Дом ночного Солнца

© Игорь Альбертович Ярмизин, 2025

ISBN 978-5-0068-2631-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Рассказ, вымышленный он или нет, бросает свет на истину»

Руми

Дом ночного Солнца

В прекрасный летний вечер, к коттеджному району, недавно возведенному на окраине крупного города, подошел Странник. Поношенные джинсы, стоптанные туфли, неказистая рубашка и заплатанная холщовая сумка выдавали в нем человека крайне скудного достатка, а многодневная щетина – к тому же, не слишком склонного следить за собой.

Странник огляделся, сложил на груди руки и стал любоваться недавно построенным небольшим особнячком. Это было двухэтажное строение с аккуратными, слегка вытянутыми по вертикали окнами, многочисленными балкончиками, раскинутыми по периметру второго этажа, и ажурными решеточками на входных дверях. Задумано так было или нет, но благодаря усилиям неизвестного архитектора, дом буквально утопал в свете. Даже стены, казалось, были прозрачны. Странник явно наслаждался увиденной красотой, попутно представляя, как он, превратившись в пчелу, влетает в самую сердцевину этого буйства света. Он мысленно возносил строение высоко в небо, поворачивал его под разными углами, окружал магическим садом и купался в потоках излучения, бьющих со всех сторон. Это было поистине чудесное зрелище.

– Хочешь попасть туда? – вдруг услышал он чей-то голос, который бесцеремонно зазвучал прямо в его мозгу.

– Конечно, – автоматически ответил он, даже не успев удивиться.

– Вот и лети.

Голос еще не стих, как латанная-перелатаная одежда Странника, вместе с его холщовой сумкой, хлопнулись в дорожную пыль, сам он исчез, а на его месте криво повисло в воздухе какое-то насекомое. Взмахнув пару раз крыльями, оно неуклюже плюхнулось на красную розу, росшую поблизости, и, отдышавшись, взглянуло на свое отражение в большой капле воды, оставшейся после недавнего дождя. Увиденное повергло Странника в смятение. Это была даже не пчела, которую он только что представлял, а мотылек. «Что же это получается? Я больше не человек?», – задал он себе вопрос, от которого пришел в ужас. Ему захотелось яростно протестовать, но вокруг никого не было, и даже голос в голове замолк.

Он огляделся и перевел дух. За долгие годы дорога научила его со смирением переносить любые повороты Судьбы, хотя такого кошмара он еще не испытывал. И все же ему ничего не оставалось как последовать совету Голоса. В любом случае, размышлял Странник, к которому постепенно возвращалась способность логически мыслить, выбора у меня нет, а Голос этот, судя по всему, – мужик серьезный, может быть, даже волшебник: эвона как скоренько меня унасекомил! Так, раздумывая о превратностях Судьбы, и не забывая усердно махать крыльями, новоиспеченное насекомое влетело в приоткрытую входную дверь.

Гений места

Вестибюль Дома мгновенно поглотил солнечный день, бушевавший снаружи, и оглушил его своим полумраком. Но постепенно из тьмы начали проступать очертания предметов, и Странник продолжил движение вперед, по пути пробуя различные «летные режимы». Полет ему даже начинал нравиться, да и с превращением все было не так плохо: он не без удовольствия думал, как стремительно теряют актуальность еще вчера казавшиеся неразрешимыми проблемы – мытарства в ночлежках, постоянное безденежье, задержания полицией. К тому же он вспомнил, что рядом с импровизированным зеркалом, в которое он только что смотрелся, была капелька нектара, и она недурно пахла! Значит, вопросы с питанием можно решить. Да и в доме наверняка маленькому мотыльку найдется чем подкрепиться и где переночевать, в отличие от человеческого мира. Эти мысли резко улучшили настроение, и Странник даже подумал, что в такой жизненной перемене определенно есть свои плюсы.

Внезапно сероватая мгла, окружавшая его, сменилась кромешной тьмой, а уютная и комфортная атмосфера вестибюля – сыростью не то какого-то подземелья, не то подвала, не то и вовсе могильного склепа. Вместе с этой переменой пришел страх.

Крайне осторожно, сантиметр за сантиметром Странник начал спускаться внутрь пугающей тьмы. Почти абсолютная тишина прерывалась лишь монотонной капелью, которая здорово действовала на нервы.

Прошло не меньше получаса, прежде чем ему удалось заметить вдалеке отблеск огня. Оказалось, что все это время он продвигался вниз, вдоль винтовой лестницы, и теперь находился в большом подземном помещении. Единственным источником света в нем был маленький факел на стене в самом конце зала. Находившийся рядом внушительных размеров красивый камин с затейливой резьбой и даже небольшими колоннами признаков жизни не подавал.

Справа от него притаились едва различимые в полумраке дубовые бочки, очевидно, с вином и пивом, а рядом с ними торцом к стене стоял длинный, массивный деревянный стол с лавками по обе стороны. Как будто привезенный из средневековой пивной. За широкой, невысокой колонной, подпирающей сводчатый потолок, притаился еще один небольшой столик, поначалу оставшийся не замеченным. На нем стоял изящный металлический подсвечник с тремя новенькими свечами, а рядом – два стула темного дерева, обтянутые ярко-красной обивкой с вырезанным на спинках затейливым узором. Видимо, он предназначался для каких-то ВИП-персон.

Стены подземелья были сложены из довольно грубо обработанного древнего кирпича, по виду, наверное, еще эпохи Крестовых походов, а сводчатый потолок делили на четыре части нервюры, идущие от краев к центру под небольшим углом, что придавало ему красивый и весьма необычный вид.

*** *** ***

Внезапно вновь послышался голос:

– А ты парень не промах: превратиться в насекомое и не моргнуть глазом, да еще найти в этом немало плюсов не всякий сможет. Правильно, всегда сохраняй бодрость духа. Итак, ты хотел войти в царство света, и я тебе помогу. Только начать придется с Бездн Подземных, царства тьмы. Одно без другого не бывает. Нельзя открыть чудеса души, пока не увидишь собственный мрак. Но Тьма – это не только испытание и риск, это первая стадия великой трансформации мира и человека. В алхимии она называется нигредо, первоматерия. Да и в самом Доме мрак Подземелья неотделим от блистающего света высших уровней. В абсолютном измерении, как Единый символ, Дом предстает в виде Ночного Солнца.

«Кто ты?», – воскликнул Странник. Точнее, хотел воскликнуть. Но получилось что-то совсем невразумительное. Какая-то ужасная смесь русского, «мотыльковского» и еще какого-то неведомого и, кажется, тоже нечеловеческого языка.

– Ладно, давай освобожу тебя от части мучений, – усмехнулся Голос. – Будем говорить по-нашему, без слов и звуков. Просто мыслью. Сердцем. Поверь, так гораздо проще, быстрее и правдивее. Сердце ведь не лжет о том, что видело.

– Хорошо. И все-таки, кто ты?

