Его истинная любовь

Глава 1. Комната в башне

ИЛОНА

План влезть к королевскому наместнику в башню и поквитаться с ним родился у меня спонтанно. Это по его вине мы с братом сироты. Это он обложил наш народ непомерными налогами. А еще именно из-за него я каждый день рискую всем. Сначала мы с братом брались за любую работу. Выживали, как могли. А потом мой брат примкнул к банде, ну и я с ним. Куда мне еще было деваться.

А тут совсем не безопасно. Хотя из-за моего брата парни и делают вид, что я тоже их сестра, я как-то в это не особо верю. На заморыша я не слишком похожа, формами не обижена.

В банде мой план одобрили – им если что и терять, то только меня. Самое пустяковое, угу. Брат обозвал меня чокнутой и сказал, что меня ждет верная смерть. Но я стояла на своем и в конце концов убедила его.

– Охрану на стене Кривой Тео и Римус возьмут на себя. Маркус подсадит. Уверена, что не завалишь дело? Серьезно уверена, малявка? На вот, выпей для храбрости, – брат протягивает мне фляжку обжигающей дряни.

Я вижу, что он пытается быть стойким и ни в коем случае не хочет прощаться, но… Стискиваю его в объятии сама.

– Уверена. Еще увидимся, Бэзил.

Забираю у брата фляжку. Храбрость мне позарез нужна.

* * *

Альрик Аррингтон, чтоб ему икалось, спит в высокой башне с окном-бойницей. Я влезу туда и воткну нож ему в нужное место, пока он спит. Подло? Не думаю. Я девчонка, в открытом бою мне с ним не сладить. Да и драться я не училась, только еду готовить. А он воин.

Кривой Тео и Римус свое дело знают: путь за стену пробили. Постарались аккуратно. На дворе ночь, если Альрик проснется, то выставит новую охрану. Но уже будет настороже.

Надеюсь, он там вообще спит. Не трактаты же в темноте читает, умник. Еще хуже, если он с женщиной. Просчитать это снаружи нереально. Ну, тогда они вряд ли меня заметят, а я как-нибудь обратно вниз уползу. Если он там не один, осуществить план всяко будет нереально.

Мы с Маркусом, который должен меня подсадить, спускаемся по веревкам во внутренний двор Альрикова логова. Я надела удобные штаны и рубаху, а волосы спрятала под шапку, чтоб не мешались.

В другой раз я бы вздрагивала от каждого шороха. Но сейчас у меня в крови кипит решимость. Зачем мне мешковатая рубаха? Не потому что так лазать удобнее. Просто если Альрик проснется и обнаружит, что перед ним девушка с хорошей такой фигурой, которую рубаха временно скроет, он хотя бы на крохотный миг да растеряется. А я этим воспользуюсь.

Точно тени, мы с Маркусом пересекаем двор и вот уже стоим у подножия высоченной и страшной в темноте башни. Снизу идут гладкие плиты, а выше неровные булыжники вперемешку с кирпичами, вот по ним-то я и собираюсь ползти. По уму бы забросить в окно крюк с веревкой, но подозрительное звяканье крюка может разбудить мерзавца Альрика.

Меня слегка потряхивает. Шанс кулем рухнуть со стены нешуточный такой. Встаю Маркусу на плечи, подтягиваюсь…

Башню построили хоть и неказистой, но на совесть. Камни держатся крепко, не вываливаются, когда я цепляюсь за них мертвой хваткой. День мы, разумеется, выбрали сухой, не дождливый. Моя обувь не скользит. Но темно, и сердце сжимается от страха. А дыхание с непривычки сбивается. Мамочка, знала бы ты, чем я тут занята…

Маркус стоит внизу, с такой высоты он меня еще поймает. Не разобьюсь. Но как начнется пересменка, невезучих охранников обнаружат и поднимут дикий шум.

Надо мне быстрее ползти. Быстро все провернуть и обратно. Выровнять дыхание и ставить ноги аккуратнее… Еще аккуратнее… Я подтягиваюсь на руках и лезу все выше. Снова и снова рискую зависнуть над пропастью на вытянутых руках. Теперь свалюсь – Маркус не поймает.

Бойница приближается. Если все пройдет удачно, я высуну в окно какую-нибудь Альрикову простыню. Маркус забросит крюк, и я относительно комфортно спущусь по веревке. Не как сейчас я вся липкая от пота. При мысли о предстоящем стискиваю зубы. Я сворачивала головы птице, умею приготовить любое животное… Но воткнуть нож в живого человека… Я не убийца, я просто рисковая и дурная.

А все равно отступать поздно и некуда. Наверное, меня ведет какая-то странная одержимость. Благодарю ее за храбрость и подтягиваюсь к окну. Бойница у гада не простая, а со створкой. Остекленная.

И мне везет: створка все еще открыта. Любит свежий воздух гад. А звуков никаких изнутри не слышно. То ли женщины там нет, то ли утомились бедняги и спят. Маркус собирается ждать меня четверть часа. В случае успеха вполне достаточно. Тихо-тихо заглядываю внутрь.

Свечи не горят, но фонари замка высвечивают не только меня на стене, но и внутреннее убранство комнаты, больше похожей на келью. Главное, что людей внутри нет, кроме неподвижной фигуры под тонким одеялом, вытянувшейся в мужской рост. Молиться об удаче уже поздно. Вот она удача. Теперь только действовать.

Стараясь не смотреть под ноги в опасную темноту, я толкаю створку окна, чтобы она пошире распахнулась. Иначе я не пролезу.

Что?! Скрип?! О нет…

Прислушиваюсь, еле дыша – это не окно скрипнуло. Это Альрик кровать продавил. А я уже чуть не описалась от ужаса.

Снова аккуратно подталкиваю створку, подтягиваюсь и… приземляюсь внутри комнатушки. Я долго и упорно тренировалась влезать во всякие щели, когда жизнь заставила. Нож спрятан за голенищем сапога. Теперь только подкрасться к спящему наместнику и…

Делать. Не думать. Делать.

Видимо, градус пойла в моей крови совсем упал. Сердце бьется бешено и часто. Я и дышу тяжело, прямо, как собака. Этак разбужу гада. Крадучись, подхожу ближе и невольно замираю.

Мерзавец, оказывается, слишком красив. Вот не было у меня возможности и печали его разглядывать, он всегда стрелой мимо простого народа носится. Но это он, точно он. Нечеловечески прекрасный и беспредельно жестокий.

Темно-каштановые густые вьющиеся волосы по плечи, изящная лепка скул, чувственные губы, нижняя чуть полнее верхней. Широкие плечи, узкая талия и мускулы воина. Не ленится тренироваться, гад, хотя мог бы днями кататься на мешках отобранного у народа золота и объедаться награбленной едой! А ресницы какие отрастил! Длинные, мохнатые, получше моих.

Внезапная зависть снова придает мне силы. Надо срочно примериться, вонзить нож, провернуть его и бежать, а то чего похуже Альрик вонзит в меня. Я вроде не шумлю, но он же воин. Проснется сейчас от любого шороха. Я и так кучу времени потеряла, любуясь этим гадом.

До его кровати всего шаг. Шажок. Дурацкая шапка лезет мне на глаза. Угу, очень вовремя. Нож зажимаю в руке, отчетливо вижу сильную шею Альрика. Куда бить, знаю. Научили. Другой рукой придерживаю рубаху. Ну, чтоб задрать ее и выиграть спасительные мгновения. Приближаюсь вплотную к кровати, замахиваюсь…

Альрик внезапно открывает глаза, а я задыхаюсь от ужаса: в темноте они натурально светятся, как у кота. Жутким желтым светом.

Моя рука бессильно замирает, я вся замираю, в ужасе глядя на монстра. А он молниеносным движением садится и выворачивает мою руку с ножом, роняя меня куда-то даже не на себя, а прямо в свою постель.

Нож выпадает из моей ладони, матрас бьет меня в лицо, какая-то тряпка попадает мне в рот, затыкая его, будто кляп. И тотчас раздается противный треск ткани.

Я ничего не чувствую, словно заледенела. Вот он и конец моей девичьей чести пришел. Но это вроде не мои штаны треснули. Альрик вроде свое собственное одеяло порвал. Запястья сковывает болью – гад выкручивает мне руки и ловко связывает их тканевым жгутом. Вот и все. Я совсем беззащитна. Попалась дурная дура.

От ужаса меня почти мутит. И почему никто, ни одна живая душа не сказала мне, что поганый Альрик в самом деле монстр?! Его давно пора казнить за колдовство! И как молнией прошибает озарение: живая душа. Всех, кто узнал его тайну, Альрик уже забрал в пекло, откуда сам и вылез! И я тоже вот-вот окажусь там за покушение на него.

Я хочу плакать, но глаза совершенно сухие. Ни слезинки. Да и не поможет это – я же не яблоки к Альрику в сад влезла воровать: «Пощадите, дяденька, я больше не буду!»

Идиотка совсем, вообще ничего не продумала толком… Да я же от отчаяния пошла на это все. Лишь бы не оказаться под первым встречным, а потом в захудалом борделе. Кстати, почему я этого монстра больше не слышу? Где Альрик вообще?!

Нож мой где-то рядом в кровати, сейчас вот неудачно повернусь и напорюсь на него. Лежу связанная лицом вниз. Зуб на зуб от нервной дрожи не попадает. Вдруг слышу примерно от окна:

– Эй, ты там. Убирайся, пока цел, и дружков уводи. Ваша девка останется у меня. За все заплатит.

Ах, значит, он как кот, бесшумно к окну пробрался? Голос у гада тоже, как у кота: низкий, будто мурлыкающий. Красивый. А у меня от него странные вибрации по телу. Да, вот так дуры и попадаются: напоет им в уши какой-то мужик всякое, а они и рады это слушать. А это не какой-то простой мужик, это самый что ни на есть опасный наместник короля.

Монстр мне в пятки, что он там сейчас делает?! Не видно ничего.

Мне вдруг резко становится обидно от осознания: Альрик Маркуса и Тео с Римусом просто так отпускает?! Явно догадался, что мы с Маркусом сами не могли всю охрану перебить. Всем сойдет с рук неудачное покушение, одна я тут страдай? Единственный, за кого я рада, мой брат. Если Аррингтон теперь не отдаст приказ истребить всю банду, Бэзилу очень повезет.

Я уже не знаю, чего бояться и чего ждать. Но внезапно оказываюсь перевернута на бок. Мне в лицо впиваются черные угли – глаза Альрика. Не желтые и не зеленые, просто черные в темноте. Не могло же мне от ужаса свечение и все такое померещиться? Может, пойло побочку скверную дало? Наверняка оно. Не стану больше всякую гадость пить.

В глазах Альрика что-то дикое. Не ненависть. Не злость. Это не то желание меня съесть, не то… Ма-а-амочка! Что мне с ним делать? Пнуть его? Лягнуть? Я поперек кровати лежу, этак только свалюсь с нее на пол. Инстинктивно напрягаю руки – нет, жгут из одеяла крепкий, мне его точно не порвать.

Альрик усмехается:

– Не получится. Как тебя звать, смелая такая?

Он заметил мои жалкие попытки освободиться! Меня накрывает липкий ужас, а зубы сами собой выбивают дробь:

– Не… Не… Не… скажу!

Узнает гад мое имя – мало ли что будет с моим братом! И, говорят, колдунам свое имя никогда нельзя называть. Иначе это для них сродни приглашению использовать тебя в самых темных мрачных обрядах.

Альрик снова усмехается:

– А я уж подумал, Неонила. Скажешь, все вы и все мне всегда говорите.

Угрожает, значит… А на меня накатывает легкое презрение к себе: и почему мне его голос нелогично нравится?! Вообще абсурд. Хотя умная девица сюда бы и не влезла никогда. Я не самая умная, что поделать.

– Ну что ж, непокорная такая. Отнести тебя в застенки, приковать? Или просто оставить в темноте с крысами? Они прожорливые и вечно голодные, – Альрик лениво зевает, потягиваясь гибким телом, точно кот.

Ненавижу. Буду ненавидеть. Не котов, конечно. Вот его, пока жива. Потому что он на меня как-то странно действует: я и боюсь его ужасно, и хочу смотреть и слушать, как околдованная. Как он выглядит. Как звучит его голос. А может, мерзкий Альрик меня уже и правда околдовал?! Будет теперь мне отчаянно нравиться…

Аррингтон вдруг сдергивает с моей головы еще чудом не сползшую шапку, выпуская на волю взлохмаченную косу, и больно наматывает ее на кулак:

– Что мне с тобой сделать, девка, за то, что ты помешала мне спать и явилась со своей зубочисткой?

