освободит мысли и позволит отстраниться.

Надев фехтовальные штаны, оставил лямки болтаться по бокам. Взяв шлем и шпагу, направился на площадку. Несколько дорожек были заняты другими студентами, а меня ждал тренер. Сегодня мы будем отрабатывать выпады и удары. Как только я надел шлем, моё внимание вошло в зону повышенной концентрации. Мир вокруг сузился до тонкой полоски площадки. Все остальные звуки стихли: звон метала о метал, тихие голоса.

Прежде чем выйти на дорожку, где спринтовались противники, я провёл почти два часа разминаясь. Усиленные тренировки на ноги и руки – основа хорошего фехтования так же, как растяжка для глубоких выпадов, чтобы нанести сопернику удар в тот момент, когда он меньше всего этого ожидает.

– Отработка последовательности парирования шпаги и ответных ударов, – скомандовал тренер.

Кивнув, я встал ровно, приложив шпагу к шлему, после чего занял стойку ан-гард. Я двигался вперёд и назад по трассе, чётко придерживаясь ровной линии по центру. Делал выпады, раня невидимого соперника. Отступал и снова наносил удар. Если бы в реальности всё было так же. Но тот, кто встанет передо мной, будет думать, анализировать мои движения и возможно, предвидеть атаки. Это усиленная борьба. Симбиот связи между мозгом и телом, чрезвычайно важны. Я должен просчитывать ходы своего противника. Уметь замечать его слабости и предсказывать, когда он сделает попытку нанести удар.

– Ты слишком груб и не сосредоточен. В чём дело, Торн? Мне следует начать волноваться? – когда я закончил, спросил тренер.

Скинув шлем, зажал его под мышкой, чувствуя, как по лбу катится пот. Тело напряжено, как стальная струна, туго натянутая и готовая в любой момент оборваться.

– Всё в порядке, – ответил грубо.

Он сощурился, пытаясь отыскать на моём лице ложь, но ничего не нашёл. Я был закрытой книгой для каждого, если не хотел открыться. Не знаю, отчего злился сильнее оттого ли, что Леонор снова вернулась в Дракмор спустя три года, или того, как Деймос вёл себя рядом с ней?

Мысли о ней заставили меня крепко сжать зубы. Всё, что происходило со мной, когда Леонор находилась рядом, можно было описать только как чистый взрыв. Её присутствие не просто накаляло обстановку, оно взрывалось внутри теми обещаниями, которые дали наши семьи.

– Если ты не соберёшься, я буду вынужден усилить наши тренировки, чтобы выбить всю злость из твоего тела. Ты, как никто другой знаешь, важно вступать в бой с холодной головой. Это не та игра, где чувства выходят на поверхность. Фехтование – это логика, совместная работа твоего мозга и тела. Сбалансированность. Соблюдение правил и просчёт каждого шага.

Зная, что любые слова и заверения окажут противоположный эффект, я только кивнул, выдержав суровый взгляд тренера. Он принял мой ответ, но выглядел напряжённым, чувствуя, что я недоговариваю. Правда была слишком жестока и уродлива, чтобы я позволил тем словам обрести форму. Не хотел, чтобы кто-то услышал, как я выливаю яд, позволив своим чувствам ранить другого.

– Ещё ничего не закончено, Морриган. Имей в виду, когда придёт время финального боя за звание чемпиона, ты должен быть на высоте. Других вариантов нет, – он скрестил руки на груди и крикнул. – Брайар, на ринг.

Всё ещё сжимая шлем, я вернулся в изначальное положение к старту, за линию трассы. Выдохнув сдерживаемый гнев, представил, что он выходит из меня чёрной дымкой и окружает тело, вновь впитываясь в поры, чтобы осесть глубоко в сознании и терзать. Мой позвоночник напрягся, но не оттого, что Брайар с довольной усмешкой встал напротив. Он слышал каждое слово тренера и был рад, что меня отругали, как ребёнка. Бросив взгляд на места, которые занимали студенты, приходя сюда для поддержки или просто из любопытства, я крепче сжал в руке эфес шпаги.

Деймос, Бран, Фобос, Вада и Леонор смотрели на меня в ожидании поединка. Я намеренно проигнорировал последнюю, не желая позволить своим мыслям зацепиться за её образ и преследовать меня. Надел шлем, Брайар скопировал мои движения, когда мы сделали приветственное движение.

– Вы готовы? – спросил тренер.

Мы одновременно кивнули.

– Начинайте, – скомандовал он, отойдя на шаг назад.

Он скрестил руки на груди, внимательно изучая каждый наш шаг и принятое решение. После чего анализировал удары, силу выпадов и уместность принятых решений. И если оставался недоволен, а это было всегда, то назначал наказание в виде десяти кругов быстрого бега.

Мы вышли на трассу, встав ровно по центральной линии, и без лишних вступлений приступили к бою. Я делал это сотни раз. Проходил каждое испытание и редко проигрывал. Это бесило многих, и каждый из них хотел стать тем, кто нанесёт решающий удар, чтобы возликовать, одержав победу над непобедимым всадником. Если Деймос был хорош в конном спорте, не имея ни одного поражения, Фобос с Браном в рокболле, то я в фехтовании.

Я смог отключить свои чувства, ведь фехтование – это борьба ума, воли и эмоций. Но сейчас мне не нужно было чувствовать, только просчитывать и действовать. Брайар сделал несколько обманных выпадов, пытаясь отыскать моё слабое место. Заставить оступиться, и я воспользовался его игрой в свою пользу. Сделав глубокий выпад, присел и уколол в правый бок. Прозвенел звонок, загорелась красная лампа, возвещая о первом ударе, который пропустил противник. Он был недоволен, впрочем, как и каждый, кто вставал против меня на трассе. Я уклонился и сделал несколько шагов назад, обманный манёвр, чтобы сбить соперника с нужной траектории. Он, возможно, подумал, что я совершу ошибку и выйду за пределы трассы, что вело к поражению.

Поединок длился пять минут, и я позволил Брайару нанести мне один укол, зная, как только он это сделает, я завершу игру пятым уколом в его броню. Но он увернулся в последний момент. Его тактика боя улучшилась после нашего последнего столкновения, и я не взял это в расчёт. Печально и губительно для меня. Я чувствовал прикованное к нашему поединку внимание. Все остановились, прервали свои тренировки, чтобы понаблюдать, а после проанализировать. Тренер сверлил меня недовольным злым взглядом, я чувствовал его на своей спине.

Но самым противоречивым во всей той ситуации было внимание Леонор. Сквозь чёрные точки шлема я на миг уловил её образ, и это стало моей ошибкой. Она с таким вниманием наблюдала, будто переживала за исход битвы. Злость яростной волной поднялась внутри, и я совершил непоправимую ошибку. Позволил чувствам затмить разум, мысли, действия и следовал по тропам слепой ярости. Нанёс поражающий удар в грудь Брайара, когда тренер крикнул: «Стоп».

Грубое нарушение правил. Я не должен был с такой яростью атаковать, будто не фехтование это было, а грязные уличные бои без правил. Без слов развернулся и покинул трассу, нуждаясь в тишине. После я знал, тренер проведёт со мной очередную лекцию на повышенных тонах. Прикажет заниматься в наказание, пока не перестану чувствовать своего тела, но сейчас мне требовалось уединение.

– Оставайся на месте, Торн, – приказал тренер. – Тебе не удастся сбежать так просто.

Резко замерев на полпути, я снял шлем и откинул в сторону. Пока тренер разбирался с Брайаром, я направился к группе моих болельщиков, преследуя единственную цель пронзить острым концом шпаги свою ярость.

– Впечатляюще, – поддел самодовольно Бран.

– Да, сегодня ты поистине удивил всех. Никогда ты не срывался, как пёс с цепи. Что это было? – осведомился непонимающе Фобос.

– Ты идёшь со мной, – проигнорировав их уколы, направил шпагу в сторону Леонор и развернувшись, зашагал прочь.

Я знал, она последует за мной потому, когда услышал, как дверь закрылась, выдохнул и развернулся, встретившись с ней взглядом.

– Зачем ты делаешь это, скажи? – мой тон был яростным и лязгающим, как у одичавшего волка. – Какого чёрта таскаешься за мной, преследуешь? Нам осталось не так много, а после всю жизнь наши судьбы будут связаны. Не думаешь, что это слишком?

Она сглотнула и отступила, когда я сделал шаг вперёд.

– Что именно тебя так разозлило, Мор?

– Ты, – выплюнул правду, наплевав на все сдерживающие барьеры, за которые не должен был ступать. – Хочешь игры, а ты готова к ней, Леонор?

С теми словами я вскинул руку, в которой всё ещё была зажата шпага и замер напротив её груди. Тонкая белая блузка будет прекрасно смотреться в кроваво-красных пятнах. Её грудь тяжело вздымалась от чувства опасности, которую сейчас представлял я, но Леонор не отступила. Она сделала шаг, вперёд позволив кончику шпаги, прижаться к телу.

– А ты готов нанести удар, Мор?

Те слова спровоцировали мою дикую сущность. То, что всегда приходилось сдерживать, чтобы не показывать истинного монстра, прячущегося за маской. Ночи посвящения и обряды Кровавой Луны, были для меня освобождением, ведь только в те моменты я чувствовал себя собой. Не призрачной фигурой, слеплённой по подобию своего отца. Утончённый, элегантный, с превосходными манерами, какими меня хотели видеть родители. Нет, я был зверем и наслаждался теми короткими моментами, чувствуя свободу. Будто скидывал шкуру, перерождался, как это случилось в день шестнадцатилетия, когда мы дали клятву верности хранить тайну города Шартре.

Отклонив кисть, я рассёк воздух тонким лезвием. Ткань блузки легко поддалась, оставив ровную полоску, открыв моему взгляду светлую кожу. Леонор резко вдохнула, а я не мог оторвать своего взгляда от нижней части её груди, что виднелась за линией разреза. Она была без лифчика.

Тяжело сглотнув, я поднял взгляд, встретив её сопротивление.

– Не думай, что я не отвечу на твою провокацию, Мор, – хрипло выдохнула она.

Леонор пыталась не показать своего страха, но я чувствовал его. Он витал тонкой струйкой горьковатого вкуса со сладкими нотками дурмана. Он оседал между нами, впитываясь в мои поры, проникая в кровоток, пока не добрался до мозга и больно укусил. Но в её взгляде был не только страх. Там притаилась злоба, приправленная щепоткой гордости. Вызов, она ответила на него в тот момент.

– Тебе нравится? – сладким тоном пропела Леонор и потянула руки вверх, оголяя ещё больше голой кожи.

Ткань поднялась опасно близко к соскам, но в тот момент Леонор резко опустила руки и развернувшись, вышла, оставив меня в гнетущей тишине комнаты. Выругавшись, я потёр челюсть и, собравшись с силами, вернулся в зал, чтобы принять справедливое наказание от тренера.

***

Пока профессор Иерихон писал сегодняшнюю тему на доске, я предавался развратным воспоминаниям о вчерашнем столкновении с Леонор. Тонкая полоска её кожи с пятью родинками в форме созвездия под левой грудью, была запечатлена на подкорке моего сознания. Я всё ещё чувствовал вкус её страха и откровенно наслаждался им. Снова и снова прокручивал в голове тот откровенный соблазнительный образ и не мог остановиться. Поставить на паузу те греховные мысли.

– Легенд о Красной Луне великое множество, но самыми примечательными являются всего три, – начал Иерихон Вирмор. Он облокотился на свой стол, поставив руки по ширине плеч, и бросил взгляд на молчаливую, внимающую его словам аудиторию. – Первая из них гласит: в результате падения метеорита на землю, вызвавшего большой, пожар, появилась Красная Луна. Огонь был беспощаден, распространяясь по всей земле. Люди умирали от голода и болезней, когда на небосводе висел кровавый диск, который должен был освещать призрачным голубым огнём землю. Та луна стала символом горя, бедствий и катастроф. Её появление считали предвестником бед.

Профессор указал на вторую парту, побуждая продолжить.

– По другой легенде Луна была проклята богами за свою красоту. Они решили, что её сияние и превосходство должно быть сокрыто от людей, и наложили печать проклятия, – послушно ответила Паула. – С тех пор Красная Луна взывает к себе возлюбленных, принося им несчастье и разлуку.

Не ожидал, что увижу подобное. Слушая ответы студентов, я краем глаза заметил, как Деймос подался вперёд. Чуть ниже нас в совершенном одиночестве сидела девушка. Её волосы, заплетённые в строгую косу, свисали вниз. Деймос зажал кончик косы между больши́м и указательным пальцем и приглаживал шелковую текстуру. Накручивал на палец, но не отпускал, словно не мог или не хотел.

– Какого чёрта ты делаешь? – спросил я шёпотом, чтобы не привлекать внимание. Разговоры о чём-то кроме темы лекции были неприемлемы.

Деймос посмотрел на меня и оскалился в дикой улыбке. Он потянул кончик косы и вдохнул аромат, всё, ещё смотря мне в глаза. Я покачал головой, не веря, что он способен на такое. Парень любил потрахаться, но никогда не спал с одной и той же девушкой два раза. Он был чертовски избирателен в своих ночных перепихонах, и я никогда не видел подобного помешательства с его стороны.

– Выглядишь как маньяк.

– Я такой и есть, – холодно парировал Деймос.

– Ты пугаешь меня своими действиями, – честно признался, когда он снова втянул аромат волос.

С учётом того, насколько сильно Деймос ненавидел ванильные отношения, даже не целовал своих любовниц, его действия были неким откровением. Я думал, незнакомка обернётся, и пошлёт Деймоса, но она поступила совершенно не так. Даже не обернувшись, намотала свою косу на кулак и дёрнула, вырвав кончик из ладоней Деймоса.

– Ещё раз коснёшься меня, и я отрежу твои пальцы, – не оглядываясь, прошипела она злобным голосом.

На лице Деймоса появилась злость, но я заметил, ему понравился ответ незнакомки.

– Кто она такая? – спросил, но Деймос не успел ответить.

– Верно, – громко сказал профессор. – Что скажете, мистер Торн?

Или вы очень заняты со своим другом, обсуждая ещё какие-нибудь легенды, о которых мы не знаем?

Сжав зубы, я бросил гневный взгляд на всадника, но Деймос только пожал плечами.

– В оккультных учениях луна является знаком грядущих изменений и предвещает возникновение апокалипсиса. Её появление связывают с магией, колдовством и мистическими ритуалами. Некоторые верят, что Красная Луна имеет силу, изменить курс событий и повлиять на судьбу человечества.

Казалось, профессор ждал ещё чего-то, но у меня не было настроения играть. Он задал вопрос, на который я дал чёткий ответ. Иерихон кивнул и перевёл взгляд куда-то за моё плечо. Я напрягся, чувствуя опасную грань, когда услышал его наглый вопрос.

– Мисс Цербер, дополните? – склонив голову, задумчиво спросил профессор.

Я чувствовал, как её взгляд скользнул по нашей четвёрке, прежде чем услышал те предательские слова.

– Очевидно, Кровавая Луна, предвестник апокалипсиса, но что следует за ней? – риторический вопрос слетел с её губ, и я заметил довольный кивок профессора. Ему нравилось, куда клонит Леонор. – И когда снизойдёт на землю затмение, укрыв полностью красную луну. И тени падут на мир и будут бродить, сея хаос и раздор. Солнце отрежут от земли, позволив чёрной дымке дьявола сеять мрак. И снизойдут четыре всадника, чтобы разрушать и очищать этот мир. Первый Чума – скачущий на белом коне. В руках у него лук. И выйдет другой конь – рыжий, а на нём Голод.

В тот миг, когда она произнесла последнее слово, я окаменел. Те пять букв впились шипами в моё сознание, отрезая от реальности происходящего. Я пропустил слова о Смерти и Войне, потому что слышал только то, как с губ Леонор упало имя Голод. Моё имя.

Как только Леонор закончила, Иерихон Вирмор выглядел чертовски самодовольным. Остальные студенты в аудитории смотрели на нас с ужасом. Кто-то был озадачен теми словами, а некоторые пытались заглянуть глубже в наши души, чтобы понять сколько правды в том пророчестве.

– К тому же они, очевидно, любят проводить ритуалы и купаться в крови невинных, которых приносят в жертву, – огненным крещендо закончила свою речь Леонор.

Деймос не удержался, он поднялся на ноги, повернулся к девушке и захлопал.

– Какая же ты всё-таки превосходная актриса, Леонор. Твой язык остер, как кинжал, и он ранил моё сердце.