– Древние римляне назвали меня гениус лоци – гений места или демон места. То есть, душа, – по-христиански. Так что, можно также говорить о душе или Духе места. Как угодно. Помню, римляне когда-то жили тут, неподалеку, на побережье Черного моря. Люди из Вечного города были мудры и хорошо знали, кто я такой. В отличие от вас, обитателей бездушных пространств из пластика, стекла и бетона. У них свой гений был не только у места, но даже в каждой корпорации ремесленников; у каждого гения – свои храмы, обряды, жертвоприношения, праздники и т. д. Ну а как еще? Все-таки – божество-покровитель.

Пойми, нет места без духа. Даже без духов. На Земле мы, духи мест, над нами – могущественный и скрытный Дух нашего времени. А над ним – еще более высокий Дух глубин. Это дух последних и простейших вещей. Ему ведомо грядущее. О нем вообще толком ничего не известно, кроме того, что он обитает где-то очень далеко, за высочайшими, мертвенно холодными звездами.

Эти Духи полностью определяют вашу жизнь. Только вы об этом даже не подозреваете, приписывая все происходящее либо обстоятельствам, либо своим желаниям, судьбе, наконец. Но в реальности все это навязано Духом современности. Это его выбор и мнение. Он стоит за каждым вашим действием, мыслью, вздохом. А вы – марионетки.

Это благодаря ему вы превратились в трудящихся животных, утратив цели и смысл, и в ослеплении поете оды «прогрессу» и прочим химерам. Не понимая ни себя, ни эпохи, бродите по истерзанной земле, дыша угаром своих достижений. Смыслом вашего существования стало производство материальных ценностей. При этом вы сами превратились в вещь, а обладание – в смысл жизни.

Вы произвели мегатонны знаний, по большей части абсолютно бессмысленных, вроде диссертаций по описанию нижней челюсти таракана, но утратили самые главные. Что вы знаете о боли, о смерти, о любви? Смерть укрыта загадкой. Остается темной тайна боли. Ничего не умеет любовь.

Ваша связь с предками, а значит, и со своим существом, истончилась до крайности и вот-вот полностью прервется. После этого неизбежная смерть. Может быть, физическая, но скорее всего вы просто продолжите существовать как человекообразные оболочки. А дальше, разве что, Апокалипсис. И не ясно, что хуже – будет ли это обещанный огненный Армагеддон или ныне текущее благостное гниение в теплой болотной слизи с утратой всего человечного в человеке и полным забвением того, что вы когда-то были мыслящими существами. Я хочу удержать вас от падения в бездну. И не только здесь, на своей территории, но и в других местах. Вот еще почему мой выбор пал на тебя, Странника. Так что, скажу прямо, мы готовим бунт против Духа времени. Ты с нами?

(Тут редактор, будучи добропорядочным человеком, от слова бунт, да еще против Духа нашего времени, поперхнулся, пришел в ужас и моментально отказался от своей работы. Замены ему так и не нашлось, поэтому текст оставлен без изменений, как он был написан Странником, от первого лица).

– Конечно, все, что в моих силах. Я сам давно против него бунтую, хотя и не знал о существовании такого Духа. Как и о тебе, и о Духе глубин. У вас там, оказывается, целая иерархия, – не без иронии заметил я.

– Запомни, – на полном серьезе продолжал гениус, – и потом расскажи другим все, что здесь увидишь. Но сначала попытайся понять тени прошлого. Тогда увидишь глубину нынешней бездны и ужаснешься.

А было здесь когда-то все по-другому: другие дома, другие люди. Даже души нынешних жильцов обитали в совсем других телах и в совсем других местах. Их наполняли иные символы, они по-другому думали, любили, верили. И все эти люди, миры, символы на невидимом, тонком уровне присутствуют здесь и сейчас в этом доме. Это и есть подлинная реальность, которую вы со всей своей наукой не постигните никогда. А главная реальность этого места – я, его гений. Уже много тысяч лет.

В этом доме ты увидишь то, что раньше было доступно многим, а сегодня – лишь избранным. Увидишь иные миры, и иные измерения, которые сосуществуют с вашим и которые, если откроются, могут стать Путем к душе.

– Хорошо. Но сначала давай разберемся: ты – гений. Допустим. А кто я? Кто я сейчас?

– Сейчас ты мотылек. Ты же хотел вознестись к свету, так ты и стал насекомым, стремящемуся к нему. Итак, ты – мотылек, Странник. Я – Дух. А Дом – это пространство, в котором сосуществуют различные миры и которое выступает их хранителем, точкой сбора, даря людям возможность совсем иной жизни, в гармонии Божественной и человеческой природы.

– Но я слышал, что жизнь мотылька очень скоротечна. Я же ничего не успею.

– Не беспокойся. Здесь я всем распоряжаюсь, и ты точно не умрешь от старости.

– Но почему я? Нет, я конечно рад поучаствовать в бунте против уродского Духа современности, даже если у нас ничего не выйдет. Но отчего выбор пал именно на меня? Ведь я далеко не самый «правильный», хороший, во мне столько всего намешано.

– Рабу добродетели столь же недоступен Путь, как и рабу пороков. Я давно ждал кого-то вроде тебя, кто ищет невидимое, сущность вещей; изгнанника, бунтующего и проклятого Духом своего времени. Ты поднялся над тривиальностью жизни, в которой тонет большинство людей. Ты много странствовал, искал путь к своей душе среди светов, хотя омраченное общее мнение полагало подобные поиски занятием для полоумных фриков. Ты понял всю бескрайность алхимии и других великих учений прошлого, всю ограниченность вашей науки и убожество эпохи. Ты оставил службу, карьеру, многим пожертвовал, ушел в Никуда, в странствие, в закат. Потому и попал в избранные. Теперь тебе предстоит пройти Путь, для начала опустившись в Подземелье, на нижние этажи Бытия. Но не расстраивайся, они ничуть не менее важны, нежели высшие уровни. А кроме того там ты сможешь встретиться с любым обитателем мира теней!

Духи подземелья

После мысленного, но от того не менее напряженного диалога с Духом, так про себя Странник окрестил гениуса лоци, он снова вернулся к реальности подземелья. К тому времени она сильно изменилась, и от его одиночества не осталось и следа: ранее пустовавший длинный стол теперь был полностью занят то ли людьми, то ли духами. Они оживленно беседовали, жестикулировали, пили пиво из больших глиняных и оловянных кружек с крышечками, что-то ели из тарелок, размером с блюдо средних размеров. По центру стола стояли в ряд начищенные пузатые кувшины украшенные сценами охоты и войны. Впрочем гости (или хозяева) заведения простаивать им не давали. Некоторые даже закурили, и к потолку потянулись тонкие струйки и клубы дыма.

– Странно все это, – подумал одинокий мотылек, наблюдая за происходящим из своего потаенного укрытия в щербатом кирпиче, – ну зачем духам наша еда, столовые приборы, почему даже тени по-прежнему курят, и о чем они все говорят? Хотя, надо признать, выглядят эти «господа» весьма реалистично. А может они вообще иногда оживают?