В его голосе больше нет веселья, одна сталь.

Не отпуская мои волосы, Альрик куда-то сует руку и вдруг вынимает мой затерянный нож. А затем подносит его к клыку – ма-а-амочка, ненормально длинному!!! – и делает пару движений, будто клык обтачивает.

Он все же колдун! Но его глаза так больше и не светятся. Они, как самая мглистая ночь, что породила это существо. Я от ужаса просто не дышу. Куда тут дышать и дергаться, так можно без волос совсем остаться. Мне мои волосы еще дороги.

– Придумал. Крысы обойдутся. Я сам с тобой поиграю. Может, съем, а может, ты пожалеешь, что я к крысам тебя не отправил. Так как твое имя?

Не скажу. Не скажу ему. Не скажу… Не поддамся красивому колдуну.

– Что, на могиле твоей ничего не писать? Родне весточку не слать? Ну да, ты наверное сирота, раз в такую банду затесалась, – Альрик выговаривает слова издевательски-лениво и жжет меня взглядом. Прямо большой кот, который играет с мышью прежде, чем ее съесть. Разве что валять меня еще не начал. И не надо, я ему не мышь!

Альрик отпускает мои несчастные волосы и откладывает куда-то нож. Не вижу, куда.

– Хватит молчать. Сделаем тебя сговорчивее.

Как?! Ответ мне ой как не нравится: Альрик резко через голову снимает рубаху, в которой спал, и остается по пояс обнаженным.

* * *

АЛЬРИК

Ночной ветер приносит мне самый вкусный в мире запах. Запах моей Истинной пары. Его ни с чем не перепутать, даже если вдыхаешь его впервые. И, судя по суете за окном, моя Истинная собирается меня убить. Не тот сюрприз, который может обрадовать, правда?

Для любого оборотня его Истинная – величайшее чудо. Не всем и не каждому удается ее встретить даже за нашу долгую, подлиннее человеческой, жизнь. А вот для меня мое чудо, похоже, с привкусом проклятья.

Аррингтоны – оборотни. Мы веками служим королям этой страны, никак публично не афишируя нашу суть. Любой рожденный в роду мальчик – оборотень. Девочки рождаются людьми. Почему так, никто не знает, ответ затерялся в вечности. Впрочем, никто от сложившейся ситуации особо не страдает.

Чтобы родить мальчика, Истинности не надо, сгодится любая женщина. Но чтобы гордо служить короне, официальные наследники нужны обязательно. И родовитая жена совершенно точно нужна.

А эта юная, благоухающая, как самый изысканный аромат, девица, что ползет сейчас ко мне по стене, явно ни к какой породистой знати не принадлежит. Чему-чему, а своему носу я могу доверять на все сто.

Моя Истинная никогда не станет мне женой. Но что же она в самом деле хочет? Как и чем она живет? Почему связалась с преступниками? Я обязан узнать. Вытягиваюсь на кровати, притворяясь спящим, и терпеливо ее жду.

* * *

Наконец, мое терпение вознаграждено. Истинная достаточно ловко влезает в окно – необычное для девицы умение по узким щелкам рыскать – и принимается меня разглядывать. Интересно, я ей нравлюсь? Стоит, практически не дышит. А затем решается.

Естественно я не даю ей себя даже поранить. Обезвредить девушку – пара мгновений. Кто ее такую мог на дело отправить? Если хотели ее пустить как наживку и отвлечь меня, дело бесполезное. Но я все равно больше никого вокруг не ощущаю. И не потому что от близости Истинной совсем сдурел.

Просто внизу шляется всего один из деревенщин на вид. Еще парочка, похоже, ошивается неподалеку. Я встаю около окна так, чтобы при всем желании лихая стрела в меня не попала. Сообщаю:

– Эй, ты там. Убирайся, пока цел, и дружков уводи. Ваша девка останется у меня. За все заплатит.

Увы, мне придется быть грубее, чем хочется. Истинная или нет, выяснить, что тут творится, я обязан. А напуганные женщины намного сговорчивее. Вопрос только, чего моя Истинная боится. И как ее зовут.

Хотя то, что она такая красивая, да еще и пахнет полнейшей невинностью, капитально рвет мое самообладание. Она одета просто, а сама красавица. Фигура отменная, все при ней. Не худая и не полная, ладненькая. Попа сочная, грудь налитая. Значит, не особо голодает. Волосы длинные, русые, в косу заплетены. Лицо нежное, а глаза… Глаза я пока не успел рассмотреть.

Пропадать мне уже некуда. Я уже пропавший. Но девушка не должна об этом узнать.

Страхом она, конечно, от моих вопросов пахнет. А еще начинает пахнуть сильнейшей симпатией. Я ей явно нравлюсь. И этим Истинная подписывает себе приговор.

Я снимаю свою рубаху, а она, похоже не отдает себе отчет, что начинает пахнуть сильнее. Втягиваю этот аромат и едва не умираю от наслаждения. Все чувства обострены, но я еще вполне себя контролирую.

– Смотри на меня, пока глаза есть. Без глазок-то хуже, – сообщаю доверительно.

Истинная жмурится. Боится меня сильнее, чем хочет? Хорошо, что боится. Я получу от нее все ответы, как и обещал.

Все, что я хочу прямо сейчас – ласкать ее, целовать и нежить. Дарить ей такое удовольствие, которое никто и никогда не дарил… Сорвать с нее все до единой тряпки. Слиться с ней полностью.

А вместо этого в висках гудит от безысходности: ради ее же безопасности я обязан всяческую чрезмерную приязнь к Истинной скрывать. Как же это совместить, когда сил сдерживаться уже никаких?

Никто и никогда… А это подсказка!

Судя по ее запаху, моя Истинная вообще понятия не имеет о том, что происходит между мужчиной и женщиной. То есть наверняка умом она что-то да знает, она ведь не благородная неграмотная девица, но сама ничего не пробовала. Значит, ничем от полнейшей, дурманящей разум невинности не отличается. Я воспользуюсь этим по полной.

* * *

Ночь проходит восхитительно. Настолько восхитительно, что мне хочется улыбаться во весь рот. А вот это как раз делать не стоит.

И у стен есть уши, кто-то в доме наверняка уже знает, что в дом проникла девка, и я провел с ней все время до рассвета. А если не знает – сейчас же сам и расскажу. Пусть посчитают, что она мой кратковременный любовный интерес, и не обижают ее. Иначе Истинной придется отвечать на неудобные вопросы, как и зачем она появилась в замке.

Слухи о том, что охрану стены перебили, естественно, уже бродят. Время сейчас неспокойное, вот-вот и грядет война. Но мне выгоднее, чтобы это нападение как раз связали с происками наших врагов, а не безрассудством одной слишком смелой девчонки.

Имя свое она не говорит, никаких требований мне не выставляет… но все же не верится, будто все так просто. Ее подельников я найду. Правду узнаю и у них. Уже отправил людей на поиски. А охрану дома стоит усилить в любом случае. Если даже реальные деревенщины справились, я что-то в обороне упустил.

Пора основательно заняться делами на сегодня, я совсем дурной. Все мысли о ней, о восхитительной моей. Не могу ее как врага воспринимать. Все против восстает. Пусть она сколько угодно орет, пусть в мыслях меня «убивает», все это глупости полнейшие. Думаю, ее тянет ко мне так же, как меня к ней, только она человек и всегда человеком будет. Она Истинность не понимает, не чует. Мне одному пока страдать.

Главное, самому не перейти черту после которой я уже не смогу остановиться. Не смогу Истинную отпустить. И что я тогда ей предложу?

Разумеется, я могу сбежать из своего дома. Запятнать честь рода. Начать скрываться. Этих жертв Истинная определенно стоит.

А дальше? Сколько мы с ней будем бегать? Внешность у меня, мягко говоря, приметная, и разных врагов с горкой. Да и при попытке что-то фамильное продать меня сразу засекут. А будет продавать Истинная – ее ограбят как минимум. В нашей стране всеми дорогими вещами владеют и распоряжаются в основном мужчины.

Если нам с Истинной чудом удастся добраться до противоположных границ страны и осесть там, где меня в лицо мало кто знает, места там в целом очень неспокойные.

Ну и не менее важный вопрос – за кого мне себя выдавать? Воином в деревеньке сильно не заработаешь. А на крестьянина я похож, как корова на коня. Я моментально и всюду буду вызывать подозрения.

Кроме того, как быть с моей второй ипостасью? Заметит кто крупное животное рядом с Истинной – меня могут попытаться пристрелить. Или ее ведьмой объявят. Сразу сказаться ведьмой и уйти в лес – Истинная меня и пошлет в этот лес. Ей-то все эти проблемы зачем нужны?

Я даже не представляю, как ей признаться, кто я на самом деле такой. Чаще всего жены в нашем роду узнавали о нашем маленьком семейном секрете после свадьбы. Не когда уже ждали ребенка, а пораньше, чтоб не перепугать. Но с новостями никто сильно не затягивал: то, что родной сыночек оборотень, от матери не скроешь.

Рождаемся мы обычными младенцами, а где-то в два-три года случается первый оборот. Мать этому помочь не в силах, мальчику все объясняют мужчины рода. Но бояться собственного сына она ни в коем случае не должна.

На самом деле в истории происходило всякое. Некоторые женщины от такого поворота событий, мягко говоря, не были счастливы. Но наследника они рождали, и род Аррингтонов продолжался.

А как быть мне, даже не знаю пока. Вот так оно выглядит, безвыходное положение. Жениться на Истинной не могу. Правду о своей сути рассказать ей не могу. Сбежать с ней не могу. Отпустить? Отпустить ее совсем тем более не могу. Мне жизненно нужна хотя бы еще одна ночь с ней. Снова ее увидеть. Вдохнуть ее запах. Ощутить, насколько гладкая у нее кожа… Она вся прекрасна, моя Истинная, с ног до головы. Я не все еще рассмотрел, но сомнений ноль. Моя Истинная безупречна.

Как теперь это скрывать? На других мне не хочется не то что смотреть, противно о них даже думать. А придется.

Утро привычно начинается с разбора писем. Я бегло проглядываю первое же, с королевской печатью в виде лилии, и оно подтверждает мои худшие опасения.

Король наш, сиятельный Рене Второй пишет, что в связи с необратимостью грядущей войны, в которой я непременно приму участие, поскольку мои земли приграничные, мне надлежит срочно явиться в столицу. В столице будет устроен смотр невест из влиятельных родов. Мне надлежит немедленно выбрать спутницу жизни и заделать ей наследника, чтобы род Аррингтонов продолжался.

Между строк ясно, что я не единственный Аррингтон на свете, но если хочу продолжать оставаться главным, отказываться нельзя. Ну а спешка затем, что война всяко планируется вот-вот, а пол ребенка мы наколдовывать не умеем. Возможно, понадобится несколько попыток, чтобы родился именно мальчик.

М-да. Было плохо, а стало еще хуже.

Вообще-то до встречи с Истинной я не собирался жениться на какой-то нелюбимой женщине. Из знатных девиц вполне можно выбрать ту, что максимально приглянется по сердцу. Но только не теперь. Теперь сердце мое повязано и в капкане у той, которая даже имя свое мне без боя не даст, не то что любовь.

У меня есть около пяти дней, чтобы подготовить людей к моему отсутствию, укрепить все, что можно укрепить, и решить, как мне жить без той, без которой уже не жизнь, а непроглядная тьма, полная боли и тоски.

* * *

На глаза мне попадается Хильда, довольно расторопная девка, распоряжается служанками. А еще смотрит мне в рот и мечтает согреть постель. Но я ее не хочу. В смысле не теперь не хочу, а и раньше тоже не хотел. Вроде и не уродина, но осчастливливать каждую замковую девку не с руки.

– Помой, выдай одежду и займи мою новую любовницу работой, Хильда. Степень сложности определи сама, где у вас там рук не хватает. Она ко всякому труду приучена. И внимательно слушай каждое слово, что она произнесет. Все в точности мне доложишь.

– Она опасна, господин?

Хильда слишком умная. Иногда это некстати, но другая не смогла бы руководить людьми.

– Она простая девка. Но я любопытен и хочу знать, какие толки ходят в моем народе. Исполняй.