– Сомневаюсь, что у Смерти оно есть, – беззлобно парировала Леонор.

Я чувствовал в её словах улыбку.

– Хочешь вскрыть мою грудную клетку и убедиться?

– Если ты не против…

– Довольно, – встрял профессор, которому явно понравилась та небольшая перепалка.

Деймос сел, всё ещё ухмыляясь. Я понимал, почему он любил вызовы, которые судьба беспощадно бросала в него. Каждый раз всадник поднимался. Леонор всегда была такой и любила подначивать нас, но сейчас это перешло в более опасный ранг.

Каждый раз, если не судьба, так другие люди сталкивали нас с Леонор. Я обернулся и встретился с ней взглядом, осознавая, что она призывает меня ответить. Возразить тем словам, и я не мог противиться мрачной сущности, которую Леонор намеренно вытаскивала из меня. Хотела увидеть монстра? Я покажу его и буду надеется, как только Леонор увидит, то сбежит и больше не станет провоцировать.

– Есть и другая версия, по которой всадники призваны Богом, чтобы очистить мир от грешников, – всё ещё смотря в глаза Леонор, ответил я. – Конец света событие, названное судным днём, когда чистые души отправятся в новую жизнь, а грешники попадут в адские чертоги.

– Значит, сто́ит воспринимать всадников, как спасителей? – поддела Леонор, склонившись вперёд, будто хотела оказаться со мной лицом к лицу.

– Для тебя спасения не будет, Леонор, – грубым, острым как бритва голосом, ответил я. Её глаза расширились, а губы сжались в тонкую линию, когда смысл моих слов попал в цель. – Грешников ждёт самая страшная кара, и это не Смерть. А что может быть хуже? Вечное затмение в аду. Пытки. Каждый день цикличный круг. Коридор, по которому ты будешь идти, пронизанная своими самыми глубокими страхами и молиться, но никто не пощадит.

Вот он тот самый монстр, которого я прятал за милой улыбкой. Он кровожаден, ненасытен и постоянно чувствует голод. На той ноте я отвернулся, заметив, как сощурились глаза профессора. Он был недоволен, что я проигнорировал приказ остановиться от дальнейшего обсуждения данной темы. А я был зол на него, что решил завести этот урок в подобное русло.

– Ты с огнём играешь, когда позволяешь себе подобные высказывания в кабинете профессора, – задумчиво пробормотал Фобос.

– К чёрту, – заявил Деймос, посмотрев мне в глаза. – Мне нравится ваша игра. Продолжай, я хочу увидеть, чем всё закончится.

Я скривил губы и, склонившись к парням грубо, выдохнув:

– Полагаю, смертью одного из нас.

– Кому нужна вечная скучная жизнь? – злобно бросил Деймос.

Он прекрасно понимал смысл моих слов, но проигнорировал, будто надо мной не висело пророчество, предвещающее смерть. – Твоему отцу нужен внук, чтобы передать власть. Он должен быть уверен в том, что ты не сбежишь высоко в горы и будешь вести затворнический образ жизни. Тем более жена у тебя уже есть.

– Ещё нет.

– Это только вопрос времени, – отмахнулся Деймос. – На бумаге, считай, что ты уже женат.

От его слов было горько. Правда – это краеугольный камень. И каждая его сторона жалила по-своему. Я отказывался принимать суровость происходящего и того, что ждало нас в будущем, потому каждый раз, встречаясь с Леонор, пытался сбежать. Закрыться, стереть воспоминания, лишь бы не позволить правде проложить свой путь в моей голове.

– Мне нужно на тренировку, – проворчал, собирая вещи.

– Беги, пока можешь, – зловеще произнёс Деймос.

Я не ответил и направился вон из аудитории, проигнорировав Леонор. Но это не значит, что в тот миг, когда проходил мимо, не втянул аромат её тела. Я чувствовал нотки терпкого гранатового сока в окружении горьковатой полыни и костра. Стиснув зубы, крепче сжал руку на сумке и покинул пределы её гравитации. Она притягивала меня на каком-то подсознательном уровне, и я с каждым днём всё меньше хотел оказывать сопротивление.

Урок 7

В тот момент, когда Мор бросил вызов, я приняла его. Подняла невидимую перчатку и прижала к груди. Бесить его теперь было самой важной задачей, и я не стала медлить. Он решил играть без правил, и я поддержу, пока не увижу, как разрушается тщательно построенная крепость всадника. буду откалывать по кусочку от его брони. подойду к той скале на бронебойном танке и одним выстрелом снесу все преграды.

– Знаешь, что это может быть воспринято, как вторжение? – хриплым ото сна голосом пробормотал Фобос, появившийся в большой гостиной.

– Думаю, после завтрака, ты простишь мне эту вольность, – не оборачиваясь, пробормотала.

Он только хмыкнул. Я тщательно смешивала ингредиенты, не забыв добавить в блюдо зелени и специй. Вкус не будет таким насыщенным, если не приправить его остротой.

– А я всё гадал, когда ты сдашься и примешь моё приглашение.

Деймос нагло улыбнулся, встав рядом со мной, внимательно наблюдая. На мгновение отвлёкшись, я оценила его взъерошенный вид. Волосы всклокочены, в глазах блестит усмешка, торс голый, а на бёдрах спортивные штаны. Я не торопилась, оценивая его выдающиеся косые мышцы живота и накаченную грудь, сильные руки, что сжимали стойку позади.

– Тебе ведь нравится? – нагло спросил он, понизив голос на октаву.

– Ты хорош с этим сложно поспорить.

– Почему в твоих словах я слышу это чёртово «но»?

Улыбнувшись ему, я вернулась к плите, оставив тот провокационный вопрос без ответа. Три года назад нам было по восемнадцать, но Деймос никогда не пытался как-то соблазнить меня. Он играл, будто само действие, каждый шаг его забавлял и придавал остроты.

Я покачала головой, удивляясь своим мыслям, потому что увидев его идеальное тело и эти призрачные глаза, не почувствовала желания. Он был красив, но я могла только любоваться, восхищаясь тем, как всадник совершенствовал своё тело, не испытывая тяги.

Поставив четыре тарелки, я выложила на них омлет по-французски. Украсила веточкой шпината и полила соусом. Рядом положила по два тоста с хрустящей корочкой.

– Можете пробовать и не стесняйтесь в своих выражениях, я люблю похвалу.

– Ты прямолинейна, но мне нравится.

В этот момент появился Бран и обвёл нашу троицу внимательным взглядом. Он вскинул брови, наблюдая за тем, как Фобос и Деймос схватили свои тарелки и сели за стойку.

– Доброе утро, – поприветствовала я.

Бран кивнул, и без слов присоединился к нам. Мы ели в полной тишине и наслаждались каждым кусочком под аккомпанемент тихих стонов парней.

– Чёрт, кажется, ты стала ещё лучше, – облизывая губы, пробормотал Деймос.

– Согласен, – кивнули Фобос с Браном.

– Я бы не рисковал на вашем месте. Она могла добавить в еду яд.

Подняв взгляд от тарелки, я увидела Мора, стоя́щего возле стены и наблюдающего за нами. Его реакция была весьма предсказуемой, потому я только улыбнулась. Он хотел задеть, уколоть теми словами, как делал это во время фехтования, но я была готова.

– Тогда тебе следует приготовить четыре мешка для трупов и найти укромное местечко, чтобы нас похоронить.

Деймос хохотнул, положив руки на голый торс. Он обернулся и саркастически произнёс:

– Чёрт, мужик, остынь. Даже если Леонор подкинула яда, я не могу остановиться.

– Это просто нереально вкусно, – хрустя тостом, поддержал Фобос.

Мор проигнорировал их, сверля меня тёмным взглядом. Там на дне его души клубилась тьма, которую всадник скрывал от других, но я видела её. Чувствовала каждой клеточкой тела и готова была играть. Вытащить на поверхность всё самое острое, больное и сломанное.

– Нет прекрасной поверхности без ужасной глубины, – пробормотала я, наблюдая за тьмой, клубящейся в глазах Мора.

– Ницше, – кивнул Бран. – Думаю, то изречение философа можно применить к каждому из нас, но вот в чём вопрос: как глубоко ты готова упасть в тот омут тьмы и надеется выжить, Леонор?

Мы всё ещё смотрели друг на друга, когда слова Брана достигли моего сознания. Взгляд Мора не изменился, там всё так же клубилась тьма, а вот меня когтями заклеймил страх. Я знала, что в душах всадников есть чёрная бездна, вот только кто-то прятал её за милыми улыбками и красивыми признаниями, а другие, наоборот, открыто показывали, насколько темны их души. Мор был тем, кто скрывал свою боль, горечь и обиды, за улыбками.

Я знала, просто чувствовала, что хочу вывернуть его наизнанку и увидеть кровавые истины прошлого, которые оставили свои шрамы в его сознании.

Казалось, грозовая туча повисла в комнате, сгущая и без того жгучее настроение. Появляясь, Мор нёс в себе грозовые облака, пытаясь укутать меня в ту дымку и поглотить.

Тихий щелчок двери заставил меня отвлечься. Вада вышла из комнаты Фобоса и замерла, увидев всю картину. Её волосы были распущены и немного всклокочены. Глаза сияли, а губы дёрнулись в милой улыбке.

– Похоже, вы двое играете с огнём, – посмотрев на Фобоса, прокомментировал я. – Не самая лучшая идея проводить ночь вместе.

Фобос проигнорировал меня и поднявшись тут же направился к Ваде. Она позволила ему обнять себя и поцеловать. А я не могла отвести взгляда от той идеальной картинки, которую они вдвоём представляли. Будто умелый художник нарисовал счастье. Таким оно чувствовалось в тот момент, когда над нами повисли свинцовые облака. Зависть, как самый чёрный зверь, вцепилась в мою душу, окровавленными когтями и отрывала по кусочку.

Я слышала их тихий шёпот, но не могла разобрать слова.

– Голодна? – спросила Ваду, прервав их глубокие объятия и не менее горячие поцелуи.

– У вас есть комната, хватит и того, что мы слышим, как вы предаётесь разврату, – заметил Бран угрюмо.

– Брось, Вада, прекрасно стонет. Я мог бы кончить только от её голоса…

– Заткись, – рыкнул злобно Фобос. Он взял Ваду за руку и потянул к столу. Сел на прежнее место и посадил девушку к себе на колени. – Она голодна.

Улыбнувшись, я встала и выложила остатки еды на тарелку. Деймос заметил это и присвистнул, бросив едкий взгляд на Мора.

– Похоже, ты остался без завтрака. Не стоит в следующий раз оскорблять талантливого повара, Мор, иначе уйдёшь с пустым животом.

– Пусть это будет тебе уроком, – нагло улыбнувшись, поддержал Фобос.

Я посмотрела на Мора заметив, что его взгляд всё ещё направлен на меня. Ох, он был очень зол тем, что я посмела прийти в их святилище, приготовить завтрак и накормить всех, кроме него. Небольшая месть за разорванную блузку. Его глаза прищурились, когда я вскинула брови. Да в тот миг я ждала от него шага. Либо он сдастся и попросит приготовить ему завтрак, либо сделает следующий шаг и попытается ранить.

– Ты готов проглотить свою гордость и попросить? – спросила я, не обращая внимания на присутствующих. Их разговоры стихли, прислушиваясь к моим словам.

Нас разделяло пространство, я стояла возле плиты, в то время как Мор на другой стороне комнаты, но казалось, что мы были напротив друг друга. Всего в одном шаге. Его глаза загорелись протестом на мою попытку уколоть. Мор не понимал, что я хотела только подтолкнуть. Давала ему шанс не выглядеть перед всадниками неправым и уступить, но он не воспользовался им, приняв мои слова за очередной удар.

– Завтрак в Торн холле с горячим кофе хорошая альтернатива завтраку, в котором может оказаться порция яда, – пустым тоном поддел Мор.

Его слова попали в цель и нанесли удар. С тех пор как я вернулась в Дракмор мы начали партию в фехтовальном поединке. Я вела подсчёт и была уверена, что Мор впереди. Он вёл по очкам, как, впрочем, и на реальной игре, когда ранил противника. Каждый раз в подобных моментах я будто слышала, как звучит сигнал и загорается красная лампа, возвещавшая о проигрыше.

Поджав губы, отвернулась к стойке, не желая видеть, как он сбежит. Были времена, когда я вот так готовила всадникам и баловала их вкусными блюдами. Мор всегда с энтузиазмом пробовал каждое блюдо, но никогда не пытался уколоть. Сейчас его желание причинить мне боль вышло на новый уровень, и это задевало.

– Я и не подозревала, что между вами идёт такая борьба, – заметила Вада, тихо подкравшись ко мне.

Опустив голову, я почувствовала взгляды парней.

– Это непросто.

– Согласна, – кивнула она, сжав моё плечо. – Знаешь, я не представляла, что Мор может быть таким озлобленным. Думаю, тебе сто́ит услышать мою историю знакомства с всадниками и возможно, поймёшь, что я пытаюсь сказать.

Повернув голову, я встретила её взгляд.

– И какова твоя история?

– Они выбрали меня своей жертвой на этот год.

Мои глаза округлились. Не думала, что Вада была той, кого преследовали, издевались и запугивали. Как такое возможно? То, чему я стала свидетелем, когда Фобос увидел её, не вязалось с кровавой картиной преследования.

– Да всё не так просто, как ты думаешь.

Недоверчиво покачав головой, я смотрела пустым взглядом на еду, которую оставила специально для Мора и жалела, что подтолкнула его, спровоцировав новый виток вражды между нами.

– Это было невероятно вкусно, Леонор. Спасибо, – желая отвлечь меня от горестных мыслей, сказала Вада. Я только кивнула. – Собирайтесь, нам сто́ит сходить в Брон холл и подготовиться к докладу.

Фобос без слов подчинился, как и Деймос с Браном.

– А ты пойдёшь с нами.

Желание отвлечься сидело на поверхности сознания, потому я согласно кивнула. Мы вышли на улицу и направились к Брон холлу по заснеженным тропинкам.

– Из-за их проделок нас заставили убирать территорию, – пожаловалась Вада, указав на дальний участок земли, сейчас покрытый толстой шапкой снега. – Мы сгребали опавшие листья в кучи, убирали, а потом парни раскидывали их, и приходилось начинать сначала. Только Фобос пренебрёг наказанием и решил свалить всё на нас.

Я представила, как они наводят порядок на территории Академии, и улыбнулась.

– Потому что ты делала всё, чтобы разозлить меня, – парировал Фобос, услышав слова Вады.

– Сегодняшняя ситуация смутно напоминает ваше противостояние, – задумчиво пробормотал Бран, бросив на меня пытливый взгляд. – Решила подразнить его и вызволить на волю монстра?

– Он сделал первый ход…

– И ты просто не смогла сдержаться, – довольно присоединился к беседе Деймос. – Но будь готова к последствиям. Если слишком долго дразнить зверя, он покажет своё истинное лицо. Не уверен, что ты готова его увидеть.

Я понимала, о чём он говорит. Для других Морриган Торн был образцом для подражания. Сдержанный, учтивый и гордый. Он никогда не падёт на колени и не снимет со своей головы корону, что возложили на него родители. И только избранный круг видел и знал его настоящего.

Мне удалось мельком заглянуть за призрачную вуаль его горделивой маски и увидеть за светом, который он пытался излучать для других, беспроглядную тьму.

Толкнув дверь, я вошла в просторную библиотеку, потянув носом воздух.

– Так выглядишь, будто попала в рай, – заметила Вада, когда я улыбнулась.

– Ты можешь ответить на вопрос: чем пахнут книги?

Она задумчиво прикусила губу, пытаясь разложить каждый аромат на оттенки, выявить контраст между старыми и новыми книгами.

– Бумагой? – вопросительно ответила Вада.

Я хохотнула от её односложного ответа.

– Перестань, уверена, у тебя есть лучший ответ на этот вопрос.

Я прошла вперёд, скинула длинное пальто и бросила его на спинку стула. Парни сели за стол, когда я поманила Ваду за собой. Пройдя несколько стеллажей, остановилась, когда нашла то, что искала.

– Новые книги источают совершенно несравнимый ни с чем аромат чернил, клея, которым обработан каждый переплёт и новой бумаги.

Открыв книгу посередине, я услышала хруст страниц. Склонившись, провела носом по бумаге, позволив себе испытать каждый оттенок, и посмотрела на Ваду. Она выглядела удивлённой и заинтересованной. Забрав у меня книгу, девушка сделала то же самое и прикрыла глаза.