На эти вопросы у мотылька не было ответа, как вдруг его маленькую голову буквально обожгла мысль: «Он же сказал, что я могу встретиться с любым обитателем мира теней, а значит, с любым человеком из своей жизни, а потом и из мировой истории!». От такой перспективы захватило дух, и почти сразу же перед его внутренним взором возник образ из далекого прошлого, который уже много лет не давал ему покоя. Безуспешно пытаясь справиться с дрожью, ознобом, жаром, бешеным биением сердца и другими признаками душевного и физического нездоровья, он случайно бросил взгляд на дальний, темный и ранее пустовавший угол под грубой сводчатой аркой, и с изумлением обнаружил в нем свою собственную кухню середины 90-х. В ней все было по-прежнему: красные клеенчатые обои «под кирпич», большая медвежья шкура на стене, угловой диван, складывающийся стол на вечно отваливавшейся ножке-подпорке, холодильник «Саратов» и маленькие оконца в деревянной раме 50-х годов. Когда в последний раз он видел свое жилище, а с ним комфорт домашней жизни? От нахлынувшей ностальгии по ушедшему времени сладко заныло сердце. Он вспомнил друзей, молодость, веселье, и конечно же, Ее. Боже, как давно это было, наверное, тысячу лет назад и, кажется, не со мной.

– Все это, наверное, голограмма, только уж очень реальная, – подумал я, заняв свое привычное место на кухонном диванчике «углом». – В воздухе явственно ощущался аромат блюд, стоявших на столе. За окном курлыкали горлицы, слышался длинный гудок проезжавшего поезда и шипение стравливаемого пара в компрессорах масложиркомбината. Обычные звуки, сопровождавшие жизнь в том районе.

Видимо, догадался я, весь этот антураж предназначается для того, чтобы не просто вспомнить, но и полностью воссоздать атмосферу любого события, – почувствовать его вкус, запах, звуки. Справедливость этой мысли подчеркивало и то, что пирующие, а с ними и все подземелье куда-то исчезли.

Я остался один, превратившись в продвинутую голограмму, заодно помолодев лет на 30. Еще не успев осмотреться и привыкнуть к своему новому-старому облику, как послышался до боли знакомый грохот открывающейся в общем коридоре двери и скрип прогибающихся половиц, оттенявший поступь шагов. Раз, два, три… сердце сжалось в сладостном предвкушении, с шумом распахнулась входная дверь и в квартиру совершенно беззаботно, в облаке морозной свежести, впорхнула долгожданная. Она. Та самая Юлия.

Благоговейная тишина «обители духа» моментально взорвалась феерией жизни, я же безотрывно смотрел в ее большие голубые глаза, в глубине которых то и дело пробегала лукавая искорка, а лицо озаряла насмешливая улыбка, отчего она на мгновение становилась похожей на чертовку. Да, это чертик через 30 лет выпрыгнул из своей табакерки.

Все так же не отрывая взгляда, я машинально потянулся к копне ее золотистых волос, и тут же отдернул руку, словно обжегшись. Это вызвало очередной приступ веселья: «испугался, ха-ха… книжек начитался… у нас тут свой прогресс»… Разумеется, я моментально повторил попытку и исправил свою оплошность. Да, ее роскошные волосы были прежние, настоящие… ну или как настоящие.

Мы сели за стол и начали беседу, которая уже много лет не покидала моей памяти. Я плыл по ее извивам, смакуя каждую минуту, каждое слово, опасаясь лишь, что тихое счастье накроет меня с головой, и самого важного так и не успею сказать… Насладившись беседой еще минут пять, я попросил прервать «римейк» и «просто поговорить». Моментально кухня и вся до боли родная обстановка исчезли, а мы очутились за небольшим столиком со свечами, тем самым «виповским».

Я так много хотел ей сказать, что… просто молчал и смотрел в глаза, растворяясь в них без остатка, как когда-то. Будто и не промелькнула жизнь со всем ее цинизмом, холодной расчетливостью и прочей «прагматикой». Вмиг вернулась беззащитность открытого сердца, отрешенного от мирской суеты, забот и переполненного безмерным счастьем. Опять пропало чувство времени. Сколько его прошло – Бог весть. Тоска души, кажется, могла продолжаться до скончания времен, как вдруг в нее грубо вторгся мир сей: свечи в подсвечнике, стоявшем на столике между нами, неожиданно вспыхнули, разогнав полумрак и заставив меня вздрогнуть и отпрянуть.

– Есть такие особенности местного освещения, – засмеялась Юля, заметив мое замешательство. – Так что ты все-таки хотел мне сказать?

– Да, конечно, – я постарался встряхнуться, покинуть нирвану души и перейти, наконец, к содержательной части разговора. – Я бы хотел немного побеседовать о прошлом. О тебе и мне. При жизни я часто стеснялся говорить от сердца, боясь быть неправильно понятыми, показаться слабым. Ибо чувствовал себя беззащитным в своей искренности. Но теперь давай поговорим начистоту. Будем самими собой хотя бы среди теней, раз уж в мире людей смелости не хватило. Поговорим о том, что в самой глубине, там, где чувства двоятся, а мысли замирают, словно над пропастью.

Но сначала дай мне руку, душа моя. Как долго длилась разлука! Все так изменилось. Как же я нашел тебя? И сколь странным, долгим и запутанным был Путь, которым звезды вели меня к тебе? Иногда в прямом смысле слова. Ведь та наша последняя встреча 30 лет назад, ее и сейчас можно увидеть со звезды, удаленной на 30 световых лет. И я смотрю на далекое светило в ночном небе, а оно смотрит на меня образами тех вечеров. И каждый год наше прошлое не исчезает, но поднимается все выше и выше, от одной звезды к другой.

Давай вместе вспомним, что было, и подумаем, что еще может быть. Помню, как моя судьба изменилась за то ничтожное, по меркам календаря, время, когда мы встречались! Как много нового я узнал о жизни! Каким увидел райский мир, в который ты меня привела. Там был ливень счастья, и все же многое выглядело так странно, гротескно, даже пугающе. Прямо как на картинах Босха. Там был фонтан жизни, источник радости, и это была ты. А вокруг кипела и бурлила, переливаясь и блистая, жизнь во всем ее многообразии.

Ты не просто стала частью моей души, но вытеснила из нее все, – родных, друзей, желания, ценности вроде карьеры, денег, славы; мир, наконец. Вскоре та же участь постигла и меня. Я исчез, превратившись в пустышку, которая вскоре рассыпалась в пыль. Воля, память, Эго – все растворилось в Тебе. И было в том несказанное блаженство.