Глава 2. Живой огонь

ИЛОНА

Не хочу я на Альрика полуодетого смотреть! Зажмуриваюсь, а в теле творится какое-то предательство. Непередаваемые ощущения, словно… Я даже не знаю, с чем их сравнить.

Явно с ума схожу. Или это Альрик поганый меня околдовал. Не может мне нравиться лежать связанной и совершенно беззащитной, правда, одетой, при вооруженном хищнике и колдуне! При мерзавце, которого я взялась убить. А поди ж ты, нравится.

– Смотри на меня, пока глаза есть. Без глазок-то хуже, – Альрик сообщает вкрадчиво. Издевается.

Вот не буду смотреть. Не буду! Но и нарываться не хочу. Может, я все же покажусь ему сговорчивой, и он меня отпустит? Хотя какое там отпустит… Обещал же мной поиграть и крысам затем скормить. Колдун!

С улицы внезапно раздаются шум и крики. Сейчас Альрик на них отвлечется, или меня ждет еще больший кошмар? Банду нашу схватили? Но они уже далеко должны были убежать…

Или самое невероятное – кто-то пришел меня… спасать? Но кто отважится на такую практически глупость? Я замираю.

И слышу ужасно притягательный голос Альрика:

– Я не шучу. Открой глаза, девка. Ты целиком моя.

Его рука – горячая! – ложится на мое бедро. Распахиваю глаза.

– Это, – Альрик мотает головой в направлении подозрительного звука за окном, – пересменка караула. Они пришли и увидели тех идиотов, кто даже стену защитить не в состоянии, раз поддались деревенщинам.

Ох. А я уж глупо понадеялась. Никто мне не поможет и не спасет. Только сильные несносные ощущения поутихли. Правда, боюсь, что как только опять увижу мощную загорелую грудь и великолепный живот этого колдуна, все начнется опять. Потому я снова крепко зажмуриваюсь.

– Непокорная?

Не буду глаза открывать. Хотя понятия не имею, что Альрик собирается делать. Руку хотя бы с моего бедра убрал.

Резкий рывок – и тело обжигает потоком холодного воздуха. Я распахиваю глаза – Аррингтон просто рванул мою рубаху пополам, оголяя грудь, а я, связанная, не могу прикрыться.

Альрик фыркает, точно кот:

– Негоже девке носить такое уродство. И портки твои некрасивые, только фигурку портят. Не рассмотреть ничего толком. Так тебя учили мужчин привлекать?

Я бы ему дерзко ответила, но от его ужасного обращения со мной творится что-то невообразимое. Волны испепеляющего жара и лютого холода попеременно прокатываются по телу. Ощущения словно сжигают меня в живом огне. Дико хочется обо что-то потереться, чтобы избавиться от них. Но я связана. Не могу.

Альрик втягивает носом воздух, выглядит хищно и… притягательно. Невольно сжимаю ноги – буду драться за штаны до последнего. Пусть наши силы вообще не равны.

За кого меня этот колдун принимает?!

– Меня не учили… привлекать, – признаюсь. – Я честная непорочная девица!

Может, это я зря, но оно само вырвалось!

– Вот и славно. Не придется убивать какого-нибудь дурачка из-за тебя, – Альрик почти мурлычет. Наклоняется близко к моему лицу и вновь вдыхает что-то ведомое ему одному. До дрожи меня пугает. И, увы, совсем не тем, что он страшный. Все куда хуже. По телу бегут мурашки, я изнемогаю от его темной власти, а это мужское красивейшее лицо слишком близко… Лицо врага. Я же могу его укусить! Да и пнуть могу попытаться. Боли боюсь, или наместник как-то меня загипнотизировал?!

Я уже ничего не понимаю. Хочу лишь кататься по постели и тереться обо что-то твердое… Интересно, каковы мускулы врага на ощупь? Наверняка очень твердые! Вполне подходят потереться…

Альрик резко отстраняется:

– Жаль портить твое тело пытками, но придется. А сперва я тебя перевяжу.

Ох! Это что-то ненормальное! Такой скорости реакции не может быть у человека. Да он и не человек. Точно не человек, а колдун!

Альрик быстрее молнии развязывает одеяльный жгут, стягивающий мои запястья, пихает меня на спину, откуда-то достает еще жгут и привязывает мои несчастные онемевшие руки порознь. Распластывает меня на кровати. Грудь от этого совсем открывается, но неприятные ощущения в руках все затмевают. Их словно колет тысячами иголочек.

Альрик изгибает красивую бровь:

– Больно? Страшно? А чем ты думала, девка, когда сюда лезла?

– Я… Я тебя ненавижу!! – признаюсь.

Не могу в лицо назвать этого гада на «вы». Пусть он меня даже запытает. Мне и так за себя саму стыдно, что он мне чем-то нравится. Та еще народная мстительница нашлась.

– Возненавидишь еще сильнее. Прямо сейчас.

Что он делает со мной?! Наклоняется – распростертая, я ничем не могу ему помешать – и я вдруг чувствую жар и влажность, и что-то еще, от чего мое тело само выгибается прямо навстречу Альрику!

– Имя.

Я и так схожу с ума, куда уж сильнее!

– Не…

И вновь меня охватывают эти странные невыносимо приятные ощущения, а пламя во мне сходит с ума.

Ладони Альрика ложатся поверх пояса моих штанов.

– Имя. Чтобы тебе было понятно, девка. Ты не выйдешь отсюда сегодня. Не выйдешь из этой башни никогда, если продолжишь так глупо себя вести. Твои подельники расплатились тобой за свою свободу, а ты все своевольничаешь.

Никогда я не поверю в предательство брата!

– Они придут за мной… Отомстят тебе, – шепчу.

– Если они совсем идиоты, то конечно придут. Но это вряд ли. В любом случае я просто скажу им, что ты моя подстилка. Если к тому времени от тебя что-то вообще останется. А потом я вышвырну их вон, не обязательно живыми.

От постоянной смены ощущений мое тело в самом деле начинает болеть. Мне то безумно хочется обо что-то или о кого-то потереться, а то этот проклятый Альрик словно выливает на меня кадку ледяной воды, отчего все съеживается и ноет.

А его горящий непристойный взгляд… Альрик так и разговаривает, нависая над моим бедным телом. Его лицо напротив моей груди.

– Они придут… – упрямо повторяю. Не прощу себе, что молча стерпела оскорбления от врага.

Бросок – и Аррингтон слегка сжимает мне горло ладонью:

– Если бы я хотел убить тебя, это заняло бы миг. Едва ты встала около этой постели. Не заставляй меня передумать.

Он так же мгновенно убирает ладонь, а я пытаюсь отдышаться. Даже шептать теперь страшно – вдруг гад опять накинется и меня придушит?!

Глазам своим не верю: вместо того, чтобы меня раздавить, он молча отвязывает жгуты с моих запястий. Правда я всяко ничем даже пошевелить не могу. Все совсем затекло.

– Уже глубокая ночь, а у меня завтра полно дел, безымянная девка. Завтра… Хотя ты не заслужила знать про свое завтра. Сейчас будешь спать здесь.

В одной постели с ним?! Почти без одежды?! Как мне замуж-то потом выходить?! Он с ума сошел?!

– Я убью тебя… Во сне, – обещаю.

Альрик хмыкает:

– И не мечтай.

После такого ужасного провала конечно он не воспринимает меня всерьез. Но это меньшее из зол, надеюсь.

Альрик бесцеремонно переворачивает меня на бок. И ложится на кровать сам, нагло прижав меня спиной и попой к себе. Я вдавлена во что-то твердое. Очень болезненно твердое и горячее. Потому что лежать так не меньшая пытка.

Сна ни в одном глазу. Тело продолжает приносить странные ощущения. Проклятый Альрик будто чувствует это:

– Настолько непокорная, что не можешь даже тихо уснуть? Ну, напросилась. Я сожгу тебя заживо.

У него в комнате нет никакой печи. Да и ничего нет. Просто летняя спальня на свежем воздухе. Зато сам он горячий, дичайше горячий, как нагретый котел. Он же магией меня расплавит! Убьет страшно, как колдун, и моя душа даже не найдет покоя после смерти, а окажется в его пекле!

Первым страдает мое ухо. Дыхание Альрика обжигает его, а затем ухо попадает в его наглый горячий рот! Альрик решил сожрать меня заживо! Я невольно дергаюсь, и ухо пронзает боль. Но гад его не выпускает, сжимает мочку и раковинку губами, и мое тело простреливает сонмом обжигающих мурашек.

Я таю и плавлюсь, меня всю трясет, опять трясет! Рука Альрика, давившая мне на талию, вдруг устремляется прямо в пекло, в пожарище, в кузницу проклятых мурашек! Я горю, схваченная со всех сторон. Второй рукой Альрик делает что-то невообразимое с моей грудью. Он пообещал сжечь меня заживо, и я горю, с каждым мгновением разгораясь все пуще! Это пламя невозможно погасить.

Альрик что-то спрашивает прямо мне в полыхающее от его магии ухо. Зря я вызвалась. Зря в банде согласились! Проклятый колдун побеждает!

– Имя… – он требует хрипло. Так, будто сам горит в одном со мной костре.

Перед глазами плывут звезды, а все мое тело сжимается и выгибается. Пламя поглотило меня, выплескиваясь наружу.

Имя?!

– Альрик! А-а-альрик, проклятый, А-а-арррингтон! – выкрикиваю.

Он вдруг отпускает меня и словно откатывается прочь. Я не вижу точно, вся обессиленная и задыхающаяся.

Хлопает дверь в комнату.

Надо вскочить. Встать и бежать через окно… Нет… Ни руки, ни ноги меня не удержат. Они так и дрожат, обессиленные невероятным пламенем. Кошмарный колдун показал мне свою власть. Разделался со мной и без печи… Но раз я все еще жива, я не сдамся. Отомщу ему.

Опять хлопает дверь.

Это Альрик. Его невыносимо обольстительный голос:

– Вообще-то я спрашивал твое, а не свое имя, девка. Не скажешь его, да?

Силы говорить громко у меня совсем не осталось:

– Не скажу, проклятый колдун… Ты сжег меня, а потом взорвал… Загубил мою душу, так зачем тебе еще мое имя?! Какое еще мерзкое колдовство ты хочешь со мной сотворить?!

Внезапно Альрик громко и как-то очень обидно смеется:

– Скажешь имя завтра. Надеюсь, ты стала поумнее и сможешь усну…

Я не слышу больше ничего и не понимаю, над чем он смеялся, погружаясь в бархатное марево тихой пустоты.

Выспаться мне удается редко. Работа все-таки сама не переделается, а хочешь кушать – работай. Временами я чувствую щекой что-то теплое. Даже горячее. И оно смешно бьет мне в ухо: тук, тук, тук. Под мерный стук я вновь и вновь проваливаюсь в пушистое облако, где ничего нет. Только радость и покой.

А потом просыпаюсь потому, что стало как-то пусто и холодно. Словно кто-то большой и важный ушел, и я грущу от непривычного одиночества. Ох, что за морок! Я уже давно сплю сама по себе. Брат следит, чтобы меня не обижали и не лезли ко мне.

Сон окончательно сходит, уступая место страшному осознанию: я влипла. Очень влипла. Моя былая жизнь кончилась, а после вчерашнего горения заживо я даже не уверена, принадлежит ли мне моя душа или уже нет. Спрашивать Альрика Аррингтона об этом я точно не буду.

Где он вообще?

* * *

АЛЬРИК

Для решения хозяйственных вопросов мне, к счастью, задумываться не нужно: не настолько безнадежен. Что же такое Истинность, которая на меня свалилась?

Идеальность. Тончайшее совпадение потребностей и вкусов.

Бывают какие-то надуманные соревнования. Как вот спор, какая из знатных девиц красивее и шикарнее. «Ценителям» и ревнителям «красот» не жаль продумать какие-то мельчайшие нюансы, которым девица якобы обязана соответствовать, чтобы прослыть стоящей. Но это все вздор.

Люди рады обманываться, а оборотень на такую глупость не ведется. Душой чует, что предназначено для него. Кто ему подойдет идеально. Самая настоящая, подлинная женственность, когда каждый крохотный кусочек тела, завиток, черточка, каждая нотка характера отзываются именно тебе.

Людям, к сожалению, эту сладость не уловить. Они чувствуют грубее. Они сомневаются. Они тратят время на бесполезные выборы и разочаровываются. Решают умом. Не нюхом. Не сердцем.