– Продолжай. Мне нравится твоё описание. И, возможно, я соглашусь, ведь эта определённо пахнет чернилами и новыми листами.

Углубившись в проход, я провела пальцами по корешкам, пока не остановилась.

– Старинные книги имеют особенный запах, который является результатом разрушения химических соединений внутри бумаги. Нечто отдалённо похожее на тьму. Ты можешь услышать аромат затхлости, сырости или же те ароматы, которые впитала в себя бумага и обложка.

Вада какое-то время задумчиво смотрела на меня, после чего улыбнулась кивая. Она взяла в руку ту книгу, о которой я говорила, открыла, листы мягко зашуршали, когда Вада склонилась и вдохнула аромат страниц.

– Интересная теория. Ты долго думала над этим?

Я засмеялась её вопросу.

– Нет, просто люблю книги, вот и всё.

– Я тоже люблю, но никогда не задавалась вопросом, чем они пахнут. Это целая история, которую можно превратить в полноценную книгу.

Выхватив старинные сказки для детей, открыла страницу и начала читать, задаваясь вопросом: знает ли Вада эту историю? Мне нравилось то, как автор описывал Академию Дракмор.

«Хроники Озера Боли

История создания

В 1873 году среди вечных туманов и чёрных скал, была основана Академия Дракмор – элитное учебное заведение для детей аристократов, оккультистов и тех, чьи семьи предпочитали держать свои секреты подальше от посторонних глаз.

Творцы были алхимиками и исследователями запретных знаний. Говорили, они заключили сделку с чем-то древним. Вскоре после открытия Академии они исчезли, оставив лишь дневник с последней записью:

„Они проснулись. Озеро знает. Оно всегда знало“.

Чёрное, бездонное, с водой, которая никогда не замерзает, даже в лютые морозы Озеро Боли хранило множество секретов. Раз в год, в ночь Кровавого полнолуния, студенты исчезали. Их находили позже или не находили вовсе. Тела, если всплывали, всегда улыбались.

Люди слышали шёпот из глубин. Некоторые ученики слышали голоса, зовущие их к воде. Те, кто подходил слишком близко, иногда возвращались другими.

В лунные ночи на поверхности озера можно было увидеть вторую Академию. Точную копию, но с выбитыми окнами и силуэтами, наблюдающими из темноты.

Однажды студентка написала „Чёрный манускрипт“ – книгу, которая, по слухам, содержала истинное имя того, что живёт в озере. После этого она бросилась в его воды, но наутро книга осталась лежать на берегу совершенно сухая. С тех пор каждый, кто пытался прочесть её, либо сходил с ума, либо исчезал. Страницы книги менялись, появлялись новые записи, будто кто-то до сих пор писал из глубины.

Сегодня Академия Дракмор остаётся местом, куда отправляют тех, кого нужно спрятать. В подземельях проводят запретные ритуалы. В библиотеке хранятся книги, которые шепчут. А озеро всегда голодно.

„Вы думаете, это просто легенды? Тогда почему никто не уходит из Дракмора по собственному желанию?“

Кто-то всегда находит ту старую книгу с кожаным переплётом. Но когда начинает читать, понимает: это не он читает книгу, а книга читает его».

Вада с интересом слушала те строки, и когда я закончила, она скривила губы.

– Знаешь, у тебя и в самом деле какой-то дар к чтению.

– Что ты имеешь в виду?

– Голос меняется. Интонация более тягучая и устрашающая. Будто я не слушаю тебя, а нахожусь в истории, – она кивнула на книгу в моих руках. – Не думала, что это возможно, но алхимики? Вот это фантазия.

– Ты не можешь не верить, что это вполне возможно. Дракмор имеет репутацию одного из самых элитных учебных заведений, но истории, которые окружают это место, взялись не из воздуха. Что-то послужило их началом. Так почему не алхимия?

Вада взяла несколько книг и вернулась к столу, задумавшись над моим вопросом. Я замерла, так и, не дойдя до него, заметив на своём месте Мора. Очевидно, всадники позвали его, не предупредив, что я буду с ними. Сглотнув тугой ком в горле, села подальше, заметив, как Мор напрягся. Вада раздала каждому по книге и велела читать в поисках тех ответов, которые требовались.

Несколько раз я читала одну и ту же страницу, не в силах понять, о чём там говориться. Потом снова перечитывала и так по замкнутому кругу. Мор, казалось, был поглощён своей историей, но я не могла сосредоточиться. Взгляд то и дело скользил по его телу. Светлые волосы упали на лоб. Глаза опущены, впитывая чёрные буквы, что написаны на листе пожелтевшей бумаги. Губы расслаблены. Он казался таким мирным и настоящим, но я знала, то лишь иллюзия. Обман. Как если бы хищник надел на себя шкуру овцы, скрывая истинную личину злого яростного волка.

Напряжение достигло оглушающего пика. Не выдержав той звенящей пустоты, я поднялась и направилась к ближайшей полке с книгами. Руки перебирали корешки в поисках чего-то особенного, чтобы отвлечь свои мысли, когда заметила тонкую книгу в чёрном кожаном переплёте. Приподнявшись на цыпочки, попыталась поддеть её, но не смогла, книга стояла слишком высоко. Вне пределов моей досягаемости.

– Давай помогу, – произнёс Деймос и поднялся, но не успел сделать ни шага, как Мор вскочил на ноги.

Я заметила злую усмешку на лице Деймоса, когда Мор подошёл и без слов начал свою игру. Я знала, что не будет просто, но он, казалось, готов сорваться и наказать меня за утреннее шоу. Я хотела отойти, когда тело Мора вжалось в моё, придавливая к твёрдым деревянным полкам. Он протянул руку вверх, коснулся корешка книги, но не спешил достать.

– Надеюсь, ты довольна сегодняшней выходкой? – его голос звучал, как самый соблазнительный аромат. Будто мою обнажённую кожу завернули в мягкий атлас, что ласкал своей гладкостью каждую клеточку. – Я нанёс первый удар, но не думал, что ты будешь настолько неосмотрительна, Леонор.

– Предлагаешь мне сдаться и взять белый флаг? – мой голос сорвался, когда Мор положил свою ладонь на левое бедро.

Я чувствовала его сильное тело позади. То, как он вжимался в меня, а теперь ещё его ладонь прожигала дыру на моей коже. Это было настолько захватывающе в плане эмоций, что я не сдержала лёгкую дрожь. Мор склонился ближе, обдавая горячим дыханием кожу на шее. Он не касался меня губами, но то, как близко находился, сводило с ума.

– Предлагаю задуматься над тем, готова ли ты к последствиям, – его голос лился, как ртуть, серой, вязкой жидкостью. Она опаляла в том месте, где Мор выдыхал воздух на кожу, будто каждая буква, слетающая с его губ, проникала в кровоток.

– Твоя душа жаждет возмездия или же моего падения? – выдохнула тот вопрос, с тревогой, ощущая, как нарастает напряжение. Оно затягивалось петлей на шее. – Будь более конкретным в своих предупреждениях, Мор.

– Советую тебе быть более последовательной в своих поступках, – ещё теснее прижав меня к полкам, выдохнул Мор. – Не забывай, с кем играешь. Я не только могу определить твои шаги, но и предвижу каждую мысль, что крутится в голове. Знаю, как ты думаешь, потому что умею заглядывать в душу своего противника. Это неизбежно, если хочешь одержать победу.

Ещё секунда и он отстранился, достав книгу, до которой я пыталась дотянуться. Пустая ниша выглядела разорённой, как и моя душа, после его неоднозначного предостережения. Мор оставил книгу, всунув между полками, и ушёл, больше не сказав ни слова.

Моё сердце колотилось в груди, руки дрожали. Пытаясь справиться с волнением, я считала вдохи, пока дыхание не замедлилось. Чувствовала на своей спине жалящие взгляды всадников, которые видели каждое действие Мора, потому не хотела оборачиваться. Знала, что увижу в их глазах вопросы и жажду узнать, что за игру мы ведём?

Проблема в том, что я не могла ответить даже себе. Мор запутал всё в такой жгучий клубок. Я потеряла, где начало и не могла начать с нуля. Да он и не позволит, слишком далеко мы зашли.

Урок 8

Январское утро в Академии выдалось на редкость тихим. Солнечные лучи, словно робкие гости, прокрались сквозь витражи в общий зал, раскрасив древние фолианты в бирюзовые и рубиновые пятна. Где-то за окном щебетали снегири, будто споря с тиканьем старинных часов в углу.

– Опять воруешь книги из запретного фонда? – раздался с верхней галереи насмешливый голос.

Я подняла голову и увидела Ваду. Свесив ноги через перила, она разглядывала кого-то с явным интересом. На ней был уютный свитер цвета бургундского вина и розовые носочки с оленями.

– Во-первых, не ворую, а беру во вре́менное пользование, – фыркнула Лили, поднимаясь по винтовой лестнице. – А во-вторых, кто это здесь нарушает дресс-код? Олени? Серьёзно?

Я улыбнулась, очарованная их дружеской перебранкой, когда Вада подогнула ноги под себя.

– Это не просто олени. Это священные олени. Они приносят удачу.

– Ты – одна из Королев Академии. Тебе не нужна удача.

– В отличие от нас простых смертных, – подала я голос.

Девушки посмотрели на меня и улыбнулись. Поднявшись к ним, присела рядом, когда Лили открыла термос и налила в кружки горячее какао.

– Ну и что? – Вада выхватила одну кружку и тут же обожгла язык. – Ой, чёрт. Горячо!

Лили рассмеялась, протягивая мне другую:

– Гений. Абсолютный гений.

– Зато стильный, – фыркнула Вада, осторожно прихлёбывая напиток. – Ты добавила корицы?

– И немного перца чили, – Лили ухмыльнулась. – Чтобы мы, наконец, проснулись. Ты сегодня похожа на зомби из теплицы профессора.

– Кстати, твой любимый Король не будет ревновать, что ты здесь с нами какао пьёшь?

Я покраснела, поняв, что тот вопрос был адресован мне.

– Он не… Мы не…

– Ага, конечно, – Вада подмигнула. – Только не говори, что вы просто друзья. Я видела, как он смотрит на тебя, будто хочет либо убить, либо поцеловать. А может, и то и другое сразу.

– Согласна по всем пунктам, – кивнула Лили.

– Ничего подобного, – возразила я, закатив глаза. – Не выдумывай того, чего нет, Вада. Это не красивая сказка о любви. Так что пункт с соблазном можно вычеркнуть. Остаётся только убийство.

Девочки переглянулись и улыбнулись друг другу, проигнорировав мои слова.

– Это же романтично, – Вада взмахнула руками, чуть не расплескав какао. – О, моя невеста! Пойдём со мной в тёмный склеп и полюбуемся на мумии.

Лили засмеялась, а я только фыркнула.

– Ты невыносима.

– Зато весёлая.

– Фобос плохо на тебя влияет, – пробормотала Лили. Посмотрев на меня, она спросила. – Что ты знаешь?

– Не понимаю, о чём ты, – попыталась отмахнуться я.

– Ты ведь знаешь всадников, но как долго?

Тяжело выдохнув, я откинулась на перила, уставившись в потолок. Ощущение тяжести, что преследовала меня каждую ночь, рассеялось, пока я находилась с Вадой и Лили, но не покидало ни на секунду. Я знала, что закрыв глаза, снова увижу его. Услышу, как прорастает омела в моём теле. Почувствую то, чего не должна, но сейчас я здесь, и больше ничего не имело значения.

– Похоже, моя самая постыдная и страшная тайна раскрыта, – посмотрев на Лили, ответила. – Они же всадники, и этим всё сказано. Их семьи – тот самый незыблемый фундамент, на котором держится весь город Шартре и Академия Дракмор. Я скорее думаю, что они вжились в свои образы, которые отцы тщательно им придумали. Они не зло, просто парни с завышенной самооценкой.

Лили не нашла что ответить. Сделав глоток какао, она сурово посмотрела на Ваду.

– Если ты снова заснёшь, я лично нарисую тебе усы перманентным маркером, – пробормотала Лили, открывая старую книгу.

– Во-первых, – Вада поставила кружку, – это было однажды. Один раз!

– Во-вторых, – продолжила Лили, поднимая палец, – Ты храпишь. Мило. Как котёнок с насморком.

Вада фыркнула.

– А ты ворочаешься и бормочешь во сне. В прошлый раз я три дня не могла открыть свою тумбочку после твоего безобидного ночного бреда.

Я прикрыла рот рукой, но смех всё равно вырвался наружу, и вдруг солнечный луч упал прямо на нас, превратив момент во что-то тёплое, как только что растопленный шоколад. Мы сидели так ещё долго, смеясь над глупостями, споря о книгах и бросая бумажные снежинки вниз, а за окном падал снег. Академия, хоть ненадолго, перестала быть мрачной.

Вернувшись к себе, я всё ещё улыбалась, а в душе царило так давно забытое чувство под названием счастье. Весь день я провела с Вадой и Лили. Это было как глоток чистого охлаждённого воздуха. Мне нравилось слушать их перепалки. Но больше всего очаровывало то, что девочки приняли меня в свою команду.

Открыв книгу, посмотрела в окно, наблюдая, как снежинки, медленно опускаясь на землю, создают новое одеяло. Они слой за слоем укрывали Академию, будто желая защитить. Только отчего?

Постукивая ручкой по пустым страницам, в голове я рисовала новую историю. Она прокручивалась в сознании как небольшой фильм, и я видела не чёрно-белые тона, а красочную картину. Слова вертелись в голове, складываясь в гипнотизирующую сказку о страшном одиноком доме. Возможно то были мои мысли из прошлого, которым я позволила вырваться на поверхность и захватить меня? Опустив взгляд, сжала ручку и позволила чернилам запятнать чистые листы.

Сказка третья. Пожиратель душ.

«Тот дом выглядел как самое красивое произведение искусства. В готическом стиле с башенками и гаргульями на карнизах. Построенный на прочном фундаменте из серого камня. Когда шёл дождь, стены становились влажными и приобретали более тёмный оттенок. С крыльев гаргулий стекала вода, а из глаза лились солёные слёзы.

Ещё одной незыблемой достопримечательностью дома была витражная фреска с правой стороны. Если верить истории, на ней изобразили момент заключения сделки. Дьявол был выполнен из красного стекла с рогами, кончики которых доходили до самой крыши. Человек стоял напротив с коварной улыбкой на устах. На полу лежали многочисленные жертвы дьявола, а рядом плясали его слуги, пытаясь услужить своему господину. Человек тот пришёл заключить сделку, призывая даровать ему истинное мастерство, чтобы каждая работа была индивидуальной и покоряла сердца людей.

Когда солнце поднималось над горизонтом, освещая лужайку, перед домом открывалась поистине мрачная картина бытия. За той витражной фреской скрывалась огромная зала для проведения балов. Пустующее пространство внутри заливалось алым светом от образа дьявола. Одна сторона зло, другая – добро. Только так ли на самом деле было?

У стен есть не только уши, но и глаза, которые следят за каждым владельцем. Посмотрев на этот мрачный, окутанный тайнами дом, нельзя было не влюбиться. Каждый владелец восторгался величеством этого строения. Великолепием фасада ухоженного сада с плодоносными яблонями и огромным вишнёвым садом. Но самым впечатляющим было чувство преследования. Тени, скользящие по коридорам. Они будто тайные наблюдатели передвигались по самым тёмным местам, пытаясь избежать света, что заглядывал в широкие витражные окна.

– Не зли глаза, слышишь? – призрачным шёпотом произнёс позади голос.

Я знал, если обернусь, никого не увижу, потому просто опустил взгляд в пол. До этого я смотрел в налитые тьмой глаза дьявола. Когда солнце было в самом зените, тот взгляд пугал, будто два чёрных уголька, они сверкали и смотрели на меня. Не просто на моё тело, они заглядывали глубоко в душу, вытаскивая на поверхность все грехи.

Этот дом с момента своего рождения и до момента, когда был заложен последний кирпич, наблюдал за своими владельцами. У всего здесь были глаза: у входных дверей, стен, чуланов и зловещих подвалов, в которых хранились дорогие и редкие сорта вина.

С тех пор как я поставил подпись в документах, делающих меня владельцем призрачного дома, чувствовал, как за мной следят. Просыпался посреди ночи от давящей безнадёжности и знал, на меня пристально смотрят. Изучают, только неизвестно зачем? В темноте по коже пробегали зловещие мурашки, когда воздух становился холодным. За трапезой, сидя за столом, чувствовал, тот неумолимый взгляд на своём затылке.