А потом случилось то, чего я боялся больше всего на свете: ты ушла, прихватив с собою весь мир. Целиком. Все потеряло смысл и рухнуло в пустоту. Теперь на месте праздника жизни зияла огромная черная дыра. В нее ухнули родные и друзья, себя я вообще не мог найти… Нет, вообще-то «объективно» все было как обычно, но, как выяснилось опытным путем, «объективность» – это фикция, ее нет: если пропадает смысл, исчезает любовь, то и люди, и вещи превращаются в какой-то бесконечный хоровод призраков, картонные муляжи, которых то засасывает, то выплевывает черная Бездна. Отныне в моей жизни и моем мире правила некая могущественная сила, поднявшаяся из темных, хтонических глубин и обрушившаяся на меня, подобно цунами.

– Да-а-а… задумчиво протянула, перебив меня Юля, – и процитировала:

Если, кроме Возлюбленного, ты видишь что-то еще,

То это не любовь, а позор.

Любовь – это пламя, которое, когда оно разгорается,

Сжигает все, кроме Возлюбленного.

…был такой суфий – Руми. Люблю его. Хотя мне казалось, что так бывает лишь у гениев, поэтов и святых. Но ты продолжай.

– …Я был как потерпевший кораблекрушение в бескрайнем море, игрушка для могучих волн. Падение в бесконечное Ничто. Бессонные ночи, полузабытье коротких тревожных снов, провалы в Небытие, – мутную пелену, застилавшую все. Сердце разрывалось, голова раскалывалась. Исчезло время, минута стала неотличима от часа, а пространство приобрело причудливые формы. Бывало, в пасторальной тиши предрассветного утра на меня то начинал стремительно валиться потолок, то вдруг сдвигались стены. А как душила пустота и одиночество!

Ампутация части выгоревшей души была долгой и мучительной. Но настоятельно необходимой, как тяжелая операция. Ибо альтернативой было болезненное умирание, сумасшествие или самоубийство, – простые решения по сравнению с жизнью. Поэтому я и выбрал жизнь. Хотя поначалу мечтал о смерти от руки Возлюбленной. Поистине сладчайшей смерти. Я ее представлял в мельчайших подробностях. Каждую ночь. Правда, как обратиться с такой просьбой, так и не придумал. Поэтому продолжил жить.

– Н-да, – опять прервала меня Юлия, – и опять суфии. На этот раз аль Халадж:

Убейте меня, мои верные друзья,

Ибо в убиении себя – моя жизнь.

Любить – значит предстать перед Возлюбленным.

– Откуда ты это знаешь? – вырвалось у меня.

– Видишь ли, – усмехнулась Она, – у духов совсем другой уровень понимания и знаний. Почти бесконечный. И да, еще раз, я люблю поэзию суфиев. А ты что-то подозрительно похож на них, – то ли реинкарнация, то ли источник один…

– Парадокс, но спустя много лет неожиданно выяснилось, что именно долгое и тяжелое «перемалывание» тебя душой позволило сохранить твой образ живым. Целиком и полностью. Сохранить сакральность тех мест, где когда-то мы были вдвоем. Их опекает мой знакомый местный гениус лоци. И теперь, каждый раз проходя или проезжая мимо, я непременно вспоминаю события тех дней, так дни эти длятся уже десятки лет без малейшей утраты реальности.

– Да ты, похоже, и жрец, и жертва…

– Жрец чего?

– Моего культа. Чего же еще.

– Может быть, жрец, приносящий себя в жертву? Во всяком случае, сам себе и священник, и монастырь и отшельник, и пустыня. Возлюбленная, говоришь, стала объектом поклонения? Ну а что в этом удивительного, если она Божественная? Ну и пусть странная, но сладкая мысль: быть и гостем, и блюдом на столе. В этом есть что-то от Христа, его жизни и жертвенной смерти.

А я бы нас с тобой сравнил знаешь с кем? Ни в жизнь не догадаешься… С Помпеями. Помнишь, тот город, который в одно мгновение был уничтожен извержением Везувия. Он ведь именно поэтому сохранился лучше всех античных городов. В нем живет дух древности, не измененный позднейшей застройкой, сохранилась даже деревянная мебель. Такого больше нигде нет. Так и у меня благодаря катастрофе остались живы чувства и ощущения как своей души, так и посторонних, неземных, может божественных, может, дьявольских сил. А мы с тобой так переплелись, что я уже давно не знаю, где ты, а где я в каждой мысли, чувстве, поступке.

И я по-прежнему возвращаюсь к тому времени как к чистоте истока, в котором черпаю силы, и та наша с тобой последняя ночь продолжается уже много лет. И также непонятно, да и неважно Рай это был или Ад? Что важнее? За что мне тебя благодарить в первую очередь? Но в любом случае Раю я благодарен не только за бесценные мгновенья чистого счастья, но и за то, что этот невероятный опыт дал мне возможность жить в Аду, который мы все дружно строим, и не становиться его частью. Когда-то я встал между Небом и Землей и так отвечал дьявольским силам, вовлекавшим меня в круговерть современной цивилизации, туда, где вращаются миллиарды тел: «Я видел Рай, я знаю, что такое подлинно человеческая жизнь, и никакими посулами или угрозами вы меня не заставите стать частью вашего дьявольского эксперимента по построению филиала Ада, Богом проклятых обществ и государств».

И тогда я стал Странником. Я начал странствовать, взойдя к своему одиночеству. Меня по-прежнему мало что привязывало к этому миру. Даже сидя на месте, сердцем я был всегда в пути. Но не в комфорте современных путешествий между отелями и аэропортами, а с котомкой за спиной, на попутках, без цели, в пыли дорог, иногда нанимаясь на временную работу. Вот и сейчас я лишь случайно оказался здесь, у этого загадочного Дома, с которым мы летали в бездонном голубом Небе, окруженные со всех сторон светом. Что не ускользнуло от проницательного взора местного гениуса лоци. С чего все и началось. И так счастливо продолжилось нашей встречей.

– Это могло произойти где угодно, – заметила Она. – Мы, духи, не привязаны к конкретному месту, и ваша иллюзия пространства для нас не существует.

– Парадокс, но если бы ты той зимней ночью вернулась, мы бы начали жить вместе, а я стал счастливейшим человеком на земле. Но такое счастье недолго, его очень быстро уничтожила бы обычная бытовуха и мелочные ссоры. У меня же вышло по-другому: после удара молнии и вселенского пожара последовали долгие годы непрерывных, напряженнейших размышлений о тебе и о себе, на разрыв сердца, со всем неистовством любви, в страстном диалоге душ. И так вышло, что слабенькое, молодое и неопытное счастье выдержало все испытания, прошло по мосту, тонкому как волос и острому, словно бритва, над огненной бездной. Нежнейшая часть души закалилась как сталь, упала в ужасные пропасти и вознеслась оттуда в небесную высь…

– Как это чертовски верно. Счастье – это то, что ты создаешь сам, а не то, что к тебе приходит. К сожалению, я это осознала только среди теней.