Оборотень не человек и не зверь. Сплав лучших качеств того и другого. Наша другая форма – это не какая-то конкретная живность, хотя она очень на нее похожа. «Меня» не найти ни в одном справочнике, хотя на беглый взгляд похожий вид там есть, и это позволяет оборотням скрываться. На нас не объявляют усиленную охоту. Не ставят капканы, не преследуют, если только кто-то не потеряет осторожность и не начнет вести себя странно. Не как «справочный» зверь.

К слову о грустном: если оборотня в другой форме убить, он так в ней и останется. Другая форма – такая же наша родная, то же отражение душевных качеств в зримом теле.

Уж не знаю, какая магия это определяет, но материя перестраивается полностью по воле оборотня. Никаких специальных условий не надо: просто захотеть. Но и контролировать себя нужно жестко, а то внезапно вылезут клыки, когти или еще что-то такое, что позволит людям считать тебя опаснейшим колдуном.

С Истинной я не прокололся. Намеренно ей глаза и зубы показал. Ничто больше в голову и не приходит, как открываться ей постепенно, шаг за шагом, чтобы она каждую мою черту приняла. Чтобы полюбила, как я полюбил ее. Только я ее всю и сразу.

Хотя о чем это я? Времени у меня нет. Женитьба на заранее постылой девке на носу. Разрыв с Истинной. Хватит.

Шокировать Истинную, разом показав ей, кто я – нет. Вообще не соблазнительно. Как только она скажет кому, что страшного зверя видела, в зверя такого не поверит никто. А в то, что она ведьма и привечает «всякое» – запросто.

Наступает время приема посетителей. Отвлекусь хоть.

* * *

Что-то в посетительнице меня настораживает.

Ее запах. Она выглядит точно, как человек, но человеком не пахнет. Пахнет… женщиной похожего на мой вида. Оборотница, значит.

Формальная причина ее визита незначительна, а реальную я смогу выяснить только с глазу на глаз. Где-то, где нас не подслушают. Ведь большинство жителей этого замка свято уверены, что я человек.

Я смотрю в зеленоватые глаза оборотницы. Ее зовут Юлиана. Вижу едва заметный кивок в ответ. Значит, в ее роду как минимум есть и девочки. Или те и те. Что они могут хотеть от меня? Боюсь, ответ мне не сильно понравится.

Так или иначе, оборотни, встретившие Истинную, не начинают пахнуть как-то иначе. Да и по человеческой женщине не определить, что она чья-то Истинная. Моей строптивой милой, которая сейчас занята с Хильдой, пока особо ничего не грозит.

– Встретимся в лесу за замком, – я назначаю место и время, говоря на грани слышимости, со стороны только губы шевелятся.

Так оно для людей. Юлиана слышит. Кивает.

Никаких особых навыков общения в другой форме у оборотней нет. Она не для светских разговоров. Обмен информацией простейший.

Я покину замок как обычный человек, обращусь и по лесу доберусь до места встречи. Оно в чаще. Надеюсь, Юлиана никого туда не позовет? Проследить нет формальной возможности: на каком основании я приставляю к девушке, которая покидает замок, своих слуг?

* * *

Остальные посещения проходят без сюрпризов. Приключений и так на сегодня слишком много. Я с наслаждением вдыхаю ароматы леса – в другой ипостаси их ощущается намного больше и сами они, разумеется, острее. Неприятные, впрочем, прямо по носу бьют.

Знать, что в других родах оборотней не все однозначно с полом, я всегда знал. Но таких женщин видел мало. Так-то мы не стремимся кучковаться, это нецелесообразно. Мы же скрываем свою суть от людей. Если один мужчина зачем-то отправился в лес, а потом там «растворился», это не сильно подозрительно. Ну, мало ли он заядлый грибник и грибов решил насобирать. Или просто хочет погулять голышом – одежда при обороте на нас не сохраняется, рвется. Так что если не хочется где-то появиться без одежды, ее нужно с собой нести. Лучше в пасти, но можно и в особой сумке, когда не страшно раскрыться. А то животное, которое с деловым видом тащит сумку – явно монстр.

В любом случае, если ты голый ходишь по лесу, это ладно. А если в лес отправляется целая смешанная мужская и женская компания, да еще на лошадях, и тут все куда-то пропадают – это же самые ужасы только предполагать. Особенно, если окажется, что вся эта компания без одежки ходит. Жуть! Разврат! В общем, наши совместные потенциальные выходы людям сложно понять и объяснить, вот мы их и не практикуем.

У Аррингтонов заведено, что какие-то родственники-мужчины временно живут в замке, когда мальчик рождается и растет. А потом они отправляются восвояси, как только ребенок освоит оборот и прочие нюансы нашей оборотницкой жизни. Так Аррингтоны помогают друг другу и остаются в курсе важных новостей рода. В письмах-то все не опишешь.

К слову, некая магия защищает нас и от страха обычных животных: лошади, собаки и прочая живность, может, слегка побольше насторожены с нами, но и только. Никто никуда не шарахается, и этим нас не выдает.

Я передвигаюсь большими прыжками, достигаю места встречи с Юлианой и вижу любопытную картину.

Замираю и наблюдаю, как оборотница медленно надевает длинную белую рубаху, которую носят под платьем. Ткань мягко соскальзывает с красивой спины на округлые гладкие ягодицы.

Она не успела одеться до того, как я приду? Дудки. Это специально для меня представление. Приглашение. Намек, который очень некстати. Ведь уважительных причин для отказа у меня просто нет. Показать женщине, что не хочешь ее – оскорбление.

А ведь мне самому надо одеться, совсем с этим зрелищем забыл! Аккуратно, не дыша, отступаю назад, стараясь, чтобы ни одна ветка не шелохнулась подо мной. Ситуация глупейшая. Впрочем, вероятно Юлиана не планировала, чтобы я вышел к ней голым. Раз уж мы живем, как люди, такие молниеносные сближения не в духе людей.

Значит, Юлиана наверняка хочет, чтобы я лишь посмотрел на нее и оценил. Мы не идем до конца, но нравы у нас реально проще. Кажется мне или нет – на губах Юлианы мелькает едва заметная улыбка и сразу пропадает.

Не стоит заставлять ее ждать в любом случае. Я нахожу ближайшую укромную полянку, оборачиваюсь и одеваюсь. Наблюдения за мной нет – это точно. Зато Юлиана сама опасна и ведет какую-то свою игру. То, что ее клан послал ее вместо какого-то мужчины – уже показательно. Как и показательно, что я не знаю ее настоящую фамилию, а значит, репутацию ее рода.

Настало время нам поговорить.

* * *

Юлиана делает вид, что любуется небом и густо разросшимися деревьями. Я специально выбрал малодоступную для людей глухомань.

Неслышно подхожу к Юлиане – ступаем мы легче людей в любом виде:

– Сегодня прекрасная погода.

Она оборачивается ко мне и мягко улыбается:

– Обожаю запах хвои! А ты любишь людей, Альрик Аррингтон?

Это какая-то головоломка? Лес и правда частично хвойный, а люди… Это метафора или что? Рискну:

– Люблю. Особенно своих людей, Юлиана…

– И они никогда не кажутся тебе недостаточно… – она смотрит мне в глаза и слегка прикусывает нижнюю губу удлиненными клычками.

Скверно. Женщина пытается аккуратно меня соблазнить, а я практически ничего к ней не чувствую. Только совершенно невинный интерес. В такие моменты я даже завидую людям – люди запах влечения не ощущают. Зато Юлиана четко понимает, что возбуждения у меня ноль. Я стремительно наживаю врагиню.

– Говори прямо, – прошу, – не люблю разгадывать загадки даже от восхитительных женщин.

Хотя… Пусть увидит, что я вполне уважаю ее за ум и характер, которые прекрасно ощущаю. Иногда это даже лучше, чем хотеть тело.

– Хорошо, Альрик Аррингтон, скажу. Мы знаем, что и года не пройдет, как начнется война. В ней погибнут многие. Слабые люди, которые не чувствуют опасность и не могут укрыться от нее…

Кривая какая-то логика, но я не перебиваю, слушаю. Оборотница продолжает:

– Разве не странно, что такие, как мы, сильные и совершенные, глупо и нелогично все еще подражаем людям, а не наоборот? Скрываемся, когда могли бы жить открыто. Могли бы взять себе все.

Ой-ей, а ведь это речи даже не против короны. Это речи в целом против человечества.

– Говори еще прямее, Юлиана, – я блефую, соблазняюще улыбаясь. Улыбка настолько отработана, что будь Юлиана человеком, она точно поверила бы в мой искренний интерес.

Объективно она очень красивая женщина: статная, с выраженными округлыми формами, эффектная. Светловолосая, светлоглазая… Изящная и одновременно очень выносливая. Такую не измотают часы изощренных страстных ласк. Она могла бы мне понравиться… Раньше. До встречи с Истинной.

Значит, вести себя стоит максимально непринужденно. Улыбаться. Флиртовать. Намекать. Это я все понимаю.

– Какая бы сторона ни выиграла, Альр-р-рик – Юлиана мурлычет мое имя, – ты прекрасно знаешь, что один из человеческих королей умрет.

О да, внезапная жестокая правда. Обычно бывает так.

– И? – я приподнимаю бровь и осознаю, что блефую тут один я.

Этой женщине я нравлюсь. Даже слишком. И она явно женщина-воин. Одна из тех, кто не сдается, если мужчина сразу же не поддался на ее чары. Особенно наделенный властью и избалованный женским вниманием мужчина. Такие воительницы не любят и не умеют отступать, а меня совсем не прельщает драка с женщиной.

И она это знает. А еще знает: что бы она ни сказала, никому я ее не сдам. Своих мы прикрываем максимально, это правда.

Юлиана делает шаг вперед и внезапно обнимает меня. Никакого кинжала у нее нет, зато сила приличная – невольно думаю, что человеческая женщина меня так точно не стиснет.

– Тебе хватает роли жалкого наместника, Альрик? – Юлиана прижимается ко мне всем телом и горячо шепчет, заглядывая в глаза. – Ты не хочешь стать полновластным королем, выведя наш народ из тени и создав новое государство, где править будем мы? Твои любимые люди ведь даже не пострадают от этого, подумай…

– И королю нужна будет королева?

Глава 3. Кухня

ИЛОНА

Я просыпаюсь в своей подранной надвое Альриком рубахе, штанах и в коконе из одеяла. Шапка сиротливо валяется около постели.

Дико хочется есть, как-то умыться и причесаться. И еще многое хочется. Пописать – ужасно! Никакого подобия горшка вокруг я не вижу. Наверное, Альрик справляет нужду где-то еще. В башенке и правда не сподручно. Или он вообще ее не справляет? Настолько колдун, что не надо ему? Клянусь, если я ничего не найду, то безыскусно описаю ему ступеньки. Или пол. Иначе я просто не выдержу.

Зачем он меня тут вообще одну оставил? Чтобы с голода умерла от постепенного истощения? К ночи я точно еще больше ослабну, и он опять сможет творить пытки. Сожжет меня окончательно.

А если Альрик Аррингтон поднесет к моему носу свежий только испеченный хлебушек… м-м-м… я ведь и свое имя ему этак сдам. Ничего я, идиотина такая, не спланировала. К заточению не готовилась. Думала, пырну – и все. Похоже, не мое это дело – думать. Эх.

Я кутаюсь в одеяло и подхожу к окну. И невольно жмурюсь: башенка на самом деле значительно высокая. Это ночью я лезть не боялась, поскольку высоту не видела и пьяная была. Сейчас обратно точно не слезу.

По стене ходят воины, у них смешные шапки. Они воины, а кто теперь я? Служанка колдуна? Подстилка, как он сказал? Даже если я сбегу, в банде меня обратно не примут. Воспользуются по очереди да и отправят в бордель. Бэзила они не то что не послушают, а даже могут убить, чтобы он «потехе» не мешал. Я зажимаю рот рукой. Нам с братом уже опасно видеться. Но… я буду надеяться на встречу.

Раз терять мне особо нечего, надо проверить, можно ли из комнаты выйти. Я же не проверила, заперта она или нет.

Снимаю порванную рубаху, оборачиваюсь в одеяло наподобие платья и связываю его в узел на груди. Штаны в порядке, и то радость.

Толкаю дверь и невольно вжимаю голову в плечи – звон ужасный. Поднимаю глаза – это дверь толкнулась о подвешенный колоколец. Но когда Альрик за порог выскакивал, никакого звона же не было… Или он колдун такой, или он сейчас для меня эту хреновину подвесил. Чтоб знать, что я вышла.