В первую же ночь они были здесь и показали себя призрачным шёпотом стен, что пытался рассказать историю прошлого. В каждом тёмном уголке они внимательно следили, прислушивались и впитывали новые знания. Только с приходом солнца тени прятались по самым тёмным углам, чтобы их не опалили горячие лучи.

Но с ними можно было столкнуться, завернув за поворот в коридоре. Они любили играть, хватая за ноги, шепча жуткие слова и изрыгая те кровавые детали сделки дьявола с человеком. Будто винили в своей тьме людей, которые заточили их в каменное изваяние дома. Приходилось везде включать свет, а ночью молиться, что он не погаснет, пока не наступит рассвет.

Я спал с открытыми окнами, радуясь тонким робким лучам, и никогда не пользовался плотными шторами. Самое опасное – это зимние месяцы. Пережить их нападки было чрезвычайно сложно, ведь день уменьшался, а ночь становилась длиннее. У меня на прикроватной тумбочке всегда лежал фонарик и сменные батарейки, ведь я не знал, когда всё может обернуться тьмой, что сожрёт меня. Поглотит и не вернёт в реальный мир.

Снова почувствовав дрожь по телу на этот раз, обернулся, заметив призрачную тень, скользнувшую по полу и скрывшуюся в углу. Они сидели там в ожидании, когда я подойду ближе, чтобы вонзить свои когти в мою душу. Овладеть телом и бесчинствовать. Так случалось несколько раз, пока я не привык и не понял, как можно отбиваться от дома, который не перестаёт следить. Он не уставал. Не нуждался в пище или сне. Скорее его едой были человеческие эмоции, истории и страхи. Он питался ими и дышал только благодаря очередной сделке.

На стенах, в той стороне, которой не касался солнечный свет, мерцали серебристым отсветом глаза. Их было много, и каждый следил за моей застывшей фигурой. Ожидание нового витка чувств, которые я скормлю им, будто звенело в тишине. Они были ненасытными, жадными и коварными. Я давно отказался от затеи принимать ванную, ведь там за мной тоже следили. Шептали истории кровавых убийств, произошедших в воде. И каждую они смаковали с пугающей страстью.

Наслаждение для дома – это боль человека. Сначала он играл проказливо, а после делал очередной шаг более жестокий, пока всё не заканчивалось кровавой расправой. Вот когда стены этого дома оживали. Они пировали на остаточных эмоциях умирающего человека и насыщались, пока очередная душа не пожелает стать владельцем монстра.

Если с ними пытаться играть, то обязательно проиграешь. Тени нельзя найти, иначе водить начнут они, и тогда мне негде будет укрыться. Особенно когда придёт ночь и накроет дом своей тьмой, позволив тем глазам обрести бестелесный дух, что наполнит все комнаты зловещим шёпотом и мраком.

И с каждым годом я понимал, что отбиться от них не получится. Они только позволяли мне поверить, что могу дать отпор, оказать сопротивление, но это лишь иллюзия, в которой я тонул. Прежние владельцы продавали дом не потому, что хотели избавиться от него. О нет, подобного эти стены не допустят. А потому что дом сжирал их сущность, убивал, наполняя стены силой, и призывал нового владельца.

– Обернись! – змеиным шёпотом раздалось позади.

Я развернулся и закричал, увидев, как сотни глаз уставились на меня. Они словно были замурованы в серый камень и смотрели, поедая мой страх. Упиваясь властью и громко хохоча. Похоже, их игра закончилась. Меня поймали и теперь не отпустят».

Не успев поставить точку, я вздрогнула, когда в окно громко стукнули. В тот же миг постучали в дверь. Вскрикнув, обернулась, заметив чёрную птицу, что билась в мои окна, будто желая залететь в комнату. Я застыла, поражённая, когда почувствовала, как на затылке кожа покрылась мурашками. В том месте зудело, будто кто-то смотрел. Медленно обернулась, уставившись в пустую стену, и выдохнула, ничего не заметив. А в голове крутилась мысль: «Не зли глаза, слышишь?»

Взгляд упал на строки, что впились в сознание жалящим роем пчёл. Каждый свой сон я записывала, когда просыпалась, и все они были о нём.

«Зимой омела цветёт на твоём окне, в твоих снах, в твоей крови. А однажды ты просыпаешься и понимаешь, что ждёшь его. И это хуже, чем смерть. Ты находишь в лесу чёрный цветок среди омелы. Срываешь его. Выпиваешь нектар. И просыпаешься у него на руках.

Ты сажаешь омелу в своём саду. Поливаешь её кровью. И однажды замечаешь, у неё твои глаза.

Любовь? Нет. Это одержимость.

Судьба? Нет. Это проклятие.

Ты поджигаешь ветви, но пламя становится чёрным. Дым обвивает твоё тело, как руки любовника. Ты вдыхаешь и видишь его мир. Замок из сплетённых ветвей, где ты будешь жить, если согласишься. Ты вплетаешь омелу в свадебный венок. В полночь появляется он в плаще из теней, с кольцом из шипов.

– Наконец-то, – шепчет он. – Теперь ты моя навсегда.

И мир вокруг распадается, оставляя только вас двоих и бесконечный лес омелы. Но если однажды ты проснёшься с листьями омелы в волосах, значит, ты уже никогда не проснёшься по-настоящему».

Я открыла глаза, чувствуя, как ожерелье из омелы с шипами обвивается вокруг шеи. На тех последних словах она сжалась сильнее, будто кто-то намеренно перекрыл воздух. Оглядев комнату в холодных предрассветных сумерках, выдохнула. На лбу выступил пот. Пульс участился. Понимая, что уснула прямо за столом, всё ещё сжимая ручку, потянулась на стуле, ощущая, как ломит тело. Сон в подобной позе, да ещё и на деревянном столе, не самое лучшее решение.

Я настолько продрогла, что не чувствовала пальцев. Окно было открыто, но, когда вечером я читала историю, створка была закрыта. Я пыталась понять, откуда настолько реальный сон и почему он пришёл как давно забытое воспоминание, когда почувствовала холодное прикосновение к щеке. Капля. За ней последовала ещё одна и ещё. Откинув голову, увидела, что над столом висит свежая ветка омелы.

Из приоткрытого окна повеяло землёй и чем-то сладковато-гнилым. На полу виднелись следы грязных ботинок, которые вели к кровати. Подойдя ближе, заметила на одеяле раздавленные ягоды омелы. Алый сок впитался в простыни как кровь. Рядом лежала записка с тем же корявым почерком, что и первая.

«Он не твой. Отдай его или я напомню тебе, чья ты собственность. Твой первый поцелуй под омеловой ветвью станет последним. Ищи пять отражений в ледяном зеркале или кровь добавит шестое».

***

Воздух в библиотеке был густым, как застывшая кровь. Сводчатые потолки, расписанные фресками падших ангелов, давили на сознание. На полках стояли книги, переплетённые в кожу, казалось, корешки шевелились, когда мой взгляд падал на них.

Я сидела за массивным дубовым столом, изучая афродизиаки. Перелистывала страницы книги, пытаясь найти то, что может удивить Тристана Вирмора, когда услышала шаги. Тяжёлые. Намеренные.

Я не подняла глаза, но кожу на затылке обожгло. Так, на меня действовал только один всадник. Мор остановился у меня за спиной, будто чего-то ждал.

– Пытаешься найти что-то интересное для следующего урока по токсикологии? – его голос был низким, словно скользящим по обнажённым нервам.

Я медленно обернулась. Откинула голову назад, чтобы увидеть его взгляд. Тёмный, слишком глубокий, будто Мор мог видеть меня насквозь.

– А ты знаешь, что нельзя подкрадываться к девушке в темноте? – мой голос дрогнул.

Мор наклонился, опёрся руками о стол, заперев меня между собой и книгой.

– Я не подкрадывался. Ты почувствовала меня с самого начала, – наглость в его тоне стала тем самым топливом, от которого разгорелся гнев. – Признай, я притягиваю тебя, Леонор. И даже говорить не нужно о моём присутствии. Ты просто знаешь, что я рядом.

Его дыхание пахло грехом.

– Я хочу, чтобы ты ушёл, Мор.

– Ложь.

Его пальцы скользнули по моей шее, чуть сжимая.

– Ты хочешь, чтобы я остался, – нагло произнёс Мор.

Он провёл пальцем по золочёному тиснению на обложке. Я не отводила глаз от страниц.

– Ты умеешь читать между строк, Леонор?

Он наклонился так близко, что я почувствовала горячее дыхание на своей коже.

– Между строк здесь написано только одно. Беги. Но ты же не побежишь, – его губы коснулись моего уха. – Тебе интересно, что будет, если я найду тебя в темноте.

Его рука внезапно сжала моё запястье, пригвоздив к столу. В тот же миг освещение в этой секции Брон холла погасло. В кромешной тьме я услышала, как что-то шуршит по страницам книги, будто десятки пауков бегут к моим пальцам.

Тени высоких книжных стеллажей дышали, словно живые. В воздухе витал запах старого пергамента, воска и чего-то металлического, возможно, крови.

– Мор, перестань играть, – грубым голосом произнесла, когда свет снова зажёгся, будто кто-то намеренно играл с электрическим щитком. – Я не пытаюсь попасть в ваш тайный круг. Не слежу за тобой.

Он демонстративно поцокал языком.

– Ложь так легко сорвалась с твоих губ, Леонор, – шелковым тоном, поддел Мор. – А как же обещание, данное моему отцу?

Мы оба знали, что именно я обсуждала с Балморалом. Тяжело сглотнув, я позволила нашим взглядам встретиться.

– Последний шанс признаться, – Мор провёл кончиками пальцев по моей ключице, но мне казалось, что в руках он держал острое лезвие. – После этого ты будешь принадлежать не только мне. Тени тоже захотят свою долю.

– Я уже принадлежу тьме.

Каменные стены вокруг нас шептали на забытом языке.

– Ты призвала меня, – Мор сглотнул и сжал зубы, будто сопротивлялся тем словам, но не мог их сдержать. – Значит, согласна.

– Я не звала тебя.

– Снова ложь, – он провёл пальцем по моим губам. – Ты шептала моё имя в темноте, когда думала, что никто не слышит.

Я готова была ответить, когда Мор сильнее сжал ладонь на моей шее, будто предупреждая. Его слова, прозвучавшие низким угрожающим тоном, заставили меня вздрогнуть.

– Солжёшь ещё раз и увидишь монстра, которого так отчаянно провоцируешь, Леонор.

Да, я хотела сказать, что никогда не произносила его имя. Не видела его в своих снах в том монстре, который заставлял ветви омелы прорастать в моём теле. Но чувствуя, тяжёлый захват вокруг шеи, не смогла. Знала, он был чертовски уверен в своих словах. Понимал, я молчу, потому что не хочу лгать, но сказать правду не могу. Это вызовет полномасштабное крушение по принципу домино. Сто́ит признать и всё разрушиться за секунду.

Мор ушёл, не сказав больше ни слова, а я всё ещё ощущала его незримое присутствие рядом. Чувствовала тяжёлую ладонь на своей шее и боялась пошевелиться. Тихий звон колокола заставил меня вынырнуть из той отчаянной бездны. Оторвав глаза от книги, я заметила за стеллажом девушку. Она наблюдала за мной внимательным взглядом.

– Эй? – попыталась окликнуть её, но незнакомка уже скрылась за полками.

Собрав сумку, закинула на плечо и направилась на лекцию, но всё время чувствовала, как за мной наблюдают. Обернулась пару раз, не заметив никого, и вышла из Брон холла.

Мне нравилось, как Фобос наблюдал за Вадой, когда она появлялась в поле его внимания. Они как два небесных тела, зависали в бездонных просторах галактики. Никого не замечали, словно настроились только на свою уникальную частоту. Это было невероятно, и я немного завидовала той страсти, с которой они реагировали друг на друга.

– Омела и её многочисленные истории. Символизм этого растения фиксирует стихийные силы – это огонь и воздух. Своеобразный перенос информации и тайн прошлого, – начал свою лекцию профессор Вирмор, оторвав меня от созерцания влюблённых. – Подобное стихийное сочетание интересно тем, что не имеет фактов, только предположения и домыслы. Подобно мифам и преданиям, что нам рассказывают прошлые поколения. Сама земля олицетворяет факты, переносит знания. На самом деле омела не является символом любви. Она связывает историю прошлого. При этом необходимо понимать, что из яда превратить омелу в лекарственное средство, нужно очень тонкое понимание.

Внимательно слушая монолог профессора, я размышляла о том, что многие считают омелу тем самым символом любви. Ведь принято развешивать её веточки над люстрами или дверьми, и когда двое попадают в её объектив, нужно целоваться. В голове что-то нелепо заныло от той мысли, будто вспышка давно забытого воспоминания, когда Мор обернулся и поймал мой взгляд. В нём висел какой-то вопрос, но я не могла его разгадать. Застыла, прикованная глубиной его эмоций.

– История ретроспективна, ведь чем дальше мы находимся от точки произошедших событий, тем больше видим мистики. Возможно увидеть некие факты несколько искривлённый, потому что человеческий разум искажает знания и пытается повернуть реальность так, чтобы ему было удобно. Вносить в алгоритмы провалы, основанные на наших мыслях и теориях. Ведь по факту превознося старинные предания, связанные с омелой, мы забываем важные детали: это растение-паразит. Тисы, ивы, вековые дубы, принимая на себя омелу, медленно умирают.

Голос профессора звучал отдалённо, пока я терялась в вихре эмоций. Мор медленно отвернулся, но я заметила его напряжённые плечи и почувствовала повисшую в воздухе недосказанность.

– У нас осталось десять минут до конца занятия, и я предлагаю использовать их по максимуму.

Я знала – это мой выход. То, как Тристан Вирмор посмотрел на меня, заставило сомневаться. После нашего разговора он ясно дал понять, что мне не удастся увильнуть. Я должна показать свои знания и ответить на вопросы, которые мне, несомненно, зададут.

Распрямив спину, взяла доклад и спустилась вниз. Положив работу на стол профессора, заметила его кривую ухмылку. Да, мне не нужно подсматривать, я сама готовила доклад и помнила слова. К тому же надеялась по-настоящему удивить профессора Вирмора.

Голос мой был холодный, отстранённый. С лёгкой дрожью, ведь я говорила не только о науке, но и о чём-то личном.

– Любовь – это химия. Желание – ещё более токсичный коктейль. Но что, если этот коктейль можно усилить? Афродизиаки – вещества, пробуждающие влечение. Они не создают чувства из ничего, но разжигают огонь, который уже тлеет. И иногда сжигают всё дотла. Настоящие афродизиаки – не миф, а опасная реальность, – мои губы скривила лёгкая усмешка. – Йохимбин – алкалоид, добываемый из коры африканского дерева. Он стимулирует нервную систему, усиливает кровоток и обостряет все ощущения. Побочный эффект? Панические атаки. Потому что страсть и страх – близнецы. Мускус когда-то добывался жестоким способом из желёз оленей. Сейчас он синтетический, но запах остался тем же: животный, грязный, первобытный. Он не делает вас желанным. Он делает вас добычей. Кантаридин – яд жуков-нарывников. В микродозах вызывает прилив крови к органам, а в чуть больших, мучительную смерть. Красиво, не правда ли?

В тот миг мой взгляд столкнулся с глазами Мора, и я тяжело сглотнула. Всего секунда понадобилась, чтобы понять, он изучает меня. Пытается найти слабые места, как делал это, когда выходил на трассу и вставал лицом к лицу с противником.

– Человеческий мозг – лучший афродизиак. Плацебо, внушение, опасность – всё это запускает выброс дофамина. Запрет, чем опаснее вещество, тем сильнее влечение. Некоторые афродизиаки вызывают лёгкое отравление: дрожь, жар, спутанность сознания. Дать кому-то напиток, зная, что через час его тело не будет ему подчиняться… разве это не самая чистая форма власти?

Я обвела аудиторию внимательным взглядом и остановилась на профессоре. Он выглядел задумчивым, внимательно вслушиваясь в мои слова.

– Химия или свобода воли – действительно ли афродизиаки управляют желанием или просто снимают табу? Боль и наслаждение – две стороны одной реакции. Где заканчивается одно и начинается другое? Доверие, как самый сильный афродизиак. Если вещество может заставить кого-то захотеть вас, то что остаётся настоящим? – Выпалила я на одном дыхании. – Афродизиаки – не волшебное зелье. Это оружие. Они не создают любовь. Они обнажают истинные желания. И иногда оказывается, что под тонким слоем цивилизации всё ещё живёт зверь.