– Это точно. Все-таки как много в вас, мертвых, в духах любви к жизни, понимания ее, стремления к ней. И как потрясающе мало того же в живущих. В них, напротив, бесконечная любовь к мертвому, – машинам, украшениям, одежде и подобным вещам. Но люди созданы для того, чтобы их любили, а вещи – для того, чтобы ими пользовались. Мир впал в ничтожество потому, что все наоборот! Мне даже показалось, что вся тоска по живому осталась в вас, не живых.

– Ты заметил? Мы здесь тоже нередко обсуждаем этот парадокс. Помню, когда я впервые осознала его, то не смогла удержаться от восклицания: «Как беден и пустынен мир, который я только что покинула! Куда делся Бог? Что случилось?». И тогда там, где когда-то билось мое маленькое женское сердце поселилась великая тоска.

– Итак, – продолжил я, – ты стала моей драмой, моей священной раной. Рана кровоточила, заставляя сердце извиваться от боли, и не могла быть излечена. Она была развилкой: или через нее обреталось Знание сердца, которое не найти ни у учителей, ни в книгах; или полностью терялся людской облик, вплоть до растворения в Ничто и сумасшествия.

– Все знают, – промолвила, опять прервав меня Юлия, – что Бог есть любовь. Но мало кто осознает, что любовь отбрасывает тень и может быть ужасна. О ее темной стороне не поют песни и не слагают стихи, может быть, просто потому, что сама любовь почти не встречается, а этим словом называют обычный попсово-ванильный суррогат. Конечно, люди считают себя существами, исполненными любви, но в действительности – ее боятся. Только неосознанно. Ну, так у них вся жизнь проходит неосознанно. А боятся потому, что любовь – это утрата Я, Эго. Но Ум не желает утрачиваться, терять себя, а потому принимает вызов и начинает борьбу с любовью. В литературе это вечный сюжет. Влюбленные постоянно враждуют по любому поводу.

– …И все же все прошедшие годы я был тебе бесконечно благодарен. Ты – единственная в моей жизни, с кем я хотел иметь общих детей, ты – моя звезда, одна из двух людей, оказавших на меня наибольшее влияние на жизненном пути. Но второй человек это делал на протяжении десятков лет, а ты умудрилась за полтора месяца. Ты – великая женщина.

– Хм, спасибо, конечно, – смущенно протянула Юля. – Даже не представляешь, как здорово, что у тебя хватило сил в пик кризиса не делать последний фатальный шаг. Для тебя, ну, тут более-менее понятно. И на том свете, и на этом. А для меня… Тут вот какая история. Знала я одну женщину, кстати, довольно приличную. Здесь, у нас, среди теней. И вдруг она превратилась в странный гибрид – полурозу-полугадюку. Теневой бомонд был в шоке, весь

Подземный мир взбудоражен: слухи, сплетни, скандалы. Знаешь, тутошняя жизнь вообще небогата на события, как, кстати, и на Небесах. Поэтому такой ажиотаж.

В итоге оказалось, что у нее была любовь, потом она разорвала отношения, он много лет уговаривал ее, ничего не помогало, она жила с другим, потом умерла, а вскоре бывший любимый покончил с собой. Т.е. она стала причиной несчастья другого человека на любовной почве. И теперь внешний вид этой дамы выражает ее характер в двух ипостасях, – любящей и зловещей. Ну и как ей жить, пусть даже в царстве теней? От нее же все бегут, как черт от ладана, и никому нет дела до ее любящей части. Гадюка, и все.

А что касается нас с тобой… Мы здесь, в Подземелье, говорим прямо и честно, это не лживый человеческий мир. Поэтому и я юлить не буду (тут Юля улыбнулась неожиданно подвернувшемуся каламбуру). Я ничего подобного и близко, на сотую часть к тебе не испытывала. Увы, даже представление о подлинных чувствах я получила лишь после смерти. Здесь вообще все становится понятно очень быстро, и за мгновение можно прожить целую жизнь. Впрочем, и в вашем мире такое случается. Когда я сюда попала, то все мои чувства резко обострились, наступило время раскаяния. Я страдала, лила слезы, осознав, как глупо растратила драгоценный дар жизни. Но теперь я знаю, что сама того не ведая, смогла сыграть такую роль в твоей судьбе. Значит, мое существование было небесполезно. Может, поэтому меня не услали куда-нибудь поглубже? А сейчас я удаляюсь думать и плакать, слезами сердца смывать свои грехи. Подумать только, ты смог так любить, а я, женщина, за всю жизнь – нет. Как бы я хотела быть на твоем месте, также мучиться, страдать и носить в сердце возлюбленного. Я вымолю и выплачу все свои грехи, и знаю, мы обязательно соединимся. Может быть, в следующей жизни, а может здесь, в царстве теней, вдруг тебе тоже не повезет.

– Да лучше быть в Аду с тобою, чем в Раю без тебя, – почти крикнул я и, внезапно успокоившись, закончил. – Ты придаешь жизни смысл и радость. Ну и тьму, конечно, они всегда идут рядом.

– Ты будешь моим, а я – твоей! – протянув свою руку к моей, с легкой улыбкой и печалью в глазах добавила Она. – Нам Судьба предначертала быть вместе. Теперь у меня появилось главное – надежда, а с ней – желание жить и ждать. Тебя. Ты только Верь. До встречи, моя любовь.

– Юля! – я рванулся к своему счастью, но как и 30 лет назад, оно растаяло, на сей раз превратившись в сноп разноцветных искр, похожих на снежинки, и окутавших наш столик морозной свежестью. – Господи, подумал я, она даже сейчас умудрилась меня одарить. На этот раз самым роскошным подарком на свете. Надеждой на будущее после жизни. Ужас Небытия сменила затаенная радость и предвкушение встречи. Кажется, благодаря Ей я одолел страх смерти и наконец стал свободным.

Это было больше, чем могло вместить мое сознание. Оглушенный, я сидел, неподвижно глядя в одну точку и ничего не замечая вокруг. Ее слова прозвучали как откровение. Она будет ждать. Так что, выходит, любовь может продолжаться и после смерти? Получается, она сильнее смерти? Связана с Судьбой, Роком, который выше Богов? Неясное томление сердца, уже предвкушавшего будущую встречу с другим сердцем, таким любимым, таким безнадежно желанным, подтверждало эти догадки и вселяло надежду. Но ведь последнее, о чем она сказала, – это тоже благодарность за подаренную надежду. Там, в царстве теней. То есть Любовь не только сильнее смерти, но она еще и порождает Надежду и даже, возможно, Веру. По крайней мере, к ней в своих последних словах меня призвала Юля.

Мысли, носившиеся в голове, постепенно слились в единый вихрь, а потом и вовсе пропали, все мое существо сжалось до одного маленького и в то же время бесконечного чувства, по щекам текли слезы, которых я не замечал, да и «я» просто исчезло.

– Может, еще с кем-нибудь поговорить хочешь? – неожиданно раздался уже знакомый мне голос.