Звон заканчивается, а я слышу за поворотом шаги. Кто это?! Больно легкие для мужчины. Вот чуйкой какой-то чую: это не Альрик. Он что, уже образовал между нами связь?! Тогда ее надо немедленно порвать! Я знать не желаю, ни где этот гад шляется, ни чтобы тем более он обо мне знал. Хотя как такое изорвать?

Из-за поворота показывается девушка примерно моего возраста. Немного не доходит до меня, останавливается:

– Как тебя зовут?

Далось им всем мое имя! Но скрывать его и от служанки смысла нет. Как-то же она должна ко мне обращаться. На вид эта девушка именно служанка, не знатная какая-то.

– Илона.

– Пойдем со мной, Илона. Приведешь себя в порядок и за работу. Хозяин определил тебя на кухню.

– А поесть он мне не определил?

Девушка смотрит на меня с почти суеверным ужасом. Запугал проклятый Альрик слуг, даже сказать о нем без уважения не смеют, видимо. Служанка говорит:

– Пойдем. Хватит болтать. Хозяин сказал мне за тобой приглядывать и о твоем поведении доносить ему.

О, вот оно что. Она особо доверенная, значит. Чем, любопытно, она заслужила такую «великую честь»? Ее имя я спрашивать не буду. Сама скажет, если что. Доверенная врага мне подругой не станет.

* * *

Альрик явно не хочет меня заморить. Во всяком случае пока. Внизу, куда мы спускаемся по узкой и страшной лестнице – тут что ногу сломать, что шею равно легко – оказываются и долгожданный туалет, и бочка с горячей водой, где я быстренько моюсь, и женское платье простого кроя из сундука, которое поясом регулируется по фигуре, и какая-никакая еда. А еще много, до безумия много работы.

Меня назначили младшей прислугой: чистить и скоблить бесконечную посуду, ломая ногти о пригоревшую еду, мести пол от очистков и всякое такое же скучное, тяжелое и грязное.

От постоянного варева в кухне стоит пар, повара и поварята переругиваются и перекрикиваются. Я работаю не одна – еще с какой-то девушкой. И хотя все эти дела мне совершенно привычны, к вечеру я ужасно устаю. На кухне готовят на прорву народу. Может, проклятый Альрик постоянно пиры закатывает?

Впрочем, сегодня мне и пожаловаться особо не на что: я и сыта, и пальцем в меня, как в порочную, никто не тычет. Просто ругаются, как на всех. А уж к этому я привычная, и не такое слыхала.

Когда под вечер Хильда – так эту доверенную Альрика зовут – хватает меня за рукав, я уже хочу привычно отмахнуться. Но она вроде не ругаться пришла:

– Хозяин говорит тебе оставить работу, вымыться, взять новое одеяло в кладовой и подняться к нему.

– А ты тоже у него ночуешь? – вопрос сам вырывается. Интересно же.

Мне кажется, или во взгляде Хильды мелькает досада?

– Я добрая только потому что Хозяин мне приказал. А то укоротила бы тебе дрянной язык!

Ох, как серьезно-то. Она что ли ревнует меня к опасному колдуну? Вот болтать, что Альрик колдун, я как-то не собираюсь. И сопротивляться его распоряжению тоже. Пожимаю плечами и иду, куда велено.

Оказывается, лично мне «хозяин» выделил несколько платьев. Хильда сказала, где их стирать – ну, там же, где и мыться фактически. А вот хранить их мне придется где-то в комнате Альрика. Потому что у всех слуг есть комнаты или углы, а мне этот «хозяин» велел у него ночевать.

Что ж… Я связываю узел из одеяла, кладу в него свои штаны и новые платья, беру у Хильды фонарь и иду наверх. Надо было еще горшок попросить. Вот чего дурному наместнику внизу не живется, а?

Хотя да, колдуну видимо нужны особенные условия. И, похоже, даже его слуги об этом не подозревают. Я внимательно слушала их беседы о «хозяине», и никаких подозрительных вещей они не говорили. Ну и не ругали его никак. Тут очевидно: запугал бедняг. Или, что тоже вероятно, люди нашли хорошее место и держатся за него. Когда кушать сильно охота, любой колдун друг.

Не представляю, как мне вынести эту ночь. Я весь день проработала, не приседая и не покладая рук. Спина болит. Хочется лишь замертво упасть и спать. Кстати, Хильда ни словом не обмолвилась о завтрашнем дне. Видимо, все опять будет зависеть от наместника. Точнее, удастся ли мне ему угодить.

Не хочу я ему угождать… Лучше честно драить горшки, чем потерять честь. Хотя моя честь, вероятно, совсем уже потеряна, раз Альрик мне душу выжег. Что может быть хуже? А вот что: у начала треклятой лестницы, где шею сломишь, охранники стоят. Двое.

Прохожу мимо них, поднимаюсь, проклиная ступеньки, и останавливаюсь со своим узлом и фонарем в пустом коридоре. Над дверью так и висит колоколец. Заходить внутрь мне не хочется, но деваться-то некуда. Тяну дверь на себя.

Альрика в комнатушке нет. Ну, если только он не умеет растворяться и быть невидимым, кто его знает… Ну, это и славно, что его нет. Я спокойно перестилаю белье, вешаю свои платьюшки красивые на спинку одного из стульев, а затем не отказываю себе в удовольствии упасть в постель. Глаза совсем слипаются. Мерзавец не велел же его караулить? Отличненько! Выбрав самое мягкое платье для сна, я моментально переодеваюсь, тушу фонарь и юркаю под одеяло.

* * *

Мою ногу явно кто-то облюбовал. Будто кот разлегся. Кот?! Откуда в комнате быть коту? Я резко выныриваю из сна, но плен ноги мне не почудился. Просто наглый королевский наместник Аррингтон сидит у меня в ногах и зачем-то держит в своих ладонях мою пятку.

Мне дико хочется толкнуть его с криком: «Брысь!». Понимаю, что так нельзя. Надо как-то ему кланяться, смотреть в пол и всякое такое в том же духе за то что Альрик меня не просто живой оставил, но и накормил.

А еще за непослушание он мне может прямо сейчас сломать лодыжку. А я и на двух здоровых ногах по его жуткой лестнице с замиранием сердца хожу. Но дурной язык сам выдает:

– Отпусти мою ногу, хозяин.

Вроде и вежливо, но язвительно.

В темноте и против света трудно разглядеть выражение лица Альрика. А желтоватый нечеловеческий отблеск в его глазах – запросто. Просто кошмар! Против воли жалобно прошу:

– Не ешь меня…

Альрик шумно вздыхает и… почти мурлычет:

– Боюсь, этого я тебе не смогу обещать. Твой дивный запах влечет меня еще с тех пор, как ты оказалась у подножия моей башни… Сегодня, когда у тебя чистое тело, искушение съесть тебя особенно велико.

Его пальцы держат ступню невесомо, но об их силе я уже знаю. И ведь проклятущий нисколько не боится подчеркнуть, что он колдун! Кто еще учует чей-то запах с такого расстояния?! А голос Альрика… Я вновь позорно понимаю, что заслушалась. Идиотка. Он же даже не взять меня хочет. Хочет съесть! Мягко интересуюсь:

– А ты не боишься, что королю кто-то доложит, что ты – колдун?

– Не боюсь, Илона, – мое имя он подчеркивает так же язвительно, как я слово «хозяин».

Ох, ну да. Конечно, Хильда ему донесла. Но главное, что не я сама. Уверена, что раз не сама, то нет моего согласия на мрачный ритуал!

– Я не Илона, – вру, – я так Хильде сказала, – с трудом удерживаюсь от желания показать гаду язык.

Но Альрик сбивает все мои мысли: он уже не просто держит мою ступню, а начинает ее разминать. Иногда его пальцы смещаются выше, к голени. А я ведь сейчас в платье, а не в штанах. Если его наглая рука продвинется еще выше, совсем высоко…

Альрик шумно втягивает воздух носом. Зачем он так делает?! Я как-то не так пахну?

– Интересно… Что такого в твоей фамилии, что ты ее скрываешь? Неужели дела против короны? Это ведь легко выяснить, Ило-о-она.

Его пальцы творят что-то невообразимое. Моя уставшая за день нога оказывается в личном облаке блаженства. Но проклятый колдун не должен об этом узнать. Мне нельзя млеть от преступного удовольствия. Надо поддерживать какой-то разговор. Потому что вся эта ласка наместника лишь коварная уловка. Я знаю, что он мне покушение не простил. Никто бы такое не простил, и уж точно не этот наместник!

– Я ничего не скрываю от честных людей, – говорю, еле сдерживая стон удовольствия, – а ты вообще не знаю, кто!

– Зато король отлично знает, кто я. Род Аррингтонов исправно служит королям этой страны долгие столетия.

Такой правды я не ожидала. Моя последняя надежда только что разбилась. Тихо собрать доказательства и на Альрика донести… А тут… Получается, король наверняка использует нюх и другие неведомые способности Аррингтона себе во благо. Зато я и не убила гада, и вляпалась в игру, в которой не то что не выиграть, а и выжить удача.

Проклятый колдун, как ни в чем не бывало, отпускает мою правую ногу и начинает заниматься левой. Что бы он ни говорил, разминает он так, что мне хочется замереть от счастья и не дышать. Никто и никогда в моей прежней жизни не поверил бы, что сам Альрик будет делать мне настолько приятно. Но я нисколечки не обольщаюсь. И точно:

– Я тоже устал, Илона. Когда закончу, за работу примешься ты.

Что?! Нет!

– У меня… руки отваливаются…

– Можем отрубить и помочь им.

Ой! Нет, мои ручки, пусть и не самые красивые от черной работы, чрезвычайно нужны мне.

– Не… Не надо, пожалуйста!

– Господин Аррингтон.

Этот самый господин продолжает разминать основания моих пальцев до сладкой боли. Натрудила я ножки. Редко где так людно и хлопотно, как на Альриковой кухне. В тавернах мне и то меньше работы выпадало.

Аррингтон выжидающе поднимает бровь – я уже вполне ориентируюсь в темноте и вижу.

Бурчу:

– Не руби… мне руки, господин Аррингтон. Пожалуйста.

– А ноги с этими милыми ноготками? Хорошо. Язык-то у тебя не устал?

Альрик вдруг улыбается проказливо, а мне плохеет.

– Не… устал… А что с ним?

– Поработай надо мной языком. Раз руками никак. Могу подсказать, где мне будет особенно приятно. Хотя любое место сойдет…

Что-о-о?! Облизать Альрика Аррингтона?! Сама себе не верю, с какой силой и скоростью выдергиваю ногу из его захвата и забиваюсь в изголовье кровати:

– Я не могу… Не надо… Нет.

– Я чистый.

– Это… – мое сердце бьется, как в припадке, а воздух застывает в горле, не сделать вдох.

– Может, научить тебя, как это правильно делается?

* * *

АЛЬРИК

Признаться, я неоднократно об этом думал. Ведь Юлиана права: то, что мы копируем людей, а не люди нас, странно. Но, с другой стороны, все наши преимущества вроде лучшего слуха, обоняния, большей силы, выносливости и так далее объективны.

Люди это скопировать не могут, даже если очень захотят. Не зверские повадки же им копировать! Обрасти шерстью, бегать по лесу… Так не пойдет.

Из-за нашего реального превосходства я не знаю ни один род оборотней, который бы где-то прозябал, нищенствовал и терпел прочие лишения. Отдельные сумасброды, которые заигрались и заслужили могилу в яме под корнями дерева вместо фамильного кладбища, повторюсь, есть. Но общую картину это не меняет. Люди и так нам служат.

Единственное, что хотел бы поменять я – законность положения оборотней. Действительно вывести наш народ из тени и открыть людям глаза на то, что реально творится среди них уже сотни лет. Конечно, не ради тех, кто забегался в шкуре, они сами виноваты. А… да хотя бы ради того, чтобы я мог, не таясь, сказать своей Истинной, кто я. Не ужасный колдун, не порождение тьмы, а уже истово любящий ее мужчина.

Как я теперь понимаю тех, кто говорил, что любимую особенно сильно вспоминаешь, когда тебя обнимает кто-то другой. Весьма настойчивая и абсолютно чужая женщина.

– Я нравлюсь тебе, Альрик?