Тристан Вирмор кивнул, но я не могла прочесть по его глазам, понравился ли мой доклад или нет. Надеюсь, оправдала его ожидания и смогла удивить.

– Где грань между ядом и желанием? – профессор холодно усмехнулся. – Вы говорите об афродизиаках как о химическом оружии. Но разве любое вещество в избытке не становится ядом? Даже вода. Даже кислород. Так почему именно эти тёмные? Может, дело не в них, а в нас?

Немного поразмыслив, тихим, но уверенным тоном ответила:

– Разница в намерении. Воду пьют, чтобы жить. Афродизиаки, чтобы заставить жить по-другому. И да, дело в нас. В том, что мы готовы принять, лишь бы не признавать, иногда нам нужен предлог, чтобы сорваться с цепи.

– А если это просто самообман? Все ваши примеры, плацебо-эффект, стимуляция нервной системы. Но ведь если человек верит, что вино возбуждает, оно возбуждает. Где здесь «тёмная сторона»? Это же просто биохимия.

В моём голосе чувствовались стальные нотки.

– Вы правы. Это биохимия. Но скажите, профессор, разве вам не известно, что самые страшные яды действуют именно через нервную систему? Что боль, экстаз и агония – это одни и те же сигналы, просто с разной громкостью? – Сделав паузу, я выдержала его пристальный взгляд. – Так что да, это самообман. Но разве не в этом суть всякой страсти, убедить себя, что ты ещё контролируешь ситуацию?

Профессор Вирмор выгнул брови то ли от удивления моим дерзким ответом, то ли от одобрения, я не могла понять. Но экзекуция на этом не закончилась. Похоже, она только набирала обороты.

– А как же любовь? – С наигранным удивлением, будто пытаясь поймать меня на слабости, спросил профессор. – Вы говорите о страсти, о власти, о ядах, но где же в вашем уравнении любовь? Или вы считаете, что её не существует без химического кнута?

В тот момент я позволила улыбке скользнуть по губам, понимая, что профессор попал в ловушку. Он сам подписал себе приговор.

– Любовь? Она есть. Но она не живёт в пробирках. Она в том, что остаётся, когда химия заканчивается. Когда дрожь в руках уже не от йохимбина, а оттого, что ты понимаешь, этот человек мог бы подмешать тебе что угодно, но не стал.

В его глазах мелькнула искра одобрения, и я немного расслабилась. Профессор понимал, своим вопросом заставил меня ответь так, чтобы у него не оставалось сомнений в моих познаниях о токсикологии.

– Значит, вы против афродизиаков? – Спросил Тристан Вирмор с вызовом, будто намеревался поставить точку в этом допросе, который быстро перешёл к спору. – После всего сказанного, выходит, вы их осуждаете?

Я не сдержала тихого смеха, но он был не весёлым, а надломленным.

– Я не моралист, профессор Вирмор. Я просто знаю, что игра с огнём обжигает. Но… – подняв глаза, я сдержалась, чтобы не посмотреть в сторону Мора. – Разве не ради этого ожога всё и затевается?

Наш диалог напоминал дуэль. Каждый вопрос профессора звучал как укол. Каждый мой ответ как точный удар. Фразы короткие, с намёками на личный опыт. Казалось, за этим спором стоит нечто большее, чем просто академический интерес. Профессор с язвительной манерой речи, задавал вопросы, за которыми скрывался не просто научный интерес, а вызов моему мировоззрению.

Выдержав его взгляд, я смогла выдохнуть, когда Тристан Вирмор кивнул, одобряя мой доклад и ответы. Но, похоже, игра ещё не закончилась.

– Вопросы? – спросил профессор, обращаясь к аудитории.

Первый выстрел не заставил себя долго ждать. Повернувшись к аудитории, я приготовилась к перестрелке в надежде, что Мор проигнорирует моё присутствие и не станет наносить удары.

– Ты утверждаешь, что афродизиаки лишь обнажают уже существующие желания. Но если человек под их влиянием совершает поступок, о котором потом сожалеет, разве это не доказывает, что они создают желание, а не раскрывают его? Где здесь граница между «истинным» и «навязанным»?

Расчётливо, будто вскрывая аргумент острым скальпелем, я позволила ответу с лёгкостью сорваться с губ.

– Желание не существует в вакууме. Оно всегда спровоцировано гормонами, воспоминаниями, чужими прикосновениями. Афродизиак лишь ещё один катализатор. Вопрос не в том, «настоящее» ли это желание, а в том, готовы ли вы принять последствия его реализации. Сожаление – это не доказательство искусственности, а признак того, что рациональный контроль вернулся. Но разве это отменяет тот факт, что в тот момент вы действительно этого хотели?

Я переводила взгляд по аудитории, намеренно игнорируя Мора, когда услышала ещё один вопрос.

– Если афродизиак снижает критическое восприятие, разве можно считать согласие, полученное под его влиянием, осознанным? Или ты считаешь, что химически индуцированная страсть – это просто ещё один способ коммуникации?

– А разве трезвый человек всегда отдаёт себе отчёт в своих желаниях? – Слова прозвучали резко, с ледяной яростью в голосе. – Разве влюблённость, опьянение властью или страх одиночества не те же «наркотики», просто эндогенные? Но да, если кто-то намеренно подмешал вам йохимбин, чтобы вы сказали «да» – это не согласие. Это насилие. Однако, если вы сами приняли его, зная последствия, разве это не ваш выбор? Пусть и не самый трезвый?

Эта перестрелка вопросов и ответов мне порядком надоела. Я чувствовала себя мишенью, в которую каждый студент мог метнуть дротик. О, и они делали это с блаженным удовольствием.

– Отлично, мисс Цербер, – хлопнув в ладоши, сказал профессор Вирмор. – Это было превосходно.

Не успела я выдохнуть сдерживаемый с трудом гнев, как услышала тот самый голос, который пыталась игнорировать всю лекцию.

– У меня есть пара вопросов, профессор.

Он подался вперёд, облокотившись на парту, и произнёс сухим тоном:Казалось, своим комментарием Мор погрузил аудиторию в тотальную тишину. Я надеялась, Тристан Вирмор откажет, но услышала его одобрение и, повернувшись, встретилась взглядом с Мором. В крови полыхнул огонь. Адреналин пронёсся по венам разрушающей волной, когда Мор усмехнулся.

– Допустим, человек использует афродизиаки, чтобы раскрепостить партнёра. Где грань между помощью и эксплуатацией? И кто несёт ответственность тот, кто дал вещество, или тот, кто его принял?

Грязный приём, на который я, несомненно, была готова ответить.

– Ответственность всегда на том, кто инициировал. Если вы подали кому-то вино, зная, что оно с мускусом это ваше решение. Но если человек сам выпил его, не спросив состава, разве это не его слепота?

С притворным любопытством в глазах Мор нанёс ещё один удар.

– Если афродизиаки так эффективны, почему человечество не погрязло в них? Почему мы до сих пор стараемся нравиться друг другу естественным путём?

Улыбнувшись Мору снисходительно так, будто объясняя ребёнку простые истины, я мягко сказала.

– Потому что предвкушение слаще, чем сам эффект. Если упростить желание до химии, оно теряет смысл. Но главное, если ты знаешь, что тебя желают только из-за вещества, это уничтожает. Даже если ты сам его принял.

Мор склонил голову, будто раздумывая над моим ответом, но я знала, что он только притворялся. Вопрос: почему он решил стать последним палачом, сидел в голове и крутился, как заезженная пластинка.

– И последнее, ты говоришь об афродизиаках как о чём-то опасном. Но разве не они лишь отражение нашей природы? Может, проблема не в веществах, а в том, что мы боимся своих желаний?

Последний вопрос прозвучал с тайным подтекстом. Мор желал услышать ответ на этот конкретный вопрос. И я подумала, возможно, вся его игра состояла именно в этом? Чтобы задать тот вопрос, который его тревожил?

– Конечно, боимся. Если признать, что все наши чувства лишь химия, то, что тогда любовь? Просто удачно подобранный коктейль? Но это уже не токсикология. Это философия. А она, как и желание, не терпит однозначных ответов.

Мор сверкнул улыбкой, будто я смогла ответить на его вопрос так, как он того желал, что заставило меня снова разозлиться. Финал остался открытым. Не было победителя только вопросы, висевшие в воздухе, как запах мускуса: тяжёлый, животный, невысказанный.

– Иллюзия свободы воли, если желание можно химически усилить, где тогда граница между «я» и «моей биохимией»? – Задал риторический вопрос профессор Вирмор. – Этика манипуляции, если человек хочет быть обманутым, например, принимая афродизиак, чтобы «раскрепоститься», можно ли это считать согласием? Боль, как часть удовольствия. Почему некоторые афродизиаки вроде кантаридина вызывают лёгкую интоксикацию? Может ли наслаждение существовать без страдания? Одиночество в эпоху искусственных эмоций. Если можно вызвать страсть химически, то как отличить её от настоящей? И нужно ли?

После его новых вопросов, казалось, каждый студент задумался над ответами, но однозначных не было. Так же, как не было правильных и неправильных. Каждый сам решал, насколько глубоко может зайти в том или ином вопросе.

– Так кто вы после этого тот, кто пьёт, или тот, кто подмешивает? – Спросил прямолинейно профессор Вирмор, обращаясь не только ко мне, но ко всем присутствующим в аудитории. – Подумайте над этим.

Пока поднималась по ступеням к своему месту, чувствовала внимательный взгляд Мора на своей спине, но не позволила обернуться. Схватив вещи, вышла из аудитории, понимая, что время пролетело незаметно. Пока я была мишенью по воле профессора желающего испытать уровень моих знаний, остальные веселились. Но возвращение в Дракмор стоило каждой минуты той расправы.

***

Чем громче становилась музыка, тем выше поднимался градус похоти. Стоило остаться в своей комнате и не поддаваться на провокации Вады, прийти на небольшое сборище студентов. Теперь же я сидела, утопая в глубоком кресле, и наблюдала за тем, как к Мору пристаёт девушка. Она напомнила мне маленького потерянного щенка, который желал привлечь внимание своего хозяина. Выпрашивала его прикосновений и с радостью ловила те крохи, которые он давал.

– О, это совсем не похоже на сталкерство, Леонор, – довольно улыбаясь, пропела Вада, плюхнувшись в свободное кресло. На подлокотник присела Лили. – Думаю, он испытывает тебя.

Я только пожала плечами и отвела взгляд в тот момент, когда девушка потянула Мора в центр, чтобы потанцевать, и он позволил.– Думаю, вы обе сошли с ума, – передразнила беззлобно Лили.

– Сейчас ты похожа на злобного маленького монстра. Уверена, у него есть название, – Вада пощёлкала пальцами, будто пытаясь вспомнить, и посмотрела на Лили. – Подскажешь?

– Ревность, – ответила подруга. – Это самый коварный и страшный монстр.

Вада засмеялась, когда я бросила быстрый взгляд, заметив, как Мор прижимает девушку к себе. У меня не было никакого права ревновать и тем более испытывать чувства к нему. Но желание подойти к ним и разъединить те сплетённые в танце тела, грызло изнутри. Я не хотела, чтобы он прикасался к ней. Не могла видеть, как его руки лежали на её талии, а тело покачивалось в такт музыке.

– Вспомни, как сама сходила с ума и ревновала, Вада, – поддела Лили, и та перестала улыбаться.

Мои губы дёрнулись в улыбке.

– Да, и это было чертовски нелегко, – призналась Вада.

– Похоже, тебе знаком этот монстр, – сказала я уверенно.

Её взгляд прищурился, заметив Дориана.

– Он твоя тень?

– Телохранитель, нянька, обуза, – предложила я несколько вариантов. – Называй, как тебе нравится.

– Откуда такая необходимость?

– Паранойя отца.

– Расскажешь, почему ты была на эксклюзивном обучении? – Сделав пальцами кавычки на слове эксклюзивный, спросила Вада.

– Всё слишком сложно.

– Это как раз наша спецификация, – ответила Лили. – Но не будем сегодня о грустном, пойдёмте танцевать. Уверена, Мор проглотит наживку.

– О чём ты говоришь? – Когда они потянули меня за руки, спросила.

Лили с Вадой переглянулись, и обменялись заговорщицкими улыбками. Как только мы оказались в толпе, Вада толкнула меня к какому-то парню.

– Эй, – пробормотал он, когда мы столкнулись. Увидев растерянное лицо, он обвёл мою талию своей рукой и продолжил танцевать. – Рад познакомиться.

Не успела я ответить, как почувствовала натяжение позади. Обернувшись, заметила, как Мор накрутил на руку верёвки корсета и потянул меня к себе. Его взгляд был направлен на парня, который тут же поднял руки и развернувшись, затерялся в толпе. Я застыла, когда Мор дёрнул завязки, притянув меня ближе. Его правая рука легла на мой живот.

– Твоя злость меня возбуждает.

Удивлённая его словами, я обернулась, заметив, какой яростью полыхают глаза Мора.

– И на что же она похожа? – Вопрос тихой агонией окутал нас.

Его ответом были не слова, а действия. Для стороннего наблюдателя, казалось, Мор не двинулся с места, но это не так. Скрытый вуалью своей силы, он сместил корпус так, чтобы я почувствовала его возбуждение. Дрожь прошла по телу огненной птицей, будто меня обожгло. В его глазах горели эмоции, накаляя меня до предела.

– Она похожа на самый мощный наркотик, от которого я не могу избавиться, – хриплым срывающимся тоном ответил Мор, прижимаясь своим твёрдым членом к моему бедру. – Будто смешали кориандр, добавили немного острого перца и щепотку бадьяна.

Я не могла сказать ни слова, чувствуя себя запертой в клетке его тёмной ауры. Та сущность, которую Мор скрывал от других, сейчас раскалённым пожаром обжигала нервные окончания. Я не понимала, играет ли он или действительно говорит правду? От его откровений и действий я терялась.

Мор склонился и провёл своими губами по моим, будто пробуя эмоции, что мелькали на моём лице. Его пугающий противоречивыми чувствами взгляд, застыл на мне.

– Твоё отчаяние на вкус как сладко-горькое шампанское. Немного кислое и безудержное, – согласные звучали протяжно и волнующе. – От него кружится голова, а ноги немеют.

– К чему ты всё это говоришь? – Устало выдохнула я. – Ты играешь в какую-то игру, Мор?

Он прикрыл глаза и откинул голову назад, будто желал наполнить лёгкие чистым воздухом. А не тем, что циркулировал между нами опасной вязкой субстанцией.

– Ты пробовала Шато Шеваль-Блан?

На его вопрос я вскинула брови. Удивительно, как он мог с лёгкостью менять тему, оставляя меня в неведение, игнорируя просьбы и не желая отвечать на них.

– Попробуй угадать его вкус, – томно произнёс Мор отстраняясь.

Он потянул меня из толпы к более уединённому участку комнаты. На столе стояла бутылка вина и бокалы, наполненные красной жидкостью, похожей на кровь.

Мор макнул палец в бокал с вином и махнул по моим губам. Я просто застыла, не зная, чего хочется больше, чтобы он продолжил свою игру или, наоборот, сдался и перестал мучить меня. Его глаза пожирали. Я приоткрыла губы и хотела провести языком по коже, чтобы ощутить вкус вина, но Мор не позволил. Он склонился и лизнул один раз, забрав с собой весь сладковатый привкус вина. Потом ещё один и ещё.

– Твоя улыбка на вкус именно такая, как перебродившее вино. Сладкая, пьянящая и чертовски сексуальная, – выдохнул он, после чего прижался в новом поцелуе.

Теперь это было не просто лёгкое касание, а нечто большее. Порочное, глубокое и подавляющее. То, как Мор брал меня, казалось горьким и запретным. Это как если бы повар добавил в мясо немного сладкого соуса. Вкус не остался прежним, он изменился. Более грубый и одновременно мягкий. Такой, от которого все вкусовые рецепторы сходят с ума, желая снова и снова пробовать. Разложить на молекулы каждое волокно, изучить и снова вкусить.

Моей ошибкой было то, что я позволила себе раствориться в том поцелуе. Поглотить меня чувствами и ощущениями. Тем, как Мор ласкал языком, покусывал нижнюю губу. Как его рука легла на моё правое бедро, прижимая ближе, а другая запуталась в волосах, будто он боялся, что я начну сопротивляться и отстранюсь.