– Да, уважаемый гениус лоци, – выдержав длинную паузу и с трудом придя себя, ответил я. – В последнее время так много близких переселилось в это царство теней, что, раз уж я здесь, хотелось бы узнать у кого-нибудь о великой тайне – тайне смерти.

– Для нас нет ничего невозможного, – ответствовал мой собеседник. – Встречай.

Я обернулся. За столиком совершенно невозмутимо сидел старец с ясными, смотрящими прямо в душу, по-детски чистыми глазами. По внешнему виду он напоминал буддийского Мастера, и казалось, пребывал на этом месте целую вечность.

– Скажите, Мастер, что меня ждет после смерти? – порывисто, едва поздоровавшись, спросил я.

– Да ничего особенного, – все так же безмятежно ответил он. – Ничего такого, что бы не было при жизни. Разве для тебя новость узнать, что спасение обретается только на Земле? Что для этого и дается жизнь. Ну а если ты прожил ее, презрев замысел Божий, ни разу даже не подумав о нем, рассчитывать на чью-то помощь после смерти нелепо. Вы же ничего не делаете для подготовки к этому переходу, да еще и предаетесь порокам. Еще раз для непонятливых. Вы не готовы к собственной смерти, а значит, будете просто раздавлены ей. Вот почему этот переход для вас смертельно опасен. Но вы старательно избегаете даже мысли о смерти, корчите из себя индивидов и живете в невротическом сказочном мире, не более реальном, чем кролик с часами из «Алисы в стране чудес».

А смерть безжалостна, она разрушит ваш иллюзорный мирок, и только тогда реальность насильно раскроет вам правду о себе. В этот момент вы встретитесь со страшным существом. Как думаешь, кто это? Черт, демон, может, сам Дьявол? Нет, это вы сами, но без всяких статусов и прочих «украшений», ваша подлинная сущность. Вы ничего не сделали, чтобы встретиться с самим собой при жизни, вот почему эта встреча после смерти будет самой драматичной. Ведь вы привыкли все негативное проецировать на других, на внешний мир, а оказывается, зло всю жизнь было в вас самих. И подлинные вы предъявите счет, после чего жестоко отомстите себе нынешним, т. е. неподлинным. За то, что разорвали союз с душой, разменяли ее как миллион по рублю, презрели свое божественное Я, горний свет, с презрением отвернулись от светового вожатого. Так что вы и станете теми чертями и сковородками, которые люди придумали для иллюстрации загробных мучений. В Аду ведь огня не держат, каждый приходит со своим… А миру до вас дела нет. Поверь, Вселенная даже не моргнет, когда вы умрете.

– Что же делать мне, простому человеку?

– Хочешь, чтобы я пересказал тебе содержание целых библиотек, где собрана вся мудрость человечества? – усмехнулся Мастер. – Да и это не поможет. Нужен проводник – тот, кто передаст живое учение, идущее еще с тех пор, когда на Землю спускались Боги, а на ней жили пророки и святые. Убожество вашего времени в том, что проводников меньше, чем звезд в полдень, да они никому и не нужны. Тебе, можно сказать, исключительно повезло, и такой проводник, хоть и временно, есть – это гениус лоци. А теперь представь, много ли ты без него бы понял, побывав в этом доме? Ну, послонялся бы между гостиной и туалетом, попил пива на веранде, еще несколько часов разговоров, пустых, как твой кошелек. Все. А теперь сравни пребывание в доме с гениусом и без него, и пойми разницу между обычной жизнью и поиском Пути с наставником, проводником.

Мне показалось, что Мастер насмехается надо мной, не только понимая, но и демонстрируя всем мою ничтожность. Обиднее всего было сознавать, что он прав, и я себя чувствовал по сравнению с ним или гениусом даже не мотыльком, а какой-то инфузорией. И все-таки, подавив самолюбие, со всей смиренностью, на какую только способен, я задал Мастеру последний вопрос:

– Тогда как хотя бы понять, чем стоит заниматься в жизни, а чем нет?

– Единственный критерий – это смерть. Мастер опять стал серьезен. – Лишь то, что не заберет смерть, есть реальное сокровище. Что бы ты ни имел, всегда подумай, отнимет это смерть или нет. Вот важнейшее мерило. И тебе лучше умереть для вещей, которые она отнимет. Прямо сейчас. Только то, что над чем она не властна, – это сила, остальное – бессилие, что опровергает – опровергнуто, что доказывает – доказано. Что могущественнее смерти – реальность. Реальное не может умереть, нереальное умирает тысячами способов. Учись умирать, только так ты научишься жить, и возможно, даже преодолеешь наиболее серьёзный недостаток своей эпохи – отсутствие любви.

Если будешь избегать первобытный, животный страх смерти, прячась от него, то умрешь в ужасе. Только преодолев его ты выйдешь из состояния дикости и варварства, а вовсе не через покупку нового гаджета или автомобиля.

Мастер исчез, а я опять сидел словно оглушенный. Ведь этот святой человек только что косвенно подтвердил мою догадку: любовь – подлинная Реальность, она могущественнее смерти, ведь она не умирает, продолжаясь в любых мирах, даже в царстве теней, может быть, даже в Аду.

На пути к свету

Мастер исчез, хотя из сознания никак не уходили его последние слова. Я вновь превратился в мотылька. Нужно было лететь дальше, отрешась от лавины мыслей и эмоций. Чтобы хоть как-то проветрить голову я напоследок решил совершить «круг почета» по Подземелью и обнаружил в нем разительные перемены. Мрак развеялся, а вечер перестал быть томным. Оказалось, духи тоже могут веселиться. Надо отдать им должное, пировали они вовсю. Кого тут только не было! Знатные люди в расшитых камзолах, какие-то крестьяне и ремесленники с приплюснутыми носами и ручищами, похожими на лопаты, дама с лорнетом в роскошном платье, пират, постоянно сыпавший отборными ругательствами, и даже весьма странная лимонная собака, принимавшая активное участие в пиршестве.

Постепенно контингент менялся: кто-то уходил, другие приходили. От могильной сырости, которая вначале привела меня в ужас, не осталось и следа. Камин пылал, а с ним свечи и факелы, так что подземелье окрасилось всполохами огня и выглядело весьма уютно. Прибавьте к этому хмельные напитки, текущие рекой, бурное веселье, постоянно норовящее выйти из берегов, и не будет удивительно, что мрачная «Таверна теней» выглядела, как в последний день карнавала. Сглотнув слюну и подавив горячее желание присоединиться (увы, но маленькому мотыльку было небезопасно на этом «празднике жизни»), я поспешил наверх. Но едва успел достичь заветного коридора, как в голове зазвучал голос доброго духа, гениуса лоци:

– Ты оставил позади подземный мир. Но не думай, что он ограничивается «таверной». В коридоре, возле тайного входа, темными ночами, когда на улице льет ливень, сверкают молнии и грохочет гром, врата раскрываются, мир теней выходит из подземелья и объединяется с нашим. Поднимается ураганный ветер, прорываются все запруды, камни обращаются в змей, а все живое замирает. Обычный коридор становится бескрайним полем, по которому бродят привидения и демоны, а время от времени, к ужасу людскому, появляются всадники Апокалипсиса. Может быть, это разведчики, ищущие слабые места для будущего вторжения, а может, они уже давно хозяева этого мира, просто никто не заметил.