Что? Нет. То есть ну да, немного.

– Из тебя выйдет прекрасная королева, Юлиана, – не лукавлю. Мало ли как повернется жизнь. – Держи меня в курсе событий и планов. Если ты выберешь другого короля, я пойму. Но я тоже могу оказаться тебе полезным.

– Стать королем не твоя мечта, Альрик Аррингтон? – Юлиана продолжает ко мне прижиматься. Скорее даже притираться. Совру, если скажу, что это ужасно неприятно.

– Не горю желанием стать королем, но и не откажусь от идеи, – надеюсь, этот уклончивый ответ ее устроит. – Если вам нужен кто-то, чтобы действовать быстро и бросить вызов текущей власти, я не лучший вариант. Но я безумно хорош в тени, – что правда, то правда. Не все оборотни – наместники правящего короля. Даже не все Аррингтоны.

– Поцелуешь меня, Альр-р-рик?

Все же эта женщина передо мной наглая. С другой стороны, хороший правитель может получиться только из сильного мужчины с сильными инстинктами. Юлиана еще и проверяет меня вдобавок к собственным очевидным желаниям.

Наклоняюсь к ней и целую. Жарко и напористо, но без языка. Так, что это разжигает аппетит, оставляя ее предвкушать большее. Чувствую свое легкое возбуждение – отлично, так уже много менее подозрительно. Но на попытку Юлианы всунуть язык мне в рот улыбаюсь и снимаю с себя ее руки:

– Мне пора вернуться в замок, королева. Жду тебя с новостями в любой удобный тебе момент.

Юлиана кивает и отступает. В ее глазах смесь разочарования и предвкушения. Она видит меня добычей и пока что добычей трудной.

Оборотницы за редчайшим исключением всегда такие наглые. Всегда непокорные, просто кто-то больше, а кто-то меньше. Есть, конечно, совсем другие виды, и у них свои нюансы, но у нас так.

Странно, что моя Истинная на оборотницу настолько… похожа. Она ведь дерзкая до безумия. Кидала мне в лицо что угодно, сыпала оскорблениями и не боялась казни. А она человек. Крестьянка. Странно, как она сохранила эту силу духа… Это загадка, но я ее разгадаю.

– До встречи, Альрик Аррингтон.

Юлиана пришла на полянку раньше меня и теперь раньше меня уходит. Постою пока тут, пусть она разденется и обратится. Я играю, но давать ложные надежды Юлиане, преследуя ее голой, тоже не хочу.

Истинная моя… Хильда наверняка уже знает ее имя. А мои люди вероятно уже вышли на след ее подельников по покушению на меня. Я приказал взять всех живьем и приволочь в замковую тюрьму. Сам с ними побеседую и пойму, что им от меня понадобилось.

Вот жил себе не тужил, а тут интрига на интриге. Оборотни предлагают возглавить восстание против людей – уверен, это не личное предложение Юлианы ради близкого знакомства, за девицей стоит минимум ее клан или даже несколько родов оборотней.

Зато какие-то крестьяне собирались безыскусно меня убить – это маленькое народное восстание или это вылазка врагов короля под маской простых обалдуев?

Вопросов очень много, и я жажду узнать ответы.

А еще же подготовка к отъезду и смотрины моей невесты… тьфу. О женитьбе хрен на ком я как-то совсем забыл. Как мне отвертеться там, где отвертеться не удастся?

Решу позже. Пока наслажусь небольшой охотой в лесу.

* * *

В замке меня ждет прекрасная добыча. И это совсем не косуля.

Мои люди поймали, наверное, половину народу из покусившихся на меня деревенщин. Они и правда оказались деревенщинами.

Как поймали, если до этого не видели их никого? Нет, не потому что мои сыщики оборотни, хотя пара оборотней из других родов, не Аррингтонов, среди моих «людей» правда есть, нюх тут не в помощь.

В помощь магия, которая официально в королевстве запрещена, и это мне тоже не шибко нравится. Разные юные дарования рискуют скорее помереть, чем развить свой талант.

Магия – всегда преимущество, и глупо им разбрасываться. Так вот, внутри двора замка и даже на его стенах стоят определенные энергетические ловушки, проходя через которые люди оставляют свой «след». Этот зафиксированный «след» все равно, что удостоверение личности.

Кроме того, быстро убегающая прочь от замка группа одиноких молодых мужчин тоже всегда подозрительна. Это явно не друзья-товарищи. Так что стоит дать местным жителям совсем немного денег, они эту компанию с потрохами сдадут. Бандитов и ворье никто не любит.

Но радость моя не в том, что все эти без сомнения скверные граждане найдены и пойдут под нож – не с чего им надеяться, что покушение на меня плевое и безопасное дело.

Среди них находится парень возраста примерно моей Истинной. И он пахнет, как ее близкая родня. Вот это чудесная удача. Парень под нож не пойдет ни при каком раскладе, будь он хоть двести раз последний гад. Несправедливо по отношению к его подельникам, но что уж. Судьба его везучая. Сейчас я узнаю то, от чего спать спокойно не могу:

– Твои имя и фамилия.

Естественно, мы разговариваем в пренеприятнейшем затхлом застенке, где по стенам висят пыточные предметы. Они же лежат на столе около меня. И пахнет в этом месте противно. Чем, не буду перечислять, чтобы не вытошнило.

Сам парень распят на Х-образном кресте для сговорчивости. Это неудобство ему придется перетерпеть.

– Бэзил Глонхайм, господин.

Глонхайм. Что-то меня царапает. Не понимаю, что. Это точно не аристократическая фамилия, вернее, не из нынешних аристократов, но что-то тут не так. Ма-а-аленький подвох: у многих крестьян фамилий в принципе нет. Никаких. А тут аж благородно звучащая.

Я беру в руки клещи. Парень не дергается, но бледнеет.

– Где твои родители?

– Умерли, господин.

Вот как. Значит, Истинной просто нечего терять было. Шляться с уголовниками та еще жизнь для девицы. Особенно «непорочной», как она справедливо говорит.

Про родителей Бэзила буду выяснять позже. С Истинной я жить не могу, но устроить жизнь ее родственника я просто обязан.

– Давно умерли? – обхожу крест по дуге, мне нужно, чтобы парень испугался, не понимая, что именно я хочу сделать. – Та девка, что вы послали ко мне в окно, твоя родная сестра?

– Давно, господин, – мне в нос бьет слабый запах его страха. Родич Истинной тоже не слишком трус, хотя, с другой стороны я его не касаюсь, просто хожу вокруг. – Сестра, господин. Что с ней?

О, вот и семейная наглость вылезла. Бэзил тоже вопросики позадавать горазд. Но вежлив не в пример сестре, никаких оскорблений не выкрикивает.

– Она тоже Глонхайм, да? Как ее имя?

– Илона, господин.

Описываю полный круг вокруг креста, останавливаюсь около Бэзила и задумчиво смотрю на клещи.

Илона, значит. Самое прекрасное для меня на свете имя звучит так. Потом еще Хильду спрошу, какое имя Илона ей сказала.

– Твоя сестра наказана за дерзость, но жива. Ты тоже будешь жить и работать в замке. Не факт, что работа тебе приглянется, но она будет.

Глаза Бэзила становятся, как два блюдца. Не ждал такой щедрости?

– Иногда я бываю добрым в назидание, – сообщаю вкрадчиво. – Все твои подельники будут немедленно повешены. А ты останешься говорить об этом всем и каждому. Иначе какой же это урок, если причастные молчат? А теперь рассказывай обстоятельно, за что же Илона Глонхайм настолько невзлюбила меня.

Я откладываю клещи на стол и выжидательно смотрю на Бэзила. Кажется, он и так понимает, что ему стоит быть со мной максимально честным и открытым.

– Она не невзлюбила, господин.

– И в мой дом она конечно же не влезала. Ее двойник влез. Покрываешь сестру? Это может стоить ей жизни, – я делаю резкое движение корпусом в сторону Бэзила. С пустыми руками. Не по себе стоять с оружием против беззащитного родственника Истинной.

Бэзил снова бледнеет. В застенке не особо светло, но я-то все вижу. Аррингтонам вообще особо нет разницы что свет, что темнота.

– Она… считает вас причиной смерти родителей. Решила вам отомстить. Смерть за смерть.

Внезапно. Я чего-то не знаю? Я настолько перед Истинной виноват?

– Это я отдал распоряжение их казнить? За что?

– Нет, господин, – Бэзил явно нервничает. – Они умерли от болезни. Ослабли от голода и не перенесли хворь.

– А причем тут я? Говори прямо, если хочешь помочь сестре.

– Вы… ввели непомерные налоги, господин…

Ах вот оно что… Как говорится, некрасиво вышло.

– Кто из вас надоумил ее убить меня?

Бэзил мешкает, явно не хочет признаваться. Выдает:

– Она… сама, господин.

М-да.

– А вы, значит, не отговорили девку от такой глупости. Даже поддержали ее «прекрасное» начинание, так?

– Все так, господин.

– А ты, – смотрю на Бэзила в упор, – ты тоже считаешь, что осиротел по моей вине?

Знаю, что считает. Но мне сильно не хочется презирать его как труса, если он скажет «нет».

– Считаю, господин… Вы определенно причастны. Это я напоил Илону. Я виноват. Иначе бы она не осмелилась влезть к вам в башню! Убейте меня!

Сплевываю ему под босые ноги:

– Ты идиот. Сестру надо было беречь, а не поить и отправлять на верную смерть. Пристроить ее в безопасное место. У вас есть еще родня?

Бэзил явно в замешательстве. Ну да, я прям необъяснимо щедр. Никто же не в курсе про нашу с Илоной Истинность. И никто не должен о ней узнать.

– Все другие умерли от голода и болезней, господин. Те, о ком я знаю.

Ладно, хватит с Бэзила страха. Не сильно, но он им уже провонял.

– Тебя я не убью. Твою судьбу я уже решил и рассказал тебе о ней. Но вздумаешь еще что-то сделать против меня – от тебя места целого не останется.

Я разворачиваюсь и выхожу из пыточной. Распоряжения по Бэзилу отдам. Их банду выловим всех до одного и казним. Жалеть там не о ком, сами напросились. Это и так моя прямая обязанность – уничтожать бандитов.

Ило-о-она… ночью я обязательно ее допрошу. Сверю ее собственные новые показания с тем, что рассказал ее брат. А дальше мне нужно как-то устроить ее жизнь вне этого замка. Я не смогу быть с женой, зная, что Истинная рядом. Это будет абсолютно невыносимо.

Илона обязана поверить, что я ее отпускаю. Но на самом деле я не отпущу ее никогда. Всегда буду зримо и незримо рядом. Осталось только Истинную обмануть.

Глава 4. Мастерство колдуна

ИЛОНА

Ужас какой! Этот колдун проклятый опять надо мной издевается! При мысли, что его великолепное, будоражащее воображение тело можно будет попробовать на вкус, со мной опять начинает происходить пугающе странное. Вновь что-то жгучее скручивается внутри…

А если Альрик повторит вчерашнее… Оно было хуже пытки. Я совсем потеряла волю и превратилась в беспомощное восторженное существо… Такое не выживет.

– Я приличная девушка!

– Я тем более. Приличный… юноша.

На юношу враг ну никак не тянет. Сложно представить, сколько ему в самом деле лет. Не молодой и не старый, он выглядит чистым греховным искушением. Остановись, идиотка. Остановись, пока не поздно!

Альрик вдруг протягивает ладонь, резко хватает меня за ногу и, не успеваю я даже вздрогнуть, как он подтягивает меня к себе. Кровь бросается мне в лицо, а бесстыжие мурашки сходят с ума, едва я представляю, что он так же резко сотворит… что-то очень неприличное. Не знаю, что. Вблизи проклятый Альрик вызывает исключительно непристойные мысли!

А я никак не могу примириться со своим диким новым положением. Положением бесправной рабыни, одной ногой в могиле, чья честь никого не волнует. Преступницы, покусившейся на почти короля. И все равно…

Аррингтон темной громадой нависает над моим лицом:

– Кто тебя послал?

Что? В смысле кто?! Это что за новый допрос?!

Альрик держит лишь мою ногу, не сильно, но крепко, и мне становится по-настоящему жутко. Ему ведь не надо отдавать меня палачам или пугать, что меня раздерут хищные животные. Он сам и есть палач, а я так глупо, так ужасно дерзко с ним разговариваю… И ни на какое пойло я уже не могу свалить вину. Я совершенно трезва.