– Ты уверен, что хочешь меня или это просто яд в твоей крови? – Прошептала я, ссылаясь на сегодняшнюю лекцию по афродизиакам.

Мор медленно улыбнулся, и я поняла, что давно упала в ту тёмную яму. На самое дно его чёрной души. Я оказалась в вакууме и растворилась на мелкие атомы. Ничего не имело значения, кроме его сладких губ и тёплых ладоней на моём теле. Опасная близость, дурманящая, как афродизиак. Казалось, пропасть рядом, я смотрю в глубокую чёрную дыру, и в ответ на меня смотрят красные глаза. Они завлекают, желая, чтобы я сделала последний шаг и шагнула в бездну. А после будут пировать на моём теле. Разрывать разум, глотать солёные слёзы с моих глаз и радоваться каждой эмоции, которую я отдам.

В тот момент, когда я готова была сделать шаг, уже подняла ногу, чтобы оказаться в глубокой тьме и позволить ей поглотить меня, в нас врезались. Точнее, в меня. С такой силой и отчаянием, что наши с Мором зубы стукнулись друг о друга. Застонав, я отстранилась, заметив копну светлых волос. Девушка убежала, даже не оглянувшись. Я перевела взгляд на Мора, который с подозрением смотрел вслед уходящей незнакомки.

Он перевёл взгляд на меня. Поднял руку и провёл больши́м пальцем по своим припухшим губам. Хотелось думать, что Мор смаковал остатки поцелуя, вспоминая его глубину, но я знала, это лишь мои мысли и желания.

– А теперь беги, Леонор.

– Что? – Всё ещё опьянённая его поцелуем, смешанным со вкусом алкоголя, непонимающе выдохнула я.

– Беги, – шепнул он прямо мне на ухо.

Не знаю, что это было, но моё тело отреагировало. Отступив в сторону двери, я схватилась за ручку, наблюдая, как глаза Мора заволакивает горячее желание преследования. Убегать в комнате полной студентов не вариант, и я выбрала улицу. Не самая лучшая идея, но, похоже, я выпила лишнего.

Вечер сгущался над Академией, пропитанной сыростью и тихим ужасом. Туман, как грязная вуаль, обволакивал узкие дорожки между вековыми деревьями. Их голые ветви скрипели на ветру, будто шепча проклятия. Статуи скульптур с пустыми глазницами наблюдали, как я бегу по мраморным ступеням. Мор преследовал. Не спеша. Наслаждаясь.

– Беги быстрее, Леонор, – вязкий, как сама мгла – голос, разнёсся эхом.

Мраморные статуи в саду Академии плакали кровавыми слезами. Сегодня было полнолуние. Туман цеплялся за подол платья, как руки утопленников. Дыхание рвалось из груди, ноги подкашивались, но страх гнал вперёд. Камни скользили под подошвами. Каждый мой шаг отдавался в висках глухим стуком. За спиной я слышала тяжёлые, мерные шаги. Мор не спешил. Знал, что догонит.

Туман скрывал контуры зданий, превращая Академию в лабиринт теней. Я свернула за угол, вжалась в нишу между колонн, прикрыв рот ладонью, чтобы заглушить хриплое дыхание.

Тишина.

Только капли конденсата падали с карнизов, словно отсчитывая секунды. И вдруг я услышала скрип кожи о камень.

– Я же говорил, тебе не убежать от меня.

Голос прозвучал прямо над ухом. Я вскрикнула и рванула было прочь, но сильные пальцы впились в волосы, резко откинув голову назад. Горячее дыхание обожгло шею. Его тень растянулась на три человеческих роста, сливаясь с очертаниями чего-то многорукого.

– Отпусти!

– Нет, – Мор прижал меня к стене, его бёдра вжались в тело. – Ты боишься меня, потому что знаешь, я могу забрать тебя, когда захочу.

Его зубы коснулись моей ключицы.

– Или ты уже моя?

– Я верю только в то, что вижу. А сейчас я вижу, как ты пытаешься манипулировать моим сознанием.

– Мило, – Мор едко рассмеялся. Кожа на его лице поползла, как расплавленный воск, обнажая на мгновение что-то с зубами до подбородка. – Но я не демон. Я гораздо хуже.

Он схватил меня за горло, и я почувствовала, как сила перетекает в него вместе с моим дыханием. Ноги подогнулись, когда Мор обхватил меня рукой за талию и прижал к себе.

Он исследовал внимательным взглядом, будто хотел что-то сказать. Минуты медленно проходили, а мы стояли всё так же напротив друг друга и не двигались. Застыли в ловушке наших желаний. Морозный воздух отчаянно кусал голые участки кожи, но я его практически не чувствовала. Самым сильным и обжигающим было то, как Мор смотрел на меня. Будто хотел взять всё до последнего. Каждую частичку моей души. Ветер завыл в небольшом пространстве между нами, будто отрезвляя от той дикой погони, которую мы устроили, поставив жирную точку в сексуальных играх всадника. Мор покачал головой, словно не мог справиться с той войной, которую вёл в сознании, и, развернувшись, скрылся в тишине тёмного леса, освещённого сероватым светом луны.

Урок 9

С самого начала этот вечер вышел. Я предельно чётко осознавал свои мысли и желания, но в тот миг, когда увидел Леонор в объятиях другого парня, взбесился. должна была просто созерцать происходящее и не пытаться вывести меня на эмоции. Я не сдержал своего монстра. Позволил вырваться наружу и взять верх.

Она танцевала, когда ко мне подошёл Деймос. Он преследовал какую-то цель, и я предполагал, парень хочет поиграть. Да, иногда были подобные случаи, когда мы могли выйти за пределы дозволенного. Он видел, куда устремлён мой взгляд, и нагло радовался. Вся ситуация с Леонор казалась нелепой.

– Представь, как ты шепчешь ей на ушко, какая она сладкая. Видишь, как трясутся её ноги, а стоны усиливаются. Она в ответ выдыхает твоё имя. Прижимается, цепляясь за одежду, будто ты та самая нерушимая скала, за которой ей не будет грозить никакая опасность. А после она хрипло просит трах…

– Остановись, – вымученным тоном ответил я, отчаянно пытаясь стереть тот развратный образ, который подкинул мне Деймос, из своих мыслей.

– Но поводок уже наброшен, – оскалившись злорадно парировал Деймос.

Он был прав. Как только я заметил, как парень привлёк её к себе, вальяжно обернув талию своими ладонями, не сдержался. Осознав свои действия, позволил попробовать на вкус её страх. Не был уверен, что Леонор поддастся тому приказу и сбежит, но, как и говорил, я мог на два шага предсказать её действия.

Погоня была горячей. Возбуждение на пределе. Я чувствовал, как пульсирует кровь в венах, когда слышал её шаги. В тот миг, когда поймал в ловушку своих объятий, был на пределе, готовый сорваться в любую секунду. Я мог бы трахнуть её у стены, и она бы позволила, поэтому ушёл, чтобы не затягивать момент неизбежного. А теперь стоял, облокотившись о стену, и снова наблюдал за ней. Леонор болтала с Вадой и Лили, а я пытался выследить ту, которая прервала нас прежде. Я почувствовал силу удара. То, с каким гневом и отчаянием Валенсия Арго налетела на Леонор и столкнула нас.

Это странным образом вновь поселило во мне сомнения. Чего она добивалась? Что хотела сказать тем вторжением? Но Вел нигде не было видно. Очевидно, добившись своего, она сбежала, как делала прежде. Уговор не видеть, не знать и игнорировать, действовал в обе стороны, пока Леонор не вернулась в Дракмор.

– Это было глупо, но горячо, – прокомментировал Фобос, присоединившись ко мне.

– Это была проба, – фыркнул я.

– Да, конечно. Говори себе всё, что хочешь, но мне не сто́ит лгать. Я видел…

– Что? – Скрестив руки на груди, набросился.

Губы Фобоса разъехались в улыбке.

– Ты не хочешь, чтобы кто-то прикасался к ней. Не можешь смотреть, как другой трогает её тело, прижимает к себе. Вопрос только в том почему?

– И каков же ответ? – Злился я от правды, звучавшей в его словах.

– Очевидно, ты защищаешь её, но потому ли, что Леонор вскоре станет твоей женой или есть другие причины? Попробуй честно ответить на этот вопрос хотя бы самому себе и поймёшь, куда нужно двигаться.

– Так же, как это сделал ты, – я махнул в сторону Вады.

Фобос сосредоточил своё внимание на ней, и я заметил в его глазах круговорот бешеных эмоций. Будто он снова проживал те мгновения, когда считал, что девушка погибнет и он вместе с ней.

– Я помню, что ты делал, Мор. Как подталкивал меня, провоцировал и пытался показать. Но был слеп, – честно признался Фобос. – Так не следуй моей тропой, иначе потом можешь пожалеть.

– Ты прекрасно знаешь, что этого не произойдёт. Проклятие не позволит мне, – сквозь стиснутые зубы, прошипел. – Хочу ли я её? Безусловно. И мне не плевать на то, что её лапают чужие руки, потому что Леонор будет моей женой. Не хочу задаваться вопросом, как часто она будет изменять мне. Поэтому сто́ит обозначить наши игры и удовлетворить её потребности.

Между нами повисло тягостное напряжённое молчание, после чего Фобос посмотрел на меня и резонно спросил:

– А она знает об этом?

В тот момент, наблюдая за Леонор, в моей голове уже формировался определённый план действий. Я даже не успел задуматься, как образ всплыл в голове, словно сознание только этого и ожидало, услужливо подкинув решение проблемы.

Чем дольше я анализировал ситуацию, тем более коварным и расчётливым становился мой план. Я не ожидал от Леонор никакого отказа, но не отменял того факта, что девушка непременно окажет сопротивление. Она не будет послушно и мягко следовать моим указам. Это горячило кровь. Предвкушение охоты, в которой я одержу победу, как бы быстро Леонор не бежала, будоражило.

Приняв решение, я начал действовать, не дожидаясь подходящего момента. Подошёл к ней с той наглостью, которую не мог контролировать, обвил рукой за талию и притянул к себе.

– Пришло время вернуться в кровать, Леонор, – шепнул ей на ухо.

Она вздрогнула и обернулась, поймав мой взгляд.

– Если тебе этого хочется, то иди. Я ещё не закончила.

С моих губ сорвался грубый смешок на её попытку контролировать ситуацию.

– Боюсь, ты не понимаешь, что говоришь, – её глаза недоверчиво сощурились на моё наглое заявление. – Я сказал, что провожу тебя до комнаты.

– А я сказала…

– Я слышал, – перебил, крепче прижимая её к себе. – Теперь переведу, чтобы ты поняла. Я не позволю, чтобы к тебе кто-то прикасался. Не хочу видеть, как ты улыбаешься парням, давая надежду на что-то большее, ведь этого не будет.

– Чего? – Не поняла она.

– Продолжения, которое ты предлагаешь. В твоих глазах они видят вызов и хотят принять его, только вот не понимают, что столкнуться с препятствием, – не касаясь её кожи, я выдохнул воздух на участок открытой шеи и снова вернулся к ушку. – Перестань играть и покорись. Ты ведь понимаешь, я не позволю, чтобы кто-то из них касался твоего тела и мечтал о большем.

Она тяжело выдохнула и расслабилась в моих объятиях. Уже тогда мне следовало осознать Леонор не превратиться в одну секунду из гарпии с острыми когтями в мирную овечку. Она отклонила правую руку и с силой вонзила мне в рёбра свой острый локоть. Боль выстрела в тело порцией густой агонии. Я не ожидал такого грязного приёма, потому ослабил хватку. Леонор тут же вырвалась и посмотрела на меня злым взглядом.

– Тогда тебе следовало лучше обдумать свою тактику, Мор. Просчитать все варианты, чтобы не получить удар в спину.

Проигнорировав боль, я склонился и схватил её за ноги. Перекинул через плечо и накрыл рукой задницу.

– Очевидно, подобного ты вовсе не предвидела, да, Леонор? – Ущипнув её за бедро, усмехнулся. Девушка вскрикнула и попыталась вырваться, но я только сильнее сжал свою хватку на её заднице. – Как должно быть горько осознавать, что тебя обошли в игре. Помни, я всегда просчитываю на два шага вперёд.

Проигнорировав устремлённые на нас взгляды всадников, размашистыми шагами, я направился к выходу.

– Будь уверен, я найду способ разрушить твою стратегию, – ворчала недовольно Леонор.

Я только усмехнулся. Леонор, сможет найти обходные пути и удивить меня. Я, несомненно, оценю каждый её шаг. Сопротивление будет горячим и похотливым. Как сладкая пытка.

Леонор положила ладони на мою задницу и крепко сжала, пытаясь добиться от меня реакции. И я не медлил. Прижав её ближе, укусил через ткань за левую ягодицу, услышав тихий вскрик.

– Ты провоцируешь, я отвечаю. Всё просто, Леонор.

Дориан отошёл от стены, когда увидел меня с Леонор на плечах. В его глазах ничего нельзя было прочесть, холодный, замкнутый и молчаливый. Ровно пять секунд понадобилось, чтобы он незаметно кивнул и отошёл с моего пути. Очевидно, если бы не статус жениха, он бы действовал по-другому. Приятное преимущество, которым не сто́ит пренебрегать.

Толкнув дверь, я вошёл в её комнату и бросил девушку на кровать.

– Сладких снов, – возвышаясь над ней, грубо произнёс.

Леонор вскинула голову, опёрлась на локти, не пытаясь встать. Она сдула прядь волос с лица, открыв свои глаза. В них шторм нарастал, грозящий превратиться в бурю, которая может закончиться только разрушением. Исход этой битвы был очевиден нам обоим, я читал это в её глазах. Когда она не ответила, всё так же, пытаясь заморозить меня своим взглядом, я развернулся и вышел, прикрыв дверь.

– Присматривай за ней, – бросил Дориану.

Он не ответил, только сощурил глаза. Я и не ожидал подчинения, но хотел, чтобы он понимал, она нужна мне здоровой и невредимой. Это его работа, и, если что-то произойдёт, я буду тем, кто придёт за возмездием и ответами.

– Пришло время вернуться в наш круг, – сказал парням, вернувшись на вечеринку.

Они кивнули, понимая, что лучше сделать это на рассвете. Во-первых, ноктюрна не сможет повлиять на наше сознание. Туман отступал и не нёс в себе угрозы. Во-вторых, нам нужно было проследить, как пройдёт отбор в общество всадников.

Без лишних слов мы вышли из комнаты и направились вдоль леса. Ту тропинку нельзя было найти просто так. Дорога имела свой шифр и, если не знать, куда идти, можно оказаться на территории болота.

В шестнадцать лет отцы заставили нас пройти обряд посвящения. Открыть своё сознание ноктюрне и позволить страхам выйти на поверхность. Каждый год мы возвращались в это место, чтобы помнить, какую жертву принесли ради секретов, что хранили основатели.

Это было сродни возвращению к могиле. Пять лет назад мы похоронили свои души. Можно сказать, переродились и не сломались. Смогли противостоять тьме, которая царила в наших сердцах, и победить. Обряд посвящения – принудительный, болезненный, связанный с раскрытием сознания метафора тьмы, ночного кошмара. Страхи, выведенные на поверхность.

Ежегодное возвращение к ритуалу памяти, это способ удержать себя в узде, чтобы секреты основателей не были забыты или искажены. Мы буквально «умерли» и возродились, но что-то в каждом из нас было безвозвратно потеряно.

Победа над тьмой, но победа ли? Или то лишь иллюзия, ведь мы вынуждены возвращаться снова и снова? А что, если тьма не была побеждена, а лишь временно усмирена?

– Как вам пять лет во тьме? – Глухим тоном осведомился я.

Мы не монстры, скорее сломленные души. Мы не наслаждались прошлым, но и не могли его отпустить. Я злость. Фобос – отрицание. Деймос – холодная ярость. Бран – забытие.

– Место преступления не изменилось, – хриплым тоном выдохнул Фобос. – Всё в точности так, как было пять лет назад.

– Уверен, через десять лет ничего не изменится, – скривился Деймос. – Желаю тебе не иметь детей, Фобос.

То было не оскорбление, а желание избежать подобного. Но кто в здравом уме разрешит своим сыновьям пойти тропой, по которой бродит ноктюрна? Очевидно, основатели, которыми мы однажды станем, прияв в свои руки бразды правления.

– Я не один такой, – Фобос посмотрел на меня и грустно улыбнулся. – Пусть у нас родятся дочери.

– Ты забегаешь вперёд, – мой тон сочился презрением.