– Хм, странно, что тут у вас творится? А почему в нашем, обычном мире такого нет?

– Почему к вам не приходят привидения? – переспросил Дух. – То есть почему в мир живых не приходят мёртвые? Но ведь это возможно лишь тогда, когда есть живые. Поскольку в вашем мире все живые – мертвы, то и мёртвым в нем делать нечего. Реальность Дома, которая тебе кажется волшебной и фантастической, – это и есть подлинная жизнь. И она очень интересует призраков и духов, ты же сам недавно об этом говорил. Вот почему их можно здесь встретить.

Но ты не бойся, не все так мрачно. Нередко ночами здесь же можно увидеть огромное ромашковое или маковое поле, а на нем, вдалеке, свою любимую; в лесу встретиться со сказочной красавицей – Белоснежкой. Неделю назад, помню, она собирала подснежники вместе со своей подругой и прототипом – прекрасной маркграфиней Утой из немецкого Мейсена, жившей тысячу лет назад. А можно увидеть нечто совсем интересное, – жизнь дальних предков нынешних жильцов. Это может быть шевалье из 18 века, венецианский купец, рыцарь-крестоносец, бухарский эмир, средневековый крестьянин, красавица-куртизанка, самурай, египетский жрец, китайский император или даже ангел, – предки по «духовной линии»; суть этого дома.

А «пятачок» перед потайной дверью в Подземелье, который развертывается в необозримые дали, – это и физическая реальность, и тайное пространство твоей души. Если ты готов отказаться от своих предрассудков, встретиться без страха с любым странником в этой загадочной стране, даже с всадниками Апокалипсиса, которые скачут одновременно и в своем мире, и в темных подземельях твоего сердца, значит мир теней стал «твоим». А это первая стадия на пути трансформации человека, «Великого Делания», нигредо алхимиков, о котором я уже говорил. Интеграция бессознательного, собственной тени, сказали бы психоаналитики.

Сам же дом мы называем Олимпом. В буквальном переводе – сияющий дом. Он дал приют богам, а они превратили его в свою обитель, в золотой храм. Только не понимай это грубо материально. Я говорю о том измерении, где обитают Боги, сущности, души.

Известно, что с одной стороны человек – пантеон, с другой – зверинец. Со зверинцем у вас проблем нет, вернуть бы пантеон, вывести его из Тени. Этот Дом состоит из множества частей, каждая из которых выходит в свое измерение и раскрывается в бескрайний мир. Неслышно он ведет своих обитателей по тысяче и одной дорожке путем Спасения к Свету. Раз за разом он открывает для них Путь и не обижается, когда его усилия и любовь остаются незамеченными, а люди предпочитают играть в свои придуманные, бессмысленные, невротические игры, словно малые дети на лужайке!… А теперь поворачивай направо и лети вперед.

Мрачные ночи Дома, бывает, освящают такие ведьмочки

Я послушно сделал, как было велено и направился к окну из разноцветных стекол в самом конце длинного коридора.

– Это не окно, как, должно быть, тебе показалось. И не просто витраж. – будто бы прочел мои мысли гениус. (А может, так и было, кто его знает?). —

Это Роза мира, аналог Розы из готических соборов. Она существует в пространстве подлинной реальности, которая не видна простым смертным. Это измерение для духов, ангелов и немногих избранных людей. Для тебя сделали исключение.

Заметь, Роза расположена в восточном торце здания, и ты идешь (или летишь) с запада на восток. То есть от захода Солнца, символизирующего крестную смерть и воскресение Христа, а также будущий Апокалипсис к небесному Иерусалиму. Иными словами, через тьму восходишь к свету.

Роза – один из древнейших символов божественной красоты и гармонии мироздания, вечно вращающаяся, сияющая, сосредоточенная на Боге Вселенная. Части круга – это множество миров, исходящих из одного центра и создающих идеальную форму.

Розу можно воспринимать по-разному, в зависимости от уровня понимания. На одном из самых глубоких, тайных она описывается как стадии алхимического Великого Делания. Ее круглая форма говорит о цикличности, изменчивости мира. Неизменен лишь его центр, от которого зависит все. Как известно еще со времен Платона, здесь, в центре мира, откуда можно увидеть одновременно все существующее, в своей царственной обители, Зевс держит совет с богами относительно судеб мира. В Розе можно видеть движение материи и её трансформацию под действием тайного огня философского камня.

В лаборатории Великого Делания

Тут пространство, окружавшее меня, подернулось какой-то рябью, а его содержимое, подрожав несколько мгновений, растворилось. Я не смог сдержать крика изумления, когда обнаружил себя в образе молодого человека, одетого в курточку странного покроя и с весьма залихвастским беретом на макушке. В руках у меня была большая бутыль с какой-то жидкостью.

Во внешнем мире произошли ничуть не менее радикальные перемены. Вместо уютного и чистенького коридора появилось мрачное, едва освещенное полуподвальное помещение с маленьким окошком под потолком. Стоявшая рядом огромная печь света почти не добавляла. Зато жара стояла просто убийственная. Хотя дело было то ли поздней осенью, то ли ранней зимой. По крайней мере, если судить по обуви прохожих, мелькавшей в подслеповатом оконце, лужам и дождю вперемешку с хлопьями мокрого снега.

В комнате царил неописуемый беспорядок. Большое кресло и стол были буквально завалены самыми разными инструментами, баночками с реактивами, клочками тонкого пергамента, испещренными рисунками и письменами, на полу лежали толстые манускрипты, в раскрытом виде нагроможденные друг на друга, гравюры, перегонные аппараты, всевозможные склянки с какими-то загадочными субстанциями и даже музыкальные инструменты. На печи царил хаос из всякого рода сосудов, керамических колб, стеклянных реторт и перегонных кубов. По углам висела паутина, а пыль была везде.

По «кабинету» изящно и даже грациозно сновал его хозяин, – мужчина неопределенного возраста в изрядно поношенном халате. Он то и дело выхватывал из завалов кусочек пергамента или книгу, читал на ходу, что-то бормоча себе под нос, и семенил к печке, умудряясь по ходу ничего не задеть.

– Ну наконец-то, сколько тебя можно ждать, Николя, – заметив меня воскликнул мужик, которого я успел окрестить Алхимиком, – после чего буквально выхватил из моих рук бутыль и махом вылил ее содержимое в жестяной куб, стоявший на печке. Моментально адское варево начало шипеть и булькать, а воздух наполнился малоприятным запахом.