Черные с желтым колдовским отливом глаза буравят мое лицо:

– Кто. Тебя. Послал?

– Я сама… решила, – голос срывается.

– Зачем? Говори.

– Т-т-ы… В-в-в-ы-ы-ы…

Неожиданно Альрик гладит мою ногу! Не будь я напряжена так, что аж волоски встали дыбом, я сочла бы это поглаживание очень нежным.

Пальцы Альрика останавливаются.

– Ты. Когда мы наедине. Скажешь при ком-то, – он проводит рукой поперек моего горла, – моментально.

Ох, это значит, что он пока не собирается меня убивать?? Альрик словно читает мои мысли:

– Я еще не наигрался тобой. Не взял самое сладкое, что может дать женщина.

Смысл его слов медленно доходит до меня. Не взял… Он же уже душу взял. Мало колдуну моей души?! Теперь он хочет тело. И чудо, что Альрик не изнасиловал меня до сих пор, хотя мог в первый же час. Или ему как колдуну важнее, чтобы я сперва сгорела??

– Отвечай. И не пруди от ужаса в мою постель. Я не настолько маг, чтобы высушить ее быстро.

Магия в королевстве под строжайшим запретом. Но видимо только для простых людей… А вдруг вся наша знать – колдуны и маги?! Или не вся, а частично? Но не время думать об этом.

– Я сама решила… Никто меня не посылал!

– Ладно. Иначе поговорим.

Ох… Нет! Только не это: Альрик внезапно выпускает мою ногу и поднимается с кровати, но только затем, чтобы с ненормальной, нечеловеческой скоростью подтянуть и бросить меня посередине кровати. И сразу навалиться на меня сверху.

– Вот так не убежишь. Я тебе не верю, Илона. Девок не посылают на задания, невыполнимые для мужчин. Кто отдал тебе распоряжение?

Альрик подается вперед, а его чувственные губы выдыхают мне прямо в рот:

– Будешь молчать, я продолжу. Впитаю каждый твой стон, каждый твой крик. Я колдун, как ты говоришь, да? Вся твоя жизненная сила перейдет ко мне. Самый тонкий твой писк, всхлип, вскрик. Все станет моим.

И он придавливает меня… А губы почти прижимает к моим:

– Отдашь мне свое дыхание. Станешь очень пустой и легкой. Не сможешь думать…

Колдун собирается превратить меня в призрака!! Но почему мое тело упорно считает иначе и отзывается на его прикосновения?! Вчера я хотела тереться обо что-то, чтобы потушить пожар в тех местах, что ныли и горели. А сейчас Альрик, такой умопомрачительно твердый и рельефный, сверху… Я могу сколько угодно тереться об него и унять пожар… Могу отдать ему себя?!

– Давай, – нижняя губа Альрика касается моей, и одновременно он подается вперед. Это сочетание выворачивает остатки моей души наизнанку. Выбивает воздух из легких, прошибает молнией. Мне резко становится нечем дышать.

– А-а-ах!

Это я?! Я уже начала отдавать свои жизненные силы ужасному колдуну?!

– Горячая… Сводишь с ума…

– А-а-ах!..

Чем более жуткие вещи он говорит, тем сильнее я обмираю. Проклятый Альрик таранит меня, надавливал чем-то, что до греха сладко… И столь же опасно для моей несчастной души!

– Ответь, Илона, ответь, пока я еще контролирую все, – с этими словами Альрик вероломно втягивает в рот мою нижнюю губу и чуть ее прикусывает. А я уже ничего не контролирую: резко выгибаюсь ему навстречу, еще сильнее вдавливаясь в его тело всеми, абсолютно всеми точками, полыхающими в диком огне, который ничем не уступает вчерашнему.

– Говори, Илона, говори и спасешься. Твое тело уже стремится ко мне. Ты вся будешь моей. Вся и полностью. Вся.

Эта хриплость его понизившегося голоса, она творит со мной что-то неподконтрольное. Я как будто еще сильнее горю!

– Я знаю куда более жуткие пытки. Начнем? – Альрик немного приподнимается, и этого хватает, чтобы еще больше задрать подол платья, который и раньше-то доходил мне до колен, пока Альрик валял меня по кровати.

– Не-е-ет…

– Да-а-а…

Играет, он сладострастно мной играет! Мучает и терзает, а я уже на грани обморока:

– Я сама. Все только сама. Клянусь!

– Ненавидишь меня?

Его нос касается моего носа, губы моих губ. Я совсем потерялась в невероятных ощущениях. Мои руки Альрик все время придавливает своими, опять меня распластав. Но когда я открываю рот, чтобы ответить ему, Альрик вдруг устремляется внутрь, лаская порочным языком язык. А затем, отпустив мое запястье, делает что-то с моим телом, что сводит меня с ума.

Я опять сдавлена, присвоена, захвачена им! Наместник выпивает сорвавшийся с моих губ вскрик и продолжает терзать меня пальцами, а меня трясет и выгибает, будто тело уже стало не моим, а целиком подчиняется ему, колдуну!

Я почти теряю сознание, сходя с ума от ощущений и от того, сколько жизни отдала этому… Этому!!! Исступленно бьюсь на постели, взорвавшись еще страшнее. еще сильнее и ярче прежнего!

Альрик вскакивает с нее и бросает коротко:

– Жди.

Как и вчера, это какой-то ужасный ритуал! Что-то хищное, дикое… В коридоре же пусто, я знаю. Что он там делает?! Из-за двери слышится не то хрип, не то стон. Я быстро поджимаю ноги и спешно одергиваю подол платья. Сажусь, не дыша, натянув одеяло до самого подбородка. Взбесившееся сердце скачет, будто я оттанцевала часа три без остановки.

Дверь открывается. На пороге стоит… нет, не кто-то неизвестный. Это все еще Альрик Аррингтон, колдун, но взгляд его полыхает темным огнем

Альрик закрывает дверь и медленно, с каждым мгновением заставляя меня цепенеть, разворачивается ко мне. Его голос звучит вкрадчиво и жутко:

– Я дам тебе шанс, Илона. Один раз. И только, если ты хорошая наездница. Какая ты?

Все деревенские умеют ездить верхом даже без седла, и я не исключение.

– Не… неплохая… Вроде.

Альрик не приближается, стоит в изножье кровати:

– Тебе лучше быть хорошей. Очень хорошей. Иначе… Ты ведь понимаешь, Илона, что твое преступление карается смертью?

Я смотрю на Альрика во все глаза и боюсь что-либо ответить. Альрик Аррингтон сейчас пугает меня не меньше, а то и больше, чем когда он пил мою душу через стоны. По коже бегут ледяные мурашки.

– За тебя не заступится влиятельный род, да тут и он не помог бы. Я давно отдал распоряжение найти твою банду. Всех до одного. Думала, что я просто отпустил их?

Да, так я по наивности и думала… Что же… Брат в дичайшей опасности!

– Я дал им фору. Знаешь, загнать добычу интереснее, чем съесть ее, когда она лениво пасется под твоим носом и сама лезет тебе в пасть.

Наверное, я сильно бледнею. Или что-то еще происходит с моим лицом. Потому что от постоянного шока голова совсем перестает соображать. Правда, она уже плохо соображала, когда этот нечестивец меня… облизывал… Нельзя показывать хищнику испуг так явно:

– Какой ты даешь шанс?..

Темная фигура Альрика силуэтом выделяется на фоне окна. Какой же красивый у него торс… Хотя проклятый колдун одет, его мрачную красоту не скрывает ничего.

– Завтра ты не будешь работать на кухне. Когда я тебя разбужу, ты спустишься вниз, умоешься и отправишься на Орнейскую пустошь. Бежать не вздумай, я знаю твой запах и часть твоей души уже у меня. Найду тебя и тогда не пощажу.

Не понимаю, к чему Альрик клонит. Просто слушаю его, опять проклиная себя за то, что от звука его голоса мне хочется петь.

Альрик продолжает:

– Я приду с парой коней. Один мне, другой тебе. Если сможешь обогнать меня, я тебя отпущу. Тогда скачи так далеко, чтобы я никогда тебя не нашел. Не обгонишь, потеряешь любые права. Тогда я возьму твои душу и тело целиком.

Подружки говорили, что без желания «это» очень противно и очень больно. Смертельно опасно. Течет много крови.

– Теперь освободи мою половину кровати. Ты села прямо посередине.

Я теряюсь от неожиданности! Вот он наглый тип! Хотя я не в том положении, чтобы спорить. Ныряю вниз и плотнее закутываюсь в одеяло.

– Тебе холодно? – кровать чуть проседает под весом Альрика. – Ты всю вчерашнюю ночь проспала на моей груди, Илона. Твое тело умнее тебя. И завтра ты мне тоже проиграешь.

Что?! Я действительно так бесстыдно спала?! Тот мерный стук был сердцебиением Альрика?! Щеки щиплет. Стыдно-то как!

– Спи, а то так же, как вчера, уложу.

Альрику не приходится повторять угрозу дважды, хотя сон ко мне не идет. Обогнать Альрика? Что такого сложного? Или я чего-то не знаю? Как этого колдуна вообще лошади и собаки к себе подпускают?! Какие-то собаки сейчас возятся на дворе, потом охрана прикрикивает на них.

– Не спишь, значит?

– Сплю, сплю…

И в самом деле я каким-то чудом засыпаю. Понимаю, что спала по тому, как странно я просыпаюсь. Что ощущаешь, когда тебя заживо едят? Когда твой рот ласкают глубоко, нагло и столь чувственно жарко, что невозможно лежать не только под одеялом, а хочется выпрыгнуть из кожи, чтобы стать еще ближе…

Пробуждение от Альрика именно такое, а его горячие руки скользят по моему телу, успевая погладить все… Как он так ловко поддевает меня и вертит?!

– М-м-м, —я не могу сказать ничего вразумительного, да и говорить боюсь, ведь с каждым моим стоном проклятый колдун получает все большую надо мной власть!

Он явно понимает, что я уже не сплю, но не прекращает магию, и я вяло толкаю его в грудь, едва чую, что начинаю преступно плавиться.

Альрик отстраняется от меня с совершенно безумным видом. Точно я оторвала его от самого вкусного блюда в его жизни. Работая в тавернах, я видела у людей такие взгляды.

А когда его взгляд проясняется – на свету глаза у Альрика карие – он говорит:

– Иди, Илона, приводи себя в порядок. И запомни: скачи от меня так, будто за тобой гонится все войско твоих самых мрачных кошмаров. Именно так я буду преследовать тебя. Как поймаю, заберу тебя в вечное рабство.

* * *

АЛЬРИК

Чувствую себя так, будто я умер: душа отдельно, тело отдельно. Всем телом я стремлюсь Истинную присвоить, а умом понимаю: нам после этого не жить. Нам обоим.

Обычно-то проще некуда: попробуешь женщину, и тебя отпускает. На время, а чаще насовсем. Но с Истинностью все куда сложнее и хуже, если можно так о ней говорить. А то это своего рода кощунство, которое только оборотень поймет, ну и причастные. Чем больше ты Истинную даже не то чтобы трогаешь, а одним воздухом с ней дышишь, тем больше ей проникаешься.

Отрава, яд, ужас, кошмар… И счастье, огромное счастье, равного которому просто нет в этом мире. Да и в других наверняка нет, если они вообще существуют.

Хильда прятала недовольство, видимо Истинная и ей жару задала, но сообщила, что Истинная назвалась ей Илоной. Значит, она точно Илона, братец ее не соврал. Илона Глонхайм, и я раскопаю тайну ее рода, но все потом.

Сейчас только и думать могу, что о ее нежной ароматнейшей коже. Плету Илоне всякую дичь и вижу, слышу, всеми чувствами ощущаю, насколько она сама меня жаждет. Тянется ко мне, прижимается, выгибается, стонет. Сочиняет на ходу тоже, лишь бы не признавать правду… Хотя для нее правда то, во что она верит. Что я знатный урод и вот это все.

А свои чувства Илона принимает за опасное колдовство, только никакое не колдовство это: Истинность кроет обоих в паре, только оборотня сразу, а человека со временем крыть начинает. Ну и конечно если много времени вместе проводить… вот так близко, еще ближе.

Не могу больше. Илона на пике, а я хочу с ней, в ней. Нестерпимо. Выскакиваю за дверь – бесшумно – стража не слышит. Срочно надо отдышаться. Подумать. Крепко обо всем подумать. Нет, не о заднице Илоны. Не о ее груди. О том, как она устроится «одна» там, где меня якобы не будет.