Сама мысль о том, чтобы завести детей с Леонор, казалась неправильной. Или слишком вдохновляющей, потому я отмёл её и выбросил как ненужную вещь.

– Ты помнишь, как он кричал? – Сорванным голосом спросил Бран.

– Не начинай, – рыкнул Деймос.

– А если он всё ещё там?

– Он там, – уверенным тоном заявил Деймос. Его страх всё ещё прячется в ночном тумане ноктюрны. – Просто уже не кричит.

Призраки прошлого, невыносимые воспоминания, казалось, порой ведут нас к паранойе. Но каждый из нас в ночь посвящения слышал отчаянный молящий крик незнакомца, который был то ли общей иллюзией, то ли настоящим ужасом.

– Ты до сих пор не можешь заходить в подвалы, да? – Бросил Деймос Брану.

– Заткнись.

В воздухе пахло сыростью и старым дымом. В воспоминаниях я снова был шестнадцатилетним парнем, доверяющим своему отцу. Я был тем, кого стёрли, оставив страхи ноктюрне. Каждый из нас с горечью смаковал воспоминания о прошлом.

– Сегодня отбор. Пора двигаться, – грубым голосом сказал Деймос и развернувшись покинул круг, а мы последовали за ним.

***

Уверен, от меня волнами исходило дикое напряжение в ожидании, когда раздастся тот самый стук в дверь. Семейный ужин в честь моего дня рождения предполагал наличие семьи Цербер. Вскоре Леонор со своим отцом прибудут в наш дом, и её образ снова заполнит всё пространство.

Обычный семейный ужин проходил за незначительными разговорами в основном наших отцов. Мама поддерживала беседу, в то время как Леонор молчала. Я следил за каждым её движением и в те редкие моменты, когда она поднимала взгляд от тарелки, чтобы посмотреть на меня, замирал.

Дождавшись момента, когда родители, увлечённые разговором, ушли, я взял подарок, который Леонор принесла и положил на колени. Она сидела напротив в кремовом бархатном кресле и смотрела на меня с вызовом.

Развязав бант, сорвал чёрную обёртку догадавшись, это она упаковала подарок, выбрав цвет, но выбрала ли она его сама? Этот вопрос навязчивой мыслью крутился в голове. Я хотел получить её подарок, а не то, что выбрал мистер Цербер.

Откинув крышку, заметил рубашку, несомненно, из самой лучшей ткани дорогую и несравненную, но то был не подарок Леонор. Встретив её взгляд увидел там вихрь необузданных эмоций, которые говорили о многом. В частности, о том, что она была недовольно подобным выбором. Это знание подкрепило мою веру.

– Не нравится? – Насмешливо спросила Леонор.

Откинувшись на спинку, я широко развёл ноги, позволив подарку упасть на пол.

– Чтобы ты хотела подарить мне на самом деле?

– Почему ты думаешь, что это не мой подарок? – Скрестив руки на груди, парировала она.

– Хочешь проанализировать мои наблюдения? Прекрасно. Начнём с того, что я знаю, не ты выбрала эту рубашку. Хватило одного взгляда, чтобы понять. Но вот упаковка, несомненно, твоих рук дело, и мне она понравилась, – задумчиво пробормотал, заметив вспышку румянца на её щеках. – Не лги мне, Леонор.

Она сглотнула, словно это признание не должно было покинуть её рта.

– На самом деле я приготовила для тебя подарок, но думаю, ты его не заслужил.

Не сдержав улыбку, я тихо засмеялся её противоречивому тону и тому, с каким жаром Леонор ответила на моё предложение не лгать.

– Ого. Вот как, – не скрывая удивления, выдохнул. – Тогда что мне нужно сделать, чтобы заслужить твой подарок?

Я специально сделал ударение на слове твой, чтобы она поняла, мне важно было добиться победы в этой дуэли. У нас их накопилось уже столько, что хватило бы на несколько жизней, и в каждой кто-то одерживал победу. Меня злило, когда лавры доставались ей, но так следующая дуэль была ещё желаннее.

Казалось, она задумалась над моим вопросом, но я знал, Леонор уже просчитала все варианты. Она была готова к подобному исходу, и это порадовало меня. Леонор училась думать, как игрок, пытаясь предугадать всевозможные варианты.

– Мне нужна от тебя услуга, – медленно выговаривая слова, будто они только что посетили её умную головку, выдохнула Леонор. Я молча наблюдал, ожидая полной версии её условий, в обмен на мой подарок. – Ни сейчас, но в будущем, когда я попрошу и о чём бы ни просила, ты выполнишь просьбу без каких-либо отказов.

– Умно, – одобрительно протянул я. – Согласен, а теперь дай мой подарок.

– Так просто согласишься? – Её глаза расширились от удивления.

– А чего ты ждала? Сопротивления? – Я покачал головой, позволив довольной улыбке, будто одержал победу в этой дуэли, скривить мои губы. – Нет, приз слишком сладок, чтобы отказать в твоей просьбе. Я выполню её, какой бы грязной и кровавой та ни оказалась.

Медленно кивнув, Леонор потянулась за кресло и вытянула оттуда довольно большую коробку чёрного цвета. Я всё ещё пытался казаться расслабленным и неподвластным той дикой жажде, которую испытывал, когда Леонор вскинула брови, протянув подарок.

– Ты должна сделать это официально, – голос понизился на октаву.

Поднявшись, она приблизилась, но я так и не встал, предоставив ей сделать всё само́й. Мне чертовски интересно было наблюдать за тем, как Леонор поступит. Склонившись, она положила коробку и заглянула мне в глаза.

– С днём рождения, – шепнула и отстранилась, вернувшись в кресло.

Сглотнув тугой ком напряжения, я откинул крышку, наткнувшись на льняной тканевый чехол. Уже в тот момент понимал, что увижу, когда сниму его, но должен признать, Леонор действительно знала мою тёмную душу, выбирая подарок.

Фехтовальная маска представляла собой шедевр. Сделанная по индивидуальному заказу, она являла весьма пугающее и завораживающее зрелище. На тонкой чёрной паутине сетки, защищающей лицо от острого кончика шпаги, виднелся силуэт рисунка. Волчья маска, которую мы надевали, когда проводили обряды или играли со студентами, теперь красовалась на маске. Работа была выполнена превосходно. Я заворожённо провёл пальцем по чётким очертаниям костей. Линии не прерывались, следуя выверенному эскизу. Я и так был довольно опасным противником, надевая личину хищника при каждой борьбе на трассе, но теперь мой образ будет чудовищно эффективен в запугивании соперников.

– Тебе нравится? – Нерешительно спросила Леонор, нарушив молчание.

Оторвав взгляд от маски, я заглянул ей в глаза, показывая свои чувства. Мне хотелось, чтобы Леонор увидела каждую эмоцию, которую я испытал, увидев подарок. Обладая чем-то столь великолепным, я был безмерно доволен не столько самой идеей, сколько тем, что её придумала Леонор.

– Это может сойти за самый оригинальный подарок, – не удержавшись, поддел её самолюбие. Жажда ответа светилась в глазах. Она хотела похвалы. Хотела услышать, как я доволен тем, какой подарок она выбрала, будто нуждалась в моём одобрении. – Подойди ко мне, Леонор.

Она склонила голову набок, очевидно, пытаясь понять, что я задумал, но не смогла прочесть ответ в моих глазах. Интерес победил осторожность. Леонор поднялась и подошла, остановившись напротив. Аккуратно переместив коробку на пустое место, я указал пальцем на пространство между моих ног. Поколебавшись секунду, Леонор встала ближе, прижавшись к дивану, и замерла в ожидании.

Скрыв улыбку, я подался вперёд, скользнул ладонями по её бёдрам, пока не сомкнул их на талии, притягивая к себе. Уткнулся носом в живот и вдохнул пряный аромат трав.

– Не думаю, что мне когда-нибудь дарили нечто подобное, – подняв голову и поймав её взгляд, произнёс.

Она смотрела на меня сверху вниз, но я всё равно ощущал себя главным. В моём доме я был хозяином, властителем и палачом.

– Ты превзошла все мои ожидания, Леонор. Надеюсь, в следующий раз, когда я столкнусь лицом к лицу с очередным противником в этой маске, ты будешь смотреть на меня.

Она прикусила губу и сжала руки в кулаки, будто сопротивлялась желанию позволить своим пальцам зарыться в мои волосы.

– Поддайся своим желаниям, – шепнул, коварно искушая её, сделать шаг навстречу моим прихотям. – Сделай то, что хотела.

Она колебалась ровно две секунды, прежде чем сдалась. Подняв руки, провела по моему лицу. Очертила указательным пальцем раковину уха и скользнула по волосам. Пропустила пряди сквозь пальцы и следующим движением сжала, потянув мою голову назад. Я следовал её желаниям без сопротивления. Жаждущий охотник всегда удовлетворяет запросы своей жертвы.

– А сейчас ты желаешь меня поцеловать, но не думаю, что сделаешь это, – заглянув в её глаза, прошептал хриплым тоном. – Анализируешь каждое своё движение и боишься вот только чего?

Она облизнула губы, бросив мимолётный взгляд на мои, и тут же вернулась к глазам.

– Боюсь, неправильное слово, Мор. В нашей непростой ситуации подходит «опасаюсь». Осторожничаю. Сомневаюсь.

– Как много противоречий в твоей голове.

– И каждое касается тебя.

Не желая отпускать её, бросил взгляд на телефон и довольно усмехнулся. Вечер обещает горячую игру, в которой мы разделим победу.Она отстранилась, но уже не пыталась вернуться в кресло, чтобы растянуть наш интимный момент. О нет. Леонор безжалостно разорвала ту тёмную паутину, что я, как свирепый опасный паук, сплетал вокруг неё.

– Надевай пальто и пойдём со мной, Леонор, – голос прозвучал строго, как приказ, заставив её резко остановиться в дверях.

– И куда же ты поведёшь меня, Мор? – С интересом в голосе спросила Леонор. – Запрёшь в подвале, отвезёшь на чёртову скалу или снова прикажешь бежать? Будешь, как свирепый охотник выслеживать свою добычу?

– Будь снисходительнее к моим капризам, ведь сегодня я именинник.

– Это не означает, что я должна выполнять все твои желания.

– О, должно быть, я ввёл тебя в заблуждение, – ловко поднявшись, подошёл к ней и замер, поймав в ловушку вопрошающий взгляд Леонор. – Это не просьба была, а приказ. Очевидно, что я не умею просить и не люблю ждать.

Она фыркнула от той наглости, с которой прозвучали мои слова.

– Очевидно, что ты слишком высокого мнения о себе, Морриган Торн.

То, как она произнесла последние слова, заставило меня прищуриться. Вопрос вырвался сам собой, будто уже давно сидел на кончике языка и ждал подходящего момента.

– Ты примеряла мою фамилию?

– Что? – Выдохнула Леонор, когда я поднял руку и схватил прядь волос, упавшую ей на лицо. Намотал на палец, чувствуя, как желание поддаться соблазну вспыхивает внутри, грозя взорваться в любой момент. Но сейчас он был неподходящий.

Прежде чем начать игру, мне было необходимо озвучить все правила, и когда Леонор на них согласится, я уже не стану сдерживать свирепого монстра, что жаждет добраться до её тела.

– Леонор Торн на мой вкус звучит слишком соблазнительно. Тебе пойдёт моя фамилия так же, как и кольцо на безымянном пальце.

Мы замерли в том густом коконе правды. Леонор была вольна уйти. Разорвать путы, которые я накинул на неё своим признанием, но она не шевелилась. В тот момент я представил себя змеёй, что может гипнотизировать взглядом людей, и усмехнулся.

– Мы вернёмся к этому разговору совсем скоро. А сейчас тебе нужно надеть пальто, иначе замёрзнешь.

Всё ещё пребывая в шоке, Леонор повернулась и схватила пальто. Она накинула его, когда я приблизился, протянул руку и застегнул пуговицы. Чем быстрее Леонор привыкнет к моему присутствию, тем быстрее мы начнём игру. Сейчас она паниковала, терзалась сомнениями, взвешивая каждое слово и шаг. А я хотел, чтобы она отпустила все барьеры и позволила своей внутренней гарпии вырваться наружу.

Спустившись по ступеням, нажал сигнализацию. Замки в машине щёлкнули, когда Леонор замерла на последней ступеньке, будто так могла найти способ сбежать.

Я открыл пассажирскую дверь в ожидании, когда Леонор примет моё наигранное благородство. Судя по её взгляду, девушка не купилась на ту уловку. Скользнув на сидение, она втянула воздух, будто не могла сдержаться. Я обошёл машину и сел на водительское сидение. Заметив, что Леонор не пристегнулась, потянулся вперёд, озадачив её своим манёвром. Она застыла, когда я замер напротив, скользя взглядом по губам. Леонор приоткрыла рот и облизнула губы, очевидно, желая разделить со мной поцелуй, и это почти разбило вдребезги мой контроль.

– Ремень безопасности, – шепнул в пространство между нами.

Схватил чёрную ленту, протянул вперёд, касаясь её груди, и вставил в защёлку. Она выдохнула, когда я отстранился, но та вспышка горечи, напоминающая разочарование, заставила меня довольно оскалиться.

Клуб «Элизиум» дышал тяжёлыми ритмами басов, наполняя пространство густым, почти осязаемым гулом. Свет пробивался сквозь дым, выхватывая из темноты обнажённые плечи, блеск украшений, влажные взгляды. Стены, обитые чёрным бархатом, поглощали свет, оставляя лишь мерцание дрожащих свечей.

Леонор вошла в клуб уверенно, с холодным блеском в глазах. Её каблуки отстукивали чёткий ритм по полу. Чёрное обтягивающее платье сливалось с полумраком зала, оставляя открытой только бледную кожу спины и алые губы.

Клуб был переполнен, но там, где мы остановились, царила своя тишина. Густая, как дым, напряжённая, как мои пальцы, сжимающие стакан. Я наблюдал за тем, как она осматривает обстановку. Похоже, только сейчас Леонор осознала, что нас здесь будет только двое. Всадники не присоединятся и не разбавят паутину дикой страсти между нами.

– Ты опять наблюдаешь? – Её голос был как шёпот лезвия по моей коже.

– Ты ведь хочешь, чтобы за тобой наблюдали, – я поднял стакан, лёд звякнул.

Леонор улыбнулась, медленно, словно пробуя ту улыбку на вкус.

– Может, просто жду, когда ты перестанешь прятаться в темноте.

Я не ответил. Вместо этого провёл пальцем по краю бокала, собирая капли конденсата.

– Темнота – единственное место, где мы можем быть честными.

Она рассмеялась, но в её глазах не было веселья.

– Тогда мы оба лжецы.

Наши взгляды скрестились, и на мгновение показалось, что весь шум клуба стих. Леонор склонилась ближе, и тонкая цепочка на её шее скользнула вперёд, холодным металлом коснувшись моей руки.

– Ты веришь в судьбу? – Её голос был едва слышен под рёв басов.

Я усмехнулся, но не ответил. Вместо этого провёл пальцем по звену цепочки, как будто проверяя, не обожжёт ли она.

– Ты не ответил.

– Ты не спрашивала всерьёз.

Она закусила губу, потом вдруг резко откинулась назад, отрезая эту внезапную близость.

– Может, просто хочу услышать, как ты в очередной раз соврёшь?

Прикусив губу, я махнул бармену, который поставил перед нами два бокала с янтарной жидкостью, когда услышал новый вопрос.

– Тебе не надоело прятаться? – Голос Леонор прозвучал низко, с лёгкой хрипотцой.

– А тебе провоцировать?

– Это не провокация, – сладко протянула Леонор, когда я вскинул брови, явно не понимая, что она имеет в виду. – Это любопытство.

Её духи что-то тёмное, с нотками кожи и горького миндаля, смешались с запахом дыма и виски. Я смотрел на неё, будто видел впервые. То, как Леонор могла манипулировать моими чувствами, должно было напугать, но я любил вызовы. К тому же мог с такой же лёгкостью соблазнить её.

– Любопытство убивает.

– Но сначала оно доставляет удовольствие.

Её пальцы потянулись к стакану. Леонор сжала мою руку и потянула к себе. Я позволил управлять, когда она склонила мою ладонь, удерживающую бокал и, сделала глоток в том самом месте, к которому прикасались мои губы.

– Ты пьёшь слишком медленно, – прошептала она, нагло облизнув свои алые губы. – Боишься потерять контроль?

– Нет, – голос хриплый от острого желания, которое полыхало по венам. – Просто знаю, что некоторые вещи сто́ит растягивать.