– Ну все, сказал Алхимик ничуть не смутившись. – Теперь можно подождать часов 40. А пока у нас есть время… помнишь, ты на прошлой неделе опять приставал ко мне с просьбой рассказать обо всем этом (он обвел выразительным жестом лабораторию). Я обещал подумать. Признаюсь, решение мне далось непросто. Ведь наш принцип неизменен уже сотни лет: говори мало, делай много, молчи всегда. Но, с другой стороны, парень ты неплохой, просишь уже года три, да и я не молод, вдруг что случится, должен же кто-то довести процесс до конца, иначе 20 лет каторжного труда просто пропадут. Ладно, слушай меня внимательно.

Вот ты все присматриваешься, думаешь, что я тут пытаюсь изготовить золото? Ладно, не стесняйся, так все думают. – Алхимик почесал нос, пристально взглянул на меня, хмыкнул и задумчиво протянул. – Золото… Какая ерунда. Разве мы мелочны, чтобы так по мелочам размениваться. Наша цель – завершить дело Творца. Да-да, ты не ослышался. Именно так. Мы ищем путь к совершенству всего. От металлов до человека.

Раскрою тебе один секрет: в мире все живое несовершенно, а если что-то вдруг достигает совершенства, оно тут же начинает умирать. Гроздь винограда, достигнув максимум спелости и сладости, начинает гнить. Также груша, яблоко, любой фрукт или овощ. Но смерть дает начало новой жизни. Умирает, например, ртуть и свинец – низшие металлы, – а появляется золото, – высший. Но получение золота – лишь побочный процесс, говорящий, что мы на правильном пути. А к нему свели все наше великое искусство. Хотя настоящие адепты, Мастера много раз говорили: «Наше золото – не золото черни». Увы, когда чернь везде и всюду, их голос некому услышать.

Но ладно, скажу несколько слов о золоте, раз оно так будоражит твое воображение. Трансмутация любого металла в золото при помощи философского камня называется хрисопеей. Сам камень, кстати, не может ее проводить, на его основании лишь приготавливается порошок-катализатор. Один грамм порошка на сто граммов металла бросают в расплавленный металл, и через 15 минут получают золото, нисколько не теряя в весе.

Но! Хрисопея служит всего лишь контрольной проверкой для подтверждения качеств камня при изготовлении его новой партии. А запасов обычно хватает очень надолго. Поэтому такие операции проводятся редко, – 2—3 раза в жизни, и мало кто из алхимиков бывает богат. Да нас и не интересуют блага земного мира.

Итак, то, что Бог оставил незавершенным, завершает наше Искусство. В том числе, и в отношении себя самого. Чернь же приписывает акт творения одному Создателю, превращая свою жизнь в бессмысленный и бездушный часовой механизм, живя по раз и навсегда установленному алгоритму.

Так вот, человек есть тот, кто завершает Творение, он тот же Создатель, вносящий смысл в существование этого мира. Без него мир становится неуслышанным и неувиденным, просто поглощающим еду и продлевающим род, пребывающим во тьме, без смысла и цели. Только человек придает всему смысл и значение, и в этом его величайшая роль и место.

А мир для нас – это не тупая инертная масса, как для ученых, – он живой. И совсем не такой, как вы себе представляете. Металлы, например, – не простые тела, они состоят из трех элементов в разных пропорциях: это ртуть философов, сера философов и соль или мышьяк. Причем они никакого отношения к химическим элементам не имеют, а указывают на качества материи. Ртуть, или женское начало, – символ собственно металла, с присущими ему блеском, ковкостью и тягучестью. Сера, или мужское начало, определяет степень возгораемости и цвет. Соль (или мышьяк) – способ соединения серы и ртути. А поскольку все металлы состоят из одних и тех же элементов, то их пропорции можно изменить с помощью катализатора, или, иными словами, философского камня. Вместе с ними изменяется и сам металл. Вот в чем суть получения нашего золота.

Металлы – вместилище священных энергий, в камнях бьется пульс жизни, а человек, – наиболее совершенное существо, аналог золота, – содержит в себе зачатки божественного Абсолюта. Проблема в пробуждении их энергий и овладении ими, а также в поэтапном возвращении человека на свою утраченную родину, в Эдем. Это две стороны одного процесса.

– Знаю, – не удержавшись, робко вставил я, неожиданно заговорив на непонятном мне языке. – Об этом еще некоторые ученые писали. Первым Карл Юнг обнаружил, что образы, являющиеся его пациентам из глубин психики, и алхимические символы идентичны. После чего 30 лет жизни потратил на изучение вашей науки, пытаясь понять странный, загадочный параллелизм трансформации металлов и трансформации души человека. Причем изменение образов у алхимиков в процессе совершенствования металла от свинца к золоту аналогично тем же образам при восхождении потерянной человеческой души к свету. И это не фантазии поэта, а научные труды Нобелевского лауреата, за которым, к тому же, десятки лет клинической практики.

– Хм, не знал, а кто этот Юнг?

– Ой, извините, – спохватился я, поняв, что сболтнул лишнего, и до появления психоанализа и Нобелевских премий еще не одна сотня лет – так, один знакомый ученый.

– Умный мужик, видимо… Так вот, Господь говорит каждой душе: «Ради тебя Я стал человеком. Если ради Меня ты не станешь Богом, ты не воздашь Мне по справедливости». Это напрямую обращено к нам, алхимикам. Чтобы завершить божественное Творение, надо стать если не Богами, то причастными Божественному. Вот почему труднее нашей задачи ничего на свете нет. Тут нужен ключ, нужен проводник. Ведь мы пытаемся воспроизвести в лаборатории процессы космического масштаба, начиная с организации изначального хаоса. Нам приходится принимать во внимание всю Великую Книгу Природы: времена года, расположение планет, земной, лунный, солнечный магнетизм и многое другое. Это настоящее рождение мира.

– Действительно, сложнейшая задача, ведь гениальный Исаак Ньютон потратил на ее решение больше времени, чем на свои научные исследования, но у него ничего не вышло, – вновь опрометчиво поддакнул я. – И, спохватившись, добавил: ой, да, Ньютон – это еще один мой знакомый ученый. После чего, поклявшись себе больше не произносить ни одного имени, быстро перевел разговор на другую тему: вы сказали, как философский камень трансформирует металлы, а как он трансформирует человека?

– Алхимик принимает в течение двух лет его раствор в гомеопатических дозах. У него выпадают волосы, ногти и зубы, которые затем опять вырастают, более крепкие и здоровые. Все естественные выделения совершаются путем испарения. Камень многократно увеличивает также интеллектуальные и духовные возможности, – важный шаг на пути овладения Высшим Знанием. И здесь все трактаты замолкают, ибо обычный человек не способен следовать за избранным в его Вселенную. Есть много свидетельств, что эти люди сочетали здоровье, молодость и невероятное долголетие, свидетельства знакомых, встретивших их через 40 или 50 лет и т. д. Но что происходило в их Вселенных высшего мира мы не знаем. Да и таких людей на всю Францию едва ли наберется с десяток.