Идея у меня есть, и она совершенно отвратительная. Но других выходов я пока не вижу, особенно за то жалкое время, что осталось до моего отъезда к королю.

Я возвращаюсь в спальню. Илона смотрит слегка испуганно. Слишком много я лишнего болтал. Не стоило. Она боится. А мне ножом по нервам ее страх уже. Все сложнее притворяться жестоким с ней, когда хочется только нежить ее и заботиться о ней. Я и позабочусь.

Рассказываю Истинной, что меня надо обогнать. Вырваться на коне вперед и ускакать. Коня хорошего дам и буду делать вид, что не хочу ее победы в этой гонке. Так, чтобы она не заподозрила ничего.

Но она уже не может даже подозревать. После полного работы дня, массажа и тотального расслабления Илона клюет носом и… очаровательна. Бесконечно прекрасна.

Жду не дождусь, чтобы, как прошлой ночью, ее обнять и спать вместе. Наслаждаться ее теплой ласковой беззащитностью. Ее немыслимым доверием, которого по уму нет и быть не может, вот только Истинность не обмануть.

Илона мерно сопит, а мне сон не идет. Завтра я уже один буду спать. Страдать без нее. Сходить с ума от боли. Это ведь жуткое мучение, когда не можешь прижать к себе женщину, которую любишь.

А я сделаю то, от чего совсем гореть заживо начну. И для этого мне нужен Вульфрик. Мой родной племянник, сын моего брата. Тоже Аррингтон. В уже давно написанном завещании я рекомендую королю сделать моим преемником именно Вульфрика, если не успею родить сына. Мы, Аррингтоны, всегда пишем такие письма, да и не только Аррингтоны так делают. Королям недосуг вникать в тонкости клановых отношений оборотней, так что мы облегчаем им жизнь. Пишем всякие имена списком, кого на какую должность предлагаем и почему.

Вульфрику я готов доверить судьбу Илоны.

Не знаю, что он думает обо мне на самом деле, но одним из взрослых Аррингтонов, учивших его премудростям жизни оборотня, был как раз я. И вот то ли потому, что отношения у нас достаточно теплые, то ли потому что Вульфрик для меня все еще немного тот милый малыш, которым я его впервые увидел, я не сильно беспокоюсь о том, что он… сам может увлечься Илоной. Банально как красивой человеческой девушкой. Он… даже жениться на ней сможет открыто.

Естественно, будет дикий шум и ноль довольных этим обстоятельством, а еще Вульфрик перекроет своим будущим детям возможность сделать хоть какую-то карьеру при дворе – за родовитостью там строго следят. Но если Аррингтонам что-то взбредает в голову, мы скорее разобьем ее в попытках достичь цели, чем откажемся от заманчивого плана.

Надеюсь, моя Истинная за Вульфрика замуж не захочет? Хотя за кого-то она выйти должна… так проще всего ее безопасность обеспечить.

Главный вопрос, сможет ли она вообще Вульфрику доверять. Она же меня ненавидит якобы, а мы с ним внешне похожи. Те же темно-каштановые волнистые волосы, но у него покороче, та же довольно смуглая кожа, те же крупные хищноватые черты лица. Похожее телосложение. Кровь не водица, ее не пропьешь. У людей родня и то похожа, а у оборотней почему-то похожа еще больше.

Хм… Кого же мне напоминает Юлиана?

Видимо Вульфрику придется соврать Илоне, что он не полновластный Аррингтон, а какой-нибудь бастард. В общем, Вульфрик мне нужен в замке немедленно все детали обсудить. Живет он сравнительно далеко, но для оборотней все расстояния немножечко другие из-за нашей скорости передвижения.

Зато весточку ему мне надо отправить прямо сейчас. Ситуация экстренная. Нужно, чтобы Вульфрик уже ближайшим вечером Илону где-то устроил.

Во сне она тяжелая, трогательная и очень теплая. Очень нежная. К счастью, она не просыпается, когда я встаю с кровати. Только вздыхает протяжно. Опять мне сердце рвет – мне ведь кажется, будто она бессознательно скучает по тому, что я на миг прекратил ее обнимать.

Весточки у нас естественно магические. Не птицу же в ночь посылать и уж тем более не гонца. Знати любую магию скрыть проще, хотя меня и подбешивает, что мы должны прямо скрывать то, что всем прекрасно известно, и деланно морщиться при упоминании магии, будто это какая-то тухлятина.

* * *

Моя Истинная вот-вот уйдет, а я преступно продрыхну жалкое отведенное судьбой время с ней? Не прощу себе никогда. Потому и сплю от силы полчаса. Регенерация оборотней много лучше человеческой, и спать нам надо в целом меньше.

Лежу, обнимаю Илону, дышу ее дыханием и чувствую себя счастливым, как еще никогда в жизни. И чувство такое, что все проблемы можно решить, лишь бы она рядом была. Предательское чувство. Я сам для Илоны опасность.

Наступает рассвет. Илона спит безмятежно, устала за вчера. Я не велел Хильде щадить ее, чтобы все выглядело натурально, а Хильда и оторвалась на полную. Самое поганое, что Хильду за это не наказать, не вызвав подозрения. Но за какую-то еще провинность немного можно. Подожду, пока Хильда ошибется.

Мое полное счастье длится еще часа два. Сон Илоны меняется, она вот-вот проснется. А я хочу, чтобы она запомнила свое прощальное пробуждение со мной навсегда. Так же, как я сам буду его помнить. Целую ее и ласкаю, как самую дорогую в своей жизни женщину. Самую любимую. Несравненную.

Илона со сна не понимает, что творится. Но не сопротивляется абсолютно, как и раньше мне не сопротивлялась. Стонет и слегка извивается, подставляясь самыми сладкими местами под мои руки. Все сильнее ее люблю.

Не знаю, сколько это продолжается. Теряю счет времени и выпадаю из реальности. Прихожу в себя от легкого толчка в грудь. Такого слабого, будто Илоне самой не нравится, что она вынуждена меня оттолкнуть.

– Иди, Илона, приводи себя в порядок. И запомни: скачи от меня так, будто за тобой гонится все войско твоих самых мрачных кошмаров. Именно так я буду преследовать тебя. Как поймаю, заберу тебя в вечное рабство, – выдаю, пока еще совсем соображение не потерял.

Я обязан «протрезветь», причем немедленно. Юлиана, будь она неладна, настроена серьезно. Раз обо мне заговорили как о короле оборотней, в мой дом обязаны подослать шпионов особенно тщательно проследить за моим поведением. Убедиться, что они на того поставили. Или наоборот во мне разочароваться.

Истинная уже сейчас находится в смертельной опасности, раз я провел с ней больше одной ночи подряд. Эта мысль помогает мне сосредоточиться. Но я все равно пялюсь, как безумный, на то, как Илона собирает свои немудреные подаренные платьюшки. Еще и беспокоится, можно ли их с собой забрать.

Я бы ей весь этот замок отдал и все свои владения, но пока что не имею права на «бы». А мысли уже пьяные: не хочу Илону отпускать, как бы ни сложились обстоятельства. Не хочу выдавать ее замуж. Не хочу жениться по указу короля.

Поднять восстание оборотней что ли в самом деле?

* * *

Вульфрик ответил мне ночью и очень быстро. Проворчал, что я разбудил его. Тоже мне старичок нашелся, брюзга ворчливая. Попросил сообщить, в чем причина моего желания немедленной встречи.

«Женщина и очень аппетитная. Очень коварная», – я схитрил. Впрочем, о «любезном предложении» Юлианы другие Аррингтоны знать обязаны.

«Человечка? Будишь меня из-за человечки, дядя?»

Когда Вульфрик успел стать брюзгой, еще ведь недавно на горшок ходил? Но это для меня так. Времени прошло предостаточно, Вульфрик уже даже не юноша, а молодой мужчина.

По оборотням толком не понять, сколько нам лет, но люди списывают это на наш праздный и богатый образ жизни. Мол, как аристократы мы имеем все возможности хорошо за собой ухаживать.

«А вот и не человечка. Дуй сюда давай. Иначе все веселье пропустишь».

«Красивая и опасная оборотница? Тогда зачем тебе я, дядя? Один не справляешься?»

Мелкий поганец.

«Хочу посмотреть, как справишься ты».

Уверен, что о моем завещании Вульфрик если не знает, то догадывается. Но играть на этом нельзя. Обманутые ожидания – вещь достаточно мерзкая. Наместником короля все же скорее будет мой пока не существующий сын, чем Вульфрик. Хотя… если королем стану я сам, племянник займет особенно высокое положение при моем дворе.

«Сдаюсь. Ты меня заинтриговал. Выдвигаться прямо сейчас или до утра подождет?»

«Рассчитывай быть тут к обеду».

«И она будет?»

«Если тебе повезет», – намекаю на сумасбродный нрав оборотниц.

В любом случае мне выгоднее, чтобы Вульфрик немножечко увлекся Юлианой. Тогда Илону он будет воспринимать чисто как мое задание. Хотелось бы в это верить. Но мне слабо представляется, как моя Истинная может не сводить с ума. Я уже отчаянно и откровенно ревную ее ко всем и каждому.

* * *

Илона странно на меня смотрит. В ее взгляде словно сожаление и… раскаяние. Будто еще миг, и она попросит прощения за то, что на меня покусилась.

Как хорошо, что она это сделала! Иначе мы бы и не встретились лицом к лицу скорее всего. Чудовищная прихоть судьбы и все не то, чем оно кажется…

Илона облизывает губы, слегка кренится в мою сторону, но… берет свою одежду и выходит из комнаты с абсолютно прямой спиной. Не прощается.

Ну и не прощайся, малышка. Ты в любом случае будешь жить неподалеку. Ночи длинные, а расстояния маленькие.

Теперь мне нужно выбрать лошадей и отправиться на Орнейскую пустошь. Подготовить нам место для скачки.

Глава 5. Встреча в пути

ИЛОНА

Вот зачем он опять это говорит? Вроде и дает мне шанс где-то устроиться одной, но я не представляю, как выжить, будучи собой: одинокой неприкаянной девкой. Я так могу стать легкой добычей кого угодно. А дальше мне прямая дорога в бордель. За что боролась, на то и напоролась. Бордель мне и банда бы вскоре обеспечила…

И все же, раз Альрик предлагает, я воспользуюсь шансом и ускачу прочь. Я жить хочу. Я уже столько натерпелась, что теперь буду верить в какую-то лучшую судьбу, хотя и не подозреваю, какой она может быть.

Ну уж всяко получше, чем жизнь подстилки этого страшного колдуна, который уже дважды отправил мое тело в самое пекло. И даже если я привыкну гореть, полностью теряя волю и покоряясь ему, рано или поздно он выпьет меня до дна и сошлет не в теплую сытную кухню, а хлев убирать, например. Или еще к какой-то грязной работе приставит.

Это если я в призрака от его магии не превращусь, что тоже вероятно. Каждый раз пожар, который он во мне устраивает, все сильнее и сильнее. Так мне недолго осталось.

А еще Альрик может банально жениться и продолжить род Аррингтонов. Видимо, он все же довольно молод, раз король еще не вменил это ему в обязанность.

От такой простой и разумной мысли глаза вдруг щиплет, точно в них мыло попало. Я быстро отворачиваюсь от Альрика, который лежит в постели, заложив руки за голову. И посматривает на меня.

Чтобы он чего глупого не заподозрил, интересуюсь:

– Я могу забрать с собой эти платья?

– Можешь. Можешь даже в штаны одеться и шапку свою возьми. Попроси у Хильды заплечный мешок.

Он говорит сухо и глухо, словно в самом деле со мной прощается. Будто я не убить его пришла, а прибежала прямо в его горяченные объятия. Хотя, откровенно говоря, вела я себя по-настоящему ужасно, и нечего прятаться за братов напиток и Альрикову магию. Дерзила, оскорбляла, а он был по-своему терпелив… Очень хорошо, что я все же не убийца.

Выхожу из комнаты, не прощаясь. Всяко я еще увижу Альрика на пустоши.

* * *

Хильда даже не старается скрыть радость, выдавая мне мешок. И штаны с рубахой, отложенные про запас, охотно дарит. Меня так злит змеиная улыбочка этой девки, что я решаю ее стереть:

– Скорее всего, я сюда вернусь. Это хозяин велел мне так странно одеться.