Леонор посмотрела куда-то за мою спину, будто не могла отвести взгляд. Обернувшись, заметил в дальнем углу за столиком гадалку. Она была похожа на часть интерьера: старая, потрёпанная, но от этого более загадочная. Карты таро перед ней были разложены веером. Мутными и проницательными глазами она следила за людьми, что находились в клубе. Позади на стене висел рисунок омелы, бледные ягоды с тёмными листьями.

– Подойди, дитя, – донёсся до нас её голос, будто скрип несмазанных петель.

Леонор заколебалось и посмотрела на меня.

– Да, ладно, ты же несерьёзно? – Разочарованно застонал я.

Вскочив, Леонор подошла к гадалке, но не стала садиться. Выругавшись, я последовал за ней и замер позади. Та омела, нарисованная на задней стене, будто смотрела на меня, и от этого становилось жутко. Как, то красивое опасное соблазнение в один момент могло обернуться страхом? Но я знал, омела была ответом на все мои вопросы.

– Что вы можете знать обо мне? – Бросила Леонор, не пытаясь казаться взволнованной.

– Ты любишь огонь, – пробормотала старуха, проводя морщинистым пальцем по линиям. – Но не свет, а жар. Тебя тянет к тому, что обжигает.

– Оригинально, – Леонор фыркнула.

– Ты уже встретила свою судьбу, – гадалка подняла глаза – мутные, почти белёсые. – И она смотрит на тебя прямо сейчас. У вас родится тройня.

Её слова заставили меня хохотнуть. Нелепость всей ситуации забавляла. Я заметил, как Леонор улыбнулась, узнав про тройняшек, которые, якобы должны у нас родится. Очевидно, гадалка не знала, что надо мной витает призрачное пророчество, сказанное старой ведьмой более ста лет назад. Не понимала, что никакой крепкой семьи не будет, потому что, если это случится…

– Серьёзно? – Подавившись, спросил я, в то время как Леонор засмеялась так открыто, что это заставило меня забыть о словах ведьмы.

Хорошая попытка и я собирался прервать тот разговор, когда гадалка произнесла призрачным шёпотом:

– Ты не боишься тьмы, – всё ещё не отрывая своего гипнотического пугающего взгляда от Леонор, выдохнула она. – Но должна.

– Судьба – это просто оправдание для тех, кто боится признать, что сам натворил дел, – махнула рукой Леонор.

Гадалка не смутилась.

– Тогда присядь, если хочешь узнать, какие дела тебя ждут.

Я положил свои руки на плечи Леонор и сжал, предостерегая от слов ведьмы.

– Не надо, – шепнул, чётко выговаривая слова, но Леонор не послушала.

Старуха протянула руку. Её пальцы, сухие, как пергамент, обхватили запястье Леонор.

– Вы оба в огне, – прошептала она. – Но то пламя не светит. Оно сжигает. Вы тянетесь друг к другу, потому что в темноте только так можно почувствовать тепло. Но будьте осторожны…

Она замолчала, потом добавила тихо:

– Один из вас – нож. Другой – рана.

За спиной послышался лёгкий скрип, но никто из нас не обернулся.

– А что насчёт него?

Гадалка ухмыльнулась, посмотрев на меня, и обнажила жёлтые зубы.

– Он знает, как прятать тени. Но не знает, как от них избавиться.

Я хмыкнул. Карта, которую старуха перевернула в тот момент, была пиковой дамой.

– Это всё?

Старуха выпустила руку Леонор и разложила три карты на столе: пиковый туз, червонная дама рубашкой вверх.

– Вы уже сделали выбор, но ещё не знаете, какой ценой.

Леонор потянулась к карте рубашкой вверх, но гадалка резко накрыла её ладонью.

– Не сейчас, – сказала она, голос звучал странно, будто эхо. – Вам не уйти.

Я замер, чувствуя, как внутри поднимается гнев.

– Это угроза? – Шагнул вперёд, но Леонор тут же схватила меня за руку.

Гадалка покачала головой.

– Предупреждение.

Она подняла руку, и рисунок с омелой качнулся, будто от ветра, которого не было.

– Кто поцелуется под ней, навсегда связан. Не любовью. Не страстью. А тем, что глубже.

– И что же глубже? – Леонор заставила себя рассмеяться, но звук вышел слишком резким.

Гадалка грустно улыбнулась.

– Боль. Вина. И правда, которую вы оба скрываете. Ты чувствуешь вкус проклятия на своих губах. Знаешь, он уже близко. И он придёт.

Омела снова дрогнула. Её ветви, словно костяные пальцы мертвеца, тянулись по трещинам стены. Меня сковал ужас, когда те слова из пророчества набатом зазвучали в голове. Я слышал, как Леонор звала меня. Пыталась привести в чувства, но не мог пошевелиться. Видел символ омелы. Как назревают её ягоды и лопаются сгустками крови, стекая по стенам.

Леонор схватила меня за руку и потянула прочь, от того стола. Она толкнула дверь, и мы оказались на улице. Ночь была холодной, пронзая моё затуманенное сознание осколками льда. Леонор посмотрела на меня испуганным взглядом. Я медленно провёл пальцем по её запястью, точно по тому месту, где лежала рука гадалки. Теперь между ними висело не просто желание. Это было предупреждение. И чем опаснее игра, тем слаще падение.

Омела висела над моей головой. Она была почти невидима в темноте, но я знал она там. Немая. Ждущая, когда в голове снова призрачным шёпотом прозвучали слова гадалки:

«Кто поцелуется под омелой, навсегда связан. Не любовью. Не страстью. А правдой, которая разорвёт на части».

Наши губы почти соприкоснулись, но в последний момент Леонор отстранилась, оставив между нами лишь обещание и предупреждение.

– Хочу вернуться домой.

Кивнув, я развернулся и направился к машине, пока мысли метались внутри. То, что должно было пройти как весёлая ночь в танцах, откровенных разговорах и сексуальных прикосновениях, кончилось полным провалом.

Мы ехали в полной тишине. Как только припарковался, Леонор вышла из машины и скрылась в доме. Откинувшись на спинку, я смотрел на кровавый лунный диск, висевший так низко к земле, что казалось, можно прикоснуться. Не знаю, сколько просидел в машине, прежде чем войти в тихий дом. Казалось, все уже разошлись по комнатам, но я знал, что не смогу уснуть.

Остановился возле подоконника и задумчиво смотрел в окно, когда услышал неспешные шаги по лестнице. Леонор спускалась, тихо бормоча себе под нос, когда заметила меня. На последней ступеньке запнулась и удержала равновесие только благодаря поручню, за который крепко держалась. Очевидно, выпитый алкоголь всё ещё бродил в её крови, и это могло стать проблемой.

Наши взгляды встретились в отражении, но я не обернулся, продолжая наблюдать за Леонор. Ловил каждое движение, понимая, что она решила себя не сдерживать. Леонор склонилась, показывая свою задницу, укрытую тонким атласным халатом. Алкоголь бродил по крови, дурманил голову, поэтому она пошла на то, чего не могла совершить, будучи трезвой. Схватив стакан с водой, сделала несколько глотков, позволив каплям упасть на обнажённую кожу груди. Поставив стакан на столешницу, подошла ко мне неотрывно наблюдающего за тем спектаклем и провела пальчиком по ложбинке между грудей.

– Хочешь меня?

Тот вопрос был произнесён глубоким шёпотом и, казалось, отражался от стен, словно эхо пульсировало в воздухе.

Подняв ладонь к стеклу, я провёл пальцем по силуэту её губ. Очертил овал лица, словно рисовал. Медленно спустился по шее, когда она задохнулась, понимая, как сильно и отчаянно я завожусь от тех действий. Ведь я не ласкал её. Не прикасался, но то, как мой палец водил по стеклу, рисуя её образ, заставило Леонор почувствовать возбуждение.

– Хочу, – гортанным голосом ответил.

Я позволил нашим взглядам столкнуться, заметив, каким ожиданием горит её душа. Одно только слово, и мы переступим ту черту, за которую договорились не ступать. Одно слово, и она будет моей. Да, только на эту ночь, но будет.

Леонор сглотнула, будто пыталась вразумить саму себя и отречься от тех опасных мыслей.

– Ты ведь представляла, какими мы будем в страсти? Идеальным разрушением. Смерчем, что погубит всё вокруг. Наши стоны… они будут повторять друг друга, и когда ты произнесёшь моё имя, оно отпечатается на каждой клеточке твоего тела, – мой голос был не сильнее шёпота, который слышался громогласным воем. Оторвав руки от стекла, посмотрел на свои ладони. – Я буду ласкать твоё тело и поверь, смогу заставить кричать. Испытать оргазм только от моих рук. И когда я войду в тебя, это разрушит твою душу, Леонор.

От моих запретных, искушающих слов, её тело вздрогнуло. Сердце бешено стучало в груди. Во рту всё пересохло. Прикрыв глаза, она покачала головой, пытаясь прервать тот поток мыслей, который хлынул от моего откровения.

Открыв глаза, Леонор поймала мой взгляд в стекле, когда я позволил словам, наполненным огнём страсти, хриплым тоном слететь с губ.

– Я попробую тебя губами. Оближу твою грудь, сожму зубами сосок и потяну, пока ты не взмолишься о большем. Мои руки будут лежать на твоих бёдрах. Ты широко разведёшь свои ноги, позволив мне делать всё, что пожелаю. Будь уверена, я стану пировать на твоём теле. Прикусывая кожу на животе, медленно спущусь вниз и подую на твой клитор. Не прикоснусь, пока ты не обезумеешь. Будешь метаться в тщетной попытке получить оргазм, но я не дам тебе его так быстро. Чем жарче страсть, тем слаще освобождение.

С её приоткрытых губ сорвался стон то ли боли, то ли желания. Тело пульсировало от жарких, опасных слов, и я не мог заставить себя уйти. Следовало прервать тот разговор и вернуться в комнату, но я не хотел. Казалось, Леонор испытывает то же самое. Её ноги приросли к полу, осознав, что мой взгляд обещает именно то, о чём я откровенно говорил.

– Задай свой вопрос, Леонор, – то, с каким желанием она смотрела на меня, поднимало опасные чувства, поэтому я предложил исповедаться. Желание узнать, как она ответит, пульсировало в крови.

– Что будет дальше? – На выдохе спросила Леонор.

Я наградил её мягкой улыбкой. Поднял взгляд к глазам, отражающимся в окне. Наши силуэты застыли на фоне тёмной природы за окном, и это будоражило сознание. Тьма впереди, позади свет, словно мы находились на грани между царством рая и раздирающими душу пороками ада.

– Каждое моё прикосновение к твоей коже будет ощущаться клеймом. Каждый поцелуй – пыткой. Каждый приказ – агонией. И ты возьмёшь всю тьму, которую я готов предложить. Укутаешься в неё, словно в свинцовые грозовые облака и будешь наслаждаться теми мгновениями, – я видел в её глазах каждое своё действие понимая, Леонор прокручивает мои слова в голове. Оживляет их как сцену из фильма. – В тот момент, когда ты признаешь меня, поймёшь, что сопротивление бесполезно, и произнесёшь моё имя, я буду пировать на том поле боя. Смаковать твоё поражение и награждать. Прижму к стене. Ты выгнешься, нагло подставив свою попку, и получишь то, о чём молит твоё тело. Влажная, жаждущая и горячая, ты примешь мой член, позволив эмоциям, которые сдерживаешь, прорвать плотину. Ты будешь стонать. Произносить опухшими от поцелуев губ моё имя и шептать грязные признания. Расскажешь, как ты хочешь, чтобы я трахнул тебя. Где прикасался. В каком месте оставлял поцелуя, зная, что это моё клеймо на твоём теле. И оно яро будет гореть на следующий день. Даже спустя неделю ты всё ещё будешь сладостно смаковать подробности нашего разврата.

– О чёрт, – выдохнула Леонор, дрожа всем телом, будто только от разговора о сексе завелась так сильно, что не могла совладать со своим телом.

Чем дольше я продолжал ту огненную пытку, тем сильнее было желание. К концу исповеди мой голос сорвался на хрип. Тело окаменело от того, насколько сильно я сдерживал себя. Обернувшись, прислонился к подоконнику, всё ещё сохраняя между нами дистанцию. Без стеснения провёл рукой по возбуждённому члену, который натянул ткань джинсов. Сжал и тихо застонал, не в силах сдержать того отчаянного звука. Потребность удовлетворить полыхающую в венах страсть будоражила сознание.

– Каково это, Леонор?

– Что? – Не поняла она. Её глаза заволокло желанием. Они блестели лихорадочной жаждой получить то, о чём я так красочно рассказал.

– Чувствовать меня на своём теле? – Голос сорвался, когда она прикрыла глаза, пытаясь избавиться от образов наших обнажённых тел. – Не лги. Знаю, ты увидела всё, что я описал и уверен, находишься на грани оргазма. Расскажи, каково это?

Очевидно, я надавил слишком сильно. Леонор тихо шепнула «нет» и, развернувшись сбежала торопливо, поднимаясь по лестнице. Ночь обещала быть чертовски болезненной и долгой. Мне требовалось принять душ и снять часть напряжения. Кончить, позволив возбуждению схлынуть, но одно я знал точно, когда это произойдёт тот голод, что грыз меня очень долгое время, вернётся. Только Леонор могла погасить горячую потребность и удовлетворить все мои фантазии.

Не думал, что смогу уснуть, всё ещё возбуждённый, даже после того, как кончил, в душе, представляя обнажённое тело Леонор под собой. И лучше бы мне бодрствовать, чем вновь подвергнуться тем пыткам. Каждое слово, которое произнёс, теперь превратилось в медленный фильм. От тех развратных образов я вспотел, член болезненно пульсировал, упираясь в матрас. Но, как это часто бывает на самом волнительном моменте сон оборвался. Я стоял на коленях перед распростёртой подо мной Леонор, кончик члена упирался в её мокрое лоно. Я готов был податься вперёд, чтобы войти в неё и растянуть. Наполнить собой, но проснулся.

– Чёрт! – Воскликнул и застонал, чувствуя, как пульсирует всё тело. Будто к моей коже присоединили оголённые провода. По крови бродил ток, наполняя похотливыми образами голову.

Приняв душ, я оделся и спустился к завтраку. Леонор подняла взгляд встретившись со мной, и я довольно улыбнулся. Она злилась. Ярость отчётливо виднелась в её глазах. Ночью она видела те же сны, что и я. Это не могло не радовать мою тёмную натуру.

Между нами протянулся немой диалог вчерашнего разговора. А я до сих пор горел и дико хотел её прикосновений. Полной и безоговорочной капитуляции.

Её щёки покраснели, когда мама заметила изменения и заботливо поинтересовалась:

– У тебя температура, дорогая?

Я нагло усмехнулся, садясь напротив, а Леонор подавилась водой.

– Пойдём, я посмотрю.

– Нет, всё в порядке, – пролепетала она.

Во мне вспыхнула потребность подначить Леонор. Интерес рос с геометрической прогрессией. Как она отреагирует, если я поддержу этот спектакль?

– Да, мама, стоит тщательно обследовать Леонор. Она выглядит не очень, – задумчиво посматривая на неё, серьёзно пробормотал. – Похоже, вчера она подцепила одну из этих странных болезней.

«Называющуюся похоть», – мысленно добавил.

– Я же сказала, со мной всё в порядке, – смотря прямо мне в глаза, горячо возразила Леонор.

– Нам пора, собирайся, – скомандовал мистер Цербер, появляясь в компании моего отца.

Он прервал весьма интересную игру. Очень жаль. Леонор вздрогнула, но я не мог определить из-за нашего разговора или появления отца?

Прищурившись, внимательно наблюдал, как они собрались и быстро уехали. Я заметил напряжённые плечи девушки. Её печальный взгляд, брошенный в мою сторону и, сцепил зубы. Что-то происходило в доме Цербер, и она молчала, не желая показывать тьму, что царила в её семье. Но я выясню все подробности, как бы Леонор ни пыталась их скрыть.

– Мне следует о чём-то беспокоиться? – Тихо спросила мама.

Я подавил улыбку и покачал головой, но знал, она что-то подозревает. Тот весёлый блеск в её глазах не мог скрыть правды. Мама с лёгкостью вычислила, что между мной и Леонор идёт не просто война, а куда более опасная игра.

Поднявшись к себе, я заметил пропущенный вызов от парней. Перезвонив, услышал встревоженный голос Фобоса.

– Выкладывай, – скомандовал в трубку.